Глава четырнадцатая

От гавани к рынкам, через форум и богатые кварталы, от философов в Доме Звезд к морякам в Доме Воинов, от прибрежных поселков к туманным мастерским за Верхними воротами перелетал шепоток. Что-то готовится. Баржа, отправившаяся за королевой, несшей Бдение на острове Сен, не повезла туда другую, готовую сменить Сестру. Все Девятеро собрались в храме Белисамы.

Несколько человек различными путями прознали, что Сестер собрал король. Зачем — не знал никто.

Грациллоний вышел из дворца в одиночестве. Король Иса мог, если пожелает, быть просто человеком среди людей. Не то что император в его золотой раковине — божество, попирающее ногами смертных. Хотя Максим, если одержит победу, снова явит Риму императора-солдата, подобного тем, что правили в старину.

В простом плаще с капюшоном Грациллоний спустился по извилистым улочкам к Дороге Лира, пересек ее и снова пошел вверх. На улицах было людно. Кое-кто узнавал короля и касался пальцами лба; он, если замечал приветствие, отвечал кивком. Двое или трое приблизились, явно собираясь о чем-то просить, но мгновенно исчезли, едва он качнул головой. Короля могло призывать святое дело.

Так или иначе, не в его обычае было выслушивать жалобы и подавать милостыню. Этим занимались суффеты, Великие Дома, гильдии и храмы. Среди прежних правителей были и такие, кто сам правил суд и занимался денежными раздачами… иногда. Грациллоний пока не брался за подобные дела, хотя бы за недостатком времени. Кроме того, такая работа не для центуриона. В последнее время он подумывал учредить суд, заседающий два раза в месяц и открытый для каждого, кто не мог уладить свои разногласия иным способом. Но в таком деле нельзя торопиться. Он еще плохо знает обычаи города. Покушение на традиционные прерогативы может вызвать недовольство — а ему поручено завоевать поддержку. И без того трений хватает.

Стайка детишек, сопровождавших его на почтительном расстоянии, отстала, когда Грациллоний в поисках прохлады вошел в Сад духов. Здесь не было прохожих. Он оказался один. Если в саду и гуляли люди, они затерялись среди переплетения дорожек, изгородей и беседок, хотя отгороженный для сада участок и был невелик.

Птичьи голоса подчеркивали тишину. Все здесь казалось на месте, каждый бутон и листок словно вырезаны искусным скульптором. Никаких лесенок и возвышений — с любого места в любую сторону вид не дальше нескольких шагов, и в то же время ни малейшего ощущения тесноты. В потайных уголках вдруг открывалась статуя нимфы или фавна, а то и фонтан с резвящимися дельфинами или крошечный водопадик.

Пройдя через наполненный свежим благоуханием сад, он оказался перед лестницей храма.

С верхней площадки крутой лестницы открывался вид на город, и красота его башен на фоне переливающихся волн моря — матери-кормилицы Иса — в который раз заставила сжаться сердце бывалого солдата.

Храм напоминал уменьшенную копию афинского Парфенона, но колонны были стройнее, их капители исполнены в форме крутых волн. На фризе изображения женщин, тюленей, кошек, цветов и голубок создавали узор, переливавшийся, как вода ручья или облачное небо. Нераскрашенный мрамор потемнел от времени до оттенка бледного янтаря.

Бронзовые двери были распахнуты. Грациллоний вступил в вестибюль, блиставший мозаиками. Его встретили младшие жрицы — по большей части пожилые — и юные весталки. Внимание Грациллония привлекла девушка, которую он до сих пор не встречал. Она не могла быть дочерью одной из его жен. Должно быть, мать-королева умерла. Судя по возрасту, ее отцом мог быть Хоэль. Лицо весталки было некрасиво и казалось немного туповатым. Грациллоний прошел мимо и тут же забыл о девушке. Женщины церемонно приветствовали короля. Он ответил, как его учили, и сбросил плащ на руки прислужнице. Под плащ он в знак почтения к богине надел алые одежды с вышитым на груди золотым колесом. Ключ висел поверх рубахи.

