Ей только-только исполнилось двадцать два года, и она, полная жизни и надежд, покинула колледж, решив посвятить каникулы завоеванию мира.
      Колин Фрэйзер тоже проводил каникулы на мысе Код — там, где этим летом она выставляла напоказ больше, чем было необходимо.
      В их отношениях не было долгой прелюдии, просто он и Джуди Сандерс, так ее звали, некоторое время присматривались друг к другу.
      — Знаете, — сказал он однажды в полдень на взморье, — меня зовут Холостяк.
      Он сидел, пропуская песок сквозь пальцы. В обе стороны тянулся бесконечный пляж, на раскаленный добела песок лениво накатывали волны, а над головой шумел бриз.
      — Я сказал что-то не так? — спросил он. — Я имел в виду, что я профессиональный холостяк.
      Она засмеялась и, тряхнув длинными волосами, отбросила их назад:
      — Я хочу еще немного пожить под именем Сандерс, — объяснила она.
      — Да-да, конечно. Мы с вами родственные души, вот кто мы такие. — Он сказал это, так как и сам не прочь был еще некоторое время оставаться холостяком.
      Потом она вернулась в Нью-Йорк и устроилась в театр — дублировала роли, подменяла актрисулек. Фрэйзер с сожалением вернулся в Бостон. Он потерял бы работу, если бы слишком часто отлучался, и поэтому виделся с Джуди всего раз в неделю.
      Весной она добилась определенного успеха, у нее, несомненно, был талант, и каждому доставляло удовольствие смотреть на кареглазую блондинку. Его еженедельные признания стали иногда находить отклик, и он надеялся, что еще месяц-два постоянной осады — и можно закончить кампанию. Фрэйзер взял отпуск на работе и перебрался в Нью-Йорк, у него скопилось достаточно денег, чтобы открыть собственную фирму. Теперь он был сам себе босс — инженер-консультант, специализирующийся на математическом анализе.
      Сняв меблированную комнату в Бруклине, Колин проводил там свой досуг, как он это называл, изучая несколько специальных курсов математики, присланных ему из Колумбийского университета. У него было множество друзей, занимавшихся самыми различными делами и имевших самые разнообразные профессии. Кроме Джуди он часто видел физика Суорски, который развлекал приятелей тем, что мог думать о работе во время самого серьезного разговора. Это был счастливый период в жизни Колина Фрэйзера.
      Но и тогда его постоянно подтачивала какая-то нотка неуверенности. Дело в том, что у Фрэйзера был более удачливый соперник, а сам он не мог оценить себя по достоинству — высокий гигант двадцати восьми лет с темным заостренным лицом, хотя и в вечно помятой одежде. Но Джуди рассмотрела его лучше, чем кто бы то ни было, и серьезно размышляла над предложением Колина, что не мешало ей встречаться не только с ним.
      Часто, когда он просил ее провести вечер вместе, она отвечала:
      — Извини, Колин, но я уже обещала сегодняшний вечер. — И со смешком добавляла: Можешь не беспокоиться, это всего лишь Мэтью Снайдер.
      — Хм… промышленник?
      — Да. Он уже сделал мне предложение, но получил твердый отказ. Не думаю, что стоит ревновать меня, милый. Спи.
      Когда такое повторилось в очередной раз, Фрэйзер, положив телефонную трубку, задумался без всякого самообольщения. Снайдер был миллионером, ему перевалило за шестьдесят, вдовец, до глупости разговорчив. Фрэйзер спустился вниз, в квартиру Суорски, и провел вечер за игрой в шахматы.
 
      Это случилось в начале мая, когда весна одевает мир в зеленый наряд. Позвонила Джуди.
      — Эй, — сказала она, затаив дыхание, — ты занят сегодня вечером?
      — Я буду свободен, если ты опять станешь такой, как я хочу, — ответил Колин.
      — Посмотрим. Главное, чтобы ты совсем не изменился.
      — Хм-м-м, — вздохнул он в трубку. — Я бол…
      — О, оставь это, Холостяк. Буду ждать тебя в «Прихожей Дикси» в семь. О'кей?
      Она послала ему воздушный поцелуй и отключилась раньше, чем он смог затеять спор. Колин вздохнул и пожал плечами: почему бы и нет, если она хочет?
