Раб. Пришли те, кого ты ждешь, госпожа.
       Далила. Пусть войдут. Приготовлено ли масло, вода для омовения и все, что я приказала?
       Раб. Приготовлено, госпожа.
       Галиал. Так иди же! Как он медленно ворочается, собака! Иди.
       Раб выходит.
      Вот он, Ахимелек. Взгляни сам. Это он!
       Адорам. Ты так хрустишь пальцами, Галиал, что и он услышит.
       Галиал. Оставь, болтун. Тише.
       Входят Самсон и тюремщик Ягаре-Оргим . У Самсона все тот же дикий вид; на его руках и ногах тяжелые цепи; придерживаясь за Ягаре, не зная, что впереди, валится вслед за ним на колени, лбом прижимается к полу. Так остаются некоторое время.
       Самсон. Здравствуй, госпожа моя Далила. Вот я и пришел, как ты приказала.
       Далила. Я не приказывала, но я тебя ждала. Встань, Самсон. Встань, добрый Ягаре-Оргим. Сейчас ты совершишь омовение, и тебе дадут новые одежды, Самсон. Иди и возвращайся скорее, я жду тебя. Ты еще чего-нибудь хочешь?
       Самсон. А как же цепи, госпожа? ( Снова падая на колени, но с большей смелостью.) Прикажи расковать меня, госпожа моя Далила! Я верный раб царя филистимлянского, и я не сделаю зла.
       Далила смотрит вопросительно на Ахимелека; тот делает утвердительный жест.
       Далила. Будет сделано, как ты просишь. Ты слыхал, Ягаре-Оргим? Идите.
       Самсон встает и, придерживаясь за полу одежды тюремщика, звеня цепями, выходит. Здесь молчание. Все смотрят на Ахимелека; тот взволнован.
       Ахимелек. И это – Самсон? Я его не узнал. Я его видел однажды, и он был прекрасен тогда, как царь, весь Аскалон смотрел на него… а что же это? Это раб!
       Вопросительно смотрит на Далилу. Та, вспыхнув, гневно и гордо опускает глаза. Галиал также хмуро потупился.
       Адорам. Я говорил тебе, Ахимелек. Раньше это было Самсоном и даже моим другом, кажется, – теперь это грязное и волосатое животное. Раб.
       Ахимелек. Мне стало так печально! Я тоже буду царем, – и разве со мной может быть то же? Это так печально, у меня даже заболело сердце. У тебя тоже, Далила?
       Далила( не поднимая глаз). Нет.
       Ахимелек. Какой злой его бог! Почему он не дал Самсону смерть? – наш великий Дагон дал бы. Когда царь перестает царствовать, он должен умереть.
       Далила( не поднимая глаз). Прикажешь отослать его назад в темницу, повелитель?
       Ахимелек( смотря на суровое молчание Галиала). Ах, я не знаю!
       Адорам. И этого не надо: в твоем царстве достаточно рабов и без Самсона. О нем нужно забыть. У сестры есть какие-то славные камешки, которые бесследно растворяются в вине, и человек так приятно умирает после третьей чаши! Ты помнишь этого красавца с постным лицом, этого тоскливого ревнивца, который так надоел тебе, Далила? Но какая у меня плохая память, я совсем забыл его имя…
       Ахимелек. Что же ты молчишь, Галиал?
       Галиал резко и насмешливо хохочет. Ахимелек, покраснев, с гневом смотрит на его белое как мел, дергающееся лицо.
      Как ты можешь смеяться, когда я не смеюсь? Раб! Если ты смеешься надо мною, потому что я юноша, – то я еще буду царем, смотри! Если ты смеешься над ним, – то он был царем! А кто ты? Раб!
       Галиал( падая на колени и распростираясь перед Ахимелеком). Прости, повелитель!
       Адорам. Галиал волнуется, и смех его не вовремя. Он любит и почитает тебя, царевич.
       Ахимелек. Я не сержусь. Встань, не надо! Но я не люблю, чтобы смеялись, когда я чего-нибудь не понимаю. Лучше расскажи, ты мой учитель. Я тоже тебя люблю.
       Галиал. Смею ли я учить тебя? Кто я? Раб. Мы все живем, пока есть твоя милость, а отвернешь ты от нас свое светлое лицо…
       Ахимелек. Нет, нет. Ты все знаешь, а мне надо еще учиться. И мне не нравится, что Адорам шутит, – сейчас не время для шуток. Говори, учитель.
