- Разрешите при проворачивании машины на передний ход немного увеличить обороты.
      - Раз нужно, разрешаю.
      Машина заработала согласно телеграфу "малый вперед". Лед метров на восемь поломали. Ставлю телеграф "вперед средний". С кормы сообщают: лед сломан метров на пятнадцать - двадцать.
      Отдали швартовы, дали "малый задний ход". И чудо свершилось. Корабль двинулся кормой вперед. Потом последовали команды: "Полный вперед!", "Малый назад!" и опять "Полный вперед!".
      И я и вся верхняя команда в радостном удивлении. Хоть и не прямым курсом, но корабль к выходу из бухты все же приближался без буксира и ледокола.
      Скажи мне кто-нибудь раньше, что одновинтовой корабль может во льду двигаться задним ходом, я посчитал бы это шуткой. А тут мы из замерзшей бухты выбрались таким способом в пролив Босфор Восточный.
      На чистой воде ложимся на курс к острову Аскольд. Ветер попутный, льдов в пределах горизонта не видно. Выбираясь из бухты, мы потеряли более трех часов. Надо сокращать путь и идти проливом, оставляя Аскольд справа. Пришлось изменить курс. А тут новая напасть - шуга. Чем дальше идем - тем она все плотнее. Скорость уменьшилась наполовину. Дальше пошло совсем худо. Машина работает на полных оборотах, а корабль стоит.
      Пробую задним ходом выбраться - все бесполезно. Завязли в шуге, которая, как вата, обняла и зажала. Пробуем лотом измерить глубину. Лот уходит в шугу на четверть, а дальше пробить ее не может. Завязли... Теперь все будет зависеть от того, куда нас понесут ветер и течение.
      Через час становится ясно: несет на камни Унковского либо на кекур возвышающуюся из воды конусообразную скалу. Утонуть, может, и не утонем, но корабль поломаем... И во всем опять виноват я сам. Ведь сигнальщик-помор предупреждал, что шуга опасна... Спустился я на нижний, закрытый от ветра мостик. Мечусь, что зверь в клетке, курю трубку за трубкой. И тут слышу взволнованный голос вахтенного начальника:
      - Товарищ командир, за мигалкой вдоль острова Путятина и у пяти кекуров чистая вода шириной почти полмили!
      Смотрю: действительно, вот она, желанная чистая вода... Командую:
      - Право руля, держать полкабельтова вдоль края шуги. Штурман, чаще определять наше место!
      Сам взял пеленга, проложил. Место и курс получились очень близко к береговой черте и особенно - к кекурам. Так раньше мы никогда и не хаживали. Если бы я, будучи флаг-штурманом, увидел такое на каком-нибудь корабле, учинил бы разнос и штурману и командиру. А сейчас иду, да еще радуюсь... Однако пока, кажется, рановато... Идем прямо на самый южный кекур. Надобно повернуть вправо, да там шуга, из которой только-только выбрались. Идти, прямо - значит, носом таранить кекур!.. Из одной беды выбрались и тут же в другую попали!
      Пришлось скомандовать:
      - Право на борт! Коордонат шестьдесят градусов. При этом маневре корабль на некоторое время вошел
      в кромку разреженной шуги. А с южным кекуром мы разошлись почти на расстоянии рукопожатия.
      В нужную бухту пришли поздно. Швартовались, освещая пирс сигнальным прожектором. Иного не было ни у нас, ни у подводников, которыми командовал самый молодой на Тихоокеанском флоте командир бригады Г. Н. Холостяков.
      Бухта ото льда была свободна, и мы, учитывая опыт, ошвартовались кормой к берегу. Прибыл начальник штаба бригады подводных лодок - узнать, сколько мы можем дать воды. Доложил. Неожиданно в каюту ворвался однокурсник Николай Ивановский - теперь командир подводной лодки. Обнялись: не виделись с момента окончания специальных курсов.
