ПРОЛОГ

Аманда Роуз Чарльз проснулась утром во вторник со сладостным опущением благополучия, которое длилось всего несколько секунд. А затем она вспомнила о своем разговоре с Чарли, состоявшемся вечером накануне, незадолго до полуночного шоу, и свинцовая тяжесть легла ей на грудь, даже дыхание перехватило.

Приподнявшись и оперевшись на локоть, она зевнула, пригладила пальцами копну волос и неуверенно потянулась к телефону на столике перед кроватью. Поставив его себе на живот, она подняла трубку и набрала знакомый номер.

И ничего… После серии гудков в трубке никто не ответил ей на другом конце провода. Аманда пережила свою неудачу и злобно швырнула трубку на рычаг. Проклятие! Куда запропастилась Марианна? Идея звонить в полицию ей явно не нравилась. В конце концов, Марианна будет в бешенстве, если тревога окажется ложной. Однако вчера вечером они с Рондой договорились обратиться к властям, если и сегодня Марианна не вернется домой. Вот уже три дня, как о ней ничего не известно. Правда, и раньше бывало, что она исчезала вот так, никому не сказав ни слова. Понемногу это стало входить у нее в привычку, несмотря на договоренность между подругами сообщать о своих отъездах друг другу. Так что со стороны Марианны это исчезновение было вдвойне безответственным.., и в то же время таким для нее обычным. В голову Аманде лезла всякая чертовщина: а вдруг это самоубийство? Хотя нет, Марианна вряд ли способна на такое. Оставалось только надеяться на то, что парень, с которым она на этот раз связалась, окажется порядочным. Но надежда была слабой: стоящие парни попадались ей так редко.

Аманда никогда не могла понять этой одержимой тяги к мужчинам, которую проявляли все окружавшие ее женщины. Иной раз она ощущала себя единственной взрослой в компании девушек-подростков – так доставали ее неизменные разговоры подруг о мужчинах и сексе.

«Почему все это должно меня трогать?» – спрашивала она себя. В чем эта таинственная привлекательность сексуальных отношений? Положа руку на сердце, она часто признавалась себе, что собственный опыт не дал ей ответа на этот вопрос. И не то, чтобы она была мужененавистницей, как назвала ее одна девица, когда Аманда оказалась настолько глупа, что вслух объявила о своих сомнениях. Просто ей не приходилось испытывать на себе таинственную власть секса, его волшебную способность полностью перевернуть все естество женщины.

Аманда не понимала, почему считают, что она ненавидит всех мужчин. Просто ей никогда не удавалось найти общего языка с теми немногими, которых она знала. Ей порядком поднадоело, что едва знакомые люди считают ее чем-то вроде еретички. Слава Богу, еще не лесбиянкой! Правда, она сама дала повод так думать о себе, когда в очередной раз не сдержалась и высказала все то, что она думает о мужчинах.

Однако, возражая своей обидчице, Аманда не смогла себя заставить посмотреть ей в глаза. Честно говоря, она испытывала соблазн попробовать… Но моральные устои, прочно укоренившиеся в ее голове еще с тех времен, когда она была маленькой девочкой, не позволяли ей перейти заветную черту. И откуда берутся такие самонадеянные люди, которые готовы уличить тебя в чем угодно? Просто потому, что твои представления несколько отличаются от их собственных…

Аманда вообще-то любила общаться с мужчинами. Порой они оказывались отличными партнерами по танцу, а с некоторыми из них у нее установились вполне дружеские отношения. Но стоит возникнуть дружбе, как мужчины стремятся перевести ее в сферу любовных отношений. Вот что вынуждало Аманду относиться к своим приятелям с явным недоверием.

Впрочем, что бы там ни говорила Ронда, ей-то уж хорошо известно, что Аманда уже давно не девушка. У нее уже был опыт физической близости с тремя мужчинами. Правда, Ронда считала, что число их слишком незначительно, чтобы сделать из Аманды в полном смысле слова женщину. Что ж, Аманда, конечно, могла согласиться, что такое количество партнеров явно недостаточно для ее сексуальной зрелости, но это, однако, не повод для того, чтобы поменять в постели дюжину мужчин, на практике проверяя идею Ронды о необходимости «большой выборки».

Но почему они все к ней пристали, ведь Аманда никогда не навязывала другим свою точку зрения, подобно уличным проповедникам теории воздержания. Просто она честно признавалась, что на собственном опыте убедилась в том, что мужчины для нее не главное.

Вновь набирая номер Марианны, Аманда мысленно пыталась сформулировать свое жизненное кредо: общение с мужчинами может быть и приятным и веселым, но как только это общение переходит в секс, все сразу становится каким-то сложным, даже тягостным. Нет уж, лучше держать мужчин на расстоянии – и только в качестве друзей.

Так и не дозвонившись, Аманда сбросила с себя одеяло. Она с наслаждением потянулась и босиком по ковру пошла к шкафу. Почему-то ей вдруг вспомнился Раймонд, ее случайный уличный знакомый, которому она когда-то подарила свою невинность. Странно, ведь она не вспоминала о нем уже несколько лет. «Он был такой забавный, с ним было так весело», – перебирала она в памяти многочисленные эпизоды их отношений. Но потом начался секс, и все испортилось.

Ей минуло тогда всего девятнадцать, и она всего за несколько месяцев до встречи со своим первым мужчиной приехала в Нью-Йорк. Раймонду было двадцать два, и он сильно отличался от ее прежних знакомых. На нее произвели ошеломляющее впечатление его знание города и местный жаргон. До этого она жила, как улитка в своей раковине. Раймонд стал человеком, открывшим перед ней новый большой мир. Господи, как невинна она была в те дни, как мечтала о своем шансе на любовь!

Она сознательно пошла на эту связь, хотя и понимала, что в первый раз удовольствие никогда не бывает полным и всепоглощающим. Итак, она не рассчитывала на многое, но все оказалось не так уж и неприятно. Ее тело, закаленное годами танцевальных упражнений, стало гибким и эластичным, так что боль от потери невинности была минимальной. Все, вроде бы, сложилось удачно, но в этой «удаче» была своя каверза.

Дело в том, что эмоционально Аманда была совершенно не подготовлена к подобной перемене. Хуже того, она находилась тогда в настоящем душевном кризисе. Она только что начала вести самостоятельную жизнь, пыталась залечить полученные когда-то душевные травмы, которые все еще не были изжиты.

Она рассталась с Тедди. Отношения с родителями также были близки к катастрофе. И вот она оказалась в совершенно новой среде. Все вокруг: подруги, соседки по комнате, приятели на дискотеке просто упивались радостями сексуальной свободы. И тогда она отбросила все свои принципы, забыла, чему учила ее когда-то Тедди и кинулась в поток страстей, пытаясь вести себя так же, как десяток-полтора окружавших ее людей.

Она выбрала Раймонда просто потому, что он ей нравился, с ним было весело, и, к тому же, он понимал ее настроение. А может быть, ей тогда показалось, что Раймонд очень опытен в сексе. Впрочем, какая разница, что толкнуло ее на близость с ним. Она никогда не забудет Раймонда, ведь он был первым. И благодаря его стараниям она попробовала приобщиться к радостям и тайнам секса, который оказался вовсе не таким уж радостным и таинственным, но и не таким ужасным, как ей казалось прежде.

К несчастью, и впоследствии ее отношение к сексу совершенно не изменилось с того первого раза. Ей ведь так хотелось верить, что как только будет преодолена неуклюжесть и неловкость первых опытов, секс для нее станет таким же чудесным и всепоглощающим явлением жизни, как и для многих других.

«Еще одна несбывшаяся надежда – Чарльз», – подумала Аманда, лаская пальцы босых ног о густую шерсть ковра в туалетной комнате. С тех пор уже минуло десять лет!

Ее отношения с Раймондом принесли ей совсем немного радости в сексе, зато сколько суеты и душевного разлада! Конечно, во многом виновата она сама, а не Раймонд. Он не изменил своего отношения к ней после того, как они стали любовниками. И дело не в том, что он пытался выдать себя за кого-то другого. Просто она сама приняла его не за того, кем он был на самом деле.

И все-таки близость с Раймондом дала ей изрядную встряску: она совершенно по-новому окрасила их отношения, но отнюдь не способствовала их упрочению. В конце концов, что на свете может быть более интимного, чем вторжение чужой плоти в твое тело? Но их свидания неизменно оставляли в ней чувство неловкости и легкой нервозности, поскольку она стремилась казаться совсем не такой, какой была на самом деле, и он чувствовал это. Разочарование от неудачи, которую они потерпели в постели, наложило отпечаток на всю их в прошлом довольно прочную дружбу. Наконец, после нескольких месяцев напрасных надежд на то, что все изменится к лучшему, Аманда решила порвать отношения с Раймондом. Вот так они и потеряли друг друга.

Итак, самые печальные мысли лезли ей в голову в то утро.

Вообще, если оценить ее первую попытку приобщиться к миру сексуальной свободы, то все это выглядело довольно нелепым. Но она ни в коей мере не раскаивалась в содеянном: по крайней мере, приобрела ценный для себя опыт. Она покинула дом неопытной девушкой с большим багажом травм и обид и с полной решимостью отбросить все прежние ложные ценности, правила и принципы, которые с детства внушали ей отец с матерью, но после неудачи с Раймондом она поняла, что совсем необязательно отказываться от своего прошлого только для того, чтобы стать непохожей на родителей.

Все сложилось как-то странно. Тогда она приехала в Нью-Йорк, имея только рюкзак за плечами, собираясь обрести свободу, стать именно такой женщиной, которые всегда бесили ее чопорных родителей.

Вместо этого после разрыва с Раймондом она научилась воспринимать себя такой, какой была на самом деле. Да, она явно не была похожа на Тедди. Не могла преодолеть присущую ей с детства скованность натуры. Разнузданное, вызывающее поведение претило ей. И все же попытку вести себя таким образом она сделала, а после чувствовала себя полной идиоткой. Оказалось, что у нее существует такая вещь, как совесть, и ей приходится дорого платить за любой проступок, не соответствующий принципам ее жизни.

Впрочем, если рассуждать серьезно, она действительно не хотела шокировать окружающих деланной развязностью, хотя и устала жить в мире, в котором хорошие манеры значат больше, чем естественные человеческие отношения. Она надеялась, что здесь, в Нью-Йорке, она сможет стать более непосредственной, более свободной. А потом оказалось, что совсем не так просто разбить панцирь безупречных манер и показать всему миру, как она действительно в нем задыхается. И тогда у нее возникло подозрение, что она похожа на своих родителей гораздо больше, чем ей того бы хотелось.

Одним из результатов долгих сеансов самоанализа, к которым она пристрастилась после истории с Раймондом, стало убеждение в том, что ей не изменить своего природой данного естества, а свои моральные принципы ей предстоит унести с собой в могилу. И, быть может, в этом ее спасение, а может быть, проклятие.

Когда она отправилась в Нью-Йорк, рассчитывая стать профессиональной танцовщицей, родители восприняли это как что-то чудовищное, как проступок, выходящий за рамки приличий общества. Но и в артистический мир она не очень-то вписывалась. У нее совершенно отсутствовала так называемая богемная изюминка. И за исключением тех моментов, когда ей приходилось танцевать, она вела себя скованно и консервативно. Вообще говоря, стиль ее поведения коренным образом отличался от общепринятого в среде профессиональных танцоров. Да и манера одеваться была у нее сугубо индивидуальной, скорее строго элегантной, чем вызывающей. И притом, она была скромной, предупредительной, дружелюбной, но отнюдь не способной оказаться на дружеской ноге с кем попало.

Настало время утренних тренировок. Аманда сделала недовольное лицо, но врожденная самодисциплина взяла верх, и она подошла к балетной стойке.

Отрабатывая упражнение на растяжку, она почему-то подумала, насколько проще ей удавалось налаживать дружеские контакты с женщинами. Может быть, потому, что она в семье выросла с тремя сестрами? С мужчинами все получалось по-иному. Видимо, не разбираясь в их психологии, она все время стремилась отгородиться от них, как от чего-то пугающе неизвестного. И это получалось у нее совершенно непроизвольно.

И, конечно же, ей были не безразличны сплетни, ходившие о ней в танцевальной среде. Лежа на животе и пытаясь дотянуться пальцами ног до собственного затылка, она старалась отвлечь себя таким образом от неприятных размышлений о пересудах. Впрочем, пусть болтают. Да и плевать на то, что вообще могут еще сказать?

Аманда приняла сидячее положение, затем, наклонившись вперед, плавно коснулась головой колен. Пусть считают ее мужененавистницей, пусть наклеивают на нее ярлык холодной неприступной женщины. Пусть болтают, если им так хочется!

Постепенно ускоряя темп движений, Аманда в который раз подумала, что несмотря на все это, жить все же можно. Иногда ее раздражало общественное мнение, по, а конце концов, оно не препятствовало ее профессиональной карьере, как это постоянно случалось с Марианной. «Вряд ли во всем мире найдется мужчина, ради которого она пожертвовала бы карьерой», – подумала Аманда.

В ванной комнате она несколько секунд колебалась, стоило ли ей принимать ванну, но в целях экономии времени предпочла душ. Она посмотрела на себя в зеркало с неудовольствием, отвела глаза и взяла щетку. Как было бы здорово, если бы кто-нибудь изобрел средство для моментального восстановления энергетики человека. Выпьешь таблетку – и ты свежий и бодрый. Она явно ощущала, что сегодня утром не в лучшей форме.

Расслабившись под теплыми струями душа, Аманда с наслаждением откинула голову назад, подставив лицо под потоки воды. Она рассеянно размышляла о том, как бы изменилась ее жизнь, если бы у нее была репутация отчаянной развратной женщины, а не холодной и неприступной, какой ее считают сейчас. Мысль эта вызвала у нее улыбку. Так или иначе, ей все равно перемывали бы косточки и наклеивали ярлыки. Она всегда знала, что принадлежать к танцевальному миру – это все равно что жить в маленьком городке. Каждый знает о тебе все, что только можно узнать, а если что-то неизвестно, то можно смело домыслить.

Ярлыки наклеиваются жестко и беспощадно. И если уж мнение о тебе сложилось, потребуется поистине божеское вмешательство, чтобы изменить его.

Продолжая вспоминать своих любовников, Аманда подумала, что Ларри с самого начала потянулся к ней именно из-за ее репутации неприступной гордячки. Отношения с Ларри продолжались два года и состояли из цепи непрерывных размолвок и примирений. То были два самых нелепых года в ее жизни. Их отношения с Ларри были совершенно непредсказуемы. То он был необузданно страстен, то совершенно холоден. Это выводило ее из себя. К несчастью, Аманде потребовалось почти два года, чтобы понять, что он ничего особенного из себя не представляет.

Словно бы отмахнувшись от неприятных воспоминаний, она с раздражением стала растирать кожу губкой. «Зачем травить себя воспоминаниями? – спросила она вслух сама себя. – Ты же окончательно порвала с этим парнем три года назад. И хватит об этом!»

Легко сказать! Она снова подставила плечи под струю воды. Аманда знала свой недостаток – копаться в какой-нибудь ситуации до бесконечности. Знала, но остановиться уже не могла, так как убедилась на собственном опыте, что если уж какая-то мысль застрянет у нее в голове, то избавиться от нее просто невозможно.

Теперь ей представлялось очевидным, что с самого начала Ларри стремился манипулировать ею, словной куклой, но она не сразу это заметила. Она была ослеплена его нежностью и веселостью, теми редкими прекрасными минутами, когда он просто тихо сидел рядом, говорил о пустяках и нежно и ласково целовал ее.

К несчастью, такие минуты выпадали редко, и теперь, когда все осталось в прошлом, она сильно подозревала, что все это было частью той игры, которую он вел с ней забавы ради.

Поначалу та ситуация «перетягивания каната», которая сложилась в их отношениях, тоже казалась ей забавной. Аманда, при всей своей мягкости, была не из тех женщин, которых можно держать в кулаке. Она была довольно упрямой и строптивой и совсем не собиралась позволять кому-либо обращаться с собой, как с маленькой девочкой. Вот почему игры, к которым так пристрастился Ларри, вскоре утратили для нее свою привлекательность, особенно когда возникло подозрение о беременности.

В конце концов их отношения стали по-настоящему мучительными, особенно после того, как до Аманды дошло, что Ларри любым путем стремился к власти над нею.

Выключив воду и выйдя из ванны, Аманда подумала, что хотя она и тихоня, но ей так долго пришлось прожить под одной крышей со своими родителями, которые были великими мастерами по части манипулирования ее поступками, что вновь подчиниться кому-либо она просто не в состоянии. Если Аманда что-то и поняла в жизни, так это то, что люди, стремящиеся к власти над другими – неприятные люди. Аманде и в голову не приходило, что возможны ситуации, когда можно захотеть подчиняться чужой воле добровольно.

Слегка помешкав, она принялась энергично просушивать под феном волосы. Да, конечно же, Ларри был не из тех, кто готов предоставить женщине право сказать последнее слово. Его нежелание дать ей свободу до тех пор, пока он сам не созреет для окончательного разрыва, вызвало у Аманды состояние глубокого стресса. Тогда ей казалось крайне необходимым, чтобы инициатива разрыва исходила от нее, от этого зависело уважение к самой себе. Так они и ходили по замкнутому кругу, пока не выбрались на «нейтральную территорию», на которой их самолюбию был дан отдых.

Аманда растерла душистым лосьоном руки, ноги, живот, грудь и плечи, натянула трусики и прошла в спальню. С чего начать: сначала одеться или накраситься? Еще один пунктик ее извечных сомнений. Конечно, сначала следует накраситься.

Набросив полотенце на плечи, она уселась перед туалетным столиком и приступила к макияжу. Через некоторое время она пристально посмотрела на себя в зеркало. Так, еще немного румян на скулы…

К тому времени, когда она заканчивала наносить тени на веки, ее желудок начал бунтовать. Она торопливо расчесала свои густые кудри и оделась. Уже почти полдень, а ведь она встала раньше обычного. Что поделаешь! Быть танцовщицей – значит жить по расписанию, которое отличается от распорядка дня «прочих смертных».

Грег тоже был танцором. Подумав о нем, она от злости даже топнула ногой, едва удержавшись от того, чтобы не удариться головой о стенку. Какого черта! Что за денек сегодня выдался? Сплошные воспоминания о любовных похождениях Аманды Чарльз. С чего бы это?

Дьявол! Обрывки воспоминаний, словно карусель, вертелись в ее голове и она не находила способа, как от них избавиться. Опыт совместной жизни с Ларри настолько обескуражил ее, что почти напрочь убил в ней всякий интерес к мужчинам. Действительно, после их разрыва прошло почти полтора года, прежде чем она рискнула вступить в новую связь. Она встретила Грега.

Из всех трех мужчин только воспоминания о нем вызывали в ее душе боль. Их профессиональная общность позволяла им лучше понимать друг друга. С ним было радостно и необычно. Но в конце концов она выяснила, что он все еще любит свою бывшую жену.

Аманда понимала, что ей никогда не придется испытать по-настоящему глубокой и всепоглощающей любви. В глубине души она подозревала, что такое чувство может существовать лишь на страницах романов или на киноэкране. Но все же она ощущала, что ее отношение к Грегу чем-то напоминало эту романтическую любовь. Ей все еще казалось, что сложись что-то иначе, чувство к нему непременно переросло бы в большую и настоящую любовь. Ведь только ему она могла доверить свои самые интимные секреты и сокровенные порывы души. Но что-то мешало ей полностью раскрыть ему душу. Быть может, то был здравый смысл. После его ухода она с горечью поняла, что не смогла бы постоянно быть в роли лекаря его сердца, разбитого прежней любовью и еще при этом рассчитывать на ответный порыв. Аманда была слишком горда, чтобы долго переносить ситуацию, при которой в сердце любимого мужчины она находилась на втором плане. И когда жена Грега признала свою ошибку и попросила его вернуться домой, это, конечно, уязвило Аманду, но не стало для нее неожиданностью. Наоборот, лишь укрепило ее в стремлении избегать каких-либо новых связей с мужчинами. К чему рисковать своим душевным спокойствием? Ей наплевать, что говорят о ней ее друзья. Она совершенно спокойно может обходиться без мужчины.

На кухне Аманда поставила чайник на плиту: ей хотелось выпить чашку кофе. Она включила миниатюрный телевизор, чтобы послушать полуденную сводку новостей. Достала кофемолку, из-за шума которой не расслышала начала передачи. Когда же она выключила кофемолку, и, наслаждаясь запахом хорошо смолотого кофе, стала прислушиваться, до нее дошел смысл обрывка последней фразы: «…женщину эту власти считают последней жертвой убийцы эстрадных танцовщиц. Ее рост пять футов восемь дюймов, вес сто двадцать три фунта, у нее темно-русые волосы, карие глаза и маленький четкий шрам на левой брови. Опознавших просим связаться со следователем Джо Кэшем, полицейское управление Рено, отдел убийств. Повторяем номер телефона…»

Аманда застыла на месте, держа чайник с кипятком в дрожащей руке.

Милосердный Боже, нет! Этого не может быть.

Аманда автоматически поставила чайник на конфорку и погасила огонь. Затем достала чашку и без особого удивления заметила, что она подпрыгивает в ее дрожащей руке. Тогда очень осторожно поставила ее на стол.

Медленно Аманда вышла из кухни и подошла к телефону, стоящему на маленьком мраморном столике в гостиной. Она набрала номер, который, казалось, горел огненными цифрами в ее мозгу. Сжимая трубку вспотевшей рукой, она с напряжением ждала, слушая гудки на другом конце провода. Наконец трубку сняли, и Аманда вдруг ощутила страшную слабость. Она почувствовала, что ноги ее стали ватными, и в голове пустота. Упав на диванную подушку, она вдавила трубку в ухо.

«Полицейское управление Рено», – произнес вежливый деловитый голос…

Глава 1

Этот полет ничем не напоминал те, к которым за последние годы так привык Тристан Маклофлин. Не то чтобы он считал себя бывалым путешественником, но ему действительно пришлось немало полетать, и он чувствовал себя подлинным аборигеном рейсов, где пассажиры пользовались сезонными билетами и представляли из себя, как правило, добропорядочных бизнесменов. Так что он привык к соседям, которые либо спали, либо деловито шуршали бумагами, извлекаемыми из объемистых кожаных портфелей. По сравнению с неистовыми гуляками, окружавшими его теперь, это казалось ему совершенным вертепом.

Действительно, ему было непривычно слышать хлопанье тусуемых карт и стук игральных костей. Когда же на подходе к Рено самолет резко сбросил высоту, так, что невольно екнуло сердце, ему и вовсе показался отвратительным веселый дружный вопль, как будто все эти типы находились на развлекательной загородной прогулке. Честно говоря, чувствовал себя он просто ужасно. Он понимал, что в таком поведении пассажиров проявляется фривольный стиль города, в который его направили.

Разглядывая сквозь крохотный иллюминатор открывавшийся внизу грязно-зеленый пейзаж, Тристан с такой злостью сжал челюсти, что на скулах у него непроизвольно заиграли желваки. Почему выбрали именно его? По крайней мере три детектива стремились взяться за это дело, считая его хорошим трамплином в карьере: ведь дело об убийствах эстрадных девиц в городе, специализировавшемся на развлечениях, уже получило громкую огласку. Но Тристан не испытывал к этому делу никакого интереса и был искренне поражен, когда капитан Веллер вызвал его в свой кабинет, чтобы обсудить детали его командировки в Рено. Как он мог возразить Веллеру, сказавшему, что его опыт раскрытия серии убийств в Сиэтле при аналогичных обстоятельствах просто уникален, чтобы справиться с работой в Рено. Но его обидели слова Веллера, считавшего, что по соображениям безопасности ему лучше на время убраться из Сиэтла, поскольку Палмер, которого Маклофлин в свое время успешно засадил за решетку, только что сбежал из тюрьмы и теперь попытается осуществить давнюю угрозу загнать своего врага на шесть футов в землю. По мнению Тристана, это было сущей чепухой, так как Палмеру после его бегства из тюрьмы в Денвере по уши хватает и других забот. Вся его энергия теперь должна быть направлена на то, чтобы не попасться снова. Итак, Тристан не мог принять это соображение в качестве дополнительного аргумента в пользу его поездки в Рено.

«Однако его личное мнение, в принципе, не имело никакого веса, учитывая служебную субординацию», – мрачно рассуждал Тристан, ожидая, пока поток пассажиров схлынет, и он сможет спокойно выйти к трапу. Капитан на служебной лестнице всегда останется на голову выше лейтенанта. Было совершенно очевидным, что Веллер заранее принял решение отправить Тристана в Рено. С точки зрения Веллера, Тристан Маклофлин был незаменимым человеком в сложном деле.

Выбравшись из толпы, Тристан отправился за багажом, который состоял из двух чемоданов и одной ужасно громоздкой огромной коробки. Но по дороге ему еще раз пришлось изумиться нелепому поведению покинувшей самолет публики: только войдя в зал аэропорта, они сразу же кинулись к игровым автоматам.

Тристан недоуменно покачал головой, увидав, как его трещавшая всю дорогу, как заведенная, попутчица, блондиночка в красном брючном костюме, решительно заняла место у игрального табло – теперь ей было не до болтовни. Она выглядела воплощением деловитости, когда судорожно впихивала в автомат двадцатипятицентовики, с удивительной быстротой манипулируя ручками, отчего на экране мелькал калейдоскоп всевозможных образов. При этом она еще ухитрялась следить за тем, что делается на соседних экранах. Когда же девица почувствовала, что Тристан наблюдает за ней, то бросила на него через плечо крайне подозрительный взгляд, как будто совсем недавно у них не было вполне дружеской и доброжелательной беседы. Теперь, если судить по выражению ее лица, она подозревала Тристана в том, что он может посягнуть на ее возможный выигрыш. Но ему, в общем-то, не было до нее никакого дела. Он пожал плечами и повернулся к ней спиной, неспешно достал из кармана белоснежный платок и стал протирать линзы очков. – Лейтенант Маклофлин?..

Тристан надел очки и впился глазами в человека, стоявшего перед ним.

– Да, – признался он. – А как вы меня узнали?

– Я детектив, – ответил незнакомец усмехнувшись, но так как Тристан не ответил улыбкой на улыбку, то поспешил с более подробными объяснениями. – Ваш капитан описал мне вас как очень высокого человека со светло-каштановыми волосами и в очках в роговой оправе. Моя фамилия Кэш, – добавил он, протягивая свою руку Тристану, – Джо Кэш.

На самом-то деле Веллер сказал Кэшу: «Это здоровый угрюмый детина, шотландец, со светло-коричневыми волосами, носит очки в роговой оправе. Его нельзя не заметить. Можете вычислить его по квадратным плечам и по выражению лица, в котором нет и намека на интеллект».

Руководствуясь этими приметами, Кэш, естественно, без труда вычислил Маклофлина. Однако, понимая, что ему предстоит работать с этим типом, Кэш, естественно, поостерегся в точности передать ему характеристику, данную Веллером. Кстати, Маклофлин произвел на него впечатление. Он подивился, почему Веллер называет его шотландцем: ведь для службы в полиции необходимо быть гражданином Соединенных Штатов. Но когда он спросил об этом капитана, Веллер только рассмеялся в ответ: «Конечно, Маклофлин гражданин США. Но подождите, когда он раскроет рот». Затем он добавил с раздражающей насмешливостью, что Маклофлин на самом деле блестящий детектив – человек, внешняя грубоватость которого с избытком компенсируется профессиональным опытом в подобного рода делах, и именно такой человек необходим сейчас полиции Рено. Кэш пытался проанализировать тональность сказанного капитаном, когда тот говорил о Маклофлине. Но это было довольно сложно: явно сквозили чувство недовольства им и одновременно уважение к его профессиональным качествам, в этом можно было не сомневаться.

Тристан быстро оглядел с ног до головы стоящего перед ним человека и тоже протянул руку. Кэш был ростом около шести футов, длинноногий и худой, с совершенно лысой, но правильной формы головой. У него были пышные каштановые усы, внимательные интеллигентные карие глаза и крупные белые зубы, которые он обнажал в дружелюбной улыбке. «Он, кажется, вполне надежен», – решил Тристан, сделав вывод, по своему обыкновению, почти мгновенно.

– Сэр, у нас есть альтернатива, – сказал Джо Кэш минуту спустя, когда они укладывали багаж Тристана в машину. Тристан в это время отвлекся, разглядывая группу людей, усаживавшихся в длинный лимузин золотисто-коричневого цвета. Он вопросительно поднял брови, повернувшись к Кэшу.

– Мы можем отправиться прямо в отделение, – сказал Джо. – Правда, сперва мы заедем в отель и выгрузим ваш багаж, или, – он наблюдал за Тристаном прищуренными глазами, в которых загорелись хитрые огоньки, – мы можем сразу же поехать в морг. Там нас должна ждать парочка танцовщиц из кабаре «Отдых», которые могут опознать последнюю жертву. Они будут в пять. Я собирался позвонить и предупредить, чтобы кто-нибудь с ними занялся, но, если хотите… – он замолчал, ожидая решения Маклофлина.

Тристан не заставил себя ждать. – Морг, – сказал он решительно. – Вы можете ввести меня в курс дела по пути.

– Они здесь, – с этими словами Ронда отвернулась от окна. Она посмотрела на Аманду, увидела, как у подруги нежно розовеют щеки, взяла свой жакет и кошелек. – Ты готова?

– Нет. Да. Впрочем, не знаю, – Аманда прерывисто дышала, часто моргала и нервно улыбалась, глядя на подругу. Улыбка внезапно погасла на ее губах. – Боже, Ронда! Я думаю, мы не должны были этого делать.

– Не волнуйся же ты так! – Ронда закрыла свою помаду маленьким колпачком и бросила ее обратно в кошелек. – Может, это вовсе не Марианна. Мы должны надеяться. Представляешь, она вернется домой и еще будет издеваться над нами за излишнее рвение.

Она распрямила плечи, а Аманда вздрогнула, услышав стук в дверь.

– Мисс Чарльз? – юный свежелицый офицер стоял в дверях.

Аманда быстро взглянула на него, но ее внимание тут же отвлекла тяжеловесная фигура его пожилого коллеги, стоявшего за спиной юноши. У него было довольно помятое лицо, форма тоже была несколько помята. В общем, выглядел он так, словно бы запутался в тенетах собственной жизни. Но у него был ясный взгляд, и он учтиво кивнул двум женщинам.

– Да, я Аманда Чарльз, – Аманда медленно повернулась, чтобы они смогли увидеть за ней ее подругу:

– А это Ронда Смит.

– Мы прибыли сюда из управления Рено, чтобы… – официально начал молодой офицер.

Но пожилой прервал его и вежливо пожал руку Аманде. От него сильно пахло табаком.

– Они знают, почему мы здесь, сынок, – сказал он прокуренным голосом, и взглянул на Ронду.

– Сюда, пожалуйста, мисс, – любезно сказал он и провел их всех по коридору к выходу без лишней суеты.

Ехали они сохраняя молчание. Очень скоро, как показалось Аманде, они въехали на территорию госпиталя Святой Марии, и пожилой офицер помог ей выйти из машины. Через несколько секунд дверь госпиталя открылась и из него вышли двое мужчин, в которых Аманда даже издали признала тоже полицейских. Она предположила, что один из них тот самый офицер, который говорил с ней по телефону, и сердце ее тревожно забилось.

– Мисс Чарльз? Мисс Смит? – Джо Кэш приблизился к ним. – Благодарю вас за то, что вы приехали. Я следователь Кэш.

Он представил Тристана:

– Это лейтенант Маклофлин.

Аманда оценивающе посмотрела на мужчин. Оба они были высокие. Лысый капитан Кэш – тонкий и по-юношески гибкий. У него были располагающие темно-карие глаза, и она инстинктивно стала симпатизировать ему. Он смотрел так, будто хотел защитить их от всех неприятностей, насколько это было в его силах.

Она не смогла сказать того же самого о лейтенанте Маклофлине. Тепло и сердечность, казалось, не имеют к нему отношения. Наоборот: он был сам холод; в его взгляде ощущался молчаливый, все контролирующий интерес к ней, что сразу заставило ее ощутить потребность в обороне. Он будто подозревал в чем-то ее и Ронду…

Он был чрезвычайно высок ростом, а его плечи и грудь были такими массивными, что ей показалось, будто таких она никогда и нигде не видела. Минуту спустя, стоя за лейтенантом на эскалаторе, она испытала нечто вроде удушья, так как его массивная фигура заслонила от нее как бы весь мир.

Его габариты были настолько сами по себе красноречивы, что никто бы не засомневался в его принадлежности к полицейским властям, которые он сейчас представлял. У него были густые пепельного цвета волосы, довольно коротко подстриженные; кожа плотно обтягивала мощные кости его мужественного лица, а на скулах казалось почти грубой, шершавой. Большой заостренный римский нос, густые брови и отливающие металлом глаза за тяжелой оправой очков придавали его лицу суровость и даже вызывали чувство страха.

Аманда почувствовала, что Ронда, наоборот, приободрилась и дружелюбно улыбнулась этому суровому, но не лишенному мужского обаяния типу. Ронда, конечно, обожает мужчин и она бесстыдная кокетка. Но в данном случае ей, видимо, придется притормозить, поскольку от лейтенанта веяло таким холодом, что никакое самое очаровательное хлопанье ресницами, казалось, не могло растопить этот лед. Аманде куда больше нравилась приветливая улыбка лысого детектива Кэша.

Пока они шли по коридору к моргу, Тристан глубокомысленно следил за тем, как изящно двигаются впереди бедра Аманды. От его взгляда не ускользнула некая отрешенность, придававшая ей вид женщины из иного мира.

Она принадлежала к тому типу женщин, рядом с которыми он никогда не мог избежать робости и с которыми чувствовал себя абсолютным ослом. Она была неприступна и удивительно элегантна. Волосы светло-пшеничного цвета, макияж безукоризненный. Словом, он не ожидал увидеть здесь такую женщину.

Он отдавал себе отчет в том, что обременен кое-какими предрассудками по отношению к эстрадной публике, но был полон решимости отказаться от них до окончания дела. Хотя, черт возьми, чуть ли не половина уголовников, которых он упек за решетку за свою долгую карьеру полицейского, утверждали, что принадлежат к миру шоу-бизнеса. Он допускал, что эстрадные девушки города Рено нравственно могут оказаться на голову выше шлюх, с которыми он привык иметь дело. Но утонченность Аманды Чарльз не укладывалась в его жесткую, заранее выработанную схему. Но больше всего его задевало то, что большие миндалевидные фиалковые глаза, обрамленные густыми бровями и ресницами, недвусмысленно его отвергали.

«Бьюсь об заклад, она очень искусно красит волосы и кладет тени, – подумал он с непонятной неприязнью. – Ведь ее кожа оливкового оттенка, и такая редко бывает у блондинок, скорее всего, у нее мышиный цвет волос, а не скандинавская белизна, которой она так гордится», – мысль эта вызвала у Тристана мрачное удовлетворение.

Но, Боже мой, какая потрясающая фигура!

Конечно, мисс Чарльз была не так ярко и выигрышно одета, как ее подруга брюнетка, но такие точеные формы он мог безошибочно оценить даже если бы на ней был бесформенный халат, или вытянутый, широкий, до колен свитер. Стройная, высокая, с роскошной грудью, осиной талией и божественно длинными ногами. Конечно, в этом нет ничего удивительного. Она ведь девушка из шоу…

Они стояли перед дверями морга. Кэш повернулся к двум женщинам, провел рукой по своей лысой голове, затем пригладил средним и указательными пальцами усы и сказал:

– Послушайте, нет никакой надобности, чтобы вы обе входили, нам от вас нужна только идентификация.

На минуту воцарилась мертвая тишина. Аманда и Ронда стояли друг против друга. Затем, не дав им возможности обсудить, кто из них должен это сделать, Тристан решил за них.

– Вы, мисс Чарльз, – сказал он повелительно и взял Аманду за руку повыше локтя, подводя ее к двери.

От того, что он так бесцеремонно взял ее за руку, и от осознания того, что сейчас должно произойти, у Аманды чуть не подкосились ноги. Атмосфера, в которую она так внезапно попала, была холодно-стерильной. От запаха формалина у нее перехватило дыхание. Ее расширившиеся глаза, которые она подняла на Тристана, стали огромными, и он испытал укол совести. Но он отбросил с раздражением это ощущение. Черт возьми, он не был уж совершенно бесчувственным. Но он также знал, что, если бы позволил женщинам самим решать, кому из них войти в это страшное помещение, они стояли бы так до полуночи. Тристан проигнорировал внутренний голос, шептавший ему, что если бы Аманда Чарльз не принадлежала к типу женщин, вселявших в него робость, он дал бы ей время принять решение самой.

Позади него Аманда попробовала успокоить прерывистое дыхание и медленно распрямила плечи. Ее глаза, снова встретившись с его глазами, были холодно отстраненными, когда она высвобождала свою руку из его пальцев. Она заставила его испытать волнение, не прилагая к тому ни малейшего усилия. В этот момент дверь снова открылась, вошел Кэш и прежде чем обратить внимание на Аманду, вопросительно посмотрел на него. Тристан проклял с содроганием свою способность краснеть.

Аманда стояла с прямо поднятой головой, словно позируя художнику, но только до тех пор, пока мертвое тело на столе было покрыто материей.

Тошнота подступила ей к горлу, и она с трудом сглотнула. Ее взгляд, натолкнувшись на стальной блеск глаз лейтенанта Маклофлина, отпрянул в сторону. Она посмотрела на детектива Кэша.

– О Боже! Это ее.., она, – прошептала Аманда. Потом, взяв себя в руки, попыталась четко произнести:

– Да, это Марианна Фаррел.

Джо кивнул, чтобы прикрыли тело, и Тристан мягко обнял рукой Аманду за плечи и повернул ее к выходу. Ему, в общем-то, было понятно ощущение ужаса, пережитое ею, хотя сам он давно не испытывал ничего подобного.

Лицо Аманды Чарльз выглядело бело-зеленым при свете больничных ламп. Ему передалась ее ритмическая дрожь, и он испытал необычное для него желание обнять и успокоить девушку, передать ей тепло своего тела, хотя он, естественно, удержался от этого порыва.

Аманда набрала воздуха в легкие, когда они вышли в холл. Она коротко кивнула Ронде на ее вопросительный взгляд и упала в дружеские объятия. Они прижались друг к другу. Наблюдая за ними, Тристан подумал, что обязательно должен быть кто-то, кто поддержит тебя в такой час. Сам он, к сожалению, всегда оставался один на один со своими проблемами.

– В каком отеле вы остановились, лейтенант? – спросил Джо гиганта-шотландца, специально затевая разговор, чтобы дать Аманде время прийти в себя. Она выглядела чересчур уж измученной и потрясенной.

– Я не знаю, – ответил Тристан. Он протер свои очки и снова водрузил их себе на нос. Затем посмотрел на Джо серьезно. – Надеюсь, вы мне порекомендуете что-нибудь подходящее и недорогое.

Ронда с восхищением взглянула на гиганта-полицейского из-за плеча Аманды, вслушиваясь в его спокойный голос с шотландским акцентом. Она вдруг ослабила объятия, в которых сжимала свою подругу.

– Если вы ищете симпатичное место, чистое и удобное, – предложила она, – то квартира в доме Аманды вам вполне подойдет. – Немного помолчав, добавила:

– Квартира Марианны.

Аманда резко вырвалась из объятий Ронды.

– Пожалуйста, прекрати! – крикнула она. – Разве это единственная подходящая комната?

Схватив Ронду за руку, она потащила ее вниз по лестнице, следуя в указанном детективом направлении.

Влетев в дверь комнаты для посетителей, она втащила за собой Ронду и резко прижала ее к стене. Приблизив к ней свое разгоряченное лицо, она зло прошипела:

– Ты с ума сошла, Ронда? Что заставило тебя сделать это?

Ронда непонимающе моргала карими глазами:

– Что? Что сделать?

– Какого черта ты предложила этому типу комнату Марианны?

– Ты серьезно, Мэнди? А почему бы и нет? Посмотри на него – настоящий гигант. Он, вероятно, одарен, как жеребец.

– Не кричи так громко, – прервала Аманда. – Можешь ты хоть раз в жизни подумать о чем-нибудь другом кроме секса?

– Да, конечно. В детском саду я думала о другом. Но это было очень давно, и возвращаться к детским играм, тебе не кажется, уже поздно?

Аманда покачала головой:

– Поздно или нет, но я вовсе не хочу видеть этого полицейского своим жильцом. Я лучше сдам комнату Гунге Дин.

– Тогда я скажу, что ты сошла с ума, Аманда Чарльз! – глаза Ронды стали вдруг серьезными. – Забудем о нем как о сексуальном объекте, если тебе не по душе его внешние данные. Посмотрим на это дело с другой стороны. Посмотрим на него как на телохранителя. Над нами висит проклятие. Какой-то мерзавец и маньяк убивает танцовщиц, мы на крючке у этого Джека-Потрошителя. Неужели тебе не будет спокойнее, если рядом с нами будет находиться такой супермен?

– Я хочу верить, что с нами ничего плохого не случится, – прошептала Аманда, сама понимая, что надежды на это никакой нет. – Боже, кому надо было убивать Марианну?

– Ты сама не понимаешь, что говоришь! – прервала ее размышления Ронда. – Пока мы лишь знаем, что этот маньяк на свободе и может веселиться и дальше, – она отодвинулась и коснулась плеча Аманды, взгляд ее темных глаз успокоил подругу. – Надеюсь, ты еще не забыла, что мы попали сюда, чтобы опознать Марианну, черт подери? Глупо ругаться и спорить со мной, Аманда!

– Нет, не забыла, – согласилась Аманда, пытаясь унять дрожь, сотрясавшую все ее тело. – О, Ронда, но я не хочу верить этому. Сегодня утром, едва проснувшись , я чуть не сошла с ума от ужаса. Вначале я думала, что это так похоже на нее – исчезнуть, не сообщив никому, где ее искать. И теперь я увидела Марианну на носилках, и она мертва, Ронда! Неужели такое может продолжаться и дальше, неужели то же самое может случиться с кем-то из нас, с тобой или со мной?

Она помолчала немного, потом взглянула на подругу:

– Но почему Маклофлин? Он мне неприятен, Ронда. Он смотрит на меня как на букашку, пришпиленную к стенке. Он даже не дал нам возможности решить, кто из нас должен войти, он просто втолкнул меня туда, – она вздрогнула от воспоминания.

Ронда ласково обняла ее.

– Я знаю, крошка. Тебе было неприятно, что он так бесцеремонно и грубо схватил тебя и втащил в ту страшную комнату. Но, согласись, чего еще можно ожидать от грубого полицейского? Пойми, он такой же, как и все они!

– Да, – согласилась Аманда. – Я думаю, ты права.

– Ну и что?

– Я думаю, если Маклофлин заинтересуется квартирой, но именно если он сам заинтересуется, я не имею ничего против этого, Ронда, – поставила она последнее условие, надеясь, что Маклофлин откажется от предложения Ронды. Хотя, что ни говори, все сказанное ее подругой – правда. Они, разумеется, должны подумать о своей безопасности.

Аманда все же надеялась, что лейтенант Маклофлин не примет предложения Ронды. Тем более, у нее есть много знакомых танцоров, способных вполне эффективно защитить их в случае опасности. Да и потом, это совершенная глупость, он не может заинтересоваться ее домом. Разговор, в который так импульсивно встряла Ронда, шел о гостинице, а не о постоянном жилье.

Не было никакого смысла волноваться о том, что, вероятно, никогда не произойдет.

– О чем, черт возьми, они болтают все это время? – пробормотал Тристан, меряя шагами прихожую.

– Мисс Чарльз выглядит что надо! – усмехнулся Джо. – И вы знаете женщин…

– Нет, в том-то и дело, что я о себе такого сказать не могу, – Тристан остановился и взглянул Джо в лицо. – В самом деле, в эту великую тайну я никогда не мог проникнуть.

Джо усмехнулся:

– У вас не было сестер, а у меня они есть.

– Нет, и братьев нет.

– А у меня целых пять сестер.

– Боже мой! – Тристан теребил свой галстук, глядя на Кэша с изумлением. – Это, должно быть, очень приятно – жить в такой большой семье? Ну и как это? Столько девушек?

– Волосы дыбом, – ответил Джо и рассмеялся, потирая ладонью свой голый скальп. – Конечно, если бы у меня были волосы. Я теперь уже совсем большой мальчик, но несколько лет назад мы еще жили все вместе. – Он усмехнулся:

– Конечно, тогда, ребенком, я бы вам этого не сказал, но теперь я скажу, что благодарен своим сестрам за то, что, живя с ними, усвоил много полезных закономерностей, касающихся женского пола. Правило номер один звучит так: на свете чертовски мало женщин, которые могут просто зайти в ванную комнату, чтобы просто умыться. Ведь там зеркала! В сумочках у них полным-полно всяких расчесок и средств для макияжа, так что вам лучше не спешить. Эти две танцовщицы вернутся только тогда, когда наведут марафет, и ни минутой раньше.

– Тысяча проклятий! – воскликнул Тристан, принявшись снова нервно ходить взад и вперед по комнате. Затем, резко остановившись, он высказал Кэшу несколько предложений в плане самых неотложных действий. Джо тут же побежал звонить. Джо еще отсутствовал, когда на пороге появились обе дамы, но Джо подоспел вслед за ними как раз вовремя, чтобы не дать Тристану высказаться по поводу удручающих женских особенностей. Волосы женщин были безупречно причесаны, а губы сверкали безупречным слоем помады.

– Вы просто неотразимы, – заявил Тристан Аманде. – Кстати, вы наверное чувствуете себя гораздо увереннее, когда накраситесь?

– Да… Благодарю вас, – ответила Аманда, слегка польщенная и удивленная его вниманием.

– Глубоко сожалею, что пришлось подвергнуть вас такому тяжелому испытанию, – продолжал Тристан таким мягким голосом, что Аманда от неожиданности раскрыла рот. Первое негативное впечатление от этого человека, так бесцеремонно втолкнувшего ее в мертвецкую, слегка рассеялось. Тогда же ей показалось, что наблюдать за ее страданием и ужасом доставляло ему удовольствие. Теперь же его неожиданные знаки внимания вызвали у нее чувство смущения, но едва она немного расслабилась, как следующие его слова заставили ее снова напрячься.

– У вас с собой ключи от квартиры мисс Фаррел?

– Да, конечно, у меня вся связка, – сердце ее учащенно забилось. «О Боже, ну пожалуйста», – молила она, – не дай ему сказать, что он согласился с предложением Ронды, пусть он этого не сделает".

– Буду вам очень признателен, если вы мне их дадите, это избавит нас от необходимости взламывать дверь, – сказал он с беспощадной прямотой. – Ваше опознание здорово продвинуло дело вперед, но, боюсь, теперь нам придется задать вам и мисс Смит целую кучу вопросов.

– Да, но…

– Полагаю, разговор лучше продолжить у вас дома. Там вы будете себя чувствовать гораздо свободнее, чем в полицейском управлении.

Тристан искренне старался, чтобы его слова звучали как можно мягче, тем самым он надеялся компенсировать моральный ущерб, нанесенный Аманде во время опознания, и все же он то и дело чувствовал, что в его голосе звучат безапелляционные ноты. Но, тысяча чертей, он в самом деле считает, что и она и мисс Смит будут чувствовать себя более раскованно у себя дома, и все же он без колебаний отправит их в полицейское управление, если они начнут упираться. В конце концов, он выполняет свою работу, и чем быстрее она будет сделана, тем лучше.

Аманда недобро взглянула в непроницаемые серые глаза Маклофлина и из последних сил удержалась, чтобы не расплакаться. Наверное, это самый плохой день в ее жизни, худший с тех пор, как Тедди… Да, ужасно тяжелый день, и кажется, он никогда не кончится. Голова раскалывается, желудок сжимается и ноет так, будто он никогда уже не сможет вновь принимать пищу. Будь оно все проклято! Она чувствовала себя потрясенной, измученной, загнанной в угол. С безнадежной улыбкой Аманда отогнала мысль о том, что, вернувшись домой, неплохо бы залезть в горячую, наполненную пеной ванну. Взглянув опять на лейтенанта, она испытала чувство, близкое к ненависти. Он совсем не раскаивается в том, что благодаря ему она пережила столько ужасных минут, наоборот, он очень доволен собой. Быть может, у нее совсем расшатались нервы, но ей кажется, что ему доставляет удовольствие мучить ее.

Окинув Маклофлина взглядом полным неприязни, она затем все же сказала ему как раз то, что он и рассчитывал услышать, а именно: она вместе с подругой предпочитает дать показания в своем собственном доме.

Глава 2

Когда они подъехали к дому, Тристан испытал чувство удивления. Впечатление, которое производила на него Аманда, ее неожиданно изысканный облик заставили его предположить, что он увидит что-то очень современное, может быть, очень холодное и элегантное, но уж никак не это расползшееся, кремового цвета, с разновысокими крышами сооружение, поставленное прямо в середине жилого квартала, в котором проживает верхушка среднего класса.

Это был большой неуклюжий старый дом, состоявший как бы из трех частей-квартир, каждая из которых располагалась на своем ярусе, и все вместе они размещались на украшенной папоротником и цветами каменной площадке. Темно-синие ставни и рамы плюс окрашенная в синий и кофейный цвета деревянная обшивка, которая заполняла широкие пролеты между маленькими застекленными окошками, – все это придавало дому опрятный и даже уютный вид. После пристального изучения Тристан обнаружил две двери кофейного цвета, выходящие в небольшой огражденный дворик, и ведущие в две разные половины этого дома. Рядом с дверями на стене висел до блеска отполированный металлический почтовый ящик с выгравированными на нем затейливым курсивом адресом и буквами "А", "В" и "С", которые обозначали квартиры. Третьей двери не было видно, однако Тристан пришел к выводу, что она должна выходить на площадку вверху короткого лестничного пролета, широкие кирпичные ступени которого вели на средний ярус здания.

Каждая часть дома внешне отличалась от двух других. Та, что была расположена на верхнем ярусе, имела деревянный настил над каменной кладкой; нижняя часть дома выделялась упиравшимся в землю портиком, тонкие колонны которого казались слишком хрупкими для того, чтобы поддерживать верхнюю часть дома. Отличительным признаком третьей квартиры были французского типа застекленные двери, которые выходили на маленький деревянный балкон.

Дворик, окруженный низкой островерхой изгородью поверх каменной ограды, создавал полную иллюзию уединения. Узкая, мощенная кирпичом дорожка шла вдоль ограды и заканчивалась на другой стороне дома ступенями, ведущими во дворик; но Аманда повела их налево, туда, где дорожка упиралась в лестницу, ведущую к квартире, дверь которой не была видна с улицы. Пока они поднимались по ступенькам, Тристан с гораздо большим любопытством, чем он хотел выказать, разглядывал внутренний дворик. Он отметил, что двор ухоженный, хотя и не слишком – цветы и папоротники вдоль ограды сильно разрослись.

Открыв дверь своей квартиры и пропустив гостей внутрь, Аманда тяжело вздохнула. Ей не нравилась перспектива вторжения посторонних людей в ее личные владения, но она отдавала себе отчет в том, что бессильна этого избежать. Боже правый, сделай так, чтобы они поскорее задали свои вопросы и ушли. И все же она еще не оставила слабой надежды на то, что вечером можно будет надолго забраться в горячую ванну и наконец избавиться от этой пробирающей до костей дрожи, которая, как ей казалось сейчас, преследует ее уже бесконечно долго.

В квартире было темно. Ронда, войдя первой, прошла вглубь с такой уверенностью, которая показывала, что она чувствует себя здесь, как у себя дома, и включила лампу в гостиной. Лампа стояла на мраморном столике между двумя креслами, обитыми серым вельветом. Ронда плюхнулась в одно из них и экспансивно махнула рукой двум полицейским, приглашая их сесть на оставшийся стул или на стоящий рядом обитый сереньким мебельным ситцем диван. Наконец, двое мужчин разместились, и Ронда предложила им прохладительные напитки. Аманда, решительно не обращая внимания ни на что вокруг происходящее, проследовала в ванную комнату, где у нее хранился аспирин.

Она еще не вышла из ванной, когда раздался звонок у входной двери. Вернувшись в гостиную, она застала там целую толпу мужчин. Маклофлин отделился от остальных и подошел к ней.

– Мисс Чарльз, можно попросить у вас ключи от квартиры мисс Фаррел? Пришли эксперты из лаборатории, им надо приступить к работе, – Тристан помрачнел, наблюдая за ней. Она потеряла свой внешний лоск, который так поразил его в первые минуты знакомства и с сочувствием сообразил, что она, наверное, сильно проголодалась и устала.

Его собственный интерес к ней и сочувствие к ее состоянию удивили и смутили Тристана. Он нарушил одно из своих железных правил – никогда не проявлять личного пристрастия в любом деле, которое он ведет. Он видел, как это мешало работе некоторых из его коллег, и твердо решил: всегда сохранять беспристрастность! Однако, вопреки своим рациональным правилам и суждениям, он последовал за Амандой на кухню и, когда она, сняв с крючка на стене ключ, протянула его, он импульсивно покачнулся вперед и сжал в своей ладони ее запястье. Ее рука показалась ему удивительно хрупкой.

Аманда растерянно взглянула на него.

– Детка, свари себе кофе, – прогремел он, рассеянно поглаживая своим большим пальцем кожу на тыльной стороне ее запястья. – Мы постараемся сегодня быстро все уладить, так что скоро ты сможешь отдохнуть. Жаль, что нельзя совсем освободить тебя от этой неприятной процедуры.

Отпустив ее руку, он повернулся и вышел из кухни.

Аманда удивленно смотрела на его спину, пока он не исчез из виду. Затем недоуменно пожала плечами и поставила чайник на плиту. Кончатся когда-нибудь эти чудеса? Странно, но, в конечном счете, этот полицейский монстр, оказывается, похож на человека.

Она быстро расставила чашки на подносе, и, пока чайник закипал, проделала несколько дыхательных упражнений, которые позволили ей хотя бы немного успокоиться. Внеся поднос в гостиную, она с облегчением заметила, что толпа уже рассеялась. Поставив поднос на маленький дубовый столик, Аманда, наконец, откинулась на мягкие диванные подушки.

– А где Ронда?

– Она побежала наверх покормить кота, – ответил Джо, наклоняясь к столику, чтобы взять чашку. Он достал из кармана свою записную книжку и сверился с ней. – Она живет в квартире "А"?

– Да, – Аманда держала в обеих руках хрупкую чашечку из китайского фарфора, с удовольствием ощущая тепло, которое разливалось по рукам и немного унимало внутреннюю дрожь. – Ронда живет в номере "А", я в "В", а Марианна живет.., она жила.., в "С".

– Были ли у мисс Фаррел близкие родственники? – спросил Тристан. – Кто-либо, кого надо поставить в известность о происшедшем?

– Нет, – Аманда угрюмо уткнулась в свою чашку. – По крайней мере, я никого не знаю. Она говорила как-то, что родилась в Огайо, но что у нее уже не осталось там никого из родных.

– Мисс Чарльз, что побудило вас позвонить в участок? – Тристан смотрел на нее холодно и отстранение.

– Марианны не было дома три дня, – она отпила из чашки, поставила ее на столик и продолжила:

– Не подумайте, что мы жили каждая сама по себе. У нас была договоренность. Мы обычно предупреждали друг друга, если кто-нибудь из нас собирался надолго отлучиться. Это снимало многие проблемы: остальным не надо было понапрасну беспокоиться, и мы присматривали за квартирой, пока там никого не было. Ну, вы понимаете: занести газеты и почту, включить или выключить освещение вокруг дома и прочее.

Аманда снова подняла чашку, пристально глядя поверх нее на двух полицейских.

– Так мы договаривались, но не всегда так получалось. Раз или два Марианна исчезала, никого не предупредив. Поэтому, когда она исчезла на этот раз, мы решили, что она проводит время с каким-то мужчиной, вы понимаете?

Ронда вернулась, присела на диван и налила себе чашку кофе.

– Марианна вечно влюблялась, – включилась она в разговор, откинувшись на спинку дивана и скрестив свои длинные стройные ноги. – Это было вроде постоянной игры, у каждой из нас – своя. Марианна была всегда «влюбленной». Я – тоже.

Затем она ткнула пальцем в направлении Аманды, и ее голос выразил неодобрение:

– А эта недотрога всегда была настолько разборчива, что вообще почти ни с кем не встречалась.

На губах Аманды появилась немного вымученная улыбка.

– Верно, – сухо согласилась она и продолжила:

– Так вот, сначала я не беспокоилась о ней. Мы обговорили это с Рондой и решили, что, скорее всего, она опять кого-нибудь встретила и что, как обычно, появится через несколько дней. Я была совершенно спокойна до тех пор, пока Чарли не спросил меня, не заболела ли Марианна.

– Кто это – Чарли? – оценивающий взгляд Тристана метнулся вверх и вниз, охватывая фигуру Аманды, прежде чем сфокусировался опять на ее глазах. «Итак, она очень разборчива», – подумал он про себя. – «Вот уж не ожидал».

– Чарли, – повторила Аманда так, будто считала, что это имя само собой все объясняет.

Тристан смотрел на нее спокойно и выжидательно.

Аманда попыталась разъяснить:

– Чарли Баготта из кабаре. Он.., я даже не знаю, как в точности объяснить, что такое Чарли.

– Старательный надсмотрщик за рабами, – подсказала Ронда с циничной усмешкой.

– Чарли, он… Ну, у него определенные обязанности. Он постановщик танцев, – медленно проговорила Аманда.

– Чарли орет, кричит, унижает нас и доводит до полного физического изнеможения, – дополнила Ронда с категорической решительностью. – Если мы не будем плавать в поту, как загнанные лошади, Чарли просто умрет от горя.

Обе женщины замялись на мгновение, как бы не зная, чья сейчас очередь продолжить объяснения.

– Если вам необходимо срочно отпроситься, – сказала Аманда, – идете к Чарли… Если у вас проблемы с театральным швейцаром Джонни, вы идете к Чарли… Если вы считаете, что можете сделать какой-нибудь дополнительный номер в текущей программе, вы идете…

– Но если вы вдруг сбились с ритма во время выступления, то вам лучше не попадаться на глаза Чарли… – добавила Ронда.

– Ну и что дальше?.. – прервал их Джо. – Чарли спросил, не заболела ли мисс Фаррел?..

– Да, – Аманда уставилась затуманившимся взглядом сначала на Джо, потом на Тристана, но не видела их. Вместо этого она увидела безжизненное тело Марианны на стальной некрашеной плите в морге. Обхватив себя за плечи, она нервно водила ладонями вверх и вниз, даже сквозь теплый свитер чувствуя мурашки на коже. – И вот тогда я действительно забеспокоилась. Видите ли, вы не можете просто так, без уважительной причины, пропустить рабочий день в кабаре. Ни в коем случае, если вы не хотите быть уволенным. Конечно, можно иногда притвориться больным, но обязательно надо позвонить и предупредить. И Марианна, независимо от того, насколько сильно влюбленной могла себя внезапно вообразить, знала это. Она могла быть беззаботно романтичной, когда речь шла о мужчинах, но в то же время была абсолютно практичной во всем, что касалось работы и доходов.

Последние слова Аманда проговорила уже совсем упавшим голосом и опустила голову, глядя на безупречно сделанный маникюр на красивых длинных пальцах, нервную дрожь в которых ей никак не удавалось унять.

Джо бросил на нее быстрый взгляд и полуутвердительно спросил:

– Так вот почему вы решили позвонить нам?

– Не сразу, – Аманда с трудом подняла глаза и наморщила лоб.

– Это было незадолго до ночного выступления, когда Чарли спросил Аманду о Марианне, – вставила Ронда. – Она сейчас же подошла ко мне…

– Мы растерялись, – подхватила Аманда. – Если она была просто с каким-то мужчиной, а мы бы позвонили в полицию, она бы никогда нам этого не простила. С другой стороны, случись что-то серьезное, а мы не позвонили в полицию, мы никогда не простили бы этого себе. Так мы рассуждали в костюмерной и всю дорогу домой и, в конце концов, решили, что подождем еще один день, прежде чем заявить в полицию. Но когда я проснулась сегодня утром и включила теленовости, там сообщали о женщине, которую полиция считает последней жертвой убийцы эстрадных девушек. Описание подходило к Марианне. Поэтому я и позвонила.

– Вам не приходило в голову до этого, что она может оказаться последней жертвой?

– Нет. Ни разу, – уголки губ Аманды сложились в горькую самоосуждающую усмешку. – Это, может быть, звучит невероятно глупо для вас. Мы все, конечно, слышали об этой серии убийств. О них ведь сообщалось ежедневно в краткой сводке новостей. Но одно дело, когда вы слышите о таком по радио или читаете в газетах, и совсем другое, когда нечто подобное случается с вами или с вашими близкими. Это казалось нам совершенно невероятным…

– Вот именно, – согласилась Ронда. – Возьмите хоть то первое убийство – мисс Морган. Ведь тогда еще никто не мог подумать, что за ним последуют другие подобные преступления. Ведь и в новостях это подавали сначала так, будто ее убил ревнивый любовник. И поскольку она была первой, мы не сопоставляли убийство с тем, кто была та девушка и кем работала. Один из парней в нашей труппе упоминал, что работал с ней недолго у Бэллая, и рассказывал, что про нее говорили, будто она любит подразнить мужчин. Он говорил, что двое парней, которые за ней приударяли, чуть было из-за нее не пришили друг друга.

– Как зовут этого парня из вашей труппы? – спросил Маклофлин.

Ронда замялась.

Тристан молча наблюдал за ней, твердый взгляд его серых глаз показывал, что он ждет либо объяснений, либо ответа на свой вопрос.

Ронда взглянула на Аманду в поисках поддержки. Аманда спокойно пожала плечами. По ее убеждению, лучше, чтобы Ронда рассказала инспектору все. У нее была уверенность, что если Маклофлин решил вытянуть из кого-то важную для него информацию, то он не успокоится, пока не получит. Так что сопротивление бесполезно.

– Шрайбер, – наконец выдавила из себя Ронда, сдаваясь. – Пит Шрайбер.

Тристан записал имя и фамилию, потом опять взглянул на Ронду и заметил, что она расстроена.

– Послушай, девочка, мы вовсе не собираемся его арестовывать, – сказал он, улыбаясь. – Но мы просто обязаны иметь информацию, которая может дополнить наши сведения о предыдущих жертвах. Никогда заранее не можешь сказать, что окажется важным, а что второстепенным.

Обе девушки, и Аманда, и Ронда мгновенно успокоились от его улыбки. У него были белые, не совсем ровные зубы, и какая-то особая, совершенно обезоруживающая мужская улыбка, которая моментально превращала его из сурового полицейского в дружелюбного обаятельного мужчину.

Аманда подумала, не была ли она слишком враждебна в своем безоглядном неприятии его, а Ронда испытала немедленное желание запрыгнуть в его постель.

Внезапное внимание к своей персоне обеих женщин привело к тому, что улыбка Тристана увяла, он почувствовал набегающие толчки крови под внезапно ставшим узким воротником рубашки и туго завязанным галстуком, и в то же самое мгновение сделал усилие, чтобы противостоять возникшему искушению, расслабив узел галстука и расстегнув верхнюю пуговицу рубашки.

Какого дьявола они так на него смотрят? Их испытующие взгляды поднимают со дна его души спрятанную там застенчивость. В профессиональных делах у него никогда не возникало таких проблем. Он мог разговаривать с кем угодно и когда угодно. Он на службе, и этим все сказано. Но в том, как эти девушки смотрели на него, было что-то неожиданное и личное.

Тристан испытал легкое смущение от столь явного отсутствия профессионализма в своих мыслях и начал опять задавать вопросы, пожалуй, в еще более сухой и холодной манере, чем раньше. Наконец, он захлопнул записную книжку и засунул ее во внутренний карман своего коричневого шерстяного пиджака. Затем кивнул Джо, и они поднялись.

– Детектив Кэш, оставьте девушкам наши координаты, – сказал Тристан, и пока Джо доставал визитные карточки и передавал их дамам, инспектор продолжал громко давать указания, радуясь, что опять может командовать.

– Позвоните, если у вас возникнут какие-то вопросы или если вспомните что-то, на ваш взгляд важное. Как я уже сказал раньше, никогда нельзя заранее предсказать, что может оказаться важным. Позвоните по этому телефону и спросите детектива Кэша или меня, – он помедлил мгновение в нерешительности, а затем опять улыбнулся женщинам. – Мы благодарны вам за вашу помощь и мы хотели бы еще раз поговорить с вами обеими.

Потом он пристально посмотрел на Аманду.

– Мисс Чарльз, вы прекрасно держались сегодня. Я действительно сожалею, что вынужден был провести вас через эти неприятные формальности. Я понимаю, как это было тяжело для вас, но вы можете гордиться своей выдержкой в столь трудных обстоятельствах.

Затем он перевел свой взгляд на Ронду. Разговаривать с ней ему было как-то проще. Она не вызывала у него ощущения неловкости и неудобства.

– И мисс Смит может не беспокоиться за своего друга мистера Шрайбера. Вам пришлось назвать нам его имя, но он не узнает от нас об этом. Нам в любом случае предстоит опрашивать весь штат, или труппу, и вообще всех, с кем вы работаете. Поэтому у него будет возможность самому рассказать нам о том, что он работал вместе с мисс Морган. Если он не сделает этого, то мы просто дадим ему понять, что мы в курсе событий.

Джо Кэш внимательно наблюдал за Тристаном. Он не ожидал увидеть в нем столь тонкого дипломата. Маклофлин – настоящий профессионал, это Джо нутром почувствовал с того самого момента, когда Тристан не раздумывая решил ехать вместе с ним в морг, вместо того, чтобы наблюдать за ходом дела из полицейского участка или расположившись в отеле. Отличный полицейский – Джо готов биться об заклад, что не обманулся в нем. У Маклофлина, бесспорно, есть чему поучиться.

