Малдер бросился к забору, раздвинул ржавую проволоку и, нагнув голову, пробрался на ту сторону и повернулся, чтобы помочь Скалли. Пес несколько секунд наблюдал за ними из-за деревьев, потом нервно затрусил прочь. Малдер бежал за ним, ломясь сквозь кусты.

— Эй, собачка! — крикнул он и попытался свистнуть. Пес гавкнул, повернулся и помчался во весь опор.

Скалли бежала следом.

— По-моему, если ты хочешь подманить пугливую собаку, нужно действовать совсем по-другому, — заметила она.

Малдер остановился, но, услышав собачий лай, воскликнул:

— Вперед, Скалли!

Даже здесь, в безлюдной чащобе, то и дело попадались висящие на деревьях жестянки «Нет хода», «Частная собственность» и «Нарушители будут наказаны». Некоторые из них были испещрены дырочками от крупной дроби.

Скалли поторапливалась, но держалась настороже, не забывая о более чем реальной опасности, которую представляли собой ловушки и другие незаконные меры предосторожности, которыми славились сторонники естественного образа жизни. В любую секунду ее нога могла угодить в проволочный капкан, а сама она — очутиться на дне глубокой ямы.

Малдер, лавируя между деревьями и задыхаясь, бежал вслед за черным Лабрадором вверх по склону. Наконец он достиг макушки холма и оказался на границе участка, отмеченного транспарантами «Опасность».

Вскоре его догнала раскрасневшаяся Скалли, и они вдвоем поднялись на вершину.

— Ну и ну, — пробормотала Скалли.

Внезапно навстречу выбежала завывающая собачья свора, и в этот миг Скалли увидела увенчанный колючей проволокой сетчатый забор, за которым располагался целый городок из приземистых домиков, силосных ям, сборных коттеджей и сторожевых будочек.

Черный пес бежал к лагерю.

Малдер и Скалли остановились, чувствуя под ногами мягкую лесную землю, и в тот же миг из будочек по углам городка выскочили вооруженные мужчины. На порогах домиков показались жители. Из окон выглядывали женщины, которые держали на руках младенцев, судя по всему, собираясь защищать их от вторжения, казавшегося им полицейской облавой. Мужчины разразились криками, подняли винтовки и открыли предупредительный огонь в воздух.

Малдер немедленно задрал руки. Из лагеря выскочили еще несколько собак — овчарки, ротвейлеры и доберман-пинчеры.

— По-моему, это и есть те самые «вольные дикари», которых мы с тобой ищем, — промолвила Скалли.

Лагерь «вольных дикарей».

Четверг, 17:09

— Мы из ФБР! Позвольте мне достать свое удостоверение! — крикнул Малдер и с нарочитой неспешностью полез во внутренний карман куртки.

Однако все стволы по-прежнему оставались нацелены на него, и Малдер понял, что отшельники не имеют ни малейшего желания общаться с представителями государственных властей.

Из толпы выступил длиннобородый мужчина средних лет и, подойдя к ограде, вперил в пришедших гневный взгляд.

— Что, федеральные агенты уже разучились читать? — спросил он твердым интеллигентным голосом. — Чтобы проникнуть сюда, вам пришлось миновать десятки запрещающих знаков. У вас есть оформленный по всем правилам ордер?

— Простите, сэр, — отозвалась Скалли. — Мы лишь пытались поймать вашу собаку. Большую черную собаку. Мы ищем человека по имени Дарин Кеннесси и имеем основания полагать, что он может поделиться с нами сведениями относительно вот этих людей, женщины и ребенка. — Она сунула руку в карман и вынула фотографии.

— Сделав хотя бы один шаг вперед, вы окажетесь на минном поле, — предупредил бородач. Остальные взирали на Малдера и Скалли со все возраставшим недоверием. — Так что стойте где стоите.

Малдер сомневался, что хозяева собак позволили бы своим питомцам бегать где заблагорассудится, если бы лагерь действительно окружало минное поле… впрочем, кто их знает? А Малдеру совсем не хотелось спорить с этим человеком.