       Галиал. Прекрасный юноша! Солнце нашего народа! Сын богов! Глаза мои слепнут, когда я проникаю взором в величие твоих замыслов, в твои божественные дерзания. Мудрый Рефаим неслышно близится к смерти, а в тебе возрождается жизнь всех царей филистимских и их славных богов. Чудесный пришелец из светлой страны золотых островов и синего моря, ты ведешь свой род от далеких богов…
       Ахимелек. Но говорят, что это сказки и что я вовсе не сын богов?
       Галиал. Лживые языки, которые надо вырвать!
       Ахимелек. Да, в моих снах я вижу иногда эти золотые острова, о которых ты говоришь. ( Вздыхая.) А здесь все так чуждо мне, и кругом такая скучная пустыня. Там не было пустыни. Ты хорошо говоришь, Галиал.
       Галиал. Ты смел и силен, Ахимелек, на твоем челе печать избрания, и народ поклоняется тебе в храмах…
       Ахимелек( краснея). Не так много, друг! Я еще юноша, почти мальчик.
       Галиал. А разве у богов есть возраст? А разве львенок не сын льва? Полно, царевич! Разве солнце на восходе, когда встречают его темные пастухи, – не то же солнце, что в полдень слепит глаза всему живущему? Полно, царевич! Обними орлиным взглядом землю и вспомни слова мудрого Рефаима, твоего деда: Иудея – только отдых на нашем великом пути, случайное становище среди чуждых племен. Тебя ждет древний престол фараонов, повелитель!
       Ахимелек. Да, я знаю, ты уже говорил это. Но разве Самсон может быть военачальником? Он слеп… и ты видел, какой он.
       Галиал. А Иудея? Она вцепилась в наши ноги и не пускает нас дальше. Мы как волна моря, разбившаяся у скалы! Мы как луч солнца, встретивший каменную стену. А Иудея?
       Ахимелек. Они покорны и платят дань исправно. Ты говорил.
       Галиал. Это покорность зыбучего песка, который втягивает и душит, расступаясь. Опасайся их, царевич, это страшный народ! Мрачный, он гасит нашу радость; лукавый, он гнется и расступается, подобно тростнику, но не хранит путей пришельца и забывает его законы. Мы стоим неподвижно! Сотни лет, как слепые рабы безжалостной судьбы, мы косим все один и тот же скудный луг. Народ мятежный, лживые дети!
       Ахимелек. Это правда. Говорят, что они все волхвы.
       Галиал. Им ведомы тайны злых очарований. Ты заметил, что наши великие боги бессильны в этой стране рабов и грязных нищих?
       Ахимелек. Разве? ( Со страхом.) Я этого не знал, ты никогда не говорил. Это правда, Далила?
       Молчание.
       Адорам( с усмешкой). Наши боги!.. А тебе не кажется, Галиал, что и наших великих богов мы где-то украли по дороге и они любят больше своих прежних владельцев, чем нас?
       Ахимелек( с гневом и страхом). Не смей так говорить! Ты ни во что не веришь, Адорам! Пойди со мною в храм Дагона, и ты увидишь много иудеев, которые толпятся у жертвенника со своими козлятами и голубями. Дагон велик!
       Адорам. Но Галиал боится не Дагона… Но я согласен с вами: нам надо уходить отсюда, здесь невыносимо. Здесь наш смех глохнет, как в подземелье. Здесь нельзя взглянуть на красотку, чтобы кто-нибудь тотчас же не проклял тебя! Попробуем Египет.
       Ахимелек. Самсон тоже волхв?
       Галиал. Да. Великий волхв. Они зовут его пророком. Его силой мы сокрушим их силу.
       Ахимелек. А он не убьет нас?
       Галиал. Мы его купим.
       Ахимелек. Разве он такой плохой? Он был царем.
       Галиал. Он любит золото, вино и… ( Быстро взглядывает на Далилу.) Он ненавидит Иудею, которая прокляла его, и он согласен. Я говорил с ним.
       Ахимелек. Но он слеп.
       Галиал. Мы будем его глазами.
       Ахимелек. Ах, ты так на все умеешь ответить. Но есть ли у него сила? И велика ли она? Он тебе показывал ее?