Однако, капитан Твид, конечно, будет недоволен. Он заранее убежден, что Маклофлин – самый заурядный бюрократ из центра, который по прибытии сейчас же займется общим руководством и будет использовать остальных для уличной работы.

Они быстро распрощались. Тристан вышел на улицу и поежился от зябкого весеннего ветерка.

– Давай посмотрим, как идут дела у экспертов, – предложил он, однако не успел сделать и нескольких шагов, как Джо схватил его за рукав.

– Слушай, Маклофлин, да ты хоть раз перекусил сегодня? – спросил детектив. – Не знаю, как ты, но я зверски голоден, и мне гораздо лучше работается на сытый желудок.

Боже правый, да он никогда еще не встречал парня с такой бездной целенаправленной энергии. Он производит впечатление человека, фанатично преданного работе.

– Прости, Джо, – ответил Тристан извиняющимся тоном. – У тебя семья? Тебя, наверное, давно ждут к ужину?

– Да нет, я разведен. Я тоже считаю, что надо вернуться обратно и проверить, что там с квартирой Фаррел. Но сначала предлагаю сходить в Комсток и перекусить, – тон его голоса стал уговаривающим. – По паре нью-йоркских бифштексов, Маклофлин! Ты получаешь здоровый горячий кусок мяса, с картошкой и салатом в придачу, и все это за шесть долларов! Чертовски дешево. С арахисовыми орешками, Маклофлин, прямо королевская еда, – он с усмешкой взглянул на Тристана. – Я не буду отрицать, что у нас множество проблем в этом городе, в том числе самая высокая статистика по убийствам и непропорционально большое число уголовных преступлений. Однако проблема недоедания не является одной из них. Это здесь самое лучшее место в округе, где можно действительно хорошо пообедать.

От дома Аманды до деловой части города было недалеко. Тихий жилой район, где жили танцовщицы постепенно переходил в деловой центр, весьма оживленный в это вечернее время. По мере того, как Джо продвигался в самое сердце делового квартала Рено, Тристан пытался разобраться во внезапно атаковавших его впечатлениях.

Они уже проезжали здесь, когда направлялись в морг, но натиск города не был таким ощутимым в дневное время. Тысячи электрических лампочек и неоновых трубок всех вообразимых цветов сверкали во тьме, безвкусные, и пошлые, и яркие на фоне черного неба. Некоторые были неподвижны, другие непрерывно мигали, вспыхивали или крутились, завлекая и зазывая в казино. Некоторые заведения как бы не имели наружных стен, их внутренняя обстановка была видна с улицы; и игровые автоматы и столы стояли, казалось, прямо на тротуаре. В других заведениях окна были занавешены, и трудно было что-либо разглядеть за их затемненными дымчатыми стеклами. Только непрерывно хлопающие двери и входящие и выходящие толпы людей подтверждали, что там идет оживленная ночная жизнь. Уличные торговцы стояли перед входом, продавая купоны и расхваливая преимущества их казино перед остальными. И на каждом углу улицы, как показалось Тристану, размещались ссудные кассы. Вы могли заложить любую вещь, чтобы еще раз попытать счастья у игрового автомата или рулетки.

Тристан недоуменно пожимал плечами: что за лихорадочно сумасшедший город!

Однако, в точности, как и обещал Джо, в Комстоке было хорошее обслуживание, качественная еда и почти абсурдно дешевые цены. Нечасто Тристану удавалось найти ресторан с полным обслуживанием, в котором он мог бы удовлетворить свой аппетит меньше, чем за десять долларов. Когда он отставил свою пустую тарелку и откинулся на спинку стула, то был полностью удовлетворен.

Пока два полицейских шли назад в квартиру убитой женщины, Тристан проникся явным оптимизмом по поводу своего назначения в Рено. Возможно, в конце концов, это и не так чертовски ужасно.

Толпа судебных экспертов и детективов уже значительно поредела, когда Джо и Тристан вернулись в дом. Все поверхности в квартире мисс Фаррел были покрыты тонкой пленкой черного порошка. Один из экспертов, снимавший отпечатки, уже закрывал свой чемоданчик, готовясь уходить.

– Привет, Кэш, вы хотите, чтобы я сегодня же вечером снял отпечатки у этих двух девок, что здесь живут? – обратился он к Джо, и Тристан оторвался от изучения записной книжки убитой. Он резко захлопнул ее, заложив страницу шариковой ручкой, которую достал из своего нагрудного кармана. Тонкая морщина обозначилась у него на переносице между тяжелыми надбровьями.

– Эй, дружок, будь повежливее, – произнес он тихим, но внушительным голосом. – Какие они тебе девки.

– Ну, привет, они же не принцессы какие-нибудь, а просто пара миловидных тупоголовых кукол. Тоже мне, донкихот нашелся!

Кого, черт возьми, ты из себя разыгрываешь? – усмехнулся полицейский.

Джо никогда прежде не видел, чтобы мужчина, обладающий габаритами Тристана, двигался столь быстро. Тот молниеносно пересек комнату, и наклонился над судебным экспертом, глядя на него в упор.

– Я не задумываясь подвешу твои мозги на просушку, если ты не научишься хотя бы элементарному уважению, – прорычал Тристан. – Эти женщины – не подозреваемые, а свидетельницы. Жертвой была их подруга. Она убита, и убита очень жестоким способом, и они провели тяжелый день в морге на опознании, а потом еще несколько часов отвечали на наши вопросы по этому делу. Последний человек, которого им меньше всего хотелось бы видеть сегодня вечером, – это рыскающий по дому любопытный полицейский, считающий, что его обязанности по делу позволяют ему быть грубияном. Считай, что я ответил на твой первый вопрос: нет, мы не будем брать сегодня отпечатки пальцев у этих женщин. Отложим на завтра.

Понял?

Тристан отстранился, давая полицейскому, который стал белее мела, возможность отдохнуть.

– Что касается твоего второго вопроса, то мое имя не Дон-Кихот. Я – лейтенант Маклофлин. И на сегодняшний день я возглавляю это расследование.

Эксперт покрылся испариной, но сделал над собой усилие и твердо посмотрел на Тристана.

– Извините, сэр, – выдавил он из себя. – Я – сержант Мейк Джонсон. Я.., я не знал, кто вы…

– Кто я – не имеет значения, Джонсон. Форма, которую вы носите, накладывает на вас ответственность, и деньги, которые вы получаете, требуют, по крайней мере, соблюдения приличий и вежливости. У меня самого в голове крутится много невежливых мыслей, – глаза Тристана холодно смотрели на человека, стоящего перед ним. – Однако, пока вы на работе, храните свои мысли при себе, сержант.

Джонсон отер пот со лба рукавом рубашки.

– Да, сэр, – повторил он.

– Вот и хорошо, – Тристан махнул рукой. – Джо сообщил мне, что вы очень толковый специалист в своей области. Обнаружили ли вы уже отпечатки мисс Фаррел?

Джонсон вздохнул чуть свободнее.

– Да, сэр. Отпечатки из морга совпадают с ними.

Тристан удовлетворенно кивнул.

– Позвоните мисс Смит и мисс Чарльз завтра утром и, если возможно, договоритесь о времени, которое всех устраивает.

– Да, сэр.

– Отлично. Вы уже здесь все закончили?

– Да, сэр.

– Тогда можете быть свободны, – губы Тристана тронула легкая усмешка, когда Джонсон отошел от него с невыразимым облегчением, – Да, кстати, Джонсон! – крикнул в до-гонку Маклофлин.

Судебный эксперт обернулся с испуганным лицом.

– Да, сэр?

– Вы можете не называть меня «сэр», сержант.

Джонсон ухмыльнулся:

– Слушаюсь, лейтенант.

Через некоторое время ушли все из тех, кто еще оставался. Тристан опечатал квартиру и забрал ключи. Потом Джо отвез его в дешевый мотель, расположенный неподалеку от полицейского участка.

Комната в мотеле была похожа на тысячи других комнат в любом городе любого штата, с преобладанием оранжевого и золотого цветов, с мебелью светлых тонов неопределенного современного стиля, и страшно душная.

Тристан разделся до трусов, педантично развесил свои вещи, и даже выровнял носки ботинок, аккуратно поставив их возле кровати. Он снял револьвер в кожаной кобуре и повесил на спинку стула так, чтобы, в случае чего, до него можно было дотянуться одним движением.

Он с наслаждением вытянулся на кровати и перебрал в уме происшедшие события за последние десять часов. Ему казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как он покинул Сиэтл. Впечатления последних часов переполнили его. Он думал о новом городе, об убийстве и об этой женщине – Аманде Чарльз.

«Проклятый день», – решил он, оглядывая эту безликую комнату с белым потолком, становящуюся то красной, то синей, то зеленой, в зависимости от рекламы, мигающей на стене противоположного здания.

Глава 3

Первое, что испытала Аманда, когда полицейские наконец удалились, было огромное облегчение, как будто гора с плеч свалилась.

Но Аманде не удалось побыть одной. Ронда сидела рядом и явно никуда не собиралась уходить, сгорая от желания подробно обсудить все случившееся. Такая перспектива меньше всего сейчас улыбалась Аманде. Конечно, она всей душой любила Ронду, но ее неуемное любопытство и желание до бесконечности мусолить тему «зачем, почему и как» убили Марианну, вызывали у Аманды непреодолимое желание выставить ее за дверь. Она чувствовала себя измученной и совершенно разбитой, но взвинченные до предела нервы не позволяли ей сесть и отдохнуть. Она все бегала по квартире, суетилась, что-то прибирала и поправляла и никак не могла успокоиться. Наверное, она ведет себя как Жожо Малоне – танцовщица, которую в прошлом году выгнали из кабаре за пристрастие к кокаину.

Наконец терпение Ронды лопнуло. Она заставила Аманду плюхнуться в кресло, затихнуть и слушать.

Аманда пыталась сосредоточиться и вслушаться в болтовню Ронды, но не смогла. Вместо этого перед ее мысленным взором возник сперва детектив Кэш с его вкрадчивыми манерами, а затем лейтенант Маклофлин. Наверное, если извлечь этого лейтенанта из его до невозможности старомодного костюма и натянуть на него джинсы, он будет выглядеть настоящим атлетом. А вот что совсем хочется вычеркнуть из памяти, так это посещение морга. Но ей вряд ли удастся забыть о безжизненном теле Марианны, распростертом на столе морга. Нервы у Аманды были так расшатаны, что, кажется, мелкой дрожью дрожат все клеточки ее существа, и своему убеждению в том, «что маленький бутон – хороший тон».

Аманда опять горестно усмехнулась: и откуда только всплыли эти давние воспоминания, ведь она не повторяла этой поговорки столько лет…

Завернувшись наконец в махровый халат и вытащив заколку из волос, тут же буйно рассыпавшихся по плечам, Аманда отнесла пустой бокал на кухню. Она сварила себе яйцо всмятку , но не смогла доесть его и до половины. Мысли о гибели Марианны нахлынули на нее с новой силой. Что, если Марианну убил кто-то из их знакомых?

Аманда ничего не сказала о своих подозрениях лейтенанту Маклофлину, хотя отлично знала, что Марианна порой вела себя с мужчинами, мягко говоря, неразумно. Она всегда искала романтический идеал, и всякий раз, когда влюблялась, считала, что это любовь до гроба. На самом же деле Марианне «везло» на самых неподходящих мужчин, выбитых из колеи, неприкаянных, которые когда-то были на гребне удачи, а потом вдруг оказались не у дел. Даже Ронда, которая не считала, в отличие от Аманды, что женщина в выборе мужчин должна руководствоваться какими-то принципами, признавала, что последний выбор Марианны был неудачен. Впрочем, отношения с этим типом у Марианны длились недолго и прервались уже давно. Но, по правде говоря, и последние любовники Марианны, по мнению Аманды, были не лучше. Создавалось впечатление, что Марианна просто обречена на вечное страдание со своими избранниками.

Аманда понимала, что об этом нужно было рассказать лейтенанту Маклофлину, однако она чересчур стремилась поскорее от него избавиться. Уж слишком он ее достал своим изучающим проницательным взглядом и своими вопросами. Он был абсолютно непрошибаемым, и вообще подавлял ее своей физической мощью и непререкаемой властностью. Она привыкла общаться с мужчинами своей профессии: изящными и легкомысленными. А в облике Маклофлина не было и намека на изящество и легкомыслие. Конечно, будь он одет в джинсы и мягкую фланелевую рубашку, Аманда отнеслась бы к нему немного иначе. Но его консервативный костюм, накрахмаленная белая сорочка и туго затянутый тонкий галстук лишь подчеркивали непреклонный характер. Флюиды, от него исходящие, были ужасны по своей силе. Едва он коснулся ее, она почувствовала себя хрупкой и беззащитной, а поскольку она всегда стремилась к независимости, его прикосновение показалось ей ненавистным. Да, такой мужчина вполне способен принудить ее к полной капитуляции. Она не могла снести такого насилия над собственной личностью. Неужели он не понимает, что ее чувство к нему чем-то похоже на чувство несчастной Марианны к своему насильнику? До Аманды вдруг дошло, что какой бы стойкой она себя ни считала, а ведь она была действительно стойкой девушкой, мужчины все равно сильнее ее. И уж если говорить начистоту, каждый раз, когда Маклофлин пронзал ее своим взглядом, она чувствовала себя обессиленной и готовой покориться ему. Спасибо еще, что он оказался настолько тактичен, что не упомянул о предложении Ронды снять комнату Марианны в ее доме.

Впрочем, она, конечно, несправедлива к нему. Она слишком уж измучена и раздавлена. Маклофлин никакой не людоед. Он профессионал самого высокого класса, и был момент, когда он проявил искреннее сострадание и доброту. Его улыбка была такой милой и обаятельной. Но, с другой стороны, он заставил ее испытать такую боль! Черт бы его побрал: он не дал ей свободы выбора, заставил смотреть на бездыханное тело Марианны, не дав возможности даже подготовиться к такому потрясению.

Волна тошноты подкатила к горлу и холодная дрожь пробежала по всему телу. Она представила себе безжизненное тело Марианны под простыней, в холодном стальном ящике.

Несмотря на многочисленные обсуждения деталей каждого убийства в кабаре, Аманда не была готова увидеть труп Марианны.

Аманда увидела только ее лицо, но этого было достаточно. Оно было словно из желто-серого воска в тех местах, где не было изуродовано. Ее рот распух, нос был расплющен, черты лица искажены почти до неузнаваемости. Но тем не менее Аманда узнала ее мгновенно. Маленький шрам по-прежнему был заметен на ее левой брови, к тому же у Марианны были особой формы мочки ушей: в форме скрипки. Марианна ненавидела их и всегда маскировала, начесывая пряди на виски. Она также постоянно носила огромные клипсы.

Аманда нервно ходила по квартире из кухни в гостиную, оттуда в спальню… Она подошла к окну, прижалась лбом к стеклу и стала всматриваться в сад. Кроме трех небольших участков, освещенных фонарями, кругом была темнота. Раз в саду темно, значит, свет не горит в квартире Марианны. Полиция давно закончила свои дела. Как страшно одиноко! Просто невыносимо! А что если порепетировать завтрашний номер, потанцевать?

Аманда скинула халат на пути в спальню, бросила его на стул и натянула свое танцевальное трико и балетные мягкие тапочки. Затем заколола волосы на затылке и вернулась в гостиную, служившую ей одновременно и репетиционной студией. Сердце ее колотилось. Она оперлась о стойку бара, служившую ей перекладиной и глубоко вздохнула. Глядя в зеркало, она напрягала все мышцы. Затем поочередно стала исполнять танцевальные партии из своего репертуара.

«Хорошо уже то, – размышляла она, – что я могу танцевать. Я всегда должна танцевать. Даже после Тедди…»

Танец для Аманды был самым главным делом жизни: ее страстью и ее убежищем. Она взяла свой первый урок танца в семь лет и тут же влюбилась в волшебный, дивный мир движений. В среде, к которой она принадлежала по рождению игра на фортепьяно, искусство танца и рисования считались неотъемлемыми атрибутами воспитания. Так же, как и ее сестры, Аманда занималась и музыкой, и танцами, и рисованием. Уроки были направлены на то, чтобы достигшая брачного возраста юная леди была молчаливо понимающей.

Но в отличие от сестер, фортепьяно для нее было лишь необходимым злом для выработки терпения, рисование совсем не будило ее воображение, но танец.., танец был для нее всем. Она любила все, что касалось танца: зал с большими зеркалами, своего тонкого грациозного учителя, музыку, свое новое розовое трико и балетные тапочки. Она вошла в танцевальную студию и открыла для себя совершенно незнакомый новый мир: возбуждающий и бесконечно очаровательный. Отец с матерью не могли теперь докучать ей своей опекой.

Ее родители, увы, не были сердечными, искренними людьми. Отец – инвестиционный брокер – много часов проводил на фирме, а мать была членом многочисленных общественных комитетов. Их взаимоотношения со стороны казались вполне цивилизованными. Однако на самом деле в них не было ни тепла, ни любви, ни привязанности друг к Другу.

Когда Аманда была еще маленькой, она часто слышала разговоры родителей о необходимости развода. Она видела, что родители многих ее одноклассников пошли по этому пути, вторично создав семью.

Но ее мать и отец так и не решились на этот шаг, так и продолжали мучить друг друга. Развод сулил обоим массу неудобств: алименты, необходимость содержания раздельных апартаментов, моральное осуждение добропорядочных знакомых. Неблагоразумно!

Со временем Роберт и Элен Чарльз пришли к выводу, что совсем не обязательно любить партнера, чтобы выдерживать брак. Главное – сохранять благопристойность, благоразумие, главное – чтобы их союз для окружающих выглядел идеальным.

«Во всем соблюдать благоразумие!» – вот жизненный девиз родителей Аманды. Очень немногие люди на свете знали, что происходит за дверями дома Чарльзов.

Аманда взглянула на себя в зеркало и тяжело вздохнула. Боже мой! Мама и папа всегда старались казаться солидными и благопристойными. На самом деле абсолютное лицемерие и ханжество насквозь пронизывали семейные взаимоотношения: формальная заботливость, ледяной бесстрастный тон в общении друг с другом. Все было очень цивилизованно.., и убийственно для всех членов семьи. Реальная ситуация была не важна, куда важнее было создавать иллюзию семейного благополучия.

Какая мука была для Аманды с детских лет жить в атмосфере лицемерия и фальши! Всю свою юность она провела в постоянной борьбе с родителями, отстаивая независимость собственной личности. Аманда прекрасно понимала, что две ее старшие сестры стали совершенными неврастеничками, что почтенная традиция дома Чарльзов требовала необходимости это благоразумно скрывать.

Аманду скорее всего ждала судьба ее старших сестер, в конце концов смирившихся с фальшивой атмосферой их дома. Но ее спасла любовь к танцу. И еще ее отношения с третьей сестрой – Тедди.

Тедди… Теодора Мария. Импульсивная, яркая и красивая, она вечно отравляла существование родителям и согревала сердце Аманды. Тедди всем своим поведением опровергала жизненные принципы родителей, упорно выстраивая свою жизнь так, как ей подсказывало сердце. Ей было совершенно безразлично, что о ней подумают другие. Она была шумной и веселой. Ее громкий смех, экстравагантные наряды, разношерстная компания ее друзей постоянно являлись причиной головной боли матери и еле сдерживаемой ярости отца.

Аманда боготворила Тедди. Они были между собой полные противоположности, и по этой причине у них, казалось бы, не могло быть общих интересов. Аманда порой испытывала дискомфорт от непристойных шуток Тедди. Но в то же время Тедди была удивительно сердечной и великодушной. В доме, где явно недоставало душевного тепла, Тедди была как яркий согревающий огонь в холодную зимнюю ночь. Те редкие минуты, когда Тедди уделяла ей внимание, Аманда ценила больше всего на свете. Тедди часто экспериментировала с внешностью Аманды, возилась с ее волосами, укладывая их в самые разнообразные формы. Такие игры у них назывались «Приготовление в Голливуд». Правда, после таких экспериментов Аманда плакала в своей спальне. Но главное не в этом. Для обеих важнее всего был духовный контакт, возникавший в эти часы…

Удивительно, но Тедди способствовала интеллектуальному развитию Аманды. Несмотря на свою эмоциональную импульсивность, она имела цепкий ум, и любила обсуждать все затронувшие ее события, случившиеся в тот или иной момент, пытаясь во всем логически разобраться. Она могла быть легкомысленной и фривольной, но в уме ей нельзя было отказать. Так что Аманда вынуждена была почти всегда соглашаться с ее мнениями и выводами.

Итак, она вполне могла задохнуться в этом домашнем мавзолее приличий, но этого, к счастью, не произошло. Дисциплина многолетних занятий танцем и влияние сестры способствовали тому, что Аманда научилась во всем вырабатывать собственное мнение. Родители считали, что она угрюма и строптива и настаивали, чтобы она жила их жизнью. Они преследовали ее своими наставлениями. А поскольку она от природы была очень мягкой и ее метод самозащиты принципиально отличался от методов Тедди, очень долго мать с отцом думали, что Аманда поступит именно так, как они требуют. Ведь не было же у них хлопот с другими дочерьми, кроме Тедди, конечно.

Незадолго до восемнадцатилетия Аманды Тедди попала в беду. Ей было почти двадцать лет, когда это случилось. Несчастья можно было бы избежать, если бы не влияние посторонних…

Это должно было случиться.

Черт возьми! Ну почему они не успели прийти ни к какому решению до того, как родители узнали обо всем!

Погрузившись в старые воспоминания, Аманда не заметила, как перестала танцевать.

Она вдруг вспомнила долгий и тяжелый разговор, который, казалось, давно погребен временем.

Ее сестра Элеонора подслушивала аргументы Аманды, листая цветной глянцевый журнал.

Аромат вишневого сада исходил от потрескивавших в камине дров; дождь стучал по окну библиотеки, мягкий свет старинной настольной лампы падал на темный стол.

Эхо страсти звучало в голосе Аманды, когда она настаивала на своем решении ехать в Нью-Йорк после окончания учебы:

– Я должна танцевать профессионально. Мне необходимо учиться дальше, но здесь это просто невозможно.

Холод и лед явственно звучали в голосе матери, когда она объясняла, насколько дико для семьи Чарльзов то, что Аманда решила стать танцовщицей. Таким же тоном она говорила с дочерьми, когда они докучали ей своими детскими вопросами.

Маленький ротик Элеоноры скривился в кривую ехидную улыбочку:

– О, мама. Пусть она идет. Потом ей же будет хуже. Она хочет забеременеть, как Теодора.

Наступила тишина – как будто никого нет на несколько миль вокруг. Ее родители сидели как восковые фигуры, затем раздался ее собственный ломающийся крик:

– Откуда ты знаешь?

– Ты сука!

А потом, о Боже! Что было потом!

Аманда стряхнула с себя воспоминания как наваждение, испытывая физическое облегчение от возвращения к действительности. Взяв полотенце, она стерла холодный пот, выступивший у нее на лбу.

– Дерьмо, – прошептала она исступленно. – Дерьмо, какое все дерьмо.

Этих воспоминаний вполне хватило, чтобы окончательно испортить ее день. Она была так подавлена всем случившимся, что ей в самый раз было бы прихватить несколько часов сна, а вместо этого, растревожив память, она обеспечила себе бессонницу.

Глава 4

Тристана буквально распирало от ярости, когда он наконец смог выйти из здания главного управления полиции Рено. Плюхнувшись на сидение рядом с Джо Кэшем, он что есть силы захлопнул дверцу.

– Поехали в кабаре, Джо, – скомандовал он приглушенно. Затем его раздражение все же прорвалось наружу, и он буквально прокричал:

– Будь я проклят, если нам удастся кого-нибудь там застать. Собачья жизнь у полицейского, и везде одно и то же, – восстановив дыхание, он пробурчал себе под нос:

– Чтоб они все сдохли.

Джо, выслушав такую тираду, усмехнулся про себя, но сделал вид, что в одно ухо вошло, в другое вышло. Он прибавил скорость, буквально вонзившись в поток движения.

Тристан мрачно разглядывал пылающие на стенах домов световые рекламные щиты. Чертов капитан Твид с его требованиями привязать себя к стулу в тот момент, когда начнет действовать особая оперативная группа. Он не какой-нибудь кабинетный служака и не для того прибыл в Рено с другого конца страны. Маклофлину пришлось потратить несколько часов, прежде чем удалось убедить капитана Твида в своей правоте.

Ежедневные заголовки о продолжающихся убийствах противопоказаны городу, чья экономика держится на туризме, поэтому все, начиная от майора и кончая шерифом, стояли над душой у Твида, требуя ускорить поимку преступника. Справедливый в глубине души человек, Твид не мог не согласиться, что Маклофлин будет действовать с большей пользой и добьется наилучших результатов тогда, когда ему предоставят полную свободу действия.

Еще несколько часов ушло на то, чтобы отобрать самых лучших людей в оперативную группу. Тристан ворчливо признал, что в этом ему помог не только Джо, но и сам капитан Твид. Когда же они перетряхнули весь персонал и наконец собрали людей для инструктажа, Тристан захотел лично познакомиться с каждым членом оперативной группы. Здесь он проявил большой такт и выдержку, ибо, хотя сам он и бывал порой несдержан со своим начальством, с подчиненными он вел себя безупречно. У него был дар – выявлять самые сильные стороны того или иного человека и использовать их для успеха операции. Так что каждый из его новых подчиненных почувствовал себя окрыленным. Точно так же он действовал у себя в Сиэтле. Так что когда они с Джо покидали управление полиции, колеса только что созданного ими механизма уже заработали на полную мощность.

Джо резко свернул в переулок, и перед Тристаном предстал сияющий неоновыми огнями фасад отеля, на эстраде которого работала убитая ныне девушка. Отель располагался в самом сердце злачного района Рено. Оба копа вылезли из машины и решительно вошли внутрь.

Кабаре находилось рядом с казино, на первом этаже отеля. На его аляповато-роскошных дверях висела табличка: «Закрыто. Откроется в восемь».

Ну а в казино жизнь била ключом. Тысячи зеркальных поверхностей отражали свет ярко горящих люстр. В воздухе висел гул голосов, позвякивание колокольчика, звон монет, заглатываемых игральными автоматами, большинство из которых почему-то в основном были оккупированы белокурыми изящными леди в вечерних туалетах. Вся эта атмосфера азарта оглушила Тристана, на минуту у него даже потемнело в глазах, сердце стало биться чаще. Должно быть, он выпил сегодня слишком много чашек кофе. Но, не позволяя себе прислушаться к странностям собственного состояния, он решительно открыл дверь с табличкой «Закрыто» и шагнул в затемненное помещение кабаре. Джо последовал за ним.

Здесь все было по-другому. Плотные бархатные занавески на дверях отгораживали их от шума казино, превращая его в еле слышный звуковой фон. Тристан не мог не отметить высокое качество звукоизоляции. Несколько секунд они с Джо стояли в неподвижности, пока их глаза, ослепленные сияньем казино, привыкали к полумраку пустого холла, после чего решительно двинулись по коридору в направлении доносившегося до них звука рояля. Они открыли еще одну дверь, и перед их взглядом предстал фантастический мир странных чувственных впечатлений. В зале царила темнота, только лучи прожекторов освещали сцену, создавая немыслимый контраст света и тени. Пахло табаком и человеческим потом. Пианист небрежно исполнял замысловатую джазовую композицию. Неизвестно откуда доносившийся мужской голос отдавал команды, доски сцены ритмически скрипели; дюжина танцовщиц репетировала привычный для них танец.

Тристан в темноте чуть не споткнулся о стул и тихо выругался. Не надо было заглядываться на сцену, по которой блуждал ослепивший его яркий луч прожектора, но на секунду он потерял над собой контроль, так хороши были эти танцовщицы. Чертовски хороши: кровь с молоком, это факт. Он остановился, дожидаясь, когда его глаза опять привыкнут к темноте, и почти сразу же танцевальный номер, репетиция которого шла на сцене, был закончен, и воцарилась тишина, нарушаемая лишь частым дыханием девушек. Они разбились на несколько маленьких групп и пытались перевести дух, потные и разгоряченные. Усеянные блестками танцевальные костюмы сверкали как рождественские елки.

– Честно говоря, в школе для приготовишек танцуют получше нашего, – раздался резкий, довольно неприятный голос.

Только сейчас Тристан приметил низенького тщедушного мужчину с неестественно бледным лицом человека, который никогда не видел дневного света. Мужчина этот сидел за столиком впритык к краю сцены. Он нервно задрыгал ногой, перекинутой через колено, и яростно затянулся сигаретой.

– Давайте сначала. Прокрутим этот танец еще раз. И на сей раз, девочки, побольше чувства. Начинай, Ленни.

Раздались звуки рояля, и сидящий за столиком тщедушный человек энергично забарабанил в такт музыке кулаком по столу, отсчитывая: «И пять, и шесть, семь, восемь…»

Тем временем танцовщицы быстро выстроились в ряд и на счет восемь пришли в движение. На взгляд Тристана их танец выглядел вполне профессионально, и впервые в своей жизни он подумал, что иные танцовщики, пожалуй, относятся к своей работе не менее серьезно, чем он к своей. Но человек с наглым властным голосом – может быть, это и есть тот самый Чарли? – явно считал иначе, выкрикивая по ходу танца в основном критические замечания.

– Держи выше голову, Деви, – предписывал он. – Ронда, что у тебя за прыжок? Хороший поворот, Келли.

Какое-то время он молчал, а потом буквально взорвался:

– Какого дьявола ты считаешь, Джун, что вообще способна танцевать? Голову выше, черт возьми! А ты, Аманда, не дергай головой, держи ее ровно. И давайте держите ряд. Не нарушайте линии. Это не соло, Аманда, смотри на других.

– Пошли, – скомандовал Тристан, и вместе с Джо они осторожно двинулись вдоль рядов столиков с перевернутыми стульями. Когда их тени упали на стол, за которым сидел желчный человечек, то последний переключил свое внимание и ярость с танцовщиц на незваных пришельцев.

– Как вы сюда попали? – взорвался он. – Здесь не публичное представление!

Потом происходящее на сцене вновь привлекло его внимание:

– Джун, тяни носок, не спи на сцене. Затем он вновь повернулся к двум незнакомцам, нависавшим над ним, и его глаза встретились с глазами Тристана. От неожиданности он откинулся на спинку стула и сломал зажатую в пальцах сигарету. Он нервно прикурил еще одну, нервно выпустил через ноздри клуб дыма и чуть более сдержанным голосом спросил:

– Какого черта вам здесь надо? Я занят делом и вроде бы не совершал ничего противозаконного.

– Вы – Чарли Баготта? – спросил Джо Кэш.

Хиляк нервно кивнул.

– Он самый. Так что вам угодно?..

Тем временем Тристан не отрывал глаз от Аманды, продолжавшей танцевать. Струйки пота стекали по ее нежной, медового оттенка коже, а она все продолжала свой танец, полный энергии и грации. Что-то в ее манере было необычно.., быть может, сочетание трезвого профессионализма и эротической страстности – двух свойств, редко совмещающихся в одном человеке.

Но вопрос Баготты отвлек его внимание. Его брови недоуменно поползли вверх. Какого черта? Неужели Баготта не понимает, зачем они сюда явились? Неужели Аманда с Рондой даже не сообщили этому клоуну, этому педику, что одну из его танцовщиц постигла столь страшная участь? Тристан испытал сильное разочарование в Аманде. Вчера еще она казалась просто перевернутой от горя. Неужели все ее переживания улетучились за один день, и сегодня она как ни в чем не бывало вернулась к работе? Вчера он был просто восхищен ее способностью держать себя в руках, но теперь вдруг засомневался в ее человеческих достоинствах. Неужели она настолько бесчувственна?

Вчера она, потрясенная, опознает труп своей подруги, а сегодня даже забывает сообщить другим своим подругам о том, что одна из них умерла долгой мучительной смертью. Стало быть, эта женщина, так понравившаяся ему с первого взгляда, всего лишь пустая заводная кукла.

– Мы здесь по делу Марианны Фаррел, – сказал Тристан ровным голосом, не выдававшим ни одно из кипевших в нем чувств.

– Можете ей передать, что она у меня больше не работает. Пусть никто не рассчитывает на то, что можно вот так бросить Чарли Баготту, даже ничего не сообщив заранее, а потом еще претендовать…

– Она мертва, – брякнул Маклофлин и сразу же почувствовал удовлетворение, увидев, как и без того бледное маленькое личико этого типа стало смертельно бледным.

«Очень непрофессиональная работа», – подумал он про себя, заметив краешком глаза, что внутренний голос говорит Джо то же самое.

– Мы подозреваем, что мисс Фаррел стала еще одной жертвой убийцы шоу-девочек, – продолжал он. – Я несколько удивлен, что вам ничего не рассказали об этом ни Аманда Чарльз, ни Ронда Смит. Дело в том, что именно мисс Чарльз помогла нам вчера опознать тело, а мисс Смит сопровождала ее в морг для моральной поддержки.

Чарли схватился ладонью за свою потную лысину, лихорадочно ероша то, что осталось от его жидких волос.

– Вчера Аманды и Ронды не было в кабаре, – несколько растерянно начал он. – А сегодня утром они опоздали на репетицию. Они вбежали в зал в самую последнюю минуту и хотели что-то мне сказать, но я велел им заткнуться и идти на сцену. Они прекрасно знают, как я отношусь ко всем этим опозданиям, – он вдруг часто-часто заморгал. – Так значит, мертва. О, Боже, Боже!

Музыка прервалась, и танцоры застыли в недоумении, вглядываясь в глубину зала, пытаясь определить, что случилось. Почему вдруг Чарли перестал орать на них?

– Может быть, у него сердечный приступ, – прошептал кто-то с надеждой.

Тут же все начали вглядываться еще напряженнее. Всем было известно яростное неприятие Чарли перерывов репетиций. Тем временем пауза затягивалась, а два силуэта никак не отходили от его стола. Постепенно танцоры приблизились к краю сцены. Ронда первая распознала в полутьме одного из пришедших. Повернувшись к Аманде, она торжественно произнесла:

– Маклофлин.

Во рту у Аманды мгновенно пересохло. Сегодня она смогла забыться сном лишь под утро, а затем Ронда разбудила ее громким стуком в дверь. Пробуждение было тяжелым по нескольким причинам. В первый момент она не могла вспомнить, что с ней произошло вчера. Взглянув на часы, она выругалась и крикнула, что сейчас откроет. И только когда она сбросила одеяло и вскочила на ноги, на нее вдруг нахлынули образы необычайной яркости. Она вновь увидела перед собой тело Марианны в морге, Маклофлина и его непроницаемые пронзительно-серые глаза, Тедди, выражение ее лица в тот день, когда они виделись в последний раз. О Боже, как ей не хотелось просыпаться!

И в таком состоянии, разбитая и ошеломленная, она должна была лихорадочно собираться на репетицию. Не оставалось ни одной свободной минуты. Она едва успела провести щеткой по зубам, рвануть гребнем волосы да выпить стакан сока, и вот уже они с Рондой бегом вылетают на улицу. Потом, выжимая все что можно из мотора, они умудрились несколько раз попасть на красный свет. Разговаривали очень мало, только о том, что во избежание гнева Чарли придется сразу же сообщить ему об убийстве Марианны, ему и всем членам труппы.

Но вышло все иначе. Чарли не дал им произнести ни слова, когда они вбежали в зал с опозданием на десять минут. Все, что мог, он высказал им сам в своей обычной грубой манере.

Аманда слышала вокруг себя шепоток и испуганные восклицания: это Ронда рассказала кому-то о случившемся вчера, и новость тут же разнеслась по сцене. Очень быстро шепот перешел в возбужденный гул, а Аманда молча стояла среди этого разбуженного улья, не отрывая взгляда от массивного силуэта, склонившегося над столиком Чарли Баготты. Лишь на короткий момент, в самый разгар репетиции, она смогла отогнать от себя мысль об убийстве Марианны. Она ненавидела себя за ту легкость, с которой ей удалось обрести бесстрастный вид, но в таких ситуациях ей никогда не приходилось оказываться, так что она совершенно не знала, как следует себя держать. У нее совершенно заходил ум за разум.

Разговоры оборвались сами собой, когда три силуэта отодвинулись от стола и стали подниматься на сцену. Впереди шел Чарли, и в тот момент, когда он ступил на сцену, воцарилось гробовое молчание. Все смотрели на двух полицейских, шествовавших за ним.

– Думаю, вы уже все знаете, – рявкнул хореограф, бросив гневный взгляд на Ронду и Аманду. – С вашей стороны, милые дамы, было бы очень любезно проинформировать меня о случившемся немного раньше.

– Но мы пробовали, – горячо возразила Ронда, – если вы помните. Но вы не позволили нам и рта открыть.

– Возможно, Ронда, – неохотно признался Чарли, передернув плечами. – Что ж, очень жаль, что все так вышло.

Взгляд, который он бросил на Аманду, неожиданно был полон тепла.

– Ты в порядке?

Его нежданная заботливость застала ее врасплох. Она кивнула, надеясь, что этот жест будет воспринят как знак согласия, и ей не придется давать дополнительных разъяснений. Она вновь почувствовала себя бесконечно слабой. Ее подбородок и губы так задрожали, что пришлось изо всех сил сжать челюсти, чтобы не расплакаться. Ничего не видящим взором она несколько раз посмотрела по сторонам и только после этого смогла произнести хриплым и дрожащим от волнения голосом:

– Да, все в порядке.

В этот момент Маклофлин перехватил ее взгляд, и какое-то время они молча смотрели друг на друга. Аманда не могла понять, что он думает о ней, но что-то в его взгляде убеждало, что мысли его о ней не очень лестные. Она пожала плечами и отвела взгляд. В конце концов, почему ее это заботит? Какая разница, что он о ней думает! И все же… Никогда она еще не встречала человека, столь умело скрывающего свои мысли и чувства. Именно , то ее так и раздражало. Обычно ей удавалось добиться хотя бы намека на понимание своего собеседника, следя за его лицом. Но Маклофлин казался образцом олимпийской бесстрастности. Никогда прежде чье-то лицо, тем более лишенное всякого выражения, не вызывало в ней чувства собственной слабости и незначительности.

Аманда всегда гордилась своим умением владеть собой. Это было просто необходимо в танце, но все же достичь такого умения было не просто. Она долго упражнялась, прежде чем добилась требуемого уровня самоконтроля. Теперь же волнение, испытанное ею при одном взгляде на Маклофлина, впервые заставило ее задуматься над тем, что, возможно, все ее упражнения были напрасны. Аманда могла заставить себя выполнять любую работу, какой бы трудной и неприятной она не была. Однако она не умела и не считала нужным скрывать свою неприязнь к кому-либо или чему-либо. Маклофлин был одним из тех, кто вызвал у нее чувство неприязни. Но его холодный и циничный взгляд красноречиво говорил, что он способен дать отпор любым проявлениям неприязни к себе. И никто, глядя на лейтенанта Маклофлина, не мог даже предположить, чего эта способность на самом деле ему стоила.

«Все хорошо, расслабься, крошка, – приказала себе Аманда успокоительным тоном. – Если ты будешь так реагировать на все, тебе не миновать нервного срыва. Впрочем, у тебя реакция живого человека, чего не скажешь о Маклофлине, который напоминает робота».

Аманда снова взглянула на Тристана, пытаясь поймать хоть какое-то проявление чувств на его лице, но ее постигло разочарование. Похоже, она плохо понимала жизнь.

Впрочем, Аманда не слишком переживала, что ее попытка потерпела поражение. Она не смогла прочесть ничего на лице Тристана, зато отношение к нему явственно читалось на ее лице, и это выводило его из себя. Это была открытая неприязнь. Тысяча чертей – это бесило его! Не хватало того, чтобы он влюбился! Вздрогнув, он отвернулся. Ровным спокойным голосом он немедленно начал расспросы сгрудившихся вокруг него танцоров. Через несколько минут он уже знал имена всех членов труппы.

Аманда осталась в одиночестве, краем глаза наблюдая за двумя полицейскими. Она не желала ни с кем ни о чем говорить, но, опустившись на пол, почувствовала изоляцию, заметив, что мимолетные взгляды ее товарищей по труппе как бы определяют ей сейчас особое место. Она полагала, что каждый из них радовался, что избежал опознания трупа Марианны, а сейчас желал отстраниться от нее. За прошедшие три года труппа стала для нее почти семьей, стала значить для нее больше, чем ее собственная семья. Поэтому сейчас она почувствовала себя брошенным ребенком.

Лейтенант Маклофлин стал спрашивать, знал ли кто-нибудь из присутствующих что-то о предыдущих жертвах. Аманда переглянулась с Рондой.

В это время чья-то рука погладила плечо Аманды, и она вздрогнула и оглянулась. Вскинув голову, Джун, новенькая танцовщица в труппе, стояла рядом с нею, дружески мило улыбаясь:

– Мне жаль, что тебе одной пришлось пережить столько страшных минут, – прошептала она, наклонившись. – Ты всегда была так добра ко мне, ты мне так помогла, когда я была такой неуклюжей…

Слезы благодарности навернулись Аманде на глаза, она смущенно заулыбалась, с нежностью ощущая руку Джун на своем плече.

– Спасибо тебе, – прошептала она с нежностью, глядя на уходящую танцовщицу.

Джун была очень милая. Родом из Джорджии, и данные прекрасные. Она, конечно, была не столь великолепной танцовщицей, как ей самой бы хотелось, но она упорно работала над собой. Джун очень легко усвоила советы Аманды, которая несколько раз приглашала ее к себе в дом, и они двигали мебель, сооружая импровизированную студию. Джун танцевала удивительно легко. У нее было великолепное чувство ритма. Техника – дело наживное. Только когда Чарли начинал на нее орать, она пугалась и делала ошибки. Слова Джун смягчили и успокоили Аманду, почти избавили ее от ощущения одиночества.

Несколько танцоров вслед за ней подошли к Аманде, ободряюще улыбаясь. Даже Ренди, которого она недолюбливала, остановился на минуту, чтобы сказать ей что-то ободряющее. Какие все же они хорошие и чуткие…

Она чувствовала себя совершенно спокойной, когда вновь встретилась с глазами Маклофлина.

Не было ничего такого уж страшного в них, только ледяной холод повеял на нее снова. Затем он поднял свою большую руку и кивнул в ее сторону, как бы устанавливая факт ее присутствия. Накинув полотенце на плечи, Аманда поднялась.

Когда она пересекала сцену, возникшая словно из ниоткуда рука ласково коснулась ее. От неожиданности глаза Аманды удивленно расширились. Вплотную за ее спиной стоял танцор.

– О, Дэвид, – выдохнула она. – Ты меня так напугал!

– Извини, милочка, – проворковал парень. – Я только хотел сказать тебе, что ты самая замечательная леди на свете.

– Ну ты и скажешь! – Аманда передернула плечами и потупила взор. Затем снова подняла глаза и слабо улыбнулась. – Спасибо тебе…

Дэвид наклонился и поцеловал ее в лоб, поглаживая ей руку от плеча до запястья. Затем взял ее ладони в свои и дружески пожал, прежде чем отойти и оставить ее одну.

Тристан не сводил взгляда с Аманды, с силой сжимая в руке спинку стула, оказавшегося рядом, когда атлетически сложенный танцор гладил Аманду по плечу. Мужчина этот, решил Тристан, безусловно, один из любовников мисс Чарльз. Вероятнее всего, один из многих.

Он не знал, почему его так задела эта мысль. Но он ничего не мог с собой поделать.

Нежная улыбка, заигравшая на устах Аманды после слов Дэвида, все еще озаряла ее лицо, когда она подошла к стулу, за которым он стоял. Она смотрела на него с безразличием и в ее голосе читалась ирония, когда она произнесла:

– Вы, кажется, позвали меня?

– Н-да, – ответил Маклофлин почти таким же бесстрастным голосом. – Вон тот человек за столом – сержант Джонсон. Он должен снять отпечатки ваших пальцев.

Тристан ткнул пальцем в направлении сержанта Джонсона и уткнулся в бумаги, которые держал в руках.

Он слышал голос Джо Кэша, объяснявшего, для чего необходимо провести эту формальную процедуру. Они обследовали квартиру мисс Фаррел и теперь должны исключить шанс, что преступник находится среди ее друзей и знакомых, хотя тело Марианны и было найдено на поле для гольфа за много миль отсюда. Так что предстоит отделить отпечатки пальцев всех знакомых мисс Фаррел от отпечатков убийцы. Жившие в одном с ней доме мисс Чарльз и мисс Смит – первые кандидаты на исключение.

Тристан вдруг услышал рядом с собой полный ужаса шепот Аманды:

– Ну это уж слишком!

Он вскинул голову. Она стояла перед ним. Она стояла перед ним и ее фиалковые глаза горели огнем ненависти.

– Вы не имеете права подозревать меня в том, что я хоть каким-то образом повинна в смерти Марианны, – прошептала она хриплым от волнения голосом. – Вы не имеете права…

Тристан смачно выругался и вскочил на ноги. Затем развернул стул и насильно усадил на него Аманду. Коснувшись ее затылка, он почувствовал, что он холоден как лед. Тогда, сорвав со своих плеч теплый твидовый пиджак, он накинул его на плечи Аманды, а затем взял ее запястье в свои ладони, инстинктивно стремясь согреть ее теплом своего тела. Он злился на себя за то, что не догадался должным образом подготовить эту ставшую столь дорогой для него девушку к такой неприятной процедуре, и теперь терпеливо, как испуганному ребенку объяснял ей, что отпечатки пальцев – всего лишь пустая формальность.

Тепло его больших рук постепенно передалось Аманде, и она начала успокаиваться. В каком-то уголке ее сознания промелькнуло удивление. Странно, подумалось ей, откуда столько тепла и нежности у человека, которого она считала роботом. Но голос его, звучавший над самым ее ухом, по-прежнему казался ей холодным и бесстрастным. Через некоторое время, откинув упавшие ей на глаза волосы, она осознала, что ее лицо находится совсем рядом с лицом Тристана.

Она отпрянула от него:

– Будь вы настоящим мужчиной, мистер Маклофлин, вы бы избавили меня от этой процедуры, – она сжала кулачки. – И знаете, что я еще думаю о вас, лейтенант Маклофлин? Я думаю, что мучая меня, вы испытываете настоящее наслаждение.

Первой непроизвольной реакцией Тристана на эти слова было желание ударить ее. Но он сразу же оборвал свой порыв и просто резко поднялся на ноги, демонстрируя Аманде вновь обретенное самообладание. Лицо его обрело обычное холодно-непроницаемое выражение, и с высоты своего роста он теперь уже абсолютно спокойно взирал на нее. Но Аманда, всерьез обозленная, не допускавшая и мысли о том, чтобы дать ему спуску, тоже вскочила на ноги. Она стряхнула с себя его пиджак, на секунду пожалев о том, что лишается его тепла, и молча протянула его Тристану.

– Жаль, что вы восприняли все таким образом, – процедил тот, небрежно перекидывая пиджак через плечо. Его оценивающие серые глаза бесстрастно изучали ее сквозь затемненные стекла очков. – Я был не прав, не объяснив вам толком, для чего нам требуются отпечатки, но уж это точно, что я ни в чем не подозреваю вас, милая.

У Аманды непроизвольно дрогнул подбородок. Ей хотелось сказать ему, чтобы впредь он даже близко к ней не подходил, что в случае необходимости она станет разговаривать исключительно с детективом Кэшем, но поняла, что поставит себя в дурацкое положение, поскольку он ответил ей, что не она вправе принимать решение. Она ограничилась лишь тем, что вызывающе на него посмотрела, а затем отвернулась.

Глаза! Тристан не мог стряхнуть с себя их наваждение даже после того, как перестал их видеть. Такие удивительно огромные и редкостного оттенка. И эти глаза смотрели на него так, словно хотели испепелить его. Он с грустью наблюдал, как она идет к столу сержанта Джонсона. Затем отогнал от себя всякие посторонние мысли и, взяв себя в руки, заставил переключить свое внимание на следующий пункт своего списка.

Что поделаешь! Жизнь полна сожалений. Слава Богу, что в жизни полно работы, и сожалеть некогда.

Глава 5

На вечеринке, в компании друзей и знакомых, которую Пит Шрайбер назвал «гулянкой под банкой», Аманда вдруг почувствовала себя одиноко. Было уже четыре часа утра, она здорово устала, но не настолько, чтобы решиться сбежать отсюда. Нет, к этому она еще не готова.

Пит говорил, что эта импровизированная вечеринка станет отчасти и поминками по Марианне. Но, несмотря ни на что, добавил он, мы должны радоваться жизни. Такова уж была его личная философия. Он считал, что об умерших следует вспоминать, собравшись вместе и подняв тост в память о них. Однако смерть только оттеняет радость жизни для тех, кто остался в живых, а уж это основательный повод повеселиться. И вот вечером, когда полиция наконец убралась восвояси, он предложил организовать вечеринку в память о покойной и в честь радостей жизни. Вечеринку эту Пит устраивал в маленьком доме, который снимал для своих любовных развлечений.

Чувствуя себя одинокой среди всего этого шума и веселья, Аманда не могла отделаться от впечатления, что когда-то она все это уже видела и переживала. Все происходящее напоминало ей ее первые годы самостоятельной жизни в Нью-Йорке, когда с утра до вечера она крутилась как белка в колесе, то бегая в поисках работы в эстрадной массовке, то добросовестно тренируясь в танцклассе, то давая уроки пения, чтобы хоть как-то заработать на жизнь.

Когда же дневная суета кончалась, она оказывалась вот на таких же вечеринках, с пластмассовыми стаканчиками для вина или пива, сигареткой марихуаны по кругу, с некоторыми гостями, безмятежно заснувшими по углам во время всеобщего разгула в самых невероятных позах. Да, мало что изменилось. Все те же групповые тусовки, череда лиц, симпатичных и не очень, экстравагантные наряды, громкие голоса, интригующее перешептывание, взрывы смеха. Когда ей было восемнадцать или девятнадцать, сон казался ей чем-то необязательным, и она охотно посещала такие вот вечеринки. Увы, теперь, в свои двадцать восемь, она уже не могла похвастаться такой выносливостью. Да и все остальное потеряло свою первозданную прелесть. В остальном же ей казалось просто невероятным, что прошло целых десять лет. Чем они были наполнены, в чем она изменилась за это время? Обидно, но свое прежнее бесстрашие она растеряла. А как стойко она умела тогда выдерживать удары судьбы!

Да, теперь, в двадцать восемь, она, как ни странно, стала более ранимой. Да еще гибель Марианны, после которой Аманда почувствовала, что в ней что-то оборвалось. Зажмурив глаза, она прижала бокал с вином к груди и плавно опустилась на расстеленные на полу подушки. Ей нужен, так нужен хоть краткий отдых. Она грустно улыбнулась. Что ж, пусть все идет как идет. Да, ее жизнь не так проста, как десять лет назад, все дело в том, что когда она была моложе и смотрела на жизнь иначе, все ей казалось простым и ясным. А теперь ей все чаще и чаще хочется покопаться в себе. Все-таки здорово изменилась она за эти десять лет. Но все же, несмотря на все потери, она сохранила способность шутить и улыбаться. Неужели все эти вечеринки были столь скучны и однообразны? Да, ни время, ни гибель подруги не изменили двух обычных положений: основной темы разговоров и манеры поведения гостей.

Танец. Все разговоры вертятся вокруг танца.

Одни и те же разговоры. Единственное, что изменилось за десять лет, – это названия программ, в которых хочется получить роль. Да, названия мюзиклов, ревю, всевозможных шоу меняются из года в год, но суть разговора прежняя. Аманда прислушалась к гулу голосов и поняла, что речь идет о ролях, которые можно получить, просмотрах, на которых можно показаться, о том, у кого из присутствующих больше шансов получить главную роль, или чья карьера идет к закату.

И конечно, неизменным осталось излюбленное развлечение на вечеринках. В какой еще профессии можно найти такое количество людей, готовых проводить большую часть времени, упражняясь в мастерстве, которым они зарабатывают себе на жизнь.

Из полумрака перед ней возник Пит Шрайбер:

– Почему, – воскликнул он, – самые красивые женщины обычно тоскуют на вечеринках, одиноко забившись в какой-нибудь темный угол?

Ритмично двигаясь в такт музыки, он продолжал:

– Не кажется ли тебе, что это антиобщественное поведение, Аманда?

Аманда грустно улыбнулась в ответ на его игривый вопрос:

– Ну зачем так, Пит, я порой бываю очень коммуникабельной. Но сейчас я хочу немного отдохнуть. Кстати, я как раз думала о том, что у тебя великолепный дар устраивать вечеринки, который я, к сожалению, не располагаю, – она хохотнула и продолжала. – По правде говоря, я как раз собиралась влиться в общий поток веселья.

Пит недоверчиво улыбнулся и уселся на подушку рядом с нею.

– Тебе никогда не приходилось задумываться над тем, – спросила его Аманда, откинувшись на причудливо сложенную гору подушек, – какими фанатичными становятся большинство танцовщиков, когда речь заходит о профессиональных делах? В этом есть что-то патологическое. Они живут танцем, бредят им, готовы умереть на сцене. Неужели эти люди не догадываются, что в мире существует масса других интересных вещей?

– Ну не могут же все быть столь разносторонними, как ты, моя сладость!

– Конечно, нет, думаю, это означало требовать от них слишком многого, – произнесла Аманда с самонадеянной, даже вызывающей интонацией в голосе, которую она невольно позаимствовала от своей безапелляционной матушки. – Но если честно, то мне действительно приятно сознавать, что я не столь однобока. У меня вызывает недоумение, когда люди, во всех отношениях вроде бы взрослые и неглупые, теряют всякое чувство меры по такому несерьезному поводу, как танец.

– Вот как? Тогда ты вряд ли захочешь научиться танцевать «шаг». Его только что показала мне Джун.

Пит поднялся, горестно покачав головой.

– О, забудь, что я предложил тебе это. Просто я не врубился, что такая чепуха не может интересовать истинную янки голубых кровей, каковой ты, моя милочка, безусловно, являешься.

Аманда моментально отшвырнула от себя пластиковый стаканчик и протянула руки Питу, чтобы он помог ей встать.

– Ну-ка, покажи, – просто сказала она. Пит не заставил себя долго упрашивать. С неприкрытой нежностью он произнес:

– Конечно, покажу, крошка. Кстати, мне даже приятно, что еще существует хоть один человек, который не теряет голову от этих проклятых танцев.

– Ну хватит, Пит, покажи, – заторопила его Аманда, а про себя подумала: как жаль, что он голубой. Он такой веселый, скромный и вообще милый. Вот с ним она, пожалуй, согласилась бы отказаться от роли недотроги. Потом она усмехнулась. Ну-ну, кокетничай сама с собой. Ты ведь не прочь пофантазировать, когда это заведомо невозможно. Истина же состоит в том, что, если бы Пит Шрайбер был стопроцентным клевым мужчиной, ты бы, уважаемая Аманда Роуз Чарльз, никогда бы не почувствовала себя с ним столь раскованно и легко. Так что, будь он нормальным мужчиной, ты сейчас думала бы только о том, чтобы нагромоздить побольше барьеров, чтобы удержать его на пристойной дистанции. А сейчас давай, девочка, расслабляйся.

Итак, в отношениях с мужчинами она имела лишь негативный опыт, а значит, надо вообще выкинуть подобные мысли из головы. В конце концов, она пришла на вечеринку, здесь не время и не место заниматься самоанализом. Нечего себя грызть! Хотя жаль, что она до сих пор не встретила мужчину, которому бы хотелось с радостью отдаться.

Она попыталась выбросить все из головы. Все, кроме желания научиться танцевать. Аманда широко улыбнулась Питу:

– Никогда не шути над женщиной, которая хочет научиться новому танцу. Пит. Неужели твоя мама никогда не объясняла тебе, что в жизни является действительно важным?

– Ты имеешь в виду такие вещи, как мир без войны и борьбу с голодом и нищетой?

– Да, и это тоже. Эти проблемы страшно важны, только в данный момент я думала не о них, а самым важным, самым решающим для себя я считаю…

– Найти себе потрясающего любовника и привязать его к себе на всю жизнь, – договорил за нее Пит.

Да что же это со всеми происходит? Почему любовь и секс имеют такое огромное значение для всех, кроме нее? Может быть, она все-таки упускает в жизни самое главное? Или все окружающие участвуют в каком-то заговоре?

– Танец, Пит. Вопросом номер один для меня является танец.

– Я знал, что ты это скажешь. Я просто проверял тебя.

– И я это поняла, все как обычно. Женщина пытается поговорить с мужчиной по душам, а тот пользуется случаем, чтобы… Так что все о'кей, дорогой, – она погладила его по щеке. – Хватит болтать, лучше покажи, как танцуют этот чертов «шаг».

Было примерно семь утра, когда внимание Аманды, сосредоточенное на сложном танцевальном номере, который они отрабатывали с Питом, было отвлечено ощущением, что за ней кто-то наблюдает. Она оторвала взгляд от партнера и, продолжая танцевать, посмотрела на другой конец комнаты. Глаза ее тут же встретились с резким, пронзающим словно лазер взглядом, изучавшим сквозь полутемные стекла очков.

К несчастью, за миг до того, как их взгляды встретились, она начала выполнять сложное па, наклонясь назад и опираясь при этом на руку партнера, обнимающего ее за талию. Откинувшись назад, она должна была по замыслу затем грациозно распрямиться. Но появление Маклофлина было для нее такой неприятной неожиданностью, что вместо того, чтобы распрямиться, она судорожно сжалась и чуть не потеряла равновесие. Вместе с партнером они закачались так, что чуть не грохнулись на пол.

– Что с тобой? – взорвался Пит, выделывая немыслимые па, чтобы избежать почти неизбежного падения.

Аманде наконец удалось восстановить равновесие и даже сделать несколько изящных телодвижений, чтобы как-то компенсировать допущенную неловкость.

– Я дико извиняюсь, – прошептала она, мечтая о том, чтобы музыка, под звуки которой она автоматически продолжала двигаться, остановилась. Только одна мысль крутилась у нее в голове: «Что он тут делает? Что ему здесь надо?»

Как ни странно, Тристан в это же время задавал себе тот же самый вопрос. Предложение прийти, сделанное ему Рондой Смит по телефону, показалось ему неплохой идеей, но сейчас он подумал, что лучше было бы как следует выспаться. Он чувствовал себя здесь совершенно не в своей тарелке и смотрелся полным болваном в своем старомодном костюме и туго завязанном галстуке.

Кроме того, слишком уж чужда ему вся эта компания. Вот рядом с ним оказалась широко улыбающаяся женщина. Она не прекращала ритмично двигаться в такт музыке и одновременно отхлебывать вино из стакана, при этом еще и подпевала, вернее, подвывала мотив песни. На голове ее красовался нелепый пурпурный парик – этакий причудливый куст из синтетических волокон. Грудь ее едва прикрывал символический клочок полупрозрачной ткани, то и дело готовый и вовсе упасть. Но здесь ее наряд ни у кого не вызывал удивления. Тристан подумал, что, наверное, сошел с ума, когда согласился прийти сюда в обычном костюме и надеясь раствориться в толпе.

Ясно, что его заметили, в этом не могло быть сомнений. Он увидел, как по окружающим прокатился едва заметный ток нервозности: все принялись незаметно, но быстро гасить и прятать наркотические сигаретки. Он действительно бы мог задержать всю честную компанию, если бы ставил своей целью охоту за наркоманами.

Но он пришел сюда не для того. Проклятие, он и сам толком не знал, зачем он сюда пришел. Просто Ронда прервала своим звонком его глубокий сон и предложила прийти. Принимая приглашение, он успокоил себя тем, что ему необходимо удовлетворить свое профессиональное любопытство. На самом деле его интересовало совсем другое, и в глубине души он отлично знал, что, вернее, кто именно. Да, то было любопытство, но отнюдь не профессиональное.

Пока же он скромно стоял в стороне от всех и просто наблюдал, как развлекается все это несуразное общество актеров. «Интересно, – думал он, – они что, все родились с такими наклонностями и манерами? Или это прививается или навязывается средой, которая формирует людей не менее жестоко, чем семья?» Он не знал точного ответа на эти вопросы. Потому что сам рос не в семье, а в детском доме, и его воспитатели были в основном озабочены тем, чтобы привить ребенку послушание и уважение к нормам поведения в обществе. Предполагалось, что, если у ребенка возникает потребность завести друзей, он реализует ее самостоятельно и по собственной инициативе.

Только вот у Тристана никогда не было друзей.

Жизнь в приюте вовсе не была такой ужасной, как ее описывал в свое время Диккенс. Впрочем, может быть, Тристану просто повезло?.. Воспитатели были в общем неплохими людьми, они как могли заботились о своих подопечных. Вся беда в том, что они были слишком перегружены низкооплачиваемой работой, поэтому у них не было ни времени, ни денег, чтобы доставлять детям те радости, которые как раз и составляют разницу между семейным домом и приютом.

В детстве Тристан был болезненно стеснителен. Стеснительность углубилась еще и потому, что бездетные супружеские пары неизменно отвергали его кандидатуру на усыновление. Он мечтал только об одном: о настоящем доме. Но однажды ему сказали, что теперь ему больше не придется одевать свой парадный костюмчик и ходить в специальную комнату, где происходило знакомство потенциальных усыновителей с воспитанниками приюта. Он вышел из того возраста, когда детей усыновляли, да к тому же еще и необычайно высок ростом. Кому нужен мальчик-переросток, да еще и с плохим зрением?..

Так рухнули его надежды обрести родителей. Он перестал доверять окружающим и надел на себя маску равнодушия, скрывающую истинные свои чувства. Он хорошо усвоил, что, когда ничего не ждешь, ничто не может тебя огорчить. Понемногу он перестал искать себе друзей, потому что, когда их куда-нибудь переводили, разлука доставляла, боль, а это случалось довольно часто. Он внушил самому себе, что у человека либо есть способность заводить друзей, либо нет, у него, например, такой способности нет…

Что же так больно укололо его сейчас? Вчера он провел большую часть вечера в кабаре и в ходе расследования не мог не заметить атмосферы теплых человеческих отношений, царившей в среде танцоров. Да и здесь, на вечеринке, отношения между гостями были на редкость доброжелательными, даже более того.

Такие наблюдения всколыхнули что-то, глубоко сидевшее в нем.

Вернувшись в душный номер своего отеля, он долго не мог заснуть. Комнату освещали красноватые вспышки неоновой рекламы за окном, а он все не мог успокоиться. Тристан не понимал до конца, что его зацепило, но было в манере танцоров подшучивать, подзадоривать и поддерживать друг друга что-то такое, что заставило его пересмотреть свой взгляд на дружбу.

В конце концов, может быть, настоящая дружба вовсе не является счастливым исключением из правила, как привык думать он? Может быть, она основывается не только на взаимной выгоде, но и на готовности каждой стороны к самопожертвованию?

К несчастью, он не мог переступить через прочно укоренившийся в нем запрет на доверие. Это чувство для него было настоящим табу. Детство его сложилось таким образом, что он явно не был расположен доверять кому бы то ни было, ну а в его профессиональной деятельности доверчивость тем более воспринималась не как достоинство, а как слабость. Иной раз его тянуло раскрыть перед кем-нибудь свою душу, но страх нарушить табу оказывался сильнее, и в конце концов он с раздражением отказывался от этой затеи. Так что привычка к скрытности была сильней его.

Впрочем, у него начали складываться совсем неплохие приятельские отношения с Джо Кэшем. Почему бы ему не удовлетвориться этим. Джо был явно не прочь общаться не только во время работы, но и в свободные часы.

Он думал, что артистическая среда – это все несерьезно, а оказалось, что люди этого мира вкалывают до седьмого пота. Именно трудолюбие Тристан выше всего ценил в людях.

Маклофлин предполагал, что его приход смутит всю компанию. Ему уже не раз приходилось производить подобный эффект в результате различных следственных экспериментов. Но все получилось скорее наоборот: многие танцовщики, вместо того, чтобы отойти подальше, окружили его, расспрашивая, как идет следствие, а заодно стали задавать ему кучу посторонних вопросов.

Тристан знал, что ему следует соблюдать дистанцию. Этого требовал долг профессиональной объективности. Но, черт возьми, ему же надо как можно больше узнать о них, а главное, ему же надо узнать как можно больше о НЕЙ.

Вот она, подлинная причина его прихода. Осознав это, Тристан закрыл глаза и шепотом выругался. А затем, снова открыв глаза, он устремил взгляд на Аманду Чарльз. Это была вторая попытка разглядеть ее после того, как он вошел в комнату.

И ведь он отлично понимает, что его желания несбыточны. Он давно приучил себя никогда не желать того, что ему недоступно. Так какого ж черта он торчит здесь, когда ему надо вкалывать на всю катушку, обмозговывать все тонкости дела, чтобы наконец сдвинуть его с мертвой точки. А ведь, честно говоря, его визит сюда в общем-то не имеет никакого отношения к делу.

Из-за своей профессии он нередко вызывал в женщинах неприязнь, но эта неприязнь никогда не задевала его. Издержки профессии. Почему же с ней все иначе? Почему ее откровенная враждебность вызвала в нем такое потрясение чувств?

И зачем он теперь стоит здесь как истукан, разглядывая ее и отлично зная, что даже если ему удастся перехватить ее взгляд, он прочтет в нем лишь пренебрежение! Итак, для него она – возмутитель душевного спокойствия, женщина, отрывающая его мысли от работы. Она же ясно дала ему понять, что, по ее мнению, он получает садистское удовольствие, мучая ее следственными процедурами.

Тристан расправил плечи. Его приход сюда, конечно, был большой ошибкой: у него просто нет ни единого шанса. Так что надо поскорей убираться. В конце концов, в одних сутках не так уж много часов, и он не имеет права терять времени даром.

И тут одновременно произошли два события. Аманда взглянула на Тристана как раз в тот момент, когда он уже собирался уйти, а Ронда подошла к нему сбоку и дотронулась до его правой руки.