— Кто они, те люди, которых вы ищете? — осведомилась женщина с тяжелой винтовкой в руках. Она выглядела столь же грозно, как и мужчины. — И какое у вас дело к Дарину?

Малдер сделал каменное лицо, стараясь не выдать своего волнения. Наконец-то им удалось напасть на след брата Дэвида Кеннесси!

— Мальчик, изображенный на этой фотографии, — племянник Дарина Кеннесси, и ему требуется неотложная медицинская помощь, — ответила Скалли, повышая голос. — У них был пес, черный Лабрадор. Мы увидели вашу собаку и решили, что это и есть та самая, которую мы ищем.

Мужчина с бородой рассмеялся:

— Это спаниель, а не Лабрадор.

— А что случилось с отцом ребенка? — спросила женщина.

— Его недавно убили, — ответил Малдер. — Лаборатория, в которой он работал — и Дарин тоже, — погибла в пожаре. Женщина и мальчик исчезли. Мы подумали, что они могли спрятаться здесь, в вашем лагере.

— Почему мы должны вам верить? — произнес мужчина. — Может, вы и есть те люди, о которых нас предупреждал Дарин.

— Позовите Дарина! — крикнула женщина, оглянувшись через плечо, и, посмотрев на бородача, добавила: — Пусть он сам решает. У нас достаточно винтовок, чтобы в случае надобности утихомирить этих двоих.

— Мы не причиним вам беспокойства, — заверила ее Скалли. — Мы лишь хотим кое-что узнать.

По ступенькам одной из землянок поднялся худощавый мужчина с копной густых светло-каштановых волос. Он нерешительно подошел поближе, остановившись рядом с бородачом и сердитой женщиной.

— Я Дарин Кеннесси, брат Дэвида, — сказал он. — Что вам угодно?

Малдер и Скалли вкратце ввели его в курс дела, и на лице Дарина появилось выражение глубокой скорби.

— Если не ошибаюсь, вы и прежде ожидали чего-то в этом роде, еще до уничтожения лаборатории и убийства вашего брата? — спросил Малдер. — Уже несколько месяцев назад вы отказались продолжать исследования и спрятались здесь, скрылись от постороннего взгляда…

Дарин вспылил.

— Я бросил исследования из этических соображений! — воскликнул он. — Я увидел, что наши эксперименты принимают зловещий характер, к тому же мне не нравились некоторые фонды… источники, из которых мой брат получал финансирование. Я решил отмежеваться от этих работ и людей, которые за ними стояли, и порвал с ними полностью и окончательно.

— Мы предпочитаем держаться подальше от таких людей и избегаем контактов с окружающим миром, — пояснил бородач. — Мы строим здесь сообщество крепких семей и добрых заботливых соседей. Мы не желаем иметь дела с такими, как вы — людьми в костюмах и галстуках.

Малдер вздернул подбородок.

— Не доводилось ли вам, ребята, читать манифест Юнабомбера [9] ? — спросил он. Дарин нахмурился:

— То, как Юнабомбер распорядился достижениями физики взрывчатых веществ, возмущает и тревожит меня ничуть не меньше, чем те опасности, которые сулят иные научные открытия. Не все, конечно. Но в особенности нанотехнологии.

Кеннесси умолк, чтобы набрать в грудь воздуха. Малдер подумал, что могучему интеллекту создателя компьютерных микросхем тесно под нарочито простецким обликом «вольного дикаря» в грубой домотканой рубахе.

— Крохотные самовосстанавливающиеся частицы, достаточно маленькие, чтобы действовать внутри человеческой клетки, достаточно гибкие, чтобы приспосабливаться к любым условиям… и достаточно умные, чтобы знать, что они делают, — продолжал Дарин.

Малдер посмотрел на Скалли.

