Глава 9

Небо было заполнено метлами. Полиция теряла голову, пытаясь справиться с движением. Игры выпускников университета всегда вызывали большой наплыв публики и взрывы высоких чувств. Я этих чувств не разделял. Я поставил свой помятый, еще довоенный «шеви» за огромным, в двести драконьих сил, «линкольном», рукоятка небесно-голубого цвета, полиэтиленовые прутья, плюс радио. Радио тут же принялось издеваться надо мной, но я получил свободное место на вешалке первым. Сунув ключ в карман, я слез с метлы и принялся мрачно слоняться в толпе.

На все время Игр, Бюро Погоды оказало нам любезность.

Воздух был прохладен, свеж и звонок. Над темными зданиями университетского городка, большой желтой тыквой, поднималась полная луна. Мне подумалось, что там, за городом, поля и леса Среднего Запада. Там пахнет мокрой землей и струится туман. И волчья составляющая моей натуры захотела бежать отсюда, и оказаться там, и гоняться за кроликами. Но, по-настоящему тренированный оборотень может контролировать свои рефлексы, и поляризованный свет вызывает у него не более, чем приятную нервную почесуху.

Что касается меня, импульс скоро угас в унылых раздумьях. Джинни, любимая! Если бы она оказалась сейчас рядом! Вот она идет, лицо поднято навстречу ветру, на длинных волосах рыжий узор изморози… Да, только единственная моя спутница — нелегальная фляга в заднем кармане. Какого дьявола я вообще явился на эти игры?

Миновали Дом союза «Там Каф Самет». Я обнаружил, что нахожусь на территории университетского городка.

Трисмагистовский университет был основан, когда уже родилась современная наука, и чей факт был отражен в его планировке.

Самые большие здания принадлежали факультету языкознания потому, что экзотические языки необходимы при создании более мощных, чем обычные, заклинания (вот почему сюда приезжает так много студентов из Африки, Азии — чтобы изучить американский сленг). Но есть здесь и два здания английского языка — искусствоведческий колледж и колледж инженерного стихосложения. Поблизости — здание Торбантропологического факультета, где всегда демонстрируются интересные выставки, посвященные иностранной технике. В этом месяце — техника эскимосов, в честь приезда шамана антекоков, доктора Айингалака. В стороне — заботливо окруженный оградой факультет Зоологии. Забор потому, что там помещены длинноногие и длиннорукие бестии. Они вряд ли могут быть названы приятными соседями. Медицинский факультет обзавелся великолепным новым исследовательским центром — дар Фонда Рокфеллера. Из этого центра уже вышли такие изумительные изобретатели, как поляроидные фильтрующие линзы, которые дают возможность тем, кто поражен дурным глазом, вести нормальный образ жизни.

И это только начало!

Юридический факультет казался безлюдным. работают юристы всегда в ином мире.

Я пересек бульвар, миновал маленькое мрачное здание корпуса физических наук. И подошел как раз вовремя, чтобы меня приветствовал доктор Грисволд. Он медленно спускался вниз по ступенькам — маленький, высохший человечек с козлиной бородкой и веселым голубыми глазами. В блеске этих глаз, в глубине их, таилось смешанное с болью изумление. Он походил на ребенка, который никак не может до конца понять, почему никто, кроме него, не интересуется игрушками.

— А, мистер Матучек, — сказал он. — Пришли поприсутствовать при Игре?

Я кивнул (не особенно любезно). Но мы шли вместе, и мне пришлось быть вежливым. Не для того, чтобы подлизаться на всякий случай. он вел у меня занятия по физике и химии, но это — как раз пустяки. Мне просто не хотелось обижать этого милого и одинокого старого чудака.

— Я тоже, — продолжал он. — Насколько понимаю, организаторы что-то задумали. Впервые будет нечто захватывающее.

— Вот как?

