Как ограбить швейцарский банк

Андреа Фациоли

Как ограбить швейцарский банк

I

Паутина

1

Бесстыдная удача

Чтобы разбогатеть, достаточно малости. Самой малости. Пылинки в механизме, нерешительности шарика, который вот-вот остановится на тридцати пяти.

Или просто: угадать нужный момент.

«А я вот, – думала Лина Сальвиати, дергая за рычаг слот-машины, – а я вот никогда ничего не угадывала». Ее обволакивал рокот казино. Слова, сказанные вполголоса, чтобы не спугнуть удачу, смешки, всплески шума во время забега механических лошадок.

Не стоило играть на выигрыш. Лина понимала, что ей следовало быть в другом месте. Но уже никуда не денешься. И к тому же, в конце концов, метод терпения сработает. Расчет вероятностей. Рано или поздно все что-нибудь выигрывают. Достаточно малости.

«Scheisse![1] – воскликнула женщина рядом с ней. – Сегодня вечером что-то не так!»

У нее был сильный немецко-швейцарский акцент. Волосы собраны под косынкой в цветочек, и цветы повсюду: желтые розы на блузке и на юбке, стеклянные ромашки в ушах, и глаза холодные, как пара хризантем.

Лина на нее посмотрела. Обычно игроки на слот-машинах друг с другом не разговаривают. Но возможно, в казино Лугано хорошее воспитание брало верх над суеверностью. Поэтому Лина сумела изобразить полуулыбку.

– Похоже на то… Вечер не задался!

– Was sagst du?[2] Продолжай играть! – выпалила женщина со своим акцентом, тяжеловесным, как кирка. – И без тебя тут есть кому сглазить, oder?[3]

Лина проследила за ее взглядом и увидела через пару-тройку автоматов молодого человека в вечернем костюме. На вид лет тридцать, глубоко посаженные глаза, коротко стриженные светлые волосы. Парень не играл, а смотрел на них. Лина вздрогнула. А что, если он здесь из-за меня?

– В казино приходят, чтобы играть! – изрекла цветочная особа, поглядев сперва на молодого человека, а потом на Лину. – Не приходят, чтобы ухаживать!

И резко опустила рычаг. Картинки побежали перед ней, как кусочки мозаики в калейдоскопе. Внимание женщины снова переключилось на автомат. Всякий раз – дуновение надежды по дешевке. Кладешь франк, опускаешь рычаг, все возможно… Лина отвела глаза. В больших казино, да и в маленьких тоже, никогда нельзя задерживать взгляд на других игроках.

– Хоть бы раз чуток удачи, – бормотала цветочная женщина, – ну хоть бы раз дали поиграть спокойно.

Лина отвернулась от зоны игровых автоматов. Вынужденная пауза в игре сломала ей ритм, да еще взгляд этого блондина действовал на нервы.

Ее долго не было в Швейцарии. В последние месяцы где только она не играла: от больших столиц и курортных казино до полуподпольных игровых заведений, где ставят по-крупному и куда съезжаются профессионалы, ища добычи. Наконец в поисках удачи она решила вернуться на родину.

Но стоит лишь подумать об удаче, как она пропадает. Сейчас у Лины была квартира в Лугано, несколько сот франков и гора долгов, такая громадная, и она росла сама собой: первые долги порождали другие, которые, в свою очередь, увеличивались, и так далее. А потом гора обрушивается на тебя, и ты уже больше не играешь.

Она села в баре, у панорамного окна с видом на город, и заказала минеральную воду. Вот ведь беда – она не чувствовала себя несчастной. У края пропасти ей, как ни удивительно, удавалось об этой пропасти не думать. Она сидит себе там, в своем огненно-красном вечернем платье, накрашенная и с красивой прической, молодая и уверенная в себе. До богатства один шаг.

Все зависит от того, как смотреть на вещи, подумала она.

– О чем вы думаете? – послышался мужской голос.

Лина вздрогнула. Светловолосый парень нашел ее в баре. Значит, ее догадка верна. Беды следовали за ней, облекшись в вечерний костюм, норовя рассеять последние остатки грез.

– Что вам нужно?

– Меня зовут Маттео. Вы позволите?

И, не ожидая ответа, он уселся перед ней. В руке бокал с темной жидкостью.

– Я вас не знаю, – сказала Лина, стараясь сохранять спокойствие.

– А вот и неправда. Я только что представился. У нас больше нет секретов.

– Послушайте…

– Я знаю, что вас зовут Лина Сальвиати и что вам нужно выиграть.

Маттео прервался и отпил своей темной жидкости. Лина решила, что это виски.

– Видите ли, – продолжил новый знакомый, – я знаю о вашей проблеме, потому что у меня много друзей. Но вам я больший друг, чем другим друзьям, так что вы не должны беспокоиться.

Лина задолжала не вполне благонадежным людям. Она знала, что рано или поздно ей придется кому-то из них вернуть деньги: в прошлом у нее было несколько неприятных встреч. Но этот светловолосый малый как будто отличался от обычных сборщиков долгов, которые, по большей части, только пялились украдкой на ее грудь и произносили неясные угрозы.

– Я знаком с господином Форстером, – говорил тем временем Маттео. – Знаю, что вы с ним встречались при особых обстоятельствах, благодаря профессии вашего отца.

– Но что…

– Ничего не говорите! Еще мне известно, что за последние годы вы выжали из старика Форстера немало денег. И он хотел бы получить их назад. Не чувствуете, как он дышит вам в затылок?

– Я… я не…

Маттео придвинулся к ней и слегка дотронулся до ее колена.

– Я следил за вами в казино и видел, как вы проиграли сначала пятьсот франков в рулетку, а потом не знаю уж сколько на автоматах. Что бы сказал об этом Форстер? – Маттео не стал ждать ответа. Он откинулся к спинке стула и закончил: – Форстер тоже, возможно, установил за вами слежку. Он не глуп, понимаете? Он знает, что вы в Лугано и что вы сорите его последними деньгами.

– Но что вы себе позволяете? – Лина решила отвечать в резком тоне. – Кто дал вам право…

Маттео пристально посмотрел ей в глаза:

– У меня, видите ли, есть замысел. И вот уже не один месяц я его обдумываю. И в моем замысле есть место и для вас.

Лина не знала, что сказать. Этот тип, судя по всему, был моложе ее, по крайней мере, года на четыре, а то и на пять лет, но разговаривал с ней как старший. И твердо гнул свою линию. Она испепелила его взглядом и встала, собираясь немедленно устроить скандал. Но Маттео опередил ее:

– Сейчас я должен вас покинуть. – Он тоже встал. – Но я объявлюсь снова. Очень прошу: не играйте больше!

Прежде чем Лина смогла ответить, он поспешил к выходу.

Вокруг бара ничего не изменилось. Казино – место, вечно равное самому себе. Затуманенный взгляд официантов, парочки, которые держатся за руки, бросая кости. Мальчишки, переодевшиеся взрослыми. И этот фоновый гул, размеченный однообразными голосами крупье. Лине нравились темно-красные шторы, палас, приглушающий шаги, и золотистая хромировка игровых столов.

Я не должна уступать, подумала она. Это моя война, только тут я могу решить всё. Всё, что началось, когда… Она уже не знала когда. Однажды она начала играть, на Лазурном Берегу, чтобы перебить скуку и убежать от отца. И больше не переставала: ночи, дни, отпуска, море, работу – всё поглощал этот миг ожидания перед приговором. Этот миг опьянения, когда любой исход еще возможен.

Она решила снова попытать счастья в рулетке. У нее были особые отношения с тридцатью пятью. Рано или поздно сработает, подумала она, идя за новыми фишками. А кто смеется над такими вещами, ничего не понимает в жизни. Она играла, не переставая, даже в туалет было некогда сходить. Для воспоминаний у нее в голове не осталось места.

В этот вечер удача ей опять не улыбнулась. Возможно, она не сумела забыть о том, что ей нужны деньги. Возможно, встреча с тем светловолосым парнем ее отвлекла. Так или иначе, Лина оставила в казино еще двести франков и вышла на озерную набережную.

Улица, идущая вдоль Черезио,[4] была закрыта для автомобильного движения. Лина шла, ни о чем не думая. Вокруг нее роилась летняя вечерняя толпа. Семьи на прогулке, парни с голодными глазами и девчушки, пытавшиеся выглядеть неискушенными.

Предгорье Альп летом играет в Средиземноморье. Лина миновала «Тропикал Лаунж», увидела, как мелькнули белые рубашки и татуировки. На заднем плане – темный контур гор. Ритмы сальсы и меренге терялись в озере. Лина присела на деревянный стул выпить мохито. Рядом был киоск, где продавались напитки и мороженое. Чуть поодаль – дощатый помост с латиноамериканскими танцами.

Лина пыталась вернуться к обычной жизни. В тот вечер она поставила на кон всё. Теперь ей осталось выполнить привычный ритуал: добраться до дома, принять душ, спать, борясь с духотой, а на следующий день снова приняться за поиски работы. Рядом с помостом была статуя. Человек, указывающий пальцем на небо. Лина подумала, кто бы это мог быть.

Внезапно люди и музыка стали раздражать ее. И экраны мобильных телефонов, мигавшие в тени, как светлячки за городом. Она заметила, что мужчины поглядывают на нее с танцпола заинтригованно. Да, ее вечернее платье, похоже, тут было не к месту.

Она прошла набережной до площади Реформы. Потом направилась к центру и к многоуровневой автостоянке, где оставила машину.

На улицах вокруг площади Сан-Карло народу было немного. Прочные стены домов и магазинов позволяли догадываться, что за ними – мир, где все устойчиво. При виде банка, массивного, серого, за оградой, Лине взгрустнулось. Я следую за бабочкой, за чем-то, что создано моей фантазией. Настоящее богатство здесь, думала она, настоящая надежность – за этими стенами. И однако, она знала, что уже поздно менять путь.

И дело было не только в деньгах. Когда на дворе кризис, денег недостает всем. Но Лина попросила их не у тех людей. Подходя к автостоянке, она все яснее осознавала свое положение. Форстер и его друзья были профессионалами, людьми, которые не могли позволить себе исключение из правил. И могли причинить зло: они умели быть очень злыми.

Попросить помощи? У кого? Лина подумала об отце, но тут же прогнала эту мысль. Он отказался от жизни: он все равно что умер. И все же… Лина увидела все, как при свете молнии. Она была в опасности, и она была одна. Оплатила место на автостоянке. Может быть, впервые, ища в темноте свой автомобиль, она осознала: чтобы выйти из этой ситуации, недостаточно ее обычного нахальства. На сей раз требовалось вмешательство извне. Бесстыдная удача. Что-то, что зачеркнуло бы прошлое, что оказалось бы сильнее слов крупье. Rien ne va plus.[5]

2

Садовник

Старая госпожа Августина откинулась на спинку кресла. Прищурила глаза от солнца, все ниже опускавшегося к горизонту. Расправила край юбки, слушая – как бы ненароком – стрекот цикад. Госпожа Августина любила цикад.

Камердинер принес поднос и поставил его на столик из кованого железа. Хозяйка поблагодарила его кивком головы и сказала:

– Спасибо, Жорж, выпейте что-нибудь и вы.

Жорж, в свою очередь, поблагодарил ее и налил две рюмочки пастиса. Потом сел и посмотрел в сторону парка. Грозы предыдущей недели сотворили чудеса. Гибискус наконец расцвел, а еще два куста вербены, рядом с входной аллейкой, доказывали, что и у провансальского лета есть про запас яркие цвета.

– Сегодня нет ветра, – заметила госпожа Августина.

– Верно, – кивнул Жорж, – это значит, что дождей больше не будет.

Грозы в начале лета были редки. Но их очень ждали, потому что они несли запас воды, которого обычно хватало до конца августа. Старая дама спросила у Жоржа, пойдет ли он в этом году на охоту.

– Ну, – произнес Жорж с гримасой, – попробую. В прошлом году куропаток не было видно. Но я взял пару зайцев.

– А, хорошо!

– Тех я продал, но следующих принесу вам.

– Ах, не стоит…

– Да нет, я ведь и Жану обещал… вон он, еще работает!

Жорж поздоровался с садовником, который поливал землю под розмарином, тимьяном и майораном. Госпожа Августина сказала Жоржу, чтобы он предложил рюмочку Жану; тот принял предложение, извинившись за перепачканные в земле руки.

– Взамен, – улыбнулась госпожа Августина, – принесете мне аромат розмарина!

И каждый выпил по глоточку пастиса, а цикады продолжали свой нескончаемый концерт. Вилла была построена в начале двадцатого века. Большое здание желтого цвета, с зелеными ставнями и гипсовой лепниной над окнами. Кое-где облупилась краска, балюстрада портика с каждым днем, казалось, ветшала все больше. Но, как говаривала госпожа Августина, лучше привыкать к ветхости.

Допив, садовник распрощался: ему еще надо было доделать работу и спуститься в деревню – выполнить поручение. Госпожа Августина призвала его не терять времени.

Перед отъездом он полил два куста кизила и несколько калин, особенно нуждавшихся в воде. Потом направился к восточному краю парка, где несколькими днями раньше посадил молодую оливу. Первые дни имели решающее значение для ее выживания.

Парк был старинного толка, без особо строгих линий, но с четкой разбивкой на тропинки, вкрапления леса, кустарник и цветочный декор. Главная аллея шла через луг слегка под откос, а потом раздваивалась: по одну сторону огороды, по другую – фруктовый сад. Садовник взял лопату из сарая рядом с огородами и прошел садом.

Дерево начинало наливаться силой. Садовник прибавил земли у ствола, создав что-то вроде запруды, чтобы вода оседала в выемке и не пропало ни капли. Он еще раз вскопал землю, надстроив земляную стену. Наконец взял лейку и напоил оливу.

Затем быстро умылся, переоделся и поспешил в деревню, чтобы успеть до закрытия банка и почты. Перед ним стояли бюрократические задачи: оплатить пару счетов, получить зарплату, послать три заказа на семена и черенки роз.

Он зашел пропустить стаканчик к Марселю. Перед рестораном находилась площадка, затененная тремя огромными платанами, с несколькими столиками и местом для игры в петанк. Клиентура у Марселя была пестрая: туристы, желающие попробовать какую-нибудь specialite,[6] туземцы, заправляющиеся аперитивом, охотники, которые утешались полулитровой кружкой пива после не особо успешного дня.

Садовник присоединился к игрокам в шары. Он играл неплохо: точно бросал на приближение и, главное, был хорошим pointeur.[7] Обычно он играл в команде с Жоржем, камердинером, который зарекомендовал себя отменным frappeur[8] (в среднем пять раз из шести выбивал своим шаром шар противника), и с механиком из деревни в качестве milieu.[9]

Впрочем, в этот вечер он только чуть-чуть побросал, просто чтобы не потерять навык. На площадке становилось людно, по мере того как солнце исчезало за колокольней. Три парня на скутерах остановились у платана. Старики сидели рядом, украдкой разглядывая прохожих.

Было там и несколько туристов. Один фотографировал партию в петанк, что не понравилось садовнику. Он очень любил размеренную жизнь: сад, аперитив, выезды на рыбалку, рыночные дни и воскресную мессу. Так было не всегда, но теперь он вступил на путь, о котором давно мечтал. Среди отдыхающих у него были друзья, однако он не любил шумных туристов, особенно когда они его фотографировали.

Он как раз готовился к броску, стоя в пределах rond,[10] когда его позвал Марсель:

– Эй, Жан, тебя просят к телефону!

– Меня? – изумился садовник. – Кто же это мне сюда звонит?

Они пошли внутрь заведения.

– Наверно, родственница твоя, – сказал Марсель. – Она спросила, знаю ли я Жана Сальвиати, и сказала: узнайте у него, хочет ли он поговорить с Линой Сальвиати.

Марсель произнес фамилию с ударением на последнем «и».

– Лина Сальвиати? – переспросил садовник.

– Именно так. Родственница?

Жан Сальвиати кивнул, поднося трубку к уху, но ничего не сказал. Сначала он подождал, пока Марсель отойдет. Наконец тихо произнес:

– Алло.