— Воистину, великое порой заключается в малом, — насмешливо произнес он. Глаза Дарина полыхнули яростью:

— Именно потому, что наномашины так малы, они могут очень быстро перемещать свои составные части. Хороший пример тому — колибри, машущая крылышками. Рой наномашин, запущенных в кучу руды или в бак с морской водой, собирает содержащееся там серебро, золото или платину до последнего атома и складывает их в контейнеры, действуя организованно, беззвучно, не тратя лишней энергии.

— Это и была ваша работа в «ДайМар»? — спросила Скалли.

— Я начал эти исследования намного раньше, — ответил Дарин. — Потом мы с Дэвидом объединили усилия и направили наши идеи в другое, более волнующее русло. Наномашины способны выполнять внутри человеческого тела ту же работу, которой заняты белые кровяные тельца, избавляющие организм от микробов, бактерий и вирусов. Но в отличие от кровяных телец наши крохотные врачи могут исследовать цепи ДНК и, обнаруживая клетку, которая грозит вызвать появление раковой опухоли, перепрограммировать ДНК, устраняя найденные мутации. Представьте себе, что нам удалось создать крохотные приборы, которые можно запустить в человеческий организм, чтобы они выполняли там роль «биологического полицейского» — субмикронных роботов, которые отыскивают и излечивают заболевания на клеточном уровне.

— Лекарство против рака, — заметил Малдер.

— И любой другой болезни. Скалли бросила на Дарина скептический взгляд:

— Господин Кеннесси, я читала нечто подобное в популярных научных изданиях, но не встретила ни единого указания на возможность такого революционного прорыва в области нанотехнологий в течение ближайших десятков лет.

— Наука порой развивается быстрее, чем вы думаете, — отозвался Дарин. — В Висконсинском университете литографическим методом была изготовлена действующая модель автомобильной коробки передач размером в одну десятую миллиметра. Инженеры телефонной фирмы «Белл» создали полупроводниковые приборы, состоящие из кластеров, в каждом из которых насчитывается от шести до двенадцати атомов. Ученые альмаденского центра IBM при помощи сканирующего туннельного микроскопа нарисовали подробную карту Западного полушария на площадке в одну пятнадцатую диаметра человеческого волоса.

— Но ведь размеры контактов, проводов и орудий, которыми манипулирует человек, нельзя уменьшать до бесконечности, — возразил Малдер.

Собачья свора разразилась громким лаем, и бородач отправился утихомиривать псов. Дарин нахмурился, словно разрываясь между необходимостью скрывать и отрицать свои научные достижения и той явной страстью, которую он питал к бывшей работе.

— Это лишь одна сторона дела. Мы с Дэвидом подобно многим другим решили по примеру природы создать самовоспроизводящиеся механизмы. К тому времени в Гарвардском университете уже научились использовать аминокислоты и белки в качестве шаблонов для создания устройств, которые не превышали бы своими размерами, скажем, живую клетку. Объединив наши знания в области полупроводниковой микроминиатюризации и самоорганизации биологических систем, мы с Дэвидом попытались применить на практике достижения гарвардцев, надеясь совершить серьезный прорыв в технологиях.

— Удалось?

— Во всяком случае, до моего ухода из лаборатории исследования развивались успешно. Подозреваю, мой недалекий братец продолжал рваться вперед, играя с огнем.

— Почему же вы бросили такие многообещающие эксперименты?

— У медали всегда есть обратная сторона, господин Малдер, — сказал Дарин, оглядываясь на своих соседей по лагерю. — От ошибок не застрахован никто. Прежде чем добиться успеха, исследователь, как правило, совершает с полдюжины грубых промахов — это неотъемлемая составляющая процесса познания.

Вопрос в следующем: имеем ли мы право на ошибку, если речь идет о нанотехнологиях?

Женщина с винтовкой в руках что-то проворчала, но оставила свои замечания при себе.