Он дернул головой и по-птичьи посмотрел на меня:

— Если у вас какие-нибудь затруднения, мистер Матучек… Если в моих силах помочь вам… Знайте, что я сделаю все, что в моих силах.

— Все прекрасно, — соврал я. — Во всяком случае, благодарю вас, сэр.

— Человеку зрелого возраста нелегко вернуться к учебе.

Да еще когда его окружают хихикающие юнцы. я не забываю, как вы помогли мне в этом… м-м… нехорошем… э-э инциденте в прошлом месяце. Поверьте, я очень вам благодарен.

— О, пустяки, черт возьми. Я здесь, чтобы получить образование и чтобы быть вместе с Вирджинией Грейлок. Но теперь это невозможно.

Мне не хотелось перекладывать груз своих забот на его плечи. У него был достаточный запас своих собственных.

Грисволд вздохнул. Очевидно, он чувствовал мою отчужденность.

— Я часто ощущаю себя таким ненужным, — сказал он.

— Что вы, сэр, — ответил я со старательной искренностью. — Как бы стала в Мидгарде (Мидгард — по древнескандинавским сказаниям — земля, отведенная для жизни человека), ну… скажем алхимия практической наукой, не будь она с начала и до конца основана на ядерной физике? Ведь в противном случае алхимик мог бы неожиданно для себя получить смертоносный радиоактивный изотоп. Или вещество, которое уничтожило бы половину округа.

— Разумеется, разумеется. Вы прекрасно все понимаете.

Вы все знаете о нашем мире. Во всяком случае больше, чем я. Но, студенты… ладно, думаю, что это естественно. Им хотеться, что бы — сказал несколько слов, сделал несколько пассов и получил то, чего желаешь. Именно таким образом. Не докучая себе ни изучением санскритской грамматики, ни периодической таблицы. Они не понимают, что никогда нельзя получить чего-то из ничего.

— Поймут. Они повзрослеют.

— Даже администрация в этом университете просто не понимает потребности физической науки. Как раз сейчас в Калифорнийском установлен философский камень на биллион вольт. А здесь… — Грисволд пожал плечами. — Извините меня.

Я сам не люблю жаловаться.

Мы вышли к стадиону. Я отдал ему свой билет, но отказался от очков ночного видения. У меня сохранилось колдовское зрение, полученное во время базисного обучения. мое место оказалось на тринадцатом ряду между студенточкой с мордочкой первокурсницы и старшекурсником. Мимо проплыл одушевленный лоток и я купил горячих сосисок, и взял напрокат хрустальный шар. Но шар мне нужен был не для того, чтобы в деталях видеть игру. Я пробормотал над ним, заглянул и увидел Джинни.

Она сидела напротив меня, на пятидесятом ряду. На коленях у нее покоился черный Свертальф. Вызывающие красные волосы Вирджинии выделялись ярким пятном на бесцветном фоне окружающей толпы. Это колдовство, это ее особая черная магия была чем-то более древним и более сильным, чем Искусство, но и в нем была искушена Джинна. Ее отделяло от меня поле, в руках у меня был всего лишь дешевый стеклянный прибор, и все же сердце мое екнуло. Сегодня вечером с ней был доктор Алам Аберкромби, ассистент-профессор сравнительной магии: гладкий, блондин, светский лев. Он крутился вокруг Джинны изо всех сил. А я исходил дымом в одиночестве.

Думая, что Свертальф ставил мои моральные качества не выше, чем моральные качества Аберкромби. У меня были все намерения хранить Джинни верность, но… Узкая улочка, ты ставишь на стоянку метлу, и к тебе прижимается хорошенькая девушка. В этом случае желтые круглые глаза, сверкающие с ближайшего дерева, как-то связывают и окончательно отрезвляют. Я скоро сдался, и посвящал вечера учебе или пил пиво.

О-хо-хо. Я плотнее запахнул плащ, под свежим ветром меня пробрала дрожь. В воздухе пахло какой-то бедой.