– Алло, – ответил мужчина по-итальянски. – Господин Сальвиати?

На сей раз ударение стояло на втором «а».

– Да, – подтвердил садовник.

– Это администратор бара «Ла Пергола», здесь, в Лугано, – продолжал мужской голос. – Ваша дочь звонила, но потом ей пришлось уйти. Она просила меня вам об этом сказать. А теперь прошу прощения…

– Но как я могу связаться с ней? – спросил Сальвиати.

– Откуда же мне знать? Я ведь даже не знаком с нею!

– А, ну конечно… извините. Но она ничего не сказала?…

– Она только набрала номер, потом ушла и попросила у меня прощения. Но вы-то уж знаете, как найти дочь, правда?

– Конечно, – пробормотал Сальвиати, вешая трубку, – конечно.

И остался в том же положении, спиной к стене, не шевелясь. Несколько секунд он слушал звуки, доносившиеся с площади, и думал о дочери. Сколько времени он не получал от нее вестей? С полгода, самое малое.

Жан Сальвиати испугался. У него на такие вещи все еще был нюх. Он чуял огонь задолго до того, как запахнет жареным. Сколько неприятностей ни сваливалось на его дочь, она никогда не принимала никакой помощи. Похоже, на сей раз передумала? Но почему? Что с ней произошло? Или что с ней должно произойти?

3

В первую очередь нужна смелость

Бывает, решаешь сделать что-то по причине, возможно, банальной, но, несомненно, убедительной, – просто другого выхода нет. Сколько Лина ни просчитывала варианты, ни придумывала планы, все равно вырисовывалось одно: субботний вечер без денег.

В казино не пойдешь, предложений о работе на горизонте не видно… Что ей оставалось? Приглашение на ужин, найденное в почтовом ящике. Сначала она не поняла, от кого оно, может быть, из-за фамилии на конверте. Но потом вспомнила блондина из казино.

Я Маттео, помните? Тот приятель, что разделил с Вами огорчения игрального вечера. Теперь, если Ваше положение не изменилось и Вы не найдете ничего лучшего, я хотел бы рассказать Вам о своем замысле. Почему бы нам не встретиться в восемь в баре на Лидо, в Лугано? Потом, если согласитесь, мне было бы приятно пригласить Вас на ужин.

Маттео Марели

Ну как можно доверять человеку, который пишет «игрального»? Ладно, подумала Лина, прикидывая, что надеть, – все равно надо пойти, заглянуть в его карты. В конце концов, ей так и не хватило духу попросить помощи у отца, хотя попытку она сделала. С тех пор как отец ушел на покой, отношения между ними не ладились. Лина не понимала его решения обосноваться в этой деревенской глуши, да еще и работая – вот уж дурацкое занятие – садовником.

Вообще-то дела у нее шли еще не совсем плохо. Если бы она нашла работу, если бы сумела на какое-то время пропасть из виду. Или если бы идея этого блондинчика оказалась стоящей…

Она решила не перегибать палку. Никаких платьев с глубоким вырезом или слишком легкомысленных юбок. Джинсы, туфли на каблуке и блузка из черного шелка. Она оставила волосы распущенными по плечам и сделала неброский макияж. В конце концов, не в шикарный же ресторан он ее пригласил.

Лидо Лугано – место о двух душах. Днем на берегу озера и вокруг бассейнов грудится толпа подростков, мам с детьми, бабушек и дедушек, прячущихся под огромными соломенными шляпами. По вечерам же бар зажигает огни и на поле боя выходят футболки в обтяжку, ногти, покрытые фиолетовым лаком, музыка и джин-тоник.

Маттео, тоже в джинсах и футболке, сумел придержать два свободных места в углу.

– Приятно видеть вас, – начал он, предлагая ей сесть. – Можем перейти на «ты»?

– Ты говорил, у тебя есть идея.

– Сейчас объясню. Выпьешь что-нибудь?

Они заказали два мартини и снова стали украдкой поглядывать друг другу в глаза. Лина все никак не могла разобраться в этом парне. Была в нем напористость и одновременно – интерес, который не выглядел поддельным. Лина подумала: а может, он просто хочет со мной переспать?

– Вижу, ты потихоньку успокаиваешься, – заметил Маттео.

– Народу тут немало, – парировала она.

– Да, неплохо. Музыка, озеро… и можно поговорить спокойно, правда?

– Конечно.

Каждый отпил своего мартини. Конец первого раунда.

Музыка и голоса не мешали беседе, но, чтобы разговаривать, нужно было сидеть поближе друг к другу. Оба поставили локти на стол. Но в то же время гам словно отгораживал их от остального мира, создавал ощущение уединенности.

– Я знаю, кто ты, – говорил Маттео, – навел о тебе справки.

– А вот я не знаю. Изволь рассказать…

– Ты можешь знать всё. Но давай без спешки. Ты влипла, причем сильнее, чем тебе кажется. Форстер со дня на день найдет тебя, хочешь ты того или нет.

– Если ты меня позвал, чтобы сказать это…

– Десятки тысяч франков. Или сотни? Сколько ты ему должна?

Лина привстала.

– Ну, довольно. Я…

– Подожди! – остановил ее он. – Я могу помочь тебе. И еще, не надо резких движений… Посмотри туда!

Неуместно, чуждо атмосфере Лидо и чуждо всему. Лина увидела человека, на которого указал ей Маттео. Крупный, мускулистый, но не в черной футболке, какие носят сотрудники безопасности Лидо. На нем был несуразный костюм в белую полоску и бейсболка.

– Но кто это? Что ты пытаешься…

– Подожди, сейчас познакомлю!

Колосс двинулся к ним, и Лина задалась вопросом, не допустила ли она ошибку. Сначала блондинчик с его намеками. А теперь этот амбал, который подошел без улыбки, пожал ей руку, сел за ее столик.

– Его зовут Элтон, – пояснил Маттео. – Друг Форстера. Если тебе кажется, что Элтон – нелепое имя, что ж, значит, мы мыслим одинаково.

– Чего вы хотите? – спросила Лина. К счастью, вокруг них было полно народу. Ей надо быть готовой бежать при малейшем признаке опасности.

– Расслабься, – сказал Маттео, – никто не хочет причинить тебе зло. Я выступил в роли посредника. Не так ли, Элтон?

– Господин Форстер говорит, что в целом он не против, – сказал Элтон. У амбала был изысканный говор и мягкий голос.

– Не против чего? – спросила Лина, которая начинала находить эту ситуацию нелепой. Но она знала, что нельзя недооценивать ни того ни другого собеседника.

– Не против полюбовной сделки, – пояснил Элтон. – В частности, потому, что господин Форстер в курсе вашего тяжелого финансового положения.

– То есть он знает, что у тебя нет ни гроша, – уточнил Маттео. Элтон продолжал:

– До сих пор господин Форстер ждал – в частности, из уважения к вашему отцу. Но теперь, когда ваш отец отошел от дел, единственным решением остается то, что было выдвинуто присутствующим здесь господином Марелли.

– То есть мной! – улыбнулся Маттео. – Элтон любит говорить красиво. Короче, дела обстоят так. Тебе нужны деньги, господин Форстер хочет получить обратно свои. А твой отец был профессионалом, одним из самых искусных.

– Но…

– Банки, супермаркеты, почтовые отделения, даже виллы и частные дома. Всё без насилия, с помощью нужных знакомств и…

– Хватит, – Лине удалось прервать его. – Мой отец переменил жизнь.

– Но у него есть кое-какие хорошие зацепки. Помимо опыта. Понимаешь, о чем я?

– Уверен, понимает, – сказал Элтон, который тем временем разжился бутылкой пива. – Замысел Маттео вытекает из добытых им сведений о некоторых довольно деликатных банковских переводах.

Один неудачный вечер в казино, думала Лина, и вот я тут. Элтон придвигался к ней и едва шевелил губами, словно читал наизусть стихи. Лина пыталась понять, где она ошиблась. За другими столиками девушки флиртовали и пьянели. Почему ей приходится говорить тут о деньгах?

– Это был бы хороший выход для всех нас, но, к сожалению, не хватает пары-тройки контактов, которые, мы уверены, у вашего отца как раз имеются…

– Но простите, – сказала Лина, – у Форстера ведь есть какие угодно контакты. Что вы…

– Господин Форстер не привык…

– …пытаетесь заставить меня сделать?

– …работать в этой специфической области. Мы…

– Ребята! – улыбнулся Маттео. – Давайте по порядку. В сущности-то надо только банк ограбить, правда?

Позднее Лина много раз вспоминала этот разговор. Амбал, который изъяснялся отточенными фразами, как профессор, запах алкоголя и пота, танцевальная музыка из динамиков. Ограбить банк! Будто из фильма какого-то слова.

Хотя… хотя, возможно, в замысле Маттео было что-то стоящее. Сколько раз Лина просила отца рассказать о его работе? Но он всегда отказывался, всегда. Пока не спрятался в Провансе, чтобы выращивать салат. И конечно, не разбогател.

Маттео же хотел работать с ней.

И хотел ее похитить.

– Рассуди хорошенько, Лина, это единственный способ расшевелить твоего отца. Без него мы не сможем получить доступ к информационной системе. И потом, нужен кто-то, знающий, как все организовать.

– Но может, я просто спросила бы у него, не хочет ли он нам помочь?

– И как ты думаешь, что бы он нам ответил?

И в самом деле, Жан Сальвиати никогда не согласился бы вернуться к своей старой жизни. Но если Форстер сообщит ему, что дочь, залезшая по уши в долги, у него в руках… и если он попросит информацию, нужную для ограбления…

– По правде говоря, – уточнил Элтон, – речь идет не столько о том, чтобы предоставить информацию, сколько о том, чтобы совершить само ограбление.

В шуме и в разноцветье Лидо слова Элтона и Маттео звучали неуместно. Но Лина сразу же поняла, что эти люди настроены серьезно. Она отодвинула бокал с мартини подальше от себя и обернулась посмотреть на озеро, ища облегчения в темноте. Они хотят инсценировать похищение, чтобы ее отец украл деньги. Потом разделят куш. А она? Она разделается с долгами.

– И может быть, – Маттео подмигнул ей, – ты даже что-нибудь заработаешь!

– Может быть?

– Ну, это зависит от того, сколько мы возьмем…

– И естественно, – Элтон прокашлялся, – тут играет роль и то, что господин Форстер желает скорейшего возврата долга.

Лина знала, что отец разобьется в лепешку, чтобы ей помочь. Но ни за что не станет совершать ограбление. Больше никогда.

И значит, ничего не остается, как обмануть его…

– Естественно, – добавил Элтон, – решение следует принимать довольно спешно.

Потом она все ему расскажет. Они еще над этим посмеются вместе. А может быть, обман даже поможет им снова сблизиться. Как игра. Оригинальный замысел, фокус-обманка, чтобы спастись от своих проблем.

Но если отец испугается? Если пойдет в полицию? Ну уж нет, это исключено.

Лина пыталась быстро взвесить все «за» и «против».

– Но и мой отец должен что-нибудь заработать!

– Видите ли, синьорина Сальвиати, – сказал Элтон, – ваш отец заработает устранение долгов своей дочери. Естественно, если украденная сумма окажется значительной, можно будет добавить определенный процент.

– Но как я могу доверять вам?

– Надо доверять, – сказал Маттео, – все мы должны доверять друг другу. Мы можем составить договор, если хочешь, но какую силу он будет иметь?

– Никакую, – ответил Элтон.

– Надо доверять, – повторил Маттео. – А то замысел не сработает.

Лина подняла брови:

– И нам придется идти на риск?

– Прежде всего, нужна смелость! – воскликнул Маттео. – И доверие. Будем сплоченными – можем сдюжить… И я говорю о деле незаурядном, поверь, Лина, – из тех, о которых говорят по телевизору!

Лина ему поверила. Что ж, у нее не было выбора. Но она не ослабит бдительности. Смелость и доверие – только слова, а Лина знала, что, когда на сцену выходят деньги, слова быстро теряют свой вес.

Элтон попрощался с щегольской учтивостью и ушел.

Лина решила расспросить Маттео поподробнее про банк, но ему хотелось сменить тему разговора. Внезапно он превратился в нормального парня посреди эйфории субботнего вечера. Скоро он убедил Лину завести речь о другом.

– Славно поработали этим вечером!

– Поработали? Но если…

– Я проголодался. А ты нет?

Они поели в приозерном ресторане, в Кастаньоле, и Лина заметила, что ей действительно стало спокойнее. Предстоящая необходимость солгать отцу ее беспокоила, но зато она уже не боялась Форстера. Она ушла от опасности. На время.

– А пока не будем больше об этом думать, – говорил Маттео. – И знаешь даже, что я тебе скажу? Почему бы нам не сходить куда-нибудь потанцевать? Тебе не надоело казино?

– Ну, в общем…

– Да ладно тебе, там одни старики! Хоть разок побудем среди молодых!

Лина улыбнулась. А вдруг я ему правда нравлюсь? Не то чтобы ограбление – только предлог, это было бы слишком глупо. Но, по сути, может – немножко, хотя бы понарошку…

– Ну так что? – наседал Маттео. – Я бы пошел в «Вера Круз», это классное место, а к тому же хозяин – мой знакомый. Что скажешь?

Они сидели за деревянным столиком в углу балкона, вдали от других посетителей. На темном глазе озера мерцали там и сям золотистые соломинки – катера с туристами или браконьерские лодки.

– Почему бы и нет? – сказала Лина, сплетя пальцы под подбородком и глядя на блондинчика снизу вверх.

Он широко улыбнулся.

– Значит, идем! Ночь – наша! Или у тебя завтра дела какие-нибудь?

– Ничего срочного. Ах да, мне надо организовать ограбление…

– Правда? Возможно, я смогу помочь вам, синьорина: вам какой масштаб, покрупнее или помельче?

Они засмеялись.

Лине не удавалось вовсе избавиться от сомнений, но облегчение она чувствовала, чего с ней не случалось уже довольно давно. Ушла тревога, спал груз прошлого. Годами тяжелое сожаление о своих поступках душило ее: на смену времени легкости всегда приходила пора платить по счетам, пора разбитых дружб – замкнутый круг. Но теперь все улыбались, все были с ней.

По крайней мере, на эту ночь.

И наконец, если она хорошо отыграет свою партию, быть может, удача ей подсобит.

4

Вино и треп

В этом углу Прованса в отпускную пору время иногда впадает в рассеянность. Послеобеденное солнце стоит недвижимо в небе, и перед глазами проходит одно старое лето за другим, они забираются в ставни или кружатся в пыли полутемной гостиной. И совсем нетрудно расслышать их жужжание в звуке проезжающего по улице мопеда.

Жан Сальвиати чутко внимал знакам летних времен, погребенных в прошлом. Возможно, потому, что летнего отдыха ему досталось немного. В течение года он жил в Швейцарии, а на каникулы отправлялся во Францию, к деду и бабке. Именно там он научился многим вещам, о которых можно сказать: ты осознал, что владел ими только после того, как их забыл.

– Хорошо тут, правда? – сказал Филиппо Корти.

– О да! – воскликнула его жена Анна. – Домой отсюда не хочется.

Сальвиати ограничился кивком. Было нечто в неспешных сумерках, что напоминало ему отца. Его отточенные жесты, тщательность в подготовке к делу. Когда он впервые пошел с ним грабить квартиру, дед с бабкой пару лет как умерли. Именно так, без драм, Жан Сальвиати оставил за плечами детство.

– Ну что, Жан, удалось тебе вылечить свою сосну? – спросил Филиппо.

– Скажем так, – ответил садовник, – я понял, что с ней не так.

– И что же?

– Там была… chenille, как это по-итальянски? Походный шелкопряд, думаю.

– Паразит?

– Типа того. Потом они превращаются в бабочек. Но прежде они днем сидят в своем шелковом гнезде. А каждую ночь выходят шеренгой поесть иголок на верхушке сосны.

– Да ладно!

Они сидели на балконе дома Корти, держа бокалы с красным вином. За горами, пониже, сверкал берег. Еще дальше было море. Но в это время суток его уже не различить, предметы теряли четкость очертаний.

