Глава 1

Восходил Бог на западе, и солнце скрылось за горизонтом. Только несколько облаков еще пламенели над верхушками деревьев на востоке на фоне пурпурных сумерек, но и этот свет уходил, пока не стал, как эхо над Озером Безмолвия, и тогда Его бледная слава воссияла для обожания.

Но не вся Стая могла сегодня почтить Его. Стая собралась на кряже возле логовищ, и, когда засверкали пальцы передней руки Бога, Стая завыла. Недолго Ему еще было восходить, пока не поднимется Он столь высоко, что вся Его сущность выйдет из-за горизонта. А мужчины должны охотиться, и женщины — стряпать, и молодежь — собирать, чтобы не погибли от голода верные. И больше того, и хуже того, если вся Стая останется здесь, столь далеко от родных холмов, то привлечет внимание из морских пучин, а тогда, ночь или не ночь, те могут выслать военный флот Стада… конечно, если то, что прибыло недавно в огне и громе, и не есть порождение самого врага. Я-Кела, Единый, привел с собой несколько храбрых учеников, чтобы выяснить это. Но прежде он отстоит свою вахту почитания от имени всего своего народа.

Медленно, постепенно поднимался Бог в небо. Я-Кела припал у Искривленной Скалы и запел. И пел он Приветствие, и пел Восславление, и пел Силу. И погасли последние угли заката, и не было ничего в пустом небе, кроме Бога, и ангелов, и трех планет, и Бог простер сияющую дорожку по Озеру Безмолвия до самых береговых камышей. Тиха и прохладна была ночь. Порывы бриза приносили запах влаги, всплескивала рыба, выводил свою одинокую однотонную жалобу крылатый, шелестел тростник, и отвечал ему шелестом кустарник на берегу, но более никто не разделял темноту мира с я-Келой и Богом.

Он остановился отдохнуть и перекусить. Глотка охрипла, и шершавой была скала под перепончатыми лапами и хвостом, и наваливалась на него усталость. «Да, — подумал он, — я постарел. Но все же я — Единый Стаи». Дальний рокот насторожил его. Не барабаны ли это? Не так уж невозможно, что Стадо выйдет на добычу этой ночью. Хотя это и редкость. Глубинные дьяволы боялись Бога, и их почитатели тоже. «Всего лишь двурог, — решил он, — там, в Умбрийных Болотах».

Он снова посмотрел на запад и удивился, как сияет тело Бога перед его глазами. «Я, должно быть, задремал, — в панике подумал он. — Что ж это может значить, как не то, что я и в самом деле стар?» Он пропел все пропущенные заклинания и проделал ритуальные жесты, спеша, чтобы никто не заметил его промаха. Ему снова вспомнились легенды, в которых говорилось о существах, что давным-давно спустились с неба и вернулись — в дневное Стадо или в ночную Стаю — кто может знать, кроме Бога и глубинных дьяволов? И не таковы ли те неизвестные пришельцы, встреченные подле Огненной Главы, те, кого он должен сейчас разыскивать? И еще более обычного нуждался ныне в защите от странностей мир. «И я взываю к Тебе, мы взываем к Тебе, о Ты, что низвергаешь солнце, взойди, взойди, взойди…»

Глава 2

Давно когда-то и далеко слыхал я новую песню. Я тогда вернулся в Город.

Обитатели Ландомара, как и все, кто занимается колонизацией планет, хотели природы и простора. Иначе какой смысл оставаться на дне гравитационного колодца? Да и эта причина не очень-то логична — в конце концов, свои оставшиеся от обезьян инстинкты большинство нашей братии могло бы удовлетворить случайными визитами на поверхность какой-нибудь планеты или просто прокруткой мультисенсорной ленты — однако я думаю, что гены иногда дают о себе знать, и их владелец привязывается к какому-нибудь клочку земли. Так что, если уж кто-то найдет пригодный для обитания, но все же необитаемый мир (что по статистике бывает редко, если учесть, сколько звезд во Вселенной), он, собрав отряд из тех, кто разделяет те же чувства, объявляет планету своей. Я не знаю, усиливается инстинкт селекцией или просто передается от родителей, но как бы там ни было, через некоторое время мы имеем рассеянное по планете население, которое не хочет, чтобы чужаки строили у них космопорт.

