Она попыталась подняться на колени. Тело было тяжелым и безвольным, мокрым, как необработанная шкура. До нее доносились звуки сердитых голосов, то взлетавших вверх, то падавших и затихавших. Она снова попыталась подняться, но не смогла. Кто-то схватил ее за плечи и перевернул. Чувство невесомости подняло ее. Она посмотрела сквозь клубящуюся темноту, пытаясь рассмотреть, кто держит ее. Пожалуйста, Боже, только не двоюродный брат Охотника.

Когда Охотник поднял Желтые Волосы, ошеломленную и наконец покоренную, его первым чувством был гнев за то, что Помёт Койота посмел ударить ее. Затем его охватил страх, что удар другого мужчины мог причинить ей серьезные повреждения.

От вида ничего не различающих глаз девушки у него сжалось все внутри. Она была наконец сломлена. Всего лишь минуту назад это было его целью. Теперь ему хотелось, чтобы она плевалась, и лягалась, и кусалась снова. За эти последние несколько дней его чувства стали нереальными и трудно поддающимися осознанию, как снежные хлопья летом. Может быть, он больше похож на своего брата, Воина, чем он предполагал.

Проворчав другим мужчинам, чтобы они расходились, Охотник отнес девушку к матрацу, уложил ее осторожно и встал на колени рядом.

— Hah-ich-ka ein, где ты, Голубые Глаза?

— Охотник, она в порядке?

Охотник поднял глаза и увидел своего молодого друга, Быструю Антилопу, стоящего рядом. Взгляд юноши переполняла тревога.

— Я думаю, да. Оставь нас, Быстрая Антилопа. Если она придет в себя и увидит незнакомое лицо, это ее напугает.

Быстрая Антилопа согласно кивнул и начал пятиться.

— Я могу чем-нибудь помочь? Принести воды или что-нибудь?

— Нет, просто оставь нас.

— Она очень храбрая, не так ли? Как ее сестра. Охотник кивнул и жестом велел юноше удалиться.

Длинные ресницы девушки отбрасывали светлые тени на щеки, а затем поднялись, открыв глаза, еще более голубые, чем предсказывалось пророчеством. Голубые, как летнее небо, да, но намного ярче. В ее слезы попали солнечные лучи, и они замерцали. Углы ее рта затрепетали, когда она безуспешно попыталась подняться, оперевшись на локоть.

— Ты будешь лежать тихо, — негромким голосом приказал он.

Она нахмурилась и, моргая, посмотрела на него. Опасаясь того, что могут обнаружить его пальцы, Охотник нагнулся и мягко ощупал ее челюсть и висок. Хотя ее лицо исказилось от боли, он не обнаружил переломов и красноты от удара. Кулак Помёта Койота, вероятно, скользнул по лицу. Она потеряла сознание, но серьезных повреждений он не причинил.

Облегченно вздохнув, Охотник разгладил блестящие пряди золотистых волос, пораженный тем, как отдельные волоски, освобожденные от головной повязки, принимают форму его пальцев. Солнце осветило спирали золотистых волос, и, зажженные, они сверкнули серебристым пламенем. Не цветом высохшей травы, а солнечным светом. Его взгляд переместился к ее лицу, двигаясь медленно вниз от деликатно очерченных бровей к скосу маленького, обгоревшего на солнце носа. Пушок светился в небольшом углублении верхней губы, вдоль впалых щек. Не зная почему, ему внезапно захотелось улыбнуться.

Когда зрение Лоретты прояснилось, она уставилась на суровое лицо индейца, удивленная мягкостью его прикосновений. Еще больше ее смутило выражение огорчения и беспокойства в его глазах. Проведя рукой по лбу, она снова моргнула. Должно быть, от удара индейца она потеряла сознание. Это было единственное объяснение. Она сделала все, чтобы разгневать Охотника, оскорбляя его, не подчиняясь ему, кусая, плюя. Тем не менее он лишь отшлепал ее, а теперь этот озабоченный взгляд? Дядя Генри сек ее гораздо сильнее и за гораздо меньшие проступки.

