Пройдя очистку с помощью специальных автоматов, машина опустилась на крышу Уинг-кросса. Эмиль Долмади рассчитался, вышел и внезапно почувствовал себя очень одиноко. Вокруг в глубокой синеве теплых сумерек благоухал сад, а шум Чикаго на такой высоте напоминал бормотание далекого океана. Высокие башни и соединяющие их скайвеи были похожи на волшебный лес, в котором блуждающими огоньками порхали флайеры, а внизу, словно Земля стала прозрачной, насколько хватало глаз, раскинулась фантастическая галактика многоцветных огней. Вздымавшаяся впереди возвышенность когда-то, возможно, была горой, на которой жил в своей берлоге медведь-гризли.

Долмади расправил плечи.

«Смелее, — сказал он себе. — Он тебя не съест. — С новой силой в нем закипела злоба. — С таким же успехом я сам могу его слопать».

Он зашагал вперед: приземистый, одетый в голубой костюм на молниях, мускулистый, с крупными чертами лица, высокими скулами, курносый, с зелеными, чуть раскосыми глазами и темными, с красноватым отливом волосами.

Но, как ни умел он владеть собой, все же факт оставался фактом: он не был готов к встрече лицом к лицу с каким-либо торговым принцем Политехнической Лиги, тем более в одном из собственных особняков последнего. И когда настоящий живой швейцар открыл перед ним дверь и он, пройдя по очень длинному великолепному ковру до невероятности роскошно обставленной гостиной, очутился перед Николасом Ван Рийном, Эмиль Долмади ощутил, что у него пересохло в горле, а ладони вспотели.

— Добрый вечер, — прогромыхал хозяин. — Прошу.

Он не счел нужным приподнять с кресла свои дородные телеса, а Долмади и не возражал. Рядом с этим человеком он чувствовал бы себя карликом. Ван Рийн махнул рукой в сторону стоявшего напротив него кресла; в другой руке он держал кружку с пивом.

— Сядьте. Расслабьтесь. А то дрожите, словно бланманже перед бандой поваров. Что вы предпочитаете: пить, курить, нюхать или как-нибудь развлекаться?

Долмади опустился на краешек кресла. Лицо Ван Рийна, со множеством подбородков, огромным крючковатым носом, усами и козлиной бородкой, обрамленное черными до плеч локонами, сморщилось в ухмылке. Из-под нависших бровей на гостя смотрели маленькие глазки цвета черного янтаря.

— Ну же, чувствуйте себя свободнее, — настойчиво повторил он. — Не бойтесь этого кресла, дайте ему подладиться к вашей фигуре. Конечно, это не утешает так, как объятия хорошенькой девушки, но зато и не так изматывает, а? Я думаю, стаканчик можжевеловой или горькой настойки со льдом станет для вас транквилизатором. — Он хлопнул в ладоши.

— Сэр, — хриплым от напряжения голосом начал Долмади, — я не хочу показаться нелюбезным, но…

— Но вы явились на Землю, пропахший дымом и серой, прорвались сквозь шесть ступеней твердолобых, постоянно твердящих «нет» секретарей и служащих Солнечной компании «Пряности и Напитки», словно бульдозер, преследующий корову, и все для того, чтобы увидеть подонка, уволившего вас несмотря на все ваши заслуги. И никто не соизволил вам ничего объяснить. Вся беда в том, что они полагали: вы знаете все, и считали это совершенно естественным. Поэтому вполне понятно, что их слова были для вас как нокаут, и вы шарахнулись от них, чтобы обратиться к кому-нибудь другому.

Ван Рийн предложил Долмади сигару из золотого хьюмидора note 1 явно внеземной работы. Молодой человек отрицательно покачал головой. Торговец взял одну для себя, откусил ее кончик, мастерским плевком отправил его в плевательницу и раскурил сигару.

— Ну вот, — продолжил он, — кто-то наконец должен был разобраться в вас, а когда мне стало все известно, я пригласил вас сюда. Так или иначе, мне все равно потом захотелось бы с вами поговорить. Я должен во всем досконально разобраться и выяснить все детали, чтобы они стали прозрачными, как масло индусов.

Если верить легендам об этом человеке, его радушие было почти таким же ошеломляющим, каким мог бывать и его гнев.

«Возможно, он просто готовит меня, чтобы я спокойно воспринял любой удар», — подумал Долмади и, отвечая, не стал сдерживать накипевшее возмущение:

— Сэр, если ваша компания недовольна моим поведением на Сулеймане, по крайней мере, можно было меня об этом уведомить и объяснить причины, а не посылать извещение о том, что меня заметили и что я должен представить отчет в штаб. Если вы не докажете, что я сделал что-нибудь не так, я не соглашусь с понижением в должности. И дело даже не в служебном положении — просто это вопрос чести. Там, откуда я прибыл, думают точно так же. Я уйду со службы. И… в Лиге полно других компаний, которые с радостью возьмут меня на работу.

— Да-да, и это несмотря на все свечки, поставленные мной Святому Диомасу. — Ван Рийн вздохнул, не вынимая сигару изо рта, и клубы дыма окутали Долмади. — Вечно они пытаются перехватить моих сотрудников, еще не присягавших на верность. Ну, чистый грабеж! А я всего лишь бедный, старый, толстый человек, пытающийся управлять персоналом предприятия, которое охватывает целые миры, с помощью современной компьютерной техники, постоянно перегревающейся от напряжения, и немногочисленных помощников, имеющих в основном куриные мозги и занятых, в свою очередь, переманиванием хороших специалистов откуда только можно. — Он шумно отхлебнул пива. — Так-то.

— Надеюсь, вы прочли мой доклад, сэр, — сделал Долмади первый шаг навстречу.

— Сегодня. Столько информации, излившейся из потока световых лет… Разве могла эта поношенная старая бочка удержать ее так, чтобы избыток сведений не полез из нее, словно ушная сера? Дайте-ка мне вспомнить и удостовериться, что все действительно разложено по полочкам. Что означает

— хо-хо! — буквально все четыре измерения.

Ван Рийн вдавил свою тушу поглубже в кресло, сцепил на животе волосатые пальцы и закрыл глаза. Вошел дворецкий, неся на подносе запотевший холода шипящий кубок.

«И это называется слегка выпить!» — подумал Долмади. Усилием воли он заставил себя расслабиться и принялся потягивать крепкий напиток.

— Ну так. — Сигара покачивалась в такт словам. — Эта звезда, которую первооткрыватель назвал Османом, находится по ту сторону Антареса, на самой дальней оконечности района, который Лига охватила своей деятельностью, разместив там свои регулярные базы. Одна из планет, названная людьми Сулейманом, обитаема. Напоминает Юпитер: жизнь базируется на водороде, аммонии, метане. Аборигены — нация примитивная, но дружелюбная. Как оказалось, на самом большом континенте произрастает кустарник, который мы называем… ум… м-м… «голубой Джек». Аборигены используют его в качестве специй и тоника. Синэргетические анализы выявили сложную смесь химических элементов, в некоторой степени соответствующую нашему гормональному веществу. Для тех, кто дышит кислородом, толку никакого, но, чем черт не шутит, его можно продавать водорододышащим на других планетах.

Мы нашли очень мало рынков, по крайней мере таких, где можно продать все, что мы хотели. Чтобы «голубой Джек» проявил свои полезные свойства, необходима специальная биохимия, поэтому синтез обошелся бы нам дороже, учитывая исследования и стоимость перевозок из центров химлабораторий, чем непосредственная закупка растений у аборигенов Сулеймана с расчетом обычными товарами. В последнем случае мы могли бы рассчитывать на небольшую прибыль, прямо-таки крошечную — вся операция едва окупила бы себя. Но поскольку все шло тихо-мирно, что ж, почему бы и не получить несколько честных процентов?

И несколько лет все действительно было тихо-мирно. Аборигены охотно сотрудничали с нами, забивая пакгаузы «голубым Джеком». А мы, заключая контракты с фрахтовочной линией на регулярные рейсы, имели возможность не вкладывать капитал в эксплуатацию своих судов. Да, временами случались и непредвиденные осложнения: плохие урожаи, налеты бандитских шаек на караваны, возрастающая жадность вождей — в общем, самая обычная рутина, с которой без труда мог справиться любой компетентный агент, потому-то мне никогда и не докучали докладами на эту тему.