А космопорты необходимы. Теоретически это, может быть, ниоткуда не следует, поскольку один пункт в пространстве ничуть не дальше другого. Но практически любой распространяющейся расе они нужны. Прежде всего не стоит делать слишком большие перепады энергии между соседними станциями в каскаде. В случае по-настоящему отдаленных галактик это очевидно: туда можно добраться, но медленно — не удается выдержать среднюю относительную скорость, равную достаточно большой доле с. А преодоление энергетической разницы между, скажем, внутренней и внешней частями спирального рукава за один прыжок довольно-таки много требует горючего.

И потом, нужна база для наблюдений. Надо точно определять цель следующего прыжка и характер ее перемещения в пространстве. В третьих, нужны доки, пакгаузы, склады. Их-то можно построить где угодно, но, поскольку по первым двум причинам выдвинутые базы все равно нужны, они вскоре начинают выполнять и третью функцию.

И в четвертых: рекреация, место отдыха, место гульбы и хвастовства, место, где космонавт может расслабиться. Даже старый космический волк бывает счастлив, когда вокруг него не полностью искусственная среда.

На Ландомаре жители были поумнее, чем на других мирах, которые я мог бы назвать. На своей планете они нам строиться не позволили, но против орбитального спутника не возражали. Мы могли заходить в их деревни и на фермы, охотиться у них в лесах и водить корабли у них в океанах. Против наших денег они тоже ничего не имели. А Город рос, и мы могли им предложить все больше и больше товаров, и к нам начинала приходить молодежь из их селений, сначала в гости, а потом и для работы. Старики поварчивали, пока мы точным социодинамическим расчетом не доказали им, что их спокойствию на планете ничто не угрожает. Максимум, что может случиться, — на планете будет несколько островков с предприятиями, работающими на космос. Как оно и вышло.

Мне пришлось там провести несколько дней, занимаясь ремонтом, изотопами и прочим в этом роде. Еще я хотел завербовать канонира, но не вышло. Те немногие, что ко мне обратились, не подходили для этой работы. Один там был, правда, по профессии охотник, но психограф показал, что ему слишком нравится убивать. От всего этого я устал и был не в духе. А то, что Венли заболела, тоже радости не прибавляло. Ничего серьезного, но к моему возвращению девочка уже вырастет, а я хотел бы сохранить воспоминания о ее счастливом детстве.

Так что я здорово постарался рвануть с места. Двигатель лодки взвыл, и она боднула небо. Ландомар превратился в блестящий, окутанный облаками щит, слегка голубеющий на черном фоне. Потом перед глазами стал подниматься Город.

Спутник нельзя надстраивать беспорядочно, потому что тогда он начнет выплясывать при вращении, как пьяный. Но Город уже существовал несколько столетий и разрастался так, что даже старики Ландомара не могли не признать его рост органичным. Я сам еще помнил первоначальную безрадостную металлическую скорлупу. Теперь же над парапетами вздымались башни, сияли купола и иллюминаторы, а галактические туманности были перечеркнуты мемориалом. Я видел корабли в доках и лодки у причалов и, насколько это вообще возможно для космонавта (кроме Хьюга Валланда), чувствовал, что я дома.

Через шлюз я прошел быстрее, чем требовало бы строгое соблюдение правил безопасности, и только попросил робомеханика посмотреть, что там за нерегулярность в гамма-ритмах пилота лодки. Наплевав на все формальности, я вышел из зоны доков и отправился с толпами людей по эстакадам и залам к дому Литы.