Охотник провел рукой по волосам, ощупывая кожу головы теплыми, огрубелыми пальцами. Когда он касался больного места, Лоретта морщилась, но была слишком ошеломлена, чтобы отодвинуться в сторону.

— Глупо драться, когда ты не можешь победить, Голубые Глаза. Я говорил тебе это раньше, не так ли? Ты не слушала. — Охотник раскачивался на пятках, криво улыбаясь. — Когда никто не видит, ты будешь делать свою большую драку с этим индейцем, поняла? Только когда никто не видит. Иначе я должен наказать тебя. — Его улыбка угасла. — Только со мной, и никогда с Помётом Койота. — Он стукнул себя кулаком в грудь. — Che kas-kai, плохое сердце. Ты понимаешь? Он mo-cho-zook, жестокий.

Внимание Лоретты было привлечено другими индейцами, которые собрались группами на некотором отдалении. Она только теперь осознала, как ужасна была бы ее судьба, окажись она пленницей какого-нибудь другого индейца. В голове у нее все перемешалось. Сколько раз она слышала, как об Охотнике говорили с ужасом? Безжалостный, коварный, гроза границы. Это лишь немногое из того, что она слышала о нем. И в то же время он предостерегал ее от драк с другими, чтобы она не пострадала?

Дав ей некоторое время, чтобы она пришла в себя, он встал и вернулся к костру за своей порцией кролика. Когда он вернулся к матрацу, он достал нож и разрезал мясо пополам, протянув один кусок ей. Лоретта знала, что он голоден, к тому же его порция была не так уж велика. После всего случившегося она не могла даже предположить, что он предложит ей еще еду. Если бы их роли переменились, она дала бы ему поглодать кости и сказала, что так и надо. Она приподнялась на локте. Он наклонился и подвинул мясо ближе.

— Ты должна кушать, — на его лице проступили явные признаки скрытого смеха, — чтобы оставаться сильной. Мы не сможем устроить большую драку, если ты будешь дрожать от голода.

Лоретта опустила глаза. Ее охватило смятение. Она ненавидела этого мужчину. Ей было все равно, получит ли он достаточно еды, чтобы не испытывать чувства голода, и она не испытывала никакого чувства вины за то, что выбросила его дурацкое мясо. И в то же время все было не так. И, хоть убей, она не могла принять часть его скудной порции только для того, чтобы выбросить ее. Она ненавидела себя за это и ненавидела его, поскольку его поведение вызвало такие предательские чувства.

Когда она не взяла мяса, он сел на корточки рядом с ней. Почему он не может оставить ее в покое? Она так устала, так ужасно устала. Устала бояться. Устала драться с ним. Устала драться с собой.

— Hein ein mu-su-ite, чего ты хочешь? — спросил он тихим голосом. — Маленький кролик хороший. Tosi tivo, белые люди, едят кролика, не так ли?

Лоретта сидела, отвернувшись от него. Он вздохнул:

— Голубые Глаза, ты будешь смотреть на меня? — Так как руки его были заняты двумя кусками мяса, он толкнул ее в плечо предплечьем. — Nabone, смотри.

Впервые она уловила в его голосе просящие нотки, которые с трудом согласовывались с его воинственной внешностью, но это было так.

Когда она подняла глаза, то встретилась с его взглядом. После долгой паузы он сказал:

— Ты to-ho-ba-ka, враг. Это так? Tosi mah-osu-ah, белая женщина? И я враг твоего народа. Te-j-as, команч. — Он вытянул руку вперед и изобразил извивающееся движение к себе. — Змеи, Которые Возвращаются, а? — Его рот приоткрылся в улыбке, которая преобразила его лицо. На минуту он показался не только человечным, но даже красивым. — Тебе нравится это, а? Команчи и змеи, все равно?

