Малдер стоял, опираясь о шаткий поручень, и словно зачарованный смотрел на петушиный хвост холодного потока, который взмывал в воздух и, описав петлю у обрыва, ливнем обрушивался обратно в океан. Скалли махнула ему рукой и подозвала к себе, не отнимая телефон от уха и прислушиваясь к размеренному голосу Квинтона.
— Судя по всему, во время нахождения в холодильнике морга тело пострадавшего претерпело… какое-то очень странное превращение. — Квинтон запнулся, подыскивая слова. — Мой ассистент доложил о звуках, доносившихся из бокса, как будто внутри кто-то двигался. Однако со времени вашего ухода ящик оставался опечатанным.
— Это невозможно, — ответила Скалли. — Даже если предположить, что Ракмен попал к вам в морг в состоянии каталепсии [10] , он никак не мог выжить, ведь я произвела вскрытие.
— Я хорошо знаю Эдмунда, он не робкого десятка, — ответил Квинтон. — Порой Эдмунд изрядно действует мне на нервы, но на такую выдумку он не способен. Я уж было собрался принять его рассказ на веру, но… — Патологоанатом вновь замялся, и Скалли покрепче прижала трубку к уху, улавливая оттенки голоса собеседника. — К сожалению, еще до того, как я успел лично разобраться что к чему, в клинике объявились какие-то джентльмены из ЦРЗ и ради пущей безопасности простерилизовали весь морг, даже забрали с собой выдвижной ящик холодильника.
— Из ЦРЗ? — недоверчиво промолвила Скалли. Она много раз сотрудничала с сотрудниками Центра, которые неизменно оказывались специалистами высочайшего класса и скрупулезно придерживались формальностей. Люди, о которых поведал Квинтон, вели себя совсем по-другому.
Теперь Скалли чувствовала еще большую тревогу в связи с тем, что она узнала нынче утром в ходе телефонного разговора с Атлантой по поводу образца, который она лично туда отправила. Ей сказали, что высланный ею экземпляр, по всей видимости, затерялся по вине лаборанта.
Малдер, старательно приглаживая мокрые волосы, которые так и норовили разлететься под напором крепкого ветра, подошел к Скалли и посмотрел на нее, вопросительно приподняв брови.
— Доктор Квинтон, у вас оставался образец вещества, который вы собирались подвергнуть анализу, — говорила тем временем Скалли нарочито нейтральным голосом, не спуская с Малдера глаз. — Удалось ли вам обнаружить что-нибудь интересное?
Прежде чем ответить, патологоанатом на секунду задумался. Скалли прислушивалась к треску электростатических разрядов, щелчкам и неясному бормотанию, разносившимся по телефонной линии Должно быть, они находились на самой границе действия сотовой связи
— Думаю, это какая-то инфекция, — сказал наконец Квинтон. — Крошечные частицы, которых я не видывал прежде. Образец буквально кишит ими При самом сильном увеличении они не похожи на известные мне микроорганизмы. Маленькие параллелепипеды правильной формы..
Скалли, холодея, внимала словам патологоанатома, которые так явно перекликались с рассказом Дарина Кеннесси в лагере «вольных дикарей».
— Приходилось ли вам видеть что-либо подобное, агент Скалли? — с нажимом произнес Квинтон. — Вы ведь и сами врач, доктор медицины.
Скалли откашлялась.
— Я перезвоню вам позже, — сказала она. — А теперь мне нужно посоветоваться с напарником, сверить наши записи. Благодарю вас за сведения, которые вы нам сообщили.
Дав отбой, Скалли посмотрела на Малдера и вкратце передала ему содержание беседы.
— Заметают следы, — сказал тот, кивнув. — И в первую очередь им, разумеется, нужно было избавиться от трупа.
Скалли задумалась, вслушиваясь в рокот прибоя.
— То, что произошло в морге клиники, противоречит принципам ЦРЗ. Ни отчета, ни расписки, ни даже карточки с телефонным номером, по которому доктор Квинтон мог бы позвонить, если бы узнал что-нибудь новое.