А потом — Ахмед, еще пива! — случилась настоящая беда. Лучший рынок «голубого Джека» находится на планете, которую мы называем Бабуром. Ее звезда, Могул, располагается в том же регионе, примерно на расстоянии тридцати световых лет от Османа. Наиболее развитая ее страна сотрудничала с Технической цивилизацией в течение десятилетий. Модернизируя свою технологию, бабуриты главным образом интересовались почему-то робототехникой, но наконец им все же удалось скопить межпланетной валюты достаточно, чтобы оплатить постройку нескольких гиперлетов и обучение экипажей. Так что с тех пор Солнечная Федерация и другие силы вынуждены обращаться с ними более уважительно: бласт-пушки и атомные ракеты, безусловно, благотворно влияют на манеры, черт побери! Они по-прежнему не ахти какие важные птицы, но зато амбиции у них — будь здоров. И по их мнению, «голубой Джек», пользующийся большим спросом на внутреннем рынке,

— это далеко не второстепенная вещь.

Ван Рийн наклонился вперед, сминая расшитый камзол, обтягивавший его брюхо.

— Вы, наверное, не понимаете, зачем я рассказываю то, что вам и так прекрасно известно, а? — спросил он. — Когда мне нужен подробный доклад о какой-либо ситуации, особенно в таком плохо изученном мире, как Сулейман, я не могу изучить все сведения, поступившие за десятилетия. Поэтому я отбираю данные и затем суммирую их. И вот теперь с вашей помощью (ведь вы непосредственный участник событий) я проверяю, выдала ли мне машина все, что имеет значение для нашего разговора. Как по-вашему, все пока верно?

— Да, — ответил Долмади, — но…

Ивонна Веланкот подняла глаза от панели с приборами, когда мимо открытой двери ее сопоставительной лаборатории прошел Долмади.

— Что случилось, Эмиль? — спросила она. — Я слышала, как ты протопал через весь холл.

Долмади остановился, чтобы посмотреть на нее. Там, где условия жизни людей были приближены к земным, их одежда сводилась к минимуму, и он давно привык видеть женщин и мужчин полуобнаженными, но Ивонна… Он думал, что ее светлые волосы и стройная фигура потому производили на него такое впечатление, что сам он родился и вырос на Алтае. Колонистам этой холодной планеты волей-неволей приходилось постоянно носить теплую одежду. Тот же инстинкт выживания выработал в них аскетические привычки, и, кроме того, будучи фактически изолированными в огромном неисследованном пограничном секторе, они получали очень мало новостей о развитии Технической цивилизации.

Когда полдюжины людей оказываются в мире, самый воздух которого смертелен для них, когда существа одной с ними расы не прилетают даже в гости, потому что корабль, совершающий регулярные рейсы сюда, принадлежит грузовой компании с Артемиды, тогда им остается только одно: вести свободный и непринужденный образ жизни. Когда Долмади проходил подготовку перед назначением на этот пост, ему все доходчиво объяснили, и он понял и смирился с этим, но все же сомневался, что когда-нибудь привыкнет к поведению своих искушенных в житейских делах подчиненных.

— Не знаю, — ответил он девушке. — Талассократ хочет, чтобы я явился во дворец.

— Странно, ведь он прекрасно знает, как наносятся видеовизиты.

— Да, но какой-то чиновник принес вести о некоторых неприятностях в Нагорье, а подойти к видеофону он отказывается. Наверно, боится, как бы у него не похитили душу.

— М-м-м… не думаю. Как тебе известно, мы все еще пытаемся составить диаграмму основы психологии сулейманитов, и неадекватными по-прежнему остаются лишь данные о трех-четырех культурах… но у них, кажется, нет свойственной людям склонности к анимизму. Обряды — да, в изобилии, но ничего такого, что можно было бы назвать магией или религией.

Долмади отрывисто рассмеялся.

— Иногда мне кажется, что весь мой персонал считает нашу коммерцию чертовски досадной помехой на пути развития их драгоценной науки.

— Ты не так уж далек от истины, — обворожительно улыбнулась Ивонна. — Что еще могло бы нас здесь удерживать, как не возможность проводить исследования?

— И как долго продлились бы ваши исследования, если б компания вдруг закрыла эту базу? — вспылил Долмади. — А она это сделает, если мы начнем терпеть убытки. Моя обязанность — следить за тем, чтобы этого не случилось. И вы могли бы помочь мне.

Ивонна соскользнула с табуретки, подошла к нему и нежно поцеловала. От ее волос повеяло незабываемым запахом степной травы родного Алтая, нагретой оранжевым солнцем.

— Но разве мы тебе не помогаем? — пробормотала она. — Прости, дорогой.

Закусив губу, Эмиль смотрел мимо нее, и взгляд его скользил по многоцветным фрескам, которые годами рисовали на стенах колонисты, стараясь скоротать время.

— Нет, это я должен извиниться, — сказал он с неловкой прямотой, свойственной его народу. — Конечно же, вы все — ребята что надо, и… Все дело во мне. Ну кто я такой? Самый младший среди вас, полуцивилизованный пастух, от которого хотят, чтобы он следил за нормальным течением дел… на одном из самых преуспевающих аванпостов этого сектора… и после каких-то пятнадцати месяцев…

«Если у меня ничего не получится, — думал он, — что ж, я смогу вернуться домой, вне всякого сомнения, и тем самым перечеркну жертву, которую принесли мои родители, чтобы послать меня в школу управленческого персонала на другой планете; пренебрегу счастливой случайностью, благодаря которой „Пряности и Напитки“ заняли вакантное место, а опытного служащего, который мог бы возглавить это, в тот момент не нашлось; наконец, я должен буду оставить всякую надежду попасть когда-нибудь в новые, неисследованные миры, где от человека требуется абсолютно все, на что он способен. О да, неудача — это еще не конец. Так считал бы каждый, но только не я, хотя у меня нет слов, чтобы объяснить, почему такой исход был бы для меня фатальным».

— Зря ты так волнуешься. — Ивонна потрепала его по щеке. — Скорей всего, это просто очередная буря в стакане воды. Дашь кому-нибудь взятку, кому-нибудь оружие, кому-нибудь еще что-то, и этим все кончится.

— Будем надеяться. Но действия Талассократа… Ну, если отступить от свойственной ученым-ксенологам точности, то я бы сказал, что он тоже очень нервничал. — Долмади обнял девушку. — Спасибо, Ивонна.

Она смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду, затем вернулась к своей работе. Официально Ивонна была секретарем-казначеем данного торгового поста, но эти обязанности ей приходилось исполнять редко — лишь когда прибывал грузовой корабль. Остальное время она отдавала работе с компьютерами, пытаясь привести в систему клочки сведений, которые ее коллегам удавалось добывать в этом бесконечно разнообразном мире, и при этом надеялась, что какой-нибудь крупный ученый случайно наткнется на доклад о Сулеймане (одной из тысяч планет) и заинтересуется им.

Облачившись в скафандр, Долмади вышел с базы через главный шлюз для личного состава. Чтобы дать себе время успокоиться и собраться с мыслями, он пошел во дворец пешком через весь город, если их и в самом деле можно было назвать «дворцом» и «городом».

Утверждать или отрицать это он бы не стал. Книги, магнитные записи, лекции и нейроиндукторы напичкали его информацией о данной планете, но это были лишь обычные сведения, которые помогали выработать навыки, необходимые для торговых операций. Долгие беседы с подчиненными на базе помогли Эмилю кое-что понять, но и этого оказалось явно недостаточно. Случавшиеся время от времени контакты с коренными жителями давали Долмади гораздо больше, но при этом всегда приводили его в смущение и замешательство. И неудивительно, что его предшественники, заключив приемлемые соглашения с племенами Побережья и Нагорья, даже не попытались расширить сферы влияния компании или улучшить договорные условия. Если не разбираешься в механизме, но он вроде бы работает, лучше его и не трогать.

За пределами силового поля базы на Долмади мгновенно навалилась местная сила тяжести, на сорок процентов превышавшая земную. Хотя скафандр был почти невесомым, а мускулы Долмади сделали бы честь любому борцу-профессионалу, регенератор кислорода, как всегда, подключил дополнительные мощности для взаимодействия с водородом, проникавшим сквозь любой материал. Вскоре Долмади вспотел, и тем не менее ему казалось, что холод, несмотря на тепловые спирали, пронизывает его до мозга костей.