— Представьте себе, что одному из наших первых образцов, примитивному наномеханизму без ограничителей и системы защиты удалось вырваться за пределы лаборатории, — продолжал Дарин. — Если он запрограммирован на саморазмножение и его копии обладают тем же свойством, то уже через десять часов в мире будет насчитываться около шестидесяти восьми миллиардов наномашин. Менее чем за двое суток оказавшиеся на воле механизмы перелопатят всю планету, обрабатывая одну-единственную молекулу за раз. Всего лишь два дня отделяют начало процесса от конца света. А теперь попробуйте припомнить хотя бы один случай, когда какое-нибудь правительство ухитрялось столь быстро принять решение, даже оказавшись в критической ситуации.

Теперь Малдер понимал, какой переполох могли вызвать в верхах результаты экспериментов Кеннесси. Стоит ли удивляться тому, что их попытались свернуть любой ценой?

— Если не ошибаюсь, вы покинули лабораторию еще до того, как могли опубликовать свои открытия, — сказала Скалли.

— Наши результаты никто и никогда не опубликует, — с горечью в голосе отозвался Дарин. — Я всегда знал, что они останутся недоступными для общества. Дэвид то и дело поднимал шум, требуя написать статью, сообщить о результатах наших первых опытов на крысах и мелких грызунах, но я всякий раз отговаривал его. И наш ассистент Джереми Дорман тоже. — Дарин глубоко вздохнул. — Судя по тому, что лабораторию в конце концов решили взорвать, а наши записи уничтожить, мы подошли к открытию слишком близко.

— Где сейчас находятся Патриция и Джоди? — спросила Скалли. — Они с вами?

— Нет, наши пути-дорожки разошлись, — ответил Дарин, фыркнув. — С тех пор как я поселился в лагере, мы не встречались и не разговаривали. — Он обвел рукой землянки, сторожевые будки, колючую проволоку, собачью свору и сказал: — Это место показалось бы им скучным и унылым.

— Но ведь вы — родной дядя Джоди, — заметил Малдер.

— Единственный человек, которого этот мальчишка удостаивал своим вниманием, — это Джереми Дорман. Он-то и был настоящим дядей Джоди.

— Дорман тоже погиб в пожаре, — ввернула Скалли.

— Джереми был нашим младшим компаньоном, но он прекрасно разбирался в коммерческой стороне дела, — сказал Дарин. — Он обеспечил

первоначальное финансирование и продолжал заботиться о том, чтобы мы не испытывали нехватки средств. Когда я ушел, Джереми, вероятно, был счастлив стать правой рукой Дэвида. Кроме работы, меня с ними ничто не связывало, ни тогда, ни теперь, — добавил Дарин, нахмурившись. Его лицо все больше мрачнело, как будто весть о гибели брата только сейчас начинала проникать в его сознание. — А ведь когда-то мы были очень близки, любили вместе бродить по лесам.

— Где именно? — спросил Малдер.

— Патриция построила маленькую хижину, в которой я прятался, когда надоедало работать.

Скалли посмотрела на Малдера, потом опять на Дарина.

— Не могли бы вы сообщить нам, где находится ваша хижина?

Дарин вновь нахмурился, встревоженный и смущенный.

— Неподалеку от Кольвена, на вырубках, — ответил он.

— Вот моя карточка, — сказал Малдер. — Если объявятся Патриция и Джоди, или вы узнаете что-нибудь важное…

— В нашем лагере нет телефонов, — раздраженно перебил его Дарин.

— Спасибо, мистер Кеннесси, мы и так отняли у вас много времени, — торопливо произнесла Скалли, хватая Малдера за рукав.

— Осторожнее на минном поле! — крикнул бородач.

— Постараемся, — отозвалась Скалли.

Усталый и взмокший, Малдер тем не менее с воодушевлением переваривал полученную информацию.

Они шагали по густому лесу, оставляя за спиной предупреждающие знаки и направляясь к дороге, на обочине которой оставили свою машину.

Образ жизни «вольных дикарей» никак не укладывался у Скалли в голове.

— Люди обожают создавать себе трудности, чтобы потом преодолевать их, — пробурчала она.

Коттедж семейства Кеннессч.