Малдер застегнул куртку, укрываясь от пронизывающего ветра.
— Я сомневаюсь, что это были люди из Центра, скорее — представители той самой группировки, что устроила взрыв в «ДайМар» и свалила вину на других, выбрав в качестве козла отпущения защитников прав животных.
— Но зачем кому-то потребовалось предпринимать такие жесткие меры?
— Ты слышала рассказ Дарина о нанотехнологиях, — ответил Малдер. — Судя по всему, продукция братьев Кеннесси каким-то образом просочилась за пределы лаборатории — вероятно, была вынесена подопытным животным, в организме которого содержалось нечто опасное. Слизь на теле погибшего охранника, как мне кажется, имеет прямое отношение к тому, что мы видели в крови собаки…
Скалли уперла руки в бедра, и свежий порыв ветра, налетевшего с моря, разметал ее рыжие волосы.
— Малдер, нам нужно найти Патрицию и Джоди Кеннесси и их собаку.
За их спинами «Чертова маслобойка» с громким гулом извергла очередной столб воды, который высоко взвился в воздух, рассеивая брызги. Дети, стоявшие вместе с родителями у поручня, при виде этого зрелища разразились смехом и радостными криками. Никто не обращал внимания на торговца с фургоном и женщину с косами и самодельными пледами.
— Согласен, Скалли, — отозвался Малдер. — После всего, что нам поведал патологоанатом, я начинаю думать, что мы не единственные, кто их ищет.
Округ Тчлламук.
Кост-Реиндж, штат Орегон.
Пятница, 10.47
Холодный дождь низвергался на землю, пропитывая влагой обочину и все, что находилось вокруг. Однако Джереми Дормана беспокоили куда более серьезные затруднения, чем скверная погода. Сейчас внешний мир представлялся ему чем-то посторонним, чужеродным. Его нервную систему пронизывала страшная боль, делая Дормана нечувствительным к окружающему.
Его одежда и обувь промокли, кожа стала серой и клейкой на ощупь, но эти мелкие неурядицы не шли ни в какое сравнение с яростной войной, которая разгоралась в его клетках. Тело Джереми покрывали липкие пятна жидкости-носителя, в которой кишели размножающиеся наномеханизмы.
Его мышцы сводило спазмами, но Дорман продолжал поднимать и переставлять ноги, упрямо продвигаясь вперед. Теперь его мозг существовал отдельно от тела, будто пассажир в автомобиле, кукловод с завязанными глазами, управляющий незнакомой и очень сложной марионеткой, действуя руками в грубых толстых перчатках.
Мимо Дормана проехал грузовик, рассеивая брызги. Его колесо угодило в выбоину, окатив Джереми потоком холодной дождевой воды. На заднем бампере автомобиля загорелся тормозной фонарь, потом водитель понял, в чем было дело, несколько раз сердито посигналил и умчался вдаль.
Дорман шагал по раскисшей обочине, безразличный ко всему. Он смотрел прямо перед собой. Шоссе описывало плавную петлю и углублялось в поросшие лесом горы. Джереми понятия не имел, сколько миль он прошел от Портленда, надеясь лишь, что ему удастся каким-нибудь образом сократить время в пути. У него не осталось ни цента, но если бы деньги и были, Джереми не отважился арендовать машину, боясь предъявить документы, по которым его было легко выследить. Ни одна душа в мире не знала о том, что он все еще жив, и это его устраивало как нельзя лучше. К тому же его непокорное тело то и дело охватывали конвульсии, а разум время от времени погружался в черную бездну, и садиться в таком состоянии за руль было бы опасно.
Подволакивая ноги, Дорман миновал окружную весовую станцию, небольшую будочку с воротами и светофором для грузовиков. Окна станции были прикрыты прозрачными ставнями, а на
стене красовалась табличка с надписью «Весовая закрыта». Казалось, табличку не снимали уже многие месяцы.
