Пол АНДЕРСОН
      Карин АНДЕРСОН
      ПЕГИЙ ГИППОГРИФ
      Край мира огорожен на совесть, но не создана еще изгородь, которая могла бы задержать мальчишку. Джонни перебросил рюкзак и веревку через частокол и начал карабкаться сам. Наверху были три нитки колючей проволоки. Он зацепился рубашкой за шип и с минуту дергался, пытаясь освободиться. Затем он легко спрыгнул на траву по ту сторону частокола.
      Рюкзак валялся в зарослях белого клевера. Облачко обеспокоенных пчел висело над ним и Джонни поспешно подхватил мешок, пока пчелы не почуяли соты внутри.
      С минуту он стоял неподвижно, глядя через край. Это было совсем по-другому, чем с той стороны изгороди, и когда мальчик двинулся вперед, то движения его были замедлены. Он опустился на землю в том месте, где из густой травы торчал большой булыжник, и лег на живот. Камень был твердым и холодил подбородок.
      Гранитный обрыв плавно изгибался, исчезая за пределами взгляда, и мальчик не мог видеть, кончается ли он где-нибудь. Джонни видел лишь бесконечную синеву, по которой медленно плыли облака.
      Прямо под ним был выступ, поросший высокими метелками травы, среди которых цвели на тонких стебельках звезды, целые скопления звезд.
      Джонни размотал веревку и, отыскав крепкий бук не слишком близко от края, обвязал ее вокруг ствола. Потом он обвязался вторым концом вокруг пояса, закинул за плечи рюкзак и начал спуск. Камешки осыпались, постукивая его по плечам, камнеломка царапала руки, колола лицо и уши, когда он шарил руками по стене в поисках опоры, погрузив голову в шуршащие папоротники.
      Спуск был довольно трудным, но уже через полчаса он растянулся на траве, а над ним качались звезды. У них был робкий терпкий запах. Джонни лежал на краю мира в прохладной тени, грыз яблоки и высасывал соты. В рюкзаке их было много. Потом он облизал мед с пальцев, бросил огрызки яблока через край и долго следил, как они растворяются в синеве.
      Внизу, мягко покачиваясь в воздушных потоках, плавали маленькие островки. Солнечный свет поблескивал на глянцевитых листьях кустов. Когда один из островков зашел в тень обрыва, цветущие на нем звезды засветились.
      За тенями, глубоко в наполненной светом пропасти, Джонни видел играющих гиппогрифов. Их там были дюжины. Гиппогрифы резвились и выделывали курбеты в лазури. Джонни глядел на них, полон восхищения, а гиппогрифы, притворяясь, что дерутся, пикировали друг на друга, взмывали широкими спиралями, потом камнем летели вниз и снова взмывали, чтобы начать все сначала. Один из них мелькнул мимо, золотой голубь, блестевший как полированное дерево, и ветер свистел в его крыльях.
      Слева от Джонни обрыв отступал широким полумесяцем, и почти напротив него через край мира переливалась река. Внизу на карнизе голубело круглое озерцо, которое ловило большую часть воды. Из него пили гиппогрифы. На дальнем берегу озерца была выемка. Сверху было хорошо видно, как избыток воды круто падал из нее белым, стелящимся по ветру плюмажем и исчезал в голубой бесконечности.
      Когда солнце начало припекать, разомлевшие гиппогрифы лениво опустились на проплывавшие мимо острова, чтобы подкрепиться. На островке, который плыл в тени обрыва к его выступу, было небольшое стадо сонных гиппогрифов. Островок должен был пройти прямо под ним.
      С внезапной решимостью Джонни сдернул веревку с прежней опоры наверху и привязал ее конец к выступу скалы на краю. Забросив на плечи рюкзак, он перелез через край и скользнул вниз.
      Островок уже уходил. Конец веревки волочился по траве. Джонни скатился на нее и обрезал веревку.
      Этого обрывка едва-едва хватило, чтобы сделать на нем петлю. Мальчик оглянулся на гиппогрифов, которых вспугнуло его падение. Продолжая жевать, они тихо стояли, опасливо наблюдая за ним.
      Джонни сунул руку в рюкзак, чтобы достать яблоко, но передумал и взял большой кусок сот. Он отломил один угол и бросил его в сторону гиппогрифов. Те замахали крыльями и попятились на несколько шагов, потом опять застыли на месте.
      Джонни опустился на траву. Здесь были гиппогрифы каштановые, черные, с белыми чулками на ногах. Один, пегий, через некоторое время начал осторожно придвигаться к сотам. Джонни застыл.
      Пегий понюхал соты, потом подозрительно вздернул морду. Джонни не двигался. Гиппогриф подобрал соты.
      Когда Джонни бросил другой кусок, пегий опять отскочил, но тут же вернулся и съел его. Джонни бросил третий, всего в нескольких ярдах от места, где сидел.
      Этот кусок был больше других. Гиппогриф раскусил его пополам. Когда он опустил голову, чтобы подобрать остаток, Джонни вскочил, раскручивая свое лассо. Петля охватила пегую шею. Секунду животное было слишком ошеломлено, чтобы что-либо предпринимать, а потом Джонни был уже на его спине, крепко вцепившись в веревку.
      Гиппогриф взвился в воздух. Джонни сжимал коленками напрягшиеся мышцы. Крылья хлестали его по ногам и ветер бил в лицо. Мир накренился, они устремились вниз.
