Западное плато отступало от Миссини гораздо дальше, чем восточное. Таким образом, в устье реки образовалась плодородная долина, где и возникли древние города Унимы.

Вскоре воины заметили на горизонте первые дома. Особой привлекательностью строения тасконцев не отличались. Обычные невзрачные одноэтажные здания.

Возле воды виднелся деревянный причал. Именно к нему путники и направили шлюпку.

Лодка замерла у настила, и француз осторожно ступил на крепкие обтесанные доски. О ветхости и забвении здешних сооружений вроде бы ничего не говорило, но на душе было как-то неспокойно. Пугала неестественная мертвая тишина.

Несмотря на внешнюю ухоженность домиков, людей поблизости не оказалось.

– Что-то здесь не так, – тихо вымолвил землянин, привязывая канат к прочному бревну. – В это время в поселке должна кипеть жизнь.

– Может, нас испугались? – предположила Линда.

– Трех человек на жалком хлипком суденышке? – размышлял вслух де Креньян. – Нет, нелогично. Судя по количеству домов, в Энжеле проживает не меньше четырехсот человек. Не исключено, что и больше. Они даже засаду устраивать не будут. Наша группа не представляет ни малейшей угрозы для унимийцев.

– Тогда где же тасконцы? – спросил аланец.

– Пойдем, проверим, – проговорил француз, передергивая затвор автомата.

Путешественники неторопливо направились к поселению.

Но не успели воины пройти и ста метров, как наткнулись на беспорядочно разбросанные в траве вещи. В разных местах валялась одежда, инструменты, посуда, куклы.

Возле пышного куста друзья нашли старый потрепанный рюкзак. Вилл осторожно развязал тесьму и извлек из него одеяло, кружку и кусок заплесневевшего, отвратительно пахнущего мяса.

– Довольно стандартный набор, – произнес маркиз. – Все это мне очень напоминает поспешное бегство. Нечто подобное я не раз наблюдал на Земле во время военных походов. Крестьяне бросали свои наделы, забирали убогие пожитки и скрывались в лесах.

– Звучит правдоподобно, – согласилась Салан. – Возле причала ведь нет ни одной лодки. Следовало бы сразу догадаться, каким образом унимийцы покинули Энжел.

– Все равно остались определенные неувязки, – возразил Белаун. – Мясо хоть и испортилось, но полностью не разложилось. Люди были здесь примерно три декады назад. Завоеватели наверняка сожгли бы поселок дотла. Но мы не видим ни одного пепелища. Кроме того, дома неплохо сохранились. Тасконцы постоянно их красили и ремонтировали.

– Справедливое замечание, – вымолвил Жак. – А потому я намерен осмотреть здания более внимательно.

Оставив вещи унимийцев в траве, воины осторожно двинулись вперед.

Подойдя ближе, они сразу поняли, что одну часть поселка занимают строения двухсотлетней давности, а другую – совсем новые дома.

Различия между ними слишком сильно бросались в глаза. Первые имели ровные, гладкие стены, широкие окна и огромное количество разнообразных балконов и террас. Вторые поражали своей крепостью и надежностью, однако значительно уступали в изяществе и красоте. За минувшие века Энжел вырос, как минимум, вдвое.

Де Креньян прислонился плечом к стене здания и резко ударил ногой по входной двери. Она тотчас распахнулась настежь.

Внутри царил чудовищный хаос – разбросанная одежда и обувь, перевернутая мебель, раскрытые шкафы и черепки глиняной посуды на полу… Во время панического бегства люди не сумели даже толком собрать собственные вещи.

– Подобную картину и следовало ожидать, – вымолвил Вилл, поднимая с пола куклу.

Она была изготовлена из мягкого, но довольно прочного пластика, что сразу говорило о древнем происхождении игрушки. К сожалению, ее первоначальное платьице не сохранилось, и на куклу натянули простенькую домотканую одежду. Краска на лице, изображающая глаза и рот, осталась такой же яркой, а вот синтетические волосы слегка потускнели, потеряв свой прежний цвет и блеск.