Старейшая из жриц провела его по коридору вокруг огромного зала, где пред лицом тройной статуи богини проходили службы. Зал собраний располагался дальше. Барельефы на его каменных стенах изображали богиню, выводящую Тараниса из царства мертвых к примирению с Лиром; богиню при зачатии, на ложе, вокруг которого реяли парашютики одуванчиков и летали пчелы; богиню трехликую — в виде дитяти, женщины и старухи; богиню, возглавляющую Дикую Охоту.

Свет лился из высоких окон, падал на высокие белые головные уборы галликен. Королевы, облаченные в голубые одеяния, сидели на полукружье скамей перед возвышением, предназначенным для Грациллония. Жрица, закрыв за ним дверь, осталась снаружи.

Грациллоний сверху вниз взглянул в лица своих жен и удивился — что с ними? Сухая старуха Квинипилис, жесткая, страстная Виндилис, Форсквилис: наполовину Афина, наполовину кошка; ленивая чувственная Малдунилис, робкая Иннилис, крепкая добродушная Фенналис и ее дочь Ланарвилис, серьезная, чем-то опечаленная Бодилис, под мягкостью и учеными повадками которой чувствовалась сталь, милая Дахилис…

Нет, в ее взгляде не было ничего, кроме любви. Что до остальных… надо отдать им справедливость, как бы он к ним ни относился. С их точки зрения то, что они сделали, — законный ответ на нестерпимую провокацию. И хотя они знают и могут многое, недоступное для него, — потому-то он к ним и обратился, — ему нет нужды трепетать. У него, Грациллония, есть свои достоинства.

Грациллоний заставил себя расслабиться и улыбнулся.

— Привет вам, — начал он. Его исанский улучшался с каждым днем. — Благодарю, что вы ответили на мой призыв. Думаю, вы понимаете, что я действую исходя из интересов народа. Я мужчина, иноземец и все еще мало знаю. Если нам следует начать с молитвы или жертвоприношения — скажите.

Фенналис встрепенулась.

— Это невозможно, — буркнула она, — при тебе, поклоняющемся богу, который не слышит женщин.

Грациллоний в недоумении уставился на нее. Что нашло на эту жизнерадостную маленькую женщину? Обиделась, что он не разделил с ней ложа? Но она приняла его неловкие объяснения о религиозном запрете — с огорчением, как он подозревал, — но вполне добродушно, тем более что уже вышла из возраста материнства. От этой женщины, обычно так занятой делами милосердия, что у нее не находилось времени принарядиться, он меньше всего ждал проявления нетерпимости. Даже ее курносое личико стало жестче.

— Я чту Белисаму, — попробовал возразить Грациллоний, — как и всех богов Иса.

— Они сами послали нам его! — Дахилис, выкрикнув эти слова, испуганно зажала рот ладошкой, но глаза ее сверкали.

Квинипилис засмеялась.

— Давайте отложим свары на долгие зимние вечера, когда больше нечего делать, — предложила она. — Сейчас у нас есть более интересное дело. Нет, Грациллоний, никаких ритуалов пока не нужно. Может быть, позже. Сегодня мы собрались, чтобы принять решение.

— Очень серьезное решение, — вставила Ланарвилис. — Государственное дело. Следовало бы пригласить и других мужчин: Оратора Тараниса, Капитана Лера.

— Я обязательно обсужу это с ними, — пообещал Грациллоний. — Приглашу их в Лес, когда мне придет пора отбывать там очередное полнолуние. Это будет уже скоро. Но прежде всего мне нужно ваше согласие.

Виндилис нахмурилась.

— Прежде всего нужно согласие богов. Кто осмелится прочитать их мысли?

