Нет мира с королями (No Truce With Kings)

      – Стойте спокойно, – Спейер слегка отодвинулся. – Если бы вы выступили открыто, как честные люди, вы нашли бы себе слушателей. Может и немало. Но, оказывается, ваше доброжелательство должно быть скрытным. Вы знаете, что хорошо для нас. А нас никто не спрашивает. Боже милосердный, в жизни не слышал ничего более самонадеянного!
      Существо воздело руки:
      – Неужели вы всегда говорите детям правду?
      – Если они для нее готовы.
      – Ваша детская культура пока не готова знать о таких вещах.
      – Кто уполномочил вас считать нас детьми?
      – А вы откуда знаете, что вы – взрослый?
      – Берясь за взрослую работу и делая ее. Конечно, мы, земляне, совершили немало страшных ошибок. Но они наши собственные. Мы учились на них. Вы же со своей паршивой психонаукой пытаетесь определить рамки для человеческого ума и затолкать его туда. Хотите воссоздать у нас централизованное государство, да? А вы не думали, что феодализм может больше устраивать человека? Место в мире, которое можно назвать своим и быть его частью, община со своими традициями и честью, возможность для личности принимать решения, которые что-то значат, оплот свободы против сильного центра, которому вечно нужно все больше и больше власти, тысяча различных образов жизни… Мы строили на Земле сверхдержавы, и они всегда рассыпались. Я думаю, сама идея централизма ложна. И вдруг на этот раз нам удастся что-то лучшее. Почему бы не попробовать мир маленьких государств: слишком укорененных на территории, чтобы рассыпаться, слишком маленьких, чтобы угрожать. Постепенно они поднимутся выше мелкой зависти и сохранят свое лицо. Тысяча разных подходов к нашим проблемам. Тогда, может быть, мы и решим некоторые из них…
      – Вам никогда это не удастся, – ответило существо. – Вы будете повторять цикл вражды.
      – Я думаю иначе. Но кто бы ни был прав – а Вселенная слишком велика для таких предсказаний, – здесь на Земле мы сможем сделать свободный выбор. Уж лучше смерть, чем… приручение. Люди узнают о вас, как только судья Бродский будет восстановлен на своем посту. Не раньше. Наш полк услышит об этом сегодня, город завтра – для того, чтобы никому не пришла в голову идея вновь спрятать правду. К тому времени, когда прилетит ваш следующий корабль, мы будем готовы – на собственный манер, каким бы он ни был.
      Существо накинуло капюшон на голову. Спейер повернулся к Маккензи.
      – Хотите что-нибудь сказать, Джимбо?
      – Нет, – проворчал Маккензи. – Не знаю, что еще добавить. Давайте организуем здесь командный пункт, хотя, полагаю, войне скоро конец.
      – Да. Вражеские войска капитулируют повсюду. Им больше не за что сражаться.
 
      На улице было тихо – город все еще не вернулся к нормальной жизни. Служанка провела Маккензи во внутренний дворик и удалилась. Он подошел к Лауре, сидевшей на скамье под ивой. Она увидела его, но не поднялась; ее рука лежала на спинке колыбели. Маккензи остановился, не зная, что сказать. Как она похудела!
      Наконец она промолвила – так тихо, что он едва расслышал:
      – Том умер.
      – О нет! – У него потемнело в глазах.
      – Я узнала об этом позавчера, когда ко мне пришли несколько его людей. Он был убит у Сан-Бруно.
      Маккензи не осмелился бы сесть с ней рядом, но ноги не держали его, и он опустился на затейливо уложенные плиты дворика, не в силах поднять глаза.
      Ее голос звучал безучастно:
      – Так стоило оно того? Я говорю не только о Томе, но и о многих других, убитых из-за какой-то политики.
      – Много больше стояло на карте.
      – Да, я слышала по радио. И все же цена слишком высока. Я пыталась понять, но не могу.
      У него не было сил защищаться.
      – Может, ты и права, утенок.
      – Я не себя жалею. У меня есть Джимми. Но Том не увидел так много…
      Маккензи внезапно понял, что здесь с ними ребенок и ему следует взять своего внука и подумать о будущей жизни. Но он был слишком опустошен.
      – Том хотел, чтобы его назвали в твою честь.
      «А ты Лаура?» – подумал он и спросил вслух:
      – Что ты намерена делать дальше?
      – Придумаю что-нибудь.
      – Вернемся в Накамура.
      – Нет. Только не туда.
      – Ты всегда любила горы. – Он заставил себя посмотреть ей в лицо. – Мы могли бы…
      – Нет. – Она встретила его взгляд. – Джимми не вырастет солдатом.
      Лаура чуть поколебалась.
      – Я уверена, что кто-нибудь из Эсперов продолжит их дело на новой основе, но с теми же целями. Он должен верить во что-то отличное от того, что убило его отца. И сделать это сущим. Согласен?
      Маккензи встал, преодолевая вращение Земли.
      – Не знаю. Никогда не был мыслителем. Можно мне взглянуть на него?
      – Отец…
      Он нагнулся над колыбелью и посмотрел на маленького спящего человека.
      – Если ты снова выйдешь замуж и родишь девочку, ты назовешь ее в честь матери?
      Лаура уронила голову и стиснула кисти рук.
      – Я должен идти, – быстро сказал Маккензи. – Если позволишь, навещу тебя на днях.
      Лаура обняла его и заплакала. Он гладил ее волосы и утешал, как делал это, когда она была маленькой.
      – Ведь ты хочешь вернуться в горы? Там твоя страна, твой народ, ты им принадлежишь!
      – Ты знаешь, как сильно я этого хочу.
      – Так почему же…
      Его дочь выпрямилась.
      – Не могу, – сказала она. – Твоя война кончилась. Моя только начинается.
      Эту волю воспитал он сам. Поэтому Маккензи только тихо произнес:
      – Надеюсь, ты ее выиграешь.
      – Может быть. Через тысячу лет.
      Когда он ушел, стояла непроглядно темная ночь. В городе не было света, зато над крышами сияли звезды. Солдаты взвода сопровождения казались во мраке притаившимися разбойниками. Они отсалютовали ему и тронулись, держа ружья наготове. Но в ночи не было ничего, кроме цоканья подков.