– К несчастью, ты прав, – откликнулся землянин, прохаживаясь по комнате. – Но мы до сих пор не получили ответ на поставленный вопрос. Куда и почему бежали жители поселка? Ясно лишь одно – тасконцы испугались не нас.

– Разумеется, – вмешалась в разговор Линда. – Судя по пыли на подоконниках, трагедия произошла примерно двадцать дней назад. Отряд тогда еще находился в океане. Меня удивляет другое… С тех пор, как хозяева покинули дом, в него никто больше не заходил. Почему любители легкой наживы не разграбили поселок? Обычно мародеры не упускают своего шанса.

– Версия о нападении врагов отпадает, – задумчиво покачивая головой, произнес француз. – Надо тщательно обследовать все комнаты. Может, оставленные предметы подскажут разгадку тайны.

– Ну, нет, – возразил аланец. – Копаться в старом барахле я не стану. Пойду лучше осмотрю строение напротив. Оно выглядит гораздо беднее. А раз так, найти ответы в нем намного проще.

– Будь осторожен, – посоветовала женщина товарищу. – Далеко не уходи и в случае опасности немедленно возвращайся. Это место меня пугает. Не люблю неизвестности.

Перекинув автомат через плечо, Белаун не спеша зашагал к неказистому зданию.

Когда-то улица была очень оживленной, но сейчас начала зарастать травой. Прочное бетонное покрытие оказалось под огромным слоем земли и песка. Расчищать его и поддерживать шоссе в идеальном порядке местные жители явно не желали. Тратить силы и средства не имело смысла. Транспортные средства древней цивилизации, к сожалению, не уцелели.

Между тем, Жак скрупулезно изучал предметы быта унимийцев. Слияние двух культур выглядело необычно и странно. Большинство предметов не отличалось высоким уровнем изготовления. Самые обычные грубые деревянные скамьи, стулья, столы, домотканые половики, на окнах поблекшие занавески.

Но иногда среди мебели попадались настоящие произведения искусства. По здешним меркам конечно. Когда-то они являлись вполне заурядной заводской продукцией. Все познается в сравнении.

Рядом с плохо обтесанным и кое-как сколоченным шкафом стояло изящное утонченное трюмо, радующее глаз резными ножками, сверкающими позолотой ручками, аккуратными маленькими ящичками и великолепным полукруглым зеркалом.

Вытерев пыль с поверхности, маркиз потрогал свой заросший щетиной подбородок.

– Любуешься собственной внешностью? – съязвила аланка.

– Да нет, – пожал плечами де Креньян. – Просто поймал себя на мысли, что в последние годы практически не пользовался зеркалом.

– Это плохо? – спросила Салан.

– Не знаю, – ответил француз. – Жизнь, слишком круто изменилась. Красота потеряла значение, ведь Таскона ценит лишь силу. Мне уже тридцать четыре. В лучшем случае, середина жизни. Я стал опытнее и мудрее, но пережитые невзгоды и неудачи оставили неизгладимый отпечаток на лице.

– Кто бы говорил, – горько улыбнулась Линда. – Зрелость украшает мужчину. Исчезает мальчишеская наивность, черты становятся более четкими, резкими, приобретают законченность. Тридцать – расцвет для вашего пола. Для нас же, женщин, приближается пора заката. Кожа теряет девичью упругость и свежесть, меняются формы, у многих появляется лишний вес…

– Тебе это точно не грозит, – рассмеялся Жак.

– Возможно, – согласилась аланка. – Но не забывай, я старше тебя на два года. Мне скоро будет сорок. Признаюсь честно, подобная мысль угнетает. Даже не верится, что я когда-то была маленькой хрупкой девочкой.

Землянин обнял возлюбленную за плечи и тихо сказал:

– Все проходит, надо жить сегодняшним днем, не мучаясь воспоминаниями. Изменить судьбу мы не в силах. Да и нужно ли? Каждый несет свой крест. И каждому воздастся по заслугам. Разве мы не были счастливы с тобой все эти годы, Линда?