Кост-Реиндж, штат Орегон.

Четверг, 23:47

Услышав стон Джоди, Патриция очнулась от беспокойного сна и, отбросив пахнущее плесенью одеяло, уселась на своей узкой койке, стоящей в единственной отдельной спальне коттеджа.

— Джоди!

В коттедже царили темнота и тишина — до тех пор, пока не гавкнул Вейдер. Патриция протерла заспанные глаза, откинула светлые рыжеватые волосы с лица и расшвыряла оставшиеся одеяла, словно разрывая путы, держащие ее вдали от мальчика. Сыну нужна ее помощь.

По пути в гостиную Патриция налетела на старое деревянное кресло и пинком отбросила в сторону, ушибив ступню.

— Джоди! — еще раз воскликнула она, слепо устремляясь вперед, в кромешную тьму.

Наконец она взяла себя в руки и проделала остаток пути, едва освещенного серебристыми лучами луны. На диване в гостиной лежал Джоди, взмокший от пота. В камине угасали красно-оранжевые угли, распространяя вокруг скорее запах горящего дерева, чем тепло. После наступления темноты дыма не было видно.

В первое мгновение тлеющие угли напомнили Патриции о взрыве в «ДайМар», о яростном пламени, в котором погиб ее муж. От этого страшного воспоминания Патрицию бросило в дрожь. Дэвид был честолюбив, порывист и, вероятно, преступил грань допустимого риска. Но он искренне верил в свои исследования и работал не покладая рук.

И отдал жизнь за свои открытия… а Джоди потерял отца.

Вейдер, выпрямившись, сидел у постели мальчика, заботливо обнюхивая его грудь, — верный страж, охраняющий покой хозяина. Увидев Патрицию, он шлепнул хвостом по полу, на котором лежала упавшая подушка, и, уткнувшись носом в одеяла, заскулил.

Джоди вновь издал тот самый звук, что испугал Патрицию.

Она замерла на месте, глядя на сына. Вейдер настойчиво смотрел ей в лицо своими живыми карими глазами, потом еще раз заскулил, словно спрашивая, почему она ничего не делает. Но Патриция решила не будить Джоди.

Опять ночные кошмары.

В течение последней недели Джоди то и дело просыпался в тихом уединенном доме, испуганный и растерянный. Впрочем, уже с первого дня их отчаянного бегства у него было достаточно причин для дурных сновидений. Но был ли в том повинен страх… или что-то иное?

Патриция опустилась на колени, и Вейдер встряхнулся, тычась носом в бок женщине, как бы прося утешить и подбодрить его. Патриция энергично похлопала пса по голове — именно так, как он любил.

— Все в порядке, Вейдер, — сказала она, скорее пытаясь успокоить себя, чем собаку.

Приложив тыльную сторону ладони ко лбу Джоди, Патриция почувствовала жар. Мальчик шевельнулся, и она подумала, не стоит ли его разбудить. В организме Джоди шло сражение, настоящая война между клетками. И хотя Дэвид не желал признавать содеянного, Патриция прекрасно знала, откуда у мальчика высокая температура.

Порой она думала, что, может быть, Джоди было бы лучше умереть, — но тут же начинала ненавидеть себя за эту мысль.

Вейдер, мягко ступая, подошел к камину, сунул нос под старое, заваленное тряпками кресло и вернулся к кровати Джоди, неся в зубах мокрый от слюны теннисный мячик. Он хотел играть, словно полагая, что игрой можно все исправить.

Патриция отвернулась от дивана и бросила на собаку хмурый взгляд.

— Ты знаешь, Вейдер, в тебе уж очень много энергии.

Вейдер заскулил и принялся жевать мячик. В памяти Патриции всплыл один вечер, когда они с Дэвидом сидели в гостиной своего старого пригородного дома в Тигарде — дома, который был разорен в ходе недавнего обыска. Джоди, мучаясь от болей, принял горячую ванну и, проглотив болеутоляющее, рано отправился в постель, оставив родителей наедине.

