Теперь шутка уже не представлялась такой забавной.

Интересно, как там дела у Скалли? Что покажет вскрытие?

Наконец Малдер дошел до кабинета Доули. Заглянув в полуоткрытую дверь, он увидел высокого плотного мужчину в джинсовом костюме и фланелевой рубашке, занятого распаковкой коробок. (Похоже, он только-только переехал и теперь раскладывал вещи по полкам и ящикам.)

Постучав в дверь, Малдер открыл ее полностью.

— Извините за вторжение. Вы доктор Доули?

Мужчина поднял на него глаза. Широкоплечий, с рыжевато-каштановыми длинными волосами. Косматая борода походила на моток медной проволоки, если бы не ослепительно белая, как струя пролитого молока, прядь слева у подбородка. Нос и рот спрятаны под белой защитной маской.

— Вы что, спятили?! Почему без маски? — Одним прыжком Доули подскочил к обшарпанному письменному столу, выдвинул правый верхний ящик и вытащил пакет. Разорвав мясистыми пальцами обертку, он швырнул маску Малдеру. — Говорят, в ФБР работают сплошные умники — неужели так сложно усвоить нехитрые правила безопасности?

Послушно натянув маску и вдохнув ее бумажный запах, Малдер показал пропуск и открыл удостоверение агента ФБР.

— Бэр Доули, я не ошибся? А как вы узнали, что я из ФБР?

Здоровяк от души рассмеялся.

— Вы шутите? Костюм с галстуком значит одно из двух: Министерство энергетики или ФБР. Ну а сейчас, после странной смерти доктора Грэгори, остается только ФБР. Нас предупредили о вашем приезде и просили оказать помощь.

— Спасибо, — поблагодарил Малдер, вошел и, не дожидаясь приглашения, сел на стул рядом со столом, загроможденным коробками. — Пока у меня к вам всего несколько вопросов. Постараюсь не отнимать у вас много времени. Мы только что приступили к расследованию.

Доули продолжал разбирать веши, расставляя папки по полкам и засовывая ручки и блокноты в центральный ящик стола.

— Во-первых, мне бы хотелось узнать, над каким проектом вы работали с доктором Грегори.

— Этого я вам сказать не могу, — отрезал Бэр Доули, повернулся спиной и достал из тонной коробки фотографии в рамках и вороха распечаток спутниковых метеоснимков, технических записок и карт океанских температуры. — Проект засекречен.

— Понятно. Но, может, все-таки есть малейшая несекретная возможность узнать, не произошла ли трагическая ошибка. Возможно, проект стал причиной смерти доктора Грэгори?

— Не могу сказать.

У Малдера сложилось впечатление, что Бэр Доули всегда не слишком любезен с незнакомыми; людьми и не расположен снисходить к людской глупости, а сейчас он еще чем-то обеспокоен. Может, его тяготит неожиданно свалившаяся ответственность за проект, которым раньше руководил доктор Грэгори? Малдер внимательно следил за каждым его движением, вслушивался в интонации коротких, едва ли не грубых ответов. Попытался представить себе и такой вариант: Доули подстроил смерть начальнику, чтобы занять его место. Пожалуй, нет: вид у Доули не слишком довольны и.

— Давайте поговорим на менее опасные темы. Сколько лет вы работали с доктором Грэгори?

Остановившись, Доули задумчиво почесал в затылке.

— Пожалуй, лет пять. Почти все это время я работал техником. Тогда мне казалось, что я вкалываю как проклятый. А теперь, когда его нет, понял — это были цветочки.

— А когда вас назначили заместителем руководителя проекта?

— Одиннадцать месяцев назад. — На этот вопрос Доули ответил без запинки. — Когда от нас слиняла Мириел.

В холле пронзительно завизжала циркулярная пила, потом кто-то вскрикнул от боли. Вся эта какофония — лязг и скрежет металла, треск щитов стенного покрытия, гул пылесосов, крики рабочих — навевала воспоминания о незабываемых минутах в кресле зубного врача. Малдер невольно поежился.