Дорман с тоской заглянул внутрь. Должно быть, в помещении нетоплено, не осталось ни еды, ни других припасов, зато там сухо. Джереми страстно хотелось хотя бы ненадолго укрыться от дождя, заснуть… но он вполне мог и не проснуться. У него оставалось совсем немного времени.
Он прошел мимо станции. По одну сторону дороги расстилались полузатопленные картофельные поля, по другую — болото. Дорман брел вперед, поднимаясь по легкому уклону, ведущему в горы.
В поле его зрения, словно помехи, возникали странные непостижимые изображения. Наномашины, суетившиеся в его теле, нарушали схему соединения зрительных нервов, вновь их восстанавливали, вносили улучшения… или просто забавлялись ими, как игрушками. Уже несколько дней Дорман не различал цветов.
У Джереми заныли кости, и он стиснул челюсти, почти наслаждаясь болью — настоящей болью, а не призрачным ее фантомом, побочным эффектом деятельности крохотных самопрограммирующихся механизмов.
Он прибавил шаг, всецело сосредоточившись на движении вперед и даже не заметив грохота приближающегося грузовика.
Автомобиль громыхал все громче — длинный лесовоз, наполовину загруженный сосновыми бревнами. Их длинные ветви были обрублены, а кора срезана. Дорман повернулся, посмотрел на машину и отступил подальше от дороги. Грузовик мигнул фарами.
Водитель принялся переключать скорости, переходя на нижние передачи, и мотор автомобиля взревел на холостом ходу. Фыркнули пневматические тормоза, и лесовоз остановился футах в тридцати от Дормана.
Он стоял тараща глаза и не смея поверить такой удаче. Водитель решил его подвезти. Дорман торопливо подбежал к машине, хлюпая водой в ботинках и прижимая руки к груди.
Шофер наклонился над сиденьем и отомкнул пассажирскую дверцу. Дождь продолжал лупить по бревнам, а над горячим капотом грузовика поднимался пар.
Дорман ухватился за ручку и распахнул дверцу. Его ноги дрожали и скользили, но в конце концов он обрел равновесие и забрался в кабину, чувствуя себя насквозь промокшим, замерзшим и изнуренным.
— Ну и видок у тебя, приятель, словно у настоящего страдальца, — заметил шофер, коренастый плотный мужчина со светлыми волосами и голубыми глазами.
— А я и есть такой, — отозвался Дорман, удивляясь тому, что его голосовые связки все еще работают нормально.
— Что ж, продолжай страдать в моей кабине. Тебе есть куда пойти, или ты просто бродишь по белу свету?
— Да, мне есть куда пойти, — сказал Дорман. — Туда-то я и направляюсь.
— Ладно, подброшу тебя до поворота на Прибрежное шоссе. Меня зовут Уэйн, Уэйн Хайкавей.
Дорман бросил на шофера подозрительный взгляд. Сам он вовсе не хотел называть свое настоящее имя.
— Я… я — Дэвид, — промолвил он, захлопнул дверцу, сунул руки в промокшие карманы рваной куртки, ссутулился и замкнулся в себе. Хайкавей протянул было ладонь, но сразу отдернул ее, как только стало ясно, что пассажир не намерен обмениваться рукопожатиями.
В кабине было тепло и влажно. Из-за решеток вентиляторов бил горячий воздух. По лобовому стеклу взад-вперед метались «дворники», разгоняя воду. Из колонок дорогой стереосистемы лились звуки радиостанции новостей, искаженные шорохами эфира и помехами. В такой глуши качество связи было весьма низким.
Водитель налег на рычаг и включил передачу. Застонав от натуги, лесовоз тронулся в путь по мокрому шоссе, поднимавшемуся в гору и исчезавшему среди деревьев.
Пока машина набирала ход, Дормана занимала лишь одна мысль — о том, что он с каждой минутой, с каждой милей приближается к месту своего назначения. Шофер даже не догадывался о смертельной опасности, которой он подвергался, но Дорман должен был думать только о своей главной цели — отыскать Патрицию, Джоди и их собаку. Любой ценой.
