Алексей Андреев
      И ЕЩЕ ЧЕГО-НИБУДЬ
      Так всегда бывает.
      Когда уезжаешь
      надолго, весь город
      отбивается от рук, и
      вернувшись,
      находишь, что все,
      что было, "не так,
      как надо", стало еще
      хуже. И лишь тогда
      задумываешься
      зачем же вернулся?
      (в письме приятеля)
      1.
      Она должна была уехать вечером; это уже было решено, мы все обсудили и просто сидели теперь у Андрюхи после репетиции, пили пиво и пели последнюю песню, мишкиных "Ангелов", когда началась гроза. Гроза была жуткой, шум воды глушил гитары, окно пришлось прикрыть, поскольку капли долетали аж до середины сразу потемневшей комнаты. И когда все-таки пришли на платформу, оказалось, что электричек не будет до утра - молния долбанула где-то около Нового в линию электропередачи. Я злорадно вышагивал вокруг Ленки: выходило, что она остается.
      - Я возьму тачку, - заявила она.
      - Где, в такое время? Ну разве что штук за 60...
      - Могу пешком пойти, прямо по шпалам. Ты ведь знаешь, я могу.
      - Молнии будут бить по шпалам прямо перед твоим носом. Тебе мало грозы, которую мы с Мишкой и Андрюхой устроили своим пением?
      - Все равно пойду.
      - Ну иди.
      Тут она и расплакалась - в первый раз со дня моего приезда. Не надо было мне злорадствовать. Пять минут назад, когда мы подходили к платформе и Андрюха перенес ее через большую лужу, она остановилась и неожиданно сильно-сильно поцеловала меня. Так, как делала это раньше, спокойно и при всех. Казалось, это не я, а она была человеком, который вернулся домой. Всю эту неделю она была другая, и я даже не думал, что она теперь еще может так вот разреветься. Или так хохотать, как хохотала сегодня на репетиции. За время моего отсутствия она, хоть и не изменилась внешне, внутренне стала немножко другой - более опытной, что ли. Пожившей. "Моя бывшая подруга совсем повзрослела..." А теперь вот - нате вам; прямо как вырвало. "Да не реви ты! - успокаивал Мишка, - Это ж гроза. Стихия, бля! И в некотором смысле - знак. Я вот к родной жене доехать не могу!"
      Да... Все-таки мой приезд раздвоил ее. Даже растроил: там у нее еще какой-то Серж "для психотерапии". Растроил и расстроил - еще одна маленькая "с". Но в конце концов Мишкины рассказы, пиво и курица, приготовленная по возвращении в общагу, успокоили ее. Она звякнула маме и дала "инструкции-на-случай-если". Мишка тоже позвонил домой и ушел спать в соседнюю комнату, Андрюха отправился в гости - а мы остались в Андрюхиной "двойке". Она в эту ночь больше не вспоминала тех, кто может позвонить и не застать ее дома. Вода еще тихонько капала на пол с подоконника, а соседи сверху, похоже, что-то пировали. Она была просто чудо, и я до сих пор отчетливо помню ее худую спину и ложбинки на ягодицах...
      Однако сейчас я вспоминаю и о другом: даже той ночью едва заметное чувство снисхождения, чувство под названием "По-Старой-Памяти" проскальзывало в ее отношении ко мне. Это по-настоящему развернулось на следующий день, когда по дороге в город она наговорила мне гадостей, уже чувствуя себя виноватой перед своим "Сашенькой". "Если хочешь знать, я от него в 25 раз больше удовольствия получаю, чем от тебя!". Наверное, это говорилось, чтобы разозлить, ударить, но прозвучало как-то оборонительно, вроде детского "сам дурак". Меня скорее удивило число 25 - оно-то с какого потолка? Номер проехавшего мимо трамвая? Критический возраст? Рифма к "опять"? Но видимо, именно тогда, с выкриком этого магического числа, прошло ее первое впечатление от встречи и началась борьба за то "тихое счастье", в которое я вломился своим приездом - как сошедший с рельсов поезд в каком-то кино вламывается в здание провинциального вокзала. Теперь, с утра, набежали трезвые мысли, эдакие работяги в оранжевых куртках, бросились чинить провалившуюся крышу бедного вокзала и ставить меня на место, на запасной путь, на роль интересного, но случайного любовника, который скоро уедет.
