Глава 8. ПОЛУНОЧНАЯ ОХОТА

Не прошло и четверти часа, как крик филина послышался рядом с поляной, на которой разбили лагерь ведьмаки. Радомир с братом, залегшие в дозоре, заметили подошедших. Тихонько окликнув и убедившись, что это свои, криком выпи дали знать на поляну, что помощь подоспела.

Тем временем Алимбек с Бронеславом и своим напарником-побратимом Пересветом ставили на краю поляны специальный махонький круглый шатер из плотной кожи диаметром в четыре шага и в четыре же шага высотой. Закончив натягивать кожу на изогнутые стальные штыри и зашнуровав завязки, Пересвет с арабов приподняли шатер. Согнувшись в три погибели, Бронеслав нырнул внутрь. После чего шатер, почти полностью светонепроницаемый, кроме махонькой дырочки вверху, поставили на землю и принялись окапывать.

Оказавшись внутри шатра, Бронеслав тоже не терял времени зря. Достал из прихваченной с собой маленькой сумы короткие и широкие свечи в глиняных плошках и расставил их вокруг себя. Сел поудобнее, запалил свечи, расстелил перед собой кусок чистого полотна, выложив на него часть уха неведомого лучника, глину и связку перьев ночных птиц. Смочил перья каплей крови и замер, подстраивая удары сердца в такт пульсирующему в голове заклинанию. Дыхание узкой нитью втягивается в нос и, проходя через горло, устремляется вниз. Казалось, мировая тяжесть рухнула на голову ведьмака. Он сидит неподвижно, и плотно прикрытые глаза видят мир глазами совы, странный черно-белый мир, и крылья ночной птицы мягко несут его.

Прошло от силы три минуты, и он увидел их. Зоркий глаз птицы заметил странный свод паутины, сверкающий изумрудным огнем. Туда, под этот хрупкий на первый взгляд колдовской свод вел след беглеца. Мало того, над сводом висели несколько сгустков все того же, переливающегося всеми оттенками зеленого цвета, магического пламени. Мысленно Бронеслав присвистнул: ловушка явно была приготовлена на мага. Но вязь заклинаний, сам принцип плетения чар был незнаком ведьмаку. Усилием воли он заставил птицу снизиться и облететь магическое сооружение, тщательно исследуя незнакомые чары. Сама паутина расстилалась не только в воздухе, отдельные нити тянулись и по земле. Ни маг, ни человек не заметил бы нитей и поднял бы тревогу, а после этого на него обрушились бы клубки колдовского огня. Бронеслав похолодел, на миг теряя контроль над своими пернатыми глазами. Если бы он и его отряд осмотрели лес обычным колдовским зрением, они бы попали в смертельную западню. Силы в каждом сгустке колдовского огня хватило бы, чтобы дотла испепелить двухэтажный терем. Им сказочно повезло, что удалось добыть клок плоти одного из колдунов.

Очевидно, существа, создавшие это чудо, слепо полагались на свои чары, мало того, они даже не выставили дозоров! Еще снизившись и внимательно осмотрев глазами птицы местность, ведьмак окончательно в этом убедился.

На поляне под куполом находилось шестеро удивительных существ. Ростом каждый шелковоухий, как прозвал их для себя ведьмак, не уступал русу. Глаза совы не позволяли различить цвета, но шелковые волосы, достигавшие середины груди, как и у ночного гостя, явно были светлыми. Вся шестерка была в добрых доспехах. Поверх кольчуг, достигавших середины бедра, были надеты латы, прикрывающие торс. Шлемы, явно славной ковки, напоминали русские и не имели забрала, а только легкую стрелку, прикрывающую нос. Только у двоих на поясе имелись мечи, остальные четверо обходились длинными, с лезвием в локоть кинжалами. Все имели луки, и колчаны были полны стрел с белым оперением. Прямо перед ними лежал лоскут тонкой беленой кожи, очевидно, карта. Склонившись над ней, существа явно обсуждали какой-то план, причем корноухий горячился больше всех.