       Галиал( хмуро). Да. Не слушай этих болтунов, которые ни во что не верят, не слушай стариков, которые всего боятся, – доверься мне, повелитель! Спроси Фару, он также твой верный слуга, как и я. Не верь жрецам, которые уже болтают, что я изменил Дагону. Это неправда. ( Молитвенно шепчет.) Великий, перворожденный отец богов… Что делали жрецы, пока он умерщвлял наших воинов и мужей? А я ослепил его, и я воздвигну его силу для твоей славы, Ахимелек! Во имя Дагона!
       Молчание.
       Ахимелек. Я тебе верю. Поцелуй мою руку, Галиал.
       Галиал коленопреклоненно целует руку царевича.
       Адорам( сестре, тихо). Лжет Галиал или говорит правду?
       Далила( пожимая плечами). Спроси его.
       Ахимелек. Но я еще хочу взглянуть на него, – можно?
       Галиал. Ты приказываешь, царевич.
       Ахимелек. Я буду смотреть твоими глазами, но это потому, что я так хочу. Ах, мне все-таки его жаль! Тебе тоже, Далила?
       Входит раб .
       Раб. Госпожа! Иудейский раб, Самсон, ждет твоих приказаний.
       Галиал( гневно). Не раб, а судия израильский! Если ты мне еще раз скажешь, собака!.. Зови сюда.
       Раб выходит.
      ( Решительно.) Мы станем в тот угол, сестра. Он не услышит нас.
       Далила( с неудовольствием). Вы будете ему мешать…
       Галиал. Он не догадается… ( Тихо.) Далила, потерпи, я молю тебя. Ты умнее их всех, ты одна понимаешь, Далила. Я дам тебе все, все! Я сам бы выгнал этого щенка!..
       Далила( громко). Тогда и я выйду в опочивальню. Вы лучше его рассмотрите, пока он будет один.
       Удаляется в опочивальню. Галиал поспешно, улыбаясь царевичу, присоединяется к нему и Адораму. Входит Самсон . Подстриженная и подровненная борода его завита по ассирийскому обычаю, длинные волосы заплетены в семь косиц, перевитых золотом; одет он в роскошные тяжелые ткани; на голых руках браслеты, в ушах тяжелые золотые кольца. В нерешимости останавливается у порога.
       Самсон. Далила! Где ты, Далила? Это я пришел. Далила!
       Молчание.
      Здесь нет никого. Она сейчас придет. ( Осторожно, протянув руки, подвигается вперед.) Так, так. Здесь прежде что-то стояло… Нет. ( Ощупывает, медленно подвигается.) Так, так. Припоминаю. Надо сюда, направо… верно! ( Смеется.) Вот я и вернулся! Так, теперь сюда, назад. Она, пожалуй, и не заметит, что я слепой. ( Останавливается и с выражением крайнего удовольствия гладит пальцами ткани своих одежд, впивает душистый воздух, прислушивается к замедленно-нежному напеву египетских рабынь. Глубоко и сильно дышит.) Те же песни, те же песни… ( Громко.) Далила! Далила!
       Входит Далила .
       Далила. Я здесь, Самсон, я здесь. Дай твою руку. Отчего она дрожит, Самсон?
       Самсон. Так. Я перестану дрожать. Так. Это ты, Далила. Ты одна?
       Далила. Да.
       Самсон. Какая у тебя теплая, белая рука… Почему я сказал: белая? Нет, пусти мою руку. Смотри, я один пройду, как будто я вижу. Можно мне пройти или нельзя?
       Далила. Все можно, Самсон.
       Самсон. Смотри! ( Стараясь скрыть нерешительность шагов, с мучительно-напряженным выражением лица проходит взад и вперед. Самодовольно смеется.) Ты видела, Далила? А скажи, на мне золотистые одежды, да?
       Далила. Да. Почему ты знаешь, Самсон?
       Самсон. Я вижу пальцами. ( Смеется.) Я вижу пальцами! А вот это – белое. А вот это… твоя рука ( осторожно касается обнаженной руки Далилы), это тоже белое. Да? ( Смеется.) Вот как я вижу! У тебя новые рабыни?
       Далила. Да. Некоторые.
       Самсон. А поют старое. Мне нравится. Мне нельзя вина… немного?
       Далила. Можно. Все можно, Самсон!
