1

Татуин

Банты брели гуськом, оставляя за собой лишь узкую полоску осыпающихся следов поперек дюны. Двойные солнца безжалостно молотили по процессии. Волны жара покрывали мир плащом, туманя горизонт и обращая Дюнное море в раскаленную печь. Местные твари использовали как убежище любое подобие тени в ожидании, когда огненный шторм иссякнет в более прохладных сумерках.

Банты двигались совершенно беззвучно, если не считать приглушенного поскрипывания песка под ногами. Укутанные в полоски ткани, на косматых животных восседали верхом тускенские разбойники, оторожно поглядывая по сторонам.

Полностью обмотанный длинными полосами ткани, но все еще беспокоясь о маскировке, Хэн Соло посматривал сквозь узкие металлические трубки, предназначенные для защиты глаз от слепящего песка. Рот его прикрывал ржавый металлический противопесчаный фильтр; в фильтр был встроен маленький увлажнитель, делающий яростный воздух Татуина более пригодным для дыхания. Остальные Песчаные люди имели при себе крошечные вентиляторы, которыми тут и там была утыкана их пустынная одежда. Лишь сильнейшие из тускенов доживали здесь до взрослого возраста, чем и гордились.

Хэн ехал на банте, надеясь остаться неузнанным в середине процессии. Лохматое животное колыхалось на ходу, и Хэн старался сжимать его крутую изогнутую шею не чаще, чем это делали другие туcкены. Острый спинной хребет банты был покрыт меховой попонкой, а возмутительно крошечное седло причиняло ездоку мучительные неудобства. Хэн сглотнул сухим горлом, отпил глоток из своих скудных запасов воды и подавил жалобный стон. В конце концов, все это было его собственной бредовой затеей. Он даже и не предполагал, с какой готовностью Люк Скайуокер ухватится за нее, так что теперь Хэн просто влип. Миссия эта была жизненно важна для Новой Республики, и ему придется ее выполнить.

Пробормотав команду, старший тускен понудил своего банту идти быстрее. Процессия потащилась сквозь тонкий песок, сдуваемый с хребта косой дюны – часового в безводном океане. Хэн и не мог оценить ее размеров, пока они не потратили добрую часть часа на восхождение, так и не достигнув вершины. Солнца раскочегарились еще сильнее, если такое было вообще возможно. Наконец он больше рке не смог хранить молчания и прошептал в комлинк, встроенный в дыхательную маску:

– Люк, в чем дело? У меня появились дурные предчувствия относительно их намерений.

Мгновение потребовалось Люку Скайуокеру, чтобы дать ответ. Хэн увидел, как худощавый всадник двумя банту впереди него сел прямее; похоже, что Люк чувствует себя в маскировке получше Хэна. Конечно, Люк вырос на Татуине… Голос, прозвучавший из комлинка, был смертельно усталым.

– Ничего с нами не сделают, Хэн,– ответил он.– Лишь немногие из Народа Песка питают смутные подозрения, но их пока рядом нет. Я использую Силу, чтобы отвлечь любого, кто проявляет слишком большой интерес. Нет, здесь что-то совсем другое. Великая трагедия… увидим.Люк сделал долгий вдох сквозь маску. – Не могу сейчас говорить. Должен сосредоточиться. Пока они так озабочены, будем ждать. Потом объясню.

Люк ссутулился впереди в тускенской маскировке. Хэн знал, что его друг тратит невообразимое количество энергии на то, чтобы заставить Народ Песка не замечать непрошеных гостей. Люк способен смутить разум слабой личности, но никогда еще Хэну не приходилось видеть, чтобы друг его манипулировал таким количеством умов сразу.

Фокус был в том, чтобы не дать людям Песка заметить их; в этом случае Люку нетрудно улавливать и гасить несколько заблудших мыслей. Если же кто-нибудь забьет тревогу, и люди Песка обнаружат пришельцев, тогда даже мастер-джедай не в состоянии будет дальше играть в шарады. Что ж, тогда не миновать боя.