– Приветик, – сказала она. – Я и не знала, что вы уже здесь.

У Тристана была профессиональная привычка держать наготове свою правую руку, поэтому он схватил Ронду за запястье и сжал его, продолжая при этом смотреть только на Аманду. Причем, по своей неопытности он даже не заметил погрешностей в исполняемом ею танце, вызванных его внезапным появлением. Зато на него произвела сильное впечатление сексуальная концовка этого танцевального номера.

От волнения совершенно забыв о присутствии Ронды, он все сильнее сжимал ее руку. Она сперва удивленно стояла на месте, но потом, почувствовав боль, попыталась разжать его пальцы свободной рукой. Все ее усилия оказались напрасными. Он продолжал не замечать происходящего, а лицо его оставалось спокойным и безмятежным. Но хватка не ослабевала, а глаза были по-прежнему устремлены на Аманду.

«Боже! Он сломает мне руку», – подумала Ронда. Колени ее начали дрожать.

– Лейтенант, пожалуйста, отпустите, мне больно, – наконец взмолилась она и с этими словами опустилась на колени.

Тристан моментально среагировал на болезненную ноту, прозвучавшую в голосе Ронды. Он тут же отпустил ее руку. Но, к несчастью, за секунду до этого Аманда еще раз посмотрела в его сторону и увидела, как он, поворачиваясь, вынудил Ронду упасть на колени.

– О Боже! Мисс Смит, мне так стыдно, – стал извиняться Тристан, подхватив ее под локоть и помогая встать. Он взял ее пострадавшую руку в свою ладонь, бережно растирая побелевшие пальцы. – С вами все в порядке, милая? Мне так стыдно.

– Ничего страшного. Я понимаю, что вы сделали это не нарочно…

– Отойди от нее, подонок! Тристан выпустил руку Ронды и столкнулся лицом к лицу с разъяренной Амандой.

– Что?..

– Я сказала, оставь ее в покое! Что вы делаете здесь, Маклофлин? Вам здесь не место, вы человек не нашего круга!

Ее слова настолько совпали с тем, о чем он только что думал, что Тристан невольно покраснел.

– Очень любезно с вашей стороны было напомнить мне об этом, – сказал он язвительно. – Я как раз собирался уйти.

– Никуда вы не пойдете, – Ронда выскочила из-за спины Тристана, скрывавшей ее от подруги. – Все о'кей, Мэнди, я сама пригласила его сюда.

Ронда с интересом разглядывала Аманду. Хотя в голосе подруги и не ощущалось дрожи, было ясно, что она чем-то расстроена, и расстроена основательно. И вела она себя как-то крайне невежливо, что казалось просто невероятным, так как ей всегда были присущи безупречные манеры и сдержанность, даже тогда, когда она наталкивалась на откровенное хамство. Ронда заметила, что Аманду почти сразу же покоробило от собственной грубости. За несколько секунд бледность на ее лице сменилась густым румянцем. Ронда усмехнулась и повернулась к Тристану.

– Потанцуем, лейтенант?

Если бы предложение исходило от Аманды, Тристан не смог бы сдвинуться с места, но с Рондой он чувствовал себя раскованно, по крайней мере, столь же раскованно, сколь он чувствовал себя в обществе других женщин. Она чем-то напоминала ему тех, с которыми у него бывали близкие отношения. Это были простые в общении и раскованные, сексуально податливые женщины. И с ними ему, как правило, было несложно общаться. Их легкий треп заполнял свойственные ему длительные паузы в разговоре. Веселые и знающие толк в любви телки, похожие на тех девчонок, с которыми он вместе рос в детстве.

– Милочка, ты даже не понимаешь, чем рискуешь, ведь я не профессионал в танце, – ответил он после минутного колебания. – Но, думаю, мы с тобой решим эту проблему… Будем брать пример вот с тех, – при этом он игривым кивком головы показал на пару, которая танцевала в том же стиле, что и недавно Аманда с партнером.

– Боже, – воскликнула Ронда, схватив его руку и проталкиваясь вместе с ним к площадке для танцев. – Это то, что называется «грязным» танцем, Маклофлин.

– «Грязным» танцем! – Тристан застыл как вкопанный, вынудив остановиться и Ронду. Он откинул голову назад и разразился оглушительным, как при нервном срыве, смехом. – Прекрасно сказано, чертовски прекрасно! Я только что наблюдал парочку танцоров и думал про себя, что это напоминает не столько танец, сколько вертикальное траханье. О, простите, милочка.

– Без проблем, – сказала Ронда, заметив, что он не назвал имя Аманды, упомянув о танцорах.

Ронда вовсе не была дурой и поэтому тут же отказалась от вполне созревшего плана соблазнения славного лейтенанта, при этом она испытала лишь легкое разочарование. Не было еще такого мужчины, от которого головка Ронды закружилась бы по-настоящему. К тому же, она начала уже все понимать тогда, когда заметила, как Маклофлин пожирал глазами Аманду, при этом чуть не сломав ей руку.

– Но учтите, лейтенант, – сказала она ехидно. – Этот стиль танца требует куда большего мастерства, чем может показаться, так что ориентируйтесь на меня.

Аманда подумала, что она, наверное, единственная из участников вечеринки, не ответившая улыбкой на заразительный смех Маклофлина. Она увидела, как Ронда повела его танцевать, и испытала самые противоречивые чувства. Что-то ей подозрительно напоминало ревность, но Аманда понимала, что на самом деле это всего лишь зависть, просто она на секунду позавидовала способности Ронды использовать свое преимущество в любой ситуации и поворачивать события себе на пользу, не занимаясь бесконечным самоанализом, как она сама это делала. И еще она почувствовала себя одновременно и смущенной, и растерянной, и рассерженной, и пристыженной. Теперь ей стало ясно, что она не правильно отреагировала на то, что увидела. Ведь если бы лейтенант действительно умышленно причинил Ронде боль, она не стала бы терпеть и сообщила бы об этом всему миру.

«Итак, ты все неверно поняла, – сказала сама себе Аманда, пытаясь проанализировать случившееся. – Поэтому ты и отреагировала недопустимо грубо, а теперь чувствуешь себя полной дурой. Успокойся, тоже мне, большая неприятность. Ты прекрасно знаешь, что любой другой просто выкинет из своей головы это неприятное воспоминание или спишет случившееся на два последних ужасных дня и расшатанные ими нервы».

Да, любой другой, из тех, у кого в детстве не сформирован комплекс испытывать обостренное чувство вины всякий раз, когда хоть в малейшей мере он нарушает правила хорошего тона. К дьяволу это самобичевание, когда же она, наконец, выберется из тенетов собственного прошлого? В такие моменты она особо остро ощущала, как ей не хватает Тедди. У Тедди всегда была способность провоцировать свою маленькую сестренку на бунт против правил приличия. И результатами таких бунтов стала хоть какая-то, пускай совсем минимальная раскованность. И еще Аманде показалось в этот момент, что сейчас она ощущает себя менее зрелой, чем когда ей было семнадцать лет.

Наверное, пора убираться восвояси. Она слишком устала, чтобы справиться со всем этим.

Но прежде чем она смогла удрать, ее безупречные манеры опять загнали ее в угол. Аманда уже взяла свою куртку и сумочку и вполне могла покинуть вечеринку, вместо этого она вернулась, чтобы поблагодарить Пита за прекрасный вечер и сообщить ему о своем уходе. Пит прервал поток ее вежливых излияний.

– Одну минутку, дорогая, – и вместо того, чтобы отпустить ее, пошел с нею наперерез Тристану и Ронде, которые как раз покидали площадку для танцев.

– Привет, лейтенант, – обратился он к Маклофлину. – Здорово, что вы решили навестить нас. Что-то не вижу у вас стакана с вином?

– Вообще-то я уже ухожу, – ответил Тристан. – Пора на работу. Еще раз благодарю за то, что вы меня пригласили, милая, а также за танец, – он заговорщически улыбнулся Ронде. – Вы многому меня научили.

– Аманда тоже уходит, – сообщил Пит. – Может быть, вы проводите ее до машины.

– О, нет, не стоит, – запротестовала Аманда. – Это совсем не обязательно. Я вовсе не хочу отвлекать лейтенанта от его дел.

– А я настаиваю, – заявил Маклофлин. – Непорядок, если симпатичная девушка окажется на улице одна и в такой поздний час, тем более, если она танцовщица.

Аманда бросила на Ронду умоляющий взгляд, но та лишь в ответ коварно хмыкнула. Пит отмел все дальнейшие пререкания, взяв Ронду под руку и сказав:

– Тут есть один парень, который просто свел меня с ума, настаивая на знакомстве с тобой. Пойдем, детка, я тебе его представлю и сниму со своих плеч этот тяжкий груз.

– Ого, – заинтересовалась та, предвкушая новое любовное приключение.

Сдвинув брови и неопределенно хмыкнув, Ронда подхватила Пита под руку и понеслась вместе с ним сквозь толпу, даже забыв попрощаться.

Оставшись наедине, Тристан и Аманда обменялись растерянными взглядами, даже не зная, что и сказать друг другу и на какой-то миг просто оцепенели.

Маклофлин очнулся первым. Откашлявшись, он сказал:

– Ну как, вы готовы?

– Да, – ответила Аманда, перекидывая ремешок сумки через плечо, – мы можем выйти через дверь на кухне. Так будет ближе к месту парковки моей машины.

Короткий путь до ее машины они проделали в полном молчании. Увидев, что Аманда открыла дверцу своей машины без помощи ключа, Тристан нахмурился. Положив ей руку на плечо, он спросил:

– Вы даже не заперли ее?

– Я забыла.

– О, как же это легкомысленно! – Тристан отодвинул ее в сторону и забрался в салон, чтобы проверить, не побывал ли там кто-нибудь еще. Внутри пахло кожей и тонкими легкими духами. Выбравшись наружу, он поднял на нее свои серые глаза, старательно лишив их всякого выражения. – Запомните, что каждый раз, когда вы выбираетесь на улицу одна, мисс Чарльз, вы рискуете своей жизнью. Теперь вам надо быть более осторожной, чем прежде. От этого может зависеть ваша безопасность.

– Да, сэр, – ответила она деревянным голосом, разглядывая тугой узел его галстука под белым накрахмаленным воротничком. Она знала, что он прав. Она была непростительно легкомысленная.

Но он был единственным человеком, нотации которого она могла терпеливо выслушивать – Могу ли наконец ехать?

Тристан почувствовал болезненный укол, как будто ему в сердце всадили булавку, однако сумел сохранить на лице маску холодного равнодушия. Что ж, Аманда никогда не поймет, как ему больно. Ну и черт с ней. Все, что он говорит, она словно бы выворачивает наизнанку. И так каждый раз. С вызовом он галантно распахнул перед ней дверцу машины.

– Конечно, только поезжайте осторожно. Наверняка и в этих его словах она найдет какой-нибудь оскорбительный смысл.

Но недаром Аманду стали обучать хорошим манерам еще в ту пору, когда она сосала соску.

– Я постараюсь, – сказала она мягко и протянула ему свою руку. Когда ее ладонь буквально утонула в огромной лапе лейтенанта, она чуть не отдернула ее назад. Тепло его рукопожатия вновь поразило ее. Внешне он выглядит таким холодным. Удивительно, что от него исходит такое тепло, даже жар. И еще поразило то, что от этого рукопожатия она не испытала боли. Он только задержал ее руку на секунду дольше, чем это было необходимо.

– Благодарю вас за то, что проводили меня до машины. Вы можете мне не поверить, но я действительно вам очень благодарна.

Тристан освободил ее руку и отойдя на шаг от машины произнес:

– Нет проблем. И не забывайте запирать машину, – потом он бережно закрыл за ней дверцу.

– Обязательно, – ответила она через опущенное стекло и уголками губ изобразила самую любезную улыбку.

И уехала…

Глава 6

В последующие несколько недель жизнь Аманды постепенно возвратилась в прежнее русло. Лейтенант Маклофлин, видимо, исчерпал перечень своих вопросов к ней, а полиция направила свой поиск по другой линии. Насколько Аманде было известно, в деле поимки убийцы Марианны пока не было достигнуто никакого прогресса, но, по крайней мере, ее больше не тревожили. Конечно, все уже не могло встать на свои места. Каждый, кого она знала, так или иначе по-своему переживал смерть Марианны, и всем приходилось как-то адаптироваться к случившемуся.

Аманде пришлось заняться ее квартирой. Печать с дверей была наконец снята, и теперь Аманда могла сдать ее внаем. Весь вопрос – кому?

Единственным мужчиной-танцором, который в это время подыскивал себе жилье, Был Пит Шрайбер. И хотя он проявил недвусмысленный интерес к квартире Марианны, Аманда не хотела сдавать ее именно ему. Он ведь голубой. Вообще-то Аманда относилась к этому равнодушно, и Пит ей чем-то нравился, но беда в том, что он все время лихорадочно занимался любовью с разными типами. Хотя Аманде не хотелось осуждать чей-либо образ жизни, последнее, чего ей не доставало в жизни, это шоблы шатающихся по дому педиков. К тому же, после всего случившегося она стала опасаться визитов незнакомых мужчин. Если только что пережитое испытание ее чему-то и научило, так это осмотрительности. Она стада обращать пристальное внимание на каждого постороннего мужчину, появлявшегося на ее горизонте, и вызнавала, кто он и откуда. Если же приютить у себя Пита, то при его образе жизни никогда не узнаешь: то ли в дом явился очередной его дружок, то ли это пришел некто, не имеющий к нему никакого отношения.

Но, хотя ее жизнь и пронизывало постоянное ощущение опасности, все же все понемногу нормализовалось. Казалось, что все переживания уже позади, и с каждым днем она расслаблялась все больше. Особенно успокаивало ее то, что ей не приходилось больше общаться с этим здоровенным непробиваемым лейтенантом. Она начала ощущать, что вновь обретает почву под ногами.

Жизнь Тристана тоже катилась по своей наезженной колее, только колея у него была иная. Он детально отлаживал работу своего подразделения с присущей только ему холодной и методичной обстоятельностью. По правде говоря, он считал, что каждый здравомыслящий полицейский офицер может и должен поступать именно так. Речь шла о детальной проработке казалось бы рутинных процедур. Тристан понимал, почему полицейское управление Рено вызвало руководителя для своего специального подразделения именно из Сиэтла. Дело в том, что полиция тихоокеанского северо-запада, к сожалению, накопила большой опыт в расследовании массовых убийств. За последние годы ей удалось обезвредить таких убийц-маньяков, как Тед Банди, Кеннет Бианчик, Гарри Адиссон Тейлор, преступления которых сразу же вошли в историю мировой криминалистики.

Как опытный человек, Тристан сразу же предостерег своих коллег от надежды на скорый успех.

– Вы знаете не хуже меня, – напомнил он полицейским, обычно собравшимся поутру в его кабинете, – что большинство убийств, совершаемых в Соединенных Штатах, происходят в среде людей, хорошо знающих друг друга. Обычно это супруги, родственники или соседи. Меньший, но также весьма солидный процент составляют так называемые «сопутствующие» убийства, совершаемые при ограблениях. И в том и в другом случаях мотивировка и круг подозреваемых достаточно очевидны.

Разговаривая с членами оперативного подразделения, он устроился в своей излюбленной позе: развернул стул спинкой вперед и, оседлав его, положил руки и подбородок поверх ее. Сидя в таком положении, он мрачно разглядывал лица своих подчиненных.

– Совсем другое дело – серии убийств, совершаемые маньяками, – продолжал он. – Здесь разброс случайностей столь велик, а мотивация столь иррациональна, что все это лишает нас возможности применить обычные методы для поиска преступника. Все, что я вам могу сказать, это то, что иногда можно распознать таких кровавых ублюдков по безумному взгляду, случайно промелькнувшему в их глазах. Но мне самому это ни разу не удавалось, – Тристан подавил скептический смешок. – В общем, парни, этих ублюдков чертовски сложно вычислить. Обычно они отлично умеют скрывать свою гнусную сущность. Вот вам портрет типичного убийцы-маньяка: интеллект выше среднего, кроме того, он внушает окружающим впечатление собственного интеллектуального превосходства. Обычно он безупречно, но не вызывающе одет. Его считают хорошим работником. Он с легкостью воспроизводит поведенческие стереотипы, свойственные среднему классу и почти всегда найдется сосед, который скажет о нем: «но ведь он был таким любезным и тихим человеком», – Тристан хмыкнул. – Когда мы все-таки доберемся до этого типа, вы увидите как виртуозно он выкручивается на допросах. Ведь все они изощренные и опытные лжецы.

– По вашим словам получается уж очень обаятельный портрет, – подал реплику детектив, сидящий в углу комнаты.

– Да, зачастую он действительно и выглядит весьма обаятельно, – совершенно серьезно подхватил Тристан. – Тогда, когда это ему нужно. Но в глубине души он всегда остается изувером и убийцей. В общем, этот психологический феномен до сих пор не объяснен ни учеными-криминалистами, ни психиатрами.

– Ваш портрет чересчур расплывчат, – сказал темнокожий детектив с некоторым скептицизмом в голосе. – Скажите-ка лучше, а какого цвета кожи он может быть?

– Вероятнее всего, он белый, – ответил Тристан. – За исключением Вейна Уильямса, каждый серийный убийца был, так сказать, арийцем, – он усмехнулся. – Так что в нашем случае всю эту статистику о том, что среди негров убийцы встречаются в девять раз чаще, надо послать к черту.

Но чернокожий детектив в ответ лишь пожал плечами и, передвинув жвачку в другой угол рта, пробормотал:

– Думаю, что у белых парней просто лучше получается прятать концы в воду, когда они занимаются кровавыми играми.

Тристан рассмеялся и вернулся к теме разговора.

– Обычно серийные убийцы попадаются, когда они вдруг меняют свой почерк преступления, – продолжил Тристан и тут же увидел на лицах подчиненных недоумение.

– Что вы имеете в виду? – спросил один из детективов.

– Ну, вспомним о Теде Банди, к примеру. Он методично подготавливал и ловко совершал убийства, орудуя в штатах Вашингтон и Колорадо. Но попален, когда вдруг изменил свои методы и, ворвавшись в женское общежитие во Флориде, убил сразу двух женщин ударами кочерги, действуя без всякого плана и осторожности, под влиянием аффекта.

Тристан перелистал свои заметки и вновь обратился к коллегам.

– Вот вам еще несколько штрихов к возможному портрету преступника. Обычно серийный убийца ищет в женщине либо абсолютное добро, либо абсолютное зло. Никаких полутопов он не признает. В его глазах женщина – это либо Пресвятая Дева, либо гряз-п;1л шлюха. И горе той женщине, которую он прежде считал чистой и святой, а потом вдруг зачислил в разряд потаскух. В общем, помните, парни, что хотя эти типы и выглядят как нормальные люди, на самом деле мы имеем дело с глубоко извращенной психикой. Кстати, вот что вносит в нашу работу еще больший азарт, – они, как правило, очень мобильны. Один из вопросов, на который нам следует получить ответ: проживает ли убийца здесь или приезжает сюда на гастроли из другого штата? Если мы имеем дело с гастролером, поймать его будет намного труднее. Если же он все время мигрирует по стране, то эта его склонность к путешествиям может нас окончательно доконать. На этот случай давайте предпримем вот что… – минуту он колебался, а затем, вытянув указательный палец; направил его в сторону представительного мускулистого блондина в узких джинсах и кожаной куртке, постриженного под заправского панк-рокера. – Вот вы, Эдварде. Отправьте запросы в Лас-Вегас, Атлантик-Сити, Нью-Йорк, в Таху – повсюду, где постоянно выступают танцовщицы. Спросите, не случались ли у них подобные преступления? Если да, то выясните все детали. Что нам действительно нужно, так это компьютерный контроль и отлаженная координация работы со всеми полицейскими управлениями страны. Будет погано, если преступления совершены по одному и тому же сценарию на территориях двух соседних полицейских управлений в каких-нибудь пятидесяти милях друг от друга. Тем не менее в каждом из них не знают, что делается у соседей. Во-первых, свяжитесь с Национальным центром по анализу насильственных преступлений при ФБР. Это первое, что мы должны сделать – прояснить, нет ли у них чего-нибудь похожего на наше дело, а тем временем мы обработаем имеющуюся у нас информацию. И чем больше у нас будет данных, тем лучше пойдет следствие.

– Заметано, шеф, – рявкнул Эдварде.

– Сколько народу будет в нашем распоряжении сегодня? – спросил Тристан, заранее зная, что, как и в других полицейских управлениях по всему миру, в Рено тоже недоукомплектован штат. Поэтому численность людей в его распоряжении могла колебаться изо дня в день, в зависимости от оперативной обстановки в округе. Преступники отнюдь не ждали, пока полицейские Рено разберутся с очередным убийством, подбрасывая им все новые и новые загадки.

– Все, кто перед вами, в вашем распоряжении, босс, – ответил чернокожий детектив Лавандер Мэсон. – Сегодня нас восемь.

Тристан распределил между ними обязанности. В первые дни расследования он сосредоточился на изучении того, где проживали жертвы преступлений, где они работали, кто видел их в последний раз. Его люди опросили множество народу, либо проживавшего по соседству, либо работавшего вместе с ними. Еще они хорошенько прочесали местность, где были обнаружены тела, хотя рассчитывать особенно было не на что, ведь следы не были обнаружены даже сразу после преступления. Тристану пришлось полагаться только на письменные отчеты полицейских о случившемся, да на сделанные ими слайды. И все же он решил отправиться осмотреть местность. Ему казалось, что на месте событий можно учуять своего рода «запах» следов преступника. Ему удалось переговорить со всеми, кто хоть как-то знал убитых. И у каждого он добился обещания, что если тот вспомнит еще какие-либо детали, то обязательно сообщит в полицию.

В управлении отсутствовала современная компьютерная система, но для своего подразделения Тристан выбил «Макинтош», который он тут же стал усердно пичкать всевозможной информацией. К тому же он предусмотрел все, чтобы не было дубляжа в работе. Каждый день он встречался со своими сотрудниками, обсуждая с ними итоги предыдущих суток и оценивал возможные кандидатуры для идентификации преступника. Были подняты архивы с досье на всевозможных правонарушителей, а не только на убийц и насильников. Все они были персонализированы таким образом, чтобы выяснить, у кого из них имелась патологическая неприязнь к женщинам. Но это была кропотливая, утомительная работа, пока не принесшая никаких положительных результатов.

Больше всего раздражало Тристана назойливое внимание средств массовой информации. В этой своеобразной игре с прессой у полицейских чаще имелась фора во времени, т.е, пока журналисты еще не успевали разнюхать связь между одним и последовавшим за ним другим убийствами. Когда же эта связь становилась явной, они тут же превращали новость в сенсацию. Чаще всего полиции удавалось упреждать взрывы общественного мнения, объявляя о наличии такой связи первой. Иначе же со страниц газет и с телеэкранов сыпались истерические комментарии и начиналась шумиха, которая только мешала проведению расследования.

К несчастью, первые сообщения о серии убийств в Рено появились в прессе раньше, чем было создано спецподразделение по их раскрытию. Полицейским Рено просто не повезло: в день, когда был найден второй труп убитой танцовщицы, у газетчиков просто не оказалось под рукой никаких других более сенсационных новостей. Это был один из таких дней, которые, если верить всему написанному и сказанному, подаются телекомментаторами и издателями газет как сплошной кошмар. Они просто забыли, что обывателя могут интересовать и другие новости: никаких катастроф и несчастий; никаких политических скандалов; ничего пикантного из интимной жизни знаменитых людей Америки. К сожалению, вышло так, что еще до того, как полицейское управление установило связь между убийствами двух блондинок-танцовщиц, заголовки газет уже трубили о том, что маньяк-убийца эстрадных девиц появился на улицах Рено, а комментаторы вечерних теленовостей вопрошали: насколько безопасно теперь быть танцовщицей?

Тристана ужасно раздражало то, что сразу же по приезде он стал излюбленной мишенью для местных борзописцев. Уж как только они не обыгрывали тот факт, что он прибыл из другого штата и почему-то вдруг возглавил спецподразделение. Маклофлин вообще считал, что вся эта шумиха вредна, да и, скорее всего, просто опасна. Ведь она могла спровоцировать убийцу на новые преступления, реши он, что полиция бросила ему вызов. Такое в его практике случалось уже не раз: маньяк-убийца начинал думать, что между ним и стражами порядка началось своего рода состязание в смертельной игре и у него появилась дополнительная мотивировка искать все новые и новые жертвы. И, как это уже бывало, он начинал рассматривать эти новые жертвы как козырные карты в страшной и кровавой игре. Тристан очень не хотел, чтобы такое могло случиться и в Рено.

Однако, с точки зрения репортеров, Тристан был слишком лакомой добычей, чтобы можно было обойти его вниманием. Им нравились его внушительная стать и шотландский акцент. Они хотели знать все детали жизни супердетектива, касались ли они его профессиональных или личных дел, не важно. Единственное, от чего их постоянно коробило, так это от того, что он отличался жесткой и скупой манерой разговаривать с прессой. Этой стратегии стал он придерживаться со своей первой встречи с людьми из масс-медиа <Масс-медиа (лат.) – средства массовой информации.>.

Встреча эта произошла на следующий день после опознания трупа Марианны. Тристан вышел из управления, и его сразу же окружили репортеры. Микрофоны придвинулись вплотную к его лицу; вспышки почти ослепили; разом затараторила дюжина голосов:

– Лейтенант Маклофлин! Идет ли речь об очередном преступлении Горного Странника?

– Нет, парень, подозреваемый в тех преступлениях, уже некоторое время находится под стражей.

– Но вы же признаете факт существования маньяка-убийцы, который весьма жестоким образом расправляется с танцовщицами Рено?

– Могу сказать только одно. Налицо три преступления, причем почерк убийств очень схож.

– И все жертвы были танцовщицами?

– Да.

– Что же это за человек, который знакомится с танцовщицей, убивает ее, а потом живет себе как ни в чем не бывало?

Тристан взглянул на говорившую своими бесстрастными серыми глазами.

– Вы, должно быть, работаете репортером недавно?

– Я уже три года в газете, – возмутилась журналистка.

– Тогда вам известно, как ведет себя полиция в подобных случаях. Своих предположений и догадок мы прессе не сообщаем.

– Тогда сообщите нам какие-либо надежные и недвусмысленные факты, – перехватил инициативу в разговоре другой журналист. – Например, правда ли, что все три женщины были блондинками?

– Да.

– Что, по вашему мнению, явилось непосредственной причиной смерти всех трех?

– Не буду отвечать.

– А кто опознал последний труп?

– Не буду отвечать.

– Ну зачем так, лейтенант, назовите нам имя.

– Категорически отказываюсь. Человеку, который вызвался идентифицировать труп, и так хватает неприятностей. Зачем же я стану вешать на его шею целую ораву репортеров?

– Но общество имеет право знать! Тристан сузил глаза, со злостью взглянув на говорившего.

– Общество вправе знать только то, что полицейское управление вкалывает день и ночь, чтобы обнаружить улику, по которой можно будет найти убийцу и отдать его под суд. Вот так. И никто не имеет права влезать в частную жизнь человека только потому, что он или она имел несчастье знать жертву и помог ее опознать.

Конечно, Тристан понимал, что газетчики со временем наверняка вычислят и доберутся до Аманды Чарльз, но, по крайней мере, сам он сделал все возможное, чтобы оградить ее от этого. Тот факт, что она сдавала Марианне квартиру, была ее подругой и, вдобавок, танцовщицей, не говоря уже о ее ослепительной внешности, предопределял неизбежность того, что журналистская карусель закрутится и вокруг нее. И ожидания Тристана скоро оправдались. Через несколько дней после того, как в выпуске теленовостей показали его первую перепалку с прессой, на экране промелькнул сюжет и с участием Аманды. Упоминание ее имени заставило его на минуту отвлечься от разборки и чистки своего пистолета. Этим делом он методично занимался каждый вечер в своем душном номере отеля.

Одна из наиболее напористых журналистских ищеек, – женщина с темно-каштановыми волосами и хваткой бульдога, атаковала Аманду прямо в раздевалке кабаре. Аманда сидела на табурете, спиной к зеркалу, на столике рядом с ней в беспорядке были разбросаны баночки с гримом, тюбики крема, щеточки, – в общем, все необходимое для макияжа танцовщицы. Судя по одежде, она только что пришла с улицы, лицо ее без признаков грима было бледным, светлые волосы свободной волной рассыпались по плечам. Тристан полностью увлекся созерцанием происходящего на экране. Невольно он восхитился тем, с каким чувством собственного достоинства она давала интервью. И ему доставило особое удовольствие видеть, что Аманда почти так же упрямо, как и он, отказалась сообщить какую-либо информацию, что явно раздражало репортершу. Может быть, в отместку та стала формулировать вопросы таким образом, чтобы телезрителям показалось, будто перед ними предстала недалекая и стереотипная шоу-танцовщица, не способная сказать что-либо вразумительное. Но такая схема интервью не принесла журналистке желаемого скандального успеха.

Аманда не пыталась специально продемонстрировать свою интеллигентность, зато в ее защиту лучше всего говорило задумчивое и печальное выражение неотразимых голубых глаз, подкупающая искренность и простота манер, и то, как она держалась перед камерой.

Голос репортерши за кадром был слишком агрессивен, порой не давал Аманде договорить то, что она хотела высказать, но она сдерживала себя и не теряла равновесия духа. Она отвечала четко и разумно, не высказывая при этом никаких предположений.

– Не кажется ли вам, что полицейскому управлению при расследовании этого дела следует учесть, что все три погибшие вели весьма.., фривольный.., в сексуальном плане образ жизни? – не унимаясь напирал на нее голос журналистки.

– Не мне судить об этом, – твердо оборвала Аманда. – Мне ничего не известно о действиях полиции. Да я и сказать-то ничего не могу обо всех трех, ведь я знала только Марианну.

– Но ведь известно, что ее личная жизнь была…

– Вот именно личная…

– Вы не считаете, что она спала с кем попало? – не унималась репортерша.

– Нет.

– То есть, вы хотите сказать, что у нее было совсем немного мужчин?

– А что вы подразумеваете под совсем немного? – впервые за все время интервью раздражение Аманды выплеснулось наружу. – Двадцать мужчин? Десять? Вот у вас сколько мужчин было за последний год? Может быть, вы мне скажете, по какой шкале вы определяете много или мало?

Почти сразу же после этой реплики интервью оборвалось. Тристан, поднявшись, нервно выключил телевизор. Потом он достал мензурку из аптечки, имевшейся в каждом номере отеля, плеснул туда виски и подошел к окну. Откинув занавеску, он стоял, небольшими глотками отхлебывая виски и любуясь неоновыми вспышками, волнами прокатывавшимися над крышами домов. Шел дождь, и оконное стекло было густо усеяно крупными каплями.

Некоторое время спустя он снова уселся на кровать и принялся дочищать свой пистолет.

– Чарли экзаменует танцора-мужчину, – эта неожиданная новость, передаваясь из уст в уста, мигом облетела всех, проникла из танцзала в раздевалки и заинтриговала многих, заставив забыть обо всем, что занимало их в тот момент: о ссадинах на ногах, натруженных мышцах, о потребности срочно принять душ и переодеться. Зачем он кого-то экзаменует? Большая часть танцоров бросила все и побежала посмотреть, что происходит на сцене. Вряд ли Чарли стал бы проводить такой просмотр, если бы не собирался взять на работу этого новичка. Поэтому не один танцор, из сгрудившихся за кулисами, задавался вопросом, уж не означает ли это, что Чарли настолько недоволен его работой, что собирается уволить?

Тем временем Чарли перестал давать ценные указания касательно того, какую комбинацию па он хочет увидеть, и кивнул головой Ленни, чтобы тот начинал играть.

Аманда внимательно наблюдала за новичком. Он был среднего роста, поджарый, с мягкими пепельными волосами. У него был весьма самоуверенный вид. Как только музыка наполнила зал, Чарли стал отбивать ритм. Изящно и без малейшего напряжения танцор приступил к выполнению всех требуемых упражнений.

– О, черт! Посмотрите-ка, как здорово у него получается.

Аманда взглянула на говорившего. Это был Дэвид, он наблюдал за всем происходившим в напряженной позе. Аманда подошла к нему и слегка пожала ему руку, но он даже не обратил на это никакого внимания. Он целиком был захвачен происходящим в танцзале.

Да, этот новичок действительно был хорош, очень хорош. Но разве хуже все это получалось у других четырех танцоров их труппы? У Аманды в голове не укладывалось, что Чарли может без предупреждения и произвольно уволить кого-нибудь из них, чтобы нанять этого новичка. Несмотря на крайне резкую манеру общения, Чарли в своих отношениях с танцорами всегда был весьма добропорядочен. И если ему несколько раз и пришлось прибегнуть к увольнениям, то всякий раз каждому из них предшествовали несколько предупреждений. Так что, во всяком случае, удаление из труппы не было для увольняемого большой неожиданностью.

Музыка оборвалась, и экзаменуемый застыл, едва заметно переводя дыхание, горделиво откинув голову назад и сознавая собственное превосходство. Вся труппа устремила свои взгляды на Чарли и, затаив дыхание, ожидала, что скажет мэтр.

– Ну что ж, как я уже говорил, сейчас у меня нет вакантного места для вас, – подал наконец голос Чарли после нескольких минут молчания. – Но вы оставьте Ленни ваши данные и номер телефона, по которому вас можно будет разыскать, если такая вакансия появится. Что и говорить, я заинтересован, чтобы вы были приняты в труппу. Вы чертовски хорошо танцуете.

– Вот сукин сын! Кажется, кого-то из нас скоро ожидает пинок под зад, – пробормотал Дэвид.

Аманда усмехнулась про себя. Этот парень, наверное, златоуст, раз он смог уговорить Чарли согласиться на этот просмотр. Но раз уж Чарли дал на него согласие, скорее всего, он решил использовать его как способ преподать своим танцорам хороший урок, чтобы они окончательно выбросили из головы идею о своей незаменимости. Наверняка он думает, что отныне вся труппа станет лихорадочно выкладываться на репетициях и спектаклях.

– Подозреваю, что своей очереди где-нибудь за кулисами поджидает и хорошенькая танцовщица, – прошептала Аманда на ухо Дэвиду, а тот ответил мрачной ухмылкой на ее слова.

Аманда и Ронда, возвращаясь домой после ночного шоу, обсуждали визит таинственного новичка в танцзал. Они гадали о том, каким образом этот человек мог убедить Чарли устроить просмотр. Поскольку час был поздний, и девушки едва не падали с ног от усталости, их предположения балансировали на грани абсурда.

– Может быть, ему угрожали, – сказала Аманда и, картинно жестикулируя, понизив голос, заговорила, подражая интонациям крутых парней. – У нас в руках ваша жена. Если вы сейчас же не устроите мне просмотр, мой сообщник перережет ей глотку.

Ронда захихикала, а потом ответила в том же духе:

– Не выдумывай, Аманда, Чарли просто ответил бы на это так: "Что, у вас Барбара? Эта бездарная шлюха? Да вы знаете, что когда я вчера предупредил ее, что буду в пять, а заехал домой без когда было чего-то семь, имея всего несколько минут перед тем, как отправиться на работу, она накормила меня холодным ужином! – и продолжал бы:

– На нее никогда нельзя было положиться, но сделайте так, чтобы она не мучилась, умирая, ладно, парни?"

На секунду отпустив руль, она повернулась к Аманде.

– Нет, скорее всего, его удалось убедить, сыграв на его фантастической жадности.

– Ну что ж, тогда это выглядело скорее всего так, – сказала Аманда. Она уютно устроилась на сиденье, поджав колени к груди. – Он убедил Чарли, что у него есть влиятельные друзья среди тех, кто финансирует наше шоу, и обещал, что если Чарли сегодня устроит ему просмотр, то он позаботится о том, чтобы значительно увеличились субсидии на костюмы и декорации.

– Да, такая версия больше похожа на правду, – заключила Ронда, выруливая к дому. – Я могу себе представить, что так оно и было.

Вылезая из машины и захлопывая дверцу, она добавила:

– А ведь у него получилось совсем неплохо. Кстати, ты запомнила его имя?

– Что-то не помню. Кажется, я его не расслышала. Но танцевал он здорово, это точно.

– И как мужчина он тоже выглядит неплохо, – вздохнула Ронда. – А, ладно, он, скорее всего, женат и у него трое детишек.

Аманда чуть не умерла со смеху:

– Ронда, я восхищаюсь тобой. Ничто не может изменить тебя. Но я вдруг представила реакцию Чарли, если бы он действительно нанял этого парня на работу, а потом заметил, как ты вокруг него увиваешься.

Ронда невозмутимо улыбнулась. Действительно, она обладала сногшибательной сексуальностью и шармом, против которых не мог устоять ни один мужчина. Но как только она завоевывала чье-либо внимание, он ей быстро надоедал. После пары коротких, но бурных романов со своими партнерами по танцевальной труппе, каждый из которых заканчивался нервным срывом и временной нетрудоспособностью отвергнутого любовника, она получила от Чарли недвусмысленное предупреждение, что если он еще раз заметит, как она флиртует с кем-нибудь из труппы, он немедленно выставит ее из кабаре, дав ей на прощанье еще и пинок по ее аппетитной попке. К тому же он добавил, что в таком случае позаботится и о том, чтобы впоследствии ей не нашлось места ни в одном из клубов Рено. А ведь Чарли был достаточно влиятелен, чтобы выполнить то, чем он ей угрожал.

– Аманда, в который раз ты наступаешь моей мечте на горло, – огрызнулась Ронда. – Мне что, уже немного и покайфовать нельзя?

– Да пожалуйста, мечтай себе на здоровье. Но как насчет «великой» любви? – спросила Аманда. – Как там поживает Чад? – говоря все это, она томно закатила глаза. Чад был тем парнем, который так хотел встретиться с Рондой на вечеринке у Пита. После чего у них с Рондой развернулся головокружительный роман.

Ронда глубоко вздохнула и прикрыла глаза. Она прикусила губу, облизала ее, а потом улыбнулась. Когда она вновь открыла глаза, они были слегка затуманены.

– Да, действительно, Чад. Что ж, может быть, ты и права, Аманда, – она стала медленно подниматься по лестнице в свою квартиру. – Спокойной ночи, девочка, до завтра.

«Да, если в этом мире можно быть уверенным в чем-то наверняка, так это в том, что Ронда никогда не изменит себе», – подумала про себя Аманда. Она продолжала улыбаться, когда вошла в свою квартиру. Почему же ей так легко и хорошо сегодня? Как будто душа освободилась от какого-то тяжкого груза. Запирая дверь, она поняла, почему: сегодня, впервые со дня убийства Марианны, она за весь день ни разу об этом не вспомнила. И другие воспоминания о том, что последовало после того рокового дня, также теперь были забыты и больше не роились у нее в голове: ни мысли о настырных полицейских с непроницаемыми глазами, ни воспоминания о визите репортерши с ее, мягко говоря, бестактными вопросами.

Вспоминая о своем телеинтервью, Аманда даже смогла улыбнуться, а это кое о чем уже говорило. Она поначалу не хотела его давать, а потом понадеялась на то, что если один раз появится на экране с эксклюзивным интервью, то все эти газетчики и телевизионщики, преследующие ее как затравленного зверя, наконец-то отстанут.

Аманда уже не могла припомнить, на какой именно эффект рассчитывала перед интервью, но, конечно, она никак не ожидала того, что случилось. Боже, она ведь буквально по стенке размазала эту бестактную женщину!

Нет, впрочем, она смогла сдержать свой гнев. В общем, Аманда была неожиданно обрадована тем, как ей удалось выкрутиться из такой щекотливой ситуации.

Ее безукоризненные манеры и природная склонность не отвечать на зло злом обычно не позволяли ей поддаваться на провокации и выходить из себя. Но, как и у любого смертного, у нее был свой порог терпения, и ничто не могло ее взбесить так сильно, как явная несправедливость или нечистоплотные инсинуации. Оказываясь в ситуациях такого рода, она привыкла продумывать каждое свое слово, поэтому то, что и теперь ей удалось удержать себя в рамках приличия, заставляло ее гордиться собой.

Итак, она вела себя правильно. Это ясно уже и потому, что пресса с тех пор решительно забыла о ее существовании. И к тому же, она не испытывала никаких угрызений совести за все, что сказала.

Она улыбалась, укладываясь спать, и чувствовала себя просто счастливой. Проснулась же Аманда на следующий день в полдень. Она встала и сразу же принялась за уборку квартиры. Это всегда помогало ей восстановить свое душевное равновесие. Жизнь возвращалась в свою привычную колею, и она радостно ощущала это.

Поэтому ее не насторожил звонок в дверь, и, даже не окликнув, она впустила пришедшего в квартиру. Перед ней стоял лейтенант Маклофлин собственной персоной, одетый в свой безукоризненный костюм из шотландской шерсти, сияющую безукоризненной белизной рубашку, под воротничком которой красовался узел туго завязанного галстука. На своей широченной ладони он держал маленького черно-коричневого щенка.

– Вы еще не сдали свою квартиру, милая? – спросил он даже не поздоровавшись. – Мы с Эйсом хотели бы потолковать об этом…

Глава 7

Аманда какое-то время в остолбенении смотрела на Тристана и его малютку-щенка так, как будто бы они свалились ей на голову с другой планеты. Ощущение благополучия у нее моментально испарилось, словно бы она была воздушным шариком, который взяли да и прокололи.

– Я.., я не знала, что у вас собака, – только и нашлась что вымолвить Аманда.

– Я тоже узнал это совсем недавно, – ответил Тристан, с неожиданной нежностью посмотрев на своего питомца, доверчиво расположившегося на его ладони. – Просто так вышло.

Свободной рукой он почесал у щенка за ушком.

– Ox! – ее пронзило выражение счастья, вдруг появившееся на щенячьей мордочке. Потом Аманда медленно подняла взгляд на Маклофлина. – Каким же образом вам удалось завести собаку? Руководствуясь только принципом "так уж вышло?

– Разрешите нам все же зайти, милая. Не то вы выстудите всю свою квартиру.

– Что? А, да, конечно. Проходите.

Аманда отошла от двери, пропуская внутрь помещения непрошеных гостей и чувствуя себя при этом, мягко говоря, совсем паршиво. День, который начинался так хорошо, теперь окрашивался совсем в иные тона.

Они прошли в гостиную, и Аманда жестом предложила Тристану присесть. Расположившись в кресле, он посадил щенка себе на колени, а тот, радостно растопырив лапы, начал вертеться как юла, оставляя изрядное количество своей шерсти на тонкой ткани брюк.

Аманда продолжала стоять и молча глазеть на эту сцену, пытаясь соединить в своем сознании все происходящее со своими прежними представлениями о лейтенанте Маклофлине. В принципе, быть владельцем собаки вполне соответствует наклонностям его характера. Она легко могла себе представить, что такой солидный и жесткий человек, как Маклофлин, заводит себе породистую крупную собаку, вроде немецкой овчарки или добермана-пинчера, но этот крохотный щенок, насколько понимала Аманда, не был породистым, во всяком случае, у него еще не проявилось признаков какой-либо породы. Он был забавным, коротконогим и толстым, очень забавной расцветки. Наигравшись, Эйс быстро улегся и задремал на коленях у Тристана.

Аманда внезапно улыбнулась и шагнула к ним. Она присела, поджав ноги, перед Маклофлином и погладила щенка. Эйс вдруг приоткрыл один глаз и потерся о ее руку так нежно, что на душе у девушки стало спокойно и радостно. Он в самом деле был совершенно не злой.

– У Тедди был точно такой же, – задумчиво сказала она. – Как он попал к вам?

Тристан задумался: «Кто такой этот Тедди? Конечно же, – это мужчина. – Он попытался представить себе, как кто-то называет его Тристи, и едва не фыркнул. – Ну и дела, черт подери».

Он увидел, что Аманда смотрит на негоже ожиданием, и сообразил, что не ответил ей. Какой был вопрос? Ах, да, как он приобрел крошечного щенка.

– Совсем рядом со зданием, в котором мы ведем расследование, – начал он, и Аманда вдруг почувствовала поток обаяния и нежности, исходивший от этого грубоватого на вид полицейского. Она любовалась щенком на его коленях и уже не считала Тристана человеком жестоким и бесчувственным.

– Мы вышли на улицу и вдруг видим, как один подонок издевается над этим щеночком, – продолжил он свой рассказ, а затем вдруг с жаром добавил:

– Невозможно было спокойно смотреть, как эта мразь сыпала оплеуху за оплеухой на эту маленькую головку. Вы уже знаете, милая, что я не очень-то разборчив в выражениях, поэтому я ему сразу же высказал все, что о нем думаю. Этот хмырь, видите ли, хотел научить Эйса всяким там трюкам, а когда Эйс сразу не понимал, чего от него хотят, тот жестоко избивал его. Потом Джо Кэш спокойно и убедительно стал объяснять ему, что битьем никого и ничему не научишь. Ну а я добавил, что если он не перестанет зверствовать, то я найду к чему придраться, и ему тогда не сдобровать, – голос Тристана звенел от ярости.

– И вы нашли способ, как припугнуть этого негодяя? – спросила она, сгорая от любопытства и представляя себе, как этот неприступный, как скала, лейтенант наконец выведен из себя. Ведь раньше она и предположить не могла, что он может так сорваться, у него всегда была железная выдержка.

– Нет, ничего такого делать не пришлось, парень просто вручил мне поводок и сказал, что если я такой любитель и знаток собак, то пусть попробую выдрессировать его сам. Все это он произнес самым вежливым тоном, а потом моментально исчез. Не возражаете, если я скину пиджак?

Аманде не хотелось, чтобы он чувствовал себя у нее как дома, но с детства воспитанная вежливость не позволила ей отказать гостю. Она поднялась с кресла, чтобы повесить его пиджак на вешалку, и вдруг с немым ужасом воззрилась на рукоять пистолета, торчавшую из кобуры под мышкой Тристана. «Но ведь он полицейский, – успокоила она сама себя, – чему же тут удивляться». И тем не менее вид пистолета внезапно шокировал ее так, словно бы она увидела безобразную крысу.

Тристан заметил, как на лице Аманды промелькнула гримаса отвращения, ему стало не по себе, захотелось провалиться сквозь землю. «Будь я трижды проклят», – выругал он сам себя. Ему выпал впервые в жизни счастливый случай оказаться в компании такой бесподобной женщины, – не какой-нибудь потаскушки или путаны, а женщины, на которую он готов был молиться, стоя на коленях. Ясное дело, ему всегда было трудно общаться с такими, но теперь, – что казалось Тристану очень странным, – даже не надо было подыскивать слова, они сами словно бы лились у него изо рта с удивительной легкостью. Да, она принадлежала к тому типу элегантных, уверенных в себе красавиц, с которыми у него никогда не получалось контакта. Но сейчас все было по-иному. Он уже начал верить, что наконец преодолел в себе эту проклятую робость, что вот, почувствовав себя по-настоящему хорошо и раскованно, ведь пришло же ему в голову как ни в чем не бывало снять пиджак. И вдруг этот ужасный провал…

От чувства бессилия, почти отчаяния, Тристан до боли сжал зубы. Ну откуда ему было знать, что она не выносит вида оружия. Женщины, с которыми у него не было проблем при общении (обычно это были девушки из бара), всегда балдели от такого зрелища. Их такая неожиданность буквально возбуждала в эротическом смысле. А вот эта дамочка, Аманда Чарльз, смотрит на него так, будто он вдруг расстегнул перед ней ширинку.

Случилось так, что Аманда как бы внутренне от него отшатнулась. Внешне же это проявилось только в том, что она плавно и как можно спокойнее отошла от Тристана подальше, к креслу, стоявшему на противоположном конце комнаты, и присела на его край, держа спину неестественно прямо. Она выглядела как девочка, которой предстояло сыграть роль взрослой женщины. После короткой паузы Аманда наконец выдавила из себя:

– Вы тут говорили, что хотели бы снять квартиру? Вы же, как мне кажется, после приезда нашли себе место в гостинице…

– Меня выставили из отеля, – без обиняков ответил Тристан. – Эйс денька два все никак не мог привыкнуть к своему новому обиталищу, лаял и скулил по ночам.

Тристан с любовью посмотрел на несуразное существо у себя на коленях.

– Он никак не мог понять, что случилось в его жизни, так ведь, песик? Бедняга получил за свою короткую еще жизнь такое количество оплеух, что поначалу был очень нервным. Но теперь все наладилось.

– Но… – начала было Аманда и вдруг осеклась. Как бы она себя ни накручивала, ей импонировала нежная привязанность этого сурового человека к своему питомцу. И кто бы мог подумать, что так все случится? Она-то была уверена, что Маклофлину чужды абсолютно все человеческие эмоции.

– Но, несмотря на это, они предложили нам выехать, мисс Чарльз. Мы должны освободить номер сегодня вечером, – подхватил Тристан.

Сердце у Аманды защемило. Итак, он основательно привязался к своему щенку. Ну и что? На самом деле лейтенант на девяносто девять процентов все равно останется чем-то вроде биоробота. Ей ужасно не хотелось ежедневно встречаться с ним, ведь он своим видом напоминал бы ей о насильственной смерти трех несчастных танцовщиц. Ну хотя бы только не сейчас, когда она начинает приходить в себя после этого кошмара.

– А вы не пробовали обращаться в другие мотели? – спросила она с надеждой. – Ведь есть такие, куда принимают постояльцев с животными.

– Да, конечно, – сказал он, и глаза его за толстыми стеклами очков снова стали холодными и непроницаемыми. – Но штука в том, что Эйсу просто необходим двор, где он мог бы, как говорится, задрать лапку, – при этом Тристан приподнял заднюю лапку щенка, наглядно демонстрируя Аманде то, в чем нуждался его питомец. Глаза Маклофлина вдруг приняли иное выражение. В них можно было прочесть свойственную любому смертному мольбу. – А у вас ведь отличный дворик, забор и все необходимое для прогулок с собакой.

– А как он относится к кошкам? – вдруг нашлась Аманда. – Ведь у Ронды кошка, и ей не понравится, если Эйс станет ее терроризировать.

Говоря это, Аманда прекрасно понимала, что ее подружка пошлет свою «любимую» кошку куда подальше, если только это станет препятствием для ее флирта с Маклофлином.

– О, Эйс ведет себя с кошками как настоящий джентльмен. Может быть, это потому, что он просто боится их, – усмехнулся Тристан. – Как вы заметили, он еще совсем малыш. Сегодня утром мы гуляли в парке, и дорогу нам перешел здоровенный котище. Так вот, этот трусишка тут же спрятался за мою ногу.

Аманда не могла больше противиться обаянию Тристана, хотя находилась как в параличе. Господи, неужели он может улыбаться! Улыбка придает выражению его лица такой шарм. И тут у нее в груди словно что-то растаяло и решение было принято почти мгновенно.

– Отлично, – сказала она. – Если вы не против, плата составит четыре сотни в месяц. Аванс за два месяца плюс двести долларов попрошу вас внести вперед.

Выпалив все это, она поднялась с кресла. Истинно шотландская прижимистость не помешала Тристану тут же согласиться на такие условия, хотя он ничем не выказал охватившего его нежелания сразу же расстаться с тысячью баксов. Они договорились, что Тристан с вещами приедет к четырем, так что у него будет время дорогой из отеля заехать в банк. Через минуту он уже откланялся и ушел.

Оставшись одна, Аманда стала внушать себе, что, согласившись с предложением Маклофлина, она не сделала большой ошибки. И все равно она продолжала сомневаться.

Освободив свой номер в отеле и получив в банке наличные, Маклофлин ненадолго заскочил в участок. Там как раз был Джо Кэш. Он обрадовался приходу Тристана.

– Привет, лейтенант, у меня тут для вас куча всяких сообщений, – он протянул через стол кипу телефонограмм. – Один парень звонил раз десять. Он может поговорить только с вами. Отказался назвать свой адрес и номер телефона.

Говоря все это, Джо удивленно пожал плечами.

Пожал плечами и Тристан, хотя такие истории были для него не в новость. Как правило, такое поведение звонивших было связано с передачей простых сплетен или заведомой дезинформации. Иногда это предпринималось, чтобы скомпрометировать какого-нибудь основательно насолившего знакомого или даже супруга. Бывали дни, особенно в полнолунье, когда такого рода звонки раздавались один за другим. И в полицию попадала самая разнообразная информация, но ее все равно брали на заметку. Ведь от случая к случаю мелькали и серьезные сообщения. А поскольку имя Тристана часто фигурировало в телепрограммах или на страницах газет, то большинство назойливых информаторов хотело говорить только с ним.

– Ну как, ты нашел себе приют? – спросил Джо. Узнав, что Тристан уже нашел квартиру, он тут же предложил помочь с переездом.

– Да мне и перевозить-то нечего, – сказал Тристан и тут же добавил, удивившись собственным словам:

– Но уж если ты так хочешь попасть ко мне на новоселье, то поехали вместе. Я всегда рад твоей компании.

С каждым днем он чувствовал себя с Джо все более на дружеской ноге. Тристан убедился, что на него всегда можно положиться в любом деле: касалось ли это их профессиональных обязанностей или речь шла о проблемах личного плана. Такие отношения с кем-либо для Тристана были совершенно непривычны До сих пор Тристан считал, что он неспособен на такую дружбу. Он обладал комплексом неполноценности и считал, что его личность не могла быть интересна для окружающих. Максимального взаимопонимания он мог добиваться со своими сослуживцами, когда дело доходило до совместной выпивки после особо трудного дня. Но даже и тогда ему не всегда удавалось найти с ними общий язык. Ведь даже собравшись дружеской компанией, они тут же начинали треп о своих семьях или о женщинах, а у Тристана никогда не было ни того, ни другого. Так что он обычно молчал, не зная, как ему поддержать разговор. Конечно, и у него, как говорится, жизнь была не без греха, но то были эпизодические знакомства, не подразумевающие никакой привязанности. И о них ему говорить не хотелось.

Со временем эти вечеринки ему так наскучили, что он совсем перестал на них бывать, а все свое время, в том числе и свободное, предпочитал посвящать работе. Это помогло его быстрому продвижению по служебной лестнице, а со своим постоянным одиночеством он быстро свыкся, во всяком случае, никогда всерьез об этом не задумывался. И сейчас ему не хотелось долго размышлять над всем этим, но он был рад зарождающейся дружбе с Джо Кэшем. С ним ему было удивительно легко общаться.

– А вот и Эйс, – сказал Джо, когда они с Тристаном остановились перед его новой машиной.

Он постучал по стеклу, чтобы привлечь внимание щенка. Пока Тристан обходил машину, открывал дверцу и усаживался за руль, Джо своим постукиванием и причмокиванием вызывал радостную реакцию щенка, и тот энергично завилял хвостиком. Забравшись в машину, Джо пододвинул Эйса, чтобы освободить себе место на переднем сиденье и тут же начал трепаться.

– Это самая большая соня из всех собак, каких мне довелось встречать. Ну что, Эйсер, как тебе нравится перспектива поселиться рядом со стайкой писаных красавиц? – он стал чесать у щенка за ухом, от чего тот в восторге перевернулся на спину. – Ты хитрющая маленькая бестия, вот ты кто.

Тристан бросил взгляд на Джо. Улыбнувшись, он спросил:

– А что, разве две женщины – это уже стайка?

– Господи, ну конечно, особенно, когда они упакованы так, как мисс Чарльз и мисс Смит, – с энтузиазмом ответил Джо. – Да у меня мурашки начинают бегать по коже при одной мысли о них, – он самодовольно усмехнулся, увидел, как недоуменно поднялись брови у Тристана. – А ведь меня трудно чем-либо удивить. Ты бы в этом убедился, если бы увидел мою бывшую жену. Когда она прогуливалась, ее ягодицы переваливались в штанах так, словно это были две сердитые кошки, засунутые в один мешок. Ну, а как она бегала… – у Джо непроизвольно затряслась голова, так задело его за живое это воспоминание. Затем он с наслаждением вздохнул :

– Скажу тебе честно, Маклофлин, я готов целый вечер смиренно сидеть в уголке, лишь бы поглазеть на то, как эти танцовщицы порхают по своему дому.

Тристан счел, что ему не пристало как-либо отреагировать на всю эту легкомысленную чепуху. Но ему нечем было возразить против такого необычного пожелания друга. Впрочем, Джо и не ожидал особого взаимопонимания в таком щекотливом для сурового лейтенанта вопросе. Когда они подъехали к дому, он вытащил из багажника тот огромный короб, который впервые увидел на плече Маклофлина еще тогда, когда встречал его в аэропорту.

– Боже, лейтенант, что у вас за неподъемный груз, – тут же воскликнул он.

– Мои гири.

– Гири? – изумился Джо, ставя коробку на асфальт. – Да ты просто сумасшедший. Кто же потащит такую тяжесть за тридевять земель!

Затем он бесцеремонно залез в коробку и изумился еще больше.

– Да будь я проклят! Это действительно гири.

– Разве я не утверждал именно так! – несколько раздраженно сказал Тристан, не привыкший к подобному панибратству. – А ты сам разве не пользуешься такими штуками? Как же можешь рассчитывать на то, что справишься с жульем и подонками, если не будешь поддерживать форму?

– Конечно, с этим у меня все в порядке, – поспешил успокоить шефа Джо, со стоном взваливая короб себе на плечо. – Просто я не могу себе представить, зачем нужно таскать это с собой с места на место. Я бы просто купил себе новые, приехав сюда.

Шея Тристана покраснела от недовольства. Он очень не любил беспутно швырять кровно заработанные деньги. Маклофлин осознавал свою слабость, и порой это угнетало его, но он знал так же, что не сможет изменить самому себе. Очевидно, его прижимистость была результатом длительной жизни почти без гроша в кармане. Долгие годы он вынужден был экономить на каждой мелочи и подавлять в себе любые желания, даже самые мелкие, связанные с расходами. Тристан научился экономить каждый цент, сосредоточивая все свои усилия на какой-то конкретной цели и медленно, но верно к ней продвигался. И вот наступило время, когда он мог хотя бы частично отказаться от режима строгой экономии, к которому приучил сам себя. Но от привычки быть очень расчетливым совсем нелегко было сразу отказаться. Сейчас у него был солидный счет в банке, но он не представлял себе, как можно потратить деньги на мимолетное удовольствие или на мелкий выигрыш в комфорте.

Поднимаясь за Джо по лестнице, Тристан попытался убедить себя в том, что не так уж он и прижимист. Вот, например, он любит носить костюмы, сшитые из тонкой шотландской шерсти, и купил себе сразу несколько самых дорогих. Кроме того… Черт возьми, кроме этого он себе ничего не позволял. В своем гардеробе, кроме дорогих костюмов, он ничем больше не мог похвастаться. Ну а машина у него такая побитая, что он даже не решился отправиться на ней в Рено. Она просто могла по дороге развалиться на части. И что уж говорить о его квартире в Сиэтле… Тристан даже вздохнул. Ладно, чего уж там. Помещение евангелического приюта для бедных и то, наверное, обставлено с большим уютом и вкусом, чем его убогая конура.

Ладно, хватит травить себе душу. Надо отучиться быть таким мелочным, это факт. Но стыдиться своей прижимистости он тоже не будет. Нет ничего постыдного в том, что он притащил с собой отличный набор гирь. Он к ним привык и не нуждается в других.

Держа чемодан в одной руке, Эйса в другой, Тристан едва не наступил на пятки Джо, так глубоко он погрузился в свои раздумья. Да что это на него нашло в этом городе? Он никогда не испытывал особой нужды извиняться и оправдываться за то, что он такой, как есть, до приезда в Рено. Он всегда считал, что с ним все в порядке, а если кому-нибудь это не нравится, то это уже его личное дело. Именно такая позиция мешала ему хотя бы немного американизировать свое произношение. Ведь люди хорошо его понимали, почти не напрягаясь, так зачем же ему подстраиваться под окружающих и притом даже в таких мелочах?

Однако после приезда в Рено он почувствовал, как что-то в нем изменилось. Ему вдруг захотелось такого, о чем он прежде даже не задумывался. Может быть, поэтому теперь многие стороны его жизни, прежде его полностью устраивавшие, теперь вызывали в нем раздражение. И самое ужасное профессиональное рвение его несколько приостыло, и работа теперь не занимала его ум целиком и полностью. А это его никак не устраивало.

Аманда встречала обоих полицейских у входа в квартиру. За время, прошедшее между прежним визитом Маклофлина и его теперешним вселением, она основательно обдумала ситуацию и решила извлечь из нее максимальную выгоду. Ронда была совершенно права, считая, что, поселись у них Маклофлин со своим огромным пистолетом, они будут чувствовать себя в большей безопасности. И, быть может, познакомившись с ним поближе, она поможет ему избавиться от некоторой холодности в отношениях с ней. В конце концов, его визит к ней с щенком показал, что Маклофлину не чуждо ничто человеческое. К тому же, улыбка Тристана отнюдь не напоминала ей оскал робота.

Но уже двадцать минут спустя, после прихода своего постояльца, Аманда решила, что эта человеческая улыбка в прошлый раз ей просто померещилась. Она едва удержалась от того, чтобы не хлопнуть дверью, выбегая теперь уже из квартиры Тристана. Ее сердце бешено колотилось в груди. Она ощущала, что кровь прилила к лицу, щеки пылают. К тому же, у нее просто подкашивались ноги, словно бы она только что закончила выступление со сложнейшим и изнурительным номером.

В этом ужасном мужчине, во всей его проклятой мускулистой туше не было места ни единой человеческой эмоции. Он держался отстранение, был необщительным, недоброжелательным и холодным, как кусок льда. О Боже, как же разболелась голова! Аманда влетела в собственную квартиру и рухнула на кушетку, прижав подушку к груди.

А ведь она проявила максимальное радушие, – и что же получила в ответ? Аманда горько хмыкнула. Она улыбалась ему от всей души, а что же он? – Лицо его оставалось словно бы окаменевшим.

Она демонстрировала ему все преимущества его новой квартиры, водила его туда-сюда, а он взирал на нее своими холодными, пронзающими душу глазами, и больше ничего. Он даже не потрудился хотя бы взглядом или словом выказать, нравится ли его новое жилье или нет. Маклофлин снял пиджак и повесил его аккуратно на вешалку, затем взглянул на нее так, будто бы позволил ей высказать все, что она думает о пистолете у него под мышкой. У, проклятый мужик! Господи, у нее до сих пор маячит вся эта сцена перед глазами. Он даже, и наверняка специально, потянулся так, закинув руки за голову, что рукоятка пистолета чуть было не коснулась ее лица. Интересно, почему он вдруг преисполнился решимости вывести ее из себя? Она же в этот момент испытала великий соблазн ловким движением профессиональной танцовщицы выдернуть коврик Марианны прямо у него из-под ног. Ей показалось даже, что внутренний голос нашептывает ей: «Сделай это, сделай, свали его с ног».

Но все же она вовремя отказалась от этой сумасшедшей затеи. Она решила, что Маклофлин настолько бесчувственная скотина, что может отреагировать на эту ее выходку со свойственной ему жестокостью. Чарли сдерет с нее кожу живьем, если она позволит прострелить себе дырку в ноге, усмехнулась она.

И все же ей хотелось понять, почему этот тип настолько влюблен сам в себя, что не ответил даже на ее простую дружескую улыбку. А ведь она старалась, ох как старалась разбить лед в их отношениях. Но этот здоровенный осел, очевидно, не стремился к добрососедским отношениям и выбрал не самый любезный способ ей это продемонстрировать.

Хорошо, тем лучше для нее. Ведь у нее-то нет никакого желания с ним слишком часто общаться.

И все же, сегодня в течение некоторого времени у нее было совершенно иное настроение. Но Боже мой, ведь есть что-то особенное в том, как он тогда ей улыбнулся. Как будто внезапно распахнулось окно, и глянувший в него свет мигом рассеял мрак отчуждения.

Аманда отшвырнула от себя подушку и решительно встала. "Выбрось всю эту чепуху из головы, – скомандовала она самой себе. – Ты просто грезила, а это на тебя непохоже. Это неподражаемая улыбка – всего лишь искусственный прием в арсенале этого мужлана-биоробота.

Этот человек уже давно научился выуживать полезную информацию из потока случайных сплетен. (Освещенный приглушенным светом бар в нижнем городе был излюбленным местом встреч участников шоу-программ.) Все, что от него требовалось, – это проводить в баре каждый день по несколько часов. Его функция сводилась к тому, чтобы, усевшись за столик или на табурет перед стойкой, изобразить на лице приветливую улыбку, иногда слегка подпаивать своих собеседников, а главное – держать язык за зубами и прислушиваться.

Иногда ему приходилось слегка разнообразить стиль своего поведения. В этих редких случаях он должен был что-нибудь наплести про самого себя. Но чаще всего он рассказывал тогда какую-нибудь чужую историю, услышанную им в другой компании. Но, в любом случае, он особо о себе не распространялся и как можно скорее возвращался к своей традиционной роли слушателя.

Чаще всего он ненавязчиво общался с небольшой группой собутыльников или с каким-нибудь сборищем подвыпивших приятелей. Он выработал в себе способность вести себя естественно практически в любой компании, к которой имел интерес. Лишь однажды у него сорвалось: тогда он неудачно попытался влезть в общество закадычных друзей, обмывавших последний день холостой жизни одного из них. Никто не знал его, поэтому все заинтересовались, что он делает в их кругу. Но у него на этот случай был свой прием, – чтобы не слишком мелькать и не примелькаться, он научился вовремя сматываться.

И сегодня большая часть посетителей, собравшихся у стойки бара, представляла собой привычную тусовку шоу-танцоров. Почти вер они были шапочно знакомы друг с другом, но никто из них не знал каждого достаточно хорошо. Он же следил за экраном телевизора, помещенного у стены прямо за стойкой. Его интересовал первый выпуск вечерних новостей. Пока что не сказали ничего, что могло бы привлечь его внимание. Больше всего распинались о разных знаменитостях, кто из них что собирается делать в этот уик-энд, и все в таком роде.