Он откинулся на спинку и прижался к дверце, стараясь перебороть чувство вины и страх. По его лицу стекала вода, и Дорман стряхнул ее движением ресниц. Он неотрывно смотрел вперед, следя за работой стеклоочистителей и стараясь по возможности избегать взглядов Уэйна Хайкавея. Дорман не мог позволить водителю прикоснуться к себе, боясь его заразить.
Сердобольный шофер выключил радио и предпринял безуспешную попытку завязать разговор. Дорман отмалчивался, и Хайкавей пустился в пространные рассуждения о собственном житье-бытье. Он рассказывал о книгах, которые ему нравились, поведал о своем увлечении приемами расслабления боевого искусства тай-чи, о том, как ему однажды довелось обучать вождению безработных.
Одной рукой Хайкавей удерживал громадную баранку могучего лесовоза, а другой играл с заслонками вентиляторов и ручками управления обогревом. Когда ему уже не о чем было говорить, он вновь прибавил громкости в приемнике, настроился на другую станцию и тут же с отвращением выключил радио.
Дорман сосредоточился на мыслях о своем теле, полностью уйдя в себя. По телу побежали мурашки, кожа начала трястись, а под ней, подчиняясь собственному ритму, заходили ходуном мышечные утолщения. Дорман прижал локти к бокам; сквозь мокрую ткань куртки проступила слизистая жидкость — носитель наномашин, сочившаяся сквозь поры его кожи.
Дорман молчал, словно погрузившись в транс, и через пятнадцать минут водитель начал искоса посматривать на него, как бы гадая, что за психопата он сдуру посадил к себе в машину.
Стараясь избежать его взгляда, Джереми уставился в боковое окошко, и в тот же миг его кишки внезапно свернулись тугим узлом. Он сгорбился и прижал руки к животу, с шипением выдыхая сквозь зубы. Что-то задергалось под кожей; казалось, в грудной клетке Дормана поселился крот и теперь пытался выбраться наружу.
— Эй, ты в порядке? — спросил шофер.
— Да, — ответил Дорман, с трудом извлекая звук из голосового аппарата. Напрягшись изо всех сил, он сумел совладать с непослушным организмом и задышал, глубоко и судорожно втягивая в себя воздух. В конце концов спазмы утихли.
Уэйн Хайкавей еще раз посмотрел на пассажира, потом вновь перевел взгляд на мокрый асфальт шоссе. Теперь он держал руль обеими руками, стискивая его с такой силой, что у него побелели костяшки пальцев.
Дорман сидел молча, навалившись на твердую неудобную дверцу. Вокруг него на сиденье начали собираться маленькие лужицы слизи.
Он понимал, что в любое мгновение может потерять власть над собственным телом. С каждым часом Джереми становилось все труднее удерживать его в узде…
Универмаг и художественная галерея «Максн».
Кольвен, штат Орегон.
Пятница, 12:01
Устав от долгого сидения за рулем, Скалли с удовольствием выбралась из машины, чтобы порасспросить местных жителей и узнать, не встречались ли им Патриция и Джоди Кеннесси.
Малдер развалился в пассажирском кресле и жевал сырные шарики, посыпая крошками куртку. Он развернул дорожную карту Орегона и впился в нее глазами.
— Что-то я не вижу этот город на карте, — сказал Малдер. —Кольвен… штат Орегон…
Скалли остановила машину напротив старого причудливого дома с нарисованной от руки вывеской, болтавшейся на цепи. Надпись гласила: «Макси. Универмаг и художественная галерея».
— Малдер, мы уже приехали в этот город. Не надо его искать.
Массивная деревянная дверь универмага была украшена рекламой сигарет «Морли»; Малдер и Скалли ступили на скрипучий паркетный пол магазина, при этом на двери звякнул колокольчик.
— Еще бы, конечно же, у них колокольчик, — проворчал Малдер, посмотрев вверх.
