– ..Вот почему я оставался в Тайре так долго. Среди мертвой земли.
Джатен сделал шаг в сторону Энрода. Его густые брови были нахмурены, а волосы свисали тяжелыми прядями. Его глаза горели, словно он опять переживал свои ночные кошмары.
– Энрод, ты и я – последние, кто остался в живых из обитателей Тайра. Когда Скартарис избавился от тебя, он заставил нас, оставшихся в Тайре, работать на него. Мы должны были делать оружие и мечи для него!
– Оружие – из Тайра? – Энрод был поражен.
– Мы снабжали продовольствием орды его монстров. Мы обливались потом и работали… Джатен сглотнул и отвернулся:
– Мы отдавали себя. Сотни из нас были убиты, с нас снимали кожу, разделывали и высушивали на еду для его армии…
Джатен выглядел так, словно был готов заткнуть себе рот, но, собравшись с силами, он заставил себя продолжать. Все, что он пытался забыть, снова воочию встало у него перед глазами.
– Это хуже всего, правда, Энрод? – Он выпрямился, давая волю своему гневу.
– Да, сейчас мы свободны от его власти. Мы можем делать все, что нам заблагорассудится. Но мы не можем освободиться от воспоминаний. Скартарис заставлял нас делать что хотел. Но он не лишил нас возможности сознавать, что мы делали. И теперь, когда я думаю о том, что делал, это жжет меня, съедает изнутри. Если я все так отчетливо помню, то почему я не мог сопротивляться?
– Это не твоя вина, Джатен, – сказал Делраэль.
Но тайрянин круто обернулся к нему и воскликнул:
– Разве? Я работал на сыромятне. Разве я не понимал, что делаю? Был ли Скартарис так могуществен, что управлял каждым моим пальцем? Каждым моим шагом? Каждым.., ударом ножа? Я мог видеть их всех, стоявших передо мной. Я проводил целые дни, свежуя людей, с которыми я вместе рос, рядом с которыми сражался, работал. Но это не останавливало меня. Может быть, если бы я постарался, то смог бы этому противостоять. Но я спокойно работал ножом. А они стояли передо мной – глядя перед собой нечеловеческими, пустыми глазами.
Но если я помню, что делал, то они, без сомнения, понимали, что должно с ними произойти! Скартарис не позволял им ничего, кроме как стоять там и ждать, пока я воткну нож им в горло. Отпускал ли он их в последний момент, давал ли возможность почувствовать собственную смерть? Я не сомневаюсь в этом. Он уже не управлял ими, когда они исходили кровью на полу сыромятни. Но почему я стоял и ждал, пока они перестанут корчиться? Так надо было, чтобы при свежевании не потерялось ни лоскутка кожи.
Энрод прервал его и заговорил негромко, но веско. Слова Джатена, казалось, придали силу Стражу, очистили его разум от вереницы теней.
– Если ты в ответе за то, что делал, то я должен отвечать за свои действия. Он помолчал.
– Но сейчас мне не по силам такая ноша. Смотри вперед, а не назад.
– И забыть о Тайре? – спросил Джатен. Он выглядел совершенно обескураженным от того, что его герой, великий Страж Энрод, может предлагать такие вещи.
– Нет, никогда, – сказал Энрод. Он обернулся и взглянул на вьющуюся на восток от реки тропу. – Надо вернуться туда.
Джатен затаил дыхание в ожидании. Вейлрет почувствовал, как в воздухе повисло напряжение. Энрод снова перевел внимание на Делраэля.
– Я пойду с твоей армией. Сражаться за Тайр. Голос Делраэля казался хриплым. Вейлрет понял, что его кузен еще не решил, можно ли посвящать Энрода во все их планы.
– Как раз туда мы и направляемся. Энрод выпрямился и не улыбаясь откинул прядь черных волос со лба. Вейлрет в первый раз заметил тонкие прожилки седых волос в его бороде.