Скорчившись в своих лохмотьях, Хэн проверил бластер. Он не знал, сумеют ли они с Люком справиться со всей бандой, но они задорого продадут себя, если обстоятельства сложатся таким образом.

Головной всадник добрался до вершины песчаной горы. Широкие ноги банты разломали заостренный ветром гребешок дюны. В воздухе разлилась оглушающая тишина. Песок сверкал, словно миллиард миниатюрных звезд.

Хэн поправил ржавые фильтры на глазах. Добрели остальные банты, окружили своего вождя, который поднял укутанную в ткань руку и взмахнул гадерффаем. Позади вождя, угрюмо сгорбившись, сидел единственный пассажир. Впрочем, довольно трудно понять примитивный язык этих чужестранцев, к тому же скрытых масками.

Каким-то образом Хэну стало ясно, что этот вдруг объявившийся пассажир и есть центр церемонии. Какой-нибудь важный тускен облеченный особым почетом, или наоборот, изгоняемый из племени? Пассажир соскользнул с косматого животного. Словно бы в отчаянии уцепился он за шерсть, но ни звука не сорвалось с забинтованного лица, ни хотя бы краткого гортанного мычания. Хэн все не мог привыкнуть к странным, напряженным, непонятным звукам тускенского языка. Склонив голову, уставясь своими зрительными трубками в рыхлый, продавленный песок, образовавшийся под ногами банты на месте, где была раньше девственная поверхность дюны, пассажир удрученно стоял перед вождем всадников.

Вождь молча ждал рядом со своим верховым животным, по-прежнему воздев к небу гадерффай; остальные Песчаные люди тоже принялись слезать с бантов. Теперь они тоже размахивали своим оружием в воздухе. Хэн с Люком повторяли их жесты, стараясь не выделяться.

В своем маскировочном наряде Люк двигался куда медленнее и утомленнее, чем обычно. Миссия эта потребовала от джедая тяжелой дани, и Хэну оставалось надеяться, что до цели им уже недалеко.

Несчастный пассажир медлил в нерешительности у края дюны, вглядываясь в простирающийся перед ним океан бескрайних песков, уходящих к горизонту. Песчаные люди стояли полны внимания, не опуская своих гадерффаев.

Пока все они были сосредоточены на величии момента, в ухе Хэна зашуршал голос Люка:

– Все в порядке, они заняты, теперь могу объяснить. Один из разбойников потерял своего банту – три дня назад, крайт-дракон убил его,– и, к несчастью, наш друг убежал.

– Что значит "к несчастью"? – пробормотал сквозь зубы Хэн, надеясь, что его голос не выделяется в гомоне Песчаных людей.

– Тускены связаны очень тесными отношениями со своими банта,– пояснил Люк.– Это и ментальная связь, и симбиоз, почти как брак. Они становятся частью друг друга – банта и тускен. Когда один из пары погибает, второй становится неполноценным, словно после ампутации.

Люк непроизвольно дернул кибер-протезом правой руки.

– Ему нет больше места в племени, хотя он скорее является объектом жалости, чем ненависти. Многие считают, что ему следовало умереть рядом со своим банта, невзирая на обстоятельства.

– Так сейчас они собираются его убить? – спросил Хэн.

– И да, и нет, -ответил Люк.– Они верят, что решать должен дух погибшего банты. Если дух захочет, чтобы он соединился с новым верховым животным, наш друг станет искать нового банту в пустыне, найдет и с триумфом вернется в племя, где будет полностью принят и даже станет пользоваться особым уважением. Но если дух банты пожелает, чтобы его всадник воссоединился с ним в смерти, тогда изгой будет безнадежно блуждать по пустыне, пока не умрет.

Хэн едва заметно покачал головой.

– Не похоже, чтобы его шансы были очень уж высоки.

– Возможно и так,– отозвался Люк,– но такова их жизнь.

Песчаный народ дожидался первого движения изгнанника. Наконец с тоскливым криком, какой мог быть и криком торжества, и криком вызова, тот ринулся с кручи вниз и заскользил по склону дюны.