 
      Они сидели в маленьком венгерском ресторанчике, и пара приплясывающих между столиками музыкантов играла, как им казалось, специально для них.
      — Ты что, получаешь теперь премии?
      — Нет, — засмеялась она, склонившись над своим бокалом.
      — Я надеюсь, что ты бросишь эту работу перед тем, как мы поженимся.
      — Забавно, — сказала она, задумавшись. — Тебя не интересует, то что надо. Ты ведь знаешь, что я иногда провожу вечера с этим Снайдером! Хотя… если меня что-нибудь и подтолкнет перейти в твои руки, так это только его политические поучения.
      — Хорошо, прославим демократию и республиканскую партию! — он протянул к ней руку, Джуди не уклонилась, но немножко нахмурилась.
      — Колин, я хочу немного пожить свободной, прежде чем выйду замуж, немножко посмотреть на мир, в том числе на театральный, до того, как перейти в собственность супруга. Может быть, я без всего этого никогда не смогу обойтись, но, во всяком случае, тебя я люблю.
      Она сделала маленький глоток и поставила бокал, водя пальцем по стеклянной поверхности.
      — Хочешь, расскажу тебе историю этого флирта?.. Недавно я наконец послала к черту Мэтью Снайдера, хотя и сделала это очень мило. Но несколько дней назад он пригласил меня на ленч — уговаривал, умолял. В общем, я согласилась. С нами был и его приятель, психиатр, который занимается интересными вещами… Как ты считаешь — я сумасшедшая? Ну хоть немного? Ага, колеблешься… Во всяком случае, этот психиатр исследует различные типы мозга людей, и он сказал, что возможно у меня и у Снайдера они разные. Короче, я встречалась с ним три раза, и каждый раз он просил меня пробежаться по два часа каждый раз, на этом я заработала сотню долларов.
      — Хм, — сказал Фрэйзер, — не слышал о научных исследованиях в этой области, да еще чтобы за работу платили такие деньги. Кто этот маг-ученый?
      — Его имя Кеннеди… О боже, мне же ничего не полагалось говорить, они хотят взбудоражить весь мир каким-то сюрпризом или открытием! А впрочем, ты другое дело, Колин, тем более, что меня так и распирает рассказать об этой конторе каждому.
      — Обязательно, — ответил он. — Ты уже была в «конторе»?
      — Да, первый раз я была там вчера. Весьма своеобразное место для научных исследований. Кеннеди снял большой номер люкс в классном районе — на Пятой авеню. Прекрасный офис. Они называют себя «Чувства Инкорпорейтид».
      — Хм. Почему научно-исследовательская группа взяла такое странное название? Ну ладно, рассказывай дальше.
      — О, не так уж много можно рассказать. Кеннеди, очень любезный, провел меня в лабораторию. Там было битком набито циферблатов, счетчиков, датчиков, мигающих лампочек и ка… ну, как это называется? Такие штуки, которые дают бегущие картинки.
      — Осциллографы. Ты ничего не смыслишь в науке, дорогая.
      Она усмехнулась.
      — Но я знаю одного ученого, который похож… Никаких возражений! Во всяком случае, Кеннеди посадил меня на стул, обернул вокруг моих запястий и лодыжек ленты с какой-то горячей массой и водрузил над моей головой большую вещь, похожую на прекрасный чепец. Затем он поскрипел циферблатами, будто исполнял гаммы, а потом начал произносить слова и показывать картинки. Некоторые были очень приятные, другие безобразные, третьи забавные, а на какие-то было тошно смотреть… Так продолжалось пару часов, а потом он дал мне чек в сотню долларов и велел прийти завтра.
      — Хм, — сказал Фрэйзер, потерев подбородок. — По-видимому, он снимал электрические импульсы, соответствующие удовольствию и неприязни. — Не думаю, что кто-нибудь может получить точную осциллограмму.
      — Хватит, — решила Джуди. — Я просто рассказала почему мы празднуем. Пойдем танцевать. Кажется, оркестр наконец настроился.