      Когда мы шли от метро к ее дому мимо лотков с цветами, я прочитал ей "Подожди меня чуть-чуть". "Интересно, - сказала она, помолчав. - Ты вроде бы бросаешь человека в этом стихе. С другой стороны, ты даешь ему свободу выбора - ждать или не ждать. Это сложнее, чем просто "жди меня, и я вернусь". И иногда с такой свободой очень тяжело..."
      Розу, которую я подарил ей в первый день, она оставила у меня. Вернувшись домой, я вынул красавицу из таза с водой и поставил в бутылку из-под "Каберне". Роза простояла еще дня четыре, потом засохла, и я повесил ее на люстру. Я всегда недолюбливал эту квартиру. Пока был в Штатах, ее еще и обчистили. Шкаф стоял пустой, без книг, и теперь это место действовало на меня совершенно удручающе. Кроме тех случаев, когда здесь Ленка. Когда она сидит в этом старом кресле, или в четыре утра стоит и курит на балконе, закутавшись в простыню.
      2.
      Две следующие - следующие не в хронологическом порядке, а в порядке памяти, что выплескивается сейчас в блокнот - возможно, приличная love story должна предлагать события в последовательно накаляющемся повествовании, небольшая такая повесть, самое "актуальное" где-то в третьей четверти, с оригинальными деталями, а ближе к концу как бы легкий прыжок мысли в сторону, на ветку за окном; либо, по-веллеровски, использовать какой-то еще трюк, некое обдуманное издевательство над деревцем сюжета - например, определенный отрезок времени выбрасывается, и соединение оставшихся кусков дает это дурацкое "трагическое щемление"... но нет же, я просто переношу на бумагу историю нескольких встреч с одним человеком в месяце июле такого-то лета; историю, странно организованную моей памятью и заведомо ею искаженную, ведь в этой памяти моей, как в коробке с рыболовными принадлежностями, есть множество вещей, собранных и расположенных казалось бы хаотично, но связанных друг с другом тонкими запутанными лесками, которые тоже хранятся в этой коробке и имеют привычку соскакивать с катушек и цепляться за все подряд, и вот потянув за одну из них, вытягиваешь любимую чуть заржавевшую блесну-"черноспинку", и разглядывая ее забываешь что полез в коробку совсем за другим - за ниппельной резиной для велосипеда которая хранится там же, ведь из нее ты делал "кивки" для зимних удочек и не заводить же специальную коробку для кивков, а черноспинка между тем тянет за собой еще что-то совсем уж невероятное, у меня даже рассказ такой был, про человека который написал роман из 9 глав но всем казалось что там их 11 потому что после прочтения девяти еще две возникали в голове как бы сами собой... и главное я совершенно не знаю что потянуло за эту леску сегодня, может быть фраза с урока французского или волосинка на раковине рядом с забытыми часами только что приехавшая в штаты девушка наташа с которой мы пили прошлой ночью или бутылка из-под merlot оставленная у ручья на камне она была привезена из cофии где я сутки болтался в ожидании нью-йоркского самолета и курносая телефонистка-болгарка в паршивой гостинице была единственным человеком который говорил со мной по-русски безо всякого комплекса оккупанта а всего за несколько часов до этого в баре пулково-2 какой-то халдей не хотел брать у меня стобаксовку потому что она какая то сырая на что я ответил ему blow me она просто лежала в заднем кармане джинсов понюхай если не веришь а на следующий день ужасно воняющий нью иорк и эта зеленая рогатая баба стоит посреди воды с мороженным в одной руке и учебником права в другои или может меня так зацепила рокгруппа моего roommate которая репетировала у нас дома ввоскресенье вечером и я спел с ними мишкину тихуюзлость и своего соседскогопса или это был просто запахтравы которыи они оставили послесебя вовсехкомнатах запахкоторыи я чувствуюдажесеичас несмотряна работающиивовсювентилятор зпх такпохожиина
      наши следующие две встречи связаны с ее вторым, как она их называла, "молодым человеком", Сержем. (Только сейчас мне пришло в голову, что при всей ее простоте у нее замечательный, а после двусложных фраз американок - даже просто поэтический язык в смысле различных названий. Она, например, говорила: "французский престол опять остался без наследника!", и это означало, что с Сержем она в этот раз не залетела. "Свободный американец не получился" - это уже про меня. Но назад, назад, туда, на Невский.)