— Да, — мягко добавила Бодилис. — И даже без гадания — подумайте, к чему может привести столь ужасное деяние? Агамемнон ради попутного ветра не принес Ифигению в жертву — боги спасли ее, но Клитемнестра не знала того, и вот убийство последовало за убийством, пока не исполнилось проклятие Атрея.

— Подождите, — вмешалась Квинипилис. — Не стоит перебирать «если» и «может быть» — перед нами практический вопрос, отчасти подобный тому, который мы решали не так давно и, на мой взгляд, неплохо справились.

Бодилис улыбнулась.

— Я тоже склонна исполнить просьбу короля. Без Рима — во что превратится Ис? Я только предлагаю все как следует обдумать.

Малдунилис непонимающе смотрела на Сестер.

— О чем речь? Никто мне не объяснил, — пожаловалась она.

— Ты не потрудилась выслушать, — презрительно бросила Дахилис.

— Я… я думаю… нет, подождите… — когда Сестры наконец заметили, что Иннилис пытается вставить слово, все смолкли. — Это… нечестно. Ведь никто не пришел к Малдунилис и не спросил ее мнения. И разве я сама понимаю? Нет. Грациллоний хочет, чтобы мы подняли бурю… против каких-то варваров, а они нам не враги… Тогда зачем?… — она окончательно смешалась и села. Виндилис ободряюще потрепала ее по руке.

Мужчина почувствовал, что теряет поводья, и кашлянул.

— Вероятно, мне лучше попросту повторить все сначала, не думая о том, кому сколько известно, — сказал он. — Форсквилис, не расскажешь ли, что тебе открылось?

Провидица кивнула. Все взгляды обратились на нее. Она осталась сидеть, но ее высокая строгая фигура привлекала все взгляды.

— Вы помните, как Грациллоний обратился ко мне с просьбой послать дух в широкий мир, — начала она. — Империя занята внутренней войной, наш флот ушел к западному побережью Арморики. Не грозит ли Ису или римским поселениям нападение варваров? Вот что он хотел узнать. С вашего одобрения, я согласилась. Мой дух отправился в полет через моря и земли. О том, что он видел и слышал, я докладывала только королю. Слушайте же…

Центурион все еще сомневался. Он верил в искренность королевы, но ведь в мире немало безумцев. Хотя до сих пор ее прозрения не обманывали…

Ради Рима он готов был использовать любое оружие. Грациллоний провел бессонную ночь, прежде чем решился поверить провидице.

А если Форсквилис в самом деле способна посылать свой дух в дальние края и понимать все, услышанное там, на каком бы языке оно ни говорилось, тогда и другие галликены, вероятно, обладают теми силами, что им приписывают…

А она спокойно рассказывала:

— Никто не умышляет против Иса. Арморикские римляне не намерены ввязываться в войну. Некоторые раздражены нашей демонстрацией силы, хотя флот вел себя деликатно: вежливый намек, а не угрозы. Но большинство обрадовалось достойному предлогу для сохранения нейтралитета. На отдаленных восточных границах зашевелились варвары, но это едва ли касается нас… Однако в Гибернии я нашла приготовления к новым войнам. Их вождь — король, великий король, — тот, что предводительствовал в прошлогоднем нападении на Британию, намерен воспользоваться гражданской войной в империи и учинить резню в устье Лигера — в ближайшие дни.

Она закончила рассказ. Сестры в молчании обдумывали ее слова.

Малдунилис пискнула:

— Ну и замечательно! Река Лигер далеко к югу от нас, верно? И скотты не станут приближаться к Ису?

Форсквилис кивнула.

— Они полны почтения к нам.

— Ты говоришь, это пиратский набег, а не вторжение, — сказала Ланарвилис. — Какое нам дело до того?

— Они собрали большие силы.

Грациллоний подхватил:

— Я опасаюсь вот чего: Порт Намнетский, лежащий чуть выше устья Лигеры, — жизненно важный порт для этой части мира. Если варвары захватят и разграбят его, пострадает не только морская торговля на побережье Галлии Лугдунской. Вся долина Лигера останется беззащитной.