      - Слушай, Володя, выручи! Ржавеют механизмы. Кругом сырость - хуже, чем под водой. Дай краски, чтобы покрасить хоть самое главное.
      Тут же вызвал боцмана Васильева. Спрашиваю, сколько у нас имеется краски, чем можем помочь подводникам.
      Я знаю, как трудно боцману, любящему свой корабль, расстаться с самым драгоценным, от чего весь вид корабля зависит, расстаться с запасами накопленной краски. Боцман любил корабль, на котором служил, потому и был рачителен до предела. Тем более что старый корабль требовал большого ухода.
      - Васильев, а ты на подводных лодках бывал?
      - Ни в жизнь.
      - Слушай, Коля, - обратился я к Ивановскому, - вызови своего боцмана, пусть он Васильеву твою лодку покажет по-настоящему.
      Николай сразу смекнул, в чем дело, вышел на палубу и свистнул в два пальца. Вот уж не ожидал от него такого.
      - Послушай, что это за новый вид корабельной связи? - удивился я.
      - Вот и видно, что и ты, вроде своего боцмана, подводную лодку знаешь только понаслышке: когда работают дизеля, кроме свиста и жестов руками, никакая другая связь не годится!
      Боцмана наши ушли на подводную лодку, а мы с Ивановским остались в каюте, сидим, вспоминаем годы морского младенчества.
      Первым в каюте появился Васильев:
      - Понял я, товарищ командир, что на флоте нет службы труднее, чем у подводников. А насчет краски не беспокойтесь - все сделано по-братски. Сколько могли, столько и дали. Подводники довольны.
      К вечеру второго дня сдали подводникам воду. За это время в нашей бане помылись и наши краснофлотцы и подводники. Ребята беседовали между собой, находили земляков. Все вместе посмотрели кинокартину, обменялись кинолентами. Подводники были рады-радешеньки.
      Ведь тогда на южном берегу этой бухты, кроме нескольких наскоро сделанных пирсов и немногих зданий, ничего не было! А на северном берегу были разбросаны дашь деревянные домики небольшой деревеньки...
      И лет-то с того времени прошло чуть больше сорока, а какие сказочные перемены произошли в Приморском крае!
      Туманы, чтоб вас!..
      Сколько ни плавал, а туман, по-моему, самое неприятное для моряка. Днем ничего не видишь, а ночью и того хуже. Все промокает насквозь, вещи покрываются плесенью.
      Теперь, имея средства радиолокации, входить в бухту Золотой Рог, в залив Стрелок, да и в любое другое место, и выходить из них - проще простого. А в те годы нам пришлось изрядно натерпеться. Хотя за все время существования нашего соединения не было ни одной навигационной аварии или столкновения, но плавание в тумане изматывало людей.
      ...Стояла середина лета. Туман - плотней не придумаешь. Под руководством Викторова идет очередное флотское учение. Как всегда, все пять минных заградителей изображают "противника". Викторов держит свой флаг на "Томске". За ним следуют "Эривань", "Астрахань", "Теодор Нетте" и "Ворошиловск". Запас хода у каждого - всего четыре-пять оборотов гребного винта в минуту, и вот извольте при этом соблюдать заданную дистанцию! Чуть отстал - нагонять будешь часами.
      На учении нас должна найти авиация, будут атаковать развернутые в море подводные лодки, торпедные катера и, наконец, по нас будет бить артиллерия береговой обороны.
      Торпедным катерам "Г-5" с дюралевыми корпусами, обладавшим в то время самой большой скоростью из всех видов надводных кораблей, приходится совсем туго. На них нет никаких средств наблюдения. Стоит только прибавить обороты моторов, как вообще ничего не слышно. Чтобы найти противника, приходится прочесывать море, идя гребенкой: зубья - сами катера. На волне при скорости ветер бьет так, что никакие шлемы не помогают, стоять можно только спружинив ноги.
      На подводных лодках того времени имелись шумопеленгаторы типа "Марс". С такими-то несовершенными средствами требовалось в назначенном квадрате найти и атаковать "противника"!..