      Когда мы встретились втроем у выхода с "Маяковской", она, похоже, слегка растерялась, поскольку попыталась схватить за руки сразу обоих. Я усмехнулся, она усмехнулась тоже, но с каким-то жалобным "ты-же-понимаешь" взглядом. И - вот ведь парадокс! - человек, который знает и видит больше, должен уступить и сыграть "просто старого знакомого", чтобы помочь бедной блондинке, запутавшейся со своими мужиками. Даже обидеться не удавалось - настолько комичность ситуации и любопытство экспериментатора пересилили всякие там скучные чувства собственника. Я шел слева от них, засунув руки в карманы и разглядывая прохожих, временами отдаляясь метра даже на два и пропуская между ними и мной ручейки встречных пешеходов - по моим представлениям, именно так ходят "просто старые знакомые". Она весело щебетала с Сержем, который, кстати, оказался довольно статным и кудрявым парнем. Когда мы добрались до "Апраксина" и зашли в "Money-Honey", Серж отправился за пивом, а я сообщил ей, что жизнь в Америке научила меня различать симпатичных не только среди женщин, но и среди мужчин. Сергей, по моим наблюдениям, был вполне "ничего". И довольно неглуп для своих двадцати с хвостиком лет, - добавил я вслух, а про себя продолжил: "Чего же ты со мной-то связалась? Или просто развязаться никак не можешь?"
      - Интересно-интересно, - ухмыльнулась она. - Про мужчин в Америке... поподробнее! Тебе самому случай не представился?...
      - Случаев - вагон. Вот один раз я ночевал в ночлежке в негритянском квартале Питтсбурга...
      - Ну и?
      - Ишь, как оживилась! Увы, должен тебя огорчить - до таких великих пидоров, как Лимонов, мне еще далеко. Ленивый я, наверно. А может, не везет... Просто зашел туда - там, конечно, ни одной белой рожи - и говорю: я опоздал на автобус, денег нет, нельзя ли у вас переночевать...
      - А они?
      - Ну, там был один черный, он как услышал мой акцент, сразу вывалил на меня кучу русских слов, начиная с "до свиданья". Потом сказал остальным - hey buddies, это просто русский, на автобус опоздал, денег нет, будет у нас ночевать. Потом мы с ним всю ночь сидели, курили траву и говорили, конечно же, о бабах и о ракетах. Он во Вьетнаме был, с тех пор очень любит русских. Вообще там в Америке лучше всего к нашим относятся бывшие военные...
      Вернулся Серж с пивом. Мне он принес "Балтику"-портер, как я просил, а себе и Ленке - по "тройке". Ага, вот с кого она взяла манеру. Я уехал в Штаты, вином, похоже, больше на поют и песен не поют, "первый мужчина" какой-то приличный, да и не частит на нее отвлекаться - ну ясно, психотерапия с милым мальчиком научила ее разбираться хотя бы в сортах "Балтики". Вокруг сортов и завертелся дальнейший разговор.
      Она обняла его у "Гостинки" при расставании. Я в это время делал вид, что никогда не видел магазинных витрин, особенно с конструктором LEGO; на самом деле мне и вправду нужно было отвернуться, поскольку сдерживаться было трудно, и хихикал я уже почти в открытую.
      - Офигенно трогательно! Я надеюсь, он поверил, что мы с тобой учились вместе в первом классе, а потом я сразу женился на манекенщице и уехал. А может, он по моим американским шуточкам представил, что я "голубой", и всю жизнь занимаюсь исключительно исследованием влияния лягушек на творчество Басе и Тургенева. И что сейчас ты, конечно же, поедешь домой. А я... блин, куда хоть я-то поеду в его воображении? Даже интересно...
