ПРОРОЧЕСТВО

С той стороны, откуда восходит солнце, явится народу команчей великий воин, ростом выше всех своих братьев, глаза его, подобные звездам полуночного неба, будут видеть далеко за горизонт. Этот воин племени команчей будет носить знак волка на своем щите, однако никто никогда не назовет его вождем. Много печалей испытает его народ, и реки станут красными от крови команчей. Горы белых костей вырастут на полях, где когда-то паслись могучие бизоны. С клубами черного дыма в небеса унесутся предсмертные крики беспомощных женщин и детей. Он поведет большой разговор с бледнолицыми и начнет ожесточенную войну с ними, и сражений будет больше, чем деревьев в лесу.

Когда ненависть к бледнолицым станет горячей, как летнее солнце, и холодной, как зимний снег, придет к нему девушка из земель този тиво. Хотя она потеряет дар речи от большого горя, ее глаза будут говорить с его глазами. Она явится золотая, как новый день, ее кожа будет белая, как ночная луна, волосы, словно струящийся мед, а глаза, как летнее небо. Люди назовут ее Маленькой Волшебницей.

Команч замахнется, чтобы убить ее, но благородство остановит его руку. Она войдет в сердце индейца, и чувство, которое обжигает, как солнце, будет воевать с гневом, холодным, как зимний снег, и гнев растает и утечет так далеко, что невозможно будет его отыскать.

Так же, как рассветные полосы рассекают звездное небо и прогоняют мрак ночи, он прогонит тени из сердца девушки, и к ней вернется дар речи.

Когда это свершится, воин и девушка взойдут на вершины холмов в ночь луны команчей. Он будет стоять на земле команчей, и она — на земле този тиво. Между ними проляжет большой каньон, наполненный кровью. Воин протянет руку девушке, и они пройдут длинный путь к западным землям, где дадут рождение новому дню и новому народу, в котором команч и този тиво соединятся в одно целое навечно.

ПРОЛОГ

Техас, август 1859 года

Бледная, как свежие сливки, светила полная луна с полуночного неба, разливая серебристое свечение на черном фоне, усеянном звездами. Некоторые называли ее убийственной луной, и в эту ночь такое название, казалось, подходило ей. Предсмертные крики умирающих женщин и детей уже не нарушали тишину ночи; подобно ветру, они возникли внезапно и теперь унеслись в пространство.

В отдалении послышался вой койотов. Он достиг тонов скорбного крещендо и закончился воплем, заставившим Охотника-Волка содрогнуться. Он стоял на коленях на обрывистом утесе, устремив взгляд синих глаз на истоптанную землю внизу. Судя по следам, оставленным копытами лошадей, голубые мундиры удалились на юго-восток после нападения на его деревню этим днем.

Ладони сжались в кулаки. Имя жены звучало набатом в голове, взывая к отмщению. Ива над Рекой носила под сердцем его ребенка. Ему хотелось немедленно устремиться в погоню за убийцами, но он и другие воины нужны были здесь, чтобы помочь раненым и похоронить мертвых. Вскоре, однако, он поведет против убийц такую войну, какой они никогда раньше не видели. Он станет преследовать голубые мундиры, как диких животных, каковыми они и были на самом деле, и причинит им страданий, в сто крат больше причиненных ими.

Чувство горя было знакомо Охотнику. Но никогда прежде не испытывал он такой опустошенности. В детском возрасте он и Ива всегда играли вместе. Их смех звенел в окрестных лугах. Ничья рука так нежно не касалась его руки. Ничья улыбка так не веселила его. Он мечтал, чтобы она всегда была рядом. А теперь ее нет. Она ушла, оставив в душе каньон, такой же широкий, как равнины, простиравшиеся в вечности за горизонтом. Несмотря на все усилия спасти ее, она потеряла ребенка и умерла у него на руках от большой потери крови. Раны, полученные в результате жестоких многократных изнасилований, не могли быть видимыми. До последнего момента его не покидала надежда на ее спасение.

Он почти чувствовал, как ее душа уходит от него, мысленным взором видел ее поднимающейся по звездным ступеням в страну смерти. Все внутри него сжималось от мыслей о том пути, который может выпасть на ее долю. Она всегда терялась в выборе пути, всецело полагаясь на него. Он молился о том, чтобы боги не покинули ее и помогли выбрать правильное направление. В одиночку она наверняка пропадет. Мысль об этом вызвала непрошенные слезы.

Ночной ветер высушил следы крови на его штанах из оленьей кожи. Ссутулив широкие плечи, он издал пронзительный крик горя, отозвавшийся эхом в пространстве. Вытащив нож, он отрезал прядь волос цвета красного дерева вплотную к коже. Затем, подняв острое, как бритва, лезвие, рассек кожу на лице от внешнего окончания правой брови до подбородка. Это был знак, сообщавший всем людям племени, что Ива над Рекой будет вечно жить в его сердце. Кровь окрасила лезвие в темно-красный цвет. Ему хотелось, чтобы это была кровь табебо, любого табебо.

Движение слева привлекло его внимание, и, повернувшись, он увидел свою мать, которая приближалась к нему. Ее мокасины мягко касались земли, как если бы она ступала по его ранам. Быстрым движением руки он провел по лицу, стыдясь своих слез.

На лице матери появилось виноватое выражение.

— Мой туа, я знаю, что не должна приближаться к тебе сейчас, — прошептала Женщина Многих Одежд, — но я должна поговорить с тобой.

Она подошла и встала на колени рядом. Сильная, удушающая боль перехватила его горло. Исходивший от нее запах был знаком и дорог с детских лет, когда ее нежные руки залечивали все ушибы и обиды. Им овладело страстное желание спрятать лицо на груди матери, заплакать так, как плачут только дети.

— Она доверилась мне, — хрипло прошептал он. — Это было обещано в песне, которую мы пели вместе. Мне не следовало оставлять ее одну.

Женщина Многих Одежд защелкала языком точно так же, как она делала много лет назад, когда он приходил к ней в детстве с глупыми выдумками.

— Ты хочешь повернуть время вспять, туа, а это невозможно. Я знаю, с этим трудно свыкнуться, но твою жену взяли от тебя потому, что песня, которую вы пели вместе, должна быть пропета с другой.

— Кровь моей женщины еще не остыла на моих руках, а ты уже упоминаешь о пророчестве? Ты пела его мне всю мою жизнь, и я внимал тебе с послушанием. Но этой ночью я не желаю слушать тебя.

Она устремила взор вдаль. Облако прошло над поверхностью луны, затенив лицо женщины.

— Через несколько часов ты уедешь. Но до этого я должна сказать тебе что-то. Я хочу напомнить, что ты команч из пророчества. Ты пришел с той стороны, откуда восходит солнце, из чресл голубого мундира, двадцать шесть зим назад.

Воздух с шумом вырвался из груди индейца, словно мать ударила его.

— Нет! Я спрашивал об этом своего отца много раз. Всегда он говорил, что я его сын! Ты не должна произносить такую ложь.

Он сделал движение, собираясь подняться, но она схватила его за руку.

— Это не ложь. У тебя синие глаза, а не черные, и ты выше всех своих братьев. — Другой рукой она взяла медальон, висевший на его груди, поворачивая камень так, чтобы было видно изображение, вырезанное на нем. — Ты носишь знак волка, однако никто не называет тебя вождем.

В течение минуты он смотрел на нее, не произнося ни слова, не издавая ни малейшего звука.

— Ты, мать, которую я люблю, и голубой мундир?

— Я не сделала ничего дурного. Это случилось во время нападения, очень похожего на сегодняшнее. Мужчины были на охоте. Я пыталась убежать, но один голубой мундир увидел меня. — Она продолжала охрипшим голосом: — Он изнасиловал меня и подумал, что я умерла. Когда я обнаружила, что у меня будет ребенок, твой ар объявил, что ребенок его, и пел со мной у большого костра.

— Зачем ты мне все это рассказываешь? Чтобы я не мстил за свою жену? — В голосе его зазвучал гнев, ион попытался вырвать медальон из ее руки. — Я восстановлю ее честь. Я должен.

— Найди ее убийц, да, но не принимай участия в замышляемом другими кровопролитии. — Ее наполненные слезами глаза умоляюще смотрели на него. — Твоя жизнь не принадлежит тебе. Ты должен найти женщину с волосами цвета меда, лишенную дара речи, привести ее к нам и почитать ее так, как ты никогда не будешь почитать другую женщину.

— Я удостою ее быстрой смерти.

— Не произноси этих слов, ибо тогда ты будешь обязан поступить так, как говоришь. — Она рывком поднялась с колен и вздохнула. Упершись руками в бока, она надолго заслонила ему горизонт. Затем она коснулась его склоненной головы. — Я не прошу тебя выбросить ненависть из сердца, так как это тоже предсказано в пророчестве. Что же касается любви, то она вырывается из тайников души, подобно песне, и не поддается ничьей воле. Но, туа, ради твоего народа ты должен найти женщину с волосами цвета меда и привести ее к нам.

Ответом было его напряженное молчание.

— Я знаю, это трудно. Поэтому выбран именно ты, так как ты сильнее других. Недалек тот день, когда люди пойдут по дороге ветра. Боги выбрали тебя, чтобы ты пропел нашу песню и сохранил наши обычаи.

Он взглянул на нее с недоверием.

— Разве я похож на слабую женщину? Я воин, а не сказочник.

Ее улыбка стала печальной.

— Существует много способов ведения больших сражений. Храбрейшим из воинов является тот, у которого нет щита. Ты нужен своему народу, чтобы выиграть последнее сражение, самую трудную битву из всех. И ты должен совершить это в одиночку. Когда настанет время, ты увидишь дорогу, выбранную для тебя богами, и мужественно пойдешь по ней.

— Команч, о котором говорится в пророчестве, должен оставить свой народ. Я никогда не смогу сделать этого, особенное белой женщиной. Боюсь, что ты недооцениваешь мою ненависть.

— Помни одно. У меня тоже есть причины ненавидеть този тиво. Сны, полные кошмаров о голубом мундире, будут вечно преследовать меня. Но я завернула маленького този тиво в свои одежды из бизоньих шкур. Я поднесла его к своей груди и назвала его сыном. И моя любовь к нему светится, как ярчайшая звезда на небесах. Ты этот този тиво. Как бы ты ни старался выкинуть это из своего сердца, отречься от всего, внутри тебя существует место, которое не относится к народу команчей.

ГЛАВА 1

Техас, июнь 1864 года

Наклонные лучи послеполуденного солнца просачивались сквозь зеленую листву одинокого пеканового дерева, украсив землю под ним яркими мерцающими золотыми бликами. Для Лоретты Симпсон это дерево было единственным привлекательным объектом на ферме Генри Мастерса. Когда она заперла дверь коптильни и оглянулась через плечо на знакомую картину, все вокруг показалось ей холодным и бесцветным. Приземистый небольшой дом с убогим двориком на фоне холмистых лугов казался таким же уродливым, как зубчатый шрам на красивом женском лице. Жалкие, засохшие розовые кусты, росшие рядом с крыльцом, были почти лишены листьев, их ветви отбрасывали скелетоподобные тени на бревенчатые стены дома. День за днем обжигаемые палящими лучами солнца кусты были обречены на гибель. Им суждено стать жертвой бесконечной и бесполезной войны, которую муж ее тети вел с землей.

Сам выбор Генри Мастерсом этого места, чтобы возвести примитивные здания и заваливающиеся заборы, многое говорил о характере и личности этого человека. Если бы он расположил ферму ближе к протекавшей неподалеку реке Бразос, где падубы, пеканы и ивы создавали теневую защиту, тень и легкий ветерок сделали бы жизнь более сносной. Вместо этого он обосновался на открытом месте, чтобы избежать работ, связанных с корчевкой деревьев.

Стараясь не касаться окровавленными руками своей юбки, Лоретта наблюдала за маленькими облачками пыли, возникавшими перед ее туфлями, в то время как она шла от коптильни к колодцу. Ей не хотелось думать об оленихе, с которой она только что содрала шкуру и тушу которой разделала, но в этом ей мешала ее двенадцатилетняя кузина Эми, которая скакала рядом.

— В ее вымени было столько молока, что уж одного-то олененка она кормила наверняка, — волновалась девочка. — Но разве папа думает об этом? Если кто и думает, то уж во всяком случае неон. Мы должны сделать что-то, Лоретта. Если мы оставим оленей на произвол судьбы, Они погибнут голодной смертью, и мы будем тоже виноваты как и он.

Лоретта ускорила шаги. Как старшая сестра, она должна проявлять практичность и подходить ко всему разумно. Две девушки, бродящие в лесных чащах в поисках оленят, подвергали себя опасности, а, по мнению Лоретты, ей и без того хватало неприятностей. Меньше месяца прошло с тех пор, как соседняя ферма подверглась нападению. Кровавые последствия этого события все еще мучали ее по ночам. Кроме того, эти оленята могли оказаться слишком взрослыми, чтобы их приручить.

Эми огорченно вздохнула.

— Я думаю, они слишком большие, чтобы привести их на ферму, не говоря о том приступе ярости, какой охватит папу. Ты считаешь, они уже достаточно большие, чтобы самим находить пищу? Ведь лето уже началось. Может быть, они уже подросли, не правда ли?

Проглотив ком, подступивший к горлу от раздражения, Лоретта утвердительно кивнула с гораздо большей уверенностью, чем она испытывала.

— Папа мог бы поохотиться еще несколько дней, — заявила Эми дрожащим голосом. — Думаю, в этих лесах водится много оленей. Он просто слишком ленивый, наш папа.

Притворившись, что не заметила дерзости Эми, Лоретта подошла к вороту колодца. Эми надо было немного успокоиться, и лучше сделать это здесь. В доме и без того возникало достаточно трений, особенно между Эми и ее отчимом.

Эми украдкой покосилась на Лоретту.

— Мама, должно быть, находилась в отчаянном положении после смерти папы, чтобы связаться с таким человеком.

Лоретта подняла ведро с водой и стала усердно мыть руки. Не было никакого смысла поддаваться раздражению. Существовали веши, которые нельзя было изменить, и Генри Мастере относился к их числу. Во всяком случае для этого требовался кто-нибудь посильнее Лоретты. Схватив ведро за край, она качнула и выплеснула розоватую воду с силой, достаточной для того, чтобы сбить с ног Генри, если бы он стоял здесь.

— Достань еще одно ведро. — Эми провела кончиком языка по верхней губе. — У меня внутри все пересохло, как вяленая оленина.

Лоретта подняла ведро на край колодезного сруба и, намочив пальцы, брызнула водой в лицо девочке, улыбнувшись ей.

— Как хорошо! Если бы это ведро было побольше, я бы прыгнула в него. И если бы не эти проклятые индейцы, я пошла бы купаться. — Подняв ковш, Эми сделала несколько глотков, издавая горлом гулкие звуки. Остановившись, чтобы передохнуть, она спросила у Лоретты: — Хочешь попить?

Отрицательно качнув головой, Лоретта прислонилась к колодезному срубу и провела рукавом по лбу. Эми права: поплавать было бы очень хорошо. В своей домотканой одежде она чувствовала себя, как курица в супе, но удаляться от дома опасно. На днях они с Эми видели команчей ниже по реке. Один из индейцев схватил Лоретту за косу и отрезал прядь волос. Он запросто мог снять с нее скальп; было непонятно, почему индейцы не сделали этого, но ей не хотелось снова искушать судьбу. Дядя Генри несколько раз после этого находил следы неподкованных лошадей на своей земле, поэтому они понимали, что команчи все еще могут находиться неподалеку.

Взглянув на раскрасневшиеся щеки Эми, Лоретта удивилась тому, что девочка снова погружает пальцы в воду. Вместо того, чтобы выпить ее, Эми перевернула ковш над головой, окатив волосы золотисто-медового цвета. Вода искрилась капельками на ее темных ресницах и ручейками сбегала по носу, слегка окрапленному веснушками. Лоретта вспомнила, какой она была в таком возрасте, кожа да кости, настолько худая, что ее голубые глаза казались большими, как блины. Эми вздохнула и бросила ковш в ведро.

— Ты собираешься снова запереться? Или останешься здесь, чтобы старик Жабье Лицо не глазел на тебя? — Она прищурилась от ярких солнечных лучей, пытаясь разглядеть лицо Лоретты. — Я так рада, что мне нет еще двадцати лет. Папа ничего не понимает в выборе мужей. Этот парень Бартлетт с большим носом гораздо лучше, чем Том Уивер.

Лоретта посмотрела в сторону бревенчатого дома. Струя дыма вилась над трубой и стлалась вдоль гребня крыши из древесной коры. Рейчел, вероятно, в эту самую минуту помешивала тушеное мясо, думая, останется ли их сосед на ужин. От одной мысли об этом у Лоретты все внутри сжалось. Она не осуждала дядю Генри за то, что он хотел найти ей мужа. Содержать жену и падчерицу было достаточно тяжело. Но Том Уивер? Эми права: по сравнению с ним сын Бартлеттов казался принцем. Изо рта Уивера постоянно стекала слюна, смешанная с табаком, и застревала у него в бороде, а от его немытого тела вонь распространялась по всему дому. От мысли о необходимости поцеловать его Лоретту тошнило.

— Ты не должна выходить за него, — сказала Эми. — Ты зарабатываешь на свое содержание. Иногда, когда ты не видишь, папа смотрит на тебя с настоящей нежностью. Правда! Он никогда не тяготился твоим присутствием. Ты хорошенькая. Того и гляди появится какой-нибудь симпатичный фермер.

Симпатичный фермер? Лоретта взглядом окинула бесконечное пустое пространство вокруг фермы и с сомнением приподняла бровь.

Озорной огонек зажегся в глазах Эми.

— Мы можем собраться и убежать. — Она наклонилась вперед, ее личико все светилось. — Назад в Виргинию, только ты и я. Наймемся поварихами в какой-нибудь караван! Как только доберемся до места, сможем найти работу и будем экономить, чтобы помогать маме. Подумай только! Мы с тобой в Виргинии. Вечеринки, танцы и церковь по воскресеньям, точно так, как рассказывает мама. Мы могли бы сшить красивые платья и так чудесно выглядеть! Ты выйдешь замуж скорее, чем прыгнет блоха. За какого-нибудь знатного человека. Высокого и симпатичного в бобровой шапке и до блеска начищенных ботинках.

Она закружилась на месте и опустилась в почтительном реверансе.

— Давай, Лоретта, ради этого стоит притворяться. Ты научишь меня танцевать. Ты помнишь Виргинию, а я не помню.

Перед мысленным взором Лоретты возникли густые леса Виргинии и бархатные зеленые холмы. Она слишком взрослая, чтобы мечтать о женихах, но иногда по ночам, когда сон не шел к ней, она лежала вспоминая, желая…

Изобразив прыжок из джиги, Эми вскричала:

— Ну, как? Подыграешь или нет?

Будучи не в состоянии противостоять ее порыву, Лоретта подхватила юбки и сделала па вальса, воображая, что танцует с партнером. Она попыталась представить, как он будет выглядеть, и решила, что, будет ли он высокий или симпатичный, не имеет значения, если только ей будет хорошо с ним. Пусть это будет кто-нибудь вроде ее папы, сильный, но нежный, самоуверенный, но заботливый, мужчина, который будет понимать ее с полувзгляда и будет любить ее, несмотря ни на что.

Втягиваясь в игру, Эми прекратила танец и сжала руки сестры.

— Давай сделаем его богатым, согласна? Достаточно богатым, чтобы купить тебе огромную грифельную доску, чтобы ты могла писать, когда тебе этого захочется. Он не будет таким скупым, как папа.

Замедляя движения, Лоретта остановилась. Упоминание о Генри вернуло ее к действительности. Она смотрела на пыль, до середины голеней покрывавшую панталоны Эми, на выцветшие складки их поношенных юбок. Они были не в Виргинии, им никогда не суждено попасть туда снова, и даже если бы они очутились там, мужчина, который мог позволить себе роскошь носить бобровую шапку, одарил бы немую девушку в домотканой одежде разве что беглым взглядом.

— Что это?

Обеспокоенная напряженным тоном Эми, Лоретта оглянулась через плечо. Красное облако, поднимаясь, закрывало голубое небо. Она прикрыла глаза рукой, защищаясь от солнца. Это были лошади, и, судя по поднимаемой ими пыли, это мог быть пограничный патруль из форта Белнап, но она сомневалась в этом. Война исчерпала ресурсы. В округе Паоло-Пинто не осталось войск, поэтому пограничный полк сильно поредел, пытаясь контролировать передвижение индейцев.

Эми напряглась, ухватившись за синюю юбку Лоретты.

— Что это? О Лоретта, это ведь не индейцы, как ты думаешь?

Желая успокоить девочку, Лоретта покровительственно обняла ее за плечи. Мысль об индейцах была первой, которая также пришла ей на ум.

— Что если это индейцы? Может быть, им понравились наши желтые волосы, и они направляются к нам за ними… Это индейцы! — вскричала Эми. — Я вижу их!

Подтолкнув девочку, Лоретта подобрала юбки, собираясь пуститься наутек. Боже мой, только бы это не был военный отряд. Каждый шаг отдавался ударом в сердце Лоретты, когда на бегу она подталкивала Эми к дому. За спиной слышался приглушенный топот лошадиных копыт. Как ей хотелось крикнуть, предупредить дядю Генри и Тома Уивера. У нее перехватило горло, а в легких ощущалась жгучая боль. Никогда ее немота так не раздражала ее. Хотя она пыталась вычеркнуть из памяти все происшедшее, картина фермы Самуэльсонов стояла у нее перед глазами — старый Барт, пригвожденный к стене своего сарая индейскими копьями, тела его взрослых сыновей, разбросанные во дворе, подобно безжизненным тряпичным куклам.

Эми начала кричать:

— Индейцы! Индейцы скачут!

В хижине поднялась паника. Слышался шум шагов забегавших людей, скрип передвигаемой мебели, крики Рейчел. Одним прыжком Лоретта взлетела на ступени крыльца, увлекая Эми за собой. Они двигались бездумно, и каждая секунда казалась вечностью. Лоретта ударила дверь плечом, распахнув ее и втаскивая за собой Эми. Захлопнув дверь, она резко обернулась, чтобы задвинуть засов.

— Том, бери левое окно, — командовал Генри. — Рейчел, пусть Лоретта займется Эми. Ты достань запасное ружье и прикрывай тыл.

Волоча Эми по комнате, Лоретта подбежала к кровати и отодвинула ее. Под ней находился люк. Во время боя Эми будет в большей безопасности под домом. Она подняла крышку погреба. Сырой, затхлый воздух вырвался оттуда.

— Я не хочу, — всхлипывала Эми. — Пожалуйста, Лоретта, пойдем со мной.

На какое-то мгновение Лоретта перенеслась назад во времени. Ей тринадцать лет, и она сопротивляется, когда отец пытается затолкать ее в цистерну для дождевой воды, чтобы спрятать от команчей. «Пожалуйста, папа. Позволь мне остаться с тобой и мамой. Пожалуйста, папа».

Отец захлопнул крышку цистерны и крикнул в щель: «Замолчи, девочка, и слушай, что я тебе скажу. Ни звука, слышишь? Что бы ни случилось, ни звука!»

Лоретта прильнула глазами к щелке в крышке цистерны, закусив губы, чтобы не закричать. Она видела все совершенные зверства, но послушалась своего отца и не издала ни звука. Семь лет спустя она по-прежнему молчала.

Шум, издаваемый копытами лошадей, вернул Лоретту в настоящее. Схватив Эми за руку, она подтащила ее к погребу и заставила спуститься вниз по ступеням. Морщась, Эми оглянулась через плечо, и лицо ее было белым. Лоретта захлопнула крышку, заперла ее и вернула на прежнее место кровать. Если это нападение, упаси Боже, чтобы руки этих животных коснулись двенадцатилетней девочки.

Изуродованное тело матери стояло перед ее мысленным взором.

Пыль проникала в окна, в горло Лоретты. Команчи окружили дом. Она чувствовала их присутствие, ощущала их запах. Но только не Эми. Боже, убереги от этого Эми.

— Святая Богородица, — воскликнул Генри, — их тут не меньше сотни.

Уивер выразил свое согласие кивком головы, стоя на коленях у другого окна, лицо его было мрачным. Он рванул воротник своей коричневой рубашки, открывая доступ воздуха к шее, и тщательно прицелился.

— Не нервничай и не стреляй.

— Боже милостивый, — проскрипела Рейчел от заднего окна, — их так много! У нас нет времени даже на молитву.

Лоретта застыла в неподвижности посередине комнаты. Запах тушеного оленьего мяса доносился до нее. Все выглядело так, как обычно: крышка бочонка с солью приоткрыта, мешок с мукой развязан, две кружки стоят на столе там, где сидели мужчины. На качалке лежала штопка Рейчел. Как могло все так быстро измениться, чтобы в воздухе повеяло запахом смерти?

Подойдя к окну, она посмотрела поверх плеча своего дяди на множество воинов на нервных, возбужденных лошадях. Лицо убийцы матери было темным и угловатым, нос длинный, лоб резко скошенный к волосам. Всякий раз, когда она видела индейцев, она не переставала искать это лицо. Может, это он вон там? Но лиц было очень много, все они были темными, с высокими лбами. Коричневая кожа, натертая маслом, блестела. Крепкие мускулы напряжены. Перья развевались на копьях, нацеленных для смертельного броска. Она закрыла глаза и снова открыла. Тишина, окутавшая все вокруг, нарушалась только мелодичным позваниванием медных колокольчиков, которые украшали мокасины команчей. Отвязанная перепонка из оленьей кожи, которой затягивали окна, хлопала от внезапно налетевшего ветерка.

— Не стреляй, — снова предостерег Том. — У этого воина впереди изогнутое копье с белым флагом. Не знаю, чего им надо, но драться они не собираются. Ты знаешь язык команчей?

— Ни одного слова, — ответил Генри.

— Я знаю несколько слов. Если они ведут торговлю, они, вероятно, говорят по-английски, но если они не занимаются этим делом, нам остается надеяться на то, что мой индейский не подведет нас. — Том выплюнул жеваный табак на пол, вымытый Рейчел. Затем он закричал: — Что вам надо?

Нервы Лоретты были настолько напряжены, что при звуке его голоса она подскочила. При виде лужицы слюны и табака на полу у нее возникло ощущение тошноты. Она что, лишилась рассудка? Что из того, что пол потеряет свою белизну? Ведь оглянуться не успеешь, и он может быть сожжен дотла. Она услышала плач Рейчел, негромкие всхлипывания. Ужас. Его металлический привкус вызвал сухость во рту.

— Что привело вас сюда? — снова крикнул Том.

— Хитес! — отозвался низкий голос. — Мы пришли как друзья, Белые Глаза.

Двигавшийся впереди воин опережал своих товарищей футов на двадцать, высоко держа изогнутое копье таким образом, чтобы укрепленная на нем пыльная белая тряпка была хорошо различима. Он гордо восседал на своем черном жеребце, расправив прямые коричневые плечи. Ноги, обутые в кожу, плотно прижимались к конским бокам. Порыв ветра растрепал его волосы цвета красного дерева, бросив прядь на его бронзовое, чеканное лицо.

При первом взгляде Лоретте показалось, что он чем-то отличается от других. Пристальнее всмотревшись, она поняла почему. Он несомненно был смешанного происхождения, верхом держался прямее остальных, кожа была светлее. Если бы не загар и длинные волосы, он вполне мог бы сойти за белого. Однако все остальное — от жестокой усмешки до совершенного искусства верховой езды, как если бы он и конь составляли одно целое, — изобличали в нем дикаря.

Том Уивер насторожился.

— Черт… Генри, ты знаешь, кто это?

— Я надеялся, что мне показалось.

Лоретта подвинулась чуть ближе, чтобы получше разглядеть. Затем на нее словно обрушился удар. Охотник. Она слышала его имя, произносимое шепотом и со страхом, слышала ужасные истории. Но до этого момента она не верила в его существование. Синеглазый метис, один из самых хитрых и коварных противников, с какими приходилось сталкиваться солдатам армии Соединенных Штатов. Теперь, когда Север ослаб в войне против Юга, поселенцы остались без кавалерии, с помощью которой они могли обороняться от Охотника и его мародеров, и налетчики наносили удары все глубже в населенную часть страны, продвигаясь на восток. Некоторые утверждали, что он опаснее чистокровных команчей, так как обладает умом белого человека. Как бы злобен он ни был, рассказывали, что он щадил женщин и детей. Было ли это случайностью, преднамеренными действиями или ложью, выдуманной симпатизирующими индейцам, никто не знал. Лоретта склонялась верить последнему. Индейцы были не лучше диких зверей, убийцы все до одного.

— Что тебе надо? — крикнул Генри. — Корова дает много молока. Позади дома два мула и лошадь.

Запахом страха веяло от потной рубашки дяди Генри, запахом острым и стойким. Ухватившись за пояс, индеец вытащил чтогто оттуда. Подняв высоко то, что вытащил, он устремил взор прямо на окно, у которого стояла Лоретта. Ею овладело странное ощущение, что он видит ее. Что-то золотистое струилось у него между пальцами, мерцая в косых лучах солнца.

— Пена, — закричал он. — Вы называете это медом. Пошлите ко мне женщину, чьи волосы я держу.

— О Боже милостивый, — прошептал Том.

Не в силах отвести глаз от золотых прядей, струившихся между коричневыми пальцами метиса, Лоретта сжала дрожащей рукой горло. Это не может происходить на самом деле, подумала она. Через минуту я проснусь. Это просто дурной сон.

— Их больше пятидесяти на одного, — сказал Генри. — Что мы станем делать, черт возьми?

Том заерзал у окна.

— Даже если бы их было сто на одного, ты не можешь послать к нему девушку.

— Лучше одна она, чем все мы. — Струйка влаги стекла с носа Генри, и он быстро вытер нос своим белым рукавом. — Я должен думать об Эми и Рейчел. Ты знаешь, что эти дикари могут сделать с Эми, Том.

— А как насчет Лоретты?

Лоретта оперлась рукой о стену. Он хотел ее? От страха ноги у нее стали, как ватные. Нет, я не пойду, подумала она. Затем она вспомнила, какое белое лицо было у Эми, когда она закрывала люк. Сто команчей против трех винтовок? Все в доме погибнут, включая Эми. И она была уверена в том, что смерть девочки не будет быстрой. Дядя Генри прав: лучше одна жизнь, чем пять.

Лоретта повернулась к своей тете. Кожа Рейчел стала белой, как алебастр. Взоры их голубых глаз встретились. Затем Рейчел отвела взгляд к кровати. Этот взгляд оказался для Лоретты тем самым толчком, в котором она нуждалась. Она сделала шаг в направлении к двери, окутанная туманом нереальности. Последние семь лет пришли к своему трагическому завершению.

На этот раз она не собиралась праздновать труса. Надо сделать для Эми то, что для нее сделали родители. Второй шанс. Сколько раз в ночных кошмарах она находила в себе силы и мужество открыть цистерну, выйти и помочь матери? Сколько раз, очнувшись от этих кошмаров, просила Господа простить ее за то, что была смелой только в своих снах? Теперь у нее появилась возможность заслужить это прощение.

Когда Лоретта приблизилась к двери, Том закричал:

— Нет! Ты жалкий трус, Генри. Ты посылаешь туда эту девочку, но ты не проспишь спокойно ни одной ночи всю оставшуюся жизнь.

Лоретта коснулась двери и застыла. Через щели до нее доносился звон колокольчиков, веселый звук, такой же неуместный, как веселая музыка на похоронах. Она осенила себя крестом и, зажмурив глаза, попыталась вспомнить слова покаянной молитвы, но все слова перемешались у нее в голове.

— Генри, не надо, — умоляла Рейчел. — Лоретта, не открывай дверь. Если им нужна женщина, пойду я.

— Ты им не нужна, — резко ответил Генри. — Кто-то из них на днях высмотрел Лоретту у реки и пришел за ней. Они пристрелят тебя сразу.

Рейчел резко повернулась к мужу.

— Эта девушка дочь моей сестры. Я никогда не прощу тебя, если ты пустишь ее туда.

— Тебе не надо этого делать, Лоретта, — уговаривал Том. — Есть кое-что похуже смерти, и это как раз такой случай.

Лоретта замерла в нерешительности. Затем дверь заскрипела на кожаных петлях и чуть приоткрылась. Луч солнца осветил ее лицо. Она шагнула за порог. Пусть лучше я, чем кто-нибудь другой. Еще один шаг. Пусть лучше команчи возьмут меня, чем Эми. Теперь, после первых нескольких шагов, это уже не казалось таким трудным. Она сделала глубокий вдох и вышла на крыльцо. Дверь захлопнулась, и засов со стуком встал на свое место. Путь назад был отрезан.

Глядя на нее непроницаемым взором синих глаз, воин на черном жеребце заставил животное сделать шаг вперед. Этим взглядом он пригвоздил ее к тому месту, где она стояла. В течение времени, показавшегося ей вечностью, он изучал ее, не двигаясь, не произнося ни слова, и не опуская копья.

Мужество Лоретты испарилось, и сильная дрожь пробежала по телу. Он заметил эту дрожь и окинул девушку взглядом с ног до головы. Он уделил внимание бедрам, задержав взгляд с оскорбительным презрением, затем переместился выше, к груди. Унижение жгло ее щеки.

— Кимах. — Он произнес это слово с шипением, но в ее ушах оно прозвучало резко, как винтовочный выстрел, сотрясая воздух. Лоретта подпрыгнула, смятение и безумный страх исказили черты ее лица. Она не знала языка ко-манчей и не имела никакого представления о том, чего он хотел от нее. Она только понимала, что он убьет ее, если она рассердит его. Ее дрожащие колени ударялись одно о другое со звуком, подобным барабанной дроби. Его губы скривились в ухмылке. — Иди вперед, чтобы команч мог рассмотреть тебя.

Не чуя ног под собой от страха, Лоретта споткнулась на ступенях крыльца, чуть не упала, но сумела удержаться на ногах. По коже у нее бежали мурашки от взглядов двухсот человек, наблюдавших за нею. Когда она приблизилась к команчу, он отъехал в сторону. Конусообразные медные колокольчики сверкнули на фоне кожаных мокасин. Его взгляд был осязаем, словно дотрагивался до нее.

— Подними свое лицо, женщина.

Она запрокинула голову, стараясь придать лицу выражение безразличия. Он возвышался над нею, подобно башне, сидя верхом на коне. Легкий ветерок отбросил темные волосы назад, обнажая узкий шрам, тянувшийся от правой брови до подбородка. Белоснежные зубы сверкали, когда он говорил.

— Как ты называешь себя?

Рот Лоретты приоткрылся, и воцарилось напряженное молчание.

— Отвечай, женщина, или умри. — Подняв конец своего копья, он подцепил им прядь волос девушки, вытащив из-под головной повязки. Медленно развернувшись, прядь упала на плечо Лоретты.

— Лоретта! — закричала Рейчел из переднего окна. — Ее зовут Лоретта. О, пожалуйста, не обижайте ее, пожалуйста. — Ужасное рыдание, выворачивающее душу, последовало за просьбой.

Индеец прижал конец копья к шее Лоретты.

— У тебя что, нет языка, херби?

— Н-е-е-т, — продолжала плакать Рейчел. — Она не может говорить! Это правда! О, пожалуйста. Она хорошая, милая девушка. Не обижайте ее.

Слева от Лоретты индеец, сидевший на пегом коне, возбужденно бормотал, указывая на нее пальцем. Рука первого команча дрогнула, и копье укололо кожу Лоретты. Он наклонился, сильные жилистые мускулы напряглись от желания послать копье вперед.

— Ка! — выкрикнул индеец, восседавший на пегом коне. Затем, дав волю своему языку, он выкрикнул серию гортанных слов.

Лоретта закрыла глаза и стояла, стараясь не показать своего страха. Что бы ни говорил индеец на пегом коне, он явно заступался за нее. В воздухе возникло напряженное ожидание чего-то, беспокойство, щекочущее окончания нервов, так что на какую-то минуту она испытала странное чувство единения с мужчиной, возвышавшимся над нею, ощущая его волнение и в то же время нерешительность, как если бы она была частью его самого. С первобытной жестокостью он хотел пролить ее кровь, но что-то, может быть, Сам Всевышний, удержало его руку.

Почувствовав, как разрядилась напряженность, радостно и недоверчиво она подняла в смятении ресницы и увидела отражение тех же чувств в его кобальтовых глазах.

Он начал дрожать, как если бы копье весило тысячу фунтов. И внезапно она поняла, что, несмотря на большое желание убить ее, какая-то часть его не могла позволить ему метнуть копье. В этом не было никакой логики. Она не видела ничего, кроме ненависти, написанной на лице, словно высеченном из камня. Он наверняка убивал сотни раз и будет убивать снова.

Медленно он опустил руку, державшую копье, и посмотрел на нее так, словно она одержала над ним победу. Затем так быстро, что она усомнилась в том, что видела это, на его лице промелькнуло выражение боли.

— Значит, ты немая? — От его улыбки веяло холодом. — Посмотрим, женщина, посмотрим.

Он произнес слово «женщина» так, словно выплевывал желчь, и поднес копье к ее подбородку. Ей приходилось слышать о женщинах, обезображенных индейцами, и она ожидала, что он рассечет ей лицо, когда поводил копьем вдоль ее рта и переносицы. От страха, перехватившего дыхание, у нее выступил пот на лбу. Черные пятна, мешавшие видеть все вокруг, плясали перед глазами.

Она заморгала и, собравшись с духом, взглянула ему в лицо. Смех играл в его глазах. Она поняла, что он решил не убивать ее, а по какой-то непонятной для нее причине затеял ужасную игру, пугая ее, чтобы испытать ее храбрость. Она схватила его копье и оттолкнула в сторону, поднимая голову с вызовом. Негромко посмеиваясь, он нагнулся и погрузил руку в ее волосы. Его хватка вызвала слезы у нее на глазах.

Поворачивая ее лицо к себе, чтобы изучить его, он сказал:

— У тебя больше мужества, чем силы, Желтые Волосы. Глупо вступать в драку, когда не можешь победить.

Глядя вверх на высеченные черты лица и жесткий рот, она испытывала страстное желание обладать силой, достаточной для того, чтобы сбросить его с коня. Он не только смеялся над нею, он дразнил.

— Ты сдаешься. Посмотри на меня и запомни лицо твоего хозяина. Запомни его хорошо.

Подавленная унижением, Лоретта забыла Эми, тетю Рейчел, все. Образ ее матери стоял перед нею. Никогда, пока жизнь теплится в ее теле, она не сдастся. Она глубоко вдохнула и плюнула. Ничего не получилось — плевка не последовало, но смысл поступка был ясен.

— А-хи! — Отпустив ее, он несильно ударил девушку по руке. Повернув коня, он посмотрел в сторону окон дома и стукнул себя кулаком в грудь. — Я беру ее!

Ошеломленная Лоретта смотрела в оцепенении, не веря в происходящее, как Охотник пустил своего коня вокруг нее. «Я беру ее»? Она осторожно повернулась, стараясь не терять его из виду, неуверенная в том, что он может еще сделать. Он ехал, выпрямившись, его взгляд касался ее одежды, лица, волос, как если бы все в ней было диковинным.

Рот искривился в усмешке. Внимание сосредоточилось на пышной юбке, и она почти видела вопросы, витающие в его голове. Он снова положил руку на копье. Выражение решительности на его лице наполняло ее предчувствиями.

Он поехал прямо на нее, и она была вынуждена отступить. Маневр повторился. Проносясь мимо, он наклонился и зацепил подол юбки копьем. Лоретта быстро обернулась, стараясь удержать юбку, но индеец двигался мастерски, его рука была быстрой и уверенной, конь точно повиновался движению его ног. Он так же стремился увидеть ее нижнее белье, как она скрыть его от посторонних глаз.

Исход этой битвы был предрешен, и Лоретта понимала это. Его друзья подбадривали его криками и похотливым смехом каждый раз, когда взорам на короткие мгновения открывались нижние юбки. Она схватила грязный мирный флаг, сорвала с копья, бросила на землю и растоптала каблуками своих туфель.

После отражения еще нескольких попыток усталость взяла свое, и Лоретта поняла бесполезность дальнейшего сопротивления. Она застыла в неподвижности, груди ее поднимались и опускались в такт учащенному дыханию, взгляд устремлен в пустоту, голова высоко поднята. Воин описывал круги вокруг нее, заставляя своего коня ставить копыта настолько близко к ее ступням, что они почти касались туфель девушки; когда она перестала двигаться, он остановил коня и изучающе рассматривал Лоретту несколько секунд, после чего наклонился, чтобы пощупать лиф. У нее остановилось дыхание, когда он провел ладонью по ее груди, двигаясь в направлении талии.

— Эй-и-и, — прошептал он. — Ты быстро учишься. Подняв наполненные слезами глаза к нему, она снова плюнула ему в лицо. На этот раз плевок достиг цели, и он вытер щеку. При этом губы его дрожали так, словно он пытался сдержать смех, причем смех дружеский.

— Может быть, не так уж быстро. Но я хороший учитель. Ты научишься не драться со мной, Желтые Волосы. Это я тебе обещаю.

В этот момент чувства, испытываемые ею к нему, уже нельзя было назвать ненавистью, что-то черное, уродливое жгло ее душу, она жаждала схватить копье, которым он размахивал, и пронзить его. «Я беру ее». Значит, он собирался взять ее? Ее взор скользнул по тканому шерстяному светло-голубому поясу, мускулистому животу. Рукоятка ножа торчала из кожаных ножен, висевших у бедра. Скольких солдат он убил? Одного, сотню, может быть, тысячу?

Прядь ее волос свисала с пояса индейца, ниспадая золотым потоком на темную кожу штанов. Она была уверена в том, что никогда не видела его раньше. Тем не менее у него были ее волосы. Индеец, повстречавшийся у реки, должно быть, дал их ему, и он пришел невесть откуда.

С удивлением она увидела, что воин протянул ей руку. Запястье было перехвачено широкой кожаной повязкой для защиты от тетивы. Глядя на его темную ладонь и сильные пальцы, она отрицательно покачала головой.

— Хай, тей, — сказал он негромко. Подъехав ближе, он нагнулся и взял ее за подбородок. Ее веки задрожали, когда он смахнул слезу с ее щеки. — Ка тейкей, катейкей, тохобт набитух, —прошептал он.

Слова были непонятными. Озадаченная, она посмотрела в его глаза.

— Тоза атах! — Подняв руку, он показал блестящую влагу на кончике пальцев. — Серебряный дождь, тоза атах.

Он сравнивал ее слезы с серебряным дождем? Она пыталась отыскать в его глазах хоть какие-то следы человечности, но тщетно. Через минуту он выпрямился, поднял копье как бы в виде приветствия.

— А-хи! Сувате! — прокричал он, обводя сверкающими глазами собравшихся всадников.

В ответ раздался негромкий рокот голосов:

— Сувате!

Он был, казалось, удовлетворен ответом и сильным броском вогнал копье в землю. Снова он протянул ей руку.

— Дай мне руку, Желтые Волосы, в знак дружбы. Она боялась, что он втащит её на коня в первый же момент, как она дотронется до него, но его глаза заставили ее повиноваться. К тому же, если он вбил себе это в голову, он сделает по-своему — с ее согласия или вопреки ему. Она нерешительно подняла дрожащую руку, ожидая самого худшего, и прикоснулась пальцами к его ладони. Жесткая ладонь сжалась, и пожатие отозвалось в плече.

— Мы встретимся снова. Я примчусь, как ветер, из ниоткуда. Запомни лицо этого команча. Я твоя судьба.

Произнеся эти слова, он выпустил ее руку и пустил коня кругом по двору. Подняв вверх руку, запрокинув назад голову, он издал громкий клич, от которого по коже забегали мурашки. Минутами позже на дворе клубилось облако пыли, и оглушающее стаккато топота четырехсот копыт затихло вдали.

ГЛАВА 2

Как только индейцы исчезли, Рейчел выбежала из хижины и заключила Лоретту в объятия. Машинально отвечая на ее объятия, Лоретта не отрывала глаз от облака пыли, удалявшегося к реке. Слова команча «Я твоя судьба» все еще звенели в голове. Несмотря на жару, ее бил озноб.

— С тобой все в порядке, — твердила Рейчел. — С тобой все в порядке.

Сжимая в объятиях тетю, Лоретта закрыла глаза. Она стояла лицом к лицу с воином племени команчей и осталась жива.

Из дома донеслись звуки передвигаемой мебели, и минутой позже Эми вырвалась наружу. Ее личико было искажено гримасой страха.

— Я думала, они убьют тебя.

Лоретта оторвалась от тети и обняла сестру, прижимаясь щекой к ее косам.

— Я никогда больше не стану прятаться, — прошептала Эми дрожащим голосом. — Никогда. О Лоретта, теперь я понимаю, что пришлось тебе пережить в тот день, когда они убили твоих папу и маму, как плохо тебе было в твоем укрытии. Я никогда больше не стану спускаться туда, вниз. Клянусь, не стану.

Лоретта покачивалась взад и вперед, пытаясь расслабить судорожно сведенные плечи девочки. Одежда Эми пропиталась запахом сырой земли. Это напоминало незабываемый запах плесени ее собственного укрытия. Она одна понимала мучения, через которые прошла Эми, и девушка была права — это вызывало тошноту. Однако, как бы ужасно это ни было для Эми, Лоретта отлично понимала, что снова заставит ее прятаться,, чтобы спасти свою маленькую кузину.

Свнезапной ясностью Лоретта наконец поняла, почему родители спрятали ее во время нападения команчей. В то время она была всего лишь на шесть месяцев старше Эми. Даже если бы у нее хватило мужества приоткрыть дверь цистерны, что она могла сделать? Ничего, кроме как умереть. Ребекка Симпсон не хотела, чтобы Лоретта вышла из своего укрытия. Уверенность, что ее ребенок находится в безопасности, возможно, сделала последние минуты ее жизни не такими мучительными. Это понимание уменьшило боль вины, которая жила в сознании Лоретты в течение семи долгих лет. Она глубоко вздохнула, и слезы, которые до этого она не могла пролить, полились по ее щекам. У нее вырвалось хриплое всхлипывание. Эми напряглась и отшатнулась.

— Лоретта, ты плачешь! — Ее глаза стали круглыми. — Ма, Лоретта плачет.

Рейчел обняла обеих девушек.

— Ничего, пусть поплачет. Пройти через такое, это… Эми потрясла головой.

— Нет, ма, громко плачет. Я слышала… Рейчел, все еще не пришедшая в себя после пережитого, казалось, не понимала, что говорит ей дочь.

— Послушайте, пойдемте в дом. Никогда нельзя знать, что могут выкинуть эти дикари. Они могут вернуться, чтобы застать нас врасплох.

Дверь в хижину была открыта, и Лоретта последовала за своими спутницами внутрь. Она повернулась лицом к мужчинам, глядя на них вопросительно. Генри прислонил свою винтовку к стене.

— Иногда эти дикари выкидывают непонятные вещи. Но не думаю, чтобы они вернулись.

Том, все еще смотревший в окно, нахмурился и покачал головой, глядя на вогнанное в землю копье.

— Я в этом не уверен. Команчи не оставляют своих отметок где попало. Проще не могу сказать. Лоретта только что была помолвлена.

У Эми вырвалось резкое хихиканье, которое эхом отозвалось в ушах Лоретты.

— Вы хотите сказать, что он хочет сделать Лоретту своей сквау? Так это еще хуже, чем выйти за мистера Уив… — Глаза Эми широко раскрылись, и щеки покрылись румянцем. — Я хотела сказать… ну…

— Замолчи, Эми! — Теребя передник, Рейчел бросила на Тома вопросительный взгляд. — Почему ты так говоришь?

— Мы все слышали, как он сказал, что берет ее и что вернется. — Том избегал взгляда Лоретты. — Команчи слов на ветер не бросают. Я думаю, что он принесет пару одеял или двух лошадей в обмен на Лоретту. Так они делают между собой, когда покупают жену. Это не значит, что он останется таким же вежливым, если вы не примете его и не отдадите ему Лоретту.

Рейчел прижала руку к сердцу:

— О Боже, нам надо увезти Лоретту отсюда, может быть, вфортБелнап.

— Не имеет смысла, Рейчел, — сказал Том негромко. — Они поставят часовых. Попробуешь уехать с ней, и они уничтожат тебя. Никто не может отнять женщину у команча.

Упоминание о себе самой, как о женщине команча, вызвало отвращение у Лоретты. Она пятилась до тех пор, пока не уперлась в стол.

— Ни один индеец не получит дочь моей сестры, вот и весь сказ, — вскричала Рейчел. — Лучше увидеть ее мертвой.

Желая успокоить жену, Генри обнял ее за плечи.

— Послушай, женщина, не ярись! Возможно, Том ошибается, и они не вернутся. Для меня все это совершенно непостижимо. Почему какое-то ничтожество из племени команчей будет стараться соблюдать вежливость? Если бы он действительно хотел взять ее, она тряслась бы сейчас позади него на коне.

— У тебя есть объяснение получше? — вызывающе спросил Том.

Генри отрицательно покачал головой.

— Нет, но, как я уже сказал, нельзя заранее угадать, какой номер выкинут эти язычники.

Рейчел приникла к мужу, как бы ища у него поддержки.

— О Генри, мне кажется, что Том прав. Он вернется и попытается взять ее.

У Лоретты подкосились ноги. Она упала на дощатую скамейку и уперлась локтем о стол. Внутри у нее все дрожало. Были ли команчи все еще рядом, скрытые от постороннего взора, но следящие за всем происходящим? Было ли это копье знаком Охотника для его народа?

«Я принесусь к тебе, как ветер. Я твоя судьба». Ей представилось, как индеец возвращается с грязным одеялом или двумя, с костлявой клячей, в которой не нуждается, может быть, с треснутым котлом. И дядя Генри, будучи трусом, не замедля отдаст ее, Лоретту Симпсон, продав команчу. Нет, не просто команчу, а самому Охотнику. Об этом с ужасом будут перешептываться по всей Бразос и Навасота. «Женщина Охотника». Она никогда не сможет ходить с гордо поднятой головой. Ни один порядочный мужчина больше не посмотрит на нее. Если она останется в живых…

Шумно переводя дух, Лоретта бросилась к двери. Прежде чем кто-либо успел остановить ее, она выскочила на крыльцо и слетела по ступеням. Она покажет этому язычнику. Если это был знак, что она принадлежит ему, она уничтожит его. Схватив копье, она раскачала его и вытащила из земли.

— Лоретта, ты глупая девочка! — Том подошел к ней, взял за руку, чтобы повернуть лицом к себе. — Ты только рассердишь его.

Рывком высвободив руку, она направилась к воротам. Ей все равно, рассердится он или нет. Отвергнуть притязания команча, значит выразить протест. Может быть, он и вернется за нею, но, если он наблюдал, укрывшись где-то, пусть знает, что его здесь не ждут.

Она вышла за забор, окружавший двор, затем повернулась и, размахнувшись, ударила копьем о верх ограды. Упругое древко отскочило. Она размахнулась снова. И еще раз. Копье казалось живым существом, сопротивляясь ей, поддразнивая ее. Она представила себе надменное лицо команча и стала бить как бы по нему, давая волю гневу. За маму, за папу. Она никогда не будет принадлежать грязному краснокожему, никогда. Пот бежал у нее по лицу, заливая глаза и рот, но она продолжала размахивать копьем. Оно должно было сломаться. Может быть, он следит за нею. Если его оружие одержит над ней верх, это будет означать, что победил он. У нее заболели плечи. Чтобы поднимать руки, приходилось прилагать усилия. В своем воображении она видела свою семью, стоявшую вокруг нее и с ужасом наблюдавшую за нею, словно она лишилась рассудка.

Может быть, она и действительно лишилась рассудка? Лоретта облокотилась на изгородь, глядя на невредимое копье. Ива, зеленая ива. Не зря отец ругал это дерево за то, что оно не ломается. В гневе она сорвала перья с копья и начала рвать их, приходя в бешенство, когда клочья истерзанных перьев опускались на ее лицо. Затем она бросилась на колени, тяжело дыша. Она настолько обессилела, что желание драться исчезло.

Он победил.

Листья ивы раскачивались перед глазами Охотника, но взор его не отрывался от стройной девушки, пытающейся сломать его копье. С каждым взмахом ее рук он крепче стискивал зубы, сердясь все больше. Затем нелепость происходящего дошла до его сознания, и улыбка появилась у него на губах. Она знает, что он здесь. Взрослые мужчины дрожали от страха при одном его имени, но хрупкая девушка осмелилась бросить ему вызов? Он вспомнил, как она выглядела, когда шла навстречу ему: золотая голова высоко поднята, взор больших голубых глаз воплощал вызов. Как посмела она плюнуть в него, причем не один раз, а дважды? Он колебался между гневом, неверием и обожанием. С виду она не представляет собой ничего особенного, но в мужестве ей не откажешь.

Его брат, Воин, сидел на корточках рядом с ним и фыркал от смеха, явно наслаждаясь ситуацией. Стараясь перекричать шум реки, он сказал:

— Если бы она знала, кто ты, она вела бы себя по-другому.

Охотник молчал, не отводя глаз от девушки.

— Как только она узнает, кто ты, эта чепуха прекратится. Если я в чем-нибудь разбираюсь, то это в женщинах. Они сопротивляются только в тех случаях, когда думают, что это им сойдет с рук.

У Охотника вопросительно поднялась бровь. Если учитывать, что жена брата была самой вздорной женщиной в деревне, этот вывод представлялся несколько удивительным. Он испытующе вгляделся в серьезное лицо Воина.

— Это правда?

— Поверь мне. Она никогда не сделает такого.

— Сколько раз тебе приходилось наказывать Девушку Высокой Травы?

— Ни разу. Она знает, у кого тяжелее рука. Охотник попытался скрыть улыбку.

— Да, уж она-то знает.

Снова переводя взгляд на девушку, Охотник нахмурился. Ему придется научить ее хорошим манерам, или он убьет ее, пытаясь сделать это.

Наконец силы девушки иссякли, и она упала на колени, потерпев поражение. Вокруг нее летали перья. Когда белые перья плавно опустились на землю, ее плечи поникли вместе с ними. Сувате, все кончено. Она должна смириться со своей судьбой и научиться принимать ее так же, как должен сделать это он. У судьбы нет врагов.

— Еще не поздно! — Двоюродный брат Охотника, Красный Бизон, выехал на маленькую полянку. Он спрыгнул с коня и подбежал к ним, держа в вытянутой руке лук и стрелу. — Это женщина, которую ты искал. Убей ее, Охотник, пока ты еще можешь сделать это. Ты знаешь, как твоя мать носится с пророчеством. Как только она увидит эту девушку, будет слишком поздно.

Охотник взглянул на предложенное оружие, затем отрицательно покачал головой.

— Нет. Я должен помнить о своей обязанности. Было бы безумием убить ее. Гнев Богов обрушится на нас. Я не могу думать только о себе.

— Ты презираешь ее! Если пророчество сбудется, ты должен будешь однажды покинуть Народ. — Лицо Красного Бизона, покрытое шрамами, исказилось гримасой отвращения. — Как ты можешь выносить мысль о том, чтобы взять ее с собой? И это после того, что голубые мундиры сделали с твоей женщиной? А мой маленький сын? Неужели все произошло так давно, что ты забыл об этом?

Лицо Охотника стало суровым, а в глазах появился холодный блеск.

— Я не забуду этого никогда.

За ужином у Лоретты не было аппетита. Она села вместе со всеми за стол, но запах тушеной оленины и кукурузного хлеба с куманикой вызывал у нее тошноту. Эми пыталась поймать ее взгляд. Генри то и дело прикладывался к кружке, а он становился буйным, когда напивался. Бедной Эми в таких случаях доставалось больше всех.

Лоретта с нежностью относилась к ней, но этим вечером она была занята своими мыслями. Планы побега проносились у нее в голове, она их обдумывала и отвергала. Она ясно представляла себе равнины, которые их окружали, чувствуя себя затерянной в бесконечном пространстве и в то же время запертой в камере.

Стремясь чем-то занять свои руки и хоть немного унять панику, Лоретта разломила кусок хлеба и откусила. Хлеб становился суше по мере того, как она жевала. Том Уивер ерзал на скамейке рядом с ней. Затем она увидела, как он что-то положил на стол перед ней. Бросив взгляд вниз, она обнаружила перед собой ломоть хлеба, намазанного маслом. Она слегка улыбнулась ему, и его губы скривились в ответной застенчивой улыбке.

— Я думаю, один из нас должен отправиться в Белнап и организовать эскорт сопровождения для Лоретты, чтобы она могла добраться до форта, — сказал он негромко. — Лучше сделать это мне. На это потребуется время, но пограничный патруль находится там, и я слышал, что несколько семей укрепили там свои дома. Лоретта будет в большей безопасности, если мы сумеем помочь ей добраться туда.

— Вопрос в том, сколько человек ты сможешь найти? — Щека Генри выдавалась. Он прожевал и проглотил. — А что будет, если этот индеец вернется? Если он не застанет Лоретты здесь, он прямо-таки взбесится.

— Боже мой, Генри! — вскричал Том. — Ты ведь не намерен в самом деле задерживать ее здесь?

Шея Генри стала красной.

— Конечно нет.

Рейчел с тревогой посмотрела на мужа, а потом снова на Тома.

— Сколько времени потребуется на то, чтобы собрать людей и вернуться?

— Думаю, день быстрой езды, если без задержек. Это даст нам хороший шанс для драки, Генри. — Том пожал плечами. — Ей не придется оставаться там на долгое время. Охотник наверняка увяжется за какой-нибудь хорошенькой маленькой сквау, раньше или позже, и забудет Лоретту. Надо только выждать.

— А что, если индейцы вернутся раньше вас? — Губы Рейчел стали совершенно белыми.

Генри передвинул хлебную доску на середину стола.

— Достань свои четки, женщина, и молись Богу, чтобы этого не случилось. Драться с сотней индейцев в одиночку я никак не смогу.

Том ободряюще похлопал Лоретту по плечу.

— Не беспокойся. Я вернусь. Ты почти моя невеста. Мужчина всегда заботится о своей девушке, если он чего-либо стоит.

— Невеста она тебе или нет — еще не решено, — вмешался Генри. — Я не говорил еще с ней об этом.

Если там окажутся индейцы — а я не очень уверен в этом, — не лезь на рожон, чтобы добиться благодарности. Я не настолько против того, чтобы Лоретта оставалась с нами, чтобы выдать ее замуж против ее воли. Это ее дом, она сама вправе решать свою судьбу.

Лоретта удивленно смотрела на своего дядю. Несколько недель она жила в страхе, что он заставит ее выйти замуж за Тома. Теперь, когда она узнала, чтоон не собирается делать этого, она почувствовала, чтотеряет душевное равновесие. Она вглядывалась в уродливый профиль Тома. Если он попытается обеспечить ей сопровождение и индейцы догадаются о его намерении, жизнь его будет в очень большой опасности. До этой ночи она видела только его неопрятность и уродливость, но теперь она разглядела в нем нечто большее. Он был хорошим человеком, способным даже отдать жизнь, защищая честь женщины, которая не испытывала к нему никакого чувства. Она понимала, что Том — ее единственная надежда. Было бы величайшей глупостью с ее стороны отговорить его от поездки в Белнап.

Как бы разгадав ее мысли, Том перекинул ноги через скамью и встал, избегая ее взгляда.

— Ну что ж, мне пора домой, если я собираюсь выехать на рассвете.

Лоретта поднялась вместе с ним, вытирая ладони о юбку. Том прошаркал к двери и снял с вешалки свою шляпу. Надев шляпу слегка набекрень, он улыбнулся ей и взял винтовку.

— Спокойной ночи, миссис Мастере. Отлично поел у вас. — С легким поклоном он попрощался: — Эми, Генри.

Зная, что она должна делать, Лоретта вышла с Томом на крыльцо, прикрыв за собой дверь. В первую минуту Том не обращал на нее никакого внимания, подтягивая седло и приспосабливая винтовку. Когда он повернулся к ней, поля шляпы отбрасывали тень на его лицо, так что она не могла разглядеть выражение его глаз даже при ярком лунном свете. Он поставил ногу на верхнюю ступень, накрыв руками колено.

— Мне хотелось бы думать, что ты вышла попрощаться со мной, но что-то подсказывает мне, что это не совсем так. Я прав?

Сотни слов скопились в горле Лоретты.

— Милая, если ты хочешь сказать, что не испытываешь ко мне любви, то я уже догадался об этом. Я старше тебя на несколько лет, но я еще не дряхлый. — Он засмеялся и сдвинул шляпу на затылок, чтобы лучше разглядеть ее. — И если ты вышла сказать мне, чтобы я не ездил в Белнап, что ты все равно не выйдешь за меня, то можешь не беспокоиться. Если бы ты была такой же хорошенькой, как обычный столб, я все равно поехал бы. Понимаешь?

Глаза Лоретты наполнились слезами. Сердясь на самое себя, она смахнула слезы со щек.

Том вздохнул и, прежде чем она сообразила, что он собирается сделать, шагнул на крыльцо и обнял ее.

— Ах, Лоретта, не плачь, деточка. У меня шкура толще, чем у бизона, а рога вдвое больше. Еще не родился тот индеец, которому удастся одолеть меня. Я поеду в Белнап, потому что сделать это необходимо. Когда я вернусь, мы начнем все сначала, но ты мне ничем не обязана. Я понимаю это и все равно поеду. Ясно? Чтобы остановить меня, потребуется целый табун лошадей.

У Лоретты сморщился нос. Запах от его рубашки душил ее. Прикосновение его руки к ее спине было нежным и напоминало отца, который так же обнимал ее. Она повернула лицо, чтобы вдохнуть свежего воздуха, щека оказалась прижатой к его груди.

Он прижал ее к себе, затем крепко взял за плечи и отстранился, чтобы посмотреть в лицо. Его глаза светились странным блеском, что вызвало у нее беспокойство. Схватив ее за подбородок, он запрокинул ее голову назад. Как бы читая ее мысли, он сказал:

— Не бойся меня, Лоретта Джейн. Я никогда не посмею обидеть тебя.

В голосе его прозвучала такая искренность, что Лоретта успокоилась. И только она успокоилась, как увидела, что он опускает голову. Вот и наступил тот миг, которого она так страшилась. Том поцеловал ее…

ГЛАВА 3

Лоретта плотно сжала губы. В следующую секунду борода Тома, жесткая как щетка, коснулась ее кожи, и горячие, влажные губы чмокнули ее с точностью меткого стрелка. Давление его рук увеличивалось, и он прижал ее плотно к себе. Затем он проник языком между ее губ и провел им по ее зубам. Неужели люди так целуются? От него исходил вкус кислого табака, и ее отвращение увеличилось. По тому напряжению, с которым он держал ее, она поняла, что он добивается ответной реакции. Она не хотела обижать его, но и притворяться, что ей нравится то, что он делал, она не могла. То немногое, что ей удалось проглотить за обедом, грозило быть выброшенным наружу.

Как раз в ту минуту, когда она боялась, что корчащийся в спазмах желудок унизит их обоих, Том похлопал ее по плечу и отпустил, улыбаясь, словно он сделал что-то, чем мог гордиться. В глазах его светилась нежность.

— Я благодарю тебя, Лоретта. Это было чудесно, и даже если ты не выйдешь за меня, мне будет о чем вспомнить. — Он слегка подтолкнул ее к двери. — Возвращайся в дом.

Несмотря на все отвращение, которое она испытала от этого поцелуя, Лоретта медлила возвращаться в дом. Иногда ее немота окружала ее, как стеной.

— Я буду осторожен, и не надо благодарить меня. — Он улыбнулся. — Не стой с таким глупым видом. Ты только думаешь, что не можешь говорить, девочка. Твои глаза никогда не умолкают. А теперь давай, уходи. Я не могу уехать, пока ты стоишь там.

Она резко обернулась и обняла его за шею, удивив этим не только его, но и себя. Прежде чем смелость покинула ее, она поцеловала его в щеку. Затем она вбежала в дом с сильно бьющимся сердцем. Через щели в двери до нее донеслось хихиканье Тома. Она провела тыльной стороной ладони по губам, чтобы избавиться от вкуса табака. Только после этого она смогла улыбнуться.

Как только посуда была помыта, Лоретта влезла на чердак, где они с Эми спали в одной постели. Свет от угасающего очага внизу проникал через щели в полу, и неяркие золотые блики достигали самых стропил. Негромкое, спокойное дыхание спящей Эми шелестело, как шепот, в полумраке. Она спала раскинувшись. Серое нижнее покрывало сползло с разгоряченного тела девочки. Подол ночной рубашки задрался высоко, обнажив худые бедра. Лоретта обошла койку и отодвинула шторку из оленьей кожи с окна, чтобы впустить свежий воздух. Девочка вздохнула во сне и что-то пробормотала.

Свежее дыхание прохлады коснулось обнаженного тела Лоретты, когда она разделась. Это ощущение было настолько приятным, что она подняла руки и закружилась, позволяя ночной прохладе овеять ее всю, после чего повесила одежду на крючок и аккуратно расправила складки. Каждая незначительная складка выделялась на домотканой материи. Вспоминая лучшие времена, главным образом в Виргинии, но даже и здесь, в Техасе, когда ее родители были живы, Лоретта вздохнула и подошла к тумбочке. Налив воду из кувшина в тазик, она добавила пучок лаванды, а затем перенесла тазик и мочалку на подоконник.

Запрокинув голову, она приступила к своему ежевечернему ритуалу, выжимая мочалку так, чтобы душистая вода стекала струйками по шее и по груди. Летом обычная неделя между мытьем в ванне казалась вечностью. Проводя медленно мочалкой по телу, она закрыла глаза. Боже, как жарко! Женщина могла свариться заживо в своих многочисленных одеждах.

Она закончила ритуал купания и полоскала свои штанишки в воде, оставшейся после мытья, когда послышался вой койота. Она высунулась из окна, чтобы посмотреть на луну. Легкое облачко проплыло на фоне молочной поверхности луны, отбрасывая призрачные тени на землю. Луна команчей. Дядя Генри сказал, что это название обязано своим происхождением тому обстоятельству, что индейцы часто совершают набеги в лунные ночи. Хорошее освещение, чтобы убивать, подумала она.

Команчи. Она попятилась от окна и прижала мокрые штанишки к груди. Не сошла ли она с ума, разгуливая совершенно обнаженной.

— Лоретта Джейн Симпсон! — закричал Генри. — Противная девчонка, ты льешь воду через потолок, как будто это проклятое сито!

Подскочив снова к окну, Лоретта опрокинула тазик, все еще продолжая держать в руке белье. О черт! Она в растерянности наблюдала за тем, как тазик, подпрыгивая, скатился вниз по крыше из древесной коры. И остановился. Как раз у края крыши.

— Что там, черт возьми, происходит? — Раздался звук тяжелых шагов. — Прекрати шуметь, или же я поднимусь и утихомирю тебя.

Лоретта нервно сглотнула. Крыша была очень крутая. Как достать тазик, не говоря об этом Генри? Он способен устроить из-за этого большой шум. Она не сомневалась, что так и выйдет. Эми застонала и что-то пробормотала во сне. Завтра она придумает способ достать тазик.

Набросив ночную рубашку, она повесила штанишки сушиться на подоконник и села на край койки, чтобы привести в порядок волосы. На прикроватном столике стоял портрет Ребекки Адаме Симпсон, ее матери. В тусклом освещении черты ее лица были едва различимы, но Лоретта знала на память каждую черточку. Печаль овладела ею, и она принялась водить кончиком пальца по узорам резной рамки. Если бы ее отец крикнул, что с потолка капает вода, Ребекка сказала бы: «О Чарльз, не поднимай шума». Но Чарльз Симпсон никогда не стал бы кричать. Он был маленьким человеком со спокойными манерами. Лоретта открыла ящик тумбочки. В нем, уложенные среди белья, хранились алмазный гребень ее матери и бритва отца. Две эти вещицы, да еще портрет, — все, что осталось от родителей. Губы ее плотно сжались. Гребень был парным, единственная ценность ее матери из всего, чем она владела. Теперь остался только один гребень. Другой забрали команчи вместе со скальпом Ребекки. Глаза Лоретты снова наполнились слезами, и она задумалась над тем, что случилось с ней после визита Охотника. Прошло семь лет, и она не пролила ни единой слезы, а теперь она не могла перестать плакать. Это было совершенно нелогично. Время для скорби давно прошло, и Лоретта не отличалась слезливостью.

Она со стуком закрыла ящик и вытерла щеки ладонями. Вытянувшись на кровати рядом с Эми, она вытащила из-под подушки распятие. Целуя крест, она беззвучно шептала слова молитвы, и мысли о том, что Бог может услышать ее, успокоили ее.

Прошло довольно много времени, прежде чем у нее на душе полегчало и она забылась беспокойным сном. Затем внезапно она пробудилась ото сна, не зная почему, но испытывая радость от того, что сон ее прервался. Она неподвижно лежала на кровати, ночная рубашка на ней была такая мокрая — хоть выжимай, горло распирали немые крики, и в памяти возник индеец из ее кошмаров. Дрожащими пальцами она сжала распятие и уставилась на окно. Ей почудилось, что там промелькнула какая-то тень, или это было продолжение сна?

Ночной ветер гремел корой кровли. Она напрягла слух. Шаги? Шуршание кожи? Положив распятие, она подкралась к окну. Серебристый свет трепетал вместе с раскачивающимися деревьями, росшими вдоль реки, она ощущала дыхание прохладного ветерка.

О Боже, ее штанишки исчезли!

Вцепившись в подоконник обеими руками, она осторожно выглянула в окно. То, что она увидела, потрясло ее. Охотник сидел верхом на коне на открытом месте с гордым и вызывающим видом. Ветер трепал его волосы, то и дело закрывая его словно высеченные из камня черты. В молчаливом приветствии он поднял мощную мускулистую руку, в кулаке были зажаты ее мокрые штанишки. Несколько секунд, показавшихся вечностью, они не отрываясь смотрели друг на друга, затем он повернул коня, не опуская руку со штанишками, трепетавшими на ветру, подобно маленькому флагу, и пустил коня вскачь. Лоретта долго смотрела ему вслед после того, как он скрылся из виду.

Мне все это снится. На самом деле его здесь не было. Мне просто снится это. Ей почти удалось убедить себя в этом, когда взор ее упал на край крыши. Куда делся ее тазик? Неужели язычник украл и его также? Затем она увидела его стоящим под окном. В эту минуту она поняла, что команч был здесь и смотрел на нее, когда он ей снился. Она не могла заставить себя коснуться тазика. Он дотрагивался до него. О Боже милостивый! А теперь он забрал ее штанишки. Неужели он следил за ней все то время, пока она мылась? Мысль об этом заставила ее почувствовать себя грешницей.

Ее охватила дрожь. Она опустилась на кровать и обхватила себя, сотрясаясь так сильно, что могла разбудить Эми. Ее сон стал явью и преследовал ее. Она смотрела не отрываясь на незатянутое окно и подумывала о том, не закрыть ли его снова перепонкой из оленьей кожи и закрыть ставни. Однако, представив себе его большой нож, она отвергла эту мысль. Если бы он решил проникнуть в дом, понадобилось бы гораздо большее, чем ставни, чтобы остановить его.

Мысли ее обратились к Тому Уиверу. Он должен успеть вернуться вовремя. Он просто обязан.

Когда на следующее утро Лоретта проснулась, она увидела над собой лицо Эми. Голубые глаза девочки, широко раскрытые от удивления, вопросительно смотрели на нее. Еще не совсем рассвело. Стояло то странное, тихое время, когда солнце лишь пытается заглянуть через линию горизонта. Полосы сине-серого цвета проникали на чердак через окно, но это слабое свечение не рассеивало темноты. Лоретта поспешила забраться глубже под защиту одеяла.

— Ты разбудила меня, — с упреком прошептала Эми. — Ты говорила во сне и разбудила меня.

Лоретта подавила зевок и заморгала.

— Ты разговаривала! Будь проклят мой отец, если я вру!

Проклят отец? Если бы тетя Рейчел узнала, какие слова произносит Эми, она вымыла бы ей рот щелочным мылом. Совершенно пробудившись ото сна, Лоретта отодвинулась на свою сторону. Эми встала на колени, приблизив свое лицо настолько близко, что Лоретта не могла отчетливо разглядеть ее.

— Сделай это снова, — настаивала Эми. — Скажи что-нибудь. Я уверяю, только что ты произнесла какие-то слова. О, у мамы будет припадок. Говори, Лоретта. Произнеси мое имя.

Не понимая, в чем дело, Лоретта решила, что не только одна она видит сны.

— Давай, Лоретта, ты даже не пытаешься. Произнеси мое имя. — В глазах Эми заплясали озорные огоньки. — Скажи что-нибудь, или я возьму мамину шляпную булавку и буду колоть тебя ею.

Последовало напряженное молчание. Затем хриплым, испуганным шепотом Эми прокричала:

— Боже милостивый, у нас во дворе индейцы! Лоретта вскочила как ошпаренная и приземлилась на четвереньки посредине комнаты. Осторожно приподнявшись над подоконником, она посмотрела в окно и увидела лишь пустой двор. Ни одного индейца не было и в помине. Эми попятилась, ее глаза были размером с блюдца. Лоретта пронзила ее гневным взглядом.

— Ну, знаешь, это могло бы подействовать.

От облегчения у Лоретты закружилась голова. Она опустилась на матрац и обхватила подушку. Учащенные удары сердца отдавались у нее в голове. Охотник. Когда Эми сказала, что увидела индейцев, Лоретта вспомнила, как он выглядел вчера, верхом на коне с сотней воинов позади, его мускулистая грудь и руки блестели в солнечном свете. Она никогда не видела таких жестоких, горящих глаз.

— Я… Лоретта, прости меня. Честное слово, я не хотела так напугать тебя. Я просто разыгрывала тебя.

Лоретта стиснула зубы и еще глубже зарылась лицом в подушку. У нее возникло желание отшлепать Эми за ее глупую выходку.

— Лоретта, пожалуйста, не сердись. Я не думала, что ты поверишь мне. Где твое чувство юмора? Ты ведь не считаешь в самом деле, что индейцы вернутся? Что будут делать индейцы с худой коротышкой вроде тебя? Им нравятся толстые, коричневые девицы, которые мажут медвежьим жиром свое тело. По их меркам, ты, вероятно, законченная уродка, настоящая страшила. К тому же они не переносят запаха лаванды, который исходит от тебя. И у тебя в волосах ничего не ползает.

Лоретта не отрывала лица от подушки, стараясь не рассмеяться.

— Он говорил, что ты нравишься ему? Команчам вежливость неизвестна. Команч не стал бы покупать тебя! Он просто украл бы тебя. Он глянул на тебя и все. Может быть, ему показалось, что он жаждет тебя, а когда он пришел сюда и увидел тебя, он передумал.

Повернув голову, Лоретта приоткрыла один глаз и подавила улыбку.

— Кстати, у тебя вид действительно какой-то жалкий, — поддразнивала Эми. — Может быть, поэтому он и уехал. Он взглянул один только раз и так испугался, что до сих пор не может опомниться.

Вскочив на колени, Лоретта схватила подушку и ударила Эми по голове. Эми, отлично понимая, что Генри отхлещет их обеих по попкам, если они разбудят его, удержалась от громкого смеха, схватила свою подушку и начала драться. В течение нескольких минут они колотили друг друга. Затем усталость взяла свое, и они рухнули на кровати в мокрых от пота рубашках, с раскрасневшимися от сдерживаемого смеха щеками.

Отдышавшись, Эми прошептала:

— Я думаю, может быть, мне приснилось, что ты говоришь. Как ты полагаешь?

Прижимаясь щекой к одеялу, Лоретта улыбнулась и кивнула. В золотых полосах рассвета Эми напоминала ангела, волосы, подобно нимбу, обрамляли лицо, а большие глаза смотрели с детским простодушием.

Эми, нахмурившись, теребила угол подушки, сморщив нос, покрытый веснушками.

— Ты слышала когда-нибудь о счастливом избавлении? — негромко спросила она.

Это прозвучало, как удар грома среди ясного неба. Настала очередь Лоретты нахмуриться. Кто мог рассказать Эми об этом?

— На прошлой неделе, после того как мы встретились с индейцами у реки, мама разговаривала со старой Бартлетт, и они говорили, что приличной женщине лучше выбрать счастливое избавление, чем попасть в руки команчей. Что это значит? Это что-то плохое, не так ли?

В какое-то мгновение у Лоретты возникло желание солгать. Затем она заставила себя утвердительно кивнуть. Это был край с суровыми, жестокими законами как для молодых, так и для старых. Эми должна кое-что знать.

— Если эти команчи вернутся и украдут тебя, ты будешь стремиться к счастливому избавлению? — В глубине голубых глаз Эми появился страх. — Это значит убить себя, не так ли?

С неохотой и на этот раз Лоретта утвердительно кивнула.

Впервые Лоретта была рада своей немоте. Эми могла потребовать объяснений, если бы она могла говорить, а Лоретта вряд ли смогла бы найти подходящие слова, чтобы описать ужасы, свидетельницей которых она оказалась.

— Я знаю, что они плохо обошлись с твоей мамой. Моя мама не хочет говорить, как именно, но у нее становится такое странное выражение лица, когда я спрашиваю ее об этом. Ты видела, не так ли. — Это было скорее утверждением, чем вопросом. — Вот почему тебя мучают кошмары. Не потому, что твоя мама умерла, а из-за того, что они с ней сделали. — Эми на минуту задумалась. — Интересно, почему они делают такие злые вещи? Как бы им понравилось, если бы мы поступали точно так же?

Лоретта закрыла глаза, пораженная этой мыслью. Белые люди никогда не должны уподобляться индейцам. В этом заключалась разница между человеческими существами и животными. В ее воображении промелькнул образ Охотника, его блестящие синие глаза. На минуту всеподавляющий страх охватил ее с такой силой, что у нее перехватило дыхание. О Боже, что он хотел от нее?

Солнце уже клонилось к закату, когда Генри вернулся с работы в поле и объявил, что Лоретта должна позаботиться о лошади и мулах вместо него этим вечером. Лоретта со стуком опустила крышку на горшок с бобами и метнулась от очага. Она не боялась работы, но придется работать до темноты, если она начнет так поздно. Этим утром она написала на грифельной доске Эми о ночном визите Охотника. Разве Генри уже забыл об этом?

— Ты не должен посылать ее одну, — запротестовала Рейчел. — Индейцы могут оказаться поблизости.

Лоретта нервно теребила складки юбки.

— Если бы индейцы были здесь, — прошипел Генри, — они давно объявились бы. Том сгущает краски. Лоретту всю прошлую ночь преследовали кошмары, вот и все. Я осмотрел весь двор в поисках следов от лошадиных копыт и ничего не нашел. Я очень устал. Вы не имеете никакого представления о том, как тяжело работать в поле в такую жару.

Рейчел с тревогой посмотрела в окно.

— Не могли бы мы оставить животных попастись на ночь?

— Чтобы их украли? — фыркнул Генри, впадая в ярость. — Это было бы превосходно, особенно теперь, когда Ида должна наконец ожеребиться. И что я буду делать без мулов? Вы думаете, я смогу сам таскать плуг? Ничего нет страшного в том, что девочка принесет немного воды и сена. Кобыла может начать жеребиться в любое время, и, когда это случится, у нее должно быть чистое стойло.

— Я пойду и помогу. — Эми, которая трудилась над своими уроками правописания, подняла голову от грифельной доски. — Я справлюсь с вилами почти так же хорошо, как Лоретта. И, если мы увидим что-нибудь, я могу закричать, а она нет.

— Много помощи будет от твоего крика, — сказала Рейчел. — Эти индейцы охотятся за вами, девочками, как медведи за медом.

— Я только что сказал, что рядом никаких индейцев нет, — проворчал Генри. — Ты что, не слышала, женщина? Боже всемогущий! Я провел в поле весь день! Если бы там был хоть один команч в пределах одной мили, я давно был бы мертвецом. Я не меньше вас забочусь о благополучии Лоретты. Я не стал бы посылать ее, если бы подозревал, что с ней может произойти какое-нибудь несчастье.

Не желая служить предметом спора, Лоретта направилась к двери. Тете Рейчел достанется больше всех, если страсти разгорятся. Бояться нечего. Сарай находится не слишком далеко от дома. Кроме того, если бы Охотник хотел ее убить, он сделал бы это прошлой ночью, когда она спала. Нет, у него какие-то другие планы. Возможно, что-нибудь гораздо более страшное, чем смерть, но она не хотела думать об этом сейчас.

— Лоретта, подожди, — крикнула Рейчел. — Я возьму винтовку и пойду с тобой.

— О проклятие! — воскликнул Генри. — Проклятая глупая женщина, ты загонишь меня в могилу. — Схватив шляпу с вешалки, стоявшей у двери, он сбил с нее пыль, отряхнув о штанину, и нахлобучил на голову, устремившись вслед за Лореттой в тот момент, когда та перешагнула через порог. — Надеюсь, мне удастся пообедать до полуночи, если ты ничего не имеешь против. Я пойду с ней. По крайней мере мы управимся быстрее, если она мне поможет.

— О, спасибо, Генри.

Генри промычал и повернулся, чтобы прикрыть за собой дверь.

— Но чтобы обед был готов, когда я вернусь. В противном случае тебе не поздоровится.

Чувствуя, как быстро садится солнце, Лоретта пересекла крыльцо и спустилась по ступеням. Проходя по двору, она искала в пыли следы копыт, которые должны были остаться после индейцев. Ничего. Ветер уничтожил их. Это объясняло, почему Генри не нашел доказательств визита Охотника прошлой ночью. Ее дядя обладал многими качествами, но сообразительностью не отличался. Кошмары. Какая чушь! Она никогда не поднимала шума по пустякам. Ее бесило, что Генри считал ее такой дурочкой.

Так как у них было только два ведра, в которых можно поднимать воду, предложение Генри сопровождать ее вызывало подозрения. Он был экономным человеком, когда дело касалось работы, и слишком большим трусом, чтобы пойти с ней в качестве защитника. Она украдкой взглянула на него. Вид у него был беззлобный, но Генри представлял наибольшую опасность, когда казался безобидным. Она пошла за курятник, взяла ведра и затем вернулась, чтобы наполнить их водой из колодца.

К ее удивлению, Генри вызвался нести одно из них. При его раскачивающейся походке вода выплескивалась из ведра, когда он шел рядом с ней в колее, оставленной фургоном, которая вела за сарай. Лоретта шла с опущенной головой, бросая украдкой взгляды на него, когда он отпирал калитку дворика при сарае. Ида, ко была с животом, как бочка, заржала и стала тыкаться носом через рельсы ограды. Так как Генри каждый вечер давал ей зерна, она радостно устремлялась в сарай с пастбища. Мулы Бесси и Фрэнк не разделяли ее энтузиазма и продолжали пощипывать траву.

После того как они вылили два ведра в корыто, Генри сказал:

— Я принесу остальную воду сам. Ты оставайся здесь и подбрось в стойла сена.

Лоретта отдала ему ведро и посмотрела вслед, когда он пошел к калитке и завернул за угол строения. По-видимому, она ошибалась в нем. Она задрожала и потерла руки.

Один из мулов фыркнул, и этот звук так напугал Лоретту, что она вздрогнула. Оба уха у Бесси были направлены вверх, и она всматривалась в заросли, посаженные вдоль периметра ограды. Лоретта наклонилась за вилами, которые стояли, прислоненные к телеге с сеном. Она внимательно осмотрела речной берег. Чтобы избежать необходимости подавать воду скоту на поле, Генри отгородил площадку под углом. Пастбище оказалось граничащим с рекой, причем задняя сторона была ближе к реке, чем передняя. В результате сарай был расположен на расстоянии меньше броска камня от густой поросли деревьев. При таком плохом освещении она не могла заметить чьего-либо приближения, пока тот не окажется совсем рядом. Прихватив вилы, она забралась на телегу, чтобы лучше видеть.

Ничего необычного в темном пространстве она не обнаружила. Со вздохом она подцепила сено вилами и, широко размахнувшись, бросила его через плечо. Долгая практика позволила ей попасть точно внутрь пристроенного стойла. Мулы успокоились и, опустив головы, приступили к еде. Минутой позже Ида присоединилась к ним. Звук, производимый жующими животными, действовал успокаивающе, но все равно мурашки пробежали по спине Лоретты. Она прервала работу, чтобы еще раз проверить заросли деревьев. Ее не покидало ощущение, что кто-то наблюдает за ней. Не обнаружив никакого движения, она заставила себя снова приняться за работу.

