С. С. Баляскин - личность примечательная; Обликом и характером - чистый россиянин. Лицо открытое, глаза серо-синие с поволокой, глубокие, проницательные, рост богатырский. Его внешность и открытый, доброжелательный характер удивительно располагали к нему. Баляскин любил рассказывать о природе, обо всем увиденном в детстве, о встречах с Пришвиным. Одним словом, был он человеком компанейским, начитанным, умел притягивать к себе людей, зажигать их своей увлеченностью.
      У нас с Сергеем вскоре установились дружеские отношения, и мы нередко заглядывали друг к другу в каюты - поделиться мыслями, а то и просто поговорить. Бывало, Баляскин, не стесняясь, прямо говорил мне о моих промахах и даже ошибках. Кто их не совершает, особенно на первых порах командования?! Однако кому приятно слышать о них?! Видя мою реакцию, Баляскин высказывал все, что нужно, и уходил к себе в каюту. А потом через час-другой заходил снова и приветливо говорил:
      - Ну как, командир, остыл? Пойдем в кают-компанию, поговорим. Там уже вестовые по твоему рецепту чаек заварили.
      Кипишь-перекипишь, бывало, и задумаешься. Конечно, обидно: за чем-то недосмотрел, кого-то зря взгрел чуть ли не на полную катушку. А можно было просто сделать замечание человеку, втолковать... Выходит, прав замполит, и уж совсем хорошо, что прямо в глаза сказал!
      Другой раз я к нему заходил и выкладывал свое мнение не менее откровенно. Так и пошло. Коли что трудное появлялось или хорошее - всегда обо всем говорили друг другу без обиняков. Бывало, и попетушимся оба, но всегда поймем друг друга и постараемся помочь. Так рождалось настоящее товарищество.
      Перешли мы для отработки организационных задач в самую красивую на острове Русском бухту Новик.
      На боевых постах идут тренировки с учебными минами, а орудийные расчеты занимаются на станке заряжания и на приборе Крылова.
      День чудесный. Туман еще не закрыл зеленых лесов на окрестных сопках и на вершине горы Русской. С корабля видно даже разнотравье, удивительно крупные яркие цветы, покрывающие все поляны и каким-то чудом забравшиеся на островерхие камни. На мелководье в затаенных местах плавают утки - "морские курочки".
      Тишина такая, что с берега - а до него метров шестьсот, не менее человеческие голоса слышны.
      На корабле шум лебедок, поднимающих в клетях мины из погребов. Мины расположены в десять ярусов, и машинисту на паровой лебедке надо не ошибиться - попасть на нужный ярус. Сделать это непросто, так как никакой сигнализации нет. Перед машинистом только барабан лебедки, на котором то наматывается, то разматывается трос.
      За тренировками на боевых постах удобнее всего наблюдать с верхнего мостика: видна вся палуба корабля. Все идет нормально. Флотский народ трудится с усердием. И вдруг поломка. Молодой машинист на полной скорости поднимал клеть и не уменьшил скорости, когда клеть подходила к стопорам. В результате стопор согнул подъемник. Досадно - еще не успели начать плавать, а погреб уже вышел из строя.
      - Вахтенный! Углицкого и Башкирцева мигом вызвать наверх ко второму минному погребу! - командует старший помощник.
      В те времена на минных заградителях телефонная связь командирского мостика была только с артиллерийскими орудиями, а также с кормой, где по боевой тревоге находилось место командира минной части.
      Прибежавшие из машинного отделения Углицкий и Башкирцев опять проявили себя с самой лучшей стороны. Они быстро смекнули, в чем дело, и предложили усилить крепление обоймы стопора болтами, а лучший минер главный старшина Коваленко нашел в минной кладовой новый штырь.