      - Поиздевайся, поиздевайся.
      Следующий раз - снова Петергоф, куда она с подругой и Сержем приехала посмотреть мишкино выступление на концерте. Они уже схватили где-то пива, и Ленка с милым мальчиком отправились в соседнюю общагу за закуской. Тем временем мы с подругой обсудили, какой сумасшедшей стала Ленка в последнее время. Потом они вернулись, и оказалось, что забыли хлеб. За хлебом пошли мы с подругой, попутно обсуждая еще что-то. Очень Интересное. И после этого Ленка, видимо, почуяла, что роль "третьего", для которого она привезла подругу, мне не очень подходит; что я, наверное, могу просто заскучать и исчезнуть (могу ли? - ну, кто меня знает... в этом ведь тоже есть некий шарм - заскучать и исчезнуть...) А может быть, она переключилась позже, когда во время концерта мы сидели в вестибюле с Мишкой и его женой и болтали о том, как хреново прошло выступление, такой поганый звук и всего четыре песни дали спеть, но в следующее воскресенье мы с Леной обязательно должны к ним в гости, гитара у них дома есть, так что все наверстаем... И когда подошли Серж с подругой, колода уже перетасовалась, и шут-джокер играл теперь почти за короля.
      В таких случаях я всегда немного удивлялся и спрашивал себя - то ли это мое неотразимое влияние, то ли ее способность ловить незаметные изменения в настроении окружающих; и поскольку она не хочет отпускать ни меня, ни остальных, то перестраивается на ходу и врет всем подряд, каждому - чуть меньше или чуть больше в разное время?... А может, это не она и не я, а просто Петергоф, где мне всегда кажется, что неба стало больше и выглядит оно живее; но все говорят - обычное питерское небо, просто ты неравнодушен к этому городку, мужик...
      Обратно на станцию мы шли рыцарской "свиньей" - статный кучерявец и подруга впереди, а за ними на некотором удалении - Ленка, я и Мишка с женой, болтая всякую чушь. На платформе я сделал устраненный вид, и на щебет Мишкиной жены: "Вы конечно приедете в воскресенье?" отвечал: "Не знаю. Скорей всего я один. Ленка будет занята, или у меня не будет настроения брать ее с собой"... "Ни за что! Только с ней! Правда, Лена?" Втихаря подкралась электричка, Ленка юркнула между Сержем и Мишкиной женой и повисла у меня на шее. Окончательно выпавшего в осадок милого мальчика втолкнули вместе со всеми в вагон, а мы все стояли на пустой платформе, и кто-то придерживал дверь. Потом она быстро шепнула: "Все-все, ты позвони завтра, хорошо?" - и впорхнула в тамбур.
      "Глупая моя, глупая, - думал я, спускаясь с платформы на тропинку и засовывая руки с карманы. - Теперь еще и этому придется объяснять, "кто он такой и какие у тебя с ним отношения". А я ведь скоро уеду..."
      3.
      M P D
      Аккуратное белое здание посередине тихого парка. Табличка "Центр психопатологии Клиффса" почти не заметна с дороги. Изгородь из металлической решетки скрывается в густой листве.