– Потом они превращаются в бабочек, темных таких, с желтыми пятнышками, – говорил Сальвиати, куря трубку медленными затяжками. – Они еще и опасные: если их потрогать, жалят, как морские медузы.

– И сначала они едят иголки морских сосен? – спросила Анна.

– Это сосна Алеппо, но думаю, им все равно. Так или иначе, я купил дезинфицирующее средство.

– Но интересная это штука, что ночью они выходят есть, – заметил Филиппо – Точно как дикие звери.

– Или воры, – улыбнулась Анна.

Сальвиати и ухом не повел. Теперь он не чувствовал даже напряжения. В прошлом при таких словах у него внутри заработал бы сигнал тревоги. Но теперь он жил другой жизнью. Он вынул трубку изо рта и сказал:

– Ну да… как воры… днем спят, ночью идут на дело.

Корти были из кантона Тичино. Он работал преподавателем естественных наук, она – библиотекарем на полставки. Уже много лет они проводили отпуск в Провансе. Всегда снимали один и тот же дом, совсем близко от деревни, но уже на горе. Сальвиати любил ужинать у них, помимо прочего, из-за этого ощущения, что ты далеко от мира.

– Если подумать, – говорил тем временем Филиппо, вращая в руках бокал с вином, – в сущности, было бы неплохо пожить жизнью вора высшего класса. Вроде Кэри Гранта из «Поймать вора». Чудная вилла на Лазурном Берегу, красивые женщины, спортивные машины…

– Дом в Провансе у нас есть, – сказала его жена. – Только не говори мне, что тебе не хватает красивых женщин!

Филиппо улыбнулся. Он был худощав, лет сорока, с густой и вьющейся шевелюрой и такой же бородой.

– Может быть, мне не хватает ограблений. Наверно, здорово организовывать дело, подгадывать нужный момент, планировать бегство…

Сальвиати хорошо знал эту светскую игру. Вот так она и возникала обычно: летний вечер, время, которое надо чем-то заполнить, полет фантазии. Представь себе, что ты грабишь банк! И он, не говоря лишнего, включался в игру.

– Почему бы и нет? – приподнял он уголки губ. – Если хотите, можем попробовать.

– Я за! – ответил Филиппо.

– Продумаем приличное дельце, и вы сможете переехать сюда на весь год.

– Но сегодня такое уже не проходит, – возражала Анна. – В конце концов их всех ловят, даже тех, кому удается бежать с деньгами.

– Ну, не то чтобы всех, – сказал Филиппо. – Я вчера прочитал в газете историю Ронни Биггса, того, что в шестидесятые ограбил почтовый поезд и сбежал с… кажется, там было почти четыре миллиона фунтов! А тогда это была головокружительная сумма.

– И его так никогда и не поймали?

– Более или менее.

Филиппо обожал рассказывать истории, вычитанные в газетах. Он откинулся в маленьком кресле и стал дожидаться вопроса. Сальвиати с ним не замедлил:

– Более или менее? – спросил он. – В каком смысле?

– Их было шестнадцать, – сказал Филиппо, – и на подготовку дела у них ушло больше года. Главным был Рейнольдс. Он и Биггс познакомились в тюрьме, где они обнаружили, что у них много общего: любовь к джазу, к Хемингуэю и к Стейнбеку.

Сальвиати улыбнулся в темноте. Сколько раз он слышал рассказ о Великом Ограблении Поезда!

– …и вот, изменив цвет сигналов на семафоре, они сумели остановить поезд, – рассказывал Филиппо – Одни налетчики связали машиниста и кочегара, а другие отцепили заднюю часть поезда. Тепловоз поехал дальше вместе с вагоном, где были деньги. В километре с небольшим третья группа ждала обрубок поезда. Ну и дело с концом: они взяли деньги и сбежали.

– Куда? – спросил Сальвиати.

– Спрятались на ферме, которую прикупили перед тем, как идти на дело. Поделив добычу – пришлось почти по двести тысяч фунтов на брата, – они все сбежали и укрылись в Лондоне.

Филиппо замолчал, все замолчали. Они умиротворенно вдыхали теплый воздух провансальской ночи и гнались за мечтой о миллионном ограблении. Но Сальвиати решил разрушить чары и спросил:

– Ну а потом?

– Они допустили ошибку. – Филиппо вздохнул. – Член банды, который должен был поджечь ферму, положил в карман свою долю и смылся, оставив все, как есть, со всеми отпечатками пальцев. Отпечатки Биггса обнаружили на игре «Монополия».

– Значит, верно, что в конце концов их всегда ловят, – сказала Анна.

– Похоже на то… – заметил Сальвиати.

– Как бы не так, погодите! – воскликнул Филиппо. – Личности некоторых членов банды вообще никогда не были установлены: они наслаждались богатством и не знали забот. А Биггса поймали, но ему удалось сбежать из особо охраняемой тюрьмы по веревочной лестнице, только подумайте, и он удрал в Южную Америку.

– И английская полиция так его и не нашла?

– Еще как нашла! Он себя вовсю рекламировал, пел с рок-группами, путешествовал, заводил детей. Но с Бразилией не было договора об экстрадиции, так что его никак не могли схватить.

– А теперь? – тихо спросил Сальвиати.

– Теперь он в тюрьме.

– А-а.

– Вернулся в Англию, чтоб его полечили: ему почти восемьдесят, и он дышит на ладан. Вы только представьте себе: сорок лет человек скрывался от правосудия!

– И все-таки его поймали, – сказал Сальвиати.

– Ну, он дал себя поймать. И продал свою историю таблоидам. Но как знать, скольким ворам удается провернуть дело и исчезнуть…

– У нас получится! – воскликнула Анна. – Мы разработаем безупречный план! Нужно только хорошенько изучить расписание поездов…

– Да, но как мы остановим поезд?

– А мы не будем его останавливать: выбросим мешки с деньгами из окна!

– И кто-нибудь будет наготове, чтобы их подобрать!

– Но охрана?

– Достаточно заменить мешки заранее, когда их грузят в поезд.

– Будь у нас форма железнодорожника…

– А почему не полицейская? Тогда можем войти в вагон с деньгами.

– А у тебя, Жан, есть какие-нибудь идеи? – спросила Анна.

Сальвиати улыбнулся. Глаза Анны блестели в темноте. Довольно самой малости, думал он, самой малости…

– О, я слабоват в этих вещах, – сказал он, поднося спичку к трубке. – Вряд ли я мог бы вам помочь.

– Найдем роль и для тебя, – сказал Филиппо.

– Я буду мозгом банды! – воскликнула Анна. – Ты, Филиппо, займешься расписаниями и распределением времени, ты ведь знаешь, что я не пунктуальна. А ты, Жан, мог бы собирать информацию. Ну, там, спрашивать, как на вокзале организованы смены, и так далее.

– Отлично, – пробормотал Сальвиати.

– Надо сохранять хладнокровие и быть готовыми ко всему, – заметил Филиппо.

– Нда! – Сальвиати покачал головой. – Нет у меня способностей к ограблениям…

– Да мы тебя научим! – улыбнулась Анна. – Мы как Бонни и Клайд!

– Нет, вы ее послушайте! – воскликнул Филиппо. – Она говорит так, будто всю молодость только и грабила банки!

Все трое засмеялись, причем и смех Сальвиати был неподдельным. Смех садовника со старой провансальской виллы. А вдали, над морем, луна окрашивала ночь, глубокую и полную цикад, ароматов. Время от времени ветер легонько теребил листву в саду и замирал на балконе.

– Хорошо здесь, правда? – снова сказала Анна. Ее муж кивнул. Сальвиати выпустил дым и сказал:

– В самом деле, прекрасный вечер.

Позднее, возвращаясь домой на своем старом скутере, Сальвиати вспоминал о трепе на балконе. Светская игра всегда завершалась возвращением к безмятежности, к отпускному ритму.

К счастью. Если бы все, мечтающие совершить ограбление, исполняли свою мечту, никаких тюрем не хватило бы. Сальвиати их покинул и был этому очень рад. В общей сложности он отсидел почти десять лет. Деньги ушли быстро, вместе с любовью к риску. И еще ушел тот дух приключения, который предшествовал ограблению, и та ленивая удовлетворенность, которая за ним следовала.

Сальвиати ехал сквозь теплую ночь, напоенную прихотями и запахами, быстро двигаясь по слабо освещенным улицам. В какой-то момент, спускаясь с холма, он подумал о дочери. Позднее он спрашивал себя, не было ли это предвидением. Если дочь страстно увлекалась игрой, разве не он был в этом виноват? Разве не он передал ей этот вкус к азарту, к неожиданному выпаду?

Ответа он себе так и не дал, потому что, едва добравшись до дома, был вынужден перейти к действиям.

Сальвиати жил в доме на краю парка. Это была солидная постройка, с толстыми стенами, небольшая, но хорошо расположенная: рядом был родник, который давал свежую воду круглый год. Поставив скутер, он зажег фонарь на веранде и зашел в холл. Письмо лежало на полу, под дверью. Сальвиати подумал, что его принес Жильбер, подсобный рабочий, который время от времени помогал ему в саду.

Сальвиати вошел на кухню. Аппетит у него еще остался: он съел ломоть хлеба и немного сыра. Потом выпил глоток воды и наконец раскрыл конверт. В этот миг все смешалось: годы ограблений, раскаяние, небо Прованса, мысль о дочери и то, что партия еще не окончена. Нет, он еще не мог выйти из игры.

Жан Сальвиати,

у меня есть проект, который тебя заинтересует. Знаю, что ты хотел бы мне отказать. Но поскольку Лина у меня в гостях на неопределенное время, думаю, ты мог бы взглянуть на это дело иначе.

Отвечай мне на почтовый ящик 4980, 6900 Лугано. И приложи это мое письмо к своему ответу.

С уважением,Лука.

Лука Форстер. Скупые фразы, никаких подробностей. Но Сальвиати ничего больше и не было нужно. Партия продолжается, вот и все. И ему надо будет просить госпожу Августину о разрешении на отлучку.

5

Возвращение в Лугано

Кто-то сказал, что места обладают собственной памятью.

Но Сальвиати с этим был не согласен. Память – в людях, в их глазах. Или в их вещах. Квартира Лины была маленькой, и в ней пахло затхлостью. Неубранная постель, пакет молока на кухонном столе, одеяло в желто-красную шахматную клетку на диване. Бокалы, оставленные на стеклянном столике в гостиной.

Диск Джона Колтрейна, книга о медитации, видеодиск с Хью Грантом, оставленный на ковре, перед телевизором. Сальвиати медленно обводил взглядом квартиру, ища что-нибудь необычное, что-нибудь не на месте.

Но перед ним был обычный беспорядок. Ничего особенного.

Много бумажек на письменном столе. Счета на оплату, визитные карточки и программки кинофильмов или концертов. Денег – никаких, кроме двадцати франков в ящике тумбочки.

Сальвиати сел за кухонный стол. В квартире не было ни следов борьбы, ни даже следов добровольного отъезда. Правда, молоко было просроченное. И герань на балконе подвяла. Лина не собиралась отлучаться надолго.

Так значит, Лука Форстер причинил ей зло?

Не будем перескакивать к выводам, подумал Сальвиати, выходя из квартиры. Он принес с собой инструменты, чтобы туда проникнуть, но дверь не была заперта на ключ. Он не стал запирать ее и вернулся на улицу. В подъезде не было ни домофона, ни консьержа. Чтобы войти, Сальвиати пристроился к жиличке, увешанной пакетами из супермаркета, поздоровавшись с ней и помогая ей зайти в лифт.

Он шел по улице, идущей вдоль Кассарате.[11] Уже много лет он не заглядывал в итальянскую Швейцарию. Но, шагая, он узнавал улицы, запах города. Стало больше автомобилей, больше иностранных акцентов и лиц. Включая мое, подумал он. Остановился посмотреть на реку. Красный мяч упал под маленький водопад. Приток и отток воды держали мяч недвижимо в одной точке.

Сальвиати это зрелище почти загипнотизировало. Он не отрываясь глядел на мяч, пока голова не освободилась от всех мыслей.

Потом присел выпить пива на балконе ресторана, в нескольких метрах от Кассарате. Теперь все было довольно ясно: Форстер – хозяин положения. И Сальвиати, пока не поймет, где Лина, вынужден плясать под чужую дудку.

День был теплый, над асфальтом стлалась влага. На парковке у Павильона Конца[12] солнце полыхало на полированном металле автомобилей.

Сальвиати пересек перекресток в конце улицы Кассарате и двинулся пешком к центру. Он ответил на письмо Форстера, написав ему просто: «Я в Лугано». И Форстер назначил ему встречу этим вечером в шесть, в квартире в Парадизо.[13]

Когда Сальвиати дошел до центра, было четыре. Он заметил, что построили новый автобусный вокзал. Современная штуковина, пластик и геометрия. Глянул на расписание и разработал маршрут, такой, что привел бы его в Парадизо к пяти. Потом скрасил ожидание прогулкой по центральным пешеходным улицам. Он пытался успокоиться. На улицах народу было немного. Несколько светловолосых туристов, несколько пар с мороженым. Вьетнамки Бермуды. Солнечные очки Дети и самокаты. Потные служащие, галстук – как поводок.

Позднее, подойдя к дому, указанному Форстером, Сальвиати был по-прежнему спокоен, не обременен мыслями. Он обрел нужное состояние души, когда чувства настороже, а эмоции под контролем.

Дом был на холме и смотрел на озеро. Сальвиати прошел по мосткам, подвешенным над садом с гиперикумом и полиантовыми розами. Дверь квартиры распахнулась незамедлительно. Сальвиати узнал обезьяноподобное лицо Элтона. Приветливо с ним поздоровался. В другой жизни они вместе работали по скупке и хранению краденого.

– Господин Сальвиати, рад снова видеть вас, – сказал Элтон. – Замечаю, что вы пришли заранее.

– Да.

– Пойду посмотреть, готов ли господин Форстер к…

– Скажи ему, пусть заходит! – донесся крик Форстера из глубин квартиры.

В кабинете было три безупречно белых стены. Четвертая, полностью застекленная, выходила на озеро. Солнце заставляло щуриться, но казалось почти ненастоящим из-за кондиционированного воздуха, который остужал квартиру.

– Сальвиати, – сказал Форстер. – Давненько не виделись.

Это был осанистый мужчина с черными как смоль волосами и парой усов, которые придавали ему барский вид. Пополнел, подумал Сальвиати.

– Ты похудел, – заметил Форстер, когда они пожимали друг другу руки.

Хотя они почти не отличались по возрасту, виски у Сальвиати подернулись сединой, и он был как будто несколькими годами старше.

– Что там за история с моей дочерью?

– Садись, поговорим об этом. – Форстер обозначил улыбку, не разжимая губ. Голос у него был приятный, совершенно бесстрастный.

В комнате стояли только стол и два стула. Никаких вещей, никаких безделушек. На поверхности стола – стопка чистых листов, карандаш, авторучка. Сальвиати сел и повторил:

– Что за история с моей дочерью?

– Знаю, ты отошел от дел, – сказал Форстер. Сальвиати в ответ только посмотрел на него. – Тебе известно, что твоя дочь мне задолжала… Элтон?

Элтон стоял у двери Перед тем как заговорить, он сделал шаг вперед, чтобы войти в поле зрения Сальвиати:

– Двести двадцать три тысячи франков, мне кажется, если без процентов.

– Поездки, – пояснил Форстер, – азартные игры, гостиницы, казино и…

– Форстер, – сказал Сальвиати. Форстер поднял руку.

– Подхожу к главному. Темнить нет смысла. Так или иначе, мы с тобой славно поработали в свое время. Помнишь?

Сальвиати не сказал ничего. Он прикрыл веки, будто вот-вот уснет. Но Форстер знал его хорошо и поспешил продолжить:

– На сей раз мне сообщают, что можно двинуть неплохое дело, но, чтобы организовать его, мне не хватает инвентаря. А вот у тебя он есть. Так что делаешь для нас работу, и мы ликвидируем долг твоей дочери. Лады?

– Где моя дочь?

– Этого я тебе не могу сказать.

– Что вы с ней сделали?