Вдруг его внимание резко возросло. Его весьма заинтересовало то, что говорил диктор. Он сразу же замер, зажав в руках стакан с выпивкой, широко раскинув локти по стойке. Потянувшись к пачке сигарет, он вынул одну и закурил. Он позволял себе это редко, крайне редко. Обычно он клал сигареты рядом с собой, просто чтобы они создавали психологический комфорт для собеседников. Они также служили отличным поводом начать разговор: он предлагал кому-нибудь из них закурить или сам просил огонька. В этот раз он хотел скрыть свою необычную заинтересованность передачей за клубами дыма.

На экране был он сам, собственной персоной, в данной ситуации – его противник. Все средства массовой информации раздули большой шум вокруг его прибытия в Рено, но человек, сидевший у стойки бара, знал, что в конечном счете это ничего не даст. Потому что он не победим.

– Смотри-ка, вроде, это Маклофлин, – сказал танцор, сидевший через табурет от него. – Харри, сделай на минуту погромче.

Бармен прибавил звук, и на короткое время гул голосов посетителей перекрыл четкий голос ведущего программу. Когда сюжет был исчерпан, звук убавили, и треп возобновился с новой силой.

– А я как-то встречался с ним на вечеринке у Пита Шрайбера, – вновь заговорил тот самый танцор у стойки. – Это было несколько недель назад. Говорили, что его пригласила Ронда Смит. Во всяком случае, он рискнул исполнить с нею «грязный» танец, – говоривший отхлебнул из стакана. – Для копа у него получалось совсем неплохо.

– Известное дело, – вмешался в разговор еще один посетитель у стойки. – С Рондой Смит любой будет выглядеть неплохо. Я был бы не прочь и сам потанцевать с ней в «грязной» манере, да еще бы лучше в горизонтальной позе. Телка первый сорт.

– Это не та блондинка, которая танцует… – начал было еще один.

– Нет, ты, наверное, имеешь в виду Аманду Чарльз, – ответил танцор, сидевший у края стойки. – Они с ней подруги. На нее ты можешь не раскатывать губы – все будет без толку. Факт. Только время потеряешь даром. Эта Аманда бережет свое сокровище. Никто точно не знает, почему, но, пожалуй, уже не меньше сотни парней пытались узнать ее секрет. И ничего не вышло. У Ронды темные волосы, темные и длинные. Обе танцуют в кабаре, правда, это такая работа, которой не позавидуешь. В последнее время Ронда крутит с Чадом Стируайлером, который танцует у Балли. Один мой приятель с ним дружит, так вот он говорил, что Чад рассказывал о Ронде…

Через пять минут и эта тема разговора была исчерпана. Человек за стойкой бара стоически выдержал еще несколько тем из их общего трепа. И все ради того, чтобы исключить всякую возможность, что кто-нибудь из присутствующих упомянет имя лейтенанта Маклофлина, ассоциируя его с именами Ронды Смит и Аманды Чарльз.

Но когда он собрался уходить, получая сдачу, забирая пачку сигарет, засовывая ее в карман куртки, на губах его играла торжествующая улыбка.

– Прекратите играть, Ленни! Слышите, вы, немедленно прекратите!

Ленни поднял пальцы над клавишами, остановившись на полуноте, и тишина воцарилась в репетиционном зале.

Чарли подошел вплотную к сцене с замершими танцорами и, грозно уперев руки в бока, набрал побольше воздуха в легкие. Потом он взорвался:

– Аманда, ты что, решила поспать на сцене?

– Нет.

– Вот что, не дурачь меня, сестренка, – мрачно рявкнул он. – Будь все проклято, Аманда! Что ж, если танец так тебя утомляет, ты можешь подыскать себе прекрасное место официантки! Двигайся. Двигайся. Ты тормозишь работу всей цепочки.

Он важно повернулся и прошествовал к своему столу, небрежным взмахом руки приказав пианисту играть снова.

Аманда утерла слезы. За последние полчаса Чарли накричал на нее уже в третий раз. Сегодня она чувствовала себя совершенно выбитой из колеи, а вдобавок утратила половину своей обычной гибкости. Ей была понятна причина его гнева. Но от этого ей ничуть было не легче выслушивать оскорбительные замечания, высказывать которые, казалось, доставляет ему огромное наслаждение.

Стоявшая за ее спиной Джун пугливо, но взбадривающе прикоснулась к руке, но всякое сочувствие было сейчас Аманде неприятно, и она, скорчив соответствующую гримасу, отдернула руку. Потом она приложила все усилия, сосредоточила все свое внимание, совершенствуя исполняемый танец. Казалось, минуло много часов, прежде чем Чарли наконец сказал:

– Хватит.

После репетиции в раздевалке стоял душный запах пота и перегретых тел. Ронда плюхнулась на табурет рядом с Амандой, запихивая только что снятую одежду в сумку. Ерзая на своем сиденье и прихорашиваясь перед зеркалом, она бесцеремонно брякнула:

– Сегодня ты и впрямь была не в форме, милочка.

– Не говори гадостей, – возмутилась Джун, сидевшая поодаль. Она отложила свою щеточку для туши, негодующе окидывая Ронду пронизывающим взглядом. – Аманда – лучшая танцовщица труппы.

– Обычно это так, – согласилась Ронда. – Но не сегодня, и ты видела все это так же хорошо, как и я, хотя и не хочешь признаваться в этом. Но спроси тогда сама Аманду, что она думает на этот счет.

– Ронда права, – призналась Аманда. – Сегодня я действительно паршиво танцевала.

Совсем как начинающая.

– Молодец, ты беспощадна к себе, – похвалила ее Ронда. – Но я хотела бы знать, почему так случилось. Я видела, как ты танцуешь, когда у тебя месячные, когда ты больна, когда загибаешься от бессонницы. И всегда твоя выдержка казалась мне беспредельной. Даже в такие моменты ты танцевала лучше, чем мы в свои лучшие дни. Но что, черт возьми, происходит сегодня?

Пока Ронда говорила, Аманда с остервенением напяливала на себя одежду. Она знала, что из раздевалки уже разбежались все танцовщицы кроме Ронды и Джун. Не глядя в глаза подругам, она уселась на пол, резкими движениями завязывая кожаные ремешки на своих ярко-красных ботинках. Один ремешок никак не поддавался, так что в конце концов она оставила все попытки и беспомощно взглянула на Ронду.

– Сегодня я очень долго не могла заснуть, – наконец сказала она.

– А то я не знала, – усмехнулась Ронда. – Это любому идиоту ясно. Объясни мне, что с тобой происходит?

– Думаю, что вечером я слишком много думала о Тедди и после этого никак не могла заснуть, а потом, когда наконец забылась, мне снились кошмарные сны.

– Ах, вот в чем дело, – прыснула Ронда. А Джун спросила:

– Кто это, Тедди?

– Моя сестра, – ответила Аманда.

– Лучше сказать, – это ее проклятье, – бесцеремонно буркнула Ронда.

– Возьми свои слова обратно, Ронда, – вспылила Аманда, резко вскочив на ноги. – То, что ты сказала, – свинство!

– Да что ты! Ну что ж, может быть, ты и права, Аманда, но так уж мне кажется, и в конце концов, я сказала то, что думаю. Единственная вещь, которая совершенно выбивает тебя из колеи, так что вся твоя работа летит насмарку, – это размышление о Тедди. Когда, наконец, ты снимешь эту петлю со своей шеи и признаешь, что никакие твои слова и поступки не смогли бы тогда ничего изменить!

Как зритель во время теннисного матча, Джун недоуменно вертела головой, глядя то на одну, то на другую.

– Что-то я ничего не пойму, – пробормотала она.

– И хватит об этом, Аманда, – резюмировала Ронда. – Давай-ка лучше пойдем и выпьем с горя, приглашаю вас обеих.

– Я не буду с тобой пить, – ответила Аманда враждебным голосом. – И кто ты такая, чтобы учить меня уму-разуму? Что ты берешь на себя?

Ронда хотела было ответить, но Аманда решительно ткнула ее пальцем в грудь, и та даже на минуту лишилась дара речи.

– Да, я знаю и совершенно убеждена в том, что могла тогда найти слова, чтобы заставить отказаться от своего рокового решения. Если бы я постаралась еще немножко, я бы смогла добиться этого, добилась бы…

– Чепуха все это! – вдруг заорала на нее Ронда. – Чепуха, чепуха и еще раз чепуха! После того, как родители влезли в ее дела, и Тедди решилась сделать то, что сделала, ты имела такой же шанс изменить что-либо, как я – стать монахиней. Ты сделала для нее все, что было возможно и невозможно, Мэнди. И клянусь, я отказываюсь стоять в стороне и смотреть, как ты доканываешь себя бесконечными бессмысленными угрызениями совести, вместо того, чтобы наконец взять себя в руки. А теперь завяжи свой проклятый ботинок, и пойдем примем горячительного.

Глаза Аманды метали молнии в лицо Ронды совсем недолго. Наконец, сработала та часть мозга, которая всегда помогала ей обрести душевное равновесие, посмотреть на происходящее в более оптимистическом ракурсе. Она представила себе, как все это будет выглядеть, если вдруг кто-нибудь из посторонних заглянет в комнату. Она и Ронда стоят нос к носу и орут друг на друга, а бедная Джун не знает, куда ей деться. Пышная грудь Ронды вздымалась от праведного гнева. Щеки раскраснелись, глаза потемнели, она выглядела как заправский воин, готовый тут же броситься в бой. Джун вела себя так, как будто она кролик, которому обязательно надо найти норку, чтобы юркнуть в нее для безопасности. Ну а сама Аманда, скорее всего, похожа на нерадивую школьницу, с растрепанными волосами и незавязанным ботинком.

– О'кей, – сказала наконец она, с легкой улыбкой признавая свое поражение. – Твоя взяла. Мы сейчас пойдем и выпьем за мировую, и выбросим все это из головы.

Схватив щетку, она с ожесточением стала расчесывать свои кудри.

– О, Боже! – воскликнула Джун. – Может быть, кто-нибудь все же объяснит мне, насчет чего вы тут сцепились?

– Почему бы и нет? – Аманда взглянула на отражение Джун в зеркале. – Вообще, я не люблю выворачивать все свое нутро для всеобщего обозрения, но, быть может, если расскажу печальную повесть о сестренках Чарльз, это поможет мне избавиться от постоянных воспоминаний, – тут же она бросила едкий взгляд на Ронду. – Впрочем, не знаю, стоит ли, я уже раскаиваюсь в том, что однажды проболталась на сей счет.

– А ты не раскаивайся, детка, – доверительно сказала Ронда. – Просто я не могу смотреть, как ты занимаешься мазохистским самоедством и не можешь выбраться из этого заколдованного круга. Так признайся, ты в глубине души благодарна мне за мои слова.

В глубине души Аманда действительно любила Ронду, но она была еще слишком раздражена, чтобы открыто признать это. Ее очень возмутили наскоки Ронды на Тедди. И в то же время, ей казалось, что сама Тедди повела бы себя так же в аналогичной ситуации.

Первое, что в свое время привлекло ее к Ронде, было ее поразительное сходство с Тедди. Но не внешнее. Физически между ними не было ничего общего. Но личностно они были очень схожи. Ронда удивительно напоминала ей ту Тедди, которую Аманда знала десять лет назад. Такая же несдержанная, прямолинейная и эмоциональная. Порой она заходила слишком далеко, но никогда не боялась высказать все, что думает. Так что, несмотря на всю абсурдность ситуации, Аманда была убеждена, что в сходном случае Тедди накинулась бы на нее столь же яростно, как сейчас Ронда.

Мысль эта ее успокоила…

Глава 8

– Посидим вместе, девушки?

Три подруги прервали разговор и молча воззрились на стоявшего рядом с их столиком привлекательного мужчину в строгом костюме. Ронда отказала за всех, но в голосе ее слышалось сожаление, и с таким же сожалением она смотрела ему вслед, когда он уходил. То был ее любимый тип мужчины – настоящий самец.

– Так что же случилось, когда твои предки узнали, что Тедди беременная? – Джун вернула их к теме разговора, деликатно помешивая лед в бокале с шерри. Потом она опрокинула остатки напитка в свой изящный ротик и посмотрела на Аманду. – Наверное, они подняли страшный шум?

– Это мягко говоря, – уточнила Аманда. Она тоже допила свой бокал и, поймав взгляд официанта, позвала его, чтобы он снова подлил шерри. Она знала, что ей не стоит больше пить. Она пила нечасто, а потому очень быстро пьянела. Она пожала плечами. – Ладно, к черту все.

Сегодня вечером она решила расслабиться. Нужно полностью выкинуть из головы эту проклятую репетицию. И что бы она сейчас делала, останься дома в одиночестве? Наверное, как всегда копалась в своем прошлом и в том, почему все так вышло.

А в общем, не так важно, каким способом избавиться от депрессии, главное – это успокоиться. До сих пор у нее перед глазами нет-нет да и замаячит обезображенное тело Марианны в морге. А теперь, когда рядом поселился этот Маклофлин, его присутствие постоянно напоминает ей об этом. Благодаря своему необъятному телосложению, он все время попадается ей на глаза, а это заставляет ее углубляться в воспоминания снова и снова. Итак, новая травма постоянно свербила рядом со старой незаживающей раной. В этом причина ее тоски. Поэтому она и пошла сегодня на репетицию, несмотря на свой выходной. Все лучше, чем сидеть дома, где она провела слишком много беспокойных дней и бессонных ночей.

Джун и Ронда затихли, ожидая, когда Аманда соберется с мыслями и продолжит свой рассказ. Аманда знала, что может не продолжать, – давить на нее они не станут. Но она так же понимала, что ей необходимо выговориться. Только таким образом можно снять напряжение.

Наконец она подняла глаза на Джун и заговорила:

– Поймите, скандал родителей с Тедди был заранее запрограммирован. По их мнению, она в своей жизни вообще делала почти все не так. Конечно, она стремилась как можно дольше оттягивать время, прежде чем сообщить им о своей беременности. Просто чтобы поразмыслить и прийти к какому-то решению, но… – тут Аманду прямо передернуло. – Тедди просто с ума сходила по парню, а его звали Тим, Тим Уолтере. Для Тедди не существовало понятия о социальном различии, которое было столь важно для мамы с папой, поэтому ей было невдомек, почему они пришли в ужас, выяснив, что Тим работает всего лишь механиком, хотя и мечтает открыть собственное дело, – Аманда только усмехнулась. – По правде говоря, мне кажется, что их больше расстроил этот факт из биографии Тима, чем беременность Тедди. И они действительно устроили страшный скандал, когда Тим объявил о совместном с Тедди решении завести семью и сохранить ребенка. Они же настаивали, чтобы она сделала аборт.

Голос Аманды задрожал и пресекся, Джун осторожно прикоснулась к ней рукой:

– И они не поженились?

– Нет, – Аманда залпом выпила свой бокал и сделала знак официанту принести новый. – Родители решили пойти напролом, для пользы Теодоры, конечно. За неделю до намеченной свадьбы они пригласили Тима в библиотеку и поставили его перед выбором: или они поженятся с Тедди и останутся без всякой материальной поддержки, или, если он сейчас же покинет ее, обязуясь никогда больше не видеться с их дочерью, они выплатят ему двадцать пять тысяч долларов, необходимые для открытия своего собственного дела, – Аманда взглянула на Джун, в глазах ее промелькнула ненависть. – Мои родители не добрые люди, Джун. Им доставило великое удовольствие оповестить Тедди о том, что этот гнусный неандерталец с грязью под ногтями, с которым она так опрометчиво решила связать свою жизнь, был столь ослеплен предложенной суммой, что тут же дал согласие, не догадываясь о том, что на свой двадцать пятый день рождения Тедди получила бы сумму в десять раз большую.

– Восхитительно.

– Да, таковы мои мама с папой.

– А как сейчас твоя сестра?

– Ее нет, – глаза Аманды наполнились слезами. Ей показалось, что принятое ею спиртное вот-вот вырвется наружу. Она отпихнула свой стакан и обеими руками принялась растирать себе виски. – Будь все проклято! Я хочу забыть об этом, Ронда. Я действительно хочу, но это воспоминание постоянно преследует меня, – она обернулась к Джун. – Когда Тедди узнала, как подло ее продал Тим, она была потрясена, слишком потрясена. И она тут же решилась на аборт.

Аманда закашлялась, стараясь сглотнуть комок, застывший у нее в горле:

– Тогда мы заперлись у нее в комнате и проговорили всю ночь. В основном говорила я, а Тедди все больше отмалчивалась. Я умоляла ее не принимать скоропалительных решений, успокоиться и все хорошо обдумать. Я сказала ей… О, Господи, я сказала: «В твоем состоянии ты можешь натворить много бед и будешь потом горько раскаиваться, особенно если сейчас избавишься от ребенка, если сделаешь это, подчиняясь первому импульсу». – Честно говоря, я вообще не верила, что она пойдет на это. Ведь ей только недавно так хотелось иметь малыша, а аборт вообще не обсуждался до тех пор, пока не вмешались папочка с мамочкой. Но главное, я настаивала на том, что в ее состоянии она вообще не вправе принимать подобное решение. Ведь ясно было, что она находилась в полном шоке. И она согласилась со мной. Вернее, я решила, что она согласилась. Но когда на следующий день я вернулась с занятий, то узнала, что она в больнице и дело сделано, – Аманда впилась рукой в собственное запястье. – Совсем одна. Никого не было рядом, чтобы поддержать ее, – она судорожно смахнула слезы.

– И они зарезали ее? – спросила Джун.

– Нет, – Аманда так резко встряхнула головой, что ее светлые волосы разметались как вихрь. – Нет, все прошло вполне благополучно и с медицинской точки зрения безупречно. Но как только это случилось, Тедди поняла, что совершила чудовищную ошибку. Ее раскаяние было беспредельным. Я не отходила от нее днями и ночами, а она терзала мне сердце, признавая, что я была права. А мне так не хотелось, чтобы теперь она считала только себя виновной. Я видела, как она страдала. И потом, я ведь сказала ей тогда, что, сделав аборт, она не сможет после этого жить, – на несколько минут Аманда замолчала. – В ту ночь она отправилась спать, прихватив полный флакон маминого снотворного.

– Проклятье, – прошептала Джун.

– Я обнаружила, что Тедди мертва, только на следующее утро, – взгляд Аманды был теперь лишен всякого выражения. – И знаешь, Джун, что больше всего расстроило моих родителей? Они мучились от того, как сообщить о несчастье своим друзьям. Ведь они сами подтолкнули Тедди к могиле, – Аманда до боли прикусила губу. – Я не присутствовала на похоронах Тедди. Я как раз закончила школу, так что могла поступить в колледж. Но я сразу же покинула родной дом и больше никогда туда не возвращалась. Господи, ведь уже прошло почти десять лет, – она снова потянулась за своим стаканом. – И знаете, мне вовсе не хочется их видеть: ни родителей, ни двух других сестер, которые до сих пор смиренно пляшут под родительскую дудку.

– Но воспоминания об этой истории превратили в сущий ад твою собственную жизнь, – вмешалась Ронда.

– Почему ты так считаешь? – спросила Аманда с холодным вызовом. – За все время нашего знакомства я коснулась этой темы только второй раз, не так ли? Первый раз – в первый год нашей дружбы, когда у меня была депрессия в годовщину смерти Тедди, и второй раз – теперь, когда я увидела тело мертвой Марианны, и все нахлынуло на меня с новой силой. Но эти два случая вряд ли можно назвать всей жизнью.

– Ладно, признаю, что за исключением того, что было сегодня, это никак не отражалось на твоей работоспособности, ну а как насчет секса? – не унималась Ронда.

– А в чем дело?

– А в том, что у тебя никого нет.

– Извини, Ронда, не все же живут только ради секса, как это делаешь ты, ведь и меня нельзя назвать девственницей.

– Фактически, ты снова ею стала. Ты так давно обходишься без мужиков, что у тебя вполне все там заросло, – Ронда подняла тост в издевательской манере:

– 3 а Аманду Чарльз и ее новообретенную девственность.

Аманда рассмеялась. Она вспомнила, что в последний раз это было с ней действительно очень давно.

– Знаешь, Ронда, – сказала она. – Ты не переживай так за меня, ладно. Просто я действительно фригидная женщина. Наверное, вся страсть в семье Чарльзов передалась только Тедди.

– О, не внушай себе этого, дорогая, – неожиданно вступила в разговор Джун.

– Я тоже думаю, что это не правда, крошка Джун, – изумилась Ронда, – но каковы твои аргументы?

– То, как она танцует, никто не мог бы так танцевать, если бы был лишен страсти.

– Ты слишком высоко оцениваешь мою хореографию, – Аманда распрямилась и вновь подозвала официанта. Как ни странно, весь этот абсурдный разговор помог ей почувствовать себя гораздо лучше. – Я танцую ничуть не лучше, чем любой из нашей труппы.

– Брось прибедняться, – не унималась Джун. – Ты все схватываешь на лету, а какие у тебя движения, ты все время сама придумываешь что-то новое, да что говорить, если даже Чарли прислушивается к твоему мнению.

– Да, Чарли по-особому относится к Аманде, – согласилась Ронда.

Аманда холодно проигнорировала недвусмысленный намек Ронды и обернулась к Джун:

– Мне очень приятно слышать все, что ты мне сказала, но я не могу с этим полностью согласиться. Но даже если это и так, причем здесь страсть? Это всего лишь обыкновенное мастерство.

– Она непробиваема! – взорвалась Ронда, и Джун подтвердила ее слова энергичным кивком головы. – Всякий, кто хоть раз увидит твой танец, Мэнди, не может иметь на этот счет сразу двух мнений. Думаю, несчастье с Тедди усилило твою природную сдержанность и у тебя появилась привычка избегать мужчин. Хотя ты и не избегаешь мужского общества, почти со всеми ты на дружеской ноге, но все же стараешься держать дистанцию. Зачем ты внушила себе, что в твоих жилах течет холодная кровь? Ведь на самом деле тебя просто распирает от страсти. Тебе просто не повезло, что ты до сих пор не встретила такого парня, который мог бы растормошить тебя. Ты можешь отрицать все что угодно, но факт есть факт: когда ты танцуешь, ты выплескиваешь всю свою страсть наружу. И вся та сексуальность, которую ты так старательно подавляешь, предстает воочию. Почему, как ты думаешь, все парни в труппе просто мечтают быть твоими партнерами? Конечно, ты одна из лучших танцовщиц труппы, но это только одна из причин. А почему, ты думаешь, они косяками валят смотреть, как ты выступаешь? – Ронда надвинулась на Аманду. – Они тебя нутром чуют. Но понимаешь, Аманда, ты не сможешь всегда сублимировать это в танце. Что тебе действительно нужно, так это крепкий настоящий мужик, который перевернет всю твою жизнь, и я, кажется, знаю одного такого.

– Да неужели? Кто же он такой?

– Твой новый постоялец. Наш бравый лейтенант.

Аманда вздрогнула как от удара током:

– Ты шутишь!

– Нет, детка, я серьезна, как никогда. Бьюсь об заклад, наш лейтенант мог бы так угодить тебе в постели, как никто другой, – глаза Ронды приобрели мечтательное выражение. – Ах, он такой мужчина! И не спорь со мной, он может заставить любую женщину просто вопить от восторга.

Аманда пренебрежительно вздернула носик:

– Вот и бери его себе.

– Не думай, что мне бы не хотелось, милая Мэнди… И если бы не Чад. Но дело не только в Чаде. Если бы сам Маклофлин проявил ко мне хоть капельку интереса… Чад уже начинает мне надоедать. Но Маклофлин меня не замечает. Он умирает от любви только к одной женщине, а точнее – к тебе.

– Да ты спятила, – прошептала Аманда, почти лишившись голоса, пораженная той необычно яркой картиной, которую тут же нарисовало ей воображение. Интересно, как он себя поведет в ситуации, когда нельзя уже будет оставаться биороботом?

– Думай что угодно, – продолжала Ронда, – но помощник, которого он таскает с собой (помнишь детектива Кэша с большими усами), так вот, он думает то же самое. Я видела, как он переводил взгляд с лейтенанта на тебя и обратно. И ты не сможешь обвинить его в пристрастности. Тристан балдеет от тебя, точно. Верь мне. У меня своего рода радар на такие штуки.

– Мысль о Маклофлине в постели и рядом со мной была бы мне и самой смешна, если бы я уже не имела удовольствие быть с ним немного знакомой, – пренебрежительно сказала Аманда. – Я не думаю, что у него в жизни было хотя бы одно проявление незапрограммированных эмоций, да и тебе хорошо известно, что секс не входит в список моих приоритетов. Но моя беда, что наш век просто помешался на этом. Теперь я точно вижу, что все вокруг просто тронулись. Она сделала рукой неопределенный жест в воздухе:

– Робот-полицейский встречает фригидную женщину: миллионы зевают. Ты не сможешь продать эту «сенсацию» ни одной газете.

– О, я думаю, ты просто недооцениваешь мужчин, Аманда, – не согласилась Ронда. – И я, черт подери, хорошо знаю, что ты недооцениваешь и саму себя. Сорвись с тормозов и дай волю своему воображению. Итак, мы имеем два великолепно физически подходящих для секса образца…

Аманда от волнения даже заморгала, а Ронда от удовольствия расхохоталась. Она знала это! Да, да, да, она знала. Несмотря на ее протесты, маленькая Мэнди не могла остаться равнодушной к симпатичному лейтенанту. Почти теряя контроль над собой, Ронда продолжала тем же тоном:

– Мы помещаем их вместе в комнатку. Добавляем немного вина…

– Ронда, пожалуйста… – почти простонала Аманда.

– Вручаем несколько презервативов для безопасности…

– Ронда…

– Перестань перебивать. Тебе необходимо место, где можно заниматься любовью. Не делать же это в обычной постели, в самом деле.

Аманда почти безумно вращала глазами.

– Оставь это, – скомандовала Ронда. – Ты что думаешь? Разве он мгновенно не сорвет с тебя одежду? Ведь он знает, что если тебя быстро не раздеть и не повалить навзничь, ты можешь передумать и убежать. О'кей, детка. Я дала тебе пищу для размышлений. Я не извращенка и не люблю подглядывать. Итак, я убираюсь и предоставляю тебе возможность все остальное домыслить самой.

– В таком случае, мы приплыли к причалу, так как и в самом деле не знаю, что мне делать дальше, – почти невнятно пробормотала Аманда.

– Он прямолинейный сильный мужик, крошка, поэтому тебе не придется потеть. О, Мэнди, я действительно слышу, как он шепчет тебе на ушко, что любит это.

– Какая мерзость. И вероятно, если я точно не исполню его инструкций, он уберет свой инструмент обратно и выгонит меня вон.

– Интересный поворот мысли, Аманда. Ты делаешь успехи.

Аманда содрогнулась всем телом.

– Можем мы сменить пластинку, пожалуйста? Это уже действует мне на нервы.

Ронда с удовлетворением взирала на полыхающие огнем щеки Аманды, и не стала продолжать свои сексуальные экскурсы. Разговор дальше протекал совсем непринужден но. Беседа трех подруг хотя и была бессодержательной, но они весело смеялись, и настроение Аманды значительно улучшилось. Она уже забыла о душевном разладе, с которого начинался этот день, а к тому времени, когда Ронде и Джун надо было возвращаться в кабаре, все ее проблемы вроде бы остались где-то позади. Но Аманда была почти уверена, что депрессия вернется, если она отправится сразу же домой, но не найдет там себе лучше занятия, как только описывать круги по квартире. Она решила остаться здесь и рискнуть двадцатью долларами на игральном столе. Она покидала заведение в полночь с несколько странным ощущением и тридцатью семью долларами выигрыша. Это не была бог весть какая удача, она знала, но настроение у нее поднялось. Однако, все же приятно было выпить за чужой счет и выиграть несколько долларов в карты. Покидая казино, она решила немного пройтись по парку, чтобы освежиться после выпитого.

Когда Аманда подходила к ограде своего сада, она услышала тявканье Эйса из апартаментов Маклофлина. Ее слегка знобило от прохладного ночного воздуха. Как всегда, перемены в погоде в Рено были непредсказуемы. Было солнечно и тепло, когда в полдень она выходила из дома, да и ей показалось, что не стоит брать с собой жакет. Как назло, к вечеру температура упала почти до сорока градусов <По Фаренгейту>. Конечно, в том ничего не было необычного, но она все же испытывала чувство досады. Ну хорошо, философски решила она, наконец, во всем есть своя выгода. В голове на холоде у нее совершенно прояснилось. И какое наслаждение ожидает ее дома – в горячей ванне. О, да. Она улыбнулась от предвкушения горячей ванны с нежными капельками воды, бегущими по телу.

Выйдя из почти полного мрака на яркий свет, ослепленная Аманда осторожно продвигалась вперед, но неожиданно натолкнулась на чье-то большое мощное тело. Чья-то рука сжала ее запястье, и от страха она остро ощутила холодок внутри живота. Ужас от мысли, что она попалась в лапы маньяка, парализовал все ее тело. Вначале она не могла даже пошевелиться и только пыталась открыть рот, чтобы закричать. Аманда отчаянно надеялась, что Маклофлин дома и услышит ее призыв. Но как только она подумала об этом, тяжелая ладонь накрыла ее рот, не дав ей издать и звука.

От паники Аманда почти потеряла рассудок. Она впилась зубами в эту ладонь, попыталась действовать коленом, царапалась. Но он был очень мощный, слишком мощный. Он развернул ее спиной и прижал к своему телу. Теряя последние силы, она пыталась лягаться и вырваться из стискивающих ее железных рук. В конце концов ее глаза стал покрывать мрак. О, Боже. Неужели она умрет, как Марианна и две другие танцовщицы? Ее дыхание почти прервалось и потребовалось некоторое время для того, чтобы она наконец узнала рядом прозвучавший голос:

– Это Маклофлин, мисс Чарльз, Маклофлин.

Тристан убрал руку и освободил ее рот, но он не собирался отпускать ее, прежде чем она окончательно узнает его. Судя по тому, что Аманда продолжала отбиваться, было ясно, что она еще не разобрала, с кем имеет дело. Он слегка встряхнул ее.

– Аманда, успокойся, дорогая, это только я, Маклофлин.

Маклофлин? Это был Маклофлин? Только что она хотела звать его на помощь, а он вдруг ни с того ни с сего так ее напугал. Хорошо, что у нее не приключился сердечный приступ! Один палец Тристана попал ей в рот, когда он попытался погладить ее, чтобы успокоить, и она сильно его укусила.

– О, черт! – Тристан наконец отпустил ее. – Зачем вы это сделали?

Аманда сразу же превратилась в настоящую фурию. Она замахнулась на него, но наткнулась на его железную руку, и он проворно уклонился. Разъяренная всем, что он с ней проделал, Аманда хотела пустить в дело все свои десять пальцев с острыми ногтями, собираясь расцарапать Тристану лицо.

– Ты ублюдок, вшивый, вшивый ублюдок! – она стиснула зубы, и красные пятна гнева пошли у нее по щекам.

Тристан схватил Аманду за оба запястья и с силой прижал ее руки к телу.

– Что, три тысячи чертей, вы делаете в саду в такой поздний час? – жестко спросил он.

Он перехватил оба запястья одной рукой и нежно вытер другой слезы на ее щеках. Дьявол, он совсем не хотел причинять ей боль, но, подумав о том, как легко она потеряла присутствие духа, наконец понял, что в сумерках вполне мог сойти за убийцу. Его обычное напряжение постепенно испарилось уже во время их борьбы. Осторожно он отпустил ее руки, и Аманда с гневом произнесла:

– Проклятье, это мой собственный сад, и я, черт возьми, гуляю в нем для собственного удовольствия, когда захочу, – Аманда зло сплюнула и отбросила с лица волосы. – Как вы посмели со мной так поступить, как вы посмели!

– Я отважусь на еще большее, если увижу, что вы снова подвергнете себя подобному риску, милочка! Я, черт возьми, положу вас на свое колено и отшлепаю по симпатичной маленькой попочке так, что вы не сможете сидеть!

– О! – Аманда уставилась на него, пораженная его угрозой. – Меня и так смертельно тошнит от того, что вы все время хватаете меня своими ручищами и вам незачем меня лишний раз убеждать…

– Так, – прорычал он. – Если вы не хотите, чтобы я лишний раз хватал вас руками, держитесь подальше от темных углов. И еще одно – почему не зажжены фонари в углах вашего сада? Маньяк, возможно, уже охотится за вами, а у вас тут только дорожка освещена, а во всем остальном саду темно, как в шахте. Я требую, чтобы вы предприняли все меры безопасности немедленно.

– Вы хотите, вы хотите! Кем вы себя считаете, Маклофлин, моим папочкой? Тристан был в бешенстве:

– Вашим папочкой?! – прорычал он. Молниеносно его огромная ладонь погрузилась в ее волосы и обхватила череп так, что у нее даже перехватило дыхание. – Вашим папочкой? – он показал ей, что он не какой-нибудь пожилой брюзга, выговаривающий своей дочери. – Скажите, милая, ваш папочка когда-нибудь так делал? – и его голова стала надвигаться на ее лицо.

Неужели он собирается сейчас поцеловать ее?

И это после того, как он только что заставил ее почувствовать себя почти несовершеннолетней и чуть было не намочить от страха в штанишки. Проклятье!

– Уберите руки, Маклофлин, – яростно зашипела Аманда, вцепившись в его запястье и пытаясь оторвать его руку от своей головы. Ей показалось, что она схватила теплый волосатый гранит – рука даже не шелохнулась. Она сделала быстрый шаг назад, надеясь, что он потеряет равновесие и отпустит ее голову, но попытка оказалась безуспешной, потому что он тут же сделал шаг вперед. Она чувствовала его горячее дыхание рядом со своим ртом.

– Идите к черту, отпустите же наконец меня.

– Тристан? – вдалеке на дорожке стояла женщина, ее голос был мягким и почти грудным. – Что ты там делаешь, с кем это ты разговариваешь?

Тристан выпустил Аманду из своих объятий столь стремительно, что она зашаталась и чуть было не упала. Пока она приходила в себя, он вполголоса выругался и повернулся в сторону освещенной дорожки.

– Возвращайся назад, Банни, – прорычал он. – Я сейчас вернусь.

Аманда обернулась на женский голос и увидела, как хорошенькая брюнетка в декольтированном розовом платье повернулась на своих высоких каблучках и пошла в сторону квартиры Тристана.

– Ух ты, какая послушная, – съязвила Аманда, – Может быть, она прибегает и на свист?

– Очень смешно, – недовольно пробормотал Тристан.

– Так значит, Банни? – Аманда тем временем осторожно обходила его массивную фигуру, выбираясь на освещенную дорожку, поближе к своему безопасному жилищу. – Пикантное имя.

Тристан шагнул к ней с угрожающим видом. Свет фонаря вдруг отразился в стеклах его очков, скрыв выражение глаз.

– А существу какого пола принадлежит имя Тедди? По крайней мере, Банни – это имя, по которому можно судить, с кем имеешь дело.

До этого момента Аманда осторожно продолжала осуществлять свой план отступления, но при имени Тедди она резко остановилась и замерла, в негодовании вздернув подбородок.

– Какого черта, что вы знаете о Тедди? Вы говорили с Рондой?

– Нет, – ответил Тристан. «Наверняка, говорил», – подумала Аманда.

– Хорошо же. Что касается Тедди, то до этого вам нет никакого дела, – Аманда повернулась к нему спиной и быстро пошла к дому. – Возвращайтесь к своей крольчихе Банни, лейтенант, я иду домой спать.

Но он уже дышал ей в затылок.

– Я провожу вас до двери.

– Да какого…

Аманда оборвала речь и ускорила шаги. Спорить с ним не имело никакого смысла. Аманда достала ключ еще до того, как дошла до двери, моментально отперла замок и отворила ее, а войдя в квартиру, резко повернулась к Тристану. Упершись одной рукой в дверной косяк и придавливая дверь другой рукой, она заглянула ему прямо в глаза и сказала:

– И не лапайте меня больше, мистер ковбой. Я отказываюсь играть в такие игры.

Затем она резко захлопнула дверь перед самым его носом.

– А, будь все проклято! – Тристан в бессильном бешенстве хлопнул ладонью по дверному косяку. В полной прострации он взирал на гладкую шоколадного цвета поверхность двери. Куда же подевалось все его холодное самообладание? Он просто не может взять себя в руки. Его сердце бьется с такой силой, что кажется, оно вот-вот разнесет вдребезги грудную клетку. Разгоряченная кровь лихорадочно пульсирует в сосудах. «Но, откровенно говоря, – подумал он, – поведение было далеко не профессиональным, особенно после того, как она брякнула насчет папочки. Если бы только Банни не прервала их разговор… О, дьявол, Банни!» И, заставив себя успокоиться, Тристан пошел к лестнице, ведущей в его квартиру.

Когда открылась дверь, Банни, сидя на кушетке, пристально посмотрела на ввалившегося в комнату Тристана. Она решила, что он отсутствовал слишком долго и поэтому вознамерилась показать ему, что его появление не привело ее в бешеный восторг. Захлопнув пудреницу и убрав ее вместе с расческой в сумочку, она с раздражением сказала:

– Ты вернулся как раз вовремя. Эйс попытался взобраться к ней на колени, но она отшвырнула его в сторону и принялась старательно отряхивать собачью шерсть с юбки.

– Я извиняюсь за задержку, – сказал Тристан, остановившись в дверях и беспомощно на нее глядя. Проклятье. Что ему теперь делать?

Эйс бесформенным шерстистым клубком скатился с дивана, потом, отряхнувшись и придя в себя от нелюбезного обращения гостьи, подбежал к хозяину. Он пошатывался и покачивался от радости и вилял хвостом с такой силой, что несуразное тельце щенка ходило ходуном. Тристан наклонился и взял его на руки, рассеянно гладя по голове.

По мрачному выражению лица Банни Тристан понял, что ему придется произнести немало сладких слов, прежде чем удастся восстановить между ними те добрые отношения, которые сложились до того, как Эйс начал лаять в окно. Неожиданный лай собаки прервал тогда их быстрое сближение, сулившее вылиться в ночь, полную сексуальных радостей. Теперь же он удостоверился, что легкое розовое платьице, которое ему тогда так легко удалось с нее снять, вновь на месте, волосы старательно причесаны, а губы покрыты свежим слоем помады. Все это неуклонно свидетельствовало о том, что ее настроение всерьез испортилось. – «Дерьмо же я!» – И это после того, как пришлось большую часть вечера провести, ухаживая за ней в баре неподалеку от полицейского управления на глазах у всех коллег-зубоскалов. Ему действительно приятно было проводить с ней время, не только потому, что он предвкушал сексуальную развязку: они хорошо потанцевали и выпили. Правда, она слишком много болтала, причем, в основном о модах, которые его совершенно не интересовали, но в этом был свой плюс – ему не надо было напрягать мозги, изобретая очередную интересную для нее тему разговора, тем более, что мастером потрепать языком он явно себя не считал. Второй плюс заключался в том, что она, в отличие от иных женщин, очень восторженно отреагировала, увидев его пистолет.

Тристан усадил Эйса в корзиночку и подошел к дивану. Его просто распирало от подавленных желаний естества и агрессии. "Ладно, что делать, – решил он, – нет смысла жаловаться и проявлять недовольство. Просто придется начать все сначала''.

Нежно погладив пальцем Банни по щеке, он склонился к ней и проворковал:

– Мне действительно очень жаль, что я оставил тебя так надолго.

– Кто была эта женщина, Тристан? – резко спросила Банни.

Тристан моментально застыл и внутренне весь сжался.

– Кто-кто? – он непроизвольно откинулся назад и заглянул ей в лицо. – А, ты имеешь в виду ту, которая была в саду?

Банни молча кивнула.

– Она просто хозяйка моей квартиры, – положив опять палец на ее щеку, он снова приблизился к ней. Опять все сначала. Только уже теперь он почувствовал себя полностью опустошенным. Все уже было не так.

– И ты всегда целуешь свою квартирную хозяйку, желая ей доброй ночи, когда другая женщина ждет-не дождется тебя?

Шепотом выругавшись, Тристан резко отодвинулся на диване. Откинув голову на спинку, он с остервенением стал разглядывать потолок.

– Я не целовал ее.

– Ну ладно, извини, – Банни раскрыла свою сумочку и вынула оттуда пачку сигарет. Закурив, она оглянулась вокруг себя в поисках пепельницы. Поскольку пепельницы рядом не оказалось, она бросила спичку прямо в блюдце, стоявшее на маленьком столике рядом с диваном. – А мне почему-то показалось, что ты собирался повалить ее прямо на холодную и жесткую землю и тут же зверски овладеть ею.

Она пустила струю дыма прямо ему в лицо.

– Наверное, ты на минутку упустил из виду, что уже привел домой кое-кого для этой цели.

– Что за чушь, – прорычал он, прекрасно сознавая, что она все же была права. Только теперь он понял истинную причину того, зачем он привел сюда Банни. Ему очень нелегко было маяться здесь целые ночи напролет одному, все время думая о том, что Аманда Чарльз мирно спит себе в кровати как раз над его головой. Каждая ночь превращалась для него в сущую пытку, ибо его преследовали мысли и желания, о которых он забыл с тех пор, как перестал быть подростком. Он пытался угадать цвет ее сосков и форму ее груди, что она надевает, ложась в постель, и надевает ли она вообще что-нибудь. Это только сексуальное влечение и ничего больше, постоянно внушал он себе, терпеливо ожидая, когда же наконец наваждение кончится и на смену ему придет равнодушное спокойствие. Но то, что притягивало его к Аманде, оказалось намного сильнее всего, что ему приходилось раньше испытывать в жизни.

К черту эту белокурую ведьму! Забыть о ней! Кто дал ей право так глубоко вторгаться к нему в душу? За все время знакомства она и улыбнулась-то ему только один-единственный раз, и тем не менее он постоянно думает о ней. И вот сегодня в саду в голову к нему пришла бредовая мысль: если он не может получить того, чего так жаждет, придется взять это силой. Он уже дошел до ручки в своих идиотских фантазиях об Аманде, дошел до настоящего изнурения. Наконец, стиснув зубы, он просто решил найти себе другую женщину. Он жаждал настоящего женского тела, хотел почувствовать его тепло, а не свою ладонь, когда его воображение рисовало перед ним самые фантастические мечты.

– Ну хватит. А то и я сейчас свихнусь, – раздраженно сказала Банни. Резко загасив сигарету, она встала с дивана и теперь холодно взирала на Тристана. Затем она произнесла безжалостным тоном:

– Послушай, не надо мне врать. Я некоторое время стояла в саду и наблюдала, как ты общался со своей квартирной хозяйкой, перед тем, как окликнуть тебя. Скажу тебе честно: эта твоя хозяйка совершенно безнадежный вариант. А вообще, если она тебя так заводит, почему бы действительно не попробовать? Но ведь ты боишься ее попробовать, не так ли? Бедный большой коп, – она фыркнула. – Ладно, послушай, радость моя, может, ты и прав, что не рискуешь ее трахнуть: она похожа на тех, которые завлекают, а потом динамит, и от которых одна путаница и головная боль.

Тристан слушал ее молча и с совершенно бесстрастным видом. То впечатление женской непосредственности, которое сперва привлекло его в Банни, совершенно рассеялось. Перед ним предстала женщина, по-настоящему зрелая и даже слишком умудренная в знании этого жестокого мира. Последняя иллюзия о его наивности и невинности стремительно растаяла, когда Банни выплеснула все свое раздражение, красочно изобразив сексуальный портрет Аманды. Проклятье, он ведь хотел, чтобы вечер прошел совсем по-иному. Ему было так невыносимо одиноко, и этой ночью он так рассчитывал на женское тепло. Если бы только она держала свой противный рот закрытым…

Даже теперь он знал, что может переломить ее настроение. Достаточно будет сказать ей несколько приятных фраз и комплиментов, сделать одно-два пренебрежительных замечания в адрес Аманды…

Внезапно он вскочил на ноги. От этой женщины ему не нужно никакого тепла. Он был просто ослеплен, одержим своей сексуальной неудовлетворенностью и с самого начала обманывал себя, выдумав, что Банни ему нравится.

– Вот, надевай, – холодно скомандовал он, сняв с вешалки ее пальто и протянув ей. – Надевай, – повторил он, видя, что она стоит в нерешительности, уперев руки в бока. – Я отвезу тебя домой.

От неожиданности у Банни просто отвисла челюсть.

– Ты отвезешь меня домой?

– Да, я непременно сделаю это, – он поспешно надел на нее пальто и вывел Банни из квартиры. – По правде говоря, Банни, тебе не на что жаловаться. Ты мне действительно понравилась, милая, и я подумал, что нам будет хорошо вдвоем. Но нельзя же так входить в дом к чужому мужчине и тут же начинать на него шипеть и наступать ему на больные мозоли, делать обидные замечания о женщине, которую ты даже не знаешь. А потом ожидать, что мужчина утрется…

– Я думаю… – начала было Банни.

– Что я просто не в себе? А я и сам это знаю, – продолжил ее фразу Тристан.

Он открыл дверцу машины и помог ей усесться на сиденье, придерживая дверцу, он продолжал глядеть на нее. Так они молча смотрели друг на друга, и вдруг Тристан понял, что в его жизни произошел какой-то перелом. Он хотел обладать только Амандой Чарльз. Она буквально блокировала его способность иметь дело с другими женщинами. Эта страсть стала для него даже важнее привязанности к любимой работе. Наконец он выяснил это для себя. Он перестал ходить вокруг да около и честно признал это, как свершившийся факт.

Факт есть факт, но он может никогда не добиться того, чего так ждет. И все же он никогда больше не будет удовлетворяться тем, что можно так легко получить. Во всем должен быть какой-то смысл, а иначе зачем все это нужно?

– Я одинок, милая, не отрицаю, – тихо проговорил он наконец. – Но поверь, Банни, я не настолько не в себе, как тебе кажется.

И он вежливо захлопнул дверцу машины…

Глава 9

Очень рано утром в тот же день посыльный принес Ронде цветок.

Несколько минут после того, как посыльный ушел, Ронда, как парализованная, стояла и смотрела на розу, изящно упакованную в вощеную бумагу. Наконец, преодолев нашедшее на нее остолбенение и внутренне все еще сомневаясь в реальности подарка, она распаковала сверток и извлекла оттуда действительно бесподобную розу.

Слабое эхо от стука захлопнувшейся входной двери, доносившейся снизу из холла, насторожило ее. С некоторым беспокойством она оглянулась вокруг себя и убедилась, что она одна в доме. Какая досада! Почему именно сегодня Аманда работает, ведь именно сейчас ей больше всего хотелось бы быть в ее обществе.

Она отбросила остатки упаковки и, взяв розу в руку, впилась взглядом в безукоризненно прекрасный цветок на длинной ветви. Веки ее слегка приспустились, но глаза светились необычным восторгом. О, дьявол. Казалось, она вот-вот заплачет. Господи, она даже слов не могла подыскать, чтобы выразить свой восторг, а ведь это всего лишь цветок.

Всего лишь…

Ей уже двадцать семь лет от роду, но она ни разу в жизни, ни разу до этой ночи не получала в подарок цветов.

Немного странно, не правда ли? Мужчины платили за нее в ресторанах, покупали ей выпивку и билеты на разные шоу. Они посылали ей в подарок шоколад, вино, шампанское. Один мужчина даже подарил ей как-то симпатичного котенка. Два других предлагали приобрести ей драгоценности, и многие хотели подарить что-нибудь из одежды… Предложения такого рода подарков она отвергала сразу же, может быть, даже чрезмерно резко. Дело в том, что эти предложения слишком явно напоминали ей о том способе зарабатывать на жизнь, который был чрезвычайно распространен у женщин, в среде которых она выросла.

Но еще никогда ни один из ее мужчин не дарил ей цветы.

Она вытащила маленькую белую карточку из крошечного конвертика, приколотого к колючему стеблю розы, и прочла несколько слов, написанных на ней.

Ронда находилась в некотором недоумении. Наверняка этот подарок прислал Чад, но разве это не странно? Ведь Аманда была глубоко убеждена в том, что от их отношений повеяло холодом. По крайней мере, в своих чувствах она разбиралась хорошо и понимала, что ее влечение к нему потеряло прежнюю притягательность и остроту. Но ведь она была абсолютно уверена в том, что то же самое происходит и с ним.

Она как раз постоянно раздумывала обо всем этом все последние два дня. Честно говоря, только об этом она и думала. И пришла к выводу, что они с Чадом очень схожи: каждый живет ради утех в настоящем, даже если это подрывает его надежду на будущее. Оба очень высокого мнения о сексе и пытаются найти в нем замену отсутствующей любви. Чад был ее двойником мужского пола. Оба они были подобны мотылькам, неспособным подолгу порхать на одном месте. Она сама не знала почему, но ее всегда влекло к мужчинам, которые, как и она, прекрасно понимали, что рано или поздно очередной роман закончится и придет время расстаться.

Но эти восхитительные моменты бывали очень редко. Она с грустью подумала, что все это, наверное, забавно, но это ее дорога, ее собственный выбор, и он ей по-прежнему нравился.

Поначалу.

Но потом неизменно наступал момент, когда ее начинала травмировать вынужденная сиюминутность. Без минуты отдыха. Безостановочная сексуальная круговерть – даже без мысли обрести любовь. Иногда она определенно чувствовала, что Бог осуждает ее.

Ей было приятно мечтать, что где-то далеко-далеко есть мужчина, который возьмет ее однажды и навсегда – он примет ее такой, какая она есть на самом деле, и будет любить ее, несмотря ни на что. Но то были лишь случайные фантазии. В реальности же она не верила, что такой мужчина вообще существует.

Она понимала, что в жизни – как на велосипеде: если не будешь быстро крутить педали, обязательно упадешь.

Но что она чувствовала по отношению к Чаду, когда нежно проводила бархатистыми лепестками цветка по губам, необычное чувство нежности и тоски охватило ее. Это не означало, что оно могло быть перенесено в ее реальную жизнь, но на какой-то один короткий перерыв во времени к мужчине, пославшему этот великолепный дар, она испытала самое близкое к любви чувство.

Карточка приглашала ее по незнакомому адресу, и это, вероятно, означало просто – Чад. Она взглянула на часы на стене – двадцать минут третьего утра. Приглашение было на три.

Она ужасно устала. Но все же…

Женщина не должна немедленно нестись во весь опор на свидание, даже если мужчина послал ей такой прекрасный цветок, не так ли? Это выглядело бы как излишняя заинтересованность. Все на самом деле было не так прекрасно. Ужасно, что Аманды здесь нет.

Она, вероятно, дала бы совет, как соблюсти все правила этикета в подобной ситуации.

О, черт подери! Она не могла больше терпеть.

Ронда достала подробный план города и принялась разыскивать на нем нужную ей улицу. Ведь ей было просто необходимо определить, как добраться туда. Она полагала, что на этом месте должен быть ресторан, отель или что-нибудь в этом роде. Конечно, это не может быть в центре, но если и на окраине, то она могла поклясться, что в самом центре индустриального района.

Итак, она оказалась права.

«Хорошо, детка, – сказала сама себе Ронда, садясь в свою машину на ярко освещенной фонарями стоянке без двух минут три. – Хорошо бы узнать, что на этот раз подсказывает тебе твой инстинкт. Тогда ты права, ты в порядке…»

Она снова достала карточку и сверила адрес с написанным на стеклянной двери офиса. Адреса совпали.

Что, черт подери, что он собирается делать здесь и еще в такое время? Эта местность никак не напоминала своим обликом места начала романа с таинственной розой. Она даст Чаду пять минут на то, чтобы появиться и объяснить в чем дело, а потом она уедет.

Ронда опустила стекло на дверце машины и щелкнула запором, чтобы быть уверенной, что она в безопасности. Жизнь в Чикаго ее многому научила. Она не любила ощущений, подобных охватившему ее сейчас, и инстинкт говорил ей, что она должна срочно сматываться отсюда ко всем чертям.

Он появился непонятно откуда, незаметно приблизившись к противоположной дверце машины. Первое, что увидела Ронда, это то, что он уже стоял вплотную к машине и пытался открыть дверцу. Со своего места она могла видеть только его торс от середины груди и ниже. Ронда даже почувствовала некоторое облегчение от того, что он, наконец, здесь и все ей теперь объяснит. Его объяснения должны были быть убедительными. Ее страшно интересовало, почему он выбрал столь непрезентабельное место. Она повернулась на сиденье, чтобы он смог сразу же увидеть ее, когда нагнется, чтобы поприветствовать.

Он стоял неестественно тихо, совсем без движения, и это заставило Ронду положить руку на ключ зажигания. Она выросла в приюте, и это научило ее всегда быть начеку, тем более сейчас внутри нее инстинкт зажег красный сигнал тревоги. Почему он стоит там так тихо, вместо того, чтобы наклониться и поприветствовать ее, что было бы так естественно, и почему он не показывает ей своего лица?

Ясно, что он не хочет, чтобы она видела его лицо. От страха Ронду словно бы обдало холодом. Медленно она вернулась на свое место и тихо стала поворачивать ключ зажигания.

– Иди сюда, Ронда, – проговорил он. Его голос прозвучал неясно и приглушенно за оконным стеклом. – Открой дверь. Он отошел и подергал за ручку. И тогда она увидела, что на руках его были хирургические перчатки.

– О, нет! О черт! О Боже… – Ронда развернула колеса и нажала на газ. Руки мужчины в перчатках скользнули по крылу автомобиля, когда она подала машину назад. Ронда проехала почти пятнадцать футов, прежде чем нажала на тормоза. От резкого торможения ее сначала швырнуло грудью на руль, затем отбросило назад на спинку сиденья. Она замерла и с ужасом рассматривала его при свете неоновой рекламы.

Кого-то он ей определенно напоминал. Кто же этот парень? Его улыбка была какой-то ненатуральной, она наводила страх.

Он сделал шаг по направлению к машине, и Ронда почувствовала, что от всей его фигуры веет смертельной угрозой.

Но инстинкт самосохранения заставил ее мертвой хваткой вцепиться в руль. Она попыталась включить зажигание, но трясущиеся руки никак не слушались ее.

А человек стремительно приближался. Он был уже совсем рядом. Через мгновенье его чудовищное лицо уже прижималось к стеклу. Еще через миг он схватился за дверь и с чудовищным усилием смог приоткрыть ее. Наконец Ронде удалось завести машину. Она резко дернулась, и страшная фигура на миг исчезла… Машина подпрыгнула и заглохла на самом краю канавы, чудом не перевернувшись. Ронда с трудом выровняла ее и рванула с места так, как будто за ней гнались все демоны ада.

А чудовище пристально смотрело ей в след, растягивая губы в кошмарном оскале…

Аманде не спалось. Она все еще пребывала под впечатлением своей перепалки с Маклофлином. И какой был смысл так орать. Наконец, слегка успокоившись, она разделась и улеглась в постель. «Что за дьявольская ночь», размышляла она.

И в этот момент за дверью она уловила какой-то скрип.

Она замерла, прислушалась, затем выдохнула:

– Кто это?

– Аманда, пожалуйста, впусти меня, – до нее донесся испуганный шепот Ронды.

– Что.., что случилось, Ронда? – спросила она, потом дотронулась до руки подруги:

– Ты – в порядке?

– Да. Дай, отдышусь… Ронда пару раз глубоко вздохнула, потом продолжила:

– Это была маска.

– Что? Ради всего святого, что происходит, Ронда?

– Маска, – ответила Ронда. – Одна из этих резиновых, скрывающих лицо масок с волосами и всем прочим… – Она судорожно сглотнула. – Конечно то-то мне все казалось, что что-то здесь не так… Его голова была огромной… Больше, чем у нормального человека. Да еще эта улыбка. Конечно же, это была маска…

И тут она рассказала Аманде все. Аманда в ужасе уставилась на подругу, на мгновенье лишившись дара речи.

– Ты что, с ума сошла? – голос ее понизился до свистящего шепота. – Ты пошла на встречу с мужчиной туда.., в три часа по утру, в то время, когда убийца разгуливает на свободе? Вот уж не думала, что тебе жизнь не дорога…

– Милая, пожалуйста, – раздраженно ответила Ронда. – Ради Бога, не читай мне нотаций… У меня чуть крыша не поехала, и я еще совсем не отошла от случившегося. И вот что уж мне сейчас точно не нужно, так это нота.., но…

Она не смогла закончить фразу, так как затряслась от сдерживаемых рыданий.

– О, Боже, Ронда, ну прости, пожалуйста, ну прости, – вскрикнула Аманда, бросившись к ней на грудь и крепко прижав ее к себе. – Ты ведь моя лучшая подруга, единственная во всем мире. И я не могу потерять еще и тебя. И я… – и тут же ее осенило. Она резко откачнулась от Ронды и воскликнула:

– О, Господи, Ронда, нам же надо прямо сейчас позвать Маклофлина.

– Его нет дома. Я же сперва пыталась достучаться к нему…

Аманда знала, что в такой момент думать так о подруге просто невеликодушно, но она ничего не могла с собой поделать. Ее задело то, что Ронда обратилась сперва к лейтенанту, а не к ней.

Нет, она категорически запрещает себе так думать. Ну конечно же, Ронда должна была сперва обратиться к полицейскому, а потом уже бежать к подруге. Несколько часов назад у него там была женщина. Может быть, он просто не желает отвечать на стук?

– Я стучала очень сильно и долго, – ответила Ронда, вежливо высвобождаясь из объятий Аманды. Аманда потянула ее на кухню. – Он не мог меня не услышать, ведь ты знаешь Маклофлина, этого типчика просто распирает от чувства ответственности. Уж поверь ты мне, я так дубасила в дверь, что он непременно бы расслышал мой стук даже в момент сильнейшего оргазма и наверняка отворил. Так что, скорее всего, его нет дома.

Аманде вдруг захотелось провалиться сквозь землю, когда она услышала, как Ронда вскользь упомянула о сексуальных забавах Маклофлина.

– Неужели он там с этой Банни, с ее мягким и женственным голосом и легкомысленным платьем! Хорошо, но тогда остается обратиться только к детективу Кэшу. Давай позвоним ему.

– Отличная идея, но, Мэнди, свари мне, пожалуйста, хотя бы чашечку кофе: я так продрогла, у меня до сих пор даже руки дрожат.

– О, Ронда, ну конечно же, – Аманда тут же повернулась к плите, наполнила водой чайник, потом отлучилась на минуту, набрав номер Джо Кэша. Вбежав обратно в кухню, она насыпала кофейные бобы в кофемолку и, быстро смолов, высыпала содержимое в кипяток. – Сейчас ты у меня быстро согреешься, – сказала она, наливая в чашку еще кипящий кофе.

– Спасибо, детка, – поблагодарила Ронда, осторожно отхлебывая обжигающий напиток. Только сейчас до нее дошел смысл слов, оброненных Амандой. Итак, Маклофлин приводил к себе женщину. Странно, это удивило Ронду. Ей очень хотелось узнать, что думает по этому поводу Аманда, но она понимала, что лучше будет помолчать. Да и зачем спрашивать. Аманда наверняка ответит, что Маклофлин живет своей собственной жизнью, и что ей до него нет никакого дела. Или скажет еще какую-нибудь вежливую глупость в таком же духе.

Ронда искренне сожалела, что лейтенанта не оказалось дома. Но за неимением лейтенанта, она надеялась, что сюда как можно скорее явится детектив Кэш. Что-то этой ночью она не чувствует себя в безопасности, внутренне она продолжала содрогаться, и мысль о смертельной угрозе, которой она только что подверглась, периодически наваливалась на нее тяжелым грузом. Она была возмущена, травмирована и напугана. Самое большое негодование вызывало то, что этот извращенец сумел нащупать самые тонкие струны ее души, послав этот паршивый цветок.

Она снова начала без умолку болтать и никак не могла остановиться, даже тогда, когда прибыл Кэш. Она не могла заставить себя говорить связно и все несла какую-то околесицу. Джо попытался наводящими вопросами ввести разговор в нужное русло, но она никак не могла сконцентрировать свое внимание и все время отклонялась от темы. В глубине души ей хотелось замолчать, хотелось, чтобы вокруг была абсолютная тишина, но ее нервы буквально гудели как натянутые провода, а она продолжала болтать и болтать. К тому же, ей с трудом удавалось усидеть на месте.

– Получить в подарок цветок – для меня это было нечто вроде приглашения на первый бал, – сказала она. – Ты ходила на первый бал, Мэнди?

– Нет, тогда как раз умерла Тедди.

– Я тоже на нем не была. Немногие из девушек моего окружения были приглашены на первый бал. Нас в основном приглашали разные парни разделить с ними заднее сиденье машины. Ты знаешь, что, как правило, я принимала эти приглашения. Именно поэтому принесенный посыльным цветок вызвал у меня такое же ощущение, как будто бы я приглашена на бал самым знаменитым капитаном футбольной команды. Надеть на себя лучшее платье, а потом услышать, как он назначает тебе свидание в полночь… Минут двадцать после того я чувствовала себя совершенно невинной и юной, такой, какой я, наверное, никогда не была. Это было ни с чем не сравнимое чувство, и теперь я убить его готова за то, что он все изгадил.

Тут Ронда заметила, что Джо следит за ней оценивающим взглядом и испытала редкое в ее жизни чувство замешательства: «Боже, должно быть, он считает меня последней идиоткой, наблюдая, как я распинаюсь из-за этого дурацкого цветка, когда только что меня чуть не убили. И как ему объяснить, что мысль об этом единственном в жизни цветке травмирует меня больше, чем все, что произошло сегодня ночью, или даже за всю мою несчастную жизнь. Как это объяснить человеку, который не вырос, как я, в кварталах для бедноты, где люди существуют только на пособие, и все такое…»

И все же Аманда, воспитанная в среде на десять порядков выше того окружения, из которого вырвалась Ронда, почему-то инстинктивно оказалась способна понять то, что чувствует несчастная подруга. Вот она уселась рядом с ней на диване и обняла ее.

– Тебе очень тяжело, да? – прошептала Аманда. – Я знаю, этот подонок с помощью этого проклятого цветка сделал с тобой то же самое, что сделали мои родители с Тедди, когда они сообщили ей правду о ее дружке. Я хорошо понимаю тебя, Ронда. Ведь ты совершенно этого не заслужила.

Услышав такие слова, Ронда чуть не разрыдалась, а этого с ней не случалось уже.., она и забыла, когда плакала в последний раз. Вместо этого она судорожно сжала Аманду в своих объятиях, а потом резко отстранилась от нее. Сочувствие Аманды помогло ей собрать свои нервы в кулак. Теперь она чувствовала себя чуть-чуть менее обездоленной. Ронда посмотрела прямо в глаза Джо Кэшу и проговорила голосом, по ее убеждению, полным холодной деловитости:

– Я готова отвечать на все ваши вопросы. Но Джо едва успел раскрыть записную книжку, как раздался настойчивый стук в дверь.

– Должно быть, это лейтенант, – успокоил он обеих женщин, увидев их чрезвычайную нервозную реакцию.

Его предположение подтвердилось. Тристан буквально влетел в квартиру, как только Джо открыл дверь.

– Аманда? – почти прохрипел он.

– Ронда, – ответил Джо.

– Боже, – выдохнул Тристан и нервно провел рукой по своим густым, коротко остриженным волосам. – Я так и знал: что-то случилось. Я это понял сразу, как только увидел твою машину возле дома, свет в окнах, я подумал… – его голос резко пресекся. Внезапно замолчав, Тристан стал нервно поправлять очки на носу. Потом, успокоившись, спросил:

– С ней все в порядке?

– Да, проходи быстрее. Она как раз хотела изложить мне детали случившегося.

Вкратце Джо рассказал Тристану то, что пережила Ронда.

Войдя в гостиную, Тристан сразу же направился к Ронде.

– С вами все в порядке, милая? – спросил он как можно любезнее.

– Да. Вначале я немного обалдела от случившегося, но сейчас все в порядке.

– Отлично. Вы можете мне еще раз рассказать, что же с вами произошло? – спросил Тристан, бросив быстрый взгляд на Аманду, сидевшую рядом с подругой. На ней был только приталенный халатик цвета морской волны. Из-под него выглядывала по-пуритански закрытая и длинная ночная сорочка. Ему очень трудно было смотреть на нее и заставлять себя не думать о том, что случилось этим вечером, или ночью, или утром, черт знает, когда это случилось. Но он не может, не имеет права вспоминать об этом сейчас. Он должен полностью сосредоточиться на расследовании. Тристан отвел глаза в сторону и стал внимательно выслушивать показания Ронды.

– Вы сказали: на нем была маска? – переспросил Маклофлин.

– Да, я поняла это, только приехав сюда. Ведь я видела его при свете неоновых огней, и он показался мне в чем-то знакомым, но каким-то странным. У него была слишком большая голова, это, во-первых, висящие усы, белокурая шевелюра волос, зачесанных назад, и огромный нос, большой массивный подбородок и… – она судорожно сглотнула. – Я подумала: кого же напоминает мне этот парень? Ведь он похож на кого-то из тех, кого я видела раньше. Но только приехав сюда, я поняла, что на нем была резиновая маска. Ну, понимаете, такая, что закрывает всю голову. Она копирует лицо известного футболиста или кого-то в этом роде. Подождите, нет, подождите… Это было лицо известного борца. Ханка Холгена, по-моему.

– Ханка Холгена? – переспросил Джо.

– Да, кажется, так. Конечно, от этой информации вам будет мало пользы, ведь на нем была маска, а на руках резиновые перчатки. Так что на моей машине не осталось никаких отпечатков.

– Ну, вам не стоит об этом беспокоиться, – ободряюще улыбнулся ей Тристан. – Что вы можете сказать о его руках? Попробуйте вспомнить, какие у него были пальцы: длинные – короткие, тонкие – толстые?

– О, Боже. Я ни в чем не уверена. Знаете, что пронеслось у меня в мозгу, когда я увидела, что на нем хирургические перчатки? Это Крюк. Припоминаете? В детстве мы пугали друг друга дурацкими историями про Крюка…

Тристан был явно озадачен.