      "Как я его ненавижу! Он вечно появляется в самое неподходящее время, когда я всерьез занят. Не люблю хвастаться, но у меня действительно есть кое-какие способности. Я не напрягаясь брал лучшие дипломы на конкурсах и олимпиадах. Потом - успехи в университете, в исследовательской работе. Статьи, вызывавшие бурные дискуссии, доклады на международных конференциях... Тем не менее, лишь только я определяю себе цель и начинаю работать над ее осуществлением - тут же появляется этот клоун, этот проклятый бездельник, и заявляет, что я "упускаю настоящую жизнь, обменивая ее на неестественные картинки с дисплеев, на закорючки из книг, похожие на мертвых насекомых". И что этот так называемый "свободный художник" предлагает мне взамен? Жить сегодняшним днем? Разглядывать облака и бегать за смазливыми дурами? Пописывать глупые стишки, рисовать бездарные картинки? И при этом не достичь ничего стоящего в жизни? Ну уж нет! Пошел отсюда, трепач!! Ага, сейчас! Сам катись отсюда, дохлый книжный червяк! Взгляните-ка на этого великого ученого! Да ты до сих пор ни кто иной, как "хороший мальчик"! Что дали тебе годы твоих исследований, кроме испорченного здоровья? Какой-то комфорт? Может быть, любовь? Ты чувствовал себя лучше и счастливее после всех этих дней за компьютерами, в душных библиотеках, в лабораториях без окон? Что же касается моих "глупых стишков и пустых разговоров" - они всегда вызывали отклик в других людях, помогали им - например, бороться с одиночеством и скукой. И все удовольствия, которые получал я, были настоящими, они измерялись не чужими оценками и дипломами, а моими собственными чувствами - этим самым честным мерилом. О-о! - в моей жизни могло бы быть гораздо больше радости, если б ты, зануда поганый, не доставал меня своим детским страхом "все потерять" и своим тупым рвением. Ей-богу, без меня ты стал бы настоящей машиной... - Ха-ха, но без меня ты остался бы полным нулем, лелеющим свой Эдипов комплекс с "прекрасными дамами" и пустыми мечтами в той самой провинциальной дыре... Ладно, ладно, мир.
      Мы действительно неплохо работаем вместе, удерживая друг друга от крайностей. У каждого есть свои области, в которых он является экспертом, и вместе мы образуем "эксперта в квадрате". И когда один из нас чувствует себя неуютно, попадая в тупик или просто теряя смысл жизни, другой воодушевляет его и подсказывает такие решения, до которых первый ни за что не дошел бы в одиночку. Как тогда, с неравенством для числа Эйлера. Или в случае с "нервирующими" цветовыми пятнами на том импрессионистском полотне... Да, нечего и говорить о преимуществах совместной деятельности, когда все "в резонансе". Иногда мы даже завидуем тем, кто работает "тройками" или большими группами. А как презрительно смотрит эта "многоколесная" молодежь на наш старомодный "тандэм"!
      Но в конце концов, только мы можем работать с беднягами, помещенными в эту клинику. Вот с этой крошкой, к примеру. Работающие шумной "тройкой" без колебаний послали бы ее на электрошок - так далека она от них, так неизлечимо ненормальна. Но ее сумасшествие - не ее вина, мясники! И мы докажем, что старые, гуманные методы психотерапии все еще работают неплохо. Вот и ее новые записи показывают, что она не так безнадежна. Что ж, пора поговорить с бедным ребенком."
      Мужчина в белом халате закрывает голубую папку с наклейкой "Кэти Смит. Mono-Personality Disorder. Тяжелая форма", и дружелюбно смотрит на пациентку, сидящую напротив, по другую сторону стола:
      - Ну, как мы себя чувствуем сегодня, дорогая?
      Хрупкая девушка чуть-чуть пододвигается вперед в кресле, неуверенно улыбается:
      - Я... мы... мы чувствуем себя лучше.
      4.
      - На самом деле я просто не знаю, как перевести эту игру аббревиатур на нормальный русский. В западной медицине MPD - это Multi-Personality Disorder, то есть по-нашему - "раздвоение", вернее даже, "расщепление личности". А у меня тут, как видишь, Mono-Personality, то есть наоборот, "одноличность" как ненормальность. Собственно, с этой игры слов все и началось, я и написал это по-английски вначале. Ну, как тебе?
      - Ну, скажем так: это еще не "большая проза".
      - Да я же говорю - я не писал это как прозу, просто набросал саму идею. Знаешь, очень часто, когда я представляю идею отчетливо - мне уже лень ее обрабатывать. Неинтересно.
      - Я поняла. Идея ничего. Но все равно. Стихи у тебя куда лучше. Знаешь, у меня бывают моменты, когда устанавливается такая ровная, почти семейная жизнь. И тогда я вдруг посреди этого спокойствия достаю твои стихи - и старый бес снова просыпается, хочется куда-то сорваться... В общем, чувство, что есть еще что-то помимо моей тихой "потенциальной ямы"... А еще - так здорово узнавать все это: и "ватной лентой дым из трубы", и "Волну" на стене... Читаю и так отчетливо представляю себе эту квартиру, где не была с тех пор, и тебя, и твою Р-рр... ты читал ей "Ноябрьскую Сороку"?
