Романов поднял голову. Удивленно посмотрел на Малявина и попросил повторить то, что он только что произнес.
      – Ты сказал: его действия согласуются с правилами?
      Никита подтвердил: да, именно так.
      – Его действия согласуются с правилами – всё должно быть по правилам… – Романов почесал затылок. – А где, ты говоришь, находится избирательный участок Троицкого?
      – Ты уже спрашивал. На Успенской.
      То и дело повторяя: «Его действия согласуются с правилами – всё должно быть по правилам», Романов подошел к картам города, развешенным на стене, и принялся внимательно изучать их. Посмотрел на часы и выругался.
      – Что-то не так? – спросил Малявин.
      Романов сказал, что через десять минут Мартынов-Демиург убьет Троицкого у Дворца культуры энергетиков.
      – С чего ты взял?
      – Подойди сюда! – предлагая Малявину посмотреть карты города, Романов сделал шаг в сторону.
      – Избирательный участок, где голосует Троицкий, находится на Успенской. Это координаты Д7-Е7. А четырехпалубный корабль находится в другом месте!
      – И что? – спросил Малявин.
      – А то, что Демиургу нет смысла убивать Троицкого на Успенской, так как убийство на Успенской не будет ему засчитано! По правилам игры в морской бой Демиург должен отыграть прохожего строго в определенном месте – там, где был сбит корабль. В данном случае на поле В5-Е5!
      – То есть ты хочешь сказать, – задумался Малявин, – что…
      Романов перебил его. Сказал, что он, Никита, прав в одном – Мартынов-Демиург действительно снял копию с оригинала, а сам оригинал отправил в издательство.
      – Только окончание у него не такое, как в найденной тобой копии.
      Стараясь не сбиться с мысли, Романов принялся торопливо рассказывать о том, чем, по его мнению, на самом деле заканчивается роман «Морской бой с Пиратом».
      – Главный герой романа, он же автор, перед тем как отыграть Троицкого на поле В5-Е5, специально для милиции пишет выдуманную историю его убийства, которое якобы произойдет у избирательного участка. Вставляет ее в копию рукописи. А листы, где написано про то, как он на самом деле будет убивать Троицкого, выбрасывает. Затем предупреждает бабушку о том, что к ней придут незнакомые люди, с которыми ей лучше не связываться, и отправляется к Дворцу культуры энергетиков. По пути звонит в милицию, сообщает свое имя и адрес. А чтобы его слова не приняли за розыгрыш, рассказывает об охотничьих ножах, изготовленных на заводе «Металлист».
      Малявин спросил: зачем Демиургу это надо.
      Романов ответил: затем, чтобы заставить милицию прочитать рукопись.
      – Ведь Троицкого, после того как Демиург пообещал Пирату отыграть четырехпалубный корабль, теперь, я так думаю, охраняют не хуже, чем Зингера-младшего в ночном клубе «Гренада»!
      – Всё, я, кажется, понял! – воскликнул Малявин. – Демиург подсунул милиции фальшивую рукопись для того, чтобы та сняла охрану у предвыборного штаба, где, как написано в найденной рукописи, покушения быть не должно!
      – Да, – согласился Романов. – Потом Мартынов, воспользовавшись тем, что все силы милиции стянуты к избирательному участку, убивает Троицкого у Дворца культуры энергетиков, подобно тому, как это сделал главный герой романа – Демиург, и как обещал, сдается… Вот такой, значит, настоящий финал у нашей истории.
      – То есть выходит, Мартынов знал, как будут происходить события, и описал эти события в своем романе до того, как они произошли на самом деле?
      Романов поправил Никиту. Сказал, что Мартынов не то чтобы знал, как всё произойдет на самом деле, а скорее заставил ситуацию развиваться согласно заранее разработанному им сценарию.
      – Ну да, – кивнул Малявин. – Он же, помнится, заявил как-то, что настоящее искусство – это когда персонажи, сами того не ведая, участвуют в придуманном автором действии.