В старых холодильниках и морозилках, отделанных по моде пятидесятых годов белой эмалью и хромированными украшениями, стояли бутылки с напитками, лежало мороженое мясо и охлажденные завтраки. Вокруг кассового аппарата располагались ящики с изображениями Слим-Джима [11] , набитые вяленым мясом всевозможных сортов.
На полках стояли безделушки из пахучего кедра, украшенные шутливыми народными присказками на тему дождливой погоды в Орегоне. Рядом на плечиках висели футболки. Ассортимент дополняли солнцезащитные очки, игральные карты и брелки для ключей.
Скалли заметила несколько простеньких акварельных пейзажей, висевших на дальней стене над холодильником с пивными банками; на позолоченных рамках были приклеены ценники.
— Такое впечатление, будто в Орегоне есть закон, предписывающий каждому городу иметь такое-то количество картинных галерей, — заметила она.
За кассой сидела пожилая женщина, со всех сторон окруженная газетными стеллажами и проволочными корзинами с жевательной резинкой, сластями и мятными лепешками. Волосы женщины были выкрашены в отчаянно рыжий цвет, а глаза прятались за толстыми стеклами очков, покрытыми пятнами от пальцев. Она рассматривала изрядно зачитанную газету с заголовками «Снежный человек в Нью-Джерси», «Замороженные эмбрионы инопланетян в федеральной лаборатории» и даже «Людоеды в Арканзасе».
Посмотрев на заголовки, Малдер повернулся к Скалли и вздернул брови. Рыжеволосая женщина бросила взгляд поверх очков и спросила:
— Чем могу служить, молодые люди? Что вам нужно: дорожные карты? Содовая?
Малдер предъявил ей свой жетон и удостоверение.
— Мы из ФБР, мадам. Не могли бы вы указать нам дорогу к одному коттеджу в ваших краях, он принадлежит некоему Дарину Кеннесси.
Скалли вынула пачку фотографий семейства Кеннесси и разложила их на прилавке. Женщина торопливо свернула газету, сунула ее под кассу и принялась рассматривать снимки.
— Мы ищем этих людей, — сказала Скалли, не вдаваясь в подробности.
С фотографии отважно улыбался Джоди, но его лицо уже исхудало, глаза запали, волосы по большей части выпали, а кожа выглядела нездоровой и посерела после жестокой химио— и радиотерапии.
Женщина сняла очки, протерла их салфеткой «клинекс» и вновь водрузила на нос.
— Да, по-моему, я видела этих двоих. Во всяком случае, эту даму. Она появилась здесь неделю-другую назад.
Малдер оживился:
— Совершенно верно, нас интересует именно этот период времени.
Скалли решила посвятить женщину в подробности дела, надеясь заручиться ее поддержкой.
— Этот мальчик тяжело болен, — сказала она, подавшись вперед. — Он умирает от белокровия. Ему нужна немедленная медицинская помощь. В настоящее время он вполне может выглядеть намного хуже, чем на фотографии.
Женщина вновь взглянула на снимок Джоди.
— Что ж, возможно, я ошиблась, — ответила она. — Помнится, с этой дамой действительно был мальчик, но мне он показался совершенно здоровым. Коттедж Кеннесси уже давно пустует, и они вполне могли поселиться там. — Она откинулась на спинку, и кресло издало металлический скрип. —'Кто бы ни проезжал по этой дороге, ему не ускользнуть от моих глаз, — добавила женщина, прижимая очки к переносице.
— Вы укажете нам дорогу, мадам? — повторила Скалли.
Рыжеволосая женщина вынула ручку, но записывать не спешила.
— Вернетесь на семь-восемь миль назад, повернете на проселок под названием Локуст-спрингз-драйв, проедете по нему около четверти мили и свернете на выезд для лесовозов, третий по правую руку, — объяснила она, теребя бусы из искусственного жемчуга.
— Наконец-то появился четкий ясный след, — негромко промолвила Скалли, с нетерпением взирая на Малдера. Мысль о том, что она сможет спасти Джоди Кеннесси, вывести его из нынешнего болезненного состояния, придавала Скалли новые силы.