      - Читал. Ей не понравилось. Хотя она сказала, что слушать меня лучше, чем читать самой.
      - А по-моему, наоборот: читать ты ни фига не умеешь!
      - Ну не знаю. Ей вообще мое стихоплетство было неинтересно. И это, кстати, может быть, и хорошо, когда человеку, с которым живешь, наплевать на то, что ты пишешь. Вот ты, например, можешь меня запросто избаловать и испортить своим постоянным цитированием моих рифмованных глупостей...
      - Ах так?! Ну ладно, считай, что я притворялась, чтоб тебя не обижать. На самом деле стихи у тя все па-аршивые, а прозу ва-ащще писать не умеешь. Э-э-э! (показывает острый розовый язычок, как будто конфета-"сосулька" во рту).
      - Ага-ага. "...И вообще я тебя из головы выкинула." Чего ж читаешь-то их, да все новое требуешь? Э-э-э!
      - Ну положим, я тебя выкинула, а не стихи. Это две большие разницы, почти никакой связи. А во-вторых, просто читать нечего, вот и читаем всякую дрянь. Э-э-э!
      5.
      - Глупая моя, глупая! Неужели ты не понимаешь, что в такой юбке до пола ты будешь гораздо сексапильнее всех этих коз, у которых из-под коротких тряпок трусы торчат? К тому же, мы едем в Новгород, а не в какую-нибудь "Невскую Мелодию", где на каждого посетителя - по полтора охранника и по две и две третьих шлюхи...
      - Ты считал?
      - Я считал.
      - Ну, значит, там стоящая клиентура.
      - Ага. Год как из деревни, а уже в пиджаках и с полными штанами визиток. Там меня даже один спросил: куда вы в Америке деньги вкладываете? Я чуть с табуретки не упал! Есть говорю, такое приспособление. Вроде папки, но по размеру не больше матки. Называется - бумажник. Туда и вкладываю. Вот такая клиентура... Их тут, кажется, кличут "новыми русскими". А чего нового, ума не приложу. Помнишь, у Мариенгофа был... как же его...
      - "А руки я вам, Илья Петрович, не подам." Как тебе эта маечка?
      - Во-во, Докучаев. Ничего маечка, вполне.
      - Серьезно, я не знаю...
      - Я серьезно. Повернись. Очень милая маечка, и ты в ней чудесно выглядишь.
      - Издеваешься опять?... Ладно. С кем мы поедем?
      - Может быть, вдвоем. Может быть, с моими - с батей и сестренкой. Она тебе понравится - очень прикольная девчонка. Классные картинки рисует, и придумывает к ним истории. Вот, например, такая история. "Жили-были на небе летающие коровы. Однажды у них родился маленький теленочек. На небо прилетела одна злая мушка и стала говорить, что теленочек летать не сможет, потому что у него крыльев совсем нет, да и вообще коровы не летают. Пока она все это говорила, на небе пошел дождь, крылья у заговорившейся мушки промокли, и она упала на землю". По-моему, очень милая история. Аринка тебе покажет эту картинку, когда приедем.
      В Новгороде было тихо и хорошо, все по-старому - тот же обветшалый Кремль, тот же Волхов с сильным течением, которое унесло нас с Ленкой под мост, когда мы купались. Софийский собор был почти пуст, и я со стороны любовался ею, когда она ставила свечку.
      - У тебя было обалденное лицо. Такое даже фотографировать нельзя. Было бы время - притащил бы пастели и нарисовал бы.
      - Тебя бы выгнали. Тут, наверное, нельзя рисовать. Разве что иконы.
      - У тебя был очень иконический лик. Я бы сказал, что спутал.
      - Ох уж мне твои комплименты с двойным дном! Кстати, одна моя подруга сюда ездила креститься, я вот думаю - может, мне тоже?