Высоко над головой висел Осман — ослепительная белая звезда, вдвое ярче солнца, но из-за своей удаленности посылавшая этой планете едва ли одну шестнадцатую часть того тепла, что получала Земля. Облака, имевшие красноватый оттенок, плыли, гонимые ленивыми ветрами, по темным небесам, где едва виднелась одна из трех лун. Давление здешней атмосферы было в три раза больше земного. Она состояла в основном из водорода и гелия, с примесью метана и аммония и со следами других газов.

Планетарное ядро было покрыто панцирем льда, смешанного с камнем и пронизанного пластами, почти не содержавшими металлов. Поверхность планеты была серой и местами блестела. Постепенно понижаясь, она переходила в темное неспокойное море жидкого аммония, горизонт которого терялся в необозримой дали. Радиус кривизны его поверхности составлял семнадцать тысяч километров, так что Долмади не мог рассмотреть абсолютно ничего.

Сооружения, громоздившиеся вокруг, тоже были изо льда. Их гладкие стены блестели, будто стеклянные, и этот холодный блеск нарушали только дверные проемы или непонятные резные символы. Улиц, в обычном смысле этого слова, не было, но наблюдатели с воздуха обнаружили бы в расположении построек очень сложный рисунок, о котором жители домов не могли или не хотели ничего сказать. Между сооружениями гулял порывистый ветер, и каждый издаваемый им звук в этой атмосфере был похож на визг.

Движение, весьма оживленное, походило на морские волны. В основном это были пешеходы-аборигены, спешившие по своим делам со странного вида инструментами и сосудами, которые наводили на мысль о культуре раннего неолита внеземной цивилизации. Тяжело громыхали повозки, нагруженные товарами из внутренних областей. Впряженные в них тягловые животные напоминали миниатюрных динозавров, сконструированных кем-то, кто краем уха однажды слышал о таких существах. Ближайшие их родственники, правда более изящные, использовались для верховой езды.

На морских волнах подпрыгивали рыбачьи лодки, сплетенные из чего-то вроде ивняка и обтянутые кожей. Конечно, рыбачьими их можно было назвать с большой натяжкой, поскольку настоящая рыба прожила бы здесь без специальной защиты не дольше, чем человек.

Через наушники шлема Долмади слышал лишь пронзительные взвизгивания ветра, отдаленный рокот волн, звук собственных шагов и скрип повозок. Сулейманиты никогда не заговаривали на улице, даже случайно; тем не менее они общались друг с другом, и причем непрерывно: жестами, волнообразными движениями жесткого меха, с помощью разных оттенков запахов. Человека они обходили стороной, но лишь потому, что его костюм был для них слишком горячим на ощупь. Эмиль подал и получил в ответ много сигналов приветствия.

По истечении двух лет четверть жителей Побережья и Нагорья попали в зависимость от таких коммерческих товаров, как металл, пластик и энергоэлементы. Местная рабочая сила была дешевой и использовалась как вспомогательная для постройки космопорта на горе, возвышавшейся над городом, да и теперь аборигены выполняли большую часть работ. Это избавляло от необходимости устанавливать автоматику и было одним из источников чистой прибыли здешней базы.

Наклонившись вперед, Долмади начал взбираться на гору. Через десять минут он достиг дворца.

Полдюжины аборигенов, выставленных на посты перед большим зданием с башенками наверху, не были охранниками. Хотя на Сулеймане случались и войны, и грабежи, убийство вождя казалось его жителям просто немыслимым. (Возможно, это было результатом воздействия ферментов? Ксенологи заметили, что во всех исследованных ими общинах вожди ели определенную пищу, которая, как утверждали «придворные», отравила бы любого другого. Вполне вероятно, они были правы.) Барабаны, палки с привязанными к ним перьями и другие, совсем уже непонятные вещи, которыми были увешаны «дежурные», предназначались для церемоний.

Долмади подавил нетерпение и не без удовольствия проследил за ритуалом открывания дверей и сопровождения гостя в апартаменты вождя. Сулейманиты были приятными и симпатичными существами. Подобно людям, они относились к разряду двуногих прямоходящих, но были более плотными и невысокими — примерно по плечо Долмади, не отличавшемуся большим ростом, а кроме того, имели цепкий хвост. На их руках росли по четыре пальца: два больших и между ними два средних. Круглые головы были снабжены клювами, как у попугая, органами слуха им служили внутренние уши, а глаз было три: один большой, золотистого цвета — в середине и два маленьких, менее развитых — для бикулярного и периферийного зрения. Одежда, как правило, сводилась к чему-то вроде кожаной сумки с мехом, затейливо разукрашенной символами. Сигналы они подавали в основном с помощью желез внутренней секреции и меха цвета красного дерева. То, что язык сулейманитов включал в себя такой действенный неголосовой компонент, значительно затрудняло попытки людей освоить его, впрочем, не более, чем многое другое.

Когда Долмади вошел в отсвечивающую голубым ледяную пещеру — комнату для приемов, Талассократ обратился к нему только голосом. Наушники понизили высокие частоты, сделав их доступными для человеческого слуха. Тем не менее писк и треск заметно портили обычно впечатляющее воздействие многоцветной короны и резного жезла. Карлики, горбуны и уроды, сидевшие на меховых шкурах и обтянутых кожей скамьях, тоже произнесли приветствие вслух. Для людей до сих пор оставалось неясным, почему дворцовую прислугу всегда набирали из калек. Сулейманиты, когда их спрашивали об этом, пытались объяснить, но смысл их объяснений никак не удавалось уловить.

— Да сопутствуют тебе удача, власть и мудрость, Посредник.

В этом мире никогда не пользовались именами собственными, и, казалось, аборигены просто не понимали, зачем вообще нужны имена, ибо сами общались лишь посредством запахов и жестов.

— Пусть они всегда сопровождают и тебя, Талассократ. — Транслятор за спиной трансформировал этот вариант местной речи Долмади в звуки, которые не могли воспроизвести его голосовые связки.

— Среди нас присутствует Вождь Кочевников, — сказал Талассократ.

Долмади исполнил ритуал вежливости с жителем Нагорья, который для сулейманита был довольно высок и строен. Его оружие составляли томагавк с каменным наконечником и покупная винтовка, специально сконструированная для этой планеты. Обилие разноцветных драгоценностей и браслетов свидетельствовало о том, что он — обычный варвар. Тем не менее они были неплохими ребятами, эти горцы-кочевники. Если уж они заключили сделку, то выполняли ее условия с такой педантичностью, какая вряд ли была доступна людям.

— Так что за беда, из-за которой меня сюда призвали, Вождь? Может, твой караван встретился с бандитами на пути к Побережью? Я буду рад помочь тебе оружием.

Вождь, не привыкший говорить с людьми, вскоре перешел на язык сулейманитов, к тому же на свой собственный диалект, и понять его стало совершенно невозможно. Тогда вперед вышел, ковыляя, один из карликов. Долмади узнал его. Незаурядный ум этого тщедушного существа, как губка, впитывал все доступные ему знания о Вселенной, и поэтому карлик порой был просто незаменимым советчиком или консультантом.

— Позвольте мне спросить его, Посредник и Талассократ, — предложил он.

— Будь любезен, Советник, — согласился его повелитель.

— Я был бы тебе весьма обязан, Переводчик, — произнес Долмади, как можно старательнее имитируя напыщенный жест благодарности.

Соблюдая правила этикета, Долмади пытался скрыть свою тревогу и, затаив дыхание, ждал разъяснений. Неужели случилась какая-то настоящая катастрофа?

Он мысленно повторил все, что ему было известно, словно надеясь найти в этих данных какой-то до сих пор не замеченный выход.

Из-за малого осевого наклона Сулеймана времен года на нем не было. «Голубой Джек» предпочитал холодный сухой климат Нагорья и давал там урожаи круглый год. Примитивные аборигены, охотники и собиратели, рвали его по пути, во время своих странствий. Каждые несколько земных месяцев такие племена посылали своих представителей к одному из наиболее высокопоставленных вождей кочевых общин, чтобы тот обменял высушенные листья и плоды на нужные им товары. Для этого формировался караван, совершавший долгое путешествие, чтобы доставить тюки «голубого Джека» на базу, где люди принимали их. В среднем каждый месяц прибывало не менее двух караванов. Четыре раза в течение земного года грузовые суда с Артемиды увозили содержимое пакгаузов базы и оставляли куда более ценный груз: письма, магнитные записи, журналы, книги и новости со звезд, которые так редко можно было увидеть на этих мрачных небесах.