А Вейдер никак не успокаивался. Маленький хозяин не хотел играть, и пес принялся докучать взрослым. Дэвид неохотно возился с Лабрадором, а Патриция наблюдала за ними со смешанным чувством изумления и тревоги. Вейдеру стукнуло двенадцать, столько же, сколько Джоди, и в этом возрасте пес никак не мог быть столь резв и подвижен.

— Вейдер опять как щенок, — сказала Патриция. Еще недавно черный Лабрадор, как и положено стареющей собаке, большую часть времени проводил во сне, хотя и не забывал приветствовать возвращавшихся домой хозяев, обильно слюнявя им руки и размахивая хвостом. Но в последнее время он стал таким энергичным и игривым, каким не был долгие годы. — Интересно, что с ним случилось? — добавила она.

Улыбка Дэвида, его короткие темные волосы и густые брови придавали ему лихой вид.

— Ничего особенного, — сказал он. Патриция выпрямилась и выдернула руку из его пальцев.

— Ты сделал из Вейдера подопытное животное? Что ты с ним сделал? — Она повысила голос, произнося слова с холодной яростью. — Что ты с ним сделал?

Вейдер выронил из пасти игрушку, которую бросал ему Дэвид, и уставился на Патрицию так,

словно она сошла с ума. Зачем кричать, когда они с хозяином так мило играют?

Дэвид в упор посмотрел на Патрицию и вздернул брови, сделав простодушно-искреннее лицо:

— Ничего. Честное слово!

Вейдер зарычал и потянул из рук Дэвида игрушку, размахивая хвостом и упираясь лапами в ковер. Дэвид сопротивлялся, откинувшись для большей устойчивости на спинку дивана.

— Ты только посмотри на Вейдера! — воскликнул он. — Ну как тебе могло показаться, будто с ним что-то неладно?

За долгие годы семейной жизни Патриция научилась одной вещи и уже начинала ненавидеть себя за излишнюю проницательность. Она отлично знала, когда Дэвид лжет…

Поглощенный своими исследованиями, он продвигался вперед с бульдожьим упрямством, невзирая на запреты и ограничения. Он редко советовался с женой и, вгрызаясь в работу, слушался только себя. Такой уж у него был характер.

Дэвид был слишком увлечен экспериментами, не мыслил без них своего существования и заметил собравшиеся над «ДайМар» грозовые тучи, когда уже ничего нельзя было сделать. Патриция была не столь наивна, она замечала людей, наблюдавших за домом по ночам, следивших за ней, когда она выходила с Дэвидом, замечала странные щелчки в телефонной трубке… но Дэвид всякий раз с ходу отметал ее тревоги. Его могучий интеллект оказался на редкость близоруким. И только в самый последний момент он, почуяв опасность, позвонил Патриции и предупредил ее.

Тем временем Джоди погрузился в более спокойный сон. Его температура оставалась высокой, но Патриция понимала, что тут она бессильна. Подоткнув одеяла, она откинула со лба сына прямые липкие от пота волосы.

Вейдер выплюнул мячик, сообразив, что игры не будет. Тяжело вздохнув, он походил кругами напротив дивана и улегся, приняв удобную позу и охраняя покой мальчика.

Успокоенная преданностью собаки, Патриция побрела обратно к своей койке, довольная тем, что ей не пришлось будить сына, не пришлось зажигать лампы, свет которых можно было заметить с улицы.

Оставив Джоди спать, она беспокойно ворочалась на постели, чувствуя, как ее бросает то в жар, то в холод. Едва живая от усталости, Патриция не решалась расслабиться и хотя бы на мгновение потерять бдительность.

Она закрыла глаза и послала молчаливое проклятие Дэвиду, прислушиваясь к звукам, доносившимся снаружи.

Благотворительная клиника.

Портленд, штат Орегон.

Пятница, 5:09

Быстрота, с которой прибыли чиновники, изумила Эдмунда, ведь они должны были проделать долгий путь из Атланты, штат Джорджия. Гости держались с таким апломбом, что он даже не решился спросить у них документы.