Генри так дол го набирал воду, что Лоретта почти закончила набрасывать сено, когда он вернулся. Он вылил воду из ведер в корыто, поставил их на землю, залез на телегу и улыбнулся ей. Сняв шляпу, он бросил ее на задний откидной борт и спросил:

— Нужна помощь?

Лоретту охватило беспокойство. Когда он шагнул к ней, его зубы блеснули в широкой улыбке. Она посмотрела на него озадаченно, когда он взял у нее вилы. К ее удивлению, он бросил их через борт телеги.

— Конечно, тебе нужна помощь, милашка; конечно, нужна.

От его тона у нее по спине вновь пробежали мурашки. Обычно он говорил таким сладким голосом, пытаясь поймать курицу, предназначенную для ужина. Лоретта видела сотни раз, как он, мягко двигаясь в загончике, делал пальцами такие движения, словно разбрасывал корм. Когда ничего не подозревавшая курица подбегала, чтобы поклевать у его ног, он хватал ее за голову и сворачивал шею бедной глупышке. Лоретта отпрянула. Что бы ни взбрело ему в голову, наверняка в этом нет ничего хорошего.

Медленно он окинул ее взглядом с ног до головы, а затем посмотрел в глаза.

— Ты точно созрела для сбора, и это факт, — сказал он голосом, каким говорил с обреченной курицей. — Созрела уже давно. Вчера, когда нагрянули индейцы, я подумал, что мне стоит поиметь тебя, пока у меня есть для этого возможность. Том, назвав тебя своей нареченной прошлым вечером, окончательно решил все. Будь я проклят. Я не для того изъерзался своей задницей, выращивая тебя, чтобы кто-нибудь другой собрал урожай. Единственная причина, почему я ему разрешил приехать, чтобы он убедился, как ты похорошела.

Даже в сумеречном свете Лоретта могла видеть злобный блеск его глаз. Она бросила безумный взгляд в направлении дома. Но на пути стоял сарай. Даже если бы тетя Рейчел выглянула из окна, она не смогла бы их увидеть. Генри воспользовался тем, что ее внимание отвлеклось, и обхватил ее за талию.

Сжав ее сильным рывком, он произнес вкрадчивым голосом:

— Не надо беспокоиться, что нас позовут. Я сказал Рейчел, что упала секция ограды, и нам понадобится час или около того для исправления.

Лоретта испытала такое чувство, словно ее душили подушкой. Генри хрипло засмеялся и прижал свободную руку к ее телу пониже груди, его похотливые пальцы медленно перемещались вверх.

— Я очень доволен, что ты не можешь говорить. Ты не станешь визжать, и Рейчел не прибежит выяснять, что случилось. Это дает мне много времени наслаждаться с тобой, как и следует тобой наслаждаться. Ода, Лоретта, каждый раз, когда я захочу тебя, я буду иметь тебя столько времени, сколько пожелаю.

Снова засмеявшись, он прижал к ней свои бедра. Перед ее мысленным взором пронеслась картина, как индейцы насиловали ее мать, и она поняла, что с ней происходит.

ГЛАВА 4

Лоретта запрокинула голову. На какое-то мгновение ей показалось, что она в состоянии закричать. Затем рот Генри прижался к ее губам, и все звуки, которые могли бы вырваться из ее горла, были подавлены его присосавшимися губами. Ее желудок сжался от тошноты, и она вырвалась из его объятий, но при этом потеряла точку опоры. Когда она упала на спину, он упал на нее, обхватив запястья. Она упала не на сено, а на дно телеги, и он очутился на ней верхом.

Он захихикал, медленно двигаясь вперед. Затем с испугавшей ее легкостью он пригвоздил ногами ее руки к полу. Боль отдалась у нее в плечах, когда его острые голени вонзились в ее запястья. Сложив ноги, она ударила его коленями в спину, но он лишь ухмыльнулся, раскачиваясь вперед и назад, опускаясь на ее живот с такой силой, что у нее чуть не переломился позвоночник. Ее горло было напряжено, но так как Генри сидел на ней, она не смогла бы закричать, даже если бы у нее был голос. Он наносил ей удары даже тогда, когда она прекратила бороться. Ее язык распух, заполнив рот, как кляп. Черные круги плыли у нее перед глазами.

Когда она обмякла, он уселся ей на живот и улыбнулся, протягивая руку к ряду маленьких пуговок на ее корсаже. Она отвернулась, со свистом втягивая воздух.

— Я наблюдал давно за этими хорошенькими грудями, — шептал он, медленно распахивая ее кофточку.

Она ощущала, как его мозолистые руки возились с лентами сорочки, как прохладный воздух проникал сквозь тонкую ткань. О Боже, помоги мне. Кто-нибудь, пожалуйста, помоги мне.

Внезапно чья-то темная рука частично заслонила от нее Генри. Она смотрела на руку, думая, откуда она взялась и кому принадлежит. Во всяком случае не Генри. Она была слишком гладкой и смуглой. Рука слегка повернулась, и она увидела нож, приближенный к подбородку Генри. Генри вскинул голову и вскочил на ноги. Пятясь, он споткнулся и упал. Тень метнулась через борт телеги следом за ним.

С трудом дыша, Лоретта перекатилась на бок и обхватила себя руками. Когда наконец ее голова начала проясняться, она повернулась и увидела Генри, отступающего на пятках, чтобы уклониться от нападающего на него. Его тяжелые ботинки оставляли глубокий след в сене. В то время как он медленно приближался к телеге, он держал подбородок высоко поднятым вверх, а глаза его были скошены вниз, чтобы не упускать из вида угрожающий ему нож.

— Не убивай меня, — тонким голосом просил он. — Я знаю, ты хочешь ее, — и ты можешь взять ее. Бери ее, давай, только не убивай меня. Из любви к Господу, не убивай меня.

Когда взор Лоретты упал на своего избавителя, она стремительно села. Охотник? Она молилась о помощи, и Бог послал ей индейца?

Генри схватил индейца за широкое запястье.

— Пожалуйста, у меня жена и ребенок. — Глянув вниз, он закричал: — Сделай что-нибудь, ты, проклятая глупая девка! Он наверняка убьет меня. Сделай что-нибудь. Вилы — возьми вилы!

Лоретта медленно, с трудом встала на колени и оглянулась вокруг. Вилы? О Боже, где же они? Генри, все отступая, сделал лишний шаг и упал с телеги. Размахивая руками, он издал крик и полетел головой вниз. Охотник приставил кончик своего ножа таким образом, что лезвие прошло вдоль изгиба подбородка Генри, когда он падал, и рассекло его. Генри упал в грязь, затем поднялся на ноги. Прижимая руку к кровоточащему подбородку и визжа, как поросенок, он побежал к дому, ни разу не оглянувшись.

Лоретта стояла на коленях с раскрытым ртом, держась за живот. Охотник медленно повернулся. На нем были штаны, мокасины до колен и синий шерстяной пояс, так что у нее была возможность довольно подробно рассмотреть его, прежде чем он повернулся к ней лицом. Она никогда раньше не видела обнаженного мужчину, а этот был почти обнажен. В тех местах, где она и тётя Рейчел были круглыми и мягкими, он был плоским и твердым, а там, где они были худыми, у него вздувались мускулы. Ноги его были твердыми и коричневыми, как стволы деревьев.

Его темные глаза блестели, как полированный обсидиан, пытаясь отыскать ее в сумерках. Его взгляд заставил ее вздрогнуть. Никогда она не видела такого разгневанного лица. Когда он начал приближаться к ней, она отпрянула. Ее внимание было приковано к окровавленному ножу в его руке.

Закинув руку за спину, она пыталась нащупать борт телеги. Если бы ей удалось перепрыгнуть через него и убежать, у нее был бы шанс. Ее рука повисла в воздухе. Она смотрела на нож и думала, что ощущает человек, когда нож вонзается в его тело. Команч вложил нож в ножны и опустил руки. В значении этого жеста нельзя было ошибиться, но это не успокоило ее.

Он сделал еще один шаг, и она отпрянула, упершись спиной о борт телеги. Он подошел слишком близко, исключив для нее возможность бегства, и продолжал приближаться. Его ноги, обутые в мокасины, неслышно ступали по дну телеги. Когда он опустился на одно колено на разбросанном сене перед нею, Лоретта прижалась к деревянной опоре позади себя. Когда он протянул к ней руку, она забилась в угол. Она услышала звук прерывистого учащенного дыхания и смутно поняла, что это было ее дыхание. Он сунул руку под ее расстегнутый лиф и прижал ладонь к ребрам. Тепло его прикосновения через тонкую ткань сорочки подействовало на нее так же, как бегство Генри. Она рывком отодвинулась в сторону, обхватила себя руками и ссутулилась. Он прошептал что-то на языке команчей и посмотрел ей прямо в глаза. Находясь там, где он был, он отрезал все пути к бегству. Лоретту охватила дрожь.

— Toquet, — прошептал он снова.

Она не имела ни малейшего понятия о том, что это слово могло значить. Только звучало оно необъяснимо мягко, что совершенно не соответствовало суровости выражения его лица. Его темные волосы свободно ниспадали, колеблясь, подобно занавеске, над могучими мускулистыми плечами. Единственным их украшением была длинная, тонкая тесьма на левой стороне. Одни только длинные волосы придавали ему устрашающий и чужеземный вид. Шрам, рассекающий щеку, оставленный, без сомнения, ударом ножа, усиливал дикое выражение лица.

Он вцепился в ее запястья и с силой рванул. Затем, так быстро, что она не успела отреагировать, он схватил сильной рукой ее за плечо так, что она не могла пошевелиться, и просунул другую руку внутрь лифа. Когда она начала сопротивляться, он проворчал что-то на языке команчей, что она поняла как приказание перестать сопротивляться.

Страх оказался убедительным успокоителем. Она старалась не отшатываться, когда его пальцы двигались вдоль каждого ее ребра в направлении от позвоночника. К тому времени, когда до нее дошло, что он хочет всего-навсего убедиться в том, что у нее нет никаких повреждений, он уже отпустил ее.

Он сел на корточки, обхватил колени руками и наклонился вперед. Даже в таком положении энергия исходила от его тела, электризуя все вокруг, как перед появлением молнии во время грозы. Запах дерева, дыма, мускуса и кожи, исходящий от него, смешивался с запахом сена.

Он пристально смотрел на нее…

У Лоретты во рту пересохло, но она не отвела взгляд. Он устремил взор на ее волосы. По презрению, которое отразилось на его лице, она поняла, что он находит ее внешность такой же отталкивающей, как она его. Затем он стал изучать ее лицо. Гордость заставила ее повыше поднять подбородок. Она не блистала красотой, но и он оставлял желать лучшего. Она ответила взглядом на его взгляд и стала искать недостатки в чертах его лица. С удивлением она обнаружила, что не может найти таковых. Если бы не шрам, его лицо могло быть даже красивым, принадлежи оно белому человеку.

После времени, показавшегося бесконечно долгим, он достал из ножен, которые висели на поясе сзади, небольшой нож. Она забыла всю свою гордость и отпрянула от него. Он задрал ей юбку и схватил за правую лодыжку. Сначала ей показалось, что он хочет украсть единственную оставшуюся у нее пару штанишек — на этот раз, сняв их с нее. Вместо этого он просунул нож внутрь ее ботинка. В местах, к которым прикасались его пальцы, у нее пощипывало кожу. Она смотрела не отрываясь на резную рукоятку оружия, выделявшегося на фоне ее белой ноги. Какого черта он его туда сунул?

Он плавно поднялся и положил руку на борт телеги, чтобы выпрыгнуть из нее. Повернувшись, он протянул ей руки. С трудом поднявшись, она отступила назад. Он оглянулся через плечо в направлении дома, затем посмотрел снова на нее, явно проявляя нетерпение. Прежде чем она успела отреагировать, он схватил ее за талию и перенес на землю, поддержав, пока она восстановила равновесие. Он был по меньшей мере на голову выше Генри, так высок, что, стоя рядом, она была вынуждена вытягивать шею, чтобы разглядеть его лицо. На минуту их глаза встретились. Затем, словно тень, он метнулся через выгон, перемахнул через ограду, как будто ее вовсе не существовало, и исчез среди деревьев.

Опомнившись от удивления, Лоретта повернулась, собираясь убежать. В ту минуту, когда она пошевелилась, она почувствовала прикосновение холодного металла ножа, уколовшего ее лодыжку. Она подняла юбку и рывком вытащила отвратительную штуку из ботинка. Содрогаясь, она бросила нож рядом с телегой и отошла немного, вытирая пальцы о свою одежду.

— Лоретта!

Она обернулась и увидела тетю Рейчел, выбегавшую из-за угла сарая с винтовкой в руке. Рейчел остановилась рядом с телегой и забросила приклад винтовки на плечо, осматривая лес.

— Г-Генри с-сказал мне. Где, черт возьми, они? Стань позади меня, Лоретта. Быстро.

Лоретта помедлила, но только на какое-то мгновение. Как сказал дядя Генри, в действиях индейцев не было никакой системы — они были непредсказуемы. Охотник мог пощадить ее в одну минуту и убить в следующую. Она встала позади тети, и они обе начали пятиться через калитку, а затем пошли по колее, оставленной колесами телеги, к дому.

Когда они вошли, Генри лежал на кровати, стеная. Лоретта задержалась у двери, чтобы застегнуть свой лиф. Ее внимание привлекла окровавленная рубашка Генри. Не может быть, чтобы у него из пореза на подбородке вытекло так много крови. По его поведению можно было подумать… Лоретта подошла ближе, глядя озадаченным взором. Левая сторона рубашки свисала клочьями. Через рассеченную материю видны были неглубокие порезы на теле над ребрами. Эми стояла у плиты, намачивая тряпку водой из чайника. Ее личико было сморщенным и белым, когда она посмотрела на Лоретту.

— Ты в порядке? Они не… — Взгляд Эми упал на полурасстегнутую одежду Лоретты. — Ч-что они с тобой сделали?

— Тихо, Эми, и дай мне вон ту тряпку. — Рейчел прислонила винтовку к стене у кровати и опустилась на колени рядом с мужем. Дрожащими руками она схватила край рубашки и разорвала ее, ахнув, когда увидела порезы. — О Генри, они могли убить тебя.

Генри провел рукой по спутанным волосам.

— Ну, ну, со мной все в порядке, и с Лореттой в порядке. Это главное.

— Только потому, что ты… — У Рейчел перехватило дыхание. — О Генри, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня за то, что я так вела себя вчера? Только настоящий мужчина смог бы выстоять против такого количества команчей.

— Я сделал то, что любой мужчина сделал бы на моем месте. — Взгляд голубых глаз Генри встретился со взглядом Лоретты, и Генри улыбнулся. У нее по коже пробежал холод. — Я вовсе не такой уж и храбрый. Когда эти индейцы выскочили, я убежал, потому что у меня не было выбора. При первой же возможности я убежал. У нас не было никаких шансов без винтовки.

Чтобы спасти Лоретту, мне необходимо было попасть домой. Я даже не заметил, что они порезали меня, пока не пробежал половину дороги. Это было очень страшно, можете мне поверить. Трое индейцев выскочили на меня, а у меня ничего, кроме ножа, которыми сдираю шкуры.

— Слава Богу, что порезы неглубокие. Это просто чудо.

Это было больше похоже на выдумку, но Лоретта не могла говорить.

Генри посмотрел на свои исполосованные ребра.

— Судя по количеству вытекшей крови, я думал, что раны гораздо серьезней. — Он поднял лицо. — С тобой все в порядке, девочка? Твоя тетя Рейчел подоспела вовремя, чтобы помешать… — Он посмотрел на лиф. — Они не… изнасиловали тебя?

Лоретта отрицательно покачала головой и отвернулась. Неужели Генри рассек кожу на ребрах собственным ножом? Порезы, похоже, поверхностные, но все равно — это своего рода акт отчаяния. Если бы это не было так ужасно, то могло показаться смешным.

Эми подошла к Лоретте и обняла ее за талию. Лоретта попыталась ответить ей тем же, но после всего, что только что сделал Генри, прикосновение даже Эми вызвало у нее очередную волну мурашек. Отстранившись, она торопливо поднялась по чердачной лестнице и упала на койку. Спрятав лицо в подушку, она била по ней кулаками. Она ненавидела Генри Мастерса — ненавидела его! — ненавидела его! Жизнь здесь, на этой Богом забытой ферме, и так достаточно тяжела без необходимости быть все время настороже. Теперь она не осмелится даже отправиться погулять в одиночку из боязни, что он может последовать за ней.

Когда ее гнев поостыл, она повернулась на бок, чтобы посмотреть в окно. Прошло несколько минут, прежде чем она заметила что-то лежащее на подоконнике. Она села, чтобы рассмотреть предмет. Она не могла поверить своим глазам. Нож команча. Ее пальцы дотронулись до рукоятки. От резного дерева исходило тепло, как будто рукоятка все еще сохраняла тепло его руки. Вспомнив похотливый блеск глаз Генри, Лоретта спрятала нож у себя на груди. Она не могла снова выбросить оружие. Она не посмела.

На следующее утро индейцы нагрянули с рассветом, и все домочадцы хозяйства Мастерса мгновенно повскакивали с постелей. Они не успели одеться, когда снаружи прозвучал низкий голос:

— Белые Глаза, мы пришли как друзья.

Услышав эти слова, Лоретта оцепенела. У нее участился пульс, и удары его отдавались толчками в ее висках. Том не успел вернуться.

— О Боже, — простонал Генри. — Рейчел, ты не видела моих сапог? Черт возьми, заряди винтовки.

Лоретта сползла вниз по чердачной лестнице. Она была так испугана, что даже не подумала, что дядя Генри видит ее в летней ночной рубашке. Она бросилась к неубранной кровати, с тем чтобы спрятать Эми. Но, даже не добежав до кровати, поняла бесполезность своих намерений. Времени не оставалось.

Генри выругался, когда увидел, что она возится с кроватью, пытаясь отодвинуть ее.

— Забудь об этом. Иди к другому окну, девочка. Рейчел! Ты будешь заряжать.

— Выходи, Белые Глаза, — прокричал индеец. — Я принес, подарки, а не кровопролитие.

Генри, на котором не было ничего, кроме штанов и бинтов, которыми тетя Рейчел обмотала его грудь предыдущим вечером, прыгал на одной ноге, натягивая сапог. К тому времени, когда он подошел к окну, оба сапога были на нем. Рейчел подала ему винтовку. Он отбросил ставню и сорвал перепонку, просовывая в отверстие ствол.

— Что привело вас сюда?

— Женщина. Я привел много лошадей в обмен. Лоретта подбежала к левому окну, отбросила ставни

и сняла перепонку, чтобы выглянуть. Команч повернулся, и их взгляды встретились. У него были темные, ничего не выражающие, проницательные глаза. Когда их взоры встретились, ее руки сжали поверхность подоконника так, что ногти впились в дерево.

Он был великолепен. Даже она вынуждена была признать это. Дикий, устрашающий… но необъяснимо красивый. Орлиные перья с окрашенными концами, свисавшими вниз, развевались на его макушке. Перья других птиц были укреплены на узкой тесьме, которая висела перед левым ухом. Его охотничья рубашка кремового цвета подчеркивала ширину плеч. Перед рубашки украшал сложный рисунок из бисера, крашеных когтей животных и белых меховых полос. На шее висели два ожерелья, одно из медвежьих когтей, другое — с плоским каменным медальоном в центре. Оба были нанизаны на полосы из сыромятной кожи. Его штаны из оленьей кожи были заправлены в высокие, до колен, мокасины.

Ее взор переместился на вереницу лошадей без всадников позади него. Она не могла определить, сколько их было. Тридцать? Или сорок? Позади животных расположились около шестидесяти полуобнаженных воинов на лошадях. Лоретта подумала, почему Охотник одет в яркий наряд, а вокруг глаз обведены волчьи круги. На других индейцах не было ни рубашек, ни перьев, и лица не были разрисованы.

— Я пришел за женщиной, — повторил команч, не отрывая от нее глаз. — И я привел своих лучших лошадей, чтобы утешить ее отца от потери. Пятьдесят, все обученные верховой езде. — Его вороной шагнул в сторону и заржал. Индеец легко качнулся вместе с лошадью. — Посылай женщину и не бойся. Со мной ей ничего не грозит, так как я сильный и скорый. Она не будет голодать, так как я хороший охотник. Мой вигвам защитит ее от зимних дождей, а мои бизоньи одежды защитят ее от холодов. Я сказал.

Тетя Рейчел осенила себя крестом.

— Святая Мария, Матерь Божья, молю…

— Мы не продаем наших женщин! — крикнул дядя Генри.

— Ты вызываешь у меня тошноту, tosi tivo. После того, как ты затащил бы ее в постель, ты продал бы ее этому грязному старику. — С усмешкой, искривившей его губы, он поднял шерстяное одеяло Тома Уивера с холки своего коня и бросил его в грязь. — Лучше продай ее мне. Я молод. Она подарит мне много прекрасных сыновей. Ей не придется оплакивать мою смерть долгими зимами.

— Скорее я убью ее, ты, убийца-ублюдок, — ответил Генри.

— Тогда сделай это и приготовься к смерти сам. — Команч двинул лошадь, подъехал вплотную к окну, у которого стояла Лоретта. — Где та herbi, которая с таким мужеством вышла нам навстречу в прошлый раз?

Она еще спит? Будешь ли ты прятаться за своими деревянными стенами и допустишь смерть тех, кого ты любишь? Выходи, Желтые Волосы, навстречу своей судьбе.

Пот стекал по спине Лоретты. Ее судьба? Взор ее переместился на одеяло Тома. Они убили его. Она закрепила на окне перепонку из оленьей кожи дрожащими руками, вспоминая, как нежно Том обнял ее в вечер своего отъезда.

Винтовка, которую тетя Рейчел зарядила для нее, стояла, прислоненная к стене. У нее было сильное желание воспользоваться ею. Замирая от страха, Лоретта посмотрела на своего дядю, зная еще раньше, чем он заговорил, что он готов послать ее туда.

— Они убьют нас, — был ответ Генри на ее умоляющий взгляд. — Мне надо думать о своей семье. Мне надо в первую очередь думать о Рейчел и Эми.

Рейчел и Эми? Глядя в глаза своему дяде, Лоретта прочитала в них животный страх, и это был страх не за женщин. Одно дело пожертвовать своей жизнью ради спасения других, но совсем другое — быть проданной. По меньшей мере смерть наступала быстро. Долгие зимы. Боже милостивый, принадлежать этому команчу означало провести жизнь в рабстве, в унижении, выпрашивая милосердия у животного, которое даже не понимало смысла этого слова.

Лоретта отрицательно покачала головой и бросила молящий взгляд на свою тетю. Несомненно, раз команч готов обменять ее на пятьдесят лошадей, он искал мирной торговой сделки, а не боя.

Генри прислонил свою винтовку к стене.

— Ты должна идти. Выбора нет. — Он подошел к ней. — И не вздумай устроить шум, не то я тебе врежу как следует. Поняла?

— Нет! — Рейчел бросилась на мужа. — Не смей посылать ее туда! Да поможет мне Бог, я…

Размахнувшись, Генри ударом отбросил Рейчел в сторону. Она отлетела к стене с такой силой, что голова ее с треском ударилась о бревна. Лоретта попятилась, не спуская глаз с дяди, нащупывая стол позади себя. Он собирался выбросить ее на ступени, как ненужную вещь. Страх, обуявший ее, вытеснил из ее головы все разумные мысли. Когда он бросился на нее, она повернулась, чтобы бежать, но он цепко схватил ее за руку.

В следующую минуту у нее перед глазами поплыли красные круги, а правая сторона лица заныла от боли. Она зашаталась, смутно ощущая пальцы Генри, впившиеся в ее руку. Откуда-то издалека она услышала голос тети Рейчел, выкрикнувшей имя Эми. Затем она почувствовала, как хватка Генри ослабла. Она спотыкалась и моргала, пытаясь сосредоточить взгляд. Когда, наконец, зрение полностью вернулось к ней, она оцепенела. Дверь была широко распахнута.

Эми стояла на крыльце с винтовкой Генри, неуверенно упертой в ее маленькое плечо.

— Эй, вы, индейцы, убирайтесь отсюда! — кричала она. — Вы не получите Лоретту. Убирайтесь, или я перестреляю вас. Я действительно сделаю это.

За ребенком Лоретта увидела Охотника. Ей показалось, что он смотрел на девочку с восхищением. Но индеец отвернулся так быстро, что она не была в этом уверена. Он сидел спокойно на своем коне, выражение его лица стало непроницаемым.

— Я здесь, — сказал команч вызывающе.

От выстрела Эми отлетела назад. Облако пыли, взметнувшееся в двух футах от цели, свидетельствовало о ее промахе. В то время как она пыталась удержать равновесие, Охотник вытянулся вдоль шеи своего коня, который взлетел вверх по ступеням крыльца. Команч наклонился и схватил Эми рукой, возвращаясь на прежнее место. Девочка закричала и уронила винтовку. Индеец бросил ее поперек седла и отшлепал, в то время как она взбрыкивала ногами.

Для раздумий не оставалось времени. Лоретта подбежала к двери, схватила винтовку, прислоненную к стене. Она выскочила на крыльцо и стремглав сбежала по ступеням. Команч ехал по большому кругу вокруг испуганных лошадей без всадников и бросил Эми в руки другого индейца. Испуганное визжание девочки резало слух. Лоретта подняла винтовку, прицелилась в команча, когда тот по кругу направился к ней. Колокольчики на его мокасинах весело позванивали при каждом движении коня.

— Отпусти меня! — закричала Эми. — Ты, вонючий дикарь!

Лоретта взглянула на девочку. Молодой индейский воин старался удержать Эми на своем коне. Он громко расхохотался, когда она попыталась расцарапать его.

Девочка схватила его за черные волосы и потянула изо всех сил.

— Ай-ее! — закричал юноша. — Она пытается снять с меня скальп.

Взрывы смеха раздались среди мужчин. Лоретта снова перевела взгляд на Охотника. Он остановил коня на расстоянии около пятнадцати футов от нее.

— Куда ты хочешь послать свою пулю? — спросил он. — Если любишь ее, пристрели. Это разумно.

Крики Эми сменились жалобными всхлипываниями. Рука Лоретты, державшая винтовку, дрогнула, и Лоретта взглянула в направлении других индейцев, пытаясь увидеть свою кузину. Что делает Генри? Почему он не поддерживает ее? Сколько времени требуется, чтобы зарядить винтовку? Жалкий трус.

— У тебя есть время только для одного выстрела, — продолжал Охотник. — Если ты потратишь его на меня, мой друг заберет твою сестру и отомстит за меня. Твой отец прячется за деревянными стенами. Ты стоишь одна.

Струи пота стекали по лицу Лоретты. Она слегка повернулась и направила ствол винтовки на Эми. Моргая, она положила палец на спусковой крючок. Слезы выступили у нее на глазах, когда она вспомнила вопросы Эми о счастливом избавлении. «Это что-то плохое, правда? Это значит убить себя, не так ли?» Не всегда, подумала Лоретта. Иногда это смерть от руки человека, который любит тебя.

— Подумай как следует, Желтые Волосы, — предостерег ее Охотник. — Я пришел с миром купить женщину, а не воровать ребенка. Она слишком тощая, чтобы доставить команчу удовольствие. А ты нет. — Он наклонился, вытянув руку вдоль шеи коня, ладонь его была разжата. — Иди ко мне, и я верну твою сестру матери невредимой.

Лоретта посмотрела на него. Говорил ли он правду? Его глаза впились в нее. Шрам на щеке затрепетал, когда он сжал челюсти. Если то, что рассказывали о нем, правда, он может пощадить Эми. С другой стороны, он может взять их обеих в плен, воспользовавшись малейшей возможностью. Она вспомнила, как нежно он касался ее прошлой ночью, и ее смятение усилилось.

— Бросай оружие и иди, — уговаривал он. — Это справедливая сделка, не правда ли? Девочка вернется домой. Я сказал.

В отдалении, там, где собрались индейцы, слышался смех. Индейские воины развлекались с Эми. Ребенок снова закричал.

— Ты сделаешь это или нет? У тебя есть мужество. Оно блестит в твоих глазах. Если ты начнешь большую драку, ты не сможешь победить. Лучше держать голову высоко и сдаться с достоинством. Положи винтовку.

ГЛАВА 5

Плечи Лоретты поникли в поражении. Онемевшими руками она опустила винтовку на землю. Злорадная улыбка скривила рот Охотника.

— Значит, сделка состоялась? Ты моя женщина? Впервые она была рада своей немоте.

— Ты можешь говорить знаками, herbi. —Его глаза встретились с ее, блестящие, настороженные.

Эми закричала:

— Нет, Лоретта, нет, не делай этого! Вопросительно приподняв бровь, команч ждал.

Напряжение возрастало, напоминая Лоретте тишину прямо перед началом грозы, плотную, тяжелую, давящую, неестественную тишину. Она прикусила губу и заставила себя кивнуть. Его глаза удовлетворенно блеснули.

Подвигая своего коня вперед, он сократил расстояние между ними и нагнулся, чтобы схватить ее за талию стальной хваткой. Без малейшего усилия он поднял ее на коня, поместив боком впереди себя таким образом, что ее плечо упиралось в его грудь. Никогда в жизни она не испытывала такого унизительного страха, не чувствовала себя такой беспомощной. Он решил взять ее. Она осознала это полностью только теперь, очутившись на его коне.

— Tani-haz-zo, — сказал он негромко.

Она повернула голову и увидела, что он нюхает ее волосы с намешливым выражением лица. В момент, когда их взоры встретились, у нее внутри все сжалось. Вблизи его лицо казалось еще более суровым, чем предшествовавшей ночью. Черты лица, словно высеченные из камня, губы, сжатые в упрямую линию, кожа, обожженная до коричневого цвета солнечными лучами. В мельчайших деталях видны были крошечные трещинки в краске узоров на лице, густые ресницы, шрам ножевого удара на щеке. Глаза, не выражающие ничего, были такого темно-синего цвета, какого она никогда еще не видела. Их взор, казалось, проникал в самые сокровенные глубины ее души. Если у нее и были намерения молить о пощаде, от них не осталось и следа. Она помнила его слова в первую их встречу. «Смотри на меня и запоминай лицо своего господина». Она предполагала, что, по его меркам, он имел право нюхать ее волосы, так как он очень дорого заплатил за каждую прядь.

Краска залила ее лицо. Она испытывала бы растерянность и смущение, представ в одной ночной рубашке перед любым мужчиной, а тем более перед Охотником. Она испытывала унижение в десять раз более сильное. Он окинул взором всю ее без всяких признаков стеснения, нерешительности, задерживаясь на тех частях ее тела, которые вызывали у него особый интерес. Когда, ощупывая кончиками пальцев ее ключицу, он сжал руку, она почувствовала себя, как животное, продаваемое с аукциона.

— Ты слишком тощая. Твой отец должен был кормить тебя лучше. — Схватив за подбородок, он запрокинул ей голову и заставил открыть рот, чтобы проверить зубы. — Да-а-а, — пробормотал он, возвращая руки на талию. — Команч отдал слишком много лошадей. Без твоей pitsi-kwina ты просто кожа да кости.

Она гневно посмотрела на него, но обнаружила, что его глаза полны смеха. Он провел рукой вверх по ее ребрам твердыми пальцами. Она напряглась, когда он обхватил снизу ее грудь, но не сопротивлялась прикосновению.

— Может быть, не все кости. Что у тебя здесь, herbi? He пытаешься ли ты спрятать от меня сладкие местечки, которые мне обещала твоя мать? — Он наблюдал за ней с минуту, словно пытался предугадать ее реакцию на такую оскорбительную фамильярность. Затем его рот скривился в дразнящей насмешке. — Ты не плюешься, когда мой гнев может пасть на твою сестру. Думаю, мне следует оставить ее. Она ведь храбрый воин.

Сердце Лоретты замерло. Какая же она дура! Ее взор обратился к Эми. Ей следовало застрелить девочку, когда у нее была такая возможность.

— Я же обещал, что она вернется к матери, не так ли? А ты сказала, что ты моя женщина. — Сжав сильнее ее грудь, он наклонился и приблизил рот так близко к ее уху, что у нее пробежали мурашки по спине. — Твое сердце сильно бьется, женщина. Это ложь, что ты мне говорила? Ты станешь драться с команчем, когда твоя сестра будет вне опасности?

Она поняла, что он испытывает ее, подзадоривая к сопротивлению, наслаждаясь своей властью. Сознание этого дало ей силу сохранять спокойствие. Она отрицательно покачала головой в ответ, моля Господа о том, чтобы этот жест у команчей тоже означал отрицание.

— Ты мне даешь обещание?

Он провел большим пальцем по ее рубашке, играя соском. От чувства, возникшего у нее в груди и в низу живота, у девушки перехватило дыхание. Стараясь не выдать себя, она кивнула.

— Команч думает, ты лжешь.

Отрицательно качая головой, Лоретта умоляюще посмотрела на него. Прошли секунды, показавшиеся ей вечностью, когда он провел кончиками пальцев по пути, проложенному большим пальцем, и каждая последующая ласка разрушала ее гордость в большей степени, чем предыдущая. Она сжала зубы. Черты его лица стали расплывчатыми, и она поняла, что смотрит на него сквозь слезы.

Внезапно он рассмеялся и опустил руку на ее ребра.

— Ты не очень хорошо лжешь, Желтые Волосы. Твои глаза выдают тебя. Но это хорошо. Мы провели это время вместе, ведь так? И ты не плевалась.

Хихикая, он опустил голову и прижал Лоретту к себе с такой силой, что она не могла дышать, не говоря о драке. Затем он повернул коня, выкрикивая что-то непонятное. Юноша, который держал Эми, выехал из общего ряда и галопом понесся на своем коне к дому. В топоте копыт и облаках пыли он грубо бросил ее и отъехал. Эми с трудом поднялась на ноги, протягивая руки.

— Лоретта, нет… Лоретта, пожалуйста…

К облегчению Лоретты, Рейчел выскочила из дома, схватила Эми и втащила ее вверх по ступеням. Втолкнув ребенка в дверь, она появилась снова с винтовкой в руках. Приложив приклад к плечу, она тщательно прицелилась. В Лоретту…

Все произошло так быстро, что даже команч был застигнут врасплох. Его тело напряглось. В течение какого-то мгновения Лоретта почувствовала, что ее предали. Затем она поняла. Тетя Рейчел хотела убить ее, но не допустить, чтобы она досталась команчу.

Звук выстрела и рычание команча раздались почти одновременно. Он бросил свое тело вперед, прижав Лоретту к шее коня. В ее груди взорвалась боль, проникающая до самого мозга. Как это ни было абсурдно, но в голове ее мелькнула мысль о том, что команч все же не добился своего.

Конь взвился на дыбы, затем прыгнул вперед, едва не сбросив обоих всадников. Лоретта оказалась сдавленной между шеей животного и грудью команча. В том положении, в каком она находилась, сидя боком, ее тело согнулось под невообразимым углом. Инстинктивно, чтобы не упасть, она схватилась за гриву коня. Она не должна была упасть. Топот копыт раздавался со всех сторон. Если бы она упала, лошади других всадников наверняка затоптали бы ее.

Отчаяние заполнило все ее существо. Она соскальзывала. В последний момент, когда ее пальцы разжались и она почувствовала, что падает, рука индейца втащила ее обратно на коня. Затем он навалился на нее всей тяжестью своего тела, прижав ее грудью так сильно, что она не могла дышать. Ветер бил ей в лицо. Открытым ртом она пыталась поймать воздух, в то время как в висках ее бешено колотилась кровь от нараставшего давления.

Прежде чем остановиться, индейцы отъехали на безопасное расстояние от дома. Когда Охотник, наконец, натянул поводья и спрыгнул с коня, Лоретта упала у его ног. Пыль клубилась вокруг. Мужчины соскакивали с лошадей и крича бежали к ним. На минуту она подумала, что они набросятся на нее, но они окружили Охотника, что-то выкрикивая и трогая его за плечо. Ее окружило множество ног, некоторые из которых были обнажены. Коричневые ягодицы мелькали повсюду, куда бы она ни посмотрела. Охотник снял рубашку, что-то проворчав. На его правом плече виднелась рана.

Прижав руки к груди, Лоретта смотрела в растерянности. Она была так уверена… Нервный смех клокотал у нее в горле. Тетя Рейчел промахнулась? Она никогда не промахивалась по неподвижной цели, когда ей удавалось хорошо прицелиться. Лоретта справилась со своим горлом. Команч. Она посмотрела вверх, смятение мешало ей хорошо рассмотреть происходящее. Он прикрыл ее своим телом?

Отослав своих друзей жестом руки, Охотник опустился на корточки и, набрав горсть земли, прижал ее к ране на плече. Лоретта смотрела на кровь, стекавшую по руке. Если бы не его реакция, рана могла быть ее. Инстинкт самосохранения и здравый смысл боролись в ней. Она знала, что смерть может быть предпочтительнее уготованной ей судьбы, но не могла не испытывать радости, что осталась жива.

Почувствовав на себе ее взгляд, команч поднял голову. Когда их глаза встретились, она увидела в его взгляде гнев и отвращение, и у нее кровь застыла в жилах. Он стоял и сдергивал перья с тесьмы, заворачивая их в рубашку. Не отрывая от нее взора, он запихивал узел в сумку из буйволовой кожи, свисавшую с подпруги.

— Keemach, — проворчал он.

Не понимая, чего от нее хотят, и боясь сделать что-нибудь не так, Лоретта не смела пошевелиться. Он схватил ее за руку и рывком поднял на ноги.

— Keemach, пошли! — Он встряхнул ее, как бы подчеркивая свою команду, при этом глаза его блестели. — Слушай внимательно и учись. У меня нет терпения для глупых женщин.

Схватив ее за талию, он бросил ее на коня и привязал к седлу. Подол ее ночной рубашки высоко задрался. Она чувствовала на себе взгляды мужчин, пяливших на нее глаза. Неужели у него нет никакого представления об элементарных правилах приличия? Дрожащими руками она потянула подол вниз и попыталась прикрыть бедра. Материала для этого оказалось недостаточно. К тому же рубашка стала очень тонкой от многих лет носки и была почти прозрачной. От прохлады утреннего ветерка тело покрылось гусиной кожей, особенно на обнаженных руках и спине.

С мрачным выражением лица Охотник открыл вторую сумку из буйволовой кожи и извлек оттуда отрезок плетеной шерсти и кожаную плеть. Прежде чем она поняла, что он собирается делать, он обвязал один конец шерстяного отрезка вокруг одной из ее лодыжек, пропустил его под животом коня и быстро обвязал другую лодыжку.

— Мы должны ехать со скоростью ветра! — крикнул он остальным. — Meadro! Поехали!

Индейцы побежали к лошадям. Охотник, схватив коня за гриву, вскочил ему на спину и уселся впереди Лоретты. Когда он взял ее за руки и заставил обхватить его, она не смогла подавить вздоха. Ее груди оказались прижатыми к его спине.

— Твоя женщина не любит тебя, брат! — крикнул кто-то по-английски. Лоретта обернулась, чтобы увидеть, кто это сказал, и сразу узнала индейского воина, который уговаривал Охотника убить ее в тот первый день. Его покрытое шрамами лицо было незабываемо. Он улыбнулся кривой улыбкой, которая больше была похожа на насмешку, взгляд его черных глаз нагло скользнул вдоль ее тела, остановившись на обнаженных бедрах. Затем он засмеялся и повернул свою гнедую лошадь. — Она не стоит тех неприятностей, которые принесет тебе.

Охотник оглянулся на нее через плечо. Огненный жар гнева сверкал, как разворошенные головешки, в его глазах.

— Она научится. — С искусством, рожденным многолетней практикой, он связал ее запястья кожаной плетью. — Она научится быстро.

Позади большой группы воинов расстилался бесконечный ковер зеленой травы, усеянной голубыми лепестками. Впереди лежала густая роща пекановых деревьев и ив. Мужчины ехали без остановок четырнадцать часов, делая большой круг назад к реке Бразос, близ дома Лоретты, применяя тактику уклонения на случай, если tosi tivo попытаются преследовать их. На следующее утро, если они будут уверены в том, что их не преследуют, они направятся прямо к своей деревне.

На западе заходящее солнце, имевшее вид красного шара, разукрасило небо полосами темно-серого и розового цветов. Лоретта уже не сидела прямо на лошади, чтобы не касаться грудью обнаженной спины команча. Она повисла на нем. Ее голова лежала на мускулистой спине, как на подушке. Боль пронзала ее ноги, затекшие от повязок из грубой шерсти. Сыромятная кожаная плеть туго стягивала ее запястья, врезаясь в кожу. Ее язык превратился в сухой ком. Она была уверена, что еще одна миля такого пути, и она умрет.

Она воображала, как погружается в черноту, в ее избавление. На небесах будет темно и прохладно. Там будут потоки сверкающей, ледяной воды. Там не будет команча с его жестокими, синими, как полуночное небо, глазами.

Голос Охотника рокотал, отдаваясь вибрацией на ее щеке. Лоретта чувствовала, как замедляется бег коня. Сердитые слова на языке, которого она не понимала, слышались вокруг нее, произносимые то высокими, то низкими, то ворчливыми, то пронзительными голосами. Она не могла разомкнуть век, слишком усталая, чтобы думать, почему мужчины спорят, радуясь передышке. Она почувствовала, как вес тела Охотника переместился назад, как его твердые руки возятся с туго завязанной вокруг ее запястий кожаной плетью. В следующую секунду ее руки были освобождены и упали мертвым грузом вдоль боков. Сильная спина Охотника исчезла. Она упала на круп коня, безразличная ко всему, мечтая хотя бы немного отдохнуть.

Что-то холодное коснулось ее левой лодыжки. Каким-то участком мозга она осознала, что кто-то перерезает шерстяную плетенку, которая связывала ее ноги. Глаза ее оставались закрытыми, щека прижатой к потной лошадиной шее, руки безжизненно висели. Минутой позже ее правая лодыжка также была освобождена.

А затем она оказалась во власти боли другого рода. Это не было похоже на обжигающий огонь, но тысячи иголок впились в ее ноги, сильнейшая боль отдавалась в бедрах. Она задохнулась и села прямо, от резкого движения ее качнуло в сторону. Мир перевернулся с ног на голову. Руки подхватили ее. Небо вертелось над нею. Кто-то закричал.

Пытка. Ее понесли, но державшие ее руки жгли, как раскаленное добела железо, вызывая ожоги во всех местах, к которым прикасались. Она думала, что более мучительных болей не может быть на этом свете. Затем жесткие руки опустили ее на мягкую траву, но каждая травинка превратилась в острые шипы, которые все вонзились в ее плоть.

Лоретта закрыла глаза и отдалась боли. Кто-то держал ее и укачивал — кто-то сильный с низким голодом, который шелестел, как шелк, в ее мозгу. Слова были порою непонятными, но смысл некоторых дошел до нее, и эти слова помогли понять другие, абсолютно незнакомые. Она была в безопасности, в надежной безопасности — навсегда.

Лед, Лоретта втягивала воздух с наслаждением, в то время как поток воды омывал ее тело.

Теплая рука обняла ее талию. Другая рука прижалась к ее ребрам. Она повернула голову, чтобы посмотреть, кто это, и оцепенела. Это был команч.

Инстинктивно она забилась, пытаясь вырваться из его рук. Она старалась оттолкнуть его. Но у нее ничего не получилось. Охотник крепко держал ее одной рукой, продетой под ее локтями, и заходил все глубже и глубже в воду, пока она не достигла ее подбородка. Судороги охватили все ее тело. Холодно. О Боже, как ужасно холодно.

Он провел рукой по ее животу. Прикосновение было легким, медленным, однако не оставлявшим никакого сомнения в том, что он может исследовать любую часть ее тела, где только ему захочется и когда ему этого захочется.

— О mah-tao-yo, какая ты горячая. Даже в тех местах, где ты не обгорела. Toqvet, — прошептал он. — Ты не будешь драться.

Что-то в его голосе казалось ей знакомым, странно успокаивающим. Она думала об отце. Каким-то образом его голос наталкивал ее на мысли об отце. Она попыталась сдержать слезы. Дрожь охватила всю ее. Так холодно. Холод прогнал все другие мысли из ее головы. У нее начали стучать зубы, и она ничего не могла с этим поделать. Когда она больше не могла выносить этого, она предприняла последнюю попытку освободиться.

— Это пройдет, — пообещал он. — Ты должна лежать спокойно. Это ожог. От солнца. У тебя внутри огонь. Холод прогонит его. Понимаешь?

Она попыталась кивнуть. Когда ей это удалось, вода попала ей в рот, и Лоретта закашлялась. Он негромко вскрикнул и повернул ее таким образом, что ее подбородок оперся о его плечо. От прикосновения к его телу грудью и животом у нее перехватило дыхание. В лунном свете рана от пули Рейчел казалась черной линией.

— Toquet, mah-tao-yo, toquet. — Его руки сжались вокруг нее, твердые, сильные и все же странно нежные. — Закрой глаза. Доверься команчу. Воевать будем завтра.

Время перестало существовать. Не было ничего, кроме ночи, воды и индейца. Лоретта плыла в мире снов. Она больна, так сильно больна. Слишком больна, чтобы думать о том, что происходит. Слишком больна, чтобы сопротивляться этому.

ГЛАВА 6

Охотник положил на раскрытую ладонь ночную рубашку и посмотрел на четкие очертания пальцев. Хотя, казалось, в это трудно поверить, солнечные лучи проникли сквозь тонкий материал и сожгли нежную кожу Лоретты. Команчи иногда получали солнечные ожоги, но никогда до такой степени. Фыркнув с отвращением, он скатал рубашку в ком и швырнул бесполезную вещь в огонь. С этого момента он будет одевать девушку в кожу.

Материал легко воспламенился, и свет от взметнувшихся языков пламени отразился на ее теле, мерцая на небольших грудях, затемняя изгибы тела. Он смотрел на нее и сердился на самого себя так сильно, как никогда прежде. Под каким углом он ни пытался думать об этом, мысли возвращались к его поведению этой ночью, сразу после остановки на привал и позже у реки. Как он мог быть таким добрым в обращении с Белыми Глазами?

Укачивать ее на руках было непростительным поступком, но кроме того, он поймал себя на том, что называет ее «маленькая», слово, которое он когда-то употреблял, обращаясь к своей жене, Иве над Рекой. Это уже было просто предательством не только по отношению к Иве над Рекой, но и по отношению к самому себе. Как он ни пытался оправдать свои действия, никаких уважительных причин не находил.

Он не мог понять, что с ним случилось. Больше всего его беспокоило то обстоятельство, что он не мог забыть, даже ночью, что эта женщина была его врагом. В отличие от некоторых других, подобных ей, она не напоминала никого из Народа. Ее золотистые волосы цвета меда становились ослепительными, как солнечный свет, когда лучи лунного света падали на них под прямым углом, а ее кожа была, как серебро, освещенное лунным светом. Каждый раз, когда он смотрел на нее, он испытывал потрясение. Женщина из пророчества? Его женщина? Он жаждал пухлой, удобной женщины с красивой коричневой кожей и длинными прядями черных блестящих волос. Вместо этого ему досталась кожа цвета бизоньего жира, туго натянутая на тонких костях, и волосы того же самого желтовато-коричневого цвета, как у высохшей травы.

Крики девушки, когда она была в бреду, убедили его в том, что она в самом деле является женщиной из пророчества. Точно так, как предсказали Боги, ее голос не исчез, а был только временно приглушен великой печалью… убийством ее родителей. Много лет назад Охотник знал другую девушку, чей голос был у нее украден подобным образом. После тщательного осмотра той девушки pvhakvt деревни заявил, что ее сердце разбито, потому что у нее на глазах убили всю ее семью, но однажды, когда радость вернется к ней, она снова заговорит. Много зим спустя немая девушка вышла замуж за доброго мужчину, и после рождения первенца, что было для нее большой радостью, она обрела голос, как и предсказывал pvhakvt. С этой белой девушкой может произойти то же самое. Как и когда, Охотник не мог даже гадать, но он знал, что это произойдет. Что будет затем, он не хотел думать. В соответствии с песней Богов он должен способствовать ее выздоровлению.

С негромким вздохом он достал мешочек с жиром и развязал стягивающую его веревку. Нравится ему это или нет, он должен позаботиться о ней. Если она умрет, Боги будут недовольны. Если бы дело было в нем одном, он ушел бы и оставил ее. В конце концов, что могли сделать ему Боги, что было бы хуже, чем все это? Но он должен думать о своем народе.

Вспышка гнева сгустилась в маленький твердый узел в подложечной ямке. Он окунул руку в жир и наклонился, чтобы намазать им обожженную кожу женщины. Его рука застыла над ее ногой. Он не мог не вспомнить, как ревностно она защищала свои кружевные штаны в тот первый день, или как болезненно стыдилась этим утром, когда подол ее pitsi-kwina поднялся, обнажив бедра. Если бы она имела хоть малейшее представление о том, что лежит здесь совершенно обнаженная, ее лицо, он не сомневался, стало бы еще краснее, чем сейчас от солнечного ожога. А если бы она знала, что он собирается коснуться руками ее тела? Он мог только догадываться, какой была бы ее реакция. Ужас, может быть. Сопровождаемый обильными плевками, если вспомнить случай, когда она вышла из себя в недавнем прошлом. Глупая девочка. Взрослые мужчины осмеливались на меньшее и погибли от его руки. Может быть, его брат прав, и она не знает, кто он. Охотник хорошо знал о том страхе, который он вселял в tosi tivo. Большинство белых узнавали его в тот момент, когда видели шрам у него на щеке и смотрели в его синие глаза.

От подавленной улыбки у него дрогнули углы рта. Может быть, он поступил умно, не рассказав ей, кто он. Хоть ему и не нравились ее плевки, мысль о ней, покорной и смиренной, привлекала его еще меньше. Что-то в ней — он не мог понять, что — возбуждало в нем какие-то неясные эмоции. Гнев окутывал эти эмоции, не позволяя ему разобраться в них. О, да, она нравилась ему намного больше, когда плевалась. Намного больше. Видя ее беспомощной и больной, как теперь, он ловил себя на том, что испытывает к ней жалость.

Он провел намазанной жиром рукой вверх по ее бедру до поясницы, остро ощущая жар ее кожи и хрупкость стройного тела. Она мотала головой и стонала, черные ресницы трепетали над пылающими щеками. Минуту он изучал ее лицо, а затем перевел взгляд на груди. Соски были нежно-розового цвета цветущих кактусов. За всю свою жизнь он не видел таких сосков. Гнев внутри него собрался в твердый узел, огненный и обжигающий. Скользя рукой по ступенькам ребер, он обхватил снизу грудь, затем потрогал пальцами вершину и наблюдал, как она сжалась, стала твердой, требуя повторения. Девушка снова застонала и мотнула головой, лоб наморщился, а на лице появилось выражение растерянности. Ему стало ясно, что он первый коснулся ее. Его уже не сдерживаемая улыбка превратилась в дразнящую усмешку. Она не такая уж недотрога, когда спит, подумал он. Ее тело, тело, за которое он отдал большое количество лошадей, выдавало ее и реагировало на его прикосновение. Это приносило индейцу какое-то извращенное удовлетворение.

Его улыбка быстро исчезла, когда он с удивлением осознал, что предательским тело было не только у нее.

Рассвет наступил с легкими розовыми облачками на фоне серо-голубого неба. Проникая между стволами деревьев, туманные лучи солнечного света образовали светящиеся очаги вдоль реки. Запели птицы. Затрещали белки. Негромкий шелест несущейся воды не прекращался. Лоретта медленно очнулась, сознавая, что случилось что-то непоправимое, прежде чем открыла глаза. Эми не могла быть такой большой. Рука, обхватившая ее, была твердой и тяжелой. Теплая рука, обхватившая ее грудь, явно принадлежала мужчине. Она нахмурилась и удивилась — откуда взялось волосяное одеяло, касавшееся ее щеки? Где серое одеяло? Почему у нее болит все тело? Через полуприкрытые ресницы она смотрела на искривленный корень дерева. Ветерок шевелил листья над головой. Запах плесени, исходивший от сырой почвы, смешивался с дразнящим ароматом свежего кофе. Затем до нее донесся звук мужских голосов, которые разговаривали и иногда смеялись. Дружественные голоса. Нормально звучащие голоса, за исключением одного обстоятельства. Она не понимала языка.

Внезапно она все вспомнила. Она вздрогнула и разбудила команча, который держал ее в своих объятиях. Она знала, даже не посмотрев, что это Охотник, самый ужасный из них. Его рука рефлексивно сжалась на ее обнаженной груди, а рука, которая обнимала ее, стала твердой, как сталь. Он что-то пробормотал и прижался лицом к ее шее.

Первым побуждением Лоретты было схватить его за руку, но еще до того, как она попыталась сделать это, она поняла, что руки связаны у нее за спиной. Он прижался лицом к ее волосам и глубоко вдохнул. Она решила, что он еще не совсем проснулся, по его медленным, ленивым движениям. Его большой палец затеребил сосок ее груди, вызывая нежелательную реакцию чувствительного места. Тело ее напряглось, трепеща при каждом движении его пальцев. Он зевнул и прижался теснее.

О Боже, помоги мне.

Опустив руку на ее живот, он положил ладонь на сокращающиеся в спазмах мышцы и начал массировать, чтобы расслабить их. Она почувствовала себя струной арфы, перебираемой опытными пальцами. Ужаснувшись реакции собственного тела, она попыталась освободиться, извиваясь, но он прижал облаченной в оленью кожу ногой обе ее ноги к земле.

— М-м-м, ты все еще горячая, — пробормотал он. Его рука задержалась на ее животе. — Но лихорадка меньше.

Ни один мужчина не осмеливался касаться ее тела столь откровенно. Она замотала головой, напряглась, пытаясь высвободить руки и ноги, а затем затихла в беспомощности.

— Не дерись. — Голос звучал так близко, что, казалось, он исходит из ее головы. — Ты не можешь победить, правда, а? Отдыхай. — Его сонный шепот пронизывал все ее существо, медленно, гипнотически, убеждающе. Он погладил ее тело круговыми движениями, замерев на время, когда впал в дремоту, а затем, очнувшись, погладил еще. — Лежи спокойно. Доверься этому команчу. Это — чтобы вылечить твою кожу.

Когда его ладонь двигалась медленно вниз, она осознала, что ее тело намазано каким-то маслом. Ее сердце забилось в темпе чувственного контральто, сорвалось с ритма и зашлось пронзительными ритмами сопрано, исходящими от окончания нервов. Нет, пожалуйста, нет.

Он округлил ладонь, приспосабливаясь к небольшому возвышению между ее бедрами, исследуя его, причем концы пальцев двигались в неуловимых манипуляциях, которые вызывали у нее взрывы ощущений. Прижимаясь снова к ее волосам, он вздохнул. От его теплого дыхания у нее по шее пробежали мурашки.

— О Голубые Глаза, твоя мать не солгала. Ты сладкая.

Он еще раз ласкающе погладил соединение ее бедер и передвинул руку на изгиб поясницы, причем в обожженных местах он так легко касался кожи, что это едва чувствовалось. Нажим ладони усилился, когда она достигла ребер, где солнце не коснулось тела. Рука сжималась и разжималась так ритмично, что, казалось, это происходит в унисон со странным биением ее сердца. Словно это он задавал ритм биению ее сердца.

Изо всех сил противясь собственным желаниям, она повернула голову, чтобы лучше рассмотреть его лицо, пораженная сонливой невинностью полузакрытых глаз. Безжалостный убийца исчез, и вместо него возник озорной мальчишка, который поглаживал ее, как вновь обретенную игрушку. Его губы изогнулись в сонной улыбке, по которой она поняла, что он больше спит, чем бодрствует. Он подвинулся ближе, чтобы прошептать что-то неразборчивое ей на ухо. Ее губы затрепетали, а затем раскрылись. Она поймала себя на мысли о том, что бы она почувствовала, если бы он поцеловал ее, и поспешно прогнала предательскую мысль. Команчи не целуются, они просто берут. И ее время уже близко.

Кончиком языка он обвел контуры ее уха.

— Topsannah, tani-haz-zo. — Слова прозвучали настолько непонятно, что она усомнилась в том, понимает ли он их сам. — Цветок прерий, — пробормотал он, — весной.

Он замолчал. Рука, которой он обнимал ее за талию, стала безжизненной и тяжелой. Дыхание его изменилось, став размеренным и глубоким. Тени от ресниц цвета красного дерева лежали на его щеках. Лоретта смотрела, и невероятность происходившего захлестывала ее волнами. Он крепко спал. И она была пригвождена его рукой и ногой. У нее защекотало в носу. От меха бизоньей шкуры исходил сильный запах дыма и медвежьего жира. Возможно, в нем также полно вшей и блох, подумала она с отвращением, и сразу ее охватил зуд, что было настоящей пыткой, так как почесаться она не могла.

Его рука лежала на ее ребрах, как камень. Она не могла бежать, будучи связанной по рукам и ногам, однако, находясь в такой близости от него и в неподвижном положении, она стала испытывать неудобство. Медленно, очень медленно она попыталась высвободиться, но это привело лишь к тому, что он снова напрягся и прижал еще крепче к себе.

— Спи, — пробормотал он. — Воевать будем завтра, ладно?

Лоретта вытянула шею, чтобы посмотреть, что происходит вокруг. На некотором расстоянии от них индейцы стояли группами вокруг небольших костров. Некоторые зевали, другие имели бодрый вид с оловянными кружками в руках. Один мужчина смотрел в ее направлении. Она быстро нырнула под покрывало, но, по-видимому, недостаточно быстро. Несколько минут спустя она услышала слабый шорох приближающихся мокасин. Скрипнула кожа. Она ощутила чье-то присутствие рядом и чуть приоткрыла веки. Сквозь ресницы она увидела устремленные на нее черные глаза на темном лице, обрамленном сине-черными волосами. Она узнала этого индейца. Именно он заступился за нее в тот первый день, возражая против ее убийства. Но от этого страх ее не уменьшился.

К ее ужасу, мужчина поднял край покрывала, чтобы посмотреть на ее плечо. В панике она дернула руками, связанными кожаным ремешком у нее за спиной. Это было худшим кошмаром. Команчи. Не один, а два. И она полностью лишена возможности сопротивляться. Если он сдернет с нее покрывало, она ничего не сможет сделать.

Охотник пошевелился и зевнул, затем приподнялся на локте и набросился на индейца.

— В чем дело, tahmah? Разве ты не видишь, что я пытаюсь поспать?

— Я просто подошел взглянуть на женщину. Охотник сощурился от солнечного света и вздохнул.

— Ну, и как она выглядит? — Он сел и стянул покрывало еще ниже с ее плеча, стараясь не обнажать грудь, негромко посмеиваясь при виде ужаса на ее лице. Его брат, Воин, не мог причинить ей вреда. Он был жесток в бою, но при этом оставался добрым человеком, более способным защищать ее, чем обидеть. — Мне она показалась лучше. Может, причина в том, что она намазана жиром. Она уже не такая красная. Старик был прав, говоря, что холодная вода прогоняет лихорадку. Она горячая, но совсем по-другому, чем была.

Воин дотронулся до ее кожи.

— Старик говорит, что, если ты не будешь держать ее в холоде, лихорадка возвратится.

— Еще одна ванна? — Охотник уперся локтем в поднятое колено и потер лоб. Лицо его стало серьезным. Ему не понравилась мысль об очередной битве с ней, которая ему предстояла. — Не буди меня такими известиями. Принеси лучше кофе.

— Речь идет не о ванне, просто ей следует избегать солнечных лучей. Нам придется задержаться здесь на несколько дней.

— Ты согласен подвергнуться такому риску? А как насчет tosi tivo?

Вскрыв лист коровяка, Воин омыл концы пальцев целебным соком и нанес его на щеки испуганной девушки. Она отшатнулась, но при этом наткнулась на Охотника, что заставило ее содрогнуться.

— Мы, вероятно, будем в большей безопасности здесь, под самым их носом, чем за много миль отсюда. Когда мы совершали обратный круг, мы уничтожили наши следы. Ты должен помнить, как глупы tositivo. Они пойдут по следу, проложенному другими, и никогда даже не подумают искать нас здесь, так близко.

— Да, но…

— Она твоя женщина. Если бы было наоборот, ты тоже рискнул бы.

Охотнику надоело ерзанье его пленницы, и он схватил ее за волосы, чтобы утихомирить.

— Ну, вот, я успокоил ее. Нос пострадал больше всего, особенно переносица. Лоб тоже, tahmah.

Воин нанес сок и улыбнулся:

— Я не нравлюсь ей. Кстати, похоже, что и тебя она не очень жалует.

Наклонившись, Охотник еще раз посмотрел на ее лицо. Глаза ее были большими, как у испуганной оленухи. Его собственные осветились мерцающим смехом.

— Не похоже, что она собирается плеваться сегодня, а? Дай мне неделю, и я обломаю ее.

— Ты налетаешь, как ветер. — Воин саркастически приподнял бровь и выбросил использованный лист коровяка. — Ты научил меня всему, что нужно воину, tahmah, но, когда дело доходит до сопротивляющихся женщин, ты проявляешь такую же неопытность, как маленький медвежонок.

— Обычно они не сопротивляются.

— О-хо-хо, — сказал Воин со смехом. — Мне помнится другое. Ива над Рекой не очень-то бежала от большого костра к твоему tipi в ночь вашей свадьбы. Ты заставил ее танцевать до такой степени усталости, чтобы она была не в состоянии поднять шум. — Между ними воцарилось молчание, насыщенное воспоминаниями. — Прости меня, tahmah. Я произнес ее имя, не подумал.

— Прошло уже много зим. Мое сердце больше не лежит на земле. — С задумчивым выражением лица Охотник положил тяжелую руку на обнаженное плечо девушки. — Значит, мы разобьем лагерь здесь? Кто-нибудь исследовал этот район? Ты уверен, что здесь безопасно?

— Быстрая Антилопа и Красный Бизон проверили все прошлой ночью и этим утром. Как бы невероятно это ни звучало, но Красный Бизон утверждает, что ар девушки еще не обращался за помощью.

— Он такой трус, что, по-видимому, выжидает, хочет быть уверенным в том, что мы ушли. Я удивлен, что его женщины не уехали в форт за помощью. Они гораздо лучшие воины.

Сам не сознавая этого, Охотник поглаживал большим пальцем по руке девушки, стараясь не нажимать слишком сильно обожженные места. Кожа была шелковистая, как мех кролика. Взглянув вниз, он обратил внимание на то, что кожа покрыта маленькими золотистыми волосками, которые стали заметнее только потому, что загар образовывал темный фон. Зачарованный, он коснулся концом пальца этого пуха. В свете солнечных лучей кожа сверкала, словно посыпанная золотым песком.

— Быстрая Антилопа все не перестает говорить о младшей, — сказал Воин. — Ее мужество произвело на него такое большое впечатление, что он, кажется, влюбился без памяти. Должен признаться, однако, что, когда привыкаешь, золотые волосы и голубые глаза нравятся все больше.

— Может, следует отвезти ее за реку и продать, а? Я мог бы удвоить свой капитал. — С усмешкой Охотник натянул на нее покрывало. Она отреагировала, отшатнулась, что заставило его разочарованно фыркнуть. — Она, должно быть, думает, что мы голодны и собираемся съесть ее на завтрак.

— Кстати, ты собираешься кормить ее?

— Через час или около того. Если мы останемся здесь, я могу еще поспать. — Он вытащил свой нож и перерезал ремешок, связывавший запястья Лоретты. — Разбуди меня, если солнце будет освещать ее, хорошо?

— Лучше оставить ее связанной.

— Почему? — Охотник зевнул.

— Потому что у нее подозрительный вид.

— Она голая. — Спрятав нож в ножны, Охотник опустился на спину и прикрыл рукой глаза. — Она не убежит. Во всяком случае без одежды. Я никогда не видел такой застенчивой женщины.

— Tosi tivo надевают на своих женщин такое большое количество одежды, что потребуется целая ночь, чтобы раздеть одну. К тому же они заставляют их носить подо всеми этими одеждами штаны. Как они ухитряются иметь так много детей? Я бы совсем выбился из сил, пока добрался до кожи, и не смог бы сделать ничего больше.

— Ты бы что-нибудь придумал, — сказал Охотник со смехом.

— Знаешь, когда ты заснешь, она может добраться до твоего ножа. Ты ведь не хочешь проснуться с перерезанным горлом?

— Она скорее убьет себя, чем меня. Знаешь, какие они. — Уголки рта Охотника приподнялись. — Она лишилась чести. Мужчина видел ее голой. Как бы это ни звучало boisa, так они думают.

— Хочешь, чтобы кто-нибудь понаблюдал за ней? Охотник откинул голову и рассмеялся:

— Только разбуди меня, когда тень уйдет, недоверчивый старик. Если будешь соваться сюда, я расскажу все Девушке Высокой Травы. Она целый месяц не будет готовить тебе обед.

Лоретта с облегчением наблюдала, как другой индеец ушел. Но облегчение было недолговечным. Охотник повернулся на бок и сунул руку под покрывало из бизоньей шкуры, схватив ее за талию. Он теперь совсем проснулся, и она не знала, чего можно ожидать от него, когда он притянул ее к себе. Она почти не дышала, так она была напугана. Он положил руку на ее тело под грудью, а лицом прижался к белоснежной шее девушки.

— Теперь ты будешь спать, Желтые Волосы, — прошептал он. — Я должен отдохнуть. Нам предстоит долгая дорога домой.

Домой. Лоретта прислушивалась к журчанию реки и смотрела невидящими глазами в чащу леса. О, как ей хотелось очутиться дома. Утренний огонь начинал согревать чердак именно в эти минуты. И она лежала бы, уютно прижавшись к Эми под серым стеганым одеялом, пробуждаясь от запаха кофе и свинины, жарившейся на сковородке. Она узнала реку Бразос. Ферма находилась так близко. Индейцы не были дураками, это она признавала. Солдаты никогда не станут искать их здесь, никогда, хоть пройдет тысяча лет. Глаза ее наполнились слезами. Она попыталась сдержать их, но они ручьями стекали по щекам. Живот охватила дрожь. Грудь поднималась и опускалась.

Команч приподнялся на локте, чтобы взглянуть на нее, затем коснулся ее щеки. После длительного рассматривания влаги, которая осталась на концах его пальцев, он вздохнул и снова лег, обняв ее.

— Прекрати.

Лоретта затаила дыхание. Но она не могла сдерживать его слишком долго. В тот момент, когда она выдохнула, у нее вырвался горестный стон.

— Прекрати, — прошипел он. — А не то команч сдует тебя, как ветер.

Лоретта закрыла глаза. Она вспомнила своих родителей. Она подумала, может быть, один из этих мужчин снял скальп с ее матери. О Боже, она должна убежать…

Как будто прочитав ее мысли, он прижал ее к себе еще сильнее.

— Ты не сможешь убежать. Ты моя женщина теперь. Suvate, все кончено. Теперь лежи тихо и спи.

У нее началась икота. Он застонал и слегка потряс ее.

— Ты что, не слышала? Перестань лить слезы. Я сказал. Не испытывай мое терпение, Желтые Волосы. Это мое последнее предупреждение, поняла? Не будешь подчиняться, мы будем очень сильно драться.

Лоретта снова попыталась успокоиться, сдержав дыхание. Она не имела никакого представления о том, что значат слова «сильно драться», но она была уверена, что он одержит верх. Когда из ее легких с шумом вырвался воздух, она вспотела и ее трясло. Она прижала руку ко рту.

Охотник что-то проворчал и вскочил на ноги. Проведя рукой по своим волосам, он встал перед нею, глядя вниз на ее искаженные черты лица с очень недовольным видом.

— Ты прекратишь это, когда я вернусь. Ты поняла? Она кивнула, отвернувшись, задыхаясь от стыда и унижения. Его женщина? В ту минуту, когда он коснется ее, она погибнет. Она никогда не сможет вернуться домой. Люди будут смотреть на нее и перешептываться у нее за спиной. Охотник пошел к другим мужчинам. Лоретта начала всхлипывать по-настоящему. Все страхи, усталость, напряжение последних двадцати четырех часов выливались из нее ручьями слез. Она плакала до тех пор, пока не иссякли слезы и не осталось сил. Тогда она, обессиленная, уснула, и ее последней мыслью было, что никакой надежды на избавление нет.

ГЛАВА 7

Спорадические всполохи разговоров и дразнящий запах поджариваемого мяса вывели Лоретту из глубокого сна. Разомкнув веки, она посмотрела на яркий шар солнца, догадываясь по его положению над листвой деревьев, что время приближалось к полудню. Глазам было больно. Непрекращающееся жжение мучило кожу. Язык прилип к небу, заполнив всю полость рта. Она готова была уплатить королевскую сумму за глоток холодной воды.

Остро ощущая, что некоторые из воинов команчей собрались поблизости у костра, Лоретта боялась пошевелиться, чтобы не привлекать к себе внимания. Бизонья шкура была тяжелой, жаркой и не пропускала воздуха. Она слышала потрескивание огня, шипящие звуки капающего в огонь жира. Временами налетал ветерок и шуршал листвой деревьев над головой. Щебетали птицы, трещали белки, и все время слышалось журчание реки. Если бы она закрыла глаза, она могла почти поверить в то, что находится у реки с Эми, а ферма находится в нескольких милях ходьбы.

Икры ног свело судорогой, связав мышцы в тугие узлы. В подложечной ямке нарастало неприятное ощущение давления. Будучи не в состоянии лежать больше в том же положении, она перевернулась на спину, сжав зубы, когда мех шкуры задел ее обгорелые плечи.

Гортанные голоса, раздававшиеся поблизости, то взлетали, то падали. По их тону можно было определить, что говорившие спорили, но так, как спорят друзья. Иногда раздавался чей-то смех. Если бы индейцы говорили по-английски, они могли бы сойти за белых людей, рассказывающих всякие истории, подшучивающих друг над другом. Но они не были белыми людьми. Ей был виден военный щит, прислоненный к дереву, с его лицевой стороной, разрисованной языческими символами. С уздечки стоящего поблизости коня свисали скальпы. Длинные рыжие волосы одного из них, вне всякого сомнения, принадлежали белой женщине.

Пот выступил на лбу Лоретты и потек струйками по вискам. Она должна выбраться отсюда.

Звуки приближающихся шагов вызвали в ее сердце трепет. Лоретта закрыла глаза и притворилась спящей. Она ощущала на себе чей-то пристальный взгляд. Щеки ее пылали от жара. Стало теплее, затем еще теплее. Чувствительную кожу в носу начало саднить. Дым?

Она открыла глаза. Тлеющий кусок дерева висел у нее перед носом, его красные угольки были раскалены. Лоретта отпрянула, ее взгляд переметнулся с деревяшки на сильную коричневую руку, державшую ее.

— Ты не плюешься, Желтые Волосы? Широкие коричневые плечи заслонили солнце.

Черты лица представляли собой гротескное пятно ткани, покрытой шрамами. Лоретта узнала индейца, который подбивал Охотника убить ее в тот первый раз. Направляемая столь умело тлеющая деревяшка медленно приближалась к ее носу. Хватаясь за мех шкуры и отталкиваясь ногами, она сместилась в сторону, почти не чувствуя боли в обожженных местах. Индеец заворчал и поставил ногу ей на грудь.

Его иссеченное шрамами лицо скривилось в гадливой улыбке.

— Ты так хорошо плюешься. Плюешься быстро, а? Погаси угли, прежде чем обгоришь и станешь такой же уродливой, как я.

Лоретта прерывисто дышала. Волоски на ее верхней губе начали опаляться, в ноздри лез дым. Черные глаза индейца сверкали, не отрываясь от ее лица.

— Твоя храбрость улетела, да? Здесь нет винтовок, которые придают тебе храбрости? — Он наклонился таким образом, чтобы его вес, давивший на нее, увеличился. — Я помечу тебя своей меткой. Когда ты надоешь моему двоюродному брату, он пообещал отдать тебя мне. Это справедливо, не так ли? Я сделаю с тобой то же, что твои tosi tivo сделали со мной.

Он ткнул деревяшку вперед. В последнюю секунду Лоретта успела отпрянуть в сторону.

Внезапно появился другой индеец. Он был намного старше первого, в его сальных волосах просвечивала седина. На нем были только штаны. Худое коричневое тело имело вид грубой невыделанной кожи. Энергично жестикулируя и бормоча непонятные ей слова, он указывал в направлении реки. Лоретта обмякла в облегчении, когда он вырвал деревяшку из рук ее мучителя и швырнул в сторону.

Молодой индеец ворчливо протестовал. Снимая ногу с груди Лоретты, он откинул покрывало носком ноги. Она поползла под защиту покрывала, сгорая от стыда, почувствовав холодный воздух на своей груди.

Глядя на нее с насмешкой, он сказал:

— Старик испортил нашу забаву, но мы поиграем в другой раз. Очень скоро, да?

Лоретта натянула покрывало из бизоньей шкуры на голову. Пот покрывал ее тело, тем не менее ее била дрожь. Даже после того, как индейцы отошли, дрожь не прекращалась. Животные, они все были животными.

Прошло всего лишь несколько секунд, когда она снова услышала звук чьих-то шагов. Длинные коричневые пальцы схватили край шкуры и стащили ее с лица Лоретты. Ожидая самого худшего, она не могла как следует разглядеть черты его лица, но блеск волос цвета красного дерева и ширина плеч подсказали ей, кто это.

Он протянул ей оловянную кружку, очень похожую на те, которые висели в кухне тети Рейчел. Том Уивер был прав, утверждая, что эти команчи торговали с белыми людьми. Где еще могли они достать кофе и оловянную утварь? Неудивительно, что они так неплохо владеют английским.

— Ты будешь пить.

Эти слова, произнесенные его низким, шелковистым голосом, прозвучали невыразительно, и это испугало ее больше, чем его гнев или угрозы. Его широкая грудь и сильные руки блестели на солнце, мускулы играли и вздувались под кожей при каждом движении. Она смотрела на его каменный медальон с грубо выгравированной волчьей головой на лицевой стороне. Другие тисненые изображения украшали кожаную повязку на запястье: змея переплелась с гротескными, причудливыми фигурами, головы которых напоминали солнце и луну.

Она приподнялась на локте, не забывая прикрывать краем шкуры свою грудь. Дрожащей рукой она приняла кружку, стараясь, чтобы ее пальцы не соприкоснулись с его. Когда она пила, вода перелилась через край кружки и потекла по шее. Прохладная, чудесная вода. Всего лишь после пяти глотков она исчезла. Она провела кончиком языка по растрескавшимся губам, смакуя каждую каплю, затем вернула погнутую кружку. Ей хотелось еще, но она не знала, как попросить.

Охотник поставил кружку на соломенный тюфяк и наклонился, опустившись на колено. От него пахло бобровым жиром, дымом, кожей и шалфеем. Запах индейца. Он впитывался мехом шкуры, приставал к ее коже, волосам. С целой ванной щелочного мыла и ведром лавандовой воды она не смогла бы избавиться от него.

Он не отрывал от нее взгляда темно-синих глаз, когда прикладывал ладонь к ее щеке. Когда он переместил пальцы к шее, страх стиснул ее горло. Он ощупывал ее с такой же небрежностью, как он стал бы ощупывать лошадь. Властно, с вызывающим превосходством.

Оглянувшись через плечо на группу мужчин позади него, он крикнул:

— Cho-cof-pe okoom! Keemah, cah boom! Лоретта вздрогнула. Это вышло у нее как-то само

собой, она не могла сдержаться. Охотник посмотрел на нее, углы его рта приподнялись в презрительной усмешке.

Старый индеец, который только что защищал ее, повернулся от костра и пошел к ним.

— Heip ein mah-su-ite?

— He-be-to. Heep-et? — Охотник кивком указал на Лоретту. — Cona.

Оттолкнув Охотника в сторону локтем, старик опустился на колени и уставился на Лоретту. Хотя она пыталась сохранить безразличное выражение лица, рот ее задрожал, а мускулы щеки задергались. Ткнув пальцем себя в грудь, старый индеец сказал:

— Nei nan-ne-i-cut Cho-cof-pe Okoom. — Его сморщенный рот раскрылся в улыбке, обнажив темные, полусгнившие зубы. — На языке команчей это значит: «Мое имя Старик». Ты понимаешь? Cho-cof-pe Okoom — Старик.

Хотя Старик только что спас ее и казался совсем безобидным, Лоретта не доверяла ему. Она не доверяла никому из них. Она отшатнулась, когда он захотел дотронуться до нее. Охотник что-то проворчал и схватил ее за волосы. Она попыталась вспомнить молитву, любую молитву. К ее облегчению, старый индеец лишь коснулся ее лба.

— Te-bit-ze! — крикнул он Охотнику. Он обратил обвиняющий взгляд на солнце, затем указал в сторону реки, пробормотав еще что-то непонятное, что он подчеркнул выразительным: — Namiso!

Она не поняла, что сказал Старик, но Охотнику это, как видно, не понравилось. Когда Старик ушел, Охотник отпустил волосы Лоретты и стоял, жестами приказывая ей подняться. Она ничего не понимала. У нее не было никакой одежды. Не мог же он заставить ее…

— Keemah! Namiso! — прошипел он. Когда в ответ она продолжала смотреть на него, он сказал:

— Keemah — иди! Namiso — торопись! Не испытывай моего терпения, Голубые Глаза!

Лоретта прижала шкуру к груди и отрицательно покачала головой. Она не собиралась вышагивать совершенно голая перед всеми этими мужчинами. Она не могла.

Опасные огоньки зажглись у него в глазах.

— Ты будешь подчиняться этому команчу. Сдерживаемый гнев в его голосе вызвал у нее чувство страха, но она сжала зубы.

Издав негромкое ворчание, он наклонился и поднял ее вместе с покрывавшей ее шкурой. Прежде чем она поняла, что он делает, он перекинул ее через плечо, сжав одной рукой за колени, а другой придерживая шкуру, чтобы она не свалилась.

— Глупая белая женщина. Ты не очень-то быстро учишься.

Через несколько минут Охотник достиг реки и вошел в воду по бедра. Проворчав, он бросил ее, продолжая крепко удерживать бизонью шкуру таким образом, что Лоретта вылетела из нее. У нее не было времени почувствовать себя растерянной. Ледяной холод, охвативший ее, резкий перепад температур оказались таким шоком, что у нее перехватило дыхание. Вода ринулась ей в нос и дыхательное горло. Ее охватила темнота, темнота повсюду. На какое-то мгновение она перестала ориентироваться, где находится верх и где низ. Затем она увидела мерцание света вверху. Она вылетела на поверхность, задыхаясь и кашляя, беспорядочно размахивая руками.

Она увидела неясное движение. Охотник бросил шкуру на берег реки и пошел по направлению к ней. Она не доставала дна и, несмотря на отчаянные движения руками и ногами, снова погрузилась, захлебываясь.

Схватив за волосы, он вытащил ее на поверхность и ближе к берегу, где она достала ногами дно. Приблизив ее лицо вплотную к своему, он крепче сжал ее волосы.

— Ты будешь подчиняться мне. — Он отчеканивал каждое слово со злобной четкостью. — Всегда. Ты моя — женщина Охотника навсегда, без горизонта. В следующий раз, когда ты головой скажешь нет, я побью тебя.

Вода поднялась у нее в горле. Будучи не в состоянии сдержаться, она задохнулась, а затем раскашлялась. Вырвавшаяся струя ударила прямо ему в глаза. Он заморгал и отодвинулся назад с растерянным выражением лица. Лоретта зажала ладонями рот, согнув руки, чтобы прикрыть груди. Плечи ее поднимались и опускались.

В том состоянии, в котором он находился, она ожидала, что он уложит ее ударом кулака. Вместо этого он отпустил волосы и схватил ее за руки. Когда наконец у нее восстановилось дыхание, он отпустил ее и вернулся к берегу, причем его ноги, облаченные в кожу, оставляли за собой сверкающие полосы в воде. Вытерев насухо лицо бизоньей шкурой, он повернулся и сердито посмотрел на нее.

Он присел на корточки и положил руки на колени. Посмотрев вверх и вниз по реке, он сказал:

— Твои деревянные стены далеко, Желтые Волосы. Если ты попробуешь ускользнуть, команч отыщет тебя.

До этой минуты мысль о том, чтобы уплыть, не приходила ей в голову. Она бросила быстрый взгляд через плечо на сильное течение. Если бы только у нее была одежда.

— Ты не очень хороша как рыба. Избавишь этого команча от хлопот, а?

Ей показалось, что в его голосе послышались нотки смеха, но когда она посмотрела на него, взгляд его сине-черных пронзительных глаз оставался непроницаемым, как всегда. Он изучающе смотрел на нее в течение нескольких секунд, которые показались ей вечностью. Она подумала о его мыслях и решила, увидев блеск в его глазах, что ей не хочется выяснять этого.

— Твои глаза говорят, я лгу, когда называю тебя своей женщиной. Это нехорошо. Это наша сделка, верно? — Он сорвал пучок травы и медленно провел им между своими пальцами, наблюдая за ней, словно собирался коснуться ее. — Это ты дала мне обещание, а теперь ты делаешь ложь из этого? Такая привычка у твоего народа, говорить пустые слова. Pehende taqouip, медовые речи, да? Но так не принято у команчей. Если ты обманешь меня, я вырежу твой язык и скормлю воронам.

Налетевший ветерок растрепал его волосы, бросив несколько прядей на лицо. На мгновение шрам от удара ножа, пересекавший его щеку, оказался закрытым, и он показался менее грозным. Ее внимание привлекли его губы, полные и четко очерченные, но в то же время какие-то твердые, может быть, из-за сурового выражения, которое постоянно сохранялось у него на лице. Глубокие морщины расположились по сторонам рта — линии смеха, несомненно. Она могла представить его, вырезающим язык и улыбающимся при этом.

— Ты не очень хорошо любишь меня. Это печально. — Взмахом руки он указал на мир, окружавший их. — Небо наверху, земля внизу. Солнце показывает свое лицо только, чтобы быть прогнанным Матерью Луной. Эти вещи навсегда, не так ли? Точно так же, как ты моя женщина. Песня была пропета очень давно, и песня должна осуществиться. Ты должна примириться, Голубые Глаза.

Лоретта жаждала отвести глаза от его взора, но оказалась не в состоянии сделать этого. Шелковистые ноты его низкого голоса как бы околдовали ее. Она должна примириться? Он уже собирался отдать ее своему ужасному кузену. Она опустилась ниже в воду, держа руки скрещенными, чтобы прикрыть груди. Мог ли он видеть сквозь рябь воды?

Все еще изучая ее тем же гипнотическим взглядом, он сказал:

— Когда дует ветер, молодые деревца пригибаются, цветы, трава приникают к земле. — Он ударил себя кулаком в грудь. — Я твой ветер, Голубые Глаза. Согнись или сломайся.

Согнись или сломайся. Ни разу в жизни она не чувствовала себя такой беспомощной. Ее внимание привлек нож, висевший у него на поясе. Если бы он отвлекся — пусть на какое-то мгновение…

Словно прочитав ее мысли, он улыбнулся своей холодной улыбкой и опустил глаза на ее грудь, туда, где вода плескалась над сплетенными пальцами рук. Она сжала сильнее руки, которыми обхватила себя. Он больше ничего не сказал, но слова были излишни. Она не может оставаться вечно в реке, а когда она выйдет, он будет ждать. Она была в ловушке. Всегда, вечно, без горизонта.

Секунды протянулись в минуты. Тело Лоретты занемело от холода. Индеец устал сидеть на корточках и вытянулся на речном берегу, согнув одно колено и опершись на локоть, с тем чтобы видеть ее. Лоретта была уверена, что ее кровь превратилась в лед. У нее началась дрожь. Зубы выбивали дробь. А он все продолжал наблюдать за ней с той дразнящей насмешливой усмешкой, которую ей предстояло так хорошо узнать.

Когда он, наконец, прыжком поднялся на ноги, она попятилась на один шаг, задирая подбородок вверх, чтобы вода не попала в рот. Он нагнулся, чтобы взять шкуру, и поманил ее.

— Keemah.

Она теперь знала, что это слово означает «пойдем». Она содрогнулась и с надеждой посмотрела на шкуру, которую он держал.

— Keemah, — повторил он. Когда она не пошевелилась, чтобы подчиниться, он вздохнул.

Опускаясь ниже в воду, Лоретта случайно глотнула воды и захлебнулась.