Однако его речь закончилась немного иначе, чем он предполагал. Внезапно струя помета брызнула ему на голову, попутно забрызгав карту. Раздался леденящий душу хохот совы, взмывшей прямо в ночное небо Последнее, что видел Бронеслав, прежде чем прервать колдовство, было веселье, разыгравшееся на поляне. Пятеро шелковоухих буквально катались по поляне от хохота. Корноухий, сначала подскочивший от неожиданности, потом тоже засмеялся и, покачивая головой, принялся утираться платком, зажатым в правой руке.

Придя в себя и загасив свечи, Бронеслав выбрался из шатра и собрал воинов на совет. Хоть он был старший в отряде, но одна голова хорошо, а две лучше. Свой рассказ он закончил предложением поохотиться на охотников Предложение было встречено с одобрением. Точку в совете поставил Хвост, старший в отряде прикрытия и в случае смерти Бронеслава его преемник.

— Чего тут рассусоливать! Они подставились, это ясно. В открытом бою у нас против их чар шанса нет. Они хотят взять нас врасплох, значит, бьем сейчас, пока они нас магией не перебили. Подходы Бронеслав видел, на страже никого. Атакуем прямо сейчас. Алимбек тоже чары «Глаз Птицы» знает, вот и приглядит сверху, если что — крикнет трижды птичкой.

— Я согласен, — поддержал его Бронеслав — Свалимся как снег на голову. Пойдем двумя отрядами, я с юга, а ты, Хвост, с запада ударишь. Карло, Андраш, Неждан! Проползете им в тыл, когда мы ударим, ножики метнете Я всем говорю, — Бронеслав повысил голос, — двоих шелкоухих живьем надо взять!

Однако без боя взять врасплох шелкоухих не получилось. Бесшумно, не одна железяка не брякнула, ведьмаки, осторожно миновав нити чар, подкрались почти вплотную. И когда один золотоволосый, глянув в темноту, выхватил меч, бежать шелкоухим было уже некуда. Свистнули ведьмачьи стрелы, но только один лучник врагов, уже успевший наложить стрелу на тетиву, упал, битый в глаза. Непонятное оцепенение наваливалось, и всей воли, тренированной годами практики еле хватало, чтоб не опустить лук. Почти все стрелы либо поломались, либо бессильно отскочили от доспехов синего металла, носимых шелкоухими.

А их лучники не дремали. Стремительно срывались белооперенные стрелы, и трое лучников из отряда Бронеслава лежали на земле, и стрелы с белым оперением торчали из их глазниц Трое мечников, бросившихся вперед, несмотря на стальные личины да добрый доспех, срезали незнающие промаха стрелы врага. Все новые и новые стрелы срывались в свой полет, и каждая находила дорожку, пронзала стыки доспехов и вонзалась в глазницы личин. Хрупкие, стройные мечники шелковоухих вьюном вертелись в безумной пляске под ударами удальцов из отрядов Хвата и Бронеслава, оттягивая мечников на себя и позволяя своим лучникам сеять смерть в рядах ведьмачьего воинства.

Чаша весов заколебалась. Даже без магии странные создания впятером теснили два десятка вышколенных воинов. Еще миг — и закованные в броню ведьмаки дрогнут и побегут, застилая землю своими пробитыми телами, под мелодичный смех своих врагов, и никто не уйдет живым. Шелкоухие смеялись во время боя все тем же смехом, так же, как они смеялись над своим собратом. Казалось, бой для них детская забава.

