Пьесы - Жизнь Человека

       Некто в сером. Она не знает, что уже исполнено желание ее. Она не знает, что уже сегодня утром в богатом доме два человека, согнувшись, жадно рассматривали чертеж Человека и восторгались им. Весь день сегодня они тщетно разыскивали Человека, – богатство искало его, как он ищет богатство. И завтра утром, когда соседи уйдут на работу, к их дому подъедет автомобиль, и два господина, низко кланяясь, войдут в бедную комнату и принесут богатство и славу. Но не знают об этом ни он, ни она. Так приходит к человеку счастье – и так же уходит оно.
      Входят Человеки его Жена. У Человека красивая, гордая голова с блестящими глазами, высоким лбом и черными бровями, расходящимися от переносья, как два смелых крыла. Волнистые черные волосы свободно откинуты назад: низкий, белый, мягкий воротник открывает стройную шею и часть груди. В движениях своих Человек легок и быстр, как молодое животное, но позы он принимает свойственные только человеку: деятельно-свободные и гордые.
       Человек. Опять ничего. Скоро я лягу в постель и так буду лежать весь день, – пускай приходят за мной те, кому я нужен, а сам я не пойду. Завтра же лягу.
       Жена. Ты устал?
       Человек. Да, я устал и голоден. Я мог бы, как герой Гомера, съесть целого быка, а придется довольствоваться куском черствого хлеба. Ты знаешь ли, что человек не может постоянно есть один только хлеб, – мне хочется грызть, рвать, кусать!
       Жена. Мне жалко тебя, мой милый.
       Человек. Да, и мне жалко себя, но от этого я не сыт. Сегодня я целый час стоял перед гастрономическим магазином, и как люди рассматривают произведение искусства, так я рассматривал эти пулярки, паштеты, колбасы. А вывески! Они так хорошо умеют рисовать ветчину, что ее можно съесть вместе с железом.
       Жена. Ветчину и я люблю.
       Человек. Кто же не любит ветчины? А омаров ты любишь?
       Жена. Да, люблю.
       Человек. Какого я видел омара! Он был нарисован, но он был еще красивее, чем живой. Красный, как кардинал, величественный, строгий, он стоил того, чтобы подойти к нему под благословение. Я думаю, я мог бы съесть двух таких кардиналов и папу – карпа в придачу.
       Жена(грустно). Ты не замечаешь моих цветов?
       Человек. Цветы? А их можно есть?
       Жена. Ты не любишь меня.
       Человек(целуя ее). Прости меня! Но, правда, я так голоден. Посмотри, у меня трясутся руки, я даже в собаку не в силах бросить камнем.
       Жена(целует руку). Бедный мой!
       Человек. А откуда эти листья на полу? От них так хорошо пахнет. Это также ты?
       Жена. Нет, это, наверное, соседи.
       Человек. Милые люди наши соседи. Странно: так много хороших людей на свете, а человек может умереть с голоду. Отчего это?
       Жена. Ты стал так мрачен. Ты хмуришься? Ты видишь что-нибудь?
       Человек. Да, предо мной, среди моих шуток, проскользнул ужасный образ нищеты и стал вон там, в углу. Ты видишь ее? Жалобно протянутые руки, заброшенность детеныша в лесу, молящий голос и тишина людской пустыни. Помогите! Никто не слышит. – Помогите, я умираю! – Никто не слышит. Смотри, жена, смотри! Вот, дрожа, выплывают смутные черные тени, как обрывки верного дыма из длинной страшной трубы, ведущей в ад. Смотри: и я между ними.
       Жена. Мне стало страшно, и я не могу смотреть в тот темный угол. Ты видел все это на улице?
       Человек. Да, я видел все это на улице, и скоро это будет с нами.
       Жена. Нет, бог не допустит этого.
       Человек. Отчего же он для других допускает?
       Жена. Мы лучше других, мы хорошие люди. Мы ничем его не огорчаем.
       Человек. Ты думаешь? А я так часто ругаюсь.