Улыбка сбила ее с толку, и она снова отвернулась. Он поднес кусок мяса к ее носу.

— Кролик, он не to-ho-ba-ka, враг. Он tao-yo-cha, ребенок Матери Земли. Ты можешь съесть его. Это не значит сдаваться, когда мы едим дары Матери Земли.

Запах, исходивший от кролика, проникал в ноздри Лоретты, и ее рот наполнился слюной. Независимо от нее, ее взор приковался к розовому, сочному мясу, голодными судорогами ей свело живот. Она почувствовала, что ее решимость колеблется. Что она хотела этим доказать в конце концов? Что она будет бороться до смертельного конца? Даже если она преследовала такую цель, кто об этом знает? Она одна знает об этом, но гордость не наполнит ее желудка.

Охотник придвинул мясо поближе.

— Ты возьмешь его? Он ничей.

Запаху было почти невозможно противостоять. Но, скривившись от боли, когда ее воспаленные ягодицы коснулись матраца, она села и еще раз отказалась от мяса. Он поворчал неодобрительно и сел рядом с ней на матрац. В наступившей тишине она слышала движение его челюстей, пережевывавших мясо. Ничто на земле не пахло так хорошо, как этот кролик.

— Ты будешь кушать орехи и ягоды?

Лоретта бросила на него взгляд, а затем посмотрела в сторону его коллекции кожаных мешков, вспоминая смесь, которую он высыпал ей на ладонь ранее. Гордость, как отвращение, поднялась у нее в горле.

— Ты вернешься по своим следам и пойдешь вперед снова подругой дороге? Моя nez-be-ahz, мать, собирала ягоды и пеканы. Воин, мой брат, нашел медовое дерево. Дары Матери Земли. Как кролик.

Запах мяса преследовал ее. Она смотрела прямо перед собой. Она не могла позволить себе сдаться.

Как бы почувствовав, насколько хрупкой стала ее сила воли, Охотник поднялся на ноги и пошел к своим мешкам, чтобы достать сумку и тыквенную бутыль. Когда он вернулся, он развязал веревку, стягивавшую сумку, и положил ее на шкуру между ними. Зачерпнув горсть смеси из фруктов и орехов для себя, он жестом предложил ей сделать то же самое.

Когда она не пошевелилась, чтобы последовать его примеру, он сказал:

— Хм, это хорошо. Ты возьми немного. От этого живот не заболит.

Глаза Лоретты наполнились слезами. Кто сказал, что плоть слаба? Неправда. Потребности плоти определяют наши поступки. Жажда вынуждает пить. Холод побуждает искать тепло. А голод — еду.

Она почти чувствовала, как горько-сладкий вкус пеканов заполняет ее рот. Она хотела уничтожить все содержимое сумки. Он предложил ей бутыль с водой. Она помедлила, потом отказалась. Она знала, что пройдет не много времени, прежде чем он поймет, что она не намерена ни есть, ни пить. Ни этим утром, никогда. Состоится открытый обмен мнениями. Она боялась этого. Но было нечто, что даже он не мог заставить ее сделать.

Пока он заканчивал свою трапезу, Лоретта утешала себя тем, что сидела, обхватив колени, ощущая на себе его взгляд. Поблизости раздавались трели лугового трупиала, его чистый голос был предназначен для того, чтобы доставлять людям радость. Она сосредоточилась на звуке и попыталась притвориться, что команчей не существует. Это было легче сказать, чем сделать. Листья над ними трепетали в солнечном свете, отбрасывая на землю колеблющиеся золотые блики. Она изучала их расположение, надеясь, что Охотник уйдет. Мечтая очутиться еще где-нибудь. Где угодно, только не здесь.