      На самолетах тоже трудно. Какое же острое зрение, какую наблюдательность нужно иметь летчикам, чтобы по едва заметным признакам найти морскую цель? А они успешно искали и находили. Мало того, еще и наводили силы флота для нанесения удара.
      Мы много и часто плавали в тумане. И естественно, стремились сделать такое плавание безопасным. Для этого мы стали применять большие тральные буи, которые имели электролампы, действующие от аккумуляторов, находившихся внутри корпуса буя. Сначала мы применяли такие буи на своем корабле, а патом вооружили ими и остальные заградители.
      Каждый корабль буксировал буй на тросе, длиной до двухсот метров. Задача корабля, идущего сзади, заключалась в том, чтобы не выпускать этот буй из виду и следовать за ним. Чтобы удерживать буй в пределах видимости, днем и ночью освещали его своим сигнальным прожектором. Такой способ сохранения своего места в строю во время тумана у нас вполне утвердился.
      ...Сегодня на учении идем в самую дальнюю назначенную точку, откуда двинемся уже "противником". Миновали маяк Скрыплев, поставили свои туманные буя и идем в строю кильватера, давая согласно международным правилам, через определенные промежутки времени гудки, чтобы избежать столкновения. Каждый корабль гудит на свой лад - кто басовито, кто тонко. От этих звуков тоска берет.
      Ночь уже давно вступила в свои права. Викторов вышел на ходовой мостик и все чаще стал поглядывать за корму "Томска". Наконец он не выдержал:
      - Вот уже пятнадцать минут наблюдаю, как "Эривань" свой прожектор держит в одном и том же положении, что-то освещая на воде. Запросить сиреной, что случилось.
      Надо сказать, что в тумане, за неимением других средств связи, военные корабли осуществляли ее паровой сиреной, пользуясь азбукой Морзе.
      Комбриг Васильев доложил Викторову о нашем нововведении - туманных буях, придуманных для облегчения плавания в тумане.
      - Введение введением, - сказал Михаил Владимирович. - Может быть, в нем и есть свой резон, но подводные лодки и торпедные катера о ваших изобретениях не знают. Прорезая строй, подводные лодки могут погнуть перископы, а торпедные катера, напоровшись на буксирные тросы - и вовсе изуродовать себя... Поэтому, как только придем в точку, все эти туманные буи убрать.
      Вскоре мы на "Теодоре Нетте" прочитали сигнал: "Убрать буи до пятидесяти метров". А через некоторое время вновь с "Томска" сиреной передают: "Туманные буи убрать". Легли курсом к берегу.
      Ночью слышали гул самолетов. Около девяти часов утра с левого борта шум дизелей. Минут через пятнадцать с "Ворошиловска" передали сигнал, обозначающий, что он видит подводную лодку на северо-востоке.
      Идем по позициям подводных лодок. Туман временами приподнимается метров на двадцать. Следуем за "Астраханью". Кажется, вот-вот толкнем ее носом в корму. Значит, расстояние между нами метров тридцать - сорок. Флагман меняет курс, наша задача не упускать из виду корму впереди идущего - и вдруг:
      - Правый борт шестьдесят - подводная лодка. Действительно, видна рубка всплывающей подводной лодки. По существующим на учении правилам это означает, что она атаковала. Какой корабль был атакован - установит посредник. Посмотрел я в бинокль и увидел номер лодки. Вот так встреча! Это лодка, которой командует Михаил Клевенский, мой однокашник по училищу, толковый подводник...
      Приближаемся к району действий торпедных катеров. Народ па них отчаянной смелости. Тут уж жди атак с любого направления несколькими, группами. Ориентироваться в тумане трудно - то носа своего корабля не вижу, то вдруг прояснится метров на сто.
      - За кормой шум торпедных катеров, - доложил наблюдатель.