       Жена. Ты не злой.
       Человек. Нет, я злой, я злой! Когда я похожу по улице и посмотрю на все, что нам не принадлежит, у меня отрастают клыки, как у кабана. Ах, как много нет у меня денег! Слушай меня, маленькая женка! Сегодня я гулял вечером в парке, в этом прекрасном парке, где дороги прямы, как стрелы, и красивые буки похожи на королей в коронах…
       Жена. А я ходила по улицам города, и там все магазины, такие красивые магазины…
       Человек. Мимо меня проходили люди с тросточками, одетые так красиво, и я думал: а у меня этого нет!
       Жена. Нарядные женщины в изящных ботинках, делающих ногу красивой, в прекрасных шляпах, из-под которых глаза сверкают так таинственно, в шелковых юбках, издающих загадочный шелест, – проходили мимо меня, и я думала: а у меня нет хорошей шляпки, нет шелковой юбки!
       Человек. Один нахал толкнул меня плечом, но я показал ему свои клыки, и он позорно спрятался за других!
       Жена. Меня толкнула нарядная дама, но я даже не посмотрела на нее: так было мне неловко!
       Человек. Там проносились всадники на горячих, гордых конях, а у меня этого нет!
       Жена. У нее в ушах были такие брильянты, что хотелось поцеловать!
       Человек. Там бесшумно, как призраки с горящими глазами, скользили красные и зеленые автомобили, и люди сидели в них, и смеялись, и лениво смотрели по сторонам, – а у меня этого нет!
       Жена. А у меня нет ни брильянтов, ни изумрудов, ни белого чистого жемчуга!
       Человек. Над озером богатый ресторан сверкал огнями, как царствие небесное, и там ели! Министры во фраках, какие-то ангелы с белыми крыльями разносили бутерброды и пиво, и там ели, там пили! Я есть хочу! Маленькая женка, я есть хочу!
       Жена. Миленький, ты бегаешь, а от этого еще больше хочется есть. Ты лучше сядь, а я сяду к тебе на колени, а ты возьми бумагу и нарисуй красивое-красивое здание.
       Человек. Мое вдохновение так же голодно, оно рисует только съестные пейзажи! Уже давно дворцы походят на толстые пироги с жирной начинкой, а церкви – на гороховые колбасы. Но на твоих глазах я вижу слезы: что с тобой, моя маленькая женка?
       Жена. Мне так грустно, что я не могу помочь тебе!
       Человек. Ты меня пристыдила. Я, крепкий мужчина, умный, талантливый, здоровый, ничего не могу сделать, а моя маленькая женка, моя сказочная фея плачет, что не в силах помочь мне! Когда женщина плачет, это всегда позор для мужчины. Мне совестно!
       Жена. Ты же не виноват, что люди не могут тебя оценить!
       Человек. У меня даже уши покраснели! Словно меня, как в детстве, отодрали за уши! Ты ведь тоже голодна, а я не вижу этого, как настоящий эгоист. Это подло!
       Жена. Милый мой, я не чувствую голода…
       Человек. Это бесчестно! Это малодушно! Тот нахал, который толкнул меня, был прав: он видел, что это идет настоящая жирная свинья! Кабан с острыми клыками, но с глупой головой!
       Жена. Если ты будешь бранить себя так нехорошо, я опять заплачу.
       Человек. Нет, нет, не нужно слез! Когда я вижу слезы на твоих глазах, мною овладевает страх. Я боюсь этих кристальных, светлых капелек: точно кто-то другой, кто-то страшный роняет их. Я не позволю тебе плакать. У нас нет ничего, мы бедны, – но я расскажу тебе о том, что у нас будет. Я очарую тебя светлой сказкой, яркими мечтами обовью я тебя, как розами, моя царица!
       Жена. Не нужно бояться! Ты сильный, ты гениальный, и ты победил жизнь. Минута уныния пройдет, и святое вдохновение вновь осенит твою гордую голову.