— А зачем такая уйма видов островов южном морен? — спросил он, кивнув на фотографии. Снимки со спутника, метеосводки и все такое прочее?

Пожав плечами, Доули не сразу придумал очень убедительный ответ:

— Да вот собираюсь в отпуск куда-нибудь подальше от суеты. Кстати, это не юг, а запад Тихого океана.

— Забавно. Точно такие же я видел в кабинете доктора Грэгори.

— Может, мы с ним обратились к одному тому же агенту бюро путешествий.

Малдер чуть наклонился вперед. Ну как можно серьезно разговаривать, когда они оба в этих дурацких масках! От дыхания у него взмокли щеки и подбородок, а голос стал глухим сдавленным.

— Расскажите мне о проекте «Брайт Энвил».

— Никогда о таком не слышал, — твердо заявил Доули.

— Нет, слышали, и не один раз.

— А вот вам о нем знать не за чем, — отрезал Доули.

— У меня есть допуск ФБР к секретным документам.

— Плевать я хотел на ваш допуск, агент Малдер! Я давал подписку и проходил инструктаж. Наш проект засекречен. В отличие от прочих заместителей доктора Грэгори я взятые на себя обязательства не нарушаю. Не давая Малдеру возразить, Доули выпалил, тыча в его сторону толстым указательным пальцем:

— Вы, может, этого и не понимаете, господин ФБР, но мы с вами делаем общее дело. Выполняя правительственное задание, я работаю на благо страны. А если вам захотелось поболтать, рекомендую посетить штаб-квартиру общества «Нет ядерному безумию!» и поговорить с Мириел Брэмен. Адрес вы найдете в листовке: после вчерашней акции их полным-полно валяется в канаве за забором. Идите и задайте ваши вопросики ей. А заодно арестуйте за разглашение секретной информации. У вас будет о чем ее спросить! Между прочим, во время, когда погиб Эмил Грэгори, она крутилась поблизости, а мотивов изгадить наш проект у нее предостаточно.

— Расскажите поподробнее, — насторожился Малдер.

Бэр Доули не пытался скрывать давнишнюю неприязнь, он даже покраснел.

— Мириел торчала тут вместе со своими крикунами. Они заявили, что пойдут на все — надеюсь, вы понимаете, что это значит? — лишь бы сорвать нам работу. Мириел вполне могла такое обстряпать: ведь она не один год здесь работала. Может, она и подбросила что-то в лабораторию Грэгори. Может, все это ее рук дело.

— Мы это проверим.

Доули поднял с пола очередную коробку и брякнул ее на стол так, что оттуда посыпались ручки, ножницы, степлер и прочая мелочь.

— Извините, агент Малдер, но мне сейчас некогда. У меня и раньше был хлопот полон рот, а теперь и того хуже. Да еще вдобавок меня вышвырнули из удобного кабинета и засунули в эту дыру, и я должен работать над проектом в бараке, где мне некуда положить секретные документы!

Уже у самой двери Малдер остановился.

— Кстати, из кабинета доктора Грэгори, уже после его смерти, забрали некоторые документы. Изъятие улик с места преступления — серьезное правонарушение. Надеюсь, вы к этому отношения не имеете?

Бэр Доули достал из коробки последние вещи, поставил ее вверх дном на пол и с видимым удовольствием растоптал.

— Дело в том, агент Малдер, что все документы, относящиеся к проекту, регистрируют, нумеруют и вручают конкретному сотруднику. Некоторые бумаги доктора Грэгори были в единственном экземпляре. Они могли нам понадобиться. Работа над проектом превыше всего.

— Даже превыше расследования убийства? На каком основании вы так решили?

— А вы обратитесь в Министерство энергетики. Рассказать о проекте подробно они вряд ли смогут, но на вопрос наверняка ответят.

— Вы в этом уверены?

— Как говаривала одна моя подружка: у меня тоже есть недостатки, но неуверенностью в себе я не страдаю.