      Посетовав на то, что Мартынов ни разу не проявил подобную фантазию на работе, посмотрел на часы и сказал, что если Троицкий задержится у себя в штабе хотя бы минут на пять, у них будет шанс спасти его.
      – Так чего же мы стоим? – воскликнул Романов. – Помчались!
      Сообщив оперативникам, распивавшим чаи с бабушкой Мартынова, где, по их мнению, произойдет нападение на кандидата в губернаторы, и, попросив сообщить об этом по инстанции, Романов с Малявиным выбежали из квартиры.
      Евгения Троицкого – живого и невредимого – они застали на площади у Дворца культуры энергетиков. В сопровождении двух охранников размашистой походкой уверенного в себе человека он шел от центрального входа дворца по направлению к джипу «БМВ», стоявшему на дороге рядом с милицейской «десяткой».
      Романов подтолкнул Малявина в спину. Сказал, чтобы тот как можно скорее предупредил человека о возможном покушении. Сам тем временем отошел в сторону и осмотрелся. Справа от него трое рабочих копошились у открытого телефонного колодца, слева, рядом с автомобилями Троицкого, неторопливо прогуливались двое хорошо одетых мужчин, сзади, в толпе спешащих на автобусную остановку прохожих, брёл крупный парень в зимней кепке с длинным козырьком, закрывающим верхнюю половину лица. Пока Романов, глядя на его нижнюю половину, судорожно соображал о том, кому она принадлежит: Александру Мартынову или человеку, похожему на него как две капли воды, парень поравнялся с хорошо одетыми мужчинами и, внезапно повернув вправо, резко ускорил шаг.
      Романов крикнул Троицкому, чтобы тот поостерегся.
      Услышав обращенный к нему возглас прохожего, Троицкий остановился. Удивленно посмотрел на быстро приближавшегося Мартынова, перевел взгляд на отставших охранников, увлеченных разговором с Малявиным и не замечающих того, что происходит у них за спинами, и медленно попятился.
      Видя, что сопровождавшие Троицкого мужчины, поглощенные общением с Никитой, не успевают за Демиургом, Романов бросился кандидату в губернаторы на помощь. В два шага догнал Демиурга-Мартынова и, требуя остановиться, схватил сзади за плечо.
      Демиург-Мартынов тут же развернулся и наотмашь полоснул его ножом по груди.
      Сжавшись в комок, Романов упал на колени и повалился лицом в грязный снег.

* * *

      Александра Мартынова еще не вызвали на первый допрос, когда все местные радиостанции сообщили об аресте Демиурга. В девятнадцать часов с официальным заявлением, подтверждающим эту информацию, выступил руководитель пресс-службы Главного управления внутренних дел области, а в двадцать тридцать на телеэкраны города вышел экстренный выпуск передачи «Криминальный репортаж».
      Весь город обсуждал это событие. Узнав о том, что Демиурга задержали во время неудавшегося покушения на Троицкого, горожане на все лады ругали милицию, допустившую это покушение, сочувствовали опять ни за что пострадавшему Романову и завидовали удаче Малявина, стараниями которого, как многие посчитали после просмотра его передачи, удалось поймать Демиурга.
      О том, что Троицкий лидирует на губернаторских выборах, люди говорили вскользь, как о событии хотя и, несомненно, важном, но не имеющим ни к кому из них прямого отношения.
 
       17 марта

       Из сообщения РИА «Новости»:
       Во втором туре голосования на выборах губернатора области, по предварительным данным, победу одержал Евгений Троицкий. По данным областной избирательной комиссии, в голосовании приняло участие 53,41 процента избирателей (в первом туре – 31,54 процента). По предварительным оценкам, Троицкий набрал 40,09 процента голосов избирателей (в первом туре – 15,25 процентов), принявших участие в голосовании, его соперник – Егор Рева – 35,27 процента (в первом туре – 31,03 процента). Против всех кандидатов проголосовало 23,53 процента (в первом туре – 27,01 процент). Напомним, что согласно 98 статье Избирательного кодекса, по итогам повторного голосования избранным считается кандидат, получивший большее число голосов избирателей, вне зависимости от количества проголосовавших. Результаты второго тура выборов губернатора планируется подвести 18 марта. 22 марта, после инаугурации, победившему кандидату будет вручено удостоверение губернатора области.