Такая система была, может быть, не самой эффективной, зато самой дешевой, особенно если подсчитать, во сколько обошлась бы разработка плантации растений, учитывая капиталовложения и оплату труда цивилизованных рабочих.

При этом закупочные цены должны были оставаться весьма низкими, иначе предприятие из не слишком доходного превратилось бы в убыточное и вскоре его пришлось бы ликвидировать. По сути дела, Сулейман представлял собой типичный аванпост известного рода: для ученых — увлекательный предмет изучения и возможность заработать репутацию в своей отрасли; для посредников — сравнительно легкая работа, первая ступенька той лестницы, на вершине которой ждали престижные, заманчивые, по-царски оплачиваемые руководящие должности.

Во всяком случае, так было до сих пор.

Переводчик повернулся к Долмади.

— Вождь говорит следующее, — пропищал он. — За последнее время в Нагорье появились, как он их называет… Нет, думаю, одним словом этого не объяснить… В общем, как я понял, это какие-то машины, которые движутся, собирая «голубой Джек».

— Что?!

Долмади не сразу понял, что произнес это слово по-английски. В ушах внезапно сильно зашумело, и сквозь этот шум он расслышал, как Переводчик продолжил:

— Дикие племена в испуге покинули эти места. Машины пришли и забрали запасы, приготовленные для следующего обмена. Это рассердило кочевников вот этого Вождя, которые собирали караван, и они решили протестовать. Издалека они увидели корабль, похожий на большие летающие корабли, которые садятся здесь, и что-то вроде здания. Те, кто наблюдал за работой машин, были невысокими, со множеством ног и когтистых лап вместо рук, с длинными носами… Робот-сборщик приблизился к кочевникам, послал молнию, и она ударила возле них. Они поняли, что нужно убегать, пока следующий выстрел не убил кого-нибудь. Сам Вождь взял несколько запасных скакунов и помчался сюда так быстро, как только мог. Это все, что я могу передать словами.

Долмади с трудом перевел дыхание. Во рту у него пересохло, колени ослабли, желудок подскочил куда-то к горлу.

— Бабуриты, — пробормотал он. — Должно быть, это они. Но почему они так поступают по отношению к нам?

Кустарник, травы, листья на редких деревьях отбрасывали густые тени. То тут, то там эту черноту оживляли пятна красных, коричневых, голубых цветов или аммониевая река, струившаяся с холмов. Вдали ослепительно сверкала цепь ледяных гор. Двадцатичетырехчасовой день Сулеймана угасал, и лучи Османа едва пробивались сквозь клубящуюся красноватую влажную пелену. Отовсюду поднималась мгла, словно темная стена, по которой были размазаны ветвистые молнии. Раскаты грома в этом густом воздухе отдавались в ушах Долмади, словно резкая барабанная дробь, но он не обращал на это внимания: порывы ветра, толкавшие его машину, воздушные ямы, в которые она проваливалась, требовали от пилота полной сосредоточенности. Флайер, снабженный кибером, — слишком дорогой аппарат для этой малоприбыльной планетки.

— Это там! — крикнул Вождь. Он сидел вместе с Переводчиком за перегородкой, отделявшей кабину от их снабженного обзорным куполом отсека, в котором сохранялись естественные условия. Из уважения к его предрассудкам (или как еще это можно назвать?) экраны интеркома были отключены, работал только радиофон.

— В самом деле, — более спокойно произнес Переводчик. — Я тоже начинаю что-то различать. Чуть правее от нас, Посредник, в долине возле озера, видишь?

— Минуту.

Долмади зафиксировал руль высоты. Машину бросало из стороны в сторону, зубы выбивали дробь, но гравиполе не давало флайеру рухнуть вниз. Наклонившись вперед, Долмади повис на ремнях и, стараясь не обращать внимания на навалившуюся страшную тяжесть, отрегулировал панорамный экран.

Трансформируя световые частоты, укрупняя и фокусируя изображение, экран постепенно начал показывать четкую картину. Среди кустов и аммиачных гейзеров возвышался космический корабль. Долмади опознал в нем грузовик класса «Холберт-Х», относившийся к типу кораблей, обычно производимых для продажи водорододышащим существам. Он, без сомнения, имел и какие-то модификации в соответствии с потребностями своих владельцев, но Долмади таковых не заметил, за исключением орудийной башни и пары пусковых ракетных установок.

Рядом с кораблем шла сборка какого-то сооружения из готовых стальных и железобетонных элементов. Роботы-строители, должно быть, спешили и работали без передышки: куб был уже более чем наполовину готов. Долмади успел заметить вспышки энергосварки, похожие на крошечные вспыхивающие звезды. Живых существ не было видно, а рисковать, приближаясь к кораблю, он не хотел.

— Видишь? — обратился он к изображению Питера Торсона, переключая картинку на другой экран.

Там, на базе, его инженер утвердительно кивнул, поняв ситуацию. Позади него стояли четверо остальных обитателей базы. Казалось, они были не менее напряжены и встревожены, а Ивонна, пожалуй, даже более, чем сам Долмади.

— М-да. Тут вряд ли можно что-нибудь сделать, — объявил Торсон. — Вооружены они лучше нас. Видишь в углах ангара ниши? Могу поклясться, это для бласт-пушек. Прибавь еще мощный генератор силового поля для защиты — и убедишься, этот орешек нам не по зубам.

— А если сообщить в наше управление…

— Ну, конечно, они могут принять решение, что следует возмутиться вторжением и направить сюда военный корабль или три. Но я лично в этом сомневаюсь. Экономически это не окупится. И, к тому же, не исключена возможность скандала, поскольку, вспомни-ка, Солнечная компания «Пряности и Напитки» не имеет здесь официальной монополии. — Торсон пожал плечами. — Насколько я понимаю, старина Ник просто решил свернуть торговлю на Сулеймане и, вероятно, заключил какую-нибудь хитрую сделку с бабуритами, чтобы, во-первых, сократить свои потери, во-вторых, постараться впоследствии их надуть.

Торсон был ветераном профессиональной коммерции, привык к случающимся время от времени осложнениям, и его не волновали возникающие в связи с ними переживания ученых.

Ивонна, про которую нельзя было сказать ни то, ни другое, тихо воскликнула:

— О нет! Это невозможно! Мы накануне открытия…

А Долмади, не желавший смириться с поражением в самом начале своей карьеры, сжал кулак и прорычал:

— Но мы можем хотя бы поговорить с этими ублюдками, не так ли? Попробую разбудить их. Будьте наготове.

Он переключил внешнюю связь на универсальную волну и настроился на прием. Последнее, что он видел на экране связи с базой, были широко раскрытые глаза Ивонны.

С кормы раздался голос Переводчика:

— Знаешь ли ты, кого представляют эти чужаки и что им нужно, Посредник?

— Ничуть не сомневаюсь, что они прилетели с Бабура, как мы называем эту планету, — рассеянно проговорил Долмади. — Это мир, — наиболее просвещенные жители Побережья обладали некоторыми познаниями в астрономии,

— похожий на ваш. Правда, он больше и теплее, с более тяжелым воздухом. Его обитатели не могут долго находиться в здешних условиях и быстро заболевают. Однако некоторое время они могут выдержать даже без скафандров. Большую часть «голубого Джека» мы продаем именно им. Вероятно, они решили заняться самообслуживанием.

— Но почему, Посредник?

— Я полагаю, из соображений выгоды, Переводчик, — ответил Долмади и уже про себя добавил: «Выгоды в их собственном, нечеловеческом понимании. Посылая сюда корабль, они вкладывают в лекарственные растения огромные деньги, но действуют они не в условиях капитализма или какого-либо другого строя, который существовал когда-то на Земле. Во всяком случае, именно так я слышал. Поэтому они, возможно, считают, что вкладывают капитал в… империю? Без сомнения, как только мы уйдем с дороги, они смогут расширить свой плацдарм на Сулеймане…»

Экран ожил.

Смотревшее на него существо ростом было примерно по пояс человеку. Сзади виднелась часть туловища, слегка напоминающая тело гусеницы, на восьми коротких и толстых ногах. Вдоль этого голого корпуса располагался ряд жаберных крышек, защищавших трахеи, которые весьма эффективно вентилировали организм в этой густой водородной атмосфере. Две руки оканчивались клешнями, похожими на клешни рака, с запястий свешивались короткие, гибкие пальцы-щупальца.