– Ничего. Скажем так: я подержу ее у себя в качестве гостьи, пока мы не провернем нашу операцию.

– А если я пойду в полицию? – Тут уже Форстер решил помолчать. Немного погодя Сальвиати сказал: – Ты сволочь.

– Знаю. Но мне нужны эти деньги.

– Какие у меня будут гарантии?

– Мы же деловые люди. Я хочу только деньги.

– А если Лина заявит на тебя в полицию, когда освободится?

– Мы с тобой хорошо знаем, что она этого не сделает.

– Ты не можешь быть уверен, что мне удастся сделать то, что ты хочешь от меня.

– Не могу. Но ты попробуй. Слушай, Сальвиати, я не собираюсь тебя накалывать. И даже вот что: сумма такая, что ты и заработаешь на этом, кроме того, что…

– Пошел на… – пробормотал Сальвиати, словно о погоде высказался.

Форстер наклонил голову, извиняясь. Потом схватил авторучку со стола и стал ее тщательно изучать.

– В любом случае, – сказал он наконец, – план превосходный. Этим делом занимается Элтон, который держит связь с человеком, подавшим идею. Прежний Сальвиати не колебался бы.

– Прежний Сальвиати не работал с чужими планами. Даже если его шантажировали.

– План сможешь разработать сам. Мы дадим тебе исходные данные.

– А что вы хотите, чтобы я сделал?

– Ты должен украсть десять миллионов франков в «Юнкер-банке».

Молчание. Форстер поднял глаза, отложив авторучку. Сальвиати пристально на него посмотрел. Мигнул.

– Десять миллионов франков… – пробормотал он. – Десять. Миллионов. У «Юнкера». Вот она, значит, твоя идея. Для этого ты забрал мою дочь.

– Слушай, Сальвиати, это задача выполнимая. Мой информатор…

– Пожалуйста, – Сальвиати поднял руки. – Пожалуйста, ничего больше не говори.

– Но…

– Хватит!

Молчание. Сальвиати закрыл глаза. И с каждой минутой он все отчетливее понимал, что выхода у него нет.

6

Вдали от глаз мира

Этот человек работал в фирме, создающей системы безопасности для банков и кассовых аппаратов. Маттео помнил его хорошо. Помнил его глаза, влажные и умные, помнил его привычку причесываться при виде своего отражения в зеркале.

– Думаю, сегодня мы усваиваем новую концепцию, – говорил он всегда, – а именно банк как жизненный опыт.

Банк как жизненный опыт? А почему бы и нет? Зависит от точки зрения…

Тот учебный семинар для сотрудников службы безопасности оказался более полезным, чем предполагалось. Во-первых, Маттео понял, что сфера security[14] и охраны не для него. А во-вторых, он обзавелся несколькими ценными знакомствами.

Маттео Марелли никогда и не мечтал ограбить банк, обычно он занимался мелким жульничеством. Но он был не против замахнуться на масштабное дело. Поэтому он пил пиво в пабе «Клейтон» в Виганелло с Жаном Сальвиати.

– Я не могу вам помочь, – говорил Сальвиати, – я никого больше не знаю.

– Но вы должны мне помочь, – отозвался Маттео. Сальвиати испепелил его взглядом.

– В конце концов, вы не пожалеете, – продолжал Маттео. – Так или иначе…

– Довольно. Скажите, что вы хотите от меня. Маттео был в восхищении. Этот старик сидел перед ним, обожженный солнцем и прочный, как дуб, не уступая ни на секунду искушению оскорбить его или надавать ему по морде. И в то же время он производил впечатление очень горячего человека. Но ведь хороший вор таким и должен быть, разве нет?

– Все очень просто, господин Сальвиати. У меня много друзей в этих кругах, и мне удается получить немало сведений. Но я не в состоянии извлечь из них пользу, а вы это можете.

– Я работаю садовником.

– Ладно вам, господин Сальвиати… Молчание. Сальвиати вытащил трубку и начал набивать ее табаком.

– Расскажите, что вам от меня надо.

– Только смотрите, в общественных местах курить нельзя.

– Я не курю. Набиваю трубку.

– Понимаю.

Лучше не противоречить старику, подумал Маттео. Поставил кружку с пивом перед собой и передвинулся к краю стола, понижая голос.

– Мы не хотим брать крупное отделение «Юнкера», в Цюрихе или в Лугано. Там это было бы невозможно, ну, или, по крайней мере, очень рискованно. – Он умолк на мгновение, ожидая комментариев. Но Сальвиати никак не реагировал, только уминал табак в топке трубки. «Клейтон» был заведением темным и шумным. Они сидели рядом с бильярдным столом, у окна на улицу. – Если мы выберем мелкое отделение, это позволит нам… Что вы сказали?

– Десять миллионов, – пробормотал Сальвиати. – Вы хотите взять десять миллионов франков в мелком отделении?

– В том-то вся и штука! Я узнал, что будет денежный перевод. В «Юнкер» только что пришел ценный консультант, private banker,[15] который приведет с собой своих клиентов. Естественно, это такие клиенты, которые перемещают большую наличность. Есть промышленник из Северной Италии…

– Промышленник?

– Ну, скажем, деловой человек, что бы мы ни понимали под словом «дела». Не желая расставаться со своим доверенным консультантом, промышленник покинул банк, где он был раньше, и решил перебросить ценные бумаги и деньги в «Юнкер».

На бильярдном столе, еще из тех, которыми можно пользоваться, опустив в щель монету, шла партия. Один из игроков громко смеялся, его смех подминал под себя голоса других и время от времени долетал до их стола.

– Деньги имеют неясное происхождение. Обычно банк не может прикарманить их подобным образом. Но в «Юнкере», знаете, как это бывает, проверки не всегда чересчур строгие. Они там хотят поскорее вырасти и готовы идти на риск. А к тому же, слышите, Сальвиати, мы сами выберем отделение, куда придут деньги!

Сальвиати озабоченно разглядывал свою трубку. Однако при этих словах он поднял глаза, не скрывая изумления:

– Можем выбрать? Это как?

– Там будет целый ряд переводов, этот клиент стоит гораздо больше ста миллионов. Как правило, это наличные, евро и франки, их доставляют в разные филиалы «Юнкера»: каждый раз – на сумму от пяти до десяти миллионов франков. Нам достаточно выбрать подходящее место, хапнуть деньги и свалить. Все просто.

Молчание. Сальвиати положил свою трубку на стол.

– Просто, да?

– Конечно! Мы сможем подготовиться заранее, так, чтобы…

– Гениально, не правда ли?

– Да. Дело в том, что…

Маттео почувствовал, что слова застревают у него в горле. Молчание заполнялось взрывами смеха, доносившимися от бильярдного стола.

– Слушайте, Марелли. Я вынужден сохранять терпение, хотя никогда не был в этом силен. Я уступаю шантажу, вам это известно. Но решаю все я, ясно?

– Я… но разумеется. Я хотел только…

– Дайте мне всю информацию, какая у вас есть. Я сяду, изучу вопрос. Потом свяжусь с этим ублюдком Форстером, и тогда посмотрим, что можно сделать.

– Согласен. Но…

– Но сейчас, прежде чем начинать что бы то ни было, я хочу поговорить с дочерью.

– Сейчас?

– Вы меня слышали.

– Но это невозможно! Я не знаю, где ее держат, я ничего не знаю!

Сальвиати привстал, оперся о стол и наклонился к Маттео.

– Вы что, действительно предполагаете, что я вам украду десять миллионов франков, даже не поговорив сначала с дочерью?

– Ну конечно, нет! Обещаю устроить разговор. Завтра рано утром она вам позвонит. Нагель[16] есть у вас?

– На… что?

– Ну, мобильный, сотовый?

– Купил тут какой-то. – Сальвиати порылся в одном кармане, потом в другом, затем пощупал карманы рубашки. – Но куда…

В конце концов он нашел телефон в табачном кисете. Панель была красно-белая.

– Мне еще дали карточку с номером, – сказал Сальвиати. – Но я не хочу, чтобы мне звонили не с чистого номера.

– Я тоже умею делать свою работу, господин Сальвиати.

Они обменялись номерами телефона чуть ли не тайком, как подростки, и Маттео, оплатив счет, сказал:

– Теперь пойду. Не собираетесь ли, случайно, проследить за мной? Предупреждаю вас, что это бесполезно. Я предусмотрел…

– Да пошли вы к черту и оставьте меня в покое! Сальвиати заказал еще пива и остался в полумраке «Клейтона», окруженный гомоном, сухим стуком бильярдных шаров. А Маттео, едва выйдя на улицу вздохнул с облегчением.

Виганелло – городок, состоящий из горстки идущих в гору улиц, горстки фонарей и нескольких баров на углах улиц. Большинство заведений выставило столики на тротуар. Маттео шагал быстро. Время от времени он оборачивался, только чтобы убедиться, что никто за ним не следит.

Сумеет ли Сальвиати сохранить спокойствие? Маттео сделал вид, что завязывает шнурок на ботинке у «Еды на вынос». Если Сальвиати меня выследит, думал он, все пойдет к чертям собачьим. Но улица была пустынной. Маттео свернул направо и зашагал к верхней части Виганелло, где он оставил машину.

За рулем он думал о десяти миллионах «Юнкер-банка». Это была громадная сумма! Даже если учесть дележ с Форстером, даже если вычесть расходы. Он поехал по автостраде на север. Теперь только повнимательнее, чтобы не допускать ошибок. Сальвиати в свое время был большой мастер, но техника с тех пор ушла далеко вперед, как-то он теперь справится?

Было пол-одиннадцатого вечера. Маттео предстоял долгий путь: от огней Лугано до темных тропок долины Бавона. Он съехал с автострады в Беллинцоне, двинулся по кантональному шоссе на Локарно и проследовал к долине Маджа. Когда он добрался до Сонлерто, было уже без малого двенадцать ночи. По-прежнему погруженный в свои мысли, он пошел по тропинке в зарослях колючего кустарника. Кинув взгляд повыше, он увидел свет на горе.

Хорошо, подумал он, Лина еще не спит.

Выше сельского дома не было больше ничего. Это была последняя обитаемая точка в одной из самых малолюдных долин кантона Тичино. Маттео освещал едва заметную тропку фонариком. Потом и всякий след ее потерялся. Маттео пришлось пробираться сквозь лес.

Горное пастбище Корой было заброшено уже много лет. Природа отвоевывала землю, и дом подвергался зеленой осаде со всех сторон. Такой настойчивой, что снизу, если не горел газовый светильник над дверью, жилье было практически невозможно увидеть. Чтобы найти его, нужно было знать, где оно находится.

Мысль поместить сюда Лину принадлежала Форстеру, который оснастил этот дом всем необходимым – на всякий случай. Маттео предпочитал не думать, для каких целей Форстер использовал его прежде. Тот боялся, что Лина передумает: он приказал Маттео не терять ее из вида. Сначала он хотел приставить к ней другого сторожа. К счастью, Маттео удалось разубедить его, под тем предлогом, что Лина чувствовала бы себя не в своей тарелке.

– Где ты был?

– Виделся с Жаном Сальвиати.

Лина сидела с книгой перед огнем. Она была в свитере и джинсах. В каштановых волосах, распущенных по плечам, отражался свет. Услышав об отце, она вскинула голову. Маттео подробно рассказал ей о встрече.

– Но как он отреагировал? – спросила она, выслушав Маттео. – Обо мне не спрашивал?

– Я сказал ему, что ты в порядке. Лина огляделась.

– Ну, раз ты сказал…

Особым комфортом дом не отличался. Каменный пол, деревянный стол, несколько стульев, пара раскладушек и дровяная печь. В комнатке, приспособленной под санузел, со стенами из гипсокартона – умывальник и унитаз.

– А он-то что говорил? Когда грабить будем?

– Все хорошо. – Маттео снял ветровку и подошел к печке, потирая руки. – Все в порядке.

– Что значит «все хорошо»? Нам тут еще долго придется пробыть?

– Ну, пусть для нас это будет что-то вроде отпуска, – улыбнулся Маттео. – Как тебе это, маленький отпуск?

– Хорошо, называй это отпуском! Но отец ничего не сказал тебе обо мне?

– Он хочет поговорить с тобой по телефону.

– По телефону? И что же я ему скажу?

– Спокойно. – Маттео положил ей руку на колено. – Волноваться не о чем. На днях ты ему позвонишь и сообщишь, что все у тебя хорошо.

– Но как мне это сделать? Придется ведь наврать ему с три короба!

– Ты не должна…

– Мой отец не дурак, знаешь?

– Тебе не нужно говорить много. Скажи ему пару фраз, и хватит.

– Но я так ни за что не смогу! Он тут же почувствует, что…

– Лина, – Маттео посмотрел ей в глаза. – Ты в наш замысел веришь?

Пламя в печке было единственным звуком, единственным движением в темной комнате, которая пахла деревом.

– Я боюсь.

– Это нормально.

– Мы тут отделены от всего, отрезаны от мира…

– Мы вдали от глаз мира, Лина. Наедине с нашими мечтами.

– Здесь не над чем смеяться.

– А я серьезно.

– Тут ставка крупная, Маттео, тут банк надо грабить! И все это замешано на обмане, и обманутый – мой отец.

– Я знаю, Лина, это сложно. Но знаешь что? Это наш шанс, и мы должны им воспользоваться.

– Ну, пока что мы здесь, в халупе Форстера, взаперти.

– Как же так получилось, что ты ему задолжала? Маттео говорил с ней тихим, монотонным голосом. Ответы приходили как часть внутреннего монолога Лины; казалось, что там, возле печки, она одна, разговаривает сама с собой.

– Тут мало что скажешь. – Она поправила волосы за плечами, не отрывая глаз от огня. – Я ничего не умела делать. У меня есть диплом секретарши, и я работала в адвокатской конторе в Ницце, но мне было скучно.

– А отец чем занимался?

– Поначалу он был еще при делах. У меня ушли годы на то, чтобы это понять. Он был всегда далеко, всегда вот-вот приедет или вот-вот уедет.

– Он ничего тебе не рассказывал?

– Когда я поняла, что он вор, мне казалось, что это из области фантастики. По мне, это было здорово, я не думала ни про риск, ни про закон. Из-за этого я ощущала себя, как бы сказать… особенной.

– Как особенной?

– Не знаю… это давало мне чувство свободы, было чем-то вроде тайной игры, нашим с отцом секретом. Естественно, я просила его брать меня с собой, учить. Но он всегда отказывался.

– Пока не бросил всё…

– Ради работы садовником! Ну, где это видано? В пятьдесят лет! И он забрался в эту сельскую глушь…

– Но ты-то нет.

– Я – нет. Я осталась в Ницце. И попыталась познакомиться с его старыми друзьями. Ну и там – мужчины, вечера за игрой. Сорила деньгами. У Форстера куча интересов на юге Франции. Я с ним познакомилась. Я была дочерью своего отца. И к тому же…

Молчание.

– И к тому же? – пробормотал Маттео.

– Но это скучная история. Молчание. Маттео сказал:

– Моя тоже такая. Поэтому мы должны гнуть свою линию, понимаешь?

– Да. Я… я не из таких, кто сдает назад.

– Знаю.

Он погладил ее по волосам, медленно, завораживающе. Она продолжала смотреть в огонь, и он ей улыбнулся. Тогда Лина подняла глаза и улыбнулась в ответ. Тени играли на их лицах. Время от времени ветер задувал в каминную трубу, вздымая тучи искр и немного золы, а потом стихал.

7

Сыщик

Элия Контини был таким мужчиной, который, целуясь с женщиной, вполне вероятно, думает о чем-то другом.

Может, так оно и было.

Франческе следовало бы уже к этому привыкнуть. Но подруги не упускали случая напомнить ей о том, сколь нелепо жить с Контини. Так или иначе, Франческа поцеловала и обняла его в ответ. Он еще хлопнул ее по плечу, прежде чем оторваться.

– Как поездка прошла?

– Гладко.

Тоже очень в духе Контини – называть «поездкой» каждое перемещение из Милана в итальянскую Швейцарию. Франческа улыбнулась и взяла сумку.

– Пойду приму душ.