Не в силах больше выносить его молчаливое рассматривание, Лоретта заставила себя повернуть голову. Взгляд его темно-синих глаз встретился с ее взглядом, в котором отражались тени и солнечный свет; уклончивый, он не поддавался прочтению. Черты его лица, словно вычеканенные из полированной меди, не давали никаких разгадок. Ветер подхватил его волосы и бросил их темными прядями на лицо, но он все еще смотрел на нее немигающим взором. В его взгляде не было никаких намеков на смех, но она чувствовала, что он смеется над ней.

Сердце ее дрогнуло, когда он резко встал и пошел к седельным мешкам, чтобы убрать еду. Через минуту он вернулся с длинной веревкой. Опытными руками он сделал петлю на одном конце со скользящим узлом и надел петлю ей на голову.

Плотно затянув узел на ее шее, он сказал:

— Мы будем гулять.

Лоретта с ужасом посмотрела на поводок.

— Ты не сдаешься так просто, Голубые Глаза. Привязь — это мудрость. Никаких больших драк в кустах, никаких медовых речей, никакой лжи, никаких счастливых ворон и никаких мертвых коней. — Он слегка потянул за веревку. — Keemah, пошли.

Лоретта подумала, задушит ли он ее, если она не тронется с места. Глядя вверх на суровое выражение его лица, она поймала себя на том, что у нее нет мужества выяснить это. Она встала и покорно пошла рядом с ним к кустарникам.

Не считая прогулки в кусты под строгой охраной, Лоретта провела оставшуюся часть дня, сидя в тени дуба под постоянным надзором своего господина. Она переносила все его действия, направленные на устранение последствий солнечных ожогов, с безнадежной пассивностью. Она совершенно перестала думать о возможности побега. Он был неизменно добр, что вместо успокоения увеличивало ее тревогу. Он, должно быть, играет с ней. Она не знала, чего ожидать от него каждую минуту.

Ближе к сумеркам тишина была нарушена топотом копыт. Около дюжины воинов примчались в лагерь и спешились в тучах пыли. Лоретта с безразличием наблюдала за ними. Ее окружало такое большое количество дикарей, что несколькими больше или меньше — не имело никакого значения. Один всадник остался сидеть на лошади. Она внимательнее присмотрелась к нему, затем, вздрогнув, вытянулась в напряжении, сердце ее забилось учащенно. Том Уивер? Она бросила удивленный взгляд в сторону Охотника, подбрасывающего ветки в костер. Ответив на его взгляд взглядом своих непроницаемых глаз, он направился к вновь прибывшим.

В голове Лоретты вертелись тысячи вопросов. Почему Тома не убили? Если другие индейцы держали его в плену все это время, то где он находился? И зачем они привезли его сюда? Чтобы убить? Она сжала колени и ногтями впилась в кожу. Она не сможет вынести, если они начнут пытать его в ее присутствии. В то же время, чем она могла помешать им сделать это? Она даже не смогла спастись сама.

Поговорив с другими индейцами, Охотник взял лошадь Тома за узду и повел лошадь со всадником в свой лагерь. Лоретта пристально смотрела на Тома. Синевато-багровый шрам рассекал его скулу над бородой. Красный след от веревки виднелся на шее. Рубашка была разорвана на плече, края разрыва пропитались кровью. У него был испуганный вид. Он выглядел слабым, дрожащим от страха, и это ей было очень хорошо понятно.

Охотник разрезал путы, связывавшие ноги Тома, и спустил его на землю. Том зашатался и чуть не упал. Охотник поддержал его и направил к костру, где, нажав на плечо, заставил сесть. Том не сводил глаз с Лоретты.

— Ты в порядке, девочка? Они не…

Охотник ударил Тома в нижнюю часть спины внутренней стороной ноги, обутой в мокасин. Том замолчал, его голубые глаза вопросительно смотрели на нее. Лоретта знала, о чем он думает. Она начала было отвечать жестами, но Охотник следил за ней. Зная, что Том предполагает худшее, она опустила голову. Если она рассердит Охотника, он может причинить вред Тому.