Он пальцем рисовал в воздухе карту.

— Видите — Арморика и Ис отрезаны, а для Рима это серьезное кровопускание. Я прошу вас защитить своих детей и внуков!

— Или Максима? — с вызовом подсказала Фенналис. — К чему причинять вред людям, которые не желают нам зла?

— Но сами они несут страшное зло людям, которые ничем не обидели их, — огрызнулась Бодилис.

Квинипилис кивнула:

— Если лиса шастает в курятник, ее нужно убить, даже если пострадал пока только курятник соседа.

Бодилис рассмеялась.

— Не слишком возвышенная метафора, милая, но я согласна. Не могу поверить, что боги Иса не позволят нам встать на защиту самой цивилизации.

— Девятеро не могут… — Ланарвилис перебила сама себя. — Что ж, ты намеревался обсудить все с суффетами, Сореном и Ханноном…

— Я знаю, что должен получить их поддержку, — согласился Грациллоний. — Но нет смысла говорить с ними, пока вы не одобрите мой замысел.

Форсквилис вздрогнула.

— Мой странствующий дух чувствовал холодные ветры будущего, — прошептала она. Вслух же сказала: — Боги послали Ису вождя. Пусть ведет.

— Нам следует… дать ему шанс… на этот раз, — медленно выговорила Виндилис. Ее глаза горели темным огнем. Иннилис цеплялась за ее руку.

Фенналис передернула плечами.

— Я не стану спорить со всеми Сестрами. Хорошо. Может быть, вы и правы.

— Да скажет ли мне кто-нибудь, о чем речь? — взмолилась Малдунилис.

Грациллоний ответил ей — и остальным.

Странное событие произошло при отплытии Ниалла Мак-Эохайда из Эриу.

Там, где река Боанд встречается с морем, собрались его воины. Палатки, покрывавшие окрестные холмы, словно стаи диких гусей, были уже сняты. Оставшиеся от лагеря кострища вскоре должны были затянуться летней травой. Немало времени прошло после праздника Белтейн, пока закончились весенние работы, и войско собралось в поход. Фургоны и колесницы были подготовлены к обратному пути. Над отрядами реяли знамена и блестели наконечники копий. Карраки, готовые принять войско, стояли у берега, но несколько кораблей ждали на якоре в мелководье. Король Темира должен был первым вступить на борт.

Смолкли шум и крики. В воздухе висела пелена Дождя. Холодная морось несла в себе запахи земли и растений, животных, дымных костров и моря, раскинувшегося впереди.

Ниалл выступил вперед. В серой дымке ярко выделялись цвета его одеяния — желтая рубаха, пестрый килт, — а также золото ожерелья, блеск оружия и огненная грива распущенных волос. Щит на левой руке был выкрашен в цвет свежей крови.

Следом шел сын его, Бреккан, и стража в столь же ярких одеждах. По правую руку короля шагал поэт — Лэйдхенн Мак-Бархедо, по левую — верховный друид Нимайн Мак-Эйдо.

Короля ожидала саксонская галера — открытая по всей длине, не считая маленьких палуб на носу и на корме. На скамьях, ожидая гребцов, уже лежали весла. Паруса на рее были стянуты в тугой узел — до попутного ветра еще далеко. На вершине резного золоченого форштевня скалился череп римлянина. Черное судно рвалось в бой, натягивало якорный канат.

Ниалл уже подходил к кромке прибоя, когда из-за серой завесы дождя вылетел ворон. Его огромные крылья были подобны полуночной тьме. Он стрелой пронесся над войском, опустился на верхнюю кромку щита короля и взглянул ему прямо в лицо.

Тяжела была птица, но щит не дрогнул в руке короля, его поступь осталась твердой, и голубые глаза смело взглянули в черные самоцветы, горевшие над грозным клювом.