«Вероятно, — подумал я, — во всем виновато мое скверное настроение…»

И все же я чуял — в недалеком будущем быть беде.

От воплей старшекурсников чуть не лопнули барабанные перепонки. В лунном свете показались команды «Трисмегистские грифоны» и «Чародеи Альберта Великого».

Глубокие старики недовольны тем, что в командах так много измученных образованием очкастых коротышек. Такие игроки кажутся им бесполезными. Вероятно, до эпохи магии команды комплектовались из динозавров. Но, разумеется, неотъемная часть и основная составляющая искусства, интеллект, и он придает спорту характерную окраску.

В этой игре были интересные моменты. «Чародеи» взлетали над землей, и их крошка защитник превратился в пеликана.

Душанович, в образе кондора, закогтил его на нашей двадцатке. Анреевский был лучшим в линии оленей-оборотней (он входил в большую десятку). Он держал их так, что мяч дважды оказывался вне игры. На третий раз мячом завладел Плисудский,. тут же превратившись в кенгуру. Его игра была изумительной. Как он увернулся от игрока, пытавшегося отобрать мяч! (малый был в шапке-невидимке, но можно было наблюдать за ним по отпечаткам его ног, как он несся вперед). И отпарировал мяч Мстиславу.

«Чародеи» опустились пониже, они ожидали, что Мстислав превратится в ворона, чтобы забить мяч с поля. Но это было, как гром среди ясного неба, когда он превратился в… свинью. В жирного борова. (Естественно, это были мелкие превращения, быстрый жест и игрок превращался в заранее намеченное животное. Не использовались те великие и страшные слова, которые мне, бывало, приходилось слышать в предрассветной мгле).

Чуть позднее явная грубость с нашей стороны стоили нам пятьдесят ярдов. Доминго случайно наступил на афишу, которую ветер занес на поле, и проехался по именам «Чародеев». Но большего ущерба наши не потерпели, а «Чародеи» получили точно такой же пенальти, когда Троссона в азарте вынесли с поля, да еще метнули вслед молнию.

К концу первого периода счет был 13 : 6 в пользу «Трисмегистских грифонов», и толпа чуть не разнесла от восторга скамейки.

Я надвинул шляпу на лоб, бросил на старшекурсника нелюбезный взгляд и уставился в кристалл. Джинни проявляла больше энтузиазма, чем я. Она подпрыгивала и вопила, и, казалось, не замечала, что Аберкромби своей лапой обнимал ее.

Или, может это у нее не вызывало протеста?.. Я обиделся и надолго приложился к фляге.

На поле высыпали ликующие люди, им понадобилось устроить парад. Дудя и барабаня, совершая в воздухе сложные, тщательно продуманные эволюции своими инструментами, они двинулись традиционным маршем туда, где ждала их Королева Красоты студенческого городка. Мне было известно, что по традиции она встречала их верхом на единороге. Но, по некоторым причинам, данный номер был в этом году опущен.

Волосы поднялись у меня на затылке дыбом. Я ощутил слепой инстинктивный позыв поменять кожу на шкуру. Едва успев вовремя, я заставил себя остаться человеком и упал на сидение, обливаясь холодным потом. В воздухе вдруг отчетливо завоняло опасностью. Неужели никто больше не ощущал этого?

В поисках источника опасности я сфокусировал кристалл на команде. Краем сознания я смутно услышал приветственные выкрики:

АЛЕФ, БАТ, ЖИМЕЛЬ, ДАЛЕТ, ХИ, ВА!

КОМИНИ, ДОМИНИ, УРА, УРА, УРА!

ПРОТЫКАЙ ИХ, ЖАРНЬ В ОГНЕ, СЛАВНАЯ ЕДА!

ТРИСМЕГИСТОВ ЖДЕТ ПОБЕДА НЫНЧЕ И ВСЕГДА!

МАКИЛРАЙТ!..

