Сонка (улыбаясь и кланяясь многократно). Здравствуйте. Ну так здравствуйте же, Давид.
 
      Давид отворачивается и закрывает рукою лицо.
 
       Анатэма (равнодушно). Прочь!
 
      Общее смущение, прерванные улыбки, задержанные вздохи. Почтительно ведомая под руки, появляется Сура и так доходит до невидимой черты, которая отделяет Давида и за которую никто не смеет переступить. И дальше несколько шагов делает одна.
 
      Обернитесь, Давид… Сура пришла.
 
       Сура (кротко). Здравствуйте, Давид. Простите меня, что я беспокою вас, но люди просили меня переговорить с вами и узнать, когда вы пожелаете вернуться домой, в ваш дворец. И еще они просили, чтобы вы поторопились, Давид, ибо уже многие умерли от невыносимых страданий; и уже мертвецы устали ждать. И многие уже сошли с ума от невыносимых страданий и скоро начнут убивать; и если вы не поспешите, Давид, то все в народе станут врагами друг другу – и вам трудно будет построить царство на мертвой земле.
 
       Горькие вопли в дальних рядах:Да-а-ви-и-д, Да-а-ви-и-д.
 
       Давид (сдержанно). Прочь, Сура!
       Сура (кротко). У вас разорвано платье, Давид, и я боюсь, что на вашем теле есть раны. Что с тобою? Отчего ты не радуешься с нами?
       Давид (плача). О Сура, Сура! Что ты делаешь со мною? Подумай, Сура, – подумайте вы все – разве не отдал я вам все – и ничего нет у меня!
      Пожалейте же меня, как я вас жалел, и камнями побейте мое ненужное тело. Я вас люблю – и слова гнева бессильны в моих устах, и не пугает вас страх из уст любящего – так пожалейте же меня. У меня нет ничего. Мало крови в моих жилах, но разве не отдал бы я ее всю до последней свернувшейся капли – если бы мог утолить вашу горькую жажду. Как губку сжал бы я сердце мое между жерновами ладоней моих – и единой капли не посмело бы утаить лукавое сердце, жадное до жизни. (С силою разрывает одежду и ногтями царапает обнаженную грудь.)Но вот идет кровь – идет кровь – улыбнулся ли хоть один из вас улыбкой радости? Но вот я рву волосы из бороды моей и седые клочья бросаю к вашим ногам – поднялся ли хоть один мертвец? Вот я плюну в ваши глаза – прозреет ли хоть один слепой? Вот я камни… я камни стану грызть, как бешеный зверь – насытится ли хоть один голодный? Вот я всего себя брошу вам… (Быстро делает несколько шагов – и толпа в страхе отступает. Крики испуга.)
       Анатэма.Так, так, Давид. Бей их.
       Сура (отступая). Ой, не наказывайте нас, Давид.
       Странник (к толпе). Он слушает похитителя. Он говорит: я ничего не хочу дать народу. Он плюет и говорит, что это в глаза народу…
 
      Крики испуга и зарождающейся злобы. Но в дальних рядах все еще молитвенные вопли: Да-а-ви-и-д, Да-а-ви-и-д.
 
       Кто-то.Он не смеет плевать в народ. Мы ничего не сделали ему.
       Другой.Я видел, я видел: он поднимал камни. Спасайтесь.
       Анатэма.Берегитесь, Давид: они сейчас возьмутся за камни. Это звери.
       Странник (к Давиду). Ты обманул нас, еврей!
       Сура (заступаясь). Не смейте так говорить.
       Хессин (хватая странника за грудь). Еще слово, и я заткну тебе рот.
       Давид (кричит). Я не обманывал никого. Я отдал все, и у меня нет ничего.
       Анатэма.Вы слышите, глупцы? У Давида нет ничего. (Смеется.)Нет ничего. Так ли я говорю, Давид?
       Странник.Вы слышите? – у него нет ничего. Зачем же он призвал нас? Он обманул. Он обманул.
       Хессин (в недоумении). Но это правда, Сура: он сам говорит – нет ничего.
       Сура.Не слушайте Давида. Он болен. Он устал. Он даст нам все.
       Странник (с тоскою и гневом). Как же ты мог, Давид? Что ты сделал с народом, проклятый?
       Кто-то беспокойный.Ну так послушайте, что сделал со мной Давид, радующий людей. Он обещал мне десять рублей, а потом отнял и дал одну копейку; и я думал, что эта копейка не настоящая, и приходил с нею в магазин и требовал много – а они смеялись и гнали меня, как вора. Это ты – вор. Ты – грабитель, оставивший моих детей без молока. На твою копейку.
        (Бросает копейку к ногам Давида.)
 
      Многие следуют его примеру, – ибо у всех только по одной копейке.
 
       Сура (защищая Давида). Вы не смеете обижать Давида. Давид молча плачет, закрыв лицо руками.
       Кто-то яростный.Предатель! Он мертвых поднял из гробов, чтобы посмеяться и над ними. Бейте его камнями. (Нагибается за камнем.)
 
      В этот момент поднимается сильный ветер, и в отдалении грохочет гром.
      В толпе страх.
 
       Давид (поднимая голову и раскрывая грудь). Побейте меня камнями – я предатель!
 
      Гром сильнее. Анатэма весело хохочет.
 
       Странник.Предатель! Бейте его камнями – он обманул. Он предал, он солгал!
 