Но вдруг все резко изменилось. Выросшие за спинами врагов трое пластунов метнули ножи. Нож Андраша шел прямо в висок лучника. В последний момент шелкоухий чуть повернул голову — тяжелый метательный нож, бессильно звякнув, отлетел от височной пластины шлема. Свистнул длинный бич в руке мадьяра, и меч в руке шелкоухого, неотразимо бивший прямо в грудь уже раненого в плечо Хвата, отлетел далеко в сторону. Три меча ударили в грудь и шею обезоруженного врага. Стрела с белым оперением ударила в горло Андрашу, но и последнего мига его жизни хватило. Бич в руке почти мертвого, захлебывающегося кровью ведьмака ударил вторично, рассекая тетиву у шелкоухого-лучника. Подскочившие мечники остервенело рубили шелкоухого в клочья. С неба обрушился комок перьев, и когти совы, покорной воле Алимбека, вцепились в глаза третьему лучнику. За несколько мгновений до этого Карло, подкравшийся сзади, ловко, как играющая девочка накидывает бантик котенку, набросил шелковую удавку на шею второго мечника. Короткий хруст — и обмякшее тело безвольно опустилось на траву. Подскочив к последнему врагу, Хват выверенно, точно ударил коротким мечом прямо в центр кровавой каши, в которую обратилось прекрасное лицо шелкоухого.

Дорого же далась шестерка шелкоухих ведьмакам. Девять убитых — пятеро мечников, трое лучников и отчаянный пластун Андраш, переломивший своей жизнью ход боя, лежали на поляне, устремив в небо мертвые глаза. Еще семеро было ранено, из них пятеро не могли ходить. Только пятеро остались невредимыми, хотя как сказать.

Бронеслав сидел на корне с туго перевязанным лбом, дымил трубкой и размышлял. Себя он раненым не считал, так, царапина от меча, правда, увернуться успел он в последний миг. Рядом с ним Пересвет отпаивал Алимбека травным отваром. Во время боя араб бросил птицу, бывшую его глазами, на верную смерть, и раны, нанесенные сове, на время ослепили его. Видеть он, конечно, будет, но не раньше, чем через три дня. Долго думал и курил Бронеслав, наконец поднялся на ноги и поднял руку вверх, желая говорить…

Близилось утро. Еще до того как на землю пала роса, были срублены волокуши, на которые погрузили раненых и убитых. С тел шелкоухих были сняты доспехи синего металла. Испытав одни латы, Бронеслав покачал в изумлении головой. Ни стрелы, ни арбалетные болты, пущенные в упор, с трех шагов, не брали чудо-латы Никаких чар на доспехе не обнаружилось, и вскоре вся пятерка уцелевших облеклась в латы синего металла, а Пересвет, клинок которого оказался сломанным, вооружился одним из вражеских мечей.

Радомир отправился на ближайший лесной хутор и пригнал четырех лошадей, которые и потянули волокуши прочь из леса. С волокушами пошли Хват, раненный стрелами в плечо и грудь, и еле передвигавший ноги Неждан, получивший удар мечом по шлему. Обоим сильно повезло стрела пробила пластину доспеха, пронзила кольчугу и подкольчужник Хвата, которые ослабили удар, и в грудь вошла не глубоко, а по шлему Неждана меч шелкоухого ударил плашмя, но силы в ударе достало, и минуло не меньше часа, прежде чем рослый рус смог подняться на ноги. Хуже обстояло дело с плечом Хвата. Ударив в стык доспеха, наконечник стрелы засел намертво, и правая рука плетью висела вдоль тела. Пятеро других раненых были еле живы, и Бронеслав мог только надеяться на то, что они выживут Тела убитых шелкоухих были свалены на вторую волокушу и, во избежание ненужных вопросов, прикрыты рогожей, захваченной на лесном хуторе предусмотрительным Радомиром.

Вооружившись двумя клочками бересты, Бронеслав принялся писать сообщение Главе Ведьмаков Филину. Описав во всех подробностях бой и сторожевые чары шелкоухих, он задумался, еще раз задав себе вопрос о правильности своего решения. Прав он или нет? Затем все же продолжил письмо, закончив его просьбой о подкреплении его отряда, потерявшего почти три четверти воинов.