      К вечеру поломку исправили. Устроили комсомольскую "летучку", на которой состоялся серьезный разговор с виновниками. Решили срочно покрасить марки на тросах подъемников в белый цвет и поставить на грузовых мачтах затемненные синие лампы, чтобы лебедочник мог лучше видеть работающий трос, пришли также к выводу, что надо больше тренироваться ночью. Все эти дельные предложения исходили от комсомольцев и были в скором времени осуществлены.
      Для тренировки наводчиков флагманский артиллерист бригады Артем Брезинский передал нам прибор Крылова, а вот дальномерщикам явно не повезло: дальномер новенький, да тренироваться приходилось все по неподвижным, береговым, целям. Дня не проходило, чтобы корабельный артиллерист Москалев не просил дать возможность потренироваться по морской, движущейся, цели...
      Беспокойство артиллериста было понятным: 6 каких выходах в море может идти речь, пока корабль не сдаст всех организационных задач! Без этого нам не дадут разрешения поднять вымпел, а значит, и быть зачисленными в плавающий состав.
      Обидно: все корабли плавают, а мы находимся только в пределах бухты Новик. Есть только один выход - нажать и побыстрее сдать организационные задачи.
      Решили: соберем команду и выложим начистоту все - коли хотите плавать и догнать тех, кто на два года раньше вступил в строй, тогда кровь из носу, а задачи надо сдать через две недели.
      Так и сделали. Собрание прошло интересно, а нам с замполитом принесло большую пользу.
      На собраниях, которые проводил Баляскин, обычно не велось никаких протоколов, и, пожалуй, самое главное, что их характеризовало, - это предельная искренность. Вот и на этот раз все были едины во мнении: "Томск" и "Эривань" догнать!
      Наконец настал долгожданный час. Организационные задачи принимал у нас штаб бригады во главе с Басистым. Сдали все без натяжек. По лицу Николая Ефремовича я видел, что он доволен.
      Вскоре пришел и приказ. Мы подняли вымпел. Это означало, что "Теодор Нетте" вступил в строй боевых кораблей. В это же время вошла в строй и "Астрахань". Все-таки оказалось, что обогнать Марина, который теперь командовал "Астраханью", совсем нелегко! А уж в управлении маневрами корабля, особенно при швартовках, лучше его не было...
      Так, у теодоровцев продолжалось негласное соревнование с астраханцами.
      По минной части, которой у нас командовал очень толковый минный специалист и командир Пехарев, наши дола обстояли несколько лучше, чем у астраханцев, за исключением одного - выборки и подъема из воды поставленных мин. Как мы ни старались, а нередко "Астрахань" - хоть на две-три минуты! выбирала свои мины раньше нас.
      По решению комбрига Васильева минные постановки первоначально мы отрабатывали вместе. О том, что эту задачу у нас будет принимать комбриг, мы знали. К ней усиленно готовились.
      Сорок учебных мин, контрольных пеньковых концов (для определения фактической глубины, на которую стала мина) с металлическими буйками, похожими на каравай хлеба, за что их называли "хлебчики", вешки, необходимые для обозначения места фактической постановки мин, а также все нужное для выборки мин из воды - все тщательно проверено и готово к использованию...
      Стоим в бухте на рейде. Раннее утро. Как говорится, солнышко еще не проснулось. Я вышел из каюты на верхнюю палубу и вижу: на флагманском корабле подняты паши позывные и еще какие-то сигнальные флаги.
      - Сигнальщик, что за сигналы на "Томске"?
      - Позывные наши и "Астрахани" и сигнал "Командиру срочно прибыть к флагману".
      Только мы успели отвалить от трапа, как смотрим: и от "Астрахани" шлюпка тоже отошла. Тут уж гребцов и подгонять не нужно. Сами жмут что есть духу. К трапу "Томска" подгребаем чуть впереди, но есть на флоте неписаное правило вежливости: младший уступает дорогу старшему. А Марин и годами старше меня, да и командиром минзага стал на два года раньше.