— А вы не могли бы составить список документов, которые вы забрали из кабинета доктора Грэгори? — настаивал на своем Малдер.

— Нет, — твердо ответил Доули. — Они засекречены.

С невозмутимым видом Малдер достал и кармана свою визитную карточку.

— Здесь мой рабочий телефон в Вашингтон и номер сотового. Если вдруг надумаете что-то рассказать, позвоните мне прямо отсюда через федеральную телефонную систему или свяжитесь по сотовой.

— Разумеется. — Взяв карточку, Доули не глядя сунул ее в центральный ящик письменного стола, уже заваленный ручками, линейками, скрепками и Бог знает чем еще — вряд ли он найдет ее там, даже если и захочет.

«Впрочем, такое желание у него едва ли возникнет», — подумал Малдер.

— Спасибо, что уделили мне столько времени, доктор Доули.

— Господин Доули, — поправил его инженер. — Я так и не дописал диссертацию: руки не дошли.

— В таком случае, спешу оставить вас наедине с проектом. — И Малдер вышел в холл, где рабочие за тонким прозрачным занавесом продолжали сдирать со стен асбестовое покрытие.

Плезантон, Калифорния.

Дом Эмила Грэгори.

Среда. 10.28

Повернув ключ в замке, Малдер громко постучал и лишь потом приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Тишина и полумрак.

— Тук-тук, есть кто дома?

— Хватит дурачиться, Малдер! — одернула его Скалли. — Ну кто там может быть? Доктор Грэгори жил один. — Она открыла папку. — Его жена умерла шесть лет назад. От лейкемии.

Малдер нахмурился и покачал головой: вчерашнее вскрытие показало, что у Грэгори была последняя стадия рака.

— Похоже, люди больше не умирают просто от старости.

Они помедлили еще, не решаясь войти в прохладный, пыльный дом в самом конце глухого переулка. Своей архитектурой он резко выделялся на фоне соседних домов: его скругленные углы и изогнутые арки чем-то напоминали особняк из самана в мексиканском стиле. Фасад украшали цветные изразцы, веранда заросла диким виноградом.

Постояв еще чуть-чуть, Малдер распахнул дверь, и они шагнули в прихожую, выложенную большими прохладными терракотовыми плитами, и, спустившись по короткой лестнице, вошли в жилое помещение.

Хотя Грэгори умер всего полтора дня назад, казалось, здесь давным-давно никто не живет, как в доме с привидениями.

— Поразительно, как быстро иной раз доме возникает гнетущая атмосфера! — нарушил тишину Малдер.

— Сразу видно, что он жил холостяком, — заметила Скалли.

Малдер осмотрелся, но никакого вопиющего беспорядка не углядел. Во всяком случае, ничего особенного: почти как у него в квартире. Или аккуратистка Скалли опять его подкалывает?

В гостиной был стандартный набор мебели: диван, большое кресло на двоих, телевизор, музыкальный центр, которым, похоже, пользовались не слишком часто. Столик у дивана завален журналами вперемешку с чертежами и бумагами со штампом Центра ядерных исследований Тэллера, документами из Лос-Аламоса и Ливерморской национальной лаборатории.

Выкрашенные неяркой желто-коричневатой краской стены, гладкие и маслянистые, напоминали фактурой мягкую глину. В каминных нишах — коллекция изящных безделушек: на полочках расписная керамика анасази [5] , на стене яркие индейские амулеты, а над каминной полкой — связка сушеного перца чили.

Во всем интерьере гостиной чувствовался дух Нью-Мексико, искусно созданный, как решил Малдер, покойной женой доктора Грэгори, а у старого ученого не было ни желания, ни сил переделывать что-то на свой лад.

— После смерти жены доктор Грэгори утратил интерес ко всему, кроме работы, — словно читала его мысли Скалли, листая досье. — Тут написано, что когда жена умерла, он попросил отпуск на два месяца, чтобы прийти в себя, но просто не знал, чем заняться, и очень скоро опять вышел на работу. С тех пор в его личном деле одни благодарности. Он с головой погрузился в науку. Работа стала смыслом его жизни.