Большая часть головы представляла собой пористое рыло. У бабуритов не было рта. Они измельчали пищу клешнями и отправляли ее в пищеварительный мешочек, где она перерабатывалась, а затем всасывалась порами рыла. Глаз было четыре, и все крошечные. Говорили бабуриты с помощью диафрагм, находившихся по обе стороны черепа, а слух и обоняние были связаны с трахеями. Поперек тела шли разноцветные полосы: оранжевые, голубые, белые и черные. Большая его часть была прикрыта прозрачной накидкой.

На планете земного типа подобное существо было бы абсурдом, биологическим нонсенсом. Тем не менее в своем корабле, в условиях сильной гравитации, густого холодного воздуха и тьмы, сквозь которую перемещались призрачные фигуры, оно обладало достоинством и силой.

Бабурит на экране издал звук, похожий на бренчание, и транслятор перевел его на довольно сносный латинский — основной язык Лиги:

— Мы вас ждали, не подходите ближе.

Долмади провел языком по губам. Он чувствовал себя до безобразия молодым и беззащитным.

— П-п-приветствую вас. Я Посредник.

Бабурит молчал.

Немного погодя Долмади продолжил, с трудом подбирая слова:

— Нам сообщили, что вы… В общем, вы захватили плантации «голубого Джека». Я не могу поверить, что это правда.

— Да, это не совсем так, — ответил ему бесстрастный механический голос. — Местные жители могут пользоваться данными землями, как и прежде, правда, «голубого Джека» им удастся найти здесь не слишком много. Наши роботы весьма эффективны. Взгляните сами.

Изображение бабурита на экране сменилось изображением приземистого цилиндрического робота, приводимого в движение простой гравипередачей. Он плыл в нескольких сантиметрах над поверхностью почвы. Восемь его рук оканчивались сенсорами, дергающими, обрезающими и сортирующими устройствами, а также приспособлениями для стрижки кустов. К «спине» у него была приварена большая корзина. На самом верху находились лазерный приемопередатчик и бластер на шарнирном креплении.

— Он работает от аккумуляторов, — сообщил невидимый бабурит, — которые нуждаются в перезарядке лишь через каждые тридцать с чем-то часов (и для этого мы сейчас монтируем генератор), если только не возникнет необходимость в дополнительных затратах энергии… например, для сражения. Оставленные нами на орбите ретрансляторы поддерживают постоянную связь между роботами, а также связывают их с центральным компьютером, который сейчас находится на корабле, а позднее будет перемещен в блокгауз. Он контролирует их все одновременно, значительно сокращая себестоимость каждой единицы. — И далее, без тени сарказма: — Вы, должно быть, уже поняли, что подобную лучевую систему невозможно подавить. Компьютер будет снабжен орудиями, ракетами и защитными полями. Он запрограммирован на отражение любой попытки воспрепятствовать его действиям.

Изображение робота исчезло, и на экране вновь появился бабурит. Долмади стало дурно.

— Но это было бы… было бы началом военных действий! — заикаясь, проговорил он.

— Нет. Это было бы всего лишь самозащитой, вполне законной, согласно правилам Политехнической Лиги. Не забудьте, что, прежде чем действовать, у нас хватило ума изучить не только физический, но и социальный аспект состояния дел на Сулеймане и, что самое важное, стать членом Лиги на правах компаньона. Пострадает лишь ваша компания, и не думаю, что это слишком огорчит ее конкурентов. Они заверили наших представителей, что смогут набрать достаточное число голосов в Совете, запрещающих ответные санкции. Да и убытки ваши не так уж велики. Позвольте дать совет вам лично: подыскивайте себе работу где-нибудь в другом месте.

«Угу… Если я оставлю планету… то, может быть, меня и возьмут куда-нибудь чистить нужники…» — вихрем пронеслось в мозгу Долмади.

— Нет, — запротестовал он, — а как насчет коренных жителей? Им уже нанесен ущерб.

— Когда поля будут расчищены, начнется разработка плантаций «голубого Джека», — сказал бабурит. — И, без сомнения, многие перемещенные дикари смогут получить работу, если они, конечно, достаточно понятливы. Разумеется, освоения ждут и другие районы, которыми вы, потребители кислорода, пренебрегали. В конечном счете нам, возможно, удастся создать тип колонистов, приспособленных к условиям Сулеймана. Но Лиги это уже не касается. В отношении тех планет, где ни у кого нет собственных интересов, договор с местными жителями считается достаточным. А договориться с правительством на разумных условиях всегда можно, если выбрать при этом еще и правильную позицию. Сулейман как раз относится к числу таких планет. Списание со счета одной-единственной базы, никогда не приносившей сколько-нибудь заметной прибыли и к тому же расположенной на самой окраине, не стоит того, чтобы Лига обращала на это внимание.

— Принцип…

— Вот именно. Мы не стали бы провоцировать войну, мы не пошли бы на исключение из Лиги и бойкот. И при этом вспомните: вас никто не отзывал с этой планеты. Вы просто встретились с более сильным конкурентом. Во-первых, наша родная планета находится ближе к месту действия, чем ваша, во-вторых, мы лучше приспособлены к окружающей среде Сулеймана, а в-третьих, мы гораздо более заинтересованы в успехе здесь, чем вы. Мы имеем такое же право основать здесь предприятие, как и вы.

— Что значит «мы»? — прошептал Долмади. — Кто вы? И что вы? Частная компания или…

— Номинально мы организованы именно так, хотя, подобно многим другим членам Лиги, не скрываем, что это всего лишь для проформы, — ответил бабурит. — В действительности же условия, на которых наше общество должно взаимодействовать с Технической цивилизацией, имеют очень мало общего с условиями его внутренней структуры. Между нами, с одной стороны, и вами и вашими ближайшими союзниками, с другой, существует множество различий: социальных, психологических, биологических. Поэтому наше желание освободиться от вашей цивилизации не представляет для нее реальной угрозы и, следовательно, не влечет за собой сколько-нибудь серьезных последствий. В то же время мы никогда не получим истинной свободы, не имея в своем распоряжении ресурсов современной технологии.

Для того чтобы в кратчайшие сроки развить свою индустрию, мы должны ввести в строй наличные мощности, приобретая их в Технических мирах, естественно, за межзвездную валюту. Таким образом, вкладывая, казалось бы, непомерные силы и средства в данный «травяной» проект, мы тем самым сберегаем валюту для более важных целей.

Я говорю это вам лишь для того, чтобы вы осознали не только безопасность наших действий для Лиги в целом, но и нашу решимость. Надеюсь, вы записали этот разговор. Возможно, он удержит вашего босса от напрасной траты нашего времени и сил на отражение его попыток взять реванш, ведь они заранее обречены на провал. Пока вы еще находитесь на Сулеймане, советую вам тщательно оценить обстановку, а когда вернетесь на Землю, доложить все подробно.

Экран погас. Долмади еще несколько минут пытался вновь установить связь, но не получил ответа.

Тридцать дней спустя (или пятнадцать по земному календарю) на базе состоялась конференция. В насквозь прокуренной комнате вокруг стола сидели люди. С экрана, проецировавшего изображение в подлинных размерах, смотрели Талассократ и Переводчик. Их образы, передаваемые в трехмерной проекции, были настолько реальны, что, казалось, холод окружавшей их ледяной палаты сейчас ворвется в конференц-зал.

Долмади провел рукой по волосам.

— Итак, подведем итог, — устало проговорил он, обращаясь к сулейманитам. Мех Переводчика зашевелился, а голос перешел в низкий свист, когда он начал переводить Вождю с английского. — Когда я два часа назад вернулся из своего последнего полета, меня уже ждали доклады наших разведчиков, подготовленные Ивонной. Каждое сообщение лишь подтверждает остальные. Как вы понимаете, мы надеялись, что, когда корабль бабуритов улетит, их компьютер будет не в состоянии тягаться с нами.

— А почему они не оставили здесь живой экипаж? — спросил Санджуро Накамура.

— Причина очевидна, — ответил Торсон. — Они не могут управлять своей внутренней экономикой так, как это делаем мы, но это не освобождает их от законов экономики. Планета типа Бабура — а точнее говоря, какое-то одно доминирующее государство на ней или что там у них имеется — пока еще отсталая, бедная, может позволить себе далеко не все. Даже если у них более короткие линии сообщения, чем у нас, все равно на нашей родной планете производительность гораздо выше. Сейчас они еще не в состоянии оплатить постройку и снабжение постоянной базы со штатом живых сотрудников, подобной нашей. К тому же, насколько вам известно, их не вполне устраивают условия жизни на Сулеймане. Кроме того, у них нет даже небольшого накопленного опыта, которым располагаем мы. Поэтому на первых порах они вынуждены использовать автоматику и лишь время от времени посылать кого-нибудь сюда для проверки и доставки на Бабур собранного здесь урожая.