Тускены запрокинули головы к пылающему небу и издали такой громкий вой, что Хэн содрогнулся. Разбойники воздели гадерффаи в прощальном жесте, желая удачи своему товарищу. Банты подняли прямоугольные косматые головы и взревели в унисон. Переливчатый утробный рев всколыхнул Дюнное море.

Одинокий тускен ковылял вниз по склону кручи. Золотой песок тонкой пылью взвивался вокруг него, по мере того, как вглубь погружались его ноги. Одежды вились за ним, он упорно продолжал свой путь. Спотыкался, падал, помогал себе руками, глубоко втыкал гадерффаи в ненадежную поверхность, отставляя далеко в сторону свободную руку, чтобы удержать равновесие. И за ним оставался широкий след взрыхленного песка.

Изгнанник споткнулся и с трудом удержался на ногах. Песок тонкими струйками ссыпался с его полощущегося плаща. Но он продолжал идти, ни разу не оглянувшись. Пустое пространство съело звуки, а бурый песок поглотил контуры удаляющейся фигуры.

Вождь тускенов отвернулся и одним сильным прыжком взлетел на своего банту. Остальные Песчаные люди вскарабкались в седла. Банты принялись отфыркивать песчинки. Хэн вернулся на свое место. Люк задержался, снова приводя себя в равновесие. Тем временем вождь тускенов уже развернул косматое животное и принялся спускаться по пологому склону с другой стороны дюны. Остальные последовали за ним, старательно держа строй.

Хэн отважился оглянуться. Он едва разглядел уменьшающуюся фигурку изгнанного разбойника, его все хуже было видно, волны жара накатывались на него. И скоро безжалостная пасть Дюнного моря полностью его поглотила.

Дневной жар, казалось, навечно утвердился в мире, и Хэн уже ехал в полузабытьи, словно путешествуя по переливам вселенской фуги, поддавшись гипнозу литании убаюкивающих шагов. Люк впереди по-прежнему держался прямо в седле банты, хотя и покачивался время от времени.

Отряд сделал привал у пространного окончания каменистой пустоши, испещренной оспинами камней, иглами, торчащими из выветренного песка. Два солнца спускались все ниже и ниже, вдруг рухнула темнота. Воздух сразу стал холодным. Какое-то время камни еще излучали накопленное тепло, но вскоре и они остыли.

Мыча и взрыкивая на своем малопонятном языке, тускены разбили лагерь. Каждый из них знал свои обязанности – Хэн не умел различить меж ними мужчин и женщин. Люк как-то объяснял ему, что лишь супруги имеют право видеть лица друг друга открытыми.

Двое тускенов помоложе огородили мелкими камешками ровную площадку и принялись складывать на ней из ровных камней нечто, что Хэн определил для себя как сушилку для помета бант – единственно доступное топливо в этой бесплодной пустыне.

Хэн с Люком кружили по лагерю, изображая занятость. Банты, нестреноженные, были просто отведены к краю ущелья, где могли отдыхать ночью. Другие разбойники разломали брикеты длинных полос сушеного мяса. Хэн с Люком получили свою долю и присели на валуны.

Очень осторожно приподнял Хэн свою маску и положил в рот кусочек мяса. Пожевал и запил несколькими глотками воды – жесткая солонина не проглатывалась.

– Из чего это? – пробормотал он с набитым ртом.

– Сушеный и просоленный окорок рососпинника, полагаю,– отозвался, не глядя на него, Люк.

– На вкус, как кожа,– пробормотал Хэн.

– Питательнее, чем кожа… надеюсь,– заметил Люк.

Он повернулся к Хэну зрительными трубками, и тот не увидел никаких эмоций на укутанном лице. Что касается Хэна, тот вечно терял ориентацию, если слишком быстро поворачивал голову, ведя наблюдение сквозь узенькие зрительные трубки.

Покончив с трапезой, Народ Песка стали собираться к костру, где у самого яркого его края сидел, сгорбясь, высокий тускен. Очень осторожно он пошевелился, медленно распрямляя конечности, словно бы и не замечая того молчаливого почтения, которым дарил его каждый из тускенов – Хэн подумал, что человек этот очень стар.