      Они провели прекрасный вечер. Позже Фрэйзер долго не мог заснуть, радость лишила его сна, да и вообще он рассматривал сон как бесплодную трату времени. Страшно подумать: если жить, например, девяносто лет, то тридцать из них уйдет на сон!
 
      Джуди была занята следующую пару вечеров, и Фрэйзер чувствовал себя одиноким, обедая с Суорски. В конце недели он вновь позвонил ей:
      — Хэлло! Как дела? Я направляюсь в Чарльз Адамс Сингс.
      — А, Колин… — Ее голос был тих и дрожал.
      — Послушай, я купил два билета в Г.М.С. Пинефо . Одевай свой собственный передник и встречай меня.
      — Колин… Мне очень жаль, Колин, но я не могу.
      — Как? — Он почувствовал в ее голосе необычные нотки и не смог подавить раздражения. — Ты не устала от гулянок?
      — Колин, я… я выхожу замуж.
      — Что?
      — Да. Я люблю теперь, по-настоящему люблю. Я выхожу замуж через пару месяцев.
      — Но… Но…
      — Я не хотела обидеть тебя. — Она заплакала. — Это Мэтью. — Всхлип. — Мэтью Снайдер.
      Он долго молчал, так что она спросила, не разъединили ли их.
      — Нет, — ответил он. — Значит, я вышел из моды. — Он упрямо тряхнул головой. — Я должен увидеться с тобой. Нам надо поговорить.
      — Я не могу.
      — Если ты уверена, что выходишь замуж, так какого черта ты не можешь со мной встретиться? — сказал он грубо.
 
      Они встретились в тишине маленького бара, который часто служил им местом для свиданий. Колин заказывал мартини, а Джуди смотрела на него испуганными глазами.
      — Не нервничай, — сказал он, когда заказ был готов. — Говори, что случилось.
      — Я… — Голос не повиновался ей. — Ничего не случилось… Просто я вдруг поняла, что люблю Матта. Вот и все.
      — Снайдер! — он выплюнул это слово, как проклятье. — Помнишь, что ты говорила недавно?
      — Тогда я чувствовала другое, — прошептала она. — Он прекрасный мужчина, вам всем этого не понять. Хотя, если ты познакомишься с ним…
      «И богатый!» — он сдержался, не сказал этого, только подумал, а вслух спросил:
      — Что же в нем такого прекрасного?
      — Он…
      Внезапно ее лицо вспыхнуло восхищением. Фрэйзеру был знаком этот взгляд: раньше он предназначался ему.
      — Давай, — сказал он мрачно, — перечисли его достоинства. Достоинства мистера Снайдера. Перечисли. Он учтив, культурен, интеллигентен, молод, красив, забавен… Черт возьми! Почему, Джуди?
      — Не знаю, — сказала она высоким громким голосом. — Только я люблю его, вот и все. — Она перегнулась через стол и погладила щеку Фрэйзера. — Но все же я немножко люблю и тебя, Колин… Найди себе другую девушку и будь счастлив.
      Его рот сжался в прямую линию.
      — Очень странно, — заявил он. — Это шантаж?
      — Нет! — она вскочила, вспыхнув от его слов, ее бокал опрокинулся, залив платье. — Он случайно оказался человеком, которого я люблю. Этого должно быть достаточно для вас, мистер Фрэйзер. Всего хорошего!
      Он сидел, наблюдая как Джуди уходит, потом поднял свой бокал и залпом проглотил содержимое. И тут же заказал еще.

      Джон Мартинез попал в Нью-Йорк из Пуэрто-Рико, когда еще был мальчиком, и с тех пор приобрел немалый жизненный опыт. Фрэйзер познакомился с ним в армии, и они, оказавшись по душе друг другу, время от времени встречались. Мартинез служил в частной оптической фирме и был там на хорошем счету, и чтобы увидеть его, Фрэйзер часто заходил к нему на прием.
      — Ха, Колин, — приветствовал его Мартинез, пожимая руку. Он был маленьким смуглым человечком с большим носом и черными бусинками глаз, и видом, и повадками напоминающий крошечную мышку. — Ты сегодня похож на дьявола.
      — Я и сам чувствую это, — хмуро подтвердил Колин, обрушиваясь на стул. — Три дня беспробудного пьянства не проходят бесследно.