       Человек(становится в гордую и смелую позу вызова и бросает в тот угол, где стоит Неизвестный, дубовый листок со словами). Эй, ты, как тебя там зовут: рок, дьявол или жизнь, я бросаю тебе перчатку, зову тебя на бой! Малодушные люди преклоняются пред твоею загадочною властью. Твое каменное лицо внушает им ужас, в твоем молчании они слышат зарождение бед и грозное падение их. А я смел и силен и зову тебя на бой. Поблестим мечами, позвеним щитами, обрушим на головы удары, от которых задрожит земля! Эй, выходи на бой.
       Жена(приникая немного позади к его левому плечу, говорит страстно). Смелее, мой милый, еще смелее!
       Человек. Твоей зловещей косности я противопоставлю мою живую и бодрую силу; мрачности твоей – мой яркий и звонкий смех! Эй, отражай удары! У тебя каменный лоб, лишенный разума, – бросаю в него раскаленные ядра моей сверкающей мысли; у тебя каменное сердце, лишенное жалости, – сторонись, я лью в него горячую отраву мятежных криков! Черною тучею твоего свирепого гнева затмится солнце, – мы мечами осветим тьму! Эй, отражай удары!
       Жена. Смелее, еще смелее! За тобой стоит твой оруженосец, мой гордый рыцарь!
       Человек. Побеждая, я буду петь песни, на которые откликнется вся земля; молча падая под твоим ударом, я буду думать лишь о том, чтобы снова встать и ринуться на бой! В моей броне есть слабые места, я знаю это. Но, покрытый ранами, истекающий алой кровью, я силы соберу, чтобы крикнуть: ты еще не победил, злой недруг человека!
       Жена. Смелее, мой рыцарь! Я слезами твои омою раны, поцелуями остановлю бег алой крови!
       Человек. И, умирая на поле брани, как умирают храбрые, одним лишь возгласом я уничтожу твою слепую радость: я победил! Я победил, злой враг мой, ибо до последнего дыхания не признал я твоей власти!
       Жена. Смелей, мой рыцарь, смелей! Я умру с тобою, Человек. Эй, эй, выходи на бой! Поблестим мечами, позвеним щитами, обрушим на головы удары, от которых задрожит земля. Эй, выходи!
      Некоторое время Человек и его Жена остаются в тех же позах, потом оборачиваются друг к другу и целуются.
      Так разделаемся мы с жизнью, моя маленькая женка, не правда ли? Пусть она хмурится, как слепая сова при солнце, – мы заставим ее улыбнуться!
       Жена. И поплясать под наши песни. Нас двое!
       Человек. Нас двое. Ты хорошая жена, ты моя верная подруга, ты храбрая маленькая женщина, и, пока мы с тобой, нам никто не страшен. Эка бедность! Сегодня бедны, а завтра уже богаты!
       Жена. И что такое голод? Сегодня хочется есть, а завтра мы уже сыты.
       Человек. Ты думаешь? Очень возможно. Но я буду очень много есть – так много нужно, чтобы я почувствовал себя сытым. Как ты думаешь, достаточно это будет: утром чай, или кофе, или шоколад, как кто хочет, выбор свободный. Потом завтрак из трех блюд. Потом обед. Потом ужин. Потом…
       Жена. Побольше фруктов. Я очень люблю фрукты.
       Человек. Хорошо. Я буду корзинами покупать их прямо на рынке: там они дешевле и свежее. Впрочем, у нас будет свой сад.
       Жена. Но у нас нет земли!
       Человек. Я куплю. Мне давно хочется иметь свой кусочек земли. Кстати, я построю там дом по своему рисунку. Пусть посмотрят, негодяи, какой я архитектор!
       Жена. Мне хотелось бы в Италии, у самого моря. Мраморная белая вилла в роще лимонов и кипарисов. И чтобы белые мраморные ступени опускались прямо в голубые волны.