      Весь следующий после ранения день Романов принимал у себя многочисленных гостей. Полулежа на диване, он слабым взмахом руки отвечал на приветствия-прощания входивших-выходивших людей, согласно кивал, если кто-нибудь начинал вести речь о том, как ему, Василию, должно быть больно сейчас, и, в очередной раз демонстрируя вновь прибывшим перебинтованную грудь, на которую, по его словам, наложено более двадцати швов, снова и снова рассказывал про то, как они с Никитой Малявиным ловили Демиурга.
      Наконец ему надоело говорить об одном и том же. Услышав, как кто-то из гостей загремел на кухне бутылками, сел, превозмогая боль, на диван и потребовал водки. Выпил полный стакан, занюхал ее рукавом рубашки и, сделав удивленное лицо, спросил: почему никто не пьет за его изрядно пошатнувшееся здоровье.
      Гости тоже сделали удивленные лица. Извинились за недогадливость и бросились накрывать на стол.
      Веселье было в самом разгаре, когда Романову позвонил Юрий Троицкий – младший брат и ближайший помощник Евгения Троицкого. Сказал, что через час к нему с неофициальным визитом пожалует лично новый губернатор области, и попросил в целях безопасности освободить квартиру от гостей, если, конечно, таковые имеются.
      Квартиру от гостей хоть и не без труда, но освободили. Никита Малявин закрыл дверь за последним из них, самым пьяным, требующим, чтобы Василий до конца выслушал историю его жизни, а потом в стихах описал ее, подобно тому, как Пушкин описал жизнь Онегина, и больше до прибытия будущего губернатора никому ее не открывал.
      Сопровождаемый начальником Главного управления внутренних дел генерал-майором Кравчуком, Евгений Троицкий явился точно в назначенное время. Поблагодарив Романова за помощь, оказанную при задержании особо опасного преступника, будущий губернатор преподнес ему в подарок кинжал в деревянном футляре, а генерал – фрукты и бутылку украинской горилки.
      Кинжал – Малявин попробовал ногтем его лезвие – оказался острым, а горилка крепкой.
      Выпив рюмку, Романов, уже нетрезвый и оттого пребывающий в приподнятом настроении, окончательно захмелел. А захмелев и выпив еще одну предложенную генералом рюмку, почувствовал себя на вершине блаженства.
      «Мог ли я, – думал он, с наслаждением слушая Кравчука, рассказывающего о целебных свойствах горилки, – еще месяц назад мечтать о том, чтобы самые уважаемые в городе люди: большие начальники, удачливые бизнесмены, губернаторы и прочие генералы, почитали за честь выпить со мной?»
      Ответив себе: нет, не мог, Романов рассмеялся.
      – Ну вот, – вслед за ним рассмеялся и Кравчук, – наш раненый, кажется, выздоравливает!
      – Давайте-давайте, поправляйтесь! – Троицкий ласково похлопал Романова по колену. – У нас с вами впереди много дел. Пирата еще надо поймать.
      – А что? – Романов с вызовом оглядел присутствующих. – И поймаем! Я всю эту маньяцкую нечисть, Евгений Борисович, дайте срок, как тараканов выведу! Только скажите!
      Пока генерал, посмеиваясь над хозяином, резал фрукты, Евгений Троицкий завел разговор о киллере, нанятым Пиратом. Спросил Романова: действительно ли он видел его.
      Романов сперва хотел сказать: нет, не видел. Но потом решил, что так категорично говорить, пожалуй, нельзя, поскольку кое-что увидеть ему все-таки удалось.
