Анатолий Андреев — Звезды последний луч

Совершенные произведения художественной литературы обладают удивительной особенностью: они оставляют читателя неудовлетворенным. Неудовлетворенность — обратная сторона того эстетического наслаждения, которое великое творение вызывает в читателе. Живой интерес к действиям литературных героев, увлечение их характерами, их мыслями, их жизненными целями, невольная сопричастность их судьбе порождает душевный отклик на все события, описанные в книге: любовь к одним персонажа», недоброжелательство к другим. Литературный герой становится на долгие годы своеобразным спутником нашей собственной жизни. Разве не таковы для нас Робинзон Крузо, Дон-Кихот, Татьяна Ларина, Пьер Безухое, капитан Немо? И разве, закончив полюбившуюся книгу, каждому из нас не хочется доведаться: а что же произошло с ее героями потом, за последней страницей?

Предвидя такой читательский интерес, прежние писатели завершали свои произведения краткими послесловиями, в которых извещали о дальнейшей судьбе придуманных ими людей: этот женился и блаженствует в семье, тот мирно почил, третий пустился в новые странствия, одна героиня вышла благополучно замуж, другая чахнет в тоске по умершему другу, третья получила наследство и зажила припеваючи. В общем, послекнижное существование каждого героя ясно оговорено. Расставаться с ними жалко, но безвестность их дальнейшей судьбы не томит.

В литературе двадцатого века стало нормой завершать повествование без информации о дальнейшей, за пределами книги, судьбе ее персонажей. В результате у многих читателей возникает жажда узнать — а как поведут себя герои потом? И чем книга интересней, тем такая жажда сильней. Многие продолжения понравившихся романов совершались их авторами по прямым требованиям, и просьбам читателей, не пожелавших, расставаться с полюбившимися героями. Так, И. Ильф и Е. Петров после «Двенадцати стульев» сели за «Золотого теленка», которого поначалу и не думали писать.

И за границей, и у нас нередки продолжения знаменитых книг, написанные уже после смерти их создателей совсем другими лицами. Сюжет «Борьбы миров» Г. Уэллса был использован Л. Лагиным в повести «Майор Велл. Эндъю», братьями Стругацкими во «Втором пришествии марсиан», Кристофером Пристом в романе «Машина пространства». Даже если в указанных книгах сами герои Уэллса не присутствуют, то сюжетные заимствования очевидны и преднамеренны.

Знаменитый роман «Аэлита» А. Толстого принадлежит к числу самых драматически незавершенных произведений. Читатель, захваченный приключениями Лося, Гусева, Аэлиты, Тускуба на Марсе, ничего не знает об их дальнейшей судьбе. Сам А. Толстой не пожелал писать продолжение «Аэлиты» — и тем стимулировал у многих читателей желание продолжите самим его великолепный роман.

«Уральский следопыт» предлагает читателю такое продолжение «Аэлиты» — фантастическую повесть молодого писателя Анатолия Андреева. Тема — вторичное посещение Марса Лосем в сопутствии с придуманным автором человеком из будущего Иваном Феоктистовым. Задача — вызволить Аэлиту из заточения, на которое ее обрек жестокий отец Тускуб.

Следует сразу оговориться: по своим художественным достоинствам повесть А. Андреева сравнения с великим творением А. Толстого, конечно, не выдерживает. Но она может представить интерес для читателя как образец того, как старая задача межпланетного рейса совершается средствами новой техники и писательскими приемами современной научной фантастики.

Сергей СНЕГОВ, лауреат премии «Аэлита» 1984 года.

Было рано. Квартиру переполняла особая, воскресная тишина. Не шумела вода в трубах, не слышно было отдаленных шагов, не хлопали двери, не доносились приглушенные стенами голоса и музыка. Дом словно вымер. Послышался бой часов — не то сверху, не то из соседней квартиры. Иван насчитал шесть ударов. Он решительно отбросил одеяло, встал и прошлепал босыми ногами на кухню.

Не включая света, поставил на плиту чайник и подошел к окну. Из неплотной форточки дуло. Мрак за окном не был сплошным. Его разбавлял призрачный серый, непонятно откуда просочившимся свет, в котором смутно угадывались очертания домов.

Этого дня Иван ждал с нетерпением и теперь старательно тянул время. Не спеша и тщательно, он убрался в квартире, поглядывая время от времени на окна — они только-только начинали сереть. Принялся переодеваться, поначалу неторопливо, но, сам того не замечая, все быстрее и быстрее. Лихорадочно натянув, наконец, куртку, он вышел и уже в подъезде обнаружил, что забыл перчатки На улице было светлее, нежели казалось из дому. Пропитанные влагой тучи протаскивало над городом без задержки. Ветер рвал тучи в клочья, из прорех начинала и тут же переставала сыпать мелкая снежная крупка.

Город еще спал. Иван пошел переулками — так было уютнее, чем широкими безлюдными улицами. В утренней тишине далеко разносился звук шагов по бетонным плитам тротуара. Плиты уложили еще в прошлом веке — тогда все строили из бетона.

Здание института сумрачно поблескивало стеклами темных окон. Иван вошел в проходную. Сработал фотоэлемент, вспыхнули светильники. Иван вложил пластиковую карточку пропуска в щель автомата, внутри лязгнуло, загудело, и створки двери разошлись. Он взял пропуск, услужливо возвращенный автоматом, и гулким вестибюлем прошел к широкой, слабо освещенной лестнице.

Кости еще не было. Иван отстранение оглядел гладкие кубы компьютера, пульт управления им, шкаф с электронными блоками, нелепо торчащую посреди лаборатории дверь в тусклой металлической рамке. От рамки к шкафу и к ЭВМ тянулись толстые, в руку толщиной, косы, сплетенные из разноцветных проводов. Иван поморщился — он не любил незавершенности, а здесь все носило временный, случайный характер. Видно было, что установка собиралась на живую нитку.

Закончился очередной, не очень большой, но значимый кусок его жизни. Вне зависимости от того, удастся ли Костин эксперимент, дальше начнется новая полоса, пока не известно какая, но новая.

В коридоре дробно простучали шаги, чуть скрипнула дверь — пришел Костя. Скинув пальтецо, он с ходу уселся за пульт, разминая застывшие пальцы, как пианист перед концертом. Пульт ожил, замигал лампочками. Костя неуверенно спросил:

— Ну так что, Ваня? Может быть, ограничимся адекватными мирами?

— По-моему, мы с тобой уже не раз все обговорили, — сумрачно отозвался Иван. — Так что давай включай, и посмотрим, что получится…

— Ну что ж… — вздохнул Костя. — Значит, Ленинград, 3 декабря 19… года.

— Место, место задай, — не утерпел Иван.

Костя досадливо дернул плечом:

— Не мешай, без тебя знаю. Ленинград, Ждановская набережная. Время — без четверти шесть. Вечера…

Костя еще раз пробежал пальцами по «клавишам и откинулся на спинку стула.

Вся эта затея показалась вдруг Ивану зряшной. Пустячной. Чушь все это, галиматья — параллельные миры, мезонное зондирование, пробой связки… Стало вдруг досадно, что увлекся, как мальчишка, ухлопал полтора года на воплощение бредовых Костиных идей. Ясно же, что этого не может быть, потому что не может быть никогда. И кончится все прозаически — посидят они, подождут, Костя еще поколдует над машиной и скажет виновато: «Что-то не получается, Ваня…»

Отгоняя эти мысли, Иван поинтересовался:

— Что это долго так…

Костя сердито фыркнул и повел плечом. Его худое носатое лицо выразило крайнюю степень презрения. Иван, в его тревожном и знобком нервном возбуждении, раздражал Костю.

Если быть искренним, раздражать его он начал давно, почти сразу, как начали совместную работу. Но что делать — найти другого исполнителя Косте не удалось. А Иван — взялся. Правда, сразу оговорил, что первый переход в соседний мир осуществит он, Иван, и не в любой попавшийся, а именно в тот, в который ему захочется…

Было тихо, аппаратура работала беззвучно. Иван отошел от окна, но так и не присел, стоял, привалившись плечом к шкафу. Снедавшее с утра нетерпение все же прорвалось крупной дрожью, Иван старался унять ее. Чтобы отвлечься, спросил:

— А что будет, если мезонные генераторы… того… когда я там буду?

— Да ничего не будет, — равнодушно ответил Костя. Минута была торжественная, как-никак первое испытание, а Ивана, похоже, ничто не волнует, кроме собственной безопасности. — Выкинет тебя обратно в наш мир: чтобы там оставить, нужно напряженность поля уменьшать очень медленно, с градиентом не более двух единиц в час…

Иван молча кивнул. Костя подумал и добавил:

— На первый раз я генераторы вообще выключать не буду, чтобы все время тебя в поле держать. Дам тебе два часа, а потом верну обратно.

На пульте изменилось созвездие огоньков. Костя нервно сглотнул и осипшим голосом сказал:

— Ну, Ваня, тебе пора…

Иван обернулся. Металлическая рамка двери, все так же нелепо стоящей посреди комнаты, озарилась призрачным фиолетовым светом. Запахло озоном. По гладкому, светящемуся изнутри металлу пробегали короткие оранжевые искорки.

— Смелее, смелее, — ободряюще сказал Костя. — Током она не бьет. — Он нервно засмеялся, оборвал смех, серьезно добавил: — По крайней мере, не должна бить. Теоретически.

Иван сделал еще шаг и толкнул дверь рукой. Она легко подалась. За ней открылось… Ничего за ней не открылось. Там была пустота. Вернее, и пустоты не было. Иван затруднился бы сказать, какой цвет имело открывшееся ничто. Да и был ли цвет? Свет, наверное, был. Во всяком случае, темноты там не было.

Иван пригнул голову и двинулся вперед, в бело-серое ничто, четко ограниченное металлической полоской рамы. Инстинктивно он задержал дыхание, но ничего не произошло, лишь повеяло вдруг холодком. Ощущение было мимолетным, Иван не успел понять, не почудилось ли оно. Осторожно, не выпуская из рук двери, он шагнул еще раз. Пелена спала с его глаз. Стало темно. Появился ветер. Он нес хлопья снега. Желтыми пятнами повисли фонари. Ветер раскачивал их, скрипел жестяными тарельчатыми абажурами. Экономические лампочки давали мало света. От фонаря до фонаря простиралось слабо освещенное метельное пространство. Слева тусклыми прямоугольниками окон обозначились дома.

Фонарь качался, тени двигались, словно собираясь убежать. Поземка уложила снег волнами. Барханами. Маленькими барханчиками.

Людей на улице не было, и Иван порадовался этому. Начали мерзнуть уши, он поочередно отогревал их ладонями. Ветер бросал на лицо и руки снег.

Наконец вдали мелькнула смутно различимая фигура. Человек приближался, то отчетливо видный в желтоватом круге электрического света, то почти исчезающий в злорадном верчении снега между световыми конусами фонарей. Иван привалился к парапету, положив руку на почернелый остуженный чугун. В волнении он не заметил, что ладонь заныла от прикосновения к стылому, обдутому снежными ветрами металлу. Ошибки быть не могло — эта широкополая шляпа, развевающиеся по ветру белые волосы, длинный выпущенный наружу шарф…

Человек поравнялся с ним. Внезапно охрипнув, Иван торопливо прокашлялся и, уже в спину, позвал:

— Мстислав Сергеевич, ради бога, извините…

Иван оторвался от парапета и шагнул к прохожему. Начавшаяся еще там, далеко-далеко, нервная дрожь вновь сотрясала плечи. Прохожий вопросительно смотрел на Ивана,

— Простите? Кажется, не имею чести…

— Вы ведь Лось? Инженер Лось, Мстислав Сергеевич?

— Да, так меня зовут. И все же, чем обязан?

— Мстислав Сергеевич, я вас специально жду. Можно, я вас немного провожу? Мне трудно вот так, в двух словах все объяснить…

— Извольте, извольте… — голос Лося был холоден.

Он сунул руки в карманы и пошел прежней дорогой, не глядя на ступавшего рядом с ним по снежным гребням Ивана.

— Меня зовут Иван, Феоктистов Иван. Я вас специально ждал здесь.

— Не замерзли в своей кацавейке? — не повернул головы Лось.

Иван глянул на свою куртку и со скрытым вызовом сказал:

— Нет, она у меня с электроподогревом.

Лось переспросил недоверчиво:

— Как, как?

— С электроподогревом. Ну, такая, знаете, плутониевая батарейка. Энергии, правда, ненамного хватает, через девяносто часов приходится заменять.

— Вы что, хотите сказать, что ваша… э-э-э… одежда обогревается электричеством? — поднял брови Лось.

Они остановились у подъезда. Лось оказался много ниже Ивана, глядел снизу вверх. Лампочка над дверьми бросала свет прямо ему в лицо. Он сощурился — от света ли, от снежной ли крупы. Лицо его не казалось более холодным или надменным. Скорее — усталым. Хорошее, спокойное лицо нестарого еще человека, со скорбными складками губ и внимательными грустными глазами. Вспыхнувшая было в них ирония вновь уступила место усталости. Лось медленно сказал:

— Я, знаете, профан в электричестве. Но эту вашу… батарейку надобно было б за вами на тележке возить. Так что фантазия ваша — увы…

Он сожалеюще развел руками. Иван понял, что Лось сейчас уйдет. Повернется и скроется в подъезде. В отчаянии Иван прокричал скороговоркой:

— Мстислав Сергеевич, еще одну минуту! Шестьдесят секунд! То, что я вам скажу, дико. Это похоже на бред. Но я не сумасшедший. Я из будущего! Я прибыл из будущего сюда, в третье декабря 19… года, специально, чтобы встретиться с вами. У меня мало времени, меньше двух часов… — выговорив все на одном дыхании, Иван помедлил и упавшим голосом добавил: — Вот…

Он уже видел, что Лось ни на гран не поверил ему — разочарованно хмыкнув, отвел взгляд в сторону и скучно спросил:

— У вас там, в будущем, все так одеваются?

— Конечно, лучше бы мне придумать что-нибудь, соврать. Но я подумал, что вы, именно вы можете поверить мне…

— Почему же именно я? — вежливо уточнил Лось.

Иван в раздумье посмотрел на него и негромко произнес:

— Вы ведь идете с радиостанции… Сын Неба, где ты? Где ты, где ты, Сын Неба…

Слова размеренно падали в снежную круговерть, их уносило, словно их и не было. Но они прозвучали, и этого было не изменить. Лось вздрогнул, как от удара. Лицо его закаменело. Он повернулся и пошел, но приостановился и бросил через плечо:

— Ну что же вы стоите… гость из будущего…

Лось провел Ивана в гостиную, извинился и ушел на кухню, ставить на керогаз чайник. Иван сидел у круглого, накрытого крахмальной скатертью стола и медленно приходил в себя. Все вокруг было осязаемым, вещественным, плотным — и тяжелые шторы на окнах, и кожаный диван с валиками, выпукло блестевший пружинными подушками, и пианино, изукрашенное резьбой. В комнате царил порядок. В ней не было запустения, но и жилой она не выглядела. В ней не было души.

Предметы и вещи, самый воздух казалась ирреальными. Даже в вещественности их было нечто бутафорское, словно кто-то принес сюда собранную по музеям и антикварным лавкам мебель, расставил ее в соответствии со старинными гравюрами, а сам притаился в уголке и смотрит, как вживается в роль человека из будущего Иван Феоктистов.