— А там, случайно, не указано, над чем конкретно работал Грэгори?

— Нет, не указано: ведь проект засекречен.

— Знакомая песня!

В аптечке на кухне Скалли обнаружила несколько пузырьков с обезболивающими средствами, некоторые еще закупоренные, некоторые полупустые. Она потрясла их, прочла этикетки.

— Он принимал сильные лекарства — анальгетики и наркотики. Наверное, страшно мучился. Я еще не успела ознакомиться с его историей болезни, но уверена: доктор Грэгори знал, что жить ему осталось два-три месяца.

— И тем не менее каждый день шел на работу. Вот это одержимость!

Малдер бродил по пустому дому, ища сам не зная что. Выйдя из гостиной, он направился в холл, за которым располагались спальни и кабинет. Здесь все выглядело совсем иначе.

Стены пестрели развешанными как попало фотографиями в рамках, словно у хозяина под рукой оказался молоток с гвоздями, а искать линейку и карандаш он поленился. Доктор Грэгори, очевидно, собирал коллекцию снимков давно и вешал туда, где было свободное место.

Несмотря на различие, все снимки объединяло одно: на них был запечатлен момент ядерного взрыва. А отличались они лишь фоном и размером грибовидного облака: одни были сняты в пустыне, другие — в океане, с борта эсминца. Рядом с морскими офицерами и другими военными стояли, улыбаясь в камеру, ученые (их нетрудно было узнать по одежде и очкам в темной оправе).

— А кто-то собирает фотографии Элвиса Пресли, — заметил Малдер, рассматривая ядерные грибы.

— Послушай, некоторые снимки я узнаю, — сказала у него за спиной только что подошедшая Скалли. — Теперь они принадлежат истории. Вот эти сняты в середине пятидесятых годов на Маршалловых островах во время испытаний водородной бомбы. Вон те… если не ошибаюсь, на ядерном полигоне в Неваде, где проводили наземные взрывы, проект «Орало».

Она вдруг замолчала.

— В чем дело? — спросил Малдер, заметив странное выражение ее лица.

Покачав головой, Скалли убрала за ухо выпавшую прядь золотисто-рыжих волос.

— Ничего особенного, просто вспомнила: и досье доктора Грэгори упоминается, что он занимался разработкой ядерного оружия еще со времен Манхэттенского проекта. Присутствовал на первых ядерных испытаниях, работал в Лос-Аламосе. В пятидесятых не раз принимал участие в испытаниях водородной бомбы.

Малдер остановился у снимка самого мощного взрыва, поднявшего над океаном громадное облако-гриб из воды, огня и дыма. Казалось, в единый миг был уничтожен целый остров. Внизу на глянце виднелась подпись: Замок Браво.

— Представляешь, что это было за зрелище! — невольно восхитился Малдер.

— Представляю, но надеюсь, ничего подобного в жизни не увижу, — выпалила Скалли. метнув на него удивленный взгляд.

— Я тоже. Это я так, к слову, — объясни Малдер, продолжая читать подписи на снимках

Все фотографии были подписаны одной рукой, некоторые давно — чернила с годами выцвели, некоторые недавно.

Зуб Пилы.

Микрофон.

Печка Бикини.

Оранжерея.

Плющ.

Песчаный Х-луч.

— Это что, шифр? — спросил Малдер.

— Нет, это кодовые названия испытаний бомб разных конструкций. Им специально давали абсурдные имена. Из самих испытаний большой тайны не делали, засекречивали только устройство, время, расчетную мощность и компоновку ядра. Одну серию подземных взрывов в Неваде, например, назвали именами городов-призраков в Калифорнии, другую — названиями разных сортов сыра.