       Человек. Понимаю. Это хорошо. Но я рассчитываю, кроме того, построить замок в Норвегии, в горах. Внизу фиорд, а вверху, на острой горе, замок. Бумаги у нас нет? Ну, смотри на стену, я буду показывать. Вот это фиорд, видишь?
       Жена. Да. Как красиво!
       Человек. Блестящая, глубокая вода здесь – она отражает нежно-зеленую траву: здесь – красный, черный, коричневый камень. А вот здесь в прорыве где вот это пятно – клочок голубого неба и белое, тихое облачко…
       Жена. Белая лодка, смотри, отразилась в воде, как будто грудь с грудью два белые лебедя.
       Человек. А вот тут идет кверху гора. Веселая, зеленая снизу, кверху она все мрачнее, все строже. Острые скалы, черные тени, обрывки и лохмотья туч…
       Жена. Похоже на разрушенный замок.
       Человек. И вот на том, на среднем пятне построю я царственный замок.
       Жена. Там холодно! Там ветер!
       Человек. У меня будут толстые каменные стены и огромные окна из целого стекла. Ночью, когда забушует зимняя вьюга и заревет внизу фиорд, мы завесим окна и затопим огромный камин. Это будут такие огромные очаги, в которых будут гореть целые бревна, целые леса смолистых сосен!
       Жена. Как тепло!
       Человек. И тихо как, заметь. Везде ковры и много-много книг, от которых бывает такая живая и теплая тишина. А мы вдвоем. Там ревет буря, а мы вдвоем, перед камином, на шкуре белого медведя. «Не взглянуть ли, что делается там?» – скажешь ты. «Хорошо», – отвечу я, и мы подойдем к самому большому окну и отдернем занавес. Боже, что там!
       Жена. Клубится снег!
       Человек. Точно белые кони несутся, точно мириады испуганных маленьких духов, бледных от страха, ищут спасения у ночи. И визг и вой…
       Жена. Ой, холодно! Я дрожу!
       Человек. Скорее к огню! Эй, подайте мой дедовский кубок. Да не тот, – золотой, из которого викинги пили! Налейте его золотистым вином, да не так, – до краев пусть поднимается жгучая влага. Вот на вертеле жарится серна – несите-ка ее сюда, я ее съем! Да скорее, а то я съем вас самих, – я голоден, как черт!
       Жена. Ну, вот и принесли… Дальше.
       Человек. Дальше… Понятно, я ее съем, что же может быть дальше? Но что ты делаешь с моей головой, маленькая женка?
       Жена. Я богиня славы! Из листьев дубовых, которые набросали соседи, я сплела тебе венок и венчаю тебя. Это слава пришла, прекрасная слава! (Надевает венок.)
      Человек. Да, слава, шумящая, звонкая слава. Смотри на стену! Вот это – я иду. А кто рядом со мной, видишь?
       Жена. Это я.
       Человек. Смотри – нам кланяются. О нас шепчутся. На нас показывают пальцами. Вот какой-то почтенный старик заплакал и говорит: счастлива родина, имеющая таких детей. Вот юноша, бледнея, смотрит, на него с улыбкой оглянулась слава. В это время я уже построил Народный дом, которым гордится вся наша земля…
       Жена. Ты мой славный! К тебе так идет венок из дуба, а из лавра пошел бы еще больше.
       Человек. Смотри, смотри! Вот это – идут ко мне представители от города, где я родился. Они кланяются и говорят: город наш гордится честью…
       Жена. Ах!
       Человек. Что ты?
       Жена. Я нашла бутылку молока.
       Человек. Этого не может быть!
       Жена. И хлеб, мягкий пахучий хлеб. И сигару.
       Человек. Этого не может быть! Ты ошиблась: это сырость с проклятой стены, а тебе показалось – молоко.
       Жена. Да нет же!
       Человек. Сигара! Сигары не растут на окнах. Их за бешеные деньги продают в магазинах. Это, наверное, черный обломанный сучок!
       Жена. Ну, посмотри же! Я догадываюсь: это принесли наши милые соседи.