Контини кивнул. Они стояли на веранде дома в Корвеско. Воздух был полон запахов и шорохов, доносившихся из леса. Огней в городке было больше, чем обычно, – такое порой случалось в летние вечера.

Сыщик снова уселся в кресло из ивовых прутьев и раскрыл книгу. Свет на веранде был слабый, но Контини никогда не читал подолгу. Всегда одна и та же книга, как дань прошлому. «О призрачные тени! Троекратно сплетал я руки, чтоб ее обнять, и трижды приводил к груди обратно».[17] Стихи «Чистилища» напомнили Контини, сколь трудно доходить до сути вещей. «Смущенья ли была на мне печать, но тень с улыбкой стала отдаляться, и ей вослед я двинулся опять».[18]

Обнять пустоту, а потом следовать за тенью.

Иногда Контини задавался вопросом, не была ли чем-то подобным его работа. Случалось ли ему хоть раз отвечать на какой-нибудь вопрос по-настоящему? Все чаще в последнее время он разочаровывался в своем ремесле частного сыщика. Но ничего другого он делать не умел, и потом, как он нередко повторял себе, бывает и хуже. В сущности, это не самый плохой способ сводить концы с концами и оплачивать свои развлечения. Фотографирование лис, к счастью, недорогая забава.

Попозже в тот вечер он собирался сводить Франческу в лес. Он хотел показать ей успехи двух лисят, родившихся минувшей весной. Теперь они повзрослели и стали самостоятельными. Мать предоставляла им свободу действий, но братья еще стремились побольше быть друг с другом.

Он откинулся на спинку кресла, закрыл книгу. Решил позволить себе последнюю сигарету за день.

Иногда идет год за годом, и ничего не происходит, пока в один прекрасный день не поймешь, что изменилось все. А ты и не заметил. Контини в последнее время следил за отпрыском богатой семьи из Лугано, который стремился уйти из-под опеки своих родственников. Сыщик следовал за ним по адскому кругу ночных клубов, пока родители не сочли, что пора положить конец похождениям. Потом Контини проверял биографические данные нескольких служащих страховой компании. А теперь ждал следующего шанса.

Он глубоко затянулся. Серый кот выскочил из кустов и, прежде чем зайти в дом, потерся о ножки кресла. Что-то ты невесел, Контини. Что ж ты хочешь, котяра, не знаю, что бы еще для себя изобрести.

Не думать об этом… Нелегкое дело. Прошлой зимой в какой-то момент он решил разобраться со своим прошлым и понял, что его жизнь похожа на тайник, переставший быть тайным. Контини было почти сорок лет, и он знал, что долгие летние вечера могут навевать опасные размышления. Он научился заглушать их бокалом-другим вина, рассеивать мысли в сигаретном дыму.

Но чаще всего достаточно подумать о прошлом, чтобы накликать неприятности.

Гость не позвонил в звонок, не заявил о себе издалека. Он материализовался в двух шагах от веранды, отчего у кота шерсть встала дыбом. Контини моргнул и положил сигарету.

– Вы кого-то ищете?

– Элию.

Молчание. Кто же это называет его по имени? Сыщик встал с кресла, чтобы получше разглядеть лицо мужчины. Даже Франческа называла его Контини. Это имя – Элия, этот голос знаменовали собой прошлое. И предупреждали: что-то не в порядке.

– Кто ты?

– Не помнишь? Жан Сальвиати.

Контини не ответил. Он снова сел, взял сигарету. Выпустил облачко дыма, словно хотел скрыть ответ.

– Жан, – пробормотал он. – Ты еще жив…

– Похоже на то. Можно присесть?

Сальвиати пододвинул кресло из ивовых прутьев к креслу Контини и сел, кладя руки на колени.

– Я попал в беду, Элия. Уехал, но пришлось вернуться.

– Живешь во Франции?

– Да.

– И что…

– Садовником работаю.

– А.

Перед тем как заговорить, Сальвиати тяжело вздохнул.

– Слушай, Элия, я знаю, что, может быть, зря к тебе пришел. Знаю, что мы много лет уже не виделись, что я свалился как снег на голову и что… что ты полицейский, а я…

– Я частный сыщик. Кражами не занимаюсь.

– Я тоже. Тоже больше не занимался ими… Последние слова Сальвиати застряли у него в горле, и собеседники замолчали. Сальвиати прокашлялся, вынул трубку и табак.

– Выпьешь что-нибудь?

– У тебя есть вино?

Контини принес полбутылки мерло, и Сальвиати, набивая трубку, рассказал ему о похищении Лины и о шантаже Форстера.

– Помнишь мою дочь? Не знаю, видел ли ты ее когда-нибудь…

– Мельком.

– Ей уже за тридцать. Но проблема не в Лине. Штука в том, что Форстер загнал меня в угол.

– А почему он сам не займется этим ограблением?

– Наверно, хочет чужими – то есть моими – руками жар загрести. И потом, Лина должна ему кучу денег.

– Главное, ему будет на кого свалить вину.

– Думаешь, он хочет меня подставить? Контини отпил вина. Потом сказал:

– Он похитил твою дочь.

– Но если ограбление пройдет успешно… Форстер не дурак. Понимает, наверно, что лучше всего – поделить пирог и врассыпную.

– Не боится, что ты отомстишь?

– Да какое там отомстишь. Форстер знает, мне нужно только, чтобы моей дочери было хорошо. Он знает, что я теперь садовник.

Контини и Сальвиати посмотрели друг другу в глаза. При свете лампы зрачки едва угадывались.

– Ладно, – сказал Контини. – Посмотрим, что можно сделать.

Сальвиати рассказал ему о своей встрече с Маттео Марелли.

– Он не профессионал. Но у него информация, нужная для ограбления.

– Он сказал тебе что-нибудь о дочери?

– Ничего. Но завтра меня с ней свяжут. Сальвиати растолковал Контини идею Марелли.

Воспользоваться перевозкой наличных, чтобы завладеть ими, извлечь выгоду из того, что операция будет проходить в режиме предельной конфиденциальности.

– Конфиденциальность, это да, – заметил Контини, – но тебе не кажется, что дело малость рискованное? Если там десять миллионов, они уж постараются за ними присмотреть.

– По-видимому, у Марелли будут все сведения о сроках и обеспечении безопасности. Всего они проведут с десяток перемещений, каждый раз – несколько миллионов франков, наличными в евро и франках, каждый раз – в разные отделения. Достаточно выбрать верное отделение…

– Что-то вроде ограбления a la carte.[19]

– Более или менее.

Контини опорожнил бокал и поставил его на столик. Потом взглянул Сальвиати в глаза:

– Но ты решил уступить шантажу?

– Почти, – ответил старый грабитель. Контини посмотрел на него вопросительно.

– Скажем так: я хотел бы попытаться понять, где моя дочь, и освободить ее. Если мне это не удастся… что я могу сделать?

Молчание. Контини уже знал, о чем его спросит Сальвиати, и упредил его вопрос.

– Я могу помочь тебе в поисках дочери. Сальвиати медленно кивнул. Потом пробормотал:

– А если не удастся…

– Если не удастся, посмотрим. Я не полицейский, уже говорил тебе. Но рискованно это, Жан… Очень рискованно.

– Если не хочешь…

– Не говори этого.

– Мм.

После этого мычания Сальвиати разговор угас. Каждый погрузился в свои мысли. Хотя они не произносили ни слова, диалог продолжался. Каким-то образом двое мужчин рассказывали друг другу о последних десяти годах жизни.

В таком состоянии их и застала Франческа. Два силуэта на веранде, высеченные отблесками лампы, неподвижные. Она остановилась на пороге и покашляла. Ни тот ни другой не вздрогнул, словно они ожидали, что их прервут.

– Франческа, – сказал Контини, – знакомься, это Жан Сальвиати. Старый друг.

Сальвиати встал.

– Очень рад. – Он слегка поклонился. – Элия не говорил мне… Простите за позднее вторжение.

Элия.

Франческа не ответила ничего, но заметила, что гость обращается к Контини по имени. Еще ее поразили слова «старый друг». У Контини было мало друзей, и Франческа думала, что знакома со всеми. Контини понял, что она озадачена, и сказал:

– Мы не виделись что-то около десяти лет.

– Ага, – Сальвиати улыбнулся. – Уйму времени.

Франческа поняла, что эти двое слеплены из одного теста. Не виделись многие годы, а теперь сидят тут, как коллеги по работе во время перерыва на кофе. Франческа была уверена, что они даже не обнялись. Улыбнувшись про себя, она сказала:

– Должно быть, вы рады встрече! А повод какой, спустя столько времени?

– Это длинная история… – пробормотал Сальвиати.

– Знаешь, Франческа, – Контини подошел к ней и коснулся ее плеча, – в ближайшее время мне надо будет помочь Жану в одном важном деле.

Жану. Франческа удивлялась все больше.

– В важном деле? – спросила она, приобняв Контини. – В каком же?

Контини обернулся, чтобы посмотреть ей в глаза. Франческа поняла, что он не шутит. Он заговорил тихо, медленно:

– Его дочь похитили. Если мы ее не найдем, Жану придется украсть деньги.

8

Прогулка по озеру

Лука Форстер не был швейцарцем, как, впрочем, и американцем, англичанином или итальянцем. Вообще-то у него было несколько паспортов. И только самые осведомленные люди знали, какой из них подлинный. И может быть, сам Форстер не знал родного языка своей матери.

Работал он в основном скупщиком краденого. Ведя машину вниз по серпантину с Корвеско, Контини пытался составить представление об этом человеке. У него много связей в разных странах – впрочем, он довольствуется процветанием в тени более могущественных структур.

Контини поднял окошко, прежде чем выехать на автостраду. Он жил в Корвеско, в районе Сопраченери, и каждый день ездил на работу в Парадизо, маленький поселок рядом с Лугано. Неподалеку оттуда, на холме, находился офис Форстера.

Форстер. Контини предпочел бы не иметь с ним дело. Но он не мог идти на попятную. С Сальвиати он познакомился пятнадцать, а может, двадцать лет назад. Это была другая жизнь. Сальвиати тогда еще не сел в тюрьму, он был вором и мошенником. Контини трудился в газете и только начинал подрабатывать сыщиком. Все так и шло, пока, следя за одной виллой в Асконе, он не навлек на себя кучу неприятностей. Ну, просто для разнообразия. Но в тот раз без помощи Сальвиати Контини бы пропал…

Однако хватит воспоминаний. Контини поставил кассету Жака Бреля и попытался думать о событиях последнего времени. Но старые французские песни впитывают в себя все – как губки. «Ni ces departs, ni ces navires, ni ces voyages qui nous chavirent…»[20] Контини понял, что вымарывать память бесполезно. Ничто не забывается. «On n'oublie rien de rien, on s'habitue, c'est tout».[21]

Он поставил машину на берегу озера в Парадизо, рядом со своим офисом, – в этом доме некогда жили рыбаки. Напротив был небольшой мол с весельной лодкой, вышедшей на пенсию после многолетних изнурительных трудов. Сыщик надел спортивную куртку, на голову нахлобучил соломенную шляпу. Закинул в рюкзак бутылку пива, колбасу и немного хлеба. Наконец столкнул в воду лодку и приступил к охоте.

Был час дня, солнце светило вовсю, ветер выметал с неба стаю рваных облаков. Контини засучил рукава рубашки и стал грести от берега, между парусниками и моторками. Он прошел несколько сотен метров и остановился, покачиваясь на невысоких волнах, подернутых пеной. Через пару минут он достал маленький бинокль и направил его на небо. Поводил им во всех направлениях. Глянул на Монте-Бре, потом – на пристани Парадизо и выше, на сверкающие окна отеля «Сплендид» и дома на холме.

Лука Форстер. Когда он вошел в комнату, Контини узнал его по темным усам. Форстер уселся за письменный стол, повернувшись спиной к панорамному окну. Перед ним расположился клиент – араб, судя по внешности. Клиент был в солнечных очках.

Контини видел, как они что-то обсуждают, встают и садятся, подписывают документы. Кто-то принес поднос с чаем. Наконец Форстер и араб пожали друг другу руки и попрощались очень сердечно. Потом появились другие посетители, снова чай и снова – теплые прощания.

Сыщик запомнил, как выглядят два помощника Форстера. Один высокий и крупный, Сальвиати сказал, что его зовут Элтон. Другой постарше, сутулый. Контини взял на заметку и посетителей: внешний вид, возможный возраст, повадки.

Немного погодя Форстер встал перед панорамным окном. Контини с трудом подавил в себе желание податься назад: казалось, человек за окном смотрит прямо на него. Но Форстер только пошевелил губами. Тут же кто-то стал опускать жалюзи, а Форстер тем временем вышел из комнаты. Тогда Контини перевел бинокль на перекресток, ведущий в центр. Двадцать минут он всматривался во все автомобили, проезжавшие там, и в конце концов вполне уверился в том, что Форстер поехал к автостраде.

Вечером следующего дня, около семи, когда Форстер уехал, Контини ждал его на развязке у южного выезда на Лугано. Он проследовал за ним до северного выезда на Лугано, а затем по кантональному шоссе на Тессерете.

Тем же вечером Контини позвонил Сальвиати.

– Мало, – сказал старый вор, – мы знаем слишком мало. Нам надо подобраться к нему поближе.

– Спокойно, – посоветовал Контини. – Не забывай, что у него твоя дочь.

– Да, – вздохнул Сальвиати, – ты прав. Но нелегко сидеть здесь в квартире Лины, ничего не делая. Может, завтра мне поехать с тобой?

– Форстер тебя знает.

– Но я буду осторожен. Лина у него в руках, я еще даже по телефону с ней не разговаривал… Хочу знать хоть что-нибудь!

Контини попытался его успокоить.

– Нам надо запастись терпением. Шажок, потом другой.

– Я знаю, знаю, извини. Это как когда готовишь дело.

– Ну вот, точно.

– Слушай, Элия, может, ты решишь, что я сбрендил, но…

– Жан.

– А?

– Жан, без проблем. Я позвоню тебе завтра.

– Хорошо. Спасибо.

– Пока.

Сальвиати повесил трубку и улыбнулся, не разжимая губ.

Еще несколько дней назад он был садовником на провансальской вилле и его проблемы ограничивались клещами и кошенилями. А теперь он сотрудничает с частным детективом, чтобы вырвать дочь из рук мафиози.

Сальвиати в последние годы вообще не думал о Контини. Но после встречи с Марелли, вернувшись в квартиру Лины, он понял, что в одиночку ему не справиться. Быть там, среди ее вещей, открывать холодильник и видеть еду, купленную ею… И единственная зацепка – обещание телефонного звонка, которого все нет и нет.

Это было ему не по силам. К счастью, он вспомнил об Элии. Они всегда жили на границах двух чуждых миров. Но Сальвиати сразу, с первой встречи понял, что их судьбы пересекутся. Он тогда посмотрел на угловатого парня и сказал себе: от этого жди сюрпризов.

Но вышло наоборот: он сам преподнес Элии сюрприз – отчаянную атаку на Луку Форстера, одного из самых отъявленных негодяев в итальянской Швейцарии.

Сальвиати вышел на балкон покурить трубку, глядя на огни города и на темное пятно озера. Он знал, что ночью ему не уснуть. Корил себя за то, что вовлек в это дело Контини. Но мучило его и другое, более глубокое чувство вины. За то, что позволил Лине уйти, потерял дочь в тянущемся за ней шлейфе ставок и долгов.

И дождался, что Форстер схватил ее, как паук.

Сальвиати долго стоял неподвижно, только поднимая время от времени руку, чтобы набить трубку. И хотя он вроде бы этого не хотел, хотя даже в мыслях особо не держал, в голове у него уже созревал план – как украсть деньги у «Юнкер-банка».

9

Неприятные ощущения

Швейцария боится своей красоты. Все эти тротуары без мусора, все эти парки и ухоженные изгороди. И вдруг, как-нибудь в воскресенье, когда идешь мыть машину, на тебя наваливается тревога. А если бы кто-то захотел нас облапошить?