– Кто это такой – Крюк?

– Смеетесь надо мной, что ли? Разве вы никогда о нем не слышали? Ну объясните ему, детектив, – обратилась она за помощью к Джо.

– Крюк – это излюбленный персонаж современной байки про привидение. Сюжеты варьируются. Ну например: в каком-то пустынном уголке в автомобиле уединилась пара. Вдруг она слышат по радио срочное сообщение, что из клиники душевнобольных, расположенной неподалеку, бежал маньяк-убийца. Его можно опознать по металлическому протезу в форме крюка на правой руке. Ясно, они начинают нервничать и в конце концов решают поскорее возвратиться домой. Они заводят мотор и на полной скорости сматываются. И вот они приезжают домой, и парень выходит из машины, чтобы открыть дверцу своей девушке, и тут он видит, что к ручке дверцы прицепился…

– Крюк, – одновременно взвизгнули Ронда и Аманда, а Ронда при этом еще и нервно обхватила себя руками.

– У меня до сих пор мурашки идут по коже, – пожаловалась она, а затем, вновь став серьезной, повернулась к Тристану, который никак не мог взять себе в толк: почему три вроде бы достаточно взрослых человека, забыв о деле, увлеклись старой, дурацкой историей. – Так или иначе, лейтенант, но когда я увидела перчатки у него на руках, я вдруг подумала о Крюке. Ведь может быть только одна причина, почему на мужчине надеты медицинские перчатки, да еще на пустынном паркинге, в три часа ночи, не правда ли? Он явно не собирался заниматься там нейрохирургией. Меня тогда охватил такой же ужас, как от рассказов о Крюке. И мне ужасно обидно, но я правда ничего не заметила в отношении размеров его рук, пальцев или чего-то там еще.

– Что вы можете сказать о его росте? Телосложении?

– Я это припоминаю. Он среднего роста. Этак пять футов десять-одиннадцать дюймов. А телосложения – атлетического. Но он поджарый, понимаете? Не такой большой и мускулистый, как вы, лейтенант, а скорее напоминает танцора. В самом деле… – вдруг у нее перехватило горло. – Нет, не может быть!

– Что? – прокричали присутствующие все разом.

Ронда полуприкрыла глаза, как бы переживая заново очень важное воспоминание.

– Боже, но он сделал это! – она широко раскрыла глаза и уставилась на них. Выглядела она совсем изумленной.

– Что же он сделал, мисс Смит?

– Он сделал «жете».

– Что? – Аманда буквально подпрыгнула.

– Когда я попыталась догнать его на своей машине, он сделал «жете».

– Что за дьявольское свинство это «жете»? – взорвался Тристан.

И в тот же момент Ронда сказала Аманде:

– Да, он наверняка танцор.

На секунду воцарилась полная тишина. Затем Тристан уже спокойно повторил свой вопрос:

– Что такое «жете», мисс Смит?

– Покажи ему, Аманда.

– Не поняла? – Аманда посмотрела на свою подругу так, будто та сошла с ума.

– У Аманды одно из лучших «жете» во внебалетном танце, – сказала Ронда. Потом она повторила Аманде. – Покажи ему.

– Но не могу же я продемонстрировать «жете» в ночной сорочке.

– Тогда пойди надень свое чертово трико. Все равно получится быстрее, чем объяснять.

– Да какого… – начала было Аманда, но вдруг осеклась и смиренно отправилась в спальню переодеваться.

Тристану показалось, будто бы он услышал, как она пробормотала что-то о том, как все это странно, но он не был в этом уверен. Быстрее, чем он предполагал, она вернулась назад. Ее длинные ноги обтягивало легкое трико. Пара толстых шерстяных носков обнимала лодыжки, и пара изящных черных балетных туфель красовалась на ногах.

– Готовы? – спросила Аманда. И когда мужчины согласно кивнули, добавила с холодной сосредоточенностью:

– Отойдите, пожалуйста, в сторону. Мне понадобится место.

Они уселись поодаль.

Аманда сделала несколько быстрых и легких шажков, а затем взлетела в воздух. Ее правая нога вытянулась вперед, а левая – назад, так что вместе они образовывали почти идеальную горизонтальную линию в трех футах от пола. Она мягко приземлилась на мысок своей правой ступни, примерно в восьми футах от того места, откуда она начала прыжок.

– Теперь понятно? – спросила Ронда, но Тристан не сразу отреагировал на ее вопрос потому, что перед его глазами все еще парила Аманда. Он все еще видел ее прекрасные ножки, оцепенело наблюдал, как она, сделав прыжок, тут же грациозно покинула комнату даже не оглянувшись. Он невольно проводил ее взглядом. Проклятье! Он опять отключился от расследования! Какой непростительный непрофессионализм. Наконец он пришел в себя и обернулся к Ронде.

– Парень, ожидавший меня на месте парковки, сделал «жете», прежде, чем добежал до забора, – сказала она. – Затем, приземлившись, он использовал разгон, чтобы перемахнуть через него. Я столько раз видела «жете» в своей жизни, так привыкла к ним, что не сразу обратила на это внимание. Конечно, он выполнил свое «жете» без того совершенства и грации, которые присущи Мэнди, но все равно, я уверена, что это было «жете».

– Ваш друг Чад тоже танцор, – задумчиво проговорил Тристан, внимательно следя за тем, какова будет ее первая интуитивная реакция. Ведь чаще всего именно первая реакция говорила об очень многом. – Может быть, просто он решил сыграть с вами злую шутку?

Ронда нахмурилась.

– Такое вполне возможно, – неохотно призналась она. – В чем-то у них сходное телосложение. И все же… Я право не знаю, лейтенант. Тут я ничего не могу сказать.

– А что, ваши отношения с ним не претерпели в последнее время каких-либо изменений?

– Пожалуй, вы правы, я действительно была несколько удивлена, решив, что цветок принесли от него, так как подумала, что у нас происходит.., взаимное охлаждение.

– Мы обязательно проверим его алиби, – резюмировал Тристан. – И, пожалуй, нам придется с этого и начать.

«Проклятье», – думал он, вся эта история с каждой минутой становится все более странной.

– Вернемся к тому, с чего начали, – продолжил он. – Вы помните имя владельца цветочного магазина?

– Нет, к сожалению.

– А что-нибудь о посыльном вы сказать можете? Во что он был одет, в униформу?

– Нет, на нем были джинсы и свитер, незастегнутая куртка, и, кажется, бейсболка. Когда я увидела этот цветок, я уже больше ничего не замечала. Но вы, я думаю, что-нибудь можете установить по следам у подъезда. Ведь этот парень наверняка приезжал сюда на своей тачке, а значит наследил.

– Отличная мысль, милая. А как насчет записки?

– Ой, совсем забыла, она осталась на сиденье машины.

– Джо, – скомандовал Тристан.

– Уже иду, – ответил тот, забирая у Ронды ключи от машины и поспешно покидая комнату.

Тем временем в гостиную вернулась Аманда, неся с собой пластиковый пакетик.

– Детектив Кэш просил меня найти ему вот это, – сказала она.

– Положите его на стол, мисс Чарльз, – сказал Тристан, стараясь говорить не отрывая глаз от блокнота. – Он сию минуту вернется.

– Слушаюсь, сэр, – проворковала Аманда. Она плюхнулась на диван рядом с Рондой и от души зевнула, вежливо прикрыв рот ладошкой. Взглянув на Ронду откровенно сонными глазами, она спросила:

– Останешься у меня на остаток ночи?

– Спасибо, дорогая, это как раз то, что мне и нужно, – улыбнувшись подруге, ответила Ронда.

– Тебя не обидит, если я прямо сейчас отправлюсь спать, – продолжала Аманда. – Конечно, я могу остаться…

– Ну что ты. Иди себе и спи. Я сама постелю себе, когда лейтенант закончит свои дела.

Аманда бросила взгляд на другой конец комнаты, где сидел Маклофлин, упорно не отрывавший взгляда от своего блокнота. Потом она нагнулась и поцеловала Ронду:

– Спокойной ночи, дорогая.

– Спокойной ночи, – ответила ей подруга.

Тристан, не расслышавший, о чем они шептались, подождал, пока Аманда вышла из комнаты, а потом, оторвав взгляд от блокнота, нарочито небрежно спросил:

– Куда она пошла на этот раз?

– В постель, – язвительно ответила Ронда.

На короткий момент его серые глаза встретились с глазами Ронды. Потом он отвел их, поглядев на дверь, куда удалилась Аманда, затем заглянул в свой блокнот, и у него вы рвалось непроизвольное «Кха», – то ли вздох, то ли выдох.

Вернулся Джо, и они спрятали карточку в пластиковый пакет. К сожалению, на ней не было указано имя владельца цветочного магазина. Все, что на ней было изображено, – так это крошечный цветок в одном углу и несколько слов, написанных от руки. Впрочем, вряд ли они были написаны тем, кто послал записку. Но это уже что-то. С этого можно было начинать расследование. Еще битых двадцать минут они задавали Ронде разные вопросы, пытаясь выудить из нее крохи дополнительной информации о случившемся. Наконец, настал момент, когда полицейские исчерпали все свои вопросы и поднялись.

– Может быть, нам придется еще раз поговорить с вами, – сказал Тристан. – А сейчас советую вам отправиться в постель и на время выкинуть всю эту историю из головы. Вас проводить до вашей квартиры?

– Благодарю вас, не стоит. Сегодня л остаюсь у Аманды. Мне что-то совсем не хочется оставаться одной.

– Что ж, хорошо вас понимаю. Не забудьте запереть за нами дверь.

– Непременно. Спокойной ночи, лейтенант, детектив, – проговорила она, провожая их к выходу.

Тристан подождал, пока не услышал стук запираемой на засов двери. Только после этого он начал спускаться вниз по лестнице.

– Ну и история, – вздохнул он. – Хочешь принять по маленькой?

– Отличная идея, – согласился Кэш. Через минуту они уже удобно расположились на диване в комнате Тристана, закинув ноги на кофейный столик. Эйс радостно уселся между ними. Каждый держал в руке стакан.

– Итак, что ты об этом думаешь? – спросил Джо, выдыхая под потолок клубы дыма одной из тех немногих сигарет, которые он иногда позволял себе закурить.

– Черт его знает, что все это значит. Почему он выбрал своей мишенью именно Ронду Смит? Прежде этот тип интересовался исключительно блондинками. Так почему же он вдруг переключился на брюнетку? И как же он вызнал ее подноготную? Ведь он определенно знал ее имя и то, что у нее роман со Стируайлером…

– ..И умудрился попасть в ее самое уязвимое место, послав ей цветок, хотя, возможно ему просто случайно повезло, – добавил Джо.

– Что ты имеешь в виду, говоря про уязвимое место? – спросил Тристан, и Джо пересказал ему все, что услышал от Ронды о потрясении, пережитом ею при виде прекрасной розы.

Выслушав Джо, Тристан сдержался и промолчал, не выдав того, что распирало его изнутри. Он ограничился тем, что пробормотал:

– Проклятый подонок. Секунду они помолчали. Наконец Тристан поднял свой стакан, отхлебнул из него глоток виски и спросил:

– Как ты думаешь, какая репутация у этой Ронды? Может быть, всем известно, что с ней так же легко переспать, как выпить стакан воды?

– Да она прямо так мне и сказала, причем добавила, что вовсе этого не стыдится.

– А собственно, чего ей стыдиться, – холодно заметил Тристан. – Вопрос вот в чем: если она та женщина, о которой трепятся многие мужики, тогда наш подонок мог заполучить о ней информацию где угодно. Проклятье! Вся эта история становится еще более запутанной. Ведь вся штука в том, что сегодня ее мог напугать и кто-нибудь другой. Она из тех женщин, которые знаются почти с целым полком мужчин, возможно, кто-то из них чувствует себя здорово обиженным ею. Но чертовски возможно и то, что это был наш сукин сын, который съехал с привычной колеи по причине очередного сдвига. Итак, либо он, либо один из множества других ее кобелей.

– Вот именно, итак, полиция «здорово продвинулась» в расследовании.

– Точно, – ответил Тристан, и они обменялись печальными улыбками.

– Знаешь, в чем парадокс, Джо? – заметил Тристан. – Если бы Ронда не была женщиной, поднаторевшей в уличной жизни, наш подонок, если это был он, вряд ли бы даже услышал о ней. И в то же время, не имей она этого жестокого опыта, она никогда бы не выкарабкалась из сегодняшней передряги. Что и говорить, она не даст себя в обиду.

– Чертовски верно, – ответил Джо. – Вообще, я должен признаться, что даже восхищаюсь ею. Редко встречаются женщины, которые соображают так быстро. Но вот что я хотел у тебя спросить: чувствуешь ли ты нутром, кто за всем этим стоит?

– Похоже, это был он, Джо. Целый ряд признаков позволяет увязать сегодняшнюю историю с нашим убийцей. Посмотри, как хорошо была спланирована вся операция, как мастерски он к ней подбирался. И что важно – он не запаниковал, когда все обернулось против него. Вот почему мне кажется, что это именно его почерк. А ты что думаешь, Джо?

Джо отхлебнул из стакана.

– У меня нет опыта в таких делах, – сказал он, но нутром я чувствую то же самое. Думаю, впрочем, что любой коп на моем месте отреагировал бы так же. Вот почему он остановил свой выбор на Ронде Смит, хотелось бы мне знать?

– И мне бы тоже очень хотелось, – заметил Тристан, заставляя себя собраться. – Думаю, первое, что мы должны теперь сделать, – это проверить всех танцоров-мужчин. Господи, ведь их в городе наверняка не одна сотня , – он запустил пятерню в свою шевелюру. – Логично будет начать проверку с кабаре, используя список, который мы составили при нашем туда визите. По крайней мере попробуем проверить алиби каждого. Все-таки очень важно, что мисс Смит убеждена, что на нее покушался танцор. Вскоре Джо уехал.

Тристан остался в одиночестве в своей темной комнате. Он сидел на диване и почесывал щенячье пузо, раздумывая обо всем, что произошло за эти двадцать четыре часа. Наконец он не выдержал и, подчиняясь ему самому непонятному импульсу, снова надел ботинки, накинул куртку и вышел на улицу. Почему-то он решил нарушить собственный давний принцип не проявлять никакого личностного отношения к тем, кого он опекал. Причем он решил его нарушить не ради той женщины, о которой мечтал все последнее время.

Сев в машину, он направился к ночному цветочному магазину.

Подобрав небольшой симпатичный букет весенних цветов для Ронды Смит, он продолжал сомневаться, правильно ли он поступает.

С одной стороны, с точки зрения профессионала, то, что он делал – сущая крамола. Как ветеран полицейской службы, он осознавал, какую ошибку сейчас совершает. Нельзя касаться личной жизни людей, за безопасность которых отвечаешь как официальное лицо.

Но, честно говоря, сомненья его вертелись не только вокруг профессиональных принципов. Сделав подобный жест, он как бы перечеркивал то, чего старательно придерживался всю свою сознательную жизнь. Так что в результате он наверняка разрушит один из механизмов, которые защищали его собственную психику.

И все же он почувствовал, что должен это непременно сделать. Всей глубиной своей души он прекрасно понимал, почему от всей этой истории с цветком у Ронды осталось чувство, что ее предали. Он слишком хорошо знал, что означало вырасти в районе, где тебя считали счастливчиком, если тебе удавалось свести концы с концами. И вот сегодня Ронда получила такой подарок, который ненадолго пробудил в ее душе все нереализованные грезы юности. От этого она вдруг стала такой уязвимой, она, которая с детских лет поняла, впитала в себя, что только научившись защищаться можно обеспечить свое выживание.

Если бы она не поехала на свидание, цветок остался бы в ее памяти как прекрасное воспоминание, приоткрывшее дверь в иной мир.

Но она туда поехала. Ей удалось ускользнуть от человека, который, скорее всего, был опытным убийцей. Но несмотря на этот счастливый исход, в душе ее остался незаживающий шрам от того, что она восприняла как предательство своих лучших душевных порывов.

Тристан подошел к небольшому прилавку, на котором были разложены всевозможные карточки, и вдруг осознал, насколько безнадежна вся эта затея вычислить человека по той, полученной Рондой. Ведь такие прилавки имеются почти в каждом магазине цветов. И любой человек в любом магазине может не только сам ее заполнить, но и попросить это сделать кого-нибудь другого. Например, скучающего подростка и заплатить ему за то, чтобы он написал все, что требуется. Так что вряд ли спецам из лаборатории удастся выудить что-нибудь полезное из той карточки.

Тристан взял в руки карточку с красивой надписью «на особый случай». Еще немного поколебался, авторучка вертелась в его руке, – природная сдержанность сопротивлялась потребности сделать этот жест. И наконец он решился.

Размашистым почерком он написал:

«Воспоминание о первом цветке не замарает тот, кто не заслуживает воспоминаний».

И, как бы восстанавливая формальную дистанцию после столь неестественно интимного послания, подписался:

«Лейтенант Т.Маклофлин»

Глава 10

Обычно репетиции в кабаре проводились только тогда, когда готовилось выступление какой-нибудь новой «звезды». В постоянных репетициях просто не было нужды, потому что танцоры и так неплохо выполняли свои дежурные номера, которые Чарли менял не чаще трех-четырех раз в году. Однако «звезды» менялись каждые несколько недель. И каждый раз в течение двух, а то и трех дней танцоры вынуждены были посещать репетиции. Порой по прихоти очередной звезды эти репетиции затягивались еще на день или два. Это случалось тогда, когда в угоду знаменитости приходилось включать в представление совершенно незнакомые номера, ломая привычную рутину.

Если существовала в мире вещь, способная разозлить Чарли гораздо больше того обычного раздражения, в котором он постоянно пребывал, так это неожиданное отсутствие одного из танцоров. Впрочем, Чарли не был полным самодуром. Он готов был понять, что у каждого в жизни бывают разные ЧП, вышибающие порой человека из колеи. Например, танцор мог внезапно заболеть. Но его люди должны знать правила. С телефонами в городе не было проблем, так что всегда можно было набрать его номер и предупредить о своем отсутствии. Желательно заранее, чтобы он мог внести изменения в представление или перенести репетицию. Но если человек хотел и дальше работать в кабаре, он не имел права просто взять и исчезнуть. Во всех аналогичных заведениях Рено Чарли имел весьма неплохие связи. Так что полным безумием для любого танцора было бы посягать на его правила.

Когда Пит Шрайбер не явился в пятницу на репетицию, даже не предупредив об этом звонком, Чарли взвился буквально до небес от ярости. Как водится, досталось всем остальным танцорам, которые пришли. Добрых четверть часа он размазывал их по стенам, упрекая во врожденной ненадежности, легкомыслии, своеволии. И ничто не могло его успокоить. Начав репетицию, он заставлял их по несколько раз повторять один и тот же номер. Придирался к малейшей ошибке, словом, устроил словесную экзекуцию. И когда ему принесли какую-то записку и он пробурчал, что на пять минут репетиция остановлена, все танцоры были буквально в мыле. Он развернул записку, прочел ее и вдруг крепко выругался.

– Люди, – обратился он к танцорам на сцене, – я прошу извинить меня.

Ронда вложила пальчик в ухо и старательно прочистила его. Вытащив палец и нарочито изумленно взирая на подруг, она воскликнула:

– Должно быть, у меня что-то со слухом.

Только что мне послышалось, что Чарли просил его извинить.

Джун захихикала, Аманда утомленно улыбнулась, растирая ногу под коленом. Должно быть, она растянула подколенное сухожилие. Она почувствовала это еще десять минут назад, но не стала щадить себя, опасаясь, что навлечет на свою голову гнев Чарли. Лучше сейчас перетерпеть боль, а потом успокоить ее покоем и ледяными примочками, чем привлечь к себе внимание Чарли, когда он вышел, как говорится, «на тропу войны». Выпрямившись, она увидела, как он поднимается на сцену. Лицо у него было печальное, даже виноватое.

– Пит в больнице, – объявил он. – И состояние у него неважное. Его сшиб грузовик, когда он направлялся на репетицию, и, судя по всему, его левая нога от голени до лодыжки совершенно раздавлена.

– О Боже, – прошептала Аманда. – Неужели они не могут прооперировать его так, чтобы он смог танцевать снова?

– Не знаю. Предварительный диагноз звучит довольно мрачно, – ответил Чарли.

Танцоры переглядывались в немом ужасе. То, что случилось с Питом, было кошмаром для каждого из них.

– Проклятие! – Чарли ударил кулаком по ладони. – Я был готов убить его, прогнать его прочь или в лучшем случае поджарить его дегенеративную задницу на углях. А медсестра, принесшая записку, передала, что он далее запретил оказывать ему помощь до того, как эта записка будет доставлена мне, – его голос понизился до шепота. Он сокрушенно покачал головой и еще раз беспомощно выругался.

Репетиция закончилась рано, и Аманда с Рондой решили заехать проведать Пита в больница, прежде чем возвращаться обратно на вечернее шоу. Когда они зашли в палату и увидели Пита, тот показался им еле живым. Глаза были едва видны из-под век, опухших от анестезии, примененной во время срочной операции. Вся нога была в гипсе.

– Чао, – еле выговорил он, а затем, сделав мучительную гримасу, протолкнул распухший язык через высохшие потрескавшиеся губы.

– Ну как ты, Пит? – спросила Ронда, нагибаясь и целуя его в лоб, пока Аманда ставила принесенные ими цветы в вазочку на тумбочку около его кровати.

– Пить.

– Хочешь воды?

Пит кивнул, и Аманда тут же схватила пластиковую бутылку и нацедила ледяной воды в стакан. Всунув в стакан трубочку, она поднесла к его губам. Он сделал несколько маленьких глотков, снова облизал пересохшие губы и обессиленно откинулся на подушки.

– Как это случилось, Пит? – без обиняков спросила Ронда.

– Сам точно не знаю, – в изнеможении он закрыл глаза. – Я стоял на углу улиц Вирджиния и Уотчамакалит. Около Хэрракса, – увидев, что они понимающе кивнули, он продолжал. – Там стояла целая толпа туристов на переходе, ждали, когда будет зеленый свет, и я впереди… В нашем городе только туристы ждут светофора, – он сделал жест, чтобы ему дали еще воды. – Я опаздывал в кабаре. И хотел перебежать, но к переходу несся грузовик, и я решил переждать. А потом… Сам не знаю… Я услышал чей-то голос. «Внимание, Мак», – и что-то или кто-то ударил меня сзади между лопаток, изо всех сил ударил, и я вылетел на середину улицы перед носом у подходившего грузовика, – он сглотнул и снова облизал сухие губы. – Водитель пытался тормозить. Но он был слишком близко, – слезы появились у Пита на глазах. – Кто-то еще схватил меня сзади и стал втаскивать назад на тротуар, но моя левая нога на долю секунды задержалась на проезжей части, – слезы ручьями текли по его щекам. – И проклятый монстр размазал мою лодыжку, как.., как.., как мягкую шоколадку, когда на нее наступишь. О, Боже! – он уже полностью утратил самообладание. Его била истерика. – Что я буду делать дальше? Они вставили туда три штифта и сказали, что я смогу ходить и, может быть, восстановлю подвижность на девяносто восемь процентов. Но я никогда больше не смогу танцевать. Что же я буду тогда делать, если не смогу танцевать?

– Не думай об этом сейчас, – мягко посоветовала Ронда. – Сосредоточься на том, чтобы побыстрее поправиться.

– Если я не смогу танцевать, то какого черта мне поправляться?

– Не говори так! – Аманда сжала руку Пита, но не смогла поймать его взгляд. Растерявшись, она никак не могла угадать, какие именно слова нужны, чтобы его ободрить. С одной стороны, воспоминания о семейной истории возникали у нее каждый раз, когда она слышала что-либо, даже отдаленно напоминающее ей когда-то пережитое горе. Но, с другой стороны, она сама была танцовщицей и очень хорошо понимала его отчаяние. Что ей самой делать, если бы она вдруг оказалась в положении Пита и не смогла больше танцевать? У нее нет ни семьи, ни возлюбленного, ничего в жизни кроме работы и призвания. Танец – это вся ее жизнь, и если бы вдруг…

– А каких слов ты ждешь от меня, Аманда? Ты можешь посулить мне, что все будет в порядке? Боже! – он горько усмехнулся. – Можешь ли хотя бы обещать, что если я смогу скоро танцевать, Чарли сохранит мое место за мной?

Аманда и Ронда обменялись невеселыми взглядами. Покидая кабаре, они обе слышали, как Чарли распорядился, чтобы Ленни нашел номер телефона и позвонил тому типу, что приходил к ним на просмотр.

– Послушай, – сказала наконец Ронда строго. – То, что случилось с тобою, – действительно большое несчастье, но ты из этого выберешься шаг за шагом. А сейчас ты даже не знаешь, что именно тебя ждет. Может быть, врачи…

– Что? – взвился плачущий голос Пита. – Что еще могут сделать врачи?

– Ну, может быть, они со временем изменят свое первое заключение на более благоприятный диагноз. Возможно, они хотят посмотреть, как у тебя заживет, прежде чем ободрять тебя. Я не знаю, Пит. Просто ты не должен сдаваться, вот и все.

– Все правильно, согласен, – он глубоко вздохнул, вытирая тыльной стороной ладони слезы со щек. – Мне очень жаль. Я не хотел наваливать на вас свои невзгоды. Просто я… – но тут его глаза снова наполнились слезами, и, чтобы не разрыдаться, он энергично потряс головой. – Все. Сегодня я об этом не думаю. Я очень постараюсь не думать.

Тут в комнату вбежал новый любовник Пита. Жалобно закудахтав, он стал метаться вокруг постели, и через несколько минут Аманда и Ронда сочли за лучшее попрощаться.

Стоя в лифте, они тщательно избегали смотреть друг другу в глаза, и в машине царило напряженное молчание. Только в актерской уборной кабаре, уже надев костюм для первого шоу, завершая свой макияж, Аманда подняла наконец глаза и обменялась с Рондой взглядами.

– Что бы ты стала делать на его месте? – ее голос наполовину заглушала болтовня других танцоров.

– Сама не знаю, – ответила Ронда. – Я сама все время задавала себе этот вопрос. С того самого момента как увидела Пита. И знаешь что, мне ужасно стыдно и противно за себя, Аманда, но первое, что я испытала, – это облегчение от того, что это случилось не со мной.

Аманда глазела на нее в изумлении.

– Боже, и ты тоже? Я думала, такая мысль пришла в голову мне одной, – она прицепила на макушку расшитую шапочку. – Знаешь, Ронда, когда я думаю об этом парне, который убивает танцовщиц, я совершенно не в состоянии представить, что это может случиться со мной. Но на минуту я в это поверила, когда Маклофлин до полусмерти напугал меня у нас в саду, хотя обычно мне просто не верится. Даже после гибели Марианны и того, что случилось с тобою на прошлой неделе на этой чертовой стоянке. Все это кажется мне совершенно нереальным. Другое дело – история вроде той, что с Питом: какой-нибудь глупый неожиданный инцидент, и вся твоя жизнь идет к черту. Вот что я часто себе представляю и ужасно этого боюсь.

– Да, такое может случиться.

– Ронда, я просто не знаю, что бы я стала делать, случись это со мной. Танец стал самым главным в моей жизни еще с тех пор, как мне исполнилось семь лет. Это необратимо. Все мои друзья – танцоры. Вся моя жизнь вертится вокруг танца. Вот посмотри на меня, мне двадцать восемь лет, и за всю свою жизнь я имела лишь трех любовников, один из них был танцором, – она закрыла глаза и передернула плечами. – Господи, если я не смогу танцевать…

Ронда молчала, сосредоточенно, даже с каким-то ожесточением занимаясь своим туалетом.

– И вот что я тебе скажу, – продолжала Аманда, протягивая Ронде ее украшение для волос. – Испытав чувство радости от того, что несчастье случилось с Питом, а не со мной, я тут же почувствовала себя последней эгоистичной шлюхой, но все равно, участвуя в шоу-программе сегодня вечером, я буду наслаждаться тем, что могу танцевать. В душе мне жаль Пита и стыдно за свое двуличие, но тело мое ликует от того, что оно остается здоровым, подвижным и полноценным. Я ничего не могу с собой поделать, – развела она руками.

– Я очень хорошо понимаю все, что ты мне говоришь, Мэнди, поверь мне. – Ронда повернула к ней свое лицо, а в уголках ее губ появилась лукавая усмешка. – Но почему бы хоть раз в жизни тебе не отпраздновать тот факт, что у тебя здоровое полноценное тело, найдя себе мужика сразу поело шоу. Подцепи какого-нибудь здоровячка, привези его домой и не выходи из дома до тех пор, пока не дойдешь до ручки и полной отключки. В конце концов, детка, надо уметь устраивать себе праздники.

– Ронда, все это не для меня.

– Но зато это для меня, и, знаешь, – Ронде пришлось повысить голос, чтобы Аманда могла ее расслышать, – вот что я тебе скажу детка: чтобы по-настоящему хорошо расслабиться, нет ничего лучше секса.

Увидев на лице Аманды скептическое выражение, Ронда с жаром продолжала:

– Только не надо мне лапшу вешать на уши, что ты холодна, равнодушна к сексу или что-нибудь в этом роде. Один интеллектуал как-то попал в десятку, сказав, что нет фригидных женщин, а есть только неумелые мужчины. Лучше не скажешь. Но если тебе не подходит легкая сексуальная терапия, то это результат эгоизма твоих бывших любовников, которые заботились только о себе.

– Ронда! Аманда, – прорычал Чарли в конце коридора. – Оторвите свои попки от стульев и быстро на сцену!

Они поспешно выскочили в коридор.

– К дьяволу условности, Мэнди, ведь ты сама призналась в этом, – продолжала напирать Ронда. Ей была ненавистна мысль о том, что такая прелестная девушка как Аманда остается в одиночестве. – Ведь у тебя было всего трое мужчин. Я ничего не знаю о первых двух, но зато я помню, что для третьего роман с тобою был проходным, он задержался у тебя не больше, чем на три месяца, а потом помирился с бывшей женой. Ну если ты такая скромница, что боишься сойтись с незнакомцем, тебе стоит лишь протянуть руку, чтобы заполучить добротного мужика. Вот он, живет прямо под тобою. Тебе остается только постучать в дверь Маклофлина. Бьюсь об заклад: он быстро изменит твои представления о терапевтических преимуществах секса!

– Почему ты все время хочешь меня уложить в постель с Маклофлином? И вообще, разве мне он дарит цветы?

На самом деле после того, как лейтенант отправил букет цветов Ронде, Аманда начала относиться к нему по-другому. Этот поступок показался ей каким-то необычайно человечным.

– Сама не знаю, – призналась Ронда. – Ну просто я нутром чую, что вам будет здорово вместе. Знаешь, у меня на это дело имеется своеобразный радар. И потом, я заметила, что, когда он рядом, ты ни на кого другого не смотришь. И при нем ты съезжаешь со своей вежливо-отстраненной колеи. По-моему, ты начинаешь по нему сходить с ума, а это уже лучше, чем равнодушие.

Ронда подмигнула и, оставив Аманду, заняла свое место в ряду танцоров. Аманда сделала глубокий вдох и стала разминать ноги.

– О'кей, люди, еще тридцать секунд, – предупредил Чарли.

– Привет, Аманда.

Аманда вытянулась вперед, чтобы посмотреть на подругу, Ронда тоже разминала ноги. Она, поймав взгляд Аманды, улыбнулась и сделала ей ободряющий знак рукой. Из оркестровой ямы грянула музыка.

– Пять секунд до старта, четыре, две, – отсчитывал голос Чарли.

– Держи носок, девочка, – крикнула Ронда Аманде, на секунду покинув линию танцующих. Ее голос потонул в шуме, поднятом танцорами, когда они с преображенными от радости лицами начали двигаться по сцене.

– Ногу вперед…

– Вас к телефону, лейтенант, – сообщил дежурный.

Тристан поднял голову над заваленным документами столом. Боже, как он ненавидел это проклятое бумаготворчество.

– Вас вызывает телефон по второй линии, сэр, – сказал один из полицейских, протягивая ему трубку. – Этот тип уверяет, что помочь ему можете только вы.

Тристан поднес трубку к уху, вытащил карандаш и удобно расположился в кресле.

– У телефона Маклофлин.

– Сразу ясно, что вы, – проговорил шепчущий голос. – У вас жуткий шотландский акцент, вы не находите?

Тристан напрягся:

– Представьтесь, пожалуйста.

Он заткнул пальцем ухо, чтобы устранить посторонние шумы, наполнявшие комнату. Голос, доносившийся из трубки, был хриплым, явно нарочно искаженный, и слышно было едва-едва.

– Слушай, шотландец, я разочарован тобою. Что случилось? Судя по газетам и передачам теленовостей, ты – великая надежда всего Рено, ты пришел спасти наших белокурых девочек, которые сегодня так напуганы. Я так рассчитывал на то, что ты вот-вот появишься на пороге моего дома под торжествующий вой сирен и вспышки блицев, чтобы заковать меня в кандалы. А ты даже не знаешь, с кем сейчас разговариваешь. Как тут не разочароваться!

– Ты что, тот самый парень, который мордует танцовщиц? – спросил Тристан, и тут же в комнате воцарилась полная тишина. Кто-то побежал подключать определитель номера.

– Тупая твоя башка, – смех на том конце провода был полон самоупоения. – А я-то в последнее время вел себя так прилично, я был таким пай-мальчиком, мистер Мак-дал-маху, хотя честно говоря, это далось мне не легко. У меня растет непреодолимое желание совершить еще один маленький подвиг. Да, да, этот соблазн очень силен. Кстати, у вас нет на примете дамочки, с которой я мог бы позабавиться?

– Нет, – прохрипел Тристан, даже не замечая, как холодный пот стекает по его спине.

– Очень плохо, а то наша игра стала бы еще более интересной, – затем наступила короткая тягостная пауза, когда Тристан подумал, что подонок вот-вот повесит трубку. И снова мерзкий шепоток:

– В общем, мне наскучило быть образцово-показательным парнем, и я устроил себе развлечение. Этакий охотничий эпизод. Вы понимаете, это, быть может, не так интересно, как трахаться с разными шлюхами, но все же…

– Что вы натворили? – спросил Тристан.

– Минутку, кто из нас детектив? Вы или я? Давай, гений сыска, в твоих руках ответ на все мольбы танцовщиц.., по крайней мере, они так думают.., пока. Посмотрим, как ты справишься, – раздался отвратительный презрительный смешок. – Хотя у тебя чертовски мало шансов. А что касается интеллекта, то я могу посоревноваться с твоими тупыми блюстителями порядка.

– Я уверен, что ты сможешь, – сказал Тристан и посмотрел на полицейского у табло определителя. Тот потряс головой.

– Конечно, черт возьми. Ладно, слушай, шотландец. Передай мой воздушный поцелуй всем танцовщицам, – от его смеха у Тристана по коже пошли мурашки. – Скажи им: пусть кусают себе локти. Я собираюсь устроить маленький сюрприз.

– Что! Я даже не знаю, как тебя называть.

– Ты можешь называть меня Дюк, приятель. Пойдет? Мило, а? Ты уже знаешь, какие у меня хорошие кулаки, – маньяк снова рассмеялся. – Так, так, дружок. Мы еще поговорим.

Связь оборвалась.

– Простите, лейтенант, – сказал техник у пульта. – У меня было мало времени, чтобы засечь его. Я не вычислил даже первых чисел.

– Ничего не поделаешь. Если этот ублюдок хотя бы наполовину столь умен, как он себя представляет, он наверняка позвонил нам из автомата. Причем из такого, который расположен вдалеке от его дома. Ну и дерьмо! – мощный кулак Тристана с треском обрушился на поверхность стола. – Он бросает нам вызов. Это усложняет всю ситуацию до предела.

– Вы проинформируете об этом широкую публику, лейтенант? – спросил Джо.

– Нет. Подозреваю, что подонок хотел именно этого. Если масс-медиа поднимут шум вокруг его звонка, этот Дюк может устроить еще одну кровавую выходку, чтобы продемонстрировать всему миру наше бессилие. – Тристан злился всей пятерней в собственные волосы. – Хотел бы я знать, в чем состоит это его побочное развлечение. Очевидно, это не убийство. Имеется что-нибудь необычное в последних сводках:

Никто ничего не знал.

– Проклятье! – негодующе бросил Лавандер Мейсон. – Это могло быть все что угодно: изнасилование, избиение. Все это вписывается в стереотип его поведения, даже если на этот раз он и отказался от убийства. И кто знает, что он понимает под развлечением, – он сокрушенно покачал головой. – Этого и представить невозможно.

– Может быть, он имел в виду свое свидание с мисс Смит, – высказал свое предположение один из детективов.

– Черт его знает, – сквозь зубы процедил Тристан. – Впрочем, я сильно сомневаюсь в этом. Ведь Ронда Смит переиграла его, а Дюк не из тех, кто будет бахвалиться своими неудачами. Ему наверняка известно, что нам не удалось отыскать концов в цветочных магазинах и при обследовании ее машины, но он ни словом не обмолвился об этой истории. Нет, я подозреваю, что здесь речь идет о другом.

Тристан распорядился поднять всю информацию о жалобах, поступивших в полицию за последнее время. Его подчиненные вспотели, обзванивая все больницы и частных практикующих врачей города, чтобы узнать, не обращались ли к ним пострадавшие с жалобами на насильственные действия. Они охватили таким образом весь контингент жертв насилия, и даже нашли тех, кто не был зафиксирован полицией. Но выудить удалось одну мелочевку: некоего гомосексуалиста избили и ограбили то ли из-за денег, то ли потому, что нападавшему не по нутру педики; молодая девушка, вся в синяках и кровоподтеках, которая на все скептические вопросы врача упорно отвечала, что получила травмы при падении с лестницы.

Как справедливо заметил Мейсон, они искали иголку в стоге сена, причем искали ее с завязанными глазами. Они не знали, каким образом было осуществлено насильственное действие, совершенное Дюком, когда и где это произошло, не знали даже того, была ли жертва женщиной. Опыт показывал, что такого рода маньяки предпочитали специализироваться на каком-то определенном типе криминального материала. Но, конечно, могли быть и исключения из правил. Ведь они имели дело с настоящим волком в человеческом обличье. И если на Ронду действительно покушался Дюк, это означало, что он изменил свое хобби, избрав в качестве жертвы брюнетку, хотя прежде его интересовали исключительно блондинки. Даже примерно не представляя себе характера преступления, полицейские могли допустить и то, что жертва не стала обращаться к врачу, обойдясь домашними средствами.

Такая работа сулила принести скорее всего нулевой результат, но Тристан твердо знал, что ее надо довести до конца, тщательно проверив каждую мелочь. Следовало использовать любой, самый ничтожный шанс выйти на человека, видевшего маньяка. Тристан был одержим этой идеей. И он торопился, зная, что Дюк в соревновательном азарте может опять натворить еще множество бед. Тристан никогда не уважал тех начальников, которые отдают приказы и отправляются домой, перекладывая всю текучку на подчиненных. Он вкалывал в две смены, доведя рабочий день до восемнадцати часов. Затем отправлялся домой и проваливался в глубокий сон на четыре часа. Выбравшись из постели, он занимался с гирями, пробегал три-четыре мили, принимал душ, одевался, съедал то, что, как говорится, Бог пошлет, и снова отправлялся на работу. Ну а на работе он накачивал себя галлонами крепкого кофе, на ходу ел все, что ему приносили, и вдыхал плотные клубы табачного дыма, висевшие во всех помещениях. Каждый день Дюк звонил и дразнил Тристана, издеваясь над его бессилием, а Маклофлин благодарил небо за то, что убийца пока ограничивается словесной перепалкой. Но необходимость регулярно выслушивать, как этот тип выставляет себя умником, а Тристана дураком, создавала стрессовую ситуацию. «Одно только хорошо, что пока нет нового трупа», – повторял себе Тристан. Но как ни посмотри на все это, он ощущал себя сидящим по уши в дерьме.

Бесконечные и бесплодные поиски убийцы и его ежедневные издевательства, скудное питание и хронический недосып – все это привело к серьезному срыву, который произошел у Тристана примерно через неделю. По крайней мере, он сам себе объяснял его подобными причинами. И в то же время он не мог простить себе такого малодушия, ведь он всегда гордился своей железной самодисциплиной. Еще в раннем возрасте он научился скрывать свои эмоции от окружающих. Ах, если бы в то утро он не проснулся с этой проклятой пульсирующей болью в висках. Тогда бы он никогда…

Проклятье. Может быть, он и тогда… Надо ж, чтоб так не повезло, чтобы он потерял самообладание на глазах не у кого-нибудь другого, а у Аманды Чарльз. А в общем, в этом была своя смешная сторона, потому что она была именно той единственной женщиной в мире, которая несколько раз до этого доводила его, как говорится, до белого каления.

К тому же, показать себя женщине слабым и беспомощным – это не всегда так уж плохо. Во всяком случае, буквально несколько минут спустя после этого он был близок к тому, чтобы наконец овладеть ею. Произошло же это при ярком свете дня, рядом с входной дверью в ее квартиру. Он стоял рядом с нею, тесно прижавшись к стене…

На следующий день после того, как Пит попал в больницу, Чарли уже нашел ему замену. Его звали Дин Эггарс. Это был тот самый танцор, для которого Чарли в виде исключения организовал пробу несколько недель тому назад.

Обескураженные стремительностью, с которой новичок был введен в их труппу, остальные танцоры некоторое время старались держаться от него в стороне. Они недоумевали: ведь в случае с Марианной Чарли не нарушил правил приличия и нанял замену только через неделю.

Однако предположения о том, что Эггарс обладает всесокрушающим обаянием, раз он смог убедить Чарли устроить ему пробу, скоро стали сбываться. Эггарс был исключительно любезен со всеми, даже тогда, когда навлекал на себя опасность вызвать недовольство у Чарли. Понемногу все танцоры один за другим подпали под его обаяние. Одной из первых была Ронда, что Аманда, с непривычным для нее цинизмом, сочла совсем неудивительным.

«Еще бы! – решила она. – Ведь если Ронда нашла привлекательным Маклофлина с его нулевым обаянием, то ее увлечение столь приятным и располагающим к себе Эггарсом было куда более оправданным. Что и говорить, он приятный мужчина. А для Ронды этого вполне достаточно, чтобы искать с ним близости».

Так было всегда, и Аманду удивило бы, если бы и на этот раз ее подруга изменила себе.

Сама Аманда капитулировала перед обаянием Эггарса далеко не так быстро. Впрочем, она тоже находила его приятным, но неужели этого было достаточно для того, чтобы все окружающие так быстро подпали под его чары? В своей труппе, где каждый человек сильно отличался от других, Аманда никогда не смогла бы, да и не стремилась стать всеобщей любимицей. Хотя здесь был один танцор, которого она по-настоящему недолюбливала, хотя до сих пор ей удавалось скрывать свою неприязнь, соблюдая условности. К тому же, Аманде иной раз казалось, что доброжелательность Эггарса в чем-то наигранна и искусственна, хотя и искусна. Вот почему в первое время она продолжала держаться от него на расстоянии.

И еще: она никак не могла до конца примирить его дружелюбное обаяние со своим первым впечатлением от знакомства с ним. Когда она наблюдала за Дином во время пробы, в его манере поведения сквозила самоуверенность, граничащая с высокомерием. Теперь же, при ближайшем знакомстве, он не обнаруживал никаких признаков самовлюбленности. Это сильно озадачивало Аманду.

Но прежде всего Дин Эггарс – потрясающий танцор. А единственным идолом в мире, перед которым преклонялась Аманда, был танец. Поэтому, наблюдая за ним изо дня в день, она ценила его мастерство все больше и больше. И когда он попросил ее помочь освоить новый танцевальный номер, в деталях которого он не до конца разобрался, она решила, что пора отказаться от стратегии подозрительной старой девы. Она пригласила его на следующий день прийти к ней домой, чтобы попрактиковаться в этом танце. Впрочем, стоявшие рядом Джун и Ронда, услышав про завтрашнюю домашнюю репетицию, навязались присутствовать там тоже. Джун хотела участвовать в ней, потому что она не пропускала ни одной возможности, чтобы совершенствовать свое мастерство, ну а у Ронды, как всегда, главенствовали интимные соображения. Только страх перед увольнением не позволял ей сразу же начать крутой флирт с Дином Эггарсом. Теперь же она рассчитывала на то, что ей удастся сблизиться с ним вне поля зрения всевидящего ока Чарли.

Слух о завтрашней репетиции распространился быстро, и к тому моменту, когда Аманда вышла из кабаре, направляясь домой, к ней подошли еще трое танцоров, которые тоже хотели участвовать в завтрашнем импровизированном мероприятии. К своему неудовольствию, Аманда увидела, что одним из них был человек, которого она просто не могла терпеть: танцор по имени Ренди Бейкер.

Конечно, Аманда была слишком вежлива, чтобы ответить отказом, но в глубине души она еще раз вспомнила, какой Ренди скользкий и прилипчивый тип, а, главное, озабоченный, как прыщавый юнец. У него была омерзительная привычка в самое неподходящие и неожиданные моменты украдкой щупать всех танцовщиц без разбора, при этом он напускал на себя абсолютно невинный вид и представлял дело так, будто он совершенно случайно дотронулся до чьей-то попки или схватился за чью-то грудь. Аманда вообще не могла терпеть, когда ее лапали, но особенно ей не нравилось то, что Ренди гнусно использует необходимость физического контакта в танце. Все же несколько раз, когда ему это удавалось проделать с ней, ее охватывало чувство бессильной ярости, тем более ему удавалось пощупать таким способом, что, если бы она подняла шум, все бы сочли ее в этой ситуации полной дурой. Ведь танцорам в ходе их постоянных упражнений то и дело приходилось дотрагиваться друг до друга. К тому же, он почему-то внушил себе, что его внимание – это благодеяние для любой женщины.

Но Аманда была вежливым человеком, может быть, слишком вежливым. В ответ на его просьбу она только передернула плечами, но сказала, что готова принять всех, кто захочет прийти, ведь труппа была ее семьей. Она может не любить Ренди, что ж, в семье не без урода, но она ценила его стремление попрактиковаться в танце при любом удобном случае. Ведь все танцоры одержимы одной страстью – они живут во имя танца…

Глава 11

Когда на следующий день над ухом у Аманды прозвенел будильник, утреннее солнце уже ярко освещало спальню. В столовой, куда пришла сонная Аманда, чтобы подготовиться к приему гостей, было душно. Она распахнула двери и окна, чтобы проветрить помещение. Ну и чертовщина, думала она. Танцоры должны были прийти с минуты на минуту, причем не известно, в каком составе, а ведь больше всего они не любили заниматься в душном перегретом помещении. Она торопливо превратила столовую в студию, затем побежала к входной двери и распахнула ее, чтобы создать сквозняк: любой ценой эту комнату надо было скорее проветрить.

Вдруг Аманда прервала свою кипучую деятельность и застыла на месте. С ироничной, немного горькой улыбкой она подставила лицо потоку холодного воздуха, хлынувшему через открытую дверь. И чего она мечется, что это она все время хлопочет? Подумаешь – душная комната! Господи, все это нервы; конечно, большинство танцоров предпочли бы заниматься в проветренном помещении, но каждому из них не раз приходилось танцевать в залах и на площадках, где либо стояла такая жара, что можно было цыпленка зажарить, либо от промозглого холода пар валил изо рта. И вообще, если бы они искали лишь комфорта, им бы пришлось выбрать другую профессию.

Примерно к десяти ее коллеги начали прибывать, оживленно переговариваясь и жалуясь на безбожно раннее время встречи. Их нельзя было назвать энергичными и даже вполне проснувшимися, но Аманда, которая и сама отнюдь не была ранней пташкой, приготовила для них большой кофейник с горячим ароматным кофе и с удовлетворением наблюдала, как они вливают в себя чашку за чашкой, и кофеин понемногу возвращает их к жизни. Как и она, никто из них не лег сегодня раньше трех утра, те же, кто захотел развеяться после окончания шоу, наверняка легли еще позже. Но вот они один за другим стали перемещаться в студию и начали разминаться. В кухне с Амандой остался один Ренди.

– Славное местечко, – проворковал он, наблюдая, как Аманда суетится в кухне и прибирает остатки завтрака.

– Благодарю, – она швырнула губку в умывальник. Что-то в его изучающем взгляде заставило ее напрячься. – Ну все, я думаю, нам самое время присоединиться к остальным, – пробормотала Аманда, поспешно покидая кухню.

И будь прокляты все хорошие манеры и такт, если он сегодня ее хоть пальцем тронет!..

Разминка уже шла полным ходом, когда Аманда вошла в комнату. Ренди шел за ней по пятам, она чувствовала его дыхание на своем затылке. Ронда, Келли и Дэвид вели оживленный спор о том, какой метод растяжки сухожилий ног является наилучшим. Ронда и Дэвид упрямо настаивали на том, что лучше всего заниматься растяжкой на полу, тогда как Келли отстаивала преимущества растяжки у стойки. Джун и Дин Эггарс – игнорировали спор и всем своим поведением доказывали превосходство действия над словами, полностью отдавшись физическим упражнениям.

– Что толку об этом говорить, – заметил Дин, когда Ронда очередной раз попыталась вовлечь его в спор. – Я просто делаю упражнения и все…

Ронда засмеялась и сказала, что действительно пора переходить от слов к делу. Занятие началось со спокойных упражнений. Сначала все просто отрабатывали шаг, повторяя комбинацию, которая вызвала у Дина затруднение. Впрочем, это упражнение служило камнем преткновения для многих танцовщиков, так что сперва их ноги передвигались несколько неуверенно, а Дэвид даже поскользнулся и упал на пол, что вызвало всеобщий смех, но они повторяли упражнение до тех пор, пока не довели его до полного автоматизма. Все были полны решимости на вечерней репетиции не дать Чарли ни единого повода для придирок.

В новом шоу был номер, когда после открытия занавеса четверо танцоров-мужчин держат четырех танцовщиц над головой, а другие четыре танцовщицы сидят у их ног. Так уж получилось, что на занятие пришло всего трое мужчин, и партнером Аманды оказался Ренди.

В этом танцевальном номере партнер должен был правой рукой поддерживать танцовщицу за промежность, тогда как левая рука лишь слегка придерживала вытянутую ногу танцовщицы под коленом. Аманда бессчетное количество раз исполняла этот номер, ничуть не смущаясь от того, что рука партнера касается самого сокровенного ее места. Но на сей раз, как только рука Ренди подняла ее в воздух, она сразу почувствовала, что он недвусмысленно дает ей понять о своих сексуальных намерениях.

Вес ее тела, несомненно давивший на его руку, конечно, ограничивал его возможности, и все же его пальцы начали умело и со знанием дела нащупывать и поглаживать самый интимный уголок ее тела.

Чувство бессильной ярости переполнило Аманду. Ренди цинично пользовался ее беспомощностью, тем, что в данный момент она полностью зависит от него, не может ничего противопоставить его циничным домогательствам. Если она попытается воспротивиться, то наверняка потеряет равновесие и рухнет на пол. Ренди это прекрасно понимает и конечно же испытывает дополнительное удовольствие: она заметила, как он самодовольно ухмыляется.

От бешенства Аманда заскрипела зубами. Хватит! Ей осточертело ее тактичное поведение, вечно не позволяющее ей положить конец чьему-нибудь хамству.

– Опусти меня вниз! – злобно сказала она, не заботясь о том, что ее неожиданная команда заставила всех остановиться. И как только нога ее коснулась пола, она повернула к Ренди свое пылающее от гнева лицо.

– Если ты когда-либо… – прошипела она, старательно выговаривая каждое слово и уперев указательный палец ему в грудь, – еще хоть раз позволишь себе что-то подобное, я расквашу твою самодовольную морду, Ренди Бейкер!

– Понятия не имею, о чем ты, черт возьми, говоришь, – нагло заявил он, напуская на себя вид оскорбленной невинности.

– Ах ты не знаешь? – Аманда почти задыхалась от гнева. – Тогда позволь мне напомнить тебе про твои шаловливые грязные пальцы! Мне надоела твоя вкрадчивая сальность. Если ты думаешь, что все женщины в нашей труппе готовы потворствовать твоим мерзким похотливым выходкам, то ты ошибаешься. Я тебе не какая-нибудь шлюха, и здесь тебе не публичный дом!

– Ты просто невменяема, девочка!

– Нет, с ней все в порядке, – крикнула Келли. – Каждая женщина в нашей труппе близко познакомилась с твоими сальными лапами, и если до этого тебе никто ничего не говорил, то это не значит, что мы балдеем от твоих выходок.

Учащенно дыша, Аманда оглянулась, только сейчас осознав, что она привлекла всеобщее внимание. Дин Эггарс изучал ее с неподдельным интересом гомосексуалиста, Дэвида явно забавляла эта сцена, а Ронда и Джун явно ее одобряли.

– Должно быть, ты действовал сегодня не так нежно, как обычно, Ренди, – саркастически заметила Ронда. – Твои пальчики теряют класс. Или ты сегодня не в форме?

– Еще раз повторяю, – продолжала Аманда. – Если ты еще раз попробуешь распустить свои руки, я расцарапаю тебе твою наглую рожу, Ренди! И вообще, неужели для тебя это единственная возможность поласкать женщину? – добавила она со смехом.

– Заткнись, сука! – Кровь прилила к лицу Ренди и он двинулся на нее.

Вдруг входная дверь с грохотом распахнулась, и вся труппа замерла, услышав яростный крик:

– Что у вас тут происходит? Чего вы так орете?

Аманда резко повернула голову. В проеме двери стоял лейтенант Маклофлин. От изумления она буквально рот раскрыла, потому что такого лейтенанта Маклофлина она прежде никогда не видела. Он предстал перед ней практически голым.

Нет, конечно не совсем голым, но в сравнении с его обычным безупречным костюмом и галстуком белые трусики на его бедрах вряд ли смотрелись как приличное одеяние. Его волосы были взъерошены, гладко выбритый обычно подбородок покрыт щетиной. Его кожа, казалось, чуть не лопалась под давлением напрягшихся мускулов, а густая поросль на груди придавала ему еще большую свирепость. Когда он вошел в комнату, Аманда непроизвольно отступила назад. В одной руке он держал пистолет, и, хотя руку эту он опустил вниз, общее впечатление угрозы, от него исходившей, было очень сильным.

– Я хочу знать, что здесь происходит, – повторил он уже тише. – Со стороны это напоминало настоящую потасовку.

Тристан, если честно, был разбужен неожиданным грохотом наверху, и чисто импульсивно схватился за пистолет и бросился в квартиру Аманды, думая, что убийца, за которым он охотится столько времени, явился туда, чтобы расправиться с ней. Теперь же он чувствовал себя полнейшим идиотом, а выражение лиц танцовщиков, сгрудившихся посреди комнаты, отнюдь не убеждало его в обратном: все они взирали на него как на Рембо, свалившегося им на голову ("небес.

– Мы просто репетируем, – Аманда почувствовала, как ярость, переполнявшая ее по отношению к Ренди, переключается на полицейского. Она отвела глаза от его волосатой груди и посмотрела на руку, сжимавшую пистолет. – Надеюсь, это не повод для стрельбы?

Тристан выругался про себя и произнес удивленно:

– Репетировали? Танцевали? А я спал, милая. Вы можете себе представить, как чувствует себя спящий человек, над головой которого топают ногами?

– Наверное, ему показалось, что над его головой собралось целое стадо слонов, – произнесла Ронда, невозмутимо улыбнувшись. Она взирала на Тристана с нескрываемым интересом, фиксируя все достоинства его атлетической фигуры. Впрочем, Тристан не заметил ее пристального взгляда. Единственная женщина, которую он здесь замечал, была Аманда.

– Сожалею, что мы разбудили вас, лейтенант, – язвительно сказала Аманда, стараясь сохранить спокойствие, – но, честно говоря, – добавила она, не в силах отвести взгляд от его пистолета, – не было никакой необходимости прибегать сюда, размахивая оружием. Достаточно было попросить нас вести себя потише.

«Матерь Божья, дай мне сил сдержаться», – стучало в голове Тристана.

– Позвольте прервать вас на минутку, – произнес он вслух, и, не обращая внимания на заинтересованную труппу танцоров, схватил Аманду за руку и потащил за дверь. Потом, плотно закрыв дверь за собою, он втиснул ее в небольшую нишу в конце коридора.

Аманда пришла в себя и с негодованием освободила руку от его хватки:

– Я уже предупреждала вас, мистер ковбой, чтобы вы не хватали меня за руки.

Неожиданно дверь из комнаты распахнулась, и из нее пулей вылетел Ренди со спортивной сумкой через плечо. Тристан повернулся, чтобы посмотреть, кто это, а Аманда ехидно улыбнулась:

– Так рано уходишь, Ренди. Он свирепо взглянул на нее, и она добавила. – Постарайся не сломать себе шею на лестнице.

Взгляд, которым ее окинул танцовщик, был полон ненависти. – Замолчи, стерва, – прорычал он и направился к выходу. Но путь его тут же был прегражден Тристаном.

– Что все это значит?

– Не волнуйтесь, лейтенант, – объяснила Аманда. – Мы с Ренди просто слегка повздорили, – она взглянула на револьвер в его руке и подняла на него невинные фиалковые глаза. – Мы как-нибудь разберемся, сами, без вашей помощи и без вашего револьвера.

– Я вовсе не собираюсь никому навязывать ни себя, ни свой револьвер, – сказал Тристан почти бесстрастно. – Я просто подумал, что этот шум может означать что-то ужасное. Вы, кажется, попросту забыли, что убийца, зверски расправляющийся с танцовщицами, разгуливает на свободе. Что же касается револьвера, милая, то знайте, что за те шестнадцать лет, что я служу в полиции, я использовал мой револьвер всего только один раз и то в самой отвратительной ситуации. Однажды все-таки так случилось, милая. Как правило, я держу его тщательно смазанным, оберегаю от сырости и сохраняю в полной боевой готовности, но это не означает, что я направлю его на человека и спущу курок, даже если буду иметь на это полное право. И я не собираюсь, черт подери, объясняться перед вами или кем-нибудь другим, носить мне его под мышкой, как игрушку или быть готовым использовать.

Аманда взглянула на него, чувствуя себя глупо и неловко. Он, конечно, был прав, она знала это. Сейчас она винила себя за неоправданную враждебность к этому человеку, понимая, что создавала сама себе искусственные препятствия, которые не позволили бы сблизиться с ним. Она сделала шаг назад, надеясь, что он перестанет загораживать ей выход из ниши. Было в нем что-то такое, что заставляло ее ощущать себя так, словно бы она вернулась на много-много лет назад, в старшие классы школы, когда первый мальчик начал было за ней ухаживать, а ее сексуальная неопытность и неуверенность в себе вылились в деланный показной сарказм.

Аманда гордо вскинула голову. В конце концов, ей ведь не семнадцать лет, и у нее уже достаточно жизненного опыта. Зачем же ей все время попадать в такое положение, когда она чувствует себя полной дурой, да еще и не может подавить в себе это непонятное волнение. Она не правильно оценила его поведение, ну и что? Все, что от нее требуется, – так же вежливо извиниться и уйти. Но почему же ее так задевает то, что на его лице отсутствует всякое выражение, разве ему никогда не приходилось попадать впросак? Но больше всего ее беспокоит, что он так легко читает ее мысли, словно бы по раскрытой книге.

Открыв рот, чтобы сказать «извините меня, я была непростительно резкой», Аманда ужаснулась, услышав то, что она произносит против своей воли:

– Что они с вами сделали, Маклофлин? Вас что, закодировали в вашем управлении? Как вам удается быть таким бесстрастным? Вы напоминаете мне биоробота, потому что вас ничем не прошибешь.

Впрочем, последние слова тирады буквально застыли у Аманды в горле, когда она увидела как перекашивается лицо лейтенанта. Его руки сильно и властно вцепились в ее плечи, и тут все негодование, которое он в себе старательно сдерживал до этой минуты, прорвалось в его словах:

– А вам обязательно нужно меня прошибить, да? Вам не по нутру моя бесстрастность? Так получайте. Это раз и навсегда вам докажет, что я не ваш папочка и никакой не чертов биоробот.

И тут неожиданно он крепко прижал ее к себе и поцеловал.

До этой секунды она думала, что он совсем отстранился от жизни и с головой ушел в работу, холодно наблюдая со стороны все проявления человеческих страстей. Теперь же она поняла, что ошибалась. В страстном поцелуе его губ, жарком объятии его мощных рук, в лихорадочной ласке его пальцев, зарывшихся в ее волосы, не было и тени отстраненности от жизни. Его натиск был так головокружителен, что на минуту она лишилась рассудка.

Неожиданная ярость снова поразила ее. Он прижал ее к себе так быстро, что у нее не было времени как-то отреагировать. Непроизвольно она подняла руки, чтобы оттолкнуть его, но тут ее захватила волна исходившей от него страсти и нежности. Это ошеломило Аманду. Ибо контраст между тем, что она ожидала ощутить, и между тем, что на самом деле почувствовала, был слишком велик.

В первое мгновение прикосновение губ Маклофлина показалось ей жестким и грубым. Но, праведный Боже, еще через мгновение она почувствовала, какие они необыкновенно мягкие и нежные. Да, в них были сила и напор, они были жаркими, но вовсе не грубыми, ни капельки не грубыми! Единственное, что мешало ей до конца насладиться поцелуем, – это густая утренняя щетина; покрывавшая его небритый подбородок, от которой несколько пострадала кожа на ее лице.

Еще какую-то секунду она колебалась, а потом позабыла, против чего она, собственно, собиралась возражать. Может быть, против того, что он опять распустил руки. Что ж, это повод, но она уже забыла об этом, и вообще теперь ей было на все наплевать. Все ее сомнения смела мощная навалившаяся на нее волна страсти. Когда же ее руки дотронулись до его кожи и ощутили ее тепло, они, вместо того, чтобы вцепиться в его грудь ногтями, стали нежно ее поглаживать, ощупывая каждый бугорок его мощных бицепсов. Ее глаза оставались открытыми и изумленно сияли.

Тристан упорно не хотел прерывать своего страстного поцелуя. Он снова и снова впивался в ее полные губки своими, а потом язык его проник в ее нежный рот. Она не сразу позволила ему сделать это, тогда он приподнял голову, посмотрел ей в глаза, а затем попробовал сделать это снова, повернув ее голову рукой так, чтобы удобней было перейти на глубокий поцелуй. Он втянул своим ртом ее губы и сильно нажав на них, окончательно сломил ее сопротивление.

Аманда уже не была способна что-либо соображать. Ее губы, ее рот просто радостно отвечали на его ласку, и вдруг из горла Тристана раздался сладостный стон.

Его язык медленно и старательно делал свое дело. Сперва он прошелся по ее нижней губе, а затем приласкал каждый уголок рта. Ослабив руку, поддерживающую ее голову, он еще крепче прижал Аманду к себе, заставив ощутить подлинный пожар, полыхавший в его теле. Язык Тристана стал ритмично нажимать на ее язык с какой-то непонятной ей агрессивностью. И тут Аманда почувствовала, что вдруг в ее душе пробудилось что-то такое, о чем она раньше даже и не подозревала. Своим языком она обвила его, принимая вызов, а ее руки непроизвольно обвили Маклофлина и с нежностью зарылись в его густые волосы. Теперь она ощущала каждый мускул его тела, сильного и жаркого, как ощущала она и его восставшую плоть, плотно прижавшуюся к ее животу. Нежно произнося ласковые слова, она приподнялась на цыпочки, а потом вдруг умело обхватила его бедра своей левой ногой. Она прижала свое раскрывшееся лоно к тому жаркому и жесткому, которое только и могло его насытить. Очень медленно ее веки стали закрываться.

Тристан зарычал от страсти и стал целовать ее еще более яростно, впав в настоящее неистовство. Откинув ее тело назад, он прижал ее к стене и навалился на нее с каким-то немыслимым натиском. Одна его рука медленно и нежно поглаживала ногу, обхватившую его бедра, а затем вдруг проникла под ее спортивный костюм, впившись пальцами в крепкие, но такие страстные и такие нежные ягодицы.

– О, милая, – прошептал он, оторвавшись от нее буквально на секунду, а затем, не в силах выдержать даже такой, сиюминутной разлуки, он с новым неистовством впился в ее губы, даже причинив Аманде легкую боль.

Аманда еще сильнее обняла его за шею и ответила на его ласки страстным поцелуем, полностью отдавшись страстному напору.

Тристан немного отпрянул назад и просунул свободную руку в пространство, возникшее между их телами. Его ладонь властно и решительно легла на ее живот, затем, погладив, пальцы скользнули вверх к ее вздымавшейся груди. Аманда откинулась назад, подставляя бутоны своих сосков ласкам. А рука эта ласкала и ласкала, вдавливаясь все сильней и глубже в податливую плоть этих больших и трепетных грудей, напрягшихся от его властного прикосновения.

Ее спортивный костюм, плотно облегавший тело, стал вызывать у него ощущение отчаявшегося бешенства. Спору нет, в этом костюме она выглядела бесподобно, но он надежно защищал ее плоть от вторжения, подобно самой совершенной системе безопасности. А он хотел добраться до самых сокровенных уголков ее тела, сделать так, чтобы его кожа почувствовала ее всю, ощутить под своей ладонью пульсацию крови в ее сосках, ласкать их пальцами, гладить языком.

Но на костюме не было пуговиц. Ворот был слишком высоким, чтобы рука могла добраться до тела через него. Боже, в этом облегающем фигуру костюме она выглядела едва ли не раздетой, но на самом деле оказалась словно облаченной в доспехи.

– Помоги мне, милая, – выдохнул он. А затем, обхватив ее голову руками, снова впился в ее рот страстным поцелуем.

Аманда уже готова была сделать то, что он просил, когда входная дверь неожиданно отворилась. Из-за нее высунулась голова Ронды, которая настороженно позвала:

– Лейтенант Маклофлин? – Ронду ослепило солнце, и она не сразу заметила Тристана и Аманду в тени алькова. – Лейтенант, вы все еще здесь?