Вернулся Лось. Чуть слышно повеяло керосином и табаком. Лось сел напротив, положил на стол руки. Руки были рабочие, в старых ссадинах и огрубелостях — им много приходилось возиться с железом. Белоснежные манжеты подчеркивали их ненарочитую обветренность.

— Сейчас будет готов чай, — устало сказал Лось. — Прислуги, знаете ли, теперь нет. Есть пролетарии домашнего труда, да и тех найти…

Ивана все не покидало ощущение придуманности окружающего. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что за окнами — Петроград тех далеких времен, что напротив него сидит Лось. Иван вглядывался в лицо инженера и не верил, что это тот самый человек, чья странная, горькая и удивительная судьба запомнилась с детства. Себя Иван чувствовал чужаком, незаметно прокравшимся на сцену во время спектакля, поставленного по любимой книге. А то, что актеры вынуждены импровизировать, поскольку вступил в игру новый, незапланированный персонаж, лишь усиливало ощущение ненастоящести происходящего.

— Ну что, товарищ… э-э-э… Феоктистов. Пока чайник поспевает — рассказывайте. А то, признаться, ошарашили вы меня давеча…

Иван понимал: «ошарашили» относится не к тому, что он явился из будущего. Пропустил Лось это мимо ушей, счел за неуклюжую попытку привлечь к себе внимание. Ошарашил его Иван, повторив только что прозвучавшие в эфире, стынущие в ушах, задыхающиеся слова: «Где ты, Сын Неба?» Но ему-то, Ивану, нужно было, убедить Лося именно в том, что он из будущего. Поэтому Иван упрямо сказал:

— Да, Мстислав Сергеевич, я прибыл из будущего. Мы нашли способ, как это сделать…

— Та-а-ак, — протянул Лось. — Вы, значит, настаиваете на своем. Ну, предположим, вы из будущего. А зачем появились именно здесь, у нас? Почему вы сказали, что ждете, на ветру и морозе, именно меня?

Иван решил, что лучше всего говорить правду, и быстро ответил:

— Марс, Вы были на Марсе — почему вы не полетите туда опять?

Он не сказал: «Аэлита». Это имя и так повисло в воздухе — Лось помнил о сегодняшнем радиосеансе, не забывал о нем ни на секунду. Уши хранили пробивающийся сквозь шорох и рычание помех далекий голос. Это имя повисло в воздухе — Иван знал, что Лось в отчаянии бежал с радиостанции в нежилой уют пустой квартиры, бежал сквозь метель и незримые, неощутимые радиоволны, несущие этот голос.

Лицо Лося затвердело. Он медленно выбил трубку и придвинул коробку с табаком. Уминая табак большим пальцем, он спросил, и голос его был ровен и горек:

— А вы? В вашем будущем? Вы, наверное, летаете на Туму, когда захотите?

Лось не заметил, что назвал Марс его древним именем — Тума. Иван, покачал головой. Что он мог сказать сидящему напротив мужчине, который вдруг перестал быть актером, играющим в захватывающей пьесе по роману Алексея Толстого, и стал тем, кем был на самом деле — предельно усталым человеком, инженером по имени Мстислав Сергеевич Лось?

Колдовство стереотипа наконец развеялось. Литературные герои обычно кажутся нам старше, серьезнее и значительнее, нежели есть на самом деле. Может быть, потому, что, познакомившись с ними в юношестве, мы проецируем эти свои детские впечатления на более позднее восприятие; а может, и потому, что на протяжении всего нашего с ними знакомства они на редкость постоянны в своих мнениях, суждениях и поступках. Иван не задумывался об этом, просто он вдруг обнаружил, что сейчас здесь нет персонажа старой книги. Напротив сидел человек, ждущий ответа, и Иван не мог открыть ему, что в его, Ивана, мире Марс — безжизненный каменный шар, изрытый оспинами метеоритов, а Аэлита — всего лишь прекрасная и печальная сказка…

— Нет, Мстислав Сергеевич, как раз на Марс мы и не летаем. Мы вообще еще дальше Луны не добрались…

Это была правда. Не вся, но правда. Почти правда — до Марса человек еще не добрался. Не ступала еще нога в ботинке вакуум-скафандра на изъеденные пустотной эрозией камни. Это была не вся правда, но большего Иван говорить не стал.

Лось поднял на него глаза:

— И я не могу больше полететь на Туму, — он опять назвал Марс Тумой и опять не заметил этого. — Ультралиддит, мое движущее вещество… Причин никто не знает — неизвестно, почему произошел взрыв завода. За восемьдесят верст с домов посрывало крыши. Манцев, изобретатель ультралиддита, и все его записи — все было там…

Он выговорил все это, не опуская взгляда, а потом снова занялся трубкой. Руки его не дрожали.

— Так, — задумчиво сказал Иван. — Так…

Он побарабанил пальцами по столу. Как раз с ультралиддитом проблемы не было — достаточно было вернуться к себе, а оттуда предпринять вылазку в мир, где этот самый завод цел и невредим.

— Простите, я вас на минуту оставлю, — Лось тяжело поднялся и ушел на кухню. Послышалось позвякивание посуды. Иван слушал и не слышал доносящиеся до него звуки. Пока что он не увидел и не узнал ничего существенно нового. Но теперь перед ним открывалась возможность самому принять участие в событиях. Собственно говоря, Иван и затеял эту вылазку в прошлое в тайной надежде на что-либо подобное…

Лось принес закоптелый, все еще сердито фырчащий чайник и с ним второй — заварной, маленький и пузатый. Появились стаканы в тяжелых мельхиоровых подстаканниках. Чай был бурым, обжигающим и невкусным. От лампы в оранжевом абажуре на скатерть ложился мягкий уютный круг света.

— Мстислав Сергеевич, а сколько нужно ультралиддита? — осторожно спросил Иван.

Чай, остывая, исходил паром. Лось машинально помешивал ложечкой в стакане, стараясь не звякать о стенки. Он вскинул на Ивана напряженный взгляд, прикинул в уме и сказал:

— Пудов пятьдесят — пятьдесят пять.

Иван быстро перевел в килограммы и молча кивнул — он ожидал большей цифры. Лось чувствовал, что разговор об ультралиддите начат неспроста, но тоже молчал, углубившись в созерцание кружащихся в стакане чаинок.

— Мстислав Сергеевич, — нарушил тишину Иван, — а если я добуду вам эти восемьсот килограммов?

— Не знаю, — горько и откровенно отозвался Лось, — наверное, полечу опять. Но что толку говорить о том, чего не может быть?

— Может, Мстислав Сергеевич, может! И я вам ультралиддит доставлю. Завтра же.

У Лося порозовели от волнения щеки. Он вдруг поверил, что Иван найдет ультралиддит, а чтобы поверить в это, ему пришлось поверить и в то, что Иван пришел из будущего. Очень уж ему хотелось поверить.

— Не нравится мне это, — раздраженно сказал Костя Он упорно не смотрел на Ивана, сосредоточенно стирал пальцем несуществующее пятнышко на пульте ЭВМ.

— Нн-да-а, — протянул Иван. — Когда все отказывались разрабатывать для тебя аппаратуру, когда говорили, что это бред сивой кобылы, а не технические требования, ты на жизнь смотрел несколько иначе. И когда я согласился с тобой работать, то сразу оговорил, на каких условиях. И ты обещал. А что происходит теперь?

Костя, страдальчески сморщившись, начал было отвечать, но Иван жестко оборвал его:

— Нет уж, голубчик! Выслушай меня до конца — ты ведешь себя просто непорядочно! Я на тебя спину гнул полтора года, аппаратурой обеспечил — да только за нее тебе Нобелевку могут дать! Сейчас твоя теория множественности параллельных миров получила экспериментальное подтверждение, я тебе больше не нужен, и ты решил выкинуть меня за борт. Как балласт. А о своих обещаниях ты уже и не помнишь. Очень мило с твоей стороны!

«Вот оно! — подумал Костя — Вот почему я, да и не только я, относился к Ивану предубежденно. Он всегда точно знает, чего хочет. Ну просто удивительно, до чего точно! И ведь обо всем заранее договаривается. И лишнего ему не надо, но уж что его, то его. Тут уж ему вынь да положь, и убеждать его бесполезно».

Вслух же он сказал:

— Ваня, ты пойми, побывать в другом мире — это одно. А вмешиваться в его дела активно… Да пойми же, нельзя этого делать!

— А вот тут ты, голубчик, ошибаешься, — ухмыльнулся Иван — Миров бесчисленное множество, и ты отправил меня не в тот мир, что описан в «Аэлите», а в другой! Который отличается как раз тем, что в нем появляюсь я и помогаю Лосю еще раз полететь на Марс!

Костя только молча откинулся на стуле. Вид у него был мученический. Иван, не обращая внимания на его мимику, решительно подытожил:

— Словом, так. Ты меня отправишь за ультралиддитом в соответствующий мир, а завтра вместе с этим «лиддитом» перебросишь обратно к Лосю. А на будущее, чтобы не держать установку включенной, дашь мне мезонный ключ. Сам же можешь писать отчет по теме, можешь читать доклады, получать премии — нобелевские и всякие другие. Все это ты заслужил. Убежден в этом.

То ли похвала сделала свое дело, то ли Костя просто спасовал перед неудержимым натиском Ивана — но он сдался. Через пару часов ультралиддит в серых бумажных мешках лежал в углу лаборатории, как безобиднейшее удобрение, а Иван с Костей кодировали мезонный ключ — пластмассовую коробочку, чуть больше спичечной, с миниатюрными кнопками на крышке. Теперь, где бы и в каком бы мире ни оказался Иван, достаточно было набрать две двойки, четверку и пятерку, чтобы установка включилась, и ему открылся мерцающий призрачный туннель, ведущий домой.

В большом утепленном сарае, где тихо ржавело с трудом перевезенное из-за океана бездыханное металлическое яйцо, начались работы. Лось пропадал там чуть ли не сутками. Домой он ходил только спать и пить чай. Этот вечерний чай превратился в обязательный ритуал. Поначалу Ивана сковывала чуточку чопорная церемонность Лося, но постепенно он привык к этому.

Мало-помалу Иван втянулся в подготовку к полету. Не связанный больше временем, он проводил теперь в Петрограде по нескольку дней. Вместе с Лосем он стал бывать в сарае, в котором лихорадочно и бестолково велись работы. Иван старался непосредственно не вмешиваться в происходящее. Он лишь мягко и тактично подсказывал Лосю, в чем необходимо сделать изменения, но как-то незаметно для самого себя из наблюдателя превратился в активного участника. Впрочем, его не оставляло подсознательное ощущение игры, несерьезности происходящего, словно он попал на съемки исторического фильма. Как ни крути, а за спиной Ивана незримо стояли сто лет развития науки и техники. Технические истины, доступные лишь немногим во времена Лося, Ивану казались самоочевидными; проблемы, встававшие перед инженером и его рабочими, порой представлялись просто смешными. Но он старался не показывать этого своего снисходительного отношения, понимая, что может обидеть и Лося, и рабочих.

В один из вечеров, когда чай был уже выпит, и шла неспешная беседа, Лось вдруг сказал:

— Иван Николаевич, вы вот постоянно говорите, что являетесь специалистом по электронике, в механике ничего не смыслите. Но наши проблемы решаете настолько легко, что мне хочется знать: какие же тогда у вас, в будущем, специалисты по механике?

Иван засмеялся:

— Хочется знать — так за чем же дело встало? Давайте сейчас же отправимся к нам, вот все и увидите!

Иван не в первый раз предлагал Лосю побывать в будущем, но нее как-то вскользь, мимоходом. Сегодня же он вдруг успел представить Лося в том далеком отсюда мире, успел примерить на себя роль гида, предвкусил удивление и растерянность Лося перед обыденными, всем привычными вещами. В веселом азарте Иван поднялся со стула:

— Ну что, Мстислав Сергеевич? Прямо сейчас, а?

Он опустил руку в карман, нащупывая коробочку мезонного ключа, улыбнулся ободряюще сверху вниз Лось, не глядя на Ивана, медленно покачал головой:

— Нет, не нужно…

Еще не осознав, что решение Лося не случайно, не в силах расстаться с возникшей в воображении картиной, Иван бодро и напористо продолжал:

— Да ну, Мстислав Сергеевич, что значит — не нужно? Очень даже нужно! И не надо раздумывать, ведь один момент — и мы там!

Лось быстро глянул на Ивана и вновь опустил глаза. Заговорил медленно и осторожно, пробуя на слух каждое слово:

— Я считаю, Иван Николаевич, что нельзя так вот взять и отправиться к вам, в будущее. По-моему, это безнравственно. Будущее нужно заслужить. Заработать. Есть только один способ путешествовать в будущее — идти в него из настоящего день за днем, минута за минутой. Вместе со всем человечеством…

Иван помрачнел. Пытаясь смягчить сказанное, Лось шутливо продолжил:

— И вообще, Иван Николаевич, еще не известно, попаду ли я в свое будущее. В ваше — да, а в свое? Не знаю. Ведь я его творю каждым своим поступком, каждым решением. Но если оно зависит от того, как я решу поступить в каждом конкретном случае, значит, оно не одно? Значит, у него великое множество вариантов? Вы мне предлагаете один из них, а может, в нем меня вообще не существует, может, я утонул, сгорел, не вернулся с Марса!

Иван затаил дыхание. Лось, по неведению, подошел так близко к истине, что достаточно было только протянуть руку, и… И что — «и»? Иван не знал, что. Он не знал, почему сразу, с самого начала, не сказал Лосю всей правды, не объяснил, что они живут в разных мирах. Побоялся, что Лось не поймет? Или пожалел, не захотел взваливать на него знание факта, что не во всех вариантах будущего есть он, Лось, есть Аэлита и есть Марс, каким тот остался в памяти Лося? А может, подсознательно чувствовал невыстраданность для себя этого сурового мира Лося и Гусева, ощущал себя в нем экскурсантом и боялся упрека в этом? Может быть, поэтому ему почудился в словах Лося скрытый намек, поэтому и охватила растерянность?

Иван нервно засмеялся и отошел к окну. Взявшись рукою за портьеру, словно собираясь выглянуть наружу, и тем маскируя волнение, он проговорил деланно равнодушным голосом:

— Что ж, нет так нет. Мое дело — предложить… — И, пожав плечами, оборвал разговор.

Поначалу провожающих было немного. Но, пока суетливо доделывались какие-то важные и неизвестно почему оставленные на сегодня дела, народу заметно прибавилось. Не помогло и то, что отлет назначили на тусклый предрассветный час, когда темная в ночи листва ждет первого утреннего ветерка.

На людях Иван старался держаться по возможности в тени. Сегодня это ему удавалось плохо — напарник Лося в новом путешествии на Марс не мог остаться незамеченным.

Лось тоже был взволнован, растерян и тороплив — лихорадочно блестящие глаза, горячечный, пятнами, румянец на скулах.

Пришел Гусев с женой. Она стеснялась, мило краснела и поминутно поправляла волосы. Гусев, вдруг расчувствовавшись, крепко обнял Лося, потом сжал руку Ивана, тряхнул, колючим взглядом вцепившись в глаза. Иван выдержал взгляд. Гусев одобрительно хохотнул, тряхнул руку еще раз.

— А мне говорили — контру недобитую Мстислав Сергеевич пригрел, — доверительно сообщил он Ивану. — Вот брешут, гады! Ну ничего, я с ними разберусь!