       Стоящие в углу слушают так: Адорам не смотрит на Самсона и со скучающим видом что-то вертит в руках; Ахимелек смотрит прямо, волнуясь и самолюбиво краснея; Галиал весь вытянулся вперед и пожирает взорами Самсона. При последних словах все трое переглядываются быстро.
       Самсон. И вина можно? И ходить можно? Я еще немного пройду, – надо привыкать. А ты не отошлешь меня назад в тюрьму?
       Далила. Нет.
       Самсон. А это чьи одежды, которые на мне? Мои?
       Далила. Твои.
       Самсон. Мне можно их оставить или пока надо отдать назад?
       Далила. Оставь.
       Гневно смотрит в сторону стоящих: Адорам не глядит, Ахимелек опустил глаза, Галиал смотрит все так же напряженно: ему не до пустяков и мелочей.
       Самсон. Я постараюсь их не испачкать. Прежде я так много портил одежды, пятнал ее вином, рвал неосторожно… Смотри: теперь я уже лучше хожу. А скажи: я очень некрасив теперь?
       Далила( резко). Ты красив. Ты красивее всех мужей филистимских.
       Самсон. А очень заметно, что у меня глаза…
       Далила. Нет, не очень. Если ты не близко к свету, то совсем незаметно. Ты очень красив.
       Самсон. А где самый сильный свет?
       Далила. У тебя за спиной.
       Самсон. Тогда я буду ходить в эту сторону. Нет, это неправда, ты обманываешь меня, потому что добрая. Я некрасив ( хмуро), я очень некрасив! ( Ворчит про себя.) Пес израильский, грязный скот…
       Ходит быстрее и решительнее. В поступи является понемногу прежняя легкость, свобода человека, выросшего в пустыне. Что-то со стуком роняет Адорам. Самсон быстро поворачивается и с угрожающим видом в два звериных прыжка приближается к стоящим.
      Кто здесь? Кто? Далила, здесь кто-то есть!
       Наклонившись хищно, делает шаг вперед. Галиал в страхе откинулся назад и полуобнажил меч; на устах его готов крик о помощи. Адорам презрительно улыбается. Ахимелек, покраснев, выступил на шаг вперед.
       Далила( громко). Кто здесь, ты говоришь? Это раб, он пришел за приказаниями. Как ты неосторожен, Тэтами! ( Делает знаки.)
       Самсон. Я слышал звук меча.
       Далила( смеется). Что ты, мой возлюбленный! Это раб, Тэтами его зовут. Ты хотел вина, мой возлюбленный? Сейчас будет вино… Скорее же, раб, скорее!
       Самсон( всматривается слепыми глазами). Отчего он молчит? А я и не слыхал, когда он вошел.
       Далила. Это музыка заглушила его шаги, Самсон, это песни…
       Во время их разговора те трое один за другим неслышно выходят.
      Скорее же давай вина, Татами! Мой возлюбленный томится жаждой…
       Все трое вышли. Последним медленно Ахимелек.
      Ах, как я люблю тебя, Самсон! ( Обнимает Самсона и головой припадает к его груди. Плачет.) Они измучили меня! ( Гневно.) Они так долго терзали мое сердце… Ах, как я люблю тебя, Самсон!
       Самсон. Кто? Далила! Кто?
       Далила. Те, кто мешал поцеловать тебя, мой возлюбленный. Ты пришел! Ты пожалел меня и вернул мне душу. Как могла я жить без души… лучше бы ты убил меня, Самсон!
       Самсон. Ты плачешь? Прежде ты никогда не плакала.
       Далила. Я научилась, господин мой.
       Самсон. Не надо. Не плачь. Я люблю филистимлянок за то, что они никогда не плачут. Не надо. Мне все так нравится у тебя, ты хорошо живешь.
       Далила( вздыхая). Теперь я плохая филистимлянка. Тебе что-нибудь угодно, господин мой?
       Самсон( отстранив Далилу). Что они делают? Ах, пляшут… Как хорошо! Я как будто их вижу. Я еще пройду. А вещи мне можно трогать? У тебя так много всего. ( Роняет на пол вазу и разбивает.) Что это? О, какое несчастье, я разбил вазу! Прости меня, госпожа моя Далила, я так этого не хотел. Какое несчастье! ( Печально стоит над черепками.)
       Далила( радостно смеясь). Ах, какой ты! А мне так нравится, что это твоя рука разбила вазу!
       Самсон. Что же здесь хорошего? Но я научусь.