Он посмотрел вверх, явно рассерженный.

— Этот команч не дурак. Ты унесешься, как ветер, если я отведу от тебя глаза.

Она отрицательно покачала головой. Нахмурившись, он смотрел на нее в течение долгого мгновения.

— Это не penende taqouip, медовые речи? Ты даешь обещание?

Она кивнула, не в силах сдержать стук зубов.

— И ты не сделаешь это ложью?

Когда она заверила его в том, что не убежит, еще одним покачиванием головы, он бросил шкуру на землю и повернулся на одной ноге. Она едва могла поверить в то, что он действительно будет стоять к ней спиной. Она смотрела на широкий размах его плеч, на изгиб позвоночника, на длинные ноги, облаченные в кожу. Подобно диким животным, на которых он охотился, он был гибок и худощав, на его крупном теле играли мощные мускулы. Если бы она попыталась бежать, он настиг бы ее прежде, чем она успела бы сделать несколько шагов.

Продвигаясь в воде к берегу, она не отрывала глаз от его спины. Небольшой камень разрезал подошву ее ступни, когда она карабкалась на берег. Она закусила губу и продолжала движение, боясь задержаться хоть на секунду. К тому времени, когда она дошла до него, сердце ее бешено колотилось. Она схватила шкуру и завернулась в нее, крепко придерживая края на своей груди.

В такой близости от него ей были видны блеск масла, покрывавшего его кожу, темные волосы, росшие у него под мышками. Она не хотела касаться его. Секунды проходили. Неужели, полагаясь на свой слух, он не уверен, что она находится позади него? Она чувствовала, что он выдерживает время, испытывая ее каким-то неясным для нее способом, доказывая свое право хозяина над нею. Она высвободила руку из-под тяжелой шкуры. Так быстро, что почти не ощутила касания кончиками пальцев его кожи, она дотронулась до его плеча и быстро убрала руку.

Он повернулся, чтобы посмотреть на нее, при этом его взор задержался на минуту на ее обнаженных ногах. От унижения у нее пылали щеки. Он шагнул к ней, нагибаясь, чтобы обхватить позади колен и перебросить через плечо. Когда Лоретта схватилась за его пояс для поддержки, она осознала две вещи: холодная вода облегчила ее головную боль, и рукоятка ножа индейца очутилась в пределах досягаемости ее руки…

Не задумываясь о возможных последствиях, она протянула руку, воображая, что она почувствует, вонзая лезвие ножа в его спину, предвкушая освобождение. В тот момент, когда ее пальцы схватили рукоятку, он заговорил:

— Убей меня, Желтые Волосы, и мои друзья отомстят за меня. Кровь людей, любимых тобою, будет вытекать медленно, как сок вытекает из поврежденного дерева. — Он продолжал идти и не сделал никакой попытки схватить ее руку. — Мои друзья знают дорогу к твоим деревянным стенам, так? Не оставляй за собой горя. Это — мудрость.

Лоретта отдернула руку от ножа в ужасе от того, что она чуть не совершила. Ее семья. Они могут вернуться и убить ее семью…

Остальные индейцы покатывались со смеху, когда Охотник проносил ее через лагерь. Сквозь золотые пряди волос, вырвавшиеся из-под ленты, Лоретта заметила обезображенное лицо кузена Охотника. Он зловеще улыбнулся ей и сделал неприличный жест. При этом глаза его поблескивали. Некоторые другие мужчины, стоявшие рядом с ним, начали смеяться и вращать бедрами. Неприличие их поведения поразило ее. То обстоятельство, что Охотник никак не реагировал на это, наполнило ее дурными предчувствиями и страхом. Он не имел ничего против того, чтобы поделиться ею со своими друзьями.

После того как Охотник опустил ее на матрац, который она уже рассматривала как свою тюрьму, она завернулась в бизонью шкуру и перекатилась на бок. «Не оставляй горя за собой». Она чувствовала себя животным, попавшим в капкан и ожидающим охотника и неминуемой смерти.

Солнце проникало через ее закрытые веки, красное и жаркое. Лоретта услышала, как Охотник отошел На некоторое расстояние и что-то пробормотал. Его конь заржал в ответ. Она приоткрыла глаза и наблюдала, как индеец рылся в своей сумке. Он достал ее кружевные нижние штаны, рубашку из оленьей кожи, которая была на нем вчера утром при появлении на ферме, и мешочек. По пути назад он поднес ее штаны к носу и вдохнул.

Его глаза встретились с ее, когда он опустил пахнущую лавандой ткань. Впервые он улыбнулся чистой улыбкой. Черты его лица смягчились, но на такое короткое мгновение, что она могла бы принять это за игру своего воображения, если бы не огонек, который остался в его темных глазах, когда он опустился на колени рядом с ней.

Он положил одежду на матрац и поднял вверх мешочек.

— Медвежий жир от ожогов. Ложись на живот.

Их взоры встретились и скрестились, смех еще играл в его глазах. Секунды тянулись, отмеряемые биением ее сердца. Он хочет натереть ее? О Боже, что ей делать? Она еще крепче вцепилась в шкуру.

Охотник пожал плечами, словно ее неповиновение нисколько не обеспокоило его, и бросил мешочек.

— Определенно ты не очень умна, Голубые Глаза. Ты ляжешь на живот, — сказал он негромко. — Не затевай большую драку. Если моя сильная рука подведет меня, я позову моих друзей. И в конце концов ты будешь лежать на животе.

Лоретта представила себе, как шестьдесят воинов набрасываются на нее, Как будто он нуждался в большем преимуществе. Ненависть и гнев бессилия заставили ее задрожать. Охотник наблюдал за ней с непроницаемым выражением лица. Ей хотелось броситься на него, царапаясь и кусаясь. Вместо этого она отпустила бизонью шкуру и перевернулась на живот.

Когда он прижал ее лицо к вонючей бизоньей шкуре, из глаз ее потекли слезы, образуя лужицы и щекоча трещинки на носу. Она прижала руки к бокам и лежала неподвижно, ожидая, что он отдернет шкуру. Стыд накатывал на нее волнами, когда она представляла, как все эти ужасные мужчины смотрят на нее.

Она почувствовала движение шкуры и напряглась. Его ладонь, покрытая жиром, коснулась ее спины и заскользила вниз с такой мучительной медлительностью, что ее кожа напряглась, а ягодицы задрожали. Она так сосредоточилась на этом прикосновении, на стыде, испытываемом ею, что несколько секунд прошло, прежде чем она осознала, что он просунул свою руку под шкуру, и никто, даже он, не видел ее.

Облегчение, если таковое она вообще испытывала, было недолговечным, так как он намазал жиром каждый дюйм ее спины, а затем попытался оттолкнуть ее руки в стороны, чтобы добраться до обожженных мест вдоль ребер. Она сопротивлялась, но в конце его сила одержала победу. Когда его пальцы прошлись по выпуклости ее левой груди, у нее перехватило дыхание, а тело напряглось.

Он замешкался, а затем возобновил натирание, проникая пальцами между нею и матрацем, чтобы намазать соски. Там у нее не было ожогов, и она понимала, что индеец сделал это только для того, чтобы до конца подчинить ее своей воле. Она принадлежала ему, и он мог трогать ее, где хотел и когда хотел. Всхлипывание застряло у нее в горле. Снова она почувствовала, как его рука замерла. Его взор уперся ей в затылок, осязаемый в своей напряженности.

Наконец он извлек руку из-под шкуры и сел. Лоретта повернула голову, чтобы посмотреть на его темное лицо, не давая себе труда вытереть слезы, слишком подавленная, чтобы беспокоиться о том, увидит он их или нет. Он положил кожаный мешочек на матрац рядом с нею. На мгновение ей показалось, что в его глазах мелькнуло выражение жалости.

— Ты натрешь все остальное? И надень на себя одежду. — С этим он поднялся, повернулся к ней широкой спиной и ушел к одному индейцу, оставшемуся у костра. Лоретта прижала шкуру к своей груди и села, не в состоянии поверить тому, что он оставил ее одеваться одну.

ГЛАВА 8

Охотник сидел на корточках у костра с кружкой кофе в ладонях, устремив взгляд на пляшущие языки пламени. Уголком глаза он видел ее желтые волосы и знал о каждом ее движении, о каждом ее взгляде на него. Каким-то образом ей удалось оставаться покрытой шкурой все то время, когда она натягивала на себя его рубашку и свои кружевные штаны.

Его брат, Воин, уселся рядом с ним и начал бросать щепки коры на угли, наблюдая, как они воспламеняются.

— Tosi tivo, должно быть, плохие любовники.

Охотник улыбнулся, испытывая немалую растерянность от замечания своего брата. Воин был таким — его мысли метались туда и сюда, подобно осенним листьям, подхваченным ветром.

— Ты не согласен? — не отставал Воин.

Голос Воина и модуляция языка команчей сладкой музыкой звучали в ушах Охотника. Разговор на языке tosi tivo с Желтыми Волосами оставлял плохой вкус на его языке.

— Tosi tivo плохие во всем.

Воин бросил взгляд в сторону Желтых Волос, прищурившись от дыма, попавшего ему в глаза.

— Она все еще скрывается под бизоньей шкурой. Твоя рубашка и ее кружева для нее недостаточны.

Охотник вопросительно посмотрел в темные глаза своего брата.

— Я думаю, что tosi tivo учат своих женщин таким глупостям, потому что они боятся.

— Хм. И чего же они боятся? Воин улыбнулся:

— Женщина, которую плохо любят, будет искать утешения еще где-нибудь.

Охотнику не понравилась эта мысль.

— С таким большим количеством детей, которых рожают их женщины, вряд ли им нужно какое-нибудь утешение. Беда в том, что у них нет чести. Они называют человека другом, а когда он не видит, используют его женщину. Большое количество одежды затрудняет использование чужой жены, нет?

Воин задумался, наморщив лоб. Он бросил оставшиеся щепки, которые собрал, в костер. Пламя сердито зашипело и вспыхнуло ярче.

— Это правда? А как же женщины? Разве они не отталкивают мужчин, которые хотят опозорить их?

— У женщин тоже нет чести.

Вытирая руки о свои штаны, Воин обеспокоенно посмотрел в сторону белой женщины.

— Ты должен научить ее. Если ты будешь убит в битве и я должен буду взять ее в свой вигвам, я хочу быть уверенным, что ее дети от тебя.

— Она научится. Я научу ее чести, даже если мне придется убить ее при этом.

Воин сорвал травинку и начал жевать ее с отсутствующим выражением лица. Охотнику знакомы были эти признаки. Мысли его брата переносились в другое место. Через минуту Воин сплюнул и сказал:

— Старик говорит, что тебе, возможно, придется ударить девушку, чтобы заставить ее повиноваться. Так у них принято. Она может не понять ничего другого. Это беспокоит меня. У тебя становится тяжелая рука, когда ты сердишься. В обычной ситуации это меня бы не беспокоило, но с Желтыми Волосами, боюсь, твое терпение лопнет, как влажная тетива.

Охотник собрал горсть древесных щепок и бросил их в пламя. Вспышка огня соответствовала его настроению.

— Она моя женщина, tahmah. Предоставь беспокоиться мне.

— Но у нее кости, как у птицы. Если ты выйдешь из себя и используешь свои кулаки, ты можешь раздробить их.

Охотник нахмурился, но ничего не ответил.

Старик, который стоял неподалеку и слушал, присоединился к ним у костра, чтобы налить себе еще кружку кофе. Когда кружка была наполнена, он отошел от костра.

— Ai-ee, Охотник, ты что, собираешься стать нашим обедом? В этом лесу уже так жарко, что я задыхаюсь.

Охотник уселся у костра в расчете на то, что к нему никто не присоединится, но он не собирался рассказывать об этом ни Старику, ни своему брату.

— Воин может постичь большие истины, наблюдая за огнем.

— У тебя неприятности с твоей женщиной, да? — Старик улыбнулся. — Вы молодые воины! Слишком гордые, чтобы спросить совета. Я жил с tosi tivo в течение многих зим, помни об этом. Мне известны про них такие вещи, о которых вы не подозреваете. — Лукавая улыбка появилась на лице Старика. — Особенно про женщин.

Охотник не был в настроении выслушивать советы.

— Девушка наполовину меньше меня. Думаю, я сумею справиться с ней, не спрашивая совета.

— Ты огорчаешь меня, Охотник. Куда подевалось твое терпение, которое ты проявляешь при обучении лошадей? Оно улетело с ветром?

— Лошадь стоит того, чтобы о ней беспокоиться. Желтые Волосы не стоит.

— Я знаю мужчин, которым очень нравятся золотые женщины. Может быть, ты привыкнешь к ней.

— Я предпочитаю лошадей. Черных.

— Женщины, лошади, какая разница, а? Хорошо обученные, как те, так и другие, дают мужчинам возможность плавной поездки и много удовольствия. Что происходит, когда тебе случается впервые заарканить мустанга?

Охотник знал, куда ведут такие разговоры, и не заглотнул наживку. За него ответил Воин:

— Каждый раз, когда он добегает до конца деревни, он падает.

— И чему это его учит? Не бояться веревки, так? Не сопротивляться веревке? После первого же урока он знает, что ты его хозяин, и позволяет тебе объезжать его. Белая женщина — то же самое. Она боится и дергает веревку. Как только ты сломаешь ее волю, битва выиграна.

Охотнику хотелось, чтобы все было так просто. Когда лошадь подчинялась движению руки, радость заполняла все его существо.

Поболтав остатки кофе, Охотник вылил их в огонь. Поднявшись на ноги, он сказал:

— Вы оба очень умны, и я рад выслушать ваши советы. Однако учить женщину я буду по-своему. Она ведь моя женщина, не правда ли?

— Будь осторожен, — предостерег Старик. — Tosi tivo непредсказуемы. Особенно женщины. У Мудрейшего однажды тоже была женщина с желтыми волосами. После одной ночи под его бизоньей шкурой она прыгнула в Реку Говорящей Воды и утопилась. Мудрейший не был плохим любовником.

Охотник небрежно пожал плечами, направляясь к своей стоянке. Женщина как-то переменилась. Когда он приблизился к матрацу, он понял, что перемены произошли в выражении ее глаз. В их голубой глубине появился какой-то лихорадочный блеск. Он остановился на расстоянии около трех футов и с минуту изучал ее. Им овладело беспокойство вопреки его воле. У нее был безумный вид воина, решившего сражаться насмерть.

Он сложил руки на груди. В его охотничьей рубашке она стала похожа на ребенка, узкие плечи затерялись в необъятных размерах рубашки, рукава закатаны, чтобы соответствовать длине гораздо более коротких рук. Она была так же беспомощна против него; как только что оперившийся птенец, еще не умеющий летать, слишком маленький, чтобы сопротивляться.

— Мы пойдем искать тень. Keemah. Девушка не пошевелилась.

Он щелкнул пальцами.

— Keemah! Namiso!

Угол ее рта дернулся, но в остальном она продолжала сидеть неподвижно, устремив взор в пространство на уровне его колен. Он знал, что она слышала его и поняла. Горячая волна гнева сдавила его грудь. Достаточно того, что ему приходилось возиться с ней. Он не потерпит ее упрямства. Наклонившись, он схватил подол рубашки и поднял девушку на ноги так резко, что у нее откинулась голова.

Ее груди прижались к его руке. Она попыталась отодвинуться, но рубашка была сжата в его кулаке, делая отступление невозможным. Она схватилась за его запястье, зрачки ее глаз расширились, ее и без того красные щеки стали пурпурно-темными. Он встряхнул ее.

— Ты будешь подчиняться мне.

Цвет ее глаз стал темно-серым. В них промелькнули искры, как молнии в грозовом небе. В этот напряженный момент, только на одно мгновение, Охотник восхитился ею. Она убила бы его, если бы могла.

Едва эта мысль промелькнула у него в голове, как он увидел ее поднимающуюся руку, но до тех пор, пока ее кулак не ударил его в щеку, он не мог поверить в происходящее. Силы ее были ничтожны, и удар оказался несильным, но тонкие пальцы оставили след на щеке.

До этого момента ни одна плененная tosi не посмела ударить взявшего ее в плен индейца. Они съеживались, плакали, унижались, но никогда не нападали. Он удивился бы не меньше, если бы земля и небо поменялись местами. Он заморгал, но когда его зрение прояснилось, щека все еще болела, а в глазах женщины все еще горела жажда убийства.

— Ты посмела ударить меня? — Слова как бы придали реальность невозможному. Он еще крепче сжал рубашку и рывком оторвал девушку от земли. — Ты…

Прежде чем он смог повторить обвинение, она нанесла еще один удар, на этот раз в угол рта. Затем она резко вскинула колено, попав ему между бедер. Все его внутренности сжались от дикой боли. От гнева у него потемнело в глазах, и все вокруг окрасилось в красные тона.

Зарычав, он отбросил ее от себя. Она упала спиной на шкуру. Он последовал за ней, зажав ее бедра между своими, в то время как одной рукой он схватил оба ее запястья. Оперевшись другой рукой о шкуру, он наклонился. Ее глаза расширились. Затем она повернулась на бок и откинула голову назад. Не веря происходящему, Охотник наблюдал, как она вонзила зубы в его руку. Резкая боль отдалась в плече.

Нож сверкнул в его руке, прежде чем он понял, что вытащил его из ножен. Он держал острое, как бритва, лезвие у ее горла, его тело содрогалось от усилий, которые ему приходилось прилагать, чтобы не убить ее.

Она зажмурилась, ожидая смерти. Ее страх витал в воздухе, такой сильный, что он чувствовал его запах и вкус. Тем не менее она опять укусила его за руку? Новый приступ дрожи сотряс его. Он не был уверен, чье тело извивалось в конвульсиях: его от гнева или ее от страха.

А затем он все понял. Она хотела, чтобы он убил ее. Команчи называли это habbe we-ich-ket, искать смерть. Маленький птенец нашел способ сопротивляться.

Дрожь его усилилась, а суставы пальцев, которыми он сжимал рукоятку ножа, побелели, когда суть происходящего полностью дошла до его сознания. Одним легким движением руки он мог удовлетворить ее желание и навсегда освободиться от нее. Пот выступил на его лице и груди. Дыхание вырывалось со свистом из сдавленного горла.

Медленно напряжение, охватившее все его тело, ослабилось. Вслед за этим наступило ослабление мускулов, как бывало с ним в случае поражения. С большой неохотой он убрал нож от ее горла. Как бы почувствовав ослабление его гнева, она еще сильнее впилась зубами, совершая последний мужественный поступок, чтобы заставить его убить ее. Может быть, tosi tivo не были такими уж дураками. Он поступит умно, не забывая о том, что клинок его гнева обоюдоострый, и один из его краев может быть обращен против него самого.

Стиснув зубы от боли, которую она причиняла ему, Охотник смотрел на нее, раздумывая, как освободить руку, не применяя кулаков. Внезапно абсурдность ситуации поразила его — он, воин команчей, на коленях перед белой женщиной, растерянно наблюдающий, как она впивается в него зубами. Охотник, храбрый воин и безжалостный убийца, не в состоянии справиться с девушкой вдвое меньше его?

Негромкий смех вырвался из его груди. Затем он стал громче. И не успел он опомниться, как его охватил смех, которого он не мог, да и не хотел, остановить.

Его хохот так сильно удивил ее, что она ослабила челюсти и разжала их. Он освободил руку и скатился с нее на спину. В течение нескольких дней Охотник сдерживал свои эмоции. Теперь все накопившиеся чувства — постоянное и увеличивающееся напряжение, гнев, отвращение и ненависть — вырвались из него, смешавшись в таком сложном клубке, что их невозможно было разделить, как собак, дерущихся из-за кости.

Девушка села. Он понимал, что ничего смешного не произошло, и тем не менее это было смешно. Смешно, с какой стороны ни посмотри. Он прикрыл лоб рукой. Она с шумом втянула воздух. И вдруг с рычанием, которое могло родиться только от приступа ярости, она бросилась на него. Ее удары были хорошо рассчитаны и градом обрушились на него, но стальные мускулы были непроницаемы для такого безвредного оружия, как женские кулаки. Ее маленькое лицо перекосилось от ярости, зубы обнажились, глаза сверкали от выступивших слез. Охотник вложил нож в ножны и сел, смеясь и отбиваясь от ударов.

Он ощутил ее пальцы на своем поясе. Затем отточенный металл сверкнул в воздухе, подобно голубой смерти в солнечном свете. Она завладела ножом!

Всего лишь мгновение он думал, что она хочет нанести удар ему. Затем он увидел направление ее удара. Она намеревалась ударить себя в живот. С той быстротой, которая так хорошо служила ему в бою, Охотник отвел ее руку назад и выбил нож. Оружие упало, не причинив никакого вреда, на расстоянии нескольких футов от них.

Тяжело дыша, он с изумлением смотрел на нее. До этого момента он не знал глубин ее ненависти или силы страха. Она опустилась на колени, руками обхватив себя за талию и опустив голову. Сильные, сотрясшие все ее тело всхлипывания вырвались из груди. Если была на свете вещь, которую он понимал, то это была честь. Даже когда речь шла о враге. В поражении не было никакого позора.

Он хотел заговорить, но слова не получались. Звуки ее всхлипываний проникали ему в душу. Ему уже приходилось слышать такие всхлипывания раньше… ночью… много лет назад, и все же не так давно.

На мгновение он перенесся в прошлое, и боль воспоминаний чуть не согнула его. Образ Ивы поплыл перед его мысленным взором, с ее поруганной честью, с кровью, хлещущей из ее тела. «Не оставляй меня, Охотник. Голубые мундиры могут вернуться. Пожалуйста, не оставляй меня». Боль в его груди стала острее. Он поклялся той ночью никогда не вести войну с беспомощными. До этого момента он был верен своей клятве.

Прошлое отодвинулось в тень и смешалось с настоящим. Охотник смотрел на все еще низко опущенную золотую голову девушки. Так ли сильно отличалась она от Ивы? Если бы на ее месте была Ива, она тоже стала бы искать избавления в смерти. И она дрожала от страха при мысли об опасности быть изнасилованной. Неужели ненависть настолько ожесточила его сердце, что он перестал понимать это? Неужели он уподобился Красному Бизону?

Когда Охотник протянул руку, чтобы коснуться волос девушки, пытаясь единственным известным ему способом попросить прощения, он словно протягивал руку назад, через годы, к другой голове. Он протянул руку с нежностью, и ему хотелось, чтобы голубой мундир так же протянул руку к Иве.

Рука Охотника дрожала, когда его пальцы коснулись золотистых прядей на макушке девушки. Когда она ощутила тяжесть его ладони, она ударила его и отпрянула в сторону. Охотник встал, взял свой нож и сердито вложил его в ножны. На этот раз он сердился на самого себя.

— Пошли, Голубые Глаза, мы должны найти место, защищенное от солнца, — сказал он негромко.

Она не обратила на него никакого внимания. Охотник решил этот вопрос, перебросив ее через плечо, как он поступал раньше. В качестве предосторожности он повернул пояс так, чтобы рукоятка ножа прижималась к его животу. Она не сопротивлялась. Ее всхлипывания затихли. Но слезы стекали ему на спину и жгли кожу, когда он нес ее. Ему стало легче на душе оттого, что она перестала сопротивляться. Если бы она снова стала бороться с ним на глазах у других мужчин, ему бы ничего не оставалось, как поколотить ее.

Лоб его мрачно нахмурился. Habbewe-ich-ket, искать смерть. Это было черное желание, которое она носила в своем сердце. И это желание он не мог позволить ей осуществить. У нее был только один выход — покориться ему. Это единственный выход, который он мог предложить ей.

Вечерний воздух был густым, как сироп, горячими сладким, насыщенным летними запахами. Ни одного дыхания ветерка, чтобы пошевелить листву деревьев. Лоретта сидела, прислонясь еще не зажившей спиной к посеребренному стволу чахлого дуба, и смотрела в сумерки, туманные от дыма костров, на которых индейцы готовили пищу. Хотя прошло уже несколько часов после ее столкновения с Охотником, ее все еще бросало в дрожь при одном воспоминании об этом. Она поняла, что ей никогда не удастся заставить его убить ее.

Она чувствовала себя опустошенной, выжатой как лимон, истощенной. Помимо страха, нараставшее внутри нее давление действовало, подобно действию пара в чайнике с закрытой крышкой. Индеец с обожженным лицом — кузен Охотника — маячил в отдалении всю вторую половину дня, стервятник, ожидавший момента, чтобы насытиться падалью. Каждый раз, когда Охотник оставлял ее одну, он наблюдал за ней с недобрым блеском в глазах, взглядом, словно ощупывающим ее тело. Один раз он обнажил свой нож, пробуя его клинок большим пальцем. Она знала, О чем он думал. Толкнуть его на убийство будет достаточно легким делом. Проблема заключалась в том, что она хотела умереть быстро, а не мучительно.

В течении семи лет Лоретта старалась избавиться от воспоминаний. Семь лет бегства от самой себя. Семь лет ужаса каждый раз, когда пыль вставала на горизонте. Теперь случилось то, чего она боялась больше всего. Это произошло в действительности, и каким-то образом ей следовало совладать с этим. В бегстве больше не было смысла. Выхода не осталось.

Едва удерживаясь, чтобы не расплакаться, Лоретта крепче обхватила колени. Она твердо решила во что бы то ни стало удержаться от слез. Несчастный ублюдок. Он смеялся над ней. Понадобилось все мужество, чтобы ударить его. Никогда в жизни она не испытывала такого страха. Подчиниться с достоинством, сказал он ей. Почему он не дал ей умереть с достоинством?

Команчи не испытывают чувств, свойственных белым людям. Никакого сострадания. Они недочеловеки, и у них совсем другие понятия о добре. Они потрошат людей. Они разбивают головы младенцев о камни. Они воруют и насилуют маленьких девочек, медленно сжигая их носы и уши раскаленными углями. Только чудовища способны на это.

Они с Охотником были врагами; это она понимала. Он ненавидел ее. Это было ей еще понятнее. Но Лоретта никогда не стала бы смеяться над ним, если бы они поменялись местами. Она могла бы связать его и рассечь ему голову, обругать его последними словами, но никогда не стала бы смеяться над ним.

Она ненавидела его сильнее, чем когда-либо ненавидела кого-нибудь другого, так сильно, что в течение второй половины дня она воображала, как убивает его дюжиной изощренных способов. Лоретта понимала, что вряд ли ей представиться возможность привести в исполнение хотя бы один из этих приговоров, даже если бы возможности представились, она не сделала бы этого. «Не оставляй горя позади себя». Она должна думать о своей семье. Ничто не может ее заставить подвергнуть опасности жизни Эми и тети Рейчел.

В этот момент Охотника не было рядом. Вероятно, он ушел к реке за водой. Как и раньше, остальные наблюдали за ней во время его отсутствия. Некоторые готовили вечерние трапезы. Другие общались между собой или играли в кости. Но независимо от того, чем они были заняты, они постоянно держали ее под наблюдением. Она предположила, что охранять пленников было для них обычным делом. Тех немногих, которых они не убивали, они обменивали у команчеро на товары и винтовки. Команчеро либо продавали несчастных за границей, либо брали за них выкуп у их семей с хорошей выгодой для себя.

Лоретта вздохнула. Хотя так не могло продолжаться вечно, она должна была признать, что с ней. обращались лучше, чем она ожидала. Регулярные растирания жиром и соком коровяка значительно облегчили ее страдания от солнечных ожогов. Теперь, вместо болей, тело ее чесалось. Возможно, от блох.

Она обхватила руками колени и задрожала, что было верным признаком еще не покинувшей ее лихорадки. Смех плыл в воздухе, повторяясь многократным эхо. Этот звук заставлял еще сильнее ощущать свое одиночество. Она скучала по Эми и тете Рейчел. Пошли ли они за помощью? Или же дядя Генри еще ждал, когда пограничный патруль забредет в их края?

Если пограничный патруль искал ее, он, вероятно, направился вдоль дороги к реке Колорадо по ложному следу, проложенному команчами. Охотник знал, что пограничный патруль будет искать его на западе или северо-западе, в глубине Команчерии. Поэтому он находился на реке Бразос под самым их носом.

Слева от Лоретты шевельнулась тень, и она в страхе вскочила. Пока Охотник шел к ней, она осмотрела его всего с головы до ног. Рана на плече от пули тети Рейчел уже почти зажила. Может, так только казалось, потому что вся кожа блестела. Его плоские соски были такими же темными, как волосы. И она никогда не видела такого количества мускулов.

Он присел рядом на корточки и протянул ей кружку. Находясь в такой близости от него, она испытала приступ клаустрофобии — он, казалось, заполнил все пространство вокруг. Она сжала колени. От одного вида воды боли у нее в животе усилились. Она не могла выпить ни одной капли. Но как сказать об этом ему? Она подняла левую руку и, пользуясь указательным и средним пальцем правой руки, изобразила движение ходьбы на левой ладони. Затем указала на кусты.

Охотник посмотрел на нее и проворчал:

— Hein?

Глупый индеец. Она ткнула пальцем в кружку, затем положила руку на живот и отрицательно покачала головой, пытаясь при этом изобразить выражение боли на лице, что в общем не составило большого труда. Помимо испытываемого ею физического неудобства, мысль о том, что этот дикарь управляет каждым ее движением, не давала ей покоя.

— Ты хочешь пройтись? — Он красноречиво пожал плечами и протянул ей кружку. — Ты будешь пить сначала.

Она еще раз упрямо покачала головой. Охотник сердито посмотрел на нее. Она вздохнула и приняла от него кружку. Легким движением руки выплеснула содержимое кружки на землю. По его напрягшемуся подбородку она поняла, что он в бешенстве, Она поставила кружку и снова указала на кусты.

Со звуком, напоминавшим усталый вздох, он встал и протянул руку, чтобы помочь ей подняться. Предпочитая не касаться его, она встала на колени и ухватилась за ствол дуба. Ноги плохо повиновались ей от долгого сидения, мышцы болели от долгой езды верхом накануне. Когда она встала, ей на какую-то минуту показалось, что ноги подкашиваются.

Он схватил ее за руку и, не обращая внимания на ее босые ноги, повел кратким путем через кустарник на небольшую поляну. Выпустив ее руку, он сложил свои на груди и наклонил голову, устремив взор на землю, указывая этим, что она должна сделать свои дела здесь. Она жестом попросила его повернуться к ней спиной.

Издав один усталый вздох, он оглянулся вокруг.

— Ты должна поклясться, что не убежишь. Лоретта кивнула. Она готова была пообещать все что угодно, в обмен на некоторую уединенность.

Он изучал ее лицо в течение некоторого времени, показавшегося ей вечностью, а затем повернулся спиной.

— Не делай из этого лжи, Голубые Глаза. Если ты это сделаешь, вороны будут очень счастливые птицы, поняла?

Лоретта шагнула к краю поляны и скрылась за кустом. Быстро, насколько это было в ее силах, она справилась со всеми своими делами, страстно желая оказаться дома в специальном помещении.

Когда она натягивала штаны, то увидела, как что-то шевельнулось в зараслях кустарника. Конь охотника был отпущен на свободу попастись большую часть второй половины дня и забрел в заросли.

Лоретта замерла. Конь находился на расстоянии не более двадцати футов. За густыми зарослями Охотник не мог видеть своего коня. Конь не был оседлан, но на нем был веревочный повод. Она умела ездить без седла.

У нее от напряжения заболела шея, Лоретта оглянулась. Охотник все еще стоял, повернувшись к ней спиной. Он поверил ее слову и потому доверял ей.

Мгновение она стояла в нерешительности. Она не забыла, чем он угрожал ей за нарушение обещания. У нее пощипывал язык, но этого было недостаточно, чтобы остановиться. Риск был гораздо больший, если ей не удастся выбраться отсюда. Кроме того, появление коня было не иначе как волей Провидения. Она будет дурой, если упустит единственный шанс побега.

Легко ступая, Лоретта медленно приближалась к коню. Два фута, три. Сучья кололи ей ноги, крапива обжигала, но она не обращала на это внимания. Пять футов, десять. Она оглянулась через плечо. Индеец не повернулся. Еще два фута и все…

И вдруг конь заржал. Звук показался громким, как орудийный выстрел. Сердце забилось учащенно от страха. Она рванулась к уздечке. Когда пальцы схватили веревку, вороной шагнул в сторону и фыркнул, дико поводя глазами. На минуту она испугалась, что он может ударить ее передними копытами, но он понюхал рубашку и сразу успокоился.

— Kiss! Mah-cou-ah, kiss! — закричал Охотник.

Лоретта знала, что индеец настигает ее. Отступив на два шага, чтобы разбежаться, она прыгнула на спину коня, не обращая внимания на боль от солнечных ожогов. Вороной задрожал, когда она сжала ногами его бока. Охотник был от нее на расстоянии меньше четырех футов. Зверское выражение его лица еще больше подстегнуло ее. Она ударила коня по крупу изо всех сил и послала его галопом через заросли.

Она не смела направиться домой. Охотник последовал бы за ней. Единственной ее надеждой был форт Белнап. Самая прямая дорога вела туда вдоль реки, но индеец мог предвидеть это. Она направилась в противоположную сторону. Сзади раздались крики, и она поняла, что мужчины бегут к своим лошадям. Ее единственная надежда заключалась в том, чтобы как можно больше опередить их, прежде чем они пустятся в погоню.

Вороной был великолепен. Никогда прежде Лоретта не чувствовала такой силы под собой. Ветер растрепал ее волосы, ослабленная головная повязка развязалась, и они развевались, как золотое знамя, позади нее. Возбужденная, в полубессознательном состоянии от страха, она легла на шею коня, подгоняя его вперед телом и биением сердца. Пожалуйста, Боже. Пожалуйста, Боже. Слова звенели у нее в мозгу. Если Охотник поймает ее… Он не сможет поймать ее, он не сможет! Не для того Господь дал ей этот шанс побега, чтобы полюбоваться ее неудачей.

Охотник сказал ей вчера, что он скакал, как ветер, но Лоретте казалось, что это она и конь были ветром. Вороной наслаждался скоростью и соображал, выбирая удобный путь, преодолевая препятствия так, словно их вовсе не существовало, срезая острые углы, он летел с такой скоростью, что Лоретта не могла представить, что могло бы сравниться с ним. Ветви деревьев проносились над ней неясными очертаниями. Свобода! Она сумеет убежать. Она в самом деле сделает это.

Едва эта мысль промелькнула у нее, как Лоретта услышала позади топот копыт другой лошади. Она выгнула шею, чтобы посмотреть, и увидела Охотника преследующего ее на чалой лошади, и других команчей, следующих за ним. Ее сердце сжалось, и паника охватила ее. Она крепче прижалась к коню. Ударяя пятками по его бокам, она побуждала его бежать еще быстрее, моля Бога о том, чтобы у него была еще в запасе сила для ускорения бега и чтобы увеличивающаяся неровность местности не заставила его сбавить скорость.

Милый, красивый, чудесный конь. Лоретта чуть не заплакала, когда почувствовала, как сжались его мощные мускулы и он рванулся вперед в очередном мощном рывке. Его сердце было больше, чем у какого-нибудь другого животного из тех, которых ей приходилось видеть.

Оглянувшись через плечо, она увидела, что Охотник натягивает поводья своего коня. Туча пыли поднялась в воздух, когда копыта лошади вонзились в почву.

— Нет! — закричал он. — Suvate! Все кончено!

Лоретта чуть не закричала от радости. Он прекращает погоню! Он сдается! Он собирается отпустить ее…

Внезапно конь упал вперед, издав ужасный крик. В следующую секунду она взлетела в воздух. Время, казалось, остановилось, секунды сложились в вечность, когда она описывала дугу. Затем она ударилась об землю, и все вокруг потемнело.

Когда Лоретта пришла в себя, ее окружала какофония звуков из топота копыт, криков и воплей. Ужасных воплей. Она поняла, кто издает эти звуки… животное в агонии. Она заморгала и посмотрела вверх, пытаясь разглядеть, что происходит. Охотник склонился над ней, ощупывая ее тело. Затем он исчез.

Когда земля перестала раскачиваться, Лоретта приподнялась на локтях, ее все еще не пришедший в норму взгляд обратился туда, откуда раздавались вопли и было видно неясное движение. Медленно предметы обретали четкие контуры. Конь. Бедное животное било копытами, отчаянно пытаясь подняться на ноги. Даже с того места, где она лежала, Лоретте виден был странный угол сгиба его правой передней ноги, переломанной пополам. У нее сжалось все внутри. Неужели он попал ногой в лисью нору?

О Боже, только не конь! Чувство вины ударило, как гигантский кулак.

Медленно она села. В четырех футах от коня стоял Охотник. Лицо его перекосилось, кулаки сжались. Появился двоюродный брат и протянул ему винтовку, но Охотник оттолкнул оружие. Окружающие леса как-то странно притихли, и единственными звуками, нарушавшими тишину, были душераздирающие крики лошади.

Минуту спустя тело Охотника расслабилось. Говоря негромко на языке команчей, он подошел к обезумевшему от боли животному. Лоретта слышала, как несколько мужчин пробормотали что-то неодобрительное, но не сделали попытки остановить его. Охотник сошел с ума? Конь был слеп от боли, опасен. Лоретта не могла пошевелиться, не могла ни о чем думать. Остальные индейцы также не шевелились. В действительности, казалось, что никто не дышал.

— Pamo, — прошептал Охотник. — Nei Pamo.

Тон криков коня изменился, в них зазвучали умоляющие нотки. Казалось, он разглядел своего хозяина и заржал. Охотник опустился перед ним на колени.

— О мой добрый друг.

Конь затих, тычась носом в живот хозяина. Налетел порыв ветра, спутавший длинные волосы мужчины и шелковистую гриву коня. На фоне деревьев и кустарника они представляли собой картину, которую Лоретта, как она была уверена, надолго сохранит в своей памяти. Дикие существа, блестящая кожа и черное дерево.

Нагнув голову, Охотник губами коснулся морды коня, вдохнув, а затем выдохнув. Лошадь вздохнула, и страх, казалось, покинул ее. С содроганием она перестала пытаться встать на ноги и улеглась на боку.

Лоретте не потребовалось знание языка команчей. Язык телодвижений универсален. Человек и животное образовали единое целое способом, который ей не приходилось видеть, о существовании которого она даже не догадывалась. Индеец подвинулся ближе, шепча, иногда улыбаясь, как будто он говорил о давно прошедших днях и событиях, участниками которых были они оба. Он гладил шею коня, даже его поврежденную ногу, навевая гипнотические чары. Животное доверяло Охотнику так полно, что наконец опустило голову на колени хозяину и вздохнуло.

Охотник ссутулился и стоял на коленях долгое время, продолжая что-то негромко говорить. Затем, не меняя своего тона, чтобы предупредить кого-нибудь о том, что он собирается сделать, он сказал:

— Ezth-pa, pa-mo. Спи. — Звук произнесенных им слов еще не стих, когда он вытащил нож и сильным ударом погрузил его по рукоять в тело ничего не подозревающего коня. Крупное животное дернулось, предсмертно взбрыкнуло и испустило дух.

Тишина опустилась на лес. Охотник не двигался, не говорил. Лоретта никогда не видела такой боли, запечатленной на лице мужчины. Она почувствовала тошноту. Она хотела умереть. Если бы она знала, что так может получиться, то никогда не воспользовалась бы этим моментом для побега. И никогда не подошла бы к коню этого мужчины.

Наконец Охотник поднял голову. В сумерках она не могла быть уверена, но ей показалось, что на его щеке блеснула слеза. Он поднял голову коня со своих колен и осторожно опустил ее на землю. Мышцы его челюстей дрогнули, когда, схватив нож, он вытащил его из сердца животного.

Встав, он направил взор глаз, которые в сумерках казались почти черными, на Лоретту. Он держал окровавленное оружие в левой руке так, чтобы она могла его видеть.

Не отрывая глаз от нее, индеец окровавленным ножом рассек свою правую руку от локтя до запястья. Лоретта вздрогнула, рана была глубокой. Она смотрела на кровь, наблюдая, как она стекает по руке Охотника и капает на землю. Если он так поступил с собой, что он может сделать с ней, подумала она.

Двоюродный брат Охотника приблизился к нему и положил руку на плечо. Охотник сбросил ее, не отрывая глаз от Лоретты. Замерев от страха, она смотрела на двоюродного брата Охотника. Изуродованное лицо мужчины казалось спокойным. Вне всякого сомнения, смерть лошади огорчила его, но в его глазах она увидела что-то еще — что-то, что не имело никакого отношения к печали или сожалению. Удовлетворение.

Когда Лоретта перевела взгляд на Охотника, она поняла, почему его кузен выглядел таким удовлетворенным. Она наконец преуспела, рассердив Охотника так, что он готов убить ее. И, судя по его спокойствию, ее смерть не будет быстрой.

ГЛАВА 9

Когда Охотник направился к Желтым Волосам, внутри него бушевали бесчисленные эмоции — горе, гнев, сожаление, но над всеми этими эмоциями преобладала одна — жажда мести. Он поверил ее обещанию, а она сделала из этого ложь. Все tositivo одинаковы, изрыгают медовые речи, ни одно слово из которых не остается в их сердцах. Его красивый Дымок заплатил дорогую цену за неумение Охотника разбираться в людях.

За несколько лет tosi tivo забрали многих из тех, кого любил Охотник, — его брата Бизоньего Бегуна, в память о котором Охотник носил траурный шрам на ладони правой руки; его сестру, Дождь, в память о которой он носил другой шрам на ладони левой руки; и его любимую жену, в память о которой он пометил свое лицо. Были другие в его деревне — друзья, родственники, дети. А вот теперь даже его боевой конь, Дымок.

Девушка отодвинулась от него, когда он протянул руку, чтобы схватить ее. Отвращение бурлило в нем. Все в ней было показное: цветочный запах, золотые волосы, большие голубые глаза, красная, как ягоды, кожа, смешные штаны. Одно ощущение ее запястья в руке заставило его стиснуть зубы. Hoos-cho. Soh-nips, Птичьи Кости — так ему надо было назвать ее.

Он рывком поднял ее на ноги и бросил к своей груди с такой силой, что она задохнулась. Он чувствовал на себе взоры остальных мужчин, знал, они ожидают увидеть, какое наказание он придумает для нее. Если Охотник будет слишком мягок, они потеряют к нему всякое уважение. Пусть будет так. По меньшей мере не сейчас. Если он накажет ее сейчас, когда на сердце лежит такая тяжесть, он убьет ее.

Обратный путь в лагерь показался Лоретте вечным. Охотник ехал в мрачном молчании, раненой рукой обхватив ее за талию, другой, с побелевшими суставами пальцев, сжимая гриву чалого. Она пыталась представить, какая ее ожидает судьба.

От страха вся ее спина как бы заледенела. Она начала дрожать мелкой дрожью, которая затем перешла в тряску. Когда она думала о смерти как о способе избавления, она надеялась на что-то быстрое. Слишком поздно она осознала, что Охотник ничего не делает второпях.

Когда они достигли лагеря, он направил чалого к дубу, где она сидела весь день. Спешившись, он стащил ее с лошади и потащил за собой к груде мешков, где он быстро отобрал шесты и несколько ремешков из сыромятной кожи. Схватив ее за руку, он обошел лагерь, пока не нашел камень. Следующим местом назначения был матрац. С рычанием он отбросил ногой то, что она привыкла считать своим покрывалом из бизоньей шкуры. Затем он швырнул ее на другую шкуру.

Лоретта упала на четвереньки. Боясь пошевелиться, затаив дыхание, она наблюдала, как он забил первый шест. Он взглянул на нее блестящими глазами. Когда он пошел, чтобы забить другой шест, она чуть не ринулась бежать.

Затем она подняла глаза. Вокруг стояли индейцы. Все до одного смотрели на нее глазами, темными от гнева. Двоюродный брат Охотника находился на расстоянии меньше пятнадцати футов от нее. Он один улыбался. Она поняла, что он, как и остальные, ждет, чтобы увидеть, как она умрет. Если бы она рванулась бежать, то не прошла бы и пяти ярдов.

Когда Охотник забил последний шест, он выпрямился и сказал:

— Ты будешь лежать на спине. Я предупреждаю тебя, женщина, не сопротивляйся. Если ты начнешь сопротивляться, я наверняка убью тебя. Это мое обещание, а не медовые речи, как у вас.

Лоретта подумала, что он убьет ее в любом случае, но это казалось спорным вопросом. Она была единственной женщиной против шестидесяти мужчин. Мужество и способность молиться покинули ее. Страх приковал руки и колени к шкуре. Потребовалась вся сила воли, чтобы двигаться. Руки тряслись, когда она поползла, чтобы улечься. Перевернувшись на спину, она стиснула зубы и закрыла глаза.

Охотник схватил ее левое запястье жесткой хваткой и быстро привязал к шесту. Ее мать. Она заставила себя ни о чем не думать и почти не сознавала, что Охотник привязал другое запястье и раздвинул ноги, чтобы привязать лодыжки. Когда он закончил, она почувствовала, что он опустился на колени рядом с ней. Приподняв ресницы, она увидела, как он обнажал нож. Он наклонился над ней и медленно поднес к лицу окровавленный клинок.

Он собирался отрезать язык. Она ощутила металлический вкус во рту. Гнев сверкнул в его темно-синих глазах, ярких и жестоких. Острое, как бритва, лезвие ножа слегка коснулось ее щеки.

— Ты сделала ложь из твоего обещания, Голубые Глаза. Я сказал, что сделаю. Ты думала, мои слова улетели с ветром? — Его белые зубы блеснули в ус мешке. — Вороны будут очень счастливы и улетят далеко с твоим лживым языком, так что он никогда больше не положит мое сердце на землю. Это будет хорошо, нет? Мы сделаем это? Когда луна покажет свое лицо? Жди здесь этого команча.

Вложив нож в ножны, он встал и ушел. Лоретта повернула голову и увидела, что остальные мужчины все еще стоят вокруг нее, — ожидая. Она услыхала, как Охотник прошел к дубу, как он что-то сказал, как кто-то ответил ему. Затем раздался топот копыт, и она поняла, что он уехал на чалом. Остальные индейцы разобрали своих лошадей и разошлись, явно огорченные тем, что развлечение откладывается.

Когда последний из них ушел, Лоретта уставилась в темнеющее небо. Вскоре должна появиться луна. На сколько отложил Охотник ее пытку? На час? Два? Она должна была молиться, но хоть убей, не могла вспомнить ни одного слова. Образы Эми и тети Рейчел прошли перед ее мысленным взором, хорошие и плохие времена, которые они делили вместе. Дядя Генри не был на самом деле таким страшным. Она пошевелила руками, пытаясь высвободиться из кожаных пут. Тонкие ремни врезались в кожу, но не ослабли.

Время шло. У нее не было никакого представления, сколько его уже прошло. Стало так темно, что над кострами возникли красно-золотые ореолы. Охотник скоро вернется. Молись, наберись сил, уладь свои дела с Богом.

Охотник не возвращался.

Лоретта не знала, когда это случилось, но постепенно характер ее страхов изменился, сосредоточившись не столько на том, что сделает с ней Охотник, сколько на том, что может случиться до его возвращения. Змеи, медведи, волки, пумы. Она хотела умереть… но, пожалуйста, Боже, не как пища животных. Или медленно — от ядовитого укуса.

Темнота… Почему она никогда не замечала, какими темными бывают ночи? Что-то прошуршало в кустах, и она выгнула шею. Тени пошевелились. Животное? Или только дыхание ветра? Она напрягалась в кожаных путах, не чувствуя боли от ремней, врезавшихся в тело. Пот выступил на лице. Она услышала, как что-то прошуршало в кустах. Змея? Она приковала взгляд к ближайшему из лагерных костров, сосредоточившись на свете. Она не видела Охотника. Почему он еще не вернулся?

Ее охватил приступ истерического смеха. Конечно! Он выбрал для нее самую худшую из пыток… ожидание. Одна, в темноте, ожидающая смерти либо от его руки, или от какого-нибудь хищного зверя. К тому времени, когда он вернется, она мысленно умрет тысячи раз и таким же количеством способов.

Лунный свет мерцал на поверхности реки, серебристо-белый, где она была покрыта рябью, и блестяще-черный на спокойных частях водной поверхности. Ночной ветер шептал печально, как потерянные души в поисках утешения, и Охотник подставил ему лицо.

Его руки болели от собирания камней для могилы Дымка. Сплетя пальцы, он согнул колени и положил на них руки. Он вздохнул и закрыл глаза с тем, чтобы пронестись сердцем по дорогам воспоминаний к рождению Дымка и затем, следуя этими дорогами, воссоздать минуты, которые им пришлось пережить вместе за эти долгие годы. Воспоминания причиняли боль, но он знал, что, проникнув вглубь, боль оставит рану, которая со временем затянется. Человек не может убежать от горя. В конечном счете оно всегда настигнет его. Лучше встать перед ним лицом.

В горле Охотника застрял ком. Как случалось много раз в его жизни, его горе шло за ним, как женщина за мужем. Он мог посвятить воспоминаниям о Дымке всего лишь несколько коротких минут. Желтые Волосы ждала, и Охотнику надо было возвращаться в лагерь.

Он смотрел в темноту на колеблющиеся тени. Над вершинами деревьев на противоположной стороне реки бесчисленные звезды усеяли небосвод. Он мечтал о доме, где равнины простираются без конца и края, где ветер проносится речными каньонами, сладкий от запаха травы и месквита. Если бы только его друзья не встретили немую с Желтыми Волосами и не сказали ему об этом.

Лоретта что-то услышала. Шуршащий звук. Она опустила подбородок на грудь и стала всматриваться в темноту с сильно бьющимся сердцем. Темная фигура двигалась. Она знала, что это не было игрой воображения. Она отчаянно напряглась в кожаных путах, которыми были связаны ее руки. Затем фигура переместилась между ней и мерцающим светом лагерных костров, приняв очертания мужчины, высокого мужчины, который двигался со сдерживаемой силой. Она ослабла от облегчения.

Он собрал ветки и развел огонь. Это был долгий и утомительный процесс. В лунном свете ей была видна долгая игра мышц на его спине, когда он тер небольшой щепкой взад и вперед. Наконец от трения появились искры, гнилушка загорелась, и сухое дерево воспламенилось, разливая вокруг яркий желтый свет. Лоретте хотелось быть ближе к теплу.

Охотник отряхнул ладони о штаны, повернувшись к ней и внимательно глядя на нее. Ее сердце чуть не остановилось, так она была напугана.

Свет костра освещал его. Стоя на темном фоне, он был более, чем когда-либо, похож на создание художника, чем на живого человека из плоти и крови. Его грудь и руки напоминали полированную медь, штаны и мокасины — матовое золото. Колеблющиеся тени плясали на лице, смазывая его черты.

С изяществом пантеры он пошел к ней, при этом его ноги как бы скользили по поверхности земли. Приблизившись к матрацу, он вытащил нож из ножен. Лоретта вздрогнула. Когда он опустился рядом на колени, она отшатнулась. Взгляд его проницательных сине-черных глаз скрестился с ее взглядом.

Не объясняя причин своего милосердия, он склонился над ней и перерезал ремешки, стягивающие запястья. Затем теми же быстрыми, точными движениями он разрезал ремешки, удерживавшие ее ноги, и вложил нож в ножны, не говоря ни слова, не глядя на нее. Не в состоянии поверить, что он не собирается сделать что-то ужасное, Лоретта медленно села и потерла запястья, наблюдая за ним. Он пошел к своим кожаным мешкам и порылся в них. Вернувшись, он бросил ей на колени кусок вяленого мяса, оставив себе другой.

Зажав в руке скудную еду, она наклонила голову и, моргая, старалась согнать подступившие слезы. Она остро ощущала его присутствие, когда он уселся на корточки у костра. Ночной воздух неприятно щипал кожу, горевшую в лихорадке, но она не смела присоединиться к нему, чтобы согреться. Он оторвал зубами кусок мяса и начал жевать. По меньшей мере она не боялась, что это мясо отравлено. У нее не было ни малейшего представления о том, какого животного это мясо.

Мысли о еде вызвали урчание у нее в желудке. Казалось, прошло сто лет с тех пор, когда она ела в последний раз. Она разжала руку и стала рассматривать мясо. Оно было очень похоже на их домашнюю вяленую оленину. Рот ее наполнился слюной. Охотник смотрел в огонь, не обращая на нее никакого внимания или притворяясь, что не обращает. Она откусила небольшой кусок. Восхитительный вкус копченого мяса наполнил ее рот, когда она стала перекатывать жесткие волокна на языке. Она взглянула на него, и ей показалось, что она уловила подобие улыбки, но когда она посмотрела снова, у него на лице было обычное мрачное выражение, мышцы челюстей выдавались буграми, когда он жевал.

Лоретта откусила еще небольшой кусок. Потом побольше. Вкус мяса был так хорош; она стала глотать быстрее. В животе у нее снова заурчало так громко, что Охотник посмотрел в ее сторону. Она отвернулась и перестала жевать, не желая дать ему понять, что получает удовольствие от чего-то, что дал ей он. В ту минуту, когда он отвел свой взгляд, она запихала остатки мяса в рот.

Когда он покончил со своей порцией, он вернул бизонью шкуру, которую ранее отбросил ногой, на прежнее место, и растянулся на спине рядом с ней. Щелкнув пальцами, он указал на место рядом с собой. Лоретта свернулась калачиком на своей стороне как можно ближе к краю матраца. Она встрепенулась, когда почувствовала прикосновение его руки к волосам. Когда она поняла, что он намотал прядь на свое запястье, ее охватил гнев бессилия.

Лоретта обхватила себя руками для защиты от холода, слишком гордая и слишком напуганная, чтобы искать тепла под одной с ним шкурой. Он вздохнул и зевнул, набрасывая угол покрывала на нее. Случайно? Или намеренно? Она не могла понять.

Его тело излучало тепло, и оно сразу начало согревать ее спину. Лоретта боролась с возникшим у нее желанием подвинуться к нему хоть на один дюйм ближе и еще крепче сжала руки, которыми обхватила себя. В действительности ночь была не такой уж холодной. Она так остро ощущала холод из-за полученных солнечных ожогов. О, как ей было холодно. Холодно до тошноты — внутри все горело, а она дрожала от холода. Когда она закрыла глаза, у нее закружилась голова. Если бы только он подбросил еще веток в костер.

Секунды превращались в минуты, а Лоретта все еще лежала, сжавшись в дрожащий комок. Индеец неподвижно лежал рядом с ней. От его тела исходило тепло, маня ее. Она прислушалась, пытаясь по дыханию определить, спит он или нет.

Было бы безумием с ее стороны подвинуться к нему поближе, если он не спит. Если же он спит, он никогда не узнает об этом, не так ли? А она могла согреться и перестать дрожать. Он, должно быть, спит. В противном случае, как может он так долго лежать совершенно неподвижно.

Она слегка пошевелилась, а затем замерла, не двигаясь и затаив дыхание. Он не шевелился. Долго она лежала, прислушиваясь и выжидая. Ничего. Она подвинулась еще на дюйм. Он оставался совершенно неподвижным. Лоретта слегка расслабилась, стараясь не приближаться на такое расстояние, когда могла коснуться его. Через несколько минут она согреется и отодвинется в сторону, и он ни о чем не узнает.

Без всякого предупреждения он повернулся на бок. Он бросил тяжелую руку поперек ее талии, распластав широкую ладонь на животе, непосредственно под грудями. Со встревожившей ее легкостью он притянул ее вплотную к себе, поцарапав обожженное солнцем бедро о шкуру. От его груди исходило такое же тепло, как от костра за ее спиной. Он согнул колени, и ее бедра оказались между его. В течение нескольких секунд Лоретта оставалась напряженной, неуверенная, чего ожидать дальше, воображая самое худшее.

Он прижался лицом к ее волосам, тепло от его дыхания согревало кожу на голове. Может, он спит? Она уставилась в огонь, окончания нервов посылали тревожные сигналы при каждом его вдохе и выдохе, при каждом нажатии пальцев.

Постепенно тепло его тела прогнало ощущение холода. Веки Лоретты отяжелели. Ветер, нашептывавший в верхушках деревьев, казался теперь мирным, не устрашающим. Шевелившиеся тени, которые так пугали ее в течение нескольких часов, стали просто ночными тенями.

Где-то в темноте хрустнула ветка. Какое-то крупное животное, подумала она. Это не имело значения. Волк, медведь, койот или пума — рядом с ней был знаменитый, грозный Охотник. Никто не посмеет напасть на него.

Ее мысли перемешались и стали расплывчатыми. Печаль и грусть овладели ею, когда она вспомнила о коне. Она расслабилась и прильнула к пленившему ее мужчине. Черное, как сажа, покрывало усталости опустилось на нее.

Муха жужжала у лица Лоретты. Смутно она распознала этот звук, понимая, что настало утро и что индеец лежит рядом с ней. В другой части ее мозга, в той темной, мрачной части, где скрывались кошмары, жужжание усилилось и перенесло ее назад во времени, в другое удушливое утро, к громкому жужжанию других мух и к ужасу.

Она была в дождевом коллекторе…

Снаружи стояла странная тишина. Корова не мычала. Куры не кудахтали. Свиньи не хрюкали. Все было окутано тяжелой тишиной, которая нарушалась только жужжанием мух. Может быть, поэтому их жужжание казалось таким громким, потому что не было слышно никаких других звуков. Одно было ясно наверняка: команчи ушли. Больше не слышно криков, смеха. Папа теперь не станет возражать, если она выйдет, не так ли?

Даже несмотря на то, что он не пришел за ней, как обещал.

Лоретта прижала ладонь к шершавой поверхности планок, из которых была сколочена дверь, и толкнула. Петли заскрипели, и солнечный свет залил ее лицо, ослепив своей яркостью. Она, спотыкаясь, поднялась по ступеням и вышла во двор. Ветер трепал какую-то голубую материю, лежавшую на земле на расстоянии нескольких футов. Лоретта не обратила на нее внимания.

Она прошла к дому. Вверх на крыльцо через дверь в кухню. Подошвами своих туфель она ощущала тепло, но не обратила на это никакого внимания. Время для выполнения домашних работ давно уже прошло. Она не подоила коров, не покормила свиней и кур. Папа будет очень сердиться, если, проснувшись, застанет ее бездельничающей.

Он проснется. Здесь, скоро. Он и мама. Она займется хозяйством, как всегда. И очень скоро они проснутся. Они должны.

Ручка молочного ведра причиняла боль ладони Лоретты, когда она взяла его, вынесла из кухни и понесла через двор к сараю. Сначала она не обращала на это внимания, так как она была погружена в собственные мысли; однако в конечном счете боль начала проникать в сознание, возвращая ее к реальности. Затем она услыхала жужжание мух. Жужжание было настолько громким, что она замедлила шаги и обернулась. Мухи. Они тучами вились вокруг нее, садясь, кусая через материю одежды, ползая во всех местах, где кожа не была прикрыта.

На расстоянии десяти футов от нее голубая материя все еще трепетала на ветру, обращая на себя внимание. Усилием воли она заставила себя посмотреть снова на дом, который превратился в груду головешек. Дым поднимался к небу легкими облачками от груды руин.

Ужасный запах ударил в ноздри Лоретты. Она знала, откуда он исходит. Она не хотела смотреть на голубую материю. Она будет держать свои глаза поднятыми к небу, чтобы не видеть ничего вокруг. Все может исчезнуть, если она очень постарается. И Лоретта старалась изо всех сил. Она должна была стараться. Иначе все это станет явью. И ее родители будут… они будут…

Несмотря на принятое решение не смотреть, Лоретта опустила взор на голубую материю. Земля закачалась у нее под ногами. Перехватило дыхание. Нет. Вот что она пыталась крикнуть. Нет!

Вздрогнув, Лоретта очнулась ото сна и зажала руками уши. Мухи. Несколько секунд она оставалась в этом ужасном состоянии между реальностью и кошмаром. Затем она ощутила мозолистую ладонь на обнаженной части своего тела ниже грудей, причем концы пальцев поглаживали груди. Индеец. Сон и действительность смешались. Мухи, индейцы, кровь. У нее перехватило дыхание. Она резко села, пытаясь сбросить его руку со своего тела, но рука находилась под ее рубашкой. Ион все еще держал ее волосы. Задыхаясь, она стала бороться, чтобы освободиться.

— Ты была в мире снов, да? — Давление его пальцев увеличилось на ее предплечьях. Он пытливо посмотрел на нее, вопрошая, пытаясь прочесть ее мысли. Она хотела отвести глаза, но не смогла. — Плохое место, да?

Шея Лоретты одеревенела. Она не могла кивнуть, не хотела делать этого. Он интересовался ее снами, но даже если бы она была в состоянии говорить, она не смогла бы. Даже не попыталась бы.

Наконец он отпустил ее руки и посмотрел на солнце.

— Nei te-bitze tso-e-tah, я довольно голоден. Мы пойдем смыть сон с наших лиц. Потом я достану мясо, чтобы приготовить на огне.

Он толчком поднялся на ноги. Не желая, чтобы он прикасался к ней, Лоретта поторопилась встать. Это усилие не привело ни к чему. В тот момент, когда она встала на ноги, он схватил ее за локоть и притянул к себе. Когда они проходили основной круг лагерных костров, Охотник что-то выкрикнул. Несколько мужчин посмотрели в их сторону, отвечая на языке команчей.

Крепче сжав ее руку, Охотник направил ее к реке.

— Мой двоюродный брат удачно охотился этим утром. У него есть свежее мясо. Ты голодна?

По правде говоря, Лоретта не испытывала голода, но кивнула из страха рассердить его. Все еще находясь под впечатлением приснившегося кошмара, она воспринимала вес его руки на своей как что-то отталкивающее. Она не знала наверняка, но он мог присутствовать там в день, когда умерла ее мать. У него было незабываемое лицо, но она была в шоке в тот день и не помнила всего, что должна была помнить.

На вид она давала ему тридцать с небольшим, достаточно взрослый, чтобы принимать участие в том налете и, может быть, в сотнях других до этого. Юноши команчи рано становились воинами, некоторые из них принимали участие в первых для них кровопролитиях в возрасте не старше, чем Эми.

В ушах у нее звенело. Мир вокруг казался необычайно ярким. Она была неприятна самой себе за то, что покорно следовала управлению его руки. Когда они шли, небольшие камешки врезались в подошвы ее ступней, а крапива обжигала ноги. Один раз она отстала, прыгая на одной ноге в попытках извлечь занозу из большого пальца другой. Она не думала, что он остановится, но он остановился. После того как она избавилась от занозы и они продолжили путь, он стал осторожнее выбирать дорогу.

Когда они достигли реки, он повернул налево.

— Tohobt Pah-e-hong, Река Голубой Воды. Ты называешь ее Бразос, да? — Он указал вперед. — Pah-gat-su, вверх по течению. — Указав большим пальцем через плечо, он сказал: — Te-naw, вниз по течению. Ты будешь слушать хорошо, Голубые Глаза, и учиться. Разговор tosi tivo, как грязь во рту.

Его тон вывел Лоретту из состояния равновесия. Грязь во рту? Если он так ненавидел белых, почему, черт возьми, он взял ее? Вверх по течению, вниз по течению, она не могла запомнить. Да и не хотела. Язык убийц. Все, чего она хотела, — освободиться от всей этой грязной компании.

Еще один камень вдавился ей в ступню, и она, скривившись от боли, захромала. Он отпустил ее локоть и поднял на руки. Это было так неожиданно, что она закричала бы, если б смогла. Взоры их встретились, в его — насмешка, ее глаза широко раскрыты от удивления.

Лоретта находилась в таком положении, что ее спина могла переломиться, если бы она не обвила его рукой за шею. Он стоял, глядя на нее, и ждал. У нее пересохло во рту. Она хотела, чтобы он перебросил ее через плечо и покончил со всем этим. Быть переносимой на манер мешка с зерном не способствует утверждению чувства собственного достоинства, но по меньшей мере в таком положении ей не пришлось бы прижиматься к нему.

Выражение категоричности, которое становилось таким знакомым, появилось в его глазах. Он слегка качнул ее, не настолько сильно, чтобы уронить, недостаточно, чтобы испугать. Инстинктивно она обвила его за шею. Его губы раздвинулись в удовлетворенной улыбке, которая говорила так ясно, как будто он произнес, что последнее слово будет всегда за ним. Онпошел дальше.

Его твердые мускулы вздувались под ее пальцами, а о теплая кожа была гладкой, словно выделанная. Его волосы, шелковистые и тяжелые, шевелились на суставах ее пальцев. Под своим запястьем она ощущала покрывшуюся корочкой рану на плече от пули тети Рейчел. Вспомнив о ране, которую он нанес на руку прошлой ночью, она подумала о том, сколько таких шрамов было у него. Странно, но чем дольше она находилась в его обществе, тем меньше замечала шрам наего щеке. На его лице с чертами, как бы высеченными из камня, с кожей, закаленной до жесткой полированной коричневой поверхности, такой же неровной, как каньоны и бесконечные равнины мест, откуда он был родом, дефекты становились незаметными.

Он донес ее до места, где на речном берегу каменная порода выступала над водой, образуя плоский, ровный участок, и осторожно поставил на ноги. Онилегли бок о бок на каменном ложе. Когда Лоретта ополоснула лицо, прохладная вода доставила ей поистине райское наслаждение, попав на кожу, обожженную солнечными лучами. Решив не обращать внимания на нежелательную близость индейца и воспользовавшись теми немногими уступками, которые ей позволялись, она выдвинулась вперед на камне. Опустив голову в воду, она пальцами, вытащила из волос сучья и грязь, которые попали туда, когда она упала с лошади. Выжав, насколько это было возможно, воду из длинных распушенных волос, она вздохнула и, сложив руки горстью, зачерпнула из быстрого потока и с удовольствием попила. Когда она опустила руки, то увидела в воде свое колеблющееся отражение, светлое и золотистое, рядом с бронзовым темноволосым мужчиной. Видя его рядом с собой, она еще реальнее ощутила приснившуюся ей кошмарную ситуацию.

Она повернулась, чтобы посмотреть на него, и в ту же минуту он повернулся и посмотрел на нее. Несколько мгновений они изучали друг друга.

— Даже вода поет нашу песню. — Он вздохнул и, встав на колени, посмотрел вниз на их колеблющиеся отражения.

Лоретта стояла, слишком уставшая, чтобы понять происходящее. Его песня и его Боги не имели ничего общего с ней. Он вскочил на ноги, и опять она смирилась с тем, что его рука покоилась на ее, когда они шли назад в лагерь.

Когда они вернулись, двоюродный брат Охотника сидел на корточках у их погасшего костра и свежевал кролика. Мгновенно насторожившись, Лоретта пошла кматрацу и уселась на него. Притворяясь безразличной, она принялась распутывать волосы. Охотник присоединился к другому мужчине, разговаривая с ним на языке команчей до тех пор, пока они не закончили приготовление мяса и не насадили его на вертел. Разведя небольшой костер, они загнали вертел в землю под таким углом, что кролик оказался подвешенным над пламенем для медленного зажаривания.

Когда мясо зажарилось, оба индейца повернулись, глядя на нее. По тону их голосов она поняла, что они спорят. Лоретта продолжала расчесывать волосы пальцами, желая узнать, о чем они говорят, уповая на Бога, чтобы дрожащие руки не выдали ее.

Капля воды, такая же холодная, как ее мысли, стекала с затылка на спину. После того как освободил ее прошлой ночью, Охотник не выдернул шесты. Не собирался ли он привязать ее снова? Пользуясь своими длинными волосами как вуалью, она украдкой взглянула на него. Он смотрел на нее. Его двоюродный брат поднял руки вверх, ударил ногой ком земли и ушел.

Воцарившаяся тишина держала Лоретту в напряжении. Тень упала на нее, и девушка поняла, что Охотник подошел и стоит над ней. После нескольких секунд, показавшихся вечностью, она рискнула поднять голову. Лицо его не было сердитым. В действительности казалось, что его что-то позабавило. Он уселся на корточки перед ней, взгляд его темно-синих глаз был острым и оценивающим.

Смущенная, не зная, чего ожидать, Лоретта смотрела на каменный медальон. Он коснулся одного почти сухого волоска и потер его между пальцами, как бы проверяя текстуру. Затем он схватил ее за подбородок. Его пальцы сжали ее рот с обеих сторон, сморщив губы. Когда она подняла глаза, он встретил ее взгляд вопрошающе, ничего не говоря, все признаки смеха исчезли. Сильный запах мертвого кролика исходил от него. С отвращением она попыталась отодвинуться, но его хватка не позволила ей сделать это. Он потрогал большим пальцем ее теплую нижнюю губу. Темное лицо индейца настолько приблизилось, что их дыхание смешалось: ее — быстрое и прерывистое, его — медленное и размеренное.

Как ни хотелось ей признаваться в этом, она понимала, что еще несколько дней, проведенных в качестве пленницы Охотника, и все ее мысли будут сосредоточены только на том, как выжить. Она почти видела себя прыгающей, чтобы выполнить его приказание, переносящей его прикосновения без жалоб, унижающейся, чтобы заслужить его прощение, когда он станет гневаться. Если она позволит этому случиться, как она посмотрит в глаза людям там, дома, если ей удастся каким-то образом убежать?

И вообще, как она посмотрит в глаза самой себе? Охотник словно угадал ее мысли, и выражение его лица стало поддразнивающим. Отпустив ее, он откачнулся назад и обшарил все ее тело взглядом, от которого у нее запылали щеки.

Она была для него вещью, чем-то, что он мог ласкать или рассматривать, как вымененную безделушку. Что будет, когда ему надоест просто смотреть? Ее солнечные ожоги становились менее болезненными, лихорадка почти прошла. Если он откладывал занятия любовью из-за ее болезни, то теперь все менялось. Через минуту он встал, поманил ее пальцем и сказал: — Keenvah.

Лоретта начала было подниматься, но затем спохватилась. Горячий ком образовался у нее в горле. Если она подчинится с такой легкостью теперь, то в следующий раз это будет еще легче для нее, и вскоре она станет суетиться, исполняя любые его желания, как покорная служанка. Значит ли это, что она хочет выжить любой ценой? Нет.

Решение не повиноваться едва сформировалось в ее голове, когда он схватил ее за левую руку. В следующее мгновение он рывком поднял ее на ноги. С трудом удержав равновесие, она подняла голову и с гневом посмотрела на него. В ответ он рывком поставил ее рядом с собой.

— Не испытывай мое терпение, Голубые Глаза. Моя лошадь лежит мертвая из-за тебя. Еще не поздно наказать тебя. Пошли. Ты знаешь это слово.

Его голос охватил ее, подобно петле, грубый и беспощадный, слова произносились с такой преувеличенной медлительностью и четкостью, что она почувствовала себя, как дрессируемая собака. Когда он повернулся и попытался потащить ее к своим пожиткам, она уперлась пятками в землю. С силой, какой она даже не подозревала в нем, он сжал ее руку и безжалостно потащил вперед. Она старалась высвободиться из его пальцев, но они казались стальным кольцом.

Когда они достигли места, где были сложены его кожаные мешки, он выпустил ее руку и начал рыться в своих мешках, пока не нашел веревочную сумку. Развязав ее, он схватил ее руку и высыпал меру сушеных фруктов и орехов на ее ладонь. На минуту Лоретта испытала угрызения совести за то, что доставила столько хлопот; когда его единственным намерением было накормить ее, но эти чувства быстро улетучились.

Несмотря на голод, она решила не уступать. У нее осталось не много способов сопротивления. Подготовившись к его реакции, она перевернула ладонь и выбросила лакомства на землю. Он мог заставить ее делать многое, но не мог заставить ее есть.

ГЛАВА 10

К тому времени, когда кролик поджарился, Охотник не знал, как обращаться с пленницей, и сомневался, правильно ли он поступил, не наказав ее прошлым вечером. Она бросала еду на землю. Когда он предложил ей воду, она вылила ее. Раньше или позже, но у него не останется другого выхода, как наказать ее.

Когда Красный Бизон и двое его друзей подошли, чтобы получить свои порции кролика, которого убил Красный Бизон, Охотник одним глазом следил за девушкой, надеясь, что у нее хватит здравого смысла вести себя разумно. Опускаясь на колени у костра, Красный Бизон улыбнулся. Либо он забыл об их споре насчет девушки, либо готовился продолжить его.

— Мясо пахнет хорошо, Охотник, — сказал Красный Бизон. — Кому нужна женщина, а?

— Жены только и делают, что ворчат. — Изготовитель Стрел, один из дружков Красного Бизона, наклонился, чтобы отломить ножку кролика. Такой же худой, как стрелы, которые он изготавливал, Изготовитель Стрел почти не отбрасывал тени, стоя боком к костру, и больше нуждался в женщине, чем любой храбрый охотник. — Я лучше прокрадусь под стенами вигвама. Зачем тянуть лямку и общаться с одними и теми же старыми ведьмами каждую ночь?

— Берегись только, чтобы тебя не поймал какой-нибудь ревнивый муж. — Охотник снял кролика с вертела, потряхивая рукой, когда шипящий жир обжег его пальцы. — Мне нравится иметь женщину в своем вигваме. Зимы могут показаться очень долгими, если кто-нибудь не согревает твоей бизоньей шкуры.

Красный Бизон изучающе посмотрел на Желтые Волосы.

— Если она нужна тебе для этого, то ты дурак. Белые женщины лежат под мужчиной, как каменная плита.

Охотник положил обгоревшее мясо на кусок шкуры. Бросив взгляд в сторону Желтых Волос, он пожал плечами.

— Даже камень можно обработать так, чтобы он служил потребностям человека. Может быть, с хорошим учителем из нее выйдет толк.

Красный Бизон плюнул в огонь и взглянул на женщину ненавидящим взором.

— Ты слишком мягок с ней. Ей нужна твердая рука. Дай ее мне на несколько дней. Я научу ее.

Встав, Красный Бизон подошел к матрацу. Хотя Охотник не сдвинулся с места, он почувствовал страх девушки. Красный Бизон схватил ее за волосы, заставляя посмотреть вверх.

По-английски он сказал:

— Мы хорошо проведем время вместе, слышишь, женщина? — Негромко засмеявшись, он провел ладонью по ее телу, сильно сдавив грудь через мягкую кожу рубашки Охотника. — Пока я буду учить тебя играть в наши игры.

Все еще сидя на корточках, Охотник повернулся на пятках с ножом в правой руке. Если кто-нибудь и будет плохо обращаться с девушкой, то это будет он сам.

— Отпусти ее.

— Отпустить? — Красный Бизон дернул ее за волосы. — Двоюродный брат, ты ведь не станешь ссориться со мной из-за вонючих Желтых Волос?

Глаза девушки стали большими от страха. Она сидела с поникшими плечами, руками прикрывая груди, шея была напряжена, сопротивляясь силе руки Красного Бизона.

— Если тебе нужны Желтые Волосы, чтобы поиграть, иди возьми в плен белую женщину. Эта принадлежит мне.

Взгляд Красного Бизона опустился на нож в руке Охотника.

— Ты ищешь драки? Мы всегда делили все пополам.

— Не наших женщин.

— Она рабыня, не женщина.

— Женщина из пророчества.

— Ai-ee! — Ишатай, Помёт Койота, обошел вокруг костра и встал между братьями. — Вы двое напились дурной воды, что ли? Отпусти ее, Красный Бизон. Она не стоит этого.

Отпустив девушку, Красный Бизон толкнул ее с такой силой, что она растянулась на земле. Охотник перевел взор на ее лицо и увидел сверкающие в глазах слезы. Он был уверен, что это невольные слезы, вызванные сильным рывком за волосы. Она слишком горда, чтобы лить слезы по пустякам.

Направляясь назад к костру, Красный Бизон проворчал:

— Дай мне мою долю. Я хочу уйти отсюда. Меня тошнит от этой вони.

Воспоминание о том, как рука Красного Бизона сжимала грудь девушки, бросило Охотника в дрожь. Реакция была настолько непонятной, что он не мог думать ни о чем больше. Вложив нож в ножны, он взял кусок кролика.

— Возьми свою долю и иди кушать в другое место.

— Ты предпочитаешь ее — мне?

Не обращая внимания на его вопрос, Охотник подошел к матрацу, чтобы дать девушке ее порцию. В тот момент, когда он протянул к ней руку, она ударила по его руке, и кусок горячего кролика полетел в воздухе. Звук, с которым он шлепнулся на землю, произвел впечатление прогремевшего грома. Охотник посмотрел на мясо, затем снова на девушку, немало удивленный происшедшим.

— Если ты не накажешь ее за это, я накажу! — прорычал Красный Бизон.

Охотник слышал, что двоюродный брат остановился за его спиной. Девушка отпрянула с расширившимися от страха глазами, когда Красный Бизон вцепился в ее руку. Охотник схватил Красного Бизона за запястье.

— Она моя женщина. Я буду разбираться с ней.

— Как ты разобрался прошлой ночью?

Горячась все больше и больше, Охотник был близок к тому, чтобы совсем потерять терпение. Он толкнул Красного Бизона с такой силой, что тот потерял равновесие и намеревался пустить в ход кулаки.

— Я сказал, что разберусь с ней!

Красный Бизон пожал плечами и отступил на шаг.

— Она переводит мое мясо.

— Она моя женщина. Поэтому я должен заниматься ее воспитанием. Не ты.

Охотник схватил девушку за запястье и поднял на ноги. Повернувшись к расположенному поблизости бревну, он потащил ее за собой. Она упиралась и пыталась освободиться от его хватки. Охотник встряхнул ее еще раз, выходя из терпения от ее упрямства.

Как раз в тот момент, когда он собрался усесться на бревне, она рванулась от него. Ей почти удалось это. Несмотря на небольшой рост, она была проворной, к тому же скользкая от жира. Во время последовавшей борьбы она ударила его по голове сбоку локтем с такой силой, что у него из глаз посыпались искры.

Решив преподать ей урок, Охотник забыл о ее солнечных ожогах, о Красном Бизоне и его друзьях, обо всем. Он опустился на бревно и бросил ее поперек своих колен. Когда его колени вдавились ей в живот, воздух с шумом вырвался из ее груди.

— Я научу тебя не драться со мной.

Она выгнула шею, не спуская глаз с его левой руки. Он понял, что она замышляла, и это еще больше рассердило его. Схватив ее за затылок, он нагнул ее голову, прежде чем она успела впиться зубами в его руку. Прижав правой ногой обе ее ноги, он сдавил их, как тисками, между бедер. Она дико размахивала руками, извиваясь и отчаянно пытаясь ударить его ногой, но Охотник держал ее так, как это было ему нужно, — мертвой хваткой, задом вверх.

— Samos, раз! — Считал он каждый раз, когда рука его ударяла по ее заду. — Wahat, два! Pihet, три!

Красный Бизон и его друзья подошли ближе, визжа от смеха. Такое наказание было неслыханным в их деревне.

— Ai-ee! — Помёт Койота уперся руками в бока и согнулся в поясе. Он стал считать вместе с Охотником и при четвертом ударе завопил: — Hi-er-oquet!

Худощавое тело девушки при каждом ударе так сильно вздрагивало, что у Охотника дергалось лицо. Почему она не прекращает сопротивления? Никогда у него под руками не было таких мягких ягодиц. Он представлял себе, какую боль причиняют удары его ладоней. Тем не менее она продолжала тузить его ногу и пыталась вырваться.

Он снова ударил ее.

— Mau-vate! Это пять, Голубые Глаза. Перестань драться, и я прекращу наказание.

Вместо ответа девушка впилась зубами в его бедро. Охотник зарычал и схватил ее за волосы, чтобы оторвать от себя. Неужели она думает, что он позволит проделывать такие номера перед другими? Он снова шлепнул по ягодицам. Наклонившись так, чтобы ему было видно ее лицо, он прошипел:

— Ты не будешь драться со мной!

В течение мгновения взгляд голубых глаз скрестился с его, сверкая ненавистью, болью и униженной гордостью. Затем она плюнула. Плевок попал Охотнику прямо в лицо. Он нанес шестой удар с еще большей силой, чем предшествовавшие. Наклонившись снова, он посмотрел в глаза, залитые слезами, и сказал:

— Ты хочешь драться? A? Kerwhack! Отлично. Это хорошо. Мы будем драться. Ты хочешь плевать? — Он шлепнул по заду еще раз. — Все еще хочешь плевать? А?

Судя по звукам голосов, раздававшихся вокруг, Охотник понимал, что собралось большое количество народа. Но ему было безразлично. Единственной его целью было заставить эту женщину подчиниться. Никто никогда не наносил ему удара и оставался в живых, чтобы повторить свою ошибку. Кроме этой девушки. Она не должна снова следовать той же дорогой. Он позаботится об этом.

Решив бить ее, пока она не покорится, Охотник потерял счет наносимым шлепкам. А она все еще сопротивлялась, извиваясь, лягаясь, неуклюже ударяя его по ноге и боку своими кулаками. Разве она не понимает, что он не может пощадить ее в присутствии других мужчин? Сквозь тонкую ткань штанов просвечивала раскаленная докрасна кожа ягодиц. Он понял, что она не собирается сдаваться.

Подняв руку для очередного шлепка, Охотник задумался. Ее худое тело вздрогнуло и напряглось в ожидании. Его охватило отвращение. Ему приходилось драться со многими мужчинами, и многих из них он убивал. При этом он испытывал торжество победы, даже чувство уважения, когда с врагом трудно было справиться. Но сейчас? Победа, когда и если он ее добьется, будет, как пыль во рту. Как бы издалека он слышал смех своих друзей, их голоса, подбадривающие его.

С возгласами отвращения Охотник сбросил девушку с колен. Она упала в пыль и встала на четвереньки, ее золотистые волосы сбились в беспорядочную массу вокруг обожженного солнцем и залитого слезами лица, ее голубые глаза сверкали бессильной яростью. Хотя она столкнулась с более сильным и превосходящим по количеству противником и силы ее были невелики, она не собиралась сдаваться. Сыновья, которых она ему принесет, будут храбрыми воинами. Впервые Охотник подумал, не послали ли Боги ему свое благословение.

Испытывая скорее ярость, чем боль, Лоретта сжала кулаки и уставилась на своего мучителя. Смех других мужчин прозвучал ревом в ее ушах, и звук этот усугублял ее унижение. Она вся дрожала от гнева. Неуверенно поднялась она на ноги. Прочь. Это все, о чем она могла думать. Прочь от Охотника.

Повернувшись, она побежала. Она думала только о том, что надо ставить одну ногу впереди другой. Не об Охотнике, преследующем ее. Не о других мужчинах, которые окружали ее. Когда она столкнулась лицом с чьей-то грудью и почувствовала на себе чьи-то руки, она заморгала, пытаясь разглядеть что-нибудь, а затем ударила наугад. В следующее мгновение что-то стукнуло ее сбоку по голове, и в глазах засверкали звезды. Она закачалась и рухнула в пыль, растянувшись во весь рост, в глазах у нее потемнело, как ночью.

Она попыталась подняться на колени. Тело было тяжелым и безвольным, мокрым, как необработанная шкура. До нее доносились звуки сердитых голосов, то взлетавших вверх, то падавших и затихавших. Она снова попыталась подняться, но не смогла. Кто-то схватил ее за плечи и перевернул. Чувство невесомости подняло ее. Она посмотрела сквозь клубящуюся темноту, пытаясь рассмотреть, кто держит ее. Пожалуйста, Боже, только не двоюродный брат Охотника.

Когда Охотник поднял Желтые Волосы, ошеломленную и наконец покоренную, его первым чувством был гнев за то, что Помёт Койота посмел ударить ее. Затем его охватил страх, что удар другого мужчины мог причинить ей серьезные повреждения.

От вида ничего не различающих глаз девушки у него сжалось все внутри. Она была наконец сломлена. Всего лишь минуту назад это было его целью. Теперь ему хотелось, чтобы она плевалась, и лягалась, и кусалась снова. За эти последние несколько дней его чувства стали нереальными и трудно поддающимися осознанию, как снежные хлопья летом. Может быть, он больше похож на своего брата, Воина, чем он предполагал.

Проворчав другим мужчинам, чтобы они расходились, Охотник отнес девушку к матрацу, уложил ее осторожно и встал на колени рядом.

— Hah-ich-ka ein, где ты, Голубые Глаза?

— Охотник, она в порядке?

Охотник поднял глаза и увидел своего молодого друга, Быструю Антилопу, стоящего рядом. Взгляд юноши переполняла тревога.

— Я думаю, да. Оставь нас, Быстрая Антилопа. Если она придет в себя и увидит незнакомое лицо, это ее напугает.

Быстрая Антилопа согласно кивнул и начал пятиться.