– У меня еще много сил. Заклинаний. Энрод посмотрел на свои руки и лохмотья, в которые превратилась его одежда, словно пытаясь определить уровень, до которого он опустился.
– Я потерял Камень Огня.
Делраэль хотел сказать что-то, но тут неожиданно вмешался Брил. Вейлрет заметил, что Недоволшебник спрятал свои собственные два Камня в тот же миг, как они увидели Энрода. Ведь Скартарису удалось использовать восьмигранный Камень Огня, чтобы развратить Энрода.
– Камень Огня цел и невредим, – сказал Брил.
На следующее утро Вейлрет и Брил стали готовиться к тому, чтобы пуститься в путь по своей собственной тропе, в то время как остальная армия разбивала лагерь.
– Пора идти, – сказал Вейлрет, похлопывая Брила по плечу. Он не думал о будущем в этот момент, да у них и не было на это времени. – Камень Земли ждет нас.
– Мне очень грустно смотреть, как вы уходите, – сказала Тарея. Вейлрет почувствовал, как от ее слов в нем поднимается волна радости. Он переминался с ноги на ногу.
Сайя обняла его ненадолго и, поколебавшись, обняла еще раз, покрепче. Затем отвернулась со слезами на глазах и накинулась на стоящих вокруг воинов.
– Чего уставились, ротозеи!
Вейлрету было не по себе. Он не думал о том, что будет, когда он останется без армии. Он просто стоял, ожидая, пока Делраэль и Джатен пожелают им удачи в поисках, как, впрочем, и многие другие люди, с которыми он познакомился ближе за время похода. Ему казалось, что прощание никогда не закончится.
– Если добрые пожелания действуют, у нас не будет проблем, – шепнул ему Брил.
– Да, – сказал Вейлрет, – никаких.
Интерлюдия: ТАМ
Глаза Мелани блестели так странно, что Дэвиду захотелось похлопать ее по щеке, чтобы вывести из оцепенения. Но та была совершенно не в себе: Игроземье полностью завладело ее сознанием. Дэвиду оставалось надеяться лишь на то, что остальные не так безнадежны, – иначе все потеряно.
– Сегодня все или ничего, Дэвид. – В этот момент Мелани напоминала собачонку, которая своим тявканьем пытается изобразить громкий лай.
Это не было похоже на ее настоящий голос, а может, и не было им вовсе.
Она выиграла бросок, когда Дэвид оспаривал ее права на персонажа Энрода. Энрод был личным персонажем Дэвида, созданный в Тайре, который был его городом. Он заставил Скартариса использовать Энрода, чтобы напасть на Цитадель, и, таким образом ослабив Мелани, пытался пресечь ее отчаянные попытки продолжить Игру. Но Мелани настаивала на том, что, коль скоро Дэвид оставил Энрода, персонаж был свободен и она могла взять его себе. Что она и сделала. У нее оказалось на одно очко больше после броска кубика.
Что-то в том, как упал кубик, сильно обеспокоило Дэвида. Если могущество Игры так велико, что она выходит за свои пределы и манипулирует ими, если она в состоянии вырубить его телефон, сломать двигатель его машины.., не может ли она также и изменять траекторию падения кубика? Не может ли Игроземье играть само, чтобы быть наверняка уверенным в победе?
Но Дэвид отогнал эту мысль. Само основание Игроземья держится на Правилах. Правилами нельзя пренебречь с такой легкостью. Если Игроземье стремится нарушить эти Правила, то скоро само погибнет, для этого даже не потребуется помощь с его стороны.
Тэйрон прищурился, склонившись над раскрашенными гексагонами:
– Я думаю, мы можем увидеть это. Я хочу сказать, ледяной мост. Как мы видели Реку-Барьер, когда создали ее.
Дэвид подавил негодующий возглас. Тэйрон вечно озабочен лишь тем, чтобы получить как можно больше удовольствия от Игры, он просто не в силах заметить грозящую опасность.