— Привет тебе, если ты — та, о ком я думаю! — негромко проговорил Ниалл.

Многоголосый стон прозвучал над войском. Бреккан вскрикнул и отшатнулся, но тут же овладел собой. Стражи нарушили строй, но голос командира вернул их по местам. Лэйдхенн невольно вскинул свой жезл поэта и на шаг отстал от Ниалла. Нимайн так стиснул посох, что побелели костяшки пальцев. Ниалл остановился у края воды.

— Я обещаю тебе много мертвых тел, — сказал он. — Но это, ты знаешь, я давал тебе всегда. Желаешь ли чего-либо еще?

Птица, не мигая, смотрела на него.

— Или ты принесла мне весть, милая? Я слушаю. Я всегда готов услышать тебя, и когда ты наконец призовешь меня к себе, я не замедлю.

Страшный клюв шевельнулся и легко коснулся лба человека. Птица взлетела и трижды описала круг над головой Бреккана Мак-Нелли. Потом черные крылья ворона скрылись во мгле.

Воины пали ниц, осеняя себя защитными знаками и шепча обеты. Ниалл и его товарищи стояли прямо. Король придержал копье локтем и положил ладонь на плечо сына. Помедлив, Нимайн тихо проговорил:

— Это чудо и предзнаменование. По-моему, сама Морригу…

— Она, как и Медб… оказала мне честь, — отозвался Ниалл. — Я помню рассказы о том, как она являлась воинам перед битвой.

— И что стало с теми воинами? — выкрикнул, стиснув кулаки, Бреккан. Его голос сорвался, но краска стыда тут же прихлынула к побледневшему лицу.

— Иные побеждали, иные гибли, — ответил мальчику Лэйдхенн, — но те битвы вошли в легенды.

Ниалл все смотрел на сына.

— Она отметила и тебя, — пробормотал он.

— Как избранника бессмертной славы, — предположил Лэйдхенн.

— Избранника Морригу, — еле слышно добавил Нимайн.

Ниалл встряхнулся.

— Довольно. Не стоит давать парням время на раздумья. Песню, поэт! Верни им мужество!

Лэйдхенн ударил в гонг, тронул струны арфы. Люди встрепенулись, ибо поэт владел невидимым царством, откуда исходили слова, способные потрясать и вдохновлять. Голос поэта разнесся над рядами воинов:

Ниалл высоко поднял копье. Его крик прокатился по холмам:

— Радуйтесь! С нами Морригу!

Вожди увидели, как их король вбежал в волны. Вода вспенилась вокруг его колен. Он одной рукой схватился за борт и вскочил на корабль. Там он подхватил лежавшего на носу рыжего петуха, мечом рассек путы, и птица забилась в его руке.

— Манандан Мак-Лери, коли позволишь Ты нам пройти по Твоему морю, мы принесем Тебе славу! — король бросил жертву на форштевень и ударом меча снес голову. На череп римлянина брызнула кровь.

— Вперед! — выкрикнул король. Отдельные выкрики слились в общий вопль. Засверкали мечи. Знаменосцы раскачивали древки, и штандарты развевались, словно под порывами урагана. Бреккан дрожал от волнения. Лэйдхенн и Нимайн поцеловали его в щеки и стояли, глядя вслед, пока он со стражами поднимался на корабль.

Каменный якорь втянули на борт, весла ударили о воду, и королевская галера вышла в море.

Остальные суда стаей двинулись следом. Величественное зрелище! Флот был не так уж велик, и кроме королевского судна, ни одно не было полно людьми. Они наполнятся на обратном пути — добычей и пленниками. Но множество каррак окружали корабли, как свора собак окружает коней на охоте. Низкие кожаные челны выдерживали от четырех человек до дюжины. На морской волне они плясали как поплавки, и пение гребцов заглушало плеск волн.