– Сказитель, – прозвучал в ухе голос Люка. Другие подошедшие тускены принесли длинные шесты и развернули яркие клановые знамена с оборванными краями – на них было что-то изображено, может быть, какие-то тускенские тотемы или своеобразная дикая письменность, нигде во внешнем мире не встречающаяся.

Молодой гибкий тускен сел рядом со сказителем. Остальные принесли со своих седел трофеи. Люди Песка хранили то, что упоминалось в их сказаниях: порванную одежду, окровавленные знамена. Хэн увидел искромсанные, разбитые шлемы штурмовиков, словно черепа поверженных врагов; светящийся молочным цветом драгоценный камень размером с кулак, в котором Хэн сразу признал жемчужину крайт-дракона, одно из редчайших сокровищ Татуина.

Старик воздел свои обмотанные тканями руки и принялся говорить. Остальные тускены восторженно внимали мычащим, рычащим и хрюкающим звукам. Они ритмично покачивались и жестикулировали, входя понемногу в экстаз.

Люк переводил Хэну.

– Он рассказывает об их подвигах. О том, как они победили целый полк штурмовиков много лет тому назад. О том, как убили крайт-дракона и вынули жемчужины из его горла. Как разбили другой тускенский клан, перерезали там всех взрослых, а их детей забрали в свой клан, увеличив таким образом свою численность.

Сказитель закончил историю и сгорбился еще ниже, махнув в сторону молодого ученика, блуждавшего взглядом по сторонам. Два разбойника встали по обеим сторонам от мальчика, указывая наконечниками гадерффаев на ученика. Сказитель поднял трясущуюся руку и повернул ее, словно клинок ножа. Ученик мгновение поколебался и принялся медленно говорить.

– Что теперь? – спросил Хэн.

Люк объяснил:

– Этот мальчик учится на следующего сказителя племени. Тускены очень сильно привержены незыблемым традициям. История, рассказанная однажды вслух, должна оставаться всегда неизменной. Этот мальчик выучил былину – теперь он рассказывает о фермере, что пытался положить мир между человечеством, йавами и Народом Песка.

– Но при чем здесь оружие? – удивился Хэн.– Смотри, они, кажется, готовы убить бедолагу.

– Так они и сделают, если он допустит хоть одну ошибку. Искази он лишь слово, и сказитель махнет рукой, а тускены немедленно убьют ученика. Но их мнению, пересказ истории в отличном от первоначального варианте есть величайшее святотатство.

– Нет места ошибкам, так? – заметил Хэн.

Люк покачал головой.

– Пустыня суровое место, Хэн. Она не оставляет места ошибкам, а Песчаные люди – продукт этой среды. Образ жизни их жесток, но эта жестокость работает на них.

Мальчик закончил, и старый сказитель поднял другую руку в поздравительном жесте. Молодой ученик ссутулился, дрожа от облегчения, и тут же остальные тускены забормотали свои поздравления. Через некоторое время костер прогорел и засветился тусклым светом. Разбойники принялись устраиваться на ночь.

– Я собираюсь немного отдохнуть,– сказал Хэн.– Ты не спишь уже два дня, Люк. Разве ты не можешь подремать, пока они все спят?

Люк отрицательно покачал головой.

– Не могу себе этого позволить. Если я ослаблю слежку за их мыслями, если сниму мою узду с их разумов, они могут внезапно осознать, что нас не должно быть среди них. Как только кто-нибудь забьет тревогу, мы пропали. Кроме того, джедаи могут довольно долго обходиться без сна.

– Как скажешь, приятель,– ответил Хэн.

– Завтра мы доберемся до дворца Джаббы,– пообещал Люк с надеждой в голосе.

– Не могу дождаться,– отозвался Хэн.– То есть хочу сказать, мы получили массу удовольствия за время пребывания здесь.