– Я люблю тебя, Жак, – утирая слезу, вымолвила Салан, прижимаясь к груди возлюбленного.

Дверь в дом резко распахнулась, и в помещение вбежал Вилл. Его руки тряслись, лицо побелело, дышал Белаун с трудом и прерывисто. Увидев друзей, аланец громким дрожащим голосом воскликнул:

– Там… там… люди!

Женщина обернулась и, ничего не понимая, произнесла:

– Ну и что?

– Они мертвы, – закричал Вилл. – Человек десять… Ничего ужаснее я никогда не видел.

– Придется взглянуть, – проговорил маркиз.

Группа вышла на улицу и двинулась к зданию, стоящему напротив. Входная дверь была открыта настежь. Сразу стало ясно, что в панике Белаун не соблюдал никаких правил.

Первым в коридор шагнул де Креньян. В нос ему ударил сильный запах разложения и гнили. Француз поспешно закрыл лицо рукой.

Откинув в сторону занавеску, землянин проник в небольшую комнату и невольно выругался:

– Черт подери! Зрелище не для слабонервных.

В помещении царил идеальный порядок. Однако именно это и делало картину еще более кошмарной.

В кресле сидел мертвый мужчина. Его голова свесилась на грудь, а руки безжизненно лежали на коленях.

Чуть в отдалении на ковре находились четыре трупа: две женщины и два мальчика-подростка. Судя по странным, искривленным позам, несчастные умирали в страшных судорогах.

Одежда истлеть не успела, но ни платья, ни рубахи не скрывали уродливых гнойных язв на телах. Обреченные тасконцы сгнивали с невероятной быстротой. Естественным процессом такое не назовешь.

– Здесь только пятеро, – со стойкостью врача вымолвила Линда.

– В соседней комнате тоже есть покойники, – ответил аланец. – Я случайно дотронулся до покрывала, а в него оказалась завернута маленькая девочка… Точнее – то, что осталось от крошки.

Вилл нервно смахнул со лба выступившие капли пота.

– Пора уходить отсюда, – скомандовал Жак. – Помогать в Энжеле некому. Люди мертвы уже несколько декад.

Воины быстро покинули ужасное место. Выйдя на улицу, друзья с жадностью вдыхали свежий воздух.

– Какой кошмар! – вырвалось у Белауна. – Я думал, что сойду с ума, когда увидел обезображенное лицо ребенка. Злейшему врагу не пожелаю подобной участи.

– Зато теперь мы знаем разгадку тайны, – грустно заметила Салан. – Поселок поразила страшная неизлечимая болезнь. Люди умирали целыми семьями. Эффективных лекарств у унимийцев не оказалось. Оставшиеся в живых бросили дома и обратились в бегство.

– Это серьезная ошибка, – сказал француз.

– Почему? – удивился аланец.

– Спасения они не найдут, а вот заразу разнесут по всему материку, – проговорил де Креньян. – На Земле часто вспыхивают эпидемии. Самая безжалостная и смертоносная – чума. По внешним признакам она даже чем-то напоминает местную болезнь. Население городов, а порой и целых стран исчезает без следа. Удается спастись лишь немногим счастливчикам. К сожалению, некоторые бедняги пытаются укрыться у соседей. И вскоре трагедия повторяется…

– Как же борются с бедой на вашей планете? – спросил Вилл.

– Довольно просто, – со зловещей усмешкой на устах ответил Жак. – Лучшее лекарство – огонь. Иногда солдаты сжигают деревни вместе с их обитателями. Так гораздо проще и надежнее. И уж во всяком случае, никто за пределы поселения не ускользнет.

– Неужели нет медикаментов? – воскликнула женщина. – Ведь врачи должны лечить больных!

– Увы, наши лекари неспособны справиться с проблемой, – вымолвил маркиз. – Единственный способ спасти нацию – пожертвовать ее частью.