– Он уже растаял, Тэйрон. Тебе надо было смотреть раньше, – произнес Скотт. – Ничего больше. Никаких наставлений и уговоров не быть смешным. Он, кажется, согласился наконец, что Игра может делать что-то сверхъестественное. Дэвид одержал важную победу над Скоттом, который раньше всегда настаивал на рациональном объяснении. Наконец-то Скотт осознал всю серьезность Игры и того влияния, какое она оказывает на их жизни.
Огонь в камине продолжал трещать. Комната нагрелась до такой степени, что Дэвид стащил с себя свитер. Сумерки медленно перерастали в ночную мглу, снаружи по-прежнему бушевала буря.
– Ты собираешься выводить из игры еще каких-нибудь старых персонажей, Мел? – спросил Тэйрон.
Дэвиду захотелось тряхнуть Тэйрона как следует, прокричать ему в лицо о всей серьезности их положения. Но Тэйрон не понимал ничего.
Мелани посмотрела на Тэйрона, раздумывая, потом ее глаза загорелись.
– Нам понадобятся любые персонажи, которых мы уже вводили. Дэвид не остановится на том, что уже сделал. – Она подчеркнуто не смотрела на него. – Так что я буду использовать все, что есть в моем распоряжении. Дэвид захватил Жюля Верна и ситналтанское оружие. Мы должны подумать о собственном оружии.
Дэвида возмутило, что она автоматически втягивала Скотта и Тэйрона в свой конфликт с ним.
Она сказала «мы», словно речь шла о ее собственных персонажах. Дэвид даже не мог говорить.
– Я… – начал было Скотт, но запнулся. Он снял очки, и его глаза, оставшись без толстых линз, показались совсем маленькими. Похоже, он был смущен и не вполне уверен в том, что собирается сказать.
– Я много думал обо всей этой путанице с Игрой и реальным миром. Нет никакого действенного способа, чтобы остановить это. Особенно после Реки-Барьера и взрыва на прошлой неделе.
Он кивнул на синие гексагоны на карте и черные участки вокруг поля битвы со Скартарисом. Сила, высвободившаяся в результате этой борьбы, испортила кухонный стол Тэйрона и обожгла руки Дэвиду.
– Словом, если это все действительно происходит, – Скотт произнес слово «все», как будто хотел включить абсолютно все в это понятие, – тогда я должен побеспокоиться еще кое о чем.
Ситналтанское оружие было создано Верном и Франкенштейном по моему указанию на базе того корабля, который придумали Дэвид и Тэйрон. Источник энергии, который они использовали, не был совершенно реален, но также и не был абсолютно воображаемым.
Он подождал минутку, словно надеясь, что остальные поймут его намек.
– Если ситналтанское оружие наполовину реально и наполовину воображаемое, оно может быть гораздо более разрушительным, чем мы предполагали. – Он сглотнул.
Дэвид заметил, как сложно ему выразить свою мысль.
– А если его мощь более чем достаточна, чтобы уничтожить Игроземье? Что, если оно может действовать за пределами карты? Что, если его хватит, чтобы уничтожить также и нас?
Тэйрон застонал с комическим ужасом.
– Это слишком туманно для моего разумения! Дэвид не обратил внимания на его реплику, чувствуя мурашки на спине. В глубине души он всегда боялся чего-нибудь в этом роде и вполне осознавал реальность такой угрозы. Он припомнил все случаи, когда ему не удавалось держать под контролем свои собственные персонажи. Что, если мантикор Серрийк, имея у себя пленного Верна, захочет взорвать оружие? Дэвид не был уверен, что сможет остановить его.
Он понизил голос до шепота:
– Я начинаю сомневаться в том, кто кого на самом деле создал.
Мелани взглянула на него, забыв на мгновение о своей вражде, но сразу же в ее глазах мелькнуло прежнее возмущенное выражение. «А может быть, это взаимосвязано? Неужели мы так прониклись Игрой, что теперь не можем жить друг без друга?»