2

Тускены поднялись еще в холодной тьме, прежде чем первое из двойных солнц Татуина появилось над горизонтом. Хэн ежился, не находя ни капли тепла в бинтообразной одежде. Люк двигался куда более вяло, чем всегда.

Хэн беспокоился о друге. Вдобавок ко всем испытаниям Люк страдал, что не мог помочь Каллисте – женщине-джедаю, которую он любил,– вернуть ей утраченную силу. И теперь, после бессонных дней, находясь на лезвии риска, затерянный среди диких пустынных кочевников, Люк истощил свой запас жизненных сил до опасного предела.

Тускены седлали бантов, и лохматые животные переступали в нетерпении, словно стремясь отправиться в путь раньше, чем поймает их дневной жар. Совершенно бесшумно, с наточеными гадерффаями и вычищенными винтовками наизготовку, выезжали они в пустыню, а небо над ними наливалось пурпуром, лиловато отсвечивало и вспыхивало плавленым золотом.

Как только взошло первое солнце, Хэн почувствовал, как потеплело вокруг. Воздух в его мундштуке сразу приобрел безжизненный запах металла. Но Хэн перенес все это в молчании.

Он думал о Лейе и их троих ребятишках на далеком Корусканте, потом стал фантазировать о мирной жизни небольшого, но прибыльного торговца. И тут же скривился под полоской ткани: подобная тихая жизнь может оказаться куда большей пыткой, чем все зверства, которые способны учинить над ними Песчаные люди.

В середине утра тускены взобрались на скалистую вершину, и взору их через пятнистую, перекрещенную тенями пустыню открылись развалины дворца Джаббы Хатта. Цитадель безмолвным монолитом высилась среди скал. От одного взгляда на нее Хэна пробрала дрожь. Слишком сильны оказались воспоминания об этом месте.

– Я же говорил, что доставлю нас сюда,– раздался в микрофоне голос Люка.

– Мы еще не внутри, малыш,– отозвался Хэн.

– Когда я отстану, следуй за мной,– сказал Люк,– я так заморочил тускенов, что те даже и не заметят, что мы отделились. Как только скроемся из глаз, я смогу снять с них мой контроль… и я был бы рад отдыху.

Далеко в перекатывающемся океане песка ветра подняли небольшой песчаный смерчик – такие часто хлещут по открытым пространствам, но Люк обратил это событие себе на пользу.

Предводитель прохрипел что-то, и указуя на смерч гадерффаем, повернул банту в ту сторону. Остальные тускены странным образом заинтересовались пыльным вихрем. Хрюкая и мыча, они стали совещаться сквозь маски. Люк воспользовался моментом и отвернул своего банту вправо, сходя с "тропы". Хэн дернул за кривую изогнутую шею своей животины, не слишком надеясь на успех. Но вот они с Люком уже поехали рядышком по песчаному склону. Взбивая пыль, их банты пересекли огромную пустую скалистую чашу, лежащую у входа в ущелье, что вело к дворцу Джаббы. Хэн тревожно глянул назад, но ни один из тускенов не оглянулся в их сторону. Песчаные люди продолжали указывать гадерффаями на песчаный смерч, словно видели в нем наступающую армию. Люк направил своего банту в узкий, с изъеденными каменными стенами каньон, и тень того накрыла друзей. Огромные, гнетущие утесы возвышались с обеих сторон, а оплавленный просоленный песок ковром лег под ноги, ведя к нижнему входу во дворец Джаббы. Как только они скрылись из виду, Люк позволил себе тяжелый вздох и сгорбился в седле.

– Получилось! – выдохнул он. – О нас они и не вспомнят.

– Да уж,– поддержал его Хэн,– и мы прошли весь путь от Анкорхада, не дав никому себя заметить – никаких шпионов, никаких случайных встречных, никакой слежки. Теперь нам остается проверить эти развалины, и можем отправляться домой.