— Я могу чем-нибудь помочь? Принести воды или что-нибудь?

— Нет, просто оставь нас.

— Она очень храбрая, не так ли? Как ее сестра. Охотник кивнул и жестом велел юноше удалиться.

Длинные ресницы девушки отбрасывали светлые тени на щеки, а затем поднялись, открыв глаза, еще более голубые, чем предсказывалось пророчеством. Голубые, как летнее небо, да, но намного ярче. В ее слезы попали солнечные лучи, и они замерцали. Углы ее рта затрепетали, когда она безуспешно попыталась подняться, оперевшись на локоть.

— Ты будешь лежать тихо, — негромким голосом приказал он.

Она нахмурилась и, моргая, посмотрела на него. Опасаясь того, что могут обнаружить его пальцы, Охотник нагнулся и мягко ощупал ее челюсть и висок. Хотя ее лицо исказилось от боли, он не обнаружил переломов и красноты от удара. Кулак Помёта Койота, вероятно, скользнул по лицу. Она потеряла сознание, но серьезных повреждений он не причинил.

Облегченно вздохнув, Охотник разгладил блестящие пряди золотистых волос, пораженный тем, как отдельные волоски, освобожденные от головной повязки, принимают форму его пальцев. Солнце осветило спирали золотистых волос, и, зажженные, они сверкнули серебристым пламенем. Не цветом высохшей травы, а солнечным светом. Его взгляд переместился к ее лицу, двигаясь медленно вниз от деликатно очерченных бровей к скосу маленького, обгоревшего на солнце носа. Пушок светился в небольшом углублении верхней губы, вдоль впалых щек. Не зная почему, ему внезапно захотелось улыбнуться.

Когда зрение Лоретты прояснилось, она уставилась на суровое лицо индейца, удивленная мягкостью его прикосновений. Еще больше ее смутило выражение огорчения и беспокойства в его глазах. Проведя рукой по лбу, она снова моргнула. Должно быть, от удара индейца она потеряла сознание. Это было единственное объяснение. Она сделала все, чтобы разгневать Охотника, оскорбляя его, не подчиняясь ему, кусая, плюя. Тем не менее он лишь отшлепал ее, а теперь этот озабоченный взгляд? Дядя Генри сек ее гораздо сильнее и за гораздо меньшие проступки.

Охотник провел рукой по волосам, ощупывая кожу головы теплыми, огрубелыми пальцами. Когда он касался больного места, Лоретта морщилась, но была слишком ошеломлена, чтобы отодвинуться в сторону.

— Глупо драться, когда ты не можешь победить, Голубые Глаза. Я говорил тебе это раньше, не так ли? Ты не слушала. — Охотник раскачивался на пятках, криво улыбаясь. — Когда никто не видит, ты будешь делать свою большую драку с этим индейцем, поняла? Только когда никто не видит. Иначе я должен наказать тебя. — Его улыбка угасла. — Только со мной, и никогда с Помётом Койота. — Он стукнул себя кулаком в грудь. — Che kas-kai, плохое сердце. Ты понимаешь? Он mo-cho-zook, жестокий.

Внимание Лоретты было привлечено другими индейцами, которые собрались группами на некотором отдалении. Она только теперь осознала, как ужасна была бы ее судьба, окажись она пленницей какого-нибудь другого индейца. В голове у нее все перемешалось. Сколько раз она слышала, как об Охотнике говорили с ужасом? Безжалостный, коварный, гроза границы. Это лишь немногое из того, что она слышала о нем. И в то же время он предостерегал ее от драк с другими, чтобы она не пострадала?

Дав ей некоторое время, чтобы она пришла в себя, он встал и вернулся к костру за своей порцией кролика. Когда он вернулся к матрацу, он достал нож и разрезал мясо пополам, протянув один кусок ей. Лоретта знала, что он голоден, к тому же его порция была не так уж велика. После всего случившегося она не могла даже предположить, что он предложит ей еще еду. Если бы их роли переменились, она дала бы ему поглодать кости и сказала, что так и надо. Она приподнялась на локте. Он наклонился и подвинул мясо ближе.

— Ты должна кушать, — на его лице проступили явные признаки скрытого смеха, — чтобы оставаться сильной. Мы не сможем устроить большую драку, если ты будешь дрожать от голода.

Лоретта опустила глаза. Ее охватило смятение. Она ненавидела этого мужчину. Ей было все равно, получит ли он достаточно еды, чтобы не испытывать чувства голода, и она не испытывала никакого чувства вины за то, что выбросила его дурацкое мясо. И в то же время все было не так. И, хоть убей, она не могла принять часть его скудной порции только для того, чтобы выбросить ее. Она ненавидела себя за это и ненавидела его, поскольку его поведение вызвало такие предательские чувства.

Когда она не взяла мяса, он сел на корточки рядом с ней. Почему он не может оставить ее в покое? Она так устала, так ужасно устала. Устала бояться. Устала драться с ним. Устала драться с собой.

— Hein ein mu-su-ite, чего ты хочешь? — спросил он тихим голосом. — Маленький кролик хороший. Tosi tivo, белые люди, едят кролика, не так ли?

Лоретта сидела, отвернувшись от него. Он вздохнул:

— Голубые Глаза, ты будешь смотреть на меня? — Так как руки его были заняты двумя кусками мяса, он толкнул ее в плечо предплечьем. — Nabone, смотри.

Впервые она уловила в его голосе просящие нотки, которые с трудом согласовывались с его воинственной внешностью, но это было так.

Когда она подняла глаза, то встретилась с его взглядом. После долгой паузы он сказал:

— Ты to-ho-ba-ka, враг. Это так? Tosi mah-osu-ah, белая женщина? И я враг твоего народа. Te-j-as, команч. — Он вытянул руку вперед и изобразил извивающееся движение к себе. — Змеи, Которые Возвращаются, а? — Его рот приоткрылся в улыбке, которая преобразила его лицо. На минуту он показался не только человечным, но даже красивым. — Тебе нравится это, а? Команчи и змеи, все равно?

Улыбка сбила ее с толку, и она снова отвернулась. Он поднес кусок мяса к ее носу.

— Кролик, он не to-ho-ba-ka, враг. Он tao-yo-cha, ребенок Матери Земли. Ты можешь съесть его. Это не значит сдаваться, когда мы едим дары Матери Земли.

Запах, исходивший от кролика, проникал в ноздри Лоретты, и ее рот наполнился слюной. Независимо от нее, ее взор приковался к розовому, сочному мясу, голодными судорогами ей свело живот. Она почувствовала, что ее решимость колеблется. Что она хотела этим доказать в конце концов? Что она будет бороться до смертельного конца? Даже если она преследовала такую цель, кто об этом знает? Она одна знает об этом, но гордость не наполнит ее желудка.

Охотник придвинул мясо поближе.

— Ты возьмешь его? Он ничей.

Запаху было почти невозможно противостоять. Но, скривившись от боли, когда ее воспаленные ягодицы коснулись матраца, она села и еще раз отказалась от мяса. Он поворчал неодобрительно и сел рядом с ней на матрац. В наступившей тишине она слышала движение его челюстей, пережевывавших мясо. Ничто на земле не пахло так хорошо, как этот кролик.

— Ты будешь кушать орехи и ягоды?

Лоретта бросила на него взгляд, а затем посмотрела в сторону его коллекции кожаных мешков, вспоминая смесь, которую он высыпал ей на ладонь ранее. Гордость, как отвращение, поднялась у нее в горле.

— Ты вернешься по своим следам и пойдешь вперед снова подругой дороге? Моя nez-be-ahz, мать, собирала ягоды и пеканы. Воин, мой брат, нашел медовое дерево. Дары Матери Земли. Как кролик.

Запах мяса преследовал ее. Она смотрела прямо перед собой. Она не могла позволить себе сдаться.

Как бы почувствовав, насколько хрупкой стала ее сила воли, Охотник поднялся на ноги и пошел к своим мешкам, чтобы достать сумку и тыквенную бутыль. Когда он вернулся, он развязал веревку, стягивавшую сумку, и положил ее на шкуру между ними. Зачерпнув горсть смеси из фруктов и орехов для себя, он жестом предложил ей сделать то же самое.

Когда она не пошевелилась, чтобы последовать его примеру, он сказал:

— Хм, это хорошо. Ты возьми немного. От этого живот не заболит.

Глаза Лоретты наполнились слезами. Кто сказал, что плоть слаба? Неправда. Потребности плоти определяют наши поступки. Жажда вынуждает пить. Холод побуждает искать тепло. А голод — еду.

Она почти чувствовала, как горько-сладкий вкус пеканов заполняет ее рот. Она хотела уничтожить все содержимое сумки. Он предложил ей бутыль с водой. Она помедлила, потом отказалась. Она знала, что пройдет не много времени, прежде чем он поймет, что она не намерена ни есть, ни пить. Ни этим утром, никогда. Состоится открытый обмен мнениями. Она боялась этого. Но было нечто, что даже он не мог заставить ее сделать.

Пока он заканчивал свою трапезу, Лоретта утешала себя тем, что сидела, обхватив колени, ощущая на себе его взгляд. Поблизости раздавались трели лугового трупиала, его чистый голос был предназначен для того, чтобы доставлять людям радость. Она сосредоточилась на звуке и попыталась притвориться, что команчей не существует. Это было легче сказать, чем сделать. Листья над ними трепетали в солнечном свете, отбрасывая на землю колеблющиеся золотые блики. Она изучала их расположение, надеясь, что Охотник уйдет. Мечтая очутиться еще где-нибудь. Где угодно, только не здесь.

Не в силах больше выносить его молчаливое рассматривание, Лоретта заставила себя повернуть голову. Взгляд его темно-синих глаз встретился с ее взглядом, в котором отражались тени и солнечный свет; уклончивый, он не поддавался прочтению. Черты его лица, словно вычеканенные из полированной меди, не давали никаких разгадок. Ветер подхватил его волосы и бросил их темными прядями на лицо, но он все еще смотрел на нее немигающим взором. В его взгляде не было никаких намеков на смех, но она чувствовала, что он смеется над ней.

Сердце ее дрогнуло, когда он резко встал и пошел к седельным мешкам, чтобы убрать еду. Через минуту он вернулся с длинной веревкой. Опытными руками он сделал петлю на одном конце со скользящим узлом и надел петлю ей на голову.

Плотно затянув узел на ее шее, он сказал:

— Мы будем гулять.

Лоретта с ужасом посмотрела на поводок.

— Ты не сдаешься так просто, Голубые Глаза. Привязь — это мудрость. Никаких больших драк в кустах, никаких медовых речей, никакой лжи, никаких счастливых ворон и никаких мертвых коней. — Он слегка потянул за веревку. — Keemah, пошли.

Лоретта подумала, задушит ли он ее, если она не тронется с места. Глядя вверх на суровое выражение его лица, она поймала себя на том, что у нее нет мужества выяснить это. Она встала и покорно пошла рядом с ним к кустарникам.

Не считая прогулки в кусты под строгой охраной, Лоретта провела оставшуюся часть дня, сидя в тени дуба под постоянным надзором своего господина. Она переносила все его действия, направленные на устранение последствий солнечных ожогов, с безнадежной пассивностью. Она совершенно перестала думать о возможности побега. Он был неизменно добр, что вместо успокоения увеличивало ее тревогу. Он, должно быть, играет с ней. Она не знала, чего ожидать от него каждую минуту.

Ближе к сумеркам тишина была нарушена топотом копыт. Около дюжины воинов примчались в лагерь и спешились в тучах пыли. Лоретта с безразличием наблюдала за ними. Ее окружало такое большое количество дикарей, что несколькими больше или меньше — не имело никакого значения. Один всадник остался сидеть на лошади. Она внимательнее присмотрелась к нему, затем, вздрогнув, вытянулась в напряжении, сердце ее забилось учащенно. Том Уивер? Она бросила удивленный взгляд в сторону Охотника, подбрасывающего ветки в костер. Ответив на его взгляд взглядом своих непроницаемых глаз, он направился к вновь прибывшим.

В голове Лоретты вертелись тысячи вопросов. Почему Тома не убили? Если другие индейцы держали его в плену все это время, то где он находился? И зачем они привезли его сюда? Чтобы убить? Она сжала колени и ногтями впилась в кожу. Она не сможет вынести, если они начнут пытать его в ее присутствии. В то же время, чем она могла помешать им сделать это? Она даже не смогла спастись сама.

Поговорив с другими индейцами, Охотник взял лошадь Тома за узду и повел лошадь со всадником в свой лагерь. Лоретта пристально смотрела на Тома. Синевато-багровый шрам рассекал его скулу над бородой. Красный след от веревки виднелся на шее. Рубашка была разорвана на плече, края разрыва пропитались кровью. У него был испуганный вид. Он выглядел слабым, дрожащим от страха, и это ей было очень хорошо понятно.

Охотник разрезал путы, связывавшие ноги Тома, и спустил его на землю. Том зашатался и чуть не упал. Охотник поддержал его и направил к костру, где, нажав на плечо, заставил сесть. Том не сводил глаз с Лоретты.

— Ты в порядке, девочка? Они не…

Охотник ударил Тома в нижнюю часть спины внутренней стороной ноги, обутой в мокасин. Том замолчал, его голубые глаза вопросительно смотрели на нее. Лоретта знала, о чем он думает. Она начала было отвечать жестами, но Охотник следил за ней. Зная, что Том предполагает худшее, она опустила голову. Если она рассердит Охотника, он может причинить вред Тому.

— Вы, грязные, скользкие ублюдки! — крикнул Том. Не в состоянии поверить своим ушам, Лоретта посмотрела вверх как раз вовремя, чтобы увидеть сверкнувший металл. Охотник прижал нож к шее Тома и опустился рядом с ним. Слова были излишни. Еще один звук, произнесенный Томом, и Охотник убьет его.

Она поднялась на колени. Звук, произнесенный ею, несмотря на его крайнюю слабость, привлек внимание индейца. Она подняла руки в молчаливой просьбе. В ушах звенело от напряжения. Затем очень медленно и демонстративно Охотник убрал нож от шеи Тома и вложил его в ножны.

От облегчения силы покинули Лоретту, и она опустилась на матрац. Охотник бросил в костер еще одну деревяшку, отчего в воздух полетели искры и несколько упали Тому на колени. Том попятился и попытался стряхнуть их, но это было не так легко сделать со связанными за спиной руками. Выполняя эту операцию, он потерял равновесие и упал набок.

Охотник сидел на корточках у костра, обхватив руками колени. В то время как Том пытался снова сесть, взгляд Охотника был устремлен на слабые языки пламени. Глаза индейца светились тем особенным светом, который Лоретта начинала распознавать как смех. После долгой паузы он сказал:

— Когда солнце взойдет, мы уедем. Тебя освободят, старик.

Вид Тома говорил, что он не верит этому.

С глазами, все еще светящимися тем угрюмым весельем, которое было ей так ненавистно, Охотник посмотрел на нее.

— Я не оставляю горя позади себя.

Мышцы на шее Тома напряглись, когда он попытался заговорить. Когда, наконец, к нему вернулась способность говорить, слова прозвучали пискляво:

— А как насчет нее?

— Она пойдет со мной.

— Я к-куплю ее у тебя. В-винтовки, я могу достать винтовки. И патроны.

Было ясно, что эта информация очень заинтересовала Охотника. Сердце Лоретты замерло от неожиданной надежды.

— У тебя есть винтовки?

— Я… хм, нет. Н-но я могу достать их. Охотник пристально смотрел на Тома, а затем перевел взгляд на Лоретту.

— Пожалуйста, — прошептал Том. — Есть другие девушки, которых ты можешь похитить. Не бери эту. Отпусти ее домой к семье. — Замолчав, он облизал губы. — Она не сделала тебе ничего плохого.

После долгой паузы Охотник снова вернулся к созерцанию костра.

— Этот индеец не торгует своими женщинами. Даже за винтовки. Она пойдет со мной.

— Почему эта девушка?

Охотник подбросил деревяшку в костер.

— Другая не годится.

Воцарилась тишина, тяжелая, как темнота, которая опустилась на землю. Лоретта оперлась спиной о дерево и смотрела в пустоту. Все ее существо переполнила безнадежность. Повсюду, куда бы она ни посмотрела, были индейцы. Против них Том так же бессилен, как она. И он так же боялся их. Видя, как он дрожит, она укрепилась в своем мнении, что индейцы коварны и от них невозможно бежать. Понадобится вмешательство целой армии, чтобы спасти их, а армия воюете северянами.

Тома развязали только для того, чтобы он мог принять участие в скудной трапезе из воды и вяленого мяса. Когда двое мужчин кончили кушать, Охотник подтащил Тома к дереву, у которого сидела Лоретта. Оттянув его руки назад и обвив их вокруг дерева, он связал запястья старика ремешком из сыромятной кожи. Лоретту оставили рядом с Томом на то время, пока их господин разводил костер на ночь.

— У нас всего лишь несколько секунд, девочка, поэтому слушай внимательно, — зашептал Том с лихорадочной торопливостью. — Это индейцы Квохейди, самые свирепые и жестокие из всех. Охотник отвезет тебя на Застолбленные Равнины. И когда ты попадешь туда… ну, увидишь сама, что это значит.

Лоретта кивнула. Немногие белые мужчины осмеливались отправляться в эти края. Некоторые осмеливались. Когда Охотник доберется туда, в такое удаленное от цивилизации место, никакой надежды на спасение не останется. Не то чтобы сейчас была такая надежда…

— Завтра, когда они тронутся, они, вероятно, убьют меня. Если не убьют, они оставят меня без лошади. Мы находимся слишком близко от Белнапа, чтобы они рискнули оставить мне лошадь, на которой я мог бы отправиться за помощью. — Он прислонился к дубу и вздохнул. — Ах, если бы у меня была винтовка.

У Лоретты пересохло во рту. Она понимала, о чем он думает, и бросила испуганный взгляд в сторону костра, чтобы убедиться, что Охотник не слышит их разговора.

Глотая, Том звонко щелкнул языком.

— Он не хочет отпускать тебя. Я никак не могу убедить его сделать это. — Возникла краткая пауза. — Ты знаешь, что ты должна сделать, девочка.

Лоретта не могла заставить себя посмотреть ему в глаза.

— Он никогда не подпустит тебя близко к оружию, потому что ты можешь сделать это быстро. Это не входит в правила игры, в которую они любят играть. У тебя нет выбора, девочка. Совсем никакого выбора. Отказаться от воды и пищи — твоя единственная возможность. Ты знаешь, как мне неприятно говорить это, но это лучше, чем… — Он подавил вздох. —Там, на равнинах, в этой жаре ты не протянешь больше трех дней без воды, может быть, меньше. Если я останусь жив, я попытаюсь собрать помощь и добраться до тебя раньше, чем… — Он посмотрел на нее в темноте. — Ты понимаешь, о чем я говорю, Лоретта Джейн?

Истерический смех заклокотал в груди Лоретты. Неужели Том в самом деле считал ее такой глупой? Неужели он не понимает, что она сама уже взвесила свои жалкие возможности и предприняла кое-какие шаги?

— У тебя нет выбора, девочка. Не думай, что у тебя есть. Он не обращается плохо с тобой сейчас, но Бог свидетель, он тебе покажет. Молись только, чтобы Бог послал тебе избавление, прежде чем он начнет. — Он снова глотнул. — Я не знаю, почему он оттягивает. Может быть, он берет тебя в свою деревню для какой-нибудь церемонии — к своим сквау. Или, может быть, ему просто захотелось иметь жену с золотистыми волосами. В любом случае, поверь, смерть от жажды будет легче.

Лоретта обхватила себя руками. Она понимала. Она понимала все слишком хорошо.

Минутами позже вернулся Охотник и выдернул шкуру из-под ног Тома. Со своим обычным высокомерием он жестом велел Лоретте следовать за ним и пошел в тень на дальней стороне от костра.

Шея у нее пылала, когда она встала, чтобы идти с ним. Том наблюдал. Это делало еще более позорным то, что она спала с индейцем. Однако она не решилась противиться. Том мог поплатиться за это своей жизнью.

Охотник расстелил матрац и жестом велел ей лечь. Повернувшись к нему спиной, она вытянулась на шкуре, стараясь, насколько допускала ширина матраца, держаться как можно дальше от него. Она почувствовала, как он наматывает прядь ее волос себе на запястье, пропуская волосы между пальцами. Она молила Бога, чтобы он не дотрагивался до нее, по крайней мере не в присутствии Тома.

Но Бога не было на небесах. Мгновением позже стальная рука Охотника обняла ее за талию, а его большая ладонь распласталась под ее грудями. Мех царапал ее обожженные солнцем бедра, когда он подтаскивал ее к себе, но эта боль была ничто по сравнению с унижением. Что подумает Том? Лоретта хорошо знала, что он думает, и не могла осуждать его за это. Но разве у нее был выбор?

ГЛАВА 11

Задолго до рассвета команчи свернули лагерь и приготовились к отбытию. Несмотря на заверения Охотника в противоположном, Лоретта предполагала, что Том будет убит, прежде чем они уедут. Еще раз Охотник удивил ее. Лишенный своей лошади и сапог, Том должен будет идти домой пешком — довольно большое расстояние для босых ног. Но он уходил целым и невредимым. Лоретте даже позволили попрощаться с ним. Охотник стоял поблизости, как всегда наблюдая.

Глаза Тома наполнились слезами, и первые бледные лучи солнечного света отразились в них, когда Лоретта подошла к нему в тумане, стелющемся по земле. Он коснулся ее волос, затем простонал и притянул к себе для крепкого объятия.

— О Лоретта, я так сожалею. Если бы я был помоложе, я был бы в состоянии что-нибудь сделать.

Лоретта прижалась к Тому и пожелала, чтобы ей никогда не надо было отпускать его. От него пахло хуже, чем от индейцев, но он был единственным звеном ее связи с домом, с людьми, которых она любила.

— Помни, что я сказал, — прошептал Том. — Ни пищи, ни воды.

Уже слабая от голода и чувствуя, что у нее начинается обезвоживание, Лоретта кивнула, удивляясь, почему Том не заметил признаков ее воздержания. Страх, догадалась она. Это чувство может уничтожить человека.

— Я попытаюсь прийти за тобой. — Его голос дрогнул, а руки, которыми он ее обнимал, задрожали. —Я сделаю все, что в моих силах.

Снова она кивнула, хотя оба они знали, что он вряд ли успеет сделать это вовремя.

Голос Охотника прозвучал, как удар хлыста:

— Mea-dro, пошли.

Лоретта последний раз сжала шею Тома и отпустила его. Она попыталась улыбнуться ему, но не смогла. Охотник схватил ее за руку и потащил к лошади Тома, которая теперь была снаряжена принадлежностями индейцев для верховой езды. Когда он посадил ее на кобылу, она подумала, будет ли он связывать ее, как прежде, и получила ответ на свой вопрос, когда он вскочил на лошадь позади нее, обхватив за талию одной рукой.

Лоретта изогнула шею, стараясь не терять Тома из вида, когда Охотник послал кобылу рысью. Слезы навернулись на глаза. Это было все, ее последний контакт с домом.

— Не оглядывайся, Голубые Глаза, — пробормотал Охотник. — Мы едем в новое место. Там будет хорошо.

Лоретта сомневалась в этом.

Команчи держали направление строго на север, перейдя вброд рукава реки Бразос Клир и Солт в течение пяти часов, пройдя в такой близости от форта Белнап, что Лоретта не могла не удивиться их безрассудству. После этого местность изменилась, нагорные равнины, простиравшиеся во всех направлениях, их однообразие не нарушалось ничем, кроме холмов на горизонте. Охотник часто предлагал ей воду, но каждый раз она отказывалась.

По положению солнца Лоретта догадывалась, что было около полудня, когда индейцы остановились, наконец, для отдыха. Испытывая головокружение от истощения и жажды, она соскользнула с кобылы и споткнулась. Она упала бы, но Охотник удержал ее и отвел в тенистое место под кустом. Солнечные ожоги, недостаток пищи и воды за последние несколько дней уже давали о себе знать. Она села и поникла головой, подготавливая себя к тому моменту, когда Охотник предложит ей еще воды.

— Голубые Глаза, ты будешь пить?

Лоретта отмахнулась. Воцарилось долгое молчание. Затем Охотник схватил ее за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.

— Habbe we-ich-ket, искать смерть не мудрость. — Он зажал флягу коленями и взял ее за руку, положив ее на свое мускулистое плечо. — Ein mah-heepicot, это твое. Никакого вреда тебе идти по моим следам. Ты будешь доверять этому команчу? Это обещание я даю тебе.

Лоретта смотрела в его темно-синие глаза, ощущая энергию, идущую от его пальцев. На мгновение она поверила в искренность его клятвы, что он будет защищать ее всегда. Затем ее взгляд сместился на шрам, на языческий медальон, на кожаный браслет, перехватывающий его запястье. Метис он или нет, она не могла доверять этому мужчине.

Он вздохнул и отпустил ее руку, чтобы сделать большой, медленный глоток, рассчитанный, она в этом не сомневалась, на то, чтобы соблазнить ее. Напившись, он утер рот и сказал:

— Мы посмотрим. Очень трудно идти без питья под солнцем. Ты сдашься.

С этими словами он заткнул пробкой бутыль и поставил ее в тени рядом с ней, чтобы она могла напиться, если сила воли изменит ей. Усевшись на пятки, он провел пальцем по ее скуле.

— Я должен защищать тебя от солнца. Чтобы ты не обгорела.

Зачерпнув горсть земли, он смешал ее с небольшим количеством воды из бутыли, чтобы приготовить грязевую пасту. От нее веяло чудесной прохладой, когда он нанес ее на лицо. Закончив, он откинулся и снова стал рассматривать ее, при этом в его глазах играл тот молчаливый смех, который так раздражал ее. У нее, наверно, был вид голубоглазого пугала с коричневыми потеками на лице и волосами, разметавшимися во все стороны. Ну что ж, его тоже нельзя было принять за образец.

Слишком скоро, к сожалению Лоретты, отдых был закончен, и они снова сели на лошадей. Над головой светило солнце, подобно оранжевому шару, обжигая веки, высушивая драгоценные запасы влаги из тела до тех пор, пока часы не превратились в головокружительную, мучительную бесконечность.

Ранним вечером команчи снова остановились ненадолго у рукава Норт реки Литл-Уичита. После того как она слезла с лошади, Лоретта опустилась на землю у берега реки, чтобы смыть засохшую грязь с лица. Искушение сделать один маленький глоток воды было велико, но она знала, что не должна делать этого.

Когда Охотник сообщил, что настало время отъезда, Лоретта заплакала бы, если бы у нее оставалось сколько-нибудь лишней влаги в организме для слез. Конечности болели. Голова шла кругом. И она была очень слаба. Она нуждалась в сне. Как могут они так долго мчаться вперед? Как выносят это лошади?

Менее чем через десять минут после того, как они отъехали от реки, Лоретта начала клевать носом и почувствовала, что сползает с лошади. Она заставляла себя принять вертикальное положение и моргала. Охотник сильнее обхватил ее одной рукой, а другую просунул под ее правое колено, чтобы перекинуть ее ногу через голову лошади. Прижав ее к груди, он положил ее поперек седла перед собою.

— Спи, nei mah-tao-yo, спи.

Его низкий голос проникал сквозь истощение, которое плотным туманом окутало ее мозг. Nei mah-tao-yo. У нее не было никакого представления о смысле этого слова, но оно звучало так мягко в его устах, как выражение нежности. Ямка у его плеча оказалась идеальным местом, чтобы положить голову. Она приникла к нему, щекой прижавшись к теплой коже. От него исходил запах шалфея, дыма и кожи, земные запахи, которые становились знакомыми и какими-то успокаивающими. Погружаясь в темноту, она не думала больше о нем как об индейце, просто как о мужчине. Чудесном, сильном мужчине, в объятиях которого можно спать спокойно.

Сны не давали ей покоя. Глупые, дурацкие сны про Эми, тетю Рейчел, Тома Уивера. Чудесные сны. Она танцевала с Эми у колодца. Бежала через поле, покрытое золотисто-красными маргаритками. Сидела за столом с Рейчел и рассматривала моды в прошлогодней «Книге для дам» Годей, которую дядя Генри привез из Джексборо.

Затем снова она стояла, освещенная лунным светом, на крыльце и прощалась с Томом. Она знала, что он хочет поцеловать ее, и готовилась к этому. Его бакенбарды и влажные губы коснулись ее рта.

Затем, необъяснимым образом, сон изменился, и рот, прижавшийся к ее, стал влажным шелком, а нажим был твердым, но в то же время нежным. Тяжелые пряди темных волос спадали на ее щеки, образуя завесу вокруг нее. Она прижала руку к теплой мужской груди и почувствовала, что сильные руки держат ее. Удивительно сильные руки.

— Mah-tao-yo, — прошептал низкий голос. Лоретта сосредоточила внимание на темном лице над нею, осознав с удивлением, что сон и реальность смешались. Влажным шелком на ее губах оказались пальцы Охотника, смоченные водой из бутыли. Завеса из темных волос, которая касалась ее щек, оказалась реальной, так же как мускулистая грудь и руки. Она напряглась.

— Мы достигли Oo-e-ta, Биг-Уичиты, — сказал он негромким голосом. — Мы будем отдыхать здесь. Ты теперь не будешь спать?

Она выпрямилась и недоуменно огляделась вокруг. Тени низкорослых деревьев окружали ее. Их листва отливала серебром в лунном свете. Звук быстро текущей воды говорил о том, что они находятся недалеко от реки. Серенады сверчков и лягушек сливались в нежную, приятную мелодию, которая возникала на берегах и плыла вместе с ветром. Смесь запахов летней травы и степных цветов опьяняла. Когда Лоретта запрокинула голову, чтобы в полной мере насладиться этими запахами, то почувствовала головокружение. Она схватилась за гриву лошади, чтобы не упасть.

Охотник спешился и протянул к ней руку, чтобы снять ее с лошади. Когда его большие руки обхватили ее талию, Лоретта, полностью еще не придя в себя, посмотрела на него сверху вниз. Река Биг-Уичита находилась от ее дома на расстоянии больше семидесяти пяти миль. Она не могла поверить, что они уехали так далеко. Даже в том случае, если Том сумеет собрать помощь и попытается следовать за ними, ему никогда не догнать индейцев, прежде чем они достигнут Застолбленных Равнин.

Охотник поставил ее на землю. Ноги у нее подкосились, и она зашаталась. Он схватил ее за руку, ведя как ее, так и лошадь к ровному месту у реки. Она присела на гладком камне, пока он снимал с лошади поклажу и расседлывал ее. Прежде чем повести лошадь на водопой, он расстелил бизоньи шкуры, чтобы Лоретта могла лечь, но она была слишком истощена и не могла идти. Она соскользнула с камня на землю и обняла нагретый солнцем камень, как любовника, прижав щеку к гладкой поверхности.

Девушка забылась беспокойным сном. Чуть позже ей послышались звуки приближавшихся шагов. Охотник, подумала она. Она попыталась открыть глЪза, удивляясь, почему он вернулся без лошади. Сквозь прикрытые веки она могла видеть мокасины, обнаженные ноги. Не Охотник? Усталость давила на веки. Какая разница? Один индеец или дюжина, лишь бы они оставили ее в покое, их дела ее не интересовали.

Когда Лоретта проснулась от потрескивания горящего дерева, о на даже не представляла, сколько времени проспала. Скорее всего несколько минут, хотя могло пройти несколько часов. Золотистый свет освещал небольшую лужайку, играя отблесками пламени на кустах, отбрасывая причудливые тени. Запах горящего месквита ударил ей в ноздри. Охотник сидел на корточках у костра, стараясь сделать так, чтобы он горел с большим выделением тепла, перемешивая горевшее дерево и раздувая угли. Когда Лоретта села, он оглянулся на нее.

— Тебе не понравились шкуры?

Ее взгляд скользнул на приготовленный для нее матрац. Он лежал бесформенной кучей, словно она подняла шкуры и бросила их кое-как. Неясное беспокойство шевельнулось в ее сознании, когда Охотник пошел к матрацу и поднял шкуры, чтобы расправить и как следует уложить их. Если никто из них не касался постели, то кто это сделал? Мимолетное воспоминание о мокасинах и обнаженных ногах мелькнуло у нее в голове.

Когда Охотник поднял верхнюю шкуру, Лоретта что-то увидела под ней. У нее перехватило дыхание.

Большая гремучая змея лежала, свернувшись кольцами на матраце, скрытая от взора Охотника другой бизоньей шкурой. Пока еще змея не издавала предупредительного сигнала. Охотник не подозревал о присутствии змеи. Лоретта вскочила на колени, горло у нее сжалось.

В эту долю мгновения казалось, что индеец и змея двигаются медленно, как холодный мед, капающий с ложки. Она протянула руку к своему господину, сосредоточив взгляд на его запястье, на раздутой вене. Ядовитый укус так близко к сердцу может быть роковым. Она видела, как змея подняла голову, ее зубы поблескивали в ярких отсветах костра. Времени для раздумий не оставалось. Инстинкт взял верх.

— Змея! — закричала она. — Змея!

Охотник реагировал на ее крик, не отскочив в сторону, как поступила бы она, но мгновенно перейдя в наступление. Пользуясь шкурой, которая была у него в руке, как щитом, он отбил первый бросок, а затем сделал выпад другой рукой, схватив змею, прежде чем она успела снова свернуться и совершить второй бросок. Змея извивалась и шипела, когда Охотник поднял ее с матраца. Минуту он держал ее на весу. Затем посмотрел на Лоретту. После паузы, показавшейся вечностью, он извлек нож, обезглавил змею и бросил ее в заросли кустарника.

Лоретта опустилась на землю, сжимая горло. Змея. Слово прыгало у нее в голове, отскакивая от стенок сознания, звучало пронзительно, отдавалось неоднократным эхо. Она закричала…

Она не могла этому поверить. Наверняка слух сыграл с ней злую шутку. Она не могла закричать, ну просто не могла после семи лет молчания. И уж никак не могла этого сделать, чтобы спасти индейца.

Убирая нож в ножны, Охотник нерешительно направился к ней. Лоретта смотрела на него — на длинные волосы, на мокасины с бахромой, на штаны из оленьей кожи, на медальон, на богов на наручной по вязке.

У нее было такое ощущение, как будто ее внутренности разлетелись на миллионы черепков, разрывая ее на части. Образы родителей пронеслись перед ее мысленным взором: мать, лежащая в луже засохшей крови с глазницами и ртом, полными черных мух, отец, привязанный к дереву, изуродованный до неузнаваемости, в непристойном виде. Эти воспоминания запечатлелись у нее в памяти, и ей не суждено было забыть их, никогда. Она не могла так предать память о своих родителях. Не могла…

— Н-нет, — прохрипела она. — Нет.

Охотник опустился перед ней на одно колено. В ее глазах он выглядел неясной массой мускулов, языческих богов и вонючей кожи. Удушающее, клаустрофобическое чувство охватило ее. Прежде чем он успел взять ее за плечи, она размахнулась, не глядя, и ударила по щеке кулаком. Воспоминания всплыли в ней, подобно желчи.

— Не трогай меня! Не трогай меня!

Сжав челюсти от боли, которая пронизала его скулу, Охотник схватил девушку за плечи. Даже при скудном свете костра, освещавшем ее лицо, он видел в нем выражение потрясения, боль предательства в глазах, страдания, еще более острого оттого, что она предала сама себя. Чтобы спасти того, кого она ненавидела…

Всхлипывая, она ударила его снова и снова, колотила безостановочно по лицу в приступе истерии. Она спасла ему жизнь. Охотник вздрагивал под ударами, но не делал никаких попыток остановить ее или защищаться. Ее глаза остекленели, ничего не видели, а всхлипывания говорили о горе, которое она носила в себе очень долго. Он понимал, что в действительности она бьет не его, а себя.

Наконец он привлек ее к своей груди, и она вцепилась в него с такой силой, как будто он собирался сбросить ее со скалы. Он подумал, не было бы это добрее.

— Ты убийца, — всхлипывала она. — Я ненавижу тебя, понимаешь? Я ненавижу тебя!

Он крепче сжал ее в своих объятиях, находясь во власти собственных болезненных воспоминаний. Она не испытывала больше ненависти к нему. Поэтому она плакала. Кровь ее людей звала к мести, но и ему было за кого мстить. А ее сердце предало ее.

— Toquet, это хорошо.

— Нет! — причитала она. — Мои родители… О Боже, мои родители. Ты убил их — зверски убил. — Он провел рукой вверх по ее спине. Под его ладонью ее тело трепетало. — Ты у-убил их.

— Нет, нет. Я не убивал. Я клянусь тебе, Голубые Глаза. Я не убивал их.

За пределом света от их костра Охотник заметил движение теней. Он посмотрел внимательнее. Несколько других мужчин, привлеченные криками, подошли к их стоянке. Он узнал Быструю Антилопу и Воина, подумал, что видел Старика. Красный Бизон и его друзья прятались где-то левее, почти неразличимые в темноте. Охотник жестом попросил их уйти. Девушке и так хватало переживаний.

Он понимал, что она испытывает, лучше, чем ей казалось. Ода, он понимал…

Взяв ее на руки, он отнес ее на матрац. В тот момент, когда он положил ее, она сжалась в комок и затряслась от сильных рыданий. Охотник опустился на колени рядом с ней. Как мог он успокоить ее, когда сам не знал покоя? Они были заклятыми врагами, но каким-то образом их ненависть затерялась в узоре эмоций, как одна нить теряется в ткани.

Она опустила лицо на согнутую руку. От ее рыданий он не находил себе места. Он встал и медленно обошел вокруг матраца в поисках следов, которые могли привести к разгадке. Ничего. Неужели змея сама заползла в его бизоньи шкуры? А если нет, то кто ее туда подбросил? Кто-то, кто ненавидит Желтые Волосы. Кто-то, кто надеялся, что она ляжет в постель первой. Охотник вздохнул и в который раз стал всматриваться в темноту. Подозрение не давало ему покоя. В конце концов, змея могла заползти в постель сама. Такое уже случалось.

Охотник лег на матрац и подтянул девушку к себе. Она повернулась к нему спиной, дрожа и всхлипывая. Он намотал прядь шелковистых волос на свое запястье и укрыл ее шкурой.

— Не трогай меня. Пожалуйста, не надо. Я не вынесу этого.

Ее голос проникал в его душу. Он отпустил ее и повернулся на спину, глядя в усеянное звездами небо, думая о ее матери, отце, об ужасах, которые ей пришлось пережить. Он знал, какие зверства совершаются во время налетов. Правда, он дал себе слово, что будет воевать только с мужчинами, но сотни других воинов не испытывали угрызений совести.

Прошло время, и всхлипывания девушки затихли, а дыхание стало медленным и ритмичным. Во сне она прижалась к нему спиной в поисках тепла.

Он повернулся на бок и обнял ее. Просунув руку под рубашку, которая была на ней, он прижал ладонь к животу и кончиками пальцев скользил по ребрам. Она была мягкой, как мех горностая. Он ощущал ритмичное биение сердца, теплоту тела. Он закрыл глаза. В голове у него все еще звенели сказанные ею слова: «Я ненавижу тебя, понимаешь? Я ненавижу тебя».

Когда солнце взойдет, у нее будет еще больше оснований ненавидеть его. Если она не станет пить, то умрет. Он не может допустить, чтобы она еще один день провела без воды. Охотник глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Куда девался его гнев? Его ненависть? Он не понимал, когда и как это случилось, но маленькая женщина, лежащая рядом, больше не была его пленницей; он сам стал ее пленником.

Лоретта проснулась задолго до того, как первые розовые лучи солнечного света прочертили горизонт. Она лежала на спине, а рука индейца лежала на ее груди. Теплота ладони ощущалась сквозь кожу рубашки. Это была его рубашка. Она не пыталась двигаться. Какая разница? Сегодня, через неделю, раньше или позже, он ее возьмет.

Пересохшее горло болело, когда она пыталась глотать, но, несмотря на это, внутри нее жило какое-то новое чувство. Она могла закричать, если ей того захочется. Сознание этого пугало ее; она не знала, почему.

Индеец зашевелился. Она устремила взгляд в небо. Он был ей безразличен, как и все, что он может или захочет сделать. Она мечтала о смерти. Смерть манила, обещая покой. В раю не будет никаких индейцев. Иначе он не был бы раем.

Охотник сел и откинул волосы назад. Дым одного или двух костров поднимался в небо. Утро было свежим и холодным. Он посмотрел на бледно-голубой горизонт, испытывая облегчение от того, что взору больше не мешают деревья и кустарники. Здесь врага можно заметить издалека.

Потягиваясь, он оглянулся через плечо. Взгляд девушки был отсутствующим, и она, казалось, не замечала его присутствия. Он провел рукой перед ее глазами и почувствовал облегчение, когда заметил реакцию. Он встал. Другие тоже начинали шевелиться. Если он собирался влить в нее какое-то количество воды, ему следовало поспешить.

Достав бутыль, он приблизился к ней.

— Ты будешь пить, Голубые Глаза?

Она отрицательно качнула головой. Ее солнечные ожоги начинали заживать, и она выглядела бледной. Вскоре вся омертвелая кожа должна сойти.

— Ты должна пить.

В ответ она хрипло прошептала:

— Нет.

Охотник опустился на колени рядом с ней. Ему не хотелось делать этого… Положив бутыль на шкуру, он бросился на нее. Прежде чем она сообразила, что он собирается делать, он схватил оба ее запястья и уселся на нее верхом.

— Чт… Отпусти меня! — прохрипела она.

Она дергалась под ним и брыкалась, но на его стороне было преимущество веса. Когда она попыталась ударить его коленом в спину, он вспомнил вечер, когда трусливый, бледнолицый Белые Глаза набросился на нее в телеге. Он прижал ее руки своими коленями, ненавидя себя за причинение ей боли.

— Ты будешь пить. — Подняв бутыль, он вытащил пробку и наклонился: — Твоим способом или моим?

Она металась, пытаясь уклониться от его руки.

— Я… нет!

Схватив ее за подбородок, Охотник впился пальцами в ее щеки. Когда, наконец, ее челюсти разжались, он поднял бутыль над ее раскрытым ртом и начал лить воду тоненькой струйкой.

К его удивлению, она совершенно не сопротивлялась. Дыша через нос, она позволила ему налить ей полный рот воды, не глотая. Избыточная вода стекала на щеки и в волосы. Охотник не мог закрыть бутыль и положить ее, не освободив Лоретты. А если бы он освободил ее, она выплюнула бы воду.

— Воин! — закричал он.

За несколько костров от них Воин вскочил со своей постели. Оглядевшись вокруг в растерянности, он заметил Охотника и бегом направился к нему. Через несколько секунд он стоял у матраца, протирая сонные коричневые глаза, недоуменно глядя на Желтые Волосы.

— Tahmah, что ты хочешь делать, утопить ее?

— Да. Зажми ей нос.

— Что?

— Делай, как я говорю.

Воин опустился на колени возле ее головы.

— Охотник, ты…

— Мне позвать Быструю Антилопу? Воин зажал нос девушки.

— Если она умрет, это твоя вина.

— Она не умрет. Я пытаюсь заставить ее пить.

Охотник наблюдал, как лицо девушки стало красным от отсутствия воздуха. Через несколько секунд мышцы ее горла ослабли. Тогда, наконец, она проглотила часть воды и начала задыхаться.

— Отпусти. Воин, отпусти ее!

Воин, который всегда не очень быстро соображал, наконец отпустил ее нос. Девушка поперхнулась, и вода пошла не тем путем. С мрачным видом Охотник ждал, пока она боролась за свое дыхание.

Когда она, наконец, перестала кашлять, он сказал:

— Ты будешь пить?

Она сверкнула на него глазами, и взгляд ее был полон такой ненависти, что у него по спине пробежал холодок. Охотник снова схватил ее за подбородок.

— Ее нос, Воин. И на этот раз отпускай, когда она начнет глотать, иначе она захлебнется.

— Если она захлебнется, виноват будешь ты. Я только помогаю.

Весь процесс повторился. Когда она перестала задыхаться во второй раз, Охотник еще раз предложил ей возможность пить по своей воле. Она отказалась. Двух глотков воды было недостаточно, и Охотник знал это.

К концу десятого глотка с лица Охотника потек пот. У Воина был вид больного, а Лоретта обмякла от усталости. И все же она продолжала бороться. Охотник все больше восхищался ею. Она обладала большим запасом мужества — сердцем индейца, как называл это его народ.

Охотник надеялся, что десяти глотков будет достаточно. Он мог заставить ее пить на следующей стоянке. От этой мысли у него сжалось все внутри. Она снова станет бороться с ним. И снова. Может быть, когда они доберутся до его деревни и она увидит, что он не собирается обидеть ее, она сдастся. У его матери, Женщины Многих Одежд, была мягкая, любящая рука. Если кто-нибудь мог успокоить девушку и переубедить ее, то именно она.

Только бы ему удалось довезти Желтые Волосы. Как бы вторя его мыслям, Воин сказал:

— Она умрет, если не будет пить. Половину того, что ты влил в нее, она выплюнула.

— Она не умрет, — прошипел Охотник. — Я не допущу этого. Я заставлю ее пить часто. Того, что я волью в нее, будет достаточно.

Лоб Воина озабоченно нахмурился.

— Охотник, что, если она не является женщиной пророчества? Ты подумал об этом? Похоже, ты ей не очень нравишься.

— Она — женщина пророчества. Я уверен в этом. — Охотник убрал колени с ее рук и встал. — Она скоро перестанет драться. Никто не может драться вечно.

— Откуда у тебя такая уверенность? Что она — та самая женщина?

Охотник закупорил бутыль.

— Я знаю, вот и все.

Девушка повернулась на бок и обхватила руками живот. Воин смотрел на нее, лицо его ничего не выражало.

— Нам надо торопиться, если ты хочешь довезти ее живой.

— Да, — вздохнув, согласился Охотник. — Пойди скажи другим.

Охотнику казалось, что время измеряется постоянным и непрекращающимся топотом лошадиных копыт по окаменевшей земле. Солнце все время висело на одном месте, горящий круг, окрашивавший лазурное небо в серебристый цвет. Девушка ехала у него на руках, голова ее лежала на его плече, руки сложены безвольно на коленях. Неподвижная, как мертвая… Ему хотелось пришпорить свою лошадь, чтобы они могли как можно скорее достичь места, предназначенного для привала на рукаве Саут реки Пиз. На этот раз он заставит ее выпить воды в количестве, достаточном, чтобы не надо было бояться за ее жизнь.

Воин скакал справа от Охотника, Быстрая Антилопа—слева. Они, казалось, чувствовали его настроение и говорили очень мало. Охотник не поддерживал беседы. Сомнения терзали его. Может быть, ему следует повернуть назад? Чего ожидают от него Боги?

Умрет ли девушка, если он будет продолжать двигаться вперед? А если он отвезет ее домой к ее людям, что тогда? Как быть с пророчеством? Как быть с его народом? Как бы услышав мысли Охотника, Воин подвинул своего коня ближе и сказал:

— Ты должен доверять Богам, tahmah. Если ты уверен, что она женщина пророчества, тогда все будет хорошо. Песня не может быть пропета, если она умрет.

Охотник наклонил голову, чтобы посмотреть на лицо девушки, покрытое потеками грязи, и поймал себя на том, что удивляется, как он мог считать его некрасивым. Мог луч солнечного света быть некрасивым? Сверкание лунного света на водной глади?

— Я уверен, Воин. Она та самая женщина. Часть пророчества уже сбылась, не так ли? Ее голос возвратился к ней.

— И она украла твое сердце, Охотник, не так ли?

— У нее много мужества, но мое сердце принадлежит мне. И всегда будет так.

Воин наклонился в сторону, чтобы взглянуть через плечо Охотника на лицо Желтых Волос, причем его собственное расплылось в улыбке.

— Да, что-то в ней есть. Грязь, я думаю. Это ее как-то украшает.

Охотник невольно улыбнулся.

— Она выглядит так, как будто попала в руки Той, Которая Трясется. Помнишь, когда Ki-was, Мошенник, поручил ей приготовить для него военную краску?

Воин захихикал:

— Когда она сделала ее слишком жидкой? Три красных полоски на его подбородке потекли, и он поехал в бой, похожий на Поедателя Людей. Да, я помню.

Охотник расслабил свою напряженную спину, смех Воина успокоил его.

— Она спит, как ребенок, Охотник. Это хороший признак, правда? Она, должно быть, начинает доверять тебе. Она скоро начнет кушать и пить.

— Она просто устала и ослабела от жажды. Слишком слаба, чтобы бояться. Или причинять мне неприятности.

Воин вздохнул:

— Мы скоро остановимся. Я помогу тебе влить в нее немного воды. С ней все будет в порядке.

Быстрая Антилопа погнал своего коня галопом и, продев ногу сквозь ремень подпруги, соскользнул с седла, приняв положение, горизонтальное брюху лошади, с тем чтобы сорвать пук сорной травы. Возвратившись в седло, он замахал своей добычей, испуская дикие крики.

Охотник снова улыбнулся.

— Покажи нашему юному другу, как надо ездить, а? Он, похоже, заскучал.

— Сейчас тебе не надо оставаться одному.

— Со мной все в порядке. Поезжай. Шлейф пыли поднялся вслед коню Воина, когда он ринулся наперегонки с Быстрой Антилопой. Охотник засмеялся, когда его брат соскользнул вбок, чтобы ехать под брюхом лошади. Быстрая Антилопа, приняв вызов, повторил его эскападу, только один раз коснувшись провисающим задом земли. Охотник вспомнил, как в таком же приеме лошадь протащила его, мальчишку, по земле, а правая нога запуталась в ремне подпруги. Но было уже недалеко то время, когда, находясь в таком положении, он научился стрелять из лука.

Не желая уступать, Воин соскочил с седла, чтобы встать во весь рост на спине лошади, несущейся во весь опор. Вскоре несколько других воинов включились в соревнование. Трюки становились все более сложными по мере увеличения количества участников. Пронзительные крики неслись над равниной, отдаваясь неоднократным эхом.

Охотник почувствовал, что девушка зашевелилась, и, посмотрев на нее, увидел открытые глаза. Крики разбудили ее. Как бы почувствовав на себе его взгляд, она посмотрела на него с насмешливым выражением. Он подумал, сколько времени пройдет, прежде чем она привыкнет к тому, что к ней вернулась способность говорить.

— Они играют. Здесь нет деревьев, чтобы скрыть to-ho-ba-ka, врага. Наши сердца радуются.

Она с сомнением посмотрела на мужчин. Охотник протянул руку к бутыли.

— Ты будешь пить?

— Нет, — прошептала она. Охотник откупорил бутыль и протянул Лоретте.

— Ты должна пить, Голубые Глаза.

— Нет.

Охотник снова привязал ремень бутыли к подпруге, подавив вспышку гнева.

— Ты не умрешь. Я сказал это. Эти страдания будут ни к чему.

Она прислонилась головой к его плечу и закрыла глаза. Охотник крепче сжал поводья в руке, испытывая бессилие и страх. Прошлой ночью она спасла ему жизнь. Разве может он спокойно наблюдать, как она губит свою?

Когда команчи достигли реки, их игры прекратились. Они перешли вброд реку, чтобы следовать вдоль скалистого берега северного рукава. Несколько оживленная водой, которую ее заставили выпить, Лоретта села верхом на кобыле, страдая от удерживающей ее руки Охотника и прикосновения знакомой ладони к животу. Его широкая грудь служила опорой для ее спины; вскоре она прислонилась к нему, позволяя своему телу колебаться вместе с его в ритме галопа лошади.

Примерно после сорока минут молчания он склонил голову, вплотную к ее.

— Mah-tao-yo. Моя рука сильнее, нет? — Он крепко обнял ее, чтобы продемонстрировать. — Сильная рука, чтобы опереться, щит от всего, что могло бы повредить тебе. Ты будешь доверять этому команчу. Пей и ешь. Это хорошее место, куда мы едем.

Рука Лоретты сжалась в кулак и сжималась до тех пор, пока не заболели суставы пальцев. Она не хотела умирать. Было легко, легко поверить ему.

— Тебе будет тепло со мной в моем вигваме. У меня есть много бизоньих шкур. И много пищи. Мясо — да. И моя сильная рука будет защищать тебя, всегда, до горизонта. Бояться нечего. — Он прижал ладонь к ее животу еще сильнее. — Мой язык не делает ложь. Я говорю правду, не penende toquoip, медовые речи, но обещание. Я сказал слова, и они уносятся с ветром, чтобы он шептал*' их мне всегда. Ты будешь доверять? Когда я уйду от тебя в налеты и на охоту, сильная рука моего брата будет тебе защитой. С тобой не случится ничего плохого.

Лоретта глотнула. Его брат? Мужчина, который помогал вливать воду в нее, по-видимому. Тот, которого он зовет Воином.

— Ты можешь искать смерть в другое время. Te-bit-rе, это наверняка. Но сначала посмотри, что лежит на горизонте. Это мудрость.

— Я хочу… — От напряжения и долгого молчания голос ее прозвучал, как натянутая струна. — Я хочу домой.

— Это не может быть. Ты идешь со мной — в новое место. Ты моя женщина. Ты сказала это, я сказал это. Suvate, это кончено.

— Я не твоя женщина, — закричала она. — Ты украл меня из моей семьи.

— Я отдал много хороших лошадей.

— Значит, ты купил меня. Точно так же, как… — Лоретта изогнула шею и посмотрела ему прямо в лицо. — Я человек, а не вещь.

— Белые мужчины имеют рабов, и это хорошо, да? Твои Голубые Мундиры устраивают большую драку, чтобы ты могла владеть черными людьми. Разве не так? Этот индеец тоже имеет раба. Это хорошо.

— Нет! Это не хорошо. Это чудовищно. — Она провела рукой по глазам. — Я умру, прежде чем ты коснешься меня. Слышишь, что я говорю?

— О, но, Голубые Глаза, я трогаю тебя теперь. — Он скользнул рукой вверх по ребрам и мягко накрыл грудь. — Видишь? Я трогаю тебя, и ты не умираешь. Бояться нечего.

Он усилил нажим руки и держал ее твердо в этом положении. Прошло несколько секунд.

— Это то, чего ты боишься? Дотронуться? — В его голосе прозвучало недоверие. — Это поэтому ты не пьешь?

Лоретта поерзала, пытаясь высвободиться из его хватки, все еще вцепившись в его запястье.

— Ты будешь отвечать этому индейцу. — Он пошевелил большим пальцем по коже рубашки, тактика принуждения, которую она не могла игнорировать, возбуждая сосок груди до затвердения, отчего у нее перехватило дыхание. — Ты ищешь смерти, чтобы убежать от моей руки?

У нее вырвалось всхлипывание.

— Пожалуйста… пожалуйста, не надо.

Он склонил голову так, что его губы касались ее уха.

— Из-за этого ты дерешься большую драку? Голубые Глаза… — Его голос стих, словно он не знал, что сказать. Затем он убрал руку с ее груди и вернул на ребра. — Моя рука не сделала тебе больно. Я не приношу тебе стыда. Я не понимаю тебя. Ты будешь делать картину для меня, нет?

Картину? Картина в голове Лоретты выглядела слишком ужасной, чтобы о ней можно было рассказать словами.

— Ты думаешь, я не знаю, что вы, чудовища, делаете с белыми женщинами? Я знаю! Моя мать… я… — Она глотнула. — Твоя сильная рука! Ты предлагаешь опереться на нее до тех пор, пока она не обернется против меня.

Он провел губами по ее виску, задержался там, его дыхание было подобно теплому туману, проникшему в ее волосы. В течение долгой паузы он сохранял молчание, затем сказал:

— Моя рука твоя, чтобы опереться на нее навсегда. До тех пор, пока снег придет в твои волосы. Всегда, до тех пор, пока я не стану пылью в ветре.

Его голос звучал так искренне.

— Я не стану слушать этого, я не стану. Ты думаешь, что я настолько глупа, что ты можешь обмануть меня… медовыми речами?

— Я не делаю обманов. — Он сильнее сжал ее. — У меня нет нужды. Если мое сердце жаждет убийств, я убиваю. Если я хочу играть игры с моей женщиной, я играю их. Мне не нужны обманы. Я хочу, я беру. Это очень простая вещь.

Воин подъехал к ним, подняв тучу пыли. Лоретта перевела взгляд на скальпы, висевшие на его уздечке, на ситцевую ткань, привязанную к его подпруге и говорившую о многом. Слезы бессилия наполнили ее глаза.

ГЛАВА 12

Остальная часть пути превратилась в сознании Лоретты в мешанину привалов на ночь, бесконечной езды под палящим солнцем, бесполезной борьбы с Охотником, заставлявшим ее пить. С каждым часом гордость иссякала, а безнадежность возрастала. «Я твой ветер. Склонись или сломайся. Я хочу, я беру». Его образ — самонадеянный, сильный и безжалостный — постоянно стоял передней. Единственным утешением была для нее мысль о том, что, в конце концов, она ускользнет от него в бархатную темноту сна, от которого не пробуждаются.

К тому времени, когда они добрались до его деревни, Лоретта потеряла всякое ощущение времени и не знала, сколько прошло дней. В минуты просветления она была уверена в том, что они двигались кругами, прокладывая ложный след. Как-то в конце дня они поднялись на плато, с которого открывался вид на речную долину, ярко-зеленые холмистые луга, расположившиеся параллельно реке, однообразие которых нарушалось редкими кактусами или красными юкка. Вдоль речных берегов величественные тополя раскачивались в порывах ветра. Их серебристые стволы и пятнистые листья обеспечивали отличный камуфляж для бесчисленных вигвамов, воздвигнутых между деревьями. Неужели Застолбленные Равнины? С горьким разочарованием Лоретта осознала, что индейцы не только двигались гораздо быстрее, чем могло большинство белых, но и избрали совсем другое направление, сделав невозможной попытку преследовать их.

Она смотрела на деревню глазами с отяжелевшими веками. Она не знала, что это за река, да ей это было совершенно безразлично. Деревня находилась здесь; единственное, что имело значение. И здесь, в одном месте, собралось больше команчей, чем ей когда-либо приходилось видеть. Охотник крепко обнял ее за талию, прижав к своей мощной груди. Наклонившись, он прошептал:

— Не бойся, mah-tao-yo. Я рядом.

Другие индейцы запрокинули головы и издали продолжительные, пронзительные крики, как взбесившиеся койоты лают на луну. Через несколько секунд снизу раздалось ответное приветствие, и фигурки, похожие на муравьев, засновали взад и вперед между коническими домами. Охотник погнал кобылу вперед, наклоняясь, чтобы облегчить лошади спуск по крутому склону. От страха у Лоретты похолодела спина. Момент, которого она боялась, наступил.

Другие лошади бросились к деревне, как коровы к овсу. Кобыла Тома Уивера проявляла меньше энтузиазма и спускалась, насторожив уши и поводя ими, прислушиваясь к незнакомым звукам, несущимся ей навстречу. Пользуясь минутной отсрочкой, Лоретта с интересом наблюдала за людьми, бросившимися навстречу, чтобы приветствовать возвращающихся воинов. Ее сердце учащенно забилось, когда она представила себе, как те же самые люди бросаются к ней. Крики, смех, слова приветствий носились в воздухе вокруг нее, рикошетом отлетая от деревьев.

Мужчины проехали через лагерь, по всем тропам между вигвамами, приветствуя всех. Стайка грязных, полуодетых детишек, весело лопоча, следовала за ними. Среди всеобщего возбуждения две лохматые собаки затеяли драку и в потасовке чуть не сбили стойку с мясом. Невысокая, стройная женщина в одеянии из оленьей кожи погналась за ними с палкой.

Лоретта никогда не видела такой суматохи. Люди появлялись из кустарниковых зарослей перед вигвамами, размахивая руками и смеясь. Сквау, которые были заняты приготовлением пищи, снимали свои горшки с костров и торопились поприветствовать своих сыновей, братьев, мужей и любовников.

Повсюду, куда бы ни посмотрела Лоретта, то, что она видела, напоминало ей о том, где она находится. У горевших не в полную силу костров лежали матрацы из шкур. Причудливо разрисованные боевые щиты стояли возле большинства вигвамов. С перекладин над кострами свисали оловянные горшки. Бизоньи желудки, раздувшиеся от воды, висели на стойках. Кошмар белой женщины — деревня команчей.

Охотник направил лошадь прямо в толпу, его рука сжимала талию Лоретты, тело было напряжено. Когда толпы людей прижались к его лошади, она почувствовала, что его плечи наклонены вперед, чтобы прикрыть ее. Бесполые лица плыли перед нею одним коричневым пятном. Все они были враждебными и злыми. Потянулись руки. Жестокие пальцы хватали ее за штаны, прихватывая вместе с тканью кожу. Задыхаясь от ужаса, она прижалась к своему господину.

— Ob-be mah-e-vah, прочь с дороги! — проревел Охотник. Взмахом руки он оттолкнул нескольких. — Kiss! Mah-ocu-ah, kiss! Прекрати, женщина, прекрати!

Боль пронзила кожу на голове Лоретты. Крик вырвался из ее горла, а сама она качнулась вбок. Женщина схватила ее за волосы и, казалось, не собиралась с ними расставаться. С ревом Охотник откинулся назад и, поставив ногу на грудь женщины, толкнул ее с такой силой, что она растянулась в толпе. Часть волос Лоретты осталась у нее в кулаке.

Затем Лоретта услышала хриплый женский голос, перебивший общий шум. Толпа расступилась, пропуская высокую, полную женщину. Она размахивала над головой длинной деревянной ложкой, которой время от времени била по головам на своем пути. Ее коричневые глаза излучали гнев. Приблизившись к Охотнику, она остановилась, широко расставив ноги, уперев руки в бока и не отрывая глаз от Лоретты. Хаос вокруг нее стал успокаиваться, как оседающая пыль.

Лоретта почувствовала, что должно произойти нечто важное, и это связано с нею. Она смотрела на женщину, боясь пошевелиться, не в состоянии глотнуть. Классические черты лица сквау задели в ней какую-то струну, показались знакомыми каким-то неопределенным образом. Густые пряди волос опускались на широкие плечи, серебристые пряди перемежались с прядями цвета черного дерева. Она была красива и некрасива. В ее лице, словно высеченном из камня, было выражение высокомерия и чего-то невежественного. Одеяние из оленьей кожи, облегающее фигуру, свидетельствовало о полном, но хорошо сложенном теле. А ее глаза… Прямой, пронзительный, странно знакомый взгляд смерил Лоретту с ног до головы. Сколько раз Охотник смотрел на нее подобным образом?

Осознание медленно пришло к ней. Черты лица, как бы высеченные из камня, полные, красивой формы губы, резко очерченный подбородок и надменное выражение лица. Мать ее господина.

Взгляд женщины встретился с глазами сына, и она улыбнулась. Переведя взгляд снова на Лоретту, она сказала:

— Eln man-suite mah-zi-ich-ket?

— Моя мать, Женщина Многих Одежд, спрашивает, не хочешь ли ты кушать?

Лоретта энергично покачала головой, прижавшись теснее к его груди. Быстро прикинув, она решила остаться с Охотником. Он наклонился так, чтобы заглянуть ей в глаза.

— Ты не будешь бояться. Моя мать будет разбивать головы. Твой хороший друг. Ты должна ей доверять.

Лоретта пробежала взглядом по стене тел, одетых в кожу, и впервые прижалась еще теснее к обнимающей ее руке своего господина. В глубине его глаз что-то зашевелилось, согревая ее теплом. Что-то, похожее на улыбку, промелькнуло в суровом выражении его рта, а пальцы плотнее прижались к ее ребрам. Подняв голову, он что-то сказал на языке команчей.

Женщина кивнула в знак согласия и повернулась, разгоняя зевак в стороны. При этом ее ложка выбивала звонкую дробь на головах медленно расходившихся. Охотник засмеялся, и колебание его груди передалось лопаткам Лоретты в то время, как он направил кобылу по дороге, расчищенной матерью. Толпа образовала стены по обе стороны от них, несколько отступив только тогда, когда лошадь остановилась перед вигвамом. Когда он сделал движение, чтобы спешиться, Лоретта вцепилась в его запястье в страхе от того, что он может покинуть ее.

— Yo-oh-hobt pa-pi! Yo-oh-hobt pa-pi! — кричала маленькая девочка, приплясывая вокруг кобылы. Ее глаза-пуговки сияли, ее пухлый коричневый зад дергался так сильно, что с нее вот-вот должна была свалиться набедренная повязка.

— Ein mah-heepicut?

Охотник оторвал вцепившиеся пальцы Лоретты от своей руки и соскользнул с лошади. Улыбаясь ребенку, он наклонился и укрепил веревку, удерживавшую набедренную повязку.

— Huh, ga. — Взглянув на Лоретту, он сказал: — Она Желтые Волосы, и она моя.

Ребенок застыл на мгновение, а затем кинулся к матери Охотника.

— Kaku, бабушка! Yo-oh-hobt pa-pi, Желтые Волосы! Hah-ich-ka po-mea, куда она идет?

Охотник снял Лоретту с лошади и, держа ее на руках, прокладывая дорогу своим плечом, направился в вигвам. Его мать и племянница застыли позади него на некотором отдалении, в то время как он, войдя в вигвам и оглядевшись вокруг, направился к стоявшей в глубине кровати на ножках. Когда он уложил ее, Лоретта утонула в нескольких слоях шкур, мягких, как гагачий пух.

В вигваме потемнело от загородивших вход людей, желающих заглянуть внутрь. Слабость и усталость затуманили сознание Лоретты и затруднили зрение. Она моргала и пыталась сесть, в страхе что Охотник покинет ее. Если бы он ушел, эти люди ринулись бы к ней.

Он положил ей на плечо тяжелую руку.

— Ты будешь лежать тихо. — Повернувшись ко входу, он закричал: — Меа, уходите!

Лоретта вздрагивала при каждом изменении тона его голоса.

Ребенок прыгнул на кровать, приземлившись на четвереньки, круглое личико расплылось в улыбке.

— Hein nei nan-ne-i-cut?

— Как тебя зовут? — перевел Охотник, нагибаясь над кроватью и ласково ероша волосы девчушки.

— Loh-zhett-ah, eh? Tohobt Nabituh, Голубые Глаза. — Лоретте он сказал: — Дочка Воина, To-oh Hoos-cho, Черный Дрозд.

Черный Дрозд захихикала и посмотрела на бабушку, которая наблюдала за происходящим с противоположной стороны.

— Loh-zhett-ah!

Лоретта подвинулась к изголовью кровати, чтобы опереться спиной об упругую кожаную стенку. Маленькая девочка последовала за нею, протянув маленькую коричневую ручку и легко коснувшись оборок на штанах Лоретты. Лоретта смотрела на нее. Наконец нашелся хоть один индеец, к которому она не испытывала отвращения с первого взгляда. Ей захотелось обнять девочку. По мнению Лоретты, ей было около трех лет, может быть, четырех.

Пока Черный Дрозд удовлетворяла свое любопытство в отношении Лоретты и обследовала ее всю от головы до пальцев ног, Охотник вел непонятную беседу со своей матерью. По его жестам Лоретта догадалась, что он рассказывает, как его пленница отказывалась от пищи и воды и что к ней вернулся голос. Выражение озабоченности промелькнуло на лице старой женщины.

Охотник встал и постучал тыльной стороной ладони по лбу, закатывая глаза к дымовому отверстию над очагом.

— Ai-ee! — Женщина Многих Одежд прошла по утрамбованному земляному полу с травяным покровом и склонилась над Лореттой. После нескольких секунд визгливого бормотания и размахивания ложкой она тихо пропела: — Nei mi-pe mah-tao-yo, — и положила нежно руку на волосы Лоретты.

— Моя мать говорит, бедная крошка не должна бояться.

Женщина Многих Одежд бросила на своего сына подозрительный взгляд. Когда стало очевидно, что он не хочет больше ничего добавить к сказанному, она замахнулась на него ложкой.

С большой неохотой он прокашлялся, оглянулся на людей, толпившихся у входа, и сказал очень тихим голосом:

— Ты не должна бояться меня. Если я подниму на тебя руку, я буду caum-mom-se, лысой башкой, и она отколотит меня своей ложкой. — Он замялся, и было похоже, что он едва сдерживается, чтобы не улыбнуться. — Она устроит большой na-ba-dah-kah, бой со мной. И в конце она победит. Она злая женщина.

Женщина Многих Одежд погладила волосы Лоретты и кивнула, сказав что-то еще. Не успела она закончить, как Черный Дрозд разразилась хихиканьем и откатилась от Лоретты, положив руку себе на живот. То, что сказала женщина, ребенку показалось очень смешным.

— Ты должна кушать, — перевел Охотник. — И пить. Скоро будешь чувствовать себя лучше. А она достанет у Команчеро большую ложку для тебя. Если я когда-нибудь вселю страх в твое сердце, ты сама сможешь поколотить меня.

Лоретта была согласна с Черным Дроздом. Ей требовалось гораздо больше, чем ложка, для того, чтобы сражаться с Охотником. Она оперлась ладонью о кровать, чтобы удержаться в вертикальном положении. Ее спина стала совсем мягкой.

Словно поняв, что Черный Дрозд мешает ему в его деле, Охотник схватил ребенка с кровати и взял под мышку. Он отнес ее ко входу в вигвам, мягко опустил на ноги, выпроваживая из вигвама и закрыв вход, чтобы собравшиеся не могли заглядывать внутрь. Черный Дрозд просунула свою черную голову назад и крикнула:

— Kianceta, ласка!

Охотник заворчал и попытался поймать ее. Его неожиданная свирепость удивила Лоретту, но Черный Дрозд, не обращая на это никакого внимания, раскачивалась на кожаном клапане, как детеныш опоссума, хихикая и визжа, ничуть не испугавшись. Ее дядя снял ее с клапана и, нашлепав по пухлому заду, отпустил. В вигваме воцарилась тишина. Тревожная тишина.

Лоретта неуверенно осмотрелась, предполагая увидеть… ну, в общем, она не была уверена, что она предполагала увидеть, но какие-нибудь языческие предметы, несомненно, окровавленные скальпы и предметы войны, но не шкуры и стойки с изделиями из буйволовой кожи, кухонные горшки и ложки, или одежду. Красиво выделанные рубашки из оленьей кожи висели на своих крючках вместе со штанами и набедренными повязками. Одежда была вся мужская. Это, должно быть, его вигвам, решила она, а не его матери.

— Ein man-suite mah-zi-ich-ket, Tohobt Nabituh? — спросила Женщина Многих Одежд.

Охотник повернулся от входа в вигвам.

— Ты будешь кушать? Моя мать принесет очень хорошую пищу.

Лоретта подтянула колени к подбородку и обхватила их руками. За кожаными стенами раздавались голоса на незнакомом и устрашающем языке. Женщина Многих Одежд производила впечатление доброй, но Лоретта не могла забыть женщин, которые атаковали ее за пределами вигвама, а также того обстоятельства, что Охотник рассматривал ее как свою собственность. Она отрицательно покачала головой, настолько уставшая, что хотела только укрыться шкурами и заснуть.

Лицо Охотника омрачилось. Его мать выглядела расстроенной. Они долго беседовали, а затем Женщина Многих Одежд покинула вигвам. Решение было достигнуто, и у Лоретты сложилось ощущение, что оно ей не понравится. Охотник закрепил клапан из медвежьей шкуры так, чтобы никто не мог войти, а затем подошел медленно к кровати. Их взгляды встретились, и он сложил руки на своей широкой груди.

После рассматривания ее до тех пор, пока ей не захотелось спрятаться под шкуры, он уселся рядом с ней.

— Я заставлю тебя пить и кушать, и ты не умрешь. Все эти страдания только для того, чтобы сдаться в конце? Это boisa. — Он протянул руку и ласково положил на ее волосы. — Ты будешь кушать, Голубые Глаза? Немного?

— Нет.

Мышцы челюстей напряглись. Его глаза не давали ей пощады.

— Ты не можешь убежать от меня. Ты здесь. Так-то вот.

Взглянув в направлении входа и вспомнив ужасы, которые, как было ей известно, находились по ту сторону, ока прошептала:

— У меня нет выбора.

— Ты выберешь, где ты поставишь свои ноги, Голубые Глаза. Эта дорога, по которой ты идешь, плохая — очень плохая. Этот индеец покажет тебе другую, — Он наклонился ближе. — Ты научишься понимать, что моя рука на тебе не ужасная вещь.

Глаза Лоретты расширились:

— Н-не теперь?

Он запустил пальцы в ее волосы, не сжимая их.

— Ты не хочешь кушать. Ты боишься моего прикосновения. Ты лучше умрешь. Твои слова, а?

У Лоретты все поплыло перед глазами. Она заморгала, пытаясь восстановить зрение. Она попыталась отвести его руку в сторону.

— Даже если я буду кушать и ты оставишь меня в Покое этой ночью, ты не оставишь в следующую или в другую. — Ее шее стало жарко. — А после тебя все твои друзья. Ты думаешь, я настолько глупа?

Он оставил ее волосы и занялся глубоким вырезом своей охотничьей рубашки, которая была на ней. Когда его пальцы касались ее ключицы, плеча, шеи, кожа ее горела в этих местах, как от ожогов. Она закрыла глаза, слишком слабая, чтобы оттолкнуть его.

— Не друзья, Голубые Глаза. Ты принадлежишь только мне.

— Я буду драться с тобой до тех пор, пока не испущу свой последний вздох. — Она качнулась и снова выпрямилась. — Почему я? Почему тебе не найти индейскую женщину?

— Я хочу тебя. — Он провел пальцами вдоль впадины на ее щеке. — Твоя кожа, как лунный свет. Я темный, как ночь, рядом с тобой. — Он обнял ее за шею и привлек к себе. — Свет солнца в твоих волосах, свет луны на твоей коже. Этот индеец смышленый, нет?

— Нет, — ответила она хриплым голосом.

— Ты будешь кушать?

— Нет.

Он нагнулся, чтобы коснуться впадины ее шеи, его губы ощущались, как шелковистые, зубы слегка пощипывали, теплый, влажный рот заставлял ее вздрагивать.

— Как горностай, mah-tao-yo. Такая мягкая. И сладкая, как цветы.

Она втиснула между ними руки, сжатые в кулаки, суставы ее пальцев уперлись в его теплую мускулистую грудь. Когда она разомкнула веки, у нее все поплыло перед глазами.

— Пожалуйста… пожалуйста, не надо. Я даже не знаю точно, как тебя зовут. Пожалуйста, не надо.

— Охотник, — прошептал он ей в ухо. — Охотник-Волк, Habbe Esa. Ложись на спину, Голубые Глаза. Ты слабая, да? Ложись на спину и закрой глаза. Разреши мне прогнать твои страхи. Когда ничего не боишься, не надо умирать.

— Нет. — Она попыталась оттолкнуть его. — Нет. Он просунул руку под ее колени и попытался заставить ее лечь на спину. Сопротивляясь, она уперлась локтями, пытаясь уклониться от губ, которые скользили по шее к ключице. И ниже. Паника захлестнула ее. Она не могла бороться с ним. Во всяком случае не тогда, когда она так дрожит. Не тогда, когда мир перевернулся. Кончик его языка проник под кожаную рубашку, оставляя влажные следы как раз над самыми грудями. Соски напряглись и поднялись, упираясь в мягкую кожу рубашки, которая задевала их, когда она двигалась.

Никогда раньше Лоретта так не бледнела, как теперь. Втягивая воздух, она попыталась отодвинуться в сторону, но его мускулистая рука преградила ей путь. В то время как она боролась, чтобы изменить свое положение, его губы нашли ее ухо и вместе с зубами и языком исследовали его вкус, форму, обнаруживая с безошибочной точностью чувствительные места. От его теплого дыхания у нее пробегали мурашки по телу.

— Habbe… — Ее голос стих. Ей отчаянно хотелось отвлечь его, но вместо этого оказалось, что из них двоих не могла сосредоточиться на своих мыслях и поступках именно она. — Твое имя, ка-как оно было? Habbe что-то? Что оно значит?

— Habbe Esa, Дорога к Волку, Охотник-Волк. Мой брат волк явился мне во сне о моем имени.

— Во… во сне о твоем имени? — Поерзав, она чуть отстранилась и тыльной стороной ладони ткнула его в подбородок с тем, чтобы сесть. — Ч-что за сон о твоем имени?

Он сверкнул на нее глазами, откидывая голову назад.

— Сон, который мужчина ищет, когда становится воином. Во сне он узнает свое имя. Женщине это не надо. Ей дают имя другие.

Он опустил голову и схватил зубами большой палец ее руки. Загипнотизированная, Лоретта почувствовала движение его языка по суставам пальца. Боже милостивый, она может потерять сознание. И пока она будет в бессознательном состоянии, он может… он может… Она почувствовала, что падает набок. Его рука удержала ее от падения.

Он освободил ее большой палец.

— Голубые Глаза?

Лоретта облизнула губы, отчаянно стараясь выпрямиться. Она не может потерять сознание — просто не может. Его лицо превратилось в неясное пятно. И голос его звучал откуда-то издалека.

— Hah-ich-kaein, где ты, Голубые Глаза? Лоретта моргнула, но это ничего не изменило.

Может быть, так чувствуют себя, когда умирают? Все плывет, и все становится далеким?

— Hah-ich-kaein, где ты, Голубые Глаза? Она попыталась ответить. Не смогла.

Мясной бульон? Предполагалось, что в раю ангелы с крыльями, величественные песни восхваления, улицы, вымощенные золотом, и пушистые розовые облака. Лоретта глотнула и всплыла на поверхность сознания, постепенно приходя в себя. Большая рука сжимала ее челюсть. Что-то теплое и густое текло ей в рот. Голоса звенели в ушах. Она попыталась освободиться от державшей ее руки. Она не должна кушать. Кусочки мяса застряли у нее под языком. У нее сдавило горло. А затем она задохнулась.

Кто-то держал ее голову, пока желудок очищался. Сильные руки. Влажная тряпка прошлась по ее лицу. Голос позвал ее. Очень низкий голос. Лоретта погрузилась в темноту.

— Если я не отвезу ее назад в ее деревянные стены, она умрет. — Охотник встретил взгляд своего отца над пляшущими языками пламени. — Что будет тогда с пророчеством? Она освободила свой живот от мясного бульона и драгоценной воды. Если это будет продолжаться, она наверняка умрет.

Soat Tuh-huh-yet, Много Лошадей, затянулся из трубки и выпустил дым вверх к верхушке вигвама, а затем к земле. Сделав еще одну затяжку, он выпустил дым на восток, на запад, на север и на юг. Затем трубка перешла из его правой руки в левую руку Охотника, который медленно затянулся и вернул трубку отцу правой рукой, чтобы образовать полный круг, который никогда не должен нарушаться.

— Мой tua, ты только что прибыл. Дай ей немного времени.

— Она умрет через день или два. — Охотник выплюнул табачные крошки. Хотя он никогда не признавался в этом, он испытывал отвращение ко вкусу трубки своего отца. — Я испробовал все, отец. Я был с ней добр. Я обещал, что моя сильная рука будет всегда с нею до горизонта, до тех пор, пока я не превращусь в пыль, несомую ветром. И я пытался заключить с ней сделку.

— Какую сделку?

Охотник бросил настороженный взгляд в затененный угол, где его мать сидела и слушала их разговор.

— После ухода матери из вигвама я сказал, что я, вероятно, буду уставшим индейцем, когда взойдет луна, если она будет кушать и пить.

— И если она не станет пить и кушать, ты не будешь уставшим? — Глаза Много Лошадей наполнились смехом. Он тоже бросил взгляд в темноту. — Сделка не понравилась ей?

Охотник покачал головой.

— Возможно, она не та женщина, — сказал негромко Много Лошадей.

— Она та женщина. Я уверен в этом.

— Голос духа посетил тебя во сне?

— Нет, отец. — Глядя на языки пламени, Охотник задумался. — Ни один мужчина не испытывает такой ненависти к tosi tivo, как я. Ты знаешь, что это так. Мое сердце горело ненавистью, когда я отправился за Желтыми Волосами. Я хотел убить ее.

Женщина Многих Одежд выдвинулась вперед, на ее лице плясали отсветы пламени. Охотник встретил ее взгляд. Она была мудрой женщиной. Она соблюдала обычаи и редко вмешивалась в беседу мужчин, но, когда она вмешивалась, только глупец не прислушивался к ее словам.

Ему хотелось знать, не поделится ли она своими мыслями. Когда она продолжала молчать, он прочистил свое горло, которое горело от трубки, и продолжал:

— Теперь я не могу убить ее. Она вошла в меня. Моя ненависть к ней исчезла, как улетает ветер. Она спасла мою жизнь. — Он быстро рассказал про историю со змеей и как она нарушила свое молчание, чтобы предупредить его.

— Ты предпочитаешь, чтобы она жила всегда вдали от тебя?

У Охотника сжалось все внутри. В этот момент он осознал, как сильно он хотел иметь эту женщину рядом с собой.

— Я предпочту никогда не видеть ее снова, чем видеть, как она умирает. — Его рот скривился. — У нее слишком большое сердце для такой маленькой. Она воюет с голыми руками и побеждает.

Много Лошадей кивнул:

— Huh, да, Воин и Быстрая Антилопа уже рассказывали мне.

— Я мог бы отвезти мою женщину назад в ее края, — сказал Охотник. — Я знаю слова пророчества. И я не могу огорчить Богов, но я не вижу другого выхода.

Мать Охотника опустилась на колени.

— Муж, я прошу разрешения говорить. Много Лошадей сощурился в темноту.

— Говори, женщина.

Она выдвинулась вперед на освещаемое место, ее коричневые глаза были непроницаемыми в мерцающем свете.

— Я могу пропеть лишь часть песни, поэтому мы можем послушать слова. — Она запрокинула голову и сцепила руки перед собой. Монотонным голосом она произнесла: — Когда его ненависть к Белым Глазам будет горячей, как летнее солнце, и холодной, как зимний снег, придет к нему нежная девушка из страны tosi tivo.

— Да, жена, я знаю слова, — сказал нетерпеливо Много Лошадей.

— Но ты слушал? — Женщина Многих Одежд устремила свой взгляд на старшего сына. — Охотник, она не пришла к тебе, как говорится в пророчестве. Ты взял ее силой.

— Pia, что это ты говоришь? Разве она может прийти по своей воле? — Смешок сорвался с губ Охотника. — Маленькая Голубые Глаза? Никогда.

Его мать подняла руку.

— Я говорю, что она может и что она должна. Ты должен отвезти ее в деревянные стены. Боги приведут ее обратно к тебе.

Охотник посмотрел на отца. Много Лошадей отложил трубку в сторону и долго смотрел на пляшущие языки пламени.

— Может быть, твоя мать права. Возможно, мы поступили неправильно, послав тебя пленить ее. Возможно, предназначалось, что она должна прийти к тебе по своей воле.

Охотник не посмел высказать возражений, которые вертелись у него на языке. Хотя он не верил в то, что его маленькая Голубые Глаза может вернуться в страну команчей по своей воле, его родители решили, что он должен отвезти ее домой, и этого было достаточно.

— Что приведет ее назад ко мне, pia? Женщина Многих Одежд улыбнулась.

— Судьба, Охотник. Она направляет наши шаги. Она направит и ее.

Лоретта закуталась в шелковистые шкуры, пытаясь укрыться от настойчивой руки, которая трясла ее за плечо, и голоса, который звал ее. Не по имени, конечно. Голубые Глаза. Что это за имя?

— Голубые Глаза, ты должна проснуться. Домой… ты хочешь домой?

Дом. Эми и тетя Рейчел. Серое стеганое одеяло. Свинина и яйца на завтрак. Кофе на крыльце, когда солнце наполовину скрывалось за горизонтом, украсив небо малиновым цветом. Домой. К смеху и любви, к безопасности. Ода, она хотела домой.

— Вставай, маленькая. Индеец отвезет тебя назад. Ло-рет-та? Вставай, Hoos-cho Soh-nips, Птичьи Кости, ты должна кушать и набраться сил, чтобы ты смогла добраться до дома. К твоим людям и деревянным стенам.

Лоретта открыла глаза. Она перевернулась на спину и заморгала. Темное лицо плавало над нею. Смешно, но, поморгав, она не смогла разглядеть его яснее. Она с любопытством протянула было к нему руку, но потом передумала.

— Ты будешь вести медовые речи со мной? Мы будем делать договор между нами, но без tiv-ope, письма. Ты будешь кушать и станешь сильная, и я отвезу тебя к твоим людям.