Он круто катнул по скулам желваки, и Иван с невольным сочувствием подумал о тех, с кем Гусев будет «разбираться». А Гусев был уже у аппарата, и Иван слышал, как он громко говорил жене:

— Погляди, Маша, вот в этом снаряде мы с товарищем Мстиславом Сергеевичем и летали к угнетенным братьям на Марс, помогали им делать пролетарскую революцию!

Маша слушала и робела — здесь было столько ученых, инженеров и других руководящих товарищей. Она жалась к руке Гусева — уж он-то везде чувствовал себя, как дома.

Конечно, без митинга не обошлось. Иван, стоя рядом с Лосем, не вслушивался, а вглядывался в лица выступавших, всматривался в людей, окруживших импровизированную трибуну. Усталые лица, более чем скромная одежда, резкие тени от бьющего сбоку прожекторного света — и напряженное внимание, подавшиеся вперед фигуры, бешеные овации сказанным с трибуны словам — простым, ясным и оттого до конца понятным и необходимым. Иван вдруг остро почувствовал, что вокруг — Петроград двадцатых годов, трудное, голодное, но и счастливое время. Не за горами, кажется, мировая революция; весь мир разорвался пополам, и меньшая, совсем молодая половина в, голоде и холоде ломает старое и возводит новое. Новое — во всем: в названиях улиц и первых субботниках, в директорах и наркомах, вчера еще стоявших у станка и горячим вихрем революции выдвинутых вперед, в жарких спорах и яростном труде, в стремлении все успеть и всему научиться. Все казалось и было доступным — построить новый мир и выполнить план ГОЭЛРО, дать крестьянам трактор и создать новую, советскую литературу, восстановить трикотажные фабрики и полететь на Марс…

Иван тяжело и восторженно перевел дыхание и зааплодировал Лосю, который вместо заготовленной речи сказал глухо:

— Я, товарищи, не буду речь произносить. Все уже сказали предыдущие выступавшие. Я только хочу заверить, что я и мой товарищ, Иван Николаевич Феоктистов, хорошо понимаем и всегда будем помнить, что это Страна Советов дала возможность построить межпланетный корабль, что Страна Советов посылает нас на Марс как своих полномочных и официальных представителей. Мы хорошо понимаем, что если страна решила вместо тракторов, станков, подъемных кранов и паровозов строить наш снаряд, то она верит нам, надеется на нас. И мы не подведем! Мы наладим братскую связь между планетами!

Бешено забил Гусев в ладоши, посмотрел зверовато по сторонам — все ли прочувствовали, все ли рады? Ох, как хотелось Гусеву быть сейчас там, впереди, вместе с Лосем влезть в железное яйцо! Но хорошо понимал Гусев дисциплину, знал, что нужен здесь, на Земле, и удерживал себя, только с большей силой стучал ладонью об ладонь.

Так под овацию и влезли путешественники в снаряд. Люк захлопнулся. Собравшиеся отхлынули, перетекли на пустырь, вытянулись неровной цепочкой вдоль ограждающих безопасную зону веревок.

Вот, перекрывая гул голосов и ток крови в ушах, раздался первый тяжкий удар. От него дребезнули оконные стекла далеко окрест и захлопали спросонок крыльями голуби на чердаках. Коротким вздохом пронесся шелест по листве. А потом в сарае низко заревело. Блестя в свете прожекторов, из него выплыло гигантское яйцо, отстреливающееся треском вспомогательных стабилизирующих двигателей. Подъем его все убыстрялся. Прожекторный свет уже не мог угнаться за снарядом, лишь зеленый огонь ракетного выхлопа постепенно таял в вышине, не теряя своей яркости, а просто уменьшаясь в размере.

Прожектора выключили, но ночь уже не возвратилась. Потянул ветерок. Поеживаясь от бессонной ночи, утренней прохлады и чувства потери, все расходились молча. Прошло полчаса, и поблизости никого не осталось. Местные жители торопливо досматривали сладкий утренний сон.

Ракета постепенно замедляла бег сквозь пустоту. Невидимая линия ее траектории по касательной чиркнула о багряный шарик планеты и, подчиняясь тяготению, завила вокруг нее суживающуюся спираль. Стальное яйцо мчалось вперед закоптелым горлом ракетного сопла. Из него то и дело рвался зеленоватый выхлоп пламени.

Снаряд спускался ниже и ниже. Вокруг него зашелестело, заурчало, завизжало, завыло — это стонал рассекаемый аппаратом воздух. Потом рев усилился. Он уже не воспринимался как звук. Над тихой планетой, над красноватыми пашнями, брошенными городами и редкими поселками раскатился леденящий душу, мощный и страшный ракетный крик. Он выбросил жителей из постелей, выгнал их на улицы, заставил настороженно поднять к небу лица. С тысяч губ безмолвно сорвалось такое же страшное, как этот могучий гром, жуткое и притягательное слово: «Магацитлы!»

Снаряд садился в тучу поднятой выхлопом красноватой пыли. Многотонная громада межпланетного корабля опускалась не плавно. Ее раскачивало и таскало над поверхностью планеты как попало. Двигатель взревел в последний раз и смолк. Снаряд задел краем сопла землю, опрокинулся и покатился. Центр тяжести его был расположен так, что он остановился соплом книзу.

Ивана бросило вперед, он выставил руки, но сила удара была такова, что его смаху приложило лицом, потом отбросило к другой стене, ударило еще раз и опять швырнуло. Похоже, он на какое-то время потерял сознание, потому что, когда по-настоящему испугался, вдруг с удивлением осознал, что снаряд неподвижен, а сам он лежит, неловко подвернув руку. Считать свои синяки и шишки Иван не стал — Лось лежал ничком, не подавая признаков жизни. Осторожно перевернув его на спину, Иван обхватил пальцами запястье.

Пульс был слабый, но отчетливый. Иван на секунду задумался, не сделать ли укол кардионола, но не стал. Вместо этого он перенес Лося поближе к баллону с кислородом и открыл вентиль. Пронзительно зашипел, вырываясь из редуктора, сжатый газ. Редуктор на глазах стал обрастать инеем. Животворная струя коснулась и Ивана, Хлебнув кислорода, он почувствовал, насколько сперт воздух в кабине. По всей видимости, поглотители углекислоты окончательно отказали.

У Лося дрогнули, затрепетали веки. Он судорожно сглотнул и открыл глаза. Секунду полежал неподвижно, обшаривая взглядом тускло освещенную внутренность кабины, потом резко, рывком, сел. Сосредоточенно прислушиваясь к своим ощущениям, он сгибал и разгибал суставы. А Иван уже и так видел, что все обошлось благополучно.

Клепаная обшивка снаряда, сперва редко, а потом все чаще и чаще начала потрескивать, остывая. Приходилось ждать, пока она остынет настолько, что можно будет открыть люк. Прикинув в уме массу и теплоемкость корпуса, Иван сообразил, что ждать придется не менее часа. Поэтому он занялся собой. Умылся, выяснил, что лицо более или менее в порядке, только нос припух, да саднили разбитые губы. Привычно, по всем правилам аутотренинга, расслабился. Осторожными движениями массируя лицо, заставил затянуться ссадину на губе. Посидев несколько минут неподвижно и внушив себе, что хорошо отдохнул, бодр и свеж, Иван вышел из прострации самогипноза и встретил любопытный и чуть испуганный взгляд Лося.

— Как это у вас получается? Ведь никаких следов… В средние века за такие штуки, знаете ли, на костер отправляли…

— Уж вы скажете, Мстислав Сергеевич! Обычный аутотренинг.

— Да? — саркастически спросил Лось. — Я так и подумал, что обычный.

— Нет, серьезно. Вот мы с вами как-нибудь займемся. Полностью вам не освоить, этим с детства надо заниматься, но усталость снять или там боль приглушить — я вас научу.

Маленький пронзительный кружок солнца поднялся выше. Стало жарко. Иван не ожидал этого — солнце было таким слабым, что тепла от него, казалось, не может быть. Но оно было. Послужило ли тому причиной безветрие, из-за которого воздух, как в парнике, прогревался и сверху, и отраженным от почвы теплом, Иван не знал. Впрочем, безветрие его не удивило — Марс был старой планетой, вялой и неторопливой. Иван подумал, что здесь везде так — теплая уютная тишина, ласковый воздух днем, спокойное его остывание ночью, и только на терминаторе осторожный бриз, обязательный и желанный в своем постоянстве.

Они уже далеко ушли от места приземления, но не убавляли шаг. Что их ищут — ни Иван, ни Лось не сомневались: грохочущим ревом опускающегося снаряда они оповестили о своем прибытии добрую половину планеты. Их было только двое против правителей Марса и их солдат. Силой тут было ничего не сделать. Да и что значило — «силой»? Танк, что ли, тащить сюда? Сейчас важно было выиграть время, не дать Тускубу прикончить себя сразу же. Нужно было также, чтобы об их прилете узнало как можно больше марсиан. Иван уверен был, что власти Тускуба противостоит оппозиция, ее не может не быть. Этим и предстояло воспользоваться Лосю и Ивану. Воспользоваться или погибнуть.

Местность изменилась. Появились трава и кусты, а чуть погодя и жесткие суставчатые деревья. По-видимому, когда-то здесь был парк, который заглох и одичал.

Иван споткнулся, зацепив ботинком притаившуюся в траве ржавую, полусгнившую за века проволоку. Конец ее зашебуршал в кустах. Лось вырвал из кармана пистолет, перекосил брезгливо лицо:

— Ах, гадость!

Потревоженный проволокой, большой мохнатый паук выскочил сдуру из куста, засуетился, кинулся обратно, безуспешно пытаясь забиться в заросли, путаясь лапами в корявых безлистных ветвях. Глаза его пристально поблескивали на людей. Иван мягко положил ладонь на плечо Лося:

— Не стоит, Мстислав Сергеевич. Видите, как он испугался. Зачем же еще и стрелять? Да и выдать себя можем стрельбой.

Лось нехотя спрятал оружие.

Справа, полускрытые зарослями, показались здания. Они были давно брошены. Разруха и запустение поселились в них. Иван и Лось, хрустя разбросанным повсюду мусором и щебнем, обошли первый дом и направились ко второму, высокому и мрачному. По широким выщербленным ступеням поднялись к полуоткрытой да так и застрявшей металлической двери.

— Это Гусев высадил, — сказал вполголоса Лось. Его обступили воспоминания. Он старался не поддаваться им — они расслабляли, лишали уверенности в себе.

Внутри было прохладно. Обломки мебели, каменная крошка от разбитых стенных плит усеивали все вокруг. Через проломы щедро вливался солнечный свет, желтые стены придавали ему приятный, почти земной оттенок. Лось устремленно шел впереди. Иван чуть отстал, жадно разглядывая фрески, обломки непонятных аппаратов у стен, статуи — незнакомые, но пробуждающие глубинные ассоциации. Он чувствовал себя, как в музее. Хотелось ничего не трогать руками.

Широко и крепко ступая, Лось вошел в узкую полутемную комнату. Дождавшись Ивана, жестом пригласил его к смутно отсвечивающему в темноте встроенному в стену экрану.

— Вот оно, туманное зеркало! — Лось с силой дернул свисающий на шнурке шарик. Где-то за экраном послышались приглушенные шорохи и треск, словно там включился неисправный радиоприемник.

— Выключите, — попросил Иван и медленно пошел вдоль стены, нащупывая ладонью шов между панелями. Нужно было добраться до скрытых в стене электронных потрохов и как следует в них покопаться. Это входило в их с Лосем план. Стена не поддавалась. — Помогите, Мстислав Сергеевич! Это по вашей части: фиксаторы, штифты, замки. А то мне ее до второго пришествия не открыть…

Повозившись с полчаса, они все-таки откинули панель. Иван вытащил из сумки универсальный тестер, положил его на пол, затем присел на корточки и принялся внимательно рассматривать внутренности аппаратуры. Вдумчиво похмыкав, запустил в нее руки и озабоченно крякнул. Лось стоял за его спиной и безнадежно смотрел на путаницу каких-то финтифлюшек, штуковинок и загогулинок, щедро обмотанных проводами. Ивану мешала куртка. Он стянул ее, бросил на оказавшийся рядом не то большой табурет, не то маленький стол. Куртка съехала на пол. Лось уважительно поднял ее, вздохнул и пошел искать помещение, чтобы устроиться на ночь.

Он навел в одной из комнат относительный Порядок, притащил несколько коротких лежаков или подставок и соорудил из них некое подобие кроватей. Потом достал и разложил припасы для ужина. Тем временем солнце заметно склонилось к закату, и он отправился посмотреть, как идут дела у Ивана.

Иван лихо дудел себе под нос что-то залихватское. Аппаратура вся была вынута и разложена вдоль стены. Иван копался голыми пальцами в ее электрическом нутре. Отвертка и кусачки лежали рядом. Иногда что-то начинало гудеть и потрескивать, тогда Иван радостно приговаривал:

— И так не хочешь? Ну что ты будешь делать…

Лосю нравились люди, умеющие красиво и хорошо работать. Он не понимал ничего в этих штучках-дрючках, но Иван работал быстро, весело и со вкусом, и Лось молча стоял за его спиной, боясь отвлечь. Большие руки Ивана ловко, мягко и как-то бережно касались деталей.

По непонятной ассоциации, прихотливой причуде подсознания Лось вдруг подумал: а все-таки чего это ради Иван явился к нему, летел вместе с ним сквозь миллионы верст ледяной пустоты? Ведь на Марс попасть Иван мог безо всяких хлопот, мог выйти из своей машины времени хоть в самом кабинете Тускуба. Что заставило его рисковать вместе с ним, Лосем? Просто желание помочь? Да вроде не похож Иван Николаевич Феоктистов на альтруиста…

Лось не успел додумать до конца. Иван откинулся, вытер вспотевшие ладони о штанины и довольным взглядом окинул содеянное. По мнению Лося, он все разобрал, разломал и сделал хуже, нежели было. Но Иван с наслаждением потянулся, без удивления заметил стоящего рядом Лося и победительно улыбнулся:

— Ну что, проведем испытания?

Он дернул за шнурок, экран засветился. Иван включил наугад, на экране появилось поле. По нему бегали, сталкивались, падали и опять бегали марсиане. Показывали издали, и отличить их от людей было невозможно. Иван постоял перед экраном, потеребил задумчиво мочку уха. Потом присел около раскиданных по полу схем, стал что-то в них делать, поминутно поглядывая через плечо. Изображение помутнело, затем стало вдруг ослепительно-ясным. Прорезался звук.

— Ох, и умели же все-таки делать вещи! — восхищенно сказал Иван. Кивнул на цифровую доску: — Командуйте! А то я не соображу, что у них тут к чему.

Лось, вспоминая, долго колдовал над доской, наконец отошел от нее и указал на экран:

— Высший Совет…

За длинным столом сидели марсиане в темных одеждах. Среди них выделялся один, с мрачным и властным лицом. Лось переводил вполголоса:

— Спорят насчет какого-то строительства… Говорят, нет рабочей силы. А это — Тускуб. Заставляет их строить, они возражают…

Иван жадно вглядывался в умное недоброе лицо Тускуба. На миг опять показалось, что все происходит во сне. Захотелось ущипнуть себя, ущипнуть и проснуться… Отогнав наваждение, он спохватился:

— Давайте-ка побыстрей устроим им подарочек! А то еще разойдутся.