Резкий ветер свистел в ущелье, завывая в высоких тонких башнях дворца, зияющих пустыми черными окнами, словно глазницы ухмыляющегося черепа. Хэн поискал и нашел бластерные отметины на оплавленных кирпичах. Несколько ящериц порхнули из одного кармана тени в какой-то другой – в холодок, темную щель. Сквозь круглые зрительные трубки Хэна не многое можно было разглядеть. И он с отвращением содрал с себя тряпье, сдернул металлические трубки с глаз и швырнул их на землю. Вдохнул поднявшийся мелкий песок и закашлялся.

– Как я рад, малыш, избавиться от всего этого.

Лицо Люка смотрелось чудовищно в его тускенской маскировке, но он тщательно и аккуратно смотал пустынную одежду. Глядя на развалины, Хэн покачал головой.

Джабба не был первым владельцем этого дворца. Его построили за века до того, как родился знаменитый преступник… или вывелся. Или как там еще появляются на свет младенцы хаттов.

Давным-давно монахи ордена Б'Омарр нашли, уединенный уголок в безводном мире Татуина и построили там укрепленный монастырь, держась в отчуждении и тайне от других обитателей планеты, Некоторое время спустя бандит Алкхара прорвался в монастырь и стал использовать часть его в качестве своего прибежища во время охоты на фермеров влаги. Впрочем, монахов Б'Омарра, похоже, не сильно волновало присутствие Алкхары – они просто-напросто не обращали на него внимания.

С той поры целая череда нежелательных гостей размещала свои штаб-квартиры на землях Б'Омаррского монастыря, и последним из них был Джабба Хатт. После смерти Джаббы в Великом провале Кар-кун, разгорелась гражданская война между его фаворитами, каждый из которых стремился урвать себе часть наследства преступного повелителя. Они перерыли весь дворец.

С крушением преступной империи молчаливые, таинственные монахи получили наконец возможность навести порядок в своих владениях, уничтожив тех из последователей Джаббы, кто уходил недостаточно быстро. И с тех пор дворец превратился в обиталище призраков, избегаемый всеми за исключением разве что редких смельчаков. Однако в последнее время некоторые из тех, кого Лейя называла его погаными старыми дружками, принесли тревожные слухи о том, что другие хатты стали попадаться в окрестностях дворца, выискивая нечто… нечто столь важное, ради чего они пошли на риск возвращения. Люк соскользнул со своего банты и шлепнул его по косматому заду. Банта недовольно фыркнул и переступил ногами. Банта Хэна с шумом втянул в себя воздух. Перед ними маячила ржавая дверь, дюрастиловая преграда, изрытая бластерными отметинами, частично новыми и яркими, частично – стертыми прошедшими десятилетиями. Люк с Хэном вместе подошли к ней. За прошедшие годы механизм замка успели разломать, а может, он и сам обветшал. И теперь тяжелая преграда была приподнята, да так и застряла – в полуметре от земли. В щель намело сугробы песка. Холодный, пахнущий гнилью воздух веял из темных внутренних коридоров.

– Полагаю, мы сумеем подлезть,– предположил Хэн без особого энтузиазма, пробарабанив пальцами по тяжелому металлу двери.

Люк направился к покрытой лишайником внешней панели замка.

– Она может соскользнуть и раздавить нас. Попытаюсь сначала посмотреть эти контроллеры, так поступали стражи Джаббы.

Лишь только Люк тронул кнопку, с треском раскрылась панель в центре двери и выскочил искусственный глаз, покачиваясь на ржавом металлическом стебельке, – система наблюдения. Невнятно прозвучал искусственный голос, словно бы программа, управляющая им, испортилась. Брюзжащий тон голосового синтезатора окончательно вывел из себя Хэна, пребывавшего в состоянии крайней усталости. Он вернулся к куче, в которую была свалена его пустынная одежда, вытянул из нее свой бластер и разнес тварь в пыль и искры взорванных проводов.

– Заткнись!

Потом повернулся с кривой усмешкой к Люку:

– Мне не понравилось, как оно на нас смотрит.

Люк принялся возиться с дверными контроллерами, и наконец дверь с кряхтением поднялась еще на метр и заклинила в пазах.

– Как считаешь, этого хватит? – спросил Люк.