       Далила. Хочешь, я тоже разобью? Мне так хочется бить… Вот, вот! ( Бросает вазу.) Какое счастье!
       Самсон. Не надо, что ты! Это стоит так дорого!..
       Далила. Пусть, – я хотела бы еще дороже – ах, я себя хотела бы разбить! Пусть это будет жертва моему возлюбленному, который вернулся!
       Оба смеются.
       Самсон( снисходительно). Какая ты! А я больше не вернусь к жерновам?
       Далила. О!..
       Самсон. Да, не надо. Теперь я разбил бы голову о камни. Смотри, как я хожу, теперь я все понимаю кругом. Это дверь, там воины. Почему так много воинов, я слышал их шаги? Это против меня? А это… вот здесь… это опочивальня, да? (Смеется.)
       Далила( смеясь). Да, мой возлюбленный.
       Самсон. Видишь, я узнал. Это здесь меня ослепил Галиал?
       Далила. Нет! Нет! Нет!
       Самсон. А я думал, что здесь. Правда, я был пьян тогда. О, какой это ужас… нет, я про тюрьму говорю. Ты даже не думаешь, как это страшно. Первое время я горел весь… у меня горели глаза, волосы, у меня как будто дымились пальцы, – так я горел! И я все ждал кого-то, все ждал.
       Далила. Меня, Самсон?
       Самсон( с удивлением). Тебя? Нет, тебя я не ждал. А потом я крепко заснул и все видел сны, и все видел сны… Что я видел?
       Далила. Меня?
       Самсон. Тебя? Нет. Разное, не надо говорить. ( Смеется.) Пустыню видел. Разное, не надо говорить, я не люблю. Но ты разбудила меня, это правда. Я тебя не ждал, но ты так хорошо пришла, и, знаешь, в тот вечер я напился пьян, как египтянин. ( Смеется.) Я чуть не задавил Ягаре-Оргима. Зачем ты пришла?
       Далила. Я люблю тебя.
       Самсон. Но ты же меня ослепила.
       Далила. Нет. Ты мне не веришь? Клянусь Дагоном, я думала, что тебя убьют.
       Самсон. Да, это другое. Это лучше. Но не ты, так твой брат. Я не сержусь, нет, это я так спрашиваю. Я и на Галиала не сержусь, хотя он рыжий: я ведь-таки кое-что наделал. ( Смеется.) Это золото, что я держу в руке?
       Далила. Да.
       Самсон. Какие вы богатые, филистимляне! И веселые, у вас так хорошо поют. Я вас очень люблю.
       Далила. А о моей любви ты не хочешь слушать?
       Самсон. Но я думал, что ты сказала уже. Нет, я хочу. Я и сам люблю тебя. Но я устал, покажи мне, где сесть. Первый раз покажи, а потом я буду сам. Мы скоро будем пить вино? Твой молчаливый раб что-то не приходит. Может быть, он не слыхал?
       Далила. Он сейчас придет. Самсон, зачем ты обманул меня?
       Самсон. Когда? Я не помню. Ты говоришь пустое. ( Почти во все время разговора ощупывает пальцами ткани постилок, свою одежду.)
       Далила. Зачем ты скрыл, что ты пророк?
       Самсон( повернув голову, резко). Неправда. Ты обезумела, женщина? Я громко говорил, что я пророк.
       Далила. Да, ты говорил. Но почему же я не верила? Скажи! Нет, не говори, не надо, я глупая, я безумная. Я тогда не любила твоего бога. Он страшный, да? Но когда ты ушел, и пришли другие… их много приходило на мое ложе, Самсон, и были красивые среди них… или нет? Я забыла.
       Самсон( угрюмо). Мне все равно. Я вертел жернова.
       Далила. Да, все равно. Я забыла. Одного я отравила и тоже не помню за что. Он мне надоел, собака!
       Самсон( ворчит). Собака! Все собаки…
       Далила. Все собаки. Но я как будто оглохла тогда. Они говорят, а я не слышу. Они шевелят губами, – а звука нет, и все молчит. Я говорю: «Кричи, собака, клянись!» А он молчит. И вот охолодало мое ложе, и осталась я одна, и тогда простерлись надо мною твои чары, Самсон. Что стража у ворот, что запоры и замки висячие, когда во сне приходит возлюбленный? И как остановить любовь, которая тоньше воздуха и никем не видима, а крепка, как смерть? И говорит Галиал: «Это оттого, что Самсон волхв, – он и меня посещает во сне». А я ответила: «Нет! Он пророк господень! Он вождь! Он лев, а вы все только воющие шакалы». Я плохая филистимлянка, Самсон, я тебя люблю и, любя, плачу. ( Плачет.)