      — У тебя неприятности? Сигару? — Мартинез протянул коробку. — Девочка-подружка испарилась?
      — Да. Именно так. Из-за этого я и хотел увидеть тебя.
      — Здесь не клуб для душевно одиноких, — заметил Мартинез. — И, повторяю, пьянствовать в одиночестве — не самое мудрое решение.
      — Позволь мне рассказать, — сказал Фрэйзер, устало протирая глаза. История не заняла слишком много времени.
      — Хорошо, — сказал Мартинез, когда Фрэйзер закончил. — Она оказалась плохой, как и многие другие представительницы ее пола. Ну так что же? В Нью-Йорке больше прекрасных женщин на квадратный дюйм, чем в любом другом городе, исключая Париж. Не останавливайся на этом. Если хочешь, я дам тебе один хорошенький телефон…
      — Ты не понимаешь! — воскликнул Фрэйзер. — Я хочу разобраться. Хочу понять, почему она так поступила.
      — Что тут странного? — пожал плечами Мартинез. — Снайдер богатый и могущественный человек. Разве этого что недостаточно?
      — Нет, — сказал Фрэйзер, пытаясь разозлиться. — Джуди не увлекается политикой и один выдающийся профсоюзный лидер, известный своей консервативностью, не мог так повлиять на нее. Согласен, что мой рассказ был несколько сумбурным, но факт тот, что ни против него, ни против его друга Кеннеди нельзя выдвинуть ничего реального.
      — Ладно, подкину тебе это одно из подозрительных направлений. Если постараться, можно отыскать нескольких богатых парней, которые совершенно внезапно сделались женихами желанных дам, у которых прежде встречали отказ. Насколько я знаю, каждый из них был клиентом Кеннеди.
      — Гм, — Фрэйзер толчком выпрямился на стуле.
      — Это факт. У меня есть один знакомый лифтер, который после соответствующего вознаграждения вспомнил, что видел кое-кого из них заходящими в контору Кеннеди.
      — Незадолго до их впадения в любовь?
      — Именно, если называть это «впадением». Хотя на все сто не могу поручиться: ты ведь знаешь, как плохо люди помнят даты. Но все возможно.
      Фрэйзер поднял голову.
      — Что-то не верится, — сказал он. — Слишком похоже на мелодраму.
      — Я знаю кое-что о гипнозе, Колин… Так что ты намерен предпринять в связи с этой девушкой?
      Фрэйзер достал свою трубку и набил ее табаком.
      — Пожалуй, — сказал он, раскуривая трубку, — пойду поговорю с этим доктором Робертом Кеннеди.
      — Будь спокоен, мальчик, — засмеялся Мартинез. — Я тоже начитался множества сверхъестественных историй и могу предсказать: тебя просто выкинут оттуда.
      Фрэйзер попытался улыбнуться, но не смог: Джуди не отвечала и не писала ему больше.
      — Что ж, — сказал он, — надо проверить, насколько ты прав.
 
      Лифт доставил Фрэйзера на девятнадцатый этаж. В холле было четыре двери. Подойдя к ближайшей, он увидел табличку, извещающую, что внутри находится издательская фирма «Орел». На других дверях висели таблички: «Фрэнк и Дэйли — маклеры», «Рекламное обслуживающее агентство» и «Чувства Инкорпорейтид». Шагнув вперед, он оказался в отделанной дубовыми панелями приемной. Справа, за перилами, стояли два стола, и за одним склонилась над бумагами хорошенькая девушка, а за другим двое крепких мужчин читали журналы.
      Хорошенькая девушка, очевидно секретарь, посмотрела на Фрэйзера и профессионально улыбнулась:
      — Да, сэр?
      — Я хочу видеть доктора Кеннеди, — сказал он, пытаясь придать голосу твердость.
      — Вам назначено, сэр?
      — Нет, но это очень важно.
      — Сожалею, сэр, доктор Кеннеди крайне занят и не может уделять время каждому желающему, он и вообще никого не принимает, за исключением своих постоянных пациентов.
      — Посмотрим. Не могли бы вы передать ему записку?
      — Пожалуйста.
      Фрэйзер быстро набросал текст: «Я должен вас увидеть по поводу мисс Джуди Сандерс. Это очень важно!»