      Смятение. Наступают на Давида, хватаются за камни; некоторые с воплем убегают.
 
       Давид.Возьмите меня. Я иду к вам.
       Анатэма.Куда? Они тебя убьют.
       Давид.Ты враг. Пусти! (Вырывается.)
       Странник (поднимая над головою камень). Назад, сатана!
       Анатэма (торопливо). Прокляни их, Давид. Они сейчас убьют тебя… Скорей.
 
      Давид поднимает обе руки – и падает, пораженный камнем. Почти без слов, немые от ярости, глухо ворчащие, словно грызущие землю – обрушивают люди все новые и новые каменья на неподвижное тело. Не слышат грома. Не слышат визгливого смеха Анатэмы. Вдруг кто-то громко плачет: а-а-а.
      Женщина. За ней другая. Крики, рев. Убегают, согнувшись. Кто-то последний поднимает камень, чтобы бросить в голову Давида, – оглядывается – один! – выпускает камень из рук и с диким криком, схватившись за голову, убегает.
      Далекие крики. Что-то страшное творится в невидимой толпе.
 
        (Мечется, вскакивает на камень, срывается, опять вскакивает, смотрит.)
      А-ах, ты победил, Давид. (Хохочет.)Смотри. Смотри, как бежит проклятое тобой стадо. Ха-а! Они падают со скал. Ха-а! Они бросаются в море. Ха! Они топчут детей! Смотри, Давид, они топчут детей! Это сделал ты, великий, могущественный Давид Лейзер. Любимый сын бога – это сделал ты! Ха-ха-ха!
        (Кружится, обуреваемый хохотом.)Ах, куда же мне деваться с радостью моею?
      Ах, куда же мне пойти с вестью моею – для нее мало места на земле. Восток и запад, север и юг, смотрите и слушайте – Давид, радующий людей, – убит людьми и богом. И на смрадный труп его ногою стану я – Анатэма. (К небу.)
      Ты слышишь? Возрази, если можешь. (Попирает ногою тело Давида.)
 
      И вот слышится стон из-под ноги, и вот, дрожа и колеблясь странно, поднимается седая окровавленная голова.
 
        (Отступая.)Ты еще жив? Солгал и здесь?
       Давид (ползет). Я к вам. Подожди же меня.
       Сура.Я сейчас.
       Анатэма (нагибаясь, с любопытством рассматривает). Ползешь?.. Как и я? – Собакою? – За ними?
       Давид (в смертном томлении). Ой, я не дойду, понесите же меня, Нуллюс. Разве я говорю, что меня не надо побить камнями, – ах, ну и пусть меня побьют камнями. Понесите же меня, Нуллюс! Я тихо лягу на пороге, я только взгляну в щелочку, как кушают… маленькие дети… Ой, борода, Ой, страшная борода… Ой, не бойся, мой маленький, – ты один умный, ты один смеешься. Деточки мои, мои маленькие деточки.
       Анатэма (топая ногой). Ты ошибаешься, Давид. Ты мертв. И мертвы дети. Земля мертва – мертва – мертва. Взгляни.
 
      С усилием Давид встает и смотрит, простирая уже слабые, полумертвые руки.
 
       Давид.Я вижу, Нуллюс. Мой старый друг… мой старый друг, побудьте здесь, я прошу вас, а я пойду к ним. Знаете ли, Нуллюс… (Путается.)
      Кажется, я нашел одну копейку… (Смеется тихо.)Я же говорил тебе, Нуллюс, взгляни на эту бумагу… Абрам Хессин мой друг… (Убедительно.)Абрам Хессин мой друг. (Падает и умирает.)
 
      В отдалении, замирая, сдержанно грохочет гром, словно по огромным каменным ступеням нисходит кто-то, одетый в тяжкие железа. Уже темно от черных клубящихся туч, но затихает порывистый ветер; до самой воды спустилось красное солнце и, в прорыве облаков, показало свой округленный верх, свою как бы стынущую огромную близкую массу. И скрылось.
 
       Анатэма (наклонившись). Теперь правда? Умер? Или опять лжешь? Нет – честная смерть. Дай кулак. Разожми. Не хочешь? Но ведь я сильнее. (Встает и рассматривает что-то в руке.)Копейка. (Бросает презрительно. Ворошит ногою труп Давида.)Прощай, глупец. Завтра твой труп найдут здесь люди и схоронят пышно по обычаю людей. Добрые убийцы, они любят тех, кого убивают. И из тех камней, которыми тебя побили за любовь, они построят высокий – кривой – и глупый памятник. А чтобы оживить его нелепо-мертвую громаду – меня посадят на вершине. (Смеется. Сразу обрывает смех и становится в надменно-актерскую позу.)Кто вырвет победу из рук Анатэмы? Сильных я убиваю, слабых я заставляю кружиться в пьяном танце – в безумном танце – в дьявольском танце. (Ударяет ногою по земле.)Смирись, земля, и дары принеси мне покорно: убивай – жги – предательствуй, человек, во имя господина твоего.
      По морю крови, пахнущей так сладко, на красных парусах, сверкающих так жарко, направляю я мою ладью… (К небу. б ыстро.)К тебе за ответом. Не собакою, ползающей на брюхе, – знатным гостем, владетельным князем земли причалю я к твоим немым берегам. (Величественно.)Приготовься. Я – точного потребую ответа. Ха-ха-ха! (Со смехом скрывается во тьме.)
 
       Занавес

Седьмая картина

Комментарии