Она живет в зоне высокой гравитации с видом на космос. Это дорого, но ее мужья могут позволить себе платить каждый свою долю. Не то чтобы она их подбирала по этому принципу, Лита не из таких, но красивая и разумная женщина всегда привлекает мужчин с возможностями. Из всех портовых жен она у меня самая любимая.

Я уже спешил вдоль последнего коридора. Он был пуст. Пол пружинил под ногами получше знаменитых лужаек Ландомара, и громче обычного гудел вентилятор. На стенах переливались серые с зеленым узоры, очень уместно оттеняя легкую грусть, то предвестие тоски по дому, что всегда присутствует как контрапункт в радостной теме возвращения.

И такая же была музыка: она захватила меня, хотя я и не сразу осознал ее присутствие. Кто-то играл на омнисоноре, и играл непривычно хорошо. Звучала архаическая мелодия, подобная шуму моря, но на фоне звона струн, и к ней мягко присоединялся мужской голос:

Мэри О'Мира, капельки звезд наполнили

пепельным светом цветы,

Твое имя шепча и в листве лепеча,

ветер спешит с высоты,

Вся эта ночь — это ты.

Я вышел в зал вдоль закругленной внешней стены спутника и увидел его. Он сидел в нише рядом с дверью Литы и был хорошо виден, подсвеченный восходящей луной через широкий иллюминатор. Пальцы небрежно бродили по струнам инструмента, лежавшего у него на коленях, а он с полузакрытыми глазами пел про себя:

Из тени корабль вернется домой,

звездою мелькнет над холмом,

Ветер вздохнет и слегка колыхнет звезды

над старым прудом,

Любимая, это твой дом.

Сделав паузу для вдоха, он заметил меня. На его лице промелькнуло выражение, которого я не уловил, и сменилось дружеской улыбкой.

— Привет! — сказал он со странным мягким акцентом. — Извините за шум.

— Рад вас видеть, сэр, — ответил я с протокольной вежливостью.

— Я тут коротал время, — сказал он, — в ожидании капитана Аргенса.

— К вашим услугам, — поклонился я.

Он вытянулся во весь рост, что было немало, и протянул мускулистую руку. Вот уж что, без сомнения, старомодно! Но я протянул в ответ свою и воспользовался моментом, чтобы его рассмотреть.

Он не выделялся одеждой: голубая блуза, белые брюки, мягкие полуботинки. На широких плечах блестели кометы мастерского звания. Но сам он принадлежал к довольно редкому типу: светлая кожа, каменно-резкие черты лица, коротко стриженые желтые волосы и полыхающие голубым огнем глаза.

— Хьюг Валланд, — сказал он. — С «Леди Лары».

— Фелип Аргенс, — механически ответил я, даже не стараясь скрыть удивление. Я достаточно стар, чтобы знать, что человек с подобным именем должен быть куда старше.

— Слыхал, вы канонира ищете.

— Ну, вообще-то да. — Я не удивился. С корабля на корабль слухи летят мгновенно. — Интересуетесь?

— Да, сэр. «Леди» опять становится на прикол, так что шкипер не возражает, если я прерву контракт. Я так понял, что вы к Земле.

— В конце концов, — согласился я. — Хотя и не сразу, быть может.

— Это ничего. Главное, что мы туда попадем.

Я быстро прикидывал. Если этот человек служил на «Леди», у него должно быть личное дело и можно поговорить с его сослуживцами. Это лучше психографа. Хотя он и так смотрелся неплохо.

— Отлично, давайте поговорим, — сказал я. — А почему вы не вошли и не подождали в доме? Жена была бы рада…

— Вроде бы у нее болен ребенок. Я не был уверен, что ей захочется принимать гостя.

Он мне все больше и больше нравился. Дверь растворилась, и Лита встретила нас.

— Как Венли? — спросил я после представлений.

— Капризничает, — ответила Лита. — Я ее возила в клинику, и там подтвердили неовирус.