       Человек. Соседи? Поверь мне: это люди, но – божественного происхождения. Но если бы это принесли сами черти… Скорее сюда, моя маленькая женка!
      Жена Человека садится к нему на колени, и так они едят. Она отламывает кусочки хлеба и кладет ему в рот, а он поит ее молоком из бутылки.
      По-видимому, сливки!
       Жена. Нет, молоко. Жуй получше, ты подавишься!
       Человек. Корку давай. Она такая поджаристая!
       Жена. Ну, ведь я говорила, что подавишься.
       Человек. Нет, проглотил.
       Жена. У меня молоко течет по шее и подбородку. Ой, щекотно!
       Человек. Дай я его выпью. Не нужно, чтобы капля пропадала.
       Жена. Какой ты хитрый!
       Человек. Готово. Быстро. Все хорошее кончается так быстро. У этой бутылки, по-видимому, двойное дно: с виду она кажется глубже! Какие жулики эти фабриканты стекла!
      Он закуривает сигару, приняв позу блаженно отдыхающего человека, она повязывает в волосы розовенькую ленточку, смотрясь в черное стекло окна.
      По-видимому, дорогая сигара: очень пахучая и крепкая. Всегда буду курить такие!
       Жена. Ты не видишь?
       Человек. Все вижу. И ленточку, и вижу, что ты хочешь, чтобы я поцеловал твою голенькую шейку. Жена. Этого я не позволю. Вообще ты стал что-то развязен. Кури, пожалуйста, свою сигару, а моя шейка…
       Человек. Что? Да разве она не моя? Черт возьми, покушение на собственность!
      Она бежит. Человек догоняет ее и целует.
      Вот. Права восстановлены. А теперь, моя маленькая женка, танцевать. Вообрази, что это – великолепный, роскошный, изумительный, сверхъестественный, красивый дворец.
       Жена. Вообразила.
       Человек. Вообрази, что ты – царица бала.
       Жена. Готово.
       Человек. И к тебе подходят маркизы, графы, пэры. Но ты отказываешь им и избираешь этого, как его – в трико. Принца! Что же ты?
       Жена. Я не люблю принцев.
       Человек. Вот как! Кого же ты любишь?
       Жена. Я люблю талантливых художников.
       Человек. Готово. Он подошел. Боже мой, но ведь ты кокетничаешь с пустотой? Женщина!
       Жена. Я вообразила.
       Человек. Ну, ладно. Вообрази изумительный оркестр. Вот турецкий барабан: бум-бум-бум! (Бьет кулаком по столу, как по барабану.)
       Жена. Милый мой! Это только в цирке собирают публику барабаном, а во дворце…
       Человек. Ах, черт возьми! Перестань воображать. Воображай опять! Вот заливаются певучие скрипки. Вот нежно поет свирель. Вот гудит, как жук, толстый контрабас…
      Человек в дубовом венке садится и напевает танец, прихлопывая в такт ладонями. Мотив тот, что повторяется в следующей картине на балу у Человека. Жена танцует, грациозная и стройная.
      Ах ты, козочка моя!
       Жена. Я царица бала.
      Пенье и танец все веселее. Постепенно Человек встает, потом начинает слегка танцевать на месте, потом схватывает Жену и с сбившимся на сторону дубовым венком танцует.
      И равнодушно смотрит Некто в сером, держа в окаменелой руке ярко пылающую свечу.
 
       Опускается занавес

Картина третья
Бал у человека

      Бал происходит в лучшей зале обширного дома Человека. Это очень высокая, большая, правильно четырехугольная комната с совершенно гладкими белыми стенами, таким же потолком и светлым полом. Есть какая-то неправильность в соотношении частей, в размерах их – так, двери несоразмерно малы сравнительно с окнами, вследствие чего зала производит впечатление странное, несколько раздражающее – чего-то дисгармоничного, чего-то ненайденного, чего-то лишнего, пришедшего извне. Все полно холодной белизной, и однообразие ее нарушается только рядом окон, идущих по задней стене. Очень высокие, почти до потолка, близко стоящие друг к другу, они густо чернеют темнотою ночи: ни одного блика, ни одного светлого пятнышка не видно в пустых междурамных провалах. В обилии позолоты выражается богатство Человека. Золоченые стулья и очень широкие золотые рамы на картинах. Это единственная мебель и единственное украшение огромной высокой залы. Освещается она тремя люстрами в виде обручей, с редкими, широко расставленными электрическими свечами. Очень светло к потолку; внизу света значительно меньше, так что стены кажутся сероватыми.