— Что это такое с вами, мистер? — студентка отпрянула от меня, и я понял, что рычу.

— Ох… ничего… я надеюсь ничего, — я старался овладеть своим лицом, не дать ему превратиться в волчью морду.

Толстоватый, белокурый мальчишка, среди тех, внизу, не казался страшным, но я чувствовал, что его будущее окутано крутящейся грозовой тьмой, пронизанной ударами молнии и раскатов грома. Мне уже приходилось сталкиваться с ним. Хотя я не донес на него в свое время, это именно он чуть не уничтожил химическую лабораторию Грисволда. Зеленый первокурсник, забавник, не злой по натуре, он представлял собой несчастливую комбинацию природной способности к Искусству и крайней безответственности. Студенты-медики славятся веселыми выходками (такими, как оживший скелет, врывающийся, приплясывая, в женскую спальню), и Макилрайту хотелось приобщиться к этим проделкам как можно раньше.

Грисволд показывал студентам, как обращаться с катализаторами, и Макилрайт тут же забормотал заклинание. он хотел сыграть на каламбуре и провести в пробирке катализ. Но ошибся в расчетах и получил саблезубого тигра. Дитя каламбура, тигр был совершенно безмозглым, и все же это была злобная, вызывающая ужас, тварь. Я тут же оказался в клозете, и там, с помощью фонарика, совершил превращение.

Став волком, я рыбкой вылетел в окно и шмыгнул под деревья, чтобы дождаться, пока кто-нибудь вызовет людей из департамента Изгнания бесов.

Поняв, что все это сотворил Макилрайт, я как-то, улучив момент, отведя его в сторону, предупредил, что, если ему вздумается снова показать класс, то я сожру его. Сожру в самом буквальном смысле этого слова. Шутка есть шутка, но не следует шутить за счет студентов, которые действительно желают учиться. Как и за счет тех милых, почтенных окаменелостей, которые пытаются учить студентов.

«НАША КОМАНДА!»

Предводитель парада взмахнул рукой, и из него выскочил столб многоцветного пламени. Столб поднялся на высоту человеческого роста, еще выше. Скачущее сияние, блеск красного, голубого, желтого, и его окружал крутящийся, состоящий из искр вихрь. Я сощурился и сумел разглядеть в пламени гибкое, размалеванное тело. оно походило на тело ящерицы.

Студентка взвизгнула.

— Трижды благословенный Гермес, — закудахтал старшекурсник. — Что это, демон?

— Нет, Дух Огня, — тихо ответил я. — Саламандра.

Чертовски опасная тварь, если учесть, сколько дураков ее окружает…

Мой взгляд неотрывно следил за полем. Огненная тварь начала свои штучки. Прыгала, кувыркалась, что-то бормотала, выбрасывала длинные языки пламени. Да, рядом с ней находился пожарный — в полном церковном облачении. Он совершал свои пассы, не давая саламандре причинить вреда. Все должно быть о'кей. Вроде бы…

Я зажег сигарету. Меня трясло. Скверно это — следовать примеру Локи (Лок — восставший на других богов, бог Огня).

Вонь опасности била мне в ноздри. Ядовитый кислый запах опасности…

Со стороны все это выглядело красиво, однако… В кристалле вновь появился Аберкромби. Он хлопал в ладоши. Но Джинни сидела нахмурясь, с озабоченным видом. Между длинными зелеными глазами залегла морщинка. Ей все это нравилось никак не больше, чем мне. Я переключил шар обратно на Макилрайта. Любящего пошутить Макилрайта.

Я был, вероятно,: единственным из присутствующих, кто заметил, что произошло. Макилрайт взмахнул своим жезлом, у саламандры выросли крылья. Толстяк-пожарник, жестикулируя, раскачивающийся взад и вперед, оказался, естественно, на пути взмаха ее крыльев. Это было подобно столкновению с паровым котлом.

— А-а-а!