— Ну и веселая подобралась компашка! Оставив позади фотогалерею, Малдер вошел в просторный захламленный кабинет. Хотя папки, журналы и книги были разбросаны повсюду, Малдеру показалось, что сам доктор Грэгори отлично ориентировался в этом рабочем беспорядке. Берлога мужчины, то есть его кабинет, — это святая святых, и, несмотря на внешний разгром, старый ученый с годами все обустроил так, как считал нужным.

Глядя на неоконченные записи на желтых линованных листах и в прошитых лабораторных тетрадях, Малдер почувствовал всю глубину драмы оборвавшейся жизни. Как будто режиссер-кинолюбитель нажал на кнопку «ПАУЗА» на своей видеокамере, и доктор Грэгори ушел навсегда в левую кулису, а декорации так и стоят на месте.

Тщательно ознакомившись с записями, документами и чертежами, Малдер наткнулся на кипу ярких рекламных туристских буклетов по мелким тихоокеанским островам. Некоторые — на глянцевой бумаге, сделанные профессионально, другие сработаны грубо, явно дилетантами.

— Малдер, что ты надеешься здесь откопать? Вряд ли доктор Грэгори приносил секретные материалы домой.

— Ты права. Но ведь он работал еще в старые добрые времена Манхэттенского проекта, когда все трудились бок о бок на благо родины против одного общего врага, и служба безопасности еще не была такой строгой.

— А мы по-прежнему все делаем и делаем новые бомбы, чтобы уничтожить нашего общего врага. Правда, теперь уже и не знаем, какого, — словно мысля вслух заметила Скалли.

— Что это было, агент Скалли? Комментарий редактора? — поднял бровь Малдер.

Вместо ответа она взяла с книжной полки снятый со стены диплом в рамке (на стене по-прежнему торчал гвоздь).

— Интересно, почему он его снял? — спросила она, повернув диплом к Малдеру.

Это была распечатка с лазерного принтера, логотип явно позаимствован из какого-то примитивного графического редактора, просто чья-то шутка, но выполненная с усердием и любовью. В центре этого «пергамента» красовался стилизованный колокол, заключенный в круг и перечеркнутый наклонной чертой, как стандартный запрещающий знак, а внизу подпись: Настоящим дипломом удостоверяется, что коллеги доктора Грэгори по проекту «Брайт Энвил» присуждают ему почетную премию Ноу-Белла [6] .

— Премия Ноу-Белла! — простонал Малдер. — А Бэр Доули, первый помощник доктора Грэгори, вчера с пеной у рта доказывал мне, что никакого проекта «Брайт Энвил» нет и быть не может! А чья подпись на дипломе?

— Мириел Брэмен. Той самой, что работала с доктором Грэгори, пока не возглавила общество «Нет ядерному безумию!».

— Вот как! В таком случае нам пора с ней познакомиться. Кстати, и Бэр Доули советовал. Их штаб-квартира, кажется, в Беркли? Да ведь это совсем близко отсюда.

— Малдер, ты не против, если я сама поговорю с ней? — с озабоченным видом попросила Скалли.

— Решила дать мне возможность расслабиться? — удивился он.

— Это старая история. И никакого отношения к делу не имеет.

Малдер молча кивнул. Он знал, что расспрашивать ее сейчас нет смысла: придет время, и она расскажет сама.

Центр ядерных исследований Тэллера.

Среда, 12. 08

В течение двух кошмарных дней, пока сдирали со стен асбестовую изоляцию, в кабинете Бэра Доули все покрылось тонким белым налетом — стол, бумаги, компьютерный терминал, телефон…

Вытирая бумажной салфеткой покрытые пылью поверхности, он уговаривал себя, что это всего лишь известка, штукатурка, гипс — в общем, ничего опасного. А все асбестовые волокна тщательно всосали пылесосы: ведь подрядчики в конце концов государственные служащие и отлично выполнили работу.

При мысли о работе Доули невольно поморщился.

Как бы ему хотелось поскорей вернуться в свои старый кабинет! Здесь все так неудобно, все равно что жить зимой в палатке. Какая уж тут работа!