Глава 7
Исследовательская экспедиция Майер
Когда мы закончим собирать информацию, то должны будем, без сомнения, прекратить свои исследования. Но на самом деле работа только тогда и начнется, ибо нам нужно будет понять, каким образом с наибольшей выгодой использовать наши сведения.
Дирак, председатель Патентного Бюро СитналтаМайер была очень утомлена своей долгой велосипедной прогулкой. Она тряслась по неровной тропе на тяжелых покрышках, гордая тем расстоянием, которое ей удалось преодолеть. Ей оставалось проехать всего несколько гексагонов, прежде чем она доберется до корабля ТЕХ.
Прошло всего несколько часов, с тех пор как она покинула Ситналту, а ее ноги уже нестерпимо ныли от усилий, с которыми она жала на педали, пролагая свой путь по ухабистой местности. Ее темные волосы, не защищенные от солнечного света, намокли от пота. Она провела слишком много времени в своей башне-мастерской, вышагивая из угла в угол, думая, царапая мелом чертежи на черной стене, но не уделяя достаточно времени, чтобы тренировать свое тело.
Майер яростно толкала свои ноги вниз, сообщая движение педалям. Цепь передавала ее усилие вращающимся колесам. Она не позволит усталости преодолеть себя.
Черный велосипед был сварен из обломков трубы. Это была одна из нескольких пробных моделей, придуманных и разработанных ее отцом Дираком в дни его юности. Но это изобретение не пользовалось популярностью в Ситналте, возможно, по причине того, что ее отец не позаботился об удобстве пассажиров. Майер сейчас в этом не сомневалась. Седло представляло из себя плоский металлический треугольник с закругленными концами и двумя жесткими пружинами под ним, так что каждая кочка отзывалась ударом по ее ягодицам. Тоненькая обивка не меняла дела.
Потребовалась бы целая команда инженеров, чтобы проехать на паровом автомобиле по такой ветреной тропе. Первая ситналтанская исследовательская экспедиция к кораблю ТЕХ состояла из сильных людей, которые могли подниматься сами и перетаскивать свои машины через заторы на горной дороге. Так что единственным транспортом, который оставался молодой исследовательнице по силам, был велосипед.
Она переехала через границу, отделяющую степь от горной местности. Майер стала задыхаться, когда тропа пошла вверх. Через несколько минут она остановилась, слезла с седла, позволив велосипеду с шумом упасть на сухую каменистую землю.
Майер похлопала себя по бедрам, потопала ногами и помассировала руки, чтобы восстановить кровообращение. Она обернулась посмотреть на лежащие за ее спиной два плоских степных гексагона, отделявших ее от далекого города Ситналты.
Прямо из травы взметнулась в небо какая-то птица, и Майер прищурилась, пытаясь разглядеть форму ее крыльев и окрас. Она попыталась вспомнить ее родовую принадлежность и видовое название, хотя биология всегда была ее слабым местом. Вот профессор Франкенштейн наверняка быстро бы разобрался с пернатым.
Лицо Майер приобрело кислое выражение, когда она подумала о темноглазом профессоре. Он разочаровал и рассердил ее одновременно. После того как жестокая сила появилась на улицах Ситналты и разрушила их фабрики, Франкенштейн поклялся найти способ сокрушить невидимого врага.
Движимая и снедаемая огнем решимости, Майер пришла в мастерскую профессора. Здесь Франкенштейн с Верном сделали столько всяких изобретений, что Патентное Бюро не могло разобраться со всеми. Без стука она ворвалась в дверь и остановилась, глядя на усталого изобретателя.
Тот продолжал вышагивать по тесной комнатушке и даже не подумал взглянуть на нее. Майер увидела тысячи разных приборов. Одни были наполовину разобраны для ремонта, другие только наполовину собраны, а затем оставлены в покое – но не потому, что они не были способны функционировать, а просто потому, что профессор заинтересовался чем-то другим.