      – Было дело, – уклончиво ответил он.
      – А опознать в случае чего сможете? – продолжал допытываться Троицкий.
      Романов рассмеялся:
      – А приводите!
      В эту минуту в комнате зазвучала мелодия песни из кинофильма «Следствие ведут знатоки». Кравчук вынул из кармана мобильный телефон и, попросив извинение у присутствующих, приложил его к уху. Музыка умолкла.
      Сначала лицо генерала выражало нетерпение. Но по мере того, как до него доходил смысл услышанного, нетерпение сменилось раздражением, раздражение злостью, а злость озабоченностью и недовольством.
      Приказав тому, кто звонил, постоянно держать его в курсе дела, Кравчук убрал телефон в карман пиджака и, обращаясь к Троицкому, сказал о том, что Александр Мартынов, больше известный, как Демиург, только что сбежал из-под ареста.
      Троицкий и Малявин вскочили на ноги.
      – Как?! – воскликнул Троицкий. – Как такое могло произойти?
      Кравчук виновато развел руками. Помолчал несколько секунд и посоветовал Романову уехать куда-нибудь недельки на две – полечиться.
      – Зачем? – удивился тот.
      – Ну, как… Демиурга мы взяли после вашего вмешательства, абсолютно, кстати говоря, ненужного. И как он теперь поведет себя, лично я предугадать не берусь.
      Малявин тут же возразил генералу. Сказал, что он, как бывший начальник Мартынова, хорошо знает своего подчиненного, и потому может смело утверждать: Мартынов хоть и сошел с ума, гад, но не настолько, чтобы после побега продолжать оставаться в городе.
      Кравчук не стал спорить. Пожал плечами: дескать, я вас предупредил, а уж вы там сами решайте, как быть, и, не зная чем заняться, принялся задумчиво постукивать снятым с пальца обручальным кольцом по краю рюмки.
      Троицкому, глядя на генерала, тоже стало скучно. Он отвернулся в сторону окна, где минутой ранее зажглись уличные фонари, и подумал о том, что делать им здесь, кажется, действительно нечего – подарки вручены, нужные слова сказаны, горилка и та выпита до дна.
      Поправив пиджак, он протянул Романову руку и еще раз пожелал скорейшего выздоровления.
      – А мы, Василий Сергеевич, с вашего позволения, пожалуй, пойдем… Поздно уже, да и вам следует отдохнуть.
      – Да, – вставая с кресла, поддакнул Кравчук. – Ложитесь-ка, батенька, спать. А завтра, как проснетесь, уезжайте. Не зря в таких случаях говорят: береженого Бог бережет!
      Романов возражать не стал. Он крепко пожал гостям руки и пообещал уже завтра утром спрятаться так, что его не то что Демиург – да что там Демиург! – родная жена, не получившая за прошлый месяц положенных алиментов, фиг где найдет.
      Троицкий улыбнулся. Погрозил ему пальцем и первым вышел за порог.
      В этот же вечер Романову позвонил Павел Валерьевич Басинский – обозреватель «Литературной газеты». Похвалив за работу над альбомом Харякина «Убейте прохожего!», он выказал желание встретиться с ним, обсудить кое-какие совместные проекты тет-а-тет. Сказал, что готов взять командировку и приехать в любое удобное для него время.
      Романов подумал, что удобнее всего было встретиться с ним прямо сейчас, когда гости уже ушли, а водка и настроение поговорить с хорошим человеком еще остались. Но вспомнил, что путь из Москвы неблизкий, особенно если этот путь – железнодорожный, и решил не торопить человека – назначил ему встречу в ближайшую среду на двенадцать часов дня.
 
       19 марта

       Из сообщения РИА «Новости»:
       В субботу в здании областной администрации состоится инаугурация губернатора области Евгения Троицкого. На инаугурацию приглашены полномочный представитель Президента РФ в федеральном округе, представители президентской администрации, члены Совета Федерации и Госдумы Федерального Собрания РФ, депутаты законодательного собрания области, главы муниципальных образований, представители деловых кругов и деятели искусств.