Все эти переезды сейчас очень некстати. Проект «Брайт Энвил» слишком много значит для него и его коллег, а теперь, из-за расследования обстоятельств смерти доктора Грэгори, они вынуждены терпеть сплошные неудобства. Ну какое отношение имеет следствие к подготовке испытаний? И вообще, кто и где решает, что важнее? Проект ограничен жесткими временными рамками, да и условия для испытания должны быть идеальными. А расследование преступления может продолжаться сколько угодно, независимо от времени года и погодных условий.

Лишь бы провести испытания без сучка и задоринки, а потом пусть себе агенты ФБР вынюхивают, сколько им влезет.

Доули взглянул на часы. Свежие спутниковые снимки должны были принести еще десять минут назад. Он потянулся к телефону, но передумал и сокрушенно вздохнул. Ведь он не у себя в кабинете, где все нужные номера телефонов введены в автоматический набор. Порывшись в ящике стола, он нашел телефонную книжку и, отыскав номер Виктора Ожильви, набрал его на диске. Кончики пальцев побелели от вездесущей пыли. Брезгливо поморщившись, Доули вытер руку о джинсы.

Трубку подняли после второго звонка.

— Виктор, где метеосводка? — не тратя времени на приветствия и любезности, спросил он. Молодой помощник наверняка узнал его по голосу.

— Только-только получили, Бэр, — прогнусавил Виктор. — Просто я решил перепроверить прогноз еще разок. Похоже, на этот раз то, что надо.

— Неси скорей мне, я тоже проверю. Все должно быть в лучшем виде.

— Уже иду! — Виктор повесил трубку. Доули постарался устроиться поудобнее на старом скрипучем стуле. Кондиционер работал вовсю, и он не стал снимать джинсовую куртку.

Длинными волосами и косматой бородой Бэр Доули походил на альпиниста. Манера его поведения отпугивала многих, особенно тех, кто не знал его по работе. Доули не считал себя суровым начальником. Напротив: тем, кто отлично выполняет свои обязанности, работать с ним — одно удовольствие. А если кого-то не устраивают его манеры, так он силком никого не держит. Виктор и другие инженеры, знавшие Доули не первый год, понимали, что с ним можно ладить и он ценит их деловые качества, но им было ясно, что Бэра Доули лучше не подводить, иначе придется поскорее уносить ноги.

В холлах рабочие все так же стучали ломами и скрежетали пилами, сокрушая стенное покрытие, но теперь уже в другом крыле здания.

Входная дверь распахнулась, и рыжеволосый Виктор Ожильви, перескакивая скрипучие ступени, почти бегом помчался по коридору к временному кабинету Доули. Раскрасневшись, с сияющим видом он ворвался в кабинет. У него даже очки чуть не слетели с носа.

— Вот снимки со спутников. А вот карты. — Разложив все на столе, он прижал загибающиеся края степлером и ножницами. — Видишь вот эти грозовые облака? С вероятностью девяносто пять процентов область пониженного давления будет двигаться по траектории, которую я пометил красным пунктиром. — Он провел пальцем вдоль западной части Тихого океана, прямо за демаркационной линией времени в районе Маршалловых островов. — Вот здесь я подыскал отличный островок. — И он накрыл пальцем крошечную точку посередине океана. — Блеск!

— Атолл Эника, — прочел на карте Доули.

— Посмотри в эфемеридах, — кивнул в сторону книжной полки Виктор.

Доули взял с полки толстую книгу и сдул с корешка белую пыль. Отыскав в указателе Энику, ознакомился с навигационными координатами и прочел краткое описание.

— Ничего не скажешь, впечатляет! — согласился он. — Большая плоская скала посреди океана. Хоть здесь нет фотографии, похоже, он просто создан для наших целей. Ни тебе населения, ни даже истории.

— Да там никто ничего и не заметит! — вторил ему Виктор.

— Ну-ка давай еще разок посмотрим на синоптические карты! — Доули наклонился вперед и прищелкнул пальцами, чтобы Виктор поторапливался. Тот опять разложил карту погоды: над океаном зловеще навис вспененный ком облака, чем-то похожий на сжатый кулак.