      Секретарша, взяв записку, удалилась и почти сразу вернулась:
      — Доктор Кеннеди может уделить вам пару минут, сэр, — сказала она. — Пройдите.
      — Благодарю.
      Фрэйзер перевел дыхание, как перед прыжком в воду. Двое мужчин внимательно наблюдали за ним, отложив журналы в сторону.
      За дверью оказалась большая красивая меблированная комната, из которой дверь вела в лабораторию. Кеннеди оторвал взгляд от каких-то бумаг и встал, протянув руку. Это был человек среднего роста; густые седые волосы, зачесанные назад, обрамляли скучное лицо, полускрытое толстыми стеклами очков.
      — Прошу, — прозвучал глубокий и приятный голос. — Чем могу служить?
      — Мое имя Колин Фрэйзер, — сказал Фрэйзер, садясь и принимая сигарету из протянутой пачки. — Я хорошо знаком с мисс Сандерс и пришел сюда потому, что вы, обследуя ее, сделали несколько осциллограмм.
      — В самом деле?
      Кеннеди выглядел рассерженным, и Фрэйзер вспомнил, что Джуди просила его никому не говорить об этом.
      — Я не уверен, что все записал в регистрационную книгу, — сказал раздраженно доктор.
      — Посмотрите, — сказал Фрэйзер. — Записи должны отражать изменения, происшедшие недавно с мисс Сандерс. По-моему, психология достаточно точная наука, и столь резкая перемена не могла произойти за одну ночь без всякой причины. Я хотел бы проконсультироваться с вами.
      — Я не психолог, — холодно ответил Кеннеди. — А теперь, прошу прощения, меня, ждут дела.
      — Хорошо. — В голосе Фрэйзера не было никакой угрозы, только усталость. — Если вы настаиваете, я подниму эту грязь. Такие внезапные перемены означают, что она психически неуравновешенна. Но я знаю, что раньше она была совершенно нормальной. Нарушения произошли после того, как она попала в вашу контору, после ваших экспериментов, повредивших ее разум. Это принесет вам славу плохого практика.
      Кеннеди покраснел.
      — Я психиатр с лицензией, — сказал он, — и другой доктор может подтвердить, что мисс Сандерс в своем уме. Если начнете расследование, вы только зря потратите время и повредите своей репутации. Сандерс даст показания, что ей не было причинено ни малейшего ущерба, не было принуждений, так что вывод можете сделать сами. Лучше не вмешивайтесь не в свое дело. Всего хорошего.
      — Так-так, — ухмыльнулся Фрэйзер. — Но все же она была здесь!
      Кеннеди нажал кнопку — на пороге выросли две фигуры.
      — Покажите этому джентльмену выход, пожалуйста, — сказал Кеннеди.
      Фрэйзер подумал, не подраться ли, но, решив, что это бессмысленно, спокойно прошел между двумя мужчинами — теми самыми, что читали в приемной журналы. Выйдя на улицу, он почувствовал себя так, будто получил хорошую встряску, и понял, что сильно нуждается в выпивке.
 
      Фрэйзер спросил:
      — Джим, ты когда-нибудь читал Трилси?
      Круглое веснушчатое лицо Суорски с уважением повернулось к нему.
      — Много лет назад, — ответил он. — Ты это к чему?
      — Скажи мне одну вещь: возможно ли, хотя бы теоретически, сделать то, что сделал Свентали? Изменить эмоциональные состояния — такие, как любовь?
      — Фрэйзер щелкнул пальцами.
      — Не знаю, — ответил Суорски. — Секты мутантов, порожденных ядерными процессами, — это выше моей компетенции. Но в принципе… Что ж, когда-нибудь в далеком будущем такое может случиться… Однако это достаточно отдаленный проект, хотя мы знаем природу разума и в настоящее время.
      Джима переполняло сочувствие.
      — Я знаю, как тяжело быть обманутым, — продолжал он, — но не трави душу, выброси это из головы!
      — Не могу. Я не могу отнести эту историю к ряду обычных любовных приключений, — тихо ответил Фрэйзер. — Дай-ка я расскажу тебе все…
      Суорски кивнул головой.