      На "Томске" начштаба бригады вручил командирам кораблей по секретному пакету с широкой красной полосой, пересекающей его по диагонали. И добавил:
      - Готовить корабли к выходу экстренно. Все остальное узнаете, когда прочитаете документ сегодняшнего учения. Комбриг пойдет на "Астрахани", а на "Теодоре" на учении будут представители штаба бригады. Ясно?
      Вот так дела... Выходит, не успели мы взять в руки пакеты, как учение уже началось, и время будет учитываться с точностью хронометра.
      - Товарищ Андреев, с вами на вашей шлюпке пойдут флагманский артиллерист Брезинский и механик "Томска" Пинчук.
      Пока я выслушивал указания начальника штаба, шлюпка Марина уже отвалила. Попробуй теперь нагони ушедшее время! Наконец все представители собрались, и наша шлюпка тоже отвалила.
      - Ребята! Началось зачетное учение. Дорога каждая секунда, жмите, чтобы весла гнулись!..
      Видывал я много гребных гонок, сам в них участвовал, призы брал, но чтоб с такой скоростью шла шлюпка, видеть еще не приходилось.
      Не успела шлюпка подойти к трапу "Теодора", как я, не выдержав, кричу:
      - Старпом! Экстренная съемка с якоря! Через десять минут командному составу собраться в кают-компании!
      Загремели колокола громкого боя, расположенные во всех помещениях. Им вторили команды старпома, передаваемые в мегафон с верхнего ходового мостика. В миг ожил весь корабль. Люди, как и положено на флоте, бегом бросились к своим местам. Снимаются брезентовые чехлы с орудий, с грузовых лебедок. Все знают: если выходим в море, то только в полной боевой готовности по боевой тревоге.
      Обычно для того чтобы прогреть, довести до нужной температуры любую главную паровую машину, требуется несколько часов. А тут - экстренно. В правилах эксплуатации такое предусмотрено, но подвластна машина только мастерам своего дела. Чуть где промашка - машина выведена из строя, и без вмешательства завода не починишь. Знаю, как трудно сейчас приходится в машинном отделении. Хоть вся машинная команда, - ребята один к одному, все равно волнуюсь. Да и проверяющий Пинчук первый раз за флагманского механика.
      У флагманского артиллериста Брезинского требование: пушка и орудийный расчет - одно целое. Стало быть, люди должны работать безукоризненно точно и максимально быстро. А в артиллерийских погребах порядок и чистота должны быть, как в лазарете.
      Артиллерия была всей жизнью Артема Брезинского. У него был острый ум и молниеносная реакция. Я догадывался, что мечтал Артем не о нашей разнокалиберной с самыми примитивными приборами управления артиллерии. Как только на флоте был образован дивизион из новых сторожевых кораблей, в командование которым вступил Тихон Андреевич Новиков, Артемий Георгиевич Брезинский стал дивизионным артиллеристом. А когда Северным морским путем с Балтики пришли эскадренные миноносцы "Сталин" и "Войков", когда образовалась 7-я морская бригада, он стал флагманским артиллеристом бригады.
      - Товарищ командир, командный состав собран!
      Вместе с Баляскиным, который тоже успел ознакомиться с содержанием пакета, спускаемся в кают-компанию.
      - Штурман, карту Уссурийского залива! Накладываю на карту полученную кальку минного заграждения.
      - Прошу внимания. Времени у нас предельно мало. Суть учения: совместно с "Астраханью" производим в Уссурийском заливе условную минную постановку полного запаса мин. Какие вводные будут давать проверяющие, увидим. После условной минной постановки следуем в залив Славянский, где и производим совместно с "Астраханью" минную постановку - по тридцати учебных мин. Прошу штурмана обратить особое внимание на счисление, а минера на организацию постановки мин одновременно с двух постов!
      Сергей Баляскин добавил, что проводить собрание всего личного состава не будем: нет времени, да и обстановка не позволяет. Вся партийно-политическая работа должна быть сосредоточена в боевых частях, на боевых постах, где и следует довести до людей цели и задачи похода.