Франкенштейн сшиб на пол незаконченные механизмы, не обращая внимания на тот вред, который он им, по всей вероятности, причинил. Ему не хватало места на столе. Атласы по человеческой анатомии, изображения мускулов и суставов были пришпилены на стенах или грудами лежали на столе. Развернутые описания нервной системы были сложены в отдельные стопки рядом с нацарапанными карандашом трактатами о принципах работы различных частей человеческого тела.
Профессора Франкенштейна всегда интересовали живые существа и то, как они функционируют. Многие из его ранних работ, когда он работал один, были посвящены созданию механических автоматов, имитировавших живые существа, таких, например, как механические рыбки, которые плавали в бассейне вокруг фонтана, механические руки, занимавшиеся сборкой машин или соединением опасных реактивов, искусственные когти, которые поднимали тяжелые и горячие отливки.
Майер стояла посреди всего этого развала, глядя на изобретателя и его творения восторженными, очарованными глазами.
– Я здесь, чтобы помочь вам, профессор. Он круто повернулся, всем своим видом выражая досаду, оттого что его отрывают от дел.
– Мне не нужна ничья помощь. Я не просил о ней.
Майер уперлась обеими руками в край рабочего стола Франкенштейна. Острые болты больно вонзились в ее ладони, но она не обратила на это внимания.
– Вам лучше работать с партнером. Я знаю, что могу помочь вам. Разве я не доказала, что могу? Вспомните мои изобретения!
Франкенштейн опустил плечи, и его лицо приняло усталое выражение:
– Да, мне действительно хорошо работалось с Верном. С Верном. Но он ушел. Теперь я работаю один.
Майер почувствовала, как в ней поднимается волна гнева. Она считала, что она не хуже любого другого персонажа. Она могла стать прекрасным помощником для Франкенштейна, если бы только он ей позволил.
– Профессор, я настаиваю…
Франкенштейн поднял металлическую тарелку и швырнул ее на пол. Та упала, разбив что-то и увеличив количество мусора. Профессор глянул на Майер, и она увидела, насколько он рассержен и поглощен своей работой.
– Прошу тебя, уйди!
– Вы поклялись спасти Ситналту от непонятной разрушительной силы. Она наносила удары четыре раза в различных районах города. Мы обязаны найти способ остановить ее.
– Я и найду, – ответил Франкенштейн, – если ты перестанешь отвлекать меня. Разве ты не понимаешь, какая это сложная задача?
– Позвольте мне помочь вам! – Она просто разрывалась от этого желания, но уже чувствовала, что проиграла.
– Ты можешь помочь мне лишь тем, что уйдешь. Если у тебя есть блестящая идея, то почему бы тебе самой не воплотить ее в жизнь? Ты ведь хороший изобретатель. А сейчас я хочу подумать над своей идеей.
Демонстративно не обращая на нее внимания, он отвернулся и, сев на табурет и схватив лежащие перед ним на столе бумаги, стал их лихорадочно перелистывать. На его лице отразились истощение и боль, более глубокие, чем ожидала Майер.
– Я должен сделать это именно так. Теперь. И пожалуйста, дай мне спокойно работать.
Майер почувствовала, как дрожат ее губы, хотя она изо всех сил пыталась сдержать свое разочарование.
– Это как-то связано с тем, что вы с Верном узнали, исследуя корабль ТЕХ, правда? С информацией, которую вы отказались обнародовать?
Он помотал головой, продолжая изучать свои рисунки.
– Нет, это не то.
Но Майер думала иначе. Она была уверена, что может точно сказать, когда профессор соврал ей.
Не произнося больше ни слова, она вихрем вылетела из мастерской Франкенштейна, уже решив, что будет делать. Она знала, куда ей идти. Она сделает все в одиночку. Ей нужно поторопиться, чтобы успеть до того, как невидимая сила принудит ситналтан к самоуничтожению…
В то утро, когда она оседлала свой велосипед, было прохладно. Влажный морской туман все еще стелился по вымощенным гексагонами улицам, пока рассвет не вошел в свои права и не выгнал его прочь. Поеживаясь от утреннего воздуха, Майер выехала за главные ворота Ситналты. Многие горожане оставили собственные исследовательские проекты, чтобы помочь очистить улицы от обломков зданий. Они тоже не могли сказать, чья злая воля обратила в ничто их многолетние усилия.