Медовые речи. Все ложь, как говорит Охотник. Лоретта всмотрелась. Она провела языком по губам и попыталась глотнуть.

— Д-домой? — прохрипела она.

— Huh, да, Голубые Глаза. Но ты должна кушать, чтобы выжить и вернуться. И пить. Три дня. Пока ты не станешь сильной снова. — Кончиками пальцев он провел по ее щеке и слегка коснулся волос. — Тогда я отвезу тебя.

— Ты не обманываешь? — проскрежетала она.

— Это обещание я делаю. Ты будешь кушать и пить.

Лоретта закрыла глаза. Она, вероятно, видит сои. Но какой прекрасный сон. Поехать домой. Чтобы Охотник добровольно отвез ее туда. Не надо беспокоиться о том, что его гнев падет на ее семью.

— Без обмана? Ты клянешься?

— Без обмана.

Его голос звенел и отдавался эхом в ее голове, сначала громкий, а затем шепот. Она с трудом открыла глаза. Темнота снова начинала окутывать ее.

— Тогда я буду кушать.

Мясной бульон. Охотник одной рукой держал ее, а другой чашку у ее губ. Рот Лоретты наполнился. Горло отказывалось действовать. Она опустила голову на плечо своего господина, затем, собравшись с силами, сумела проглотить. Бульон опустился в ее желудок, упав, как свинцовый шар.

— Больше не надо. Тошнит. Меня стошнит.

— Еще один глоток, — уговаривал он. — Потом будешь спать.

Лоретта пыталась разглядеть все вокруг. Край чашки, прижимаемой к ее губам. Она еще раз набрала полный рот бульона и заставила себя проглотить. Затем она почувствовала, что опускается на шкуру. Спать. Сильные руки уложили ее удобнее и укрыли тяжелой шкурой. Сильные, но нежные руки.

— Домой… ты отвезешь меня?

— Huh, да, светлая. Я отвезу тебя.

Лоретта забылась. Он отвезет ее. В конце концов, это всего лишь сон. Она могла доверять его обещаниям в снах.

ГЛАВА 13

Лоретта медленно пробуждалась от сна, разбуженная какими-то звуками, напоминавшими ей кудахтанье кур. Курятник? Когда она повернулась на бок и попыталась открыть глаза, она ощутила прикосновение меха к своей щеке. Память вернулась к ней в головокружении событий и в хороводе туманных образов. Деревня. Женщина Многих Одежд, колотящая ложкой по головам, Охотник, покусывающий ее шею. А затем темнота. Дальними уголками своего сознания она вспоминала кого-то, будившего ее несколько раз, чтобы влить бульон и воду в нее.

Казалось, что звуки кудахтанья приближаются, и медленно она распознала их как хриплое хихиканье. Вздрогнув, Лоретта окончательно проснулась. Она открыла глаза и увидела лукавое лицо Черного Дрозда на расстоянии нескольких дюймов от своего собственного. В следующее мгновение она поняла, что маленькая девочка была не одна. Двое других детей, мальчик лет пяти и девочка лет двух, также находились на кровати. Их глазки-пуговки были широко раскрыты от любопытства.

Лоретта приподнялась на локте. Голова больше не кружилась, она просто испытывала ужасную слабость. Настороженная, она быстро огляделась в вигваме, но не увидела никого из взрослых. Дети независимо от их расы не очень пугали ее.

Маленький мальчик коснулся рукой, покрытой пылью, волос Лоретты и, задержав дыхание, издал звук «уух». От него пахло, как от любого маленького мальчика, который много играл, немного потел, и тем не менее в этом запахе было что-то свежее с определенной долей примеси запахов собак и лошадей. Черный Дрозд сосредоточилась на голубых глазах Лоретты, смотря в них немигающим взглядом. Младшая девочка почтительно проводила кончиками пальцев по оборкам штанов Лоретты, все время повторяя:

— Tosi wannup.

Лоретта не смогла удержаться от улыбки. Она была для них таким же неведомым существом, какими они были для нее. У нее возникло страстное желание привлечь их к себе и никогда не отпускать. Дружеские лица и человеческое тепло. От их хихиканья ей еще больше захотелось домой.

Голосом, который не очень хорошо повиновался приказам мозга, Лоретта пробормотала:

— Здравствуйте. — Звук ее собственного голоса казался ей нереальным — отзвуком из прошлого.

— Hi, hites. — Черный Дрозд сплела свои маленькие указательные пальцы в безошибочном знаке дружбы. — Hah-ich-ka sooe ein conic?

Лоретта не имела никакого представления о том, что спросила ее девочка, до тех пор, пока Черный Дрозд не сложила пальцы пирамидкой.

— О, мой дом? — Лоретта приложила руку ко лбу, как бы вглядываясь вдаль. — Очень далеко отсюда.

Глаза Черного Дрозда сверкнули от удовольствия, и она разразилась длинной цепью непонятных слов, хихикая и размахивая руками. Лоретта наблюдала за ней, зачарованная светом счастья в ее глазах, выражением невинности ее маленького лица. Она всегда воображала, что команчи — как молодые, так и старые — покрыты кровью, капающей с их пальцев.

Позади нее раздался низкий голос:

— Она спрашивает, сколько времени ты будешь кушать и греться с нами.

Удивленная Лоретта обернулась и увидела Охотника, полулежащего на матраце из шкур. Так как он лежал очень низко, она не заметила его, когда осматривалась первый раз в вигваме. Опираясь на локоть, он с минуту слушал болтовню своей племянницы. В его глазах, блестящих, бездонных, отражался свет, попадавший в вигвам через вход.

— Ты скажешь ей: Pihet tabbe. Доверие нелегко приходило к Лоретте.

— Что это значит?

В углах его рта появился намек на улыбку.

— Pihet, три. Tabbe — солнце. Три солнца. Так мы договорились.

Успокоенная тем, что обещание отвезти ее домой не приснилось ей, Лоретта повторила Черному Дрозду: «pihet tabbe». Маленькая девочка выглядела огорченной и взяла Лоретту за руку.

— Ка, — вскричала она. — Ein mea mon-ach.

— Ка — нет. Ты уходишь далеко, — перевел Охотник, поднимаясь. — Мне кажется, ты нравишься ей. — Он подошел к кровати и со снисходительной улыбкой отогнал детей в сторону, как тетя Рейчел отгоняла кур. — Poke wy-ar-pee-cha, Девочка-Пони, — сказал он, сгребая неиспугавшуюся малышку со шкур и ставя ее на пол. Его рука на какое-то мгновение задержалась на ее голове, ласково потрепав волосы, что, по мнению Лоретты, было не характерно для команча. Хрупкий ребенок, его грубая сила. Эти двое находились в абсолютном противоречии. — Она дочь моей сестры, которая умерла. — Кивнув в сторону мальчика, он добавил: — Wakere-ee, Черепаха, сын Воина.

Лоретте не хотелось, чтобы дети оставили ее наедине с их дядей. Она смотрела им вслед, когда они выбежали из дверей вигвама. Звуки их смеха уплыли вместе с ними. Чувствуя на себе взгляд Охотника, она глотнула, пытаясь привести свои мысли в порядок. Хотя он был очень добр с ней во время их путешествия и проявлял по отношению к ней чрезвычайное терпение, она не могла забыть его скрытые угрозы в день прибытия.

— Г-где твои дети?

На мгновение ей показалось, что она увидела выражение боли в его лице. Затем он улыбнулся.

— Они играют в Nanipka, прячутся за холмом.

— Значит, у тебя… нет детей?

— Нет. — Он наклонился и занялся находящейся поблизости грудой из буйволовых кож и кожаных коробок, мускулы на его руках играли и образовывали узлы при каждом движении. — Моя женщина была убита mau-vate taum, пять лет назад. Наш ребенок был в ней.

— О, — у Лоретты опустился подбородок, и взгляд ее устремился на колени. В то же время она в смущении теребила бахрому рубашки из оленьей кожи. — Я… я очень сожалею.

Он взглянул на нее, нахмурившись. Почувствовав его растерянность, она подняла голову.

— Это… очень печально.

Выражение его лица стало еще более хмурым, но смятение исчезло.

— Huh, да, очень печально.

— Как это случилось? — Она задала этот вопрос шепотом, нерешительно, неуверенная в том, что он ответит, но испытывая потребность узнать.

— Память об этом унеслась с ветром. — Повозившись в буйволовых кожах, он извлек веревочный мешочек. Подойдя к кровати, он сел рядом с ней, держась подчеркнуто безразлично, как будто пытался успокоить ее. — Ягоды и орехи. Ты позволишь небольшому количеству пищи сказать hi, hites своему животу, а?

Лоретта узнала слова «Hi,hites», как те, которые сказала Черный Дрозд, переплетя указательные пальцы своих рук в знак дружбы.

— Здравствуй?

— Да, на языке племени команчей это значит: «Как поживаешь, мой друг?»

Он положил мешочек между ними на шкуру с широко раскрытым верхом, чтобы она могла свободно брать пищу. Лоретта посмотрела на глазированные медом пеканы и сушеные ягоды. Прошлой ночью, когда она согласилась кушать и пить, она была слишком больная и усталая, чтобы сохранять ясность мыслей. Теперь, при свете дня, несмотря на то, что он сказал несколько минут назад, было вполне вероятно, что он мог солгать ей, говоря о возвращении домой.

Она быстро огляделась в незнакомой обстановке. Его боевой щит стоял на треноге неподалеку, перья, окружавшие его края, слегка шевелились в дуновении ветра, проникавшего через дверь вигвама. До нее доносился звук многих голосов, произносивших непонятные слова на чужом языке. Его власть над нею была абсолютной. Он мог сохранить ее навсегда, если бы пожелал. Или убить ее, если бы ему того захотелось.

— Охотник-Волк, ты действительно…

— Просто Охотник, если твой язык устал. Она облизала губы.

— Охотник… ты действительно имел в виду то, о чем говорил? Насчет того, что отвезешь меня домой?

— Я сказал это.

Она смотрела пристально на него, стараясь найти какой-то ключ к его мыслям. «Я сказал это». Никаких интонаций в его голосе, выражение лица непроницаемо. Что это за ответ?

— Я… я знаю, что ты сказал, недействительно ли ты имел в виду это?

Губы у него сжались.

— Я сказал это.

Она обхватила руками колени, определив по тону его голоса, что ему не нравится, когда его слова берутся под сомнение.

— Я… — Она впилась ногтями в ладони. — Мне очень хочется домой.

Лоретта уставилась на медальон своего господина. Все вокруг нее — запахи этого мира, кожи, пыли, дыма и незнакомой пищи — проникало в ее существо. Она, наверное, лишилась ума, если была готова поверить ему. Но, как ей хотелось домой. К тете Рейчел и Эми. Верно было и то, что он ни разу не обманул ее и не изменил своему слову, за исключением того случая, когда пообещал отрезать ей язык и не отрезал. Она не могла обижаться на него за это.

Она взяла горсть орехов и ягод и положила несколько в рот. Сладкий вкус меда обволок язык, активизируя деятельность слюнных желез. В животе заурчало. Он услышал звук и вопросительно приподнял бровь.

— Вкусно?

— Мм, — промычала она в ответ, беря в рот еще немного и вытирая ладонь о свои штаны. — Восхитительно.

— Вос-схи-тительно?

На мгновение она забыла о страхе перед ним, и ее губы расплылись в улыбке прежде, чем она это поняла. Когда он улыбнулся ей в ответ, ее охватило удивительнейшее чувство необъяснимой теплоты. Он улыбался ей и раньше, но никогда так, как в этот раз.

— Восхитительно, — повторила она. — Это значит очень хорошо, много лучше, чем просто хорошо.

Его улыбка не исчезла, и она поймала себя на том, что зачарована ею. От такой улыбки цивилизованного мужчины могло замереть сердце. Его четко очерченные губы приподнялись лениво с одного угла рта, открывая сверкающие белые зубы. Это не было лицо убийцы.

Это настроение исчезло, когда он протянул руку, чтобы коснуться ее щеки. Неожиданное движение заставило ее отпрянуть, напоминая, кем был он и кем была она. Ведь он считал ее своей собственностью. Так как она отстранилась, он схватил прядь ее волос, перебирая пальцами.

— Ты вос-схи-тительна. Как солнечный свет. Обеспокоенная блеском, появившимся в его глазах,

Лоретта схватила его руку, чтобы освободить свои волосы. То, что в его вигваме не было скальпов, не означало, что он не мог снять один, когда у него появится такое желание.

— Только вещи, которые можно попробовать, бывают восхитительны.

В тот момент, когда слова эти выскочили из ее уст, она вспомнила, как он покусывал ее шею. От страха у нее похолодела шея. Как будто догадавшись о ее мыслях, он посмотрел на ее шею. Она поймала себя на мысли, что мечтает о своем платье из домотканой материи с длинными рукавами и высоким воротником.

Озорной блеск заиграл в его глазах. Или, может, это была игра света?

— Этот индеец не тонкова, поедатель людей.

— Тонкова кушают людей? — В прошлом году в форте Белнап было несколько индейцев из племени тонкова. Лоретта видела их во время посещения форта. Они были дружелюбными индейцами и казались безвредными. Они даже добровольно предложили свои услуги пограничному патрулю в качестве разведчиков, чтобы помочь в обнаружении команчей. Неужели она находилась в непосредственной близости от каннибалов? — Боже, — прошептала она.

Он ударил себя по лбу тыльной стороной ладони.

— Милосердия от них не жди. Они поедают храбрых врагов, чтобы украсть их мужество. Это точно boisa. Они to-ho-ba-ka, враги людей.

Он поднялся с кровати и принес бутыль. Она попила воды, которую он налил ей, затем вернула чашку с удовлетворенным ворчанием.

— Ты будешь пить еще?

— Нет, спасибо.

Она внезапно почувствовала себя очень усталой и страстно захотела, чтобы он ушел и она смогла бы заснуть. Вместо этого он заткнул пробкой бутыль и снова уселся на кровать. Она подтянула вверх колени и уставилась на него. Он смотрел ответным взглядом. Молчание становилось угнетающим, а ее веки налились тяжестью.

— Ты устала, — сказал он негромко, нагибаясь, чтобы поставить бутыль и чашку на земляной пол. — Ты ляжешь на спину, а?

Ей в голову пришла мысль, что он может лечь рядом с нею, как он поступал во время их путешествия.

— Нет, нет, я чувствую себя хорошо, правда.

Он схватил ее за лодыжку. Тепло от его руки распространилось вверх по всей ноге. У нее захватило дыхание от этой фамильярности. Несмотря на то, что она уже привыкла к его прикосновениям, ей не нравилось это, и она нелегко смирялась. Дома женщина даже не показывала своих лодыжек, не говоря уже о том, чтобы позволить мужчине дотронуться до них. А этот мужчина трогал ее повсюду, где ему хотелось, безо всяких раздумий. Он слегка потянул.

— Ты будешь лежать на спине. Никакого вреда, а? Я буду сторожить.

— А нужно ли?

— Hein?

Hein? Лоретта не имела ни малейшего представления о том, что значит это слово.

— Я говорю, нужно ли сторожить? Это заставляет меня нервничать. Я не могу убежать.

— Нервнишать?

— Нервничать. — Она пожала одним плечом, а затем попыталась освободить свою лодыжку от его пальцев. — Нервничать… беспокоиться. — Она дернула ногой. Но это ни к чему не привело, его хватка была железной. — Не можешь ли ты отпустить меня. Это неприлично, когда ты меня трогаешь таким образом.

— Не-пры-лышно?

— Неприлично. Позорно. Слушай, отпусти меня, пожалуйста. Это ведь моя нога.

— А ты моя женщина.

Она откинула голову и вздохнула. У него была хватка, как железные тиски, и он весил больше нее на добрые девяносто фунтов. Его женщина. На минуту она упустила это из виду и позволила успокоить себя ложным чувством безопасности.

Он потянул ее за ногу и подвинул к себе таким образом, что она оказалась лежащей на спине. Затем он отпустил ее лодыжку и надвинулся на нее, положив руки по обе стороны от нее. Лоретта смотрела на его темное лицо. Сердце бешено колотилось. Во рту все пересохло.

После стольких случаев борьбы с ним она знала, как легко он мог прижать ее своим телом, как быстро он мог схватить ее руки и повергнуть ее в состояние беспомощности. Блеск вожделения в его глазах пугал ее. Что могло остановить его в стремлении овладеть ею? Если она закричит, никто не вмешается.

Где была его мать со своей ложкой теперь, когда она была так нужна?

— Ты будешь спать. — Его низкий голос отдавался в ней вибрацией. — Я буду сторожить.

Сказав это, он отпустил ее и сел на свой матрац. Она услышала постукивание и, поглядев, увидела, что он строгает кремень с помощью костяного кернера. Приглядевшись, она увидела два готовых наконечника для стрел, лежавших рядом с ним, — наконечники для стрел, которыми он когда-нибудь будет убивать белых людей. Она улеглась на бок и стала смотреть на него. Даже здесь, на другой стороне вигвама, она все еще испытывала страх перед ним. И в то же время она всецело зависела от него. Она никогда не сможет расслабиться полностью, пока он сидит здесь.

Через несколько минут тень упала на пол вигвама. В дверях стоял двоюродный боат Охотника. От вида обезображенных черт лица этого человека сердце ее дрогнуло. Одетый только в набедренную повязку и мокасины, он был совершенно обнаженный.

Не обращая внимания на ее присутствие, кроме мимолетного взгляда в ее сторону, он вошел, принеся с собой чувство злости, настолько ощутимое, холодное, что воздух, казалось, был насыщен им. Он обратил свой взгляд к Охотнику. К удивлению Лоретты, он говорил по-английски.

— Твой отец говорит, что ты собираешься отвезти женщину назад, Брат, это boisa. Убей ее. Если ты не можешь пролить ее кровь, я могу. — Лоретта сжала руку в кулак и прижала ее к талии.

Охотник посмотрел в ее сторону, затем встал.

— Ты не будешь говорить об убийстве, Красный Бизон.

Красный Бизон фыркнул с отвращением.

— Я сделаю больше этого. Я требую, чтобы ты привел ее к большому костру.

Большой костер? Дыхание Лоретты замерло на полпути между горлом и легкими. Она почти слышала шипение пламени и потрескивание сучьев.

Охотник широко расставил ноги и скрестил руки на груди.

— Она моя женщина. Она остается в моем вигваме.

— И в то же время ты возвращаешь ее домой? Побей ее. Она будет кушать. Если ты не можешь, я заставлю ее.

Красный Бизон направился к кровати. Лоретта бросила в сторону Охотника взгляд, полный испуга.

Был ли он ее господином или нет, он был ее единственной надеждой, единственным человеком, который стоял между нею и смертью. Взгляд его темно-синих глаз встретился с ее. Красный Бизон протянул к ней руку. Его пальцы готовы были сомкнуться на ее руке. Лоретта отпрянула, дыхание ее стало прерывистым и учащенным.

В последнюю секунду Охотник сказал:

— Не трогай ее, брат. Мое сердце ляжет на землю, если я буду вынужден поднять на тебя руку.

В нахлынувшей волне облегчения Лоретта закрыла глаза, но тут же снова открыла их.

— Ты бросаешь мне вызов? — Красный Бизон выпрямился и резко обернулся. — Из-за Желтых Волос? Я твоей крови! Ты отказываешься от меня из-за нее, которая ненавидит тебя?

Вены вздулись на шее Охотника, и это был единственный признак охватившего его гнева.

— Я отказываюсь от тебя? Ты думаешь, мои глаза слепы? Что я не знаю, как змея попала в ее постель?

Лоретта прижалась спиной к туго натянутой кожаной стене, взгляд ее перемещался с одного мужчины на другого. Красный Бизон начал трястись, его руки прижались к бокам.

— Ты говоришь, что это я положил туда змею?

— Я слышу шепот своего сердца. Меа, уходи. До тех пор пока твоя верность мне не победит твою ненависть.

— Я вставал между тобой и винтовками врага!

— А теперь ты воюешь с моей женщиной. Не испытывай меня больше, двоюродный брат.

Мускулы на спине Красного Бизона вздулись узлами и дергались. Он постоял минуту, дрожа от гнева, потом повернулся и плюнул в направлении Лоретты, его черные глаза стали синевато-багровыми от гнева.

— Твоя женщина, — с насмешкой произнес он. — Меня тошнит от нее. Ты забываешь о своей жене, или она умерла ради Желтых Волос?

С этим он выбежал из вигвама.

В вигваме воцарилась хрупкая тишина. Лоретту охватила дрожь вследствие пережитого. Змея была подброшена? Она смотрела на Охотника, он смотрел на дверь. Когда наконец он посмотрел на нее, глаза его были темными от обуревавших эмоций. Он вернулся к своему матрацу и сел, скрестив ноги в лодыжках. Со вздохом он снова взял кремень и костяную заточку, согнувшись над плоским камнем, который служил ему подставкой.

— Ты будешь спать, я буду сторожить. Каменная маска гнева на его лице плохо скрывала переживаемую им боль. Он любил своего кузена, тем не менее он защищал ее от него. Лоретта легла, но сон не шел к ней. Секунды тянулись, превращаясь в минуты, а в вигваме все еще стояла тишина, нарушаемая лишь стуком кости по кремню. Лоретта сглотнула.

— Охотник?

Взгляд его темно-синих глаз встретился с ее.

— Спасибо. Зато… что защищал меня. Почти незаметно он наклонил голову.

— Спи, Голубые Глаза. Все в порядке.

— Я… я сожалею о том, что явилась причиной разлада… большой драки… между вами. Я правда сожалею. — Боясь, что он может не понять, она положила руку себе на грудь. — Мое сердце на земле.

Он плотно сжал губы и посмотрел в направлении двери.

— Пусть твое сердце будет снова спокойно. Ненависть пришла к нему давно.

Что-то в ее груди завязывалось в узел, перекручивалось. Она обхватила себя руками и отчаянно пыталась не думать, отрицать действительность, которую она не могла принять. Охотник, легендарный убийца, был человеком, который думал, чувствовал и любил точно так же, как другие. Он даже скорбел об умершей жене.

Он был также человеком, верным своему слову. Он обещал защищать ее и сдержал слово.

Следующие три дня прошли без всяких событий. Большую часть времени Лоретта спала, а Охотник сторожил ее. Когда она пробуждалась от сна, он всегда оказывался поблизости либо внутри вигвама или снаружи в пределах видимости его двери. Вместо того, чтобы испытывать нервозность, она успокаивалась в его присутствии. Когда ей хотелось пить, он приносил воду. Когда она испытывала голод, он обеспечивал ее пищей. Когда по ночам становилось холодно, она согревалась под его бизоньими шкурами. В тех случаях, когда ей надо было сходить в кусты, он сопровождал ее, и, несмотря на враждебные взгляды, которыми ее одаривали другие индейцы, никто не смел приблизиться к ней, потому что он был рядом. Она привыкла зависеть от него во всем.

В конце третьего дня Охотник взял ее на прогулку. Она не имела никакого представления о цели этой прогулки и начала испытывать беспокойство, когда они удалились на приличное расстояние от деревни. Светло-голубое небо стало уже стального цвета и прижималось ближе к земле. Слева от реки до нее доносилось щебетание птиц, готовившихся к ночи. Скоро должно было стемнеть.

У нее разыгралось воображение. Может быть, он изменил намерение отвезти ее домой? Может быть, его кузен уговорил его убить ее? Он был неразговорчив, и, когда он снисходил до разговора, его упрошенное знание английского языка часто оставляло больше вопросов, чем ответов.

— Куда мы идем? — спросила она.

— Ты увидишь.

Она с беспокойством посмотрела на нож, висевший у него на поясе. Затем взгляд проследовал по мускулистому торсу. Ветерок подхватил его волосы, откинув их назад, так что лицо полностью открылось ее взгляду.

Она так привыкла к шраму на его щеке, что почти не замечала его, она едва заметила его и теперь. Вместо этого она увидела гордо поднятый квадратный подбородок, высоко посаженные скулы, четкие очертания профиля носа и лба. Рассматривая его, она все больше убеждалась в том, что при всех его недостатках лживость не была в их числе.

Ладони ее покрылись потом. Она отвернулась и плелась рядом с ним, тщательно выбирая дорогу, чтобы не наступить босой ногой на колючую траву или опавший лист чертополоха. Ярко-розовые цветки на стеблях остролодки терлись об ее икры, их аромат поднимался к носу, как нежные духи.

Он протянул руку, чтобы помочь перебраться через небольшой ручеек, зигзагами стремившийся к реке. Неделю назад от неожиданного прикосновения его руки у нее перехватило бы дыхание. Что происходит с нею? Неужели она начинает относиться к индейцу, как к человеку, заслуживающему доверия? Это было безумие.

Но это было также неоспоримо.

О, она не доверяла ему полностью. Это было бы глупо с ее стороны. Они пришли из разных миров, и его понятие вреда было гораздо более неопределенным, чем ее. Она знала, что он все еще мог попытаться силой овладеть ею и что при этом мог быть грубым. Если бы она рассердила его, он мог побить ее. Но жизнь ее была вне опасности.

Звук лошадиного ржания послужил для Лоретты первым намеком, куда они идут. Когда они достигли вершины поросшего травой холма, у нее расширились глаза. Перед ними расстилался широкий луг, и он был полон лошадей — гнедые, вороные, серые и любой другой масти. Охотник знаком велел ей остановиться и подождать, пока он сходит в стадо. Через несколько минут он вернулся, ведя в поводу черного жеребца. Лошадь была очень похожа на ту, ногу которой она сломала.

Приблизившись, Охотник остановился и протянул ей поводья. При этом его темные глаза светились блеском, который когда-то очень беспокоил ее. Теперь она поняла, что блеск этот был всего-навсего улыбкой, еще не достигшей губ. Принимая поводья, она посмотрела на коня.

— Он красавец.

— Когда взойдет солнце, мы поедем к твоим деревянным стенам. Он повезет тебя. — Взяв ее руку, Охотник шагнул к голове жеребца и поднес ее ладонь к его бархатной морде. — Дай ему понюхать себя.

Жеребец понюхал и потрогал губами пальцы в знак приветствия.

— Он так красив, но после всего, что случилось с… Я не могу ехать на нем, я никогда не прощу себе, если что-нибудь случится. Я чувствовала себя так… — Она замолчала и облизнула губы. Ей вдруг пришло в голову, что она ни разу не извинилась перед ним за то, что убила его лошадь. Она должна была сделать это теперь, но прошло столько времени, и она не знала, как это сказать. — Мое сердце все еще печально за твоего жеребца. Мне не хочется, чтобы и с этим случилось что-нибудь.

— С этим кончено. — Черты его лица напряглись, когда он произносил эти слова. — Этот жеребец говорит: «Hi, hites, как поживаешь, мой друг». — Он провел мускулистой рукой по черной шее, подвигаясь к лошади вплотную. — Он сын моего друга, который мертв.

Вдохни в него, чтобы он знал твой запах и помнил без горизонта.

Мысль о том, чтобы поцеловать лошадь, не очень привлекала ее, но, вспомнив о взаимоотношении индейца с другим жеребцом, она решила, что он лучше знает, как общаться с ними. Она нагнулась и выдохнула вблизи морды вороного. Конь фыркнул и коснулся губами ее лица с ржаньем и выдыханием. Лоретта удивленно засмеялась и отступила назад, вытирая рот рукавом. Она подняла голову и увидела, что Охотник улыбается. Смех ее замер, и она вдруг почувствовала себя неловко. Его большая ладонь все еще обхватывала ее, и от этого прикосновения сердце ее затрепетало.

Его пальцы сжались.

— Тебе нравится?

— Я… да, он чудесен. На его левом ухе нет насечки, как у многих других. Почему?

— Насечка на ухе говорит, что лошадь объезжена. Он нет. Если другой положит руки на него, он будет драться большую драку.

— Тогда как я смогу ехать на нем?

— Ты будешь его хороший друг. Подойди ближе. Вместо этого Лоретта отступила назад.

— Но он дикий.

Сжав ее руку, Охотник потащил ее вперед.

— Он друг мне и никому другому. Он возит меня, потому что хочет этого. Теперь он будет возить тебя.

С этим объяснением, которое не очень успокоило ее, он забрал у нее поводья, подняв, посадил на спину жеребца.

Лоретта посмотрела вниз.

— Я… я не уверена, что это хорошая мысль.

— Это хорошо. Ты будешь доверять, да? Я сказал ему слова. Он принимает. Ложись вперед на шею и прошепчи свое сердце ему в ухо. Проведи по нему руками. Крепче сожми его ногами.

Лоретта, у которой душа ушла в пятки, сделала, как он велел. Она прошептала:

— Пожалуйста, лошадь, не сходи с ума и не убей меня. — Жеребец заржал и понюхал ее босую ногу, перекатывая белками глаз.

Охотник засмеялся.

— Он чувствует твой страх и спрашивает, существует ли опасность? Должен ли он бежать, как ветер? Он должен стоять? Он нервнишать, как маленькая Голубые Глаза нервнишать, когда она думает, что я съем ее и буду ковырять в зубах ее костями. Ты скажи ему, как я сказал тебе, — это хорошо.

Лоретта отдернула ногу, боясь, что лошадь может укусить.

— Он м-может не понять. Он ведь конь индейца, не так ли?

— Toquet, это хорошо. Прошепчи свое сердце. Слова твои. Будь спокойна, и он будет спокоен.

Она провела руками по шее и телу жеребца, лаская пальцами мощные мускулы животного. Когда она удостоверилась в том, что лошадь не встанет на дыбы, она расслабилась. Жеребец опустил голову и начал щипать траву. Охотник передал поводья Лоретте.

— Разреши ему везти тебя. Шепчи ему. Научи, что твои руки не несут боли — только хорошие вещи. Он найдет сладкую траву и будет слушать.

— Он так красив, Охотник.

— Скажи это ему.

Лоретта сказала. Жеребец пошевелил ушами и заржал. Пока он щипал траву, она ласкала его. Только когда она стала чувствовать себя уверенно, Охотник снял ее с коня. Когда он брал поводья жеребца из ее руки, он также обхватил ее руку, при этом пальцы тепло обвились вокруг ее.

— Он теперь твой хороший друг. — Охотник обнял свободной рукой жеребца за плечи. — Если ты будешь дышать с ним часто, ты можешь красить себя и носить листья на голове, и он все равно будет узнавать тебя. Всегда.

— Хорошо, по крайней мере до тех пор, пока я не доберусь до дома. — Она глотнула. — Ведь я поеду домой, не так ли?

Что-то промелькнуло в его глазах, что-то опасное. Ноги Лоретты стали тяжелыми, как мокрая глина, и она беспомощно смотрела, как он прижал ее руку к своей щеке.

— Ты хочешь ехать? — Его челюсть на ощупь была твердой и теплой.

— Я… да, я хочу ехать.

Он переместил ее руку со щеки на грудь, прижав ладонь к вибрирующему мускулу своей груди. Безжалостный и проницательный взгляд его глаз цепко удерживал ее. Лоретте хотелось отодвинуться, но она понимала, что ей вряд ли удастся вырваться из его хватки. Она ощущала биение его сердца, устойчивое и сильное в противоположность прерывистому трепетанию своего собственного.

— Ты пойдешь назад по своим следам и пойдешь вперед по новому пути?

— Я…

Он подвинул ее ладонь вверх так, что она покоилась на его плече, прижав ее еще ближе к себе. Он был так высок, что она была вынуждена запрокинуть голову, чтобы видеть его лицо. Если бы он был белым, она подумала бы, что он собирается поцеловать ее. Но он не был белым. И она сомневалась в том, что способы нежного убеждения входили в его планы. Ширина его плеч составляла около ярда, нависшая над нею стена мускулов. В глубине его глаз, когда он смотрел на нее, светилось тепло, которого в них раньше никогда не было.

— Я хотел бы, чтобы ты была рядом со мной, — сказал он хриплым голосом.

— Но ты обещал отвезти меня домой.

Жеребец заржал и сделал шаг в сторону, нарушив их равновесие. Охотник отпустил поводья, чтобы подхватить ее, его рука обвилась вокруг ее талии. Лоретта напряглась, когда его твердые бедра прижались к ее.

Он наклонил голову и прижался лицом к ее волосам. Его дыхание проникало сквозь волосы, достигая кожи головы. Дрожь пробежала по ее телу. В течение какой-то минуты она боролась с ним, но затем почувствовала, как невидимая паутина окутывает ее, шелковистые нити так связали ее, что она не могла пошевелиться, думать.

Она закрыла глаза, дико боясь его и того, что он заставляет ее ощущать. Она отчаянно пыталась вызвать в своем сознании образ матери, что-нибудь, что помогло бы разрушить эти чары. Возможно, ему в конце концов не были чужды способы нежного убеждения. Она понимала, что должна отодвинуться в сторону, но что-то, чему она не могла найти названия, не давало ей пошевелиться. Его губы прикоснулись к изгибу ее шеи, отчего по спине побежали мурашки. Предательское томление овладело ее конечностями. Тепло распространилось по животу. На мгновение ею овладело желание прижаться к нему, позволить его чудесным сильным рукам придать всему ее телу форму его тела.

Прикосновение его руки к обнаженной спине привело ее в чувство. Ее глаза раскрылись, и у нее перехватило дыхание. Она попыталась вырваться, но это привело лишь к тому, что его рот оказался прижатым к ее шее, когда голова откинулась назад. Он прижался губами к впадине на ее шее, где пульсирующая вена выбивала быструю дробь. Его загрубевшая ладонь медленно, но неотвратимо двигалась к ее боку, большой палец поглаживал нижнюю сторону ее груди. В ужасе она пыталась схватить его запястье, но пальцы оказались недостаточно сильными.

— О, nei mah-tao-yo, — прошептал он. — Ты дрожишь.

Его рот продолжал свое движение вниз. Губы, как шелк, покусывали ключицу. Остро сознавая, что низкий вырез рубашки не был преградой для него, она отпустила его запястье и сжала обеими руками его лицо. Подняв его голову, она встретила его взгляд, еще более обеспокоенная блеском желания, который увидела в его глазах.

— Ты пугаешь меня.

— Этот страх boisa. — Под рубашкой его теплая ладонь остановилась на ребрах. — Ты моя женщина.

— Как раз это пугает меня. Ты не можешь купить женщину. — Она уперлась одной рукой в его шею. Она не испытывала никаких иллюзий. Если бы он продолжал настаивать, у нее не хватило бы сил, чтобы справиться с ним. — Почему ты не можешь понять этого? Женщина должна прийти по своей воле.

Опустив руку на ее талию, он отклонился от нее и глаза его стали задумчивыми.

— А когда ты придешь по своей воле, ты не будешь бояться?

— Я… —Она смотрела на него. —Я предполагаю, что, если — не то чтобы я когда-нибудь захотела, учти, — но, если я приду к тебе по своей воле, тогда нет, я, вероятно, не смогу. — Лоретта понимала, что несет чепуху. У него был растерянный вид, и она понимала его. Она замолчала и опустила глаза. — Это совершенно невероятно, чтобы я… но, если бы я пришла, не думаю, что стала бы бояться. Я не пришла бы, если бы боялась.

Рука, обнимавшая ее, расслабилась. После рассматривания ее в течение периода, показавшегося вечностью, он сказал:

— Тогда Охотник будет ждать. До тех пор, пока Боги не приведут тебя большим кругом назад к нему.

Обратное путешествие к дому Лоретты заняло пять дней. Несмотря на свое нетерпение, временами она ловила себя на том, что в действительности получает удовольствие от медленного продвижения. Сорок воинов команчей, сопровождавших ее и Охотника, относились к ней доброжелательно, и она больше не испытывала страха, когда ее господин не был рядом с ней, что случалось редко. Домой. Кошмар почти закончился.

Лоретту беспокоили мысли о том, какой прием будет ей оказан. Люди вряд ли поверят, что пленивший ее индеец не изнасиловал ее. Но она решила не думать пока об этом. Потому что сейчас ей было достаточно того, что она снова увидит Эми и тетю Рейчел.

Охотник старался сделать все, чтобы время прошло быстрее. Для этого он учил ее всяким премудростям, пока они ехали: как найти воду, наблюдая за птицами и дикими лошадями, с помощью определенных трав, которые росли только вблизи подземных источников, как оставлять следы; и самое интересное, как читать знаки, оставляемые команчами, чтобы обозначить направление их движения.

— Охотник, если ты оставляешь знаки для других команчей, почему белые люди не могут тебя найти?

— Они не так умны. Лоретта негромко рассмеялась.

— Мне кажется, ты оскорбил меня. Ты считаешь меня глупой?

Он посмотрел на нее взглядом, который заставил ее рассмеяться снова.

— Немного умная. Потому что я учу тебя.

— О, значит, я невежественная, но не глупая? Я предполагаю, что могу принять это. — Она окинула взглядом бесконечное пространство золотых холмов, вытянувшихся перед ними, как буханки свежеиспеченного незаквашенного хлеба. Этот суровый край был для Охотника его главной кладовой, ее полки хранили все, что ему могло понадобиться. Для нее это было чужим и незнакомым местом, пугающим и таким огромным, что оно оказало на нее действие, обратное клаустрофобии. Здесь она чувствовала себя уязвимой, такой уязвимой. — В моем мире ты тоже был бы не очень умным.

— Это хорошо. Жизнь tosi tivo boisa.

— Как так?

Он кивнул в сторону сухого месквитового дерева, росшего из группы камней.

— Он сажает мертвые деревья в землю, и они падают. Это дерево не падает.

Жеребец Лоретты нетерпеливо отошел в сторону. Она сместила свой вес и вернула его обратно в общий строй. Поглаживая шею и сощурившись, глядела через пыль, которую поднимали другие лошади.

— Нет, оно не падает, но оно и находится не там, где в нем есть потребность для того, чтобы сделать забор, например.

— Забор говорит, что земля принадлежит tosi tivo? Он станет пылью в ветре, забор сгниет, а земля останется. Другой tosi tivo придет и посадит еще мертвые деревья. Это все boisa.

— Но tosi tivo покупает землю. Она принадлежит ему. Он сажает мертвые деревья, чтобы другие знали, где граница его земли, чтобы скот не разбежался.

— Он не может купить землю. Мать Земля принадлежит настоящему народу.

Лоретта смотрела вслед другим воинам, молчаливая и задумчивая.

— Настоящему Народу. Твоему народу?

— Да.

— Это ты так считаешь. Но мы считаем, что землю можно купить. И огородить. Ты понимаешь? Никто не хочет украсть у тебя. Они берут только то, что им дает правительство или за что они заплатили. Ты должен научиться мыслить без предубеждения. Земли много, хватит на всех.

Охотник проворчал.

— Пусть tosi tivo найдет землю, много на всех, и сажает там мертвые деревья. Эта земля команчей, и она не может быть подарена или куплена.

— А мы говорим, может. Как ты любишь говорить, глупо бороться, когда не можешь победить. Мы сильнее. У нас лучше оружие. Когда твой противник превосходит тебя количественно и умнее тебя, ты должен отказаться от старого образа жизни и принять новый.

Он посмотрел на нее.

— Сильный прав?

— В общем, да, думаю, что так можно сказать.

— Ты говоришь, женщину нельзя купить. Я говорю, можно. Я сильнее. Я прав.

Как только она начала расслабляться в отношениях с ним, он выбивал опору у нее из-под ног.

— Это совсем другое.

— Я говорю нет. — Озорные огоньки бегали у него в глазах, когда он медленно смерил ее взглядом от лодыжек до талии. То, как его взгляд задержался на бедрах, заставило ее покраснеть. — Ты веришь По-другому. Но я сильный, ты нет. Я возьму то, за что заплатил. Ты сдашься? Моему порядку?

— Никогда. — Она потянула край его рубашки вниз, еще раз с болью сознавая, что ее ноги прикрыты только штанами. — Это совсем не одно и то же.

— О, но это одно и то же. Твое сердце кричит нет. Наши сердца кричат нет. Сильный не всегда хороший. Не проси этого индейца сделать то, что ты не можешь. Это мудрость.

Ком застрял у Лоретты в горле. Она никогда не смотрела на ситуацию с точки зрения индейцев. Их земля? Некоторым образом они имели право считать так. Они были здесь первыми. Она закусила нижнюю губу, не желая признаваться самой себе в том, что ей трудно согласиться с этим.

— Я сожалею, что вашу землю забрали, Охотник.

— Я сожалею, ты сожалеешь. Они берут землю. Они убивают бизонов. Наше сожаление ничему не помогает.

Она наклонилась, чтобы пальцами расправить гриву своей лошади, все еще чувствуя себя не в своей тарелке из-за того, что он одержал верх в их споре. Ей хотелось сменить тему разговора.

— Мой хороший друг устает. Мы скоро остановимся для отдыха?

— Да.

— Твой хороший друг тоже устал. — Она скосила глаза на жеребца, на котором он ехал, почти абсолютно похожего на ее собственного. — Можно мне спросить что-то?

Угол рта Охотника чуть приподнялся.

— Если я скажу нет, ты будешь молчать?

— Ты хочешь сказать, что я говорю слишком много? — Лоретта запнулась, осознав, что это правда. Вынужденное молчание было ее тюрьмой слишком долго. И, пока у нее была возможность, ей хотелось узнать о нем все, что было в ее силах, чтобы успокоиться. — Я просто подумала об этих двух лошадях, почему ты выбрал ту как своего хорошего друга? Она превосходит эту в чем-либо?

— Прее-вошх-одит?

— Лучше.

— Не лучше. У него кривое переднее копыто, как у моего хорошего друга, который умер. — Он замолчал и, казалось, подыскивал правильные слова. — Он его лицо на воде, нет? Как это правильно сказать?

Лоретта наклонилась в сторону, чтобы рассмотреть следы жеребца. Его правое переднее копыто оставляло в пыли след в виде зазубренного полумесяца.

— Отражение?

— Да, он его отражение.

— Он вылитая копия… Как звали твоего умершего друга?

— Это нельзя произносить. Он мертвый. Сказать его имя не уважать его. Что это ты сказала лить?

— Это просто образное выражение. Когда кто-нибудь или что-нибудь выглядит как кто-то или что-то еще, называется вылитая копия. Я не знаю почему.

— Ты не знаешь, но ты говоришь слова? Слова из твоего рта говорят, кто ты, Голубые Глаза. Я делаю ложь; я буду выдумщик. Я говорю гнев; мое сердце горит гневом. Наш народ не говорит, если не знает слова. Если сказано, это должно быть. Мужчина то, что он говорит. У tosi tivo не так?

Лоретта пожала плечами и сдержалась от улыбки.

— Я в самом деле сомневаюсь, чтобы я стала лить что-нибудь. Это просто так говорят.

— Ты узнаешь значение вылитая копия, нет? И расскажешь мне, когда мы снова встретимся?

Лоретта сжала поводья крепче.

— Да, если мы снова встретимся.

Он оглянулся на нее, и его лицо сразу стало серьезным.

— Мы идем по нашим следам назад. Может быть, ты пойдешь вперед по новому пути, когда мы достигнем деревянных стен. Ты могла быть немного счастливой как моя женщина, нет?

Лоретта устремила взгляд к горизонту. Они находились всего на расстоянии полутора суток пути от ее дома. Полтора суток ее отделяли от настоящей одежды, возможности вымыть голову, покушать ту пищу, к которой она привыкла. Да, он был добр е ней. Хотя ей не хотелось признаваться в этом, он даже стал нравиться ей немного. Но недостаточно, чтобы принадлежать ему. Этого не будет никогда.

— Чтобы быть счастливой, я должна оказаться в моих деревянных стенах, — сказала она неуверенным тоном. — Это мой дом, где находятся мои люди.

Ей оставалось только пережить эту ночь и завтрашнюю, и тогда она будет дома. Suvate. Все почти закончилось.

К огорчению Лоретты, чем ближе они подходили к ее дому, тем меньше она стремилась туда. Время проходило очень быстро. В сумерках следующего дня они остановились на ночь у подножья горы Уискей. В пути мужчины собрали прямые ивовые ветви, и теперь они уселись небольшими группами, чтобы изготовить из них копья, каждое из которых украшалось перьями изготовившего. Лоретту это поначалу встревожило, но после того, как Охотник заверил ее, что у них нет никаких намерений затевать войну на ее ферме, она успокоилась и уселась рядом с ним, чтобы наблюдать. Его длинные, тонкие пальцы, изящные и сильные, зачаровывали ее. Она вспомнила их прикосновения к ее коже, теплые и легкие, способные причинить боль и в то же время всегда нежные. У нее защипало в горле.

Она обратила внимание на то, что перья у всех были окрашены в разные цвета.

— Что говорят твои перья?

— Они несут мою метку. И рассказывают немного мою песню жизни. — Его полные губы изогнулись в улыбке. — Мои метки говорят, что я хороший парень — хороший любовник, хороший охотник, с сильной рукой, чтобы защитить маленькую Желтые Волосы.

Она обхватила руками колени и улыбнулась ему.

— Держу пари, твои метки говорят, что ты отважный воин, и Желтые Волосы должна остерегаться.

Он пожал плечами.

— Я дерусь в большой драке за мой народ. Это плохо?

Лоретта сорвала пучок травы. Ее запах остро ударил ей в ноздри.

— Ты пойдешь воевать после того, как отвезешь меня домой?

Он поднял голову от своей работы.

— С этим? — Его темные глаза наполнились смехом, когда он посмотрел вдоль не совсем прямого древка копья. — Голубые Глаза, такое кривое tse-ak, как это, не может убить даже врага, стоящего рядом со мной. Это tse-ak будет говорить hi, hites, здравствуй, мой друг.

— Кому?

— Всем, кто пройдет мимо. Ты увидишь.

— Ты уверен, что не собираешься напасть на мой дом?

— Никакой драки. Ты можешь быть спокойна. После того как копье было готово, они с Охотником

устроили свой костер в стороне от других, а затем уселись возле, чтобы покушать из запасов, которые его мать предусмотрительно упаковала для них. Когда Лоретта стала жевать вяленое мясо бизона, у нее во рту все пересохло. Кусок мяса становился все больше и больше, превращаясь в огромный ком, который она была не в силах проглотить.

Вот и наступил этот момент, когда они могли кушать вместе у костра. Самый последний раз. Безумно было испытывать печаль, но с ней происходило именно это.

Вскоре после того как они покушали, они устроили свои ложа вблизи угасающего костра и приготовились ко сну. Лоретта лежала на спине, глядя на звезды. Почти на расстоянии протянутой руки от нее спал Охотник. Во всяком случае она думала, что он спит. Она никогда не была в этом уверена. Он мог лежать неподвижно, словно во власти смерти, в следующую минуту вскочить на ноги, полностью пробудившись. Всю вторую половину этого дня он был тише, чем обычно. И даже печален. Завтра им предстоит проститься.

Слово это звучало одиноко в ее голове. И с такой законченностью. Одному Богу известно, как она прониклась к нему симпатией. Достаточной для того, чтобы заставить ее пожелать себе, чтобы они встретились когда-нибудь снова. Безумство. Было бы лучше, если бы их дороги больше никогда не пересеклись. Она жила в своем мире, он в своем, и эти два мира были несовместимы. И так будет всегда.

Она вспоминала его мать, колотившую соплеменников по головам ложкой. Веселый смех Черного Дрозда. Команчи. Слово это не вызывало больше у нее чувство ужаса. Возобновится ли это чувство завтра, после того как он уедет? Лоретта вздохнула. После того как он уедет, они снова станут врагами. Их перемирие носило временный характер. Если бы он приехал на ферму, дядя Генри застрелил бы его. От этой мысли у нее сжалось сердце.

— Охотник? — прошептала она. — Ты не спишь?

Молчание. Она натянула бизонью шкуру до подбородка и содрогнулась, хотя ей не было холодно. Воспоминания о тех первых днях нахлынули на нее. О его руке, обвитой вокруг нее, пока она спала, о тепле его груди на ее спине, о том, как испугана она была. Внезапно звезды как-то расплылись в ее глазах, и она поняла, что смотрит на них сквозь слезы. Она зажмурила глаза, и горячие потоки потекли по щекам к ушам. Она не должна плакать, она не плакала. Не могла. Это казалось невозможным.

Всхлипывание возникло в ее горле и вырвалось наружу. Она прижала руку ко рту, злясь на себя. Как она могла дойти до того, чтобы ей понравился индеец? Разве могла она так легко забыть своих родителей? Это было немыслимо. Непростительно.

— Mah-tao-yo?

Лоретта вскочила и открыла глаза. Охотник стоял на коленях рядом с нею, темная тень на фоне сине-черного, усеянного звездами неба.

— Ты плачешь?

— Нет… да. — Ее голос сбился на писк. — Мне просто печально, вот и все.

Он сел рядом с нею и обхватил колени руками, глядя в беспросветную тьму.

— Ты останешься со мной?

— Нет. — Мысль эта показалась ей такой нелепой, что у нее вырвался смешок, смешанный со слезами. — Я просто думала. После того как я возвращусь домой, мы опять станем врагами. Мои люди застрелят тебя, если ты когда-нибудь появишься в этих местах. И это… — Она шмыгнула носом и вытерла глаза. — Это печалит меня. И как-то пугает. Что, если индейцы нападут? Что, если я… — она повернула голову и посмотрела ему прямо в глаза, — когда-нибудь посмотрю в прицел винтовки, а мишенью окажешься ты.

— Я никогда не подниму своего копья на тебя.

— Но что, если ты не будешь знать? Что, если ты отправишься в налет, и я окажусь там, сражаясь, чтобы защитить свою семью и друзей? Что, если я прицелюсь в какого-нибудь убийцу-дикаря, стараясь сбить его с лошади, и этим дикарем окажешься ты?

Когда он повернулся к ней лицом, глаза его казались темными пятнами на лице. После долгого молчания он сказал:

— И ты нажала бы спусковой крючок?

Лоретта посмотрела на него, и в груди у нее образовался большой ком, причинявший ей боль.

— О Охотник, нет. Я не думаю, что смогла бы сделать это.

— Тогда пусть твоя печаль улетит с ветром. — Его белые зубы сверкнули в лунном свете. — Если мы встретимся в бою, я буду знать, какую песню поет твое сердце. И ты будешь знать мою.

Она глотнула, пытаясь рассмотреть выражение его лица, но ей мешала темнота.

— Что, если это случится? Что, если ты нападешь на ферму и увидишь меня в одном из окон? Что ты сделаешь?

— Я буду приветствовать тебя. Между нами не будет войны.

— Однако между нами идет война. Наши люди ненавидят друг друга, Охотник.

Он вздохнул и посмотрел на нее в темноте.

— Ob-be mah-e-vah.

— Что?

— Подвинься. — Он поднял край шкуры и лег рядом с нею на матрац.

— Что?.. не собираешься ли ты спать со мной?

— Nei che-ida-ha, мне очень, очень холодно.

Лоретта подозревала, что он лжет, но она подвинулась, втайне радуясь тому, что он рядом, отказываясь думать о том, что это значит. Он повернулся на бок и положил руку на ее талию. Их лица находились на расстоянии нескольких дюймов одно от другого. Взгляды их скрестились. Его зубы снова сверкнули в улыбке.

— Ты печален? Из-за прощания завтра?

— Нет. Ты будешь ехать по большому кругу назад ко мне. Боги сказали так.

— В твоей песне? — Она фыркнула. — Эта песня причинила мне достаточно горя.

Он крепче сжал ее и притянул ближе к себе.

— Спи, mah-tao-yo. Это последний раз рядом со мной.

В полдень следующего дня команчи поднялись на вершину возвышенности над фермой Мастерса и остановили лошадей за пределами дистанции выстрела. Лоретта сжала поводья своего коня с такой силой, что у нее заболели суставы пальцев. Охотник сидел верхом на своей лошади рядом с ней, его колено касалось ее. Лоретта не могла смотреть на него. Вместо этого она смотрела на маленький дом, который уже не мечтала когда-нибудь увидеть. Ничто в нем не изменилось. Она подумала, что сделал дядя Генри с пятьюдесятью лошадьми, которых оставил Охотник. Их не было видно на заднем пастбище.

Голубое пятно пересекло двор. Эми. Побежала к дому предупредить тетю Рейчел и дядю Генри о приближении индейцев. Казалось, прошло сто лет с тех пор, как Лоретта сделала то же самое.

Уголком глаза она увидела, как Охотник протянул к ней руку. Она посмотрела на него, и он надел ей на шею амулет. Плоский камень еще хранил тепло его тела. Она прижала его к себе ладонью.

— Ты будешь носить это? Всегда? И помнить Охотника-Волка? Это обещание ты даешь мне?

— Я буду носить это. — Ее пальцы сжались вокруг медальона. — У меня нет ничего, чтобы дать тебе.

Взгляд его глаз стал теплым.

— Твои оборки. Она сжала губы.

— Я ношу их. Если ты хочешь получить их, тебе придется вернуться и украсть.

Он смерил всю ее взглядом.

— Может быть, так. Ты сделаешь их хорошими, как цветы, да?

Она вздохнула и склонила голову. Она поняла, почему порой от воспоминаний бывает больно. Они стали друзьями. Это казалось невозможным, безумным, но тем не менее это произошло. И прощаться было очень трудно.

— Ну, что ж, я думаю, все.

— На этот раз.

Она посмотрела на него.

— Охотник, ты не должен…

Он наклонился к ней и прижал палец к ее губам.

— Ты можешь читать мои следы? Ты можешь идти по моим следам и прийти ко мне. Я оставлю тебе знаки.

Кивнув, Лоретта соскользнула с коня и протянула ему поводья. Вместо того чтобы принять их, он спешился, встал рядом с нею. Она подняла голову, изо всех сил пытаясь улыбнуться. Его песня не имела к ней никакого отношения. Почему он не может этого понять?

— Спасибо тебе зато, что привез меня домой. Мое сердце будет петь песню дружбы, когда я буду думать о тебе, Охотник, всегда, до горизонта.

Он жестом указал на жеребца.

— Ты возьмешь его. Он сильный и быстрый. Он привезет тебя назад в страну команчей.

— О нет! Я не могу. Он твой!

— Он идет по новому пути теперь. Ты его хороший друг.

У нее на глазах появились слезы.

— Я никогда не вернусь в Команчерию, Охотник. Пожалуйста, забери своего коня.

— Ты забери. Он мой подарок тебе, Голубые Глаза. Подходящие случаю слова не шли на ум Лоретте.

Прежде чем она все обдумала, она поднялась на цыпочки и прижала свои губы к его губам. По ее предположению, это должен быть быстрый прощальный поцелуй.

Охотник слышал об этом странном обычае tosi tivo, называемом поцелуем. Мысль о двух людях, прижимающих свои открытые рты друг к другу, всегда вызывала у него отвращение. Однако с Лореттой было все по-другому. Она не успела отстраниться, как он схватил ее лицо и, наклонив ее голову назад, стал покусывать ее рот. Чтобы узнать ее вкус. И запомнить.

При всей его неопытности, когда его рот коснулся ее, волна жара пронеслась по всему его телу и зажгла костер в нижней части живота. Ее губы оказались мягкими и полными, сладкими, как теплый penende, мед. Она раскрыла рот, и он просунул язык между зубов, чтобы попробовать вкус влаги, которая оказалась еще слаще и заставила думать о других сладких местах тела, которые ему тоже хотелось попробовать. Наконец Охотник понял, почему tosi tivo целуются.

Она схватила его запястья и отклонилась от него. Он притянул ее вновь и улыбался, продолжая держать ее лицо в ладонях. Ее большие глаза стали голубыми, как небо над головой, удивленными и настороженными, какими они становились много раз в первые несколько дней. Она была подобна бисерным работам его матери — красивая с лицевой стороны, сложная путаница — с обратной. Будет ли он когда-нибудь в состоянии понять ее?

— Прощай, Охотник.

Неохотно он отпустил ее и смотрел ей вслед, когда она пошла вниз по склону холма, ведя за собой коня. У подножья холма она повернулась и посмотрела назад. Их взгляды встретились. Затем она повернулась к дому и побежала, и жеребец побежал следом. Охотник в недоумении покачал головой. Только Белые Глаза может идти пешком, имея отличную лошадь.

Взгляд его переместился на деревянные стены. В том, что с ней будет там все в порядке, он мог полагаться только на Богов. Он боялся, что ее приемный отец может обидеть ее, а он не сможет защитить ее, его не будет рядом. Грудь его сжалась в предчувствии дурного. Что, если песня не была услышана? Что, если большой круг судьбы никогда не приведет ее к нему?

Руки сжались в кулаки. Он едва сдерживался, чтобы не броситься вслед за нею. Его женщина, и в то же время не его. Знала ли она, что унесла с собой маленький кусочек его сердца? С тяжелым вздохом он повернулся на своем вороном.

— Ты готов? — спросил Старик.

— Нет. Пусть она достигнет своих деревянных стен. С тем, чтобы она ничего не боялась.

ГЛАВА 14

Дом. Лоретта ворвалась в ворота и начала кричать;

— Тетя Рейчел! Эми! Я дома! Я дома!

Дом выглядел вымершим. Лоретта остановилась в нерешительности, не дойдя до крыльца. Она видела Эми во дворе. Почему никто не выходит ей навстречу? Не думали же они в самом деле прогнать ее. Дядя Генри может. Но тетя Рейчел никогда.

Дрожащими руками Лоретта привязала жеребца к столбу крыльца и нерешительно шагнула. Она снова осознала реалии своего мира и суровость его порядков. Порченая женщина. Тетя Рейчел никогда по своей воле не прогонит ее, но здесь все решал дядя Генри. Он собирал голоса кулаками.

Паника подкатила к горлу Лоретты. Неужели она прошла через все только для того, чтобы обнаружить, что здесь у нее нет дома. Перепонка из оленьей кожи на левом окне шевельнулась. Лоретта заглянула в узкую щель.

— Бог мой, девочка, ты ушла и принесла смерть прямо к нашему порогу, — проворчал Генри.

Лоретта оглянулась через плечо на команчей на холме. Она поспешно взбежала на крыльцо.

— Они не тронут вас. Охотник обещал. Впусти меня, дядя Генри.

С огромным облегчением она услышала скрип болта. Затем дверь приоткрылась немного, едва достаточно, чтобы она могла протиснуться в образовавшееся пространство. Как только она ступила внутрь, Генри захлопнул дверь так, как будто снаружи находились все черти из ада. Лоретта повернулась и увидела у другого окна согнувшуюся тетю Рейчел с винтовкой наготове. Лоретта бросилась по дощатому полу.

— Не надо стрелять, — сказала она своей тете, вырывая оружие из рук, чтобы прислонить винтовку к стене. Рейчел медленно поднялась. — Боже, тетя Рейчел, как я рада видеть тебя. И ты пахнешь, как в раю. Розовая вода! — Лоретта обвила руками женщину и закачалась от счастья. — О Боже мой, сколько раз я готова была отдать свою правую руку ради возможности сделать это.

Вместо того чтобы обнять ее в ответ, Рейчел отстранилась и стояла, глядя на Лоретту. Ее голубые глаза стали большими, как печенье, приготовленное на дрожжах. Сердце Лоретты дрогнуло. Только не тетя Рейчел. Она могла перенести неприязнь кого угодно, но эта женщина была для нее как мать.

— Со мной все в порядке, тетя Рей… — Лоретта облизнула вдруг пересохшие губы, решив вынести все, не теряя веры в доброту своей тети. — Я понимаю, что у меня не очень приличный вид, но разве ты не рада видеть меня?

У Рейчел все еще был такой вид, словно она лишилась дара речи.

— Вы все думали, что я мертва? Рейчел облизала побледневшие губы.

— Т-ты говоришь?

Лоретта коснулась своего горла и кивнула.

— Разве это не чудесно?

Рейчел слегка улыбнулась, и глаза ее наполнились слезами.

— Да простит меня Бог, я думала, что потеряла тебя. Это чудо.

— Лучше сказать, это невероятно, — проворчал Генри.

Лоретта оставила его слова без внимания.

— Разве Том не рассказывал вам, что видел меня?

— Он сказал, что ты решила уморить себя голодом, что ты вряд ли протянешь больше, чем несколько дней. — Рейчел взяла лицо Лоретты в руки. — Мы думали что ты… — Голос ее прервался, и горло задвигалось, словно она пыталась заговорить, но не могла. — Мы считали тебя давно умершей. Том и несколько других отправились искать тебя Не могли найти никаких следов. Я оставила все надежды. — Ее рот задрожал. С глуповатым видом она пожата плечами и заморгала. — Я не знаю, почему плачу. Я должна быть счастлива.

Всхлипнув, Рейчел начала ощупывать Лоретту в поисках возможных ранений. Ее руки дрожали, когда она проводила ими по одежде племянницы.

— Ты… они порезали тебя где-нибудь? Обожгли тебя? С тобой все в порядке? — Когда она обнаружила медальон, она взяла его в руку и уставилась на него. — Боже Всемогущий, а это что?

— Это амулет Охотника. Он дал мне это на память.

— На память! — рявкнул Генри. — Боже, помоги нам, она начисто свихнулась. На память?

— Я… да. Мы, ну, что-то вроде… — Лоретта облизнула губы снова и обвела глазами комнату, как бы ища поддержки. Слова, которыми можно было объяснить все происшедшее, не шли в голову. Осторожно, Лоретта. Если ты скажешь что-то не то, это может повредить тебе. — Я сама не могу никак поверить в то, что снова стою здесь. Дома. В настоящем и подлинном доме.

— У тебя что-нибудь повреждено? — поинтересовалась Рейчел.

— Ни царапины. Так,немного грязна.

— Боже, в каком ты состоянии! Что, у этих индейцев нет мыла?

— Ни щепотки. — Лоретта рассмеялась, испытывая головокружение, не совсем еще поверив тому, что Охотник действительно привез ее сюда, как и обещал. — Может быть, я выражаюсь не вполне правильно, но держу пари, от меня воняет до самого неба.

— Как от маленькой коптильни. — Рейчел снова заключила ее в горячие объятия. — Она говорит, Генри! Разве это не чудесно?

Генри, который вернулся на свой пост у окна, выглянул за перепонку из оленьей кожи и выругался.

— Боже милостивый, вот они идут! — Он прижал карабин к плечу. — Рейчел, бери свою винтовку! Лоретта Джейн, ты заряжай!

— Нет! — Лоретта вырвалась из объятий Рейчел и бросилась через комнату, чтобы толчком сбить винтовку Генри с прицела. — Не стреляй!

— Не стрелять? Ты что, совсем потеряла свой ум? Они атакуют!

Лоретта наклонилась, чтобы посмотреть в щель. Вот они идут, сорок команчей, взвизгивая и крича, копья подняты, поистине страшное зрелище. Забыв на минуту, что она не должна говорить ничего лишнего, она закричала:

— Они не атакуют. Он обещал.

— Тогда какого черта они делают? Уйди с дороги! — Генри оттолкнул ее и снова прицелился. — Он обещал? Она тронулась, Рейчел! Они сделали что-то с ее головой, пока держали там.

Лоретта побежала к двери.

— Он не атакует! Я знаю, что он не атакует. Пожалуйста, не стреляй! — Когда она стала поднимать перекладину, которой закладывали дверь, та застряла. Сердце ее учащенно билось, когда она боролась с ней. Она боялась, что дядя Генри выстрелит. Это было как раз то, что так страшило ее и что она пыталась объяснить индейцу прошлой ночью. — Пожалуйста, дядя Генри, — он обещал мне. И он не станет лгать, он не может, я знаю, что он не может! — Перекладина наконец поддалась. — Не стреляй в него, не стреляй!

Распахнув широко дверь, Лоретта выбежала на крыльцо. Команчи описывали круги вокруг дома. Она подошла к краю крыльца и увидела копье, воткнутое в землю на расстоянии пятнадцати футов.

— Hi, hites, здравствуй, мой друг. От облегчения у нее ослабли колени.

— Дядя Генри, — закричала она через плечо, — они просто метят землю. Защищают нас! Не стреляй, или ты вызовешь настоящее кровопролитие! — Она подбежала к окну и посмотрела в щель на своего дядю. — Ты слышал меня? Если бы они хотели убить кого-нибудь, я давно была бы мертва.

Она повернулась назад и увидела, что команчи расширяли свой круг, чтобы пометить внешние периметры земли Генри. Слезы кололи ей глаза. Охотник оставлял послание всем индейцам целой территории: те, кто живет на этой ферме, не должны подвергаться нападению.

В течение нескольких минут воины вогнали все сорок ивовых копий в землю и отъехали на вершину холма. Лоретта смотрела, прикрывшись от солнца рукой, пытаясь разглядеть среди них Охотника. Отличить его от других на таком расстоянии было невозможно. Затем они скрылись за холмом. Лоретта смотрела на опустевший холм, грудь ее болела, колени все еще дрожали.

— Прощай, мой друг, — прошептала она.

Словно услышав ее, Охотник появился один на вершине холма. Остановив своего жеребца, он выпрямился и поднял голову, образовав темный силуэт. Колчан со стрелами выдавался над плечом, щит покоился на бедре, длинные волосы развевались на ветру.

Забыв о своей семье, наблюдавшей за ней, Лоретта, спотыкаясь, сбежала по ступеням крыльца и выбежала на середину двора, чтобы быть уверенной в том, что Охотник увидит ее. Затем она помахала. В ответ он поднял правую руку в приветствии. Он стоял так несколько секунд, и она стояла, как прикованная, вспоминая его лицо. Когда он повернул коня и исчез, она долго смотрела туда, где он был.

«Я буду знать песню, которую поет твое сердце. А ты будешь знать мою».

Веселье Лоретты от возвращения домой было омрачено гневом Генри. Она дружит с дикарем-убийцей, не так ли? Она шлюха команчей, вот что. Посылает ему поцелуи средь бела дня. Возвращается домой на индейском коне и с языческим ожерельем, чтобы опозорить их всех. Его земля стала похожа на чертову подушку для булавок со всеми этими языческими копьями, торчащими из нее. Он отделается от них так же, как отделался от лошадей. Половина из них украдена у белых людей! Ничего себе торговля! Лоретта выслушала его тираду в каменном молчании.

Когда он замолчал, она спросила:

— Ты все сказал?

— Нет, не все! — Он указал на нее пальцем. — Учти только, молодая леди. Если этот ублюдок поместил в тебя свое семя, в этот твой животик, ему мало не будет. В ту же секунду, когда ты народишь это индейское отродье, я размозжу его голову о скалу!

Лоретта вздрогнула.

— И мы называем их животными?

Генри с силой ударил ее тыльной стороной ладони, попав по щеке. Лоретта покачнулась и ухватилась за край стола, чтобы не упасть. Рейчел с криком бросилась между ними. Приглушенные всхлипывания Эми доносились из-под пола.

— Во имя любви к Господу, Генри, пожалуйста… — Рейчел ломала руки. — Возьми себя в руки.

Генри отшвырнул Рейчел в сторону. Уткнув снова палец в Лоретту, он прорычал:

— Не затыкай мне рта, девка, или я буду дубить твою кожу до следующего воскресенья. Ты будешь уважать меня, клянусь Богом!

Лоретта, прижав пальцы к щеке, смотрела на него. Уважать? Внезапно все это представилось ей смешным до истерики. Ее схватили дикари и протащили через половину Техаса. Ни одного раза, даже тогда, когда у него были справедливые причины, Охотник не ударил ее с силой, достаточной для того, чтобы причинить боль, и никогда по лицу. Она должна была вернуться домой, чтобы получить все это. Она опустилась на дощатую скамью и начала смеяться высоким, полусумасшедшим смехом. Тетя Рейчел перекрестилась, и она от этого стала смеяться еще сильнее.

Генри выбежал из дома, чтобы вырвать эти «проклятые индейские копья» до того, как проходящий сосед увидит их и станет называть их любимцами индейцев. Лоретта стала смеяться еще сильнее. Может, она сошла с ума. Совершенно сошла с ума, до неистового безумия.

Тетя Рейчел отодвинула кровать, чтобы выпустить Эми из погреба, где она отсиживалась. Лоретте удалось совладать с собой вовремя, чтобы схватить девочку в свои объятия, когда она с силой выстреленного пушечного снаряда пронеслась через комнату.

— Лоретта! Лоретта! — Эми приникла к ее шее, всхлипывая и смеясь. — Они не убили тебя. Я знала, что они не сделают этого!

— Откуда ты могла это знать? Эми отстранилась и улыбнулась.

— Потому что я не вынесла бы этого, вот откуда. И потом, я молилась, чтобы ты вернулась домой. По два комплекта молитв в день, честно! Можешь спросить маму.

— Без обмана? Я не верю тебе. Ты всегда пропускала молитву Богородице.

— Ни разу, — Эми провела пальцем по щеке Лоретты. — Старая жаба! Он поставил тебе синяк, это уж точно. Я ненавижу его.

— Эми! — одернула ее Рейчел.

Лоретта взъерошила волосы своей маленькой кузины.

— Ты даже не удивилась, что я говорю.

— Это оттого, что я была в этом уверена. Я слышала, как ты говорила во сне, помнишь?

Лоретта вспомнила. Тогда она не верила Эми, теперь поверила. Вздохнув, она отпустила девочку покинула медленным взором комнату. Рукоделье тети Рейчел, букварь Эми. «Книга для дам» Годи, исцарапанная старая качалка. Дом. Даже несмотря на действия дяди Генри, омрачавшие ее возвращение, было чудесно снова очутиться дома.

В голове Лоретты возникало бесчисленное количество вопросов. Как прошел обратный путь Тома Уивера? Сколько людей пошло на ее поиски? Где лошади, которых оставил Охотник? Как поживают цыплята? Готово ли мясо, которое Лоретта приготовила для вяления, к тому, чтобы его перевернуть, или оно еще твердое?

Рейчел отвечала на каждый вопрос по мере того, как Лоретта его задавала, не в состоянии отпустить ее, пока она говорила. С Томом все в порядке. Около тридцати мужчин пытались выследить команчей, но индейцы разбились на группы, прокладывая ложные следы.

— Это объясняет, почему Том не был в той же группе, в которой была я, — нахмурилась Лоретта. — Кто бы мог подумать? Эти индейцы умнее, чем мы их считаем.

— В первый день их было по меньшей мере сотня, — ответила Рейчел. — Я думаю, их было шестьдесят, может, немного больше или меньше, когда они вернулись. Остальные сорок разбились на группы и стали играть в прятки с пограничным патрулем на всем пространстве в одном направлении до реки Колорадо и до Застолбленных Равнин в другом. Другая группа ездила кругами.

— Ну вот, а пока они гонялись друг за другом, я была здесь рядом на Бразос! — Лоретта указала направление глазами. — Я молилась и молилась, чтобы кто-нибудь наткнулся на нас, но никто не наткнулся.

Лоретта склонила голову, прижимаясь щекой к руке тети, заставляя себя забыть обо всем происшедшем.

— Я так голодна, что могла бы съесть целого мула. А что на ужин? Только, пожалуйста, не пеканы или бизонье мясо.

Рейчел засмеялась и отпустила ее.

— Ванну?

Лоретта вытянула ногу и с гримасой посмотрела на свои грязные штаны. Неудивительно, что Охотник просил, чтобы она сделала их красивыми, как цветы.

— Ванну? Ты думаешь, это можно? Ведь сегодня не суббота, не так ли? Дядя Генри не станет возражать?

— Сегодня вторник, и он не будет возражать. — Рейчел подала Эми ведро, чтобы та начала носить воду. — Ванну и хорошо поскрестись. — Она взяла прядь волос Лоретты. — Если мы не сможем распутать все это, придется отрезать.

Лоретта взглянула на путаницу завитушек на своем плече, когда-то золотых, а теперь потускневших от пыли, и сморщила нос. Сиреневая вода. Это будет как в раю отмокнуть в ванне, а потом скрестись до скрипа. Она не могла дождаться.

Ночью, много времени спустя после того, как Генри и Эми уснули, тетя Рейчел поднялась на чердак и присела на край койки, на которой спали Лоретта и Эми. Лоретта повернулась на бок и взяла руку тети в свою, думая о том, какая она красивая. Хрупка, как фарфор, мерцающая в лунном свете подобно переплетенным золоту и серебру с ее белой кожей и распущенными светло-желтыми волосами.

Рейчел вздохнула и похлопала Лоретту по запястью, улыбаясь и в то же время не улыбаясь. Выражение ее лица стало напряженным и натянутым.

— Лоретта Джейн, мы должны поговорить. Грудь Лоретты сжалась.

— Тетя Рейчел, он не изнасиловал меня, клянусь тебе.

— А если бы он изнасиловал, ты бы сказала? — Рейчел погладила Лоретту по волосам. — Это ужасно, ужасная судьба постигла тебя, дорогая. Но это не твоя вина. Я люблю тебя, как родную дочь, ты это знаешь. Тебе не надо ничего скрывать от меня.

— Я и не скрываю. Рейчел вздохнула.

— Лоретта Джейн, я твердо верю в силу молитвы, и Богу известно, что Эми и я молились до изнеможения. Но, милая, команчи не тащат женщину через половину Техаса, чтобы оставить ее нетронутой! Либо ты лжешь, или этот ужас выпал из твоей памяти.

Лоретта посмотрела в окно. Воспоминания проплыли в ее голове, некоторые настолько неприятные, что заставили ее содрогнуться, другие, как это ни было странно, напротив, очень приятные.

— Он не такой, как ты думаешь. Он… — Она нахмурилась. — Он не жестокий, тетя Рейчел, совсем наоборот.

— Один из мужчин в пограничном полку, который поехал вместе с Томом искать тебя, рассказал нам кое-что об Охотнике, и от этих рассказов кровь застывает в жилах. Судя по его рассказам, этот человек — настоящее чудовище. Он проткнул солдата копьем… Насадил его, Лоретта Джейн, и оставил его… его… — Рейчел провела рукой по глазам. — Он оставил части его мужского достоинства висящими на конце копья.

— Я не верю этому! — вскричала Лоретта визгливо. — Откуда ему известно, что это было копье Охотника?

— Он сказал, что на копье была метка Охотника. Ему казалось, что это была ответная месть за нападение каких-то дезертиров из армии Соединенных Штатов и нескольких гражданских на деревню за несколько лет до того. Убитый мужчина участвовал в этом налете. На нем было ожерелье индейской женщины, он использовал его в качестве цепи для часов, сувенир, как он его назвал, снятый с девушки в деревне. Когда тело было обнаружено, цепь для часов исчезла. Это только предположение, но этот парень думает, что Охотник мог знать девушку, с которой было снято ожерелье, и впал в гнев, когда увидел его.

— Не Охотник. Поверь мне, тетя Рейчел, он не такой. Я была в его вигваме три дня! Я видела доказательства. Там не было даже ни одного скальпа!

Рейчел откинула голову и долгое время молчала. Когда она наконец заговорила, голос ее звучал напряженно.

— Я только хотела, чтобы ты знала, что в счастье или в беде я люблю тебя и всегда буду поддерживать тебя. Если… ну, если у тебя остался какой-нибудь багаж от пережитого, тебе нечего беспокоиться. Твой ребенок найдет здесь дом. Мне безразлично, какая у него кровь. Генри может либо примириться с этим, или собрать свои вещички и убираться.

Хотя Лоретта знала, что обещание тети Рейчел было в большей степени чистой бравадой, она села и обняла пожилую женщину.

— Я ценю это, тетя Рейчел. Хорошо знаю, что ты любишь меня так сильно. Но верь мне, я не беременна. Этого не может быть.

Рейчел ответила объятием на ее объятие.

— Если настанет время, когда тебе захочется поговорить об этом, ты можешь поделиться со мною всем чем угодно. Я не стану тебя судить — ни за что.

Лоретта насторожилась.

— За что ты можешь судить меня? — Она отодвинулась.

Рейчел отвернула лицо.

— О тетя Рейчел, и ты тоже? Разве это преступление, пережить такой кошмар и остаться невредимой? Я морила себя голодом. Я выбрала смерть так же, как любая женщина с чувством собственного достоинства. Но затем он пообещал отвезти меня домой, и я начала снова кушать. Он не причинил мне никакого вреда и я подумала… — Лоретта замолчала. Ей было совершенно ясно, что тетя Рейчел не верила ей. — Боже милостивый, неужели ты предпочла бы, чтобы я умерла?

Эми простонала во сне и мотнула головой. Понизив голос, Рейчел ответила:

— Нет, я не предпочла бы, чтобы ты умерла! — Она поднесла дрожащие руки к лицу. — Боже, нет. Я… о, Лоретта Джейн, нет. Я люблю тебя. Я просто не могу понять. Ты возвращаешься домой в добром здоровье и в хорошем настроении, заявляя, что они не тронули тебя? Я видела, как ты поцеловала его, своими собственными глазами. И Том говорит, что ты делила с индейцем его ложе, ему показалось, что с тобой обращались хорошо. Я могу только представить себе, что тебе пришлось делать, чтобы выжить и вернуться домой. Просто поразительно, что мы, женщины, готовы вынести — с чем только мы ни миримся, чтобы выжить. Посмотри на меня. Торчу здесь, в этой Богом забытой земле, с мужчиной, которого я презираю. Ты думаешь, его прикосновение доставляет мне удовольствие? Но я позволяю ему делать это и притворяюсь, что мне это нравится. Без него где бы мы были все трое?

Лоретта не могла ответить. На мгновение ей показалось, что она снова онемела, так у нее сдавило горло. Она могла понять, что дядя Генри ей не верит. Он был не очень сообразительным, и от него можно было ожидать чего угодно. Но тетя Рейчел? Это причиняло боль — боль, которая ощущалась в глубине души и которую нелегко будет забыть. Даже если бы красноречие было на ее стороне, Лоретта не стала бы защищаться. Она знала правду, и этого ей было достаточно.

Тетя Рейчел встала и вытерла ладони о свой передник.

— Я здесь, если захочешь высказаться. Можешь рассчитывать на меня.

С этими словами она покинула чердак. Лоретта сидела, обхватив руками колени и глядя в окно на залитый лунным светом двор, вспоминая другую ночь целую жизнь назад, когда Охотник сидел верхом на своем вороном жеребце на этом дворе, подняв руку в приветствии и зажав в кулаке украденные у нее штаны. Как могло получиться, что индеец понимал песню ее сердца, а ее собственная тетя не понимала?

Три дня спустя после этого разговора Лоретта все еще ощущала неприятный осадок. Когда она согнулась над стиральной доской, чтобы отстирать свои очень грязные штаны, мысли, скопившиеся у нее в голове, так одолевали ее, что она почти не чувствовала солнца, обжигавшего плечи. Теперь, когда она вернулась домой, ей казалось, что почти ничего не изменилось. Тем не менее, изменилось очень многое.

Эми помешивала стиральной лопаткой в ванне для замачивания одежды, от которой поднимался пар. Девочка не умолкала ни на минуту и переводила дыхание только тогда, когда прерывалась, чтобы вытереть рукавом вспотевший лоб.

— Я думаю, что это чистое безумие, вот что! — Лопатка стукала ритмично по стенкам ванны, производя шум, который заглушал почти полностью голос Эми. — Если ты выйдешь замуж за этого старика, ты будешь жалеть об этом всю свою жизнь, попомни мои слова.

— Том не так уж плох, — пробормотала Лоретта.

— Не так плох? Да от него воняет! Я думаю, может быть, он и хорош. Но, Лоретта, он годится тебе в отцы, а то и в дедушки! Даже если предположить, что у него сердце находится там, где оно должно быть, то как он сможет вырастить малыша? Он окажется на глубине шести футов прежде, чем тот научится ходить.

Лоретта замерла, опустив по локоть руки в мыльную воду. Она посмотрела на Эми.

— Какого малыша?

Лицо девочки стало пунцовым, и она беспокойно посмотрела в сторону дома, продолжая энергичное перемешивание.

— Я… не обращай на меня внимания, я просто заболталась.

— Какого малыша? — ледяным тоном повторила Лоретта.

Эми пожала одним плечом.

— Понимаешь, я, ну, вроде бы подслушала, но совершенно случайно… — Лопатка продолжала стучать — стук, стук, стук. — Я слышала, как мама и папа говорили с мистером Уивером. Он сказал, что ему безразлично, кто может быть отцом твоего ребенка, индеец или не индеец. Он будет любить его, как своего собственного.

Чувство тошноты охватило Лоретту. Она опустила голову, глядя невидящими глазами в мыльную воду. Никогда, за все семь лет, которые она прожила у тети Рейчел, она ни разу не дала повод сомневаться в ее честности. Почему она не верила ей теперь? Может быть, народ Охотника не относился к самой благородной части человечества, но они по меньшей мере не подвергали сомнению слова друг друга. «Слова из твоих уст говорят, кто ты. Голубые Глаза». Такая вот простая философия. Только проблема заключалась в том, что не каждая раса людей придерживалась ее, и это давало основание для возникновения подозрений и недоверчивости, когда правда казалась слишком абсурдной, чтобы быть правдой.

Эми продолжала свое шумное помешивание.

— О черт, — сказала она негромко. — Что я наделала? Я не думала говорить тебе этого, Лоретта. Не обижайся на меня, пожалуйста!

Лоретта попыталась заговорить, но не могла. Она извлекла одну руку из воды и отвела волосы от глаз. Затем она снова склонилась над работой, твердо решив прогнать все неприятные мысли из своей головы. Лопатка Эми постукивала, эхом отдаваясь в ушах Лоретты. Лоретта мысленно произносила слова, подгоняя их в ритм со стуком лопатки: «Все уладится. Все уладится». Опыт научил ее, что время обычно способствует распутыванию самых сложных путаниц.

— Рог favor1, — произнес низкий мужской голос— И тот кабальеро и и тот amigos2 просят вас поделиться с ними вашей водой. Нимножечко, нет? Для пирисохшиго горла?

Лоретта резко обернулась. Ее сердце бешено заколотилось о ребра, а затем замерло. Десятеро самых грязных, подозрительного вида мужчин, каких ей когда-либо приходилось видеть, стояли поблизости. Смуглый мужчина, произнесший эти слова, казался мексиканцем. Его штаны из грубой бумажной ткани были почти черными от грязи. Заклепки из обработанного испанского серебра, украшавшие обе штанины, сверкали на солнце при каждом его движении. Ногти на руках были покрыты грязью. Суставы пальцев посерели от пыли.

Сопровождавшие его мужчины были в таком же состоянии. Некоторые из них казались похожими на испанцев, некоторые на американцев, но у всех был зловещий вид, как у бычков бизона на охоте за самками. Глаза у всех были тусклыми и бегающими. Все до одного они были вооружены шестизарядными пистолетами, и по тому, как пистолеты висели низко у бедер, Лоретта определила, что все они были опытными стрелками. Над двором повисла неестественная тишина.

В отдалении у коптильни паслись их лошади. Заговоривший мужчина прикоснулся к пропитанной потом шляпе в знак приветствия и шагнул вперед. Шпоры его звякнули, ударившись о землю. Его друзья подвинулись вперед вместе с ним. Дзинь, дзинь, дзинь. Лоретта сглотнула, думая, как она не услышала их приближения. Лопатка Эми. О Боже.

Лоретта никогда раньше не видела команчеро, но она слышала рассказы о них, и эти мужчины соответствовали тем описаниям — неприкаянные подонки и гадкие подлецы. Куда бы они ни пришли, они приносили с собой беду, большую беду. Она понимала, что сюда их привела не жажда, поскольку неподалеку текла целая река.

Стараясь держаться как можно безразличнее, Лоретта сказала:

— Можете напиться у колодца.

Лицо предводителя расплылось в улыбке. — Вы ни откажить этем кабальеро чашку из внутри вашего casa?3 Я не думать, что это очинь по-соседски, сеньорита.

Лоретта выпрямилась и подтолкнула Эми, моля Бога, чтобы девочка побежала к дому, но Эми обхватила Лоретту за талию и прижалась к ней.

— Я тебя не оставлю, — прошептала она.

Не обращая внимания на то, что сказала Эми, Лоретта посмотрела в глаза мужчины и сказала:

— Вы совершенно правы. Как это нехорошо с моей стороны. Эми, дорогая, беги в дом и скажи дяде Генри, чтобы он принес чашку воды приятному мужчине. — Понизив голос и тоном, в котором содержался намек на наказание в случае непослушания, она прошипела: — Сделай это, Эми, быстро.

Оттолкнувшись от Лоретты для старта, Эми бросилась бежать. Предводитель протянул руку и схватил девочку за руку, смеясь над испуганным выражением ее лица, когда рванул ее назад к себе.

— Не так быстро, muchacha4. О, ты очень красива. Такие красивые золотые волосы. Ты будешь по-соседски, нет, красивая, как ты? Мы не такие плохие.

Лоретта молила Бога, чтобы ее голос не дрогнул. Проявлять страх значило совершить ошибку.