Тристан резко отпрянул от Аманды и несколько секунд стоял в полном оцепенении, ожидая, пока его глаза вновь обретут способность видеть окружающий мир. Глубоко вдыхая воздух в легкие, он взирал на Ронду с некоторым смущением.

Боже правый! Еще никогда в жизни он не оказывался в таком переплете. Это он, который всегда так гордился своим совершенным самообладанием, секунду назад чуть не овладел ею прямо здесь, на крыльце ее дома, в месте, совершенно не скрытом от посторонних глаз. Растерянно глядя на ее набухшие веки, искусанный рот, кожу, покрасневшую от прикосновений его щетины, Тристан был потрясен до глубины души. Он прочистил глотку и с трудом выдавил из себя:

– Я здесь, мисс Смит.

– А, так вот вы где… – проворковала Ронда, моментально охватив взглядом сцену и оценив состояние, в котором находится ее подружка. Потом она краем глаза заметила, как бугрятся плавки Тристана, и сказала:

– Гм, дело в том, что вас зовут к телефону. Звонит детектив Кэш и говорит, что это очень срочно.

– Сейчас подойду, – сухо ответил Тристан. Он снова обернулся к Аманде, вперив свой взгляд ей в глаза. – Я не биоробот, – прошептал он яростно. – Больше никогда не говорите мне этого.

Он повернулся и быстро удалился в свою квартиру. Аманда усталым взглядом проводила его мощные плечи и мускулистые руки. А какая налитая силой спина! Впервые она даже не обратила внимания на пистолет, небрежно засунутый за резинку плавок.

Утомленная и обессиленная Аманда осталась стоять там же, где ее оставил Тристан. Привалившись к стене, она постепенно возвращалась к жизни из состояния ранее неведомых ей грез. Она ощущала, как нервные окончания трепещут в каждой клеточке ее тела, как каждая клеточка жаждет продолжения ласки. Ее трясло от неутоленного вожделения, ее собственная грудь казалась ей непривычно тяжелой, и в то же время горела от пережитого наслаждения. В сосках пульсировала боль. Все тело ощущало пронизывающий неведомый жар, а внизу живота она вдруг ощутила какой-то спазматический комок, неприятно пульсировавший в ритме внезапно прервавшейся ласки. О Боже, Боже! Как только он мог довести ее до такого состояния?!

– Интересное утро, – проворковала Ронда, приближаясь к Аманде вплотную и внимательно ее разглядывая. – Сперва ты выставила Ренди за то, что он тебя слегка пощупал, затем ты позволила Маклофлину зайти гораздо дальше на крыльце собственного дома. С тобой и впрямь не соскучишься, Мэнди, – Ронда буквально прыснула от смеха, неприятно резанувшего Аманду.

– Пожалуйста, – прошептала она. – Не делай из меня посмешища, Ронда.

– Ну что ты, – заметив, насколько Аманда потрясена, Ронда прониклась к ней живым сочувствием. – Ой, деточка! Я вижу, он действительно потряс тебя до глубины души.

Аманда слабо кивнула.

– Я всегда знала, что ты какая-то.., ну, не пробудившаяся. Эти твои недоделанные любовники никогда не могли дать тебе понять, что такое настоящий секс. Как он может перевернуть всего человека, – Ронда впилась в Аманду изучающим взглядом. – Неужели ты до сих пор считаешь, что секс – это пустая трата времени?

– Нет, – пролепетала Аманда.

– Что-то я не слышала, что б ты звала на помощь, а раз так, значит ты этого хотела. А теперь скажи-ка мне, детка, если мерять по шкале от одного до десяти, неужели ты все еще оцениваешь свою сексуальность в три балла? Неужели ты по-прежнему считаешь себя почти фригидной женщиной?

Закрыв глаза, Аманда слабо покачала головой. Боже мой! Ну конечно же, нет! Просто ей никогда не приходилось прежде ощущать ничего подобного. Все, только что испытанное ею, было тем самым, о чем так много говорили окружающие. Она никогда не верила, что действительно можно испытать такой восторг. С трудом подняв руку, она ощупала свой покрасневший рот и кожу на лице, поцарапанную при поцелуях.

– Боже! Должно быть, я выгляжу просто неприлично.

Ее глаза распахнулись, она с неприкрытой паникой взирала на Ронду.

– Что мне теперь делать? Как я могу вернуться в квартиру? Они наверняка сразу поймут, чем мы тут занимались с Маклофлином.

– Неужели это так важно? – удивилась Ронда.

– Да! Это важно. Для меня это очень важно. О, Ронда, я знаю, что не права. Ведь я уже взрослая и не должна стыдиться того, что делаю, но я не могу понять, как сама к этому отношусь. Мне нужно время, чтобы я во всем спокойно разобралась. Но я ужасно не хочу, чтобы они все на меня пялились. Боже, они будут безжалостны, если узнают, чем мы тут занимались с Маклофлином, особенно после того, как я чуть не сломала шею Ренди…

– Который очень напрашивался на то, чтобы ему сломали шею.

– Пусть так, – сказала Аманда, умоляюще глядя на Ронду. – Пожалуйста, не обсуждай этого ни с кем, Ронда.

– Радость моя, достаточно одного взгляда на твое лицо, и никаких обсуждений уже не потребуется.

Аманда застонала.

– Не паникуй, – Ронда поправила локон, опустившийся на лоб Аманды. – Слушай, детка, ты прекрасно знаешь, что я не стану ни с кем трепаться о твоих личных делах, если ты этого сама не захочешь. А ты этого наверняка не захочешь, – Ронда не удержалась от ухмылки. – После того, как Маклофлин зажал тебя своими клешнями, ты явно не можешь прийти в себя, но сама знаешь, какой у меня опыт в этих делах. Так что сделаем так: мы зайдем вместе и ты сразу же пройдешь в ванную, закроешь дверь, ляжешь в свою любимую ванну с пеной, а я позабочусь об остальном. Я отвлеку их так ненавязчиво, что они быстро забудут о твоем странном поведении, жаль только, что ты не увидишь этого спектакля. Ты одна из немногих, кто мог бы его по-настоящему оценить.

– О Боже, Ронда, как я люблю тебя! – воскликнула Аманда.

– Ха, – фыркнула Ронда, но сердце ее наполнилось теплом и радостью. Аманда занимала в ее жизни совершенно особое место. Это была ее первая в жизни настоящая под-рута. Правда, было одно исключение: еще в средней школе от Ронды отдалилась ее тогдашняя подруга Доррис Продекариш, не одобрявшая ее увлечение танцами. И не то чтобы Ронда не хотела больше ни с кем водить дружбу, просто ее график жизни был так плотно насыщен, что у нее просто не оставалось времени на то, чтобы расширить круг своих подруг за счет представительниц других профессий. Ну а мир танца – настоящий проходной двор: люди все время приходят и уходят, ведь недаром танцоров называют вторыми цыганами. Так уж получилось, что несколько девушек, с которыми у нее завязывались дружеские отношения, вскоре уходили работать на другие танцплощадки.

Вот поэтому у Ронды было много приятельниц, но ни одной настоящей подруги. Она свыклась с этим, и все же ей так не хватало такого близкого человека. Ведь существуют вещи, о которых женщина может говорить только с другой женщиной. К тому же всегда опасно раскрыть перед кем попало свою душу, а потом узнать, что твои секреты известны всему городу. Эта опасность особенно актуальна в танцевальной среде, которая обожает сплетни, отчего любая пикантная новость моментально делается достоянием всей труппы.

Впервые встретившись с Амандой, Ронда подумала, что уж с ней-то она точно не сойдется. По характеру они были полярно противоположны. Любой женщине ее лет, прожившей изрядное время самостоятельно, Аманда на момент их первой встречи показалась бы не правдоподобно невинной, впрочем, какой она осталась и до сих пор, но это не сразу бросилось Ронде в глаза. Аманда привлекла ее внимание скорее потому, что прежде всего поразила Ронду милой, но дистанцированной элегантностью. Присмотревшись, Ронда нашла в Аманде такие черты, как очень сложное отношение ко всему происходящему, замкнутость и холодную сдержанность. Сама же Ронда была кем угодно, только не невинной девушкой, к тому же, она и не хотела казаться таковой. Подобная развязность уже не раз отталкивала от нее потенциальных подруг.

С откровенной, даже циничной улыбкой Ронда наблюдала за поведением Аманды, когда та только что была принята в труппу. Она была столь безупречно вежлива, столь доброжелательна и мила, что уже этими своими манерами она поставила на свои места всех мужчин в труппе. Она ненавязчиво превратила их в приятелей, лишая тем самым отношения сексуальной окраски. Когда любой мужчина помимо своей роли оказывался в такой приятельской роли, он вдруг обнаруживал, что не может домогаться большей близости. По тому, как Аманда говорила и как она себя вела, легко можно было понять, что она из обеспеченной семьи. Ронда тут же заметила, что мужчины в присутствии Аманды прекращают ругаться или непристойно шутить. Все это навело Ронду на мысль, что из-за разницы в происхождении никакая дружба между ними не возможна. Ведь Аманда была той, кого называют "хорошая девочка', а Ронда не стеснялась демонстрировать всем и каждому, что она принадлежит к разряду девочек «плохих».

Но все сложилось иначе. Действуя по своему обыкновению, Аманда какое-то время незаметно присматривалась к Ронде. Понемногу она стала чаще ей улыбаться и заводить ничего не значащие разговоры, которые Ронда охотно поддерживала. И, хотя Аманда проявляла завидную решимость, постоянно пресекая болтовню Ронды на сексуальные темы, та нутром почувствовала, что в глубине души эти разговоры развлекают и эту «хорошую» девочку. Сперва Ронде казалось, что Аманда просто не может проявлять к ней какого-то особого интереса, но постепенно она заметила, что Аманда чаще всего улыбается именно ей, ловит ее взгляд, даже подмигивает ей, напуская на себя заговорщический и одновременно все понимающий вид. Аманда явно выделяла Ронду из всех окружающих.

Впоследствии Ронда узнала о том, что случилось с Тедди, и ей не потребовалось особой проницательности, чтобы понять причину того, почему Аманда к ней так потянулась. Просто она очень сильно напоминала Аманде ее умершую сестру. Но что бы ни толкнуло Аманду на дружбу с ней, Ронда в любом случае была очень рада, что такая подруга у нее есть. Первое время она опасалась, что Аманда посчитает ее распутной и непутевой и отдалится от нее, рассматривая их жизненные позиции как несовместимые. Вместо этого оказалось, что Аманда искренне смеется над ее шутками, тогда как другие даже не понимают их. Она умела потрясающе слушать Ронду. Общаясь с ной, Ронда чувствовала себя умудренной, ценимой и любимой. Аманда принимала ее такой, какая она есть, она даже не пыталась сделать так, чтобы Ронда отказалась от некоторых своих привычек. А ведь столько людей уже пытались повлиять на Ронду и добиться этого.

И теперь, когда Аманда выразила ей свою признательность и любовь, Ронда только пожала плечами и сказала:

– О чем ты, какие пустяки, – но, хотя голос ее был легкомысленным, она абсолютно серьезно заключила:

– В конце концов, детка, для чего еще в жизни нужны друзья!

Невидящим взглядом окинув снующих туда-сюда танцоров, Тристан зашел в квартиру. В голове его была чудовищная, невообразимая каша, но все постепенно вставало на свои места. Его голова просто раскалывалась от боли. Но теперь к этой боли добавилась еще и ноющая ломота во всем неудовлетворенном теле. Он не мог взять в толк, почему так поддался отчаянно влекущему очарованию Аманды, что совершенно потерял чувство реальности. Злясь на себя за свой беспрецедентный срыв, он буквально прорычал в трубку:

– Маклофлин у телефона.

Единственным утешением было то, что она испытывает сейчас такую жефрустрацию. Брови Тристана сжались в одну линию над переносицей. Да, такого он еще не испытывал.

– Лейтенант? – голос Джо Кэша был усталым и разраженным. – Вы, наверное, должны срочно приехать, у нас новая жертва…

Глава 12

По адресу, который Джо Кэш сообщил Тристану, располагался магазинчик, построенный в каком-то несуразном стиле: каменное и тяжеловесное здание в даунтауне. Новая жертва была обнаружена на свалке за ним.

Тристан благодарил судьбу за то, что пресса еще ничего не разнюхала. Но все вокруг кипело такой бурной деятельностью (вспышки фотоаппаратов, беготня, яркие осветители), что, как говорится, шкурой чувствовал: близок тот момент, когда сюда нагрянут репортеры. Это было ему ясно. Он будет решать эту проблему, когда придет ее час, а сейчас у него другие задачи.

Медицинский эксперт склонился над трупом с длинными светлыми волосами. Все, что Тристан мог разглядеть, так это копну белокурых волос и длинные ноги танцовщицы, грязные и все в синяках. Остальное было скрыто от его взгляда спиной эксперта, сидевшего перед трупом на корточках. Пока он не закончит своего осмотра, полицейским даже приближаться нельзя: медицинский эксперт работает первым.

– Лейтенант, – Джо высунул свою голову из двери, выходящей на задний двор магазинчика и позвал Тристана. Он протиснулся за полицейским в узкий проход. Комната, куда он попал, оказалась складом, почти доверху заполненным пустыми коробками и несколькими непочатыми ящиками с водкой. Джо разговаривал с потрясенной женщиной средних лет, когда вошел Тристан.

– Ужасное занятие, – повторяла она, теребя пальцами носовой платок, – ужасное.

– Лейтенант, это мисс Шалтс. Они с мужем – владельцы магазина. Это она обнаружила тело, – Джо вежливо коснулся руки женщины, чтобы привлечь ее внимание. – Миссис Шалтс, это лейтенант Маклофлин, он ведет расследование.

– Мы выходили к мусорным бакам в течение дня не очень часто… – сказала она так затверженно, что Тристан сразу понял: ей уже не раз приходилось повторять эту фразу сегодня. Она говорила все, что нужно, но была заторможенной, вероятно, от ужаса, пережитого ею. – Обычно мелкий мусор мы собираем в коробку, прежде чем выбросить туда, но у нас иногда скапливаются и большие ящики из-под водки, а я решила, что пора освободить от них помещение. Вы же сами видите, это не очень большая комната.

– Да, мэм, – проговорил Тристан.

– Гарри был болен. Это мой муж – Гарри, – миссис Шалтс переложила носовой платок из одной руки в другую и запустила все пять пальцев другой руки в свои завитые с проседью волосы. – Иногда у него ужасно болит спина, поэтому я сказала, чтобы он оставался сегодня дома. Потом, когда привезли водку, я решила, что пусть для него будет сюрприз: я разберу здесь все сама. Здесь все переполнено, и я начала освобождать место, раздвигая ящики. Я взяла кучу пустых коробок и понесла на помойку. И.., и.., о, Боже… – она отвернулась, чтобы два огромных детектива не смогли видеть ее слезы. Она прикладывала титанические усилия, пытаясь заставить губы не дрожать, но даже платок зримо дрожал у нее в руке. – Где Гарри? – прошептала она. – Мне так необходим Гарри.

– Ваш муж уже выехал, миссис Шалтс, – успокоил ее Джо, дружески погладив ее вздрагивающие плечи. – Я сам говорил с ним, он уже в дороге. Мгновение спустя вбежал высокий худой мужчина с седыми волосами, сразу бросившись к маленькой пухлой женщине, сидящей на ящиках с водкой.

Тристан отвел Джо в угол комнаты.

– Что за история?

– Доктора еще не дали заключения, но даже без их отчета мне и так совершенно ясно, что это то же самое. Точно так же, как с М.О.: она была подвергнута сексуальному надругательству и забита насмерть.

– Ты сделаешь за меня работу, Джо? – спросил Тристан. Джо не ответил и перевел взгляд на входившего в складское помещение медицинского эксперта. Он был среднего роста, но зато чрезвычайно широк в плечах, так что напоминал квадрат. Его черные волосы кое-где подернулись сединой, но щечки у него были пухлыми и розовыми, как у ребенка. Эксперт знаком попросил их выйти на улицу.

За магазином он достал сигару из широкого кармана спортивной куртки и медленно раскурил ее. Отбросив спичку, он повернулся к полицейским.

– Джо точно попал в цель своим предположением, – сказал он. – Экспертиза показала, что мы имеем дело все с тем же самым потрошителем. Характер ран и контузий как и у прошлых жертв. Конечно, я взял образцы спермы и слюны там, где он искусал ее, и передал в лабораторию, но ставлю пять против десяти, и я заработаю на этом деньги, что мы имеем дело с тем же самым типом, а значит, у него нет выделений, и мы не сможем установить группу крови таким образом. Правда, есть микроскопические частички кожи под ее ногтями, наверное, она царапала его. Быть может, удача нам улыбнется хотя бы здесь, – он выдохнул жуткий клуб дыма своей сигары, и его лицо на минуту скрылось в сизом облаке. – Мерзкое животное поработало здесь, джентльмены, – сказал он, кивнув двум санитарам, укладывавшим тело в пакет. – Она была по-настоящему хороша. Но как он проволок ее по всей своей ужасной системе, вы не можете мне этого объяснить?

– Да, – согласился Тристан. – Он становится дерзким. Я не люблю такие игры. Сначала звонок, потом это. Если он это делает для нас, то он, черт возьми, за все заплатит, – он взглянул на волосы жертвы, покрывавшие тело, и сердце его упало. Они были точно такие, как у Аманды. – Как давно она умерла?

– Если вы хотите, чтобы я сделал предположение до лабораторного анализа, то я вам скажу, что примерно десять-двенадцать часов назад. Позвоните мне около пяти вечера, и я дам вам полный отчет.

– Спасибо, док, – поблагодарил его Тристан, глядя, как тот удаляется, оставляя за собой клубы дыма. Тристан повернулся к Джо. – Что-нибудь необычное у нее было?

– На первый взгляд ничего, – ответил Джо. Он указал на двух согбенных полицейских, тщательно прочесывавших окрестности. – Они как раз и занимаются проверкой местности на предмет каких-нибудь улик. Как раз в этот момент один из полицейских распрямился и обернулся в их сторону.

– Лейтенант, – позвал он. Тристан быстро подошел к нему, видя, как тот достает что-то из мусорного контейнера.

– Что вы там нашли?

– Кое-что серьезное, лейтенант, – он протянул Тристану свою находку.

Это оказалась кожаная сумка цвета морской волны, причем к ее внутреннему карману был приколот маленький конверт. Второй полицейский бережно поместил его в пластмассовый мешочек и в таком виде передал его Тристану.

Тристан нетерпеливо стал читать послание. Его удивила прыгающая линия букв. Тут-то он понял, что эти буквы вырезаны из журнала и приклеены к бумаге. Когда же смысл послания наконец дошел до него, его охватил озноб.

Письмо было адресовано ему…

Ронда уже давно выставила из квартиры всех танцоров, но Аманда продолжала лежать в ванне, стараясь понять, что же произошло только что между ней и Маклофлином. Неосознанно она подняла руку из воды и потрогала свои распухшие губы. Никогда прежде она не испытывала того, что пережила сегодня.

Никогда.

Ведь обычный поцелуй не должен доводить женщину до такого состояния, но, видимо, все дело в том, что поцелуй был необычным, и в нем участвовали не только их губы, но и тела.

О, Боже, она не может этого понять. Ей даже не нравился Маклофлин, разве что его улыбка, да и то она озаряла его лицо не так уж часто. Да и как вообще может нравиться человек, чье лицо всегда лишено какого-либо выражения? К тому же он холодный и замкнутый, и вдобавок полностью лишен того, что всегда больше всего привлекало ее в мужчинах, – чувства юмора.

«Но он вовсе не был таким уж холодным и замкнутым двадцать минут назад», – сказала она с юмором сама себе.

Ее неожиданный смех в пустой ванной комнате напоминал кратковременную истерику, А ведь она даже не знает его имени! Эта его подружка по имени Банни назвала его по имени в ту ночь, но Аманду тогда слишком сильно одолевали чувства ярости и страха, чтобы она обратила на это внимание. Как же можно испытывать влечение к мужчине, если даже не знаешь его имени?

– Ну, милая, твои хорошие манеры просто непрошибаемы, – сказала она себе. – Причем заметь, что это ничуть не остановило тебя там, в том закутке.

Откуда только взялась вся эта волна эмоций, и куда вдруг делось его ледяное самообладание? И что же там скрывалось внутри, за внешним видом вымуштрованного полицейского? А ведь она была уверена, что он холоден, как льды Антарктики. И вот ее убеждения оказались ошибочными. Боже, никогда она не испытывала в жизни такого жара страстей. А ведь этот жар передался от губ, рук и тела Маклофлина. Неужели Маклофлин всегда так целует? Неужели в ту ночь, когда он набросился на нее в саду, он потом целовал свою Банни с такой же сосредоточенной одержимостью? С такой же страстью? Неужели он прижал ее также к стене и…

Нет, до этого ей нет дела. Она не будет… Да и тогда не стала интересоваться. Ей просто хотелось бы знать, насколько обнаруженные ею сегодня способности подкреплены практикой. Она всегда раньше считала, что целовалась с достаточно опытными мужчинами, но ни один из них не показал такого класса. Никто так не выкладывался, никто не дал ей понять, что каждый атом его существа сосредоточен исключительно на ней.

Она недовольно повела плечами, почувствовав, что в теле пробуждается слишком живая память о только что случившемся. Что ж получается? Маклофлин помог готовому распуститься бутону стать цветком, ну и что? Может быть, ему просто повезло, не более.

Вдруг Аманда резко села, вызвав небольшую бурю в ванне. «Послушай, – сказала она сама себе. – Ведь здесь нет никого, перед кем надо выставляться. Так зачем же дурить саму себя?»

Ведь дело не только в нем, но прежде всего в ней самой, в том ответном импульсе, которым все ее естество отреагировало на его ласки. Когда речь шла о чувствах, ей ведь всегда казалось, что это немножко не для нее, и в глубине души она считала, что она гораздо больше похожа на мамочку с папочкой, чем ей этого хотелось бы. Видимо, поэтому секс казался ей чем-то.., неуместным. И вот теперь в результате столь странного отношения к сексу она оказалась совершенно неподготовленной к той лавине чувств, которая обрушилась на нее и продолжала клокотать в ней еще долго после того, как Маклофлин отпрянул от нее и быстро удалился, оставив ее совершенно сбитой с толку и изнуренной. А ведь еще вчера она бы просто рассмеялась в лицо тому, кто сказал бы ей, что она может испытать эту ноющую, не знающую удержу потребность. Но ведь вчера она и представить себе не могла, что способна обхватить мужчину ногой за бедра и открыть ему свое жаркое лоно. С непривычной для себя неловкостью Аманда наконец выбралась из ванной и насухо вытерлась полотенцем. Подойдя вплотную к зеркалу и тщательно вытерев ложбинку между грудей, она протерла запотевшее стекло, затем с неподдельным любопытством стала разглядывать свое собственное отражение.

В общем она выглядела как всегда. Ее пальцы снова дотронулись до губ. Они, конечно, немного распухли, а рядом с ними, на щеках, два легких покраснения от его щетины. Но, если этого не считать, никому и в голову не придет, что совсем недавно она чуть было не… Она возмущенно выпрямилась. А почему, собственно, она должна выглядеть как-то по-особенному? Это был простой поцелуй, и ничего больше.

«Ну-ну», – сказала она самой себе. Итак, как же ей быть, когда они встретятся в следующий раз? Сделать вид, будто ничего между ними не было? Неужели он поведет себя точно так же? Нет, она знает, что он был потрясен их взаимным порывом не меньше, чем она сама. Она ощутила своим животом его вздыбившуюся, разгоряченную плоть, а это… Но почему-то он все равно не выглядел особо счастливым. «Никогда больше не называй меня биороботом», – снова услышала она его голос, вспомнив, каким было при этом выражение его глаз. «О, Маклофлин, никогда больше я не смогу подумать о тебе, как о роботе».

Нет, она не сможет сделать вид, как будто ничего не случилось. Что-нибудь, хотя бы взгляд, обязательно выдаст ее. Боже, она ведь никогда не стремилась спровоцировать его влечение. Но так уж вышло, что это была ее первая встреча со страстью, и она будет всякий раз при встрече вспоминать его руки и губы, жар его тела. Насколько ей было проще жить, когда она была почти убеждена в том, что он недочеловек.

Внезапно возникшая в голове мысль заставила ее содрогнуться. А что если он захочет продолжить то, чего им не удалось завершить благодаря Ронде. Сможет ли она сказать ему «нет»? Она практически не дала ему никакого повода сомневаться в том, что согласна буквально на все, но это было в тот момент… Она действительно не знала, чего на самом деле она хочет теперь. Она так хотела по-настоящему в этом разобраться.

Пожалуй, впервые в жизни Аманду просто ноги не несли на репетицию. И, какая досада, первым человеком, которого она встретила на площадке, был Ренди. А вот уж его-то она совсем не желала видеть. В этот момент он совершал кульбит с опорой на правую руку и не сразу их заметил, а увидев, поспешно опустил рукав своей рубашки, прикрыв им глубокие царапины на руке. Он явно был не в духе и не желал каждому из присутствующих давать объяснения на этот счет. Но было слишком поздно, ведь любопытство Ронды не знало границ.

– Что с тобой случилось? – спросила она, подходя к нему вплотную. Несмотря на его попытку предупредить ее жест, она быстро приподняла рукав и уставилась на красные полосы, избороздившие его руку до самого локтя. – Боже, Ренди, это ужасно.

– Сам знаю, – огрызнулся Ренди, поспешно опуская рукав и избегая смотреть на Аманду. – Я просто попытался погладить одну проклятую кошку. Она взяла и вцепилась мне в руку.

– Чья же это кошка?

– Откуда мне знать? Просто бродила возле моей квартиры. Такая черная симпатичная кошка, и я захотел ее погладить. Ронда слегка приподняла брови. – Может быть, сам Бог намекает тебе на то, что не стоит больше пытаться гладить разных чужих кисок, когда они этого не хотят, – она посмотрела на него своим пронзительным взглядом, в глубине которого затаились искорки смеха. – Как ты думаешь?

Неожиданный взрыв безумного гомерического хохота застыл у Аманды в горле, едва не вырвавшись наружу. Она всеми силами пыталась сдержать его, одновременно не понимая, зачем ей щадить чувства Ренди. Ведь он бы не стал считаться с ней в подобной ситуации. При каждом удобном случае он не мог удержаться от рукоблудия, поэтому решив так, она позволила себе прыснуть от смеха.

Ренди окинул обеих девушек уничтожающим взглядом и, резко повернувшись, отправился в раздевалку. Кипя негодованием, он с такой скоростью пронесся мимо шедших ему навстречу Дэвида и Дина, что те на секунду застыли с раскрытыми ртами, недоуменно переглядываясь.

– Что это с ним? – спросил Дэвид, одновременно поднося палец к виску. – Он что, чокнулся?

– Понятия не имею, Дэви, – ответила Ронда самым невинным голосом. – Мы как раз обсуждали полезные навыки, которые можно получить, общаясь с животными, но он вдруг взвился, – они переглянулись с Амандой и ухмыльнулись.

В голове у Аманды пронеслось, что смысл сказанного Рондой, как всегда, был «с двойным дном». Да, кошка отреагировала гораздо быстрее, чем она, когда Ренди стал ее лапать у нее дома на репетиции. Кошка сразу же выпустила когти и вырвала несколько полосок его кожи. А вот она, Аманда, должна была долго и мучительно решать, прежде чем дать отпор этому нахалу.

Вдруг она поймала на себе взгляд Дина: он внимательно и как-то углубленно ее разглядывал. Что-то неуловимое в его лице подсказало ей, что только что они с Дэвидом говорили о ней. Наверняка ее стычка с Ренди спровоцировала новый всплеск разговоров о полном отсутствии у нее интереса к мужчинам. Стремясь отвлечь Дина от этого немого разглядывания, Аманда спросила первое, что пришло ей в голову:

– Вам не будет слишком жарко в этом костюме, Дин?

Спросите у десятка танцоров, что они предпочитают надевать на репетициях, и вы услышите десять различных ответов. Почему-то у Аманды ранее сложилось впечатление, что Дин предпочитает надевать на себя минимум одежды. Теперь же на нем был глухо закрытый спортивный костюм. Впрочем, тут же вспомнила она, этот костюм был надет на нем и сегодня утром. Быть может, таков был новый писк моды, который она упустила из виду? Ведь Ренди, который обычно предпочитает демонстрировать свой обнаженный торс сегодня тоже облачился.

Дин опустил глаза, посмотрел на свой свитер с длинными рукавами и серые панталоны.

– Что делать, надо сохранять мышцы в тепле, – сказал он, одаривая ее чарующей улыбкой. – К тому же, может быть, немного попотев мне удастся сбросить лишний вес.

Но Аманда едва его слышала. Ее не отпускали воспоминания о событиях сегодняшнего утра. Ей пришлось собрать в кулак всю силу воли, чтобы полностью сосредоточиться на танце и таким образом избежать грозного гнева Чарли.

Заехав домой между репетицией и шоу, она почувствовала себя настолько изнуренной, что даже не подошла к трезвонившему телефону. Маклофлина дома не было. Уж сколько раз она убеждала себя по дороге домой, что ей до этого нет никакого дела, но, приехав, сразу же пошла проверять. Ставни на окнах его квартиры оказались наглухо закрытыми, и Эйс резвился в саду, гоняя красивый мячик своими толстыми неуклюжими лапами. Увидев Аманду, он схватил мяч зубами и припустился за ней по лестнице. Он вбежал в ее спальню и бухнул мячик ей прямо под ноги, так что она чуть не споткнулась.

– Подожди, Эйс, – пробормотала сердито Аманда, вытряхивая свои покупки прямо на кровать, но тут же поглядела на щенка, и он показался ей таким умильно-забавным, что сердце ее сразу смягчилось. Аманда сгребла его ладонью и уселась с ним на край кровати, покачивая его тушку на своих коленях. – Хочешь посмотреть, что я купила?

Она и сама не знала, что на нее нашло. Просто после репетиции ей вдруг захотелось отправиться за покупками. Куски сатиновой и шелковой ткани, разномастные ленты вывалились из ее сумки на кровать, они были результатом этого необъяснимого порыва.

На Эйса все это изобилие не произвело никакого впечатления. Аманда отодвинула в сторону куски материи и с непонятным наслаждением стала перебирать только что купленное тонкое белье. Она истратила уйму денег на покупку немыслимого числа трусиков, лифчиков, ночных сорочек, но снова любуясь приобретением, поняла, что они того стоили. Почему-то она никогда прежде не стремилась носить красивого нижнего белья, наоборот, ее прежде всего устраивало только одно – чтобы белье было только удобным. Но сегодня она вдруг поняла, что ей вдруг захотелось совершенно иного. И чтобы эта перемена была совсем крутой, она, хмыкнув, выдвинула ящики комода и, вытащив из них кучу старого белья, отнесла его в помойку на кухне. Прощай, аккуратное, хлопчатобумажное бесполое белье. Теперь она испытывала почти греховное наслаждение от мысли о том, что ей предстоит носить что-то изящное и соблазнительное.

Как раз, когда Аманда взглянула на часы, телефон зазвонил снова. Она выругалась. Разговаривать было некогда. Она опоздает, если не выйдет сию минуту. Вбежав обратно в спальню, она подхватила было задремавшего Эйса, подняла его мячик с пола, сунула сумочку под мышку и выбежала из квартиры.

Оставив щенка в саду, она быстро вскочила в автомобиль и, с места взяв разгон, выехала за ворота.

Бросив трубку на рычаг, Тристан мысленно чертыхнулся. Затем он указательным пальцем поправил очки на переносице и подумал, что, в сущности, даже хорошо, что он ей не дозвонился. Он вообще не знал, какого черта он пытался звонить Аманде. О, конечно, он пытался внушить себе, что звонил ей для того, чтобы попросить ее накормить Эйса, поскольку сегодня он задержится на работе допоздна. Но, конечно, он хотел поговорить с ней не только для этого. Ему необходимо было услышать ее голос, вообще как-то пообщаться с нею.

Лицо Тристана было бесстрастным, когда он беседовал с одним из своих подчиненных. Потом он машинально подписал подсунутый ему документ. Но когда наступила кратковременная передышка, он ничего не видящими глазами уставился в потолок и стал себя отчитывать.

Он должен держаться от нее подальше. От нее исходит угроза всему тому, что он так долго в себе воспитывал. Ведь он никогда не позволял себе слишком увлекаться женщинами. Зависеть от другого человека, нуждаться в нем – означает надеть самому себе петлю на шею. Он усвоил эту истину много лет назад.

«Но ведь ты не можешь без нее жить. Ты все время заботишься о ее безопасности».

Вот что действительно занимало его. О, нет, не физическое желание, в этом не было ничего нового. Ему и раньше приходилось не раз страстно желать женщину, но всякий раз это продолжалось недолго. И с Амандой у него будет то же самое… После того, как он овладеет ею. А он обязательно овладеет ею после случившегося сегодня утром. Чего бы это ни стоило. А вот откуда взялась потребность в общении, стремление непременно ее защитить?

Он всегда старался сохранять профессиональную беспристрастность. Раньше ему бы и в голову не пришло заботиться об одной танцовщице в то время, как в городе их сотни и всем им угрожает этот проклятый маньяк. И вот теперь он нарушил свое собственное железное правило говорить самому себе только правду и убедил себя в том, что его беспокойство объясняется только редким сходством цвета и структуры волос последней жертвы маньяка и Аманды. Эту последнюю жертву звали Джой Фред. Сегодня им удалось установить, что ей было двадцать семь лет, что она была одинока и вся в долгах, как в шелках. Из разговоров с девушкой, которая вместе с ней снимала комнату, они узнали один очень примечательный факт: непосредственно перед своей гибелью Джой как минимум дважды разговаривала по телефону. Неизвестно, звонил ли ей убийца или кто-то другой. Но ее приятельница сказала, что после этих звонков Джой не находила себе места от тревоги, хотя отказывалась говорить о ее причинах. Как раз в это время она была особенно озабочена проблемой своей неумолимо растущей задолженности. Ее подруга подозревала, что, пытаясь заработать, Джой тайно подрабатывала проституцией.

Но даже обдумывая все эти факты, Тристан продолжал беспокоиться об Аманде, то и дело воображая, что она ненароком может оказаться в каком-нибудь темном, пустынном месте и… Его особенно тревожило то, что Аманда упорно сохранила свою слепую веру в собственную безопасность.

«А, будь все проклято! – взорвался он. – Опять я думаю не о том. У меня завал работы, а я тут сижу и казню самого себя. Пора выкинуть из головы всю эту чепуху. И все же, как жаль, что у нее такая профессия…»

Ранним утром, когда Аманда наконец вернулась домой из кабаре, телефон в ее квартире затрезвонил снова.

– Великий Боже! – воскликнула она, лихорадочно отпирая дверь. – Кому это я понадобилась вдруг в два тридцать ночи?

Она проскользнула в дверь и вошла в темный холл, в котором она позабыла включить свет, опаздывая вечером в кабаре. Но тут она вспомнила, что не закрыла входную дверь.

И вот, на минуту забыв о телефонных звонках, она вернулась, вытащила ключи из замка, аккуратно заперла дверь на все замки и даже на цепочку. Когда Маклофлин вторгся в ее жизнь сегодня утром – Боже, неужели это было сегодня утром? – втюхивая ей что-то про полицейских и их пистолеты, он прошелся так же на счет того, что она не думает об убийце, который разгуливает на свободе.

И, хотя тогда она здорово разозлилась, отчасти он был прав. Она упорно стремилась вести себя так, как будто ничего не изменилось, как будто никакой опасности не было, и все в ее жизни продолжало катиться по наезженной колее.

Но все-таки, что бы там не думал лейтенант, она не склонна рисковать по-глупому. У нее может быть своя точка зрения, но это не значит, что она прячется от реальности. Так, она взяла за правило парковать машину на освещенной площадке рядом с казино. И еще, она старается все время ходить вдвоем с Рондой. Но даже когда у Ронды свои дела, Аманда старается выходить из кабаре не одна, а вместе с другими членами труппы, а главное, она все время наблюдает за окружающими. Она не настолько глупа, чтобы подставляться. Так что Маклофлин зря разоряется на этот счет. Да что там говорить, она даже фонари в своем саду не гасит на ночь!

Телефон перестал звонить, когда она уже протягивала руку, чтобы снять трубку. Аманда чертыхнулась и отправилась в душ. Стоя под струей воды, она вроде бы услышала приглушенный звук телефона, но потом решила, что ей почудилось. В общем, ее уже начало напрягать то, что кто-то упорно домогается ее в столь неприлично поздний или, скорее, ранний час. Жаль, что дома нет ни Ронды, ни Маклофлина. Вряд ли она побежала бы к кому-нибудь из них, но все же, насколько увереннее она почувствовала бы себя сейчас, будь кто-то из них сейчас в этом безлюдном трехквартирном доме.

Ей казалось, что дома она всегда в безопасности. Но сегодня она ощущала какую-то непонятную угрозу.

Аманда налила себе бокал вина и дольше обычного расчесывала волосы, прежде чем лечь в постель. Уже предчувствуя сладкий сон, она встала перед зеркалом, с удовлетворением отметив, что довольно неплохо смотрится в этой ночной сорочке из голубого шелка, по контрасту с которой ее золотистая кожа выглядит особенно выигрышно. Вдруг, неожиданно для самой себя, она стала напевать веселую мелодию и стала снимать с себя сорочку. Окончательно сбросив ее, она с удовольствием разглядывала свое обнаженное тело и широко улыбнулась своему отражению. Даже если Чарли когда-нибудь выставит ее из кабаре, она не пропадет и сможет найти себе работу в стриптизе. Господи, что за легкомысленные мысли все время лезут сегодня ей в голову! Неужели после того, как Маклофлин прижал тебя к стене и нацеловался всласть, твоя чувственность, детка, прорвалась наконец-то наружу.

На лице, отраженном в зеркале, не было никаких признаков стыда. Аманда начала игриво пританцовывать, грудь ее заколыхалась. Аманда рассмеялась. А что, может быть, действительно все последние годы она не замечала чего-то очень важного? Может быть, Ронда права, постоянно утверждая, что она слишком уж равнодушна к мужчинам? Вот будет забавно, если, открыв в себе страстную сексуальность, она выяснит, что не может обходиться без этого…

Она забралась под одеяло и выключила свет. Вдруг перед глазами отчетливо возникло лицо Маклофлина. С ума сойти, как он смотрел на нее, оторвавшись от ее губ! Она вдруг подумала, что если бы он сейчас оказался в ее постели, она бы не смогла устоять. Она попыталась отогнать от себя эти мысли и повернулась на бок.

В умиротворяющей тишине комнаты вдруг над самым ее ухом прозвенел телефон. На ее уже погружавшееся в сон сознание это подействовало, как взрыв атомной бомбы.

Глава 13

Чувствуя, как бешено колотится ее сердце, Аманда повернулась к ночному столику и включила свет. Секунду или две она тупо смотрела на телефон, не понимая, что происходит. Затем неуверенно протянула руку к аппарату.

– Алло?

– Аманда? – голос был низким, глухим и явно принадлежал незнакомому ей человеку.

– Кто вы? – спросила она. – Вы представляете, который сейчас час?

– Прошу простить меня, если разбудил вас, – произнес безупречно вежливый голос. Я пытался дозвониться раньше, но никто не брал трубку и, видимо, я действительно потерял представление о времени.

– Кто вы?

– Друг, – в голосе не было ничего угрожающего, и все же ее напрягало то, что она не может его узнать. – Я просто ваш друг и хочу сообщить вам, насколько я восхищаюсь вами.

Аманда сдержала свое раздражение и ответила вполне учтиво:

– Благодарю вас. Очень приятно слышать такие вещи, но сейчас действительно слишком поздно. Я очень хочу спать. Так что прошу меня извинить, мистер…

– Спокойной ночи, Аманда, – на другом конце провода положили трубку, и она услышала частые гудки.

Аманда медленно положила трубку на место. Ей стало не по себе. Она снова схватила трубку и набрала старый номер Марианны, потом бросила трубку. Что она скажет ему? Что кто-то звонил ей, чтобы выразить свое восхищение? После того, что случилось сегодня утром, Маклофлин наверняка решит, что она просто нашла повод, чтобы позвонить ему. Глупо!

Но еще долго Аманда лежала без сна.

Три ночи спустя, уже лежа в постели, Аманда услышала, как из квартиры Маклофлина донесся странный грохот. А потом до нее донеслось слабое испуганное повизгивание Эйса.

Чувствуя, как учащенно бьется сердце, Аманда выскочила из постели и накинула халат. Она добежала до входной двери, но тут вдруг остановилась. В таком виде ей вряд ли стоило спускаться вниз. Ведь сам по себе ее приход может быть не правильно им истолкован, а тем более, если она будет в домашнем халате. Но в то же время она отчаянно нуждалась в его совете.

С момента первого телефонного звонка уже прошло три томительных тревожных дня, в течение которых она чувствовала себя не в своей тарелке. Надо все-таки спросить Маклофлина, что делать! Когда неизвестный поклонник позвонил ей во вторую ночь, Ронда посоветовала Аманде не дожидаться прихода Маклофлина, а немедленно позвонить ему по рабочему телефону Джо Кэша, указанному на визитной карточке.

– Но что я ему скажу? – спросила Аманда. – Что какой-то тип звонит мне по ночам и расточает комплименты?

– Да, черт возьми! Все это может показаться глупым, Мэнди!

Она и сама это знала. Но звонки начинали серьезно ее беспокоить. Каждый раз, слыша звонок, она вздрагивала. Но ведь этот человек ничем ей не угрожает. Так на каком же основании она должна беспокоить полицию? И она продолжала ждать, когда Маклофлин появится в своей квартире.

Оказалось, что застать его дома на редкость трудно. Сегодня она впервые услышала, как из его квартиры донесся какой-то звук. Вот почему среди ночи она решила спуститься вниз и поговорить с ним. Ведь завтра утром он снова улизнет раньше ее.

Приближаясь к двери Маклофлина, она все явственней слышала тревожный лай Эйса. Дверь была слегка приоткрыта, и Аманда поколебалась, прежде чем постучать. Что вообще там происходит? Непохоже, что Маклофлин оставляет на ночь открытой дверь или громко шумит. Но Эйс заливается таким лаем, будто случилось что-то ужасное.

Аманда робко постучала, потом осторожно просунула голову в дверь.

– Лейтенант?..

Навстречу ей с лаем выбежал испуганный Эйс. Аманда закрыла за собою дверь и наклонилась, чтобы успокоить собаку, затем прошла вглубь квартиры. – Лейтенант? С вами все в порядке?

Тристан полулежал на полу, привалившись головой к дивану. Боль перекосила его лицо, но ее голос он узнал сразу. Нетвердой рукой он дотянулся до кофейного столика, который случайно перевернул, когда приступ дикой головной боли заставил его буквально рухнуть на пол. Однако это усилие вызвало у него новый приступ тошноты.

Боже, сделай так, чтобы она ушла, подумал Тристан. Никогда еще за всю сознательную жизнь никто не видел его в таком состоянии, и он не хотел, чтобы эта женщина была первой. Ему была невыносима мысль о том, с каким презрением она будет смотреть на него, увидев его таким беспомощным.

Аманда совершенно забыла о первоначальной цели своего визита, когда при слабом свете различила Маклофлина. Голова его была прижата к краю дивана, цвет лица просто мертвенный, капли пота блестели на лбу. Его пиджак валялся на полу, а взмокшая от пота рубашка прилипла к телу. Аманда присела рядом с ним на колени и положила руку на лоб. Ее испугала холодность его лба.

– Что с вами, лейтенант?

– Возвращайтесь домой, мисс Чарльз.

– Маклофлин, что случилось?

– Мигрень, – процедил он сквозь стиснутые зубы. С трудом приподняв веки, он взглянул на нее затравленным взглядом. Уже больше года не было приступа. Я так надеялся, что.., он вообще не повторится. – Попытка сохранить мужество окончилась неудачей. Он закрыл глаза и, обхватив голову обеими руками, тихо застонал. – О Боже, моя башка сейчас расколется!

– Вы что-нибудь принимали? – спросила Аманда, развязывая узел его галстука. Затем она расстегнула рубашку и распустила ремень на брюках.

– Нет. Добрался домой и сразу свалился. Где-то у меня на этот случай припрятаны таблетки, но я не…

– Ясно, держитесь, я посмотрю, что можно найти. – Она решительно направилась в ванную комнату, где находилась медицинская аптечка, но задержалась в дверях. – Где у вас лежит пижама?

– У меня вообще нет пижамы.

– Так, понятно. – Аманда вернулась в спальню после того, как выгребла из аптечки все, что имело хоть отдаленное отношение к данному случаю. Она застала Маклофлина в том же положении и состоянии. Усевшись рядом с ним, она сунула градусник ему в рот.

– У меня нет температуры, – пробормотал он. – Я потею от головной боли. Такой приступ происходит каждый раз…

– Никогда не мешает проверить, – произнесла она с мягкой настойчивостью, и он решил, что легче уступить, чем спорить.

Аманда отстегнула кобуру у него из-под мышки и отложила ее в сторону. Потом стала снимать с него рубашку. Он протестующе заворчал, но затем, когда она приложила к его груди влажное полотенце, Тристан испытал настоящее облегчение.

Поколебавшись немного, она все же принялась за его брюки. Расстегнула молнию и, велев ему приподняться, стащила их с его ног. После чего стала промокать пот с его длинных мускулистых ног. И, хотя Аманда старательно отводила глаза от его тела, даже в такой ситуации она испытала волнение от его столь явной мужественности. Слегка посиневшие губы Тристана плотно сжимали термометр, а кожа на лице казалась почти серой. Глаза, обычно столь холодные и пронзительные, помутнели и выражали муку. Вскочив на ноги, Аманда вытащила термометр из его рта и тут же включила свет.

– Выключите этот проклятый свет! – вдруг прорычал он с такой яростью, что она изумленно застыла на месте.

– Что-что?..

– Ну пожалуйста, пощадите, – выдавил он с трудом. На самом деле ему хотелось изо всех сил садануть кулаком по лампе. – Нет у меня никакой температуры! Свет просто убивает меня. Выключите его!

И она выключила свет, потом уселась на пол, прижав колени к груди и несколько секунд тихо наблюдала за Маклофлином Было ясно, что приступ не проходит.

– Маклофлин? – тихо позвала она.

– Тристан, – прошептал он.

– Что?..

– Меня зовут… Тристан.

– Если, лейтенант, я называю вас Маклофлин, – начала Аманда с дрожью обиды в голосе, – то лишь потому, что не знала вашего имени.

«Как можно быть таким грубым, неблагодарным», – подумала было она.

– Тристан, – вдруг произнесла она робко, и легкая улыбка появилась в уголках его искаженных губ. Глаза его умиротворенно закрылись. – Тристан, – повторила Аманда еще более нежно. – Вот уж никогда бы она не подумала, что он может быть таким уязвимым. – Вы можете сесть?

– Нет.

– Нет можете! Давайте я помогу вам, – она уже обхватила его за голые плечи, но вдруг он резко передернул ими, а затем издал глубокий гортанный стон.

– Какого черта! Я сказал, нет, – прорычал он. – Оставьте меня в покое!

Аманда вскочила на ноги. Ее распирало от негодования.

– Хорошо, я оставлю вас в покое, вы, грубый и неблагодарный тип! – и, резко повернувшись, она уже собралась уйти, как вдруг почувствовала, как его рука поймала ее за щиколотку. Негодуя и недоумевая, она посмотрела на него.

– Простите меня, – пробормотал он. – Мне не следовало так говорить, но каждое движение причиняет мне такую боль, что я совершенно теряю самоконтроль. – Его опять начала бить дрожь. И Аманда снова нагнулась над ним. Достав из комода свежую рубашку, она стала просовывать в рукава его безвольные руки. Вдруг она поймала себя на том, что ей доставляет громадное удовольствие прикасаться к его загорелой коже. Осознав это, она тут же отдернула руки и холодным, почти официальным голосом произнесла:

– Нельзя же всю ночь лежать на полу. Разрешите, я доведу вас до постели.

– Ладно, попытаюсь, – сказал он обреченно, понимая, что если он не согласится, она может вообще уйти, а ему этого совсем не хотелось. И все же его продолжала изводить мысль о том, что своей беспомощностью он роняет себя в ее глазах.

Навалившись всей тяжестью своего тела на плечи Аманды, Тристан с трудом сделал несколько шагов до кровати. Но усилие оказалось слишком мучительным, и уже лежа под одеялом он почувствовал, что озноб усилился, а боль впивается все глубже в мозг.

– О, проклятье! Башка вот-вот взорвется, – простонал он сквозь стиснутые зубы.

Вот, выпейте, – ее холодные пальцы осторожно приподняли его голову и поднесли ко рту три таблетки аспирина. Когда он жадно проглотил их, запив стаканом воды, она, секунду поколебавшись, решительно заявила:

Давайте я попробую вам помочь. Присядьте на минутку.

О Боже, Аманда, вы не знаете, чего просите, – сказал он, но все же послушно приподнялся на одном локте.

Аманда обняла его за плечи, помогая приподняться. Потом она легла рядом с ним в кровать и прижала его голову к своей груди.

– Я часто делала так Тедди, – сказала она, как бы оправдываясь.

Опять этот Тедди, – подумал Тристан и уже хотел сказать что-то вслух по этому поводу, но в последний момент буквально прикусил язык. Если она обидится и уйдет, то он лишится тепла ее божественно прекрасного тела, которое так благотворно действует на него. Наконец-то он начал согреваться, закрыл глаза и глубоко вздохнул.

Никогда в жизни он не испытывал ничего подобного. Он не помнил матери, но иногда представлял, что, должно быть, мать делает то же самое. Аманда шептала какие-то тихие успокаивающие слова, а ее пальцы нежно массировали его голову, затылок, шею, плечи, так, что он невольно почувствовал себя младенцем, о котором заботятся и которого жалеют. Дикая головная боль стала ослабевать, и Тристан провалился в глубокий сон.

Минут через двадцать после того, как Аманда убедилась, что он заснул, она наконец решилась выбраться из его постели.

Но когда она уже села на кровати, сильная рука обхватила ее за талию. Он пробормотал ее имя и, прежде чем она смогла разгадать его намерение, навалился на нее. Аманде снова пришлось лечь рядом.

– О, Господи, милая моя, – произнес Тристан как будто во сне, но его рука нежно стала гладить ее бедра.

Какой смысл убеждать себя в том, что этот мужчина ее не волнует. Он может сколько угодно казаться ей грубым и холодным, но когда он прикасается к ней, она чувствует, что по ее телу пробегает сладостный трепет и она становится податливой, как расплавленный огнем воск.

Если бы она могла послушаться голоса разума, она бы немедленно встала и ушла.

Но она прекрасно понимала, что голос разума вопиет напрасно, потому что она никуда не уйдет, потому что она хочет остаться в одной постели с ним! К тому же ей так и не удалось поговорить с ним об этих серьезных звонках. Если она сейчас уйдет, ей, быть может, не удастся поймать его утром. Впрочем, к чему эти оправдания! Ей хорошо с ним рядом, и поэтому она никуда не уйдет из его постели. Ей действительно давно не было так хорошо.

На следующее утро Тристана разбудили необычные для его квартиры звуки. Он машинально потянулся за пистолетом, но не нашел его на обычном месте на столике у кровати. Но неожиданно обрывки воспоминаний о событиях прошедшей ночи стали просачиваться в его сознание. Да, его вчера свалил с ног приступ немыслимой головной боли. Какие-то ее следы еще и сейчас чувствовались в висках, но, взглянув на окно с распахнутыми занавесками, он окончательно убедился, что мигрень прошла.

Дверь в комнату внезапно распахнулась, и Тристан осторожно повернул голову. К нему радостно бросился Эйс и тут же прыгнул на кровать, повизгивая от восторга. Тристан стал ласково теребить щенка за холку, и вдруг в комнату вошла Аманда с подносом.

– Вы проснулись? – прошептала она, подходя к кровати и ставя поднос на столик. Потом она нагнулась и потрогала его лоб. – Как вы себя чувствуете? – Вдруг она смутилась и отдернула руку, явно не зная, как себя теперь вести с ним.

Ошеломленный Тристан молча пялился на ее белокурые волосы и тщательно вымытое, лишенное всякой косметики лицо. На ней был именно тот наряд, в котором она предстала перед ним во сне: бананового цвета халат с черной каймой. А может, она действительно провела здесь всю ночь?

– Я уже в порядке, – с трудом вымолвил он.

– Отлично, а как голова?

– Лучше.

«Что с ним происходит? Он смотрит на нее так, будто видит в первый раз».

– Хотите позавтракать? Тристан поглядел на поднос. Стакан апельсинового сока, два тоста и вареное яйцо на блюдечке.

«Неужели именно так ведет себя любящая жена, когда муж вдруг заболевает?» Он заглянул в ее широко открытые фиалковые глаза с темными густыми ресницами и вдруг, неожиданно для самого себя, брякнул:

– Кто, черт возьми, этот Тедди? Сказав это, он тут же пожалел о враждебности, прозвучавшей в его голосе.

Аманда резко выпрямилась. Чем это он так недоволен? Может быть, ей давно следовало бы освободить его от своего присутствия?..

– Тедди была моей сестрой, – четко выговорила она. Что ж, в конце концов, не ее вина, что она не понимает тех правил, которых он хочет придерживаться. У нее нет опыта общения с такими мужчинами, как он. Она никогда еще не играла роль сиделки при столь капризном и раздражительном больном.

Тристан остановил руку почти у рта и недоуменно уставился на нее.

– Твоя сестра? Разве Тедди женское имя? Кто бы мог подумать! – Он грустно усмехнулся.

Аманда уже совсем собралась уходить, когда его лицо осветила лучезарная улыбка. Что за магия? Какая обаятельная улыбка появляется иногда на этом вечно озабоченном и строгом лице. Обидно, что он так редко улыбается вот так, как сейчас. Вот и сейчас под ее взглядом он вновь стал серьезным.

– Ты сказала, что она была твоей сестрой. Почему была?

– Тедди умерла.

– Ох, какой я все же грубиян. Прости меня, Аманда. Как же это случилось?

Тут он увидел, как ее веки дрогнули и понял, что не стоило задавать этот вопрос. Хотя ему так важно знать обо всем, что так или иначе ее касается!.. Но она опередила его и спросила, есть ли у него братья и сестры. У Тристана моментально сработала система защитной блокировки.

– Нет, – ответил он кратко. Затем нехотя добавил. – Я вырос в приюте. – Не желая уловить жалость в ее глазах, он сосредоточился на своем завтраке. Он никогда не любил, когда его жалели, тем более не хотел, чтобы его жалела она. Затем, отодвинув поднос в сторону, он откинул одеяло и приготовился встать.

– Куда это вы собрались идти?

– На работу, милая. Я и так здорово проспал.

– Не смешите меня, Тристан, вы больны.

– Нет, я уже здоров, – ответил он, пренебрегая тупой болью в висках, казавшейся пустяком по сравнению с той болью и тошнотой, которые он испытывал ночью. И главное, он почувствовал себя окрыленным.

– Но ведь ваша голова еще не прошла, ведь так? – спросила она.

– Ну уж с такой-то болью я как-нибудь справлюсь, – бодро проговорил он, но тут же чуть не заурчал от удовольствия: ее пальчики начали нежно потирать его виски. Боже! Какое наслаждение! Тристан никогда не считал, что ему свойственно раскладывать всех людей по полочкам, но теперь с некоторым смущением осознал, что в глубине души незаслуженно плохо думал о танцовщицах. Когда он впервые узнал, что ему предстоит вести это дело, он подумал, что мужчины-танцоры – это сплошь сексуальные извращенцы, а танцовщицы стоят всего на одну ступеньку выше проституток. В некоторых случаях это расхожее представление соответствовало истине, но за последние недели он познакомился с представителями мира танца, совсем не подходящими под эту мерку, а уж об Аманде Чарльз и говорить нечего. Настоящая богиня!

Закрыв глаза и полностью отдавшись наслаждению, которое дарили ее прикосновения, он думал о том, насколько был не прав в своих первоначальных суждениях о ней.

Он вспомнил их первую встречу, когда она с таким презрением оттолкнула его на выходе из морга, что он сразу же решил, что она аморальна, как мартовская кошка. Как он ошибался! Боже, как его тянет к этой удивительной женщине. А ведь у него всегда было железное правило – не проявлять никакого интереса к женщинам на работе.

Нет, она вовсе не аморальна, наоборот, она глубоко порядочна. Тристану не так уж часто приходилось встречаться с порядочными людьми, но он твердо знал, что это такое. Достаточно вспомнить, что Аманда практически спасла его сегодняшней ночью, заботилась о нем, как любящая мать о своем ребенке.

Впрочем, лаская его, она не вела себя как синий чулок. Эта хищная недобрая мысль вдруг выскочила из его подсознания. Тристан широко раскрыл глаза и стал разглядывать ее рот. Мягкие, пухлые, полные желания губы. Их вкус трудно забыть!

К черту скромность, нашептывал ему внутренний голос. Надо овладеть ею. Раз она вызывает в нем такое желание, почему бы ему не стать одним из тех, кто оценит ее прелести. К тому же Аманда, кажется, явно не будет возражать. Тристан плотоядно глядел на нее, и это откровенное желание буквально читалось в его округлившихся глазах.

Возбуждение, охватившее Тристана, не осталось незамеченным Амандой и вызвало у нее страх. Она отдернула руки от его висков и стремительно вскочила на ноги. Но рука Тристана оказалась более проворной. Он обхватил ее за талию и вынудил вновь наклониться к нему. Аманда пыталась сопротивляться, но это было бессмысленно. Сила была на его стороне. С отчаянием в голосе она прошептала.

– Успокойтесь, вы же больны, лейтенант.

– Не настолько, милая, – дрожащим от волнения голосом прошептал он и свободной рукой начал расстегивать на ней халат. Вот уже обнажились ее восхитительной формы плечи.

– Остановитесь! – закричала Аманда. И столь же неожиданно, как он схватил ее, он разжал объятия, и Аманда неуверенно выпрямилась. Ну, слава Богу, он передумал!

Но Тристан вовсе не передумал. Он стремительно стащил с себя рубашку через голову и отбросил ее в сторону. Затем, вскочив на ноги, бесцеремонно сорвал с Аманды халат и, подхватив ее на руки, опустил рядом с собой на постель. Он подмял ее под себя, лицо его горело от сладострастия. Увидев, как испуганно расширились ее фиалковые глаза, как испуганно трепещут ее длинные густые ресницы, он поколебался секунду, но голос плоти перевысил голос рассудка. Он зарылся лицом в ложбинку между ее грудей, осыпая их страстными поцелуями.

– О, пожалуйста, – прошептала Аманда, сама не сознавая, хочет ли она, чтобы он продолжал или остановился. Его губы были одновременно нежными и влажными, обжигающими и напористыми. От их натиска у нее все поплыло перед глазами. – Я не для этого к вам пришла…

– Я знаю, девочка. – Рука Тристана уверенно и в то же время ласково проникла под ее сорочку и двинулась к самому сокровенному месту. Он ласкал ее все более неистово, а его язык коснулся ее набухшего соска и стал совершать круговые движения вокруг него. Тело Аманды напряглось под напором его ласки.

– Остановитесь, я ждала, когда вы придете домой, чтобы… – Аманда поняла, что теряет контроль над собой. Ее бедра раздвинулись, и он немедленно вторгся в образовавшееся пространство. Нет сомнений в том, что сейчас произойдет то, о чем она в глубине души страстно мечтает. – Тристан, прошу…

– Да, милая, я сделаю все, что ты попросишь.

– Я ждала, когда вы придете домой… – пролепетала она, в то время как ее тело уже подалось ему навстречу от непреодолимого желания. На секунду она подумала, почему бы не отложить разговор на потом, но ведь она пришла к нему именно для этого разговора. – ..Мне так нужен ваш совет…

– Потом, дорогая. Я так хочу тебя, будь моей, прошу тебя! – Он снова приник губами к ее соску, пальцы ласкали другой сосок.

Аманда провалилась в сладкую истому, ее руки все нежнее гладили его мускулистую спину, опускаясь все ниже. – Я пришла посоветоваться насчет телефонных звонков, – прошептала она зачем-то.

И вдруг все изменилось. Он разом оборвал ласки и сел на постели. Лицо его стало сразу таким же непроницаемым и строгим, как в тот день, когда они впервые встретились. Вместо потрясающего любовника перед ней предстал коп с пронзительным стальным взглядом.

– Проклятье, о каких звонках идет речь?..

Глава 14

– Немедленно расскажи мне об этих телефонных звонках, – резко повторил он.

Аманда явно была озадачена. Ее лицо выражало бурю эмоций: обиду, негодование, замешательство, озадаченность и еще неугасшее желание. Она попыталась взять себя в руки. Потянулась к своему халатику и поспешно набросила его на себя.

– Первый раз он позвонил четыре ночи назад, – ее холодный голос неприятно резанул Тристана. – Мужчина с вкрадчивым голосом, который представился как «друг»… Он звонил мне уже три раза.

– Три ночи подряд? – Тристан постарался сделать свой голос бесстрастным.

– Примерно так. Первый раз он позвонил мне в тот день, когда у меня дома была репетиция. Когда вы пришли… – ее глаза задержались на его глазах на минуту, и она отметила, что Маклофлин преодолел эту задержку с минимальным усилием. – Я думаю, тогда уже наступил другой день – где-то после полуночи, в половине третьего или в три часа.

– А следующие два звонка?

– На следующую ночь.., примерно в то же самое время, и в ночь после той.

– А сегодняшней ночью?

– Нет, но ведь меня не было дома. Как только я услышала, что вы вернулись, я тут же спустилась сюда, чтобы спросить совета. Ну а дальше вы же сами знаете…

– Что он говорил?

– Что он.., восхищается мной, что считает меня самой прекрасной женщиной и самой прекрасной танцовщицей. – Аманда была смущена и раздосадована. А что, если Маклофлин подумает, что она нарочно красуется перед ним?..

Но Маклофлин был по-настоящему встревожен.

– Почему ты сразу не позвонила мне по телефону, который я дал тебе? – Ронда тоже сказала, что я должна позвонить, – прошептала Аманда. Он и не думал иронизировать, напротив его смертельная серьезность не на шутку напугала ее. – Но я не знала, о чем собственно сообщать. Звонки, конечно, встревожили меня, я не отрицаю этого. Но они совсем не были непристойными и не содержали никаких угроз. Он был.., очень тактичен и всегда звонил в одно и то же время. Я говорила ему, что уже поздно и что я устала, он желал мне доброй ночи и вешал трубку.

– Он называл тебя по имени?

– Да.

– Тебе не показалось, что он знает твой распорядок дня?

– Показалось, – хрипло проговорила она, начиная испытывать настоящий страх. – Он звонил каждый раз через минут двадцать – полчаса после того, как я возвращалась домой после ночного шоу.

– Он не говорил ничего такого, что о тебе мог знать только хорошо знакомый тебе человек?

– Нет.

– Он не касался, как бы это сказать.., интимных сторон твоей жизни?

Аманда отрицательно покачала головой.

– Что дало ему основание считать тебя самой виртуозной танцовщицей?

– Я не знаю. Вообще-то мы все на виду, многое друг о друге знаем… Но я стараюсь беречь свою репутацию, – Аманда нервно сжала руки. Она прервала себя, не желая откровенничать перед Тристаном. Потом она подняла глаза и продолжала спокойным голосом. – Гомосексуалисты относятся ко мне как к другу, так что вряд ли Дэвид и Пит будут звонить мне по ночам… Пит так вообще по-настоящему честный человек.

Она взглянула на Тристана, стоящего рядом с кроватью и смотрящего на нее сверху вниз. Она пыталась угадать его реакцию на свои слова, но его лицо ничего не выражало. Помолчав с минуту, она прошептала:

– Тристан, вы пугаете меня. К чему такие подробные расспросы?

Тристан опустился на колени перед кроватью и взял ее за плечи. Ему так хотелось заключить ее в объятия, прижать к себе и успокоить. Но он остановил себя: он должен вести себя профессионально! Где его обычная объективность?

– Я не хочу вас пугать, мисс Чарльз, – сказал он сухо. – Но все же вы должны знать, что опасность существует и надо быть очень осторожной.

Мисс Чарльз? Глаза Аманды расширились. Неужели перед ней сейчас тот же самый мужчина, который час назад уложил ее в свою постель и делал все, что хотел, с ее телом? И теперь он называет ее мисс Чарльз? Глядя на его строгое лицо, она не могла найти в нем и следа недавней страсти, и это было очень обидно. Ее щеки горели, когда она отодвигалась от него, освобождаясь от его рук, все еще лежащих на ее плечах.

– Если я в опасности, я думаю, имею право знать, в какой именно. Итак, вы не можете быть более конкретны?

Она постаралась быть такой же холодной и отстраненной, как он, и Тристан знал, что это только поможет ему восстановить профессиональный подход к делу. Но все же ее тон ему явно не понравился.

– Вы все так же собираетесь прогуливаться по своему саду по ночам, даже зная, что этот сумасшедший может вас навестить? – с нажимом спросил он, снова опуская руки на ее плечи.

Она дернула плечами. – Это было всего один раз. Я хочу, чтобы вы знали, лейтенант, что я в точности выполнила ваши инструкции – теперь я не выключаю фонари на ночь.

Этих мер предосторожности, надеюсь, достаточно?

– Сомневаюсь, – ровным голосом ответил он. – Я хотел бы подключить датчик и определитель номера к вашему телефону. Кстати, имя Дюк ничего не говорит вам?

– Нет!