      — Это может быть сумасшедшей мыслью, — пробормотал он, выслушав всю историю до конца. — Я бы бросил это дело, если бы был на твоем месте.
      — Ты знал старого компаньона Кеннеди? Гавотти из Чикаго?
      — Уверен, что встречал его когда-то. Приятное старое пугало, неземной мечтатель, полностью погружен в свою работу. Он был талантливым кибернетиком, заинтересовался психиатрией с точки зрения физика. Что из того?
      — Не знаю, — сказал Фрэйзер. — Точно я ничего не знаю. Но отнесись с пониманием и помоги мне, Джим. Джуди наотрез отказалась видеть меня. Ты же ей нравишься. Под каким-нибудь предлогом пригласи ее на обед. Настаивай, чтобы она пришла, уговори ее, а потом ты или твоя жена попробуйте вытянуть из нее какие-нибудь подробности, только так, чтобы она ни о чем не догадалась, ничего за этим не почувствовала…
      — Мое имя Суорски, а не Холмс. Но я сделаю, что смогу, если ты обещаешь мне выкинуть из головы свою глупую идею-фикс. Ты выглядишь так, словно тебя все время сжимают тисками.
 
      «Истина в вине»… К концу вечера Джуди говорила свободно и уже не чувствовала себя скованной.
      — Мне все-таки чем-то нравится Колин, — сказала она. — Он так умеет обнимать! Отличный парень… Только Матт… Просто не знаю… Колин не обладает и половиной достоинств Матта, хотя, правда, Матт тоже по природе холостяк. Я немного испугана тем, что придется пользоваться его материальными благами. Все время испытываешь головокружение, находясь в окружении таких вещей, какие есть у него, так и тянет куда-нибудь сбежать.
      — У Колина навязчивая идея, — осторожно вставил Суорски.
      — Он считает, что Кеннеди загипнотизировал тебя, чтобы ты влюбилась в Снайдера. Я говорил ему, что это невозможно, но он настаивает.
      — О, нет, нет, нет, — сказала она очень пылко. — Это не так. Я расскажу вам, как было. Они два раза проверили мои эмоции — оказывается, после длительных физических тренировок, таких как бег, граница между ними притупляется, но никогда не стирается. А в третий раз Кеннеди положил меня под гипнотизатор — так он называл эту машину. Я уснула и проснулась через три часа, и он отпустил меня домой. Я чувствовала себя хорошо, была счастлива, во всем видела что-то возвышенное, а потом постепенно поняла, что люблю мистера Снайдера, поняла, что значит для меня Матт. Я позвонила ему в тот вечер, и он сказал, что машина Кеннеди ускоряет работу человеческого мозга на короткое время. Я и сама чувствовала, что соображаю гораздо лучше, чем обычно. Сделал ли что-то Кеннеди — я не знаю, но мне все это кажется достаточно забавным и оригинальным. Когда вы с ним познакомитесь, то поймете, что он похож на… Он почти Бог — сильный, мудрый, хороший. Он…
      Ее голос был едва слышен. Она сидела, бессмысленно уставясь на стакан.
      — Знаете, — нахмурился Суорски, — после всего, что вы тут сказали, мне кажется, Колин прав.
      — Не говорите так! — Она вскочила и влепила ему пощечину. — Кеннеди хороший! Все вы дряни, сидите тут говорите гадости за его спиной, а на самом деле мизинца его не стоите и…
      Она вылетела из комнаты, оставив хозяев несколько ошеломленными.
      Суорски рассказал об этом Фрэйзеру.
      — Удивительно. — Он пожал плечами. — Ее ярость не кажется естественной, я начинаю соглашаться с твоими выводами. Но что можно сделать? Полиция?
      — Я пытался, — скучно сказал Фрэйзер. — Они смеялись. Когда я пытался настаивать, меня чуть было не упекли в тюрьму. Но самое неприятное — никто из тех, кто знаком с машиной Кеннеди, не согласится дать против него никаких показаний. Он сделал так, что они поклоняются ему.
      — Так ты дойдешь до безумия. Это всего лишь гипотеза. Я отказываюсь верить в твои предположения, пока не найдется несколько вещественных доказательств. Что ты намерен предпринять?