— Отпусти ее.

Краем глаза она видела, как другие мужчины окружали ее. Дзинь, дзинь, дзинь. Несмотря на испуг, страх за Эми оказался сильнее. Она шагнула вперед и схватила девочку за плечи.

— Иди в дом, Эми. Этот приятный мужчина не хотел напугать тебя. Это правильно, мистер?

Мужчина улыбнулся и передал Эми одному из своих дружков.

— Нет, это ниправильно, сеньорита. Видите ли, мы пришли издалека. Мы устали. И голодны. Но главным образом нам нужна хорошенькая muchacha и красивая сеньорита, чтобы поиграть немного. Когда мы видим два такие красивые, мы должны остановиться, понимаете? Мы говорим сами себе: «Ето можит пройти много время, пока мы увидим снова два такие хорошенькие».

Лоретта открыла рот, чтобы отпарировать, но, прежде чем слова были произнесены, мужчина ринулся на нее. Она попятилась и споткнулась. В следующее мгновение она упала задом в лохань для стирки, ноги ее задрались вверх, штаны обнажились. Боль пронизала ее позвоночник в том месте, где она ударилась копчиком о край лохани. Горячая вода, обжигая, поднялась до ее грудей. У нее перехватило дыхание. Команчеро уперся руками в бедра и, запрокинув голову, разразился хохотом. Спотыкаясь, качаясь из стороны в сторону, он направился к ней. Он был довольно сильно пьян.

— О, ето ошень хорошо! Мне нравится чистая женщина.

Лоретта смахнула дрожащей рукой мыльную пену со щеки и посмотрела прямо на него. Дядя Генри был где-то в поле, один Бог знал, где, но, если бы он пришел и увидел все это, он скорее всего спрятался бы за кустами.

— Тетя Рейчел! Тетя Рейчел, возьми винтовку.

Эми закричала. Лоретта отвела свой взор от вожака, чтобы посмотреть, что происходит. От увиденного у нее закипела кровь. Двое из числа других мужчин боролись с Эми, один держал ее руки, заведенные за спину, тогда как другой щупал под ее юбками. Эми дернулась и ударила ногой мужчину впереди себя, попав ему в голень. Его высокие сапоги отклонили удар. Пронзительный вопль отчаяния вырвался из горла Эми, когда рука мужчины проскользнула внутрь ее штанов. Затем она разразилась потоком ругательств, которым позавидовал бы даже дядя Генри.

— Убери свои руки с моего зада, ты, бородавчатая жаба!

Команчеро поставил сапог между ступнями Эми и сильно бил ее по лодыжкам до тех пор, пока она не ослабела, раздвинув ноги. Кровь бросилась в щеки Эми, когда она почувствовала, что рука мужчины проникла между ее бедер. Затем она закричала от боли. Мужчина, который держал руки Эми у нее за спиной, еле справлялся. Ударив ногой, Эми попала другому мужчине в пах. Он заворчал и отступил на шаг. Лицо у него побелело.

— Ты, маленькая сука! — Отведя назад руку, он так сильно ударил Эми по лицу, что ее голова дернулась в сторону и опустилась на плечо. — Сделай это еще раз, и я свяжу тебя в пустыне, чтобы стервятники клевали твои кости.

Лоретта не успела подумать, как вскочила на ноги, выпрыгнув из лохани. Гнев придал ей силы.

— Убери руки от нее, ты, грязное животное! Вожак команчеро схватил Лоретту за талию и бросил на землю. Небо закрутилось у нее в глазах. Она увидела, как несколько мужчин направляются к ней. В следующее мгновение ее запястья и лодыжки оказались схваченными сильной хваткой, юбки задраны высоко вверх на бедрах. Вожак опустился рядом с ней, посмеиваясь над бесполезностью ее сопротивления. Она услышала крик Эми. Только не Эми.

В этот момент прозвучал голос тети Рейчел.

— Остановитесь, вы, несчастные ублюдки! Лоретта повернула голову и увидела тетю Рейчел, поящую на крыльце в развевающихся юбках и с винтовкой, прижатой к плечу.

— Шевельнетесь, и я выпущу вам мозги. Отпустите этих девочек, убирайтесь к своим лошадям и уезжайте.

Мужчина, который держал руки Эми, вытащил нож и прижал его к горлу девочки.

— Стреляйте, мэм, и я рассеку глотку этой маленькой девочки.

Губы Рейчел побелели.

— Теперь ты положишь эту винтовку медленно и спокойно. Я хотел сказать, вам лучше сделать это, если вы не хотите ее смерти.

Лоретта дергала головой, отчаянно пытаясь подняться.

— Нет, тетя Рейчел, не делай этого! Стреляй в него! Стреляй в него!

Вожак команчеро ударил Лоретту по губам.

— Sieencio5, — прошипел он. Лоретта ощутила вкус крови на губах.

Рейчел медленно опустила винтовку на крыльцо. Ее глаза были двумя гигантскими синими пятнами. В момент, когда она оказалась безоружной, один из мужчин прыгнул на крыльцо, отбросил ногой винтовку в сторону и схватил Рейчел за волосы. Вытащив ее за собой во двор, он проворчал:

— Три! Это наш счастливый день, Сантос! Для ее возраста она не так уж плоха. Красивые сиськи.

— Разве я не говорил вам, что мы хорошо проведем время? — Вожак команчеро улыбнулся и наклонился над Лореттой. Схватив ее за воротник платья, он сказал: — А теперь посмотрим, что мы имеем здесь, хорошенькая. С этими словами он разорвал платье от шеи до талии, обнажив сорочку. Глядя в его глаза, Лоретта понимала, что ничто не помешает ему получить то, чего он хочет. Крики Эми сотрясали воздух, Лоретта напряглась, сопротивляясь жестоким рукам, которые удерживали ее запястья и лодыжки, вспоминая, как Охотник удерживал ее так же и какой нежной была его хватка по сравнению с этой.

Когда команчеро положил руки на ее груди, его внимание привлек медальон, который она носила на груди под платьем, скрывая его от дяди Генри. На мгновение он оцепенел, глаза его стали широкими. Он отдернул руки и быстро осенил себя крестом.

— Иисус Христос! — Он отполз назад, не отрывая глаз от поднимающейся и опускающейся груди Лоретты. — El Lobo!6 — вскричал он. — Не трогайте ее.

Как бы по волшебству, Лоретта почувствовала себя свободной. Она растерянно моргала, не вполне понимая, что произошло. В самом деле, двор внезапно охватила мертвая тишина. Она медленно села, сжимая руками безнадежно испорченный корсаж платья. Мужчины, удерживавшие Эми, застыли на месте с глазами, широко раскрытыми от страха. Лоретта бросила взгляд вниз. Что случилось, черт возьми?

Она смотрела на грубо изготовленный каменный медальон, который поднимался и опускался в такт движениям ее груди. И вдруг она все поняла. El Lobo, волк. Охотник-Волк. Ее друг защищал ее чем-то еще помимо копьев во дворе. Он оставил свою метку на ней самой. «Ты будешь носить это всегда?»

Сначала она истерически засмеялась. А затем настало облегчение. Женщина Охотника. Они боятся причинить ей вред! Она с трудом поднялась на колени. Команчеро разбежались, словно они встретились лицом к лицу с самим сатаной.

Вожак команчеро снова осенил себя крестным знамением, неуверенно поднимаясь на ноги и бегом направляясь к лошади, сопровождаемый позвякиванием шпор. Лоретте было тошно видеть, как он и подобные ему обращаются к Богу.

— Оставьте старуху. Она не стоит трудов, — рявкнул один из мужчин.

Лоретта обернулась вовремя, чтобы увидеть тетю Рейчел, грубо брошенную на землю. Затем она осознала, что двое мужчин все еще удерживают Эми и уносят ее. Она вскочила на ноги.

— Отнесите ее назад тотчас же! — закричала Лоретта. — El Lobo убьет вас всех, если вы посмеете взять ее! Я предупреждаю вас!

Когда они подтащили Эми ближе к лошадям, мужество покинуло девочку, и она, всхлипывая, позвала Лоретту.

— Отпустите меня! Нет, не трогайте меня! Мама! — Ее голос перешел в визг. — Мамааа! Лоретта! Останови их!

С намокшими юбками, прилипающими к ногам, Лоретта бросилась бегом к крыльцу. Схватив винтовку, она прижала приклад к плечу и попыталась прицелиться в страхе, что может попасть в Эми.

— Я предупреждаю вас! Отпустите ее, или я стреляю!

Не обращая внимания на Лоретту, мужчины бросили Эми на лошадь. Один из мужчин быстро вскочил в седло позади нее. Лоретта тщательно прицелилась ему в голову. У нее не было никаких сомнений в том, что она сможет выбить его из седла.

— Я сделаю это!

— Застрели меня, и ты сможешь похоронить меня вместе со своей сестрой!

Лоретта увидела блеск ножа и поняла, что мужчина прижал лезвие к шее Эми. Девочка всхлипывала:

— Пожалуйста, не убивайте меня. Пожалуйста не надо.

Рейчел закричала:

— Лоретта, нет. Он сделает это. Он убьет ее.

— Черт меня побери, если я этого не сделаю. Ноги Лоретты стали как ватные. Всхлипывания Эми свидетельствовали о том, как она была испугана, и сердце Лоретты сжалось. Эми нелегко было заставить плакать. Она положила палец на спусковой крючок.

— Сантос! Если ты возьмешь этого ребенка, я пошлю Волка по твоему следу. — Мысль об Охотнике, о том, какой гнев охватил бы его, если бы он присутствовал здесь, придавали Лоретте мужества. — Он и его люди отметили каждый фут этой земли своими копьями — достаточное предупреждение о том, что все живущие здесь находятся под его защитой. Я клянусь тебе, что он выследит тебя и убьет.

Сантос улыбнулся.

— Я думаю, ты лжешь. Я не вижу копий.

— Мой дядя выдернул их.

— Сеньорита, я не беру девочку. Этот другой мужчина берет. И ты не знаешь его имени. Меня нильзя ругать, a? El Lobo понимает ето. Он тоже понимает, что я не хотел причинять вреда иго женщине. Камень был спрятан под твоим платьем. Как я мог видеть?

Команчеро повернули своих лошадей и скрылись в облаке пыли. С минуту Лоретта смотрела им вслед. Мысли лихорадочно неслись в ее голове, сменяя одна другую. Затем она стремглав бросилась к сараю за своей лошадью. Она должна была найти дядю Генри. Нельзя было терять ни минуты. Кто-то должен собрать группу мужчин, чтобы отправиться в погоню за Эми.

ГЛАВА 15

Лоретта держала поводья своего жеребца, прислушиваясь, как Том Уивер и дядя Генри обсуждали положение. Поездка на ферму Уивера отняла уже полчаса драгоценного времени. Теперь двое мужчин обсуждали ситуацию, как только техасские фермеры, обрабатывающие землю, могут обсуждать — медленнее, чем две мухи на липучке. Лоретта готова была кричать от беспокойства и страха. Почему они не сделают что-нибудь? Каждая минута отдаляла Эми все дальше от них.

— Нет никакого чертова способа выследить их маленькой группой. — Том скреб подметку своего сапога о край шаткого крыльца, чтобы очистить ее от налипшего коровьего навоза. — Они разобьются на части и поедут в нескольких направлениях. Мы тоже должны будем разбиться на части. А, разделившись, мы не сможем справиться с такими, как они. Эти команчеро чертовски меткие стрелки, Генри. Мы будем мертвы, прежде чем успеем понять что-либо.

Генри провел рукой по волосам.

— Мы должны сделать что-то. Том. Они захватили Эми. Мы должны найти их раньше, чем… — Он замолчал. — Сначала Лоретта, теперь Эми. Что люди подумают? Что я не могу защитить моих близких, вот что. Кроме того, Рейчел в таком состоянии, хоть связывай. Если я не найду Эми, я никогда не узнаю, чем все кончилось. Ты знаешь, какие истории рассказывают про Сантоса. Он самый жестокий из них. Ему наплевать на то, что Эми только двенадцать лет.

Лицо Тома исказилось. Он привалился плечом к столбу крыльца и стал чесать свою спутанную бороду, глядя невидящим взором на жеребца Лоретты. Лоретта отмеряла ход секунд бешеным биением своего сердца, и когда он продолжал молчать, у нее появилось желание схватить его за рубашку и трясти. У нее перед глазами все еще стояла картина, как этот грязный команчеро запускает свою руку в штаны Эми.

— Не знаю ни одного мужчины, который мог бы найти лагерь команчеро, — сказал Том устало. — Я слыхал, что иногда они укрываются в каньоне Пало-Дюро, но вряд ли они отправятся туда прямиком. Во-первых, это далеко отсюда, и далеко, чтобы гоняться наобум, во-вторых.

Лоретта обхватила себя за талию, остро ощущая, что рубашка, которую ей дал дядя Генри, влажная от пота. По крайней мере у нее было что-то, чем она могла прикрыть себя. Было ли у Эми? Насильники к этому моменту могли сорвать с нее всю одежду. Они могут… Она прервала ход своих мыслей и закричала:

— Ехать наобум лучше, чем не делать ничего. Том покачал головой.

— Не совсем так. Мы можем потерять добрых две недели трудного пути, может быть, и три, направляясь к каньону Пало-Дюро. Они успеют отвезти Эми за Рио и продать ее прежде, чем мы вернемся и перегруппируемся.

— Продать? — писком вырвалось у Лоретты.

— В глубь Мексики. — Том избегал встречаться со взглядом Лоретты. — Там есть мужчины, которые заплатят большие деньги за блондинку с голубыми глазами. Я удивлен, что они не взяли тебя. Слава Богу, что не взяли.

Лоретта не собиралась объяснять, почему ее пощадили. Дядя Генри сорвал бы медальон с ее шеи. Она никогда бы не увидела его больше, а только он и спас ее.

Генри ударил кулаком по ладони.

— Должен быть кто-нибудь, кто может найти их.

— Команчи, может быть. Генри фыркнул.

— Какая нам от этого польза? Лоретта шагнула ближе.

— Команчи могут найти их?

— Черт, да. — Том обсосал свои зубы, затем сплюнул табачным соком возле провисшей ступени. — Они торгуют с ними, милая. Откуда, ты думаешь, у них винтовки и патроны?

Пульс Лоретты забился чаще, в ушах раздалась барабанная дробь.

— Торгуют с ними? Ты хочешь сказать, что команчи, с которыми я была, могут найти Эми? Охотник может найти ее?

Том настороженно посмотрел на нее.

— Даже не думай об этом.

Не обращая на него внимания, Лоретта подошла к жеребцу и схватила его за гриву, собираясь сесть на него.

— Речь идет о нашей Эми, Том.

Том рванулся с крыльца, пытаясь ухватиться за уздечку коня Лоретты прежде, чем она успеет уехать. Вороной встал на дыбы и уклонился от руки Тома.

— Во имя Бога, воспользуйся мозгами, которые он тебе дал.

— Я так и делаю. Поэтому я отправляюсь!

— Ты этого не сделаешь, — прорычал Том. — Если ты вернешься туда, Лоретта Джейн, мы никогда больше не увидим тебя.

— Это тебе неизвестно. — Лоретта уселась прочнее, чтобы удержаться на нервничавшем жеребце. Охотник не преувеличивал. Животное не позволяло никому, кроме нее, дотронуться до себя. — Он привез меня назад один раз, не так ли?

— Он не привезет второй. Я не могу позволить тебе поступить так безрассудно.

— У тебя нет на это права, — отпарировала Лоретта.

— А знаешь, Том, в этом, пожалуй, есть что-то, — вставил Генри. — Лоретта ему понравилась. Он не обидит ее.

Том схватил Лоретту за руки, чтобы она не могла управлять своим конем.

— Слезай, девочка, или, клянусь, я стащу тебя. Лоретта посмотрела ему в глаза.

— Ты не должен останавливать меня, Том. Если он может найти ее, я еду к нему.

— Ты что, сошла с ума? Говоришь, он найдет ее для тебя? Что хуже: команчи или команчеро?

Генри провел рукой по глазам.

— Ради Бога, почему бы не отпустить ее? Будущее Лоретты все равно разрушено.

— Разрушено? — Не отпуская руки Лоретты, Том резко обернулся к своему соседу. — За свою жизнь мне приходилось встречать бессердечных ублюдков, но, клянусь, ты берешь приз среди них всех. У тебя есть какое-нибудь представление о том, что они сделают с ней со временем? Какое-нибудь представление? Если она сможет найти их. Скорее всего, она заблудится там.

Лоретта напряглась. Времени для разговоров не было. Она следила за Томом, выжидая удачный момент. Когда его хватка ослабла, она ударила жеребца по бокам. Вороной рванулся вперед мощным прыжком, сбив Тома с ног.

— Лоретта Джейн, вернись сейчас же!

Лоретта пригнулась к шее коня, побуждая его бежать быстрее. Ей надо было вернуться домой, собрать кое-какие вещи в дорогу и уехать раньше, чем Генри и Том смогут оседлать лошадь Тома и приехать, чтобы задержать ее.

Собрав кое-какую пищу по просьбе племянницы, Рейчел последовала за Лореттой на чердак, ломая руки и плача. Торопясь собрать необходимые вещи и бежать, Лоретта носилась по крошечной комнатке, запихивая вещи в сумку. Он никогда не отпустит меня назад. Никогда. Слова не шли у нее из головы. Предупреждение, к которому она не захотела прислушаться. Она не могла позволить себе думать о ком-то еще, кроме как об Эми.

Лоретта рывком открыла ящик прикроватного столика и взяла гребешок с бриллиантами матери и бритву отца. Гребень был, пожалуй, слишком красив, чтобы брать его с собой, но она уже пожертвовала многим, чтобы оставлять эти памятные для нее вещи.

Рейчел, сжав руки в кулаки, смотрела своими голубыми глазами в лицо Лоретте.

— Ты не вернешься назад к нему. Ты не можешь. Я не пущу тебя.

— Тетя Рейчел… — Лоретта закрыла ящик. — Охотник никогда не обращался со мной плохо, когда я была с ним. Мне страшно подумать о том, что эти команчеро сделают с Эми.

Кровь отхлынула от лица Рейчел, и она покачнулась, едва не упав в обморок.

— Так ли это? Он ведь индеец, Лоретта. Ты не можешь знать, что он сделает. Нельзя предсказать поведение животного. Ты плохо соображаешь.

— Может быть! Но что-то я должна делать. Ты поступила бы так же. Не стой у меня на пути и не говори, что ты поступила бы по-другому.

Рейчел взглянула Лоретте в глаза.

— Допустим, ты найдешь его…

— Я найду его. Он научил меня, как идти по его следу.

— Это может быть слишком поздно, чтобы спасти Эми.

— Слишком поздно для чего? — вскричала Лоретта.

— Она никогда не будет прежней. Ты знаешь, что они сделают с ней. Она никогда не забудет, никогда. Даже если ты привезешь ее назад, ее будущее погублено. Ни один верующий мужчина не возьмет ее в жены.

Лоретта защелкнула замок сумки и, прижав ее к груди, смотрела на тетю, не в силах поверить услышанному. Перед ее мысленным взором промелькнула картина: Рейчел стоит на крыльце и наводит на нее винтовку. Благословенное избавление? Или безумие? Неужели женщина стоит так мало, что вся ее жизнь зависит от того, целомудренна она или нет? Они говорили про Эми, милую, мужественную, с ясными глазами, маленькую Эми.

— Это ты плохо соображаешь, тетя Рейчел. Слезы потекли по лицу Рейчел. Она прикрыла глаза дрожащей рукой.

— Она мое дитя. Никто не любит ее больше, чем я. Просто — сначала я потеряла тебя. И по милости Божьей ты вернулась домой. Теперь Эми. Мои возможности ограниченны. Если я разрешу тебе выйти из этой двери, я потеряю вас обеих.

— О тетя Рейчел. — Лоретта сжала плечи женщины. — Верь. Мы обе вернемся.

— Это животное никогда не привезет тебя домой снова. Ты знаешь это так же, как я. Я вижу это по твоим глазам.

Лоретта не могла оспаривать правду, поэтому ничего не ответила.

— Ты, конечно, права, — прошептала Рейчел. — Если бы я могла, я пошла бы. Она моя дочь.

— И моя маленькая сестренка. Может быть, не по крови, но по всему другому, что принимается в счет. Охотник может опоздать спасти ее честь. Но он успеет добраться до них прежде, чем они увезут ее через границу. — Живот Лоретты сжался от страха, страха, который она не захотела анализировать. — Он от нас на расстоянии всего лишь трех дней пути. Деревня не может так быстро перебраться на новое место. Я смогу найти их. И это то, что я собираюсь сделать.

— По крайней мере возьми с собой мужчин для защиты.

— Против целой армии команчей? Они все будут убиты. И Охотник подумает, что я его предала. Он оставил для меня след, по которому надо идти. Если я покажу след его врагам… — Лоретта начала спускаться с чердака. Я должна ехать одна. У меня нет времени на споры, тетя Рейчел. Том будет здесь с минуты на минуту. Он попытается остановить меня.

Рейчел спустилась вслед за Лореттой, все еще продолжая всхлипывать.

— По крайней мере переоденься. Подумай еще минуту.

— Я сменю одежду по дороге. — Схватив со стола ранец с продуктами, Лоретта повесила его на плечо и пошла через комнату. — Я все продумала.

— Эти животные убили твою мать! Можешь ты забыть это?

Лоретта застыла, уже взявшись за ручку двери. На минуту старые страхи вернулись к ней, парализовав. Медленно она повернулась, чтобы посмотреть на тетю.

— Я никогда не забуду. И я никогда не прощу. Но это не имеет никакого отношения к Эми.

— Ты встретишься с целой армией — ты сама сказала это. Пусть поедет кто-то другой. Почему это должна быть ты?

— Потому что… — Лоретта задумалась, подыскивая слова. — Я провела полжизни, ненавидя себя за трусость. Теперь я нужна Эми. Если я повернусь к ней спиной… я просто не могу. Я не хочу. Пожалуйста, попытайся понять, тетя Рейчел. Разве не лучше рисковать жизнью, чем не иметь ее?

С этими словами Лоретта выскочила за дверь и побежала к коню. Взглянув в направлении фермы Уивера, она увидела легкое облачко пыли, поднимающееся к небу. Том направлялся в эту сторону. Ехал быстро. Она прикрепила сумку и ранец с продуктами к седлу, затем взобралась на коня. Рейчел выбежала на крыльцо, ломая руки.

— До свиданья, тетя Рейчел, — сказала Лоретта хрипло. — Я люблю тебя.

Лоретта повернула жеребца и резко ударила в бока. Вороной пустился вскачь. Она знала, что ни одна лошадь Тома не сможет догнать его. Подобно своему отцу, он несся, как ветер.

Путешествие быстро обратилось кошмаром для Лоретты. Ночи были одинокими и устрашающими; дни еще хуже. Когда Охотник показывал ей, как отыскивать след, он представил это очень легким делом. Но в действительности оказалось совсем иначе. Он оставил для нее пометки на скалах, деревьях, кусках кожи и коры. Но отыскать эти послания было почти невозможно. Миля за милей степного простора, где можно ориентироваться только по солнцу. Лоретта проводила долгие часы в страхе, что она заблудилась, а также в страхе за судьбу Эми.

На второй день путешествия она полностью потеряла след Охотника. Затем у нее кончилась вода. Очень скоро в горле совсем пересохло. Она боялась отклоняться слишком далеко от курса в поисках воды, и ни одного из признаков воды, которые показал ей Охотник, не было видно. Ни травы, которая свидетельствовала о наличии ручья; ни диких пони, за которыми надо было следовать; ни пелопеев с клювами, испачканными грязью.

В одном месте Лореттой овладело такое отчаяние, что она решила испытать судьбу и на протяжении нескольких миль следовала за койотом, надеясь, что он выведет ее к воде. Ничуть не бывало. Койот просто охотился и бродил бесцельно так же, как она. Именно в тот момент Лоретта ударилась в панику. Затем голос Охотника прошептал ей в ухо так ясно, словно он находился рядом с нею: «Если ты не сможешь отыскать воду, Голубые Глаза, доверься своему хорошему другу. Он найдет ее для тебя».

Вытирая лоб руками, Лоретта смотрела на тепловые волны, которые колебались подобно расплавленному серебру вдалеке. Прошлой ночью легкое покрывало почти не защищало ее от холода; сегодня она была как вареная. Ни она, ни ее лошадь долго не протянут на такой жаре без воды. Отчаянные ситуации требуют отчаянных мер. Эми была в руках негодяев где-то, и каждый потерянный день уменьшал шансы на ее спасение.

Нелегко было решиться на то, чтобы вверить свою судьбу и жизнь жеребцу, но у Лоретты не оставалось выбора. Она отпустила поводья Друга, как она стала называть коня. Он стоял, не двигаясь, не понимая, что от него требуется.

— Вода. Иди к воде, — прошептала она.

Друг посмотрел на нее, перекатывая белки своих глаз. Она хотела бы знать, как на языке племени команчей называется вода, но она этого не знала. Она была уверена, что лошадь поняла бы ее, если бы она знала.

«Слова в твоих руках, Голубые Глаза».

Лоретта вздохнула и опустилась на шею лошади, заставив свое тело расслабиться и стать безвольным.

— Все зависит от тебя, Друг.

В течение нескольких секунд жеребец стоял неподвижно, но, когда Лоретта продолжала оставаться недвижимой, не указывая ему направление, он наконец пошел. Лоретта изо всех сил надеялась на то, что поступает правильно, ибо от этого зависела не только ее жизнь, но и его.

Через три часа Друг опустил голову, чтобы попить воды из ямки. Вдалеке Лоретта увидела стадо пасущихся пони. Когда она спешилась, то увидела взлетевшего пелопея с клювом, испачканным грязью. Ручей был окружен зарослями месквитов и высокой темно-зеленой травы. Все, о чем говорил ей Охотник как о признаках наличия воды, было здесь.

После того как Лоретта утолила жажду и наполнила водой флягу, перед ней встала новая проблема. Где они находятся? Она смотрела на бесконечный простор равнины, на холмистые коричнево-золотистые просторы. Повсюду, куда бы ни падал ее взор, все было одинаковым — никаких ориентиров. Желудок сжался от страха. Она знала, что ей надо двигаться в северном направлении, но если бы она отклонилась хоть на несколько градусов, она могла пропустить истоки реки и проехать мимо деревни Охотника. Она поехала бы в ничто — сотни и сотни миль пространства.

Испуганная и ужасно измученная, Лоретта опустилась на камень и обхватила колени. Думай. Жизнь Эми зависела от этого. А также ее собственная жизнь. Заблудилась. Слово пронизывало ее мозг, как холодный растаявший снег. У Охотника все получалось легко, но он был индейцем. Она же была глупая tosi tivo. Как могла она надеяться отыскать след команчей, когда самые лучшие разведчики не могли этого сделать?

Лоретта вздохнула и встала. Она не могла повернуть назад. Команчеро схватили Эми. Признать себя пораженной означало зачеркнуть жизнь Эми.

Друг перешел на противоположную сторону водяной ямы, щипля траву. Лоретта обошла водоем, чтобы взять его под уздцы. Она прошла около тридцати футов, когда взгляд ее упал вниз. Земля на этой стороне была истоптана копытами коней. Здесь проскакали неподкованные лошади. Один из следов показался до боли знакомым: зазубренный полумесяц.

— Они были здесь! — громко закричала она.

Друг поднял голову и устремил на нее растерянный взгляд коричневых глаз. Лоретта рассмеялась. Она не была просто глупой tosi tivo. Она была глупой tosi tivo на чудесном, замечательном жеребце команчей. Она запустила руки в волосы и закрыла глаза, выпуская из себя страх. Охотник никогда бы не предложил ей прийти к нему, если бы не верил, что она сможет его найти. Вдвоем с Другом они могут сделать это.

Лоретта взобралась на коня, уже не чувствуя себя такой ужасно одинокой. Как это ни было безумно, но ей казалось, что Охотник едет рядом с ней.

Шесть дней спустя, два полных дня после того, как все съестные припасы кончились, Лоретта выехала на плато, с которого открывался вид на деревню Охотника. Она остановила Друга и посмотрела вниз на речную долину. Она прошла так далеко и пережила так много, не переставая молиться о том, чтобы успеть спасти Эми, что у нее даже не возникало мысли об опасности, которая может ожидать ее здесь. Команчи. Сотни команчей. Белая женщина, приехавшая сюда, должно быть, сошла с ума. На этот раз рядом с ней не было Охотника, который мог ее защитить.

Друг заржал и понюхал ее ногу. Лоретта поняла, что он ощутил ее страх.

— Что, если один из них убьет меня? — прошептала она.

Конь фыркнул и толкнул ее.

— Тебе что? Они не причинят тебе вреда! Конь шагнул в сторону и выдохнул воздух.

— О Друг, ты не понимаешь. Ты не можешь понять. Тремя молитвами Богородице позже Лоретта и Друг

все еще стояли на плато, вырисовываясь силуэтами на фоне неба. Она начала четвертую молитву, почти не слыша произносимых слов, глазами обшаривая вигвамы внизу. Пожалуйста, Боже. Может быть, Охотник увидит ее и выйдет встретить.

Охотник сидел под деревьями, играя в кости с несколькими мужчинами, когда Черный Дрозд прибежала по тропинке между вигвамов, крича:

— Желтые Волосы! Она вернулась, дядя! Она вернулась!

Привыкший к проделкам Черного Дрозда, Охотник не обратил внимания на девочку, пока не закончил бросать. Затем он схватил ребенка, посадил себе на колени и стал ворчать по-медвежьи, игриво кусая ее живот. Он понял, что что-то не так, когда Черный Дрозд не стала смеяться, как обычно в такой игре.

— Желтые Волосы! Она пришла назад! — Черный Дрозд схватила его лицо своими маленькими руками, поэтому ему ничего не оставалось, как посмотреть ей в глаза. — Она сидит не двигаясь. Я думаю, она ждет тебя. Сердце Охотника дрогнуло.

— Если ты обманываешь меня, маленькая лисица, я брошу тебя на колючки.

В глазах Черного Дрозда плясали веселые огоньки.

— Она здесь! Бабушка послала сказать тебе. Na-bone, смотри!

Охотник поставил ребенка на землю и вышел из-под деревьев. Он прикрыл глаза от солнца. Вверху на плато ему ясно был виден силуэт белой женщины, сидевшей на лошади. Когда он пошел по тропинке между вигвамов, ветер подхватил ее волосы и растрепал их. В лучах солнечного света блеснуло золото.

Горло Охотника сжалось. Он чуть не споткнулся о Черного Дрозда, которая возбужденно танцевала вокруг него, в то время как он шел. Смесь радости и страха охватила его, и каждое из этих чувств было равно по силе. Его маленькая Голубые Глаза пришла к нему точно так, как предсказывалось в пророчестве. Он не мог не вспомнить о другом предсказании, о том, что однажды он оставит свой народ.

Машинально передвигая ноги, Охотник прошел к краю деревни и начал подниматься на плато. Даже на таком далеком расстоянии он узнавал ее манеру сидеть на лошади, наклон ее головы. Он не мог поверить тому, что она пришла так издалека и так быстро. Судьба действительно провела ее по кругу обратно к нему.

Отослав Черного Дрозда к вигваму своей матери, Охотник ускорил шаги, страх оставить свой народ был забыт. Судьба. Месяц назад он пытался сопротивляться ей. Теперь он был уверен в своих чувствах. Обиженный, но довольный. И успокоившийся. Глубоко в тайниках своего сердца он ощущал правоту происшедшего.

Судьба. Сегодня она привела к нему женщину, женщину, равной которой не было во всем мире, с кожей, белой, как полночная луна, с волосами цвета меда и глазами цвета летнего неба. Его женщина, и на этот раз она пришла по своей воле.

С вершины холма Лоретта наблюдала за одиноким мужчиной, шедшим в ее направлении от деревни. Облегчение охватило ее, когда она узнала свободную, изящную походку Охотника. Она быстро осенила себя крестным знамением и поблагодарила Святую Богородицу за помощь. Эмоции переполняли ее, когда она направила Друга вниз по склону.

Они встретились с Охотником на полпути к деревне. Когда Лоретта ехала к нему, она не могла отвести от него своего взора. Несмотря на то, что она не видела его в течение очень короткого промежутка времени, она успела забыть, как он выглядел. Каким дикарем. Он двигался с силой мускулистого животного. Его плечи, руки и грудь находились в состоянии постоянного движения. Бронзовая игра сухожилий и мускулов. Ветер бросил волосы на его лицо.

Боже. На нем не было даже штанов, всего лишь набедренная повязка и мокасины до колен. Она остановила Друга и с беспокойством сглотнула. Тетя Рейчел была права. Он был индейцем в первую очередь, в последнюю и всегда. Тем не менее, она пришла к нему.

— Голубые Глаза?

Он замедлил шаги, подходя ближе. Его темно-синие глаза обшаривали всю ее с головы до ног, замечая каждую деталь ее одежды, от высокого воротника до края нижней юбки и черных высоких ботинок, видневшихся из-под ее широких юбок. Его глаза наполнились теплым и знакомым насмешливым выражением, которое когда-то так раздражало ее.

Она смотрела на него, сопротивляясь желанию выпалить все о своих несчастьях, подыскивала подходящие случаю слова для приветствия в духе племени команчей, решив начать встречу на правильной ноте.

— Hi, hites, — сказала она, подняв правую руку. Он взял уздечку жеребца и подошел вплотную. Он

был так высок, что их головы находились на одном уровне. С улыбкой он ответил:

— Здравствуй.

Лоретта закусила нижнюю губу, чтобы она не дрожала. Как похоже на него, запомнить ее слово приветствия. Он был ее другом. Она правильно поступила, придя к нему. Если кто-нибудь на земле мог справиться с подонками, подобными Сантосу, то это был он.

— Мне нужна твоя помощь, Охотник. Смешливое выражение исчезло из его глаз. Он взял ее за подбородок и повернул голову, рассматривая след от удара на щеке. Его челюсти сжались.

— Он ударил тебя?

Лоретта забыла о синяке, который поставил ей Генри.

— Нет, нет, это неважно. Пальцы, державшие ее лицо, сжались.

— Он ударил тебя.

— Да, но это не потому… — Она сморщилась, когда он коснулся пальцами места удара на ее скуле. — Это ничего, Охотник.

— Он умрет.

— Нет! Я здесь не для этого. — Она отвела его руку и прижала обратную сторону запястья к виску. — Ты не должен даже говорить так. Ты не можешь убить его.

— Могу. Очень быстро.

— Нет, я не хочу, чтобы ты убивал его. Это Эми, Охотник. Вот почему я здесь. Ее украли команчеро! — Она повысила голос. Она много раз повторяла в уме то, что скажет Охотнику. Теперь она тщательно подбирала слова. — Они — она совсем маленькая девочка. И они забрали ее. На мне был твой медальон, поэтому они не тронули меня! Но они взяли Эми!

Он нахмурил брови.

— Эй-мии?

— Эми, моя маленькая кузина, моя сестра. Ты помнишь ее.

— A, herbi, которая простреливает дырки в земле.

— Да. И команчеро забрал ее, мужчина по имени Сантос. — Лоретта соскользнула с лошади и схватила его за руку. Все, что она почувствовала, увидев Охотника вновь, ее усталость, индейцы внизу — ничего не имело никакого значения. — Мы никогда не найдем его лагеря без твоей помощи, Охотник. Мне больше не к кому обратиться.

В его глазах появился опасный блеск:

— Сантос? Он проехал мимо tse-aks?

— Дядя Генри выдернул все копья и закопал их. Он боялся, что люди назовут его любимцем индейцев, если он оставит их.

Его пальцы нежно сплелись с ее. Его взгляд опустился на медальон, который она носила поверх своего платья, с тех пор как вступила в земли племени команчей.

— Сантос не причинил тебе вреда. Он ловкий мексиканец.

— Он взял Эми! — Лоретта прижала свободную руку к груди. — Мое сердце на земле, Охотник. Мой дядя не может найти Сантоса. Он сказал, никто, кроме команчей, не может этого сделать. Вот почему я пришла сюда — к тебе.

— Это хорошо, что ты пришла. Об этом сказано в песне.

— Нет, нет, ты не понимаешь. Я пришла просить помощи. — Она сжала его руку в своих, глядя на него умоляющим взглядом.

— Пожалуйста, найди Сантоса и привези Эми домой, ко мне?

Мускулы его лица напряглись,

— В твои деревянные стены?

— Да, домой, ко мне. Пожалуйста. Улыбка исчезла с его лица.

— Ты поэтому пришла? Просить это благодеяние?

— Пожалуйста, Охотник, не говори нет. Я сделаю все, все, что ты попросишь.

Все тепло исчезло из его глаз.

Лоретта смотрела на него. Она проделала такой далекий путь. Она просто не перенесла бы его отказа. Эми была во власти негодяев.

— Пожалуйста, Охотник, я сделаю все.

Он ничего не говорил, просто смотрел на нее, лицо застыло как каменное.

Усталость и отчаяние бросили Лоретту на колени. Все еще держа его руку, она склонила голову.

— Пожалуйста, Охотник, пожалуйста. Я не стала бы просить тебя, если бы мне было к кому обратиться. Я считала тебя своим другом.

Охотник рассматривал ее светлые волосы, сплетенные и уложенные кольцами подобно змее вокруг макушки; длинные локоны, не поддавшиеся гребню, спускались до середины спины. Он шел ей навстречу, думая, что она вернулась к нему. Теперь он понял, что она пришла только для того, чтобы просить его о помощи, что она не имела никакого намерения остаться рядом с ним. Он чувствовал себя, как глупый юноша, униженный и сердитый. Но не настолько сердитый, чтобы желать видеть ее перед собой на коленях.

Впервые он видел ее отказавшейся от своей гордости. По одному этому он понял силу ее любви к ребенку, которого она потеряла. «Я считала тебя своим другом». Эти слова глубоко врезались в его сознание. Может быть, этим ему оказывалась высокая честь. Она проделала такой длинный путь в его земли, вверяя ему не только свою жизнь, но и жизнь ребенка, которого она любила.

— Встань, Голубые Глаза, — мягко сказал он. Запрокинув голову, она посмотрела на него. Слезы

блестели на ее щеках.

— Я сделаю все, Охотник. Я буду служить тебе на коленях. Я навсегда стану твоим преданным рабом. Я буду целовать землю, по которой ты ходишь, — все.

Он высвободил свою руку из ее и, взяв ее за плечи, поднял на ноги.

— Ты мне нужна в моих бизоньих шкурах, а не целующая грязь.

Ее глаза потемнели.

— Я сделаю все.

Охотник собирался сказать ей, что найдет Эми, что ей не надо умолять, но последние сказанные ею слова заставили его остановиться. Он был неглупым человеком. Испытующе посмотрел он на ее бледное лицо.

— Я буду твоей женщиной. Ведь ты этого хочешь, не так ли? Я останусь с тобой по своей воле. Если ты найдешь Эми и привезешь ее ко мне. Я обещаю, Охотник.

Ее отчаяние заставило его устыдиться своих намерений. Она пришла к нему за помощью; он не мог отказать. Ему не требовалось награды за то, что он отыщет ее сестру. Тем не менее он хотел эту женщину. И она была здесь, предлагая себя ему.

Его взгляд переместился на поблекший след от удара на ее щеке. Если он отошлет ее назад к приемному отцу, сколько еще синяков и кровоподтеков суждено ей получить?

— Ты делаешь ложь из твоих обещаний, Голубые Глаза.

— Не в этот раз. Я клянусь тебе, Охотник. Я клянусь в этом перед Богом, я буду твоей женщиной. Что угодно ради Эми.

Он взял ее за подбородок.

— Ты делаешь обещание Богу? Ты будешь лежать со мной в моих бизоньих шкурах?

Лоретта закрыла глаза. Слова застряли у нее в горле. Она приносила в жертву собственное достоинство. Ее родственники подвергли бы ее вечному презрению, если бы знали об этом. Но какой у нее был выбор?

— Да, я лягу с тобой.

— Ты будешь смотреть в меня, когда ты говоришь.

Она подняла ресницы. В его глазах горела энергия, которой она никогда не видела ранее.

— Я лягу с тобой, я клянусь перед Богом.

— Ты не будешь драться большой дракой, когда я положу руки на тебя?

— Нет.

— И ты будешь кушать? Ты останешься рядом со мной? Навсегда, до горизонта?

— Да.

Он провел большим пальцем по ее губам, вспоминая, какими они были сладкими. Легкая улыбка появилась на его темном лице.

— Ты будешь говорить это перед твоим Богом. Лоретта моргнула и посмотрела ему прямо в глаза.

— Я клянусь перед Богом, что буду кушать и останусь рядом с тобой навсегда до самого горизонта.

— Ты не будешь драться большой дракой?

— Нет, я не буду драться.

Он обнял ее за талию и притянул к себе.

— О Голубые Глаза, это хорошая сделка для Охотника.

— Ты пойдешь искать ее?

— Я найду ее, и я привезу ее к тебе.

Лоретта, сама того не сознавая, затаила дыхание. Она с шумом выдохнула воздух с таким облегчением, что почувствовала слабость. Охотник наклонил голову и уткнулся лицом в ее волосы. В следующую минуту она ощутила его губы на своей шее. Одновременно его рука легла на ее ягодицы. Растерянно глядя на высокий ворот ее платья и запутавшись в пышных юбках, он стал дергать ткань платья.

— Так много wannup. Где ты, Голубые Глаза?

Он начал поднимать платье. Лоретта завела руку за спину и схватила его руку.

— Чт… что ты делаешь?

Он поднял голову. В его глазах плясали озорные огоньки.

— Я ищу свою женщину. Ты там, внутри.

— Я еще не твоя женщина. У тебя разве нет чувства стыда? При свете дня. Люди могут увидеть.

— Они увидят, что ты моя женщина.

— Они увидят мои штаны, вот что они увидят!

Он оставил ее юбку в покое и провел ладонью по спине.

— Нет костей. Это хорошо.

Лицо Лоретты запылало, когда она поняла, что он говорил о китовом усе в корсете. Воспитанный мужчина не должен говорить об этом.

— Ты не привел ко мне Эми, — напомнила она. — Наша сделка не начнется, пока ты этого не сделаешь.

— Я сказал это. Это сделано.

— Сначала Эми.

Прежде чем она успела сообразить, он схватил ее и посадил на лошадь. Затем он вскочил в седло позади нее. Обняв ее за талию, он наклонил голову и сказал:

— Этот индеец наверняка быстро найдет ее.

ГЛАВА 16

Женщина Многих Одежд, держа в руках оружие, выходила из вигвама Охотника как раз в тот момент, когда он остановил Друга у входа. Черный Дрозд шла следом за бабушкой, волоча за собой раздувшуюся сумку из буйволовой кожи. Озадаченная Лоретта посмотрела на вещи, которые держала Женщина Многих Одежд. Боевые топоры, копья, ножи. Ее взгляд переместился на сумку, которую тащила за собой Черный Дрозд. Кусочек ситцевой ткани виднелся из-под клапана.

Женщина и ребенок выглядели возбужденными. Лоретта почувствовала, как напряглось тело Охотника. Он сказал что-то матери и соскользнул с лошади. Женщина повернулась и пошла назад в вигвам, подгоняя Черного Дрозда впереди себя. Мрачное выражение промелькнуло на лице Охотника, когда он снимал Лоретту с седла.

Когда Лоретта обходила боевой щит Охотника, который стоял на треноге у входа в вигвам, она почувствовала возрастающий страх. У нее было ощущение, что мать Охотника пыталась убрать определенные предметы из вигвама до ее прихода. Когда вошла внутрь, прошло несколько минут прежде, чем ее глаза привыкли к освещению.

Женщина Многих Одежд и Черный Дрозд стояли с одной стороны вигвама с виноватыми лицами. Позади них Лоретта увидела высокий шест, увешанный скальпами и украшенный перьями. У нее подкосились колени. Она оглянулась через плечо на Охотника. Он двинулся мимо нее, избегая ее взгляда.

— Меа, — рявкнул он.

Его мать и племянница заторопились к двери, бросая в сторону Лоретты виноватые взгляды. После того как они ушли, Лоретта шагнула ближе к шесту со скальпами… притягиваемая к нему патологической зачарованностью. Скальпов было так много, что она затруднялась сосчитать их. Она даже не пыталась. Она стала рассматривать оружие, которое его мать хотела спрятать. Сумка из буйволовой кожи, вероятно, содержала сувениры, собранные Охотником у своих жертв.

— Моя мать хотела избавить тебя от печального вида, — сказал Охотник хриплым голосом. — Ты пришла в этот день без предупреждения.

Лоретта вспомнила ночное посещение тети Рейчел на чердаке. Лоретта защищала Охотника в ту ночь. Какой дурой она была.

— Почему ты спрятал все это от меня, Охотник? Он шагнул мимо нее, схватил шест со скальпами и выдернул его конец из земли. Она поняла, что он намерен убрать кровавые трофеи из вигвама, и схватила его за запястье.

— Пожалуйста, не надо. Убрать — это такая же ложь, как говорить лживые слова.

Взгляд его темных глаз встретился с ее.

— Голубые Глаза…

Отпустив его и прижимая руки к талии, она отвернулась, испытывая тошноту от огорчения, прозвучавшего в его голосе, и такая усталая, что хотела лечь прямо там, где стояла. Боже милостивый, что она наделала? Он был настоящее животное, как сказала тетя Рейчел. Так много скальпов. Скольких людей он искалечил? А она прибежала к нему за помощью.

— Ты найдешь Эми? Это не было ложью?

Он вогнал шест снова в землю с такой силой, что кожаные стены содрогнулись. Лоретта закрыла глаза. Эми. Она должна следить за своим языком, оставаться спокойной.

— Я дерусь большую драку за мой народ. Я никогда не делал из этого ложь. Моя мать спрятала эти вещи, чтобы избавить тебя от боли.

У Лоретты возникло желание наброситься на него. Он притворился мягким и нежным человеком, скрывая свою жестокую сторону. Это сработало. Ради него она нарушила семилетнее молчание. И она доверяла ему больше, чем кому-либо.

— Разве имеет значение, что я думаю?

— Да. — Он сделал круг и встал перед нею. Сложив руки на груди, он сказал. — Твои мысли не могут изменить мое лицо, но…

Лоретта перебила его.

— Я не прошу, чтобы ты менялся, Охотник. Все, о чем я прошу, это возвращение Эми.

— Я приведу ее к тебе.

— Больше ничто не имеет значения для меня. Некоторое время он смотрел на нее.

— В твоем сердце горячая любовь к ней.

— Да. Эти ужасные мужчины… Она ведь еще маленькая девочка. Они уже удерживают ее в течение восьми дней. Я не могу думать ни о чем другом. Даже во сне я вижу, что с ней происходит, слышу, как она зовет меня. Я пытаюсь найти ее и не могу.

Он схватил ее за подбородок, его прикосновение было обманчиво нежным, каким оно было раньше.

— В эту ночь ты будешь спать без снов. Я сказал, я найду ее. Suvate, с этим покончено.

С этими словами он ушел из вигвама.

Через несколько минут он вернулся. Надев штаны из оленьей кожи, которые он натянул, не снимая набедренной повязки, он собрал оружие, несколько раз выходя к своей лошади. Когда он собрал все необходимое, он сел на матрац из шкур, установил небольшое зеркало для бритья на своих коленях и разрисовал лицо, обводя глаза черным графитом, и на подбородок нанес три красные линии.

Лоретта сидела на краю кровати, наблюдая за ним. Закончив, он взглянул на нее. Она видела Охотника как убийцу впервые. С одной стороны, у него стал такой свирепый вид, что ей было страшно смотреть на него; с другой, она чувствовала себя странно успокоенной. Такой жестокий, мрачно решительный мужчина будет в состоянии найти и спасти Эми, когда кто-нибудь другой мог потерпеть неудачу.

— Что говорит эта краска? — спросила она.

— Что этот индеец едет на войну.

— На войну? — прошептала она.

— Сантос по моей краске будет знать, что я пришел в гневе.

— Там будет драка? Эми может пострадать.

— С твоей Эймии ничего не случится. —Он встали убрал краски, вытерев руки тряпкой. Повернувшись к ней лицом, он сказал: — Мой брат, Воин, и мой хороший друг, Быстрая Антилопа, останутся рядом с тобой. Их сильные руки — твои. — Он знаком велел ей встать. — Я отведу тебя к Воину теперь. Ты будешь спать в его вигваме. Никакого вреда.

Когда Лоретта вышла из вигвама, она схватила Охотника за руку.

— Мой конь, где он? Я… мне нужна моя сумка. — Она боялась, что гребень ее матери может быть украден. — В ней вещи, которые мне нужны.

Охотник не замедлил шага.

— Твой хороший друг пасется на лугу. Твой мешок в вигваме Девушки Высокой Травы.

На краю деревни Лоретта увидала группу мужчин с лошадьми, снаряженными для поездки.

— Эти мужчины отправляются с тобой искать Эми?

— Да. Я должен торопиться. — Шаги Охотника замедлились, когда они приблизились к вигваму Воина. Снаружи у самой двери он остановился и, взяв Лоретту за плечи, заставил ее посмотреть ему в глаза. — Ты будешь ходить по следам Воина, как женщина за своим мужем? До тех пор, пока я снова не буду рядом с тобой.

Лоретта кивнула в знак согласия, бросив испуганный взгляд в сторону мрачного вигвама. Жители деревни занимались своими повседневными делами. До нее доносился запах мяса, поджариваемого на костре. Поблизости несколько женщин, перестав разговаривать, смотрели на нее, оторвавшись от рукоделия. Их темные глаза с особым интересом изучали ее одежду. Несколько детей пробежали мимо, хихикая и перешептываясь. На другой стороне дороги очень старый мужчина сидел поддеревом и пристально смотрел на нее немигающими глазами.

— Воин не будет возражать против моего пребывания в его вигваме? Что скажет его жена?

— Она приветствует тебя. Это хорошо. Будь спокойна, Голубые Глаза. Моя мать поблизости. Она придет со своей ложкой. — Он провел Лоретту в дверь. — Воин! Она пришла.

Из глубины вигвама появился Воин. Кожа и волосы его были такими темными, что в течение минуты Лоретта не могла разглядеть черт лица. Он что-то жевал и, прежде чем ответить, заложил пищу за щеку. Она почувствовала облегчение, увидев, что на нем надеты штаны, и подумала, не надел ли он их по случаю ее прихода.

— Мое сердце едет с тобой, whmah.

Руки Охотника коснулись рук Лоретты в легкой ласке.

— А мое остается здесь. Nei meadro, я ухожу. Лоретта почувствовала, как он отодвинулся от нее.

В последнюю секунду она повернулась.

— Охотник…

Он задержался, чтобы оглянуться на нее.

— Это хорошо, Голубые Глаза.

Позади себя она услышала шорох кожи и поняла, что Воин подошел ближе. От напряжения у нее заболела шея и, когда она оглянулась через плечо, то увидела, что он стоит достаточно близко, чтобы коснуться ее. Он не тронул ее. Вместо этого он улыбнулся мягкой, успокаивающей улыбкой. Лоретта услышала, как снаружи мимо вигвама проскакала лошадь Охотника.

Воин подошел к двери вигвама и прокричал что-то на языке племени команчей. Секундами позже молодая изящная женщина в юбкеиз мягкой оленьей кожи и в широкой кожаной блузе, ярко украшенной бисером, проскользнула в вигвам. Она наклонила темную голову и обратилась к Лоретте шелковистым тоном.

— Моя женщина, Девушка Высокой Травы, приглашает тебя к своему костру, — перевел Воин. — Ты будешь идти. Я приду скоро.

Лоретта не могла оторвать ног от земли. Она боялась покидать вигвам Воина без Охотника. Женщина бормотала что-то, нервно поглаживая одну из своих длинных прядей. Ее тонкие пальцы остановились на полоске из шкуры горностая, которой были перевязаны ее волосы. Спустя минуту она взяла Лоретту за руку и потянула за собой.

— Меа, иди, — подбодрил Воин. — Это хорошо.

Когда Лоретта вышла наружу, солнечный свет ослепил ее. Ока прикрыла рукой глаза, оглядываясь вокруг. Команчи не решались приблизиться к ней, когда она была с Охотником, но теперь он ушел. Ушел. Когда она решилась прийти сюда, она не придумала последствия своего поступка. Оказаться одной в деревне, полной дикарей, вот что ей предстояло испытать. Женщины здесь не знали английского языка. Это делало Воина ее единственным собеседником. Воина, со скальпами на уздечке его лошади.

Девушка Высокой Травы крепче сжала пальцы Лоретты, выражение ее лица стало мягким, темные глаза наполнились состраданием.

— Keemach, Yo-oh-habt Pa-pi. Toquet.

Лоретта узнавала слова: Keemach, пойдем; Yo-oh-habt Pa-pi, Желтые Волосы; Toquet, это хорошо. Вспомнив слово «враг», Лоретта ответила:

— Я боюсь. Твои люди to-ho-ba-ka мне.

На щеке Девушки образовалась ямочка от улыбки. — Ка to-ho-ba-ka! — Она похлопала Лоретту по плечу. — Hites.

«Не враг! Друг». Лоретта улыбнулась в ответ, успокоившись, и пошла вслед за индейской женщиной к ближайшему вигваму. Может, она не будет здесь одинокой. Это было слабое утешение, но до возвращения Охотника ей приходилось с этим мириться.

Охотник остановил свою лошадь и смотрел на плоское бесконечное пространство вокруг. Насколько хватало взгляда простиралась короткая золотистая трава. Дом. Этим летом охота была удачнее к востоку, но, несмотря на это, Охотник скучал по Застолбленным Равнинам, особенно по надежной естественной крепости каньона Пало-Дюро. Здесь землей правили квохейди, и все, кто осмеливался вступать в их владения, даже свирепые команчеро, боялись их. Его люди никогда не чувствовали себя в безопасности, когда вынуждены были разбивать лагерь вблизи от поселений tosi tivo.

Он повернулся на своем жеребце, чтобы оглядеть группу воинов, сопровождавших его. Их лошади от усталости поникли головами. Люди ссутулились, усталость давила на их плечи. В эти несколько дней они не знали отдыха, и это начинало сказываться.

— Сантос где-то здесь, — сказал он Старику. — Лошадиный помет свежий, и трава темнее, так как потоптана. Они пасли здесь своих животных.

— Почему же ты остановился?

— Мы немного отдохнем.

Cha-na, Боров, остановил свою лошадь рядом с лошадью Старика. Он быстро осмотрел почву. Взгляд его темных глаз был проницательным и оценивающим.

— Зачем отдыхать сейчас? Мы почти настигли их.

— Еще одна ночь не делает большой разницы, — ответил Охотник. — Если возникнут трудности, мы встретим их отдохнувшими.

Старик фыркнул.

— Ты гнал всех, как сумасшедший, чтобы скорее добраться сюда, а теперь вдруг стал беспокоиться о нашем отдыхе? Я не боюсь нескольких команчеро. Я могу справиться с десятью в одиночку. Давай освободим девочку. Потом отдохнем.

Охотник с минуту смотрел на горизонт. Голос Лоретты нашептывал ему: «Даже во сне я вижу, что может случиться с ней, слышу, как она зовет меня. Я пытаюсь найти ее и не могу».

Охотник не понимал, почему поиски Эми стали важны для него, да он и не пытался анализировать свои чувства. Было ли его целью скрепить сделку с женщиной, которую он уже купил? Почему он должен платить дважды, чтобы обладать ею? Было ли ее счастье таким важным для него, что он готов рисковать своей жизнью и жизнями своих друзей, чтобы прогнать тень скорби из ее глаз? Ответов на эти вопросы не было.

Плохо то, что его друзья почувствовали его нетерпение. Они должно быть считают его boisa, зато, что он так беспокоится о ребенке tosi.

— Mea-dzo, поехали, — настаивал Боров.

Охотник сжал челюсти. Он не ошибся, когда попросил этих мужчин поехать с ним. Они были не только преданными друзьями, но они также не задавали никаких вопросов.

— Хорошо, мы будем продолжать, — согласился он. — Но по пути домой мы поедем медленнее.

Боров нахмурился.

— У нас может не оказаться выбора. Эта девочка может оказаться в очень плохом состоянии, проведя столько времени в компании Сантоса.

Сердце Охотника сжалось. Оставалось надеяться, что ребенок еще жив. Час спустя группа команчей взобралась на вершину холма, с которого открывался вид на лагерь Сантоса, расположенный вблизи подземного ручья. Три фургона, поставленные полукрутом с западной стороны, загораживали блеск лучей заходящего солнца.

Команчеро лежали вокруг в скудной тени. Исходившая от них вонь в сочетании с запахом от гниющей туши антилопы и свежего лошадиного помета доносилась ветерком. Неестественная тишина наступила, когда они заметили команчей. Один мужчина, который чесал у себя в промежности, застыл, прижав руку к паху. Другой держал у своих губ короткий окурок сигареты. Когда огонь достиг его пальцев, он закричал и замахал рукой. Этот внезапный звук привел остальных в движение. Они повскакивали на ноги, их голоса доносились через степь, когда они стали звать своего вожака.

Тридцать команчей с расправленными плечами, с каменным выражением лиц пустили своих лошадей шагом. Охотник не отрывал взгляда от третьего фургона справа от него. Что-то сине-белое висело на заднем колесе. Подъехав ближе, он разглядел, что это была девочка. Ее тонкие руки были привязаны к спицам, голова свисала на грудь. От ее синего платья осталась только потрепанная юбка. Белым была ее кожа и остатки миткалевой сорочки.

Сантос вышел им навстречу. Правая его рука была поднята ладонью вперед в приветствии. Охотник ехал на него с блестящими глазами, с мрачно сжатым ртом.

— Hi, hites, — выкрикнул Сантос, соединив свои указательные пальцы в знаке дружбы. На языке команчей он сказал: — Это хорошо, что ты пришел, мой друг, El Lobo. У меня есть много винтовок и патронов. И безделушки для ваших женщин.

Охотник не ответил знаком дружбы. Он увидел, как расширились глаза Сантоса при виде его разрисованного лица.

— Мы пришли не торговать. У тебя сестра моей Желтые Волосы.

Краска отхлынула с лица Сантоса.

— Сестра твоей женщины? Нет, не я. Я хороший друг El Lobo.

Руки Охотника, державшие поводья, сжались. Это звучало абсурдно, но он был так взволнован судьбой этой девочки, которой он даже не знал, что хотел убить Сантоса. Однако он приехал, чтобы увезти Эми невредимой, и должен сделать это в первую очередь.

— Я приехал за ней.

— Я клянусь могилой моей матери, El Lobo, я не имел никакого представления. Это ужасная ошибка.

Сантос отлично изображал раскаяние. Если бы не бледность его лица, Охотник мог поверить ему. Охотник соскочил со своего вороного. Он взглянул на Борова и Старика. Они знали, что он рассчитывает на их охрану со спины. Команчеро, которых было около двадцати, проявили должное уважение и расступились, давая Охотнику возможность пройти, когда он направился к третьему фургону. Его грудь сжалась, когда он подошел на такое расстояние, что смог ясно рассмотреть девочку.

Гнев. Он настиг его, как хорошо рассчитанный удар, от которого перехватило дыхание. Он сжал руки в кулаки и споткнулся, глотнул, подавляя гнев, поднимавшийся в горле. Это тот самый смелый ребенок, который не побоялся встать против него с винтовкой в руках? Ее тонкие белые руки были усеяны черными и синими пометками в тех местах, где жесткие пальцы впивались в ее тело. Ее сорочка была разорвана, обнажая грудь, и сквозь спутанные золотистые волосы виднелись маленькие груди, распухшие и покрасневшие. Ее потрепанная юбка была высоко задрана, и он увидел, что молочного цвета кожа с внутренней стороны бедер была покрыта запекшейся кровью и засохшей спермой.

Охотник опустился на одно колено, носок его мокасина почти касался ее босой ноги. По отпечаткам в пыли он видел, что другие мужчины тоже становились здесь на колени. Много раз, судя по следам на земле.

— Эй-мии? — Она не шевельнулась. Охотник коснулся рукой ее волос, так похожих на волосы его женщины. — Эй-мии, ты будешь просыпаться. Я пришел, чтобы забрать тебя.

С резкостью, удивившей его, она подняла голову. Ее большие глаза наполнились ужасом. Охотник смотрел в их голубую бездну в поисках признаков разума. Он не нашел их. Она взглянула на него один раз, а затем начала хныкать, борясь с веревкой, которой была привязана к колесу. Двухдюймовые полосы окровавленной плоти опоясывали оба ее запястья. Было ясно, что она не первый раз, приходя в себя, видела перед собой мужчину.

— Эй-мии, — прошептал он, пытаясь успокоить ее. — Toquet, это хорошо.

Он начал отвязывать одну из ее рук, но ее крики, пронзительные и короткие, перемежавшиеся коротким и частым дыханием, остановили его. Она прижалась к колесу фургона, упираясь пятками в землю, чтобы как можно дальше отодвинуться от него. Он понял, что она неправильно истолковала его намерения и видит в нем очередного насильника или убийцу, или того и другого.

Охотник отступил назад и поднял обе руки с тем, чтобы она могла увидеть, что у него нет никакого оружия. Она дикими глазами озиралась вокруг, как бы ища помощи. Глаза ее наполнились слезами. Когда она снова посмотрела на него, это был взгляд, полный отчаяния.

Охотник продолжал держать руки поднятыми вверх.

— Лоу-реетта послала меня. Найти тебя. Лоу-реет-та, твоя сестра, которая любит тебя.

На мгновение взгляд ее бегающих глаз остановился на нем.

— Лоретта? Охотник кивнул.

— Смотри на меня. Ты помнишь лицо этого индейца?

Она смотрела на него, и на какую-то минуту ему показалось, что она готова довериться ему. Очень медленно он протянул к ней руки, чтобы развязать ее. Но стоило ему пошевелиться, как паника снова охватила ее, и она стала метаться и кричать.

Охотник знал, что ему надо торопиться. Чем скорее он увезет отсюда девочку, тем надежнее будет ее безопасность. Его люди не могли двинуться, но в отношении беспокойных команчеро дела обстояли иначе. Если бы они почувствовали, что люди Охотника хотят расправиться с ними за содеянное, они могли отбросить всякую осторожность и начать стрелять.

Вытащив свой нож, что еще больше напугало Эми, Охотник быстро перерезал веревки, удерживавшие ее запястья. Она упала на землю и свернулась в клубок, подогнув колени к груди и нагнув голову. Когда он коснулся ее, она дернулась и застонала.

Охотнику пришлось оторвать ее колени от груди, чтобы поднять. Она не сопротивлялась, только дрожала, когда он поднял ее с земли. Голова опустилась ему на плечо. Когда он посмотрел в ее маленькое лицо, сердце у него сжалось. Ее лицо было как отражение в воде лица Лоретты. Те же самые мелкие черты лица и чувственный рот. Те же волосы. Те же глаза, подобные большим пятнам летнего неба.

Охотник пошел прямо к своей лошади, не глядя ни направо, ни налево, ощущая на себе взгляды столпившихся вокруг команчеро. Мягко, насколько это было возможно, он посадил Эми на спину жеребца и сел позади нее. Она застонала и вцепилась руками в холку лошади. Как можно осторожнее он помог ей сесть поперек, поддерживая ее спину согнутой рукой.

Сантос снова выступил вперед.

— El Lobo, даю тебе слово, что я не знал, что эта женщина близка твоему сердцу. Я никогда не позволил бы им дотронуться до нее.

— Женщина? — прошипел Охотник.

Сантос пожал плечом, его глаза беспокойно бегали.

— Она не первая девчонка, которую объезжают. Ты сам делал это много раз.

— Я делаю войну с мужчинами.

Сантос оглядел всю группу команчей прежде, чем ответил.

— Это не относится ко всем вам.

— Этот индеец оставляет одну пару следов, — сказал Охотник негромко. — Остальные идут своим путем.

Устремив взгляд на девочку, Сантос перешел на английский.

— Я не хотел причинить тебе вреда, малинькая mu-chacha. — Обращаясь к Охотнику, он сказал: — Я твой хороший друг, El Lobo. Это правда, я говорю.

Фыркнув с отвращением, Охотник повернул лошадь и поехал прочь. Его люди сомкнули ряды позади него, чтобы прикрыть со спины. Эми лежала на коленях Охотника, скрестив на груди руки, зажмурив глаза и стуча зубами. Охотник осмотрел ее тело. У нее были две глубоких раны на ногах, которые следовало прочистить. Он надеялся, что это самое худшее, что внутренности у нее не порваны, как это было у Ивы.

Он Обещал своей Голубые Глаза, что привезет ей ребенка. Ему не хотелось привезти труп.

Часом позже, после того, как команчи остановились и разбили лагерь в овраге, Охотнику все еще не были ясны масштабы повреждений, причиненных Эми. Каждый раз, когда он пытался прикоснуться к ней, она впадала в безумие. Теперь она лежала, сжавшись в комок, на боку, подтянув к груди колени, прикрывая голову руками, а он сидел рядом.

Воспоминания нахлынули на него, воспоминания об Эми, вышедшей в одиночку навстречу армии воинов с винтовкой больше ее самой, прижатой к плечу. Эми, кусающейся и взбрыкивающей, когда Быстрая Антилопа попытался удержать ее на своей лошади. Сердце индейца. Такой дух, как у нее, нелегко было сломить. Какие страдания ей пришлось вынести, чтобы дойти до такого состояния.

Охотнику не хотелось снова применять к ней силу. Надо было обработать ее раны, и быстро, но некоторые из них доходили до костей. Нужна была доброта и женские руки.

А женщин не было в пределах сотен миль.

Охотник обратился к Старику и попросил его вместе с другими отъехать на некоторое расстояние, чтобы уменьшить степень неудобств, переживаемых Эми. Через несколько минут, когда все вокруг стихло и они остались вдвоем, Охотник сел рядом с нею, скрестил ноги в лодыжках.

Стараясь не нажимать, он взял ее за плечо. Она отпрянула от него и начала всхлипывать. Он продолжал держать ее за плечо, зная, что раньше или позже она должна примириться с его прикосновением, и тогда он сможет установить характер всех причиненных ей повреждений. Ее плач напомнил ему Иву, возвращал мысли к событиям, о которых лучше забыть. Единственное, что вспоминалось ему ярче всего о той далекой ночи, — страх его умиравшей жены. Она прильнула к нему в страхе перед темнотой, окружавшей их, впадая в панику, когда кто-нибудь помимо него приближался к ним.

У Эми не было никого, к кому она могла бы прильнуть. Он почти на вкус ощущал ее страх. Ее надо было держать. А держать было некому. Там не было никого, кроме Охотника.

— Эй-мии, — прошептал он.

Она сжалась, пытаясь избежать его прикосновений. Охотник провел рукой вниз по спине, потом снова вверх до плеча. Он смотрел, не появятся ли свежие следы крови на ее потрепанной юбке. Он коснулся для большей уверенности. Когда он обнаружил, что концы пальцев стали влажными, у него по коже пробежали мурашки.

— Эй-мии? У тебя есть раны. Этот индеец должен позаботиться о тебе. Никакого вреда. Это обещание, которое я делаю тебе.

Он взял край юбки и попытался поднять ее. Она начала кричать и бить его своими маленькими кулачками. Охотник отодвинулся назад и поднял руки. Она заерзала в пыли, пытаясь отодвинуться от него подальше, затем свернулась клубком, прижав ладони к нижней части живота.

— Не трогай меня! Не трогай меня!

Охотник держал руки поднятыми, пытаясь не испугать ее больше, чем уже испугал.

— У тебя много ран, — сказал он негромко. — Индеец твой хороший друг. Я буду помогать тебе.

Всхлипывание застряло у нее в горле. Она подняла голову и посмотрела на него залитыми слезами голубыми глазами, исстрадавшимися, больными глазами. Он видел, она хотела верить ему, ей это было необходимо. Маленький рот искривился.

— Д-друг?

Охотник стал медленно опускать руки. Она отшатнулась и прикрыла лицо руками, явно в страхе, что он ударит ее.

— О Эй-мии, не бойся. Я отвезу тебя к Лоу-реетте. Это хорошо.

— Ты лжешь! Лоретта дома. Она не могла послать тебя. Ты пытаешься обмануть меня.

— Этот индеец не делает ложь. Лоу-реетта ждет тебя в моей деревне. Она пришла ко мне. Она знает, что Охотник может найти тебя. — Охотник старался вспомнить что-нибудь, что могло бы убедить Эми в его искренности. — Она пришла с черной сумкой для ее оборок.

— Сумка? — Надежда затеплилась в глазах Эми. — Е-ее черная сумка? Та, что мама подарила ей?

Охотник кивнул.

— Huh, да, черная сумка. Ее платье было голубое, с маленькими змеями и розовыми цветами прерий. Много wannup. Много белых юбок и штаны внизу.

— Ее голубое ситцевое, — прошептала Эми.

— О да? Сичевое. Мои глаза не могли видеть это если она не пришла ко мне. Это достаточно точно.

— Т-тогда, почему ты остановился здесь? Почему не везешь меня к ней?

— У тебя много ран.

Настороженная и готовая к прыжку, она наблюдала за тем, как он медленно опустил руки на колени.

— Посмотри на меня. Разве мои глаза говорят ложь? Она посмотрела ему в глаза. Охотник понимал, что

двигаться, даже дышать нельзя.

— Почему Лоретта попросила тебя найти меня? — Она провела дрожащей рукой полбу. — Ты ведь индеец.

Это был вопрос, на который у Охотника не было готового ответа. Очень медленно, осторожно он поднял одну руку на высоту плеча.

— Она видела мою Черного Дрозда, маленькую девочку. Твоя Лоу-реетта знает, это индеец понимает боль в ее сердце, потому что ее Эй-мии потерялась. Она доверила этому индейцу найти тебя, драться большую драку, привезти тебя назад к ней.

— У тебя есть маленькая девочка? Лоретта правда послала тебя? — Она смотрела с таким недоверием, что Охотник чуть не улыбнулся.

— Я здесь, да? Я прошел длинный путь. Если этот индеец хотел делать обман, я делал бы обман около моей деревни.

На минуту глаза ее затуманились, затем стали ясными. Он видел, что она начинает верить ему. Звук приближающихся шагов отвлек внимание их обоих. Охотник глянул через плечо и увидел подходившего Старика. Крик страдания вырвался из горла Эми.

— 3-заставь его уйти! — закричала она. — Заставь его уйти!

Старик замер на половине шага. Он держал бутыль из тыквы.

— Он принес воду. Ее лицо побелело.

— Нет… нет. Заставь его уйти! Я… я не хочу его видеть!

Охотник начал подниматься, намереваясь пойти и взять бутыль. В тот момент, когда Эми увидела, что он уходит, она закричала и бросилась к нему.

— Нет! Не оставляй меня с ним! Пожалуйста, не оставляй!

Застигнутый врасплох Охотник чуть не потерял равновесия, когда ее маленькое тело ударилось ему в грудь. Она стиснула свои тонкие руки вокруг его шеи, лишив его возможности дышать, обнаженное, покрытое потом тело прилипло к нему, как речная пиявка. На минуту он не знал, как реагировать. Затем он почувствовал, как от страха содрогается ее тело, и инстинктивно обхватил ее руками. Ее туловище было не шире, чем у Черного Дрозда. Сердце Охотника содрогнулось от отчаяния, с которым она прижалась к нему.

— Не давай ему. Пожалуйста, не давай ему причинить мне вред.

— Нет, нет, я не дам. Ты в безопасности, Эй-мии. Ты в безопасности. — Он провел рукой по ее спине, стараясь не нажимать, ощущая многочисленные раны.

Она безвольно повисла и начала плакать. Охотник положил ее на свои колени. Она не сопротивлялась. Он подумал, что причиной может быть ее страх. Взор ее глаз, больших и диких от страха, не отрывался от его глаз. Ее лицо было таким бледным, что казалось абсолютно обескровленным.

— О Эй-мии, — прошептал он.

— Не позволяй ему причинить мне вред, пожалуйста, не позволяй ему причинить мне вред. Я буду хорошей. Я буду! Я сделаю все, что ты скажешь. Не позволяй ему причинить мне вред.

— Никто не причинит тебе вред. Это обещание, которое я делаю тебе. Никто. — Бережно, осторожно Охотник прижал ее к груди. — Toquet, маленькая. Не бойся. Это хорошо.

Когда его руки сжались вокруг нее, она задрожала. Зная, что Старик стоит поблизости, наблюдая, Охотник приблизил к ней голову и начал нашептывать, укачивая, как он поступил бы с Черным Дроздом. Сначала она лежала молча и неподвижно. Но через некоторое время она начала снова всхлипывать, и он понял, что битва выиграна.

Он стал держать ее так, чтобы ее голова могла лежать у него на плече. Не прекращая укачивать, он погладил волосы и продолжал нашептывать. Он не отдавал себе отчета в произносимых словах и не был уверен, говорит ли он на языке tosi tivo или команчей. Слова не имели значения. Главное был его голос и руки.

Он не заметил, как и когда это произошло, но в какой-то момент она повернулась и снова обхватила его за шею тонкими руками. Она прижалась тесно к нему, погрузив лицо в выемку плеча. Ее дрожь передавалась его телу. Охотник воспользовался произошедшими изменениями. Когда она крепче обняла его за шею, он прижал ее к себе.

Его беспокоила кровь на юбке. Но надежды на обнаружение источника не было, пока она полностью не доверится ему. Поэтому он продолжал укачивать ее. Ощущая ее маленькую, почти плоскую грудь прижатой к своей,. он мог только удивляться, как могли эти мужчины сделать с ней такое. Это была не женщина, а ребенок. Ненависть подобно тошноте поднялась у него в горле.

Охотник знаком велел Старику оставить бутыль с водой на его лошади. Когда Эми услышала шаги, она сначала вздрогнула, а затем прильнула к Охотнику еще более безумно.

— Не давай им взять меня! Не давай! Пожалуйста, не давай!

— Это хорошо. Они не возьмут тебя. Я здесь. — Он провел рукой по ее волосам. — Я здесь, Эй-мии. Я большой и злой, как бизон, да? Ты в безопасности.

Старик ушел так же быстро, как пришел. Охотник мог только догадываться, что думают остальные мужчины. Что он потерял сердце команча. Что он забыл, как умерла его жена. ЧтоонЫмза. В этот момент все это не имело никакого значения. Он закрыл глаза, думая только о ребенке, о великом даре, которым она наградила его, — ее доверии.

Охотник не знал, сколько прошло времени. Солнце опустилось низко над горизонтом, предвещая приход вечера. Он все еще сидел, укачивая ее. Каждый раз, когда он открывал глаза, он видел, как резко выделялась его темная рука по сравнению с ее белой кожей, мерцанием ее волос. Белые Глаза. Казалось, что это больше не имело значения.

Быстро опускающееся солнце заставило наконец Охотника выпрямиться. Он должен был при свете осмотреть Эми.

— Эй-мии, — сказал он тихо, — у тебя идет кровь. Я должен осмотреть твои раны. Лоу-реетта будет много сердиться, если я не позабочусь о тебе.

Она напряглась.

— Я… я порезала ногу.

— Я буду смотреть этот порез.

— Нет… Я не хочу, чтобы ты смотрел.

— Это надо сделать. Ты будешь доверять этому индейцу. Немножко, да?

Она снова начала дрожать.

— Нет! Я никому не дам смотреть, никогда.

В течение минуты Охотник оставался неподвижен, думая.

— Я дам тебе мой нож. Если я начну обманывать тебя, ты можешь достаточно точно убить меня.

Это предложение заставило ее поднять голову. Она с недоверием устремила на него взор своих голубых глаз.

— Ты не сделаешь этого.

Охотник вытащил из ножен свой нож и вложил рукоятку в маленькую руку. Она смотрела вниз на изогнутое лезвие. Затем с явным нежеланием она сказала дрожащим голосом:

— Хорошо, я разрешу тебе, но только если ты сделаешь это быстро.

Охотник поднял ее с колен и опустил на землю перед собой. Она оперлась на локоть и, держа нож в руке, приготовилась к удару. Пряча улыбку, он встретил ее испуганный взгляд и дотронулся до левого бедра.

— Здесь?

Она кивнула. Он ощущал, как она дрожит, и понимал, чего ей стоило позволить ему поднять подол ее юбки. Рана на ее бедре была глубокой и все еще кровоточила. Охотник видел по четкой линии разреза, что рана была нанесена ножом. Гнев вскипел в нем. В то же время он испытал облегчение. Порез залечится. Держа руку на ее ноге, он посмотрел на нее.

— У тебя идет кровь изнутри?

Лицо ее вспыхнуло, и она прикусила губу. В эту минуту Охотник готов был отдать всех лошадей, чтобы иметь здесь хотя бы одну женщину.

— Ты должна говорить только правду. Глаза ее наполнились слезами.

— Я умру, не так ли?

Охотник почувствовал себя так, как будто лошадь лягнула его в живот. Годы полетели вспять, и он вспомнил последний день жизни своей жены. «Это кровотечение изнутри — это плохо?»

Она отрицательно покачала головой, лицо ее исказилось гримасой.

— Она шла сначала. Всего лишь немного. Я умру? Медленно напряжение покинуло его плечи.

— Ка, нет. — Он отпустил ее и опустил юбку. — Ты не умрешь. — Его запас английских слов истощился. — Это так бывает, нет? Немного крови.

Он начал подниматься.

— Нет! Пожалуйста, не оставляй меня!

— Я только пойду за водой и принесу кусок материи, чтобы почистить и обернуть рану. — Он указал движением головы по направлению к лошади. — Ты будешь видеть.

Она взглядом смерила расстояние, затем выразила согласие кивком.

Охотник оставил свой нож у нее, пока перевязывал разрез на ее бедре. Она вела себя спокойней, когда у нее появилось средство защиты. Он не очень беспокоился, что она может ударить его ножом, и, даже если бы она попыталась, он знал, что сумеет остановить ее прежде, чем она успеет причинить серьезный вред.

Закончив чистить и перевязывать рану на ноге, он дал ей одну из своих кожаных рубашек, чтобы она могла прикрыть свою наготу. Она приняла рубашку с благодарностью, но оказалась слишком слабой, чтобы надеть ее без посторонней помощи. Она также не хотела отдавать нож. Он снова спрятал улыбку и предложил перекладывать оружие из руки в руку, пока он будет ловить ее маленькие руки в рукавах рубашки.

Покончив с этим, он изготовил для нее матрац под месквитовым кустом и сел рядом. Ее веки сразу стали закрываться. Она пыталась нащупать его руку. Охотник взял ее пальцы в свои. Глядя на нее, он думал о Лоретте.

Наконец Эми забылась сном. Опасаясь, что она может порезаться острым, как бритва, ножом, который она все еще держала прижатым к груди, Охотник снял ножны с пояса и очень осторожно надел их на кривое лезвие.

Перед тем как покинуть ее, он удостоверился в том, что она спокойно спит. Как можно тише он взял свою лошадь и отвел ее на некоторое расстояние, прежде чем остановиться и проверить упряжь. Он расстегнул сумку, извлек запасной нож и надел его на пояс. Затем натянул тетиву на лук и проверил степень остроты топора.

Из темноты возник Старик.

— Что ты делаешь?

Охотник продолжал готовиться к бою, не отвечая на вопрос.

Старик взглянул в направлении девочки и потер подбородок.

— Ты возвращаешься? Это опасно — один человек против такого количества.

Охотник снял все лишнее со своей лошади.

— Лучше, чем одна маленькая девочка против такого количества мужчин.

— Твоя сильная рука принадлежит ей?

— Это дорога, по которой я должен идти. — Охотник сжал челюсти, избегая взгляда Старика. Они оба понимали, что скрывается за таким заявлением. Охотник хотел бы объяснить еос, но причины, побуждавшие его к действию, не были ясны до конца ему самому. — Сантос украл ее честь. Кто-то должен вернуться и восстановить ее.

— Я поеду с тобой.

— Нет. Если я не вернусь, ты должен отвезти ее к Воину и Лоу-реетте вместо меня.

Старик вздохнул и кивнул в знак согласия.

— Можешь считать это сделанным, мой друг.

С этими словами Старик удалился, чтобы присоединиться к остальным мужчинам. До Охотника доносились звуки голосов и шагов бегущих. Мрачная улыбка коснулась его губ, когда он увидел, что несколько его друзей садятся на коней, чтобы ехать вместе с ним. Никаких вопросов, никаких горьких упреков. Если он хотел драться из-за Желтых Волос, они встанут рядом с ним.

Боров подъехал, остановив своего пегого так резко, что лошадь встала на дыбы.

— Значит, мы едем драться, не так ли?

— Я еду.

— Тогда мы едем с тобой. — Боров устремил свой взгляд на неясные очертания под мескитовым кустом, а потом добавил: — Ты поступил бы также.

Охотник вскочил на лошадь.

— Вы уверены, что хотите ехать? Я пойму вас, если вы останетесь.

— Я с тобой. Ты собираешься оставить кого-нибудь в живых?

— Охотник проявит к ним такое же милосердие, какое они проявили к девочке. — Губы Охотника сжались в тонкую линию. — Ни одного.

Эми все еще спала, когда спустя три часа Охотник вернулся с окровавленным скальпом Сантоса, свисающим с уздечки его коня. Ее честь была восстановлена… отмщением.

ГЛАВА 17

Свет от костра плясал внутри вигвама, отбрасывая золотистые пятна на стены. Лоретта сидела в тени, медленно расчесывая волосы. Ее сумка лежала рядом с нею. Закончив заниматься волосами, она прислонилась к кожаной стене и устремила взгляд на группу индейцев, которые сидели у костра, скрестив ноги, и играли в кости. В качестве игральной доски они использовали кусок мягкой шкуры, поверхность которой была разрисована квадратами. У каждого из играющих был свой камешек, и все камешки были окрашены в разные цвета.

Лоретта не могла сосредоточиться на игре достаточно долго, чтобы определить ее правила. Она видела только Красного Бизона. Он присоединился к семье Воина в этот вечер и демонстрировал общительность и мягкость своего характера, но в его искренность Лоретта не могла поверить. Девочка-Пони, двухлетняя осиротевшая племянница Воина, облазила всего Красного Бизона, теребила его волосы, сжимала его шею сзади так, что лицо становилось красным, щекотала, однако он не обращал на нее внимания, пытаясь сосредоточиться на игре. Он мирился с шалостями ребенка и мягко убирал руку девочки, высвобождая свои волосы. Лоретта не верила своим глазам.

Когда кости взяла в руки Девушка Высокой Травы, Красный Бизон что-то сказал ей, и она оскорбленно взвизгнула, толкая его локтем в ребра. Красный Бизон засмеялся и, схватив пряди ее волос, завязал их в петлю под ее подбородком. Она поиграла своими красивыми глазами и, перемешав кости, бросила их с размахом. Красный Бизон наклонился, чтобы разглядеть результаты ее броска, а затем простонал и ударил себя по лбу тыльной стороной ладони. Воин, отбросив голову назад, расхохотался. Черепаха, которому благодаря его возрасту в пять лет было разрешено играть со взрослыми, надул губы.

Игра была закончена, и, похоже, Девушка Высокой Травы одержала победу. Она развязала пряди своих волос и отбросила их на плечи с довольным выражением лица. Этот жест напомнил Лоретте Эми, но в последние дни все напоминало о ней. Когда она наблюдала за жизнью индейской семьи, единственные отличия от белых людей, которые она смогла обнаружить, были их одежда и язык. Кроме того, они казались более счастливыми и удовлетворенными.

Красный Бизон поднял голову. Когда его взгляд встретился со взглядом Лоретты, улыбка исчезла с его лица. Он посмотрел на ее сумку, и его внимание привлек гребень с бриллиантами, сверкавшими в отсветах огня. Он смотрел с минуту, а затем отвернулся, ноне раньше, чем она увидела в его глазах выражение ненависти, которую он испытывал к ней. Лоретта закрыла сумку, решив не обращать на него внимания. Скоро должен вернуться Охотник с Эми.

Искаженная тень Девушки заплясала на стенах, когда она отошла от костра и начала копаться в кухонных принадлежностях. Вернувшись к костру, она подвесила на шесте большой чайник над низкими языками пламени. Черепаха следовал за нею по пятам, лицо его светилось от предвкушения. Бросив в чайник кусок жира, индейская женщина насыпала туда что-то из сумки из буйволовой кожи и накрыла крышкой. Через несколько минут Лоретта услышала характерные клокочущие звуки.