– Безумие! – всплеснула руками Линда. – Обрекать на смерть тысячи ни в чем не повинных людей… На такую жестокость способны только земляне.

– Не думаю, – спокойно сказал де Креньян. – Судя по всему, тасконцы пошли по тому же пути. Они бросили на произвол судьбы больных и покинули деревню. Разве это не жестокость?

– Бессмысленный спор, – вмешался Белаун. – Энжел полностью вымер, и делать нам здесь нечего. Осматривать другие дома у меня нет ни малейшего желания. Давайте поплывем дальше.

– Разумное предложение, – согласился француз. – Кладбище – не лучшее место для ночлега. Мертвецов я не боюсь, но вряд ли в такой деревне можно отдохнуть нормально.

В последний раз бросив взгляд на покинутый людьми Энжел, воины быстрым шагом направились к причалу. Настроение у всех было подавленным.

Совсем иную встречу рассчитывали найти друзья в первом населенном пункте Унимы. К сожалению, эпидемия нарушила планы путешественников.

Теперь, чтобы пополнить запасы продовольствия, им придется подниматься вверх по реке. Еще один впустую потраченный день и масса израсходованных сил.

Минуло трое суток. Позади осталось около пятидесяти километров. Деревни тасконцев на берегу Миссини больше не попадались. Этот суровый край никогда не мог похвастаться большим количеством жителей.

Тяжелая работа и неудача в Энжеле не способствовали разговорам. Значительную часть пути воины молчали. Обсуждать по сути дела нечего. Наемников окружал редкий лес, заросли кустарников и тихая спокойная гладь воды.

После очередного полуденного привала Вилл взялся за весла и начал грести. Неожиданно он громко закашлял, согнулся и бессильно опустил руки.

– Проклятие, – выругался аланец. – Кажется, я простудился. Голова ужасно кружится. Линда, посмотри, температуры нет?

Женщина приложила ладонь ко лбу товарища и отрицательно покачала головой.

– Нет. Все в норме. Хотя для точности могу достать градусник.

– Не надо, – махнул рукой Белаун. – Мне уже лучше. Слабость проходит, и скоро мы двинемся дальше.

– Отдохни, – вмешался Жак. – Силы необходимо беречь, особенно если ты заболел. Я в состоянии поработать еще одну смену.

Между тем, прогнозы аланца не оправдались. Ему становилось все хуже и хуже. Короткие периоды хорошего самочувствия чередовались с длинными отрезками полной апатии и бессилия.

Вилл слабел буквально на глазах. Когда он забылся тяжелым сном, Салан подвинулась поближе к землянину и тихо сказала:

– Похоже, у нас возникли серьезные проблемы. Продолжать путешествие нельзя. Надо высаживаться на берег и разбивать лагерь. Пока Вилл не поправится, мы не тронемся с места. Его состояние меня настораживает. Я очень сомневаюсь, что обычная простуда способна пробить мощный щит вакцинации. Звучит нереально, но…

– Ты подозреваешь что-то другое? – спросил де Креньян.

– Не знаю, – пожала плечами врач. – Слишком пугающая скорость развития болезни. Все это напоминает…

Линда неожиданно замерла. Ее взгляд был устремлен куда-то вдаль.

Заметив странную реакцию женщины, маркиз резко обернулся. На берегу, совсем рядом, отчетливо виднелось колыхающееся пламя костра.

– Люди, – чуть испуганно вымолвила аланка.

– Совершенно верно, – произнес француз, бросая весла и беря в руки автомат.

Несколько минут маркиз внимательно изучал местность. Вокруг царила удивительная тишина. Лишь изредка раздавались едва уловимые шорохи и крики ночных птиц.

Возле огня мелькали смутные человеческие фигуры. Странно, но унимийцы не заметили приближающихся чужаков.

– Сейчас причалим к берегу и двинемся к тасконцам пешком, – проговорил Жак. – Буди Вилла, он останется сторожить шлюпку. Надеюсь, встреча с местными жителями не принесет новых неприятностей.