Волноваться тут нечего, с поддерживающей терапией ничего страшного. Но в таком приграничном поселке, каким был Город, не на чем было создать молекулу для быстрого лечения болезней от подобных внеземных мутирующих вирусов. Лет через двадцать в возрасте оптимальной взрослости девочка пройдет антитанатик, и тогда ее клетки будут автоматически отбрасывать любую враждебную нуклеиновую кислоту. А пока что моя маленькая девочка должна рассчитывать на ту хилую защиту, что дала ей природа. И выздоровление пойдет медленно.

Она спала. Я взглянул на покрытое сыпью круглое личико и вернулся к остальным. Валланд развлекал Литу историями из своего последнего рейса. Им пришлось стараться не уронить свой престиж в глазах представителей культуры, где утонченная поэзия считалась вершиной искусства, и потому Валланд познакомил их с лимериком.

Глядя, как смеется Лита, я немножко позавидовал, даже почувствовал укол ревности. Не в полном смысле — Лита ведет себя так достойно, что не бывает неловкостей даже тогда, когда в порту находятся одновременно двое ее мужей. Нет, я просто позавидовал его искусству непринужденной приятной беседы.

Когда же мы пригласили его к обеду, он согласился с такой изысканной учтивостью, какой давно уже не встретишь.

Пока Лита программировала кухонную машинерию, мы прошли к бару. Из окна открывался вид на космос, огромный и лишенный формы. Взгляд терялся в бесконечности.

— Канонир мне нужен на всякий случай, — объяснил я ему. — Мы будем иметь дело с технологически развитой расой, о которой не знаем практически ничего. Но мы не ожидаем битвы, так что нам, по сути, нужен человек, который сможет выполнять обязанности второго помощника. Если у вас есть еще и базовая ксенологическая подготовка, это вообще идеально.

— Думаю, что я вам подойду, — ответил он. — формального обучения я не проходил, но столько в этом всем варился, что мог бы и сам основать академию. Я же в космосе уже целую вечность. Но вы можете спросить у людей с «Леди Лары» или прокрутить меня на психографе.

Похоже, что удача взглянула в мою сторону. Правда…

— Вы можете передумать, когда узнаете, куда направляется «Метеор», — предупредил я его. — Или вы уже знаете?

— Нет. Я знаю, что у вас очень длинный прыжок, а потом вы идете к Земле. Ничего больше никто из вашей команды не разболтал. — Он хмыкнул. — Я так понимаю, что на ранних этапах контакта, когда есть возможность снять сливки, вы предпочли бы обойтись без конкуренции.

— Мне все равно придется вам сказать и верить вам, как брату по гильдии. Мы идем к внешникам.

— Это за пределы галактики? Что-то вроде М-31?

— Нет, не так далеко. Место, куда мы направляемся, более изолировано. В межгалактическом пространстве.

Валланд откинулся в кресле, положил ногу на ногу и повертел в мозолистых пальцах ножку бокала. Я предложил ему сигарилло, но он отказался и вынул из кармана своей блузы трубку — еще один архаизм. Я закурил и продолжил:

— Между галактиками, как вы знаете, тоже есть звезды. Тусклые красные карлики, разбросанные так далеко, что здешние места — просто столпотворение по сравнению с тамошними. И все же это звезды. До сих пор никто не ставил себе целью их детальное исследование. Нам ведь понадобятся миллионы лет даже на один наш Млечный Путь, не говоря обо всех его сестрах-галактиках. Но вот недавно кто-то из межгалактических жителей установил с нами контакт. Может быть, торговля с ними окажется выгодной, и, во всяком случае» мы хотели бы посмотреть. Если что-нибудь получится, то несколько лет нам придется налаживать бизнес.

— Понимаю. — Он выпустил клуб дыма. — Звучит интересно. Но потом вы направляетесь на Землю?

— Да. Один из тамошних универсариев — совладелец «Метеора», и они хотят получить непосредственный доклад. — Я пожал плечами. — Хотя бы наука еще жива на Земле, если ничего больше там нет.