Будучи агентом ФБР, она должна была полагаться на доводы рассудка, не позволяя эмоциям взять верх, однако в данном случае Скалли ничего не могла с собой поделать. Как и Джоди, она испытала на себе безжалостную хватку рака, и этим объяснялась ее привязанность к мальчику, с которым она даже не была знакома. Сейчас ее желание помочь Джоди было намного сильнее, чем в тот миг, когда они с Малдером покидали Вашингтон, отправляясь расследовать взрыв в «ДайМар».
Вновь звякнул дверной колокольчик, и в магазин вошел полицейский в форме дорожного патруля, в высоких ботинках, которые тяжело ступали по истертому паркету. Скалли оглянулась через плечо, а полицейский двинулся к холодильнику и вынул оттуда большую бутылку апельсинового напитка.
— Как всегда, Джеред? — спросила женщина, стуча по клавишам кассы.
— Я верен своим привычкам, Макси, — ответил тот, и женщина протянула ему пакет сырных крекеров, взятый со стеллажа.
Полицейский вежливо кивнул Скалли и Малдеру.
— Чем могу вам помочь? — спросил он, заметив фотографии и бумажник Малдера с жетоном ФБР.
— Мы федеральные агенты, сэр, — представилась Скалли и, показав полицейскому снимки, изложила свою просьбу. Не будет ли он так добр отправиться вместе с ними к уединенному коттеджу, где, возможно, томятся захваченные в плен Патриция и Джоди?
В эту секунду ожила рация, висевшая на бедре Джереда.
Послышался голос диспетчера — встревоженный, но не утративший уверенности и профессиональной четкости:
— Отзовитесь, Джеред. Чрезвычайная ситуация Проезжий автомобилист обнаружил труп на шоссе в миле от усадьбы Доила.
Полицейский поднес рацию к губам.
— Офицер Пенвик слушает, — сказал он. — Что значит труп? В каком состоянии?
— Шофер грузовика, — продолжал диспетчер. — Его лесовоз наполовину съехал с дороги, а водитель лежал на рулевом колесе… короче говоря, с ним что-то непонятное. Мы ни разу не видели таких травм.
Заинтересованный, Малдер быстро взглянул на Скалли. Они оба тут же сообразили, что происшествие на дороге очень напоминает их собственное дело.
— Езжай одна, Скалли, — распорядился он. — Я прокачусь вместе с полицейским и взгляну на труп. Если там нет ничего интересного, офицер э-э-э… Пенвик отвезет меня прямо к коттеджу. Встретимся на месте.
Скалли не хотелось расставаться с Малдером, но, понимая, что им следует незамедлительно проверить обе версии, она лишь кивнула и сказала:
— Будь крайне осторожен.
— Непременно, — отозвался Малдер, торопливо шагая к выходу. Полицейский, схватив одной рукой бутылку и пакет, а другой сжимая рацию, обменялся с диспетчером дежурными фразами и выскочил на улицу, звякнув колокольчиком и бросив напоследок через плечо:
— Макси, запиши на мой счет. Увидимся позже.
Скалли метнулась следом и толкнула дверь, распахнув ее настежь. Малдер и полицейский бежали к патрульному автомобилю, небрежно припаркованному у магазина.
Малдер прокричал:
— Скалли! Попытайся их найти! Узнай все, что сможешь! Связь через сотовый телефон!
Хлопнули дверцы, замигал красный маячок, и патрульный автомобиль, выбросив из-под колес струю мокрого гравия, развернулся и помчался по дороге.
Скалли уселась за руль и завела мотор. Бросив взгляд на аппарат, лежащий на сиденье, она с испугом отметила, что телефон не работает. Они вновь вышли из зоны приема.
Коттедж семейства Кеннессч
Кост-Реиндж, штат Орегон.
Пятница, 12:58
С улицы донесся лай Вейдера. Пес вскочил и расхаживал по крыльцу, негромко рыча.