Землянин осторожно повернул лодку и начал тихо грести. Каждый всплеск или удар веслом теперь звучал в голове как сотня колоколов. Казалось, что сюда вот-вот сбежится весь лес.

Но природа спала, а унимийцы находились достаточно далеко. Еще пара мощных гребков – и дно шлюпки зашуршало о прибрежный песок.

Де Креньян и Салан быстро вытащили лодку на траву. Отдав необходимые распоряжения Белауну, француз уверенно зашагал на север. Сзади, еле поспевая за ним, двигалась аланка.

Пройдя около двухсот метров, землянин резко сбавил темп. Нырнув в кусты, маркиз начал медленно пробираться вперед.

Возле костра расположилась большая группа мужчин, однако бодрствовали лишь трое. Разглядеть их в полумраке было трудно, но оружие у тасконцев Жак не заметил.

Землянин посмотрел на Линду и негромко сказал:

– Пошли.

Путешественники выбрались из зарослей и смело направились к местным жителям. Теперь унимийцы заметили чужаков почти сразу, но никаких мер предосторожности принимать не стали. Складывалось такое впечатление, будто собственная безопасность этих людей абсолютно не волновала.

Француз остановился в двух метрах от тасконцев и вежливо произнес:

– Доброй ночи. Не будете возражать, если маленький отряд скитальцев погреется возле вашего огня?

– Ради Бога, – спокойно ответил бородатый мужчина лет пятидесяти.

Де Креньян сразу обратил внимание, что местные жители отодвинулись от незнакомцев и пересели на другую сторону костра. Это настораживало.

Воин невольно положил палец на спусковой крючок автомата. Беглый осмотр унимийцев привести в восторг путников никак не мог. Некогда приличная одежда превратилась в плохо заштопанные грязные, декадами не стираные лохмотья.

Выдержав паузу, маркиз попытался завести разговор.

– Вы довольно беспечны, – вымолвил землянин, тревожно озираясь по сторонам. – Неужели не боитесь нападения? Сейчас на Униме много разных мерзавцев, желающих поживиться чужим добром.

– Тем хуже для них, – злорадно усмехнулся тасконец. – Мертвецам смерть не страшна. Мы все уже давно покойники.

– Судя по вашему внешнему виду, этого не скажешь, – возразил Жак.

– Глаза, к сожалению, многого не видят, – проговорил унимиец. – С точки зрения физиологии, я еще жив, но моя душа умерла. Нас практически здесь ничто не держит. Жители Энжела влачат жалкое существование. Некоторые не выдержали мучений и покончили с собой.

– Так значит, заброшенное поселение, которое мы видели на берегу, принадлежит вам? – догадалась Салан.

– Принадлежало, – уточнил мужчина. – Прошло больше месяца с тех пор, как мы его покинули. Оставаться там у нас не было сил. Увы, спасения нет нигде. Старуха Смерть преследует несчастных людей по пятам. Энжелцы прогневали Бога и теперь сполна расплачиваются за свои грехи.

– Что же с вами случилось? – поинтересовалась аланка.

Тасконец неопределенно пожал плечами и устало проговорил:

– Мы и сами толком не поняли. Однажды к нам забрел голодный измученный путник. Он едва передвигал ноги. Чужаки появляются в поселке редко, и потому незнакомцу оказали достойный прием. Люди надеялись услышать рассказы о дальних странах, о жизни в северных городах. В домах ведь сохранилось много книг о древней могущественной цивилизации.

Смахнув со щеки скупую слезу, унимиец продолжил:

– Путешественник быстро слабел и умер через два дня. А спустя декаду в Энжеле появились первые больные. Поначалу никто не обратил на это должного внимания. Однако эпидемия стремительно распространялась, поражая все новые и новые жертвы. Вскоре стало ясно – поселок обречен. Люди пытались укрыться в домах, не выходили на улицу, не общались с соседями. Увы, драгоценное время было упущено. Энжел вымирал целыми семьями. Поначалу родственники хоронили своих близких, но затем перестали делать и это. Чтобы остальные знали о распространившейся болезни, на дверях рисовали черный крест.