Майер катила дальше по тропинке, торопясь добраться до корабля ТЕХ как можно быстрее. Она не знала, каким образом дорожные ограничения, согласно Правилу 5, могут влиять на ее продвижение на велосипеде, но должна была следовать своей дорогой и собрать как можно больше сведений для ситналтанского банка информации.
Отдыхая возле своего велосипеда, Майер почувствовала себя совершенно разбитой: мускулы ее ног ныли, а все тело покалывало от пота. Она сделала глоток из фляги и освободила плечи от ноши.
Сняв верхнюю одежду, она ощутила легкую прохладу ветерка на своей потной коже и почувствовала, как медленно покрывается мурашками.
Впрочем, Майер решила, что когда снова поедет вверх по холму, то непременно согреется. Она затолкала одежду в заплечный мешок. Глубоко вздохнув, опять надела его на плечи и подняла неуклюжий велосипед.
Пыхтя и с трудом крутя педали на крутом подъеме, медленно, но верно продвигаясь вперед, Майер снова пустилась в путь.
Она отметила на своей маленькой карте точное местонахождение останков корабля неподалеку от заброшенной крепости слаков. Первая ситналтанская экспедиция оставила его, не закончив изучения. На следующее утро после того, как профессор Берн уехал в полном одиночестве, профессор Франкенштейн объявил, что их миссия закончена, и приказал немедленно паковаться и уходить, не вдаваясь в объяснения. Много позже, сопровождая свою речь туманными намеками, он поведал о том, что ему и Верну явился во сне Скотт, один из ТЕХ, чтобы показать, как создать разрушительное оружие из корабельных обломков.
После того как они все закончили, Франкенштейн развел большой костер, чтобы сжечь все их планы и чертежи, чтобы никакой другой персонаж никогда не узнал об оружии, которое они вместе разработали. Майер, как и многие другие в Ситналте, не могла одобрить такое поведение. Профессора Берн и Франкенштейн делали вместе множество изобретений и никогда не скрывали от публики подробностей. Даже сама мысль о необходимости уничтожения информации должна была по закону о всеобщем процветании обсуждаться на совете изобретателей.
Тем не менее Франкенштейн оставался тверд. Он и Берн дали обет, что это будет единственное изобретение, которым они никогда не поделятся. Никогда.
Вернувшись на корабль, Майер обязательно найдет способ узнать то же, что и они, а может быть, ей откроются и другие возможности бороться за Ситналту. Она вспомнила слова Вейлрета, которые он сказал, стоя напротив нее на доках, как раз перед тем, как он и слепой Пэйнар украли подводную лодку Верна НАУТИЛУС:
– Вы все возитесь со своими механическими дворниками, но когда столкнетесь с проблемой, которую не в силах будет разрешить ваша технология, вы просто закроете на нее глаза. Бросьте все эти ваши забавные безделицы и сделайте что-нибудь способное остановить это! Ведь если мы потерпим неудачу, все Игроземье будет зависеть от вас!
Майер понятия не имела, насколько успешным был поход Вейлрета на остров, хотя дракон и не появлялся больше с той поры. Она не знала, что произошло с их главным врагом Скартарисом, но только Верн исчез вместе со своим секретным оружием, и даже Франкенштейн не знал, что случилось.
Сила, уничтожающая Ситналту, должно быть, как-то связана со Скартарисом или с ТЕМИ, а может быть, она даже предвещает конец Игры. Но детекторы не фиксировали ничего необычного, и Майер не знала, что и думать. Впрочем, она примет вызов Вейлрета и изобретет что-нибудь, способное противостоять опасности.