Попкорн. Любимое лакомство Эми. Воспоминания причиняли боль — сестренка сидит за столом, губы испачканы растопленным маслом, звуки ее смеха, как музыка, наполняют комнату. Лоретта отвернулась и ресницами смахнула набежавшие слезы. Ничего удивительного в возбуждении Черепахи не было. Разве не любят попкорн все дети? Вскоре запах дошел до нее. Если бы только Эми была здесь, с ними.

Воин поманил ее.

— Лоу-реетта, ты пойдешь?

Лоретта с беспокойством посмотрела на Красного Бизона. К ее удивлению, тот подвинулся ближе к Девушке Высокой Травы, освобождая для нее место. Черный Дрозд бросилась к ней и схватила Лоретту за руку.

— Keemach! — закричала она.

Лоретта поднялась и позволила ребенку отвести ее к кругу. Она взглянула на Красного Бизона. Он заметил ее взгляд и улыбнулся. У нее было беспокойное чувство, что он поступал так только в присутствии Воина и Девушки Высокой Травы и что у него есть причины для этого внезапного перевоплощения. О Боже. Неужели он рассчитывал на то, что Воин может оставить его наедине с ней?

— Этот команч не съест тебя, — сказал он. — Будь спокойна.

Не зная, как истолковать его поведение, Лоретта одернула юбку и села, сложив руки на коленях. Воин сидел совсем рядом, и она чувствовала себя в безопасности. За эти последние пять дней он показал себя добрым и уравновешенным человеком. Девушка Высокой Травы с ее милым, спокойным характером задавала тон. Лоретта была уверена в том, что ее никто не обидит, пока Воин находится рядом.

После того как кукуруза поджарилась, Девушка сняла чайник с огня и поставила его в центр круга. Когда она сняла крышку, запах был настолько соблазнительным, что хотелось скорее отведать лакомства. Когда все присутствующие набрали себе попкорна, Лоретта застенчиво взяла небольшую горсть, стараясь не думать об Эми, что ей плохо удавалось. Красный Бизон фыркнул и окунул руки в разбухшие зерна, образовав ладонями довольно большую чашу. В следующее мгновение он сбросил гору кукурузы на юбку Лоретты в том месте, где она была натянута над ее коленями.

— Ой! Я… —Лоретта хотела сказать, что она не сможет съесть такое количество. Она вовремя проглотила слова и выдавила улыбку. Эти люди не знали Эми. Она не могла рассчитывать на то, что они поймут ее мрачное настроение или хотя бы посочувствуют ей. — Спасибо.

Черный Дрозд стащила немного попкорна из горы Лоретты, и все засмеялись. Не желая отставать, Девочка-Пони, которая была постоянно в движении, приковыляла к ней и взяла также.

— Ты видишь? Это хорошо иметь так много, — сказал Красный Бизон.

В его голосе прозвучала такая доброта, что Лоретта с удивлением подняла голову. Трудно было угадать истинное выражение его лица, покрытого ужасными рубцами и шрамами. Был ли блеск в глазах простым отражением огня? От неясного беспокойства у нее побежали мурашки по спине. Она отвернулась. Неважно, насколько хорошо он относился к ней, она никогда не доверится ему.

Быстрая Антилопа сунул голову за клапан двери и позвал Черепаху. Почувствовав запах попкорна, он подошел к ним, его красивое лицо расплылось в улыбке. Лоретта отклонилась в сторону, когда он протянул руку, чтобы зачерпнуть горсть редкого угощения. Хотя Охотник уверял, что сильная рука Быстрой Антилопы была ее, Лоретта редко видела юношу во время пребывания в деревне, чтобы оставаться спокойной в его присутствии.

Быстрая Антилопа больше был похож на мексиканца, чем на индейца, и Лоретта подумала, не течет ли в его жилах смешанная кровь, как у Охотника. Черты его лица были чуть ли не слишком совершенными для мужчины — прямой правильный нос, большие коричневые глаза и четко очерченные губы правильной формы. Но его происхождение не имело никакого значения. Каково бы оно ни было, он считался признанным и всеми любимым членом деревни. Она давала ему пятнадцать лет, может быть, шестнадцать, но он вел себя как мужчина. Она подозревала, что в бою он может быть таким же жестоким, как и остальные.

Взяв еще одну горсть попкорна, Быстрая Антилопа сказал что-то Черепахе и подмигнул. Не спрашивая разрешения родителей, маленький сын Воина вскочил и пошел за юношей из вигвама. Лоретта посмотрела им вслед, думая, куда они пошли так поздно вечером. Воин и Девушка Высокой Травы не обратили на это никакого внимания. Лоретта уже знала, что детям команчей предоставляется гораздо больше свободы поведения, чем принято у белых людей. Они могли приходить и уходить когда хотели. Она ни разу не видела, чтобы кого-нибудь из них хоть раз наказали или хотя бы поругали.

Черный Дрозд заняла место Черепахи рядом с отцом, прижавшись к нему и воркуя. Воин улыбнулся и бросил несколько зерен попкорна ей в рот. Она закулдыкала на него, как индюк, хватая за пальцы губами.

Девочка-Пони, всегда охваченная духом соперничества, завизжала и бросилась к ним. Когда она пробегала позади Лоретты, она споткнулась.

Красный Бизон рванулся, чтобы подхватить ребенка, но не успел. Она опрокинулась и упала спиной в огонь. Крики ее пронзили воздух.

— О Боже мой! — Запутавшись в юбках, Лоретта не могла двигаться достаточно быстро.

Воин никак не мог отцепиться от своей дочери. Девушка,, вскочившая на ноги, находилась на противоположной стороне круга. Красный Бизон оказался ближе всех. Он выхватил маленькую девочку из пламени, взглянул на ее ожоги и резко повернулся к двери вигвама, держа ее перед собой на бегу. Лоретта, не поняв, что он прокричал, могла только гадать, куда он понес ребенка.

Воин и Девушка Высокой Травы побежали вслед за Красным Бизоном, преследуемые, в свою очередь, Черным Дроздом. К этому времени Лоретта, справившаяся наконец со своими юбками, смогла подняться. Она осталась одна в вигваме. Звуки криков Девочки-Пони, доносившиеся до нее, ослабевали. Она не могла последовать за всеми. Она была здесь чужая. Дрожа, она уставилась в огонь. Бедная Девочка-Пони. Чувство вины овладело Лореттой, и она с отвращением ударила по своим многочисленным юбкам, вспоминая, с какой нежностью Охотник касался ребенка, с какой теплотой он смотрел на него.

Попкорн усеял землю у ног Лоретты. Все еще содрогаясь ох страха и огорчения, она нагнулась, чтобы собрать рассыпавшиеся зерна и бросить их в огонь. На это у нее ушло несколько минут.

Впервые она осталась одна в вигваме. В те первые три дня ее оберегал Охотник, а в эти последние пять Девушка Высокой Травы всегда была с нею. Лоретта опустилась на колени, глядя в огонь и прислушиваясь к звукам, доносившимся снаружи. Другие жители деревни, которые слышали крики Девочки-Пони, переговаривались между собой. Их голоса звучали резко и обеспокоенно.

Лоретта закрыла глаза. Она молилась о том, чтобы с ребенком все было в порядке.

Зашуршал клапан двери, и кто-то вошел в вигвам. Лоретта не могла заставить себя открыть глаза. Неужели кто-нибудь узнал, что она осталась одна? Пришли ли они, чтобы пытать ее? Или убить?

— Воин и Девушка Высокой Травы вернутся скоро. Они должны охладить огонь ожогов Девочки-Пони в реке. Когда это кончится, они поведут ее к Женщине Трав, чтобы взять лечебной мази. Воин послал меня охранять тебя. Быстрая Антилопа ушел куда-то с Черепахой.

Лоретта подняла голову и увидела шедшего к ней Красного Бизона, со штанов и мокасин которого стекала вода. Она представила, как он бросился в реку с Девочкой-Пони. Руки его были нежными, голос успокаивающим. Ее горло сжалось. Она была обеспокоена тем, что видит перед собой не законченного негодяя, а мужчину, который любит и любим. Мужчина с двумя лицами — одно человечное, другое чудовищное.

Он присел на корточки на противоположной стороне костра и медленно окидывал ее взглядом. Его рот растянулся в дразнящей улыбке.

— Не бойся. Нет нужды, а? Лоретта сжала юбку в кулаке.

— Я думала, ты ненавидишь меня. Откуда эта внезапная перемена?

Улыбка на его лице стала шире.

— Никаких перемен. Моя ненависть горит, — он указал головой на костер, — как пламя. Мое сердце радо, да? Ты женщина моего двоюродного брата. Это была твоя сделка с ним в обмен на твою сестру? — Он приподнял бровь, наблюдая за ней с жестокостью маленького мальчика, бросившего жука на горячую сковородку. У нее возникло неприятное ощущение, что он был рад этому моменту уединения, что он выжидал, как кошка, охотящаяся за мышью, чтобы броситься. — Песня скоро будет закончена.

Одно зерно кукурузы, из тех, что Лоретта бросила в огонь, лопнуло в этот момент. Внезапный шум заставил Лоретту вздрогнуть. Обезображенный рот Красного Бизона искривился.

Страх Лоретты усилился. Она понимала, что он хочет поиграть на ее нервах. Зачем позволять ему издеваться?

— Ты говоришь о песне Охотника, как я понимаю? На лице Красного Бизона появилось выражение удивления.

— Он сказал тебе слова?

— Нет. А какие слова?

Его глаза сверкнули, и на этот раз она поняла, что свет костра ни при чем, это зло вырывалось из него наружу.

— Ты узнаешь слова очень скоро. — Выражение его лица стало самодовольным. — Когда вернется мой двоюродный брат. Ты не очень умная, Желтые Волосы. Но это хорошо, песня должна пройти.

— Что ты хочешь сказать? Он пожал плечами в ответ.

— Скажи мне, — настаивала она.

— Ты увидишь. — Он улыбнулся каким-то своим тайным мыслям, которые казались ему очень забавными. В течение нескольких секунд он смотрел на пламя костра. — Разве он не показал тебе, как пойти назад по его следам, когда он отвозил тебя в деревянные стены? Разве он не пометил твою землю, чтобы каждый, кто пройдет, знал, что здесь живет его женщина?

— Да, ну и что из этого?

Он смотрел на нее, как бы ожидая, чтобы до нее дошел скрытый смысл сказанного. Когда она просто продолжала смотреть на него, он громко рассмеялся.

— Разве не оставил он тебе одного из своих лучших коней? Разве не оставил он тебе свой медальон, чтобы пометить как свою женщину?

Холодок пробежал по спине Лоретты.

— Да.

— И вскоре после того, как он уехал, пришли команчеро?

— Да. Что ты хочешь сказать? Красный Бизон улыбнулся.

— Что ты достаточно точно не очень умная. Он послал Сантоса найти тебя. Слова песни говорят, что ты должна «прийти» к нему. Охотник сделал обратную дорогу для себя легкой. И теперь, глупая женщина, ты продала себя ему. Ты его. Когда он вернется, песня будет закончена.

Все кусочки встали на свое место с ужасающей ясностью. Лоретта смотрела на него, ее пульс бился учащенно.

— Нет… ты лжешь.

Еще одно зерно кукурузы лопнуло. Красный Бизон бросил обуглившиеся остатки обратно в пламя.

— Это должно было сработать. Любимый ребенок украден, чтобы привести тебя к нему, а? Его медальон пометил тебя, чтобы его друг, Сантос, не украл тебя по ошибке. Три светловолосые женщины. Сантос узнал тебя по камню, который Охотник дал тебе.

— Нет. — Несмотря на отрицание, она понимала, что в его словах есть какой-то искаженный смысл. — Он не мог сделать ничего такого низменного. Не с ребенком!

— Команчеро часто посещают твои деревянные стены?

— Нет, никогда. — Лоретта облизнула губы языком, ставшим сухим и шершавым. — Но они появлялись в том районе.

Он пронзил ее взглядом своих глаз.

— Охотник оставляет тебя, и в первый раз они приходят, а? Они берут ребенка. И Желтые Волосы возвращается к нему достаточно быстро.

— Ты лжешь!

— Песня должна пройти. Когда он вернется с ребенком, он потребует от тебя выполнения сделки. Ты пришла к нему сама, как говорилось в его песне так давно. Ты заключила с ним сделку, предложив себя, чтобы получить ребенка назад. Когда он вернется, он пойдет к большому костру и объявит о своей свадьбе с тобой. Потом… — Красный Бизон улыбнулся и сделал жест у горла, как бы разрезая его. — Suvate, все кончено.

У Лоретты что-то сжалось в животе.

— Нет.

Он снова, как бы соглашаясь, пожал плечами.

— О да, он поиграет с тобой немного сперва. — Наклонившись к ней так, что свет от костра играл на его лице, покрытом рубцами, он посмотрел на нее с вожделением и сказал: — Как и я. Многие из нас, а? Это будет куча, большая забава. Желтые Волосы. Ты думаешь, он будет такой добрый к белой женщине? — Он коротко фыркнул и встал. — Ты дура. Белые Глаза? Мы плюем на вас. Ты вызываешь у него тошноту. Твои люди убили его жену, его не родившегося ребенка. Он возьмет тебя в свои бизоньи шкуры? Нет, Желтые Волосы. Чтобы получить удовольствие с такой, как ты, он должен выждать и иметь тебя по-своему.

Как если бы ее близость загрязняла воздух, которым он дышал, Красный Бизон отошел от костра и сел на матрац. Вытащив нож, он опробовал лезвие на своем большом пальце. Затем, устремив взгляд на ее груди, он провел кончиком ножа возле своей груди.

— Скоро, а? Очень скоро.

Лоретту затошнило. Она не могла оторвать взора от двигавшегося ножа, как бы ощущая его на своем теле.

— Скажи мои слова Воину. Он скажет тебе, что я говорю правду. Наблюдай за моим двоюродным братом, когда он вернется. Он пойдет к большому костру говорить слова, чтобы сделать тебя своей женой. Ты смотри. Ты будешь видеть. Красный Бизон не делает ложь.

Внезапный, ввергающий в холод страх овладел Лореттой. Охотник верил, что его песня должна пройти и что она была частью этой песни. Неужели он манипулировал ею, как марионеткой, заставляя ее танцевать так, чтобы это соответствовало словам его пророчества? Его жена была убита белыми людьми? Может быть, он был снедаем гневом, презирая всех людей с кожей белого цвета так же, как она команчей.

Лоб Лоретты покрылся потом. «Я буду знать песню твоего сердца». Она поверила Охотнику. Он даже стал ей не совсем безразличным, и она думала о нем, как о своем друге. Ее друг. Он понимал это, ценил. «Между нами не будет войны. Я буду приветствовать тебя и уеду». Неужели он мог быть таким обманщиком? Таким абсолютно бессердечным?

Она вспомнила его шест со скальпами, как его мать пыталась убрать его из вигвама вместе с другими свидетельствами его вероломства. Боже милостивый, они все были заодно, все они, даже Девушка Высокой Травы.

Лоретта сжала зубы, встретив злой взгляд Красного Бизона. Воспоминания об Охотнике теснились у нее в голове. Хриплый шепот его голоса, нежное прикосновение его рук, его снисходительная улыбка. Разве может человек так искусно притворяться? Она не может поверить Красному Бизону, никак не может. Она стольким обязана Охотнику.

Она будет ждать и молиться. Если Красный Бизон не лгал, если Охотник действительно манипулировал событиями, чтобы заставить ее вернуться к нему, тогда она и Эми, можно считать, мертвы.

На рассвете ужас охватил Эми в тот момент, когда она открыла глаза. Они были постоянно вокруг нее. Утром и вечером в прохладное время было хуже всего. Они скоро придут, сначала один мужчина, может быть, двое, аза ними постоянный поток, пока солнце не взойдет высоко над головой.

Она молилась, чтобы смерть пришла к ней прежде, чем это начнется снова.

Каждое утро, пробуждаясь от сна, Эми напрягалась на веревках, которыми она была привязана. Когда она обнаружила, что веревок нет, ею овладела растерянность. Она не была привязана к колесу фургона? Она лежала на мягкой шкуре, накрытая бизоньей шкурой. Ее пальцы инстинктивно сжались на рукоятке ножа, и события предыдущего дня всплыли в ее памяти.

Охотник, команч.

Мама говорила, что он бессердечное животное. Может быть, это было так. Но по меньшей мере он не сделал этого с нею. Эми огляделась вокруг. Его лошадь щипала траву поблизости, но Охотника нигде не было видно. Всхлипывание вырвалось у нее из горла, за которым быстро последовало другое. Где он? Неужели оставил ее? Как только остальные индейцы поймут, что она одна…

Большая, теплая рука возникла из ниоткуда и опустилась на ее волосы. Она резко напряглась, проглотив свои всхлипывания, боясь пошевелиться. Мужчина. Но кто? Неужели один из индейцев подкрался к ней? Повернув голову, она обнаружила, что Охотник лежит рядом, макушка его головы находилась на расстоянии нескольких дюймов от ее собственной, его ноги вытянуты в одну сторону, ее — в противоположную.

— Ка taikay, ka taikay, — прошептал он сонно. — Toquet, mah-tao-yo.

Эми не поняла слов. Она только знала, что они успокоили ее каким-то неопределенным образом, как и тяжесть его руки на ее волосах. Твердая, сильная рука и в то же время странно нежная. Она была не одна. Он был рядом с нею всю ночь и ни разу не коснулся ее.

Прежде чем она все продумала, Эми уперлась пятками и подвинулась по направлению к нему. Когда, ее голова очутилась рядом с его, он поднял свои темные ресницы и попытался рассмотреть ее. Она была так близко, что для этого он должен был скосить свои глаза темно-синего цвета к переносице. Он отодвинулся назад и заморгал.

Эми затаила дыхание. Она боялась и не боялась. Его плечо маячило на периферии ее зрения. Его коричневая грудь была вдвое, если не больше, шире ее, и вообще, она выглядела щупленькой рядом с ним. Он мог убить ее, если бы захотел. Переломил бы ей шею, как сухой сук.

Он мог также защитить ее.

Накормив и напоив Эми, Охотник начал приготовления к отъезду. Его первой заботой было спрятать скальп Сантоса так, чтобы девочка не увидела его и не испугалась. Прикрепив седельную сумку к подпруге своего жеребца, он уложил скальп, затем пошел взять другую сумку и натолкнулся на что-то. Оглянувшись через плечо, он обнаружил, что этим «что-то» была Эми. Ее большие глаза смотрели на него, такие ярко-голубые, наполненные слезами от страха, что он сдержался и не заворчал с раздражением. Обойдя ее, он нагнулся, чтобы взять свою дорожную сумку. Когда он выпрямился, его локоть столкнулся с ее плечом. Когда он снова пошел к своей лошади, она шла рядом, словно привязанная невидимой веревкой.

Охотник прикрепил ремнями дорожную сумку на жеребце, затем обернулся к ней. Она явно боялась, что он покинет ее. Ему было известно, что подумают остальные мужчины, если он будет обращаться с ней с повышенным вниманием. Ему было все равно. Если они поверят в то, что он собирается взять Эми в жены, что этот ребенок его новая женщина, они будут добрее к ней во время поездки, а Эми нуждалась в доброте.

Смирившийся Охотник поднял руку, чтобы она могла подойти к нему вплотную. Он чувствовал, как ее влажные маленькие пальцы уцепились за его пояс так, словно она боялась, что он может сбежать от нее. Улыбка появилась у него на лице, когда он крепче обнял ее за маленькие плечи.

— Ты должна осторожно обращаться с этим ножом, — сказал он негромко. — У него очень острое лезвие, и ты можешь порезаться, если вытащишь из ножен.

Она крепко сжала оружие. Охотник с минуту смотрел на нее, затем вытащил из сумки ремешок из сыромятной кожи. Опустившись перед нею на колени, он протянул руку за ножом, глядя ей в глаза.

— На одну минуту, да?

Не желая выпускать из рук своего единственного средства защиты, Эми смотрела на него. Охотник терпеливо ждал. Когда наконец она отдала ему нож, он продел ремешок сквозь петлю на ножнах, а затем завязал ремешок вокруг талии Эми таким образом, чтобы он висел удобно у нее на бедре. Наградой ему была робкая улыбка. Охотник подумал, что это хорошая примета.

ГЛАВА 18

Кто-то варил в горшке черносливы. Сладкий аромат плыл в вечернем воздухе, поддразнивая Лоретту. Девушка Высокой Травы подняла боковые клапаны вигвама, чтобы проветрить его, и Лоретта могла наблюдать за своими соседями. Смешно, но стоило ей закрыть глаза, и она могла представить, что происходит в лагере индейцев. Слышался смех. Звучали детские голоса. В отдалении какой-то мужчина кричал на свою жену точно так же, как дядя Генри дома, за исключением того обстоятельства, что здесь жена тоже кричала. Тетя Рейчел никогда не осмеливалась на такое.

Девушка, согнутая над своим шитьем, подняла го-лозу и улыбнулась. Она подняла блузу из бархатистой оленьей кожи, над которой трудилась, повернув так, чтобы Лоретта могла полюбоваться ею. Наблюдая за ней, Лоретта не могла поверить, что эта женщина может участвовать в коварном заговоре, а если Девушка ничего не знала о заговоре, то его, возможно, и не было. Поэтому Лоретта не стала принимать никакого решения до возвращения Охотника.

Точно, как предсказывал Красный Бизон, Воин подтвердил его версию. Да, Охотник дал Лоретте отличную лошадь и научил идти по его следам, чтобы она могла «прийти» к нему, как говорилось в песне. Да, он дал ей свой медальон, чтобы пометить, что она его женщина. Лоретта не добивалась от Воина какой-либо дополнительной информации, помимо этой, как и не открыла ему причины, побудившей ее задавать эти вопросы. Если Охотник действительно обманывал ее, она нуждалась в элементе внезапности, чтобы бежать вместе с Эми.

Если Охотник был виновен. В те семь дней, прошедших после страшных откровений Красного Бизона, Лоретта все больше отказывалась им поверить. Если бы похищение Эми и ее последующее освобождение было подстроено заранее, Охотник наверняка давно бы вернулся. Его затянувшееся отсутствие говорило о том, что он столкнулся с трудностями, не может отыскать Сантоса или освободить Эми. Лоретте оставалось только молиться о том, чтобы Эми была все еще жива.

Заставляя себя перестать думать о судьбе Эми и переключаясь на предмет одежды, который показывала ей Девушка, Лоретта сказала:

— Это красиво, правда, очень красиво.

Блуза была действительно красива, рукава, длиной по локоть, украшены бахромой, воротник вышит сложным узором из бисера. Это было последним образцом моды, судя по оживленной трескотне Девушки.

Лоретта наклонилась, чтобы коснуться блузы.

— Ты чудесная швея.

— Huh, huh. — Девушка Высокой Травы закусила нижнюю губу, чтобы скрыть довольную улыбку.

Лоретта знала, что «huh» значит «да», и поняла, что Девушка догадалась о ее одобрении, несмотря на то, что они не могли объясниться.

— Ein mah-heepicut, — добавила Девушка застенчиво и тихим голосом.

Лоретта слышала эти слова раньше, но не могла вспомнить, что они означают. Она зачерпнула горсть бисера из сумки Девушки и начала сортировать на матраце из шкур, раскладывая по отдельным кучкам, красные, синие, зеленые, черные. Девушка Высокой Травы 'что-то пробормотала и одобрительно кивнула. Лоретта была рада занять себя чем-нибудь. Когда ее руки были заняты, она легче отвлекалась от мыслей Об Эми и от страха за сестру.

Крик, раздавшийся снаружи, привлек внимание Девушки. Она насторожилась, прислушиваясь, отложив шитье и поднявшись на колени. Спустя минуту она что-то оживленно заговорила, размахивая руками. Лоретта выглянула наружу и увидела людей, бегущих по тропе между вигвамами к краю деревни. Habbe Esa. Когда она услышала это имя, тревога, надежда и что-то неопределимое овладело ею. Охотник вернулся.

Лоретта подобрала свои юбки так, чтобы не наступить на них, и вскочила на ноги. Она не осмеливалась покинуть вигвам, во всяком случае без защиты Воина. Эми. Нашел ли ее Охотник? Ноги Лоретты пришли в движение сами собой, неся ее к двери вигвама. Девушка Высокой Травы поспешила наружу и встала на цыпочки, пытаясь увидеть происходящее через головы растущей толпы. Она счастливо посмеивалась и кивала Лоретте. Слова «yo-oh-ho-bt pa-pi» звучали четко и громко. Желтые Волосы! Лоретта забыла о собственной безопасности и выбежала из вигвама. Девушка Высокой Травы схватила ее за руку и держала с неожиданной силой.

— Ка, нет!

В агонии ожидания Лоретта напряглась и увидела большую группу всадников. Затем среди них мелькнула светлая голова. Этого она не могла вынести. Она вырвалась из рук Девушки и побежала по тропе, присоединившись к потоку напирающих вперед тел. Эми. Она втиснулась между двумя женщинами.

В охватившем ее возбуждении Лоретта не заметила Быстрой Антилопы, который шел рядом с нею. В следующую минуту перед ее взором промелькнула черная лошадь, разрезающая толпу, и знакомый низкий голос произнес:

— Голубые Глаза?

У Охотника перехватило дыхание, когда Лоретта обернулась на звуки его голоса. На мгновение он забыл о ребенке, прижавшемся к его груди, все его существо устремилось к этой красивой женщине, стоявшей в окружении враждебных сквау в облаке оседавшей пыли. Ее глаза сверкали, как два голубых бриллианта, темные ресницы устремились к дугам бровей цвета меда. Головная повязка ослабла, и пышные пряди золотистых волос рассыпались по плечам. Она была так прекрасна, что он не мог, почти боялся поверить, что она действительно принадлежит ему. Несмотря на многочисленные слои одежды, на объемистые юбки, он различал женственные очертания ее тела, возвышение грудей, сужение талии, ширину бедер.

За всю свою жизнь Охотник гордился немногими своими богатствами так, как ею. Он, конечно, гордился своим первым луком и первым пером. И вне всякого сомнения своим чудесным боевым конем, Дымком. Но охватившее его чувство превосходило все другие. Эта золотистая женщина была связана с ним обещанием, которое она дала своему Богу. Она была его и только его, навсегда, без всякого горизонта. Желание, горячее и непреодолимое, охватило его, когда он подумал о приближающейся ночи. Мысль о том, что он будет обнимать ее под своими бизоньими шкурами, будет любить ее, как он мечтал много раз, сделала испытания, которые он вынес, отыскивая и освобождая Эми, сущим пустяком.

Взгляд Лоретты переместился на ребенка, которого он держал. Побежав вперед с поднятыми руками, она вскричала:

— Эми! О Эми! Он нашел тебя! Слава Богу! Охотник не знал точно, чего он ожидал от Лоретты, когда передаст ей ребенка. Благодарности, конечно. Он ехал без остановок в течение двенадцати суток. Он рисковал своей жизнью. Он заботился о ее сестре. И теперь она игнорирует его, как будто его здесь вовсе и нет? Ее Бог не участвовал в кровавой битве с Сантосом; Охотник участвовал.

Охотник понимал, что это нехорошо с его стороны, но он испытал чувство радости, когда Эми прижалась к его груди и спрятала лицо в выемке его плеча. По меньшей мере она знает, кто привез ее сюда. Он оглядел толпу людей.

— Она боится за свой скальп, Голубые Глаза. Лоретта положила руку на ногу Эми.

— Милая, это я, Лоретта.

Эми глянула, увидела незнакомых индейцев и снова прижалась к Охотнику, спрятав лицо.

— Эми, дорогая… — Голос Лоретты прервался, — Что с ней такое?

Охотник почувствовал угрызение совести. Вспомнив Эми, какой она была до того, как Сантос похитил ее, он представил себе, какой удар это для Лоретты. Он привык к поведению ребенка и, зная, через какие испытания она прошла, понимал его. Лоретта не видела ее привязанной к колесу фургона, беззащитную против грязных мужчин, которые издевались над ней.

— Ее сердце лежит на земле. — Охотник взял Лоретту за руку и заставил своего жеребца идти шагом, ведя ее к вигваму. Он забыл, какие маленькие у нее руки, какие хрупкие кости, какая мягкая кожа. Живот его напрягся от восхитительного предчувствия. Ни один воин не имел такой женщины, как эта. — Это хорошо, Голубые Глаза. Она боится.

Когда они достигли его вигвама, Охотник отцепил от себя руки Эми, чтобы спустить ее на землю. Лоретта Билась у его локтя, напевая и разглаживая ее волосы.

Эми сжала шею Охотника как тисками.

— Не оставляй меня! — умоляла она дрожащим голосом.

Охотник понес Эми внутрь вигвама, чтобы уложить ее на кровать. Она прижималась к нему и отказывалась отпустить. В конце концов, Охотник уступил и сел. Она бросилась к нему на колени, прижимаясь, словно хотела растопиться и быть поглощенной им, как жир впитывается кожей. Лоретта стояла рядом, ломая руки.

Охотник знал, что должен немедленно идти к большому костру. Таков был обычай для воинов, рассказывать всем о совершенной вылазке. Его друзья испытывают нетерпение рассказать о своих деяниях и похвалиться мужеством перед своими женщинами. Ночью они получат награду за храбрость в объятиях своих любимых. Чем более возбуждающими были их подвиги, тем лучше будет любовь.

Да, они хотят скорее покончить с разговорами, отдать своим женщинам добычу, взятую из фургонов Сантоса, и похвалиться новыми винтовками. Так как Охотник вел их в бой, его присутствие было обязательным.

Но точно так же, как Лоретта в первую ночь в его вигваме, Эми нуждалась в нем.

— Toquet, —прошептал он, крепко сжимая ребенка в своих объятиях. — Это мой вигвам, Эй-мии. Никакого вреда здесь.

Лоретта проглотила ком горючих слез. Наблюдая за Охотником, она устыдилась, что подозревала его в участии в похищении ребенка. То, как Эми прижималась к нему, говорило о многом.

Глядя на Охотника, она заметила нечто такое, чего не замечала ранее. Или, может быть, она увидела его в новом свете. Широкий размах его плеч с их мощными мускулами, когда Охотник склонился над Эми, больше не казался устрашающим. Его большие руки, способные на жестокие поступки, касались Эми с невероятной нежностью. Даже его голос казался изменившимся, тихий и шелковистый, его шепот смеси английских слов и языка команчей успокаивал Эми, тогда как Лоретта не могла достичь этого. Мужчина и ребенок, сила и хрупкость, темная кожа и светлая.

Лоретта не чувствовала земли у себя под ногами. Она вспомнила, что она сама ощущала, когда рука Охотника лежала на ее спине, на ее волосах. Сейчас не время для таких мыслей. В настоящий момент только Эми имела значение, но Лоретта ничего не могла с собой поделать. Охотник. Ненавистный мужчина, пленивший ее, стал ее героем, и поток ее собственных эмоций захлестнул ее. Охотник, легендарный убийца. Куда он исчез? Да был ли он вообще?

— Лоу-реетта здесь. — Охотник притянул Лоретту ближе к кровати. — Ее сердце лежало на земле, и она стонала и плакала. Ты будешь смотреть на нее, да?

Охотник соединил руки Лоретты и Эми. Этого прикосновения оказалось достаточно. Эми вырвалась из его объятия и бросилась к Лоретте, всхлипывая и содрогаясь. Лоретта прижала девочку к себе, покачиваясь из стороны в сторону.

— Ты здесь, Лоретта! Действительно здесь! Я боялась, что никогда не увижу тебя!

— Ода, Эми, я здесь, я здесь.

— Они… они делали ужасные вещи со мной, — закричала Эми. — Ужасные, ужасные вещи!

Охотник медленно поднялся с кровати. Пришло время для женского разговора, и он здесь больше не нужен.

Видя, что он собирается уходить, Лоретта освободила руку, чтобы дотронуться до его плеча, когда он обходил вокруг них. Их взоры встретились. Остановившись на половине шага, он коснулся ее щеки. Лоретту опять охватило смятение. Ей хотелось прильнуть к нему, почувствовать стальную теплоту его рук, услышать его голос, почувствовать себя в безопасности. Она хотела всего этого с такой силой, которая вызвала физическую боль. И в то же время осуществление всего этого пугало ее. Что происходило с нею?

Охотник увидел выражение любви в глазах Лоретты, и это была та благодарность, о которой он мечтал. Он вышел из вигвама более высоким, чем вошел в него.

Лоретта опустилась на кровать, пытаясь успокоить Эми, слушая ее сбивчивый рассказ обо всем, что ей пришлось пережить. Жестокость содеянного вызвала у нее тошноту. Гнев вскипал у нее внутри. Она готова была убить Сантоса своими собственными руками.

— Когда Охотник пришел туда, была ли там жестокая драка? — спросила Лоретта дрожащим голосом.

Эми отвечала слабым голосом:

— Нет. Он просто пришел в лагерь Сантоса и посадил меня на свою лошадь.

Что-то дрожащее и холодное затрепетало у Лоретты в животе. Облизнув губы, она повернулась посмотреть на шест со скальпами. Ее мысли перекинулись к тому, что скрывалось в рассказе Эми.

— Что ты хочешь этим сказать, просто пришел в лагерь? С винтовками, да?

— Нет, никаких винтовок. Он посадил меня на лошадь, поговорил с минуту с Сантосом, а затем уехал.

В ушах у Лоретты возник звон. Шок поразил ее, опустошил, заморозил ее.

— Эми… это чрезвычайно важно. Было ли похоже на то, что Охотник и Сантос хорошие друзья?

— Сантос сказал так: «Я твой хороший друг, Еl Lobo», он так и сказал. — Эми всхлипнула. — Ты знаешь, Лоретта, я хотела, чтобы команчи убили его. Истинно хотела. Я надеялась, что Охотник снимет с него скальп прямо там, у меня на глазах. Это плохо с моей стороны, не так ли?

— О нет, милочка, это не плохо. Этого подонка за то, что он сделал, следует повесить.

— Ты думаешь, Бог простит меня за то, что я желаю ему смерти?

— Я уверена, что простит. — Лоретта прижалась лицом к волосам ребенка. — Ах, милая, ты не должна мучить себя такими вопросами. То, что ты ненавидишь Сантоса, абсолютно естественно. Если это понимаю я, то Бог уж наверняка поймет.

Через несколько минут Эми расслабилась в объятиях Лоретты, веки отяжелели, глаза стали стеклянными от усталости. Лоретта погладила ее по волосам, нашептывая банальности, которые становились ей ненавистными, как только она их произносила. Все вовсе не было в порядке. Она и Эми оказались в такой беде, из которой Лоретта не видела выхода. Ужасная дрожь охватила ее конечности, а зубы выбивали частую дробь.

Минуты проходили. Мысли неслись одна за другой в голове Лоретты. «Я твой хороший друг, El Lobo». Боже милостивый, что ей делать? Бежать? И, если они убегут, куда они направятся?

Ее мысли были прерваны звуками мужских голосов. Опустив Эми на кровать, Лоретта подкралась к двери вигвама и, подняв клапан, стала вглядываться в сумерки. На некотором отдалении вокруг ревущего костра собралась толпа. Охотник, сидя верхом на своем черном жеребце, держал речь, его тело блестело, как смазанная маслом бронза, его рука, поднятая над головой, была сжата в кулак. Он схватил себя за волосы и сделал другой рукой жест вдоль черепа, как будто снимал скальпе невидимого врага. Было очевидно, что он рассказывал, как снимал скальпе кого-то. Толпа одобрительно ревела.

Имена Лоу-реетта и Эй-мии доносились до нее с дуновением ветра. Все оборачивали взоры в сторону вигвама Охотника. Еще один взрыв приветственных криков донесся до нее. Лоретта понимала, что они кричат вовсе не из большой любви к ней.

Опустив клапан входа в вигвам, Лоретта обхватила себя за талию. Пульс ее бился учащенно. Она была в состоянии думать только о предупреждении Красного Бизона. Часть ее решительно восставала против этого предупреждения, но другая часть уступала необоснованному страху.

Руки невольно сжимались в кулаки, когда она вспоминала о своей клятве остаться с ним, быть его женщиной, его рабыней. Она не привыкла нарушать свои обещания. Ноги стали слабыми. Боже милостивый, почему она стоит здесь, размышляя об обещаниях, сделанных мужчине, который лгал ей с самого начала? Она не могла позволить себе роскоши стоять и раздумывать о данных ею обещаниях, а потом узнать, что она обманута. Она должна думать об Эми.

— Эми! — Лоретта пробежала через вигвам. — Дорогая, просыпайся!

Глаза Эми открылись. Она сразу напряглась.

— Что случилось?

Лоретта схватила ее за руку и стащила с кровати.

— Мы должны выбраться отсюда!

Остатки цвета исчезли с лица Эми.

— Почему? Я не пойду без Охотника. Там снаружи команчи! Их многие сотни.

Лоретта не хотела пугать Эми. Бедный ребенок и без того немало настрадался.

— Просто доверься мне, дорогая. Мы должны уйти.

Слишком взволнованная, чтобы позаботиться о пище и воде на время путешествия, она схватила Эми за руку и почти поволокла ее к двери. Выглянув наружу, чтобы убедиться, что никто у костра не смотрит в их сторону, Лоретта подлезла под клапан, таща Эми за собой. Как можно быстрее она обогнула вигвам так, чтобы он скрывал их от посторонних глаз.

— Мне кажется, нас увидел индеец, — дрожащим голосом крикнула Эми.

Лоретта в тревоге оглянулась и увидела Красного Бизона, шедшего по направлению к большому костру. Если он заметил их, то не подал никакого вида.

— Нам надо добраться до лошадей. Это довольно далеко, Эми. Ты сможешь идти?

Стоя на еще не окрепших ногах, Эми уверенно кивнула. Лоретта рванулась вперед, одной рукой держа Эми, а другой подняв юбки, чтобы не наступить на них. Казалось, им понадобилась вечность, чтобы достичь края деревни. Лоретта вознесла благодарственную молитву. Затем Эми стала замедлять шаги. Лоретта оглянулась, чтобы убедиться в том, что все в порядке. Лицо ребенка было очень бледным.

— Милая, ты в порядке?

Эми споткнулась и чуть не упала.

— Я чувствую себя как-то странно.

С этим заявлением Эми начала падать лицом вниз. Лоретта едва успела подхватить ее. С силой, о которой она не подозревала в себе, она сумела удержать Эми на ногах. Девочка потеряла сознание. У впавшей в панику Лоретты не оставалось другого выхода, как нести ее. Уперев плечо в живот девочки, она выпрямилась. Под таким грузом она чуть не свалилась сама. Зашатавшись, она восстановила равновесие и, спотыкаясь, пошла по направлению к тому месту, где находились лошади.

Еще через сотню ярдов Лоретта наступила на юбку и упала на колени. Эми скатилась с нее и хлопнулась на землю. Лоретте потребовались все ее силы, чтобы поднять Эми и снова перекинуть через плечо. Молясь и спотыкаясь, она двинулась вперед. Ей надо было добраться до лошадей. Просто она должна была сделать это. Прежде чем Охотник узнает о ее уходе.

В ту минуту, когда Охотник увидел направлявшегося к нему Красного Бизона, он понял, что с Лореттой что-то произошло. Ничто другое не могло вызвать у него такого самодовольного вида. Прервав на середине свою речь, Охотник посмотрел в сторону своего вигвама. Красный Бизон приблизился, улыбка его стала еще шире.

— Твоя женщина пытается убежать, — проворчал Красный Бизон. — Она делает ложь из своего обещания, да? Все так, как я сказал. Она никогда не будет вместе с Народом. Никогда! Она easop, лгунья и недостойная. Она оставила тебя в дураках, братец!

Толпа притихла. Охотник сжал ногами бока жеребца и подобрал поводья.

— В каком направлении она пошла?

— К лошадям. Куда еще? Чью лошадь она убьет на этот раз, а?

Охотник ударил жеребца в бока, подавив в себе желание зареветь от гнева. Она дала ему обещание своего Бога! Неужели у Белых Глаз нет ничего святого? Когда он выехал из деревни. Охотник услышал позади себя топот копыт другой лошади. Оглянувшись, он увидел Быструю Антилопу, догонявшего его на своем гнедом.

Секундами позже Охотник обнаружил Лоретту. Она несла Эми, согнувшись под ее весом, едва поднимая ноги. Он остановил своего вороного, пытаясь разобраться в собственных эмоциях. Гнев, да, но также боль, такая глубокая, что он едва мог переносить ее. Она использовала его, а теперь хотела убежать, забыв свои многочисленные обещания. Ссамого начала она собиралась уйти, как только он вернет ее ребенка. Охотник мог смириться со многим, но только не с тем, чтобы остаться в дураках.

Быстрая Антилопа поравнялся с ним.

— Охотник, что ты собираешься делать?

— Научу ее не делать ложь!

Быстрая Антилопа наблюдал за желтоволосой, которая с трудом несла девочку. Секундами позже она потеряла равновесие и растянулась на земле. Он скривился, как от боли. Посмотрев на Охотника, он с удивлением приподнял бровь. Охотник держал поводья своего жеребца натянутыми, взор его был прикован к женщине. Быстрая Антилопа вздохнул. Этот блеск в глазах его друга был плохим предзнаменованием. Женщина изо всех сил пыталась снова поднять девочку. Дважды она роняла ее. Затем ей наконец удалось перекинуть ее через плечо. Она с трудом проковыляла вперед несколько шагов прежде, чем у нее подкосились ноги и она хлопнулась на землю.

Сидя на лошади, Быстрая Антилопа наклонился вперед, наблюдая за девочкой, вспоминая, как отчаянно она дралась с ним в то давно прошедшее утро у своих деревянных стен. Им овладело желание защитить ее.

— Ai-ee, — воскликнул он. — Лучше остановить ее, Охотник. Если твоя женщина еще раз уронит ту, которую зовут Эй-мии, она может повредить ей что-нибудь.

Охотник пустил своего жеребца во весь опор. Быстрая Антилопа никогда не видел, чтобы он так гнал коня, никогда.

Когда они подъехали к двум желтоволосым, Лоретта выхватила нож из ножен Эми. Охотник мрачно улыбнулся Быстрой Антилопе.

— Ты готов к драке?

Быстрая Антилопа закатил глаза.

— Если она не вскроет раньше своего живота.

Охотник спрыгнул с лошади и пошел к своей женщине. Она встала между ним и Эми, подняв высоко нож, причем рука дрожала так сильно, что он удивлялся, как она его не уронит. Он продолжал приближаться к ней, и бешенство его росло с каждой секундой.

— Отступись, Охотник! Я говорю это серьезно! Она и так уже настрадалась! Я не допущу, чтобы ты причинил ей новые страдания, ты слышишь меня?

Гнев Охотника усилился. После всего, что он сделал, она смеет обвинять его в причинении страданий Эми? Он замедлил шаги. Он ожидал вызова, неповиновения. Вместо этого Лоретта дрожала, настолько испуганная, что едва держалась на ногах. Он остановился, изучая ее. Как бы ни был он сердит, он не был слепым. У него не было никакого представления о причинах, побудивших ее к побегу, но, каковы бы они ни были, она слишком испугалась, чтобы разобраться в чем-либо.

— Голубые Глаза…

— Не называй меня так. Меня зовут Лоретта. Тебе не удастся больше дурачить меня твоими ласковыми именами и нежным обхождением. Я знаю правду.

Охотник подумал об этом с минуту.

— Ты расскажешь мне эту правду, да? Глаза ее наполнились слезами.

— Прекрати это! Прекрати, слышишь? Я знаю, Охотник. Я знаю все — почему ты научил меня, как найти твои следы, почему ты оставил мне лошадь и медальон. Как ты мог? Как ты мог? — Он начал было двигаться к ней, но она взмахнула ножом. — Не делай этого! Я убью тебя. Я убью! — Она глотнула, взглянула на Быструю Антилопу и снова на Охотника. — Ты назывался моим другом! И, видит Бог, я верила тебе!

Охотник поднял руку.

— Не размахивай в воздухе, Голубые Глаза. Лезвие длинное. Ты выпотрошишь себя.

— Я выпотрошу тебя, несчастный ты негодяй! Охотник сложил руки на груди, глядя на нее растерянным, нахмуренным взором.

— Я вернул тебе ребенка. Это нехорошо?

— Было ли трудно найти ее? — вскричала она. — Где вы с Сантосом договорились встретиться? — Ее лицо исказилось. — Ты позволил им изнасиловать двенадцатилетнюю. Двенадцатилетнюю, Охотник!

Взор Охотника скользнул к ножу, затем вернулся к ее лицу. Кто-то делал ложь ей, и он догадывался, кто это был.

— Сантос мертв.

— Ты лжешь!

— Я не делаю ложь. Этот команч убил его.

— Эми говорит, что ты взял ее и уехал. Что Сантос называл тебя своим хорошим другом.

— Это были его слова, не мои. Я вернулся… после того, как Эй-мии спала. Она не знает. Его скальп в моей сумке.

Он осторожно двинулся к ней, следя за каждым ее движением. Она подняла нож еще выше.

— Оставайся на месте! — крикнула она.

— Я иду. Выбирай свою цель, Голубые Глаза, и вгоняй лезвие глубже. Ты можешь сделать один удар. — Когда он приблизился на расстояние вытянутой руки, она сделала выпад, направляя нож ему в грудь. Охотник отвел удар, подавляя холодный, отупляющий мозг гнев. Она хотела убить его? Неважно, насколько она была испугана, он не мог поверить этому, не мог поверить тому, какую боль причиняют ему ее действия. Он вырвал оружие из ее рук и бросил его Быстрой Антилопе, испытывая желание трясти ее так, чтобы у нее застучали зубы. После всего, что он сделал, как смела она оборачиваться против него?

— Возьми Эй-мии в вигвам моей матери, Быстрая Антилопа.

Лоретта неверными шагами попятилась, пытаясь руками загородить от него ребенка, находившегося в бессознательном состоянии.

— Нет! Не подходи к ней. Она останется со мной.

— Не в эту ночь, — проворчал Охотник. — Ты заключила сделку со мной, ты забыла?

Она отшатнулась от его вытянутой руки.

— Будь проклята наша сделка, ты, животное! Я умру прежде, чем позволю тебе дотронуться до меня своими грязными руками.

— Тогда пой свою смертельную песню.

С этими словами он схватил Лоретту за запястье, дернул ее так, что она чуть не упала, и потащил за собой к лошади.

ГЛАВА 19

Единственной мыслью Лоретты во время поездки обратно в вигвам было добраться до Эми. Она боролась, чтобы вырваться из рук Охотника и спрыгнуть с лошади, но вскоре поняла, что бороться с ним бесполезно. Он управлял лошадью ногами, так что руки его оставались свободными, чтобы сдерживать ее. Одной рукой он обхватил ее талию, а другой держал запястья рук, чтобы она не смогла ударить его.

Когда они добрались до его вигвама и Охотник, соскочив с лошади, стащил ее и каким-то образом ухитрялся твердо держать одной рукой, она поняла, что битва проиграна. Упираясь каблуками, она пыталась замедлить его движение к входу в вигвам, но силой своего тела он смел ее как мусор, плавающий на поверхности волны. Судьба Эми перешла на второе место. Если Лоретта войдет в этот вигвам, она может никогда не выйти оттуда, и тогда она сама, а также и Эми будут обречены.

Позади них Лоретта слышала голоса, все время приближавшиеся. Собирались ли некоторые из этих людей последовать за Охотником в вигвам? Всхлипывание вырвалось у нее, когда Охотник нырнул под дверной клапан с такой же легкостью, словно она была непокорным ребенком, извивающимся в его руках.

Никогда она не видела его таким сердитым, даже в ту ночь, когда она повредила его коня. Она поняла, что причиной такого гнева был ее выпад с ножом против него. Но разве он оставил ей какой-нибудь выбор? Неужели она должна была стоять и покорно ожидать и принимать судьбу, которую он ей уготовил?

Внутри вигвама стало темнее, края были затенены и пугали. Охотник пошел к кровати, его длинные ноги преодолевали расстояние так быстро, что она ударилась в панику. Думая, что он хочет изнасиловать ее или сделать что-нибудь похуже, Лоретта извивалась в его руках, стараясь приготовиться к фронтальному нападению, но преуспела только в том, что приняла его, когда он вместе с нею упал, растянувшись во всю длину на шкурах.

Накрытая его широкой грудью, она не могла пошевелиться, и прежде, чем она успела сообразить и начать брыкаться, он прижал ее ноги своим бедром. Удар по лицу был также предотвращен, когда он захватил оба ее запястья одной рукой. Она лежала под ним, грудь ее поднималась с напряжением, короткими болезненными вздохами. У него же не было даже одышки. Она напрягалась, стараясь вырваться из-под него, молилась, чтобы Бог дал ей силы, но ничего не получалось.

Проходили секунды, полные напряжения. Его темное лицо, суровое и неумолимое, нависло над ней. Жесткость черт его лица подчеркивалась тенями. Она не могла спасти себя, и она не могла спасти Эми.

Он ничего не говорил, ничего не делал, только смотрел на нее, и губы его сложились в суровую линию. Чем дольше она смотрела на него снизу вверх, тем больше и страшнее он ей казался и тем больше становился ее страх перед ним. Она не смогла долго вынести этого и закричала:

— Чего ты ждешь? Делай это! Делай это, черт тебя возьми, делай это!

Он сильнее сжал ее запястья. С мучительной медлительностью он взялся за край лифа ее платья, не отрывая своего блестящего взора от ее. У нее перехватило дыхание, когда она почувствовала, как напряглась его рука. Он намеревался сорвать с нее платье. Один взгляд в его глаза сказал ей об этом и еще кое о чем. В этот раз ей не приходилось ждать от него снисхождения. И она не собиралась просить об этом.

— Я доверяла тебе, — крикнула она. — Я доверяла тебе.

Боль, прозвучавшая в ее голосе, проникла через гнев Охотника, как не смогло бы проникнуть ничто другое. Он пристальнее посмотрел на нее и вспомнил обвинения, которые она бросила ему в лицо несколько минут назад. Посмотрев вниз, он понял, как близок был к совершению поступков, вполне оправдывавших характеристику его как животного.

— Голубые Глаза, ты будешь говорить мне эту большую правду, ты знаешь. Namiso, теперь!

— Я кончила играть в твои игры. Кончила, слышишь?

— Это будет кончено, когда я скажу. — Лоретта никогда не слышала такой злобы в его тоне. Он сделал видимое усилие над собой, пытаясь успокоиться. Ослабил свою хватку на ее запястьях и несколько ослабил силу, с которой давил на нее. Она почувствовала большое облегчение, когда он снял руку с лифа платья. — Никакого вреда. Ты будешь говорить со мной.

Чувство неопределенности охватило ее. Его голос звучал так искренне. Только с большим трудом вспомнила она рассказ Эми о своем спасении. Она закрыла глаза.

— О Охотник, почему ты так поступил? Неужели твоя ненависть так велика? Двенадцатилетняя.

— Мой брат. Красный Бизон, говорил тебе фальшивые слова? Если это так, ты будешь говорить мне.

— Как будто ты не знаешь, что он мне рассказал!

— Ты сделала ложь из своего обещания и попыталась бежать, это то, что я знаю! Ты пришла ко мне с ножом, это то, что я знаю! Ты сделала меня дураком, это то, что я знаю.

— О да, ты мужчина, чьи слова носятся с ветром, всегда нашептываемые ему! Мужчина, который никогда не лжет! Я видела тебя там у костра! Как ты думаешь, насколько я глупа?

Произнося слова с зубовным скрежетом, он сказал:

— Почему ты сделала ложь из своего обещания?

— А почему бы мне этого не сделать? Маленькая девочка, Охотник? Животное! Тетя Рейчел была права. Я дура!

Он издал такой звук, словно задыхался, и скатился с нее, отпустив ее, чтобы закрыть глаза рукой. Лоретта напряглась, бросив безнадежный взгляд на дверь. Даже если бы ей удалось вырваться наружу, шансы на спасение Эми были ничтожны.

Напряженно, едва сдерживаясь, он прорычал:

— Не испытывай меня, пытаясь бежать, Голубые Глаза. Я достаточно точно побью тебя.

Через минуту, шумно выпустив воздух и повернувшись набок, он сложил руку под головой. Его темно-синие глаза казались черными в сумеречном свете.

— Ты будешь делать эхо слов Красного Бизона. Я не могу драться с врагом, у которого спрятано лицо.

Когда она услышала его голос, такой шелковистый и так близко, горько-сладкие воспоминания охватили ее, и ей захотелось плакать.

— Ты хочешь заставить меня считать тебя своим другом.

Охотник разглядывал ее нежный профиль, остановившись на дрожащих губах. В ее словах было обвинение в предательстве, но разве он не чувствовал себя преданным также.

— Разве я не привез тебе ребенка?

У нее на шее вздулись жилы, а голос был пропитан сарказмом.

— Тебе очень трудно было найти ее?

— Я знал дороги, по которым Сантос может пойти! Я много раз проходил там, чтобы торговать.

Ее руки сжались в кулаки.

— Ты с ним хорошо знаком? Вы друзья.

— Ка, нет, я не называл его другом.

— Он называл тебя другом. Эми слышала. Она говорит, что ты въехал прямо в его лагерь, без винтовок, без драки и забрал ее. Сколько ты заплатил Сантосу, чтобы он украл ее, Охотник? Двадцать лошадей? Пятьдесят? Или он сделал это просто так, чтобы заполучить ее на несколько дней для забавы его и друзей?

Вопрос повис между ними, безобразный и жестокий, оскорбительный для него, разрывающий сердце ей. Свежий гнев подкатил к горлу Охотника. Он проглотил его.

— Я ничего не платил ему.

— Ты отрицаешь, что в твоей песне говорится, что твоя Желтые Волосы должна сама прийти к тебе? Ты отвез меня домой и научил, как вернуться к тебе по твоим следам! — Она повысила голос, срываясь на визг. — Ты дал мне хорошую лошадь! Ты отрицаешь это?

Смятение охватило его.

— Ты сердишься потому, что я учу тебя и даю тебе подарки?

Наконец она повернула голову, ее наполненные слезами глаза сверкали презрением.

— Вроде твоего медальона? Носи его всегда, ты сказал. Но это не был подарок на память! Ты это сделал для того, чтобы пометить меня, чтобы твой грязный друг Сантос не украл не ту желтоволосую. Ты знаешь, как я люблю Эми. Ты нанес удар в самое уязвимое место, зная, что я пойду на все, чтобы спасти ее. Я доверяла тебе. Ты говорил о песнях в наших сердцах и памяти навсегда. И я…

Ее голос прервался и перешел в писк. На минуту ему показалось, что она может ударить его, так сильна была ее боль, но затем лицо ее сморщилось, и вся воля к борьбе покинула ее. Она выглядела такой несчастной, такой испуганной, что он хотел обнять и утешить ее.

— Я поверила тебе, Охотник. Знаешь, как нелегко мне это далось? После того, что команчи сделали с моими родителями? Я предала их память, доверяя тебе. Я повернулась спиной ко всему.

Сердце Охотника сжалось при звуке боли, который он услышал в ее голосе. Две крупные слезинки стекли с ее нижних ресниц и потекли по щекам к подбородку, оставляя за собой две серебристые ленты следа. Он запустил руку в массу спутавшихся волос и притянул ее к себе, не обращая внимания на ее сопротивление, прижимая ее лицо к изгибу своей шеи. Она лежала рядом с ним, напрягшись и сильно сотрясаясь. Он опустил голову, и последние остатки гнева исчезли.

Охотнику было известно, что его двоюродный брат умный человек, но до настоящей минуты он не осознавал, насколько умный. Красный Бизон всегда придерживался полуправды, что придавало его выдумкам силу. Неудивительно, что она набросилась на него с ножом. Разве он не сделал бы то же самое, чтобы спасти Черного Дрозда или Девочку-Пони? Единственная разница между ним и этой хрупкой женщиной заключалась в том, что у него была сила, чтобы вступать в битву. Сила, которую он чуть не использовал против нее, как она когда-то боялась.

— О Голубые Глаза. — Его голос, исходивший из уст, прижатых к ее шее, звучал глухо и был хриплым от обуревавших его эмоций. — Я не делал обманов против тебя. Мое сердце поет только хорошие песни. Это правда, я говорю.

— Я видела тебя у костра!

Она снова говорит о костре? Охотник попытался понять, что она думает об увиденном.

— Я был у костра, да. Это плохо?

— Ты объявлял о нашей свадьбе и обещал своему народу снять скальпы с меня и Эми! Именно это и сказал Красный Бизон. Я видела тебя!

Он не смог сдержать улыбки, представляя, как это выглядело в ее глазах.

— Ка, нет. Я рассказывал им о своей битве с Сантосом, Голубые Глаза.

— Но они высказывали свое одобрение!

— Потому что я дрался и восстановил честь твоей Эй-мии. Они одобряли мое мужество. И мою победу. Там не было разговоров о свадьбе. Ты Белые Глаза.

— Т-ты восстановил честь Эми? — Она напряглась. — Но она сказала, что ты посетил Сантоса, а затем просто уехал. Что драки не было!

— Сантос очень боялся. Он обидел храброго воина из квохейди. Он боялся за свою жизнь, когда увидел меня. Он называл этого команча своим хорошим другом, чтобы прогнать мой гнев. После того как я позаботился о твоей Эй-мии и она уснула, я поехал назад в лагерь Сантоса. Он больше не заставит ее плакать.

Она откинулась назад, чтобы лучше изучить выражение его лица и удостовериться в правдивости его рассказа. Он понял, что она не осознает, как ее бедра прижимаются к его, как на него действует ее близость.

— Значит, все это неправда? Ничего такого не было?

Он провел пальцем по хрупкой линии ее позвоночника, прощупываемого через ткань одежды.

— Красный Бизон имеет большую горечь. Много taum назад Голубые Мундиры наехали на нашу деревню, когда большинство воинов уехали на охоту. Жена и маленький сын Красного Бизона были… — Горло Охотника сжалось. Его собственные воспоминания об этом нападении были болезненно невыносимы, и говорить о них было нелегко. — Его жену застрелили. Его сына топтали не один, а много раз. Сердце Красного Бизона лежало на земле. После того дня он ведет войну.

— Но ведь я не Голубые Мундиры!

— Его ненависть слепая. Голубые Глаза. Вовремя одного из налетов Красного Бизона схватили. Белые Глаза хотели узнать, где находится его деревня, и они держали его лицо над огнем, чтобы развязать его язык.

— О Боже. — Лоретта почувствовала приступ тошноты. — Его лицо — вот откуда эти рубцы и шрамы?

— Он остался верен Народу. Tosi tivo решили добиться своего. Когда он бежал и сделал свою дорогу назад к нам, он был безобразен, как теперь. Так безобразен, что все женщины отвернулись от него. Для него не будет новой жены, второго сына. Он стоит один навсегда и ищет утешения в большой драке.

— Но почему вымещать зло на мне? Я не сделала ему ничего, ничего.

Охотник перекатился на спину, увлекая ее за собой. Ему приятно было ощущать близость ее стройного тела. Перебирая ее волосы, он держал ее лицо на расстоянии нескольких дюймов над своим собственным с тем, чтобы как следует вглядеться в ее глаза. Ему приятно было видеть в них выражение сострадания и жалости. Она была внутри такая же золотистая, как снаружи. После всего, что сделал ей Красный Бизон, Охотник удивлялся тому, что она испытывает жалость к нему.

— Я хороший друг Красного Бизона с детства, его любимый двоюродный брат, как твоя Эй-мии для тебя. Он боится, что ты украдешь этого команча у него, что мое сердце повернется против него и он останется позади. Безобразный человек, всегда одинокий. Ты понимаешь? Он не может видеть из-за своего гнева.

— Ноя… — Она положила руки ему на грудь, упираясь тыльной стороной ладоней, чтобы отодвинуться от него. Охотник крепче сжал ее талию, чтобы удержать. Он думал, чувствует ли она его мужскую твердость. Затем он ощутил, как сердце у нее забилось чаще, и получил ответ. Он подавил нежную улыбку. Если бы только она знала, как четко видел он все ее мысли, как камешки на дне пруда с прозрачной водой. — Почему он думает, что я украду тебя? Это я принесена в жертву, я покинула свою семью.

— Это печалит твое сердце?

— Конечно!

— Ты не должна быть печальной. Этот команч приведет твою семью к тебе много раз.

— Сюда? Нет, Охотник, они никогда не согласятся приехать сюда увидеть меня.

— Тогда я отвезу тебя в твои деревянные стены. Я не хочу печали в твоем сердце.

Он ощутил, как тело ее слегка расслабилось, и понял, что нашел верные слова.

— О Охотник, я так хочу верить тебе. Ты не можешь представить себе, как сильно.

Он приподнялся, как будто хотел отодвинуть ее и встать с кровати.

— Я принесу тебе скальп Сантоса и серебро с его штанов.

У нее широко открылись глаза, и вся краска отхлынула от лица.

— Боже, нет. Я не хочу видеть его скальпа.

— Ты веришь? — Он встретил взор ее глаз, стараясь не улыбнуться, хотя при виде выражения ужаса на ее лице, ему это удавалось с трудом. — Скальп у меня в сумке. Доказательство, да?

— Я… я не хочу видеть это. — Напряжение полностью исчезло из ее тела, и она расслабилась рядом с ним. — Я верю тебе. Зачем тебе лгать? Что ты от этого получишь?

— Твои оборки? — Он наблюдал за выражением ее лица и уловил момент, когда она осознала, что он дразнит ее. — Ты сказала, что я могу украсть их, да?

— Если мне не изменяет память, мы решили, что ты должен взять их, когда они не будут надеты на мне.

Он провел согнутым пальцем вдоль затененного контура ее подбородка. Она наклонила голову, чтобы прижаться щекой к его ладони, слезы, сверкая, стекали из ее глаз. — О Охотник, я должна была доверять тебе. Я так сожалею. После всего, что ты сделал для нас, ты сможешь простить меня когда-нибудь?

— Это закончено, — пробормотал он. — Никакой печали. Только радость. Эй-мии твоя, поэтому она и моя. Это очень простая вещь, да?

В полумраке он видел, как смягчаются черты ее лица, уголки ее дрожащих губ приподнимаются в улыбке. Настороженность не совсем покинула ее. Внезапное его движение могло снова заставить ее сердце биться учащенно. Однако ее улыбка подбадривала его.

Он провел рукой по изгибу ее спины, а затем убрал руку, которой обнимал ее, забавляясь тем, как быстро она откатилась от него и начала возню со своими юбками, чтобы удостовериться в том, что ее штаны с оборками Не видны. Ее застенчивость ставила его в тупик. Он помнил, как выглядело ее тело в свете костра—кожа, бледная, как лунный свет, соски грудей, розовые, как цветы кактуса. Как можно стыдиться такой красоты?

Когда она наконец успокоилась, возникла настороженная тишина. Уголком глаза он видел, как ее маленькие белые зубы впились в мягкую розовую губу. Вспомнив, как эти губы ощущались его губами, он испытал еще один прилив желаний, от которых сжались его внутренности. Он вспомнил о планах, которые строил на этот вечер, планах, которые уносились теперь с ветром. Он хотел ее, да, но это не означало, что в его намерения входило взять ее силой.

— Я предполагаю, что… — Ее голос стих. Она нервно дергала свою юбку, затем провела пальцами по ряду пуговиц лифа. Нервно она оглянулась вокруг, все еще покусывая губы. — Я, ммм, не забыла о своих обещаниях.

— Это хорошо. — Охотник наблюдал за ней, слегка забавляясь.

— Обещание остается обещанием даже в тех случаях, когда око дается в необычных условиях. Ты выполнил свою часть, и… — Она была не в состоянии смотреть ему в лицо. — Я уверена, что ты ожидаешь от меня, что я сдержу свое слово. — Темная краска залила ее шею. — Я, ммм, догадываюсь, что ты отправил Эми в вигвам твоей матери, чтобы мы могли… чтобы мы могли…

У нее был такой несчастный вид, что Охотнику стало жалко ее.

— О да, мы заключили сделку, не так ли? — Он заставил себя длинно и очень громко зевнуть. — Мне очень тяжело сказать эти слова, Голубые Глаза, но я достаточно точно устал после такой дальней поездки.

Выражение ее лица так оживилось, что он чуть не рассмеялся.

— О, конечно! — воскликнула она дрожащим тонким голоском. — Ты проехал так много. Ты, должно быть, устал.

Он сноса зевнул и похлопал по шкуре рядом с собой.

— Ты ляжешь со мною рядом.

— Но как быть с Эми?

— Твоя Эй-мии с моей матерью. Женщиной злой, как бизон. Она в безопасности. Ты не будешь беспокоиться о ней, пока солнце не покажет свое лицо. — Его голос стал хриплым. — Keemah, иди.

— Я… мне хотелось проверить, как она там. Она ведь лишилась сознания, Охотник. Мне хотелось бы знать, что с ней все в порядке. Я не успокоюсь, пока не узнаю этого.

— Если бы ей было плохо, моя мать пришла бы. Моя мать имеет хорошие лекарства. И она очень добрая. Ты будешь доверять. — Он протянул ей руку и наблюдал за мириадами эмоций, промелькнувших у нее на лице, пока она рассматривала место рядом с ним. Она спала рядом с ним до этого, много раз, но этой ночью все было по-другому. Ничто не могло помешать ему получить от нее то, чего он домогался. Она даже подумала о своем праве сопротивляться ему. Она не учитывала лишь одного, что не было ничего на свете, что могло остановить его.

— Keemah.

Когда же она наконец легла рядом с ним, Охотник испытал чувство, подобного которому он не испытывал никогда. Это было больше удовлетворенности. Ощущать ее светлую голову на своем плече было настоящим блаженством, как будто Боги предусмотрительно приготовили эту выемку для нее давным-давно, и он ждал всю свою жизнь, чтобы она заполнила ее. Он обнял ее, положив руку ей на спину.

— Это хорошо, да?

Она положила ладонь ему на грудь. Неуверенным голосом она ответила:

— Да, это хорошо.

Снова между ними воцарилось молчание. Он ощущал под рукой удары ее сердца, испытывая удовольствие от сознания, что ритм этих биений не напоминает больше безумного трепетания крыльев птицы, попавшей в силок. Глядя на конический свод над собой, он мечтал об усталости, воздействию которой притворялся. Усталость не приходила. Он почувствовал облегчение, услышав ее голос.

— Охотник, что ты имел в виду, когда сказал, что не говорил о свадьбе, потому что я Белые Глаза?

Он провел губами по макушке ее головы, наслаждаясь ароматом цветов, который все еще сохранялся в ее волосах. Каждый раз теперь, когда он будет ощущать запах весны, он будет думать о ней.

— Моя главная жена должна быть женщиной моей крови. — Он почувствовал, как она напряглась, и, пытаясь успокоить ее, добавил: — Ты можешь быть вторая жена. Или третья.

К его удивлению, она резко поднялась и села. Она снова дрожала, но на этот раз от гнева. Возмущенно она вздернула свой маленький подбородок. Она отпрянула от него.

— Ты сердишься? Ответом было молчание.

— Голубые Глаза, что неправильного я сказал?

— Что ты сказал? Охотник нахмурился.

— Тебе неприятно выйти замуж за меня? Лучше быть женой, чем рабыней, разве не так?

— Я никогда не соглашусь на роль второй скрипки, никогда!

Охотник смотрел на нее, пытаясь понять, почему она сменила тему разговора со свадьбы на музыку.

— Как ты смеешь! — вскричала она. — Из всех… Ты самонадеянный, простак… Ну ладно, неважно! Запомни только вот что! Среди моего народа мужчина имеет только одну жену, только одну, и он не смотрит на других, не думает о других, не касается других до тех пор, пока смерть не разлучит их. Я не вышла бы за тебя замуж, если бы ты умолял меня об этом на коленях!

Охотник медленно поднялся и сел, чувствуя себя ошеломленным вспышкой ее гнева и думая о том, что могло послужить его причиной. Неужели он никогда не научится понимать ее?

Она наклонилась в его сторону. Ее голубые глаза сверкали.

— Даже если бы я согласилась выйти за тебя замуж, объявление у большого костра не является замужеством для меня. — Она ударила себя в грудь. — Я должна произнести клятву перед священником! И еще, когда я выберу себе мужа, он не будет команчем. Ты не можешь быть моим главным мужем, вторым мужем, любым мужем. Ты варвар, который обращается с женщинами, как с вещами!

Очень спокойно Охотник вставил:

— Ты моя женщина. Ты достаточно точно не выйдешь замуж ни за кого другого.

— Ну, что ж, если ты думаешь, что я выйду за тебя замуж, то к тебе идут другие мысли! Никогда, ты слышишь меня?

С этими словами она обхватила себя руками и гневно сверкнула на него глазами. Охотник вздохнул и хлопнулся снова на спину, глядя вверх ничего не видящими глазами. Прошли минуты. Когда наконец он почувствовал, что она свернулась в клубок в ногах кровати как можно дальше от него, хитрая улыбка появилась у него на лице. Ни одна женщина не может так сердиться из-за другой, если она не ревнует. А женщина не ревнует, если не любит. Возможно, не только к нему идут другие мысли.

Утром, пробудившись, Охотник обнаружил, что его Голубые Глаза свернулась клубком рядом с ним. Только кончик носа и масса золотистых волос виднелись из-под бизоньей шкуры. Одну руку она втиснула под его спину, другая прокралась между бедер. Он испытал искушение разбудить ее, только для того, чтобы увидеть выражение ее лица, когда она осознает, как интимно она касалась его.

Он соскользнул с кровати, разглаживая волосы пальцами и выходя из вигвама. Его мать, должно быть, проснулась к этому времени, и он спешил проверить, как обстоят дела у Эми. Пересекая лужайку, разделявшую вигвамы его и его матери, он увидел Быструю Антилопу и Яркую Звезду, сестру его умершей жены, которые стояли у двери вигвама его матери. Яркая Звезда держала в руках блюдо из коры, подарок для его матери, как он догадался. Причину, по которой там находился Быстрая Антилопа, угадать было труднее.

Когда Охотник приблизился, Яркая Звезда опустила свои длинные ресницы и покраснела.

— Доброе утро, Охотник. Я скучала о тебе, пока тебя не было.

Положив руку ей на волосы, Охотник заставил себя улыбнуться. В эти последние несколько месяцев для него стало испытанием находиться в обществе Яркой Звезды. Мужчины команчей обычно женились на сестрах, и из-за родства с Ивой над Рекой Яркая Звезда наверняка ожидала, что Охотник поступит в соответствии с обычаями. Она была красивой девушкой с мягким характером. Любой мужчина посчитал бы ее подходящей женой. Но по не зависящим от него обстоятельствам Охотник избегал встреч с нею, не мог разобраться в своих чувствах. Хотел ли он иметь Яркую Звезду своей первой женой?

Охотник насторожился. Глядя на красивое лицо Яркой Звезды, он пытался вообразить, как берет ее в свои бизоньи шкуры, трогает ее так, как мужчина трогает женщину. Но у него ничего не получалось. Вместо этого перед его мысленным взором вставал образ другой женщины — с золотистыми волосами, голубыми глазами и кожей, бледной, как лунный свет.

Он заморгал и ответил рассеянно:

— И я скучал о тебе, Яркая Звезда.

Быстрая Антилопа поймал Охотника за руку прежде, чем тот вошел в вигвам своей матери.

— Охотник, я хотел поговорить о маленькой Желтые Волосы.

— Да, что с ней?

Быстрая Антилопа с беспокойством посмотрел в сторону Яркой Звезды, а затем решился:

— Я хотел бы договориться с тобой, чтобы взять ее в жены. Не сразу, конечно. Когда она подрастет для этого. — Юный воин расправил плечи. — Я уплачу хорошую цену за невесту, пятьдесят лошадей и десять одеял.

Охотник подавил улыбку. После года участия в налетах у Быстрой Антилопы было только десять лошадей. Сколько лошадей собирался он украсть еще?

— Быстрая Антилопа, я не думаю, что ты нравишься ей.

— Ты тоже не очень нравишься твоей Желтые Волосы. В этом был смысл. Охотник погладил подбородок, остро замечая чирикающего поблизости воробья, шелестящие на ветру тополиные листья. Такие мирные звуки. У него было достаточно проблем без добавления к ним проблем Быстрой Антилопы.

— Можем мы обсудить это в другое время?

— Нет! Я хочу сказать… видишь ли, я слышал разговоры некоторых других воинов. Я не единственный, кто хочет ее. Если я буду ждать, ты можешь принять предложение от кого-нибудь другого. Она ведь очень красивая, не так ли?

Охотник подумал, говорят ли они об одной и той же тощей девочке. Затем он устремил свой взор на Быструю Антилопу, который был всего лишь на несколько лет старше Эми. Он предполагал, что молодому мужчине может понравиться юношеская красота Эми.

— Я понимаю твою озабоченность. Но ты забываешь об одном, Быстрая Антилопа. Ты показал свою преданность, мой верный друг. Я не приму предложений ни от кого-либо другого. Это успокаивает тебя?

Быстрая Антилопа не выпускал руки Охотника.

— Могу я навестить ее?

— В этом я не уверен. Ей порядком досталось несколько дней назад. Посещение молодого мужчины может взволновать ее.

— Старик рассказал мне о том, что с нею случилось. Но кто-то должен ей помочь вернуться к солнечному свету, а?

Снова Охотник должен был признать, что в словах юноши был смысл. Трудная дорога лежала перед Эми, и ей легче было бы пройти ее, если бы у нее был хороший друг, молодой мужчина, который смог бы научить ее снова доверять людям.

— Ты будешь очень осторожен с нею? Быстрая Антилопа улыбнулся.

— Я буду защищать ее ценой собственной жизни. Твоя мать говорит, что она сможет пойти на прогулку завтра. Могу я сопровождать ее?

Охотник положил тяжелую руку на плечо юноши.

— Она может не захотеть идти. Ты понимаешь это? Быстрая Антилопа кивнул.

— Я буду обходиться с ней так, что она привыкнет ко мне.

— Она может начать драться.

— А я вдвое больше нее.

Охотнику самому захотелось пойти на эту прогулку. Это могло оказаться интересным. Не много знал Быстрая Антилопа о том, как бесполезна может быть сила, когда дерешься с испуганной женщиной.

— Приходи в мой вигвам завтра в конце дня. Быстрая Антилопа просиял.

— Я думаю, мы должны изменить ее имя. Эй-мии? Это похоже на блеяние овец. Золотистая. Вот хорошее имя для нее.

Не отвечая, Охотник откинул клапан двери и вошел в вигвам. Женщина Многих Одежд стояла на коленях у костра, помешивая в горшке овсяную кашу. Она подняла голову и улыбнулась. Эми, съежившись, сидела на кровати. Ее голубые глаза были большими от страха. Охотник заметил, что его мать нашла для ребенка одежду из оленьей кожи и мокасины, что ему очень понравилось. Когда Эми увидела Охотника, она поднялась на колени.

Он Пересек вигвам и опустился на корточки рядом с нею. Она все еще была очень бледна, и он подумал, не спешит ли его мать, обещая Быстрой Антилопе прогулку завтра. Женщина Многих Одежд причесала волосы Эми в золотистое облако, которое струилось по ее плечам. Неудивительно, что Быстрая Антилопа хотел назвать ее Золотистой.

— Ты в порядке? — спросил Охотник по-английски.

— Мне лучше. — Она бросила беспокойный взгляд в сторону двери. — Этот ужасный мальчишка все еще там?

Он ожидал вопросов о Лоретте.

— Быстрая Антилопа?

— Это его имя? Он мне не нравится.

— А, понимаю. — Охотник сжал губы. — Почему?

— Просто не нравится. — Она передернула плечами и сморщила нос— Он странно смотрит на меня.

Охотник догадался, что Быстрая Антилопа мечтал, а не смотрел, но решил, что разумнее будет не говорить этого Эми.

— Моя мать хорошо обращалась с тобой?

— Она твоя мать? — Эми взглянула на Женщину Многих Одежд. — Она очень приятная. Ничего не понимает из того, что я говорю. Ты говоришь по-английски так хорошо. Почему она не может?

— Ей это не нужно.

Эми подумала с минуту, а затем спросила:

— Где Лоретта?

Охотнику становилось с каждой минутой все очевиднее, что Эми ничего не помнит об их с Лореттой диком побеге прошлой ночью.

— Она спит в моем вигваме.

— Почему я здесь? Я хочу быть с тобою, Охотник. И с Лореттой. Пожалуйста.

— Ты можешь прийти в мой вигвам завтра. — Охотник взглянул на горшок с овсяной кашей. — Моя мать готовит пищу для тебя. И лекарство. Она будет делать тебя снова сильной. Я приведу Лоу-реетту навестить тебя. Это обещание я делаю.

Эми схватила его за руку.

— Ты заставишь этого мальчишку уйти? Охотник отцепил ее пальцы и поднялся.

— Быстрая Антилопа мой преданный друг. Это хорошо, что он стоит снаружи. Никакого вреда.

Повернувшись к матери, Охотник легко перешел на свой родной язык, забросав ее вопросами. Его мать сообщила, что, хотя Эми еще слаба, при надлежащем питании и обильном отдыхе она скоро поправится. Внутреннее кровотечение полностью прекратилось. Порез на ноге заживает хорошо.

Охотник объяснил, что скоро вернется с Лореттой, затем покинул вигвам, придержав клапан двери, чтобы дать возможность войти Яркой Звезде, которая почтительно дожидалась, когда он закончит свои дела, прежде чем попытаться войти. Быстрая Антилопа подвинулся к двери, вытягивая шею в попытках разглядеть, что происходит внутри. Охотник затянул дверь клапаном:

— Быстрая Антилопа, кончай пялить глаза. Ты причиняешь ей беспокойство.

— Она очень золотистая, не правда ли?

У Охотника было тревожное чувство, что его юный друг не слышал ни одного его слова.

— Она очень испугана. Тобой. Она хочет, чтобы ты ушел, и я не ругаю ее за это. Ты напираешь, как бешеный волк.

На щеке у Быстрой Антилопы образовалась глубокая ямочка.

— Это хороший знак, не так ли? Что она заметила меня.

Охотник ушел, качая головой. Лоретта уже проснулась, когда он вошел в вигвам. Она сидела на кровати, проводя пальцами в своих спутанных волосах. Когда она увидела его, то отвернулась, все еще сердясь, о чем свидетельствовал блеск ее глаз.

Сначала Охотник пытался игнорировать сердитые взгляды Лоретты. Покормив ее завтраком из сухих фруктов и плоского белого хлеба, испеченного его матерью, он повел ее навестить Эми. После этого он принес ее сумку из вигвама Девушки и проводил Лоретту к реке. Вместо того чтобы искупаться, для чего ей потребовалось бы снимать с себя одежду в его присутствии, Лоретта вымыла голову и лицо. По дороге обратно в его вигвам она отказывалась смотреть на него и не отвечала, когда он обращался к ней.

Когда она продолжала свою тактику жесткого молчания долгое время спустя после того, как они поели еще раз, терпение Охотника лопнуло. Они сидели в его вигваме на бизоньих шкурах, она на одной стороне, он на противоположной. Тишина душила его.

— Ты можешь делать войну глазами с луной и не выиграешь ни одной битвы. Я устал от твоего гнева, Голубые Глаза.

Она задрала кверху свой маленький носик и отказывалась смотреть в его сторону. Высохшие волосы образовали дикую путаницу завитушек, которые обрамляли золотом лицо. Измучавшись, Охотник стиснул зубы. Понимала она или нет, но она больше не боялась его как когда-то. Испуганная женщина так не напирает.

— Ты будешь говорить мне об этом гневе, который горит в тебе?

— Как будто ты сам не знаешь!

Он оперся локтями на свои согнутые в коленях ноги. Женщины. Он никогда не понимал их. Если она все еще сердилась за то, что он сказал о других женах, почему не сказать ему? Ведь он не собирался жениться на ком-нибудь еще сегодня.

— Голубые Глаза, ты моя женщина, да? Этот команч хочет твое сердце наполнить солнечным светом.

Она сердито и с презрением сверкнула на него глазами.

— Может быть, я твоя женщина, но это не значит, что мне это должно нравиться! Кроме того, зачем горевать обо мне? С таким большим количеством жен я затеряюсь, когда ты станешь тасовать их. Ты не захочешь знать, счастлива я или нет. И тебе наверняка наплевать на это. — Два ярких пятна появились у нее на щеках. — И это устраивает меня вполне.

На минуту воцарилось молчание.

— Когда ты отвезешь Эми домой? — внезапно спросила она.

— Ее отец прячется за деревянными стенами и позволяет команчеро похищать ее. Она останется с этим команчем.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что намерен оставить ее здесь! Ее мать заболеет от тоски.

— Это печальная вещь, да?

— Ты обещал!

— Я сделал обещание привезти ее сюда, к тебе. Я привез.

— Она не лошадь, Охотник! Ты не можешь держать ее здесь!

Он приподнял бровь.

— О да? Кто заберет ее у меня?

— Ты невыносимый, самодовольный, бычеголовый!..

Охотник фыркнул и встал. Внезапно его вигвам стал тесен для них обоих. Он пойдет навестить своего отца, где женщины относятся к нему с должным уважением.

Много Лошадей заканчивал отделку лука, над изготовлением которого он работал, когда Охотник вошел в вигвам. Отложив оружие в сторону, он устремил взор своих глаз на старшего сына и поджал сморщенные губы.

— У тебя такой вид, словно ты ел сливовый пудинг Той, Которая Трясет и раскусил сливовую косточку.

Охотнику было не до шуток.

— Моя женщина довела меня. — Усевшись и скрестив ноги, он взял железную кочергу, лежавшую рядом с ним, и начал ворошить обугленное дерево и золу в нагревательном колодце своего отца. — Один на один без горизонта, вот чего она хочет! Вообрази ее ухаживающей за вигвамом, дубящей шкуры, шьющей, приготавливающей пишу, собирающей дрова — и все сама. А что, если она заболеет, пока меня не будет? Кто будет ухаживать за ней? С кем будет она проводить время? Если она будет придерживаться своих взглядов, то во время моих длительных отсутствий она не сможет даже обратиться к Воину в поисках утешения и развлечений.

— А ты хотел бы, чтобы она это сделала? Охотник с силой ударил кочергой по золе, подняв серое облако, от которого Много Лошадей закашлялся. Истина заключалась в том, что он не мог выносить мысли о Лоретте рядом с другим мужчиной.

— В настоящий момент я готов отдать ее любому мужчине, который окажется настолько глупым, чтобы взять ее.

Много Лошадей хранил молчание.

— Все мои дети будут… — Охотник закатил глаза. — Ты можешь представить меня, окруженного Белыми Глазами?

— Ах, вот в чем дело. Она Белые Глаза. — Много Лошадей кивнул и, поддразнивая, сказал: — Я не ругаю тебя за это. Ни один мужчина не может гордиться сыном с белой кровью. Он будет слабым и трусливым, позором для каждого, кто заявит на него родительские права.

Охотник застыл, глядя на своего отца. Белая кровь в его собственных венах была незатрагиваемой истиной в отношениях между ним и его отцом. Никогда раньше Много Лошадей не касался этого вопроса.

Много Лошадей чихнул и стал вытирать золу со своего носа.

— Конечно, существуют редкие исключения. Я предполагаю, что мужчина может вырастить ребенка со смешанной кровью и научить его быть одним из подлинных представителей Народа. Однако это потребует больших усилий.

Жесткость исчезла из плеч Охотника.

— Я испытывал твое терпение, мой отец? Много Лошадей подумал с минуту над вопросом.

— Мне всегда не хватало терпения с того момента, когда ты поранил мне бедро твоими первыми луком и стрелой. Было бы не так плохо, если бы я не стоял позади тебя.

Охотник негромко засмеялся.

— Ты и не стоял, когда я выпустил стрелу. Если я не ошибаюсь, я обернулся, чтобы задать тебе вопрос.

— На который я так и не ответил. Я всегда благодарил Богов за то, что ты доставал только до колена. Если бы ты был немного выше, твои братья и сестра никогда бы не родились. — Он снова чихнул, затем улыбнулся. — Кстати, Воин был еще опаснее с его первой винтовкой. Помнишь, когда он случайно прострелил мой вигвам и продырявил горшок твоей матери? Она варила кролика. Вода залила огонь, и было так много дыма, что я чуть не задохнулся, выводя всех наружу в безопасность.

Охотник запрокинул голову и расхохотался.

— Я помню, как ты вытащил этого кролика из горшка и говорил Воину, что это был отличный выстрел прямо в сердце. За исключением того обстоятельства, что он был выпотрошен. И не начнет ли он практиковаться по живым мишеням с этого времени?