Эдмунд был счастлив уже оттого, что нашлись люди, поверившие его рассказу.

После вчерашнего ночного происшествия он опечатал бокс «4Е» и до предела понизил температуру холодильника, хотя никто из окружающих не выказывал особого желания взглянуть на чудовище, так перепугавшее Эдмунда. Он с нетерпением дожидался разговора со своим наставником, медэкспертом Франком Квинтоном, но тот занимался анализом образца слизи, полученной в ходе вскрытия. Эдмунд рассчитывал, что Квинтон вот-вот освободится и даст ему возможность подтвердить свои слова.

Однако первыми в морге появились эти трое — мужчины неприметной наружности, которые тем не менее действовали так ловко, сноровисто и самоуверенно, что Эдмунд лишь потупил глаза. Невзирая на тщательно отутюженные дорогие костюмы гостей, их внешний вид внушал страх.

— Мы из центра регистрации и учета заболеваний, — заявил один из них. Он взмахнул карточкой с золотистым щитком и расплывчатой фотографией и спрятал документ, не дав Эдмунду прочесть хотя бы слово.

— ЦРЗ? — протянул Эдмунд запинаясь. — Значит, вы приехали за…

— Мы вынуждены изъять образец органической ткани, который хранится в морозильных камерах вашего морга, — прервал его мужчина, стоявший слева. — Насколько нам известно, вчера у вас случилось чрезвычайное происшествие.

— И еще какое! — воскликнул Эдмунд. — Приходилось ли вам видеть что-либо подобное? Я перерыл свои справочники…

— Соображения безопасности требуют уничтожить образец, — сказал мужчина, стоявший справа, и Эдмунд почувствовал облегчение при мысли о том, что наконец нашелся человек, который возьмет на себя ответственность и позаботится о дальнейшем развитии событий.

— Будьте добры предоставить нам все записи и материальные свидетельства, имеющие отношение к хранящемуся у вас трупу, — потребовал мужчина, стоявший в центре.

— Мы обязаны проверить ваши записи относительно трупа и любые образцы, которые вы брали, — добавил мужчина, стоявший в середине. — Помимо этого нам придется принять самые энергичные меры к стерилизации каждого квадратного сантиметра холодильников вашего морга.

— Как вы полагаете, я не заразился? — спросил Эдмунд.

— Это весьма маловероятно. В таком случае у вас немедленно проявились бы симптомы заболевания.

Эдмунд поежился и вспомнил о своих обязанностях.

— Я… я должен убедиться в том, что у вас есть соответствующие полномочия. Мой шеф, окружной патологоанатом, несет прямую ответственность за хранящиеся здесь останки.

— Это уж точно, — заявил Фрэнк Квинтон, входя в помещение и внимательно приглядываясь к гостям. — Что произошло?

— Уверяю вас, сэр, — заговорил мужчина справа, — мы облечены достаточной властью. Данный случай, вероятно, может быть отнесен к вопросам государственной безопасности и национального здравоохранения. У нас есть веские основания для беспокойства.

— У меня тоже, — отозвался Квинтон. — Связана ли ваша работа с деятельностью агентов ФБР, которые у нас побывали?

— Нынешняя фаза операции вне их компетенции, сэр. Это происшествие грозит серьезной опасностью, если не предпринять должных мер по его локализации.

Суровый жесткий взгляд мужчины, стоящего в середине, заставил смешаться даже видавшего виды патологоанатома.

— Для изъятия э-э-э… биологической массы из холодильника нам придется вызвать целую бригаду, — сказал первый гость. — Мы обещаем причинить вам как можно меньше беспокойства.

— В таком случае, я полагаю… — В голосе мед-эксперта зазвучали вызывающие нотки, но трое сотрудников ЦРЗ торопливо выдворили Квинтона и Эдмунда из тихого опрятного помещения.