– И долго вы пытались отсидеться? – спросила Линда.

– Дней двадцать, – после небольшой паузы сказал мужчина. – Петля смерти затягивалась все туже, и уцелевшие обратились в бегство. Страх гнал энжелцев прочь из родного поселка. Из пяти сотен нас осталось меньше половины. Ко всеобщему ужасу и разочарованию, предпринятая мера не дала результатов. Беглецы остановились здесь, в лесу, разбили лагерь и стали дожидаться конца своих страданий. Мы уносим мертвых и тяжело больных в чащу и стараемся не вспоминать о них. Скоро безумный кошмар закончится. Сомнений нет – все жители Энжела инфицированы. Чужак принес нам погибель. Если хотите жить, не советую приближаться ко мне.

– Каковы симптомы болезни? Как она проявляется? – взволнованно вымолвила врач.

– Сначала человек чувствует себя нормально, – ответил тасконец. – Затем появляется необъяснимая слабость, теряется трудоспособность. А дальше… головная боль, головокружение, тошнота, резкое повышение температуры. Несколько суток бедняга мучается от ужасного жара. Многие умирают именно на этой стадии. Мы прозвали их «счастливчиками».

– Почему, – удивился француз.

– Черный юмор обреченных, – пояснил местный житель. – Те, кто преодолел кризисный период, превращаются в заживо разлагающийся организм. Тело покрывается ужасными язвами. Они быстро лопаются, и оттуда вытекает мерзкая, зловонная слизь. Человек медленно сгнивает, прекрасно осознавая, что именно с ним происходит.

– Кошмар! – вырвалось у аланки. – Неужели вы не пробовали найти лекарство? Наверняка в поселке были медики…

– Трое, – с горечью произнес тасконец. – Они оказались честными и смелыми людьми. Никто из них не пытался спрятаться и отсидеться. Как и следовало ожидать, смерть настигла докторов в первую очередь. Но даже умирая, врачи продолжали вести дневник наблюдений и исследований. К сожалению, никто больше не обладает подобными знаниями.

– Документ сохранился? – поспешно проговорила Салан.

– Конечно, – кивнул мужчина. – Однако я не могу дать его вам. Каждая страница дневника заражена. Для здорового человека – это верный шаг к самоубийству.

– Вот именно, для здорового… – уточнила Линда. – Похоже, мы с вами братья по несчастью.

– С чего ты взяла? – изумленно воскликнул землянин.

– Жак, я врач, – резонно заметила женщина. – Сходи и посмотри на Вилла. У него наличествуют все только что перечисленные симптомы. Лишь полный глупец сделает другой вывод. Надо честно признать – мы заразились во время разведки поселка. У меня сомнений не осталось. Вирус либо искусственный, либо сильно мутировавший под действием радиации. С ним не справилась даже наша самая современная иммунная защита.

– Но я не чувствую себя больным! – громко возразил де Креньян.

– Пока, – скептически сказала аланка. – И могу объяснить, почему. Белаун неосторожно разворачивал покрывало и испачкался странной слизью. Его кожа не выдержала атаки инфекции. Вот почему болезнь развивается так стремительно. А теперь вспомни, сколько раз ты пил с ним из одной кружки и держался за весла лодки.

– Проклятие! – выругался маркиз. – Я пережил две эпидемии чумы и подцепил какую-то заразу на Тасконе. Ну разве не судьба?

– Не знаю, – вымолвила Салан. – Ясно одно – мы серьезно влипли. Если в ближайшее время не удастся найти вакцину – наши дни сочтены. И тогда у остальных членов отряда возникнут очень большие проблемы.