Похолодев, Патриция бросилась к окну и раздвинула занавески. У нее пересохло в горле. Пес прожил в ее доме двенадцать лет, и Патриция прекрасно понимала, что на сей раз Вейдер лает не на белок, а предупреждает хозяев об опасности.
Она ждала чего-то в этом роде. Ждала и боялась.
Поляну, на который был выстроен коттедж, окружали высокие темные сосны. Казалось, их корявые стволы подступали все ближе, будто армия неумолимых захватчиков… словно безжалостная толпа людей, взорвавших «ДайМар».
На поляне под напором легкого ветерка мерно колыхалась трава, сгибаясь под тяжестью влаги, которую принес недавний дождь. Когда-то лужайка казалась Патриции верхом совершенства, великолепным украшением, представлявшим лесной домик в самом выгодном свете. «Классное местечко», — говаривал Дарин, и Патриция разделяла его восторг.
Но теперь при взгляде на обширную поляну она чувствовала себя голой и незащищенной.
Вейдер еще раз гавкнул и подошел к самому краю крыльца, вытягивая морду по направлению к подъездной дорожке, уходившей в чащу. Его черные ноздри нервно подрагивали.
— Что случилось, мама? — спросил Джоди. Взглянув на его перекошенное лицо, Патриция поняла, что мальчик испуган не меньше, чем она сама. Она отлично вымуштровала его за последние дни.
— Кто-то идет, — ответила Патриция. Собравшись с духом, она погасила в коттедже свет, задернула занавески, распахнула входную дверь и вышла на крыльцо. Они с Джоди бежали и скрылись здесь без подготовки, и Патриции приходилось рассчитывать лишь на уединенность коттеджа, поскольку у нее не было винтовки, ни иных средств обороны. Патриция тщательно обыскала коттедж, но Дарин не держал в доме огнестрельное оружие. Теперь единственной защитой Патриции были голые руки и разум. Вейдер глянул на нее через плечо, потом вновь повернулся в сторону подъездной дорожки.
Джоди выбежал вслед за матерью на крыльцо, всматриваясь вдаль, но Патриция затолкала его обратно в дом.
— Мама! — гневно воскликнул мальчик. Патриция наставила на него палец, сделав суровую мину, и Джоди поспешно ретировался.
Материнский инстинкт овладел Патрицией, будто наркотик. Она оказалась бессильна против рака, против таинственных людей, притворявшихся демонстрантами и убивших отца мальчика, против тех же людей, которые прослушивали их телефон, наблюдали за ними и, может быть, в эту самую минуту нащупывали их след. Но Патриция сумела уберечь сына и до сих пор сохранить ему жизнь. Патриция Кеннесси и не думала сдаваться.
Из-за деревьев показалась фигура человека, который шагал по петлявшей среди сосен длинной дорожке, приближаясь к коттеджу.
Бежать было бессмысленно.
Патриция привезла Джоди в леса орегонского побережья именно потому, что здесь обитало великое множество «вольных дикарей», экстремистов и религиозных отшельников — всех тех, кому было дорого уединение. Брат Дэвида присоединился к одной из таких групп и забросил свой коттедж, стремясь еще больше отдалиться от внешнего мира, но Патриция не решалась обратиться к Дарину с просьбой о помощи. Люди, которые охотились на них, вполне могли вспомнить о брате Дэвида и попытаться его отыскать. Патриция была вынуждена предпринимать неожиданные, нестандартные меры.
Она лихорадочно размышляла, стараясь припомнить хотя бы малейший свой промах, который мог выдать их нынешнее местонахождение. Внезапно Патриция вспомнила, что, когда она в последний раз ездила в магазин неделю назад, то видела там обложку орегонского журнала с фотографией огороженных сеткой обугленных развалин лаборатории «ДайМар».
Испуганная и озадаченная, Патриция споткнулась и, пытаясь обрести равновесие, уронила покупки на пол у ящиков с полосками вяленого мяса и шоколадными плитками. Женщина с ярко-рыжими волосами подняла глаза и посмотрела на нее через покрытые жирными пятнами стекла очков. Нет, пыталась уговорить себя Патриция, вряд ли кто-нибудь мог сложить вместе столь разрозненные сведения и, узнав о женщине, путешествующей вдвоем с двенадцатилетним сыном, определить место, где они проживают.