Он велел Лосю принести фонари из той комнаты, где оставались вещи. Когда Лось вернулся, стена против экрана уже была наспех задрапирована тяжелой переливчатой тканью, содранной в соседнем зале. Потом Иван сгонял Лося за креслом. Фонари он укрепил так, чтобы их лучи перекрещивались на лице сидящего в кресле Лося. На драпировку ложилась его сдвоенная тяжкая тень. Критически осмотрев Лося, Иван скомандовал:

— Голову, голову выше! — После секундной паузы добавил: — Значит, как договорились… Внимание, включаю!

Лось надменно выпрямился. Фонари спереди и чуть снизу подсвечивали лицо, рельефно выделяли складки занавеса. На экране видно было, как члены Высшего Совета умолкают и оборачиваются в изумлении, вглядываясь, кажется, прямо сюда, в комнату. Да так оно, в сущности, и было, потому что на громадном экране в зале Совета вдруг появился ужасный и непостижимо живой, невесть откуда взявшийся Сын Неба.

Лишь только осветился экран связи, Тускуб, словно давно ждал этого момента, повернулся к нему. Сегодняшнее заседание Высшего Совета привело его в бешенство. Конечно, в Совете остались безусловно надежные инженеры, но какие же это были бездарности! Что от того, что свое присутствие здесь каждый из них объяснял мнимой своей гениальностью? Освоившись и попривыкнув, они принялись без умолку разглагольствовать на заседаниях Совета, выдвигая проекты один нелепей другого. Безмерно поверив в свою исключительность, каждый из них слышал только себя. Такого Тускуб не ожидал. Он не мог провести через Совет ни одного решения, не сорвав голос и не затратив неимоверного количества нервной энергии. Противников своих, имейся таковые в Совете, он мог бы убедить, уговорить или, на худой конец, запугать. Этих же не пронять было ничем: до них невозможно было достучаться…

В очередной раз выведенный из себя неуправляемостью созданной им же самим говорильни, Тускуб со злобной радостью подумал, что несчастный, дерзнувший прервать заседание Высшего Совета, горько в этом раскается. Но на экране, прямой и надменный, появился Сын Неба. Тускуб впился пальцами в край стола.

Изображение было превосходным. Резкий свет бил в лицо землянина откуда-то снизу, за спиной струился тяжелыми складками занавес. Сын Неба сидел в старинном резном кресле, сделанном из ископаемого дерева бхо. В таких креслах когда-то сидели правители, и даже беловолосому гиганту оно не было мало. По всему чувствовалось, что Сын Неба уверен в себе и обосновался где-то прочно и надежно. Не наспех.

— Ты узнаешь меня, Тускуб? — разомкнул губы Сын Неба.

Голос его, низкий и сильный, заполнил помещение. От него начала позвякивать на столе металлическая чаша. Тускуб машинальным движением придержал ее. Сын Неба твердо выговаривал марсианские слова, но говорил чисто, и Тускуб ненужно подумал: «Аэлита хорошо справилась со своей задачей, хорошо обучила пришельцев языку. Даже слишком хорошо…»

— Ты видишь, — вновь заговорил Сын Неба, — меня нельзя убить. Твои люди много раз стреляли в меня, ты решил, что меня нет в живых, но я ожил. Я вновь пришел. Но пришел не к тебе, сейчас меня видят и слышат всюду, где есть туманные зеркала, на всей Туме.

Тускуб сидел, нервно кусая губы. Да, это был Сын Неба, и он был жив. В это верилось с трудом, ведь в ушах до сих пор слышался слабый отчетливый звук, с которым входили в это большое тело пули. Тускуб помнил, как безжизненно свалился гигант на каменную площадку и его белые волосы разметались по окрашенному кровью камню.

А Сын Неба в упор смотрел с экрана светлыми безжалостными глазами.

— Жители Тумы, к вам пришел я со звезды Талцетл! Увидел я ваши беды, и сердце мое преисполнилось горечи. И вот я здесь, народ Тумы, чтобы помочь тебе. Вы меня слышите? Передайте мои слова друг другу и знайте, что, желая помочь вам, я требую от вас того же…

Он помолчал и медленно, чуть шевеля губами, но внятно и потому угрожающе закончил:

— Тускуб, ты все понял? Нет у меня корысти и нет другого желания, кроме одного — помочь… Но оно велико, и я не позволю остановить себя. Это не удастся никому.

Сын Неба опустил веки и стал вдруг похож на каменного гиганта, тысячелетия сидящего у воды и наводящего суеверный страх на простолюдинов. Видимо, не один Тускуб заметил сходство. Ропот ужаса пробежал среди членов Совета. Кто-то привстал и уже бочком двинулся к выходу… Охвативший остальных страх немного отрезвил Тускуба.

— Назад! — взвизгнул он, давая выход ярости. — Всем сидеть на местах!

Все застыли. Тускуб вызвал узел связи. На погасшем было экране появилось взволнованное птичье личико дежурного техника.

— Видел? — мрачно спросил Тускуб. Техник потупился. Тускуб, тоскливо предчувствуя ответ, спросил: — Это правда, что на всех экранах, по всей Туме?..

— Да, господин, — смиренно ответил техник.

— А… как?

Техник помедлил, подбирая слова. Здесь, в профессиональной сфере, он чувствовал себя уверенней. Даже Тускуба почти перестал бояться.

— Не знаю, господин. Мы проверили — Сын Неба действительно был на всех экранах. Теоретически это можно сделать. Отсюда, — он обвел рукой помещение, заставленное аппаратурой. — А как это сделал Сын Неба… — он беспомощно пожал плечами,

— Вы уже, конечно, сами определили, откуда соединялись?

Тускуб намеренно не сказал: «Сын Неба». Не хотел он ни произносить этого имени, ни слышать его.

В глазах техника плеснулся страх:

— Не знаю, господин… Аппараты показывают, что связь была со Старым городом, но ведь там…

Тускуб резким движением выключил зеркало. Он и без техника знал, что в Старом городе уже пять веков нет ничего, кроме развалин. Еще несколько минут Тускуб просидел, нахохлившись, как снежная птица умххе, потом резко встал — веером разлетелась черная накидка — и вышел, хлопнув серебряной дверью.

Члены Совета так и остались сидеть, украдкой поглядывая друг на друга. Им хотелось поскорее уйти, убежать отсюда домой, закрыться и никого не принимать. Оставаться было страшно. Уйти тоже страшно. Они не могли ни на что решиться.

Похоже, все дни здесь стояли безоблачные — дождей, скорее всего, здесь не бывало. Но третий день пребывания на Марсе ознаменовался появлением маленьких полупрозрачных облачков. Лось, чисто выбритый и нервно веселый, поднял к ним лицо. Облака плавали в фиолетовом небе, неожиданно белые. От них повеяло земными могучими грядами, хребтами, монбланами облаков. Запахло сыростью и грибным дождем… Лось сладко зажмурился, тряхнул головой и поглядел на Ивана. Тот шагал впереди, длинноногий и подтянутый. Лось чуть с завистью сказал:

— Вы, Иван Николаевич, словно родились здесь, на Марсе Иван рассмеялся в ответ и оттолкнул ногой не в меру любопытного рыжего паука ростом с курицу. Паук опрометью кинулся в траву и затаился там, испуганно посверкивая глазами и обиженно чирикая. Глаза у него были большие, как у коровы, и задумчивые Он часто моргал, приспуская коричневые морщинистые веки. Этот его пристальный взгляд поначалу смущал Ивана. Но пауки на поверку оказались Травоядными, и Иван посмеивался над Лосем, который, встретившись с пауком взглядом, бледнел от омерзения и непроизвольно хватался за пистолет.

За неполных два дня они отмахали более ста пятидесяти верст. Несмотря на малую тяжесть и избыток кислорода, давала себя знать усталость. Лось шел, перемогая себя. Иван устал не меньше, но не показывал виду. Они гнали себя вперед и вперед. Конечно, можно было бы добраться до ближнего поселка и разжиться там если не летучим кораблем, то хотя бы летающими седлами, но они решили идти пешком. Иван уверен был, что Тускуб станет контролировать все воздушные средства транспорта, а мысль о наземном передвижении пришельцев ему и в голову не придет — у марсиан не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего дороги. Так что пусть Тускуб помучается неизвестностью, поразмыслит, куда девались и что теперь предпримут Сыны Неба.

Кустарник и редкие деревья, в беспорядке росшие там и сям, постепенно перешли в ухоженный парк. Иван понял, что до загородного дома Тускуба подать рукой Лось, у которого с этим парком связывались самые дорогие и горькие воспоминания, замкнулся; лицо его побледнело.

— Мстислав Сергеевич, давайте остановимся — пора, — негромко сказал Иван.

Они остановились и присели под одиноким корявым деревом с фиолетовым стволом и бурыми расплывшимися шишками вместо листьев.

Иван вынул из сумки маленькую, умещавшуюся на ладони радиостанцию. С тоненького прутика ее антенны сорвался и унесся в пески невидимый импульс. Там, в брошенном доме, ожила вторая такая радиостанция, подключенная к полуразобранному Иваном туманному зеркалу. Иван молча протянул рацию Лосю. Тот медленно произнес несколько фраз. В ответ что-то тонко прощебетали. Лось прикрыл рацию ладонью, повернулся к Ивану:

— Тускуб здесь, у себя. Сейчас техник соединит с ним…

Из аппарата послышался встревоженный металлический голос. Лось холодно заговорил:

— Тускуб, ты узнаешь меня? Я иду к тебе как гость. Если захочешь встретить, выходи из дома. Сейчас. Я близко.

Он резко выключил радиостанцию, вернул ее Ивану. Тот усмехнулся, представив себе Тускуба, озадаченно стоящего перед пустым экраном, изображение на котором так и не появилось, хотя из бархатной глубины только что доносился жутковатый низкий голос Сына Неба.

Лось поднялся и лихорадочно заторопился. Иван внимательно на него посмотрел, Лось с трудом выдавил в ответ улыбку. Иван быстро и убеждающе проговорил:

— Мстислав Сергеевич, только договорились — на рожон не лезть! Заметите что-нибудь подозрительное — бегите! Безо всякой там стыдливости. Они в нас не попадут, у них скорость реакции ниже нашей раза в три…

За себя Иван не очень-то боялся — был уверен в себе и потому решил, случись что, отвлечь внимание на себя, чтобы Лось успел уйти. Да и вообще должен сработать эффект внезапности, ведь не ждал же Тускуб, что они появятся здесь. А уж если сразу не пристрелят — потом не рискнут. По крайней мере, в первое время…

Навстречу вывернулась, подскочила под ноги дорожка, повела услужливо к дому. Гуще стали заросли — уже не заросли, а насаждения, в их буйстве угадывалась продуманность. Лось шел уверенно, не задерживаясь на поворотах. Иван держался плечо в плечо с ним, чтобы успеть — в случае чего. Оранжевый песок, устилавший дорожку, скрипел под ногами, как снег в морозный день.

Дом открылся неожиданно. На крыльце, в окружении челяди, стоял Тускуб. Длинное холеное лицо его, как всегда, было бесстрастно.

Иван проснулся рано. Он спал крепко, сны его были приятны. Проснувшись, сразу вспомнил, где находится, и потянулся, с удовольствием ощущая свое тело. Лося уже не было. На его кровати лежало откинутое покрывало. Иван сел, припоминая — не слышал ли что-нибудь сквозь сон? Нет, ночью все было спокойно, и в душе не было тревоги.

Он хорошенько размялся и прошел в ванну. Это он по привычке так назвал — ванна. Прозрачная до голубоватости вода заполняла облицованный белоснежным мрамором бассейн. Разбираться в подводящих трубах Иван не стал и выкупался прямо в ледяной — видимо, текущей с гор — воде. Кожа после растирания горела. В узкие окна сочился мягкий утренний свет. С той стороны, с улицы, к стеклам льнул молочный туман. Дом еще спал Лось все не шел, и Иван, после недолгого блуждания по коридорам, выбрался наружу.

Туман редел. Перепутанными волокнистыми прядями он отрывался от земли, открывая взгляду потемневший песок дорожек, траву* в росе. Туман был тонок. Вверху сквозь него просматривались темные вершины деревьев и небо. Небо уже посветлело — солнце давно взошло, просто сюда, в котловину меж гор, его лучи пока не дотянулись. Воздух был свеж, влажен и напоен запахами. Запахи были незнакомы, но казались приятными. Первые утренние звуки далеко неслись окрест, выдавая присутствие жилья и людей. Вот хлопнула дверь, послышались голоса. Негромкие и высокие, они могли принадлежать кому угодно, но Иван подумал, что это марсианки. В тумане зазвякало что-то пустое, металлическое — ни дать, ни взять, женщины с подойниками пошли доить коров, или как тут их называют…

Иван мягко спрыгнул с крыльца и пошел по тропинке. Тропинка, петляя, обогнула развалины стены циклопической каменной кладки. Иван вскользь подумал, что все, свидетельствующее о прошлом Марса, носит явный грубовато-мощный характер. Словно жили тут несколько веков назад титаны, развлекавшиеся игрой с природным камнем, резавшие и дробившие его, как хотели В сером, не дающем теней свете трава по краям тропинки казалась зеленой, совсем как на Земле Синеватый оттенок ее не бросался в глаза. Песок на тропинке отсырел и был плотен, как прикатанный. Идти было легко. Дорожка описала полукруг и упала вниз, к озеру. Иван спустился к самой воде, сел на камень. Влажный, он оказался неожиданно теплым, словно сохранил вчерашнее тепло. Вода была как стекло. Она слабо отсвечивала. В ней ничего не отражалось, потому что туман, приподнявшись, так и висел над ней. Местами по воде шли разбегающиеся круги — будто рыба тыкалась лениво носом в утреннее мерцающее зеркало. Круги эти вписывались в общую картину, придавали ей сонную мечтательную законченность.

Мглистые слои тумана не спеша перемещались, перепутывались и неприметно для глаза поднимались вверх. Справа открылась излучина берега. Плакучие деревья свесили листья. Отражения их в светлой воде были черны, как ночь. Каменная лестница широкими ступенями спускалась к озеру. Отсюда хорошо были видны гигантские статуи, сидящие по бокам ее Головы их скрывались пока в тумане, и разглядеть выражение каменных лиц было невозможно.

У Ивана захватило дух. Гулко застучало сердце, отдаваясь в ушах током крови. Вот сейчас неслышно спустится по замшелым ступеням, подойдет к воде тоненькая женская фигурка, облитая черным длинным платьем, в трогательном остром колпачке. Навалится худеньким плечиком на подножие статуи, поднимет голову — и распахнутся доверчиво огромные печальные ждущие глаза.

Иван чуть не вскрикнул, когда сквозь белесый полог тумана неясно просветилось вдруг темное пятно. Кто-то спускался вниз, неслышно ступая на шершавый камень, замирая на каждой ступени. Иван облегченно и разочарованно узнал Лось! Инженер остановился, провел рукой по влажному каменному колену сидящего Магацитла. Холодом, тоской, и болью потери повеяло на Ивана — и он беззвучно поднялся и быстро пошел вверх.