Но и надувательство выглядит пристойно. Никаких криков, никакого насилия. Шаги заскользят по паласу банка, и останутся миллионы франков подрастать, созревать, как зреет хорошее вино. И Форстер, со своим чаем и со своими улыбками, Форстер, превращающий сбыт и скупку краденого в обыденную, рутинную работу.

Страна, которую трудно понять. Контини за это ее и любил: он ценил простосердечие и мудрость Швейцарии, а также ее многочисленные секреты. Одно скрывает другое – и так во всем: например, в том «мерседесе» с затемненными стеклами. Контини едва успел разглядеть Форстера рядом с водителем. У машины был номер кантона Аппенцель. За рулем сидел тип, который днем раньше приносил чай и опускал жалюзи.

Сыщик запустил мотор. Потом посмотрел на Сальвиати и сказал:

– Только я тебя прошу… Сальвиати кивнул:

– Тут ты командир.

Они следовали за «мерседесом» до Тессерете, где он остановился во дворе церкви. Форстер пошел к старому трехэтажному дому, примыкающему к другим жилым постройкам.

Как только Форстер открыл дверь в подъезд, «мерседес» уехал. Автомобиль Контини занял его место. Они с Сальвиати подождали пару минут, потом вышли и дали большой крюк, направляясь к дому Форстера. При этом они перемещались так, чтобы их не было видно из окон. Контини заметил, что по улицам и в ту и в другую сторону двигалось много машин.

Звуки флейты и бубнов привлекли внимание обоих мужчин. Звуки эти доносились сверху, со стороны церкви. Контини и Сальвиати подошли ближе и, свернув за угол, оказались в гуще ирландского праздника.

Парни в зеленых футболках, девушки с волосами, заплетенными в косы. Дегустация виски и открытки с видами Дублина. На импровизированной сцене девочка в народном костюме играла на флейте, усатый толстяк наяривал на ударных. Контини и Сальвиати пробирались через толпу, как два зеваки. Сальвиати поглядывал вокруг, держа руки в карманах. Контини выпил кружку «Гиннес драй стаут», лучшего темного ирландского пива – во всяком случае, по уверениям продавца. Так или иначе, среди ирландских декораций мелькали все те же сандалии-вьетнамки, слышался все тот же тичинский акцент в обычных разговорах. У такого-то новая машина. В отпуске уже был или. В этом году чемпионат начинается рано, потому что.

Контини подал знак Сальвиати, который все понял без слов. На углу площади было отличное место для наблюдения за домом Форстера.

В голове у Сальвиати начинал вырисовываться замысел. Пока Контини ходил купить еды, Сальвиати разглядывал окна, всех, кто входил в подъезд или выходил из него. К сожалению, у него было мало времени. Следовало действовать быстро, неожиданно для противника.

Вор в ночи – классика.

Вечером его сменил Контини; они подмечали любое движение рядом с домом. Около двух свет внутри погас. По их наблюдениям, там жили три человека: Форстер, один из его помощников и кухарка. Сальвиати удалось понять также, кто в какой комнате ночует. И такое уж привалило счастье, что Форстер спал с приоткрытым окном.

Ирландский праздник медленно подходил к концу.

Сальвиати сказал Контини:

– Жди меня здесь.

Потом подошел к входу в дом, осматривая фасады соседних зданий, как человек, который ищет какое-то одно из них. Улицы городка были почти пустынны, только время от времени проносились редкие автомобили. Проехал и грузовичок с деревянными столами и вывесками ирландских пабов – «Старый траппер»,[22] «Красный лев», «Садовник и его друзья».

Сальвиати осмотрел сигнализацию на входной двери. Идея, запавшая ему в голову, приобретала все более четкие очертания.

– Что ты задумал? – спросил у него Контини на обратном пути в Лугано.

– Ничего.

– Слушай, я же видел, как ты изучал дом…

– Ты ведь сказал, что пока надо подождать. Вот я и жду!

– Знаю я тебя, Жан. Ты беспокоишься о дочери и спешишь. Ты что, решил забраться к Форстеру и пригрозить ему?

– Нет, нет, будь спокоен. Никому я не собираюсь угрожать.

– Точно?

– Точно.

– Будем надеяться, – проговорил Контини.

Потом он вставил в магнитофон кассету Азнавура, и они поехали молча, в автомобиле, заполненном старыми французскими песнями.

10

Радужные мечты

На следующий день Сальвиати снял дом.

Ему надоело сидеть в квартире Лины, да и соседи могли что-то заподозрить. А к тому же свои «дела» он привык разрабатывать в тишине, вдалеке от городов и денег.

Лина оставила машину в гараже, ключи виселиу входа. Поэтому Сальвиати мог свободно перемещаться из конца в конец кантона Тичино. Листая экземпляр журнала «Ищи и найдешь», он откопал домик над Ривьерой, на Монте-Ченери. Это было современное здание, окруженное леском из ольхи и орешника, который скрывал его от посторонних глаз. Архитектора у дома явно не было, а строитель наверняка не ведал о существовании плана застройки территории.

Сальвиати даже не взглянул на меблировку, только с сожалением отметил печальное состояние сада. Агент по недвижимости объяснил ему, что предыдущие жильцы снимали дом до конца июня. С начала июля он пустовал. Сальвиати заплатил вперед за три месяца. Едва распрощавшись с агентом по недвижимости, он сел перед дверью и, уже четвертый день подряд, стал звонить Маттео Марелли. И тут же попросил дать ему возможность поговорить с Линой.

– Ох, не знаю, – отвечал Марелли, – не знаю. Вы не должны просить об этом меня!

– А кого мне просить? Я хочу знать, как Лина. Иначе…

– Она в порядке, в порядке, – прервал его Марелли, – …вот, завтра обещаю связать вас с ней, хорошо?

– Слушай, Марелли, это твой последний шанс!

– Да, да! А что касается нашего дела, я…

– Что, по телефону будем об этом говорить?

– Нет, конечно. – Марелли прокашлялся. – Но знаете, я тут подобрал адреса всех учреждений, которые имеют отношение к нашему делу. Это будет нам, безусловно, полезно для…

– Сначала я хочу поговорить с дочерью. Сальвиати прервал разговор. Он все больше волновался. Хотя – это он должен был признать – случай представился удачный. Особенно то, что можно нацелиться на второстепенный филиал, где точно будут десять миллионов. Конечно, надо еще решить много промежуточных вопросов, которые…

Но что я делаю? Он понял, что внутренне начинает привыкать к мысли об ограблении. Это и было самое худшее в сволочной выходке Форстера. Сальвиати потратил годы на то, чтобы выбраться из воровского круга и придумать себе ремесло. А теперь? Даже если все пройдет хорошо, он не знал, хватит ли ему сил вернуться к старой госпоже Августине.

– Я уверен, – сказал Ренцо Маласпина, – что Марелли – одиночка.

– Но не специалист.

– Да, соглашусь. Но похоже, хлопотун.

Они сидели в офисе Контини, за распахнутым окном блестело озеро. Сыщик подал своему помощнику бокал белого вина, расчистив место на письменном столе, заваленном всякой всячиной. Маласпина официально числился безработным, но разнообразной работы у него было хоть отбавляй. Например, по мере надобности подсоблять Контини. Маласпина опустошил бокал и сказал:

– Я тут навел справки и у скупщиков краденого, но, по-моему, Марелли – не вор. Мошенничество какое-нибудь, попытка банковских махинаций. Мелочи.

При взгляде на Маласпину и Контини, сидевших друг напротив друга, могло зарябить в глазах. На сыщике была белая льняная пара, Маласпина же нацепил фиолетовые шорты и облегающую оранжевую футболку, которая едва прикрывала громаду мышц.

– В любом случае, – продолжил разговор Контини, – сдается мне, что слабое звено в этой истории – как раз Марелли. Трудно атаковать напрямую Форстера.

– А твой друг Сальвиати что думает делать?

– Не знаю. Надеюсь, будет вести себя тихо, пока мне не удастся зацапать Марелли. Думаю, он может нас привести к дочери Жана.

– Я узнал, где он живет, – в Массаньо, – сказал Маласпина, осторожно ставя бокал на письменный стол между горшком с кактусом и складным ножом. – Но в квартале его уже какое-то время не видно. Говорят, он, наверно, заполучил что-то крупное.

– Кто бы сомневался! Еще вина?

– Спасибо. – Маласпина протянул бокал. – Как бы там ни было, я продолжу поиски. Уверен, что рано или поздно он отыщется. Не может же он пропасть с лица земли!

– Не может, – Контини покачал головой. – Однако странное оно какое-то, это похищение…

– В каком смысле?

– Да, у Марелли есть информация о банковских переводах, это так. Но зачем поручать ему организацию похищения Лины? Неужели Форстер не мог найти для этого кого-нибудь поопытнее?

Озеро за окном раскалывалось на тысячи мельчайших отблесков. Полуденное солнце зажигало искры. Контини прикрыл глаза, продолжая следовать за ходом своих мыслей.

– Марелли – мошенник, а не похититель женщин. Так зачем тогда эта операция? Почему создается впечатление, что Марелли знает, где держат Лину и уполномочен обещать телефонные звонки?

– Так-то оно так. – Маласпина почесал голову. – Но звонков-то нет.

– И это тоже странно. Терпение Жана вот-вот лопнет: почему ему не дают поговорить с дочерью?

Маласпина не ответил. Оба они подумали о плохом – словно туча затемнила озеро.

– Только бы Лина была жива-здорова, – сказал Контини, вставая со стула. – Перекусишь со мной?

Маласпина кивнул. Он был человек немногословный, как и сам Контини, и, может быть, поэтому ему и удавалось выуживать информацию у тичинских уголовников. Конечно, помогало и то, что роста в нем было два метра, а веса – больше ста килограммов.

Они пообедали у Пьеро, в непритязательном ресторане в центре Лугано. Контини нравилась тамошняя почти деревенская атмосфера, скатерти в клетку и домашнее вино в графинах. Они заказали блюдо дня: пасту с соусом из сладкого перца и лука с добавлением толики тофу и песто. Пьеро заверил, что блюдо это легкое.

– Легкое, говоришь? – откликнулся Контини, расправляя салфетку. – Посмотрим, посмотрим…

Маласпина налил себе полный бокал мерло и хмуро уставился на тарелку. Он ничего не сказал. Но перед тем как начинать поединок с Лукой Форстером, он бы смолотил, по меньшей мере, хороший бифштекс. Маласпина вращался в определенных кругах уже не один год и знал, кто есть кто. Форстер не был большой шишкой, но в этом-то и состояла загвоздка. Маленькие акулы самые злые.

Никаких звонков.

Лина как в воду канула.

Сальвиати не мог больше ждать. Тем же вечером в Тессерете он перейдет в наступление.

После обеда он пошел к своему старому знакомому Джованни, по кличке Дженджо, владельцу склада в Молино-Нуово.[23] Сухопарый, проворный, он производил впечатление человека, умеющего быть одновременно в двух разных местах, да еще и поддерживать три разговора зараз.

– Вернулся к старой жизни! – воскликнул он, когда Сальвиати сказал, что ему требуется. – И с новым почерком. Ведь это был вовсе не твой стиль, правда?

– Нет. – Сальвиати осматривался. – Но теперь мне нужно поменять стиль.

– Тогда я тебя просвещу, пригодится, вот увидишь.

В тусклом складском свете пространство как будто углублялось. Уложенные штабелями инструменты занимали многочисленные полки, там же виднелись и станки, укрытые полотном.

– Есть много вариантов, – говорил Дженджо, – но я так понимаю, что ты хочешь действовать наверняка. Между прочим, нужно посмотреть, что там с окнами-дверьми, то есть понадобится взлом или…

– Дженджо.

– А?

– Давай по порядку. Прежде всего, я хочу обойтись без риска. То есть не хочу, чтобы жертва как-то реагировала.

– Ты что, меня за дилетанта держишь? Единственная опасность – передозировка, и… ну, конечно, возможна аллергия, но ты ее заметишь в случае чего.

– А газ какой, оксид азота?

– У меня и такой есть, если хочешь, но на сегодня это уже не лучший. Концентрация по отношению к воздуху, чтобы вызвать наркоз, слишком высокая, нужно почти семьдесят процентов. Нет, обычно я советую хлористый этил, циклопропан, фторотан, эн-флуран или изофлуран.

Перечисляя наркотические вещества, Дженджо переместился к углу склада. Здесь были деревянные полки, накрытые старой тканью. Дженджо снял полотно, и Сальвиати увидел шеренгу белых бутылок рядом с небольшими баллонами для аквалангистов и несколькими электрическими пульверизаторами на аккумуляторах, из тех, что используют астматики.

– Я могу продать тебе бутылку, – объяснял Дженджо, – вместе с пульверизатором. Ты сначала распыляешь газ по комнате пульверизатором. Жертву он полностью не усыпит, но вызовет легкий дурман. Потом заходишь, подносишь к лицу марлевый тампон и завершаешь дело. Только не забудь, что надо проветривать помещение, а не то, не ровен час, сам заснешь. Помню, одного так и нашли утром, на полу у кровати клиента…

– Дженджо.

– А?

– По порядку. Как я узнаю нужную концентрацию?

– В этом-то вся и штука! – Дженджо чуть не подскочил от удовольствия. – С этими жидкими анестетиками достаточно концентрации от половины до полутора процента. Ты не только будешь уверен в результате, но и жертва ничего не заметит. А испускаем так… я по порядку, точно? – Дженджо подмигнул Сальвиати, который кивнул с полуулыбкой. – Что до испускания, пользуйся не пульверизатором, а вот таким баллоном. Они вроде тех, что в ходу у аквалангистов, для коротких погружений. – Дженджо взял баллон высотой сантиметров двадцать. – Обычно ныряльщик вдыхает сжатый воздух напрямую через сопло, но есть кнопка, которая выпускает газ вот так, просто…

Сальвиати пытался запомнить эти сведения. Дела с использованием наркотических веществ никогда не были его жанром. Слишком прямолинейно, агрессивно. Но теперь он вел войну, а в бою все средства хороши. Он купил баллон, уже заполненный анестетиком, с запасной бутылкой. В последний момент приобрел и раздвижную лестницу: чуть не забыл, что окно – на третьем этаже.

– Хорошо, теперь – последние рекомендации, – проговорил Дженджо, провожая гостя к выходу. – Запомни: если на окне есть решетка, начинай взламывать ее сразу после того, как распылишь газ. Результат-то мгновенный. Потом, как войдешь, поднеси питатель ко рту жертвы и…

– Дженджо.

– Понял, понял! Спорю, что на окне решетки нет. Сальвиати улыбнулся.

– Знаешь что, Дженджо?

– Что?

– Должен признаться, что все эти годы мне тебя недоставало.

Контини пересек улицу Сан-Готтардо, спустился по лестнице и оказался на улице Мотта. Он прошелся по ней медленно, словно турист, очутившийся в Массаньо по ошибке. В нем росла уверенность, что ключ к похищению – Маттео Марелли, и он хотел как можно скорее поговорить с ним.

Ему казалось, что Сальвиати тревожится все больше. Но украсть десять миллионов, чтобы вернуть себе Лину, – безумие, Контини это знал. Итальянская Швейцария – не то место, где мысль об ограблении банка может легко претвориться из мечты в явь.

Массаньо льнет к Большому Лугано, так что и не различишь, где кончается одно поселение и начинается другое. И все же Массаньо это не Лугано. Массаньо живет себе тихо-незаметно и тем гордится. Улицы, идущие под уклон, ухоженные сады, муниципалитет, который обихаживает шесть тысяч жителей, как наседка… И однако, подумал Контини, сворачивая на улицу Фоллетти, однако Маттео Марелли живет здесь. Мошенник, который примеряется к роли похитителя. Похитителя женщин. Что он делает посреди домиков на две семьи и непорочных фитнес-центров?