Руки, свободные от гребли, были заняты наведением порядка на борту. Ко времени, когда с этим было покончено, все были пьяны от морского соленого ветра. Никто не сомневался более, что Ворон — чудесное видение, явление которого предвещает гибель врагов, богатую добычу и славу. Бреккан был сам не свой, и Вайл Мак-Карбри, шкипер королевского судна, освободил его от вахты, велев не путаться под ногами.

В первые дни пути по правому борту виднелись берега Эриу. К вечеру суда, если была возможность, причаливали к берегу, и люди разбивали лагерь. Сильный отряд мог не опасаться нападения лагини, тем более что те должны были видеть — корабли мирно отплывут на рассвете. Только ветер, туман и скалы могли помешать порой подойти к берегу. После того как суда пересекут пролив в самом узком месте, они собирались таким же образом держаться близ берегов Альбы — более или менее. Ибо в стране римлян нелегко найти место для безопасной стоянки.

На юго-западной оконечности Думнонии предстояло, если не подействуют заклинания, дожидаться попутного ветра. Дальше придется держаться в открытом море, подальше от Арморики и колдуний Иса, до самого устья Лигера. Если Манандан не пошлет ветра, придется грести посменно всю дорогу, но это не худшее, что их ожидает. Вот если тучи закроют небо, они, как шутил Ниалл, могут оказаться прямо у Тир-инан-Ок-или в желудках акул и чаек.

План вполне осуществим, добавил король. Арморикские рыбаки нередко заходили и дальше в море. Да и торговые суда, и пираты, случалось, по нескольку дней не видели берегов. И разве их милезийские предки не приплыли из самой Иберии?

Путь был не слишком труден — только-только, чтобы не позволить людям разлениться, — до первой ночи, после того как оставили позади Думнонию и вышли в океан.

Небо было чистым, полная луна — яркой, и кораблям не было нужды сбиваться в кучу, чтобы не терять друг друга из виду. Долгожданный попутный ветер дал отдых гребцам. На кораблях, бежавших вместе с ветром, почти не ощущались его холодные порывы. Мягко плескались волны, пена блестела серебром на обсидиане ночного моря. Корабли раскачивались, бормоча негромкую песенку скрипучего дерева и уключин.

Ниалл отстоял вахту впередсмотрящего и ждал смены. Прежде чем улечься спать рядом с командой, он на минуту задержался, кутаясь в плащ, на передней палубе.

Флот скользил по волнам стаей дельфинов. Глазницы добытого в бою черепа смотрели в сторону Рима.

Краем глаза Ниалл заметил какое-то движение и вскинул голову. Беззвучно взмахнули широкие крылья. Сова… в море?

Птица описала круг и скрылась на востоке. Ниалл ничего не сказал сменщику. В ту ночь сон короля был тревожен.

С утра Эпилл вывел легионеров по Редонской дороге на дальний берег мыса Ванис — все тридцать два солдата. Грациллоний отпустил дворцовую стражу, заметив, что и сам не собирается сидеть во дворце. После вынужденного отсутствия во время полнолуния у него накопилось множество дел в городе и в войсках.

Римляне бодро топали по дороге. Стоял ясный нежаркий день. Солнце блестело на доспехах. Несколько ленивых облачков плыло по небу, неторопливо, как пчелы над лугом. Каменистый мыс зарос яркой зеленой травой. Море в узком проливе между скалами и стеной Иса пенилось и гудело, но открытая вода сияла лазурью.

Далеко-далеко темнела полоска-остров Сен. Маяк на мысу Рах, отбившийся от семьи городских башен, словно тянулся в своем одиночестве к острову Девятерых.

Там, где дорога сворачивала к востоку, Эпилл выкрикнул:

— Стой!

И повернулся лицом к колонне.

— Вы все гадаете, в чем дело. Я и сам узнал только вчера, от центуриона. Предстоят небольшие учения, ребята. Маленькая военная игра. Вот почему я приказал всем взять жезлы. А там, может, и для мечей найдется работа.