       Самсон. Девушки иудейские тоже умеют любить.
       Далила. Нет!
       Самсон. Они имеют одного мужа, а не двадцать.
       Далила( гневно). Но они не любят и одного! И если они так хороши, то почему ты любишь филистимлянку? Иди к ним. Я знаю, что не пойдешь.
       Самсон. Нет.
       Далила приникла к его груди; он пальцами осторожно ласкает ее закрытые глаза.
      Нет, я ни к кому не пойду. Я тебя тоже очень люблю. В темноте моей есть одно светлое – это ты. Ты вся из золота и драгоценных камней, ты вся звенишь и поешь, как золотые струны. Я слеп, но тебя я вижу, и мне хочется смеяться от радости. Какой бог тебя создал? Он тоже смеялся от радости, когда создавал тебя. Ты целуешь мою руку, а мне кажется, что я коршун над пустыней и лечу. Куда я лечу, Далила?
       Далила( закрыв глаза). Расскажи мне про твоего бога.
       Самсон( резко). Нет! ( Отстраняет Далилу и встает. Хмуро ходит большими и свободными шагами.) Я не пророк. Госпожа моя, Далила, если ты ждала к себе пророка, то отошли меня к жерновам! Там кто-нибудь стоит и слушает, а когда я скажу, что я пророк, они бросятся сзади и убьют.
       Далила. Нет, возлюбленный. Тебя никто не тронет. Раньше погибну я, но смерти твоей не увижу. Отдам ли я душу мою? Нет.
       Самсон. А зачем ты спрашиваешь о боге? Прежде один Самсон работал на них, а теперь они хотят, чтобы и сам бог Израиля вертел филистимские жернова. ( Грозит пальцем.) Какие вы хитрые и умные!
       Далила. Нет. Я не хитрю. Я хочу знать твоего бога. Он велик и страшен?
       Самсон. Да.
       Далила. Он выше и сильнее Дагона?
       Самсон. Да.
       Далила. Когда он тебя посещает, ты бываешь рад, Самсон?
       Самсон. Нет. Не знаю.
       Далила. Ты обманываешь? Человек должен быть рад, когда его посещает бог. Я была бы рада. Или он так велик и страшен даже для тебя? Но кто же ты, видевший его и еще живой? Ах, растопчи меня твоей ногою, пророк божий, утоли мою любовь и печаль!
       Самсон стоит, опершись о стол; Далила падает перед ним на колени и кладет его руку на свою голову.
       Самсон. Галиал был у меня в темнице. Он говорит и клянется, что царь хочет силы моей. Галиал обещал много. Он не обманет?
       Далила. Нет. Он боится твоего бога.
       Самсон. Пусть боится. ( Наклонившись.) А что они думают о моей силе? Они думают, что она очень большая?
       Далила. Они не знают.
       Самсон( смеется). Они не знают! Нет, это смешно, как ограбленный финикиец. Они не знают!
       Далила. А ты знаешь?
       Самсон.Пусти мою руку. Отойди немного в сторону и не пугайся: я отвык, чтобы мою руку держали. Стань там, я тебя люблю… Ты хочешь знать, какая моя сила? Хорошо, я скажу тебе, чтобы ты удивилась вместе со мной. Но если тут есть еще кто-нибудь, пусть он уйдет поспешно: мои слова убьют его, он умрет! Я – волхв израильский!
       Далила. Здесь нет никого. Я не умру, если услышу?
       Самсон. Я шутил, что убьют. Смотри на меня. Если я захочу, то могу – все! ( Стоит, раскрыв руки, как бы изумляясь сказанному.) Но я не всегда могу захотеть. Отчего это, я не знаю. Вот кричу себе: хочу – хочу – хочу! – а сам знаю, что не хочу. Или вот-вот я захочу, совсем уж начинаю хотеть… и опять не хочу! Когда твой брат Галиал уже поднял железо над моими глазами, я взглянул на его проклятое белое лицо и совсем было захотел, совсем; и вдруг засмеялся в душе и сказал: пусть! Он и выжег, проклятый!