      Не успел Баляскин закончить, как в кают-компанию не вошел, а буквально влетел главный старшина машинистов Углицкий:
      - Товарищ командир, машина к походу готова!
      - Немедленно поднять наши позывные!
      Все командиры разошлись по своим местам. Я же, прихватив из каюты бинокль, быстренько поднялся на верхний мостик.
      - Как "Астрахань"? Не поднимала еще своих позывных?
      - Никак нет, не поднимала, - немного тушуясь, докладывает сигнальщик-первогодок. И вскоре: - Товарищ командир, "Астрахань" подняла свои позывные.
      Выходит, минут пять мы выиграли. Они нам пригодятся.
      - Старпом! Учебно-боевая тревога. Якорь-цепь подобрать, оставить на клюзе одну глубину.
      Вижу: от "Томска" отвалили две шлюпки, на одной комбриг, на другой начальник штаба бригады.
      Не прошло и четырех минут, как старпом доложил:
      - Корабль к походу и бою изготовлен.
      - Командир, а ведь вроде ничего получается! - обращается ко мне Баляскин.
      Пока ничего, это верно, но подождем: ведь недаром говорится - цыплят по осени считают.
      - Старпом! Начальника штаба я сам встречу у трапа. Как только он ступит на палубу, чтобы трап был вмиг поднят и завален!
      Подошла ожидаемая шлюпка с Басистым.
      - Товарищ начальник штаба, корабль к бою и походу изготовлен.
      Пока мы поднимались к штурманской рубке, комбриг успел прибыть на "Астрахань", и там подняли на мачте красный флаг с белой пятиконечной звездой - флага младшего флагмана.
      - "Астрахань" снялась с якоря, - докладывает старшина сигнальщиков Глухов.
      Еще одну проверку на бдительность сигнальной вахте учинил комбриг.
      - Старпом! Следуйте за флагманом и дальше кабельтова не упускайте: с сопок может спуститься туман. Сам я по старой штурманской привычке давно уже определил наше место якорной стоянки и занес его в свою штурманскую записную книжку. Сейчас записал время съемки и отсчет лага.
      Как только вышли из бухты и легли в кильватер "Астрахани" курсом на выход в Уссурийский залив, Басистый объявил:
      - Штурману - туман! Условная минная постановка строго по счислению! Только в конце ее имеете право определить свое место.
      Басистый, дав нам вводную, сказал, что пойдет по кораблю. Баляскин отправился его сопровождать. Походив с хорошим начальником по кораблю, многому можно научиться.
      Условная минная постановка на кораблях прошла удачно, ошибки в счислении не выходили за пределы установленных норм. Мины опустили в погреба. Пока мы шли к заливу Славянскому, команда пообедала и немного передохнула.
      Фактическая минная постановка производилась тоже до счислению. Контрольные концы при сбрасывании мин не перепутались, вехи, которыми отмечали начало и конец постановки мин, стали нормально. Каждый корабль стал на якорь у своей линии мин.
      Флагманский штурман бригады Сергей Георгиевич Горшков вместе с корабельными штурманами определил степень точности постановки мин каждым кораблем. Флагманский минер Борис Васильевич Каратаев (Арсений Григорьевич Головко был переведен на должность начальника штаба бригады торпедных катеров) с корабельными минерами по контрольным концам определил точность постановки каждой мины.
      Криминалов не было. И штурмана и минеры со своим делом справились. Теперь окончательная оценка зависела от того, как быстро корабль выберет из воды свои мины. И главное - не потерять ни одной!.. Если потеряем - дело дрянь: дежурить и тралить придется до тех пор, пока не найдем. И уж, конечно, вместо плюса за боевую подготовку заработаем здоровенный минус.
      Погода стояла тихая. Вода в заливе - что зеркало.