— Что? — удивился Админий. — Ожидается нападение? А я вчера ходил к девкам и встретил парня из Кондат Редонум — так он говорил, Максим уже далеко на юге и гонит противника почем зря.

Эпилл сплюнул сквозь зубы и попал в невысокую стену сухой кладки, длиной около десяти футов. Неподалеку виднелась еще пара подобных строений. Они казались уже такими же древними, как каменные пастушьи хижины в форме ульев.

— Это не против римских частей построено, — сказал командир, — так на что они нужны, эти стенки? А для того, чтобы прикрывать лучников и пращников против высадки с моря. Ваше дело на сегодня — запомнить, и хорошенько запомнить, — где насажены лилии. — Так римляне называли ямы-ловушки, выкопанные на мысу исанскими рабочими. — Никто не хочет сесть задницей на кол, а?

— Саксы! — догадался Будик.

Кинан покачал головой.

— Этих бродяг поблизости не видно. Рыбаки бы знали. Я сам говорил с Маэлохом — помнишь Маэлоха, Админий? Мы с ним вроде как подружились…

— Сошлись характерами, — щербато ухмыльнулся парень из Лондиния. — Вам, поди, есть о чем поболтать. Еще не решили — кому трудней угодить — Лиру или Нодену?

— Молчать! — рявкнул Эпилл. Он пошире расставил ноги, упер руки в бока и обвел своих людей строгим взглядом. — Слушайте, крикливые ослы. Дважды повторять не стану. Если у кого есть глупые вопросы — задавайте сейчас. Потом каждый такой вопрос будет стоить вам часа муштры. Ясно? Ну так вот. Может, кто из вас отрывался на минутку от пивной кружки и заметил, какую оборону организовал наш центурион. С суши к городу не подойдет ни один варвар, это точно, но центурион не намерен позволять им еще и причаливать тут в округе и грабить окрестности. Не то нас ждет голодная зима. В ваши тупые головы не приходила такая мысль?

Теперь все глаза смотрели на него, и Эпилл заговорил мягче.

— Да, наш центурион — голова! Я сам только вчера это по-настоящему понял. Подберись, ребята. Тут есть что послушать. Как-то — а как, он не говорит — центурион прознал, что в море вышли корабли скоттов. Они идут к устью Лигера, чтобы разграбить и опустошить тамошние земли. А гарнизон оттуда выведен по случаю войны. Грациллоний и решил, что не позволит им резвиться за спиной Максима Августа, — Эпилл глубоко вздохнул и понизил голос до шепота. — Так вот, не спрашивайте, откуда, но он знает, что вот с этого ясного неба скоро грянет буря, вынесет скоттов на рифы у Иса и перетопит!

Он сделал паузу, позволив слушателям обменяться изумленными взглядами, потрогать обереги и наскоро пробормотать молитвы. Выждав достаточно, продолжал с ухмылкой:

— Спокойно. Вам, коль вы не скотты, бояться нечего. Думаю, с прошлого лета никто в нашем Втором Августа не пылает особой любовью к этим диким охотникам за головами. Наше дело — позаботиться о них. Не все корабли разобьются. Кое-кто доберется до берега. Если дать им уйти, у нас под боком останется опасная шайка. Перерезав их, едва они выберутся из воды, мы не только спасем себя от лишних хлопот, но и окажем пребольшую услугу Риму. Тот скотт, который наколется здесь на копье, уже не будет разбойничать впредь.

Кинан кашлянул.

— Вопрос.

Эпилл кивнул, и парень, обернувшись, махнул рукой в сторону мыса Рах.

— Я говорил, что подружился с одним капитаном из рыбаков. Он с семьей живет в крошечном селении под южным утесом. Местечко зовется Пристанью Скоттов, и не зря. Там, кроме Иса, единственное подходящее место для высадки, и в старину, случалось, причаливали пираты.

— Так это когда было! — возразил Админий.