      Далекие нагромождения земли дико закружились, и мальчику показалось, что он падает вверх, мимо солнца, которое внезапно засияло под когтями гиппогрифа. Джонни с трудом просунул колени под основания мерно работавших крыльев и погрузил пятки в жесткую шерсть. Ветер перехватил ему дыхание и он сжал зубы.
      Когда вселенная вернулась на свое место, Джонни снова смог втянуть воздух в легкие. Потом они опять спикировали. Ветер забирался под рубашку. Мальчик поглядел вниз один раз и после этого старался не сводить глаз с перьев гривы.
      Толчок бросил его на спину. Джонни вцепился в веревку скользкими от пота пальцами. Крылья пропустили удар и гиппогриф потряс головой, когда петля на миг перехватила ему глотку. Зверь попытался взлететь круто вверх, сорвался и начал скользить вниз, раскинув напряженные крылья. Джонни чувствовал, как напрягались под ним могучие мышцы, когда гиппогриф выгибал спину, чтобы выпрямиться рывком, лягая воздух. Сила удара заставила Джонни ослабить хватку. Дрожа от усталости, он намотал веревку на запястье и прижался лбом к побелевшим костяшкам пальцев. Еще рывок и еще... Джонни висел на веревке.
      Натруженные крылья перемалывали воздух. Гиппогриф снова выровнялся. Веревка ослабла и Джонни слышал его судорожные вдохи. Солнце опять жарко светило на мальчика и по его виску сползла капля пота. Кожа под ней начала зудеть. Он освободил одну руку, чтобы почесаться. Новый рывок опрокинул его на спину гиппогрифа и заставил поспешно сжать пальцы. Зуд продолжался, теперь уже в нескольких местах, доводя его чуть не до крика. Но свое лассо он больше отпускать не осмеливался. Джонни потерся лицом о жесткую волосяную веревку. Облегчение было таким, как будто он завоевал мир.
      Теперь гиппогриф скользил по ровной спирали восходящего потока, которая несла его вверх, не требуя ни малейших усилий. К следующему пике Джонни был уже готов и сам откидывался на спину своего "коня", когда гиппогриф выгибал шею, пытаясь освободиться от веревки на горле. Наполовину задохнувшийся, он снова заскользил, и Джонни дал ему возможность вдохнуть.
      Они приземлились на одном из островков. Гиппогриф, дрожа, свесил голову и распустил крылья. Джонни достал из мешка еще один кусок сот и бросил его на землю, рядом с мордой гиппогрифа. Пока тот ел, мальчик гладил его, приговаривая ласковые слова. Когда Джонни слез, гиппогриф взял соты из его руки. Мальчик погладил его по шее, вдыхая свежий теплый запах перьев, и громко рассмеялся, когда зверь шумно обнюхал его затылок.
      Связав из веревки нечто вроде недоуздка, Джонни снова оседлал гиппогрифа и направил его к озерку, лежавшему под холодным душем гремящего водопада. Он позаботился, чтобы зверь не пил слишком много. Когда мальчик съел пару яблок, гиппогриф подобрал огрызки.
      Потом они отправились к одному из дрейфующих островов и Джонни позволил своему скакуну попастись. Сам он оставался рядом, пальцами расчесывая мягкие султаны его гривы и изучая копыта на задних и серповидные когти на передних ногах животного. Он видел, как гладкие перья на передней части тела становятся короче и тоньше, плавно переходя в густую шерсть на другой половине. Голову гиппогрифа тоже покрывали тончайшие перья.
      Остров скользил все дальше и дальше от края мира и Джонни следил, как водопад уменьшается вдали и в конце концов исчезает. Потом мальчик заснул.
      Проснулся он от вечерней прохлады. Закатное солнце стояло уже ниже его острова. Запах перьев еще был в его ладонях. Джонни огляделся в поисках гиппогрифа и увидел его обнюхивающим рюкзак.
      Когда тот заметил его движение, то подскакал с видом нетерпеливого ожидания. Джонни обнял его могучую мускулистую шею и прижался лицом к теплым перьям, растерянно ощущая, как на глазах его выступили неожиданные слезы.
      - Добрый старый Пегаш, - сказал он и поднял рюкзак. Он разделил последний кусок сот с гиппогрифом и задумчиво смотрел на опускающееся солнце. Облака краснели.
      - Посмотрим-ка на них поближе, - сказал Джонни. Он оседлал гиппогрифа, и они взлетели в золотом воздухе к закатным облакам. Джонни спрыгнул на самом высоком. Он стоял на нем, пока оно медленно серело, и глядел в туманные глубины. А когда он повернулся, чтобы взглянуть на свой мир, то увидел лишь широкий мазок тьмы вдали.
      Облако, на котором они стояли, стало серебряным. Джонни посмотрел вверх и увидел Луну, берег-полумесяц далеко вверху.
      Он съел яблоко, а второе дал гиппогрифу. Пока тот жевал, мальчик смотрел на свой мир далеко позади. Когда Джонни покончил со своим яблоком, то прежде чем кинуть огрызок гиппогрифу, заботливо вынул из него семечки. Положив их в карман, он оседлал гиппогрифа и глубоко вздохнул:
      - Пошли, Пегаш. Посадим их на Луне.