— Да нет, есть, — не согласился он. — Земля всегда будет Домом Людей.

— Послушайте, — прямо спросил я, — если вам так уж надо на Землю, почему просто не купить билет?

— Спешки нет. — Его спокойствие было непоколебимо. — Если бы надо было, я бы так и сделал. Однако переход через такую энергетическую щель обходится недешево. С тем же успехом я могу на этом путешествии еще и заработать.

Я не стал допытываться дальше. Давить на человека — не лучший способ его узнать. А мне надо знать свой экипаж, иначе годы могут принести ненужные сюрпризы.

Лита организовала прекрасный обед. Мы с наслаждением его ели, ведя обычного типа разговоры — что там стало со стариной Джарудом; куда девался Кло; вот, говорят, встретили самую негуманоидную расу из всех, что были известны; и никогда не заводитесь в азартные игры со стонками; а правда ли, что придумали машину, которая…

И в это время вошла Венли, изо всех сил стараясь не заплакать.

— Папочка! — Она бросилась ко мне. — У меня в голове плохие сны!

— Запусти гипнопульсер, Лита, — попросил я. Проведя вне Города столько лет, я отвык обращаться с детьми, но почувствовал ее боль как свою.

Лита приподнялась в кресле.

— Извините, хозяюшка, — сказал Валланд как бы между прочим. — А что, если мы перед тем, как положить ее спать, прогоним дурные сны?

Лита засомневалась — это было видно по ее лицу.

— Я в этом немножко понимаю, — продолжал Валланд так же ненавязчиво. — Своих у меня нет, но я наблюдал, как это делают другие. Иди сюда, юная леди.

Он протянул руки, и я передал ему Венли.

Валланд откинулся в кресле, оставив еду подогреваться на тарелке, и усадил девочку к себе на колени.

— Что, милая, — спросил он ее, — что за сон?

Она была в таком возрасте, когда дети стесняются чужих, но ему она почему-то сразу стала рассказывать про пузырчатое чудовище, которое во сне хотело на нее сесть.

— Ну, — сказал он, — я знаю, кто нам поможет. Сейчас мы его попросим.

— А кто это? — Глаза у нее стали круглыми.

— Один такой по имени Тор. У него красная борода, он ездит в фургоне, запряженном козлами — это такие животные с рогами и длинными-предлинными бакенбардами, — и колеса фургона гремят, как гром. Ты слышала когда-нибудь гром? Это как будто лодка очень быстро стартует. И еще у Тора есть молот, который он мечет в троллей. Я думаю, что этот пузырчатый тип против него не выстоит.

Я открыл было рот, поскольку с точки зрения семантики все это казалось мне неправильным, но Лита остановила меня, положив свою руку на мою. Я проследил за ее взглядом и увидел, что девочка перестала дрожать.

— А Тор придет, если мы его попросим? — спросила она чуть слышно.

— Конечно, — ответил Валланд. — Я ему когда-то оказал услугу. Помог выиграть спор с электростатическим генератором. А пока давай я тебе про него расскажу.

Потом я узнал, что он рассказал историю, восходящую к столь давним дням Земли, что даже книги о них забыли. Но Венли в экстазе хлопала в ладоши, когда Тор поднимал обвивавшую мир змею. Лита смеялась, и я вместе с ней.

Наконец Валланд отнес Венли обратно в постель, прихватил свой омнисонор и спел ей песню. Баллада оказалась столь же древней — его собственный перевод, — но она сделала то, что нужно, и, пока он перечислял все те невозможные вещи, которые должен был проделать пьяный моряк, моя дочь заснула без всяких машин.

Мы вернулись к столу.

— Простите, что я так встрял, — сказал Валланд. — Вам, наверное, стоило бы меня одернуть.

— Ни за что! — Глаза у Литы сияли. — Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь делал это лучше.

— Спасибо. Я сам несколько инфантилен, наверное, поэтому… Да, я хотел уже раньше сказать, что такого бифштекса еще не едал.