— Вы, грязные, скользкие ублюдки! — крикнул Том. Не в состоянии поверить своим ушам, Лоретта посмотрела вверх как раз вовремя, чтобы увидеть сверкнувший металл. Охотник прижал нож к шее Тома и опустился рядом с ним. Слова были излишни. Еще один звук, произнесенный Томом, и Охотник убьет его.

Она поднялась на колени. Звук, произнесенный ею, несмотря на его крайнюю слабость, привлек внимание индейца. Она подняла руки в молчаливой просьбе. В ушах звенело от напряжения. Затем очень медленно и демонстративно Охотник убрал нож от шеи Тома и вложил его в ножны.

От облегчения силы покинули Лоретту, и она опустилась на матрац. Охотник бросил в костер еще одну деревяшку, отчего в воздух полетели искры и несколько упали Тому на колени. Том попятился и попытался стряхнуть их, но это было не так легко сделать со связанными за спиной руками. Выполняя эту операцию, он потерял равновесие и упал набок.

Охотник сидел на корточках у костра, обхватив руками колени. В то время как Том пытался снова сесть, взгляд Охотника был устремлен на слабые языки пламени. Глаза индейца светились тем особенным светом, который Лоретта начинала распознавать как смех. После долгой паузы он сказал:

— Когда солнце взойдет, мы уедем. Тебя освободят, старик.

Вид Тома говорил, что он не верит этому.

С глазами, все еще светящимися тем угрюмым весельем, которое было ей так ненавистно, Охотник посмотрел на нее.

— Я не оставляю горя позади себя.

Мышцы на шее Тома напряглись, когда он попытался заговорить. Когда, наконец, к нему вернулась способность говорить, слова прозвучали пискляво:

— А как насчет нее?

— Она пойдет со мной.

— Я к-куплю ее у тебя. В-винтовки, я могу достать винтовки. И патроны.

Было ясно, что эта информация очень заинтересовала Охотника. Сердце Лоретты замерло от неожиданной надежды.

— У тебя есть винтовки?

— Я… хм, нет. Н-но я могу достать их. Охотник пристально смотрел на Тома, а затем перевел взгляд на Лоретту.

— Пожалуйста, — прошептал Том. — Есть другие девушки, которых ты можешь похитить. Не бери эту. Отпусти ее домой к семье. — Замолчав, он облизал губы. — Она не сделала тебе ничего плохого.

После долгой паузы Охотник снова вернулся к созерцанию костра.

— Этот индеец не торгует своими женщинами. Даже за винтовки. Она пойдет со мной.

— Почему эта девушка?

Охотник подбросил деревяшку в костер.

— Другая не годится.

Воцарилась тишина, тяжелая, как темнота, которая опустилась на землю. Лоретта оперлась спиной о дерево и смотрела в пустоту. Все ее существо переполнила безнадежность. Повсюду, куда бы она ни посмотрела, были индейцы. Против них Том так же бессилен, как она. И он так же боялся их. Видя, как он дрожит, она укрепилась в своем мнении, что индейцы коварны и от них невозможно бежать. Понадобится вмешательство целой армии, чтобы спасти их, а армия воюете северянами.

Тома развязали только для того, чтобы он мог принять участие в скудной трапезе из воды и вяленого мяса. Когда двое мужчин кончили кушать, Охотник подтащил Тома к дереву, у которого сидела Лоретта. Оттянув его руки назад и обвив их вокруг дерева, он связал запястья старика ремешком из сыромятной кожи. Лоретту оставили рядом с Томом на то время, пока их господин разводил костер на ночь.

— У нас всего лишь несколько секунд, девочка, поэтому слушай внимательно, — зашептал Том с лихорадочной торопливостью. — Это индейцы Квохейди, самые свирепые и жестокие из всех. Охотник отвезет тебя на Застолбленные Равнины. И когда ты попадешь туда… ну, увидишь сама, что это значит.