      И в самом деле, появилось звено катеров, стреляют сигнальными ракетами. Так они обозначают атаку. Головной проскочил между нами и "Ворошиловском", второй отвернул вправо от атакованного корабля всего метрах в тридцати.
      Флагман после этого эпизода изменил курс градусов на тридцать пять серок. Не прошло и получаса - новая атака: сначала одиночными катерами, а потом группами. Просто удивительно, как они нашли наш отряд, как сумели не только слаженно атаковать, но и уклониться после атаки по всем правилам морского искусства. И что особенно важно - в тумане не налететь друг на друга!..
      После атак торпедных катеров курсы нашего отряда по приказанию Викторова располагались так, чтобы дать возможность береговым батареям проявить себя. К полудню туман приподняло от воды метров на тридцать.
      Я, как и многие другие моряки нашего соединения, принимавшие непосредственное участие в строительстве береговых батарей, приближенно знал, на какой высоте от моря они расположены. В моем представлении их посты наблюдения и дальномеры были закрыты туманом. На разборе же выяснилось, что артиллеристы изловчились: придумали такие усовершенствования, при помощи которых видели цели и вели немую стрельбу, прокладывая курс цели на планшетах. Услышать это было радостно: выходит, не зря все посланные на строительство объектов уплотняли бетон, топая ногами (иных способов в то время не было)... Люди вернулись в опорках, сапоги разбили вдрызг, но довольные тем, что "отгрохали" такие мощные сооружения...
      ...Нам дали новое задание: принять воинскую часть с артиллерией, обозом, всем прочим имуществом и перебросить ее из Тетюхе в залив Ольга. Для нас это дело привычное - на каждом флотском учении принимаем и высаживаем десант.
      Приемка воинской части с пристани Тетюхе прошла гладко. Помаялись только с артиллерийскими лошадьми. Переход небольшой - около девяноста миль, поэтому решили для коней сделать лишь легкие ограждения. Воинские подразделения расположились на верхней палубе, спардеке, некоторые - на нижней палубе в кубриках. По всему, видно, прибывшие красноармейцы на кораблях прежде не бывали, по морю еще не плавали.
      Штурман сделал предварительную прокладку курсов. Я, как всегда, проверил расчеты, проложенные курсы и утвердил их. Отошли от причала, легли на назначенный курс и пошли восьмиузловым ходом.
      Чем дальше от Тетюхе, тем плотнее туман. Стали давать гудком туманные сигналы. Давали их с короткими промежутками и неизбежно вызывали у наших пассажиров недоумение, а то и беспокойство. Пришлось им разъяснять, что в тумане каждый корабль гудком дает знать, где он есть, чтобы корабли могли разминуться, не столкнувшись.
      Отобедали. Командир части поднялся на мостик. Разговорились. Он рассказывал мне о рудниках, где добывают свинец, о великолепии здешней природы, обилии цветов и о том, что места тут ох как богаты пчелиным медом...
      - Товарищ командир, время поворота на вход в залив Ольга! - докладывает штурман.
      - Ложитесь на курс. Вызвать боцмана, стравить полторы смычки правого якоря. Ход уменьшить до среднего.
      Этим предосторожностям при подходе к берегу нас научили капитаны пароходов, которые передавали нам суда от торгового флота.
      Командир воинской части в заливе Ольга не бывал. Я ему рассказываю о нем, а у самого появилось чувство какой-то смутной тревоги... Туманный сигнал маяка Чихачева должен быть слышен чуть правее носа корабля, а его не слышно вовсе. Идем еще полчаса, а колокола все нет и нет...
      - Дать малый ход!
      Не прошло и трех минут, как прямо по носу, совсем близко, огромной белой стеной выросла каменная гора. Туман как обрезало. Солнце светит ярко, освещая мыс. Вода у мыса удивительной прозрачности...
      - Право на борт, самый полный ход!
      Нос корабля резко пошел вправо, а корма на циркуляции все ближе и ближе к береговой черте... Ничего уже больше сделать нельзя. Одна надежда - может быть, удастся не задеть винтом и рулем отлично видимые подводные камни...