Достав из мешка шесть кусков бересты, покрытых различными шифрами, или, как их называли русы — тарабарщиной, он, не глядя, вырвал два, обозначенных буквами «веди»и «глагол». Сверяясь с ними, он перенес послание на второй кусок бересты, озаглавив его буквой «веди». Взглянув на блекнущие предрассветные звезды, определив по ним время, Бронеслав записал время, использовав для этого листок с буквицей «глагол». Даже если враг перехватит послание, он не сможет быстро понять написанное и изменить время, записанное другим способом. А по времени от отправки до получения письма станет ясно, читал его еще кто или нет. Запечатав зашифрованное послание, ведьмак поднялся, подошел к догорающему костру, на котором кипятили повязки для раненых, и, тщательно развеяв пепел, спалил черновик послания и куски бересты с тарабарщиной, обозначенные «веди»и «глагол»

Тем временем Карло, расположившийся рядом с костром, причаровывал птицу, способную донести послание до Филина. Прямо перед ним неподвижно застыл огромный ворон. Приблизившийся Бронеслав протянул Карло опечатанный свиток письма. Птица взмыла в небо с гортанным криком. Посмотрев ей вслед, Бронеслав бросил неаполитанцу: — Теперь нам остается только ждать ответа.

Глава 9. ЗВЕЗДОЧЕТ, И НЕ ТОЛЬКО

Они шли по улице, мощенной серым камнем, мимо домов из ракушечника или кирпича, окруженных глинобитными заборами. Весь Ашур представлял собой каменный лабиринт, исполинский узел переплетений узеньких улочек и переулков. Периодически стены домов или заборы раздвигались, образуя площади, густо покрытые навесами и палатками, в окружении зловонных куч мусора, над которыми роились мухи.

И люди в городе походили на мух, такие же шумные — и наглые. Невероятная смесь одежд всех расцветок и покроев в невыносимо ярком свете солнца резала глаза. Дикий гомон, крики зазывал, песни бродячих певцов, надрывный вой глашатая, яростные споры торгующихся, целый обвал звуков, из которых даже ухо охотника могло различить лишь обрывки слов и фраз.

Русы и гордые арабы, повелители пустыни, желтолицые ханьцы и гордые варяги спорили, торговались, да и просто жили в этой исполинской толчее по имени Ашур. Казалось, все люди перемешались меж собой, как и их одежды. Рус в чалме или мохнатой шапке продавал босому ханьцу в вышитой рубашке и узорных арабских шальварах глиняный кувшин. Стража волокла за руки пьяного викинга в шелковой рубахе и сафьяновых туфлях, постоянно сваливающихся с его немытых ног.

Они шли по городу. Рогволд в своей одежде богатого руса следовал за Ратибором, который снова напялил себе на голову чалму. Со стороны они и впрямь походили на купца с приказчиком. Правда, пара ловкачей, явно примеривающихся к кошелю на поясе Рогволда, резко отпрянули в сторону и даже, виновато разведя руками, раскланялись с Уруком, нацепившим на себя стальную маску цеха Ночных Убийц.

По рассказам Филина и Рогволд, и Урук отлично себе представляли вольный город Ашур, но действительность поразила их. Однажды, когда навстречу им попался ашурский житель с настоящей черной кожей, не хватило выдержки ни орку, ни гордому, бесстрастному Рогволду. Они замерли, пораженные этим чудом Чернокожий, поравнявшись с ними, понимающе улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами. Ушедший вперед за время, пока они стояли столбом, ведьмак Ратибор обернулся к ним и при виде чернокожего в свою очередь улыбнулся. После чего и он, и чернокожий с радостным смехом обнялись.

Повернувшись к Уруку и русу, ведьмак Ратибор представил им черного жителя города Ашура: — Это Карим-Те, потомственный нганга, наш брат с далекого юга! А это мои друзья, почтенные Рогволд и Урук, отважные богатыри из лесов русов.