Пожарный пулей взмыл в небо. Саламандра заколыхалась.

Мгновенным прыжком, утоньшаясь, вытянулась вверх. Выросла, сделавшись выше стен. Мы увидели мельком нечто вращающееся, ослепительно блестящее, с расплывшимися очертаниями — и тварь исчезла.

Моя сигарета вспыхнула, превратилась в пламя. Я отшвырнул ее. Почти ничего не соображая, догадался выкинуть заодно и фляжку. В мгновение ока она раскалилась добела, водка вспыхнула голубым пламенем.

Толпа завыла. Все отбрасывали прочь сигареты, хлопали по карманам, где воспламенялись спички, отшвыривали бутылки.

Королева городка пронзительно визжала, ее тонкое одеяние охватило пламя. Скинув платье (как раз вовремя, чтобы избежать ожогов) и причитая, помчалась по полю голая. При иных обстоятельствах это зрелище меня бы заинтересовало.

Саламандра прекратила свои беспорядочные метания и материализовалась в воротах. Столбы начали дымиться.

Невыносимое сияние, рев и пылающая трава. Выкрикивание заклинаний тушения огня, было невыносимо. Пожарник бросился к саламандре. Из ее пасти выскочил язык пламени. Я отчетливо услышал ее дикий хохот, и тварь снова исчезла. диктор, которому следовало бы успокоить зрителей, истошно визжал, когда огонь вспыхнул перед его будкой. Во мгновение ока пять тысяч народу, царапаясь и кусаясь, топча друг друга, кинулись к выходу. Началась давка, люди были охвачены слепым желанием вырваться отсюда.

Прыгая по скамейкам и головам, я скатился на поле. Эта, бушующая на ярусах давка, означала смерть.

— Джинни! Сюда, Джинни, здесь безопасно!

Она не могла расслышать меня в этом грохоте, но сама догадалась. За руку она тащила очумевшего от ужаса Аберкромби. Мы взглянули в лицо друг другу. Вокруг — огонь и разрушение. Джинни вытащила из сумочки палочку.

В своем запертом помещении кипятились грифоны.

Кипятились в прямом смысле этого слова. Саламандра, материализовавшись, игриво обернулась вокруг водопроводных труб.

Загудели сирены, и, освещенные луной, над ними засновали полицейские метлы. Полиция пыталась обуздать панику. Одну метлу тут же подожгла саламандра. Наездник снизился, соскочил. Пылающая палка с грохотом рухнула в траву.

— Боже! — закричал Аберкромби. — Саламандра вырвалась на свободу!

— Да что вы говорите? — фыркнул я. — Джинни, ты же ведьма. Ты можешь что-нибудь сделать?

— Я могла бы погасить эту скотину. Но для этого нужно, чтобы она была рядом, пока я читаю заклинание, — сказала она.

Распущенные рыжие волосы обрамляли бледное, с высокими скулами лицо, и в беспорядке падали на плечи. — Это наш единственный шанс уничтожить породившие ее чары… И она знает это!

Смятение захлестнуло меня. Но, вспомнив о дружище Макилрайте, я обернулся и сграбастал его за шиворот. Совсем свихнулся? — заорал я. Он, задыхаясь, разинул рот:

— Я ничего не делал!.. Я тряс его так, что зубы его лязгали:

— Не болтай попусту! Я все видел! Он рухнул на землю. это было всего лишь шутка, — хмыкнул он. — Я не знал! "Что ж, — подумал я мрачно, — вот тебе, без сомнения, и правда. Ведь вот в чем беда с Искусством, беда с любой неразумной силой природы, которой овладевает человек — будь то огонь или динамит, атомная энергия или магия. Любой остолоп, нахватавшись знаний, пытается что-нибудь сделать.

Начать-то он может… Сегодня остолопов ужасно потянуло на колдовство. Но не всегда это «что-нибудь» удается столь же легко прекратить".