      Бал у Человека в полном разгаре. Играет оркестр из трех человек, причем музыкантыочень похожи на свои инструменты. Тот, что со скрипкой, похож на скрипку: тонкая шея, маленькая головка с хохолком, склоненная набок, несколько изогнутое туловище; на плече, под скрипкой, аккуратно разложен носовой платок. Тот, что с флейтой, похож на флейту: очень длинный, очень худой, с затянутыми худыми ногами. И тот, что с контрабасом, похож на контрабас: невысокий, с покатыми плечами, книзу очень толстый, в широких брюках. Играют они с необыкновенной старательностью, бросающейся в глаза: отбивают такт, поматывают головой, раскачиваются. Мотив во все время бала один и тот же. Это – коротенькая, в две музыкальных фразы, полька, с подпрыгивающими, веселыми и чрезвычайно пустыми звуками. Все три инструмента играют немного не в тон друг другу, и от этого между ними и между отдельными звуками некоторая странная разобщенность, какие-то пустые пространства. Мечтательно танцуют девушкии молодые люди. Все они очень красивые, изящные, стройные. В противоположность крикливым звукам музыки, их танец очень плавен, неслышен и легок; при первой музыкальной фразе они кружатся, при второй расходятся и сходятся грациозно и несколько манерно.
      Вдоль стены, на золоченых стульях, сидят гости, застывшие в чопорных позах. Туго двигаются, едва ворочая головами, так же туго говорят, не перешептываясь, не смеясь, почти не глядя друг на друга и отрывисто произнося, точно обрубая, только те слова, что вписаны в текст. У всех руки в кисти точно переломлены и висят тупо и надменно. При крайнем, резко выраженном разнообразии лиц все они охвачены одним выражением: самодовольства, чванности и тупого почтения перед богатством Человека.
      Танцующие только в белых платьях, мужчины в черном. Среди гостей черный, белый и ярко-желтый цвета.
      В ближнем углу, более темном, чем другие, неподвижно стоит Некто в сером, именуемый Он. Свеча в его руке убыла на две трети и горит сильно желтым огнем, бросая желтые блики на каменное лицо и подбородок Его.

Разговор гостей

      – Я должна заметить, что это очень большая честь – быть в гостях на балу у Человека.
      – Вы можете добавить, что этой чести удостоены весьма немногие. Весь город добивался приглашения, а попали лишь весьма немногие. Мой муж, мои дети и я, мы все весьма гордимся честью, которую оказал нам глубокоуважаемый Человек.
      – Мне даже жаль тех, кто не попал сюда: всю ночь они не будут спать от зависти, а завтра станут клеветать про скуку на балах Человека.
      – Они никогда не видали этого блеска.
      – Добавьте: этого изумительного богатства и роскоши.
      – Я и говорю: этого чарующего, беззаботного веселья. Если это не весело, то я желала бы видеть, где бывает весело!
      – Оставьте: вы не переспорите людей, когда их мучит зависть. Они вам скажут, что вовсе не на золоченых стульях мы сидели. Вовсе не на золоченых.
      – Что это были самые простые, дешевые стулья, купленные у торговца старыми вещами!
      – Что вовсе и не электричество нам светило, но простые сальные свечи.
      – Скажите: огарки.
      – Дрянные плошки. О, клевета!
      – Они будут нагло отрицать, что в доме Человека золоченые карнизы.
      – И что у картин такие широкие золотые рамы. Мне кажется, будто я слышу звон золота.