Лоретта кивнула. Немногие белые мужчины осмеливались отправляться в эти края. Некоторые осмеливались. Когда Охотник доберется туда, в такое удаленное от цивилизации место, никакой надежды на спасение не останется. Не то чтобы сейчас была такая надежда…

— Завтра, когда они тронутся, они, вероятно, убьют меня. Если не убьют, они оставят меня без лошади. Мы находимся слишком близко от Белнапа, чтобы они рискнули оставить мне лошадь, на которой я мог бы отправиться за помощью. — Он прислонился к дубу и вздохнул. — Ах, если бы у меня была винтовка.

У Лоретты пересохло во рту. Она понимала, о чем он думает, и бросила испуганный взгляд в сторону костра, чтобы убедиться, что Охотник не слышит их разговора.

Глотая, Том звонко щелкнул языком.

— Он не хочет отпускать тебя. Я никак не могу убедить его сделать это. — Возникла краткая пауза. — Ты знаешь, что ты должна сделать, девочка.

Лоретта не могла заставить себя посмотреть ему в глаза.

— Он никогда не подпустит тебя близко к оружию, потому что ты можешь сделать это быстро. Это не входит в правила игры, в которую они любят играть. У тебя нет выбора, девочка. Совсем никакого выбора. Отказаться от воды и пищи — твоя единственная возможность. Ты знаешь, как мне неприятно говорить это, но это лучше, чем… — Он подавил вздох. —Там, на равнинах, в этой жаре ты не протянешь больше трех дней без воды, может быть, меньше. Если я останусь жив, я попытаюсь собрать помощь и добраться до тебя раньше, чем… — Он посмотрел на нее в темноте. — Ты понимаешь, о чем я говорю, Лоретта Джейн?

Истерический смех заклокотал в груди Лоретты. Неужели Том в самом деле считал ее такой глупой? Неужели он не понимает, что она сама уже взвесила свои жалкие возможности и предприняла кое-какие шаги?

— У тебя нет выбора, девочка. Не думай, что у тебя есть. Он не обращается плохо с тобой сейчас, но Бог свидетель, он тебе покажет. Молись только, чтобы Бог послал тебе избавление, прежде чем он начнет. — Он снова глотнул. — Я не знаю, почему он оттягивает. Может быть, он берет тебя в свою деревню для какой-нибудь церемонии — к своим сквау. Или, может быть, ему просто захотелось иметь жену с золотистыми волосами. В любом случае, поверь, смерть от жажды будет легче.

Лоретта обхватила себя руками. Она понимала. Она понимала все слишком хорошо.

Минутами позже вернулся Охотник и выдернул шкуру из-под ног Тома. Со своим обычным высокомерием он жестом велел Лоретте следовать за ним и пошел в тень на дальней стороне от костра.

Шея у нее пылала, когда она встала, чтобы идти с ним. Том наблюдал. Это делало еще более позорным то, что она спала с индейцем. Однако она не решилась противиться. Том мог поплатиться за это своей жизнью.

Охотник расстелил матрац и жестом велел ей лечь. Повернувшись к нему спиной, она вытянулась на шкуре, стараясь, насколько допускала ширина матраца, держаться как можно дальше от него. Она почувствовала, как он наматывает прядь ее волос себе на запястье, пропуская волосы между пальцами. Она молила Бога, чтобы он не дотрагивался до нее, по крайней мере не в присутствии Тома.

Но Бога не было на небесах. Мгновением позже стальная рука Охотника обняла ее за талию, а его большая ладонь распласталась под ее грудями. Мех царапал ее обожженные солнцем бедра, когда он подтаскивал ее к себе, но эта боль была ничто по сравнению с унижением. Что подумает Том? Лоретта хорошо знала, что он думает, и не могла осуждать его за это. Но разве у нее был выбор?