      Поэтому, хоть день пошел уже под гору, выборка мин все-таки началась. Требовалось к каждой мине по очереди подвести на шлюпке пеньковый трос, закрепить его за контрольный конец мины и лебедкой подтащить ее к борту корабля. Затем грузовой стрелой поднять на борт. Вроде бы все просто... Но сноровка в этом деле требуется немалая. Да и как-никак хочется все сделать побыстрее, чтобы обогнать "Астрахань"...
      С мостика замечаю, что корабль Марина переходит от мины к мине, а на якорь не становится. Вот это да! Молодец Марин! Что придумал! Явно обгонит нас... Пробую делать, как Марин. Получилось. Да и людям так работается веселее: грести, заводя трос к мине, нужно теперь на значительно меньшее расстояние. Уже два десятка мин на борту. Принялись за последний, третий. Как вдруг со шлюпки раздается:
      - Стоп машина, проводник на винт намотало!
      .Винить гребцов нечего, сам виноват: не сумел провести маневр кораблем. Все попытки очистить винт со шлюпки оказались безуспешными. Водолазов бы сейчас! Но они в нашем штате не предусмотрены. Однако на "Астрахани" водолаз есть.
      Горестно размышляю - и вижу, как с кормы кто-то прыгнул в воду.
      - Что за кавардак на корме?! - кричу в переговорную трубу.
      - Это машинист Башкирцев вместо водолаза нырнул очищать винт! Прихватил с собой боцманский нож...
      - Чем нырять с борта, откройте в кормовом минной погребе лацпорт (так называется люк для сбрасывания мин с нижней палубы), спустите шторм-трап или беседку, чтобы легче было работать!..
      Что ни говори, а Башкирцев толковый младший командир...
      Работа по очистке винта хоть и медленно, но продвигалась. А тем временем "Астрахань" уже почти заканчивала выборку своих мин. Я спустился в минный погреб и наблюдал за работами. Сквозь открытый люк слышу голос рассыльного:
      - Товарищ командир, семафор!
      - Читай.
      - "Командиру. Могу прислать водолаза. Марин".
      - Пиши: "Командиру "Астрахани". Благодарю за товарищескую помощь, заканчиваем своими силами. Андреев".
      Наконец-то винт очищен. Но сорок минут улетело безвозвратно. И все по моей вине. Сам учил людей, как лучше работать, а гут...
      Залюбоваться можно, как экипаж трудится, стараясь нагнать упущенное командиром. Да, с такими ребятами можно хоть в огонь, хоть в воду. А это в нашем военном деле самое главное.
      "Астрахань" тем временем начала тралить, - видимо, потеряла мину.
      - Сигнальщик! Семафор на "Астрахань": "Командиру. Могу выслать две шлюпки с тралом. Андреев".
      И тотчас получил ответ: "Когда выберешь мины, присылай. С благодарностью. Марин".
      Соперники соперниками, а жили мы дружно.
      К концу кампании наши показатели были не ниже, а даже чуть выше, чем у других кораблей.
      Необычное задание
      В тридцатых годах, да и в начале сороковых, на Дальнем Востоке было тяжеловато с овощами, а их требовалось все больше и больше. Флот, как и край в целом, продолжал бурно развиваться. Некоторые его части дислоцировались в самых отдаленных районах, снабжение которых шло только морем. Перевозками продуктов, строительных материалов, техники занимались суда торгового и рыболовного флота, но они снабжали в основном гражданские организации и армейские части. На флоте же своих транспортов не было, кроме "Самоеда", судна американской постройки времен первой мировой войны. Одно это судно, естественно, не могло справиться со всем необходимым флоту объемом перс-возок.
      В один из осенних дней, уже холодных и пасмурных, рассыльный передал мне записку. Читаю: "Товарищ Андреев, прошу прибыть, если возможно, то не задерживаясь. И. Прошкин". Если уж сам командир Главного военного флота Иван Егорович Прошкин с нарочным записку прислал - значит, дело спешное.
      До здания Главвоенпорта добрался быстро и сразу к Прошкину.