      На мостике все замерли, затаили дыхание. Кажется, вот-вот авария... Когда корабль лег на обратный курс, люди с облегчением вздохнули, а я мог лишь произнести:
      - Малый ход. Лево руля, идти вдоль кромки тумана в залив.
      Ошвартовались к причалу бухты Тихая. Воинскую часть высадили удачно.
      После этого случая мы со штурманом еще очень долго ломали голову над тем, как и почему такое могло произойти, но до истинной причины так и не могли докопаться. Видимо, не учли какого-то попутного течения. И опять я поругал себя: вместо разговоров с командиром воинской части, надо было самому почаще работать с картой! Кроме того, я не принял всех мер безопасности при подходе к береговой черте, не учел совета дальневосточных капитанов. А они говорили: идешь вдоль берега - дай продолжительный гудок, включи секундомер, услышишь эхо - заметь время. Так ты будешь знать, на каком расстоянии от берега идет корабль...
      В кают-компании собрал командный состав и все откровенно рассказал. Нелегко говорить о своих ошибках, но, если командир сам в них признается, команда во всем будет ему доверять и уважать его будет.
      ...Вторая половина лета. На корабль приняты войска. Их надлежит скрытно высадить на западный берег острова Попова, где расположен рыбный завод. На такие задания "Теодору Нетте" везет...
      В светлое время вышли из Владивостока курсом на остров Аскольд, а с наступлением темноты резко изменили курс, чтобы, пройдя самым широким проходом между островами, подойти к маяку Брюс, расположенному на южном, совершенно отвесном, базальтовом, очень приглубом мысу. Брюса, при входе в залив Славянский.
      Еще до ужина заметил, что латунные поручни трапов, латунные части компаса стали слегка влажными, как вспотевшая рука человека. Это верный местный признак того, что через шесть - восемь часов туман закроет все море.
      Так оно и вышло. Идем в сплошном тумане, курсом на маяк Брюс. По нашим со штурманом расчетам, до точки поворота от мыса Брюса на остров Попова хода более часу.
      - Прямо по курсу звук колокола, - докладывает впередсмотрящий, ведущий наблюдение на баке у форштевня.
      Штурман и я засекаем секундомерами промежутки между сигналами колокола. Все точно так, как на маяке Брюс...
      : - Малый ход. Замерить глубину лотом Томсона.
      Увы, по лоту судить о месте корабля трудно, так как глубины примерно одинаковы и в проходе между островами, которым, мы сейчас, идём, и у самого мыса Брюса...
      Звуки туманного колокола слышны все яснее.
      - Машину на стоп.
      Все находящиеся на мостике внимательно слушают. Колокол в тумане звонит все так же. Продолжая следовать прежним курсом, неизбежно будем таранить мыс Брюса... Если наше счислимое место неверно, а колокол мы слышим, тогда нужно повернуть вправо и следовать к острову Попова, но при этом возрастает опасность выскочить на какой-нибудь из островов гряды... Что делать?!
      Есть на море мудрейшее правило: если неясна обстановка и возможна авария, становись на якорь! Так и поступили. В тумане, согласно правилам, отбиваем сигналы корабельной рындой (колоколом). Нам вторят все те же сигналы и в том же направлении.
      Никто с мостика не сходит. Главная машина в прогретом состоянии. Скоро рассвет. Впередсмотрящий докладывает:
      - Прямо по носу парусная шхуна, дистанция один кабельтов.
      Смотрю в бинокль. Действительно, парусная шхуна советских рыбаков корейцев, и именно на ней кто-то бьет по котлу точно так, будто звонит колокол на мысе Брюса. Такое нарочно не придумаешь!.. Снимаемся с якоря и даем полный ход.
      - Капитана, ходи не надо, капитана, ходи не надо!.. - кричат со шхуны.
      Прошли почти вплотную с шаландой и только тут увидели поплавки рыбацкой сети. Командую:
      - Стоп машина. Осмотреться за кормой.