Мы перешли к бренди с содовой. У Валланда оказалось эпическое умение пить. Боюсь, что мы с Литой здорово набрались к этому моменту, но думаю, мы бы не пожалели на следующий день, если бы наша идея сработала. Мы переглянулись, она кивнула, и мы предложили нашему гостю полное гостеприимство.

На него алкоголь не оказал действия, разве что немножко возвеселил. А тут он и в самом деле покраснел.

— Нет, — сказал он. — Миллион благодарностей, но я снял койку в районе доков. Лучше бы мне туда добраться.

Лите это не очень понравилось. Ей досталась от Бога обычная доля человеческого тщеславия, и ее самолюбие было несколько ущемлено. Он тоже это заметил. Встав с места, он склонился над ее рукой.

— Вы поймите меня, — сказал он с непостижимой мягкостью, — я ведь из давних-давних времен. Антитанатик придумали в мое время — видите, как давно это было. Я летел на первом звездном корабле. И привычки у меня поэтому средневековые. Я не сужу обычаи людей — это их дело. Но у меня только одна девушка, и она на Земле.

— Ах вот как, — сказала Лита, — не слишком ли вы тогда надолго ее покинули? Он улыбнулся:

— Да уж наверное. Зачем же, по-вашему, хочу я вернуться?

— Прежде всего я не понимаю, зачем вы уехали. Валланд не обиделся.

— Земля — это не место для мужчины в наше время. Для Мэри подходит, а для меня — нет. Это было честно по отношению к нам обоим. Мы часто встречались и считали, что никогда это нам не надоест. Время от времени, помню… Но ладно, до свидания, и благодарю вас еще раз.

И все равно его отношение к этому показалось мне странным. Надо будет подробнее поговорить с его нынешним капитаном. С неуравновешенным человеком лучше не оказываться между двух галактик.

С другой стороны, каждый из нас несколько эксцентричен, в том или ином смысле. Это приходит вместе с бессмертием. Иногда кто-нибудь из нас даже слегка сходит с ума. Если не хватает духу вычеркнуть что-то из памяти при разгрузке, то это «что-то» может вырасти до полной несоразмерности. Вот у меня было… но это к делу не относится.

Но вот чему мы за наши столетия научились — это терпению. И может быть, именно его у Хьюга Валланда чуть больше, чем у других.

Глава 3

На борту «Метеора» нас было девять, и в случае надобности мы могли подменять друг друга. На такое большое судно это было не очень много. Но в долгом путешествии нужно место, чтобы не сидеть друг у друга на голове, и к тому же мы, разумеется, собирались взять много груза.

— Хотя, может быть, и не в этот раз, — объяснил я Валланду и Йо Рорну. Только эти двое еще не летали со мной — я завербовал их в срочном порядке на Ландомаре по причинам, которые к делу не относятся. Чтобы не задерживаться, я не стал вдаваться в разговоре с ними в детальные объяснения до старта. Теперь же сделать это было необходимо — чтобы изучить то немногое, что мы знали о нашей цели, им потребуется несколько дней.

Мы сидели втроем в моей командирской каюте, курили и пили кофе. Постоянное ускорение в одно g давало устойчивое ощущение веса, и слышалась непрестанная пульсация двигателя, та, которая в конце концов пробирает человека насквозь. На экране было видно солнце Ландомара, постепенно уменьшающееся в размерах, и галактика в виде пятен и клочьев сияния на полнеба. Это была звездная карта, и вектор, который мы хотели построить, шел почти параллельно ее обрезу. В иллюминаторе зияла пустота, здесь и там перемежаемая туманными силуэтами иных звездных континентов.

— Гм, да, не похоже, что мы найдем много чего полезного на планете, где дышат водородом да пьют жидкий аммиак, — кивнул Валланд. — Мне, по крайней мере, еще не доводилось.