Нганга Карим-Те с интересом взглянул на обоих спутников Ратибора. Конечно, с его точки зрения они составляли достаточно забавную картину. Рослый рус, по одежде походивший на купчину, и маленький, почти карлик, по меркам русов, Урук, закованный в вороненый доспех, в полностью закрывающей лицо маске оскаленного демона.

Протянув лапу, закованную в боевую рукавицу, с накладными когтями из стали, Урук почти прорычал: — Урук, рад знакомству.

Чернокожее лицо внезапно посерело. Потрясенный звуками родной речи, Карим-Те пожал лапу орка. Рукопожатие затянулось. Рогволд заметил, как плечи чернокожего напряглись, пытаясь выдержать хватку лапы орка. Наконец Ратибор заметил: — Урук, хватит с него, теперь наш нганга знает, что ты батыр.

Оскаленная маска повернулась к ведьмаку, и орк хрипло бросил в ответ: — Нет, не знает, и я думаю, что не узнает.

После чего он наконец выпустил руку чернокожего.

Похоже, Карим-Те не обиделся, а, наоборот, еще больше развеселился и, растирая левой рукой кисть правой, побывавшую в тисках лапопожатия, начал приглашать в гости. Однако его ждал еще один сюрприз. Оказывается, он приглашал в гости орка, притом на родном языке, и вежливый ответ Рогволда: «Спасибо, почтенный Карим-Те, если сможем, то придем», — добил беднягу окончательно.

Совсем посерев лицом, нганга пробормотал на ломаном наречии русов: — Земляк, земляк…

После этого, заявив, что Винт знает, где его дом, поспешно попрощался и скрылся в соседнем переулке.

Ратибор задумчиво покосился на обоих.

— Ладно, — обратился к нему Рогволд, — будет время, поговорим.

Ведьмак кивнул.

Пройдя вдоль канала, по улочке из зажиточных домов белого кирпича, они вышли на площадь. Вернее, не площадь, а перекресток каналов, над которым возвышался крестообразный каменный мостик. Сразу за ним высились ворота, увенчанные двухскатной изогнутой крышей из странного красного дерева, покрытого блестящим лаком На створках ворот были с большим искусством вырезаны фигуры воинов Прямо перед воротами стояли трое ханьцев в черных шелковых рубахах и шароварах, в мягких туфлях, со странными трезубцами в руках Центральное острие трезубца смотрело прямо в небо, а боковые волнистые отходили в разные стороны.

— Это стражи Ханьского квартала, — объяснил спутникам Винт, — от трех крупнейших кланов Они вечно соперничают, но у ворот распри кончаются.

Рогволд вспомнил рассказ Филина о ханьцах, живущих в Ашуре, и спросил Ратибора.

— Винт, они из кланов Феникса, Тигра и Дракона?

Ведьмак молча кивнул

Подойдя ближе, Рогволд и Урук смогли рассмотреть одежду стражей. Горловины рубах поражали роскошью вышитых золотом узоров. У одного прекрасная птица, у другого на вышивке выгибалось странное чудище с лапами, напомнившими Рогволду лапки Урука. У третьего, очевидно старшего сегодня, вышивка изображала оскаленную морду полосатой кошки.

Поравнявшись с воротами, Ратибор учтиво обратился к страже и объяснил, что почтенный купец следует через квартал по своим делам, добавив, что телохранитель из цеха Ночных Убийц связан долгосрочным контрактом на охрану.

Старший из охраны внимательно посмотрел в зеленые глаза и неторопливо кивнул

Пусть кивок и напоминал поклон, но сразу после того, как они вышли, бесшумно вслед пристроились четверо ханьцев, все с тигриной вышивкой, правда, серебряной. Они шли по пятам, пока Рогволд, Ратибор и Урук проходили через квартал. Казалось, путники перенеслись прямо в загадочную страну Хань. Дома, ворота, входные двери, беседки и маленькие пруды в садах, чуть прикрытые низкими оградками, все было непривычно. Непривычно и красиво. Бродячий фокусник-ханец, показывающий свое искусство толпе непривычно серьезной ребятни, странно одетые люди — все было в диковинку и русу, и орку. Даже сам воздух казался другим, запахи благовоний и незнакомых цветов мешались с запахами из харчевни, где повар готовил свои кушанья прямо перед посетителями. Когда Рогволд увидел перед собой вышивки Тигра, Дракона и Феникса на спинах стражников других ворот, четверка шедших за ними ханьцев как сквозь землю провалилась. У этих ворот старшим был Феникс, вежливо поклонившийся русу и его спутникам.