Ее темные глаза остекленели от натуги, когда она поднималась вверх по холму, и были сосредоточены только на поисковой тропе, вьющейся перед ней. Если бы она могла видеть свое лицо, то заметила бы, что на нем появилось такое же выражение одержимости, какое она неоднократно видела на лице профессора Франкенштейна. Он являлся одним из величайших изобретателей со времен Максвелла, но он уже не может рассчитывать на прежнее восхищение с ее стороны, после того как отверг ее помощь.
Ближе к вечеру она добралась до самой вершины и внезапно пересекла еще одну границу горных гексагонов. Склон сильно изменился, и прямо перед ней возникли причудливые очертания скал. Тропа петляла перед ней белой полоской, прорезанной между утесами, а холодный воздух щипал лицо, как грубое полотно.
Утесы слева от Майер заслонили от нее заходящее солнце, наполняя долину зловещими тенями. Посмотрев вперед, она смогла разглядеть острые выступы разрушенной крепости слаков со всеми ее остроконечными узкими бойницами. Она задержалась на мгновение и глубоко вздохнула.
В лучах заходящего солнца, мерцающих на утесах, она все лучше различала сияние и блеск покореженной обшивки Корабля ТЕХ…
Майер яростно крутила педали, набирая скорость по мере того, как тропа уходила вниз. Узкие покрышки казались такими неуклюжими на ухабистой дороге, и она буксовала, пытаясь притормозить на камнях. Корабль, казалось, ожидал ее, словно ларчик, полный идей и загадок, которые она разрешит. Майер горела нетерпением, она чувствовала, что ей необходимо открыть нечто имеющее грандиозное значение для всей Игры. Ответ был где-то там, впереди, похороненный под обломками.
– Я еще покажу вам, профессор Франкенштейн, – пробормотала она сквозь зубы, стиснутые от напряжения и холода. – Я еще покажу тебе, Вейлрет.
Глава 8
Озеро Мира
Я никогда не вернусь. Я устал от Игры, а Игра устала от меня.
Дроданис, уходя из ЦитаделиОгромное спокойное Озеро, ровное и гладкое, словно лужица ртути, начало мелеть. Казалось, будто огромная щель или пропасть разверзлась на дне карты, позволяя водам Озера просачиваться в пустоту за ее пределами, в ничто. Дроданис стоял возле дерева и пристально вглядывался в свое изображение. Его лицо отвечало ему таким же взглядом, но смотрел он еще дальше, сквозь безмятежные глубины Озера Ведущей.
У самого дна мерцал вмерзший в столб вечного льда мальчик Леллин. Ведущая Мелани заключила его туда, чтобы уберечь от его собственных разрушительных сомнений. «Но теперь, когда уровень воды начал заметно падать, беззвучно и неумолимо, – подумал Дроданис, – даже этой защиты может оказаться недостаточно».
Ведущая не являлась ему уже очень давно. Раньше она приходила к нему, говорила с ним, беседовала о будущем Игроземья и о том, как оно живет без него. Она заверила, что Дроданис – один из самых любимых ее персонажей. Когда Дэвид, один из ТЕХ, задумал уничтожить карту, она позволила Дроданису послать предостережение своему сыну Делраэлю, но с тех пор она исчезла и никогда больше не являлась снова.
«У Ведущей Мелани, должно быть, есть и более серьезные заботы, связанные с судьбой всей Игры», – рассуждал он. Дроданис оставался в этом тихом лесу, отдыхая.., существуя, но не занимаясь ничем другим. Прошлое оставило глубокие шрамы в его душе. Он столько раз прокручивал в своем сознании трагические события своей жизни, что сами воспоминания постепенно становились все менее и менее четкими.
Он снова и снова видел смертельные мучения своей возлюбленной Фьель, видел ее влажную от пота кожу, вспоминал, как лихорадка разливалась по ее организму, словно змеиный яд. Он опять и опять чувствовал слабость, как будто только что поборол лихорадку.., ту самую болезнь, которую передал ей, пока она ухаживала за ним, пытаясь вернуть его к жизни. Фьель умерла, а он остался. Он видел, как мутнеют ее глаза, как горячка переходит в хладные оковы смерти….