       Далила( шепчет). Проклятый…
       Самсон. Теперь мне жалко, что я не захотел. Я мог бы и темницу разрушить, и цепи порвать, и жернова бросить, и первое время я все кричал: хочу – хочу – хочу! – а сам знал, что не хочу. Какое хитрое мое сердце, Далила! Оно лжет и мне. Зачем ты спрашиваешь меня? Я не хочу, не надо. Я хочу веселиться!
       Далила. А твой бог не любит веселья?
       Самсон( гневно). Опять?
       Далила. Не гневайся, мой возлюбленный, прости глупую, лучше посмейся над безумной. Я ли не хочу веселья, когда ко мне вернулась душа! ( Кричит в дверь.) Тэтами, вина! Попробуй, как пляшет мое сердце, – оно ли не хочет веселья? Возляг, мой возлюбленный, пусть все будет, как прежде. Ты хочешь?
       Самсон. Да, как прежде.
       Далила. И ты хочешь, чтобы я смеялась? Я буду смеяться. Возляг сюда, мое сокровище, – как прежде, отдохни, мой возлюбленный. Хорошо ли тебе так? Удобно ли драгоценной голове твоей? Положи руку сюда, пусть лежит для моих поцелуев и не уходит. Хорошо тебе?
       Самсон. Да, хорошо. От твоих курений у меня кружится голова. Я отвык.
       Раб вносит вино и уходит. Далила услуживает Самсону.
       Далила. Иди, иди, Татами. Сегодня я буду твоей рабыней, возлюбленный. Дай твою руку, – вот вино. Тебе хочется знать, какое оно? Оно красное, как мои губы. Господин мой! Мне можно прилечь у твоих ног?
       Самсон( жадно пьет, протягивает пустую чашу). Еще! Приляг. ( Пьет и смеется.)
       Далила. Тебе весело и хорошо?
       Самсон. Я вспомнил Ягаре-Оргима. Вели ему завтра дать двадцать ударов воловьими жилами. Я хочу, чтобы и он вспомнил обо мне. Еще, возлюбленная, еще вина!
       Далила. Я прикажу. Тебе хорошо?
       Самсон. Твои волосы под моей рукой, как золотые нити. Скажи: свет у меня за спиною?
       Далила. Да. Войдем в мою опочивальню, возлюбленный. Я истомилась любовью, господин мой, я жду твоих объятий. Войдем! Там не будет света, который здесь, но ты подумаешь, что ты прозрел, ты увидишь меня всю. А здесь и я слепая. Разве не твоими глазами я вижу? – и вот темнеет все передо мною, я не вижу, и нет мне света. Войдем!
       Самсон. Да. А я тебя вижу. Пойдем. Нет, дай мне еще чашу вина. Как хорошо!
       Из-за занавеса бесшумно появляется Галиал. Лицо его дергается; смотрит на Самсона с тем же напряженным вниманием. На гневный жест увидевшей его Далилы отвечает таким же гневным и нетерпеливым жестом.
      Благодарю. Приляг у ног моих, возлюбленная. Как хорошо они поют, я вижу то, что они поют. Разве в Египте тоже есть пустыня? – они рассказывают, что пустыня велика.
       Далила. Пустыня велика. ( К Галиалу.) Если Галиал захочет умертвить тебя, я убью его раньше.
       Галиал презрительно скалит зубы и делает нетерпеливый жест.
       Самсон. Не надо о нем. Пустыня велика, ты говоришь. А львы там есть?
       Далила. Не знаю.
       Самсон. Если есть пустыня, то есть и львы. Далила! А мне можно пойти в пустыню?
       Далила. Все можно, возлюбленный. Тебе хорошо?
       Самсон. Да. Мне хорошо, и я слушаю, и сейчас мы пойдем в твою опочивальню, где я буду видеть…
       Галиал так же бесшумно исчезает.
      Но я и сейчас вижу, я так много вижу и понимаю. Хорошо быть воином и мужем, Далила, носить меч при бедре и поражать врага. Хорошо быть нильским тростником, когда он поет на рассвете. Хорошо быть ветром в пустыне, – ветер все видит и над всем летает. Все хорошо. Дай мне еще вина.
       Далила. Изволь, господин мой.
       Самсон поднял чашу и задумался. Громче поют рабыни. Притихла Далила у ног пророка.
       Занавес

Действие 4