— Помимо всего прочего, — заметила Элис Берген, — кочевники преданы нам. Они не стали бы иметь никаких дел с другими партнерами. И дело даже не в том, что бабуриты использовали бы их в своих интересах. Просто мы занимаем единственное подходящее для базы место — район с более-менее культурным населением, которое можно обучать для службы нам. Бабуритам приходится действовать непосредственно там, где растет «голубой Джек», и именно бабуритам кочевники обязаны тем, что их караванная торговля прекратилась, поэтому они непременно начали бы партизанскую войну против живых сборщиков.

— Вот так так! — криво улыбнулся Накамура. — Уверяю вас, мой вопрос был всего лишь риторическим. Я просто хотел подчеркнуть, что наши противники не доверили бы компьютеру выполнение каких-либо функций, не будучи уверенными в том, что он с этими функциями справится. Я, кажется, начинаю понимать, почему их экономисты в начале модернизации сосредоточили основное внимание на развитии робототехники. Без сомнения, они намереваются использовать машины во многих своих воровских делишках.

— Вы уже выяснили, сколько всего здесь роботов? — спросила Изабель де Фонсека.

— По нашим подсчетам, около сотни, — ответил ей Долмади, — хотя точную цифру назвать невозможно. Понимаешь, они действуют очень быстро, покрывая огромные территории, — фактически все, где «голубой Джек» растет достаточно густо, чтобы стоило заниматься его заготовкой, а внешне они совершенно одинаковы, кроме тех, что соединены с ретрансляторами.

— Чтобы управлять таким числом машин одновременно, да еще при постоянно меняющихся условиях, должен существовать какой-то сверхъестественный компьютер, — заметила Элис. В кибернетике она была полным профаном.

Ивонна тряхнула головой, отчего ее золотистые локоны, на миг взметнувшись в воздух, рассыпались по плечам.

— Ничего сверхъестественного. У нас есть телеснимки с дальнего расстояния, сделанные во время его монтажа. Это стандартная многоканальная конструкция, просто электроника модифицирована в соответствии с окружающими условиями. Элементарное сознание, а большего и не требуется, да было бы и неэкономично, когда поставленная перед машиной задача столь проста.

— Но тогда разве нельзя ее перехитрить? — спросила Элис.

Долмади кисло улыбнулся:

— А чем, по-твоему, я и мои помощники-аборигены занимались всю эту неделю? Местность здесь в основном равнинная. Реле засекают наше приближение за много километров до цели, и компьютер сразу посылает роботов. Их требуется не так уж много. Если подойдешь слишком близко к блокгаузу, они открывают предупредительный огонь. Аборигенов это приводит в ужас. Несколько машин скоро приблизятся к нашей зоне, и тогда дикари начнут эвакуацию, а на нашу голову еще свалится премилое стадо голодных беженцев. Но я их не виню. Холоднокровные существа горят гораздо лучше, чем вы или я. Я пытался сунуться вперед, и огонь из предупредительного перешел в настоящий. Пришлось удирать, пока скафандр не разорвало в клочья.

— А как насчет атаки с воздуха? — настаивала Изабель.

Торсон фыркнул:

— На трех развалюхах, с ручным оружием? Не забудь, эти роботы тоже умеют летать. Кроме того, центр снабжен защитными полями, бластерами и ракетами. Боевому кораблю и то было бы непросто его подавить.

— Более того, — вмешался в разговор Талассократ. — Они угрожали разрушить наш город с помощью воздушного оружия, если на то место будет совершено нападение. Этого нельзя допустить. Я скорее прикажу вам удалиться навсегда и заключу с вашими врагами договор, которого они хотят.

«Он и в самом деле может выкинуть такой номер, — подумал Долмади. — И для этого ему всего лишь надо приказать аборигенам, чтобы они прекратили нам помогать. А впрочем, вряд ли это что-нибудь изменит».

Он вспомнил прощальные слова Вождя кочевников, которые тот произнес, когда они отступали из разведки, сулейманиты — на своих животных, люди — на гравискутере:

— Мы оставались верны нашему союзу с вами, а вы нет. Вашему союзу было поставлено условие, что вы будете защищать нас от небесных захватчиков. Если вы не можете справиться с этими, должны ли мы вам доверять?

Долмади умолял тогда дать ему время и получил неохотное согласие, и то лишь благодаря тому, что караванщики все же ценили свое сотрудничество с ним.

«Если мы в скором времени не решим эту проблему, я сомневаюсь, что торговлю можно будет когда-нибудь восстановить», — мысленно заключил Долмади.

Вслух же он сказал, обращаясь к Талассократу:

— Мы не станем подвергать вас опасности.

— Насколько реальна их угроза? — спросил Накамура. — Лига не осталась бы равнодушной к убийству безобидных аборигенов.

— Однако не исключено, что она ограничилась бы лишь выражением недовольства, — возразил Торсон, — особенно если бабуриты станут утверждать, что мы вынудили их к этому. Они делают ставку на безразличие Лиги к сулейманитам, и мне кажется, это неплохо придумано.

— От вероятной или ошибочной, — вмешалась Элис, — но от их оценки психополитики зависит и то, как они осуществят свои намерения. А какова эта оценка? Что нам известно об их образе мышления?

— Больше, чем ты можешь предположить, — ответила Ивонна. — В конце концов, они контактировали с людьми в течение нескольких поколений, а переговоры об условиях коммерческих соглашений начинаются не раньше, чем потенциальный партнер будет глубоко и всесторонне изучен. Как ты, очевидно, заметила, в последние дни мы виделись довольно редко, я тщательно изучала наш архив. Оказывается, у нас здесь уйма информации о Бабуре.

Долмади выпрямился в кресле. Его сердце замерло. Не было ничего удивительного в том, что эта второстепенная периферийная база располагала большой и разнообразной ксенологической библиотекой. Производство микропленок было очень дешевым, а от какого-нибудь непредвиденного случая никто ни одну базу застраховать не мог, так что все они в обязательном порядке снабжались информацией по своему сектору.

— Что там интересного? — хрипло спросил он.

Ивонна криво усмехнулась:

— Боюсь, ничего особенного. Все как обычно: три или четыре основных языка, фрагменты истории и наиболее важных современных культур, анализ состояния технологии, статистические данные, касающиеся всякой ерунды вроде численности населения и производительности труда, — и все это в дополнение к планетологии, биологии, психопрофилированию и так далее. Я все искала и искала какое-нибудь слабое место, но не могла найти. О, я могу доказать, что эта операция здорово осложняет их положение с ресурсами и что им придется от нее отказаться, если она в кратчайшие сроки себя не оправдает. Но то же самое относится и к нам.

Торсон задымил своей трубкой.

— Если б нам удалось придумать какую-нибудь техническую новинку… У нас есть прекрасно оборудованная мастерская. Лично мне в отличие от Ивонны пришлось попотеть там.

— Что ты задумал? — поинтересовался Долмади.

— Ну, сначала я подумал насчет робота, который мог бы уничтожить их сборщиков. Я сумел бы построить одного — этого было бы достаточно — с более крепкой броней и лучше вооруженного. — Рука Торсона упала на стол ладонью вверх. — Но в распоряжении компьютера сотни роботов, и он гораздо лучше приспособлен для командования таким числом машин, чем любой электронный мозг, который мне удалось бы состряпать из имеющихся в нашем распоряжении средств. К тому же, как сказал Талассократ, мы не можем подвергать наш космопорт опасности воздушного налета, поскольку большая часть города в этом случае погибнет.

Потом мне пришла в голову мысль остановить или каким-то образом вывести из строя сам компьютер, но это невозможно. Он никогда не позволит приблизиться к себе. — Торсон вздохнул. — Друзья мои, давайте будем считать, что наши дела здесь закончены, и подумаем, как ретироваться с минимальными потерями.

Талассократ сохранил невозмутимость, как и подобает вождю. Но главный глаз Переводчика затуманился, его крошечное тельце совсем сжалось, и он выкрикнул:

— Мы надеялись… что когда-нибудь наши потомки… что вы их научите и возьмете с собой к бесчисленным солнцам… Значит, теперь вместо этого — бесконечное господство чужаков?