      В среду девятнадцатого марта, как всегда среди ночи, к Романову приехал его родной дядя – Виктор Романов.
      Скинув на пол тяжелый тулуп, он сразу потащил племянника на кухню. Выложил на стол из баула гостинцы: черную икру в трехлитровой банке, питьевой спирт в бутылке, и потребовал стаканы. Выпив сам, заставил выпить племянника.
      Спросил: как жизнь.
      Романов почесал повязку под рубашкой и сказал: хорошо, вот только спать очень хочется.
      – Как жена с ребенком? У тебя ведь, кажется, сын? А где они, кстати говоря, почему не встречают?
      Вместо ответа Романов глубоко вздохнул и посетовал на то, что давно его, дяди Вити, не было в городе.
      Дядя Витя согласился: давно.
      – А ты, я так понимаю, развелся, дурак? Да? Ну, давай рассказывай.
      Василий Романов пожал плечами: дескать, о чем тут рассказывать.
      – О том, что однажды утром жена проснулась, посмотрела на меня и увидела, что спит не с тем, за кого выходила замуж?… Так не с этого надо начинать.
      – А ты начни с чего надо.
      Романов взял протянутый дядей Витей стакан со спиртом и начал рассказ с того, что в самом начале перестройки открыл с друзьями первое в городе кооперативное кафе. Что, разбогатев, возомнил себя чуть ли не равным Богу и женился, как ему казалось тогда, на настоящей богине… В то время как москвичи-дьяволы уже перекупили конкурирующую с ним фирму и вложили в нее первый, и далеко не последний миллион.
      Романов рассказывал долго. Запивая спиртом неприятные моменты, из которых, как сам считал, была соткана его жизнь, он вместе с дядей заново год за годом переживал ее. Вспоминал поражения и неудачи, подстерегающие его всякий раз, когда он ставил перед собой высокие цели, и не переставал удивляться тому, что всё, о чем рассказывал, происходило не с тысячью таких горемык, как он, а с ним одним.
      – Неужели всё это было только со мной? А, дядь Вить? Поверить страшно.
      В ответ дядя Витя, едва не опрокинув лбом тарелку с огурцами, уронил голову на стол.
      Василий Романов обиженно надул губы. Посмотрел в сторону окна, откуда сквозь тонкую зеленую занавеску пробивалось яркое солнце, и перевел взгляд на часы, стрелки которых у него на глазах сомкнулись на цифре двенадцать. Взял в руки бутылку и выплеснул остатки спирта себе в стакан.
      Перед тем как выпить, вспомнил о дяде. Подумал: вот дядя Витя проснется и обязательно попросит у него, племянничка, опохмелиться.
      «И что я ему, спрашивается, дам?»
      Опустив голову, Романов внимательно осмотрел бутылки под столом. Не найдя ни одной не пустой, ужаснулся оттого, что он – сорокатрехлетний мужчина – дожил до седин, а ничего, кроме переполнявшей его душу любви и нежности к родным людям, нажить не сумел.
      Решив, что такому не бывать, что он вывернется наизнанку, но даст дяде всё, что положено отдавать мужчине в его возрасте, снял с дверной ручки полиэтиленовый пакет с фотографиями Пугачевой на одной стороне и Киркорова на другой, оделся и погнал себя в магазин.
      Ночью ударил мороз. Ветви деревьев осеребрились инеем, а тротуары, еще накануне по щиколотку залитые талой водой, покрылись толстым слоем льда.
      Выйдя из подъезда и ступив на тротуар, Романов поскользнулся. Не обращая внимания на презрительные смешки прохожих, поднялся и направился дальше. Перешел двор и на краю детской площадки упал снова. Лежа на спине, вспомнил о том, что, кажется, забыл закрыть за собой входную дверь и подумал вернуться. Однако, едва встав на ноги, осудил себя за малодушие и упрямо двинулся вперед.