Как и в любом другом учебном заведении в «Трисмагисте», постоянную проблему представляли студенческие шалости.

Обычно они были безобидными. Например, одев шапку-невидимку, пробраться ночью в женские спальни. Или вставить в окнах украденные у девушек принадлежности нижнего белья. Иногда шутки бывали, пожалуй, и забавными. Например, как-то раз оживили статую прежнего президента (это был достойный и заслуженный человек), и она промаршировала по городу, распевая непристойные песни. Часто шутки были совершенно неостроумными. Так, например, когда Дин Уорсби был превращен друзьями в камень, и на протяжении трех дней этого никто не замечал.

Но Э Т О — уже ни в какие рамки не лезло. Саламандра могла спалить весь город.

Я обернулся к пожарнику. Тот весь изнервничался, напрасно пытаясь остановить какое-нибудь полицейское помело.

Вокруг прыгали тусклые огни, полицейские не замечали его. Что вы полагаете предпринять? — спросил я. — Необходимо послать служебный рапорт, — отрывисто сказал он. — И считаю, нам понадобится Дух Воды.

— У меня есть опыт работы с гидрами, — предложила свои услуги Вирджиния, — так что, я с вами.

— Я тоже, — сказал я немедленно.

Аберкромби уставился на меня:

— Вы-то что сможете сделать?

— Я оборотень! — рявкнул я. — Когда я волк, огонь мне не страшен. Полезная штука, не правда ли?

— Прекрасно, Стив! — Джинни улыбнулась. Старая, такая знакомая нам обоим улыбка.

Не долго думая, я сграбастал ее, привлек к себе и поцеловал. Она решила не размениваться на пощечину. Я получил боксерский удар снизу, который вернул меня на путь истинный.

— Нельзя! — коротко сообщали Джинни. — Это, черт бы их побрал — проклятые чары.

Я видел, страдание заключенное в ее глазах. Как зверь в клетке. Но ее разум был вынужден повиноваться придуманным Мальзусом правилам.

— Это… э-э… здесь не место для женщины, — забормотал Аберкромби. — Для такой очаровательной женщины, как ты…

Разреши я провожу тебя домой, дорогая.

— Я должна это сделать, — сказала она нетерпеливо. — Что, черт возьми, твориться с этими легавыми? Нам нужно убираться отсюда!

— Тогда я тоже иду с вами, — заявил Аберкромби. — Я немножко знаком с проклятиями, и с благословениями. Хоть боюсь, что в этом отношении то, чем я владею, не бог весть что. Во всяком случае, департамент Сокровищ поглядывает на мои сокровища без одобрения.

Даже в это мгновение, когда ад разверзся на земле, оглушенный буйствующими раскатами грома, мне было радостно видеть, что Джинни не обратила ни малейшего внимания на его пресловутое остроумие. Она отрешенно нахмурилась. На рядом стоявшей скамье скорчилась Королева городка, на ней был чей-то плащ. Джинни, усмехнулась, махнула рукой. Королева сбросила плащ и помчалась к нам.

Секунд через тридцать рядом приземлились три полицейские метлы. Пожарный скомандовал им, и вся наша группа тут же поднялась по спирали над стадионом и влетела в путаницу улиц.

Взлет был быстрым, но и за это короткое время я увидел три, охваченные пламенем, дома.

Саламандра разгулялась…

Глава 10

Изможденные и вымазанные сажей, с отчаявшимися взглядами, вся наша компания оказалась в управлении полиции округа. Здесь уже находились шефы полиции и пожарных. Возле коммутатора бесился какой-то младший офицер. Джинни завернула по дороге к себе, захватить свою метлу. Теперь она появилась — на плече ехал Свертальф, под мышкой зажат том «Руководства по алхимии и метафизике». Аберкромби стращал и без того перепуганного Макилрайта. Под конец я сказал Аберкромби, чтобы он это прекратил.