Долмади и Ивонна переглянулись. Их руки встретились. Он был уверен, что она думает то же самое.

— Мы, служащие Лиги, не можем похвалиться своим альтруизмом. Но мы и не монстры. Какой-нибудь равнодушный бухгалтер из офиса на Земле может приказать нам покинуть планету. Но разве мы — те, кто жил здесь, кто полюбил эту расу и пользовался ее доверием, разве бросим мы ее на произвол судьбы? И сможем ли жить потом со спокойной совестью? Разве не будет нас преследовать всю жизнь чувство, что счастье, если оно будет нам дано, украдено нами?

Он вдруг вспомнил старую легенду и задумался. Прошла минута или две, а он сидел, совершенно не воспринимая звучавшие вокруг голоса. Ивонна первая заметила его отсутствующий взгляд.

— Эмиль, — прошептала она, — тебе плохо?

Долмади вскочил с радостным диким воплем.

— Ты не заболел? — осведомился Накамура.

Посредник взял себя в руки. Его бил озноб, и нервы дрожали, словно натянутая струна, но голос был тверд:

— У меня есть идея.

Поверх одежд, развевающихся на ветру, спереди у Переводчика был прикреплен неприметный приемопередатчик. Долмади в машине, которую он посадил чуть в стороне за холмом, Торсон в машине, обеспечивающей связь с базой, Ивонна, Элис, Изабель, Накамура и Талассократ в городе видели сейчас на своих включенных экранах подпрыгивающий и раскачивающийся пейзаж. Черные листья, длинные и зазубренные, падали, как бы струясь, на кусты, чьи сучья щелкали в ответ на завывание ветра: то тут, то там горбатились булыжники и ледяные колоды; справа гудел аммиачный водопад, опыляя своими брызгами все видимое пространство. Люди в машинах ощущали, кроме того, силу притяжения планеты и вибрацию корпусов флайеров под тугими могучими ударами порывистого ветра.

— Я по-прежнему считаю, что нам лучше было бы дождаться помощи извне,

— сказал Торсон, подключив дополнительный экран. — Эта переделка связана с дьявольским риском.

— А я снова убеждаюсь, — отпарировал Долмади, — что твоя работа сделала тебя излишне нервным, по крайней мере сейчас. Пойми, мы не можем больше обманывать аборигенов.

А про себя он добавил:

«Более того, если мы справимся с бабуритами сами, собственными силами, то это весьма выгодно отразится на моей репутации. Хотелось бы думать, что карьера не столь важна для меня, но утверждать я этого не могу. Так или иначе, но решение принимать мне. Я — Посредник. Довольно тоскливо. Хорошо бы Ивонна была рядом».

— Тихо, — скомандовал он. — Сейчас начнется.

Переводчик добрался до вершины холма и теперь спускался с его противоположной стороны, причем довольно легко: несколько дней обучения сделали из него вполне приличного скутериста, даже в костюме. Он вступал в зону действия роботов, и небесный «сторож» уже устремился наперехват. В резком свете Османа, на фоне темных туч он сверкал, словно пламя.

Долмади напрягся. Он был одет в скафандр, бластер лежал на коленях. Если его друг попадет в беду, Эмиль опустит стекло шлема, откроет кабину и бросится вниз, чтобы попытаться ему помочь. От мысли, что он может опоздать, во рту появился какой-то противный привкус.

Робот завис над холмом, растопырив руки и нацелив оружие. Переводчик продолжал скользить все с той же скоростью. Когда столкновение, казалось, уже было неминуемо, из приемника раздалась команда:

— Отойди в сторону. Мы вводим в программу изменение.

Команда прозвучала на основном языке Бабура, и компьютер, разумеется, ее слышал.

Накануне Ивонна составила правдоподобные фразы и провела несколько долгих часов, терпеливо обрабатывая их запись с транслятором и магнитофоном. Инженер Торсон, ксенологи Накамура и Элис Берген, обладавшая художественными способностями биолог Изабель де Фонсека, сам Долмади и несколько советников-сулейманитов, следивших за бабуритами, изготовили манекен. Сделали они его не слишком искусно, но этого и не требовалось, поскольку сверху натянули множество одежд. Он представлял собой обструганный и раскрашенный торс, сзади — простое механическое тело, как у гусеницы, управляемое с помощью спрятанного хвоста; шесть ног автоматически передвигались одновременно с двумя ногами спрятанного внутри сулейманита; подвижная маска приводилась в движение лицевыми мускулами посредством пьезоэлектрических регуляторов; клешни и щупальца были приделаны непосредственно к рукам, а поддельные ноги — к настоящим ногам Переводчика.

Человек или обычный сулейманит не смогли бы сыграть роль бабурита: они были для этого слишком велики, не говоря уже об остальном. Но бабуриты, видно, не учли, что на этой планете могут быть еще и карлики.

Манекен был весьма далек от совершенства, но компьютер, вероятно, не имел задания проверить такую возможность. Более того, разумный, хорошо отрепетировавший свою роль актер постепенно вживается в образ, чего никогда не удалось бы роботу, и создает имитацию, сглаживающую мелкие ошибки во внешних деталях.

По всей вероятности, компьютер должен был быть запрограммирован так, чтобы разрешить бабуритам приближаться, ведь время от времени необходимо обслуживать его, проверять и собирать сложенные поблизости запасы «голубого Джека».

Тем не менее у Долмади челюсти заныли от напряжения.

Робот исчез из поля зрения. На передающих экранах земля по-прежнему скользила назад под скутером.

Долмади выключил аудиотрансляцию с базы. Хотя никто, кроме сидевшей в специальной комнате Ивонны — а она была прирожденным связистом, не посылал сейчас сигналов Переводчику, все же радостные возгласы, наполнившие машину, показались Долмади преждевременными.

Километры все мелькали и мелькали, блокгауз вырастал на глазах — темный куб, ощетинившийся сенсорами и антеннами, пугающий зловещими очертаниями орудийных установок и ракетных шахт по углам. Защитное поле было выключено. Ивонна произнесла в микрофон Переводчика:

— Открывай. Закроешь, когда дам команду. — И компьютер, этот ученый идиот, послал массивным воротам сигнал открыться.

Все остальное, по сути дела, выполнила Ивонна. С помощью приемопередатчика она внимательно рассмотрела то, что находилось внутри, и, используя информацию о технологии и автоматизации бабуритов, начала руководить действиями Переводчика. После она сказала, что это было совсем не трудно (мешала только плохая видимость), ибо строители использовали стандартные планы программы. Но Посредник все это время обливался потом, непрерывно чертыхался, грыз ногти, у него урчало в животе, и он пристально, до рези в глазах, всматривался в изображение загадочных систем в голубоватом свете, одновременно и резком, и тусклом.

Когда Переводчик наконец вышел из блокгауза и ворота за ним закрылись, Долмади едва не потерял сознание.

Зато потом… Уж чего-чего, а праздновать победу члены Лиги умели!

— Да, — сказал Долмади. — Но…

— Пожалуйста, без «но», — огрызнулся Ван Рийн. — Вы заменили этому дорогостоящему компьютеру программу на другую и вынудили всех этих роботов простаивать без дела. А почему бы, по крайней мере, не использовать их для нашей пользы?

— Это испортило бы наши отношения с аборигенами, сэр. Дикарям тоже не чужд страх перед безработицей, обусловленной развитием технологии. Поэтому научные изыскания стали бы невозможны, а как иначе туда привлечь персонал?

— А какой персонал там тогда нужен?

— Тот, что живет там постоянно и знаком с обстоятельствами. Иначе бабуриты, благо лететь им не так уж далеко, могли бы вернуться и, к примеру, организовать и вооружить справедливо разгневанных сулейманитов, а потом натравить их на нас. Роботы или не роботы, а вскоре оказалось бы, что «голубой Джек» выходит нам боком… Кроме того, машины изнашиваются, и замена их обходится недешево, а рабочая сила аборигенов воспроизводится даром.

— Что ж, в логике вам, пожалуй, не откажешь, — прогромыхал Ван Рийн.

— Но почему вы приказали компьютеру и его роботам атаковать любой механизм, будь то машина или летательный аппарат, который приблизится к ним, а также любое существо, которое прикажет им пропустить его к блокгаузу? Допустим, ситуация изменится, и тогда наши люди, равно как и сейчас, ничего не смогут поделать.