      – Наизнанку вывернусь! – шептал себе. – В лепешку расшибусь на этом скользком льду, будь он неладен, а приехавшего дядю Витю встречу как положено!
      Сколько Романов помнил: дядя Витя приезжал всегда ночью. То с юга, где он возводил Нурекскую ГЭС, то с севера, где в Уренгое добывал нефть, а потом тянул магистральный нефтепровод к Ужгороду, то с Дальнего Востока, где последние годы мыл золото на маломырских приисках. Мама Василия Романова – Екатерина Львовна – за глаза называла его, своего деверя, шабашником, а отец – Сергей Петрович – в глаза бродягой. Дядя Витя не обижался. Он вообще редко когда сердился на родственников. Но уж если обижался, то всегда всерьез и надолго. Так первую жену, без повода высмеявшую его перед друзьями, он бросил на четвертом году совместной жизни, а вторую, давшую повод усомниться в верности, на пятом месяце беременности. Потом, правда, жалел об этом, но не так часто и столь сильно, как, наверное, этого бы хотелось брошенным им женам. Жалеть о прошлом было не в его правилах. Единственное, о чем он иногда говорил с легким сожалением – это о неумении тратить деньги так, чтобы всем вокруг было весело – и тем, с кем тратил их, и тем, на чьих глазах это происходило. И если с первыми: друзьями и женщинами, особых проблем не было, то со вторыми: дальними и близкими родственниками, они регулярно возникали. Многие, в том числе родители Василия, несмотря на всю любовь к Виктору, не то что веселиться с ним – смотреть на то, как он каждый вечер спускал в ресторанах бешеные в их представлении деньги, без валерьянки не могли. А вот Василий мог, благодаря чему в лице родного дяди обрел друга и учителя на долгие годы. Друг и учитель, по его собственному признанию, хоть академий и не кончал, но обучить племянника кое-чему сумел. Так первую сигарету, первый стакан водки и первую женщину – толстушку Розу – Василий вместе с советом не робеть получил именно из его добрых рук.
      «Так неужели после всего того, что мне дал дядя Витя, я не дойду до магазина? – продолжал подгонять себя воспоминаниями Романов. – Да я наизнанку вывернусь, в лепешку расшибусь на этом скользком льду, будь он неладен, а встречу организую, как положено!»
      Романов дошел. Но, даже купив водки и благополучно донеся ее до дома, организовывать встречу «как положено» не смог.
      Дверь в квартиру, как он и предполагал, оказалась не заперта. В прихожей рядом с вешалкой валялся овчинный тулуп, в коридоре, между прихожей и кухней – шарф и рыжая мохнатая шапка.
      Войдя на кухню, Романов огляделся. Всё здесь на первый взгляд было так, как и час назад, когда он вышел из дома – сквозь зеленую занавеску пробивалось солнце, часы методично отсчитывали время, дядя Витя, уткнувшись лицом в стол, казалось, по-прежнему спал.
      Но было кое-что новое в этой обстановке – на голове дяди Вити возле темечка зияла маленькая, меньше пятикопеечной монетки, дырочка, залитая кровью.
 
       20 марта

       Из газеты «Губернские ведомости»:
       «Финал выборов губернатора области сопровождается увольнениями и приемом на работу новых сотрудников правительства. Те, кто открыто поддерживал Егора Реву, уходят вслед за своим патроном, скрывшимся у себя на даче в Мыскино. Моральную и юридическую оценку их деятельности даст время и, хотелось бы надеяться, прокуратура».

      – Ты не поверишь, Никита, но он всегда приезжал только ночью. Где бы ни работал – на севере, где качал нефть, на юге, на Дальнем Востоке… Правда, удивительно?
      – На юге-то что он делал?