— На соседние острова уже послали предупреждения об урагане. Правда, населенных островов там раз-два и обчелся: Кваджалейн и Трук. К тому же атолл Эника в наших территориальных водах.

— А ты уверен, что его накроет штормом? — спросил Доули. Он и сам не сомневался, просто ему хотелось услышать это от кого-нибудь еще.

Виктор обиженно вздохнул.

— Да ты посмотри на силу урагана! Как же он может проскочить мимо? В запасе у нас неделя: для прогнозов погоды это целая вечность, а вот для подготовки испытании времени в обрез… Если мы все-таки туда соберемся. — Виктор отступил на шаг и стал переминаться с ноги на ногу, как будто ему вдруг срочно понадобилось выйти в туалет.

Доули свирепо на него уставился.

— Что это за «если» и «все-таки»?! Ну-ка давай все начистоту!

Виктор пожал плечами.

— Да так, ничего особенного. Решение за тобой. Бэр. Теперь, когда доктора Грэгори нет, за веревочки у нас дергаешь ты.

Доули кивнул.

— Отлично. Тогда начинаем всех обзванивать. С настоящего момента объявляю начало подготовки к операции «Брайт Энвил». Первым делом надо отправить на Энику подразделение инженерных войск и сообщить на базу ВМФ Коронадо, чтобы подготовили эсминец к отплытию.

— Мы уже предварительно договорились с Министерством транспорта о доставке секретного груза, — вставил Виктор. — Все необходимое оборудование, диагностика и сама установка будут отправлены в Сан-Диего незамедлительно. И на базу Коронадо сообщили.

Доули молча кивнул. Обеспечить безопасную доставку секретного груза — дело важное и очень хлопотное: ведь нужно заполучить разрешение и от окружных властей, и от федерального автодорожного управления, да еще от городских комитетов.

— Подготовь всем документы. Надо поторапливаться. Я полечу на Энику с первой группой. А группа поддержки, то есть ты, Виктор, должна быть в полной боевой готовности, чтобы погрузиться на транспортный самолет, как только закончите все дела здесь.

Виктор прилежно записывал все в блокнотик (как-то раз Доули попробовал дешифровать его каракули, но очень быстро бросил это дело). Вид у Виктора был крайне взволнованный, он только что не бил копытом.

— Ну действуй! Время не ждет. Молодой помощник метнулся к двери, но Доули его окликнул:

— И вот еще что. — Тот повернулся, глуповато моргая и чуть приоткрыв рот. — Не забудь захватить плавки.

Виктор рассмеялся и выбежал в коридор. А Доули взглянул на карты и расплылся в улыбке. Наконец-то, после стольких трудов, они перешли к новому этапу. Колесики завертелись обратного хода нет.

Кроме того, он без слез сожаления уберется подальше от ищеек из ФБР. Его ждет настоящая работа.

Беркли, Калифорния.

Штаб-квартира общества «Нет ядерному безумию!».

Среда, 12.36

Взяв напрокат машину, Скалли знакомой дорогой ехала в Беркли. Она и узнавала и не узнавала улицы, чувствуя себя здесь совсем чужой, а ведь когда-то это был и ее дом.

Свернув на Телеграф-авеню, ведущей прямо к студенческому городку, Скалли увидела, что сам университет почти не изменился. Он все так же стоял особняком, как независимый остров — Народная Республика Беркли, — а весь остальной мир шел себе своим путем. Проезжая мимо вереницы пиццерий, художественных студенческих галерей, сувенирных киосков и магазинчиков подержанной одежды, она вдруг почувствовала, как от нахлынувших воспоминаний у нее теплеет на душе. Здесь она проучилась первый курс, узнала вкус самостоятельной жизни, научилась принимать решения…

Скалли с интересом разглядывала студентов:

одни, в белых шлемах, разъезжали на старых велосипедах, другие бегали трусцой или катались на роликовых коньках. И парни, и девушки одевались здесь по своей моде, каждое движение казалось неслучайным и значительным. Сидя за рулем новенькой машины, которая сама по себе выглядела тут неуместно, Скалли, взглянув в зеркало, как бы увидела себя со стороны — строгий деловой пиджак, слаксы, кейс — и почувствовала смущение.