Он снова видел последнюю самодовольную улыбку на лице своего брата Кэйона во время его смертельной битвы с великаном-людоедом на лесной опушке. В этом был весь Кэйон: он всегда старался соперничать со старшим братом, превзойти его, доказать, что и в одиночку может справиться с монстром. Но он отчаянно не подходил для такой задачи и понял это только тогда, когда было уже слишком поздно…
Снова и снова эти воспоминания всплывали в его мозгу, вытесняя все остальное. Они заставили Дроданиса забыть все, чем он жил раньше, прийти сюда в поисках забвения и пренебречь своим долгом – развлекать ТЕХ.
Здесь, в этом спокойном месте, тяжелые воспоминания проплывали перед его внутренним взором столько раз, что с каждым новым воспроизведением они становились более туманными и далекими, более хрупкими, словно стена утеса, стачиваемая речным потоком. Нынче все его воспоминания потускнели и превратились просто в тени далекого прошлого, которое когда-то было частью его жизни.
Дроданис стоял, прислонившись к стволу дерева, и чувствовал пустоту на душе. Теперь, когда боль покинула его, он ощущал только тупое оцепенение. У него не было ничего, чем он мог бы заняться, не было товарищей, не было Ведущей, не было юного Леллина, который сопровождал его в этом долгом походе сюда.
А еще Озеро Мира исчезало у него на глазах.
Дроданис всматривался в отражение старого воина, глядящего на него с гладкой поверхности озера, и спрашивал себя: неужели он действительно настолько изменился? В глубине души он все еще представлял себя пригожим молодым искателем, который уходил с Кэйоном навстречу приключениям, находил груды сокровищ и убивал дюжины монстров.
Но теперь на него смотрел человек с худым и дряблым лицом, с запавшими пустыми глазами. Вид этого человека напугал Дроданиса. Его густые каштановые волосы, длинные усы и борода теперь поблескивали седыми прожилками. Долгое время он не заботился о своей внешности, не видя в этом никакого смысла.
Дроданис вспоминал, как Фьель причесывала его волосы и как он убирал ее длинные косы; вспомнил, как украшал одежду и оружие драгоценными камнями, вспомнил великолепные доспехи, которые захватил у побежденных врагов. Но теперь он видел на водной глади лишь опустившегося и никому не нужного персонажа.
Он почувствовал, как странное ощущение поднимается в нем: негодование и гнев, но направленные не на себя, а на нечто за пределами Игры. Дроданис глубоко вздохнул.
Рябь на Озере Мира заставила его вздрогнуть. Что-то смогло поколебать его ровную гладь! Это настолько ошеломило Дроданиса, что ему потребовалось немало времени, чтобы осознать – уровень воды в Озере упал до того, что недвижная, окаменевшая фигура Леллина стала медленно проступать на поверхности. Озеро оседало вокруг него, открывая голову и плечи мальчика.
Под коркой молочно-белого льда Дроданис разглядел лицо мальчика, на котором застыло выражение удивления, недоверия и ужаса, который тот ощутил за секунду до того, как Ведущая остановила его.
– Ах, Леллин, что же это происходит с нами? – пробормотал Дроданис.
Но в ответ не услышал ни единого звука, даже журчания опускающейся воды. Высокие дубы и черные сосны скрывали Озеро Ведущей от любопытных персонажей. Ни одна поисковая тропа не вела сюда, и Дроданис нашел это место только после длительных поисков.
Когда Леллин все еще был с ним, он долго спорил с Ведущей о Правилах и реальности. Леллин оказался слишком восприимчивым. Он представлял собой настоящего Нарушителя Правил, он являлся живым противоречием, будучи человеческим персонажем с мощными магическими способностями. Он старался выпытать у Ведущей как можно больше сведений о реальности и о месте в ней Игроземья, а также о том, как оно было создано.