– Идиоты! – Француз схватился за голову руками. – Из-за одной глупой ошибки мы подставили под угрозу выполнение всей миссии. Теперь друзьям придется возвращаться обратно пешком. И неизвестно, сумеют ли они сделать это.

– Перестань, – оборвала Жака женщина. – Мы – не дети. От подобных промахов никто не застрахован. Всего заранее не предусмотришь. Так зачем и себе, и другим трепать нервы? Надо бороться и искать выход из сложившейся ситуации. Не исключено, что эпидемия – это тоже часть войны. Силы Тьмы не церемонятся в выборе средств.

С момента высадки в лагерь энжелцев минуло семь суток. Трудно в двух словах описать то, что происходило в эти дни. Когда рассвело, и путники вошли в маленький поселок, состоящий из трех десятков шалашей, их охватил настоящий ужас. Даже Линда не ожидала увидеть подобного кошмара.

На небольшой поляне в центре лагеря лежали два трупа. Мужчины умерли минувшей ночью. Лица бедняг исказила гримаса боли и отчаяния, конечности неестественно выгнулись в предсмертной судороге. На груди и руках одного из тасконцев отчетливо виднелись гнойные язвы. Удивительно, но местные жители совершенно не обращали внимания на покойников. Каждый занимался своим делом: кто-то рубил дрова, кто-то свежевал тушу кона, кто-то готовил завтрак.

– Их надо убрать отсюда, – осторожно произнесла аланка.

– Не беспокойтесь, скоро мертвецов унесут, – ответил бородатый унимиец по имени Клод.

Именно он сейчас руководил уцелевшими. До начала эпидемии этот человек был скромным учителем и среди своих сограждан особыми достоинствами не выделялся.

– Чтобы хоть как-то оттянуть конец, мы живем обособленными группами, – пояснил тасконец. – Общение между ними полностью исключается. Поэтому умерших хоронят только родственники.

– Это дает какие-то результаты? – уточнила Салан.

– Отчасти, – вымолвил унимиец. – Сейчас у нас одиннадцать семей общей численностью в девяносто шесть… точнее в девяносто четыре человека. В пяти семьях пока нет ни единого случая заболевания. Они – последняя надежда Энжела. Может, хоть кто-то уцелеет…

– А вы? – спросил де Креньян.

– Мне не повезло, – с горечью отозвался мужчина. – Юноша, лежащий справа, – мой племянник. Несколько дней назад я похоронил сына и брата.

В этот момент к Клоду подошла женщина лет сорока пяти. Когда-то тасконка, видимо, отличалась небывалой красотой и статью. Ее фигура и сейчас выглядела великолепно. Однако трагические события, обрушившиеся на поселение, оставили свой жестокий след на лице унимийки. Под глазами образовались синеватые мешки, шею и щеки прорезали многочисленные морщины, в темных густых волосах виднелась обильная седина.

Она бросилась на грудь мужу и, утирая слезы, тихо произнесла:

– Заболели Макс и Криста.

– Господи, за что такое наказание? Неужели ты не мог пожалеть, хотя их? В чем виноваты безгрешные души? – вырвалось у тасконца.

Затем он повернулся к путешественникам и проговорил:

– Извините меня. Речь идет о моих внуках. Бедняжкам пять и семь лет. После смерти их отца мы пытаюсь уберечь детей от заражения. Построили отдельный шалаш, не прикасались к вещам, соблюдали предельную осторожность. Не помогло…

– Если инфекция передается воздушно-капельным путем, подобные меры бесполезны, – заметила врач.

Тасконец и воины быстрым шагом направились к северной оконечности поселка.

Возле высоких стройных деревьев располагались шесть неказистых, покосившихся шалашей. Около самого маленького безутешно рыдала женщина лет двадцати пяти. Клод подошел к невестке и попытался ее успокоить.

Между тем, Линда откинула полог и протиснулась внутрь. На мягком матрасике лежали двое детей. Они были явно напуганы и настороженно поглядывали на незнакомого человека.

– Как вы себя чувствуете? – ласково спросила аланка.