Прежде чем Хэн успел ответить, пуля отскочила от двери, оставив на ней новую яркую серебристую отметину.

Оба их банты испуганно зафыркали. Новый выстрел отразился эхом в каньоне и прожег дыру в просторной рубахе Хэна, едва не задев его груди. Хэн схватился рукой за ткань и в недоумении уставился на тлеющую дырочку. Песчаные люди в полном составе мчались по каньону, бешено нахлестывая своих бант и размахивая гадерффаями и винтовками, не забывая стрелять. Банты Люка и Хэна ревели.

– Похоже, ты слишком рано перестал пудрить им мозги, малыш, – пробормотал Хэн, ныряя под полуоткрытую дверь,– должно быть, увидели наши следы.

– Открыть-то я открыл…– Люк бросился на четвереньках вслед за Хэном.– Как бы мне теперь исхитриться закрыть ее…

Новые выстрелы ударили в дверь, грохочущим эхом отдаваясь в затхлых коридорах. Тускены яростно тараторили, банты их ревели, сбившись у двери.

Люк отыскал внутренний контроллер за дверью, захватил горсть перекрученных, ржавых проводов. Одинокая безнадежная искра была ему ответом, после чего контрольная панель застыла намертво.

– Хорошо бы побыстрее что-нибудь сделать, Люк,– заявил Хэн, скорчившись рядом с ним с бластером в руках.

Один из тускенов выстрелил в тень за дверью; мощный выстрел плеснулся в плиты пола и укатился в темноту за спины Хэна и Люка. Хэн разрядил свой собственный бластер в чьи-то обмотанные ноги, видные из-под двери. Один из разбойников взвыл и отскочил назад.

Люк оставил контрольную панель и теперь стоял, свесив по бокам руки с плотно сжатыми кулаками, как делал всегда, сосредотачиваясь на Силе.

Рельсы в пазах застонали, когда он сдвинул механизмы, удерживающие тяжелую дверь. Внезапно с громовым "Бум!" дверь рухнула вниз, подняв облака залежалой пыли и погрузив холл в полную темноту.

– Хорошо вышло, – объявил Хэн. – Полагаю, ты не догадался захватить с собой фонарик?

В ответ Люк порылся в складках одежды.

– Джедаи всегда обо всем позаботятся,– заявил он, доставая и активируя лазерный меч. С сухим шипением вырвался вибрирующий зеленый клинок, луч нестерпимо яркого света, хлестнувшего по глазам так, что Хэн зажмурился.

– Не лучшее применение,– прокомментировал Люк,– но делать нечего.

И оба приятеля двинулись в глубь продуваемых ветром катакомб дворца по направлению к тронному залу Джаббы. Они не знали толком, чего ищут, но оба были совершенно уверены, что ничего хорошего они не найдут.

– Собственно, все это выглядело немногим лучше, когда Джабба здесь жил, – сказал Люк.

– Может, все его охранные системы уже сломались,– заметил Хэн.

Внутри разрушенного главного тронного зала, где тучный хатт творил судилище над своими беззащитными жертвами, лазерный меч ярко расцветил стены, заплясавшие тенями и полосами. Падалыиики, большие и малые, громко шумели в соседней могило-подобной комнате, галечные струйки скользили в проломах стены.

– Эти странные Б'Омарры еще здесь,– отметил Хэн,– не больно-то они стремятся восстанавливать помещения, которые занимал Джабба.

– Не думаю, чтобы кто-нибудь был столь самоуверен, чтобы пытаться понять Орден Б'Омарра,– отозвался Люк. – Из того, что я слышал, каждый достигший высочайшей стадии просветления монах подвергается операции, его мозг вынимается и переносится в жизнеподдерживаюший сосуд. Это позволяет им не отвлекаться на физические проблемы, оставляя возможность размышлять над высочайшими тайнами.

Хэн хмыкнул и глянул Люку прямо в светлые голубые глаза.

– Хорошо еще, что джедаи не занимаются подобной ерундой.

Люк улыбнулся другу.