Однако рыжеволосая смотрела на нее очень уж внимательно…
— Кто это, мама? — трагическим шепотом позвал Джоди, сидевший у холодного камина. — Кто там? Ты его видишь?
Патриция похвалила себя за то, что не зажигала нынче утром огонь, — серый хвост дыма, струящегося из печной трубы, мог привлечь еще более пристальное внимание чужаков.
Патриция и Джоди заранее продумали свои действия на такой случай — они должны были незаметно выскользнуть из дома и скрыться среди поросших деревьями холмов. Джоди знал окрестные леса как свои пять пальцев.
Незваный гость застал их врасплох. Он пришел пешком, чтобы не выдать себя звуком мотора, и
теперь ни у Патриции, ни у Джоди не оставалось времени спрятаться.
— Джоди, возьми Вейдера, выходи через заднюю дверь и жди там. Приготовься убежать в лес, если потребуется, а пока будь настороже.
Джоди встревожено заморгал.
— Я не могу бросить тебя одну, мама! — воскликнул он.
— Если мне удастся отвлечь внимание, у тебя будет фора, а если чужак не собирается причинить нам вреда, то тебе нечего беспокоиться. — Лицо Патриции превратилось в каменную маску. Уразумев смысл ее слов, Джоди залился румянцем.
Патриция вновь повернулась к двери, щуря глаза.
— А теперь скройся из виду, — велела она. — И сиди тихо, пока не настанет время бежать.
Напустив на себя грозный вид, Патриция скрестила на груди руки и замерла на крыльце, дожидаясь приближения незваного гостя. Тревога и страх буквально парализовали ее. Вот-вот должна была наступить развязка, которой она боялась с той самой поры, когда Дэвид позвонил ей, предупреждая об опасности.
К дому приближался широкоплечий мужчина, двигавшийся какой-то странной походкой. Создавалось впечатление, будто он пробирается между работающими щетками мойки для автомобилей, неся в руках жестянки с отработанным машинным маслом. Заметив на крыльце Патрицию, он застыл на месте как вкопанный.
Вейдер зарычал.
Даже на расстоянии Патриция видела темные глаза мужчины, которые впились ей в лицо и встретились с ее собственными глазами. Он изменился, черты его лица исказились, и тем не менее Патриция узнала его. Она испытала громадное облегчение. Наконец-то появился друг!
— Джереми, — проговорила Патриция, переводя дух. — Джереми Дорман!
Коттедж семейства Кеннесси.
Кост-Рейндж, штат Орегон.
Пятница, 13:14
— Патриция! — хриплым голосом вскричал Дорман и двинулся к коттеджу торопливым шагом, который почему-то казался женщине зловещим.
Порой ей удавалось купить газеты в автоматах на безлюдных перекрестках, и она знала о том, что помощник ее мужа также погиб в пожаре, убитый людьми, которые не желали, чтобы открытия Дэвида Кеннесси стали достоянием широкой публики.
— Джереми, за тобой гонятся? Как тебе удалось скрыться?
При виде Дормана, каким-то образом сумевшего спастись, у Патриции появился проблеск надежды на то, что Дэвид тоже мог уцелеть. Но эта мысль мелькнула и исчезла, словно вода, струящаяся сквозь пальцы. Патриция была готова забросать Дормана вопросами, но главным чувством, заполнившим ее душу, была радость оттого, что она видит знакомое лицо, видит человека, оказавшегося в таком же трудном положении, что и она сама…
Однако его появление здесь настораживало. Казалось, Дорману было заранее известно, где искать Патрицию и ее сына. Впрочем, Дэвид всегда отличался излишней болтливостью, и Патриция не сомневалась, что он в конце концов непременно выдаст секрет тайного убежища брата, коротая вдвоем с помощником долгие часы бдений в лаборатории.