      — Ладно, — сказал Фрэйзер без всякого выражения. — У меня есть несколько тысяч сбереженных долларов и я помогу Джуди. Слышал басню о льве? Он был сильнее медведя, тигра и носорога, но маленький комар, напав, победил его. — Колин встал. — Пока! Надо торопиться. До свадьбы всего шесть недель.

      Ему постоянно досаждали мерзкие тени, ведущие гнусные разговоры, мешающие работать и думать, где бы он ни находился, они радовались ударам судьбы и наваливались тяжестью после спиртного, они громко шептались каждый вечер и мешали спать, и нельзя было вызвать полицию и пожаловаться на них, потому что тогда его точно упрятали бы в психушку.
      Фрэйзер сидел в своей комнате уже недели две и как раз дошел до такого состояния. Однажды, когда он пытался сосредоточиться на очередной математической матрице, зазвонил телефон. Фрэйзер равнодушно подошел и поднял трубку. Трезвый голос логики подсказывал, что это не могла быть Джуди, как бы в глубине души он ни надеялся. В трубке раздался мужской голос:
      — Мистер Фрэйзер?
      — Да, — проворчал он. — Чем обязан?
      — Это Роберт Кеннеди. Я хочу поговорить с вами.
      Фрэйзеру показалось, что его сердце вот-вот выпрыгнет, но он ничем не проявил своего состояния.
      — Давайте, говорите.
      — Мне бы хотелось, чтобы бы вы пришли ко мне домой. Быть может, разговор будет долгим.
      — М-м-м-м… — Результат превосходил самые смелые ожидания Колина, но он оставался резок. — О'кей. Но учтите, что я во всех подробностях рассказал об этом деле нескольким людям. Если со мной что-нибудь случится…
      — Вы пускаете слишком много пыли в глаза, — буркнул Кеннеди. — Ничего не случится. Во всяком случае, вы неправильно поняли, кто были те двое. Это всего лишь два детектива, которых я нанял.
      — Я приду, — сказал Фрэйзер и опустил трубку, внезапно поняв, что взмок от напряжения.
 
      Ночной воздух обдал его холодом, когда он выскочил на улицу, и отрезвил голову. Он остановился, на секунду ощутив город огромной безликой машиной, перемалывающей человеческие судьбы, и подумал, что если человек постоянно находится в поле чьего-нибудь зрения, это дает ему какое-то чувство надежности, но иногда, оторвавшись мыслями от привычных дел и остановившись на мгновение, он испытывает беспомощность и одиночество.
      Он нашел адрес Кеннеди и добрался до тихой и уютной Пятидесятой.
      — Полагаю, вы со своей навязчивой идеей притащили с собой оружие, на всякий случай, — встретил его Кеннеди. — Это может когда-нибудь принести вам неприятности.
      — Нет, — ответил Фрэйзер. — Неприятностей не будет.
      Его взгляд обежал комнату. Одну стену целиком занимали книги, показавшиеся Фрэйзеру бесполезными. Мебель, хотя и огромных размеров, была расставлена со вкусом. Он посмотрел более внимательно на три портрета, висящие над камином: в центре пожилая женщина и два юноши по бокам.
      — Моя жена, — сказал Кеннеди, — и мои мальчики. Они все умерли. Хотите выпить?
      — Нет. Я пришел поговорить.
      — Что вы так боитесь? Я не сатана, — сказал Кеннеди, — я люблю книги и музыку, хорошее вино и хороший разговор. Я человек, как и вы, только у меня есть цель.
      Фрэйзер сел и стал набивать свою трубку:
      — Да-да, продолжайте, я слушаю.
      Кеннеди поставил свой стул прямо перед Фрэйзером и жестко взглянул на него, прищурив глаза за стеклами очков:
      — Почему вы досаждаете мне?
      — Я? — Фрэйзер удивленно поднял брови.
      Кеннеди сделал нетерпеливое движение.
      — Давайте не будем играть словами. Здесь нет свидетелей. Я хочу говорить правду и хочу, чтобы вы сделали то же самое. Мне известно: вы достаточно убедили Мартинеза помочь вам в этом дурацком расследовании. Что вы хотите?