      С кормы поступил доклад: "Сети прошли, винт и руль чистые".
      Туман еще немного приподняло, и мы увидели разбросанные по всей ширине межостровного района несколько десятков рыбачьих шхун с поставленными сетями для ловли иваси. Вертимся, как можем, между рыбацкими сетями, чтобы не повредить их и не лишить рыбаков орудий труда.
      Вот и получилось, что десантников вместо ночи высадили в светлое время...
      После этого происшествия навели в заливе должный порядок: определили районы для добычи рыбы, наладили оповещение.
      Не взяли
      Наступила осень. Изводящие мореплавателей, месяцами не прекращающиеся туманы сгинули. Осенняя пора - самое благоприятное время для изучения берегов Приморья. Такой поход задуман командованием, и все минзаги, в том числе и наш "Теодор Нетте", к нему готовятся: пополняют запасы угля, продовольствия и всего того, что может понадобиться. Я со своим командным составом провел уже не одно занятие на картах и с лоциями, изучая районы предстоящего похода.
      Хотя официально и не доводили до сведения команды, куда и зачем идем, но и на сей раз "баковый вестник" сработал безукоризненно: фактически о предстоящем походе знали все. Да и как не узнать, если дополнительно приняли несколько десятков мешков ржаных сухарей, механики получили какие-то детали на техническом складе, а корабельный лазарет пополнил запасы медикаментов. Баляскин на кинобазе достал новые кинокартины, в краеведческом музее интереснейшие материалы. Одним словом, все и вся готовились к большому совместному походу. Однако нашему "Теодору Нетте" участвовать в нем не довелось. Накануне похода меня вызвал к себе на "Томск" Басистый и объявил:
      - Все минзаги завтра после подъема флага идут в поход, а ваш "Теодор Нетте" остается в базе.
      Такая весть просто ошеломила.
      - Как так? - взорвался я. - Почему? Что я скажу команде?
      - Команде скажете, что оставлены для обеспечения боевой готовности базы. Этим всему экипажу оказано особое доверие, - невозмутимо парировал Николай Ефремович.
      Ушел от Басистого в расстроенных чувствах и сам не заметил, как поднялся на вершину сопки Голубиная падь, с которой видно не только бухту Золотой Рог, пролив Босфор Восточный, но и Уссурийский и Амурский заливы. Разделяет их гряда островов Римского-Корсакова... Панорама всего залива чрезвычайно красива, а острова гряды выглядят такими-то исполинами, вылезшими из воды понежиться на солнышке. Присел на камень на самой вершине, подымил вдосталь трубочкой. Поостыл, налюбовавшись природой, и возвратился на корабль. Пригласил к себе Баляскина и все ему подробно рассказал.
      - Что пригорюнился - вижу, а что надумал - сам скажи.
      - Вот что, дорогой комиссар, есть у меня одна думка - не торчать во Владивостоке, а перебраться в залив Славянский. Ведь из всего плана боевой подготовки у нас осталась невыполненной только стрельба по берегу, то есть по острову Желтухина, который всего в нескольких милях от Славянки. Пойдем и отстреляем, а затем в Славянке проверим организацию постановки всего запаса мин, используя все четыре поста. Я сейчас слетаю в штаб флота к флагманскому минеру флота Эйсту. Он человек толковый. Минный запас мы все равно хоть маленькими порциями, но проверяем фактической постановкой. Уверен, Эйст доложит начальству и мы получим разрешение.
      - Ну что ж, командир, тебе виднее...
      Корабли ушли. У стенки остался только "Теодор Нетте" да два тральщика, проводившие планово-предупредительный ремонт.
      К девяти часам утра я пошел в штаб флота. Не знаю почему, но шел бодро, уверенный в том, что испытание разрешат. И все же не без некоторого трепета постучал в дверь кабинета флагманского минера флота. Эйст - эстонец, человек уравновешенный, степенный, рассудительный. Он никогда впопыхах не ответит, прежде все досконально продумает, взвесит... В своих требованиях флагманский минер был строг, но справедлив.