— А зачем мы тогда туда собрались? — задал вопрос Рорн. Это был высокий, темноволосый, мрачный человек, предпочитавший помалкивать про себя, не сказавший нам даже, в какой части космоса он родился. На психографе он выдал едва уловимую нестабильность, но приборы показали, что он хороший электронщик, да еще у него были рекомендации с последнего места службы. Он загасил сигарету и закурил другую. — Пусть бы кто-то с подобной же планеты вел бы дела с… как вы их назвали?

— Я тоже не могу этого произнести, — ответил я. — Давайте назовем их внешниками.

Рорн взглянул исподлобья:

— Так можно назвать любую внегалактическую расу.

— Да нет, не любую, — мягко вмешался Валланд. — Встречали когда-нибудь туземцев с планеты Кастора?

— Слыхал о них, — ответил я. — Высокие, тонкие, очень древняя культура, неимоверное чувство собственного достоинства. Верно?

— Ага. Когда я там был, мы их называли головоногими.

— Будьте добры держаться темы! — рявкнул Рорн.

— Ладно, — сказал я. — Мы хотим получить от внешников прежде всего знания. Вдохновение, идеи, виды искусства, возможно, что-то новое в физике или химии или какой-нибудь другой науке. Никогда не знаешь заранее. В любом случае они должны быть хорошо знакомы с межгалактическими звездами, и, может быть, они направят нас к планетам, сотрудничество с которыми будет для нас выгодней. Согласно тем сведениям, которые они к данному моменту сообщили, в их собственной системе одна такая планета есть.

Валланд поглядел в черноту иллюминатора.

— Они должны сильно отличаться от всего, что мы уже видели, — пробормотал он. — Мы даже не можем вообразить, насколько они отличаются.

— Верно, — согласился я. — Их разумнее всего рассматривать просто как носителей того знания, что у них есть.

Я прокашлялся, прочищая горло.

— Соберись, Йо, — сказал Валланд. — Старик напяливает лекционный доспех.

Рорн сменил отсутствующий вид на оскорбленный. Я не обратил внимания.

— Галактики образовались в процессе сгущения огромных водородных облаков. Но между ними нет чистого вакуума. Тем более не было его вначале, когда Вселенная еще не слишком расширилась. Поэтому между протогалактиками были меньшие скопления газов, ставшие впоследствии звездными кластерами. Звездные гиганты в таких кластерах стали вскоре сверхновыми, обогащая межзвездную среду. Родились солнца второго и третьего поколений.

Но потом кластеры распались. Это произошло из-за гравитационного воздействия галактик. И рассеяние материи стало слишком большим, что препятствовало продолжению образования звезд. Яркие звезды выгорели. Но красные карлики все еще существуют. Например, звезды типа М существуют больше пятидесяти, миллиардов лет.

— Извините! — раздраженно прервал Рорн. — Мы с Валландом знаем элементарную астрофизику. — Он повернулся к канониру: — Верно?

— Зато теперь я начинаю понимать ее смысл, — спокойно сказал Валланд. На его лице отразился интерес, он забыл затягиваться и зажал трубку в кулаке. — Звезды настолько далеки друг от друга, что без большого телескопа от одной другой не видно. Бедны металлом, потому что рано окончилось обогащение от сверхновой. И старые — очень старые.

— Верно, — сказал я. — И то же верно насчет планет. Почти что без железа, меди, урана и всего, что так облегчило нам развитие промышленности. Но легкие элементы существуют, и существует жизнь. И существует разум.

Я не знаю, каким образом внешники смогли выйти из каменного века. Это как раз то, что мы в числе прочего и должны выяснить. Можно строить предположения. Они могли экспериментировать с электростатикой, с вольтовым столбом, с керамикой. В конце концов они могли постичь и электродинамику — допустим, керамические трубки с электролитами в роли проводников. И наконец, они могли научиться извлекать из руд легкие металлы вроде алюминия и магния. Но для этого им должны были понадобиться многие миллионы лет цивилизации.