      – Вы видите его блеск, этого достаточно, я думаю.
      – Я редко наслаждаюсь такой музыкой, как на балах Человека. Это божественная гармония, уносящая душу в высшие сферы.
      – Я надеюсь, что музыка будет достаточно хороша, если за нее платят такие деньги. Вы не должны забывать, что это лучший оркестр в городе и играет в самых торжественных случаях.
      – Эту музыку долго потом слышишь, она положительно покоряет слух. Мои дети, возвращаясь с балов Человека, долго еще напевают мотив.
      – Мне иногда кажется, что я слышу ее на улице. Оглядываюсь и нет ни музыкантов, ни музыки.
      – А я слышу ее во сне.
      – Мне особенно нравится то, должна я сказать, что музыканты играют так старательно. Они понимают, какие деньги им платят за музыку, и не желают получать их даром. Это очень порядочно!
      – Похоже даже, будто они сами вошли в свои инструменты: так стараются они!
      – Или, скажите, инструменты вошли в них.
      – Как богато!
      – Как пышно!
      – Как светло!
      – Как богато!
      Некоторое время в разных концах, отрывисто, звуком, похожим на лай, повторяют только два эти выражения: «Как богато!», «Как пышно!»
      – Кроме этой залы, у Человека в доме еще пятнадцать великолепных комнат, и я видела их все. Столовая с таким огромным камином, что в нем можно жечь целые деревья. Великолепные гостиные и будуар. Обширная спальня, и над изголовьем у кроватей, вы представьте себе, – балдахины!
      – Да, это изумительно. Балдахины!
      – Вы слышали: балдахины!
      – Позвольте мне продолжать. Для сына, маленького мальчика, прекрасная светлая комната из золотистого желтого дерева. Кажется, что в ней всегда светит солнце…
      – Это такой прелестный мальчик. У него кудри как солнечные лучи.
      – Это правда. Когда посмотришь на него, то невольно думаешь: ах, неужели взошло солнце!
      – А когда посмотришь в его глаза, то думаешь: ах, вот уже кончилась осень и опять показалось голубое небо.
      – Человек так безумно любит своего сына. Для верховой езды он купил ему пони, хорошенького, светло-белого пони. Мои дети…
      – Позвольте мне продолжать, я прошу вас. Я уже говорила про ванну?
      – Нет! Нет!
      – Так вот: ванна!
      – Ах, ванна!
      – Да. Горячая вода постоянно. Дальше кабинет самого Человека, и там все книги, книги, книги. Говорят, что он очень умный, и это видно по книгам.
      – А я видела сад!
      – Сада я не видала.
      – А я видела сад, и он очаровал меня, я должна в этом сознаться. Представьте себе: изумрудно-зеленые газоны, подстриженные с изумительной правильностью. Посередине проходят две дорожки, усыпанные мелким красным песком. Цветы – даже пальмы.
      – Даже пальмы.
      – Да, даже пальмы. И все деревья подстрижены так же: одни как пирамиды, другие как зеленые колонны. Фонтаны. Зеркальные шары. А в траве среди ее зелени стоят маленькие гипсовые гномы и серны.
      – Как богато!
      – Как роскошно!
      Некоторое время отрывисто повторяют: «Как богато!», «Как роскошно!»
      – Господин Человек удостоил меня чести показать свои конюшни и сараи, и я высказал полное одобрение содержащимся там лошадям и экипажам. Особенно глубокое впечатление произвел на меня автомобиль.
      – Вы подумайте: у него только семь человек одной прислуги: повар, кухарка, две горничные, садовники…
      – Вы пропустили кучера.
      – Да, конечно, и кучер.
      – Да, сами они ничего уже не делают. Такие важные.
      – Нужно согласиться, что это большая честь – быть в гостях у Человека.
      – Вы не находите, что музыка несколько однообразна?
      – Нет, я этого не нахожу и удивляюсь, что вы это находите. Разве вы не видите, какие это музыканты?