— Я уже говорил вам, что в этом нет необходимости, — сухо ответил Долмади. — Мы справляемся с делом, пусть не блестяще, но все же справляемся, и приносим прибыль, используя свои традиционные способы. И до тех пор пока мы их сохраняем, бабуриты из данной системы будут исключены. Если же мы сами получим доступ к компьютеру, нам придется организовывать его дорогостоящую охрану. Иначе кто может поручиться, что бабуриты не сыграют с нами такую же шутку, как мы с ними, верно? А сейчас система исключает любую попытку модернизировать операции в районе распространения «голубого Джека», что, кстати говоря, охраняет нашу монополию и будет охранять ее еще много лет.

Долмади встал.

— Сэр, — твердо продолжил он, — по моему мнению, все это можно проверить с помощью самых элементарных экономических расчетов. Может быть, я что-то не понимаю, и если это так…

— Тпру! — рявкнул Ван Рийн. — Сядь на место. Хлебни-ка еще немного из своего бокала, малыш, и послушай меня. Я стар и толст, но легкие и язык у меня еще работают. В рабочем состоянии покуда и еще два важных органа, один из которых тебя не касается, а второй, между прочим, — мой мозг, и он желает, чтобы я получил от тебя информацию и набил его ею.

Долмади с удивлением заметил, что повинуется вопреки своей воле.

— Чего тебе не хватает, так это умения видеть шире, чем того требует узкая специализация, — продолжил Ван Рийн. — Иногда человек бывает до глупости добросовестным, выполняя свое задание. Он проталкивает его и плюет на последствия, которые могут коснуться какой-то параллельной операции, и в итоге наносит в целом ущерб тому предприятию, которому призван служить. К примеру, учли ли вы возможную реакцию бабуритов?

— Разумеется. Фриледи Веланкот (будем ли мы когда-нибудь вместе?), и доктор Берген и в особенности доктор Накамура провели исчерпывающий анализ всех имеющихся у нас материалов. В результате мы ввели в компьютер дополнительную директиву: предупреждать любое приближающееся существо или машину, прежде чем открывать огонь. Состоявшийся позднее мой разговор с капитаном корабля, или кем он там был, подтвердил наш прогноз.

(Колыхающееся рыло. Темный блеск в четырех маленьких глазках. Чужой голос, профильтрованный транслятором, совершенно бесстрастный: «Согласно правилам, установленным вашей цивилизацией, вы не дали нам повода начать войну, а Лига всегда принимает меры против того, что она считает неспровоцированным нападением. Поэтому мы не станем начинать военные действия».)

— Без сомнения, бабуриты испытывают то, что люди назвали бы яростью,

— сказал Долмади. — Но что поделаешь? Они же реалисты. Если только они не придумают какой-то новый фокус, им останется лишь списать Сулейман со счета и попытаться обойти нас где-нибудь в другом месте.

— И они все еще покупают у нас «голубой Джек»?

— Да.

— Может быть, стоит поднять цену, чтобы отучить их впредь заигрывать с нами?

— Если вы хотите, чтобы они предпочли синтезировать эту траву, то, конечно, можно это сделать. Мой рапорт рекомендует от этого воздержаться.

На этот раз Долмади все же встал, всем своим видом показывая, что более задерживаться здесь он не намерен.

— Сэр, — гневно заявил он, — я, может быть, деревенщина, а мое профессиональное обучение проходило в колледже на болоте, но уж во всяком случае я не прирожденный идиот, у которого шарики за ролики зашли, и моя честь мне дорога. На Сулеймане я сделал все, что было в моих силах. Вы даже не соизволили объяснить, в чем я был неправ, а просто уволили меня. Сейчас вы задаете такие вопросы, ответить на которые мог бы любой только что вылезший из пеленок. Давайте не будем больше терять время. Всего хорошего.

Ван Рийн вознес свою тушу к потолку, поднявшись на ноги, и гаркнул:

— Хо-хо! Ничего себе характерец! Неплохо! Неплохо!

Ошарашенный Долмади только глазами захлопал.

Ван Рийн трахнул его по плечу, чуть не сбив с ног, и примирительно сказал:

— Малыш, я не собирался тыкать тебя носом ни во что, кроме сладких фиалок. Но мне надо было знать, случайно ты наткнулся на свое решение или действительно можешь оригинально мыслить. Ты говоришь, эти избитые истины может понять каждый, кто, вроде тебя, вылез из пеленок. Может, это так, да только девяносто девять и девяносто девять сотых процента каждой разумной расы еще не освободились от них, по крайней мере, мозги пока еще у них в пеленках, и в этом легко убедиться — стоит только послушать их. А вот ты, по-моему, относишься к одной сотой процента, и поэтому мне нужен. Хо-ха, как ты мне нужен!

Он снова сунул в руку Долмади бокал с джином и, звякнув об него своей пивной кружкой, рявкнул:

— Пей!

Долмади немного отпил. Ван Рийн начал ходить по комнате.

— Ты вырос на окраинной планете и потому немного наивен, — заговорил торговец, — но избавиться от этого ничуть не сложнее, чем от прыщей. Знаешь, когда мои мелкие сошки в штабе услышали, что ты на Сулеймане самостоятельно вытащил наши капиталы из огня, они отправили тебе стандартное послание и при этом не доперли, что такой алтаец, как ты, может и не знать, что в подобных случаях всегда следует проверка. — Он махнул длинной, как у гориллы, рукой, расплескав по полу пиво. — Я уже говорил, нужно было проверить, может, тебе просто повезло. Если да, мы назначили бы тебя менеджером в какое-нибудь местечко потеплее и забыли бы о тебе. А если нет, если ты и в самом деле оказался сверхчеловеком, тогда в менеджерах ты нам не нужен. Для этого ты слишком большая и слишком драгоценная редкость. Это было бы все равно что повесить в собачью конуру гравюру Хокусая.

Долмади дрожащей рукой поднес бокал к губам.

— Что вы хотите сказать? — проворчал он.

— Антрепренер! Ты сохранишь звание Посредника, поскольку мы не хотим плодить завистников, но на самом деле ты будешь тем, кого в старой Америке называли бы «рысаком особой масти». Слушай меня. — Ван Рийн вытащил из пепельницы недокуренную сигару, глубоко затянулся и, продолжая сотрясать пол своими шагами, принялся энергично жестикулировать обеими руками, то и дело подвергая Долмади риску быть облитым пивом или осыпанным пеплом. — Сулейман всегда считался славным заурядным фортиком, но благодаря тебе я понял, как мало мы знаем о нем и как внезапно может нагрянуть на нас сам дьявол. Так что говорить о действительно новых, действительно изобильных и действительно доходных базах? Ха?

Менеджер там не нужен, во всяком случае, до тех пор, пока их как следует не натаскают в деле. Хороший менеджер — весьма могущественная фигура, и нам он во многом полезен. Но по сути своей он рутинер; его задача — следить за тем, чтобы дела шли как по маслу. Нет, для диких мест требуется в качестве босса новатор, человек, который любит рисковать, немножко ведьма, если это женщина, — словом, тот, кто способен решать совершенно новые проблемы оригинальными методами. Понимаешь?

Но такие встречаются очень редко, уверяю тебя. И ценятся они высоко. Так высоко, как того заслуживают. Естественно, я хочу, чтобы и они меня ценили по достоинству, поэтому никогда не сажаю такого посредника на ставку и не предлагаю ему перспективы продвижения по служебной лестнице. Нет, сначала я привожу его к присяге на верность в течение десяти лет, а затем отпускаю его с привязи и освобождаю от своей опеки, оставляя за ним право на девяносто процентов комиссионных.

Чертовски жаль, что никто не приметил тебя до того, как ты поступил в школу менеджеров. Теперь тебе придется некоторое время поторчать в антрепренерской школе, которую я запрятал в одно укромное место. Скучать тебе, я думаю, не придется: там нередко устраивают такие вечеринки, будь здоров! Но больше всего, надеюсь, тебя заинтересует именно учеба, если, конечно, ты согласен работать так, чтоб мозги потели. Потом ты станешь богатым, если выживешь, и у тебя будет все, и даже более того, о'кей.

На мгновение Долмади вспомнил об Ивонне, но потом подумал: «Какого черта! Если все будет нормально, через несколько лет я сам смогу набирать людей, которые мне понадобятся».

— О'кей! — ответил он и залпом осушил свой бокал.

Note1

коробки для сохранения сигар с определенным процентом влажности