      - Не ждал, не ждал, что так скоро прибежишь. Ну, как поживаешь? Отхлебнув из стакана крепкого чаю, Прошкин перешел к делу. - Дня через три-четыре прибудет эшелон с картошкой. Куманин из Совгавани требует, чтобы ему скорее подавали овощи, иначе они могут померзнуть. В торговом флоте никаких транспортов нет. Придется использовать твой "Теодор Нетте", благо он стоит у стенки и сумеет быстро выполнить все предварительные работы. Подумай, куда бы ты мог принять эшелон картошки.
      - Никуда, кругом мины.
      - Это ты мне брось! В четвертом трюме между коридором вала и бортом есть пространство высотою в три метра. Но этого мало. Требуется еще площадь. Подумай...
      - Твиндек четвертого минного погреба... И опять мало. Придется занимать еще и третий погреб.
      - Вот это уже дело.
      Иван Егорович при мне переговорил по телефону с Викторовым и получил у него разрешение использовать "Теодор Нетте" для перевозки картошки, после того как он сдаст мины и выполнит все предварительные работы.
      - Как только через штаб получишь указание, товарищ Андреев, не медли. Я понимаю, конечно, что ребятам с картошкой возиться не радость, да и потом, чтобы привести корабль в порядок, придется много потрудиться. Так ты со своим замполитом растолкуй команде, что и почему. Моряки - народ понятливый.
      - Один Баляскин растолкует "на все сто", да и я все же кое-что умею. А ты, Иван Егорович, помог бы нам с теплым обмундированием. Прошлую зиму прозимовали, имея на весь корабль пять пар валенок и столько же старых полушубков. Люди круглосуточно несут вахту у орудий. Сигнальщикам, вахтенным тоже нужно теплое обмундирование... Может, и для Баляскина какой ни на есть регланишка найдется?
      - Я думал, ты запросишь такое, что хоть самому раздевайся... Вот сдашь мины, придешь к стенке порта и получишь полностью все, что положено для верхней команды. Постараемся что-нибудь и твоему Баляскину найти. Ну, ни пуха ни пера!
      Я рассказал Баляскину о предстоящей работе.
      - Ну что ж, командир, нам не привыкать, - спокойно сказал замполит. Всякое приходилось возить. И картошку довезем. Да не куда-нибудь, а в Советскую Гавань, самую красивую в Приморье...
      Часов за двенадцать до отхода к нам на корабль явилась группа летчиков. Старший представился и вручил пакет. В нем было сказано: группу принять на борт, высаживать в пунктах, которые укажет старший.
      ...Подошли к первой бухточке. Гудели, гудели, а на берегу никакого внимания - не высылают плавучих средств, как положено в таких случаях. Пришлось спустить на воду шлюпку. В нее сели четверо летчиков со своим багажом и наши гребцы. Шлюпка отвалила и лихо пошла к берегу. Сигнальщик не спускал с нее глаз. И вдруг докладывает:
      - Шлюпка перевернулась и болтается вверх килем! Вскоре шлюпку выбросило на берег, к счастью, не скалистый, а галечный. Оставалось одно - послать вторую шлюпку. Старшине шлюпки Коваленко я успел только крикнуть: "На берегу накат от волны большой!" Подгонять людей не было нужды, гребли что на хорошей гонке.
      Ребята оказали помощь "потерпевшим", помогли летчикам перетащить вещи поближе к жилым домам, и обе шлюпки возвратились на корабль.
      Чем больше я думал о случившемся, тем острее ощущал собственный промах. Как обычно в минуты огорчений, я ушел в укромное местечко, на нижний мостик, что рядом с ходовой и штурманской рубками. На корабле все эту мою привычку знали и в таких случаях деликатно молчали...
      В следующий пункт - Самаргу - мы прибыли чуть ли не на исходе светлого времени. Место знакомое, смело стали на якорь близко к берегу. Не успели погудеть, смотрим: к нам уже бежит хлопотливый катерок. Бойко подошел к правому трапу. На борт поднялся директор промысла.