Студентка-первокурсница Дана Скалли не раз посмеивалась с друзьями над людьми, походившими на сегодняшнюю Скалли.

Припарковав машину на стоянке, она вышла, надела солнечные очки, огляделась и, сориентировавшись, пошла вдоль ряда киосков, пестревших афишами о фестивалях студенческих фильмов, собраниях и благотворительных акциях.

У дерева, тяжело дыша, лежала привязанная к стволу черная собака. На расстеленном на траве одеяле, лениво перебирая струны гитары, сидела длинноволосая девица, не слишком стараясь привлечь внимание покупателей к разложенным перед ней ювелирным изделиям ручной работы. За дверью старого корпуса общежития стояла набитая потрепанными книжками картонная коробка с надписью: «Пятьдесят центов за штуку!», а рядом с ней пустая банка из-под кофе для монет.

Следя за нумерацией домов, Скалли наконец нашла штаб-квартиру общества «Нет ядерному безумию!». Она разместилась в старом высоком доме, который вполне бы сошел за здание суда из старого черно-белого фильма. На первом этаже — кафе-магазин и большая букинистическая лавка, где студенты могли купить новые и сдать старые учебники или взять нужную книгу на время сессии.

Бетонная лестница сбоку от входа вела в полуподвал. Рядом с лестницей стоял рекламный щит с вывеской, возвещавшей миру, что здесь находятся общество «Нет ядерному безумию!» и Музей ядерных ужасов.

Пересчитав каблучками бетонные ступени, Скалли спустилась по лестнице в полуподвал. Типичное помещение для краткосрочной аренды: владельцы старых зданий на территории университета всегда сдавали незанятую площадь на время политических кампаний группам активистов или налоговым организациям в конце финансового года.

Подходя к дому, Скалли заметила на фасаде выцветший от времени знак гражданской обороны — желтый круг с трехлопастным символом радиации — значит, в подвале находится бомбоубежище на случай ядерного удара. «Ирония судьбы!» — усмехнулась Скалли, глядя на знакомый знак. В студенческие годы ей не раз доводилось бывать в подобных бомбоубежищах.

Толкнув тяжелую дверь, она вошла в штаб-квартиру общества «Нет ядерному безумию!», и ей показалось, что время пошло вспять. Она вдруг вспомнила себя юной и преисполненной желания изменить мир.

Уже на первом курсе Скалли отлично училась, прилежно изучая свою любимую физику. Она прекрасно понимала, во что обходится родителям ее обучение в престижном университете — на это уходила львиная доля зарплаты отца.

Но ее не могла не захватить новизна суматошной университетской жизни, резко отличавшейся от привычного размеренного уклада семьи морского офицера, и она всерьез увлеклась общественной деятельностью. Читала брошюры, слушала допоздна разговоры сокурсников, и чем больше она узнавала, тем меньше ей нравилась окружающая действительность. Свято веря в то, о чем прочла и услышала, Скалли ночами ворочалась без сна в общежитии, все думая о том, может ли она изменить хоть что-нибудь в этой неустроенной жизни. Как-то раз она чуть было не приняла участие в демонстрации протеста перед комплексом Центра ядерных исследований Тэллера, но в последний момент передумала: даже в юном возрасте Скалли отличалась практицизмом.

Тем не менее все это занимало ее настолько, что она не единожды обсуждала — нет, чего греха таить — спорила с отцом, консервативным морским капитаном, служившим тогда неподалеку, на авиационной базе ВМС в Аламеде. Именно на этой почве она впервые серьезно поссорилась с ним, еще задолго до того, как решила пойти работать в ФБР, чего родители тоже не одобрили.