      – А я скажу, что всю жизнь желала бы слушать эту музыку: в ней есть что-то, что волнует меня.
      – И меня.
      – И меня.
      – Так хорошо под нее отдаваться сладким мечтам о блаженстве…
      – Уноситься мыслью в надзвездные сферы!
      – Как хорошо!
      – Как богато!
      – Как пышно!
      Повторяют.
      – Я вижу у тех дверей движение. Сейчас пройдет через залу Человек со своей Женой.
      Музыканты совершенно выбиваются из сил.
      – Вот они!
      – Идут! Смотрите, идут.
      В невысокие двери с правой стороны показываются Человек, его Жена, его Друзьяи Врагии наискось пересекают залу, направляясь к дверям на левой стороне. Танцующие, продолжая танцевать, расступаются и дают дорогу. Музыканты играют отчаянно громко и разноголосо.
      Человек сильно постарел: в длинных волосах его и бороде заметная проседь. Но лицо мужественно и красиво, и идет он со спокойным достоинством и некоторой холодностью; смотрит прямо перед собою, точно не замечая окружающих. Так же постарела, но еще красива его Жена, опирающаяся на его руку. И она точно не замечает окружающего и несколько странным, почти остановившимся взглядом смотрит прямо перед собою. Одеты они богато.
      Первыми за Человеком идут его Друзья. Все они очень похожи друг на друга: благородные лица, открытые высокие лбы, честные глаза. Выступают они гордо, выпячивая грудь, ставя ноги уверенно и твердо, и по сторонам смотрят снисходительно, с легкой насмешливостью. У всех у них в петлицах белые розы. Следующими, за небольшим интервалом, идут Враги Человека, очень похожие друг на друга. У всех у них коварные, подлые лица, низкие, придавленные лбы, длинные обезьяньи руки. Идут они беспокойно, толкаясь, горбясь, прячась друг за друга, и исподлобья бросают по сторонам острые, коварные, завистливые взгляды. В петлицах – желтые розы.
      Так медленно и совершенно молча проходят они через залу. Топот шагов, музыка, восклицания гостей создают очень нестройный, резко дисгармоничный шум.
      Гости:
      – Вот они! Вот они! Какая честь!
      – Как он красив!
      – Какое мужественное лицо!
      – Смотрите! Смотрите!
      – Он не глядит на нас!
      – Он нас не видит!
      – Мы его гости!
      – Какая честь! Какая честь!
      – А она? Смотрите, смотрите!
      – Как она прекрасна!
      – Как горда!
      – Нет, нет, вы на брильянты посмотрите!
      – Брильянты! Брильянты!
      – Жемчуг! Жемчуг!
      – Рубины!
      – Как богато! Какая честь!
      – Честь! Честь! Честь!
      Повторяют.
      – А вот Друзья Человека!
      – Смотрите, смотрите, вот Друзья Человека!
      – Благородные лица!
      – Гордая поступь!
      – На них сияние его славы!
      – Как они любят его!
      – Как верны ему!
      – Какая честь быть другом Человека!
      – Они смотрят на все, как на свое!
      – Они тут дома!
      – Какая честь!
      – Честь! Честь! Честь!
      Повторяют.
      – А вот Враги Человека!
      – Смотрите, смотрите – Враги Человека!
      – Они идут, как побитые собаки.
      – Человек укротил их.
      – Он надел на них намордники!
      – Они виляют хвостом.
      – Крадутся!
      – Толкаются!
      – Ха-ха! Ха-ха!
      Хохочут.
      – Какие подлые лица!
      – Жадные взгляды!
      – Трусливые!
      – Завистливые!
      – Они боятся на нас смотреть.
      – Чувствуют, что мы дома.
      – Их нужно еще попугать!
      – Человек будет благодарен!
      – Пугайте их, пугайте!
      – Го-го!
      Кричат на Врагов Человека, смешивая крик «го-го» с хохотом. Враги жмутся друг к другу, боязливо и остро поглядывая по сторонам.