      Эйст жестом пригласил меня сесть и тут же спросил:
      - С чем прибыл беспокойный командир?
      Он очень внимательно выслушал все, о чем я доложил.
      - А вы представляете, какая адова работа ложится на плечи "теодоровских" минеров? Ведь не десяток, а несколько сотен мин нужно обработать - да так, чтобы на складе они могли храниться в должном состоянии годы!
      - Наши мины. Нам их в боевых условиях, ставить. Минеры у нас мастера, а их командир Пехарев просто профессор...
      - Ну что ж, дело вы задумали интересное и нужное. Пойду к начальству доложу, а вы подождите в моем кабинете. - С этими словами Эйст ушел.
      Вернулся флагманский минер почти через час, но с хорошей вестью постановку разрешили.
      - Действуйте, только без торопливости и рекордов. В таком деле нужна строгая, продуманная организация, - напутствовал меня Эйст.
      Поблагодарил флагманского минера и чуть ли не бегом пустился на корабль. А там - сразу к Баляскину.
      - Все затвердили. Самому Викторову докладывали. Дал "добро", но предупредил, чтобы не горячились. Как только команда пообедает, перейдем к минному складу, там соберем людей и поставим задачи.
      Все прошло, как задумали. Отстрелявшись по берегу, пошли в залив Славянский, к месту минной постановки.
      Минеры и запальные партии колдуют над минами, которыми забиты нижняя и верхняя палубы, а на корме стоят артиллеристы с готовыми для сбрасывания минными вешками. Наконец раздалась команда:
      - Начать постановку!
      На корабле только и слышно:
      - Правая!..
      - Левая!..
      На мостик идут доклады:
      - Поставлено пятьдесят!.. Сто!.. Двести!.. Грохочут паровые лебедки, подающие мины из погребов. Люди, занятые раскаткой мин, явно не справляются. Им на помощь приходят зенитчики, пулеметчики, даже те, кто выделен в аварийные партии. Мины летят за борт строго через назначенное число секунд.
      Постановку закончили вовремя. Развернувшись, идем малым ходом вдоль линии мин. Убедились, что все буйки плавают - значит, все мины поставлены. Стали на якорь. Теперь уже сам Пехарев должен, точно определить, правильно ли стала на заданную глубину каждая мина, и точно установить местоположение всей линии, которая перекрыла всю бухту. Дан отбой боевой тревоги. Все спешат на бак перекурить. Настроение у команды приподнятое.
      День выдался на загляденье погожий, на воде гладь. Лучшую погоду для выборки мин и не придумаешь. Но людям после такого тяжелого труда надо дать отдохнуть. Решили выборку мин начать на утренней зорьке. Всему личному Составу было объявлено: побудка в пять, команде - горячий завтрак за счет экономических сумм.
      Возвратившийся Пехарев доложил: мины стали хорошо, по штурманской части полный ажур.
      Утром начали выборку мин. В работе никого понукать не приходилось. Еще вчера на сборе результаты замеров минной линии были объявлены всем. Каждый знал: нормативы приготовления мин хотя и на несколько секунд, но перекрыты.
      Подача мин через коридоры кают командного состава была чрезмерно трудной и могла сорвать темп постановки. Однако моряки других боевых постов пришли на помощь минерам. Были и другие, более мелкие огрехи и недостатки, в том числе в подсчете числа сброшенных мин. Никакой механизации, никаких приборов в этой области тогда еще не существовало. Видимо, потому, что на флотах вообще не было заградителей с таким большим запасом мин, как у нас на Тихом океане. Проведенная постановка дала богатый материал для размышлений и улучшения организации всего этого дела.