      - Ба, кого я вижу! Вот это встреча! А я иду и думаю: что за корабль? Оказывается "Теодорушка" - спаситель рыбацких душ...
      Действительно, во время одного из учений, в котором наш корабль традиционно обозначал силы "противника", далеко от берега мы обнаружили полузатопленную со сломанной мачтой шхуну. На ней оказалось пять рыбаков из Самарги. Во время шторма их унесло в море. Мы обнаружили рыбаков, подняли их на борт, накормили, переодели, дали поспать и доставили в Самаргу. Что тут особенного? Закон морского братства требует оказывать помощь потерпевшему. Мы уж и забыли об этом происшествии. А рыбаки помнили...
      Взяв с собой четырех летчиков и их имущество, директор промысла попросил:
      - Сделай милость, не уходи, пока я не приду еще раз на катере. Не то навек обидишь.
      И что бы вы думали - возвратился до ужина, да еще с дарами. Рыбаки просили передать команде бочку с соленой кетой, мешок копченых спинок горбуши и восемь ящиков рыбных консервов. Как я ни возражал, ничего не помогло...
      В Советской Гавани с картошкой вначале мучились. Насыпали ее в мешки, а их грузили на любые плавучие средства. Темпы были, конечно, низкие. Но и тут выручила народная смекалка. Решили подвести кунгас вплотную к кормовым лацпортам, из четырех досок сделать желоб и засыпать в него картошку лопатами. Дело пошло, да как быстро...
      Только мы собрались отмыть корабль от картофельной грязи, а команде дать денька два отдохнуть, как к нам прибыл командир базы М. Ф. Куманин. Он поблагодарил нас за привезенную картошку и рассказал, что некоторые приморские районы из своих скромных запасов в порядке помощи флоту выделили некоторое количество овощей, а вывезти их нечем.
      - Одна надежда - на ваш корабль... - заключил. Куманин.
      Пригласил Баляскина, посоветовались и решили дать команде помыться, немного отдохнуть и часиков через семь выйти в море.
      Вышли в поход в три часа. Команду, кроме баковой и машинной, не тревожили. Ночь выдалась хорошая, тихая. По всему небосводу зажглись яркие звезды.
      Идем вдоль побережья. На рассвете стала видна вся прелесть мысочков, бухт и бухточек, утесов и сопок. Дышим каким-то особенным ароматом, принесенным с берега. Первозданность природы, необычайно сложные сочетания цветов, контуры обрывистых утесов и мысов производили сильное впечатление.
      Уже теперь, на склоне лет, могу твердо сказать: кто с моря берегов не видел, тот настоящей красоты не познал. Эта красота приносит человеку радость и душевную успокоенность, особенно после шторма. Сколько я ни плавал, но ни разу не замечал, чтобы люди, умеющие ценить природу и. любоваться ею, могли быть грубыми...
      Давно пройден маяк Золотой, а нам хода еще не менее четырех часов. В конце концов подошли. Малюсенькая бухточка, на берегу - веселый ручеек и всего с десяток домов. Послали шлюпку. Обратно она возвращалась, сильно осев в воду. Неужели течь? Оказалось, что шлюпка загружена до краев мешками, кошелями из дерюг и даже наволочками с картошкой.
      Командир шлюпки доложил, что жители собрали все, что могли, хотя у них самих не густо, и просили передать эту картошку детскому саду.
      Картошку перенесли на твиндечную палубу, уложили, а между кулями кто-то засунул кусок доски с надписью: "Детскому саду".
      ...Пять суток ведем сбор овощей. Вот и последняя бухта - Гросевича. Тут предстоит самая большая погрузка.
      - Как ты думаешь, командир, пока картошку с берега доставят, не сходить ли мне с ружьишком побаловаться? Уж очень места здесь любопытные, - сказал мне Баляскин.
      - Правильно, утоли свою страсть. Быстренько надевай охотничьи доспехи и начинай с устья речушки, вон в том углу залива...