Тристан не решился продолжать. Он проинформировал ее о возможной опасности. Черт побери, он сделал это! Реакция Аманды была как раз такой, какой он и боялся. Она пыталась взять себя в руки, но была раздражена и одновременно испугана. Тристан всегда испытывал чувство вины перед потенциальными жертвами. Страх Аманды расстраивал его.

– Итак.., что теперь? – Аманда взглянула на него едва ли не с вызовом. – Уж не собираетесь ли вы меня сделать приманкой? – Она содрогнулась, внезапно почувствовав холод в душной и жаркой комнате.

– Нет! – Тристан сгреб ее в объятия и прижал к себе. Аманда не могла устоять и прильнула к нему, согреваясь его теплом. Она уже не испытывала физического желания. Она почувствовала себя маленькой девочкой и ей захотелось выплакать этому большому мужчине весь страх. Он был такой надежный, и ей стало спокойнее, когда он обнимал ее, но она знала, что это только иллюзия. Жизнь сделала ее реалисткой. И сейчас не место и не время глупеть! Тристан просто выполняет свой профессиональный долг.

– Никаким образом, тысяча чертей, ты не можешь быть использована как приманка, – твердо сказал он. – Мы сделаем все возможное, чтобы не подвергать тебя риску. К тому же, может быть, тебе звонит просто чудак, – он откинул назад несколько прядей, упавших ей на лоб. – Первым делом я хочу поставить спектрограф на твой номер. Голос человека, так же как и отпечатки пальцев, уникальный.

– Да, но у вас ведь нет записей голосов преступников, в отличие от картотеки с отпечатками пальцев?

– Нет. Но, видишь ли, Аманда, мы сравним эту запись с той, которую сделали на Дюка, звонящего мне. Если они не совпадут, тогда твой собеседник не является убийцей танцовщиц. Мы будем исходить из этого.

В дверь постучали. Тристан пошел открывать и увидел на пороге встревоженную Ронду.

– Лейтенант, вы случайно не видели сегодня утром Аманду? – Ронда вошла и закрыла за собой дверь. – Она не ответила на мой звонок, а когда я открыла ее квартиру своим ключом, то обнаружила кровать нетронутой. Как бы чего не случилось…

– Она здесь, мисс Смит, – Тристану доставило огромное удовольствие наблюдать, как Ронда разинула рот от удивления. Казалось, она на время даже потеряла дар речи. И вдруг ему захотелось подразнить Ронду и он добавил:

– Она провела ночь со мной.

– Не надо так шутить, – произнесла наконец Ронда. Конечно, она не сомневалась, что этот полицейский сгорает от страсти к Аманде, но она знала свою Мэнди. И, не смотря на то, что Аманда то же вроде бы неравнодушна к нему, Ронда просто не могла представить себе, чтобы ее подруга вот так легко решилась спуститься в квартиру Маклофлина и провести с ним ночь. Слишком много у нее всяческих табу. Но Маклофлин стоит перед нею почти голый и заявляет об этом уверенным тоном.

– Ронда? – Аманда высунула голову из двери спальни.

– Ничего себе, – почти прошептала Ронда. – Ты убила меня наповал, Мэнди Роуз Чарльз…

– Аманда спустилась ко мне ночью, чтобы сообщить о странных звонках, а я слегка разболелся, вот она и осталась, чтобы ухаживать за мной, – начал оправдываться Тристан.

– Ага, – усмехнулась недоверчиво Ронда.

– Ронда! Лейтенант говорит правду, – произнесла Аманда, заливаясь стыдливым румянцем.

– Ну ладно-ладно, это ваши проблемы, – кивнула Ронда с усмешкой. Однако, когда она повернулась к Тристану, никаких признаков смеха у нее в глазах уже не было.

– Итак, лейтенант, что вы думаете об этих злополучных звонках?

Тристан колебался. Обычно он ни с кем из посторонних не обсуждал детали того дела, которое вел. Но он знал, как близки между собою эти женщины, и знал, что Аманда обязательно расскажет все Ронде.

– Дайте мне слово, мисс Смит, что вы ни с кем не будете обсуждать все это, – сказал он строго. – И никаких исключений, договорились?

– Ну конечно, о чем вы говорите, лейтенант, – обиделась Ронда. – Кстати, называйте меня по имени. Мисс Смит звучит так, как будто я старая школьная училка. Не сомневайтесь, я умею хранить секреты. И я не скажу ничего, что могло бы создать угрозу для Мэнди. Ведь она – моя лучшая подруга во всем мире.

– Хорошо, – согласился Тристан и рассказал Ронде все, что по его мнению ей необходимо было знать. Надо сказать, у Ронды Смит имелось присутствие духа. Она несколько побледнела, плотно сжала губы, однако выслушала его слова в полной тишине, а затем повернулась к Аманде.

Ронда усадила подругу на диван и взяла ее руки в свои. Тихими голосами они стали о чем-то говорить. Тристан повернулся к ним спиной, потом отошел в другой конец комнаты, к телефону. Аманда услышала, как он начал отдавать распоряжения. Она была благодарна Ронде за то, что та сидела на диване очень тихо и плотно сжав губы и ожидала, когда Тристан закончит разговор. Когда же он наконец ушел в спальню переодеться, Аманда расплакалась.

Весь день прошел как наваждение. Аманда с Рондой поднялись в свою квартиру. Вскоре приехали полицейские и тщательно проверили исправность запоров на окнах и дверях. Новый полицейский по имени Эдварде, иногда бросавший на Аманду красноречивые томные взгляды, словно актер Голливуда, разобрал ее телефон и подсоединил его к прибору, установленному на ее ночном столике.

Когда обе подруги вечером уехали в кабаре, Тристан принялся мерить нервными шагами квартиру Аманды. Он переходил из комнаты в комнату, брал в руки и разглядывал ее вещи, а затем ставил их обратно. Потом он попытался сосредоточиться на бумажной работе, но мысли его были далеко, так что в конце концов он захлопнул папку и, положив ее на кофейный столик, выпрямился.

– Я ненадолго выйду, – сообщил он двум своим подчиненным и, не обратив внимания на то чувство облегчения, которое они испытали при этом, вышел из квартиры.

Следующие два часа Тристан провел, разъезжая по местам, где были найдены четыре жертвы. Он предполагал, что может наткнуться на какие-либо следы убийцы. Он знал, что убийцы-маньяки нередко вновь и вновь возвращаются на места преступлений, наслаждаясь воспоминаниями.

В одиннадцать тридцать Тристан неожиданно для себя оказался перед подъездом отеля, в котором находилось кабаре. Оставив свою машину на стоянке, где обычно парковались танцоры, он вошел в казино.

Минут десять он провел за игральным автоматом, а затем купил билет на полуночное шоу. Войдя в зал как раз в тот момент, когда огни начали тускнеть, он сел за столик и заказал виски.

Шоу началось с экзотического восточного танца, и Тристан, к своему стыду, не сразу узнал Аманду. Когда же узнал, брови его удивленно поползли вверх. Здесь, на сцене она выглядела совершенно иначе. Ее роскошная белокурая грива была наглухо подобрана под малиновый тюрбан, а взглянув на ее темные густые брови, можно было решить, что она жгучая брюнетка. Грим не просто изменил ее лицо, он придал ему несколько вульгарное выражение, соответствовавшее тому впечатлению о танцорах, которое имелось у Тристана до того, как он познакомился с Амандой. Костюм ее, вернее фрагменты костюма, был слишком уж откровенным. Тристан услышал, как жирный мужик, сидевший за соседним столиком, смачно восхищается прелестями каждой танцовщицы. Тристан пронзил его бешеным взглядом.

И все же танцевала она бесподобно. Потягивая виски, Тристан не отрывал глаз от сцены. Сразу было видно, насколько Аманда упоена танцем, насколько полно растворяется в нем. Хотя все танцовщицы старательно улыбались, у многих улыбка была всего лишь профессиональной гримасой. Но Аманда улыбалась от радости вдохновения. Когда она двигалась, казалось, что музыка подхватывает ее и несет, как ветер. Он впервые видел, как она сияет от счастья.

Тристан досидел до конца представления, убедился, что Аманда и Ронда благополучно сели в машину, затем завел свой мотор и рванул с места, стремясь опередить их хоть на минуту-другую. Это ему удалось. Едва он заглушил свой мотор, машина Ронды показалась из-за угла. Ронда была приятно удивлена, что он уже здесь, но Аманда лишь мельком взглянула на Тристана и снова опустила глаза. И моментально вся радость, которой он был переполнен после представления, куда-то улетучилась. Он ощутил опустошенность, как будто все, что он только что видел и чувствовал, существовало лишь в его воображении.

Войдя в квартиру, Аманда швырнула сумочку на диван и отправилась прямо в ванную комнату. Она умылась, затем, обхватив руками край раковины, пристально посмотрела на себя в зеркало. На короткое время, пока она находилась на сцене, ей удалось забыть о всех своих тревогах, полностью отдаться движению и музыке. Но теперь страх вернулся. Не следует расслабляться, надо быть готовой ко всему!

Она вышла из ванной и присоединилась к остальным в гостиной. Ронда вручила ей чашку горячего кофе с коньяком. Аманда отхлебнула немного и тепло стало разливаться по ее телу. Но тут закрались сомнения: а стоит ли ей сейчас принимать алкоголь? А вдруг алкоголь приведет не к расслаблению, а к срыву.

Стоя в сторонке, она наблюдала за тремя детективами у кофейного столика. В комнате было душно, и они сняли свои пиджаки. До недавнего времени ей ни разу даже не приходилось видеть настоящий пистолет. А теперь у нее в доме трое посторонних мужчин, и у каждого под мышкой смертоносное оружие. И как ее угораздило оказаться в подобной ситуации?!

"Ну-ка успокойся, скомандовала она себе с непривычным для нее ожесточением. От истерики никакого толка не будет, так что держи себя в руках! Сделай глубокий вздох… Вот так-то лучше. А теперь медленно выдохни воздух. Хорошо. А теперь еще разок.

Почувствовав себя спокойнее и распрямив плечи, Аманда присоединилась к гостям. Она даже не стала отводить глаз, когда встретилась взглядом с Тристаном.

А потом, как раз в тот момент, когда Аманда ставила на кофейный столик пустую чашку, в комнате раздался телефонный звонок. Звук его показался ей особенно резким. И тут с таким трудом восстановленное самообладание покинуло ее.

Глава 15

Чашка выпала из ее задрожавших пальцев, и на какую-то долю секунды Аманда провалилась в пустоту, не понимая, что происходит. Ее зрачки расширились, и телефон вдруг показался ей огненно-красным. Она осознала, что Ронда наклонилась, чтобы вытереть с пола остатки кофе и подобрать осколки чашки, чувствовала тепло руки Тристана, поддерживающего ее за локоть. Джо Кэш по кивку Маклофлина направился в спальню, а Эдварде возился с подслушивающим устройством и испуганно вскидывал на нее глаза.

– Ты помнишь, о чем мы договаривались раньше, детка? – Голос Тристана был жестким, но взгляд, которым он посмотрел на побледневшую Аманду был мягок. Она неуверенно кивнула, и он легко потряс ее:

– Посмотри на меня! – Она прищурилась и после некоторого усилия смогла сфокусировать свой взгляд на его лице.

– Сними трубку на четвертый звонок! – холодно скомандовал он, невзирая на ее ужас. – Джо снимет параллельную трубку в твоей спальне.

Тристан знал, что это следовало бы сделать ему, поскольку он единственный, кто слышал голос Дюка. Но он не мог оставить Аманду одну в таком состоянии. Он ощущал дрожь ее тела и неосознанно начал поглаживать ее по руке.

– Постарайся удержать его как можно дольше, детка. Хорошо, вот третий звонок.

– Алло!

– Где вы были вчера вечером, Аманда? – пожелал узнать шепчущий вкрадчивый голос, и сердце Аманды громко застучало. Она бросила взгляд на Тристана, и ей стало немного спокойнее. Человек, говорящий по телефону, не сделает ей ничего плохого, пока Маклофлин здесь.

– Кто вы? – она присела на диван, сжав трубку так сильно, что пальцы ее побелели.

– Я спрашиваю вас, где вы были вчера вечером? – вопрос был задан таким требовательным тоном, что кровь застыла в жилах, и Аманда стала объяснять, чувствуя, что делает это только потому, что ею руководит страх.

– Я сидела весь вечер с больной подругой. – Затем, набравшись на минуту храбрости, спросила:

– И, в любом случае, какое вам до этого дело? Вы даже не сказали мне свое имя!

– Я ваш друг, Аманда, – мягко сказал голос. – Я беспокоюсь, что вы поздно вечером выходите в город. – Незнакомец помолчал, потом добавил:

– Это опасно!

– Скажите, как вас зовут, – выдохнула она тихо.

– Это неважно. А что случилось с вашей подругой?

– Мигрень, просто убийственная… – ох, плохой выбор слов, Аманда, – М-мм., невыносимая головная боль и насморк. – Боже, догадался ли он? Она нетерпеливо тряхнула головой. – Послушайте, мне это не нравится.

Похоже, вы много знаете обо мне, но ничего не хотите сообщить мне о себе.

– Вы хорошая девушка, Аманда, – медленно произнес голос. – Красивая и талантливая, добрая и чистая.

Аманда закрыла глаза. – Пожалуйста, – прошептала она, – Почему вы не назоветесь? Вы звоните мне каждый вечер, говорите столько комплиментов, но не желаете сказать, кто вы… К чему эти загадки?…

– Спокойной ночи, Аманда. – На этих словах неизвестный повесил трубку.

– Черт вас всех побери! – закричала Аманда и швырнула трубку на рычаг. Она закрыла лицо дрожащими руками. Ронда села рядом с ней на диван и положила руки ей на плечи, шепча слова утешения.

Тристан вопросительно посмотрел на Эдвардса, но тот отрицательно покачал головой. Слишком мало времени, чтобы определить, откуда звонили. Джо появился из спальни. Тристан отдал какие-то распоряжения, затем перешел к дивану. Ронда подвинулась, уступая ему место, и он сел рядом с Амандой, взяв ее за руку. Поглаживая ее пальцы он сказал почти нежно:

– Ты все сделала хорошо, детка.

– Почему бы тебе не принять горячий душ? – посоветовала ей Ронда. – А я пока согрею тебе молока, чтобы ты выпила перед сном.

Аманда не выходила из ванной, пока в доме все не успокоилось. Ей не хотелось видеть никого, кроме Ронды. Конечно, нежелательно оставаться сегодня ночью одной, но она действительно чувствовала, что не может ни с кем поддерживать разговор.

Она вытерлась и одела шелковую ночную рубашку. Закрывая дверь ванной она услышала звук микроволнового таймера на кухне и последовала туда.

Тристан наливал в чашку молоко. Когда Аманда вошла, он повернулся и подвинул к ней чашку.

– А где Ронда?

Тристан смущенно взглянул на нее.

– Я отослал ее домой. Я побуду здесь сегодня ночью.

Аманда устало кивнула. Что ж, с Тристаном она все-таки будет в безопасности.

Что-то теплое и мокрое ткнулось в ее ногу, и, взглянув вниз, она увидела домашнего дога Тристана, развалившегося в своей любимой позе.

– О! – воскликнула Аманда и одарила Тристана радостной улыбкой. – Вы взяли Эйса за компанию.

Она поставила чашку на стол и наклонилась погладить собаку.

Тристан выжидательно посмотрел на нее. Он знал, что здесь жарко, что она рассчитывала застать здесь Ронду, а не его, но все же он бы предпочел, чтобы она была в платье.

Его задевало весь день, что она ведет себя так холодно с ним. Она не смотрела на него, когда могла этого избежать. Он отослал Ронду не потому, что у него были возражения против ее присутствия. Он убедил ее, что как полицейский он сможет гораздо лучше защитить Аманду, если в этом возникнет необходимость, и Ронда, спасибо ей, приняла это объяснение с совершенно невозмутимым видом.

Но Аманда прекрасно понимала, что перед ней сейчас не просто полицейский, рьяно выполняющий свой долг. Если бы это было только так, то он принял бы необходимые меры по обеспечению безопасности Аманды, а потом спокойно пошел бы домой и забыл о ней. Да, отнюдь не просто полицейский находится здесь сейчас, поворачивается к ней с улыбкой в ответ на радостное восклицание по поводу его собаки, смотрит с обожанием на ее шелковистую кожу, порозовевшую после горячей ванны, отмечающий с замиранием сердца, как тонкое трико ее ночной рубашки туго обтягивает ее округлые бедра и обозначает глубокую впадину посреди ее полной груди, груди, тяжесть которой помнят его руки.

– Тристан? – Аманда посмотрела на него, поймала его взгляд, и откровенная жажда, которая читалась в его глазах, заставила ее непроизвольно вспыхнуть от ответного желания. О, нет! Она должна запретить себе это чувствовать. Достаточно ему взглянуть на нее так, и она уже хочет его! Нехорошо все это! Она забыла, какой вопрос собиралась задать и медленно поднялась на ноги. Не отводя от него взгляда, она сделала шаг назад.

Несмотря на внезапное вожделение, которое пульсировало у него в венах, Тристан честно собирался просто быть рядом и охранять ее всю ночь, намеревался только поддержать ее в случае необходимости и позаботиться о ней, если она будет нуждаться в такой заботе.

Жизнь научила Тристана умерять свои собственные нужды и желания, и это был как раз один из тех случаев, когда надо было не принимать во внимание желания своего тела.

Но ответное желание, которое сверкнуло в фиалково-голубых глазах Аманды, когда она заметила, как вожделенно он смотрит на нее, и то, как напряглись бутоны ее сосков под полупрозрачным шелком ее ночной рубашки, будто напрашиваясь на то, чтобы их заметили, заставили его потерять самообладание. Почти против своей воли он последовал за ней, чтобы не дать ей уйти, и вдруг с удивлением обнаружил, что прижал ее к стене!

– О! – простонала она, слабо сопротивляясь, когда голова Тристана наклонилась к ее губам. – Может быть, не надо?

Он водил языком по ее губам, и это действовало так же возбуждающе, как и в первый раз. Тристан обладал удивительной особенностью полностью сосредоточиваться на том, что он делал в данный момент. Ее обожгло словно током, и она начала страстно желать его настойчивых влажных губ, примерно так, как наркоман жаждет наркотика. Она не закрывала своих глаз и было что-то забавное в том, что она могла наблюдать за ним, в то время как он ее не видел.

Его глаза были закрыты, тень его ресниц падала на смуглые скулы, и широкая линия бровей сходилась у переносицы. Его руки держали ее почти грубо, но губы были удивительно нежны, а язык горяч и настойчив.

Аманда обхватила руками его за талию и нетерпеливо выдернула полы его рубашки из брюк, чтобы почувствовать своими ладонями его горячую кожу. На своих трепетных губах она ощущала горячее и прерывистое дыхание Тристана.

Аманда поднялась на носки, нетерпеливо пытаясь дотянуться до него, когда он приподнял голову, чтобы вздохнуть, но Тристан снова наклонился и крепко поцеловал ее в раскрытые губы. Затем он поднял ее на руки и отнес в спальню, плотно закрыв дверь перед носом Эйса, последовавшего за ними.

Здесь он поставил Аманду на ноги, снял с плеча ремень с револьвером и аккуратно повесил на спинку стула. Потом Тристан сел на стул и, сняв ботинки и носки, агрессивно посмотрел на ее ночную рубашку.

– Сними это, – хриплым голосом произнес он, расстегивая воротничок своей рубашки.

Тонкая струйка недовольства вторглась в лихорадочное возбуждение, которое испытывала Аманда. Он заставлял ее раздеться, но Аманда не привыкла делать это на глазах у мужчин. Ладно бы он сказал это шутливым и нежным тоном и помог бы ей снять рубашку… Она вызывающе вздернула подбородок.

– А если нет, что тогда?

– Тогда я разорву ее на тебе.

«О! Что он о себе вообразил? Что он – герой дешевой пьесы об изнасиловании? Ну, ладно, посмотрим, что будет, если они поменяются ролями». С решительным видом Аманда двинулась к нему. Тристан поднялся ей навстречу, явно не готовый к тому, что она схватит обе полы его белоснежной сорочки и дернет их со всей силы в разные стороны. Полетели пуговицы, разорванная рубашка упала с плеч, и Тристан оказался стоящим в одном галстуке на голое тело, с безукоризненно завязанным узлом.

Тристан вытаращил глаза на свою разорванную рубашку и с гневной грубостью шотландца воскликнул:

– Какого черта ты это сделала? Она ведь совсем новая!

– Да? Моя рубашка тоже новая, а ты ведь собирался порвать ее!

– Ну, конечно, нет! Что за странная привычка делать гадости людям прежде, чем они смогут сделать их тебе?

Аманда сразу почувствовала угрызения совести от того, что сделала. И что у нее за характер, право? То она тише воды ниже травы, то вдруг взрывается, как вулкан. Теперь он жутко зол на нее и, возможно, вообще развернется и уйдет.

Но она не приняла во внимание природную агрессивность мужской натуры.

– О, черт, Аманда! – возмущенно заключил Тристан и, притянув ее к себе, впился губами в ее губы. Его губы дрожали от едва сдерживаемой ярости, но когда он почувствовал, что Аманда напряглась, то смягчился. Но, тем не менее, потребовал полной капитуляции.

– Сними с себя все, Мэнди! – прошептал он. – Пожалуйста, девочка. Я хочу видеть твое тело, и мои руки слишком большие и неуклюжие, чтобы я мог сам раздеть тебя, – он отпустил ее и сдвинул бретельки с плеч.

Аманда нерешительно стала расстегивать лифчик, но когда она заметила горячий жар в глазах Тристана, наблюдающего за ней, то начала закипать. Если он так хочет посмотреть стриптиз, то она ему покажет. Она покажет ему зрелище, которого он никогда не забудет! Она взялась кончиками пальцев за подол своей ночной рубашки и начала постепенно приподнимать ее вверх, пока не показались обнаженные колени и верх бедер. Затем она внезапно разжала пальцы, и юбка ночной рубашки опять закрыла ее ноги, в то время как она освободившейся рукой стала снимать заколку, скреплявшую ее волосы. Она тряхнула головой, светлые волосы рассыпались по ее плечам, и она опять взялась за подол ночной рубашки, то приподнимая ее, то вновь опуская.

– Не мучь меня, девочка, – хрипло прошептал он, и огонь в его голосе зажег и Аманду. Ей и самой уже надоела эта игра. Она сняла рубашку, за ней кружевные трусики и возле ее ног образовалась причудливая шелковая горка из нижнего белья.

Дыхание Тристана стало хриплым, и он нетерпеливо скинул с себя брюки и трусы. Его взгляд скользнул по ее пленительной обнаженной фигуре, затем он приподнял Аманду и посадил на кровать. Наклонившись над ней, он вынудил ее откинуться на подушки.

– Боже, как ты хороша! – прошептал он изменившимся голосом, уткнувшись губами в подушку рядом с ее шеей. – Ты не правдоподобно хороша…

У Аманды не было никаких сомнений в том, кто является ведущим в их любовной игре. С первого прикосновения его губ она чувствовала доминирующую роль Тристана, и вовсе не потому, что он стремился показать свое превосходство над ней. Просто ей казалось, что она теряет всякий контроль над происходящим, едва оказывается в его объятиях. Все, что ему надо было сделать, это просто поцеловать ее, коснуться ее, и она полностью оказывалась в его власти.

Тристан водил полуоткрытыми губами по прекрасной нежной шее Аманды, затем чуть приоткрыл глаза, отодвинулся и исследовал взглядом все ее тело. Его взгляд был столь жарким и всепожирающим, что Аманда даже испугалась, но он настолько откровенно был восхищен тем, что он видел, что она продолжала лежать спокойно, позволяя ему откровенно рассматривать себя.

Тристан протянул руку и кончиками пальцев стал водить по ложбинке между ее грудей, потом стал поглаживать ладонью каждую грудь. Он чертил что-то наподобие восьмерки, едва касаясь ее груди, но не дотрагиваясь до сосков.

– Ты действительно блондинка, – пробормотал он.

Отвлеченная его действиями, она ответила:

– Да, конечно, – Затем, когда смысл его слов дошел до нее, ее брови приподнялись. – Тристан Маклофлин! Ты думал, что я крашу свои волосы!?

Она негодующе потрясла его за широкое плечо, что, правда, ни на миллиметр не сдвинуло его с места. Он просто лукаво улыбнулся и большим и указательным пальцами мягко взял ее за сосок. Затем наклонился и провел горячими губами и языком по захваченному им пленнику. Аманда вздрогнула, и голова ее откинулась назад. Тристан же удивленно и откровенно стал разглядывать невысокий холмик светлых кудрявых волос внизу ее живота. Затем он пробормотал себе под нос:

– Теперь я вижу, что был не прав, да, я был не прав.

Струящийся по телу огонь обжег ее, и что-то сильное и твердое зашевелилось между ног Тристана. Он был тверд и готов к соитию, но он не спешил. Он собирался протянуть это состояние так долго, как сможет вынести. Черт! Он должен был заранее придумать тысячи способов доставить ей удовольствие, пока лежал ночью в одиночестве. Теперь, когда она, наконец, рядом, он не будет спешить – ни за что!

Тристан запустил руку в ее пышные волосы и притянул ее губы к своим губам. Она отвечала с рабской готовностью и возбуждала его так, как никакая другая женщина, с которой он когда-либо был прежде. Ее губы были такие нежные и пухлые, такие сладкие!.. И когда он целовал ее, ее тело страстно изгибалось, прижимаясь к нему все крепче. Она обнимала его за шею, нежно поглаживая пальцами его лицо.

Тристан повел свою руку вдоль ее тела, дошел до груди. Ее глаза закатились, когда ладонь Тристана коснулась внутренней стороны ее бедер. Его поглаживания шли кругом, все выше и выше. Она обняла его за плечи и прошептала его имя, затем стала гладить рукой его спину, живот и бедра, доходя до его твердого пениса. Тристан пытался повернуться и избежать ее ищущих пальцев, чтобы не перевозбуждаться и продлить как можно дольше их любовные игры, но он почувствовал, как ее рука обхватила его орудие любви как раз в тот момент, когда он проник большим пальцем правой руки в центр кудрявого холмика и раздвинул в нем дорожку.

Аманда изогнулась, и ее пальцы разжались. Ее бедра приподнимались, прося наслаждения, но почти тут же она остановила себя и попыталась убрать руку Тристана.

– Пожалуйста, – прошептала она, глядя в его горящие серые глаза, следящие за ее реакцией. – Пожалуйста, Тристан, ты…..О! – ее глаза сомкнулись, потом вновь открылись. – О, Боже, ты должен прекратить. Я не могу, я сейчас…

– Давай, родная, – поддержал он, и его палец ушел глубже в ее лоно, и он закрыл губы Аманды своими, ловя ее крики удовольствия. Он крепко сжимал ее в объятиях, пока последняя дрожь не прошла по ее телу и она не расслабилась в его руках.

Тогда он вновь начал возбуждать ее. Он осыпал ее поцелуями, пока его язык не занял то место, где перед тем располагался его палец. Через некоторое время сладостная дрожь вновь сотрясла ее тело. И только после этого Тристан приподнялся и дотянулся до брюк. Не желая потерять контакта, он продолжал поглаживать ладонью ее бедра, а сам в этот момент доставал презерватив из заднего кармана брюк. Аманда следила за его большими руками, которые опытными движениями раскручивали и натягивали резину вниз, вниз, – ox, – на восхитительную длину. Когда он взглянул на нее, она обняла его за плечи.

Сердце Тристана подпрыгнуло в груди, он притянул ее к себе, целуя с нескрываемой страстью. Аманда сжала ладонью его пенис и стала медленно поводить рукой вверх и вниз.

– Направь меня, – попросил он. У него перехватило дыхание, когда она ввела его на этот первый дюйм.

Тело Аманды, не привыкшее к такой активности, нервно сжалось, не пуская его дальше. Тристан сжал зубы и постарался быть терпеливым, неторопливым, без спешки преодолевая ее природное сопротивление.

– Пожалуйста, милая, – шепнул он ей на ухо, – чуть-чуть расслабься, я буду осторожен, я не причиню тебе… О, Боже, да, так, – его глаза медленно раскрылись, и он посмотрел на нее. – Возьми меня всего, Аманда… Пожалуйста, Мэнди, возьми меня… Так, так, милая.

О, Господи, да, вот так.

И он проник в нее так быстро, насколько это возможно.

Впервые в жизни, имея дело с женщиной, он не чувствовал себя одиноким, впервые он по-настоящему чувствовал единение с ней. Ведь раньше самое большее, на что он мог надеяться, – это на некоторую временную теплоту.

С Амандой все было по-другому. Господи, он должен продлить это состояние как можно дольше. Он очень осторожно сокращал свои бедра. Аманда пробормотала что-то у его плеча и сделала то же самое. Тристан тихо стал выходить. Мягкие руки Аманды влекли его обратно.

Он вздрогнул и прошептал:

– О, Господи, ты сводишь меня с ума, – и медленно и осторожно, начал снова входить в нее.

Он двигался с разжигающей медлительностью. Как Аманда ни старалась, она не могла заставить его двигаться быстрее. Уже после небольшого количества таких осторожных движений Аманда почувствовала себя опять на грани оргазма. Когда она пыталась убыстрить темп, он просто сжимал свои бедра, пока она не успокаивалась. Ее просящий шепот оставался без ответа, заглушаемый его бесконечными поцелуями и ласками. Но когда она доходила почти до экстаза, он опять старался остудить ее пыл, и начинал все сначала.

Аманда была на грани безумия, извиваясь под ним; она обхватила руками его за шею, мотая головой из стороны в сторону на смятой подушке. Но Тристан все еще не хотел доходить до последней точки, продолжая свои спокойные ритмичные движения, и только его дыхание становилось все более горячим.

Аманда не могла терпеть такую интенсивность ласк, не сходя с ума. Она посмотрела на его лицо, и поняла, что он тоже на грани.

Было бы трудно определить в точности момент, когда его так долго сдерживаемый экстаз вырвался наружу и изменил его внешность. Судорога прошла по его большому телу, он стал похож на человека, внезапно озаренного вспышкой молнии.

– Тристан, – прошептала Аманда и приникла губами к его горячей и влажной шее, водя губами по ней вверх и вниз. – Пожалуйста, – всхлипнула она. – Я не могу… Пожалуйста!

Тристан непонимающе взглянул на нее и продолжил свои размеренные движения.

– О, Боже, – прошептала она, приподнимая повыше свои бедра. – О, Тристан, я люблю тебя. Я люблю тебя…

И он вскрикнул, как будто его ударило электрическим током.

Аманда не меньше его была потрясена своим признанием. Она не знала почему, она не знала как, но она знала совершенно точно, что этот, казавшийся таким хладнокровным и неприступным, мужчина проложил путь к ее сердцу и навсегда обосновался в нем. Ее признание оказало на него магическое действие, потому что наконец его железный контроль был сломлен, и он начал входить в нее все сильнее и чаще, тверже и грубее. Внезапно он оторвался от ее губ и закричал, и войдя в нее, отпустил все свое столь долго сдерживаемое напряжение.

Пока не улеглись последние волны дрожи, Аманда испытала состояние неземного блаженства. Но уже моментом позже все предшествующие события этого долгого дня внезапно разом навалились на нее, и она разрыдалась.

Глава 16

Тристан знал, что Аманда проснулась. Он почувствовал на себе ее взгляд, но помедлил немного, прежде чем позволил себе повернуть голову и взглянуть на нее. Она сидела посреди кровати, обхватив руками колени.

Уголки губ Тристана дернулись в легкой усмешке, пока тело его принимало сидячее положение. Он изучил вчера каждый дюйм ее тела, но, забавно, он радовался при этом ее скромности. Стало быть, все то, что он видел, видели очень немногие и этот факт удовлетворял глубоко сидящий в нем инстинкт собственника, в котором он с трудом признался бы самому себе. Тристан улыбнулся, глядя на нее.

– Доброе утро, Аманда Чарльз. Аманда пыталась отгородиться от его снисходительного обращения, стараясь уберечь себя от неизбежного обратного превращения пылкого любовника в копа. И если он восхищался про себя ее скромностью, то она была оскорблена полным отсутствием таковой у него. Как он может сидеть вот так, совершенно не стесняясь ее, и даже не пытается прикрыть то, что, как ей было уже известно, обладает замечательной эрекцией?

Аманда отвела взгляд в сторону. Ей показалось, что она не сможет перенести такой фальши в их отношениях, когда ночью он будет любить ее и ласкать, а днем официально называть мисс Чарльз.

– Доброе утро, лейтенант, – пробормотала она, заранее предполагая , что так все и будет.

Улыбка Тристана исчезла, и он рухнул поперек кровати, увлекая за собой Аманду.

– Лейтенант? – прорычал он. – А что случилось с «я люблю тебя, Тристан?»

Он увидел ее каменное лицо, и понял, что она не хочет вспоминать о прошедшей ночи. Но какого черта она говорила ему, что любит его, если на самом деле не любит? Боже, ведь он взлетел на небеса в тот момент, когда она вчера произнесла эти слова. Внезапное подозрение заставило его взгляд потемнеть.

Возможно, ее признание было вызвано лишь минутной слабостью, порывом страсти, желанием получить долгожданное удовольствие?

В глазах Тристана вспыхнула решимость.

Он наклонил свою голову и носом отодвинул волосы с ее глаз.

– Скажи: «Доброе утро, Тристан!» – мягко скомандовал он.

– Нет, Маклофлин, нет. Однако у нее не было сил уклониться от его теплого влажного языка, касавшегося ее лица.

– Скажи это, прошу тебя!

– Доброе утро, Тристан.

Он поцеловал ее в глаза, в нос, в щеки в знак одобрения. Она снова оказалась в его власти.

Тристан придвинулся к ней, и его губы оказались возле ее губ, так, что она чувствовала его горячее дыхание.

– Мэнди, поцелуй меня, – он задержал свое дыхание. Она никогда раньше не целовала его первой.

До Аманды дошел смысл просьбы, и сердце гулко ухнуло у нее в груди. Откажись, приказывал ее рассудок. Скажи ему, чтобы он ушел. Но все ее естество кричало об обратном.

Аманда коснулась рукой его лица и повернула к себе.

– Лейтенант Маклофлин, я сделаю все, что ты хочешь, – прошептала она тихо и прижала свои сухие губы к его губам с холодной решительностью. Потом отпрянула назад, изучающе глядя на него.

– Подожди немного, – прошептала она и, сделав глубокий вдох, открыла свои губы и мягким обволакивающим движением схватила его рот, так, как обычно делал он. Когда его губы открылись, она просунула свой язык между его зубами, лаская его. Тристан почувствовал ком в горле, и, схватив ее за талию, опрокинул на подушки.

Его любовь на этот раз была быстрой и неуправляемой, ничем не напоминая тот контролируемый процесс, который он продемонстрировал прошедшей ночью. Аманда приняла его дикую необузданную агрессию как должное. Она еще не пришла в себя после пережитых ощущений, когда он вдруг привстал на колени и откинул волосы с ее лица.

– Аманда, расскажи мне, как погибла твоя сестра Тедди.

Он молча слушал, пока она рассказывала, и он поцелуями осушал ее слезы с нежностью, которую никогда не выказывал раньше. Поэтому ее едва не шокировали его слова, когда он заговорил.

– Она, видимо, считала вполне нормальным собственное малодушие, – констатировал он с неодобрением, и, взглянув на него, Аманда увидела то, чего опасалась увидеть чуть раньше – жесткие, с металлическим блеском, глаза копа.

– Как ты смеешь! – вскричала она. – Он не знал самого главного.., он не имел права… – она передернула плечами, не желая, чтобы Тристан прикасался к ней, раз он смеет критиковать ее любимую сестру. Тристан разозлился.

– Среди тех, с кем я рос, было много людей, которым пришлось хлебнуть настоящего горя и несчастья. Но они чертовски старались выжить, вопреки всему, что мешало этому.

Он схватил ее за запястья, потому что она все еще силилась оттолкнуть его.

– И они, это ясно, чертовски ясно, они не бросили бы свою младшую сестру в одиночестве, возложив на нее тяжесть вины и горя.

– Заткнись! – заорала Аманда. – Ты не знаешь ничего ни о Тедди, ни обо мне.

– Я знаю лишь, что она имела больше, чем многие. Она имела молодость, здоровье, надежду на лучшее в будущем.., и такую сестру, как ты. У нее была ты, о, дьявол, почему же она была столь эгоистична, чтобы не думать ни о чем, кроме собственного горя? Признайся, Аманда, сколько ночей ты не могла спать, обвиняя себя в том, что не смогла ее остановить? Конечно, не было никаких шансов, что ты могла ей помешать, ты понимаешь – никаких, если она уже выбрала такой путь.

– Я должна была! Если бы я… Он остановил поток ее слов крепким поцелуем. Потом произнес с нежностью:

– Ты говоришь, я не знаю тебя? Девочка, я знаю все, что мне следует знать о тебе. Я знаю, что ты стойкая и преданная, и я знаю, что ты не бросишь на полпути начатого дела. Сколько тебе было лет, когда тебе пришлось встать на собственные ноги?

Она глядела на него так, что ему захотелось одновременно снова поцеловать ее и потрясти за плечи.

– Сколько тебе было, Мэнди?

– Восемнадцать.

– И куда ты подалась тогда?

– В Нью-Йорк. Зачем ты спрашиваешь?

– У тебя есть характер и есть выдержка.

– У меня была финансовая поддержка, – произнесла она.

В отличие от нее, он рос в сиротском приюте и все же сумел стать тем, кем он является сейчас. Во всяком случае, он достиг полной независимости и самостоятельности.

Тристан вопросительно посмотрел на нее.

– Ты брала деньги в семье? Ты удрала из дома, но они все же тебя поддерживали, ты это хочешь сказать?

– Я вступила во владение своими ценными бумагами в двадцать пять лет, – сказала Аманда с достоинством. – Ты же не думаешь, что этот трехэтажный дом приобретен на мой заработок в кабаре. Мне жаль разочаровывать тебя, Маклофлин, но…

Тристан сжал ее в объятиях, повалил на подушки и принялся бешено целовать. Он смеялся и шептал:

– Боже, ты просто подарок, детка! Внезапно став серьезным, он отодвинулся от нее и, оперевшись на локоть, принялся изучать ее лицо.

– А теперь признайся, детка, что ты делала и на что ты жила в продолжение целых семи лет, с восемнадцати до двадцати пяти?

– Что?

– В чем все же проявлялась эта неизвестная финансовая помощь? Например, как ты платила за квартиру?

– Я снимала квартиру на паях с другими танцовщицами. Подрабатывала. Развозила на велосипеде корреспонденцию. Ну, иногда перепадала водительская работа.

Он стал наматывать ее белокурый локон себе на палец. Затем, глядя прямо ей в глаза, произнес тихим, не терпящим возражения голосом:

– Как я уже сказал – выдержка и характер!

Аманда растерянно посмотрела на него, пытаясь справиться с охватившими ее смешанными чувствами. Зачем она на него так сердится, когда он явно хочет сказать ей комплимент? Это было настолько непохоже на то, что она вначале думала о Маклофлине. Ей казалось, что он бесчувственный сухарь, а на самом деле в нем столько тепла и нежности.., даже юмора. Но зачем он говорит такие ужасные вещи про Тедди?

– Я любила свою сестру, – с нажимом проговорила она. – И я потеряла ее. Я не позволю тебе или кому-либо другому критиковать ее, ты понял?

Тристан промолчал, обдумывая ее слова. Он чувствовал, что Тедди была малодушной и эгоистичной, хотя, конечно, она была еще почти ребенком, когда решила уйти от жизненных проблем. Он инстинктивно догадывался, что это самоубийство было главной причиной сексуальных проблем Аманды, но он не мог сожалеть о том, что у нее было мало мужчин. Ну и он, конечно, не слишком хорошо знает, что такое любовь между родными сестрами. Зато понимает, что Аманда полностью выкинет его из своей жизни, если он будет и дальше испытывать ее верность по отношению к умершей сестре.

– Ладно, – согласился он наконец. – Я больше не буду об этом говорить.

Наградой ему была тихая улыбка. Неспособный противиться ее обаянию, он наклонился к ней.

Телефон звякнул, и они оба вздрогнули.

После третьего звонка Тристан снял трубку и передал ее Аманде.

– Алло, – настороженно сказала она. Затем, немного помедлив, она передала трубку обратно Тристану. – Это тебя.

Аманде было забавно наблюдать, что даже совершенно голый, Тристан производил впечатление полной авторитетности. Но услышав, что он говорил в конце беседы, она стала серьезной. Тристан тоже был серьезен.

– Отпечатки совпадают, Аманда.

– Это он, значит? – прошептала она. – Мужчина, убивший Марианну и других?

– Да, похоже, что так.

Аманда сбросила покрывало, пытаясь встать. Она не отдавала отчета в своих действиях. У нее возникло единственное желание немедленно куда-то бежать, прятаться, Она очнулась только, когда Тристан коснулся ее руки.

– Не паникуй, детка!

Страх, горевший в ее глазах, жег его, и он поднял ее на руки, шепча слова обещаний, относительно которых у него не было никаких гарантий. И шепча их, он удивлялся себе.

Он испытывал по отношению к ней что-то такое, чего не испытывал никогда раньше ни к одному живому существу. Он думал, что это любовь, однако как это можно узнать? Его жизнь точно уж не была переполнена этим чувством, и до того, как он встретил Аманду Чарльз, он, в сущности, никогда и не задумывался, что же такое любовь. Так что, возможно, это что-то другое, потому что какое будущее может быть у полицейского и танцовщицы? Что у них может быть общего? Она почти в открытую ненавидит все атрибуты его профессии, начиная с оружия. И он терпеть не может этих пьяниц в кабаре, которые раздевают ее глазами, когда она выходит на эстраду.

Но не было никакого сомнения в том, что его чувства к ней, как их ни назови, гораздо сильнее всего, что он испытывал прежде. И гореть ему в адовом огне, если он не сумеет защитить ее.

Утешения Тристана подействовали на нее благотворно, она чувствовала себя гораздо спокойнее. Но ей все же не нравилось, что все последнее время она слишком уж позволила своим нервам расшалиться.

Аманда стала собирать с пола пуговицы от разорванной накануне рубашки Тристана. А он уже натянул брюки и носки, одел очки и сидел на краю кровати, зашнуровывая ботинки. Когда он поднял голову, она, избегая его взгляда, разжала протянутую ладонь, показывая собранные пуговицы.

– Я сейчас пришью их, – пробормотала она отстраненно. – Тебе, видимо, пора на работу?

Тристан вскочил на ноги и в два прыжка подлетел к ней. Подняв глаза, Аманда обнаружила, что он взбешен.

– Да гори эта рубашка синим пламенем! – вскричал он. – И, хоть на время, черт с ней, с этой работой. Ты думаешь, мне приятно видеть, как ты отворачиваешься, чтобы не смотреть на меня, когда я пристегиваю оружие? Знаешь, я буду чертовски оскорблен, если ты расстанешься со мной, воображая себе, что, как ты и ожидала, я просто хотел трахнуть тебя и забыть.

– Я ни о чем подобном и не думала, – щеки Аманды вспыхнули. – Я ничего такого не говорила.., и никогда не скажу…

– О, да, Аманда Чарльз не употребляет подобных выражений, не правда ли? Нет, поскольку она может поступить со мной как вежливая леди, которая отказывает в приеме нежелательным знакомым.

– Это не правда! – Аманда раскрыла его кулак и всыпала пуговицы ему в ладонь. – Вот! Пришивай их сам, и убирайся, понятно? Ты сведешь меня с ума! Я не знаю, как я собираюсь поступать с тобой. Сегодня ты мой любовник…

– Это чертовски правильно, что я твой любовник! Но ты легко сможешь сбросить со счетов это обстоятельство, когда мы не будем заниматься любовью.

– Я вовсе не то хотела сказать, Тристан Маклофлин! Перестань играть словами.

Аманда сделала усилие, чтобы успокоиться и попыталась объяснить свою точку зрения более рационально.

– Я и ты – любовники, да. Но я со страхом ожидала сегодня утром, что ты опять назовешь меня мисс Чарльз. Я не слепая, и от моего внимания не ускользнул факт, что ты выходишь за границу служебного долга в тех случаях, когда это касается меня. Но это ведь ставит тебя в непереносимое положение…

– Да, это чертовски тяжело, – согласился Тристан. – Я не отрицаю. Но если ты думаешь, что я способен, сообщив тебе минуту назад, что звонил тот самый убийца, хладнокровно повернуться и уйти, оставив тебя одну, то ты не продвинулась ни на шаг с того дня, когда назвала меня роботом.

– О, Тристан, – прошептала она, – давно так не считаю. Скорее наоборот… Просто я хотела, чтобы тебе было легче уйти на работу, – Аманда нежно погладила его по груди и затем подняла глаза. – Разве ты не видишь? Я не хочу связывать тебя. Я ведь понимаю, что ты не можешь быть со мной каждую минуту. У тебя есть обязанности, есть дело, которое надо выполнять…

– И я его выполню, будь уверена, – ее ласковые движения погасили его гнев. – Ну, детка, не волнуйся. Если мы будем работать вместе, возможно, нам придет в голову что-нибудь такое, что не приходило раньше. Одевайся. Потом мы сядем и обсудим все это.

Аманда готовила кофе в кухне, когда Тристан, воспользовавшись ключом от квартиры Ронды, ввалился обратно с ворохом платьев, которые он взял наверху. Аманда не успела ни о чем спросить его, так как в этот момент раздался звонок в дверь. Тристан схватился за револьвер и жестом приказал Аманде открыть дверь.

На пороге стояла Ронда.

– Доброе утро, мальчики и девочки, – жизнерадостно приветствовала она их, влетая в квартиру. – Или, может быть, я должна сказать «Добрый вечер?» Ее взгляд остановился на куче платьев, сваленных Тристаном на диван. – Хорошо, хорошо. А это что у вас? Тоже понадобилось?

– А, да, – коротко согласился Тристан. Он взглянул на Аманду, и ей захотелось возразить. Но вместо этого она спросила его, приготовил ли он еду для Эйса, и его лицо озарила одна из редких светлых улыбок. Он обхватил ее за талию, и, прижав к себе, крепко поцеловал в губы. Затем он вышел с собакой, чтобы принести оставшиеся вещи, аккуратно закрыв за собой дверь. Аманда, слегка покраснев, повернулась к подруге.

– Ну, что ты, не стой как столп, чудачка! – скомандовала Ронда. – Рассказывай! Он так же хорош в постели, как и на вид?

– Еще лучше!

– О, Господи, я так и думала.

Одного взгляда на Ронду было достаточно, чтобы Аманде стало ясно – ей не избежать во время ленча обстрела бестактными вопросами. Частично, чтобы избежать этого, но больше потому что ее невыносимо давила полученная информация, Аманда выпалила:

– Ронда, тот, кто мне звонит, – это и есть убийца эстрадных девушек.

– Не может быть! Я имею в виду, они уверены?

– Да. Недавно Тристану звонили из лаборатории и сообщили результаты экспертизы. Так вот. Отпечатки пальцев совпадают с отпечатками того типа, который звонил ему в участок. Здесь почти не остается сомнений.

– Ох, как ужасно, дорогуша, что… – Ронда оборвала разговор на полуслове, так как в комнату вошел Тристан с Эйсом. Тристан бросил быстрый взгляд на дам и осторожно опустил на пол широкий ящик, который принес с собой. Потом поднял с пола миски Эйса.

Женщины проводили его на кухню, где Тристан наполнил миски едой и поставил их у стены. Аманда сварила кофе, и они уселись втроем вокруг маленького столика. В кухне царило неловкое молчание, пока Тристан задумчиво смотрел на Аманду.

– Не хочешь ли ты уехать из города?

Настойчивость, которая звучала в его предложении, была неожиданна и для самого Тристана. Окажись на ее месте кто-либо другой, он бы попытался убедить этого человека остаться. Ведь Аманда была явной приманкой для убийцы и, позволяя ей уехать, он катастрофически сокращал свои шансы на поимку этого маньяка.

Но ведь это был не кто-либо другой. Это была Аманда. И он понимал лучше остальных, что несмотря на все предосторожности полиции, Аманда все же находится под постоянным ударом. Полиция при всем желании не способна обеспечить стопроцентную безопасность. И, как показывал его опыт, маньяки обычно обладают прекрасным природным умом. Слишком много факторов, и все их учесть невозможно.

– И куда?

Он прикинул возможности.

– К твоим?

– Нет!

– Ты можешь пожить у меня в Сиэтле. Если честно, такая перспектива не слишком привлекла его. Если она увидит его крысиную нору в Сиэтле, возможно, она сразу же удерет от него.

Аманда пыталась разобраться в ситуации.

– Тристан, если я уеду, то что будет с расследованием?

Он недовольно взглянул на нее.

– Оно будет продолжаться, как и раньше.

– Но это же затянет следствие на долгие месяцы?..

Проигнорировав ее вопрос, Тристан сказал со спокойной внушительностью:

– Я не могу позволить тебе выставить себя в качестве приманки, Мэнди, так что, прошу тебя, выброси эту идею из головы.

Ронда, которая до этого момента сидела тихо, как мышка, громко выразила свое согласие.

Аманда глядела на них обоих с решительностью.

– Я и сама не в восторге от такой перспективы. Но не могу же я всю жизнь прятаться в норе, ожидая, пока этого маньяка поймают.

Тристан задумался. Хотя он очень желал оградить ее от опасности, в ее словах была немалая доля правды. Сколько времени ей предстоит прятаться неизвестно где? И к тому же он так хотел, чтобы она всегда была рядом с ним.

– Хорошо, мы пока оставим все как есть, – после мучительных колебаний согласился он наконец. – Пока Дюк ограничивается звонками и рассыпает тебе комплименты, ты еще в безопасности. Но при малейшем намеке на угрозу, Аманда Роуз, ты непременно уедешь!

Аманда фыркнула, но все же вынуждена была согласиться с ним. По всей вероятности, если дойдет до угроз, она последует советам Тристана. Бесспорно, он гораздо лучше ее разбирается в таких ситуациях. Однако она не собирается давать заранее никаких обещаний.

– Тебе дать револьвер, детка? Я научу тебя, как с ним обращаться.

Аманда резко замотала головой.

– Нет!

Ее столь быстрый отказ подействовал на Тристана как пощечина. Он отставил кофе и поднялся.

– Извините меня, – сказал он. – Внизу есть кое-какие вещи, которые я должен принести.

Он вышел из кухни, и мгновением позже Аманда услышала, как громко хлопнула входная дверь.

Аманда поглядела через стол на Ронду.

– Я, наверное, обидела его.

– Может быть, и так. Но тогда догони его… – Ронда пристально посмотрела на нее. – Если.., ты собираешься продолжать с ним.

Аманда уже поднялась из-за стола и беспомощно посмотрела на подругу.

– Я думаю, что люблю его, Ронда.

– Это видно невооруженным глазом, чудачка. И я думаю, он вполне способен на большую любовь. Поэтому не позволяй маленькому недоразумению перерасти во что-то серьезное. Иди, помирись с ним.

Когда Аманда вышла, Ронда откинулась на своем стуле и подняла чашку с кофе. Ее душевное равновесие от созерцания чужой любви было нарушено.

Дверь у Тристана была открыта, и Аманда нашла его в спальне. Она встала в дверях, наблюдая, как он роется в ящиках.

– Тристан…

Он медленно повернулся, услышав ее шаги. На лице его было напускное равнодушие.

– Извини меня, – сказала она. – Эта идея просто ошеломила меня. Тристан пожал плечами.

– Это было всего лишь предложение. Тебе не понравилось. Так что забудем о нем.

– Подожди. Я тебе все объясню. Понимаешь, оружие пугает меня, действует мне на нервы. Пока я не встретила тебя, я вообще не видела настоящих револьверов. Но факт, что я испытываю неудобство при виде оружия, не имеет отношения к тебе, Тристан.

Он молчал, и Аманда продолжала с настойчивостью:

– Я бы согласилась иметь оружие, если бы от этого был какой-то толк. Твоя работа приучила тебя носить оружие, а если я куплю себе револьвер, то скорее всего из-за неловкости подстрелю Ронду или еще кого-то по ошибке. Ты же слышал, так случается.

Напускное равнодушие Тристана исчезло, и на смену ему пришла решительная настойчивость.

– Я научу тебя, детка, пользоваться им.

Револьвер не причиняет хлопот тем, кто умеет с ним обращаться.

Аманда не знала, почему он так настаивал, но, очевидно, это важно для него. Это было ново для нее – принимать в расчет чьи-то чужие желания, которые идут вразрез с ее собственными, и ей потребовались немалые усилия, чтобы согласиться.

– Договорились, – дала она наконец свое согласие. – Меня не слишком вдохновляет эта идея, но я попробую.

– Ну вот и хорошо, – мышцы, державшие в напряжении подбородок Тристана расслабились. Если Аманда научится обращаться с оружием, то, возможно, он больше никогда не увидит этого выражения в ее глазах – этот осуждающий презрительный взгляд, который всегда появляется у нее при виде револьвера. Может быть, тогда она поймет, что ношение оружия не превращает сразу человека в отчаянного головореза.

Тристан беспомощно посмотрел на нее. Он знал, что должен попытаться объяснить ей свои переживания, но он не привык рассказывать о своих чувствах кому-то еще, и не знал, как начать. Вместо этого он улыбнулся ей и тихо произнес:

– Спасибо. Ты не пожалеешь об этом, детка, я обещаю тебе.

Аманда казалась растерянной, но улыбнулась ему в ответ. Огоньки желания появились в глазах Тристана, и он наклонился для поцелуя. Это было невыносимо возбуждающе – то, как она прижалась к нему и автоматически развела руки, чтобы обнять его за шею. Его руки обхватили ее за бедра, и он потянул ее к кровати. Однако едва он начал раздевать ее, раздался голос Кэша от входной двери, и реальность внешнего мира вновь напомнила им о себе.

Тристан неохотно оторвался от нее. Почему у них так редко выдается хотя бы несколько свободных минут?

Глава 17

Тристан и Аманда не выходили вместе на улицу. Он боялся подвергать ее риску, появляясь с ней вместе на людях. Но в тот вечер они решили изменить своему правилу и отправились в маленький китайский ресторан. Оба казались беззаботными и, сидя друг напротив друга за маленьким столиком, веселились вовсю.

– Не лезь ко мне в тарелку, Маклофлин. Тристан отодвинул деревянные палочки от тарелки Аманды, делая вид, что не замечает, что держит в них толстую розовую креветку. Он почти донес ее до края ее тарелки и думал, что он уже вне пределов досягаемости. Однако Аманда ударила его по костяшкам пальцев своими палочками, и креветка приземлилась обратно в ее тарелку.

– Ой! – Тристан поднес свой палец ко рту и облизал маленькую красную ранку. – Почему ты такая жестокая, любовь моя. Я просто хотел еще один кусочек. Я не наелся.

Он попытался изобразить обиду – не слишком легкое упражнение для мужчины семи футов росту и весом более двухсот фунтов.

– Ах, бедный мальчик, – Аманда поднялась из-за стола, обошла его и дотронулась до руки Тристана. – Давай лучше мама поцелует твой пальчик, и все пройдет.

Она поцеловала его прежде, чем он сказал:

– Я ужасно обиделся, Мэнди. Но я прощу тебя, если получу назад креветку.

Губы Аманды непроизвольно сложились в улыбку, но она тут же приняла серьезный вид и сказала:

– Забудь об этом, Тристан. Если ты хочешь креветок, ты должен добыть их сам.

Тристан улыбнулся в ответ, и Аманда на минуту выключилась из игры. Она любила эту его улыбку и была готова отдать все что угодно, когда она вспыхивала у него на лице. Аманда шутливо препиралась с ним целую минуту, потом поставила локти на стол, положила подбородок на сложенные руки и улыбнулась в ответ.

И отдала Тристану креветку.

Аманда вспомнила их первую ночь. У них обычно было слишком мало времени на то, чтобы побыть просто вдвоем, не отвлекаясь на текущие дела. И тот вечер был особенным. В последние дни она начала даже думать, что та драгоценная ночь есть не что иное, как волшебный сон. Черт возьми, она никогда не ожидала, что так влюбится. Оказывается, это вовсе не похоже на тот романтический хэппи-энд, про который она читала в романах.

Аманда не была романтиком. Увы, она почти не видела вокруг себя по-настоящему счастливых браков. Еще не став взрослой, она уже знала, что ни за что на свете не хотела бы повторять союз ее отца и матери. Да и после, за десять лет жизни вне семейного очага она встретила только две пары, чьей привязанности друг к другу она могла позавидовать. Две пары из такого множества. Да, что ни говори, слишком уж мало браков, которые можно назвать счастливыми. И в то же время все ее подруги постоянно находились в состоянии влюбленности. Аманда никогда не считала серьезными их чувства, тем более что через неделю от их влюбленности не оставалось и следа.

Она сама трижды по-глупому влюблялась, но никак уж не могла считать свои чувства любовью. Поэтому обрушившаяся на нее страсть к Маклофлину вызвала в ней бурю самых противоречивых чувств. Даже после их сказочной ночи, когда она была наверху блаженства и сказала себе, что любит его, в глубине души она подозревала, что ее в первую очередь притягивает секс. Для нее явилось шокирующим открытием, что она вовсе не холодная и бесстрастная женщина, какой она привыкла себя считать. Одно легкое прикосновение к ней Тристана доводило ее до сладостной дрожи, буквально сводило с ума.

Сексуальная зависимость. Да, ее чувство можно было назвать и так. Но сексуальная зависимость не может объяснить той вспышки радости, которая поднялась в ней, когда Тристан объявил, что хочет переехать к ней. С того дня, когда она стала жить самостоятельно, Аманда ревниво оберегала свой личный мир. Ее дом был убежищем от внешних бурь, здесь она могла быть самой собой. Но с Тристаном все было не так. Она была рада, что он здесь живет. Да, по правде говоря, она действительно любит его.

Ей доставляло удовольствие просто говорить с ним. И, оказывается, как много интересного мог рассказать Тристан. Казалось, он с детства молчал, словно всю жизнь ожидая близкого человека, который сможет по-настоящему выслушать его.

Он обладал обширными познаниями, гораздо большими, чем она, и когда они оставались одни, он бывал интересным и веселым.

То, что у него есть чувство юмора, одновременно поразило и обрадовало ее. Она была уверена, что юмор начисто отсутствует у него, как и у большинства полицейских, пока не узнала его ближе.

И к тому же, если то, что ее привязывает к Тристану, является лишь сексуальным влечением, то почему ей так хочется окружить его домашним уютом, помочь забыть годы тяжелого детства, годы одиночества?.. Почему ей так хочется представить его в роли отца своих детей. Она никогда раньше не задумывалась над подобными вещами. Иметь ребенка? Это означало, что она не сможет танцевать в течение многих месяцев.

Если ее ослепление лишь сексуального свойства, то почему ей просто хочется, не двигаясь, прижаться к нему, к его груди, и слушать, как стучит кровь в его венах? Нет, это действительно любовь. Если бы все было гладко, она и Тристан, наверное, узаконили свои новые чувства. Это не значило, что чувства Тристана обязывали его жениться на ней, он никогда такого не обещал. Но она была уверена, что он будет заботиться о ней, также как и она будет заботиться о нем, пока он не скажет чего-нибудь большего. В любом случае, она бы не мучилась так, как сейчас, терзаемая звонками психопата-убийцы.

Дюк, кстати, продолжал звонить, как правило, утром, и Аманда воспринимала эти звонки как показатель общей неурядицы ее нынешней жизни. Человек, конечно, может свыкнуться со многим. Это не означало, что звонки перестали быть угрожающим фактором, но присутствие Тристана все же успокаивало ее, отвлекало от грозящей опасности.

И все же звонки служили постоянным напоминанием, что она находится не в совсем обычной ситуации. И, потом, конечно, теперь у нее был револьвер.

Аманда искренне ненавидела эту новую покупку. В магазине оружия, куда она однажды днем пришла вместе с Тристаном, она инстинктивно спрятала руки за спину, когда он предложил ей примерить пистолет к руке. И, пока на лице Тристана не появилось это ненавистное ей выражение абсолютно неподвижной белой маски, до тех пор она не решалась протянуть руку к этой игрушке. Когда неожиданно тяжелое оружие оказалось у нее в руке, она испытала внезапный приступ сожаления по поводу тех чувств, которые привязывали ее к этому человеку.

У нее нет никакой надобности владеть оружием. Она танцовщица, а не героиня боевика.

Как только подвернулась возможность, Тристан вывез ее на окрестные холмы, чтобы потренироваться в стрельбе.

Аманда чувствовала себя уже почти спокойно, держа в руке револьвер. И зная себя как человека, который при желании может достичь успехов в любом деле, за которое берется, Аманда даже радовалась, что научилась стрелять по круглым мишеням. Для нее это была новая игра.

Но в тот же день, когда Тристан, не задумываясь над тем, что это может вызвать ее протест, сменил мишень – вместо шара подсунул ей изображение человека, Аманда отказалась стрелять:

– ..Нет, я не буду стрелять в такую мишень, Маклофлин!

– Но ведь это просто мишень, дорогая!

– Нет. Это человек. Ты хочешь научить меня стрелять в человека?..

– Чего я действительно хочу, – сердито оборвал он ее, – так это научить тебя защитить себя.

Он перезарядил пистолет и протянул его ей:

– Ты думаешь, если Дюк настигнет тебя, тебе удастся заговорить ему зубы разговорами? Возьми пистолет и лучше попрактикуйся!

Она твердо посмотрела ему в глаза.

– Нет.

Тристан сделал глубокий вдох и мысленно сосчитал до десяти, прежде чем выдохнуть.

– Я тебя ударю, детка. Я могу избить тебя до полусмерти. И здесь нет никого, кто мне мог бы помешать.

Неожиданно улыбка промелькнула на лице Аманды, смягчив ее гнев.

– Нет, ты не сможешь, – ответила она с полной уверенностью.

– Да, ты права. Я не смогу.

Он засунул ее пистолет себе под мышку. Его правая рука небрежно зажала ее запястья, в то время как левой он, несмотря на ее сердитое сопротивление, легко снимал с нее джинсы и трусики. Одной ногой он сделал подсечку, и она оказалась лежащей на песке, а он сверху навис над ней.

– Но Дюк бы смог, – его голос был холодным и резким. – Дюк смог бы изнасиловать тебя, избить тебя, убить тебя…

– Слезь с меня, ты, шотландский ублюдок, – слезы сверкали в ее глазах, но она сдерживала их.

– Я родился здесь, в Америке, Аманда. – Тристан поднялся на ноги и протянул ей руку. Аманда отстранилась.

Он смотрел, как она стряхивает с себя пыль и песок.

– Но, просто для сведения, – продолжил он спокойно, – мои так называемые родственники действительно родом из Шотландии.

Он подождал, пока она натянет на себя джинсы и снова протянул ей оружие.

Следующий час прошел в полном молчании, но в стрельбе по мишени у Аманды явно наметились сдвиги. Тристану даже показалось, что в качестве мишени она представляет его.

Когда молчание продолжилось и по дороге в город, Тристан начал беспокоиться.

Войдя в дом, Аманда тут же надолго заперлась в ванной комнате.

Тристан сел в кресло, погруженный в себя. Эйс лег у его ног, а Тристан рассеянно погладил его. До сегодняшнего дня Маклофлин старался спустить на тормозах вопрос об опасности, которая угрожает Аманде, но на самом деле ему становилось все более не по себе.

Тон разговоров Дюка с Амандой был странным. У Тристана не было никакой возможности полностью удостовериться в этом, но, судя по впечатлениям соседки по комнате, звонки к Джой Фред носили угрожающий характер. Звонки Дюка к Аманде были какими угодно, но только не угрожающими. И эти комплименты, которые он расточал ей по телефону, похоже, успокаивали его, поскольку за последние недели не случилось, слава Богу, никаких других убийств. Но как долго это может продолжаться?..

Тристан имел своих наблюдавших за всем подозрительным в злачных заведениях Рено, но поведение Дюка было типичным для такого рода убийц – он был умен и хитер.

Тристан вдруг резко поднялся, чуть не наступив на Эйса. Он подошел к двери ванной комнаты и остановился. Она будет сидеть там до тех пор, пока ей не надо будет уходить на работу? Тристан поднял руку, чтобы постучать, но внезапно остановился. Он прошел г, спальню, сел на кровать и стал ждать.

Двадцать минут спустя он услышал, что дверь ванной открылась. Тристан напрягся, но Аманда прошла мимо спальни, не удостоив его взглядом.

Черт возьми, ну сколько можно дуться! Он вскочил с кровати, собираясь пройти за ней, но не сделал и нескольких шагов, как она сама вошла в спальню, держа в руках пистолет. Не глядя на него, она прошла к ночному столику, разрядила пистолет и положила его в ящик. Таким образом она как бы демонстрировала ему, что отказывается хранить при себе заряженное оружие. Какого черта держать в доме оружие, если оно не заряжено?

– Ты вообще не будешь со мной говорить, детка?

Аманда задержала свою руку и бросила ему через плечо:

– Иногда.

Он смотрел, как она вытащила шпильки из волос и встряхнула головой.

Во рту у него пересохло, когда Аманда скинула с себя халат. Тристан выпрямился.

– Эй, это нечестно. Если ты избегаешь меня, то почему ты раздеваешься тут прямо передо мной?

Она даже не взглянула на него, но легкая улыбка пробежала по ее лицу.

– Послушай, детка. Мне очень жаль, но я совсем не считаю нужным извиняться перед тобой за то, что заставил тебя тренироваться. И, черт возьми, я буду повторять тренировки снова и снова, если это поможет защитить и обезопасить тебя в случае необходимости.

Он пожирал ее глазами, пока она надевала узенькие шелковые трусики. Когда она наклонилась, чтобы зажечь бра, ее полные груди пленительно заколыхались. Не отрывая от нее глаз, он снял очки, потер переносицу и снова надел их. Невыносимо!

Аманда выпрямилась перед зеркалом и стала расчесывать свои пышные белокурые волосы. Вдруг она вздернула подбородок. Ее глаза встретились с его глазами в зеркале.