      – Нурекскую ГЭС строил в Таджикистане… Да! И еще он всегда приезжал с подарками. Никого не забывал: ни теток, ни братьев, ни нас, племянников. И ни какие-нибудь там безделушки дарил, вроде значков, а всегда что-нибудь серьезное, дорогое. Мне так, например, ботинки из натуральной оленьей кожи однажды привез. А маме – настоящие чуни.
      – Молодец, что тут скажешь.
      – Да. Он по тем временам богатым был. И вот еще одна интересная подробность… Никто в нашей родне не знал, сколько у него денег! Даже приблизительно. А всех это, помню, ужас как интересовало!
      – Так спросили бы.
      – Спрашивали. Но дядя Витя не говорил. Скрытный он был – ни в душу, ни в карман к себе никого не впускал.
      – Понятно… А семья у него где?
      Романов отрицательно покачал головой. Сказал, что семьи у него нет.
      – Остался, правда, ребенок после второго брака, но дядя Витя его своим не признал и ни разу с ним не встречался.
      Никита Малявин встал с кресла. Сцепив руки над головой, потянулся. Спросил Романова: знает ли он о том, что объявился Пират.
      Романов ответил: нет.
      – Так вот, знай: объявился. Зашел вчера утром на гостевую харякинского сайта и сообщил о том, что в знак солидарности с Демиургом открыл кингстоны единственного оставшегося у него корабля. Иными словами, самолично потопил его.
      – Зачем? – поднял голову Романов.
      – А кто его, маньяка, знает? – зевнул Малявин. – Вроде бы хочет, чтобы все у них с братом-Демиургом было одинаково.
      Романов сказал, что это его теперь не интересует.
      – А убийство твоего дяди тебя тоже не интересует? – спросил Малявин. – А тебе вообще не кажется странным, что кто-то зашел в незапертую дверь, застрелил спящего человека, даже не повернув ему голову, чтобы заглянуть в лицо, и, ничего не тронув, удалился.
      Романов сказал: нет, не кажется. Вспомнил, как прошлым летом какие-то подростки во дворе их дома, поґходя, раздавили котенка, с которым играла семилетняя соседская девочка. И как потом эта девочка долго пытала маму, все спрашивала ее: кто те мальчики, что убили котенка, и по какой причине они это сделали.
      – Так и тут. Что толку задаваться вопросами: кто и за что? Да может, ни за что, просто так! Увидели открытую дверь, зашли, застрелили из случайно завалявшегося в кармане пистолета с глушителем и вышли… В общем, пусть этим делом милиция занимается, я не могу.
      Малявин спросил Романова: знает ли он, где, в каком месте, находится последний корабль Пирата, потопленный им самим.
      – И знать не хочу, – ответил Романов. – Так мне всё это опротивело! Слов нет!
      – На поле З6-З7.
      – А где это?
      – На месте твоего дома. Вернее, твой дом стоит на этом месте.
      Романов привстал с дивана, на котором сидел.
      – Ты что, – спросил он, – хочешь сказать, что…
      Никита не дал ему договорить. Сказал, что кроме него, Василия, других известных людей, соответствующих уровню потопленного двухпалубного корабля, здесь, в его доме, нет.
      – Ты хочешь сказать, – повторил вопрос Романов, – что дядю Витю убили по ошибке? Перепутали? А хотели меня?!
      – И еще, – продолжил Малявин. – Экспертиза показала, что твой дядя был застрелен из оружия, которым были застрелены Жихарь, сторож дядя Федя, Александр Пантелеев, прокурор Меланин.
      – Так, значит, все-таки Пират! – опустился на диван Романов. – Что же мне так не везет-то, господи?
      – Это уж точно, – притворно вздохнул Малявин. – Умеешь ты привлечь к себе внимание маньяков… Тут как бы теперь Демиург с Пиратом не рассорились из-за тебя! Вот еще что!
      Романов попросил Никиту заткнуться – не мешать думать о том, как ему от ножа одного маньяка спастись и под пулю другого не попасть.
      Чем больше он думал об этом, тем больше путался в мотивах поступков Пирата.