Нервы Лося, взвинченные нескончаемым ожиданием, были натянуты, как струна. Он уловил чуть слышный шорох и поднял глаза от тяжелого, словно ртутного, озера Кто-то уходил вверх по откосу, теряясь в туманной дымке. Контуры фигуры казались большими, это мог быть только Иван. Или просто утренняя атмосферная рефракция увеличивает размеры предметов — и он, Лось, спугнул марсианина, рано вставшего и на берегу озера думающего свою марсианскую думу…

Двое раболепствующих слуг привели под руки старого, похожего на маленькую сморщенную обезьянку, марсианина. Он долго молчал, сидя напротив Ивана. Иван недоумевал, потом ему стало смешно. Наконец старик резко вскинул голову и гортанным, совсем не старческим голосом выкрикнул что-то. Глаза его засверкали и, казалось, приблизились вплотную, Иван почувствовал нарастающие слабость и оцепенение. Инстинктивно он взбунтовался, но справиться с чужой парализующей волей оказалось не так-то легко. С трудом Иван превозмог себя. Заслонившие мир глаза отодвинулись, уменьшились до нормальных размеров. Они опять принадлежали ветхому существу в кресле напротив Иван не отвел взгляда: нет, нас так просто не возьмешь!

Вот когда он пожалел, что не занимался по-настоящему аутотренингом. Так, отбывал повинность на первых курсах университета. Физкультуре и то отдавал больше предпочтения…

Старичок-марсианин заговорил. Голосок его казался недовольным. Жестами он потребовал, чтобы Иван поплотнее сел в кресле, откинулся на спинку и расслабился: Иван и не заметил, что сидит, выпрямив спину и напрягшись.

Изрезанная морщинами темная физиономия старика была тем не менее симпатичной. Симпатичным показалось Ивану и то раздражение, с которым он ругался по-марсиански, сухонькими ручонками показывая, что надлежит делать «Гипноз? — подумал Иван — Ну и что? Что они могут сделать? Пристрелить или отравить можно и без этого. А чушь какую-нибудь внушить — это, пожалуй, кишка тонка…»

Он послушался и сел свободнее. Старик вытянул перед собой иссохшую коричневую руку. На мгновение Ивану показалось, что на ладони мерцает, крутится полупрозрачный призрачный шарик. «Галлюцинация», — сообразил Иван и тут же вспомнил, что такой же шарик видели и Лось с Гусевым в руке Аэлиты. Видимо, старик хочет учить его под гипнозом, когда восприимчивость мозга удесятеряется.

Старичок придвинулся ближе. На ладони его вновь засверкал, засветился туманный шарик, запульсировал в такт словам чужого языка… В оцепенении просидел Иван более двух часов. Затем медленно стал возвращаться в окружающее и услышал странные, но уже понятные слова:

— Ты устал, чужеземец. Иди, спи…

С Тускубом у них наладилось «сосуществование», как выразился Иван. Словцо понравилось Лосю. И действительно, они пользовались свободой. Жили они все здесь же, в загородном доме, но ежедневно летали в город. Иван ожидал увидеть в Соацере развалины — в памяти жило воспоминание о взрывах в рабочих кварталах, о стрельбе и смертях. Но за несколько лет, что прошли с того времени, все успели убрать Иван с невольным уважением подумал об организаторских способностях марсиан.

Тускуб, по видимости, махнул на них рукой. Конечно, в это не верили ни Лось, ни Иван, который хоть и не видел своими глазами всего, что здесь происходило, но зато знал по книге кое-что из того, что не было известно Лосю. Тускуб избегал их, ссылаясь на занятость, и они не настаивали на встречах с ним. День они проводили в делах. Лось работал с учеными, посещал заводы и институты, и его блокноты с записями заполнялись черновым материалом. Иван, удовлетворив первое любопытство, занимался теперь в библиотеке. Он всерьез взялся за историю Тумы, пытаясь раскрыть загадку невероятной — более полутора тысяч лет — стабильности марсианского общества. Жизнь здесь, на Туме, была не из лучших, хотя суровая ее обнаженность, которую Иван вынес еще из детского первого впечатления от полета Лося и Гусева, исчезла. Необычные и яркие детали заслонили сумрачную безысходность существования простых марсиан. Кроме того, жизнь есть жизнь, и марсиане не только страдали, боролись и гибли, но и смеялись, радовались и печалились, любили и ненавидели, словом — жили. И за этими деревьями Ивану было уже не видно леса. Его, лес, приходилось теперь искать в крохах истины, рассыпанных по страницам Книг.

С некоторых пор Иван стал замечать, что за ним кто-то пристально следит. Брошенный из толпы взгляд, чуть заметный кивок головы, попытка протиснуться поближе — все говорило о том, что с ним пытаются установить контакт. Но эти люди (Иван и не заметил, как стал называть марсиан людьми) скрывались прежде, чем ему удавалось с ними заговорить. Или — прежде, чем с ними удалось бы заговорить «телохранителям» Ивана, молодчикам со скучающими лицами и ленивой походкой вышибал Простые марсиане боялись их, как огня.

В библиотеке Иван уже начал раскланиваться с завсегдатаями. Они с готовностью кивали ему и тут же утыкались в книги. На остреньких птичьих личиках были написаны необоримое любопытство и страх. Сын Неба был здесь и — клянусь Уллой Пастуха — целый час сидел рядом, рукой дотронуться можно! Но — опасно, братцы, опасно! Черная стража за всеми следит!..

Иван начал перекладывать стопку приготовленных на сегодня книг и вдруг замер, вот оно! На обложке одной из них аккуратными иероглифами было выведено: «Вас ждут в хранилище книг. Ваши друзья». На свету надпись поблекла и на глазах исчезла: «Да, это не шутки, — подумал Иван, медленно оглядывая зал. — Эти самые друзья дело знают. Интересно, кто здесь от подпольщиков?» Встретившись взглядом с девушкой, заменившей несколько дней назад чопорную и кудрявую, как спаниель, старушку, Иван безошибочно решил: она!

Новая библиотекарша была молода, высока, по марсианским понятиям, — почти по грудь Ивану — и смугла земным персиковым загаром. Скорее всего, она не укладывалась в марсианские каноны красоты, Ивану трудно было пока об этом судить, но смотреть на нее было приятно. И держалась она хорошо. Если и приседала в полупоклоне, то видно было, что делает это не из раболепия, а из вежливости и уважения. Вот только взгляда ее темно-серых глаз Ивану перехватить ни разу не удалось.

А сейчас Иван поймал на себе этот взгляд — он был спокоен и пристален. Громадные, в пол-лица, глаза, окруженные длинными загнутыми ресницами, не дрогнули, не метнулись в сторону, и Иван загляделся в них. Это продолжалось мгновение. Она прикрыла глаза ресницами, повернулась и пошла, независимым движением сунув руки в карманы форменного лилового халатика. Плечи ее при этом вздернулись, приобретя юношескую угловатость. Халат натянулся, обрисовав фигурку, — нет, угловатой она вовсе не была. Иван с удовольствием проводил ее взглядом.

Девушка подошла к двери в глубине помещения, приостановилась и еще раз стрельнула в Ивана глазами. Кокетства в ее взгляде не было. Это был спокойный, деловой и чуть вопросительный взгляд — понял ли он? Иван понял. Он знал, что книгохранилище находится где-то там, за этой дверью. Именно оттуда приносили книги.

Девушка исчезла. Иван выждал минуту, затем отложил книгу и мягким кошачьим движением встал. Телохранители насторожились «Вот еще забота на мою голову!» — с досадой подумал о них Иван.

Он прошел к столику. Окна с цветными витражами бросали на него радужные блики. От них, а также оттого, что момент, которого он так ждал, наконец пришел, Ивану стало весело. Уверенно обогнув столик, он шагнул в дверцу. Протискиваться пришлось боком, пригнув голову и по диагонали вдвигая в проем плечи. На секунду охватило ощущение игрушечности окружающего. «Городок в табакерке», — усмехнулся Иван. Прикрывая дверь, он успел заметить, что оба телохранителя с тупо-озабоченным видом спешат за ним. Это не омрачило приподнятого настроения, только заставило задержаться за дверью, поджидая.

Дверь приоткрылась. Просунулась голова одного из молодчиков, безотлучно сопровождавших Ивана все эти дни и успевших порядком ему надоесть. Он увидел Ивана, но осознать ничего не успел. Могучая длань сгребла его за загривок, перетянула через порог и поставила пред ликом Сына Неба. Дверь Иван вновь прикрыл и придержал на всякий случай коленом. Стоявший перед ним соглядатай совсем ошалел. Закатывая в ужасе глаза, он бормотнул что-то и сунул руку в карман. Иван молниеносно перехватил ее и вывернул из кармана, не взирая на отчаянное сопротивление. В руке был зажат тускло поблескивающий металлический предмет, одного взгляда на который было достаточно, чтобы понять — оружие.

— Дура, ведь выстрелил бы! — укоризненно сказал по-русски Иван.

Он забрал эту штуку и положил в карман, а пленника встряхнул для порядка, погрозив ему пальцем. Он не знал, насколько общепринят этот жест, но марсианин отлично его понял.

Лишь после этого Иван отпустил дверь, которая уже сотрясалась под натиском второго охранника. Тот влетел в коридор головой вперед и расквасил бы себе нос, не подхвати его Иван прямо на лету. Держа, как поймал, за одежду на спине, Иван одной рукой поднял его на уровень лица, неодобрительно прогудел по-марсиански:

— Хоро-ош…

Марсианин закопошился, пытаясь встать. Это никак не удавалось — ноги его болтались в полуметре от пола. Иван свободной рукой молча похлопал его по карману и красноречиво протянул ее ладонью вверх. Тот безропотно достал оружие и вложил в руку. «Сговорчивый попался», — усмехнулся Иван, сунул пистолет в карман, подхватил за шиворот первого марсианина и озабоченно огляделся. Перед ним тянулся довольно широкий суставчатый коридор. Вдоль стены стояли металлические, под самый потолок, шкафы с книгами. Иван плечом качнул один из них. Шкаф оказался неожиданно тяжелым, но к полу прикреплен не был.

Иван шел по коридору, незадачливые охранники покачивались, как куклы перед ним, не издавая ни звука. От них требовалось избавиться на некоторое время — не мог же он привести их с собой на встречу с подпольщиками. Дойдя до поворота, Иван поставил своих стражей в угол и неожиданным движением придвинул ближайший шкаф. Марсиане тонко пискнули и ринулись наружу — им показалось, что ужасный Магацитл решил раздавить их этим железным ящиком. Шкаф почти отгородил их от мира. Бесцеремонно запихнув марсиан обратно в закуток, Иван задвинул оставшуюся щель вторым шкафом и удовлетворенно оглядел содеянное. За шкафом слышались возня и пыхтение, но сами шкафы даже не шелохнулись. Усмехнувшись, Иван двинулся дальше по коридору.

Их оказалось шестеро, не считая девушки-библиотекаря, скромно отошедшей к стене. Они встали навстречу Ивану и не садились, пока не сел он. В них не было ни на гран подобострастия, Ивану понравилось это. Он улыбнулся и заговорил первым:

— Мы ждали, что вы к нам придете.

Молодой, марсианин с сумрачным красивым лицом сказал:

— Какая разница — мы к вам, вы к нам… Вы один? Вас… не задержали?

Иван понял и, усмехнувшись, достал из кармана и положил перед ним оба отобранных у охранников пистолета.

Сбоку выдвинулся широкоплечий крепыш, сгреб со стола оружие, сообщил вполголоса:

— Они в коридоре, у входа, за шкафами. Сами не выберутся.

Мрачный марсианин кивнул. «Однако серьезно у них тут дело поставлено, — подумал Иван. — Конечно, полагаться на случай было бы глупо. Но я-то как не заметил никого?»

Все тот же марсианин спросил:

— А почему вы ждали какой-то встречи? С кем?

— Может быть, с вами, — пожал плечами Иван. — Пока что я не знаю, кто вы и что из себя представляете.

Глаза марсианина недобро сузились:

— А все же — почему ждали встречи?

Разговор Ивану перестал нравиться. Он равнодушно ответил:

— Да просто-напросто у всякой диктатуры есть противники. И чем больше жестокости проявляет правительство, тем больше у него врагов. И тайных, и явных. А если их много, они обязательно начнут объединяться.

Марсианин молчал, и Иван назидательным тоном добавил:

— Наш прилет на Туму — событие значительное. Не каждый день к вам прилетают со звезды Талцетл. Глупо было бы не воспользоваться таким событием, тем более, что мы известили о своем появлении всю планету. Вот мы и ждали…

Марсиане слегка пошевелились, переглянулись. Что-то изменилось в обстановке. Иван не понял, осталась ли она такой же напряженной, как в начале встречи. По-видимому, нет, потому что кто-то — Иван не успел заметить, кто именно — пробормотал:

— Ну что ж, логично…

Молодой марсианин, он явно был здесь главным, сердито дернул плечом и снова обратился к Ивану:

— Так вот — нам действительно приходится считаться с фактом вашего присутствия. Поэтому мы спрашиваем вас — с кем вы?

Иван прищурился. Он не любил, когда его брали за горло.

— А если не с вами?

— Мне очень жаль, но мы не можем рисковать. Вы нас видели…

Он не договорил. Иван весь подобрался:

— А вам не кажется, что мы неудачно начали разговор? Прошу учесть, что я не боюсь. Если я захочу уйти, я уйду. И уверяю вас, меня не задержать!

Как ни мала была вероятность провокации, Иван не мог ее полностью исключить и сейчас сознательно обострял ситуацию, готовый в долю секунды метнуться в сторону, прокатиться по полу, сбить с ног всех, кто станет между ним и выходом. Он сказал правду — он не боялся. Эти люди просто не представляли себе, что такое землянин. Даже Лось смог бы справиться, если бы повезло. А для себя Иван исключал везение, делая ставку на быстроту реакции и инстинктивную жажду жизни.

— Перестань, Глан! Как не стыдно — пригласили Сына Неба и довели разговор до взаимных угроз! — прозвенел сзади возмущенный девичий голос. Не оборачиваясь, все еще держа в поле зрения сидящих, Иван понял: не выдержала девушка-библиотекарь.

— Не вмешивайся, Иххнор, — буркнул Глан и повернулся к Ивану. — Действительно, разговор пошел не так, как надо. И все же — с кем вы?

Иван устало откинулся на спинку кресла:

— Давайте начнем с начала: а кто вы? Сколько вас? Каковы ваши цели? Согласитесь, это немаловажно, если вы хотите знать, с кем мы,

— Резонно. Итак — нас тридцать миллионов. Нас — тех, кто угнетен. И горстка правителей. Два цикла назад, во время спровоцированной Тускубом резни, погибли миллионы. Тускуб сохранил власть, но уничтожить Движение ему не удалось. Напротив, сотни и тысячи врачей, инженеров, техников пришли к нам. Одни — из страха, что Тускуб опять устроит побоище, другие — понимая, что дальше терпеть такое положение нельзя. Так что мы сейчас налаживаем организацию. Подробнее рассказать я пока не могу. Не имею права.

Иван кивнул.

— Хорошо, я понял. Вы не просто шесть человек, недовольных властью Тускуба. За вами стоит еще множество людей. Но чего вы все же хотите?

— Как чего? — вскричал Глан. — Свергнуть Совет инженеров, снести Дворцы наслаждений, покончить с забитостью народа! Мы бы хоть завтра подняли десять миллионов рабочих, а что потом? Тускуб снова зальет Туму кровью. Нам нужен вождь, который был бы выше любого из нас, выше Тускуба и который хотел бы того же, что и мы!