      Баляскин ушел, а вскоре прибуксировали большой кунгас, поставили его к левому борту. Картошка - россыпью. Пришлось с ней повозиться... Боцман Васильев предложил мягкую сетку из манильского троса с внутренней стороны покрыть старым брезентом, чтобы картофель не проваливался. Это помогло делу.
      Когда подошел последний кунгас с овощами, председатель колхоза с тревогой сообщил нам, что в срочной медицинской помощи нуждается молодая женщина, которой предстоит впервые стать матерью. Он очень просил взять женщину с собой и доставить ее в больницу.
      Мы с готовностью откликнулись на его просьбу в приняли на борт необычного пассажира.
      Скоро сниматься с якоря, а Баляскина все нет. Наконец-то видим на берегу его долговязую фигуру. Послал за ним шлюпку с дежурными гребцами. По трапу Сергей поднимался без трофея, а вид у него был счастливого человека.
      - Ну, командир, насмотрелся я такого, чего никогда в жизни не видел и в книгах не читал. Без отдыха пять часов шагал. Отдышусь, поем, тогда уж расскажу всем, непременно всем!
      - Мы тут тоже не дремали. Скоро, быть может, крестным отцом станешь...
      Позже, уже во Владивостоке, Баляскин обо всем увиденном на речушке, впадающей в бухту Гросевича, написал увлекательный рассказ "Сильнее смерти" - о том, как кета, отметав икру, погибает.
      Вышли из бухты. Курс корабля проложили по самому кратчайшему пути. Минут через сорок из машинного отделения доложили, что готовы дать самый полный ход. Я ответил согласием. Всем - и кочегарам и машинистам - хотелось чем только можно помочь роженице.
      Не успели в Совгавани стать на якорь, как к кораблю подошел катер. На борт поднялись несколько медиков. Одни пошли к роженице, другие - в кают-компанию, по боевому расписанию операционную. Черноволосый, худощавый, с небольшой бородкой врач отдавал четкие распоряжения, из которых было видно: корабль для него - родная стихия.
      Врачи единодушно пришли к выводу: роженицу необходимо немедленно эвакуировать в госпиталь. Стало как-то тревожно за судьбу женщины... А утром принесли бланк семафора:
      "Командиру. Ваша пассажирка и ее дочь в полном здравии. Опоздай вы на два часа, исход мог быть совсем другим. Большое спасибо вам, всей команде.
      Ваш доктор".
      Испытание
      Декабрь. Северо-западный ветер дует, сил не жалеючи. Мороз если не все - 20°, то близко к этому. Еще ночью получено приказание оперативного дежурного штаба флота утром следовать в одну из бухт для снабжения подводников пресной водой.
      В те годы пресная вода, особенно зимой, была для всех одной из самых мучительных проблем. Во Владивостоке от "Минного пруда", сооруженного еще в царское время на территории бывших минных складов, был проложен водопровод. Но сейчас эту водопроводную магистраль переключили на нужды гражданских ведомств.
      Воду во Владивосток возили даже японские транспорты. Советские суда пресную воду доставляли из бухты Витязь, расположенной в заливе Посьет, южный берег которого граничил с Кореей.
      В распоряжении флота оставался только пруд, сооруженный некогда военно-морским ведомством и перешедший по наследству Тихоокеанскому флоту. Это было единственное место, где военные корабли могли пополнять свои запасы пресной воды. Именно поэтому едва ли не самым первым там был сооружен небольшой бетонный пирс на сваях.
      ...Стоим у причала в бухте Малый Улисс, носом к берегу. Бухта замерзла так, что у борта корабля толщина льда двенадцать - пятнадцать сантиметров. Просим помочь ледоколом. Давно уж надо выходить, а ледокол "Хабаров" так и не появился. Обкололи лед вдоль обоих бортов. Толку никакого. Вот оказия! Не можем сдвинуться с места. И тут свисток переговорной трубы.