      Мины выбрали за два дня благодаря виртуозной работе людей и милостивой погоде. Но, как и предрекал Эйст. приведение в порядок мин и корабля заняло неделю. Сколько мы пи мыли деревянную палубу, отмыть ее от минного сала так и не смогли. Осталось одно - вымыть ее хлорной известью, которая предназначалась только для дегазации и без разрешения вышестоящих химических инстанций тратить ее запрещалось.
      Решили попросить помощи у Эйста, когда он придет на минный склад, где мы будем сдавать имущество, чтобы узнать результаты постановки и проверить состояние минного боезапаса. А что он придет, мы были уверены.
      С якоря снимаемся с таким расчетом, чтобы у минного склада быть ровно в девять. Пришли к намеченному часу. На склад прибыл Эйст, покачал головой, увидя, в каком состоянии верхняя палуба.
      Флагманский минер флота самым тщательным образом ознакомился с отчетными документами, согласился со многими нашими предложениями и, поблагодари" команду за проведенную работу, убыл на катере в штаб флота. Нашу просьбу отпустить нам три бочонка хлорной извести Эйст передал в штаб флота, и вскоре мы получили желаемую хлорку.
      Сразу же после минной постановки мы запросили разрешение перейти в другую бухту для пополнения запасов пресной воды. В те времена в той бухте был образован большой водоем, куда собирали дождевую воду, пригодную для питья и паровых котлов.
      Получив разрешение, вышли по назначению, а через три часа уже вошли в бухту. Отдав правый якорь и развернувшись, рассчитывал подойти к пирсу кормой.
      Корабль на среднем заднем ходу приближается к пирсу. С кормы докладывают:
      - Осталось тридцать... двадцать пять метров...
      Машинным телеграфом даю команду: "Полный вперед!", а исполняется она наоборот: "Полный назад!" Что за чертовщина?!
      С кормы докладывают уже тревожным голосом:
      - Осталось восемнадцать метров.
      Бросаюсь к переговорной трубе, идущей в машинное отделение.
      - Самый, полный вперед!
      - Есть, самый полный вперед.
      - Отдать левый якорь!
      - Осталось пятнадцать метров, - несется с кормы. Сейчас врежемся кормой в пирс - и прощай руль, прощай винт...
      - Аварийный вперед!
      - Есть, аварийный вперед!
      Но расстояние до пирса катастрофически сокращается. Кажется, уже ничего нельзя изменить. С замиранием сердца смотрю на береговую черту и своим глазам не верю: случилось чудо - корабль остановился!
      - Стоп машина! Якорь-цепи не задерживать.
      С корабля - с нависшей над пирсом кормой - руками передают швартовые тросы. Гребцы швартовой шестерки быстро закрепляют их за кнехты. С кормы на пирс мгновенно подается сходня.
      Вызванному Бяшкирцеву, этому лучшему из лучших командиров отделения машинистов, я мог сказать лишь одно:
      - Пойдем на пирс и посмотрим, какие беды мы могли натворить.
      Сошли на пирс, видим: перо руля каким-то чудом угодило между двух свай, а корма нависла над пирсом, метра на три. От удивления Башкирцев просто остолбенел...
      Время шло к ужину. Команде разрешили мыться и стирать белье. Тем временем сигнальщик докладывает через мегафон:
      . - На береговом сигнальном посту подняты наши позывные и сигнал: "Командующий выражает одобрение вашим действиям".
      Вот и такое бывает в нашей морской жизни. Но все же одобрение высокого морского начальника и без пяти минут серьезнейшая авария, которой едва удалось избежать, - подобное встречается редко...
      Год боевой подготовки нами был закончен все-таки удачно, с приличными результатами.
      На подъеме
      С момента формирования Морских сил Дальнего Востока (МСДВ) личный состав надводных кораблей, подводных лодок, частей береговой обороны и авиации совместно с рабочими заводов не покладая рук трудился по вводу в строй кораблей и частей. Кажется, не было недели, в которую флот не пополнялся бы вошедшим в строй кораблем, подводной лодкой, самолетом, торпедным катером и береговой батареей.