«Н-н-да… — подумал Иван. — История-то знакомая. Никакой позитивной программы, главное — разрушить. А всеобщее счастье — оно само собой придет. Потому как все плохое уже уничтожено… Так и получается: вначале — долой знать, долой тиранов. А потом — храмы вождю, и новая знать, из его приближенных. А серая масса, для которой все это и затеяно, она же серая! Ей и не нужно ничего, кроме сытно пожрать да попасть во Дворцы наслаждений… И снова понастроят этих Дворцов, пусть массы наслаждаются, ведь за то и боролись. И только много спустя кто-нибудь спохватится — батюшки, так ведь ничегошеньки и не изменилось. И ведь было это, и неоднократно. Были буржуазные революции, и весь народ поднимался, и головы королям рубили, а народу от этого лучше не становилось. Когда это простому народу лучше было! А про социалистические преобразования им и тем более не расскажешь…»

Но не говорить об этом было тоже нельзя, и Иван сказал часть того, что думал:

— У нас на Талцетл это все было. Сейчас у нас всеобщее равенство, — он намеренно заговорил о своем времени, — и жизнь наша, если рассказать вам о ней, покажется сказочной. Но было и то, с чего начинаете вы. И уверяю вас, все очень не просто. Ну, смените одного Тускуба на другого, а вам ведь надо не это.

— Ты видишь, Глан, Сын Неба говорит то же, что и мы! — подался вперед тучный пожилой марсианин.

Глан повел бровью в знак того, что слышал, и опять обратился к Ивану

— Итак, наш путь вам кажется ошибочным. Вы знаете другой, более правильный? — в голосе его просквозило ледяное недоверие.

«Господи, а с чего же у них должно быть доверие к пришельцам, не привязанным пуповиной к этой скудной почве, не разделившим с детства их непростую жизнь, а сразу предостерегающим и поучающим?» — подумал Иван и сказал

— Не совсем так. Я знаю, как было у нас. Может быть, пути наши схожи. Поэтому я и изучаю историю вашего мира. («Много вы по официальным книгам изучите!» — фыркнул тот же пожилой марсианин). Короче говоря, нам с вами надо сравнить опыт двух миров, тогда и могут появиться конкретные предложения.

— Но вы с нами? — прервал наступившую тишину возглас девушки.

Она подалась вперед, щеки ее горели, на лоб упала прядь пепельно-русых волос. Волнение так ярко обозначилось во всей ее фигурке, что Иван невольно улыбнулся и ответил не задумываясь:

— Конечно, с вами. Не с Тускубом же мне быть! И товарищ мой, — сказал он о Лосе, — тоже с вами.

— Говорит то, что думает, — негромко прокомментировал сидящий сзади худой темнолицый марсианин.

— Ну вот, еще и телепат на мою голову, — по-русски беззлобно пробормотал Иван. На его слова никто не обратил внимания.

Сковывавшая марсиан настороженная сдержанность лопнула, словно прорвало плотину. Глан вскочил с места, и стало видно, что он совсем еще мальчишка, а суровая манера держаться вызвана осознанием возложенной на него ответственности.

— Ну, Сын Неба, раз вы наш, давайте знакомиться! — решительно заявил Глан

— Представляю по порядку…

Через головы окруживших его марсиан Иван нашел взглядом девушку. В широко распахнутых глазах ее светилась откровенная радость. Вся она была такой земной, что Иван подумал — наверняка марсианские легенды о Магацитлах, давших начало нынешней расе марсиан, имеют под собой реальную основу. Вот оно, подтверждение — неожиданная игра генов, придавшая дочери чужой планеты свои, родные, земные черты…

Иван уселся поудобнее, повернулся к туманному зеркалу и дернул за шнурок. Экран осветился. Показывали постановку на историческую тему. Высший Совет санкционировал цикл таких передач, предназначенных развлекать и отвлекать. Всмотревшись, Иван удовлетворенно улыбнулся. Инсценировали легенду времен царицы Магр. Магацитлов среди персонажей не было, но упоминались они часто. Так часто, как это только можно. На общем фоне того сурового времени Магацитлы, оставаясь за сценой, вносили в действие свою — ясную, теплую и добрую — линию.

Подготовка общественного мнения шла полным ходом. На глазах рождался новый вид искусства — драматический Идея была Ивана. Его с Лосем новые друзья не сразу поняли, что он им предлагает, а когда поняли, нашлись и режиссеры, и сценаристы, и актеры. Древняя Тума не знала театра, и тем большим оказался эффект. Конечно, долго так продолжаться не могло: вот-вот Высший Совет разберется, что к чему. Но то, что посеяно сейчас, уже дает и будет еще давать всходы.

Иван вспомнил одну из последних встреч его и Лося с подпольщиками.

— Вы еще мало знаете нашу жизнь, — сказал Глан. — Вы не представляете, как велико влияние традиций, обычаев, религии. У нас на каждый случай жизни есть соответствующее указание в старых книгах. Чтобы изменить существующее положение, нам нужен реальный противовес влиянию традиций. Только тогда мы сможем оторвать людей от старого и исподволь приучать к новому.

— Конечно же, с помощью Магацитлов, — саркастически заметил Иван.

— Нет, с вашей помощью, Сыны Неба, — серьезно сказал Глан. — У вас и сейчас достаточно высокий авторитет. Но он пока — сплав страха, благоговейного преклонения и веры в чудо. Больше всего, пожалуй, страха. А мы хотим, чтобы в вас увидели еще и друзей.

— Это все общие фразы, — вмешался в разговор Лось. — А конкретно, что вы предлагаете? Глан замялся.

— Так есть у вас какой-нибудь план или нет?

— Есть. Нам надо освободить Аэлиту…

…В коридоре послышались шаги. Иван очнулся от воспоминаний, молниеносно вскочил, одним скользящим движением пересек комнату и встал за дверью. Похоже было, что шел Лось, но Иван не хотел рисковать. Неделю назад, возвратившись из Соацеры позднее обычного, Иван отправился в парк искать вышедшего на прогулку Лося. Он пошел напрямик и буквально наткнулся на троих марсиан, скрадывавших Лося из засады. «Охотники» были вооружены короткими марсианскими автоматами. К счастью, Иван сразу понял, в чем дело, и успел сгрести двоих в охапку, отняв у них оружие. Третий кинулся бежать. Иван не пытался его догонять, лишь швырнул в него одним из отобранных ружей, когда заметил, что тот собирается остановиться. Ружье чуть не сбило налетчика с ног, упало на песок и от сотрясения выстрелило длинной фиолетовой очередью, сбивая листву и ветки с деревьев. На выстрелы неожиданно быстро, словно ожидали поблизости, явились слуги во главе с дворецким. При виде задержанных глаза его зло блеснули. Он резко каркнул, чтобы они подошли поближе. Иван хотел объяснить, что произошло, но дворецкий с коротким поклоном бросил ему недовольное: «Вижу…», — и опять повернулся к налетчикам. Прочтя во взгляде приговор, они упали на колени, но о пощаде не молили. Дворецкий поднял их же автомат, пророкотала короткая очередь, и оба ткнулись в землю. Иван, потрясенный будничностью расправы, едва смог отпустить дворецкого, раболепно спрашивающего, нет, ли у Сына Неба еще каких-либо приказаний. Лосю Иван об этом происшествии говорить не стал.

Дверь открылась, и вошел инженер. Иван притворился, будто искал что-то в висевшей на стене куртке. Лось выключил зеркало, повернулся к Ивану.

— Ну что, разрешил? — поинтересовался тот.

— Да разрешить-то разрешил… — озабоченно протянул Лось. — Но что-то очень уж обрадовался, даже скрыть не сумел. Опять, значит, жди пакость…

— Почему опять? — быстро спросил Иван.

— Да так, имел случаи убедиться, — уклончиво ответил Лось.

Несколько дней назад Лось не выдержал и решил спросить Тускуба об Аэлите. Он понимал, что Иван будет против: не стоило настораживать Тускуба, показывать, что им известно что-то. Но и ждать, пока развернутся события, Лось был не в силах.

Тускуб сидел один и что-то писал. Он встал, приветствуя Сына Неба. Правитель был мрачен, но сдержан. Однако лишь только Лось заговорил, выдержка покинула Тускуба. Побагровев, он сдавленным голосом выкрикнул:

— Аэлита — умерла! Она умерла!..

Лось, не сводя с него тяжелого взгляда светлых глаз, резко возразил:

— Я прилетел, потому что у себя, на Талцетл, слышал ее голос по радио!

Тускуб затрясся. Злобная гримаса перекосила его лицо.

— На колени! — прохрипел он, не разжимая губ. — На колени!

У Лося заломило виски, тупая боль запульсировала в затылке. Все вдруг стало безразлично. Чего он хочет, на колени? Да что угодно, только бы не видеть этих страшных глаз, не слышать резкого, как удар хлыста, голоса…

Лось уже готов был подчиниться, пасть ниц, но последним усилием ускользающею разума взбунтовался. От стыда и страха, что чуть не поддался чужой злой воле, Лося обуяло бешенство. С маху он хватил кулаком по краю стола. Стол был крепкий, добротный, полированного камня. На Земле он весил бы пудов тридцать… Боль в разбитой руке окончательно освободила Лося от наваждения. Сумев оторвать взгляд от расширившихся зрачков правителя и затем снова взглянув на него, Лось даже удивился — неужели это он только что казался великаном? Неужели это от его голоса хотелось сжаться в комок, молить о каком-то прощении?

С лица Тускуба еще не сползла торжествующая улыбка, а Лось уже подхватил стол снизу и небрежно, как картонный, отшвырнул в сторону. Тускуб быстро сделал шаг назад, за кресло. Лицо его посерело.

— На колени, говоришь? — переспросил Лось. Голос его прозвучал угрожающе.

Тускуб сделал еще шаг назад.

— Стой! — выкрикнул он.

Голос подвел его, дрогнул. В нем не было уже той непререкаемой властности, которая только что леденила сердце Лося.

Лось недобро усмехнулся и двинулся вперед. Под ноги ему попалось кресло — он отшвырнул его ногой. Кресло пролетело через всю комнату, с хрустом врезалось в стену и просыпалось деревянным дождем. Тускуб не выдержал. Он повернулся и кинулся прочь из комнаты. Лось остался один. Победа не обрадовала его. Очень уж не ко времени все это произошло, слишком многое стояло под ударом.

Против ожиданий, Тускуб никак не проявил свой гнев. Он попросту избегал их. А сегодня к Тускубу Лось пошел сам, не пустил Ивана: не любил, чтобы за него кто-то расхлебывал, да и не хотел, чтобы Тускуб подумал, что его боятся. Правитель за все время беседы ни одним мускулом на лице не дал понять, что помнит и как-то оценивает случившееся. Быстро согласившись выделить Сынам Неба летающие корабли, он не смог утаить промелькнувшую в глазах радостную усмешку, и настороженный Лось заметил ее.

Иван только рассмеялся его опасениям:

— Пусть радуется, тем больше разочаруется потом!

Сыны Неба пожелали исследовать мертвую юго-западную пустыню. Тускуб приказал снарядить экспедицию на двух летающих кораблях. Землян сопровождали три десятка солдат с офицером. Лось и Иван ни секунды не сомневались в указаниях, полученных охранниками: в гиблой пустыне за мрачным карашурским хребтом так легко затеряться!

Чтобы не перегрузить корабли, почти всех солдат пришлось усадить на второй из них. На первом, кроме Лося и Ивана, оказалось всего четверо охранников в смешных яйцеобразных шлемах. Несмотря на стеганые куртки, вид у них был субтильный. Они с опаской поглядывали на гигантов, не выпуская ружей из рук.

Закрутились, загудели несущие винты. Ветром подхватило и понесло сухую траву. Свою долю шума добавили винты-стабилизаторы. Корабли в туче пыли тяжело оторвались от земли, зависли и медленно, с набором высоты пошли на юг, к далекому маломощному солнцу.

Проплыл внизу сельскохозяйственный поселок, замелькали посадки кактусов. Кончились и они, потянулась однообразная равнина. Монотонность движения усыпляла. Солдаты успокоились, втянули головы в широкие воротники. Лось достал трубку, раскурил. «Шохо тао тавра, Шохо-ом», — защебетали солдаты. Слышали они, конечно, как «шохо» глотают дым, но все равно жутковато было видеть это.

Иван внимательно следил за горизонтом. Лишь только показались сбоку, наперехват, три темные точки, он толкнул локтем Лося, достал из кармана радиостанцию и нажал кнопку. Иван не знал, кто устанавливал вторую радиостанцию — на корабле с солдатами. Он только надеялся, что его объяснения оказались достаточными и никто ничего не напутал. Но нет, все в порядке — на летящем сзади корабле сработало реле, вращение винтов резко замедлилось. Корабль клюнул, нырнул и пошел вниз. Закутанный в меха пилот первого корабля, в больших очках-консервах похожий на мальчика, завертел головой, залопотал испуганно. Солдаты бросились к борту.

— Вниз! — проревел Иван, перекрывая шум вин тов. Пилот растерянно обернулся, и Иван для наглядности ткнул пальцем: — Вниз!

Пилот в страхе отвернулся и бросил корабль в пикирование — Иван сроду бы не подумал, что этот летающий сундук способен на такое. Солдаты ухватились за скамейки. Лишь один с испугу поднял ружье. Иван толчком в плечо отбросил Лося и сам кинулся на дно корабля. Негромко защелкало, затряслось ружье в руках солдата, веером побежали по алюминиевому борту пробоины. Сменить прицел солдат не успел — Иван дотянулся, ударил ногой, ружье взмыло, перелетело через борт и кануло вниз. По-заячьи вскрикнул солдат, прижимая к животу вывихнутую руку. Остальные трое сами бросили ружья на пол. Пилот не оборачивался, только сутулился и вздрагивал при каждом выстреле.

Сели слишком близко — до второго корабля оказалось метров четыреста. Из него выскакивали, разворачивались в цепь и бежали сюда маленькие нестрашные фигурки. На дулах ружей посверкивали безобидные фиолетовые искорки. Но в плечо больно стукнуло, и Иван сказал задумчиво:

— Ну что ж, Мстислав Сергеевич, прядется побегать…

Они вылезли и побежали прочь, пригибаясь и стараясь, чтобы между ними и преследователями все время оставался корпус корабля. Далеко отбежать не успели — над головой низко, с ревом прошли и тяжело плюхнулись наземь три летающие лодка. Это подоспели боевики под командой Торнтула, невысокого коренастого марсианина. Прямо с лету они открыли огонь по солдатам. Иван и Лось остановились, постояли и побрели обратно. Плечо у Ивана горело неимоверно. Когда они подошли, все было кончено. Офицер и несколько солдат были убиты. Остальные охранники сбились толпой неподалеку. Ребята Торнтула успели содрать с них форменные куртки и, пересмеиваясь, рассаживались по кораблям. Шлемы они держали в руках. Торнтул быстро навел порядок, и через каких-нибудь полчаса корабли снова были в воздухе. Но летели они уже не на юг. Описывая широкую дугу, они все дальше и дальше забирали к востоку.

После долгого перелета и утомительного трехдневного перехода по выветрившимся причудливым скалам они достигли цели.

Лось, Торнтул и Иван лежали на узком каменном выступе, залитом утренними лучами солнца. Перед ними простиралась большая, не менее десяти километров диаметром, долина. Противоположная сторона ее тонула в глубокой тени. Это был кратер вулкана, погасшего в незапамятные времена. В центре блестело озеро, к нему бежала извилистая лента реки. Щедро разбросанные там и сям купы деревьев, заросли кустарников вдоль обрывистых склонов цирка придавали картине идиллический вид.