Выйдя за ворота, они вновь окунулись в лабиринт улиц Казалось, путники мгновенно перенеслись обратно в Ашур из далекой страны Хань. Однако миновав несколько домов, они опять увидели ворота в ханьском стиле, над воротами висела вывеска, на которой были нарисованы белая змея и несколько иероглифов. Если б Рогволд поднял глаза, он смог бы с помощью чар прочесть название «Школа Белой Змеи». Однако он этого не сделал. Мало того, задумавшись об увиденном в Ханьском квартале, рослый рус со всех сил ударился об нее головой. Потирая голову, Рогволд в сердцах проорал в белый свет: — Понавешали тут всякую заразу, уже и пройти нельзя!

Услышав это, молодой ханец, стоявший рядом с воротами, выхватил из ножен длинный прямой меч и с криком, напоминающим шипение, прыгнул к Рогволду. В следующий миг ханец отлетел в сторону от сильного пинка в бедро лапой, обутой в стальной сапог. Урук бросил спутникам: — Не лезьте под меч, — и шагнул вперед.

Юный ханец отлетел в сторону, но меча из рук не выпустил. В падении он перекрутил ноги под себя в какой-то замысловатый узел. В следующий миг, распрямившись, он крутанулся и выстрелил, как пружина, прямо навстречу орку, уже успевшему обнажить ятаган. Меч в руке юнца походил на змею и порхал, что твой змеиный язык. Но все хитрые финты ханьца были бессильны перед ятаганом в лапе орка, неизменно оказывающемся там, где надо и когда надо. Пока Урук только защищался, но вот орк плавно шагнул вперед, чуть повел ятаганом и — удар! Меч вырвался из руки юноши и улетел шагов на пять, к самому забору. Ханец замер, с каменным, бесстрастным лицом глядя куда-то в сторону, словно видя клинок орка перед собой.

Казалось, бой прекратился. Торопясь не допустить кровопролития, Рогволд, помня о своих липовых сединах, степенно, как и подобает уважающему себя старосте, обратился к юноше: — Сынок, одумайся, к чему хвататься за меч…

Но закончить ему не удалось. Речь явно произвела обратное впечатление. Ханец немыслимым вывертом отпрыгнул в сторону. На молодом лице проступила гримаса дичайшей ярости. Следующий прыжок, и, схватив меч, юнец оскалился в злобной ухмылке. Сложив кольцом пальцы левой руки, он как будто взял в руку невидимую чашу и рывком поднял ее к запрокинутой голове. Движения ханьца стали точной копией движения пьяного. Пошатываясь, он двинулся к Уруку. Орк стоял, сильно ссутулившись, обнажив оба клинка. Удар, еще и еще. Казалось, ханец, падающий, кувыркающийся, неотличимый от обычного пьяного, полностью подчинился легкому жалу меча, тянущему его за собой и жалящему орка из невозможных, неправильных позиций. Здесь не было лязга сталкивающихся мечей, как если бы в бою сошлись рус и варяг. Здесь не было места грубой силе, и невесомый меч юнца, который он держал даже не ладонью, а тремя пальцами, легко уворачивался от тяжелых клинков в лапах Урука. А когда мечи сталкивались в блоках, то клинок не отбивался, а мягко отводился в сторону. Дважды ханец попробовал пройти по лезвию ятагана и дважды еле уворачивался от контратак орка. Юнец дрался непривычно, но, похоже, и Урук черпал свои знания меча от схожих источников.