      — Я хочу вернуть себе свою девушку, — сказал Фрэйзер. — Надеюсь, моя нелестная оценка…
      Кеннеди вздрогнул.
      — Знаете, я сожалею. Это один из аспектов моей работы, который мне ненавистен. Мне не нравится, когда говорят, будто я не слишком учен. Меня вполне удовлетворяют скромные желания моих клиентов, и я рад, что могу сделать их счастливыми. Не скрою, некоторые женщины действительно были, пусть и незначительной, но частью моей работы.
      — Ваше детище способно делать ужасные вещи!
      — Что за ужасы вы себе вообразили? Эти девушки любят — нормальное, искреннее чувство. Они не превратились в разновидность зомби благодаря какому-то сверхъестественному вмешательству, как вы трезвоните повсюду, — нет, они совершенно нормальны, им не причинен вред, и они счастливы. Фактически счастье такая редкая вещь в нашем мире, что я хочу и я могу стать для них благодетелем.
      — Вы сделали машину, — сказал Фрэйзер, — которая изменяет разум. На такой срок, в каком вы заинтересованы. Вы так же грубо нарушаете права свободы личности, как те, что сажают людей в концентрационные лагеря.
      — О какой свободе вы говорите? Вы рождаетесь с определенной наследственностью. Окружающая обстановка лепит вас, как глину. Вы думаете в точности так, как научили вас учителя. Миллионы крошечных факторов, подсунутые по воле случая, целиком зависящие от неопределенной случайности, влияют на решающий фактор, каким, бесспорно, является ваша жизнь, включая вашу любовь… Ладно, не будем тратить время на философские рассуждения. Ответьте на некоторые вопросы. Я допускаю, что повредил вам — неумышленно, уверен, но хочу исправить содеянное.
      — Ваша машина, — спросил Фрэйзер. — Как вы сделали ее? Как она работает?
      — Я практиковал в Чикаго, — начал Кеннеди, — и занимался лабораторными исследованиями с Гавотти. Вы разбираетесь в кибернетике? Я не имею в виду компьютеры и автоматы, которые являются лишь одним аспектом проблемы, я имею в виду контроль и коммуникацию не только в машине, но и в живых клетках.
      — Я читал книги Вернера, а также изучал работы Шеннона. Это вызывает интерес: теория коммуникации представляется основой биологии и физиологии не меньше, чем электроники.
      — Вполне согласен. Будущее будет воспринимать Вернера как Галилея психологии. Так вот, если бы работы Гавотти были опубликованы, он стал бы современным Ньютоном, но когда его машина была уже собрана и он готов был опубликовать результаты своих работ, он внезапно умер. Никто не знал об его открытиях, он был очень скрытным и всегда ставил меня перед свершившимся фактом, не посвящая ни в сами исследования, ни в их результаты. После его смерти я при первом же удобном случае нашел применение тому, что он дал мне, и забрал машину. Я без всяких разговоров унес машину.
      Кеннеди откинулся на спинку стула.
      — Эта история достаточно правдива, можете не сомневаться, — продолжал он. — Мы выполнили поразительно удачную серию расчетов, проделав столетнюю работу за три месяца. Будь я религиозен, я бы счел, что Всевышний дал мне в руки вещь из будущего.
      — Или Дьявол, — сказал Фрэйзер.
      Сдержанная ярость отразилась на лице Кеннеди, но он сумел обуздать ее.
      — Открою вам маленький секрет — ужасная сила эта машина, но, если хорошо постараться, ее можно сделать безвредной, насколько я могу понять. Не стану рассказывать, как она устроена, — я и сам, признаюсь совершенно искренне, понимаю только часть теории. Вы знакомы с методом осциллографии? Разные области тела имеют определенные ритмы. Стандартные методы уже не слишком точны, а эта машина может обнаружить отклонения, которые другие машины обнаружить не могут. Машина Гавотти может измерять и анализировать мгновенные вариации импульса, записывая основные эмоциональные линии. Она не читает мысли, нет, но по-своему отмечает индивидуальность обследуемого, машина может сказать: счастливы вы или опечалены, в ярости или испытываете отвращение, испуганы… и так далее. Она фиксирует чистые состояния или комбинации их.