При внимательном рассмотрении стали заметны ровные прямоугольники полей. Они чуть отличались по цвету от окружающей их дикой поросли. Далеко, почти у противоположного края кратера, виднелась группа скал или зданий. Они были укрыты тенью, солнце било в глаза, и даже в здешнем хрустальном воздухе рассмотреть что-либо оказалось невозможно.

— Что же мы сидим? — встрепенулся Лось. — Надо же что-то предпринимать, как-то действовать!

— Действовать начнем вечером, — улыбнулся Торнтул. — А пока я предприму разведку. Вам же предлагаю поспать.

Им и впрямь казалось — только бы лечь, пусть на голые камни, и спать, спать, спать… Но уснуть оказалось труднее, нежели ожидалось.

— Послушайте, Иван Николаевич, — донесся до Ивана тихий и совсем не сонный голос Лося, — я все время хотел спросить… Вы со своей машиной времени были ограничены пределами Земли или же могли и сюда, на Туму, попасть?

«Да, — подумал Иван, — всего лишь полгода назад я вполне мог явиться на Марс, как на прогулку, любопытным и торопливым…»

Он почувствовал краску стыда, представив тогдашнего себя на Марсе: технически это было вполне осуществимо. К счастью, получилось иначе, и хорошо. Слишком уж это было бы легко и просто. Нечестно было бы это по отношению к Марсу, к тусклым и ржавым его равнинам, то же самое было бы, что въехать в храм на мотоцикле и кружить с грохотом по хранящему следы тысяч и тысяч ног мрамору, вкруг все еще Прямых колонн, поддерживающих остатки давно провалившегося свода…

Лось молчал, не переспрашивал, и Иван честно сказал:

— Не знаю… По-видимому, можно было. На экскурсию, как вы выражаетесь…

Странным образом этот разговор оказался и о том, о чем они никогда вслух не говорили — о Лосе, об Аэлите, о них вместе и о каждом из них в отдельности… Иван сбился с мысли. Он вдруг подумал, что иногда необходима такая вот деликатность: если ты о чем-то не заговариваешь вслух, то не от равнодушия, а из нежелания разменивать словами то, чего касаться нельзя. И Лось, по-видимому, это понимает…

Лось молчал. Он радовался, что ошибся, предполагая в Иване склонность к легким путям и быстрым обобщениям. Вроде и не давал ему Иван повода для таких мыслей, тянул лямку обстоятельств вровень с Лосем, временами и вообще брал на себя право принимать решения в ситуациях, когда это право означает и принятие ответственности. Но ведь оставалось же что-то, что дало Лосю повод относиться к Ивану чуть снисходительно, с почти неуловимым пренебрежением? Может, потому, что Иван как на готовенькое вошел в пережитое, выстраданное Лосем… Но пережитое осталось в прошлом, а Иван теперь вместе с ним живет дальше. И то, что они уже прожили вместе, а еще больше то, что им предстоит прожить, уравнивает их, дает право в одной мере нести ответственность за то, что есть и что будет.

Не дождавшись отклика Лося и обидевшись на его молчание, как можно обижаться только на близких людей, Иван грубовато сказал:

— И вообще — какого черта! Ну не захотел я на экскурсию сюда прискакать, ну и что? Чего вы от меня хотите?

— Спать хочу, — тоже грубовато ответил Лось и почувствовал, что и в самом деле засыпает.

Уснули оба. Солнце проплыло по небу, склонилось к закату, и разбудил их только условный свист Торнтула, вернувшегося с рекогносцировки.

Торнтул вернулся не один. Рядом с ним стояла женщина. Необычный ракурс искажал пропорции фигуры, лица вообще не было видно.

Первой поднимали женщину. Лось старался тянуть плавно. Один раз веревку все же закрутило, женщина ударилась о скалу плечом и коленом. Она не вскрикнула, хотя, когда ее подняли к площадке, лицо ее было неподвижно от боли. Иван подхватил ее, помог подняться на ноги. Лицо показалось ему знакомым. Встретив его изучающий взгляд, она насторожилась, но тут же рассмеялась.

— Неужели это вы? — глупо спросил Иван по-русски.

Она поняла и ответила чуть виновато:

— Я и сама себя в зеркале не узнаю, такую старушенцию пришлось изображать…

Да, это была Иххнор, ее смех, ее голос — неповторимый низкий голос, в котором проскальзывала легкая хрипотца… Лось уже поднимал Торнтула, а Иван все стоял рядом с девушкой и смотрел на нее сверху вниз.

— Можно, я буду называть вас Норой? — Спросил он, и она опять засмеялась, не таясь, но чуть слышно, только для него. Иван сообразил, что продолжает говорить по-русски, и повторил вопрос на ее языке. Она кивнула чуть приметно.

Торнтул был уже наверху. Они отошли от края обрыва и уселись на обломках скалы. Лось сворачивал веревку, стараясь делать это не спеша. Ему очень хотелось спросить про Аэлиту, но он сдерживался. Нора — Иван про себя уже не называл ее иначе — заговорила вполголоса с Торнтулом. Иван мог рассмотреть ее внимательнее. Не удивительно, что он ее не узнал. На ней было длинное, до пят, глухое лиловое платье, открытыми оставались только кисти рук. Продолжая разговаривать с Торнтулом, Иххнор перехватила взгляд Ивана. У нее зардели мочки ушей. Лицо оставалось бесстрастным. Умело наложенный грим превратил его в лицо еще не старой, зрелой и властной женщины, черты Норы едва угадывались в нем, и Иван подумал, что такой она будет лет через двадцать. Кого-то ждет завидная доля — быть рядом с Норой все эти годы и видеть, как распускается, цветет и зреет ее красота… Иван одернул себя — об этом ли сейчас надо думать? — и, чуть виновато глянув на молчащего Лося, спросил, узнала ли Нора что-нибудь об Аэлите.

— Я даже говорила с ней. Да-да! Говорила! Я ведь не кто-нибудь, а новая жрица храма Магр! — с комической важностью заявила Нора. — Аэлита ждет нас сегодня ночью. Завтра мы должны быть далеко отсюда.

— Да, — подтвердил Торнтул. — Завтра возвращается Верховная жрица храма, и тогда Иххнор будет разоблачена.

Лось с признательностью посмотрел на девушку. Ему захотелось сказать ей, что она может всегда на него рассчитывать — и сейчас, и в будущем…

Темнело быстро. Противоположный склон кратера еще слабо освещался последними лучами худосочной марсианской зари, а здесь уже настала ночь. Вверху высыпали немигающие звезды. В долине мерцали огни, но вскоре погасли и они — жители затерянного царства легли спать. Лишь в замке тускло светилось несколько окон.

Было тихо. Поэтому громом ударил спокойный голос Торнтула:

— Пора!..

Они спустились и пошли через кусты. Торнтул шел впереди. Фонарей не включали. Глаза привыкли к темноте, она перестала казаться сплошной. Неясными тенями, сгущениями мрака угадывались в ней деревья, камни, кусты.

Вышли на тропинку. Идти стало легче. Тропа светлела во тьме, как ручей. В кустах обочь тропы временами кто-то вздыхал и сопел. Наверное, опасности в том не было, потому что Торнтул не обращал на эти звуки внимания.

Как ни спешили, а к замку подошли только через два часа. Все спало вокруг. В поселке, через который они прошли, не было видно ни одной живой души.

Торнтул, вооруженный аэрозольным баллончиком со снотворным, обезопасил часовых, и они незамеченными проникли в замок.

В храм царицы Магр пришлось пробираться через подвалы. I Не успели они опустить за собой массивную каменную плиту и оглядеться, как из бокового придела вышел на шум служка при храме — толстый неопрятный марсианин с фонарем в высоко поднятой руке. Он недоуменно озирался. Иххнор выступила вперед, чтобы на нее упал отблеск света, и приказала, царственно вскинув голову:

— Подойди ближе!

Голос ее прокатился по храму, вернулся, отразившись от стен и купола. Служка несмело переступил разок-другой, во все глаза разглядывая новую жрицу, которую до того видел только мельком и которую — не поймешь — надо или нет слушаться. Он не успел решить этой проблемы — Торнтул молнией метнулся из темноты, наотмашь ребром ладони рубанул его по жирной шее и успел еще подхватить падающий светильник. Служку он подхватывать не стал. Тот опустился на пол и остался лежать грудой тряпья, небрежно брошенного на каменные плиты.

Иххнор схватила Торнтула за руку и потащила в глубь зала. Земляне, стараясь ступать как можно мягче, поспешили за ними. Еще один служка нарвался на них, Торнтул и его уложил жестоким ударом. «Ничего, к утру очнется», — пробормотал он, мельком глянув на упавшего. Наконец они оказались у цели. Но двустворчатая бронзовая дверь, ведущая в башню, где томилась Аэлита, оказалась запертой.

Это была хорошая дверь, прочная и массивная. Держалась она на больших кованых петлях — не дверь, а ворота, лишь немного не доходившие до пола. Руку в щель еще можно было просунуть, но пролезть могла разве что кошка. Проем над воротами перекрывала решетка.

Иван, заранее подумав: «Ах, плечо мое, плечо…», вздохнул и вплотную подошел к двери. Примериваясь, встал к ней спиной, уперся руками в верхний выступ створки, напрягся. В плечо словно воткнули, проворачивая, раскаленный гвоздь. Створка дрогнула, качнулась, приподнялась было и снова упала в свои гнезда. Иван перевел дух, отступил на шаг, окинул ворота оценивающим взглядом. Весили они, пожалуй, не менее двух тонн. Каждая створка — тонну… Конечно, по земным меркам.

Подавив желание растереть, помассировать плечо, Иван позвал Лося:

— Вставайте рядом, будем снимать одну сторону, иначе не справиться.

Они встали вплотную друг к другу. Иван был выше Лося, но сейчас это не давало ему преимущества. Напротив, Лось удобнее примерился к воротине, упер ладони в перекладину. Разом навалились они на дверь, отжимая ее кверху. Петли скользнули по стержням, зависли в верхнем положении.

— Е-еще… — с натугой выдохнул сквозь зубы Иван.

Дверь поднялась еще немного, качнулась, освобожденная от петель, и с глухим звоном ударилась углом о каменную плиту пола. Во все стороны брызнула каменная крошка. Не давая себе передышки, земляне сдвинули створку в сторону, пропахав в граните пола глубокую борозду.

Иван первым шагнул в проем и остановился, вздрогнув от неожиданности: в полумраке на ступенях лестницы стояла женщина, в длинном — как у Норы, до пят — платье, в остроконечном капюшоне. Помня, что где-то наверху их ждет Аэлита, Иван хотел было шагнуть вперед, обойти застывшую на лестнице фигуру, но не успел. Лось отодвинул его в сторону, протиснулся мимо и замер столбом перед женщиной. Она сбросила капюшон. По плечам заструились, вспыхивая серебром в огне фонарей, пепельные волосы.

Иван тихо сделал шаг назад, потом еще и еще. Спиной он наткнулся на Торнтула и потеснил его к» выходу. Они вышли из башни. Иххнор стояла на прежнем месте. Все трое отошли в сторону и сели на высеченную в камне скамью.

Ивану вдруг стало грустно — потому что ночь и тихо вокруг, потому что устал и ноет простреленное плечо, потому что до Земли много миллионов километров и много инвариантных миров… Потому что рядом молчат Нора и Торнтул, и печаль легко и пронзительно когтит душу и сердце…

Иван вдохнул воздух с разлитой в нем грустью, открыл глаза и засмеялся.

— Аэлита, — сказал он негромко. — Аэ-лита…

Нора вопросительно смотрела на него. Она бы в этом не призналась, но расчувствовалась от встречи Лося и Аэлиты. Нора была молода, а встреча эта очень уж походила на легенду, красивую старую легенду. Она была молода, а здесь, рядом, сидел еще один Магацитл, — непостижимо большой, бесстрашный и могучий. У них, у Магацитлов, не поймешь — на вид он совсем молодой, не старше Торнтула, а сам как-то сказал, что лет ему столько же, сколько Лосю. И вообще, посмотрит иногда на тебя, как на малое дитя, и видишь — да, не молод…

А Иван снова произнес:

— Аэ-лита… — И обратился к Норе: — Знаешь, как это будет по-нашему? Свет далекой звезды, видимый в последний раз…

Иххнор прислушивалась к звукам непонятного языка, как вслушиваются в неясную мелодию. Иван повторил:

— Свет далекой звезды, видимый в последний раз…

Что-то ему не нравилось. Нора, тоже не удовлетворенная музыкой слов, смотрела ожидающе. Иван пробормотал:

— Сейчас, сейчас… — Уже уловив, уже поймав настроение, он нараспев произнес по-русски: — Звезды последний луч…

Нора несмело улыбнулась, почувствовав ритмику фразы, ощутив ее вкус. И Иван, уже уверенно, заключил:

— «Звезды последний луч» — так по-нашему звучит имя «Аэлита».

Торнтул вздохнул и пошевелился. Иван спохватился тоже, посмотрел на Нору и сожалеюще сказал:

— Пора…

Он встал и пошел к оборванной двери башни, большой и сильный, умеющий переводить слова на свой — чужой и мелодичный — язык. Нора провожала его взглядом, она даже вцепилась руками в холодный камень, чтобы не кинуться следом.

Нет, добрые духи им все же помогали.

Ход пронзил гору и шел неглубоко под поверхностью. Неизвестно почему — от марсотрясения ли, просто ли от времени, — но он обвалился. Куча камней и песка почти наглухо завалила проход. Мужчины голыми руками расчистили отверстие, и в него ужом скользнул Торнтул. В дыру был виден кусок неба с колючими немигающими звездами. Со второй попытки Торнтул сумел выбраться на поверхность и сбросил вниз веревку. Через полчаса, усталые и перемазанные, все оказались наверху.

Ночь была на исходе. Следовало спешить — не поймав под землей, преследователи начнут искать их на поверхности и рано или поздно найдут. Иван протянул Торнтулу рацию. Слышимость была на пределе, но и это показалось чудом после полной оторванности от товарищей. Поговорив с оставшимся за него марсианином, Торнтул объяснил, где их искать. Лететь приходилось вкруговую, так что раньше, чем через два часа, помощи ждать не приходилось.

Еще не совсем рассвело, еще легкий утренний ветерок не завел свои робкие игры, а их уже обнаружили. Летающая лодка, набитая солдатами в яйцевидных шлемах, пролетела мимо, затем заложила крутой вираж и повернула обратно. Ясно было, что пилот ищет ровную площадку для посадки.

Иван нащупал в кармане одну из реквизированных у Лося еще при подлете к Марсу гранат и спросил его:

— Сколько времени горит запал у лимонки?

— Четыре секунды, — машинально ответил Лось.

Он, не отрываясь, следил, как совсем рядом, в каких-нибудь двухстах метрах завис, заходя на посадку, военный корабль.

— Четыре, говорите? — пробормотал себе под нос Иван.

Он выдернул кольцо, отвел руку назад, расслабил пальцы. Выждав секунду, размашисто швырнул гранату в сторону корабля. Она полетела по длинной распрямленной траектории, скользнула под брюхом ревущего винтами механизма и взорвалась в воздухе. Эффект был потрясающий: корабль дернулся в сторону, на миг показалось, что он сейчас упадет. Но он лишь накренился — виднее стали освещенные сиреневым утренним светом призрачные круги винтов, — скользнул вбок, тут же выправился, сильнее зашумел винтами и стал уходить.