— Мой долг, — завелся он. — Я, как вы знаете, исполняя обязанности воспитателя…

Я думаю, что Университет не смог бы обойтись без того, чтобы следить за студентами, чтобы те не пили ликер в общежитии и не приводили нимф контрабандой. Каждый год кто-нибудь пытается сдать экзамен, спрятав под пиджаком приятеля со шпаргалкой. Тем не менее мне не нравятся профессиональные доносчики.

— Разберетесь с ним попозднее, — сказал я, и пинком выставил парня за дверь. — Возможно скоро появится саламандра.

Весьма раздраженный, в комнате возник президент Мальзус и тут же требовательно проорал:

— Что все это означает?

Над его толстыми щеками подпрыгивал пенсне.

— Как вам было известно, сэр, я был занят подготовкой к очень важному мероприятию. На завтра намечен официальный завтрак членов «Клуба Львов», и…

— Возможно, не будет никакого завтрака, — хрюкнул, обрывая его, лягаш, — пока у нас вырвавшаяся на свободу саламандра…

— Сала… Нет! Это полностью противоречит установкам!

Это положительно запрещено, чтобы…

Офицер у коммутатора оглянулся на нас:

— Она сейчас подожгла католическую церковь на углу Четырнадцатой и Эльма. И, боже мой, все наше оборудование уже задействовано!

— Невозможно! — завопил Мальзус. — Демон не может приблизиться к церкви!

— Насколько глупым делается человек на нашей работе, — не скрывая злости прошипела Джинни. — Это не демон. Это Дух стихии!

Когда ей удалось вновь овладеть своей яростью, она медленно продолжила:

— Не стоит слишком надеяться, что гидра сможет победить саламандру. Но мы можем вызвать ее, чтобы она помогла бороться с пожарами. Саламандра все время будет опережать нас, но по крайней мере, не весь город окажется уничтоженным.

— Если только саламандра не окажется слишком сильной, — влез Аберкромби. Его лицо побледнело, губы еле двигались. — Достаточно сильной, чтобы испарить гидру.

— Вызовите двух, — заикаясь приказал Мальзус, — вызовите сотню. Я не буду требовать поданного по всем правилам официального заявления на разрешение использо…

— Эта возможность ограничена, сэр, — = сказал Аберкромби. — Есть условие , в зависимости от общей воплощенной массы, сдерживающие силы должны возрастать по экспоненте. В этом городе, вероятно, не найдется достаточно подготовленных специалистов, чтобы держать под контролем более двух Духов одновременно. Если пробудить к жизни четыре… городу грозит затопление, а саламандра просто перенесется куда-нибудь в другое место.

— Алан… — Джинни положила «Руководство» на стол, веером перелистнула страницы.

Аберкромби склонился поверх ее плеча. При этом не забыл заботливо положить ладонь на ее бедро, и я проглотил, что хотел высказать.

— Алан, можешь ты вызвать гидру? Для началу — одну. И заставить ее бороться с огнем?

— Разумеется, моя прелесть, — заулыбался он. — Это элементарная задача.

Она обеспокоено взглянула на него и предупредила:

— С гидрами бывает так же трудно справиться, как и с Духами огня и воздуха. Одного знания теории мало.

— У меня есть некоторый опыт, — он излучал самодовольство. — Во время войны… Когда все это кончится, давай зайдем ко мне, чуть выпьем, и я тебе расскажу, — его губы легко коснулись ее щеки.

— Мистер Матучек! — завизжал Мальзус. — Прекратите, пожалуйста, отращивать клыки!

Я взял себя в руки, совладав с яростью, действующей на меня так же, как и лунный свет.

— Послушайте, — сказал начальник полиции, — мне нужно знать, что будет дальше. Все эти неприятности из-за ваших длинноволосых, и я не желаю, чтобы ваши действия еще больше затруднили обстановку.