Что-то тут не срасталось. Контини остановился посмотреть на здание средней школы, застывшее в летнем каникулярном покое. В углу школьного двоpa два мальчика пытались запрыгнуть на невысокую стену, не отрывая ног от скейта. Порой Контини угнетала обыденность. Солнце на цементе, возгласы детей, зеленая поляна. Как можно вживаться в обе стороны одной медали? Как совместить эти скейтборды с шушуканьем скупщиков краденого, с шакалами, которые набрасываются на объедки private banking![24] Ответ, возможно, скрывался за фасадом неприметного трехэтажного здания на улице Синдакатори – Ох, бедная я, бедная… сегодня вот прибираюсь, извините, – сказала соседка по лестничной площадке, на вид лет семидесяти, в халате и тапочках-вьетнамках. – Вы ищете Маттео?

– Да. Моя фамилия Контини.

– Очень приятно, Анита Педрини. Давненько уже Маттео не видно…

– А сколько именно?

– Если нужно, можете что-то через меня передать.

– Да нет, ничего не надо. Просто уже немало дней как он куда-то пропал, и мы, родственники, немного беспокоимся… Знаете, я его шурин.

– Шурин? – Старушка широко раскрыла глаза. – Бедная я, бедная, вот уж не знала, что Маттео женат!

Контини вздохнул.

– Разведен, к сожалению. Его бывшая жена – моя сестра.

– А.

– Он мой близкий друг, мы в прекрасных отношениях. Скажите – вы ведь его хорошо знаете, – может, он влез в какую-нибудь неприятную историю?

– Да что вы! Маттео! Обычно он вообще не выходит из дома, если только девушка какая не появится на примете… Ох, бедная я, бедная, вы меня простите!

– Что вы, что вы. Они ведь в разводе.

– Так или иначе, Маттео – славный парень. Всегда любезен, всегда готов помочь. Я думала, он где-нибудь отдыхает.

Вот это и не срасталось. Молодой человек, который живет в таком спокойном месте, услужливый, домосед… еще куда ни шло, если бы он был преступником среднего пошиба, но Контини никак не видел его в роли партнера Форстера, организующего вместе с ним похищение. И все же…

– А он не сказал вам, родственникам, что едет отдыхать? – спросила с полемической ноткой в голосе госпожа Педрини.

– Нет, он живет своей жизнью. И все-таки мы немного беспокоимся. Он нелюдим, но, может быть, ему надо больше выходить из дома, не знаю, видеться с кем-то…

Старая женщина усмехнулась:

– Мм… бедная я, бедная. Ну, у Маттео с этим проблем нет! Незадолго до отъезда он виделся тут с одной. Я знаю об этом, потому что стены тонкие, и даже при желании не можешь не слышать, понимаете…

– Ну конечно! – Контини попытался взять след. – Может быть, его девушка знает, куда он отправился. Вы не слышали, случайно, как ее зовут?

Госпожа Педрини что-то заподозрила.

– Я вовсе не бестактная! А к тому же это не его девушка! Знакомая, наверно, приятельница…

– А, конечно, конечно…

Контини поблагодарил соседку Марелли и прошел уже к лестнице, но госпожа Педрини явно не любила держать сплетни у себя в загашнике. Перед тем как закрыть дверь, она позвала его.

– Ну ладно. – В глазах у нее блеснул вызов. – Ладно: девушку, которая ему звонила, зовут Лина. Я слышала это только раз, случайно, бедная я, бедная, знаете, стены-то…

– Лина?

– Тонкие и… что вы сказали?

– Девушку зовут Лина?

– Лина, – повторила старушка. – Я ведь вам сказала уже, так?

– Конечно. Благодарю вас. И хорошего вам дня!

Госпожа Педрини попрощалась с ним движением головы и закрыла дверь.

Странно, думал Контини позднее, поднимаясь к улице Сан-Готтардо, чтобы сесть на автобус. Правда, странно.

Похититель, который звонит похищенной девушке.

Что же это за история такая? Во что я влип?

11

Вор в ночи

Жан Сальвиати, делая карьеру вора и мошенника, научился обуздывать волнение. Но в тот день после обеда он чувствовал, как внутри нарастает тревога.

Он проверил инвентарь и попробовал пару раз в работе баллоны Дженджо. Потом погрузился в заботы о саде при своем новом доме, выпалывая сорняки и подрезая ветки орешника. Наконец сел перед входной дверью, чтобы выкурить трубку и подождать звонка Лины. Но телефон молчал.

Он поехал в Тессерете после ужина, приготовившись к долгому ожиданию. Увидел, как Форстер заходит домой, потом увидел, как зажигается ирландский праздник. Прошелся, выпил чего-то в паре баров и, наконец, как усталый турист, сел на скамейку и стал созерцать площадь Мотта.

На нем была темная одежда, но с толикой элегантности – например, на тот случай, если придется разыграть спектакль: серый костюм, черная рубашка и черные туфли. Он подождал до трех ночи. К этому времени Тессерете превратился в настоящий город-призрак: ни ирландцев, ни шума, ни автомобилей. Конечно, всегда есть кто-то, кто возвращается домой глубокой ночью. Но Сальвиати приходилось идти на риск. Он оставил машину у дома. Потом вынул из багажника козлы с надписью «ДОРОЖНЫЕ РАБОТЫ – ПРОЕЗД ЗАКРЫТ» и поставил их в конце улицы, откуда выскакивали машины, приезжающие из Лугано.

Подождав еще пару минут, он взял выдвижную лестницу, купленную у Дженджо. В собранном виде она составляла в длину чуть больше метра, но могла вытянуться до трех. Удлинив, он прислонил ее к дому Форстера. Прицепил к ремню баллончик с газом и не спеша поднялся. От верха лестницы до окна недоставало метра, но Сальвиати удалось забраться на подоконник. Затем он направил внутрь трубку и распылил газ.

Опасность в этот момент могла исходить от устройств сигнализации. Сальвиати было знакомо устройство на входной двери: от него неприятностей он не ждал. Беду могло принести оборудование с датчиками присутствия внутри квартиры. Но в спальне их никак не должно было быть.

Так или иначе, существовал только один способ убедиться в этом.

Сальвиати перелез через подоконник и вошел, прижимая платок к носу. Никаких датчиков. Хорошо. Он потихоньку открыл окно, чтобы выпустить газ на улицу. Потом подошел к кровати, в полутьме, и прислонил сопло к лицу Форстера. Дал ему вдохнуть анестетик.

Он без труда восстановил все навыки, необходимые для преступления. Двигался медленно и уверенно, следя за ударами сердца. Словно и не прошли годы. Он втащил лестницу в окно. Удостоверившись, что Форстер спит, вышел в коридор и закрыл дверь у себя за спиной.

Главное сейчас было не разбудить домработницу или, того хуже, помощника Форстера. Накануне вечером он запомнил расположение комнат: они находились на другом этаже, так что он мог двигаться свободно. Кабинет был рядом со спальней Форстера.

Он тут же принялся за дело. Не то чтобы он рассчитывал найти листок с названием места, где они держали Лину. Ему бы хватило гораздо меньшего: смутных намеков, писем, квитанций. Или какого-нибудь документа, которым можно шантажировать Форстера.

Кабинет был просторный и набитый бумагами. На стенах – большие картины, вдоль стен – множество книжных шкафов с безделушками, фигурками, статуэтками. Ну прямо комната профессора.

Среди книг были по большей части юридические тексты, а также иллюстрированные издания, несколько романов на английском, каталоги по искусству и многочисленные словари. На письменном столе – счета на оплату, каталоги по антиквариату, в целом – ничего компрометирующего. А вот в ящиках, и особенно в том, что был закрыт на ключ, Сальвиати обнаружил материал поинтереснее:

Уважаемый господин Форстер,

позволю себе напомнить, что откладывать далее оплату товара, принятого Вами на хранение 6 марта, невозможно. Мой клиент хотел бы получить причитающуюся ему сумму до своего возвращения в Соединенные Штаты. Итак, прошу Вас перевести деньги на счет до конца месяца. Благодарю за понимание,

С уважением,М. ЛантаниАдвокат Маурщио Лантани

Адвокат Пантани требовал денег от имени многих клиентов и пользовался все менее учтивыми формулировками. Сальвиати сосредоточился. Похоже, у Форстера проблемы с наличностью. Вот почему он хотел, чтобы Лина вернула ему долги. Но если и вправду…

Цепь рассуждений была прервана.

Мягкое прикосновение к затылку сковало Сальвиати. Что-то металлическое, твердое. Что это такое, было ясно. Сальвиати уронил письма на пол, опустил руки по швам.

Кто-то приставил к его голове пистолет.

12

Лисьи глаза

Порой Лина представляла себе, что конец света уже наступил.

Пока они с Маттео сидят там, в этом сельском доме, человеческий род исчез с лица земли. Все умерли: мужчины, женщины, старики и дети. В живых остались лишь она да Маттео, только они не знают об этом.

Могло быть и так. Конец света мог наступить, и они не заметили бы этого. Дни тянулись невыносимо медленно. Вокруг цвело лето долины Бавона. Над домом нависала белая вершина Базодино. Внизу только леса и огромные валуны, на которых росла трава.

По ночам бывало и хуже. Лина просыпалась внезапно, не понимая, где находится. Потом узкая кровать и теплые одеяла возвращали ее к происшествиям последних дней. Я в горах. За пределами мира. Готовлю ограбление банка. Обманываю отца. Меня держат в плену.

В плену?

Но у кого, у чего? И главное, зачем? Лина на ощупь вышла из комнаты. В очаге догорали последние угольки. Она подошла к двери, приоткрыла ее. Холодный воздух просочился внутрь, как дурное воспоминание. Они в горах. За пределами мира. – Что ты ищешь?

Голос Маттео. Лина вздрогнула.

– Ничего.

– Сбежать хочешь?

Холодный воздух забирался ей под пижаму. В плену?

– Ну что за вопрос? – Лина распахнула дверь. – Сбежать от кого?

– Лина, не…

– А к тому же почему мне вообще должно хотеться сбежать?

Маттео не ответил, но шагнул ей навстречу. Лина вышла за дверь, в темноту. Лунный свет едва намечал очертания дома. Маттео остался на пороге. В трусах-боксерах и майке, он белел на фоне двери, как призрак.

– Лина, что с тобой происходит?

– Не знаю.

– Сейчас три часа ночи. Холодно.

– Да, конечно, да! – Она резко повернулась к нему. – Но ты разве не понимаешь, что дни идут, а не происходит ничего? Мой отец согласился или нет?

– Ты ведь знаешь, что…

– Говорю же тебе, ничего я не знаю! Знаю, что мы здесь уже неделю, никого не видим, и теперь уже я начинаю думать, что Форстер обдурил тебя, да и меня заодно!

Лина кричала, при том что ее лицо было в нескольких сантиметрах от лица Маттео. Он положил руки ей на плечи. Лина замолчала. Вокруг безмолвствовала ночь. Иногда доносилось шелестение речки, затерянной где-то в лесах.

– Я ведь говорил тебе, Лина, что понадобится терпение. Если завтра ты позвонишь отцу, он нам поможет и…

– Но я не могу, не могу! Ты не понимаешь, что я не сумею?

Лина заплакала. Она высвободилась из рук Маттео и отошла от дома.

– Не надо плакать, Лина, не… План безупречный, вот увидишь, он сработает. Твой отец профессионал, и…

– Я его обманула! А теперь не могу уйти отсюда… и ты тоже! Ты что, не понимаешь, что теперь мы оба в руках у Форстера? Мы оторваны от всех, понимаешь?

Маттео открыл рот, чтобы ответить, но передумал. Лина посмотрела на него и убедилась, что до Маттео тоже дошло, в каком положении они находятся.

Ей хотелось оскорбить его, ударить, но она никак не могла перестать плакать.

– Как ты не понимаешь, – повторяла она тихо, – как ты не понимаешь, что этот тип убьет нас, убьет… он обвел нас вокруг пальца, он…

Последние слова Лины угасли в неразличимом шепоте. Маттео, не сходя с места, смотрел на нее, и холод пронизывал его до костей. Он уже не слышал и журчания лесной речки.

Словно мир вмиг исчез.

Сальвиати быстро оценил ситуацию.

Его поймали с поличным. Ни малейшей возможности бежать. Преимущество у них. Причем и пистолет не нужен, ведь у них Лина.

Впрочем, в данных обстоятельствах, у них и пистолет был.

За пистолетом виднелось лицо Элтона. Сальвиати разглядел его в полумраке. Потом Элтон взял у него фонарик и направил ему в лицо. Тут уж Сальвиати перестал видеть что бы то ни было.

– Должен констатировать, что ты решил нарушить правила игры.

Он говорил спокойно, как отец, поймавший сына на мухлеже.

Сальвиати не ответил. Говорить ему было нечего.

– Что ты искал?

Ответа не последовало. Элтон вытолкнул его из кабинета.

– Пойдем разбудим господина Форстера. Я уверен, что у него к тебе будут вопросы.

– Я его усыпил, – пробормотал Сальвиати.

– Ах, вот как. Какая же удача, что мне случилось переночевать здесь. Сюда, прошу.

Сальвиати увидел, что он заводит его в ванную. Пару секунд Сальвиати раздумывал, что у него на уме. Потом кулак Элтона вонзился ему в лицо, чуть повыше скулы. Сальвиати ударился о раковину и упал на пол.

– Что ты искал? – повторил Элтон. И, не дожидаясь ответа, прежде чем Сальвиати успел отдышаться, двинул ему снова. В то же место.

Боль взорвала скулу, а затылок уже отскакивал от края ванны, и спина колотилась о напольную плитку. Сальвиати встал на четвереньки. Подышал. Потом медленно поднялся и сказал:

– Ничего особенного я не искал.

Элтон ударил его кулаком в живот. Сальвиати показалось, что у него высосали воздух из легких. Он согнулся и получил от Элтона еще ногой по ребрам. На полу он заполз в угол, свернувшись клубком, как еж. Возможно, староват он уже для этого ремесла.

– Староват я, похоже, для… ох!

Очередной удар пришелся ему в плечо. Он стукнулся головой о стену. Элтон нависал над ним. Сальвиати не потерял ясность мысли: с молодости он всегда хорошо держал удары. Но в этот момент, чтобы остановить избиение, ему стоило потратить несколько слов.

– Остановись!

– Что ты искал?

– Я же сказал: ничего особенного. Я искал что-нибудь о Лине.

– И что хотел с этим сделать?

– Мм… – Сальвиати снова поднялся, опираясь о край ванны. – Я хотел освободить дочь.

– Ты идиот, старик. – Элтон резко схватил его за воротник. – И сейчас я тебе объясню это методом Элтона.

Сальвиати не сомневался, что «метод Элтона» – это очень больно.

– Как я вам украду деньги, если ты меня убьешь?

– О, да я не собираюсь тебя убивать! – улыбнулся Элтон, как клерк, жаждущий ублажить клиента. – Скажем так: я предоставлю тебе кратковременный отпуск по болезни.

Сальвиати делал вид, что ему хуже, чем было на самом деле. Но особых иллюзий не питал. Элтон потащил его – за воротник – в коридор.

– Но сначала зайдем к господину Форстеру. Вот проснется и будет рад обменяться с тобой парой слов.

Маттео обнял ее за плечи и отвел обратно в дом. Рыдания прекратились. Лина старалась прийти в себя: она шмыгнула носом, быстро глянула на Маттео. Он изменился, она была уверена. Теперь ему стало ясно, что и он в плену, теперь у него было уже не такое лицо, как у игрока.

– Мне не нужна помощь.

– Лина, мне жаль. Я…

– Ладно, я порыдала и хватит.

– Теперь все в порядке?

Глупее вопроса он задать не мог. Но он действительно забеспокоился, и потому Лина не стала отвечать ему грубо. Он был точь-в-точь маленький мальчик, в этой помятой футболке, с взъерошенными светлыми волосами, падающими на глаза.

– Правда, Маттео. Ты уж извини за скандал. Я знаю, мы партнеры в этом деле. Обещаю тебе, что…

– Да не об этом речь!

– Обещаю, что сыграю свою роль. А сейчас я хотела бы еще поспать.

– Конечно, я… конечно!

– Завтра поговорим об этом, о'кей?

Через несколько минут, в кровати, Лина приготовилась к ночи без сна.