– Похоже, пора напомнить, как ты назвал Силу "религиозными фокусами", когда мы с тобой впервые встретились.

Хэн отмахнулся.

– Ну, с тех пор я стал поостроумней.

Внезапно раздались громкие механические звуки, словно грохот отдаленных взрывов эхом пронесся по помещениям. Приятели резко оглянулись, Люк – с лазерным мечом наготове, Хэн – выставив перед собой бластер. Сервомоторы на искусственных ногах подходили все ближе, множество ног ледяными иголочками простучали по плитам пола. Хэн почувствовал, как мурашки побежали по его коже при отвратительном воспоминании о кристаллиновых пауках, живших в черных спайсовых шахтах на Кесселе. Но появившаяся тварь не была ни полностью искусственной, ни полностью живой – множество острых механических ног передвигалось и спотыкалось, словно под обычным мускульным контролем… автоматическое стальное насекомое, забредшее в тронный зал. А вот под ногами, где должно было бы находиться раздутое тело паука, был подвешен сферический сосуд, наполненный прозрачной бурлящей жидкостью, подававшей жизненную силу крученому пористому человеческому мозгу.

– Уфф! – выдохнул Хэн.– Это один из монахов. Кто знает, чего они хотят?

И он направил бластер прямо на сосуд с мозгом.

Нет, донесся безжизненный голос – синтезированные слова шли из маленького динамика, вмонтированного в пучок механических ног.

Люк предупреждающе поднял свободную руку.

– Подожди, Хэн… Я чувствую только смятение. Угрозы нет.

Вы… друзья Джаббы? вопросили паучьи ноги.

– Я более разборчив в друзьях,– отозвался Хэн.– Кто ты?

Паучьи ноги расползлись в стороны, как если бы мозг рассредоточился и потерял контроль.

Я Майзор. Когда-то я был противником Джаббы. У нас с ним была… стычка, и я проиграл.

Синтезированный голос запнулся, словно бы в нерешительности.

Джабба велел монахам применить ко мне их операцию и поместить мой мозг в этот сосуд.

Снова раздумье, и снова безжизненный металлический голос.

Я пользуюсь этими ногами, когда хочу передвигаться. Целый год я кричал в пустоте, привыкая к своему новому положению. Джабба держал меня при своем дворце для развлечения, чтобы иметь возможность смеяться над тем, каким я стал жалким.

Паучьи ноги снова расползлись, но голос стал громче и вызывающе зазвенел.

Но теперь Джабба мертв. Дворец его пуст. И я смеюсь последним.

Хэн с Люком переглянулись. Хэн медленно опустил бластер.

– Что ж, враг Джаббы – мой друг,– сказал он. – Собственно, мы были там, у Великого провала Каркун, где погиб Джабба.

Я в великом долгу перед вами, отозвался Майзор.

Сверкающие огоньки пробежали по системе, поддерживающей жизнь мозга.

– Тогда, возможно, ты сможешь помочь нам? – спросил Люк. – Мы ищем информацию. До нас дошли кое-какие слухи. Если ты был все время во дворце, может быть, ты видел, что мы хотим узнать.

Да, ответил Майзор, много странников пришло сюда недавно. Очень активные. Очень таинственные.

– Ты можешь сказать нам, кто они такие, чего ищут? – спросил Хэн, поражаясь тому, как легко дается им в руки разгадка.– Нам нужно знать, что делают тут хатты.

Хатты, позвучал механический голос, презираю хаттов. Много хаттов заявилось сюда. Ищут.

– И что же они ищут? – настойчиво спросил Хэн.

Инфомацию. Информацию Джаббы. Джабба был не только королем преступников. У него повсюду были шпионы. Он много знал об Альянсе. Империя отказалась ему заплатить, чтобы он начал вредить ему. Еще много имперских секретов.

Паучьи ножки подергались вверх-вниз.

Имперские тайны. Вот что ищут хатты.

– Имперские секреты? – удивился Дюк. – Но ведь Империя пала. Мы уже годы не слыхали о них ничего. Чего же могут хотеть хатты от Имперской информации?