– Я купила тебе кое-что, – процедила она сквозь зубы. – Это в той сумке, на которой ты сидишь.

Опустив глаза, она стала искать на туалетном столике заколки для волос.

Мертвая тишина была ответом на ее замечание, и Аманда взглянула в зеркало на его отражение. Тристан смотрел на сумку, и ее поразило выражение его лица. Она совсем повернулась к нему.

Взглянув на его лицо теперь, когда он теребил пальцами сумку, она почувствовала ком в горле. Неужто никто ему никогда ничего не дарил?

– Открой ее, Тристан. Там подарок. Он удивленно посмотрел на Аманду, затем наклонил голову, медленно открыл сумку и вытащил прекрасные голубые джинсы.

– Я думаю, ты можешь надеть их, когда мы поедем за город, – озабоченно сказала она, поскольку он молчал. – Или когда ты будешь не на работе.

Неожиданно Тристан вскочил с кровати и в два прыжка оказался рядом с ней. Он прижал ее к себе, зарывшись лицом в ее волосы.

– Я люблю тебя, Аманда, детка! Господи, как я люблю тебя! – он откинул ее голову назад и прижался губами к ее губам.

У Аманды радостно забилось сердце. Она обвила руками его шею и, стоя на цыпочках, стала осыпать его лицо частыми поцелуями. Он сказал это! О, благодарю Тебя, Господи, благодарю Тебя. Тристан Маклофлин любит меня!

– Спасибо тебе за подарок, Мэнди, – он еще раз быстро поцеловал ее и освободился, чтобы получше рассмотреть джинсы.

– Прикинь их, – усмехнулась Аманда. Очарованное выражение его лица, когда он рассматривал подарок, заставило ее чувствовать себя каким-то Санта-Клаусом. – В первый день нашего знакомства Ронда сказала мне, что единственное, чего тебе не хватает, чтобы стать одним из солофлексовых парней, так это тугие джинсы.

Брови Тристана подскочили ко лбу:

– Каких парней?

– Солофлекс. Это развлекательная программа для тех, кто занимается культуризмом. В ней выступают ребята с действительно обалденными фигурами. На них только джинсы – и ничего больше.

Тристан вылез из своих мешковатых брюк и натянул на себя новые джинсы. Заправил в них белую рубашку и прошелся вдоль кровати. Затем взглянул на нее:

– Размер точно подошел. Как ты угадала?

– Случайно, – она внимательно и оценивающе оглядела его. – Сидят на тебе отлично. Если бы у меня было больше времени…

– Да, если бы ты не провела целый час в ванне, – передразнил Тристан.

– Если бы я не провела целый час в ванной, Маклофлин, ты бы был спущен с лестницы вниз, в свою квартиру.

– Да? А я-то думал, ты вообще прикажешь мне убираться из твоего дома. В дверь позвонили.

– Пора, – Аманда снова накинула халат. – Это, должно быть, Ронда. Покажись ей в джинсах.

С обычными предосторожностями Тристан постоял у двери, пока не убедился, что за ней действительно Ронда. Чем меньше народу знает, что он живет здесь, тем безопасней для Аманды. Она не раз говорила ему, что все танцовщики друг друга прекрасно знают, и он не хотел, чтобы сведения об их отношениях широко распространились. Он ведь не знал, с кем связан Дюк, к тому же если он действительно, как предполагала Ронда, сам танцовщик.

– Эй, подруга, одевайся, – услышал он голос Ронды. Пора бежать.

Аманда кивнула Ронде и, испытывая сожаление в связи с тем, что оставляет Тристана, пошла одеваться. За последние несколько недель близкого общения она обнаружила, что Тристан, к ее изумлению, совершенно не умеет общаться с женщинами, если это происходит вне службы. По большей части в компании с Рондой он чувствовал себя удовлетворительно – лучше, чем с другими женщинами. Но ее неприкрытая сексуальность смущала его. Он не привык к такой откровенности. Обычно, когда он сталкивался с женщинами, которые говорят и действуют подобно Ронде, он шлепал их по рукам и сажал в полицейский фургон, чтобы отвезти в участок.

Покрасневшие лицо и шея Тристана подтвердили опасения Аманды, когда она появилась в комнате несколько минут спустя. Он стоял, засунув руки в карманы, и со смущенным видом выслушивал комплименты в свой адрес, щедро расточаемые Рондой. Аманда привстала на цыпочки и поцеловала его на прощание. Она вышла из дома гораздо более счастливая, чем того заслуживала.

Увы, она не была столь жизнерадостна, когда возвращалась из кабаре после ночного шоу. Проклятый внешний мир, который вторгается в ее счастье! И проклятый Ренди Бейкер!

– Он не в состоянии отвечать за свои собственные поступки, – говорила она Ронде по дороге домой. – Боже мой, он просто дебил. Спорю, что он носит фотокарточку своего авто в кармане.

…Аманда опаздывала, так как провела много времени в гримерной, пытаясь замазать синяки и ссадины, полученные днем во время обучения стрельбе. Костюмы в кабаре были предельно открытыми, и Чарли имел тенденцию приходить в ярость, когда чей-нибудь синяк смазывал общий эффект. Мнение Чарли было хорошо известно – ты можешь быть черным или голубым… Но не следует этого афишировать.

Проходя через холл, Аманда, услышала сердитые голоса из ниши. Она вовсе не жаждала стать невольной свидетельницей чьей-то ссоры, но пути к отступлению у нее не было. Через пять минут шоу должно было начаться, и пройти на сцену другим путем было невозможно.

– ..еще раз дотронешься до меня, я тебе руки повыдергиваю Аманда уже приблизилась и увидела рыжеволосую девушку. Это была Шерри, заменившая погибшую Марианну, и хотя любопытство Аманды было задето, у нее не было времени что-либо выяснить. Она убыстрила шаги.

Внезапно грубая рука схватила ее за локоть. Изумленная, она увидела разгневанное лицо Ренди Бейкера:

– Ты, фригидная тварь! – прорычал он. – Я надеюсь, ты довольна собой. Ты сплетничаешь обо мне направо и налево.

Аманда была ошарашена такой атакой, но попыталась взять себя в руки. Она убрала пальцы Ренди со своей руки.

– Что тебе от меня надо, Ренди? Розовые пятна проступили на его щеках:

– Что ты наплела ей обо мне?

– Ох, Ренди, ради Бога, повзрослей, – огрызнулась Аманда. – Я ничего не говорила Шерри. Ни слова. Твоя дурацкая привычка распускать руки, а вовсе не мои слова – вот что причиняет тебе хлопоты.

Она повернулась и отошла с кажущимся безразличием, но его слова полностью вывели ее из равновесия.

Уже сидя в машине, Аманда рассказала Ронде о его последнем напутствии:

– Ладно, бэби, как-нибудь ты получишь по заслугам… – она покачала головой. – Мне пришлось сказать ему, что в случае чего за меня есть кому заступиться.

Ронда засмеялась, потом помрачнела.

– Я не знаю, что и думать, но вместе со всем остальным это дурно пахнет, – она посмотрела на профиль Аманды, сидящей за рулем. – И мне даже трудно представить, что твой Маклофлин скажет об этом инциденте.

Аманда резко дернула головой.

– Маклофлин не скажет ничего, поскольку ничего об этом никогда не узнает. Я не собираюсь впутывать Тристана в свои ссоры.

– Мэнди Роуз, тебе звонит убийца. Теперь Ренди обещает расправиться с тобой. Ты думаешь, Тристан не должен ничего знать?

– Ничего страшного не произошло, Ронда. Ты не слышала Ренди. Это двадцатичетырехлетний балбес с уровнем развития школьника. Он наглец, но не убийца.

– Все равно, чудачка, Маклофлина следует проинформировать об угрозах Ренди.

– Я подумаю. Но сейчас я хочу забыть обо всех неприятностях и представить себе, что мы с Тристаном обычная пара без этих специфических проблем.

Аманда рассталась с Рондой на ступеньках дома и вошла в свою квартиру.

– Тристан?

– Я здесь.

Она последовала на звук его голоса. На пороге спальни она застыла как вкопанная. Он, очевидно, только что принял ванну, потому что сидел на краю кровати с полотенцем на голове, вытирая волосы. На нем были новые джинсы – и ничего больше. Капли воды еще сверкали на его широких мускулистых плечах, и Аманде захотелось облизать его всего.

– Боже, Тристан, ты выглядишь так возбуждающе!

Тристан перебросил полотенце через плечо и посмотрел на нее.

– Ну так иди ко мне скорее, девочка.

– Я вся потная. Мне надо принять душ.

– Не надо, дорогая. Я хочу тебя такую. Он был совершенно серьезен. Аманда всегда думала, что принять ванну и надушиться – необходимые вещи перед тем, как заниматься любовью, но оказывается при настоящей страсти это совсем необязательно. Так что долой все предрассудки!

Тристан прижался лицом к ее груди, но она толкнула его так, что он, в конце концов, откинулся на кровать. Тогда она сделала то, что ей хотелось сделать с момента, как она заглянула в спальню. Она начала целовать его шею, потом оба плеча и грудь. Языком она ласкала коричневый диск его соска, окруженного светлым пушком волос. Медленно она двинулась вниз, слизывая капли воды с его кожи, целуя его живот. Потом ее руки расстегнули молнию на его джинсах и спустили их до колен.

Со стоном Тристан приподнялся на локтях, пока ее длинные умелые пальцы доводили его до исступления. Он посмотрел на нее все ниже опускающуюся голову.

– Ах, Боже, я больше не могу… Аманда была довольна собой. Раньше она была обычно слишком пассивной и не пробовала сама проявить инициативу.

Телефонный звонок задребезжал возле кровати. Аманда подняла голову и уперлась лбом в живот Тристана. Она взорвалась:

– Проклятье! – потом перегнулась через ноги Тристана и сняла трубку:

– Не сейчас, – оборвала она. – Я устала и мне надоело, что звонит человек, который даже не хочет назвать свое имя. Завтра я позвоню в полицию!

Она швырнула трубку на рычаг и для верности выдернула шнур телефона из розетки. Потом упала на подушки и разрыдалась.

Тристан не мог ей сейчас сказать, что она поступила неосторожно и необдуманно. Телефонные звонки были единственным средством хотя бы отдаленно узнать о передвижениях Дюка. Он погладил ее по обнаженной спине, потом обнял.

– Успокойся, Мэнди, ну хватит. Не позволяй отчаянию овладеть тобой. Кроме того, у нас сейчас временная передышка. И мы должны воспользоваться ей…

Она приподняла голову от подушки и в отчаянье посмотрела на него.

Он произнес, целуя ее в губы:

– Я смертельно желаю услышать от тебя, Аманда, что ты любишь меня, просто так, а не когда мы занимаемся любовью.

Аманда тотчас же успокоилась. Она откинула его голову так, чтобы он мог видеть ее глаза:

– Я люблю тебя, Тристан Маклофлин. Я никогда в своей жизни не говорила этого другому мужчине. Ты первый.

Его тон был непреклонен:

– И последний!

– Да. Я думаю, да, – ее голос был торжественным, хотя в глазах запрыгали смешинки. – Я люблю тебя.

– Ах, Мэнди, детка. Я тоже люблю тебя. И я никогда не говорил этого ни одной женщине, – он прикусил зубами ее нижнюю губу. – Я так люблю тебя!

Было уже очень поздно, когда Тристан, наконец, встал с постели, отыскал на полу вырванный штепсель от телефона и вставил его обратно в розетку.

Глава 18

Тристану казалось, что он только что заснул, когда звонок разбудил его. От попытался открыть глаза, но веки никак не хотели подниматься. Завел ли он будильник прошлой ночью? Нет. Он знал, что нет. Закрыв уши подушкой, Тристан повернулся на бок.

Но мгновение спустя он резко отбросил подушку. Нет, Аманда может проснуться. Тристан протянул руку и вслепую нащупал будильник. Он нажал кнопку дважды, прежде чем до него дошло, что звонит вовсе не будильник. Опять этот проклятый телефон! Он перегнулся через Аманду и, сняв трубку и зажав ее ладонью, пробормотал:

– Алло.

Его приветствие было встречено молчанием, и внезапно Тристан полностью проснулся от холодной, как лед мысли, что он совершил самую большую ошибку в своей жизни, в жизни Аманды…

«Придумай что-нибудь, Маклофлин, блефуй, как ты никогда не блефовал раньше».

– Алло, – повторил он авторитетным тоном. – Говорите. Лейтенант Маклофлин из полиции Рено вас слушает. Мисс Чарльз сообщила нам, что стала жертвой анонимных звонков. Если вы участвуете в запугивании мисс Чарльз, то предупреждаю вас, что разговор записывается и…

– Я думал, она не такая, – хриплый голос Дюка прервал импровизацию Тристана. – Но оказывается, она даже хуже других, – на мгновение Дюк замолчал, и в трубке слышалось только его прерывистое дыхание. Наконец, он злобно прошипел:

– Она обречена. И я с радостью прикончу ее. Теперь я знаю, что она твоя женщина.

В трубке раздались частые гудки. Тристан поставил телефон обратно на ночной столик, вылез из-под одеяла и натянул новые джинсы; затем остановился на мгновение, взглянув на спящую Аманду. Как он мог свалять такого дурака! А еще считается, что он чертовски профессионален. Боже, детка. Я так виноват перед тобой.

Он снова поднял телефонную трубку и сделал два срочных звонка. Затем, внутренне сопротивляясь, но понимая, что откладывать нельзя, он разбудил Аманду.

Аманда грустно смотрела вслед Тристану, когда он спускался по ступенькам. Он не оглядывался. Повернувшись к Ронде, она произнесла безразличным тоном:

– Ты можешь тоже идти. Ронда внимательно изучала лицо подруги, потом кивнула.

– Как скажешь, – ответила она. – Я буду у себя наверху. Позвони, если что.

Медленно Аманда закрыла дверь и застыла на мгновение, уставившись в белую крашеную поверхность. Затем в отчаянии ударила в толстую дверь кулаком и прошла быстрым шагом на кухню.

Она боялась, но даже больше, чем боялась, она была сердита – на судьбу. На Тристана, на Ронду. На подонка, угрожающего ей. И больше всего – на себя.

Она обещала Тристану, что не будет вмешиваться в его работу никоим образом. Но, проклятье, она знала, она нутром чувствовала, что Ренди Бейкер не имеет никакого отношения к убийству Марианны и других девушек! Или к этим зловещим телефонным звонкам. Но сумела ли она убедить в этом Тристана? Вряд ли. У него своя методика. «Не думай, что я не считаюсь с женской интуицией, девочка. Вы, женщины, обычно лучше мужчин чувствуете, где правда, а где ложь. Но этот Ренди угрожал тебе. И я не могу игнорировать подобные угрозы». А она еще смела обвинить его в том, что он покидает ее в момент, когда может появиться настоящий убийца. Уж лучше бы она держала рот на замке. Даже Ронда не ожидала от нее подобных обвинений.

Ронда, впрочем, не имеет права обижаться на нее. А если бы ее разбудили в шесть утра, чтобы сообщить, что собираются убить. Если бы ее оставили одну в столь тревожный момент, а человек, который мог бы защитить, вместо этого пошел бы щипать перышки у этого недозрелого индюшонка Ренди. Ведь именно Ронда и убедила Тристана, что нужно прежде всего допросить Ренди. Если бы она не вспомнила, что видела его руки, поцарапанные кошкой в тот день, когда было совершено четвертое убийство, и если бы она не рассказала Тристану об этом совпадении, Тристан был бы сейчас здесь, рядом с нею.

Аманда смотрела невидящим взором на стену перед собой. Черт возьми, почему она не в состоянии взять себя в руки. Ей так хотелось быть рядом с Тристаном, под защитой его сильных и одновременно нежных рук и не отходить ни на шаг от него, пока убийца не будет пойман.

Детектив Кэш и лейтенант Маклофлин изображали доброго и злого следователей. Тристан играл роль злого, и считал, что это как раз то, что ему надо. Впервые за время работы в полиции он чувствовал неодолимую потребность применить физические методы.

Тристан закрыл дверь за экспертом из лаборатории, который отправился проверить на спектрографе ленту с записью голоса Ренди Бейкера. Тристан оперся локтями о стол, за которым сидел юный танцовщик:

– Расскажите нам, что вы знаете об Аманде Чарльз.

Ренди вскинул голову:

– Это по ее вине я здесь? Эта развратная шлюха пожаловалась вам?

Ренди подпрыгнул, когда кулак Тристана опустился на стол рядом с ним. Ренди в испуге отпрянул назад, чтобы избежать тяжелого взгляда серебристо-серых глаз. Лицо Маклофлина было абсолютно бесстрастно, но. Господи, эти глаза…

– Вы так думаете о всех женщинах, Бейкер? Они все для вас шлюхи? Развратные? Вы им всем говорите подобные комплименты, когда насилуете, а затем избиваете их до неузнаваемости? – Тристан схватил Бейкера за лацканы пиджака и тряхнул так, что голова Ренди задергалась из стороны в сторону. – Ты, недоносок!

– Достаточно, лейтенант! – Детектив Кэш высвободил пиджак Бейкера из кулаков Тристана, и Ренди рухнул на стул так, как будто ноги навсегда отказались ему служить.

– Позвольте мне пять минут поговорить с ним наедине, Джо, – проговорил Тристан, обращаясь к Кэшу, но не сводя глаз с Бейкера. – Всего пять минут. Результат гарантирую. Мальчик, возможно больше не сможет так грациозно сучить ножками, как раньше, но он, по крайней мере, расскажет нам все.

Ренди внутренне сжался от такой угрозы и не сводил глаз с детектива Кэша, пока тот о чем-то шептался с Маклофлином у окна. Ренди взял предложенную Кэшем сигарету, но продолжал с опаской посматривать краем глаза на твердый профиль Маклофлина на фоне окна. Ренди сделал затяжку и откинул волосы со лба. Он взглянул на Джо, потом тихо сказал Кэшу, подошедшему к столу:

– Этот парень сумасшедший.

– Да, но я надеюсь, что смогу удержать его.

Но только зачем вы прошлой ночью говорили его леди, что собираетесь расправиться с ней. Тем более, что через несколько часов по телефону ему сказали, что Аманду Чарльз собираются убить. Если вам есть что сказать в свою защиту, Бейкер, то на вашем месте я бы поторопился. Маклофлин сейчас сдерживается только благодаря моему присутствию.

Ренди побледнел.

– Господи, вы думаете, я и есть тот самый убийца эстрадных девушек? Но это же нелепо! Я ни разу не причинил вреда ни одной женщине, – его голос с каждым словом становился все пронзительнее. Тристан подошел к столу.

– У вас была оцарапана рука в тот день, когда обнаружили тело Джой Фред. Уж не вы ли изнасиловали и убили ее? Улики говорят против вас, Бейкер!

– Меня поцарапала самая обыкновенная кошка. Вы должны поверить мне! Я никогда не нападал на женщин! Пожалуйста, лейтенант! Извините, что я обидел вашу девушку, но я же не причинил ей вреда. Я клянусь. Неужели Аманда думает, что это я звонил ей с угрозами? Я обещаю, что никогда не дотронусь ни до одной женщины без ее позволения.

Я сделаю все, только поверьте мне!

– Аманда добра, как ангел. Она настаивает, что это не ваших рук дело. Она считает, что вы скорее драчливый петух, чем убийца.

– Ну вот, она абсолютно права, послушайте же ее!

Когда Маклофлин и Кэш утром вытащили Бейкера из постели и доставили в полицейское управление, Ренди вел себя сначала так высокомерно, как будто был единственным сыном финансового магната. Он даже не задавал вопросов. Холодная ярость клокотала в Тристане, когда он думал, что этот желторотый птенец угрожал Аманде. Но самоуверенность и высокомерие Ренди как ветром сдуло, когда он понял, к чему клонится допрос.

Тристан снял телефонную трубку и набрал номер. Закончив разговор, он посмотрел на Джо.

– Они еще не получили результата, – затем повернулся к Бейкеру. – Надеюсь, у вас есть свидетели, которые видели, как вас царапнула кошка?

– Какого дьявола… – Ренди увидел взгляд Маклофлина и немедленно изменил тон. – Не знаю, скорее всего нет. Может быть, конечно, кто-нибудь видел в окно…

– Мы пошлем кого-нибудь спросить соседей, – с тяжелым чувством Тристан повернулся к Джо. – Заканчивай. Я пока позвоню Аманде…

Пока Тристан набирал номер, Джо выяснял алиби Бейкера на дни убийств. Истерические нотки в голосе Бейкера свидетельствовали, что алиби у него нет.

Минуту спустя Тристан швырнул трубку на рычаг и вскочил на ноги.

– Отпусти его, Джо, – затем повернувшись к Бейкеру, он бросил:

– Не смей выезжать из города, – и тут же выскочил за дверь.

Когда через десять минут Джо вышел к парковке, машина Тристана резко затормозила возле него. Едва только Кэш влез в машину, как Тристан рванул с места.

– Какого черта, ты что, с цепи сорвался?

– Никто не отвечает по этому проклятому телефону.

Аманда включила кофемолку, затем вдруг подняла палец с кнопки и прислушалась. Опять то же самое. Каждый раз, когда она включает пылесос, ей кажется, что звонит телефон. На этот раз, включив кофемолку, она услышала звонок в дверь. Да нет, полная тишина. Скорее всего, послышалось, но на всякий случай надо сообщить телохранителю, вызванному Тристаном для ее охраны.

– Сержант Каловски? – она прошла в холл. Никого! Она заглянула в столовую. Там тоже пусто. – Сержант? – Может быть, он зашел в ванную. Аманда заглянула туда, пройдя мимо открытой двери кухни. Она бросила туда случайный взгляд…

Что-то не так. Ее разум автоматически отметил что-то странное. Длинная тень за дверью показалась ей зловещей.

Какой-то человек? Как он туда пробрался?

Холодная дрожь затрясла ее. Сердце прыгнуло куда-то вверх, к горлу, а затем бешено застучало. Она стала робко отступать в спальню.

Так, кажется, кто-то звонил в дверь, а может быть, это телефон? В ее мозгу в один миг пронеслась куча мыслей, прежде чем внезапный удар сбоку по голове оглушил ее. Твердые пальцы вцепились в волосы, и протащили ее в кухню. Боль от невидимого кулака пульсировала в виске. Плохо видя от боли и слез и, ослепленная внезапным светом в кухне после полутемного холла, она все же сделала попытку разглядеть нападающего.

И узнала его.

– Дин? – ее голос сорвался на полуслове, и в тот же момент его руки стали срывать с нее одежду. Он схватил ее за плечи и швырнул к стене. Боль пронзила затылок, когда она ударилась о стену, и затем от удара в живот Аманда согнулась пополам. Он не дал ей упасть на пол.

– Правильно, Аманда, ты не ошиблась, – она с трудом разомкнула веки и взглянула в горящие жаждой крови глаза. – Это старик Дин. Надеюсь, ты счастлива увидеть меня?

– Почему? – прошептала она хрипло. – Где Каловски? Что ты с ним сделал?

– Отправил этого старого осла на небеса, – засмеялся Дин. Аманда стояла ни жива ни мертва. – Этот болван даже не спросил, кто там. Он просто высунул голову и… – он издал утробный звук, от которого у Аманды похолодела кровь в жилах.

Губы Дина сложились в усмешку.

– Они все идиоты, – прошипел он. – Все они, – затем он пробормотал себе под нос:

– Я думал, этот шотландский недоносок выбрал Ронду Смит.

– Ронда! – Аманда не могла сдержать удивленное восклицание. – Так это был ты на парковке…

Его лицо запрыгало; затем он опять сосредоточил свой взгляд на Аманде.

– Ты знаешь, это довольно мерзко, что тебе известно, кто я, – прошептал Дин и отвел волосы с ее лица как бы в порыве нежности.

Затем сжал ее руки так, что у нее побелели пальцы.

– Было бы забавно переломать тебе кости, изуродовать твое прелестное личико, пусть полюбуется твой Маклофлин, – он гаденько захихикал. – Для тебя такая перспектива, поди, была бы хуже смерти, Аманда? Я думал, ты другая, я думал, ты чистая. Но ты еще хуже, чем остальные. Я, правда, не собираюсь тебя убивать. Твоему дружку будет приятнее посмотреть, как я использую каждое отверстие в твоем теле, – он отпустил ее, и Аманда привалилась к стене, хватая ртом воздух. – Куда более забавно – лишить танцора возможности танцевать, чем убивать его. Я понял это уже после того, как убрал Шрайбера.

– Пита? – прошептала Аманда. – Ты убрал Пита?

– Да. Я давно хотел танцевать в вашей труппе. Черт, ты же видела меня, ты знаешь, насколько я выше всех этих недоучек. Но Чарли сказал, что у него нет вакансий, – он пожал плечами. – Так что надо было освободить местечко.

Аманда почувствовала какое-то ледяное спокойствие, пришедшее на смену ее смятению. Она в его лапах. И он сумасшедший. Но она должна что-то предпринять. Хотя бы попытаться.

Она всегда знала в глубине души, что только один человек может отвечать за ее безопасность, и этот человек – она сама. За годы, прошедшие с тех пор, как она покинула родительский дом, она научилась не зависеть от других людей. И сейчас Аманда поняла, что может положиться только на собственные силы.

Дин начал разглагольствовать о своем превосходстве перед другими танцовщиками, и в этот самый момент Аманда ударила его коленом в промежность, затем оттолкнула, и он упал на четвереньки у двери кухни. Его тело закрывало ей путь к отступлению, по этому Аманда бросилась к ящику с кухонными ножами. Она выдвинула его, но Дин перекатился по полу и, вскочив на ноги, толкнул ее резко вперед, ее живот больно уперся в ящик, и он опять задвинулся. Дин прижал ее к столу, но руки ее пока еще оставались свободными. Ее внезапно озарило. Она дотянулась до стены, на которой висел шкафчик с набором специй.

В это время Дин дернул ее за левую руку. Раздался хруст. Аманда закричала. Сломанная рука безжизненно повисла вдоль тела, но, превозмогая боль, Аманда успела все же правой рукой выхватить из шкафчика коробку с красным молотым перцем. Неплотно пригнанная , крышка открылась, и Аманда швырнула коробку с перцем в лицо маньяка. Красная пыль осела на его волосах и лице, и Дин с проклятьями схватился за глаза.

С безвольно болтающейся левой рукой Аманда побежала в спальню. Она закрыла за собой дверь на задвижку, но понимала, что это не спасет ее. Выдвигая ящик ночного столика, она проклинала себя за то, что оставила оружие незаряженным. Еще час назад она считала себя принципиально неспособной направить оружие на живого человека и спустить курок. Господи, неужели всего час назад она была столь наивной? Конечно, чертовски легко быть противником ношения оружия, когда на тебя ни разу не нападали, когда тебя не пытались изнасиловать и задушить. Так думала она, сидя на кровати и заряжая пистолет. Потом вдруг она вспомнила о телефоне и сняла телефонную трубку. Чтоб гореть ему в вечном огне! Телефон молчал.

Когда дверь затрещала под тяжестью его тела, Аманда нажала на курок. На миг воцарилась тишина, потом послышался какой-то шорох. Она выстрелила в дверь еще раз, стараясь держать пистолет так, как учил ее Маклофлин.

Нет, этот подонок где-то притаился, потому что звука падающего тела Аманда не слышала. Дверь снова затрещала, затем резко распахнулась и, треснувшись о стену, закрылась.

– Входи сюда, проклятый ублюдок, – хриплым голосом закричала Аманда.

Тишина. Аманда присела на край кровати, держа на прицеле дверь, положив сломанную руку на колено. О, Господи, какая зверская боль.

Почему он медлит? Что он там делает?

Прошло минут десять. Она положила пистолет на кровать, но не сводила глаз с двери. Она пыталась успокоить себя тем, что чем дольше он тянет время, тем лучше для нее, потому что Ронда наверняка слышала выстрелы и вызвала полицию.

Но что, если он «позаботился» о Ронде также, как «позаботился» о сержанте Каловски? Боль в руке становилась все сильнее. Сколько времени ей придется сидеть здесь?

Прошло еще десять минут.

Внезапно дверь распахнулась, и какой-то предмет упал на ковер. Аманда вскрикнула. Она в ужасе смотрела на предмет на полу, объятый языками пламени. Это была какая-то банка с горючей жидкостью и длинной тряпкой в качестве фитиля. Но взрыва не произошло. Вместо этого огненная жидкость разлилась по толстому мохнатому ковру, и огонь пожирал его, приближаясь к Аманде. Засунув пистолет под мышку, она стянула шерстяной клетчатый плед с кровати и стала сбивать им огонь.

Именно в этот момент Дин показался в дверном проеме. Аманда размахнулась и кинула в него плед. Пока он выпутывался из пледа, она взялась за пистолет. Ее рука сильно дрожала, когда она поднимала оружие, в то время как Дин приближался к ней, держа в руке огромный кухонный нож. Она сделала глубокий вдох и выстрелила.

Дин дернулся, и красное пятно появилось у него на рубашке возле плеча, но к ужасу Аманды, он продолжал идти на нее.

Она выстрелила ему в ногу, затем ее рука с пистолетом безвольно повисла, и она увидела, что убийца приблизился к ней еще на один шаг. Дин занес над ней кухонный нож, и Аманда в страхе зажмурилась.

– Аманда! – донесся до нее голос Тристана и тут же прогремел выстрел. Дин упал и затих.

– Не-е-ет! – закричала Аманда в отчаянье. Тристан убил его. – Тристан!

Проклятье, это она должна была прикончить этого ублюдка. Она! Она хотела…

Она встретила взгляд Тристана, и дрожь неприязни исказила ее лицо. Затем она с недоумением увидела пистолет в своих руках и в ужасе отшвырнула его от себя. Господи, во что он втянул ее? Все поплыло у нее перед глазами, и она рухнула на ковер.

Глава 19

«…главный врач больницы находит ее состояние удовлетворительным».

Тристан оторвался от экрана телевизора и посмотрел на спящую Аманду. Удовлетворительным? Смотря с какой стороны посмотреть.

Конечно, кисть руки срастется и ушиб заживет. Слава Богу, эти травмы не будут вечными. Тристана больше беспокоило душевное состояние Аманды. Пережить такое потрясение!

Откинувшись на спинку стула, он наблюдал за спящей Амандой. Из-за двери палаты доносились обычные больничные звуки: быстрые шаги медсестер, звонки, разговоры врачей. Но здесь, в палате, было тихо. Тристан смотрел на Аманду с непроходящим напряжением.

Он пытался убедить себя, что все опасения напрасны. Безусловно, Аманда пережила вчера такое, что многим людям даже невозможно себе представить. Что и говорить, должно пройти время, чтобы она могла успокоиться, почувствовать себя в безопасности.

Лицо ее было бледным, если не считать следов от у дара – багрового синяка под левым глазом и отекших век. Белая, как гипс на ее сломанной руке, она сидела, проснувшись, на своей больничной койке, и с полным отсутствием какого-либо выражения на лице рассказывала детали нападения и бесстрастно отвечала на задаваемые вопросы – точно и холодно, без дрожи, слез или нетерпения.

Тристан грустно смотрел на нее. Уж лучше бы она разрыдалась.

Только раз она показалась ему похожей сама на себя, и то на очень короткий момент. Это было перед тем, как ее забрали в больницу. Когда санитары вели ее к машине, появилась Ронда, задыхающаяся и еле владеющая собой, когда она пыталась бессвязно рассказать о том, как она металась в поисках телефона.

По-видимому, Дин обрезал провода. Ронда обегала весь квартал, пока, наконец, не нашла автомат в миле от дома. Она наклонилась над Амандой и смотрела на нее, как мать на единственное дитя, чтобы убедиться, что Аманда действительно невредима.

Аманда обняла Ронду здоровой рукой, попросила взять к себе Эйса и убедиться, что с ним все в порядке. На секунду жизнь вернулась в ее глаза. Но едва она услышала обещание Ронды позаботиться о собаке и пригласить ветеринара, как странная отрешенность вернулась на ее лицо. С этого момента Тристан не видел в ней ни следа от прежней Аманды. Он даже не пытался обмануть себя тем, что эти отрешенность и апатия – результат болеутоляющих и успокоительных средств, которыми ее напичкали врачи. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, что Аманда находится в депрессии, и Тристану оставалось только надеяться, что это ее состояние не может продолжаться вечно…

Аманда вздрогнула, и Тристан выжидательно наклонился к ней, но она просто передвинула на дюйм свою загипсованную руку. Она пошевелила плечами, пытаясь найти удобное положение, и тихо вздохнула перед тем, как опять провалиться в сон. Тристан бережно поправил одеяло у нее на плечах, затем, выпрямившись, снял очки, потер кулаками глаза, и стал массировать себе пальцами лоб и виски. Он чувствовал, что за сегодняшний день постарел на десять лет.

Он сегодня убил человека, и ему тоже надо было время, чтобы прийти в себя.

Дин Эггарс был хладнокровный убийца, который заслуживал смерти, пытался убедить себя Тристан, но все же испытывал сожаление, что этот маньяк погиб именно от его руки. Даже не смотря на то, что он готов убить каждого, кто хотя бы попытался пальцем коснуться его Мэнди.

Впервые с того времени, как он поступил на службу, его обязанности стали тяготить его. И сегодня, хотя, по-видимому, Аманде здесь, в больнице, не было от него никакого проку, Тристан буквально разрывался надвое, когда на несколько часов оставлял свой пост у ее койки и собирал улики на квартире Эггарса и отвечал на вопросы журналистов.

Он оставил ее в тот момент, когда она так просила его остаться, и ее обида на него была, в общем-то, справедливой. Пока он допрашивал Бейкера, настоящий убийца находился в квартире Аманды. Каловски не оказался преградой, они нашли его тело у дверей квартиры. Тристан чувствовал себя виноватым за то, что произошло, и он не желал больше оставлять Аманду ни на минуту. Только привычка к самодисциплине смогла его оторвать от больничной койки Аманды и заставить выйти по делам.

Он вспоминал тот дикий взгляд, которым посмотрела на него Аманда и тот ее жуткий крик, когда она поняла, что это он, Тристан, убил Эггарса. Тристан не понимал, в чем дело. По ее собственным словам, она хотела убить этого негодяя сама, и все же она смотрела на него тогда так, что Тристану стало не по себе. В то мгновение она ненавидела его. Неужели он стал ей совершенно чужим?

Заскрипела дверь, и полоска света упала на пол. Тристан обменялся приветствиями с сестрой и смотрел, как она снимает показания с приборов. Взглянув на Маклофлина, она слегка нахмурилась.

– Мисс Чарльз будет спать всю ночь. Почему бы вам не пойти домой и немного отдохнуть. Вы выглядите так, что вам самому стоит лечь на больничную койку.

– А, да, – устало согласился он. – Я понимаю, мало толку от того, что я здесь сижу.

Вернувшись домой, Тристан бродил по квартире Аманды, подбирая упавшие вещи, пока, наконец, не оказался в спальне. Там пахло гарью, и Тристан отметил про себя, что надо заменить ковер, прежде чем Аманда вернется из больницы. Укладываясь в постель, он успел подумать: как непривычно, что Аманды нет здесь, рядом с ним. Но едва голова его коснулась подушки, он моментально отключился…

Утром Тристана разбудил телефонный звонок, и на мгновение он задумался, стоит ли снимать трубку. Затем, нетерпеливо тряхнув головой, он все же снял трубку, А вдруг это звонит Аманда!

Это оказался капитан Веллер из Сиэтла. Он поздравил Тристана с поимкой преступника и стал обсуждать детали операции, удивляясь сдвигам психики убийцы, который, оказывается, хранил у себя на память сувениры о каждом преступлении.

– Он, точно, был сумасшедший, – подтвердил Тристан, сидя на кровати и пытаясь натянуть джинсы. – У него в квартире, в спальне, мы обнаружили портрет юной миловидной девушки. В совершенно потрясающей позолоченной раме, и вокруг с десяток свечей. Внизу, у портрета, как жертвоприношение – груда нераспечатанных писем. Все адресованы Марии Крэнстон, которая, как выяснилось, сестра Эггарса. Его действительное имя – Дин Эггарс Крэнстон, – Тристан провел рукой по грубой щетине на подбородке. – Ну, в общем, с ней связались. Говорят, она нисколько не была удивлена, услышав про «подвиги» братца. Похоже, она ждала от него чего-нибудь подобного. Сказала, что брат всегда казался ей слегка помешанным.

– Да уж, не то слово, – согласился Веллер.

– Его сестрица сообщила, что Эггарс в детстве натерпелся горя от разных любовников его матери. Один из них, кажется, его изнасиловал… Их мать работала танцовщицей в каком-то третьесортном баре. Похоже, она была алкоголичкой.

– Дальше.

– Мисс Крэнстон призналась, что сама росла слабым нервным ребенком, часто болела и видела, как доставалось ее брату, – Тристан начал комкать разговор, желая поскорее освободить телефон. Он хотел как можно скорее вернуться к Аманде.

– Ну, в двух словах, Эггарс, похоже, превратил свою сестру в идола. Она стала заниматься в театральной студии, и Эггарс последовал за ней: с этого, кажется, и началась его карьера танцовщика. Он называл ее своей маленькой Мадонной. Но в один прекрасный день, когда ей было уже двадцать, а ему двадцать два, он застал ее в постели с каким-то парнем. Он здорово избил ее. Чуть не убил. Потом сам принес ее в больницу. Когда она поправилась, то он убедил себя, что она делала это против своей воли. Но, хотя он был готов все забыть и простить ее, у нее не было столь же благородного порыва. Она сказала, что навсегда порывает с ним, и не желает иметь с ним ничего общего в дальнейшем. Она сменила две танцевальные труппы, когда он поступал туда же, чтобы быть рядом с ней, и, в конце концов, просто бесследно исчезла. Эггарс никогда не оставлял попыток связаться с ней каким угодно образом. Он забрасывал ее письмами через мать.

– Да, патологическая страсть к родной сестре! Вот откуда истоки его преступлений.

Эггарс загубил столько человеческих жизней, что Веллер, в общем-то, совершенно не испытывал сочувствия к этому типу даже узнав о его психологических травмах. Он перешел к цели своего звонка.

– Короче, сколько тебе надо времени, чтобы завершить все формальности?

Тристан задумался, теребя рукой волосы на голове. По изменению тона голоса Веллера стало ясно, что он ждет его обратно в Сиэтл, но Тристан не спешил с возвращением.

– Трудно пока сказать. Слишком много аналогичных убийств. Не думаю, что за ним числится лишь четыре убийства. Я разослал запросы по другим городам. Из Атлантик-Сити уже ответили.

– Поручи это еще кому-нибудь, – железным тоном приказал Веллер. – Ты мне нужен здесь.

– Я не могу вернуться сейчас, у меня здесь девушка… Аманда Чарльз. Я не могу оставить ее сейчас.

Веллер ругнулся про себя на Тристана.

– Две недели, Маклофлин, – помедлив, сказал Веллер. – Две недели, и чтобы ты был здесь, как штык! – в трубке раздались частые гудки.

Тристан медленно положил трубку на рычаг. Он опять коснулся щетины на щеке.

Две недели! Надо побриться и идти к Аманде. У него не так много времени.

Аманда отказалась от завтрака. Сказала, что больничная еда ей противна. К тому же она совсем не голодна.

Она впала в какое-то странное оцепенение. Частично ее состояние можно было объяснить действием двух белых таблеток, которые ей дала утром медсестра. Что-то успокоительное… Но ее апатия объяснялась чем-то еще. Она считала трещины на потолке, отказываясь думать о чем бы то ни было.

Аманда на секунду оторвалась от созерцания потолка, когда открылась дверь, и тут же нахмурилась. Маклофлин робко стоял на пороге с маленьким букетиком фиалок, которые выглядели так нелепо в его огромной руке.

– Как ты себя чувствуешь, детка? Он подошел к кровати.

– Прекрасно.

Ей не хотелось, чтобы он приходил. Когда он оказывался рядом, взамен апатии она начинала испытывать тревогу. Она не хочет ничего чувствовать, а его присутствие вызывало в памяти события того страшного дня. Аманда опять уставилась в потолок.

Легкая складка свела вместе брови Тристана. Он надеялся, что глубокий ночной сон восстановит ее душевное равновесие, и она станет прежней Амандой. Он положил букет на тумбочку.

– Это тебе, дорогая.

Она едва взглянула на цветы.

– Спасибо.

Тристан пытался унять разочарование. Он поставил цветы в стакан и налил в него воды.

– Когда тебя выпустят отсюда?

– После ленча, – ответила она безучастно, не глядя на него. Она подумала о том, как бы поделикатнее попросить его освободить ее квартиру. Когда она выйдет отсюда, ей хотелось бы просто поехать домой и остаться одной. Ей так не хотелось совершать над собой каких-либо усилий и обсуждать с кем бы то ни было события недавнего прошлого.

– Звонил мой капитан из Сиэтла, – немного помолчав сказал Тристан. Аманда не отвечала, и он начал еще больше беспокоиться. Ее молчание ранило его. Надеясь хоть немного встряхнуть ее, он продолжил:

– Он считает, что мне следует вернуться в Сиэтл.

«Ну возмутись, Мэнди. Пожалуйста. Попроси меня остаться», – он так надеялся, что она произнесет эти слова.

Аманда почувствовала боль в душе, но постаралась подавить ее.

– Я думаю, это хорошо, – согласилась она безучастно. – Я в любом случае хотела просить тебя освободить квартиру. Это облегчает дело.

Тристан почувствовал себя так, как если бы из него вырвали сердце.

– Это не облегчает ничего!

Он схватил ее за плечи и заглянул в глаза. Но она взирала на него спокойно, без всяких эмоций. Она вообще никак не реагировала на него, просто сидела и терпеливо ждала, когда он уйдет. Губы его побелели, и во рту пересохло. Он медленно выпрямился.

– Я люблю тебя, – сказал он и осознал, что говорит умоляющим тоном. Это была совсем необычная вещь для него, но насту§пил момент, когда нельзя было принимать в расчет свою гордость. – Я хочу жениться на тебе.

Аманда покачала головой.

– Нет.

Тристан обнял ее и стал жадно целовать в губы, так что голова ее откинулась на подушки. Но губы оставались холодными. Наконец, он отпрянул и, тяжело дыша, посмотрел на нее. Его щеки горели, в горле пересохло. Он чувствовал, что вот-вот расплачется – состояние, которое он испытывал последний раз, наверное, в восемь или девять лет.

– Ты в безопасности, Аманда Роуз, – он говорил убедительно, надеясь, что выраженная в его словах истина, наконец, дойдет до нее. – Дин Эггарс мертв, и он никогда никому не причинит вреда.

Она смотрела на него с безразличием, и поскольку он не делал никаких попыток уйти, она вздохнула.

– Уйди, Маклофлин. Пожалуйста.

Тристан тоже вздохнул и отступил.

– А, ладно. Я уеду, – его взгляд, направленный на нее, был полон горечи и опасения. – Но все же, если ты обнаружишь, что тебе одиноко, я бы хотел, чтобы ты нашла меня. Я оставлю адрес и буду ждать тебя так долго, сколько потребуется.

Он отступил к двери, остановился на секунду, потом ушел.

Аманда вернулась к подсчетам трещин на потолке. Когда Ронда приедет за ней, думала она, она попросит ее остановиться по дороге, чтобы купить новую ночную рубашку. Что-нибудь кружевное.

Глава 20

Ронда увидела, что Аманда сидит в своей белой кружевной ночной рубашке и смотрит телевизор. Она смотрела какое-то дурацкое игровое шоу, игровое шоу, помилуй, Господи! И это Аманда, которая вообще не выносила телевизора и включала его только для того, чтобы узнать новости. А теперь она смотрела эту ерунду.

Ронда с негодованием подошла к телевизору и выдернула штепсель. Аманда взглянула на нее с тупым спокойствием. Нет, просто невыносимо видеть, что светлый, любознательный ум Аманды заключен в темницу.

Ронда была терпелива. Она ждала, что Аманда, наконец, сбросит с себя это оцепенение. Она даже и не подумала язвить, когда увидела, что Аманда спрятала в ящик свой роскошный шелковый пеньюар и напялила на себя эту жуткую ночную сорочку в викторианском стиле. Ронда даже не упоминала имени Тристана, который с разбитым сердцем улетел в Сиэтл.

Все, довольно! Аманда не приложила ни малейшего усилия, чтобы вернуться к нормальному состоянию. А наблюдать за тем, как она все глубже погружается в пустоту – это превышает всякие границы терпения.

Ронда встала перед Амандой, уперев руки в боки.

– Ты когда-нибудь собираешься оторвать от стула свою задницу и заняться делом? – с негодованием спросила она.

– Моя жизнь меня вполне устраивает, – спокойно ответила Аманда.

– Ты называешь сидение перед ящиком, по которому показывают всякое дерьмо, настоящей жизнью? Ну ты даешь! Ты даже не пытаешься вернуться к нормальной жизни. Ты распустила себя. Черт возьми, ты только посмотри на себя! Ты не смотрела на себя в зеркало как минимум месяц, и где твой маникюр – это не руки, а ужас! Ты не видишься с друзьями, ты не выходишь из квартиры. И надо же было совершить такую глупость – прогнать Тристана. Ведь он – настоящий подарок судьбы. Ты что, считаешь, что такие мужики на дороге дюжинами валяются, да? Но больше всего меня бесит то, что с тех пор, как ты поправилась, ты даже ни разу не пыталась танцевать!

Аманда пожала плечами и равнодушие в ее глазах, ставшее уже почти постоянным их выражением, вызвало у Ронды новый всплеск бешенства. Она схватила Аманду за плечи и начала с силой трясти.

Аманда отодвинулась назад.

– Держи свои руки при себе, Ронда, – сердито проворчала она, и Ронда обрадовалась, так как это была первая естественная реакция со стороны Аманды за весь месяц. – Оставь меня в покое, прошу тебя.

– Ну конечно же, с сарказмом продолжила Ронда. – Бедная девочка пережила такое потрясение. Теперь всю оставшуюся жизнь вокруг нее придется водить хороводы, тон ее был намеренно издевательский, и она видела, как гнев загорается в глазах Аманды. Пусть! Лучше уж взрыв эмоций, чем эта апатия. Она продолжила:

– Радуйся, что, по крайней мере, ты осталась жива. Тебе зверски повезло по сравнению с Марианной и другими. Да простит меня Бог, но я думаю, они перевернулись бы в своих гробах, если бы увидели, в какого зомби ты превратилась, напялив на себя этот дурацкий викторианский наряд… – она дернула рюшечки на рубашке Аманды.

Фиолетово-голубые глаза Аманды засверкали, когда она ударила Ронду по руке.

– Лучше быть викторианской девой, чем шлюхой!

Ронда опешила.

– Что? – прошипела она.

– Шлюха, – отчетливо проговорила Аманда. – Женщина, которая расставляет ноги перед каждым самцом и считает, что таким образом расширяет свой кругозор.

– Ты хочешь сказать, что это относится ко мне? – Ронда едва сдерживала слезы. – Шлюха?..

Аманда неопределенно пожала плечами, рассматривая свои ногти. Они действительно ужасны. Боже, Ронда права, она действительно распустила себя, возможно, она права и в других вещах. Внезапно ставшая уже привычной оцепенелость как бы распалась пополам.

Аманда видела, что Ронда отвернулась и уходит, но она успела заметить ее слезы и горящие щеки. Стыд и сожаление пронзили ее, болезненные по своей силе, она поднялась и сделала шаг вперед, чтобы извиниться, Остановить подругу.

Но за Рондой уже захлопнулась дверь. Аманда снова рухнула на диван и уронила голову на руки. Затем, впервые с того момента, когда Дин Эггарс пытался убить ее, она разрыдалась.

Самым трудным, как обнаружила Аманда, пытаясь вернуться к своей обычной жизни, было стать лицом к фактам, вспомнить все, что случилось с ней в тот злополучный день, и простить себя за то, что она не встретила ситуацию так, как должна была бы встретить. Она поняла, что независимо от того, как далеко она отлетела от родительского гнезда, она никогда не выходила из под диктата родительских наставлений, вбитых в ее голову с младенчества. И она до сих пор не желала принимать себя такой, как она есть, далекой от совершенства.

Аманда провела этот день, занимаясь уборкой квартиры. Уже под вечер, выключив пылесос, она замерла, вспомнив о существовании Тристана. О, Боже, Тристан!..

Мало-помалу она приходила в себя. Она всегда легко прощала недостатки других; сейчас она училась прощать их самой себе. Они не были более ужасными, чем у других людей, хотя в детстве отец и мать вдалбливали ей обратное. То, что она не могла жить по их стандартам, вовсе не означало, что она хуже их. Да, она не совершенство, и вряд ли когда-либо станет совершенством, но это еще не повод для того, чтобы заниматься бесконечным самобичеванием.

Итак, Аманда делала успехи, обучаясь в двадцать восемь лет тому, что многие начинают понимать уже в пять.

Но она не знала, как поступить с Маклофлином. Возможно, самое милое дело – это забыть о нем. Возможно, он уже нашел себе другую женщину.

Она внушала себе, что, может быть, оно и к лучшему, если нашел.

Но это было больно. Господи, как больно.

Аманда подошла к двери в квартиру Ронды и робко позвонила. Ее звонок был такой тихий, что непонятно, как он мог быть услышан.

Дверь открылась.

Ронда стояла на пороге.

– Как поживаешь? – спросила она сухо.

– Я хорошо.., прекрасно, – Аманда стояла, переминаясь с ноги на ногу. Наконец выпалила:

– Ронда, прости меня за то, что я сказала тебе тогда…

Ронда окинула безразличным взглядом смущенную Аманду. В конце концов она отступила, чтобы Аманда могла пройти.

– Заходи, пожалуйста.

Аманда проследовала за ней в комнату. В обстановке комнаты во всем чувствовалась Ронда – яркая и разбросанная. Аманда смотрела, как подруга сняла кота с кресла и потом предложила:

– Садись. Хочешь чего-нибудь выпить?

– Нет, спасибо, – долгие секунды она избегала взгляда Ронды, но потом прямо взглянула на нее:

– Я тогда не думала, что говорю, Ронда, – она пыталась не расплакаться, но слезы начали литься сами собой, несмотря на все усилия сдержаться. – То, что ты сказала тогда, жутко задело меня. Господи, это было так больно, что я сорвалась.

На минуту в комнате воцарилась гробовая тишина. Аманда уже начала думать, расслышала ли Ронда ее слова. Она робко подняла глаза, и увидела, что Ронда смотрит на нее в упор.

– Я не Тедди, Аманда.

Аманда вскинула голову от удивления:

– Что?..

– Я сказала, что я не твоя драгоценная Тедди.

– Я знаю.

– Знаешь? На самом деле? Или просто убедила себя, что я лучше всего могу заменить ее тебе. Ронда на самом деле всего лишь шлюха и совсем не такая добрая, как Тедди. Но, видимо, ты решила, что и так сойдет?

– Нет, – Аманда вскочила на ноги. – Я люблю тебя такую, какая ты есть. И я не считаю тебя шлюхой. Я ведь сказала тогда так, чтобы обидеть, и это, похоже, мне удалось.

Аманда схватила Ронду за руку.

– Ты права. Вначале меня привлекло, что ты похожа на Тедди. Но ты гораздо сильнее. Я поняла теперь, что у меня была склонность идеализировать Тедди после ее смерти. Конечно, я всегда буду любить ее, и она навсегда заняла место в моем сердце. Но Тристан был прав, она должна была бороться до конца. То, что делаешь ты, Ронда. И я тобой восхищаюсь. Ты такая открытая, дружелюбная, и люди, естественно, тянутся к тебе. Ты принимаешь жизнь такой, как есть, Вместо того, чтобы копаться в себе до умопомрачения. Ты сильная. Тебе безразлично, что о тебе думают другие.

Рука Ронды дернулась.

– Никому не безразлично, что о нем думают близкие люди.

– Но ты всегда отшучиваешься, когда кто-нибудь пытается критиковать тебя.

– Еще бы! Слишком много чести принимать всерьез мнение каких-либо идиотов о себе. Но мне также хочется нравиться, я хочу, чтобы меня любили и уважали. Когда мы подружились с тобой, это было как манна небесная, Аманда. Конечно, и до встречи с тобой были люди, которые говорили: «Ронда Смит? О, она такая забавная. Давайте пригласим ее». У меня был миллион знакомых, но ни одного близкого друга. Это было как подарок судьбы, когда я сблизилась с тобой. Мне показалось, что мы знаем друг друга тысячу лет. Твоя оценка была всегда важна для меня, и поэтому, когда ты сказала… Аманда стиснула руки.

– Ну, пожалуйста, поверь, я сказала это просто для того, чтобы задеть тебя. Я проклинаю себя за то, что обидела тебя. Боже, не позволяй тому, что я сказала в запальчивости, разрушить нашу дружбу. Ронда, я не представляю, что бы я делала без тебя!..

– Ладно, я действительно заставила тебя помучиться, – примирительным тоном произнесла Ронда и улыбнулась – открыто, от всего сердца. – Однако, что за черт! Я ведь прекрасно понимаю, что тебя будут мучать угрызения совести еще как минимум полгода, так что, так или иначе, я отомщена.

Аманда рассмеялась, подумав, что, хотя она и здорово изменилась за последнее время, все же Ронда права.

Она обняла подругу. Какое облегчение – чувствовать, что Ронда опять рядом с ней!

– А как ты поступишь с Тристаном, Аманда?

– Не знаю, – Аманда не решалась посмотреть Ронде в глаза. Она встала и опять опустилась в кресло. – Ты, наверное, считаешь, что он уже нашел себе другую?

– Ну что ты! Ты разве не поняла, как этот мужчина любит тебя?

– Возможно. Впрочем, может, он и забыл меня. Я ничего не слышала от него с тех пор, как он уехал.

– И кто в этом виноват? Ты не оставила ему ни капли надежды, дорогая. Ты буквально выпихнула его отсюда и потребовала, чтобы он исчез из твоей жизни.

Ронда могла бы еще много чего рассказать о Тристане, но она решила этого не делать. Аманде самой решать! Вместо этого Ронда сказала только то, что считала нужным сказать в данный момент.

– Следующий шаг должен быть за тобой.

Глава 21

– Маклофлин!

Тристан с недоумением поднял из-за стола глаза на сержанта Тэлбота.

– Я к вам. Вот уже два часа вас дожидается такая девушка, что пальчики оближешь. Отведите ее в овальную комнату для свидетелей, а то наши парни не в силах сдержать себя.

Тристан усмехнулся, отдал распоряжения Тэлботу и вышел из кабинета. Он снял очки. «Девушка, что пальчики оближешь» – это, скорее всего, Джулия, недавно завербованный информатор. То, что она пришла, наверняка означает что-то важное и, возможно, прояснит детали дела Хантера. Обычно она просто звонила. Он открыл дверь в комнату для посетителей.

– Привет, Тристан, – просто сказала Аманда, вставая и нерешительно улыбаясь. Ее сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. В первый момент его лицо ничего не выражало. Наверное, он давно поставил на ней крест. Она растерялась, но заставила себя продолжать. – Мне было так одиноко без тебя…

– Мэнди? Неужели ты здесь, детка? – Он в два прыжка пересек комнату, его руки обхватили ее, он крепко прижал ее к себе. Его губы нашли ее, и привычное тепло охватило их. Он двигался с ней по комнате, пока она не оказалась прижатой к стене. Он гладил и гладил ее, его руки были везде. И только когда он поднял ее юбку и засунул руку под ее шелковые трусики, чтобы стянуть их, тогда только он опомнился и вспомнил, где они находятся. Трясясь от смеха, он помог ей привести себя в порядок. Он глядел и не мог наглядеться на нее.

– Ущипни меня, Мэнди. Я никак не поверю, что ты и правда здесь.

Аманда посмотрела на него снизу вверх.

– Ты не ждал меня здесь, правда? Я думала пойти к тебе домой, но Джо объяснил мне, что скорее всего я смогу найти тебя на работе. А потом, вдруг ты живешь не один…

– Ты это серьезно?

Присмотревшись, он увидел, что да. Ее неуверенность явилась тем самым шрамом, за который этот проклятый подонок, Эггарс, уже не мог быть призван к ответу.

– Нет, – разуверяюще сказал Тристан. – Разве я могу забыть тебя, детка? – он подхватил ее на руки и засмеялся, окрыленный ее приездом. – Ну разве я стал бы тебя так целовать и пытаться стянуть с тебя трусики посреди комнаты для свидетелей, если бы я тебя не ждал? Разве кто-то другой мог заставить меня забыть, где я нахожусь и что я делаю. Я люблю тебя, Аманда Роуз. В этом нет никаких сомнений!

– Я не могу без тебя, Тристан, – прошептала она и заплакала. – Я так боялась, что все испортила навсегда. Мне было так тяжело, так одиноко, и я не знала, захочешь ли ты меня видеть, но я все равно решила приехать и выяснить, – она утирала слезы со щек. – Прости меня, Маклофлин, я так виновата…

– Успокойся, родная. Тебе не надо извиняться. Я сам в ближайшие дни собирался к тебе.

Аманда одновременно робко и радостно подняла вверх лицо.

– Ты и правда собирался приехать?

– О, да. Я не собирался так легко сдаваться. Я перевожусь в департамент полиции Рено, Аманда. Капитан Веллер помог мне все уладить.

Лучезарная улыбка вспыхнула на лице Аманды.

– Ох, Тристан, честно? Как? Когда? О, Боже, как чудесно.

Тристан чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Он думал, что ему придется шаг за шагом завоевывать себе право быть с ней рядом, и вдруг она здесь!

– Я был страшно зол, что меня вызвали в Сиэтл, – объяснил он. – Я думал, что возможно, если бы смог остаться, то уже давно вытащил тебя. Первое, что я сделал, это прорвался к капитану, и сказал, что я увольняюсь, чтобы переехать в Рено. Мэнди, я думал, что капитан – бесчувственный сухарь, но он жутко благородно себя повел. Он, конечно, очень сокрушался, что я бросаю службу в Сиэтле, но обещал сделать все, что в его силах, чтобы устроить мне перевод без потери стажа. Он только попросил меня не дергаться в течение двух месяцев, чтобы подготовить замену и развязаться со старыми делами. Он чертовски хорошо все устроил. Сумел договориться с Рено. Мне осталась еще неделя здесь, а потом я получаю отпуск. Мы можем использовать его для медового месяца. Я должен появиться в Рено только пятнадцатого октября.

Аманда радостно слушала Тристана, но при словах о медовом месяце ее глаза расширились.

– Медовый месяц? Мы, значит, женимся, Тристан?

– А как же, детка. Как только приедем в Рено. Я уже все спланировал. Ронда с Джо будут свидетелями. Они согласились. Мы ждали только, когда тебе станет получше.

Тристану явно не приходило в голову, что Аманде может показаться странным то, что он договорился со свидетелями, даже не получив еще ее согласия. Она хотела сразу же сказать ему об этом, но, подумав, удержалась. Она приехала в Сиэтл, не зная, как он ее встретит, боясь в глубине души, что навсегда потеряла его. А он, оказывается, все это время строил планы, как ее вернуть.

Вместо этого она задумчиво спросила:

– Ты созванивался с Рондой после того, как уехал? Она не сказала тебе, что я приеду?

– Нет. Видимо, не успела. Я звонил ей и справлялся о твоем самочувствии, – Тристан погладил левую руку Аманды, осмотрел ее до локтя, где кожа была бледнее, чем обычно. Не поднимая глаз, он продолжал:

– Она сказала мне неделю назад, что гипс сняли. Рассказала, что Чарли был в ярости, когда ты выбыла из строя, но он конъюнктурщик, и не может, конечно, не взять обратно девушку, которая оказала сопротивление знаменитому убийце. Она сообщила мне, что он держит для тебя место, пока ты не придешь в форму, и что конечно же устроит шумиху вокруг этого для привлечения публики, – он внезапно поднял голову, замолк на несколько секунд и недоуменно посмотрел на нее. – Но она не сказала мне, что ты приезжаешь, – закончил он.

– Ронда лучшая подруга из всех, кого я знаю, – тихо проговорила Аманда. – А я наговорила столько гадких вещей, уже после того, как ты уехал.

Аманда рассказала Тристану про свою размолвку с Рондой.

– Но ты ведь извинилась, девочка?

– Да. Как только пришла в себя, но это не главное. Ронда вдруг открыла мне, что я не такая, какой себя представляла раньше. И это открытие ранило меня. Боже, Тристан, это оказалось так больно. Но ведь она была права. Ты знаешь, за все время, что мы знакомы, я ни разу не видела Ронду плачущей. У меня до сих пор все переворачивается внутри, что я могла обидеть ее.

Тристан взял ее за руку.

– Но ты не должна себя грызть за это всю жизнь, ты не можешь вечно носить за собой груз своих прошлых ошибок. У тебя есть склонность к этому, ты знаешь – ставить перед собой невозможные требования и затем обвинять себя в том, что ты их не выполняешь. Тебе не кажется, что если ты прощаешь ее за то, что она сказала тебе что-то обидное, то и она тоже прощает тебя?

– Да, – улыбка Аманды осветила всю комнату. – Да, ты прав. Я сама прекрасно понимаю, что это так, но очень хорошо, что ты мне об этом напомнил.

– Мэнди, признайся, почему ты ненавидела меня за то, что я тогда убил Эггарса?

Она была смущена.

– Почему ты так считаешь? Я не ненавидела тебя!

– Я еще не забыл твой взгляд, когда я выстрелил в него, Аманда. Я могу отличить ненависть, когда я ее вижу, детка, и я должен знать, почему. Я знаю, ты никогда не любила мое оружие. Поэтому? Или потому, что я заставлял тебя учиться стрелять?

– Нет! Я не ненавидела тебя, Тристан. Это невозможно, – видя, что он не верит ей, она огляделась. – Мы можем поговорить где-нибудь в другом месте?

Тристан взглянул на часы и удивился, сколько времени прошло. Он вывел ее из комнаты, но из участка они выбрались не сразу. Некоторые сослуживцы подходили к Тристану с вопросами, но большинство хотело познакомиться с женщиной, которая столь разительно изменила когда-то педантичного и сурового копа.

– Не обращай внимания на беспорядок, – предупредил Тристан, открывая дверь своей квартиры. – Я ведь готовлюсь к переезду, – он не стал добавлять, что в своем обычном виде его квартира выглядит не лучше.

Аманда с интересом оглядывалась. Из-за разбросанных вещей трудно было сказать, на что похожа его квартира. Здесь не было ничего, относящегося лично к Тристану, кроме ее фотографии на пустом ночном столике. Этот снимок сделала Ронда год назад. Аманда взяла фото и улыбнулась.

– Где ты раздобыл эту фотографию, Тристан?

– Ронда уступила мне ее, когда я уезжал. Этот снимок помог мне держаться, детка. Он взял у нее фото и поставил на место.

Одного взгляда на Тристана было достаточно, чтобы понять, что продолжения разговора ей не избежать.

Она помедлила мгновение, потом ее губы задрожали.

– Так ты хотел узнать, почему я тогда смотрела на тебя так. Это не из-за того, что сделал ты, Тристан. Клянусь Богом! Здесь не было твоей ошибки. Это только я… – ее голос прервался, она обхватила себя руками и неподвижно смотрела на стену, пока Тристан не тронул ее за руку. Она собралась с духом и продолжила:

– Боже, я никогда в жизни не испытывала ничего даже отдаленно похожего на то, что мне пришлось пережить в тот день. Я просто горела желанием убить этого гада. Вот это и мучило меня. Я не могла себе представить раньше, что смогу выстрелить в живое существо. Но это было до того, как я узнала, что значит ненавидеть, – Аманда остановилась и серьезно посмотрела на Тристана. – Дин Эггарс научил меня ненавидеть, Маклофлин, и. Боже, это был урок, который я запомнила очень хорошо. Гнев захватил меня тогда всю целиком. Я ненавидела его так, как никогда и никого в жизни. Мне хотелось растерзать его. Мне было все равно, хорошо это или плохо. Я жаждала его смерти, – ее голос начал дрожать. – Но он все ближе и ближе подходил ко мне, невзирая на мои выстрелы. И тогда, когда ты выстрелил и прикончил его, когда он, наконец, упал, меня охватил гнев. Я чувствовала, как будто у меня что-то отняли. Я не могу забыть этих ощущений. Я чувствовала себя диким зверем, у которого отнимают добычу. И это состояние совершенно ошеломило меня, когда я поняла, как быстро могу деградировать и превратиться в зверя.

Воспоминания заставили ее задрожать от гнева и стыда, и Тристан наклонился и обхватил ее своими руками, согревая своим теплом, пока она не успокоилась.

– Успокойся, детка. Моя красивая, смелая девочка. Ты не должна осуждать себя за чувства, которые не смогла контролировать. И ведь не каждый день случается, что сумасшедший убийца приходит к тебе в дом.

– Я знаю, он был животным. И меня привел в состояние животного. Это было ужасно! Хотя умом я понимаю, что реагировала так же, как и любой другой на моем месте. Но, Тристан, я до сих пор, как вспоминаю, начинаю ненавидеть его, себя!..

Он погладил ее по волосам, щеке, подбородку.

– Я с тобой, дорогая. Все хорошо. Ты в безопасности. Никто больше не причинит тебе вреда.

Он обнимал ее и шептал утешительные слова. Затем слова и нежные поцелуи стали жаркими и горячими. Дыхание их участилось, и они перешли к более откровенным ласкам.

Еще не успокоившись и после соития, Тристан покрывал поцелуями ее плечи и шею, шепча слова любви; Аманда нежно теребила его волосы, про себя благодаря Бога за любовь, которую он послал им. Она была реалисткой и знала, что их характеры и профессии не обещают им слишком легкой жизни в браке. Конечно, оба они провели большую часть жизни в одиночестве, и их брак вряд ли будет совсем уж безоблачным. Но они любили друг друга! И это главное.