Я вздохнул, понимая, что Джинни и ее раскрасавец в конце концов действительно заняты, и, вытащив сигарету, предложил:

— Разрешите, я объясню. Во время войны мне пришлось немного узнать о таких делах. Дух стихии — это не то же самое, что демон. Любой демон — это самостоятельное существо, такое же индивидуальное как мы с вами. Дух стихии часть первичной сложной силы, в нашем случае огня, точнее энергии. Он возникает из первичной энергии, временно получив индивидуальность, и возвращается к прежнему состоянию, если искусному специалисту удается с ним справиться.

— Гм?

— Как пламя. Пока кто-нибудь не разведет костер, пламя существует лишь потенциально. Когда вы гасите огонь оно возвращается к своему первоначальному состоянию. Новый огонь, который вы разведете на прежнем месте, не будет уже тем же самым огнем. Поэтому дух стихии не боится исчезнуть.

Но однажды возникнув, он делает все, чтобы остаться здесь в мире и увеличить свою мощь.

— Но как саламандра могла поджечь церковь?

— Потому, что у нее нет души. Она просто физическая сила. Всякое, обладающее подлинной индивидуальностью существо, будь то человек, или еще кто-либо, находится под сдерживающим влиянием… э-э… определенных моральных законов природы. Так Демон не выносит вида святых символов.

Поступающий не правильно человек, живя на этом свете, испытывает угрызнения совести. И предстает перед Судом на том свете. Но о чем заботиться пламени? А саламандра и есть ни что иное, как громадный язык пламени. Она всего лишь флюктуация физических законов нашего, то есть нормального и паранормального мира.

— Так как же ее… э-э… погасить?

— Это могла бы сделать соответствующая по массе гидра.

Произошла бы взаимная аннигиляция. Или саламандру могла бы погрести под собой Земля. Или мог бы сдуть оказавшийся поблизости Воздух. Трудность в том, что Огонь, самая быстрая стихия. Он перескочит в другое место до того, как ему успеет повредить какой-нибудь иной Дух. Так что, у нас остается лишь одна возможность — заклинание, возвращающее саламандру к первоначальному состоянию. Но оно должно быть произнесено в ее присутствии. И занимает около двух минут.

— А когда она услышит, что начали произносить заклинание, то испепелит заклинателя или удерет. Очень мило.

Что же нам делать?

— не знаю, шеф, — сказал я. — Одно знаю — это все равно. что попытаться поцеловать в морду кобру, — я вздохнул, чмокнул губами. — Действительно действовать надо быстро.

Каждый пожар, зажженный тварью, служит ей пищей и добавляет новый запас энергии. Она делается все сильнее. Существуют определенные ограничения квадратно-кубический экран, но пока это произойдет, она может стать слишком сильной, чтобы человечеству удалось с ней справиться…

— И что же тогда произойдет?

— Всеобщая гибель… Нет, я подразумевал не совсем это.

Люди, естественно, призовут на помощь достаточно сильных противодействующих Духов. Но только представьте с какими трудностями будет сопряжен контроль над ними. Подумайте о случайных, которые невозможно предвидеть опасностях. Халифат по сравнению с ними — пустяк!

Джинни, разогнувшись, отошла от стола. Аберкромби начертил мелом на полу пентаграмму. Исходящему слюной Мальзусу было поручено простерилизовать на спичке карманный нож. (Вся идея состояла в том, чтобы взять у кого-нибудь немного крови. Кровь могла бы заменить обычно используемые снадобья, поскольку она содержит точно такие же белки).

Девушка положила ладонь на мою руку:

— Стив, мы потратим слишком много времени, если попытаемся собрать всех местных экспертов. Боюсь, что то же самое справедливо и по отношению к полиции штата или Национальной Гвардии. Бог знает, что натворит саламандра, пока чиновники, которых ты здесь видишь, будут взывать о помощи. Но мы-то — ты и я — сможем по крайней мере проследить за ней. Подвергаясь при этом меньшей опасности, чем остальные. Рискнешь?