— Интересно, что они смогли узнать на этом пути? — задумчиво спросил Валланд. — Да, теперь я понимаю, зачем мы туда идем.

— Даже после открытия техники межзвездного прыжка они странствовали вне галактик, — продолжал я. — Они не могли бы выдержать радиации. Там, где они живут, нет естественной радиоактивности, достойной упоминания, — ну, может быть, чуть-чуть чего-то вроде калия-40. Их солнце не испускает сколько-нибудь заметного количества заряженных частиц. Галактического магнитного поля, ускоряющего космические лучи, нет. И сверхновых тоже нет.

— Так, может быть, им свойственно естественное бессмертие? — предположил Валланд.

— Сомневаюсь, — ответил я. — Верно, мы нагружены большей радиацией. Но ведь и обычный квантовый процесс тоже меняет клетки. И вирусы, и химические агенты, и Q-фактор, и вообще все, что только у них в мире может найтись.

— Так они изобрели антитанатик? — спросил Рорн.

— Не знаю, — ответил я. — Если нет, то это ценная вещь, которую мы могли бы им предложить. Надеюсь.

Я увидел, как Валланд скривил губы, — он меня понял. Космонавты об этом много не говорят, но есть расы, такие же разумные и способные страдать, как и мы, которым никто не дал средства от старения. Это в большинстве случаев очень тяжелая работа: разработать синтетический вирус, который не атакует клетки организма, а уничтожает все, что не соответствует генетическому коду хозяина. Если биохимия слишком отличается от того, что мы знаем, — ну что ж, приходится оставлять такие планеты в покое.

— Будем держаться фактов, — поспешно добавил я. — В конце концов внешники добрались до края галактики под хорошей радиационной защитой. Вышло так, что первым миром, на котором мы с ними установили контакт, оказалась Зара. У нашей компании там фактория.

Мы до сих пор не знаем, сколько миров они посетили до того. В нашей собственной галактике миров более ста миллиардов, и большинство из них обитаемые. Я сомневаюсь, что мы когда-нибудь увидим их все. И там могут оказаться цивилизации не слабее нашей, в двух шагах от дома. А мы совершаем прыжки за Андромеду!

(Последнее соображение я как-то позже в этом рейсе высказал Хьюгу Валланду. «Это не удивительно, — ответил он. — Всегда так было. Испанцы стали селиться на Филиппинах раньше, чем определили береговую линию Америки. Люди оказались на Луне раньше, чем на дне впадины Минданао». Тогда я его не совсем понял, но с тех пор прочитал кое-что по истории Дома Людей.)

— Зара, — скривился Рорн. — Не очень себе представляю…

— Это не удивительно, — ответил Валланд. — Там брось палкой — попадешь в планету. Хотя не знаю, зачем человеку швыряться палками в планету, которая ему ничего дурного не сделала.

— Она того же типа, что и родная планета внешников, — сказал я. — Я имею в виду Зару. Холод, водородно-гелиевая атмосфера и прочее. С нашей факторией они установили контакт потому, что это был единственный комплекс машинной культуры на всей поверхности. Сначала у них были обычные лингвистические трудности, но потом начали общаться. Вот изображение.

Я включил проектор и показал изображение этого существа с разных сторон. Оно не более отличалось от человека, чем многие из моих друзей: приземистое, покрытое чешуей тело, с причудливой губчатой головой; в одной из нескольких рук зажато что-то блестящее.

— На самом деле, — продолжал я, — преодолеть лингвистический барьер оказалось сложнее обычного. Чего и следовало ожидать, учитывая, сколь различны наши среды обитания. Поэтому у нас не так уж много информации, да и большая часть той, что есть, нуждается в осторожном подходе. Однако мы в разумной степени уверены, что они не настолько глупы, чтобы быть враждебными, и что они хотят развивать эти новые контакты. Внутри галактики они сильно связаны своими защитными радиационными экранами, поэтому они пригласили нас к себе. Наш агент известил компанию, компания заинтересовалась — и вот, сэры, мы здесь.