— Пойдем, Эдмунд. Выпьем по чашечке кофе, — сказал наконец патологоанатом, бросая через плечо возмущенные взгляды.

Обрадованный приглашением — его еще ни разу не удостаивали такой чести, — Эдмунд вызвал лифт, и они спустились в кафетерий. Молодой человек никак не мог успокоиться; его до сих пор преследовало видение многорукой твари, пытающейся выбраться из холодильного бокса морга.

В других обстоятельствах Эдмунд непременно забросал бы учителя вопросами, демонстрируя свои знания, полученные в ходе ночной зубрежки на дежурстве, однако Квинтон сидел молчаливый, рассеянный и глубоко встревоженный, рассматривая собственные пальцы. Он вынул из кармана визитку, которую ему дали агенты ФБР, и принялся вертеть ее в руках.

* * *

Час спустя они вернулись в подвал и увидели, что помещение морга вычищено до блеска и стерилизовано. Ящик «4Е» исчез, а вместе с ним и его содержимое. Гости забрали все относящиеся к нему документы, даже не оставив расписки.

— Мы не сможем с ними связаться, чтобы узнать результат, — заметил Эдмунд.

Пожилой медэксперт лишь покачал головой.

— Может быть, оно и к лучшему, — ответил он.

«Чертова маслобойка».

Побережье штата Орегон.

Пятница, 10:13

Океан бился о черные скалы с глухим звуком, похожим на грохот падающих камней. Над живописным пейзажем носился холодный ветер, швыряя в лицо Скалли пригоршни соленых брызг.

— Вот это и есть «Чертова маслобойка», — сказал Малдер, хотя Скалли самым внимательным образом прочла табличку с названием этого чуда природы.

Далеко внизу вода набрасывалась на поплавки-волноломы, ударяя их о выемку в скале, и отступала, становясь молочно-белой и образуя пенистые водовороты. Когда-то там была пещера, но ее свод обрушился, и вместо полости образовалось нечто вроде туннеля, круто уходящего вверх; врываясь в узкую расщелину, вода взмывала в воздух могучим столбом, словно выброшенная водяной пушкой, выстрелы которой достигали вершины утеса и орошали неосторожных зевак.

Предупреждающие знаки оповещали туристов о том, что в этом месте погибли несколько десятков людей, неосторожно спустившихся к самой глотке «маслобойки» и застигнутых неожиданным извержением «гейзера». Несчастные разбивались о покрытые скользкими водорослями камни, либо их попросту уносило в открытый океан.

Вокруг стояли фургоны, микроавтобусы и легковые машины туристов, прибывавших сюда из других штатов целыми семьями, а также автомобили местных жителей, приехавших полюбоваться побережьем. Над головами, пронзительно крича, носились морские чайки.

Среди прочих машин примостился старый обшарпанный торговый фургончик; его алюминиевый навес дребезжал на ветру. Улыбающийся мужчина в шапочке для гольфа продавал сосиски с булочками, кислый кофе, чипсы в пластиковых мешках и банки с прохладительными напитками. На другом краю стоянки женщина с косами зябко куталась в охотничью куртку, присматривая за своими пледами ручной вязки, яростно хлопавшими на бельевой веревке.

Борясь с головной болью и глубоко вдыхая холодный соленый воздух, Скалли застегнула пальто на все пуговицы, сберегая тепло. Малдер подошел к самому краю скалы, с любопытством заглядывая вниз и дожидаясь очередного «извержения». Скалли вынула сотовый телефон и с удовольствием убедилась в том, что сигнал наконец-то стал достаточно сильным. Она принялась нажимать кнопки, набирая номер окружного патологоанатома.

— Ах, это вы, агент Скалли? — отозвался Фрэнк Квинтон. — Я все утро пытался дозвониться до вас.

— Что нового? — осведомилась Скалли. Исследовав мазок собачьей крови в ветеринарной лечебнице, она попросила медэксперта сделать анализ образца слизи, взятого при вскрытии трупа Вернона Ракмена.