Тишина была удушающая, и особенно она душила при мысли, что вокруг на многие километры – одни леса. Она знала: чтобы избавиться от этих гор, чтобы вернуться в мир, ей надо принять решение. Эти сельские дома, цепляющиеся за скалы, внушали ей страх, как ненадежные тропки между пропастями. Но угрожающий пейзаж помог ей навести порядок в мыслях. Лина перевернулась под одеялом на другой бок. Оставалось только одно. Бежать и связываться с отцом. Она решила поговорить об этом с Марко. Мы должны ужалить Форстера, пока он нас не ужалил. Пружины кровати скрипели каждый раз, когда она меняла положение. Подожди, Лина, потерпи. Можешь еще все уладить, есть еще время. Есть еще время.

Лука Форстер спал.

Сальвиати стоял у изножья кровати, не зная точно, все ли кости у него целы. Позади – Элтон, с пистолетом, заткнутым за ремень брюк.

– Когда он проснется? – спросил Элтон.

– Еще не очень скоро, – ответил Сальвиати. – Но анестетик был не сильный.

– Можно разбудить его прямо сейчас?

– Он будет одуревший.

Элтон тряс Форстера за голову и много раз громко звал его, пока наконец Форстер не вытаращил глаза и не произнес:

– Что? Но какого черта… Кто это?

– Это я, Элтон.

– Элтон? Элтон! Что это…

– А вот это Жан Сальвиати.

Элтон схватил его за воротник и подтолкнул поближе к кровати. Форстеру понадобилось еще несколько минут, чтобы понять, что случилось. Элтон старался тщательно выбирать слова и в конце концов сумел набросать картину происшедшего. Форстер подошел к Сальвиати, встряхивая головой.

– Да ты, оказывается, настоящий придурок… Сальвиати не ответил, не опустил глаз.

– Что ты думаешь делать? Кем ты себя возомнил? Великий вор со снотворным! Ты что, думаешь, мы поиграть захотели? Твоя дочь должна мне кучу денег, это тебе ясно?

Сальвиати кивнул, поднося руку к виску, в который его ударил Элтон. Ему казалось, что у него в голове отбойный молоток.

– Эти деньги я хочу получить. И поскольку ни у нее, ни у тебя их нет, ты должен мне устроить это долбанное ограбление! Ясно?

Форстер отхлестал Сальвиати по щекам тыльной стороной ладони.

– Ясно?

– Если я не увижу дочь… – начал Сальвиати, но не успел договорить. Форстер дважды ударил Сальвиати по лицу и толкнул его к Элтону. У Сальвиати пульсировала голова, и ему пришлось ухватиться за Элтона, чтобы не упасть.

– Нет, ну ты посмотри, что за придурок! – воскликнул Форстер. – Слушай, Элтон, если он сам не понимает, ему поможешь понять ты, хорошо? Хорошо?!

Элтон поспешил кивнуть.

– Расшибай его до крови, пока не поймет, что… Но что за…

Элтон и Сальвиати проследили за взглядом Форстера, чтобы понять, почему он запнулся. На подоконнике, за занавесками, вырисовывалась темная громада. Раздался голос:

– Так, ребята, а теперь не двигаемся. Особенно ты, с пистолетом.

Занавески раскрылись как раз в то мгновение, когда Элтон подносил руку к ремню.

– Эй, не двигаться, я сказал. Не двигаться!

На ковре, перед окном, стоял огромный человек в немыслимых красных шортах и облегающей бледно-зеленой футболке. В руке он держал «Зиг-Зауер П220», из тех, что стоят на вооружении у швейцарской армии.

– Господин Сальвиати, – сказал мужчина, – вы меня не знаете, но я друг вашего друга. Сейчас мы выйдем из этого дома.

Сальвиати еще ощущал шум в голове, и каждый вдох отдавался у него в ребрах. Но он быстро приноровился к новой ситуации. Незнакомец в зеленой футболке тоже залез в окно по выдвижной лестнице. По ней они и спустились, предварительно заперев в ванной Элтона и его шефа. Потом великан проводил Сальвиати до его автомобиля.

– На то, чтобы выбраться из ванной, у них уйдет несколько минут. Вы машину вести сможете?

– Да. – Сальвиати дышал полной грудью. – Теперь мне лучше.

– Меня зовут Ренцо Маласпина, я работаю на Контини. Он попросил меня присмотреть за вами. Простите за опоздание.

– Да что вы… Я не знал, что Элия…

– Лучше поговорим об этом с ним. Вы помните, где он живет?

Сальвиати кивнул.

– Тогда до встречи в Корвеско.

Контини протер глаза и сказал:

– Сдается мне, что без кофе не обойтись.

– Это я возьму на себя, – откликнулся Маласпина. – А есть что-нибудь будете?

Контини кивнул:

– Принеси хлеба. В холодильнике найдешь ветчину.

Несмотря на боль, Сальвиати осознал, что хочет есть. Вообще-то он не ужинал. Он извинился за то, что натворил дел.

– Я понимаю, что должен был предупредить тебя, – сказал он Контини, когда тот надевал рубашку.

– Теперь уже поздно.

– Осечка вышла.

– Да.

– К счастью, ты приставил ко мне своего человека.

– Мм. Молчание.

– И что теперь? – спросил Сальвиати.

Молчание.

Пришел Маласпина с кофе и ветчиной. Контини был сбит с толку ночной побудкой. Он ожидал, что Сальвиати может пойти на опрометчивый поступок. Но когда он увидел его у себя в дверях с разбитым лицом, то понял, что драчки кончились. Теперь начиналась война… и Контини не хотел идти на попятный. Когда-то Жан был готов рисковать ради него.

– У Форстера туго с деньгами, – говорил Сальвиати. – Поэтому он настаивает на ограблении. Он хочет эти десять миллионов. Но я не знаю, пойду ли на риск. Даже если у этого Марелли есть нужные связи, я… я не знаю. Может, боюсь.

– Другого выхода нет, – сказал Контини, опустошив чашку с кофе. – Нам придется украсть эти десять миллионов.

Сальвиати вздрогнул.

– Нам? – он посмотрел Контини прямо в глаза. – Ты не вор, Элия.

Контини кивнул в знак согласия. Жан был прав. Законопослушность – нечто глубоко укорененное в сознании, пусть даже человек об этом не думает. Нелегко протянуть руку к копилке и убежать с деньгами.

– Да, я не вор.

Вся система государства построена так, чтобы защищать саму себя. Частная собственность, права гражданина. Структура общества, государства, Конфедерации и Вселенной.

– Но ведь и ты, Жан, и ты теперь не вор.

– А вот это не так. Я попробовал переменить жизнь, но видишь, где оказался.

– Это не твоя вина.

– Мы застигли Форстера врасплох там, в Тессерете. Может, если бы вместо того, чтобы убегать…

– А что ты хотел делать, пытать его? Или похитить?

– Возможно, предложить обмен.

– Похищение человека хуже, чем ограбление. И у Форстера много друзей.

– Ты прав, – кивнул Сальвиати. – Только вот никуда не деться от того, что ты не вор.

Маласпина с чашкой кофе в руках молча смотрел на собеседников и напоминал сфинкса, раскрашенного в красный и бледно-зеленый цвета.

– Не важно. – Контини налил себе еще кофе. – Не важно.

Несколько секунд все молчали. Контини поднял глаза к лесу и попытался вслушаться в шорохи, в неуловимые ночные звуки, выдающие чье-то присутствие. Он представил себе лис, своих лис, в засаде, в летней чаще. Их глаза. Готовые всмотреться в темноту. Перед нападением или перед бегством.

– Не важно, – повторил Контини. – Я не вор, но украсть могу.

Сальвиати внимательно на него посмотрел:

– Ты хочешь сказать, что…

– Я хочу сказать, давай ограбим этот банк! Ты ведь знаешь, как это делается?

Сальвиати поставил чашку с кофе. За синяками и ранами, среди морщин, на его лице медленно проступила улыбка.

13

Когда заканчивается свобода

Контини бросил плотики в ручей. Один за другим их подхватывали струи и водовороты Трезальти, и, сталкиваясь с камнями, они начали спуск.

Недалеко от дома Контини, чуть пониже, ручей образовывал небольшой бассейн. Не всем плотикам было суждено добраться сюда целыми и невредимыми. Некоторые потеряются по пути, сев на мель или застряв в камнях. Контини строил плотики из дерева, гвоздей и шпагата. Потом кидал несколько штук в ручей Трезальти и считал, сколько из них достигнут сборного бассейна. Из всего этого он извлекал предзнаменования и приметы.

Причуда, суеверие? Контини не задавался такими вопросами. Для него это было приятным времяпрепровождением. Не более смешным, чем игра в гольф, не более бесполезным, чем коллекционирование марок.

В тот день он бросил пять плотиков в воду, думая, что скоро ему придется объяснить Франческе всю эту историю с ограблением. В последние дни они виделись мало. Франческа уезжала на несколько дней в Милан: она только что закончила филологический факультет и еще не рассталась с квартирой в районе университета. Но осенью она собиралась вернуться в Тичино и поискать место преподавателя.

Спустив на воду плотики, он вернулся домой. Шли первые утренние часы, но на юге, со стороны долины, уже поднималось знойное марево.

Контини и Франческа были вместе уже несколько лет, и их роман знал взлеты и падения. Может быть, потому, что ремесло детектива не помогает созиданию отношений между мужчиной и женщиной. Да и грабить банки не помогает, подумал он, наполняя миску серого кота.

Но ты взялся за гуж, Контини, не говори, что не дюж. Он перевел взгляд вниз, на кота. Осторожно, не особо-то остроумничай. Что поделать, ты ведь знаешь, что для котов без воровства нет жизни… Сыщик, ты делаешь шаг вперед! Кот начал есть, мурлыча.

Шаг вперед? Контини в этом сомневался. Кто-то считает, что ограбление банка это борьба с системой. Или, может быть, прорыв в жизни, отстаивание свободы. Но ему так не казалось. Для него свобода была не бегством и не разрывом, а возможностью искать и находить.

Гостиная была завалена вещами. Чтобы добраться до телефона, Контини пришлось отодвинуть фиолетовую велосипедную раму, большую карту мира и терракотового орангутана. Потом он снял трубку и улегся в гамак у окна. Голос Франчески ответил после первого гудка.

– Алло.

– Контини.

– О, Контини, привет! – воскликнула Франческа. – Что поделываешь сегодня, дома сидишь?

– Работаю, помогаю тому другу, с которым ты познакомилась позавчера вечером.

– А, да.

Контини слегка улыбнулся. Франческа научилась не болтать лишнего по телефону. Но он ей все расскажет, когда они увидятся. В тот день он запланировал встречу в Локарно – с кем-то, кто знал еще кого-то, кто говорил, что на днях видел Марелли. Ладно, придется пойти на это проклятое ограбление. Но приглядывать за Марелли, как подсказывал Контини инстинкт, в любом случае – дело нужное.

– Ты в Локарно? – спросил он у Франчески.

– Да, навожу у себя порядок.

– Может, загляну.

– Пообедаешь у меня?

Франческа жила в Локарно. Временами она перебиралась к Контини, но иногда предпочитала дать ему возможность повариться в собственном соку. Контини принял приглашение: они договорились встретиться на Пьяцца Гранде в половине первого.

Закончив разговор, Франческа посмотрела вокруг. Квартира напоминала поле боя. Картонные коробки с книгами, нагроможденные повсюду. Так всегда бывает, когда вещи из двух домов стекаются в один.

На кухне имелись пара пакетов макарон, помидоры, цветная капуста, морковь, салат и немного сыра. Обед она соберет, так или этак. То, что она жила немножко в Милане, немножко в Локарно и немножко в Корвеско, время от времени заставляло ее чувствовать себя кочевницей. Правда, все перемещения охватывали несколько десятков километров.

Но теперь с Миланом покончено, подумала она, собирая в кучу кухонные принадлежности, перед тем как поместить их в буфет. Она вытерла пот со лба. На ней были только шорты и футболка, и все-таки она потела. К концу августа самая раскаленная пора уже миновала, но Локарно, изнуренный кинофестивалем и наплывом туристов, еще плавился в череде жарких дней.

Освободив стол, она откопала скатерть в глубине платяного шкафа. Наконец квартира снова приобрела человеческий облик. Она накрыла на двоих. Потом задвинула огромные коробки в угол гостиной. Приняла душ и надела легкое светло-желтое платье с коротким рукавом, длиной до колена.

Пальмы на берегу озера выглядели слегка умиротворенно, как будто подозревали, что не за горами осень. Но ватаги туристов еще роились по улицам центра. После площади Дзордзи Франческа поехала короткой дорогой через улицу Панелле и улицу Галлинацца. Ей нравилось подъезжать к Пьяцца Гранде сверху, пробираться через переплетение улочек, напоминавших ей кулисы какого-нибудь крупного театра, с их суетой и весельем.

Приоткрытые подъезды и тихие внутренние дворы, едва оживляемые струйкой воды из фонтана. Магазины безделушек и этнических товаров, рестораны, которым удавалось пристроить столик даже под водосточным желобом. Углы улиц с приманками для туристов и ювелирные лавки, расположившиеся под портиками. Франческе нравилось любопытствовать, прислушиваясь к обрывкам разговоров и воруя ракурсы повседневной жизни. Возможно, она тоже, как Контини, любила всюду совать нос. Возможно, поэтому они и ладили.

Она спустилась по улице Маркаччи. Контини ждал ее в баре, что сбоку от муниципалитета. Или, точнее, был занят беседой с каким-то незнакомым ей типом. Франческа подождала, пока он закончит разговор, потом подошла к Контини сзади.

– У вас свободно?

– Может быть, – ответил он, не оборачиваясь. – А вы свободны?

Франческа улыбнулась и нагнулась поцеловать его, прежде чем сесть. Контини знаком подозвал официанта.

– С кем это ты говорил? – спросила она.

– С приятелем Маттео Марелли, – отозвался Контини. – Ты что будешь?

Они заказали четверть литра розового мерло. Перед ними Пьяцца Гранде блестела на солнце. Это была не столько площадь, сколько пляж, громадная пробоина в сердце города. И обитатели Локарно, гадая, что с ней делать, приспосабливали ее то под парковку, то под кинозал, то под каток. Пока они ждали вино, Франческа спросила:

– Так ты нашел его, этого Марелли?

– Пока нет. Но тот, с кем я говорил, работал с ним и хорошо его знает.

– И ему известно, где Марелли?

– Нет, но он мне сказал, что видел его два раза в Локарно. Он заинтересовался и стал наводить справки. Думает, там попахивает какой-то аферой. Но никто ничего не знает…

– Марелли прячется здесь, в Локарно?

– Где-то в округе. Похоже, его видели в долине Маджа.

– И по-твоему, дочь твоего друга тоже там?

Примечания

1

Блин! (нем.)

2

Что ты там говоришь? (нем.)

3

Не так ли? (нем.)

4

Озеро, на котором стоит город Лугано. (Здесь и далее примеч. перев.)

5

Ставок больше нет (фр.).

6

Фирменное блюдо (фр.).

7

Прицеливающийся игрок (фр.).

8

Ударяющий (фр.).

9

Серединный игрок (фр.).

10

Круг (фр.), т. е. очерченный от руки на земле круг, из которого делают все броски во время игры.

11

Река, впадает в озеро Лугано.

12

Выставочный комплекс в Лугано.

13

Пригород Лугано.

14

Безопасность (англ.).

15

Частный банкир (англ.).

16

«Нагель» (Natel) – термин, используемый исключительно в Швейцарии и в Лихтенштейне для обозначения сотовых телефонов.

17

Данте Алигьери. Божественная комедия. Чистилище, 2, 79–81, пер. М.Лозинского.

18

Там же, ст. 82–84.

19

На выбор; по собственному усмотрению (фр.).

20

«Ни эти отлучки, ни эти корабли, ни эти путешествия, которые потрясают нас» (фр). Из песни Жака Бреля «On n'oublie rien» («Ничто не забывается»).

21

«Не забывается ровным счетом ничего, мы привыкаем, вот и всё» (фр.).

22

Траппер – охотник на пушного зверя на Диком Западе в двадцатые годы XIX века.

23

Район Лугано.

24

Банковское обслуживание состоятельных лиц (англ.).

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.