      - Давай-давай. Это сейчас не менее модно, чем радиотелефон, но гораздо дешевле.
      - Да ну тебя.
      Обедали в "Детинце", пили медовуху. Батя рассказывал, как они в молодости любили ходить сюда где-нибудь раз в месяц: тогда и медовуху делали, как положено - сорок дней. На выходе я фотографировал Ленку сидящей на перилах в страшно соблазнительных позах. Эти фотки почему-то не вышли. Вдвоем с ней после обеда поехали в Юрьев. Официально там все было закрыто, но проходившая мимо тетка показала нам лаз, которым пользуются местные художники, чтобы забираться внутрь.
      - Я рассказала Саше твою историю про девочку, которая цитировала Джулию Робертс. Он сказал, что не заплатил бы за меня триста баксов. А ты бы заплатил?...
      - Я бы заплатил 350.
      - Ты свинья.
      - Она останавливается, глаза полыхают гневом.
      - Я думала, ты скажешь...
      - А какого хрена я должен что-то говорить, а?! Твой мужик, с которым ты живешь уже больше года, о котором ты вечно повествуешь с эдаким придыханием, говорит, что не заплатил бы 300 баков за ночь с тобой! Это, значит, не свинство, да? Это значит "Сашенька", да?
      - Ты дурак, ты ничего не понимаешь!
      - Она села в траву и заплакала.
      - Мог бы быть хоть один человек, который сказал бы мне... хотя бы в таком месте...
      Подошедший к колонке мужик в плавках покосился на нас. На его месте я бы подумал, что мы что-то репетируем: Ленка очень красиво сидела и всхлипывала среди невидимых стрекочущих кузнечиков и каких-то высоких стеблей с желтыми цветками.
      - Ладно, перестань. Извини. Меня ведь тоже мучает то, что я опять уезжаю.
      Мы подошли к колонке, подождали, пока мужик наберет воды в свои ведра, попили. Эх, как давно я не пил из колонок! А раньше знал все колонки в нашем городке: лето, провинциальная банда пацанов на велосипедах - "Эй, я видал классное гороховое поле за Слободой, айда?" - "Погнали! Только сначала на колонку, пить охота ужасно!" - "А там как раз по дороге колонка, у моста". Дзинь-дзинь! "Я буду до-олго гнать велосипе-ед!" - напевали какую-то попсню девчонки, подскакивая на багажниках... А сейчас - тихо и жарко, только кузнечики да шуршанье травы на ветру.
      В церкви оказалась большая группа иностранцев. Я перевел Ленке основную мысль их гида, но ни переводить дальше, ни слушать английский тут совершенно не хотелось. На выходе старушка в черном платке и со скорбным лицом покосилась на нас также, как до этого - на выходящих американцев.
      - Я хочу туда!
      Ленка показывала на колокольню, стоявшую рядом.
      - Там закрыто, видишь. - Все равно. Вон лестница стоит, пойдем залезем.
      Подойдя поближе, мы увидели, что лестница упирается верхним концом в голую белую стену.
      - Полезешь? - съехидничал я. - Ладно, пойдем человеческими путями.
      Мы прелезли через загородку на входе и зашагали вверх по замусоренным ступеням. На самой верхней площадке было светло, и несколько запачканных известкой мужиков хохотали, рассказывая друг другу матерные анекдоты. Один из них, бородатый, подскочил к нам.
      - Сюда нельзя! Только с разрешения батюшки настоятеля!
      - Мы только посмотреть... - выглянула из-за моего плеча Ленка: волосы распущены, взгляд "дядя, дай конфету".
      - Нельзя, - ухмыльнулся мужик.
      Я посмотрел на него в упор и тоже ухмыльнулся. Странно, но Америка научила меня какой-то наглости, связанной - как бы это покрасивей?... - с чувством собственного достоинства отдельно взятого индивидуума. К тому же, черт побери, я сам в этом городе родился! Так что я смотрел на него с видом человека, который мог бы и не бриться сегодня утром (о как опять длинно на русском а чесс бы сказал просто смотришь по доброму и мысленно произносишь fuck you и действительно эту фразу легко представить первый ударный звук будто открываешь баночное пиво а потом низкое ю-е эдакая отрыжка a la jim morrison...)