      – Интересное дело, – сказал он. – Пират во всех предыдущих случаях убивал на улице, а по мою душу пришел практически на дом.
      – И что, по-твоему, в этом интересного?
      – Прежде чем подойти к моей двери, он как минимум должен был удостовериться в том, что ему никто не помешает сделать свое дело.
      – Так ему никто и не помешал!
      – Неправда! – возразил Романов. – Если бы не закончился спирт и я не отправился в магазин за водкой, ему бы помешал дядя Витя.
      – Вывод, – подхватил Малявин. – Пират, а точнее киллер, нанятый им, следил за твоей квартирой, начиная с утра. А твой дядя приехал ночью. Вот он его и просмотрел!
      Романов щелкнул языком. Сказал, что не сходится, поскольку в этом случае киллер должен был видеть его, когда он в первом часу дня выходил из дома.
      – Я тогда еще, пьяный дурак, шмякнулся на глазах всего подъезда… Нет, Никита, Пират, как пришел, сразу направился к моей двери так, словно знал, что я нахожусь один.
      В этот момент прозвучал звонок. Романов вынул из кармана мобильный телефон, посмотрел: кто звонит.
      Звонил начальник Главного управления внутренних дел генерал-майор Кравчук, решивший лично сообщить о покушении Пирата. Выразил соболезнование по поводу смерти родного дяди и поинтересовался состоянием его, Василия Сергеевича, здоровья. Услышав, что грудь хоть и побаливает, но уже не так сильно, как позавчера, когда они встречались за бутылкой горилки, еще раз посоветовал уехать куда-нибудь – полечиться.
      Поблагодарив Кравчука за заботу, Романов отключил связь. Посмотрел на дисплей телефона и увидел не замеченное ранее предупреждение об одном пропущенном звонке.
      – Не надо тебе никуда уезжать! – сказал Малявин. – Мартынов сам давно уехал!
      Романов в ответ выругался. Сказал, что пропустил звонок Басинского.
      – Кто это? – спросил Малявин.
      – Обозреватель «Литературной газеты». Мы с ним договаривались встретиться вчера… А, кстати, чего это он не приехал, как обещал?
      Романов несколько раз щелкнул по кнопкам телефона. Найдя дату и время пропущенного звонка, удивленно почесал затылок.
      – Две тысячи третий год, март, девятнадцатое, двенадцать часов одиннадцать минут.
      Со словами: «ну-ка, ну-ка», Малявин встал с кресла и подошел к Романову, желая убедиться в том, что время звонка соответствует примерному времени убийства дяди Вити.
      – Чего ну-ка? Чего ну-ка? – спрятал телефон за спину Романов. – Павел Басинский – известный критик! Лауреат антибукеровской премии! Его вся литературная Москва знает!
      – А я чего? – приложил ладонь к груди Малявин. – Я тоже ничего! Я только хотел обратить твое внимание на то, что этот самый Басинский обещался прийти, а не пришел. А может, и пришел, да только никто из оставшихся в живых его не видел!
      Романов махнул на Малявина рукой. Сказал, что прямо сейчас позвонит критику, и всё выяснит.
      Однако дозвониться до Басинского удалось не сразу.
      Услышав в телефонной трубке женский голос, вежливо сообщивший о том, что абонент недоступен, Романов встал с дивана и вышел из комнаты. Вернулся, держа в руках номер «Литературной газеты». Нашел в конце последней полосы телефон отдела литературы и позвонил по нему. Спросил Павла Валерьевича.
      То, что с Павлом Валерьевичем у Василия Сергеевича возникнут проблемы, Малявин понял сразу после того, как первый из них долгое время не мог взять в толк, кто такой поэт Романов и что ему от него надо. А после того, как Басинский вместо ответа на укоризненный вопрос Василия Сергеевича: почему он, Павел Валерьевич, все еще в Москве, бросил трубку, понял, что не ошибся – проблемы у Василия Сергеевича, как и предполагал, действительно возникли.