– Хорошо, – очень тихо прошептала девочка. – Только голова немного кружится.

– А у меня ножки слабые, – вставил мальчик.

– Ничего, – улыбнулась Салан. – Скоро все пройдет…

– Разве мы не умрем? – задала совсем не детский вопрос внучка Клода. – Ведь папа и дядя Грег так и не встали с постели. Потом их унесли в лес.

– Я помогу вам, – сказала Линда и поспешно выбралась наружу.

Посмотрев на Жака и унимийцев, женщина с болью в голосе произнесла:

– К сожалению, симптомы подтверждаются. Бедняжки действительно больны.

– Значит, им осталось жить не больше декады, – с трудом вымолвил тасконец. – Дети долго не выдерживают.

– А взрослые? – поинтересовался землянин.

– Кто как… – выдохнул мужчина. – Некоторые умирают через пятнадцать дней после появления первых признаков. Основная часть держится две декады. Но иногда люди мучаются и дольше… Впрочем, назвать их людьми в подобном состоянии довольно трудно. Они превращаются в живые трупы, пугая своим видом окружающих.

– Понимаю, – кивнула аланка. – Надеюсь, вы поможете принести сюда нашего больного друга. Группа разместится в каких-нибудь заброшенных шалашах.

– Но ведь они заражены! – вырвалось у жены Клода.

– Мы тоже, – попыталась улыбнуться Линда. Салан, де Креньян и двое унимийцев неторопливо направились к реке.

Вилл уже не спал. Уходя в лагерь энжелцев, друзья предупредили его о своем скором возвращении.

Время шло, а Линда и Жак не появлялись. Белаун начал волноваться и на всякий случай покрепче сжал автомат.

Голова ужасно болела. Порой в глазах темнело настолько, что аланец не мог разглядеть даже кромку леса, находящегося в трех метрах от берега.

Довольно скоро он осознал безысходность собственного положения. Вилл не мог даже двигаться без посторонней помощи.

Лишь когда возле кустов мелькнули знакомые фигуры, воин бессильно опустился на дно шлюпки.

Тасконцы взяли имущество чужаков, а француз и аланка, закинув руки товарища себе на плечи, осторожно понесли его в сторону леса.

Удивленно взглянув на друзей, Белаун обреченно произнес:

– Неужели мои дела так плохи?

– Гораздо хуже, чем ты предполагаешь, – честно призналась женщина. – Если за полторы декады мы не найдем лекарство, то неминуемо отправимся на тот свет.

– Идиотизм, – вымолвил Вилл, закрывая глаза от очередного приступа головной боли.

Отряд разместился на южной оконечности лагеря. Здесь пустовало очень много шалашей. Рядом располагались две энжелские семьи.

Сразу было видно, что эти люди обречены. Они с трудом ходили, пытаясь хоть как-то приготовить скудный обед. Само собой, остальные унимийцы им не помогали.

У некоторых несчастных отчетливо виднелись лопнувшие язвы. По коже текла отвратительная, мерзко пахнущая слизь.

– Это ждет и меня? – с ужасом спросил аланец.

– Это ждет всех нас, – жестко ответила врач. – Кого-то раньше, кого-то позже. Мы виноваты сами. Следовало соблюдать предельную осторожность, а не лазить по заброшенным домам…

– Ну, нет, – покачал головой воин. – Я не собираюсь сгнивать заживо. Уж лучше сразу пустить себе пулю в лоб и не мучиться.

– Перестань! – резко выкрикнула Линда. – Что ты расхныкался, как последний трус! Солдат должен бороться до конца. От клятвы воинов Света тебя освободит только смерть. Самоубийство равносильно предательству.

Между тем, к путешественникам подошел Клод. Он внимательно посмотрел на Белауна и с горечью в голосе произнес:

– Вижу, у вас самих серьезные проблемы. Моя семья наверняка заражена, но я прошу к нам больше не приближаться. Закон распространяется и на чужаков. Вы обязаны жить отдельно.