      - Пять минут. Потом мы сразу уйдем.
      - Ладно, - подмигнул бородатый и вернулся к своей компании.
      Мы подошли к перилам. Внизу - белые стены, деревья и широко разлившийся в этом месте, спокойный, старый Волхов.
      Эта ее фотография тоже оказалась засвеченной.
      Под самыми стенами был маленький пляж с десятком народу, и спустившись, мы искупались. Здесь не было течения.
      - А ты когда-нибудь пробовала в воде? - Я подплыл и обнял ее.
      - Не говори так. У тебя интонация, как у одного моего бывшего... Противно звучит.
      - Ну извини. Просто я тоже пробую разные маски. Пойдем на берег, пора уже.
      - Тут неудобно выходить, камни...
      - Держись, я тебя вынесу.
      На берегу она огляделась.
      - Подержать полотенце?
      - Да не надо, я и так могу. Устроим маленький стриптиз.
      Она скинула бретельки купальника, неспеша подняла с земли майку, неспеша надела, тряхнула мокрыми волосами.
      - Ничего, эффектно. Но по-моему, никто, кроме меня, не оценил.
      - Да нет, вон там мальчик глазки вылупил. Сейчас его девочка по шее-то ему надает...
      Она вдруг крепко-крепко прижалась ко мне и замолчала.
      - Ты чего?
      - Прощаюсь с тобой.
      - Но я же здесь, и буду с тобой еще две недели.
      - Я прощаюсь заранее, чтобы не ныть потом, в последние дни. Хотя все равно ведь буду ныть.
      По дороге к вокзалу я купил ей валдайский колокольчик. "Ура, теперь у меня тоже есть!" - веселилась она, позванивая двумя колокольчиками новым валдайским и тем маленьким, на браслете, что мне подарили в Пенсильвании, а я дал ей поносить его в этот день. С колокольчиками, с распущенными волосами и в длинной свободной юбке она выглядела замечательной славянской хипповкой; совсем не такой, какой она обычно бывает в Питере с его метро, трамваями, рекламами, с этими рожами в барах...
      В электричке она спала, положив голову мне на колени. Напротив сидел батя, читал "Легенды Невского проспекта". Аринка стояла рядом на скамейке, высунув голову в окно.
      - Хорошо бы сейчас пошел дождь, случайно, - сказала вдруг Аринка, возвращая голову в вагон.
      - Случайно ничего не бывает, - ответил я, глядя на спящую Ленку, с которой мы познакомились "не где-нибудь, а на выставке китайской живописи".
      - Случайно только метеориты падают да люди встречаются.
      - Значит, ты - метеорит! - заявила Аринка и снова высунулась в окно.
      Я усмехнулся. Она и вправду смышленая. И когда она вырастет, ей будет трудно. Умным женщинам, наверное, всегда трудней, чем умным мужчинам. Впрочем, она еще успеет сто раз поглупеть.
      Потом Аринка тоже завалилась спать на скамейке, а я сидел, глядел в окно - и вдруг понял, что я не в автомобиле. Есть такая особая прелесть в электричках, которая недоступна в автомобиле и которую я почти уже забыл. Эта прелесть - смотреть в окно. Да-да, в машине тоже есть стекла. Но в электричке или в поезде можно сидеть непосредственно перед окном и смотреть во все стороны, а не только на дорогу, как это чаще всего получается в машине. В электричке вообще ничего не знаешь о дороге; это как бы дом с окном, который перемещается. Можно даже сесть спиной, а не лицом по ходу движения, и смотреть на остающиеся позади деревья, а не на те, что бегут навстречу. Как ни странно, но именно так я и сажусь обычно в электричках - спиной вперед. Так и сижу я сейчас, рядом с симпатичной усталой девушкой, которая спит, положив голову мне на колени. Сижу и смотрю на убегающие деревья. И на тихую реку Ленкиных волос, перехваченную деревянным мостиком заколки, что так похож на мостик через Волхов, с которого мы бросили монетки.