Иван повторил бросок. На этот раз он рассчитал точнее. Граната взорвалась почти вровень с кораблем, метрах в десяти. По борту пробарабанил железный дождь осколков. Однако винты и в этот раз не задело. Обиженно ревя, как непомерно большой шмель, корабль уволок свое брюхо за скалы и где-то там затих.

Торнтул отвел всех в сторону и заставил залечь под прикрытием невысокой выветрившейся скалы. Сам он с ружьем отполз чуть вперед и принялся устраиваться поудобнее — отбрасывал из-под локтей мелкие камешки, проверял сектор обстрела, словом, всерьез готовился воевать. Иван наблюдал за ним. Деловитость Торнтула успокаивала.

Обернувшись, Иван увидел в руке Лося пистолет. — Внутренне усмехнувшись, крикнул Торнтулу:

— Давай-ка лучше сюда, держи по радио связь со своими. А мы там покараулим. От этой фукалки, — он ткнул большим пальцем через плечо, в сторону Лося, — проку побольше будет.

— Почему — фукалки? — обиженно спросил инженер, когда они устраивались на облюбованной Торнтулом позиции.

— А? — рассеянно переспросил Иван. — Да потому, что от нее шуму много. Больше, чем от их ружьишек. А нам как раз сейчас и нужно, чтобы шуму побольше.

Поднявшееся, наконец, солнце светило прямо в глаза. Скалы впереди вырисовывались угольными силуэтами. Иван уловил в них какое-то шевеление и сказал:

— Видите? Пуганите-ка их слегка…

— Далековато, не попасть, — засомневался Лось.

На гребне скалы появилось несколько силуэтов. Убежденные в недосягаемости, солдаты не спешили спрыгнуть вниз, затаиться у подножия.

— Стреляйте же! — настаивал Иван. — Забыли, что не на Земле? Здесь прицельная дальность раз в пять больше! Да берите пониже, все равно промажете, так, чтобы не в воздух, а по камням!

Лось трижды, почти без интервалов, выстрелил. Каждый раз ствол подскакивал и с лязгом опускался на камень, подставленный Лосем для упора. Грохот выстрелов и взметнувшаяся там, впереди, каменная крошка сделали свое дело. Нападающие поспешно ретировались. Оттуда донеслось еле слышное пощелкивание их ружей. Пули на излете беззлобно шлепались наземь. Лось ухмыльнулся и выстрелил еще раз. Отколотый пулей, там взлетел в воздух изрядный кусок скалы…

— Ну что, пристрелялись? — равнодушно спросил Иван.

Воевать ему не нравилось. Он охотно обошелся бы без этого.

Подбежал и с маху плюхнулся рядом Торнтул,

— Минут через пятнадцать будут здесь, — сообщил он. Пристроил свое игрушечное ружьецо, но стрелять не стал, видел, что бесполезно. Солдаты впереди тоже видели, но стреляли — показывали офицеру свое рвение. В атаку, впрочем, они не спешили.

Солнце поднялось еще и приятно грело сквозь одежду. Привлеченный громкими необычными звуками, прибежал большой волосатый паук. Близко подойти он стеснялся, жеманно поводил большими, с поволокой, глазами и нетерпеливо стрекотал — словно просил пострелять еще.

Иван вздохнул, положил голову на вытянутую перед собой руку и повернул к Лосю лицо.

— Мстислав Сергеевич, — спросил он, — а что вы дальше делать собираетесь? Когда эта история, со стрельбой и погонями, кончится?

— Как — что? — не понял Лось. Видно было, что он о будущем пока не задумывался. — Вот успокоится все — домой полетим. Ей у нас понравится, вот увидите. И вас я никуда не отпущу. К себе в будущее станете только в гости ходить.

Иван закрыл глаза. Ему не хотелось говорить об этом Лосю, но когда-то же надо было сказать. И почему не сейчас? Не открывая глаз, он как можно более мягко спросил:

— А тяжесть? Вы помните, как переносили перегрузки в полете? Для нее ведь на земле все время будет такая перегрузка. Я уж не говорю о самом полете…

Лось не отвечал. Затем Иван услышал размеренные, один за другим, выстрелы. Лось расстрелял всю обойму и продолжал нажимать на спуск. Курок сухо щелкал, а он все давил и давил.

Когда подлетали к Соацере, у них было уже шесть кораблей. С ними вместе, в одном корабле, летел Глан. Иххнор куда-то пропала, и Иван, неожиданно для самого себя, огорчился, но спрашивать не стал. Один из кораблей был набит техниками-связистами. Весь день они снимали Лося и Аэлиту, Таков был замысел Глана — используя старые легенды, преподнести брак Сына Неба и Аэлиты как давно предсказанное, ожидаемое и счастливое для Тумы событие. Тем самым Глан сразу убивал двух зайцев. Сыны Неба становились на привилегированное положение, можно было меньше опасаться за них — едва ли нашелся бы фанатик, рискнувший, вопреки воле богов, посягнуть на их священные жизни. Во-вторых, сам Глан и его единомышленники оказывались настолько видными фигурами, что вполне могли перейти на легальное положение.

Иван вынужден был признать, что, вопреки его опасениям, первая часть далеко идущего плана их новых друзей оказалась выполненной успешно. Конечно, это говорило об отличной организации и высокой дисциплине подпольщиков, о грамотном использований особенностей марсианского общества, к примеру — его религиозности.

Ясно было, что на этом они не остановятся. Иван видел, что Глан решил совершить дворцовый переворот. А тогда — о, тогда путем продуманных реформ и благодетельных изменений будут достигнуты небывалое процветание, всеобщее благоденствие и невиданный взлет науки, культуры и искусства…

Ивана настораживало, что поначалу все пошло так гладко. Тускуба нельзя было сбрасывать со счетов. Но даже если задуманное и удастся осуществить, результатом переворота неизбежно явится образование новой знати, ухудшение работы государственного аппарата, полный развал экономики и, как следствие, — новый переворот. Переворот кровавый, жестокий, обрекающий планету на годы мрака и тяжкого террора.

Подпольщики не понимали, что существуют законы развития общества. Только двое-трое из них разделяли опасения Ивана, да и то больше интуитивно. Все остальные вежливо выслушивали его и с сожалением переглядывались — такой большой, умный, храбрый и сильный, но не понимает, что, когда цель так близка, отказаться от нее может только сумасшедший…

Для Сынов Неба восстановили и отремонтировали несколько старых заброшенных вилл невдалеке от бывшей столицы — Мертвого города. Увидев, куда их привезли, Иван и Лось не смогли сдержать воспоминаний. Эти развалины Лось с Гусевым увидели, только-только прилетев на Туму. Здесь же Лось с Иваном нашли себе первое пристанище, отсюда вели передачу… И ведь это было так недавно!

Глан разместил здесь охрану — полторы сотни отборнейших боевиков Торнтула. Он не доверял показному смирению Тускуба, и Иван в этом был полностью с ним солидарен. Если бы и в остальном они так же легко находили общий язык! Кстати, Тускуб показал-таки зубы — злоумышленниками был взорван снаряд, на котором Лось с Иваном прибыли на Марс Охрана оказалась перебитой: это же не Сыны Неба, чего с ними церемониться! Глан, ставший теперь членом Высшего Совета, потребовал официального расследования. Хотя всем было ясно, чьих рук это дело, следствие быстро зашло в тупик.

Иван брел по одичавшему парку, стараясь не замечать сопровождавших его в отдалении телохранителей. В стороне с гулом прошел на посадку корабль. Судя по тому, что телохранители не всполошились, прилетел кто-то из своих.

На тропинке показалась Иххнор. «Вот кто прилетел», — подумал Иван, быстро идя ей навстречу.

Девушка вернулась к прерванным занятиям в Высшей школе, поэтому не могла бывать здесь так часто, как хотела. Приблизившись, она, по земному обычаю, протянула Ивану руку.

— Нора! — обрадованно сказал Иван, бережно беря ее руку в свои большие ладони.

— А где Лось и Аэлита? — опросила девушка.

— Готовят технико-историко-философское эссе, — чуть иронически сказал Иван. — Мы ведь должны подробно рассказать у себя на Талцетл обо всем, что увидели и узнали здесь,

— Значит, скоро ты улетишь, — не спросила, а как о решенном сказала она.

Ей не было дела, что снаряд их взорван, — разве могут подобные мелочи остановить Сына Неба! Но она была права, Иван действительно решил вернуться

— чувство одиночества, бессилие повлиять на происходящее заставили его принять такое решение. Однако его все не покидало ощущение, что он делает что-то не то, и он промолчал в ответ, на невысказанный вопрос Норы. Она еще раз повторила упавшим голосом:

— Ты улетаешь…

Иван очнулся, бережно взял ее лицо в свои ладони и легко поцеловал. Это был их первый поцелуй. Иван не знал, принято ли на Туме целоваться. Он многого не узнал и теперь уже никогда не узнает. «Да, лечу, — подумал Иван.

— Сказка кончилась, и я лечу в свой город, в институт, потом отнесу в тот мир отчет Лося и вернусь к себе. Обязанности мои на этом кончатся, буду ходить на работу, по выходным — бродить по лесу и иногда — читать «Аэлиту» Толстого…»

— Зато теперь я знаю, что она жива, — сказал он вслух.

— Кто? — тихо спросила Нора.

Они шли бок о бок по аллее. Песок скрипел под ногами.

— Аэлита… Она оказалась жива…

«Ну, а как же иначе?» — подумала Нора и попросила:

— Расскажи мне о Талцетл…

Расскажи… О чем ей рассказать? О густом пряном воздухе в июльском лесу? О тоненьком лепете весенних ручьев? Или о долгих сумерках, гасящих цвета и звуки, мягкими ладонями тоски сжимающих сердце? А может, рассказать о пронзительно-солнечных днях бабьего лета, когда воздух прозрачен, леса багровы, а солнце, как на Марсе, маленькое и тревожное, и эта тревога заползает в душу и гнездится там, пока ее не вымоют мелкие осенние дожди?..

— А ведь я шла к тебе посоветоваться, — не дождавшись ответа, сказала Нора. — Представляешь, оказалось, что у нас многие хотят узнать науку о развитии общества. У нас даже кружок такой образовался…

Иван поднял голову и настороженно на нее посмотрел, настолько созвучны его недавним мыслям оказались эти слова. Иххнор, смешавшись под его взглядом, быстро добавила:

— Я сама пыталась объяснять, что от тебя слышала. Только у меня плохо выходит. Так что мы соберемся и спорим, спорим…

Иван все смотрел на нее, и она, вконец растерявшись, виноватым голосом договорила:

— Знаешь, к нам даже рабочие ходят…

Ивану показалось, что не оставлявшее его в последние дни гадостное самоощущение дезертира начинает отступать. Он переспросил:

— Рабочие, говоришь? А всего сколько вас?

— Да пока немного, человек двадцать, — не понимая, зачем ему это, ответила Иххнор. — Правда, меня еще и в другие Высшие школы приглашают, и на заводы. Всем интересно…

Иван непроизвольно ускорил шаг. Глаза его блестели. Нора уже почти бежала рядом и, наконец, взмолилась:

— Я больше не могу!

Иван остановился.

— Не знаю, малыш, может, я делаю что-то не то… Во всяком случае, я сделаю, что смогу… Идем к Лосю!

Они ворвались к Лосю чуть ли не бегом. Нора совсем задохнулась. Инженер недовольно оторвался от бумаг. Аэлита, уютно устроившаяся на тахте, улыбнулась им. В последнее время она редко ездила в Соацеру, много гуляла и часто лежала вот так, наблюдая, как работает Лось.

Иван остановился перед Лосем и с места в карьер начал:

— Мстислав Сергеевич, отчет у вас готов. Не спорьте, я знаю. Разберутся и в том виде, как он есть. Быстренько собирайте все и давайте сюда. Почта не ждет, на все вам дается полчаса!

Лось долгие несколько секунд смотрел на Ивана, затем перевел взгляд на Аэлиту. Она чуть заметно пожала плечами. Лось встал и вышел из комнаты. Вернулся он спустя томительные десять минут, неся перед собой стопу туго набитых папок. Верхнюю он придерживал подбородком.

Иван сидел за столом и что-то быстро писал. Лось не спеша перевязал стопу серебряной проволокой, отошел в сторону и полюбовался ею. В этих папках был спрессован его, Лося, да и не только его, напряженный труд.

Иван дописал, сложил листы вдвое и подсунул под проволоку. Сверху на них было написано: «Косте Ваганову, лично».

— А вы знаете, Смайльс… ну, тот корреспондент, предлагал мне весьма выгодные условия, если я передам ему для публикации свои путевые заметки. — Лось вынул из кармана и сунул в зубы пустую трубку. Отойдя от стола, повторил: — Весьма выгодные…

Нотка грусти проскользнула в его голосе. Он подошел к тахте и сел рядом с Аэлитой. Нора стояла у окна, навалившись на подоконник.

«Ну что ж, — думал Лось, — выбора у меня практически не было. А что же Ивану сидеть здесь, заниматься черновой работой, рисковать… Впрочем, насчет риска — это я напрасно, это несправедливо. Рисковал он, надо честно сказать, не меньше меня. А если совсем честно, то больше. И риск, как ни странно, у него был какой-то разумный, интеллигентный… Сейчас можно признаться, что с Иваном мне все время было как-то надежно, было такое ощущение, что он следит за происходящим и не преминет вмешаться, когда станет необходимо. А теперь что же его держать, не век же ему оберегать меня…»

Иван легко убрал в сторону стол и стулья, достал из кармана маленькую красную коробочку, поколдовал над ней и осторожно опустил на ковер. Рядом он положил отчет. В комнате запахло озоном. В метре от Ивана сгустился, отвердел фиолетовый посверкивающий прямоугольник. Но Иван не шагнул вперед, как делал это раньше на глазах у Лося, а быстро отошел в сторону и замер, следя за происходящим. С минуту не было никаких изменений, только сильнее запахло свежестью и грозой. Потом фиолетовый туман надвинулся на стопу папок; послышалось легкое гудение. Папки стали мерцать и расплываться, словно на них смотрели сквозь залитое дождем стекло. Затем серо-фиолетовое нечто свернулось, схлопнулось к центру и исчезло. Вместе с ним исчезли папки и ключ.

— Да, я ведь договорился с Тускубом. На следующей неделе полетим на радиостанцию, попробуем связаться с Землей, — добрым голосом нарушил тишину Лось.

— Я Косте записку написал. Он все переправит. Найдет Гусева и отдаст ему, — сказал Иван.

Он все еще переживал охватившее его минуту назад нестерпимое желание протянуть руку, нашарить в пустоте дверь, толкнуть ее и оказаться там, где хорошо, спокойно и безопасно, где горести проходят, а несчастья поправимы, где не стреляют, не убивают и все обо всех заботятся…

Темнело. Лось пошел включить свет.

— Погодите, — остановил его Иван.

За окном еще брезжили последние отблески солнца, а в лиловом, на глазах темнеющем провале неба уже проступали звезды. Пока видны были самые яркие. Одна, повисшая прямо над горизонтом, притягивала к себе. На нее хотелось смотреть и смотреть.

— Талцетл… — тихо сказала Аэлита.

— Последний луч, — сказал Иван. — Звезды Талцетл последний луч…

Он чувствовал, как горечь уходит куда-то вглубь. Она еще всплывет, и не раз, но это будет потом.

Было темно, тепло и тихо. В окно заглядывала голубая яркая точечка Земли. Звезды Талцетл…