— Говоря о косточках в сливовых пудингах, помнишь ли ты первую попытку твоей сестры? Твой дедушка сломал свой единственный оставшийся зуб, пытаясь съесть его.

— И проглотил зуб, косточку и все, чтобы не смущать ее перед Серой Лошадью, которая пришла проверять, как она справляется. — Охотник положил руку на живот, заболевший от смеха, и вздохнул. — Хорошо, что я пришел, мой отец. У тебя дар. У меня стало легче на сердце.

Много Лошадей провел языком по неровным зубам, задумчиво кивая.

— Я горжусь всеми моими детьми, — хрипло сказал он. — Тобой больше всех. Странная вещь, мой сын, но когда мужчина берет в руки ребенка и заявляет, что это его сын, это становится правдой в глубине его сердца. Кровь, текущая в его венах, ничего не значит, так же, как и цвет его глаз. Когда ты сделал свой первый шаг, ты шел к моей вытянутой руке. Это было самое главное. Белые Глаза или команч, ты был моим сыном. Я убил бы любого, кто сказал бы, что это не так.

Слезы жгли глаза Охотника.

— Что говоришь ты, мой отец?

— Я говорю, что ты должен идти по дороге своего сердца. Ты пришел сюда сердитый, потому что твоя желтоволосая рассердилась, да? Если ты любишь ее, то же самое будет, когда она печальная, когда она счастлива. Стоял ли ты когда-либо в месте, где ручей вливается в реку? Двое сливаются в одно. Они вместе смеются над камнями, вместе извиваются по дну глубоких каньонов, вместе срываются с огромной высоты ревущих водопадов. То же самое происходит между мужчиной и женщиной, когда они любят друг друга. Это не всегда бывает приятно, но когда это случается, мужчина ничего не может изменить. Женщины подобны рекам, они могут быть тихими и спокойными в одну минуту, и заставить мужчину чувствовать себя плывущим в бешено несущемся потоке пенящейся воды в следующую.

Охотник наклонился, размахивая кочергой перед носом отца.

— Я не понимаю ее. Я обращаюсь с ней по-доброму, тем не менее, она все еще трясется от страха при мысли о том, чтобы слиться со мной воедино. Я пытаюсь сделать ее счастливой, а она вместо этого впадает в гнев.

Много Лошадей приподнял бровь.

— Страх не похож на слой пыли на листьях дерева, который смывает легкий дождь. Дай ей время. Стань сначала ее хорошим другом — потом станешь любовником. Что же касается того, чтобы сделать женщину счастливой, то иногда это удается, а порой нет. Так уж устроена жизнь.

Охотник глубоко вдохнул и устало выдохнул.

— Дело не в том, что я хочу взять другую женщину в жены. Просто…

— Что ты упрям?

Охотник подавил сердитый смешок.

— Немного, да.

Много Лошадей пожал плечами.

— Несколько жен неплохо для мужчины. Но я рад, что только одна женщина вошла в мой вигвам. Можешь ли ты представить, как трудно справляться с тремя или четырьмя женами?

— Моей матери было достаточно для тебя, но она особая женщина.

Много Лошадей улыбнулся.

— Она ревнивая женщина. А я не глупец. Я не хотел жить в осином гнезде всю жизнь. — Он пожал плечами. — Я люблю покой. Меньше острых языков, чтобы «пилить» меня. Меньше ртов, которые надо прокормить. И только одна женщина, которую надо попытаться понять. Я привел ей рабов, чтобы помогать в работе.

— Моя желтоволосая не признает рабства.

— Но она также не признает многих жен. Дай ей выбрать — рабы или жены. Посмотришь, что она выберет. — Много Лошадей помахал рукой перед лицом, чтобы разогнать пепел, летавший в воздухе. — Ты также должен помнить, что желтоволосая может принести тебе гораздо больше детей, чем женщина из племени команчей. Будь осторожен, иначе у тебя будет больше детей, чем ты сможешь прокормить. Я никогда не встречал белой женщины, которая мало рожает.

Улыбка появилась на лице Охотника.

— Ты скажешь ей об этом, да? До сих пор она не проявляет должного энтузиазма.

— Она привыкнет. Дай ей время. Будь терпелив. Награда будет достойна терпения.

Охотник отбросил в сторону кочергу и встал.

— Я хорошо обдумаю твои слова.

— Ты говоришь, как мужчина, глаза которого смотрят в двух разных направлениях. Какая девушка в деревне привлекает тебя?

— Таких нет.

— Хм. Упрям именно так, как я подозревал. Я надеялся, что с возрастом это пройдет у тебя. Но, похоже, это на всю жизнь.

— У меня самая сильная рука в моем кругу. Ее капризы не изменят меня. Если это упрямство, то я достаточно упрям.

Много Лошадей закатил глаза.

— Ты считаешь, что моя рука не сильнейшая?

— Я считаю, что ты должен драться с мужчинами на поле боя, сынок, где у тебя есть шансы на победу. Вот что я считаю. Но разве ты когда-нибудь прислушивался к моему мнению? — Он взялся за лук, который так искусно отделывал. — Я думаю, ты получишь жизненные уроки своим путем.

Не обращая внимания на насмешки отца, Охотник сказал:

— Это очень маленький лук. Для кого он?

— Для Черепахи, — ответил Много Лошадей с озорной улыбкой. — В моем возрасте получаешь не много удовольствий от жизни. Пришло время понаблюдать, как внук будет учиться стрелять. Я и мои друзья заключаем пари. Я ставлю двух лошадей, что он попадет Воину в бедро. Старик думает, что это будет крестец. Хочешь принять участие?

Улыбка Охотника превратилась в гримасу.

— Не думаю. Насколько я помню, я обещал Воину, что научу Черепаху стрелять.

Много Лошадей кивнул, затем шевельнул бровью.

— Значит, это твое бедро, на которое я делаю ставку, да? Хм. Приведи сегодня свою желтоволосую ко мне.

— Зачем?

— Она наверняка захочет принять участие в пари.

— Моя желтоволосая? Много Лошадей улыбнулся.

— Если Черепаха прицелится немного выше, он сможет избавить ее от многих печалей.

Охотник с отвращением фыркнул и вышел из вигвама.

ГЛАВА 20

Терпение. В следующие пять дней Охотник стал таким же неуловимым, как пушинки одуванчика, захваченные сильным ветром. Он жил не с одной, а с двумя разгневанными желтоволосыми. Лоретта гневалась за то, что он отказывался отвезти Эми домой и упомянул о возможности его женитьбы на нескольких женщинах. Эми за то, что он навязывал ей общество Быстрой Антилопы. По всем этим пунктам Охотник чувствовал себя оправданным и продолжал с неотвратимой решимостью пытаться игнорировать свирепые взгляды, которыми его обстреливали всякий раз, когда он появлялся в вигваме.

На пятый день его упорство было вознаграждено улыбкой Эми после того, как Быстрая Антилопа проводил ее домой после очередной ежедневной прогулки. Эми засыпала Лоретту подробностями о времени, проведенном в обществе Быстрой Антилопы, об оленухе и двух оленятах, за которыми они следили; о цветах, которые собирал для нее Быстрая Антилопа; о птичьих криках и языке знаков, которым он обучал ее; о глупых фокусах, которыми он ее развлекал. Было ясно, что в отношениях Быстрой Антилопы с Эми наблюдается решительный прогресс; девочка начинала выздоравливать.

И без того плохое настроение Охотника еще более ухудшилось. Дела его были плохи, если неопытный юноша преуспел в отношениях с женщиной больше, чем взрослый мужчина. Особенно задевало Охотника то, что он заплатил дорогую цену не единожды, но дважды, за право обладать Лореттой, чтобы иметь возможность осуществлять свои права в любое время по своему выбору, и тем не менее он терялся при виде гнева в ее глазах. Вспоминая совет отца, он мог только посмеиваться над собой. Все шло к тому, что, став другом своей женщины, он мог никогда не стать ее любовником, так и не перейдя ко второй стадии их отношений.

Чем больше раздражало это положение Охотника, тем более сердитым становился его взгляд, и чем более сердитым становился его взгляд, тем более неспокойно чувствовала себя Лоретта в его присутствии. Самое худшее было в том, что Охотник не мог осуждать ее за это. Их сделка повисла над ними подобно темному облаку. Ее обещания привязывали ее к нему, но не сближали. Ему было известно, что она боится момента, когда он потребует, чтобы она легла с ним под бизоньи шкуры. С каждым прошедшим днем такая перспектива все больше пугала ее. Охотник был достаточно сообразительным, чтобы понять, что терпеливое ожидание, пока она не придет к нему сама, не способствует его интересам. Однако он не мог заставить себя принудить ее к этому силой.

Хотя она никогда не говорила о гибели своих родителей, Охотник участвовал в достаточно большом количестве налетов, чтобы знать, свидетелем каких ужасов она могла быть. Одного этого было достаточно, чтобы заставить ее ненавидеть команчей со злобой, которой могло хватить на целую жизнь. И этого, несомненно, было достаточно, чтобы заставить ее бояться всех мужчин независимо от их расовой принадлежности. Все это усугублялось тем, что все мужчины, с которыми ее сталкивала жизнь, были также жестокими — ее похотливый дядя, Сантос и его товарищи и, как это ни печально, сам Охотник. Когда Охотник смотрел на мир так, как, по его представлениям, должна была смотреть она, сердце у него сжималось.

По ночам Охотник мучался больше всего. Он мечтал, чтобы Лоретта была рядом не только для удовлетворения его желаний, но хотелось просто обнять ее. Это желание овладевало им так сильно, что вызывало ощущение физической боли. Ее близость доставляла ему величайшее наслаждение — чувство, которое она явно не разделяла. Она пускалась на любые уловки, чтобы не спать рядом с ним, опасаясь, по его твердому убеждению, что он хотел не просто спать. Каждый вечер она подолгу возилась в вигваме, изобретая ненужные дела до тех пор, пока он, сжалившись над нею, не притворялся спящим. Считая, что он крепко уснул, Лоретта занимала место рядом с Эми, а Охотник лежал всего лишь на расстоянии нескольких футов, совершенно бодрствующий, расстроенный, так как ему хотелось, чтобы она лежала рядом.

На шестое утро Охотник пришел к тревожному выводу, что он никогда раньше не был более несчастным. Пережевывая кусок жареной оленины, он рассматривал свой вигвам, пытаясь вспомнить, как все здесь выглядело раньше, когда не было Желтых Волос. От невообразимого одиночества, нахлынувшего на него, у него едва не перехватило дыхание. Охотник понял, что предпочитает быть несчастным с Лореттой, чем жить в пустоте без нее. Это отрезвило его и подстегнуло к действию. Он понял, что должен предпринять шаги, чтобы быть уверенным, что она никогда не покинет его.

Охотник нашел Воина у реки, занятого обучением плаванию Девочки-Пони. Усевшись под тополем, Охотник прижался спиной к стволу и положил руки на поднятое колено.

— Воин, я должен совершить короткую поездку, — начал он. — Не присмотришь ли ты за моей женщиной и ее сестрой, пока меня не будет?

Удивленный вопросом Воин забыл о необходимости наблюдать за девочкой и повернулся лицом к Охотнику.

— Еще одна поездка? Ты же только недавно вернулся.

Взгляд Охотника переместился на Девочку-Пони, и его глаза округлились в тревоге. Вскочив на ноги, он закричал:

— Воин, она тонет!

Воин схватил ребенка за волосы и вытащил ее из воды. Тряхнув головой, он отошел от берега.

— Я не знаю. Может быть, она еще очень маленькая. Девушка утверждает, что нет, но я не припоминаю, чтобы двух других детей было так же тяжело научить.

— Я учил Черепаху, а девушка учила Черного Дрозда, — напомнил ему Охотник.

Воин опустился на корточки перед плачущим и кашляющим ребенком, пытаясь успокоить ее сотрясающим тело похлопыванием по нижней части спины. Охотник мысленно поблагодарил богов за то, что ожоги Девочки-Пони залечились.

— Может быть, проблема во мне, а? — размышлял Воин. — Я плохой учитель. Охотник, почему бы тебе не поучить ее?

— Я уезжаю.

— Ах, да. Куда же ты отправляешься?

Охотник не ответил на вопрос. Одно дело спасовать перед своей женщиной и совсем другое признаться в этом брату.

— Может, я научу ее, когда вернусь.

У Воина на лице появилось выражение облегчения.

— Это звучит как справедливая сделка. Я с радостью присмотрю за твоей женщиной, если смогу освободиться от этой обязанности, которую навязала мне Девушка. Судя по результатам, которых мы добились, ее имя надо переменить на Камешек. Она идет ко дну, как один из них.

Охотник подбросил Девочку-Пони в воздух и улыбнулся ей.

— Камешек? Нет, мне нравится больше Девочка-Пони. Давай научим тебя плавать, а, ласка?

На такой высоте Девочка-Пони забыла, почему она плачет, и разразилась смехом. Охотник посадил ребенка себе на плечо и пошел рядом со своим братом к дому.

— Меня не будет несколько дней. Ты сможешь держать мою женщину подальше от Красного Бизона это время?

— После тех сказок, которые он рассказал, когда ты уезжал в прошлый раз, Девушка не подпустит его близко. Ей очень понравилась твоя Лоу-реетта. Она даже делает для нее блузу, юбку и мокасины.

— Правда? — Мысль о Лоретте, одетой в кожу, понравилась Охотнику. — Передай ей мою благодарность, ладно?

— Скажи ей сам. Мне не очень по душе эта затея. Поэтому я должен учить Девочку-Пони плавать! Девушка занята шитьем.

— Я не могу сказать ей. Я уезжаю..

— Прямо сейчас?

Когда они приблизились к деревне, Охотник опустил Девочку-Пони на землю и похлопал ее на прощание по спине.

— Да, прямо сейчас. Я должен найти несколько мужчин, которые согласятся поехать со мной. Я приведу Лоу-реетту и Эй-мии в твой вигвам до отъезда.

Охотник не стал объяснять Лоретте причину своего внезапного отъезда. Одну минуту он был дома, а в следующую уехал. В течение нескольких дней Лоретта и Эми оставались с Девушкой Высокой Травы. Эми брала уроки у терпеливого Быстрой Антилопы и накопила довольно большой словарный запас на языке команчей, что помогло им в общении, а вскоре сама Лоретта начала учить слова. Девушке очень нравилось учить Лоретту не только языку, но и обычаям: никогда не позволять тени падать на костер, на котором готовится пища, никогда не произносить имена умерших, никогда не поворачиваться направо при входе в чей-нибудь вигвам. Лоретта впитывала в себя знания, стремясь научиться всему, .чему только могла.

В конце четвертого вечера Много Лошадей посетил вигвам Девушки. Сначала Лоретта, почувствовавшая, что отец Охотника приглядывался к ней, отнеслась с подозрением к причинам его посещения, но вскоре шутки, которые Много Лошадей произносил с невозмутимым видом, вызвали у нее улыбки и даже смех. К восхищению Эми, Много Лошадей забавлял их историями из детства Охотника. К концу вечера Лоретта вынуждена была признаться себе самой, что он по-настоящему понравился ей. Еще более тревожащим обстоятельством было то, что она тоже понравилась ему, и, как ни странно, это было ей приятно.

Прощаясь, он положил заскорузлую руку на лоб Лоретты почти как святой, отпускающий благословение, и пожелал ей спокойной ночи, обратившись со словами «моя дочь». Такое обращение явилось для Лоретты абсолютным сюрпризом. Когда она взглянула на него, Много Лошадей одарил ее понимающей улыбкой и вышел прежде, чем она пришла в себя.

На восьмой день отсутствия Охотника, когда приближались сумерки, Лоретта услыхала шум и, подняв голову от костра, на котором Девушка готовила пищу, увидела группу всадников. Не составляло никакого труда разглядеть среди них Охотника, ехавшего на несколько лошадиных корпусов впереди других и ведшего в поводу мула, везущего священника. Лоретта поднялась на цыпочки и нахмурилась. Вероятно, ей показалось. Какой священник, находящийся в здравом рассудке, отважится на визит в лагерь команчей?

Глянув на соседей Девушки, Лоретта увидела на их лицах растерянность. Затем она посмотрела на Воина, который полулежал поблизости, охраняя ее. Он вскочил, услыхав шум. Он скользнул по ее лицу осторожным взглядом и приподнял бровь.

— Мой брат привез Черную Одежду?

Это в самом деле был священник. Лоретта вытянула шею, чтобы лучше видеть происходящее. Охотник проехал прямо к большому костру, который был уже зажжен в подготовке к вечеру, и стащил священника с мула. Резко приказав что-то бедному человеку, он повернулся и направился прямо к вигваму Девушки. Он шел быстрыми шагами, сжав зубы. Лоретта глубоко вдохнула. Внезапно, отказываясь поверить, она поняла, зачем Охотник привез священника в деревню.

Его шаги замедлились, когда он приблизился. Мускулы бедер вздувались, туго натягивая кожу его штанов. Лоретта напряглась при вызове, блеснувшем в его глазах. Подняв подбородок, она ожидала его приближения, приковав свой взор к его широким плечам, сопротивляясь желанию обратиться в бегство.

— Я привез тебе Черную Одежду, — сказал он и кивком указал на ожидавшего священника. — Он будет молиться словами твоего Бога над нами, да?

С этими словами Охотник крепко схватил ее за руку и потащил к большому костру, ни на миг не замедляя шага, несмотря на попытки Лоретты заставить его сделать это.

— Я не выйду за тебя замуж! — в неистовстве закричала она.

Он бросил на нее взгляд, полный воинственной самонадеянности.

— Ты будешь моя жена, маленькая. По-моему или по-твоему, в конце концов это будет так.

Охотник остановился перед священником. Лоретта взглянула на бедного человека, который так сильно дрожал, что едва удерживал свою Библию. В этот момент она была всецело занята своей судьбой и не могла беспокоиться о его судьбе.

— Отец, — произнесла она самым спокойным тоном, на который была способна, — пожалуйста, объясните этому язычнику, что венчание не может состояться без согласия женщины.

Рот священника открылся, но он не издал ни одного звука. Он перевел взор, полный страха, на Охотника, и лицо его побледнело.

— Моя добрая молодая госпожа, может быть, лучше приступить к венчанию? Этот мужчина полон решимости, и я со своей стороны не смею сердить его.

Охотник повернулся, чтобы посмотреть на нее оценивающим взором, вопросительно приподняв темную бровь. Сузив глаза с вызовом, Лоретта вздернула подбородок и наклонилась в его сторону.

— Что ты сделал с этим бедным человеком? Он запуган! У тебя совсем нет стыда?

Охотник хотел напомнить ей, что было время, когда она тоже была напугана в равной степени, но предпочел придерживаться намеченного курса. Его целью была свадьба, а не состязание в речах. Он повелительно посмотрел на Черную Одежду.

— Молись своими словами, старик. Священник облизнул пересохшие губы и со страхом посмотрел на толпу дикарей, собравшихся вокруг. Возможно, причиной тому был резкий контраст черной одежды с мертвенно-бледным лицом, но Лоретте показалось, что его лицо становится все бледнее с тревожащей скоростью. Казалось, он вот-вот упадет в обморок.

— Говори слова Бога, старик! — снова прорычал Охотник.

— Не смей запугивать его, — прошипела Лоретта. — Он служитель Богу, Охотник! Нельзя рычать на священника.

— Все в порядке, дитя, все в порядке. — Священник, с лица которого капал пот, поспешил раскрыть Библию. — Милостивый Боже, — пробормотал он, явно молясь об избавлении. Сдавленно закашлявшись, он начал листать страницы, повернувшись немного, чтобы свет от костра попадал на них. — Я прошу прошения. Обычно я не пользуюсь этой книгой… — Он снова закашлялся и стал отмахиваться от дыма. — По какой-то причине слова совсем вылетели из памяти. А, вот, я нашел.

Взбешенная Лоретта вырвала свою руку из хватки Охотника.

— Отец, вам абсолютно нечего бояться, уверяю вас. Охотник снова взял ее за руку, сжав с такой силой,

что она повернулась к нему лицом. Наклонив голову, он прошептал:

— Голубые Глаза, ты испытываешь мое терпение. Я ударю сильно, как ветер.

— Ударяй! — Она попыталась высвободить руку. — Ты делаешь мне больно.

— Я побью тебя. Тогда ты будешь знать, как бывает больно. Теперь замолчи!

Глаза Лоретты зажглись голубым пламенем.

— Я не выйду за тебя замуж. Избей меня до потери сознания! Начинай!

Охотник посмотрел на нее взглядом, который месяц назад испугал бы ее до смерти.

— Лоу-реетта, ты будешь молчать и позволишь ему сказать слова Бога.

— Он может говорить слова Бога, пока снежки не растают в… — Она замолчала и покраснела. — Я должна сказать слова, Охотник, а я не стану говорить их. Понимаешь?

— Мое дорогое дитя, — вмешался священник, — не часто один из этих, — он бросил многозначительный взгляд на Охотника, — джентльменов предлагает сделать из пленницы уважаемую женщину. Не будет ли умнее согласиться?

— У меня нет нужды в супружестве, отец. Я сохранила свою честь.

Охотник дернул ее к себе и угрожающим ровным голосом произнес:

— Твоя честь скоро улетит с ветром. Голубые Глаза. Ты давала обещание Богу. Ты моя женщина! Теперь я говорю, ты будешь моей женой!

Лоретта облизнула губы, стараясь как можно тверже смотреть ему в глаза.

— Я привел к тебе Черную Одежду, да? Так Что это будет свадьба в твоем сердце. Если ты не скажешь слова твоего Бога, чтобы сделать это, я женюсь на тебе по-моему. — Он широко махнул рукой. — Твоя честь улетит с ветром. Suvate, это кончено. Выбирай.

Голосом, хриплым от возбуждения, Лоретта вскричала:

— Но я не хочу выходить за тебя замуж. Если я выйду, это будет навсегда. Разве ты не понимаешь?

— Навсегда это очень хорошо.

— Нет, это очень плохо. Я никогда не смогу покинуть тебя.

Охотник поднял руки кверху.

— Нет Черной Одежды, нет свадьбы для твоего Бога. Мне достаточно свадьбы по-моему. — С решительным блеском в глазах он повернулся к толпе, поднял руки и что-то прокричал. Затем он пожал плечами. — Вот, Suvate, кончено. Я сказал мои слова. Мы женаты. — Схватив ее за руку, он проворчал: — Кее-mah, пошли, жена.

Лоретта уперлась каблуками.

— Нет! Подожди!

Он посмотрел на нее сверху вниз с явным раздражением.

— Ты будешь говорить слова Бога?

Лоретта не видела для себя другого выбора. По меньшей мере таким образом ее супружество получит благословение священника, и она не будет жить с Охотником в грехе.

— Д-да, я скажу слова. — Взглянув на него сбоку, она сказала: — Могу я переговорить со священником всего лишь одну минуту?

— Для чего?

— Просто спросить его о чем-то. Хватка Охотника на ее руке ослабла.

— Namiso. торопись.

Лоретта приложила руку к уху священника и быстро прошептала свою просьбу, а затем снова отступила на свое место рядом с Охотником. Священник, подумав над сказанным, кивнул головой.

Минутой позже он благословил стоящую перед ним молодую пару, и церемония началась. Слова доносились до сознания Лоретты, но она не понимала Их смысла. Машинально она произносила свои ответы по указанию священника. Затем настала очередь Охотника. Священник задал обычный вопрос, добавив в конце:

— Отказаться от всех других, взять одну жену, и только одну, навсегда, без горизонта?

Охотник бросил подозрительный и понимающий взгляд на Лоретту. В течение нескольких долгих секунд он молмал, а она затаила дыхание, не отводя глаз от его. Затем с торжественной искренностью он наклонил голову и ответил:

— Я сказал это.

Священник, ожидавший услышать привычное «Я обязуюсь», смутился на мгновение, что-то пробормотал, обдумал, затем кивком выразил свое согласие, и церемония завершилась. Лоретта и Охотник были обвенчаны в соответствии с его и ее верами. Охотник дал указание своим друзьям вернуть священника в миссию, подчеркнув, что сорвет с них головы, если этот человек не будет возвращен в целости и невредимости. Затем он отослал Эми в вигвам своей матери. Когда все были разосланы, он повернулся к Лоретте, в его темно-синих глазах блестели огоньки смеха.

— Одна жена, и только одна, навсегда, без горизонта?

Лоретта спрятала глаза, и щеки ее покраснели. Сцепив руки за спиной и сжав губы, она покачивалась с носков на каблуки и снова на носки.

— Я говорила тебе, Охотник, я отказываюсь играть вторую скрипку.

Он улыбнулся медленно распространявшейся зловещей улыбкой, от которой дрогнули ее нервы. Разгоряченным взором он окинул ее с головы до ног. Схватив за руку, он повел ее к своему вигваму.

— Теперь ты покажешь этому команчу, как хорошо ты играешь скрипку номер один, да?

— Я… — У Лоретты было такое ощущение, словно рот ее был полон песка, когда, спотыкаясь на каждом шагу, она пошла рядом с ним. Он сжимал ее руку как тисками. — Наверняка ты не имеешь в виду прямо сейчас. — Ее удивленный взгляд уперся в дверь вигвама. — Еще даже не стемнело. Люди еще не спят. Ты не ел. Костер не разведен. Мы не можем просто…

Он поднял клапан двери и втащил ее в темный вигвам.

— Голубые Глаза, у меня нет голода для пищи, — сказал он хриплым голосом. — Но я разведу костер, если тебе нужно.

Любая задержка, какой бы короткой она ни была, устраивала Лоретту.

— О да, здесь как-то прохладно, тебе не кажется? — Был особенно душный вечер, один из тех, когда одежда прилипает к телу, но это не имело никакого значения. — Да, развести костер было бы чудесно.

Он оставил ее стоящей в одиночестве в темноте, чтобы принести ветки, которые он быстро уложил в яме для костра. Минутами позже золотые языки пламени осветили вигвам, свет плясал и мерцал на рыжевато-коричневых стенах. Сидя на корточках у костра, он запрокинул голову и стал лениво рассматривать ее, взором касаясь одежды, брови подняты в безмолвном вопросе.

— Ты хочешь есть? — негромко спросил он. Лоретта прижала руку к животу.

— Ты знаешь, я в самом деле голодна. Просто умираю с голода! А ты нет? — Она бросила беспокойный взгляд на кухонные горшки, стоявшие позади него. — Бьюсь об заклад, тушеное мясо поразит твое воображение, не так ли? После такого далекого путешествия, когда ты не ел ничего, кроме вяленого мяса. Да, тушеное мясо — это как раз то, что надо.

Рот Охотника скривился.

— Голубые Глаза, приготовление тушеного мяса займет очень много времени.

Всю ночь, если ей повезет.

— О, не так уж много. Никаких хлопот! — Она обошла вокруг него на порядочном расстоянии, направляясь к горшкам. — Я готовлю чудесное тушеное мясо, правда. Я уверена, что у Девушки есть необходимые мне корешки и лук, и она даст их мне. Ты только…

Лоретта вздрогнула от прикосновения его руки к ее плечу. Она повернулась к нему лицом с вклинившимся между ними большим горшком, ручку которого она сжимала с такой силой, что суставы пальцев побелели.

— Голубые Глаза, я не хочу тушеного мяса, — прошептал Охотник с нежностью. — Если ты голодна, мы можем кушать орехи и фрукты.

Лоретта проглотила нервный ком. Фрукты и орехи были лучше, чем альтернатива. Может быть, если она станет есть по одному ореху за раз…

— Хорошо, фрукты и орехи.

Он расстелил бизонью шкуру рядом с костром, пока она убирала горшки и доставала сумку с фруктами и орехами из запасов, заготовленных впрок. Опустившись рядом с ним на колени, Лоретта стала тщательно жевать, глядя в пляшущие языки пламени, ощущая на себе взгляд Охотника. Когда она потянулась за четвертой горстью, он сжал ее запястье своими длинными пальцами.

— Хватит, — сказал он ровным голосом. — Ты заболеешь, если будешь кушать еще.

Лоретта и так уже была в довольно плачевном состоянии. Она глотала, стараясь избегать его взора, что ей плохо удавалось. Когда их взгляды сталкивались, она чувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. В его взгляде нельзя было ошибиться. Настал момент расчета.

Конечно, она знала, что он настанет раньше или позже. Она только надеялась, что позже, гораздо позже. Ясно, что этому не суждено было случиться. За спасение Эми она обещала ему себя. Это было почти чудом, что он ждал так долго, чтобы потребовать свою награду. Еще невероятней было то, что он привел сюда священника, чтобы обвенчать их. Она должна была испытывать облегчение, даже радость от сознания, что их союз освящен церковью, но она просто не чувствовала себя замужем. Все ее чувства сводились к страху, абсолютному, черному, бессмысленному страху.

К сожалению для нее, она не пришла к супружескому ложу невежественной, как положено для невесты. Она знала, что ее ожидает и как ужасно болезненно и унизительно это происходит. Даже тетя Рейчел ненавидела это. Она сама признавалась в этом, и даже если бы она не признавалась, Лоретта слышала ее плач достаточное количество раз через щели в полу, чтобы знать без всякого сомнения, что совокупление причиняет боль. Все это должно быть в тысячу раз хуже в объятиях дикаря, который считал, что женщин можно покупать и продавать, как какую-нибудь вещь.

Вытерев руки об юбку, Лоретта печально смотрела в огонь. Свет. Милосердные небеса, зачем она просила развести костер? Он будет в состоянии видеть ее, что делало мысль о необходимости раздеваться перед ним еще более невыносимой.

У нее покалывало кожу. Он смотрел на нее, как мужчина, ожидающий, пока подадут его ужин. И, что было еще ужаснее, она чувствовала себя, как его ужин. Сотни мыслей проносились у нее в голове, и самая навязчивая из них была мысль о побеге. Но ее останавливало чувство долга. Она обещала ему, а обещание есть обещание. Она не нарушит своего слова. Она пройдет через это с высоко поднятой головой. Она должна.

Дрожащими руками Лоретта принялась расстегивать длинный ряд маленьких пуговиц на своем лифе. С каждым движением пальцев ее щекам делалось все горячее. Свет от костра оставлял очень мало теней, и внутри вигвама было светло, как днем. Она пыталась успокоить себя тем обстоятельством, что он видел ее обнаженной ночью, когда у нее была лихорадка, но это было давно и мало облегчало ее растерянность, когда рукава ее платья соскользнули с рук.

Если бы он был белым. Он погасил бы костер. Или, может быть, он испытал бы угрызения совести и понял, какой это варварский поступок, вынуждать добродетельную девушку к замужеству. Но он не был белым, и слово «совесть» отсутствовало в его словарном запасе. Он владел ею. Теперь они повенчаны, даже в глазах ее народа. Навсегда.

При этой мысли ею овладела паника, когда она сбросила платье с бедер и стояла, готовясь переступить через него. Ей предстояло проходить этот ритуал не однажды, но тысячи раз. Теперь она жалела, что заставила его обещать, что он возьмет только одну жену. Многоженство может иметь свои преимущества. Она могла бы затеряться среди нескольких жен, и он не стал бы беспокоиться о ней…

Наблюдая за Лореттой, Охотник чуть не рассмеялся. Она была похожа на маленькую полевую мышку, которую собирался съесть большой ястреб. Ее голубые глаза были огромными и сверкали от страха. Ее шея покраснела и стала розовой, как… Его взгляд переместился на сорочку. За тонким миткалем ему были видны тени заостренных сосков. Его живот сжало от желания. Цветки кактуса и лунные лучи. Возможно, она права, чувствуя себя подобно маленькому существу, которое будет сожрано. Он мечтал обладать ею, ласкать ее груди, прокладывать губами возбуждающие дорожки вдоль бедер, отыскивать чувствительные места на ее теле и раздражать их языком и легкими прикосновениями пальцев до тех пор, пока ее страсть не достигнет своего максимума.

Пока она возилась с ленточной перевязью, которая удерживала нижнюю юбку, и дрожь ее рук с каждой секундой усиливалась, веселое настроение Охотника превратилось в нежность, которая заполнила все его существо. Хотя она ужасно боялась, она оставалась верна данному ею обещанию и собиралась отдаться ему. Горло у него сжалось с такой силой, что он почти перестал дышать. Воспоминания об Иве над Рекой, об их первой ночи и о том, как нежно он приучал ее к занятию любовью, нахлынули на него. Эти воспоминания заставили его устыдиться теперешних мыслей. Прошло уже много времени с тех пор, как он лежал в постели с девушкой. Слишком много, если его могла развлекать такая болезненная застенчивость.

Поднявшись, Охотник разбросал костер так, что языки пламени стали слабо лизать дерево, а вигвам погрузился в мягкие тени. Затем он повернулся лицом к своей жене, опустив руки, вся его поза говорила о расслабленности.

— Голубые Глаза, иди сюда, — прошептал он.

Она вскинула голову, как испуганная оленуха, глядя большими и настороженными глазами. Внутренности Охотника сжались, и одним шагом он перекрыл расстояние, разделявшее их. Схватив ее за подбородок, он запрокинул ее голову и провел большим пальцем по дрожащей нижней губе.

— Я… — Голос ее дрогнул, и она умолкла. Глотнув, она попыталась снова. — Я сожалею, Охотник. Я помню свое обещание. Это просто оттого… я немного нервничаю.

Охотник наклонил голову и своим лбом легко прижался к ее, разводя ее руки в стороны, чтобы он смог развязать розовую ленту, которая опоясывала ее талию. Ловко действуя пальцами, он освободил нижнюю юбку, и она упала у их ног.

— Не надо бояться, — прошептал он, — ничего.

У нее перехватило дыхание, когда он развязал один из маленьких бантов, удерживавших сорочку. Он быстро развязал все остальные и провел пальцем по ее плечам, раздвигая миткаль и стягивая с ее рук. Стыд охватил ее, горячий и пульсирующий, когда дыхание вечернего воздуха коснулось ее обнаженных грудей. Она закрыла глаза, желая себе смерти на этом самом месте. Через мгновение она открыла глаза, испугавшись того, что он может сделать, пока она не видит.

Развязав шнурок, который удерживал ее панталоны, он опустился перед нею на корточки, стягивая штаны и снимая высокие ботинки. Когда он встал, у него тоже перехватило дыхание. В течение минуты он не мог отвести взгляда от нее, так зачарован он был светящейся белизной кожи, плавными изгибами тела, так долго скрытыми от него ситцевым платьем и многочисленными слоями миткаля. Положив руки на тонкую талию, он привлек ее к себе. Сердце его забилось сильно и учащенно, когда кончики маленьких грудей коснулись его тела над ребрами. В полумраке ему были видны мерцающие следы слез на бледных щеках. Он нагнул голову, чтобы ощутить их вкус кончиком языка.

— О, Голубые Глаза, ka taikay, ka taikay, не плачь. Разве моя рука на тебе когда-нибудь принесла боль?

— Нет, — прошептала она судорожно.

Решив довести до конца начатое, Охотник взял ее на руки и понес к кровати. Опустив ее мягко на шкуру, он вытянулся рядом и придвинулся вплотную. Его мужественность настоятельно напирала на сдерживающую кожу штанов. Он предполагал, что она будет сопротивляться, и, если бы она действительно стала сопротивляться, он продолжал бы с единственной целью осуществить их супружество, оставить ее страхи позади и устранить боль в своих чреслах. Но вместо драки она обвила худыми руками его шею и прижалась к нему, такая напряженная от страха, такая хрупкая, ее руки тряслись почти неудержимо.

Голосом, осипшим от слез, она сказала:

— Охотник, можешь ты сделать одну вещь для меня? Только одну небольшую вещь. Пожалуйста?

Он положил руку ей на спину и ощутил бешеное биение сердца.

— Какую вещь, Голубые Глаза?

— Ты можешь сделать это быстро? Пожалуйста? Я никогда не попрошу больше, клянусь тебе. Только в этот раз, пожалуйста?

Охотник спрятал улыбку в ее волосах и закрыл глаза, сжав ее в объятиях. Голос отца шептал ему: «Страх не похож на пыль, лежащую на листьях дерева, его нельзя смыть легким дождем». Едва он вспомнил эти слова, как его память подсунула ему дюжину других воспоминаний. В одно мгновение годы улетели прочь, и Охотник увидел себя бегущим рука об руку с Ивой над Рекой по лугу, покрытому красными маргаритками. Их смех звенит над колеблемой ветром травой, глаза блестят от избытка переполняющей их любви, и они упиваются видом друг друга. Он вспомнил так много в это мгновение — любовь, конечно, но главным образом он вспомнил дружбу, которую делили между собой он и Ива над Рекой, доверие, глупости, смех. Ода, конечно, смех… Он и его маленькая Голубые Глаза так редко смеялись вместе, что Охотнику трудно было вспомнить, когда они смеялись. Внезапно он понял, что без смеха никакой любви у них не получится. Особенно для нее.

Голосом, в котором звучали расстройство и нежное веселье, Охотник сказал:

— Ты так сильно хочешь меня, что мы должны торопиться, да?

Она напряглась и откинула голову назад, чтобы посмотреть ему в глаза. Он встретил ее взгляд ленивой улыбкой, стараясь не думать о ее сосках, трущихся о его кожу, о том, как мучительно ощущать ее бедра, прижимающимися к нему. Высвободив одну руку, он осторожно вытер следы слез с ее щек.

Издав негромкий смешок, который он закончил ; вздохом поражения, он сказал:

— Голубые Глаза, у нас еще будет много ночей лежать друг с другом. Навсегда, да? Пока мы не умрем.

— Пока смерть не разлучит нас, — поправила она.

— О да, пока смерть не разлучит нас. — Он пожал одним плечом. — Очень долгое время, да? Если я вызываю в твоем сердце такой страх, что мы должны торопиться, умнее подождать. Достаточно того, что ты будешь лежать рядом со мной, что я могу обнять тебя.

Выражение ее лица изменилось от настороженного недоверия к полному неверию.

— И ничего не делать?

Охотник разделял ее чувства. Это была самая лучшая идея из всех когда-либо приходивших ему в голову. Никогда в жизни он так сильно не стремился к обладанию женщиной.

— Ты захочешь делать что-нибудь? Ты скажи это, и мы будем делать. — Стремясь дать ей возможность не так остро ощущать свою наготу, он натянул поверх них шкуру и ослабил руку, которой обнимал ее, дав ей возможность почувствовать себя свободнее. — Расскажи мне историю. Про мою Лоу-реетту, когда она была маленькая, как Черный Дрозд.

Она смотрела на него, явно не в состоянии поверить, что он действительно имел в виду то, что сказал. Он заставил себя зевнуть, и по выражению, промелькнувшему на ее маленьком лице, понял, что был не очень убедителен.

— Тебе не хочется спать, — сказала она обвиняющим тоном.

— Ка, нет, — признался он. — Я делаю ложь, да? Чтобы сделать тебе спокойно. Мое сердце лежит на земле, когда ты боишься. Давай будем радоваться. Расскажи мне историю.

— Охотник, на мне нет ничего из одежды, — пропищала она.

Одна из его темных бровей вопросительно приподнялась.

— Ты должна иметь одежду, чтобы рассказывать истории?

— Нет. Мне кажется я… ну, в общем, это могло бы помочь мне думать.

Он вздохнул и перекатился на спину, увлекая ее за собой в изгибе своей руки. Прижав ее голову к своему плечу, он сделал невероятное усилие игнорировать ощущение ее шелковистого тела на своем и сказал:

— На этом команче надеты штаны. Я буду рассказывать истории.

И с этими словами Охотник начал говорить, улыбаясь иногда самому себе, так как он быстро обнаружил, что ему так же трудно сосредоточиться на своих мыслях, как и ей, когда она обнаженная лежит рядом. Хриплым шепотом он поведал ей о пророчестве. Когда он закончил, она пошевелилась, лежа в изгибе его руки.

— Это твоя песня?

— Huh, да.

— Но она прекрасна!

С удивлением Охотник осознал, что он был того же мнения.

— Раньше у меня было много ненависти к словам песни. — Он намотал на палец прядь ее волос, улыбаясь. — И большая ненависть к женщине с волосами цвета меда, которая когда-нибудь украдет мое сердце. Я хотел убить тебя.

— Но я не женщина твоей песни.

— Ода, ты и есть та женщина.

— В песне говорится, что Народ назовет меня Маленькой Волшебницей. Они не назвали! И никогда не назовут. Я далеко не волшебница.

— Это придет, — заверил он ее. — Должно прийти. Все слова должны.

Она увидела, как потемнели его глаза.

— Что случилось? Почему ты стал таким печальным? Мышцы его шеи взбугрились узлами.

— В моей песне говорится, что я должен однажды покинуть мой народ. Я команч. Без них я буду ничем, Голубые Глаза.

Лоретта смотрела невидящим взором на движущиеся тени, наблюдая за игрой света костра.

— Это всего лишь легенда, Охотник. Глупая легенда. Ненависть уносится с ветром? Вершины холмов и большие каньоны крови! Другие времена и новые народы? — Она повернула к нему свое лицо. — Посмотри мне в глаза. Видишь ли ты в них новое утро с новыми начинаниями?

Он пристально посмотрел на нее, а затем хриплым шепотом, который проник в глубину ее существа, он произнес:

— Да. — Он произнес это слово так, что оно прозвучало многократным эхом в ее сознании.

Именно в тот момент Лоретта поняла. Он влюбился в нее. Она смотрела на его темное лицо, находившееся от нее так близко, что они дышали вместе, и что-то в ее сердце дрогнуло от жалости к нему и к себе. Она никогда не сможет полюбить его в ответ. Каньон ненависти и горечи разделял их. В этом, по меньшей мере, пророчество было верным.

— О, Охотник, не смотри на меня так.

В какой-то момент он приподнялся на локте над нею, его широкая грудь возвысилась бронзовым навесом, его плечи закрывали свет, оставляя освещенным только лицо.

— Ты украла мое сердце.

— Нет, — прошептала она. — Не говори так, даже не думай. Разве ты не понимаешь? Я никогда не полюблю тебя, Охотник. — У нее участился пульс. — Я боюсь…

Он положил на губы палец, взгляд его глаз стал теплым.

— Лежать со мной? Я не слепой, Голубые Глаза. Твое сердце лежит на земле от воспоминаний. Это пройдет. Ты придешь ко мне. Ты захочешь, чтобы я положил на тебя свою руку. Так будет. Боги сказали это. Она отвернулась.

— Я буду лежать с тобой, потому что я обещала и дала клятву перед Богом и священником. Но я никогда не захочу, никогда. — Рыдание застряло у нее в горле. — О Боже, что я делаю здесь? Я не хочу причинить тебе боль, Охотник, правда, я не хочу.

Он улегся рядом с нею и притянул ее снова в изгиб своей руки, прижав светлую голову к своему плечу.

— Kataikay. Ш-ш-ш, Голубые Глаза. Не плачь. Это будет хорошо.

— Как может быть хорошо? Я здесь, как в ловушке. Я не могу уйти. Я надавала обещаний и не уверена, смогу ли сдержать их. Мне страшно, Охотник. Я боюсь тебя и твоих людей, даже себя. Как может все быть хорошо?

— Это будет хорошо. Мой народ примет. Ты будешь заодно с ним, с этого момента, жена воина. Со временем ты захочешь быть рядом со мной. Твой страх уйдет. Ты будешь видеть. До тех пор этот команч подождет.

— Ждать? — прошептала она. — Ты хочешь сказать… — Она замолчала и посмотрела на него. — Ты не… заставишь меня?

Горло Охотника сжалось.

— Я не делаю никаких обещаний для тебя. Я жду теперь, да? Мы посмотрим, где наши мокасины упадут.

Чтобы успокоить ее, он начал рассказывать истории о своем детстве, о своем первом луке, выкинув часть о том, как попал в отца, о своей первой драке, о своей первой охоте. Он дошел до рассказа о своих победах, когда почувствовал, что ее тело, прижимавшееся к нему, расслабилось и ритм дыхания изменился. Его голос стих. Он смотрел вверх в темноту, обуреваемый желанием, которое нельзя было погасить. Пройдет еще немало времени, прежде чем он последует за своей Голубыми Глазами в черные глубины сна. Очень много времени.

Когда Лоретта проснулась на следующее утро, Охотника и ее брошенной одежды не было. Рядом с нею, на шкуре, — лежали юбка и блуза из оленьей кожи и пара красивых мокасин. Дрожащими руками Лоретта развернула блузу, узнав в ней ту, над которой трудилась Девушка. «Ein mah-heepicut», — прошептала ей Девушка. Теперь Лоретта знала, что слова означают «это твое». Глаза ее наполнились слезами.

Когда она подняла юбку, чтобы рассмотреть, в вигвам вошел Охотник, заставив ее спрятаться под прикрытием бизоньей шкуры. Блеснув озорной улыбкой, он сказал:

— Девушка послала одежду. В следующий раз ты не будешь завернута в такое большое количество wan-nup, да? Нам понадобится меньше времени, чтобы ничего не делать.

Он повернулся и ушел раньше, чем Лоретта осознала, что он пошутил. Еще больше времени потребовалось для того, чтобы она улыбнулась. За этой шуткой скрывался большой смысл. «В следующий раз понадобится меньше времени, чтобы ничего не делать». С легкостью в сердце Лоретта спрыгнула с кровати и облачилась в красивые одежды, которые Девушка сделала для нее. Все отлично подходило по размерам и сидело хорошо.

С пылающими щеками она провела рукой по мягкой, податливой коже, которая касалась груди. С тем же успехом она могла остаться обнаженной. Сзади блуза была чуть ниже талии, опускаясь прямо от границы бюста, свободная и легкая. Зная о привычке Охотника залезать руками к ней под одежду, она не могла себе представить, как будет носить эту блузу. Юбка не была намного лучше, достигая до колен, с легкой бахромой по окружности. Никакой нижней одежды или белья, ничего! Это было ужасно.

В горле Лоретты образовался небольшой ком, когда она посмотрела ниже изящно скроенной юбки на мокасины, красиво украшенные бисером. Девушка потратила так много времени и вложила столько труда. Лоретта понимала, что обидит ее, если откажется носить одежду. А этого она не могла допустить.

Лоретта подумала о своей матери, как бы чувствовала она себя, увидев свою дочь одетой, как сквау команчей. Эти мысли привели ее к другим, а именно, что, нравится это ей или нет, она не просто выглядела сквау команча, а в самом деле была ею, повенчанная со знаменитым своей жестокостью Охотником, который мог делать с нею все, что хотел и когда хотел, до тех пор, пока она не умрет.

ГЛАВА 21

В течение нескольких следующих дней жизнь в деревне приняла оборот, который для Лоретты был не то чтобы приятным, но по меньшей мере выносимым. До сих пор Охотник не осуществлял своих супружеских прав. Красный Бизон, к ее большому облегчению, отправился с друзьями на охоту, поэтому она была избавлена от его беспокоящего присутствия, и, как обещал Охотник, Лоретта была вольна ходить в деревне куда вздумается.

Со времени ее свадьбы с Охотником у большого костра отношение к ней со стороны жителей деревни изменилось. Все индейцы проявляли готовность бросить свои дела, чтобы помочь ей освоиться в новых условиях. С помощью Девушки Высокой Травы и матери Охотника Лоретта медленно привыкала больше говорить на языке команчей, что давало ей возможность общаться с другими женщинами и позволило обзавестись друзьями. Та, Которая Трясется, пожилая женщина, жившая за несколько вигвамов от вигвама Охотника, отвела как-то Лоретту в сторону, чтобы показать ей, как готовить пеммикан, основу рациона команчей, представлявший собой смесь перетертых в порошок мяса, жира и сушеных фруктов. Лоретта также принимала участие в неприятной для нее работе по обработке шкур после одной очень удачной охоты на бизонов, а теперь она была занята изготовлением своей первой пары мокасин из куска старой кожи, который дала ей Девушка.

Активное участие в повседневной жизни деревни позволяло Лоретте ощущать себя нужной. Она ходила с женщинами на реку купаться по ночам. Было приятно смотреть по сторонам и видеть узнаваемые лица, улыбаться и получать ответные улыбки.

Другим подбадривающим ее обстоятельством было выздоровление Эми. Лоретта поражалась тому, как быстро возвращалось к ребенку ее прежнее веселое состояние духа, и она вскоре поняла, что в значительной степени причиной этого было общение с Быстрой Антилопой. Юный воин просто обожал Эми и проводил с ней часы в прогулках вдоль реки, закладывая основы дружбы, от которой Эми вся светилась.

В противоположность Лоретте тот же самый период времени явился для Охотника испытанием. Тогда как отношения Быстрой Антилопы с Эми развивались быстро и устойчиво, его отношения с Лореттой оставались на том же уровне. Она продолжала идти на разные уловки, чтобы не спать с ним вместе, выбирая вместо этого матрац, на котором спала Эми, где ей было довольно неудобно. Осложнению их отношений способствовало также то обстоятельство, что Яркая Звезда развернула целую кампанию, чтобы заставить Охотника обратить на нее внимание.

Охотнику казалось, что, куда бы он ни повернулся, Яркая Звезда оказывалась поблизости, трепеща ресницами и краснея, так явно стараясь обратить на себя внимание, что его жена не могла долго оставаться в неведении. Охотнику не хотелось подвергать Яркую Звезду позору, посмеявшись над нею. В то же время он не хотел, чтобы у Лоретты создалось впечатление, что он поощряет девушку. У него и без того было достаточно проблем.

Пока он обдумывал ситуацию, пытаясь найти способ заставить Яркую Звезду оставить его в покое, юная девушка усилила свои действия, и, как боялся Охотник, Лоретта наконец поняла, что происходит. Когда это случилось, досталось Охотнику.

— Кто эта девушка? — спросила Лоретта однажды вечером.

— Какая девушка? — Охотник почувствовал, как шея его становится горячей, и избегал смотреть в глаза жены, которые метали молнии.

— Эта девушка, у которой что-то с глазами. Охотник попытался угодить Лоретте, бросив на Яркую Звезду презрительный взгляд.

— Она сестра моей женщины, которая умерла. — Он согнулся над затачиваемым наконечником стрелы. — Ее зовут Яркая Звезда.

— У нее не такой уж яркий вид. У нее что, нервный тик, или она всегда моргает так?

Охотник подавил готовый вырваться взрыв смеха.

— Она делает глаза, да?

— Тебе?

Он выпрямился и вопросительно приподнял бровь.

— Ты думаешь, она делает глаза тебе? Лоретта напряглась.

— Ты находишь это смешным? Разве она не понимает, что ты женат… — Вспышки в ее глазах стали еще ярче. — Ода, как глупо с моей стороны. Я забыла, что ты можешь иметь целое стадо жен.

Охотник вздохнул и отложил наконечник для стрелы в сторону.

— Этот команч не имеет никакого желания для стада жен. Одна жена приносит достаточно много неприятностей.

— Ты хочешь сказать, что я делаю твою жизнь несчастной? Если это так, зачем ты женился на мне? Почему не женился на ней?

Охотник различал ревность, когда видел ее проявления. Все другое потерпело неудачу. Нужна была новая тактика.

— Я мог. Яркая Звезда думает, я буду хорошим мужем, да?

— Она может иметь тебя.

Это был не совсем тот ответ, которого ожидал и надеялся получить Охотник.

— Ты имеешь меня навсегда до тех пор, пока мы не умрем. Это было твое желание.

Внутри у нее все кипело и она не могла вымолвить ни слова.

— Ты вынудил меня к этому фарсу свадьбы! Он снова пожал плечами.

— И ты не хочешь своего мужчину. Это достаточно печальная вещь. — Он указал большим пальцем в сторону Яркой Звезды, которая все еще строила глазки. — Она хочет то, что ты не хочешь. Тем не менее ты сердишься? Это boisa, Голубые Глаза.

Лоретта вскочила, прижав руки к бокам.

— Похоже на то, что тебя обвели вокруг пальца, ты, бедный мужчина. Ну так разреши мне сказать тебе кое-что!

— Я здесь.

Она выставила вперед маленький подбородок.

— Пока у тебя будут бродячие глаза, эта женщина не будет иметь тебя в своих бизоньих шкурах, даже если ты будешь ползать на коленях и умолять ее об этом. Это ясно? — Она махнула рукой в сторону Яркой Звезды. — Ты можешь иметь ее! Ты можешь иметь всех женщин в деревне! Будь моим гостем. Но ты не можешь иметь меня также, в этом не заблуждайся!

С этими словами Лоретта повернулась и побежала в вигвам. Охотник сидел с минуту, прислушиваясь к доносившимся до него приглушенным звукам. Всхлипывания. 'Зарычав, он схватил почти законченный наконечник для стрелы, который он затачивал, и швырнул его в кусты.

У Яркой Звезды был удивленный вид, когда Охотник вскочил на ноги и повернулся к ней. По выражению ее лица он понял, что она слышала плач Лоретты. Он медленно пошел к ней. Не боясь обидеть ее, он должен был сказать, что не собирается жениться на ней. Чувства Лоретты были основной его заботой.

— Я не нравлюсь твоей Лоу-реетте? — осведомилась дрожащим голосом Яркая Звезда.

Охотник сжал плечи девушки.

— Это не ты, маленькая сестра. Она, Белые Глаза, да? Мысль о двух женах в моем вигваме делает ее очень сердитой. — Охотник потрепал по подбородку Яркую Звезду. — Ты красивая, Яркая Звезда, и ты уважаешь меня, но теперь я женат на желтоволосой. Я должен идти новым путем, да? Моя Лоу-реетта никогда не примет тебя. Если ее сердце печально, печально и мое.

Яркая Звезда прекратила строить глазки и стала больше походить на себя такую, какой она была прежде.

— Ты действительно думаешь, что я красивая, Охотник?

Охотник прижал свой лоб к ее и обвил рукой.

— Ты красивая. Твое лицо заставляет меня думать о моей женщине, которая умерла.

Яркая Звезда зарделась.

— Ты говоришь слова, чтобы дать моему сердцу радость. Я никогда не смогу быть такой красивой, как моя сестра.

— Ты ее лицо на поверхности воды.

— Ты правда так думаешь?

— Посмотрела бы ты, какими взорами смотрят мужчины тебе вслед.

Яркая Звезда отстранилась, чтобы ей было видно его лицо.

— Даже Красный Бизон?

Охотник внимательно посмотрел в глубину ее темных глаз.

— Тебе нравится мой двоюродный брат? Она закусила губу.

— Это не сердит тебя, не так ли? Я никогда не оскорбляла тебя взглядом в его сторону. Я только спросила, потому, ну, так как ты не хочешь меня. Я не думала, что ты…

— Яркая Звезда, нет! Я не сержусь. — Охотник облегченно рассмеялся и уперся руками в бока. — Красный Бизон очень одинокий мужчина. Мне было бы приятно, если бы он нашел жену. — Он взглянул на нее задумчиво. — Ты маленькая ласка! Я никогда не подозревал, что ты имеешь интерес к Красному Бизону.

Выражение ее маленького лица смягчилось.

— Он не красив, я знаю. Но он очень храбрый и сильный! И всегда добрый. Обратил ли ты внимание, как нежен он с детьми? Из него вышел бы хороший муж, мне кажется, если бы он… — Облако неопределенности затуманило ее улыбку. — Если бы он только заметил меня. Мне кажется, что он даже не видит меня.

— Поверь мне, он видит тебя, Яркая Звезда. Яду-маю, что он просто притворяется, что не замечает тебя, так как уверен, что ты не обращаешь на него внимания.

— Но он чудесен. Почему он думает так?

— Потому что он сильно изуродован. — Охотник вздохнул. — Ты доверишь мне поговорить с ним? Когда он вернется с охоты?

— Нет! Он подумает, что я навязываюсь. Охотник поднял руку.

— Я не скажу ему о нашем разговоре. Я просто скажу, что, мне кажется, ты интересуешься им. Если я не скажу, он будет продолжать смотреть сквозь тебя, и у тебя появится снег в волосах прежде, чем он догадается о твоих чувствах.

Она расслабилась и улыбнулась.

— Ну, что ж… — Взор ее переместился к вигваму. — Охотник, я думаю, мне лучше уйти, да? Чтобы ты мог наладить мир с твоей женщиной.

С гримасой Охотник кивнул.

— Ее сердце лежит на земле.

— Это из-за меня? Я поговорю с ней.

— Не думаю, что это безопасно, — сказал он скривившись.

Гнев не был подходящим словом для характеристики душевного состояния Лоретты. Она была не только взбешена, но чувствовала себя ужасно обиженной. Это пугало ее. Она ведь не влюблялась. Не влюблялась. Ну и что, если Охотнику нужно иметь дюжину жен? Какое ей до этого дело? Ее это ни капельки не волнует. Ей абсолютно все равно! Ведь он ей совсем не нужен. Почему же тогда она плачет?

Боль накапливалась в горле. Она взяла горшок, пытаясь заставить себя думать о том, что она приготовит на обед, но образ Охотника стоял перед глазами. Она мысленным взором видела его темные глаза, которые наполнялись теплом, когда он смеялся, его рот, изгибающийся в кривую усмешку, от которой у нее останавливалось сердце, его теплые руки, обнимающие ее.

Она умрет, если увидит, что он проделывает все это с кем-нибудь еще. Что же происходило с нею? С каких пор стал он так важен для нее?

Это было несправедливо! Он втерся к ней в доверие, стал ей небезразличен. А теперь он там проделывает все это снова с этой глупой девчонкой! Новые слезы жгли глаза Лоретты. Если все это называлось любовью, то ей ничего этого не надо. Она чувствовала себя мокрой тряпкой, которую кто-то выжимает. И самое худшее заключалось в том, что она боялась выйти туда и предпринять что-либо. Если бы она это сделала, это было бы признанием того, что он ей небезразличен. Как только он поймет это, он станет требовать от нее доказательств. Она посмотрела в сторону кровати и в животе ее возник узел. Образы прошлого нахлынули на нее. Она с треском хлопнула горшком. Она не могла, просто не могла…

В ту минуту, когда Охотник вошел в вигвам, Лоретта смахнула слезы со щек и начала стучать горшками с такой силой, что в ушах у нее звенело. Как это ни было странно, она снова впала в гнев, чтобы скрыть свою обиду. Гордость не позволяла ей показать ему свои истинные чувства.

— Голубые Глаза, мы должны поговорить, — негромко сказал он, останавливаясь, чтобы привязать плотно-закрытый клапан двери.

— Иди разговаривай с Яркой Звездой, — отрезала она, хотя вовсе не хотела, чтобы он это сделал в действительности.

— Я хочу говорить с тобой. — Он медленно подвинулся к ней. — Я сказал Яркой Звезде, что я не женюсь на другой.

Лоретту одолевало желание броситься к нему в объятия и заплакать, услышав его шепот: «Это хорошо», как он всегда делал, когда все шло не так, как надо. Вместо этого она повернулась к нему.

— И я предполагаю, она пожалела тебя за твою сделку? Бедный, бедный Охотник, остался навсегда с одной женщиной! — Она попыталась гневно взглянуть на него, но не могла решиться встретиться с ним взглядом. — Я думала, пока ты там ворковал с нею. И я решила, еще дюжина жен здесь меня устроит вполне. Ты прав! Это boisa для меня чувствовать… — Она замолчала и сглотнула, отвернув лицо. — Я не жена тебе… — Голос ее затих и превратился в писк. — И, боюсь, никогда не стану ею.

Охотника всего скрутило, когда он увидел боль в ее глазах. Он не хотел причинять ей боль, он хотел заставить ее взглянуть правде в лицо. Почему, что бы он ни делал, все получалось неправильно? Сидя на краю кровати, он наклонился и оперся локтями о колени.

— Голубые Глаза, ты будешь хорошей женой со временем, — сказал он серьезно.

— Нет, я не буду. — Ее взор, полный отчаяния и слез, встретился с его. — О Охотник, что со мной такое?

Глядя в ее маленькое лицо, Охотник понял две истины: он не хотел, чтобы она была похожа на других, и, правильно или неправильно, он должен довести свое мучительное ожидание до конца ради них обоих. Один раз отец дал ему плохой совет.

— Голубые Глаза… — Охотник вздохнул и сплел пальцы, задумавшись, потому что он не хотел сказать что-нибудь невпопад. — Можешь ты сказать слова этому команчу, чтобы он понял тебя?

— Я боюсь.

— Ода, боишься. — Он посмотрел на ее мокасины, украшенные бисером. — Потому что я команч?

Она зажмурила глаза.

— Дело не в этом. Это лишь оправдание! Настороженно Охотник спросил:

— Тогда что делает твое сердце печальным?

Она закусила нижнюю губу и, запрокинув голову, стала рассматривать отверстие для выпуска дыма. По прошествии нескольких секунд она фыркнула и сказала:

— Ты мужчина.

У нее был такой несчастный вид, что Охотник вынужден был скрыть улыбку. Он начал было говорить, затем передумал. Прочистив горло, он перенес внимание с ее дрожащего рта на ее нервные руки, думая, как уменьшить ее страхи. Терпеливое ожидание не помогло.

Она снова закрыла глаза и издала звук, как будто ей трудно было дышать, отворачиваясь от него.

— Женись на Яркой Звезде. Это справедливо. Яне думаю, что ты станешь ждать из-за меня целую вечность… — Она еще раз сердито ударила себя по щекам. — Она очень красивая. Если ты не хочешь ее, ты ненормальный. И ясно, что она хочет тебя. Почему ты должен быть привязан ко мне?

Он резко встал на ноги и медленно подошел к ней сзади. Она вздрогнула, когда он взял ее за плечи.

— У меня нет желания жениться на Яркой Звезде. Ты жена, которая мне нужна. Одна жена, навсегда.

— Разве ты не слышал, что я сказала? Я не могу быть твоей женой. Я… — Ее бросило в дрожь, и она обхватила себя за талию. — Я трусиха, Охотник. Как будто ты не догадался уже об этом! И лучше не будет. Я думала, что станет лучше, но все делается только хуже! Если бы только я была больше похожа на Эми. После всего, что с нею случилось, она…

— Ты не Эй-мии, — перебил он ее мягко. — Она ребенок, с моей сильной рукой, чтобы защищать ее. Много taum потом она выйдет замуж и должна будет встать перед лицом воспоминаний, да? Но сегодня она убегает от них. Ты не можешь больше убегать. Годы прошли, и то, что случилось давно, теперь идет рядом с тобою.

Охотник привлек ее к своей груди и опустил голову, прижавшись к ее волосам.

— Голубые Глаза… — Он провел губами вдоль прядей волос, пока не нашел сладкий изгиб шеи. — Сделай для меня картину, да? Чтобы я мог увидеть, чего ты боишься.

— Что это даст хорошего?

— Страх сильный противник. Я буду стоять рядом с тобой.

Она вздохнула.

— Охотник, я боюсь тебя.

Отпустив ее плечи, он провел руками по ее телу, поместив ладони под грудями. Он улыбнулся тому, как она схватила его запястья, постаравшись удержать руки на одном месте.

— Ты боишься меня, потому что я мужчина?

— В этом нет ничего смешного.

— Я не смеюсь. Это печально, да, что твой муж мужчина. Очень страшная вещь.

Она вознаградила его робким смехом, глядя на него через плечо.

— Ну дело не совсем в том, что ты мужчина. Это все из-за того, что должно случиться между нами, потому что ты мужчина.

— Много хороших вещей. — Он почувствовал, как она напряглась. —Маленькая, ты будешь мне доверять. Яне делаю лжи. Между нами всегда будет хорошо.

— Я пытаюсь поверить в это, правда, пытаюсь. И тогда я вспоминаю.

— Сделай картину воспоминаний, а?

— Я не могу. Охотник крепче сжал ее.

— Это память о твоей матери?

— Да, — призналась она. — О моей матери и о том… что команчи сделали с нею. Воспоминания преследуют меня, и я испытываю такой страх. Я начинаю думать, что это будет также, ну, понимаешь, между тобой и мной. И тогда я начинаю думать, когда это случится. И прежде, чем я успеваю что-нибудь обдумать, время ложиться спать. И я боюсь, что эта ночь будет та самая ночь. Я чувствую, как ты наблюдаешь за мною. И я боюсь, что ты рассердишься, если я буду спать с Эми.

— И я налетаю, как ветер, да? Сердитый потому, что ты спишь отдельно от меня?

— Нет, но я знаю, что ты сердишься каждую ночь.

— Так что ты ждешь, пока я сержусь, и это не приходит. — Он повернул ее в своих руках и поднял подбородок, чтобы видеть ее глаза. — И страх растет до тех пор, пока он не становится большим, как бизон?

— Да, — призналась она дрожащим, тонким голоском.

Охотник вздохнул и прижался щекой к макушке.

— О маленькая, я достаточно точно глупый мужчина. Мы должны поговорить, да? Это было моим желанием сделать твой страх маленьким, небольшим. Стать твоим хорошим другом, не врагом.

— Охотник, я так хочу, чтобы мы снова стали друзьями. Вспомни наше путешествие к моим деревянным стенам? Иногда… я думаю о том времени и… — Голос ее прервался, и у нее вырвался стон. — Я чувствовала себя такой близкой тебе, и мне было так грустно прощаться с тобой.

— А теперь сердце твое не поет дружбу ко мне?

— Ты мой муж.

— Я хочу быть твоим другом. — Он отклонился назад, чтобы видеть ее лицо. — Разве я не могу быть обоими? Ты украла у меня мое сердце, Голубые Глаза.

— О Охотник…

— Ты будешь моим другом снова? — спросил он хриплым голосом. — Мы будем смеяться вместе, да? И ты будешь лежать рядом со мною, когда мы спим, без страха, потому что моя рука на тебе — рука твоего хорошего друга.

— Я бы хотела, чтобы мы снова стали друзьями, правда.

— Тогда это будет так. — Он прижался к ее уху.

— Но, Охотник, разве ты не понимаешь? Ведь мы женаты.

— О да, женаты. — Мысли Охотника вертелись вокруг этого слова, и он пытался понять, какие образы вызывает оно в ее воображении. — И хорошие друзья, да? Доверяй. Это последний раз. Моя рука на тебе вызывает боль?

— Нет, — хрипло прошептала она.

— Я бил тебя?

— Нет. — Она прижалась крепче к нему и обвила руками его шею. — О Охотник, что ты думаешь обо мне?

— Я думаю, в тебе есть большой страх.

— Без всякой причины. Ты никогда не был жесток со мною, никогда, и тем не менее… — По ее телу пробежала дрожь. В каком-то порыве она рассказала ему о тех многих ночах, когда она слышала плач тети Рейчел. — Я говорю себе, что у нас с тобой так не будет, что Генри злой, как смертный грех, и поэтому она плакала, но… — Голос ее прервался, и она сглотнула. — А что, если не так? Что, если все именно так ужасно, как я думаю?

Видя все ее глазами, Охотник поймал себя на том, что снова улыбается. Он подумывал о том, чтобы сказать ей, что многие женщины плачут, когда мужчины любят их, но решил, что это будет неумно. Он провел рукой вверх по ее спине, сгорая от желания касаться ее нежной кожи вместо кожаной одежды. Но он сдержался, не желая разрушить достигнутого и спугнуть ее.

— Больше не будет страха, да? Если я буду сердиться, я принесу тебе ложку моей матери.

Она фыркнула и засмеялась.

— Много толку будет от этой ложки.

Плавным взмахом он поднял ее на руки и понес на кровать, притворяясь, что не замечает возгласа удивления или безумных попыток одернуть юбку. Он сел, упершись спиной в кривой столбик кровати, положив ее на свои колени так, что она плечами опиралась на его руку. Глядя в ее настороженные глаза, он играл с локоном на ее виске, зачарованный тем, как он наматывался на его палец.

— Голубые Глаза, ты должна сделать для меня картину. Дня, когда умерла твоя мать.

Крошечный мускул в ее веке дрогнул, а рот задрожал.

— Я не могу говорить об этом. Я не могу, Охотник. Пожалуйста, не спрашивай.

— Мое сердце тоже печальное воспоминаниями, — прошептал он хрипло. — Давай обменяемся. Я сделаю картину моих воспоминаний, а? А ты будешь делать картину для меня.

— Мои воспоминания так ужасны.

Охотник вздохнул и, откинув голову назад, уперся ею в столбик. Поделиться своими воспоминаниями будет нелегко. Его грудь сжалась, когда он заставил свои мысли вернуться на несколько лет назад, к той давно прошедшей ночи, когда он поклялся над обрывом убить ту самую женщину, которую держал сейчас в своих руках. Вспышка боли пронзила его существо, но быстро погасла. Его воспоминания об Иве над Рекой были прекрасными и сладкими. Он приветствовал бы их возвращение. Но они больше не обладали силой, способной уничтожить его.

Хриплым шепотом Охотник начал свой рассказ, который он никогда не доверял ничьим ушам. Начав его, он не был уверен в том, что сможет довести до конца. Однако слова вырывались из его уст, грубые и некрасивые, изображающие картину резни, которая случилась в тот день, медленной смерти его жены. Когда он Закончил, в вигваме воцарилась жуткая тишина. Женщина, которую он обнимал, застыла в неестественной неподвижности.

Наконец она пошевелилась и обратила на него взор своих испуганных голубых глаз.

— О Охотник, ты любил ее очень сильно, не так ли?

Он коснулся пальцами ее щеки.

— Эта любовь была вчера.

Лоретта уткнулась лицом в его грудь, вдыхая запах его кожи, наслаждаясь смесью запахов кожи, дыма и масла, которая когда-то казалась ей такой отталкивающей. Охотник. Когда же, с каких пор стал он так важен для нее? Она почти что видела его, держащего свою мертвую жену так же, как он держал сейчас ее, ссутулившись от боли. Она испытывала физическую боль, сочувствуя ему и молодой женщине, чья жизнь была прервана теми жестокими белыми мужчинами. Не спрашивая, Лоретта поняла, что Охотник выследил насильников своей жены и отомстил за нее. История, слышанная тетей Рейчел, была, вероятно, правдой. Ожерелье его жены, мужчина, который надругался над нею и убил ее и неродившегося ребенка. Да, Лоретта видела, что Охотник полон гнева. Она не могла осуждать его за это.

— Ты будешь делать обмен? — прошептал он.

У Лоретты перехватило дыхание, и она сглотнула. Как ни ужасны были воспоминания Охотника, ее собственные были хуже. Ей суждено вечно терзаться ими, если она не избавится от них. Она понимала это. Но говорить об этом было невозможно.

— Я не могу. Так много мужчин, мужчин команчей, вроде тебя. Когда я думаю об этом, у меня перехватывает дыхание.

— Команчи мужчины не вроде меня. — Он снова оперся спиной о столбик. — Разве я осуждаю тебя за то, что сделали Белые Глаза с моей женщиной, которая умерла?

— Нет, но…

— Я не поднимал своей руки против твоей матери, маленькая. Не имей ненависти ко мне. Ненавидь мужчин, которые ее убили, но не этого команча.

— О Охотник, я не ненавижу тебя.

— Значит, ты будешь делать картину?

— Я не знаю, с чего начать.

— Ты увидела, как идут команчи, да? Их было много? Ты испугалась? Было солнце? Темно? Ты будешь говорить мне. Немного, да?

Воспоминания нахлынули с ослепительной четкостью и ясностью. Она напряглась, когда уши ее наполнились эхом прошлого. Запинаясь, она начала. В висках у нее стоял шум, который делал ее голос далеким. Сначала она не была уверена, произносит ли она в действительности слова, формировавшиеся у нее в голове. Затем она увидела мрачное выражение на лице Охотника и поняла, что в самом деле говорит.

Рука, обнимавшая ее за плечи, сжалась. В свою большую ладонь он взял обе ее руки, сжимая и растирая пальцы, как бы для того, чтобы согреть их. Его сила вливалась в нее, успокаивала, согревала. Она сможет справиться со всем, когда он ее держит, подумала она. Со всем… даже с ее кошмарами.

Сердце Охотника сжималось, когда он слушал ее. Он пытался увидеть ее такой, какой она была тогда, и представлял себе ее похожей на Эми, хрупким ребенком, застывшим от ужаса, на глазах которого происходили события, с трудом поддающиеся описанию. Он поймал себя на том, что хотел бы вернуться назад во времени, в тот день, и быть вместе с нею в ее укрытии, спрятать ее лицо на своем плече, заткнуть ее уши, чтобы крики не пугали ее. Так как это было невозможно, он прижимал ее теснее к себе, пытаясь единственным доступным ему способом облегчить ее рассказ.

Команчи не только изнасиловали Ребекку Симпсон, но вводили в ее тело всякие инородные предметы, вымещая на ней и ей подобных свою ненависть, изуродовав ее в соответствии с их религиозными верованиями, чтобы она не могла перейти из этого мира в страну мертвых. Охотник подозревал это, знал об этом, но, услышав историю из уст Лоретты, он представил себя белым ребенком, видящим мир сквозь мглу ужаса. Ребекка Симпсон стала для Охотника реальной фигурой, не безликой желтоволосой, а матерью его женщины, кем-то, кого Охотник должен был любить. Его люди убили ее не быстрым, милосердным способом, а медленным и мучительным.

Охотнику оставалось только удивляться, что после всего случившегося Лоретта ему доверяет, позволяя держать ее, как он держал ее в эту минуту; обратившиськ нему за помощью, когда Сантос похитил Эми. Было ли удивительно, что ложь Красного Бизона испугала ее? Или что она дрожала от ужаса при мысли о том, что ей придется лежать рядом с мужчиной команчем?

— Перед смертью она умоляла Бога простить их, — прерывистым голосом, сквозь слезы говорила Лоретта. — Она была такая хорошая, Охотник. Я не могу припомнить ни одного случая проявления жестокости с ее стороны ни к одному из людей или животных. Она не заслужила такого конца.

— Нет.

— И я обязана ей гораздо большим! Я осталась жива, Охотник. Она кричала и кричала, и звала на помощь! А я ничего не сделала. Ничего!

Слезы жгли глаза Охотника. Он ссутулился над нею.

— Ты была ребенком.

— Трусихой, я была трусихой! — Ужасное, душераздирающее рыдание вырвалось у нее. Она обвила руками его шею и прижалась лицом к нему. — Именно этого я не могу забыть! Что я пряталась там, слыша ее крики. О, почему я ничего не предприняла?

— Ты была бы мертвой сейчас, Голубые Глаза. Команчи убили бы тебя такой же медленной и мучительной смертью. Одна маленькая девочка против многих воинов? Ты не могла ничего сделать.

— Я могла бы умереть с достоинством!

— Не с достоинством — с большой болью. Ты не трусиха.

— О да, я трусиха! Посмотри на меня! Я боюсь позволить тебе, моему мужу, дотронуться до себя. Ты был так добр со мной и с Эми. Я должна была преодолеть эти чувства! А я не преодолела их! Я даже не знаю, почему ты до сих пор хочешь меня!

Рот его искривился в печальной улыбке, когда он вспомнил, как она одна вышла навстречу сотне команчей, одна маленькая женщина против отряда.

— Ты делаешь улыбку у меня внутри, вот почему я хочу тебя. Как мужчина хочет свою жену. — Он провел рукой вверх по ее спине, массируя напряженные мышцы. — Ты будешь доверять этому команчу? Как ты доверяла, когда приехала по большому кругу назад ко мне? В этот последний раз ты будешь доверять? Никакой боли и никакого позора. Это обещание я делаю для тебя навсегда.

Она шумно выдохнула воздух.

— Охотник, я боюсь.

— Нечего бояться. Ты будешь доверять, а я буду прогонять твой страх, да?

По ее телу пробежала дрожь.

— Я делал ложь тебе?

— Нет, никогда.

— Тогда ты будешь доверять один последний раз?

— Что ты будешь делать, если я скажу нет? Охотник молча молился, чтобы она этого не сказала.

— Я буду кушать тебя и чистить зубы твоими костями.

Она рассмеялась пронзительным, нервным смехом, и глаза увлажнились слезами.

— Или побьешь меня?

— О да, я буду бить тебя очень долго. — Он прижался губами к ее виску, пытаясь определить степень ее страха. В ожидании ответа его тело напряглось. — Голубые Глаза, ты будешь говорить мне, да?

— Ночью? Сейчас?

— Да, ночью. До того, как это время между нами пройдет.

Когда она продолжала сидеть, молча наблюдая, Охотник поднял ее с колен и встал, прижимая ее к себе. Она следила за каждым его движением, готовая в любой момент вырваться. Руки Охотника дрожали, когда он развязывал тесемки, сдерживающие ее волосы, и проводил пальцами сквозь спутавшиеся золотистые пряди, опуская их мерцающим облаком на ее плечи. Затем он взял ее лицо в ладони и медленно наклонился. Ему так хотелось заставить песню радости зазвучать внутри нее. По-своему он также, как она, боялся ее воспоминаний.

Когда его губы приблизились плотную к ее, нервы Лоретты дрогнули. Вот оно настало, назад поворота нет. Его рот приблизился на расстояние одного дюйма, затем еще ближе. Ее глаза расширились. Затем их губы соприкоснулись, шелк к шелку, их дыхание смешалось, сблизившиеся ресницы трепетали. Мозг ее посылал отчаянные предупреждения, в то время как чувства вышли из-под контроля. Что-то глубоко внутри нее ускорило свои биения, возбуждая порывы желания. Она отвернулась, дрожа, когда его рот продвинулся по щеке к уху.

— Охотник? — Она схватила его за плечи для поддержки, впиваясь ногтями в его тело. — Охотник?

— Я здесь. Будь спокойна. — Его рука переместилась на ее затылок и повернула ее лицо к нему. — Будь спокойна.

Ноги у Лоретты стали ватными. Когда его рот снова приблизился к ее, в ее голосе промелькнули сотни возможностей, одна страшнее другой. Затем чувственность стерла все. Остался только Охотник, теплый и нежный, державший ее в руках, твердых, как камень, его руки поддерживали ее.

Даже будучи такой неопытной в отношениях между мужчиной и женщиной, она почувствовала, что поцелуй был чем-то новым для него, что он сделал это только для того, чтобы сделать приятное ей. Но после нескольких пробных покусываний он овладел искусством, захватывая ее рот с потрясающей полнотой, его язык проникал в глубины рта, пробуждая в ней чувственный ритм, старый, как само время. Лоретта приникла к нему, запуская руки в его волосы, забыв на минуту о своем страхе. Обняв ее, он прижал ее теснее к себе. Она ощущала биение его сердца. Или, может быть, это билось ее собственное сердце? Это не имело никакого значения. Все, что имело значение, были захлестнувшие ее чувства.

Когда наконец Охотник отклонился, чтобы вдохнуть воздух, взгляд его темных глаз был окутан нежностью. Он улыбался медленной, задумчивой улыбкой и, опустив девушку вдоль своих бедер, позволил ее ногам коснуться пола. С чрезвычайной медлительностью он взялся за край блузы и поднял кожу, скользя по ребрам, задевая возбужденные груди. Лоретта устремила свой взгляд на него, пытаясь подбодрить себя.

— Мне страшно, — сказала она дрожащим голосом.

— Мне страшно рядом с тобой, — пробормотал он.

— Тебе? Но почему ты…

— Потому что ты солнечный свет. Потому что ты делаешь песню радости внутри меня. Я имею очень большой страх, что ты уйдешь от меня. — Он стянул с нее блузу через голову и отбросил в сторону. Улыбаясь, он разгладил ее волосы, затем поднял их и снова опустил на плечи, расположив так, чтобы они покрывали груди. Скользя ладонями по телу, он нащупал завязку, поддерживающую юбку, и быстро развязал узел. — Nei com-maz-peein.

Она схватилась за юбку.

— Что это значит?

— Я люблю тебя.

— О Охотник.

Он потянул юбку из ее рук и дал ей упасть, затем опустился на одно колено перед нею, стараясь не смотреть на нее, пока расшнуровывал мокасины. Он согнул ее ногу, чтобы снять мокасин, и, прежде чем она успела догадаться о его намерении, опустил голову, чтобы поцеловать внутреннюю сторону бедра. Она прикрыла руками треугольник золотистых волос.

— Охотник, не делай этого.

Улыбаясь, он снял другой мокасин, украв еще один поцелуй, продолжая, на этот раз, держать ее за ногу так, что она нетвердо стояла на одной ноге, пока он провел губами до рук с побелевшими суставами пальцев.

Она дернулась и запрыгала, стараясь сохранить равновесие.

— Что ты… Охотник, не делай этого!

Он легко коснулся губами кончиков пальцев и вывел ее из состояния равновесия, толкнув плечом. Она запищала, испугавшись, и снова запрыгала в попытках остаться в вертикальном положении. Его толчок сделал это невозможным. Машинально она схватилась за его плечи, оставив место, к которому он стремился, на минуту без защиты. Охотник с точностью меткого стрелка попал в цель.

Схватив его за волосы, Лоретта закричала и упала спиной на кровать. В следующее мгновение она оказалась прижатой двумястами фунтов бронзовых мускулов. Соски ее грудей торчали сквозь занавес волос, их концы скользили по его груди, когда он двинулся вверх на нее. С замиранием сердца она смотрела на него. Его рот искривился в озорной улыбке.

— Охотник… никогда не поступай так больше. Это… позорно.

— Нет позора, — прошептал он, нагибаясь, чтобы поцеловать ее в шею. Концы его пальцев скользили вниз по ее руке, зажигая кожу пламенным огнем. — Сладкая, Голубые Глаза. Penende, мед. Доверяй этому команчу.

Следуя вдоль ремешка из сыромятной кожи, на котором висел ее медальон, его губы начали двигаться вниз к ее груди, длинные его волосы рассыпались по ее грудям, щекоча и посылая волны чувственности по всему телу. Она прикрыла соски ладонями. Когда он натолкнулся на барьер из напряженных пальцев, он обошел их, дотрагиваясь губами легко, как крыльями бабочки, находя открытые места на грудях, где не хватало ее пальцев и ладоней.

— Доверяй этому команчу, маленькая.

Она быстро передвигала руки, чтобы помешать ему, и точно также он быстро менял свою тактику и целовал вновь открывшиеся места, откуда она только что убрала руки. Огонь пронизывал все ее тело, согревая кожу, перехватывая дыхание. Лоретта понимала, чего он хочет, и это пугало ее. Она еще крепче прижала руки к грудям, смутно ощущая царапины, наносимые ее собственными пальцами, так как все ее чувства сосредоточились на прикосновении его губ, вольностях, которые он себе позволял.

Они продолжали эту борьбу до тех пор пока, к большому огорчению Лоретты, она не подвинула одну руку достаточно далеко от центра, чтобы обнажить розовую верхушку. Охотник накинулся на нее горячим и влажным ртом, от движения его языка ее бросило в дрожь. Она глубоко вздохнула, напрягаясь.

Инстинктивно она пыталась оттолкнуть его. Но в результате обнаружила, что он слишком силен, чтобы так легко отделаться от него. К тому времени, когда она осознала это, волшебное воздействие его рта лишило ее всех разумных мыслей. Вместо того чтобы отталкивать его, она запустила руки в его волосы и притягивала все ближе к себе. Ее тело прижималось к нему все теснее. Он обвил ее за талию и притянул еще крепче к себе, одна из его больших ладоней накрыла ее ягодицы. Фамильярность его прикосновений и ошеломляющая теплота его кожи, ощущаемая ею, вернули ее к реальности. Взглянув вниз, она увидела то, что было для нее немыслимым, — мужчину, сосущего ее грудь, ее белое тело, прижатое к его бронзовой груди.

— Что ты… Белые люди не делают такого. Я уверена в том, что не делают. Прекрати! Пожалуйста!

Встревоженный тоном ее голоса Охотник поднял голову, чтобы посмотреть ей в глаза. Он совсем не хотел пугать ее. У tosi tivo были странные обычаи, особенное обращении с женским телом. В этот момент его не беспокоило, как он будет заниматься с нею любовью, ему было достаточно того, что он будет ею заниматься.

— Ты скажи как, и я сделаю это. Ее лицо выразило смятение.

— Что?

— Ты скажи мне как.

Щеки ее стали алыми. Она закусила губу, глядя на него.

— Я не знаю, как. Просто, ну, есть определенные вещи, которые, я уверена, ни одна порядочная женщина не… — Зрачки ее расширились, отчего глаза стали темными. — Просто кончай все это быстрее.

Кончать? Охотник смотрел на нее в течение нескольких секунд. Затем в его взоре появился озорной огонек.

— Голубые Глаза, если ты не знаешь, как делают это tositivo, мы должны сделать, как делают команчи.

— Ну, что ж… да, я предполагаю. Просто я… Охотник? — Он нагнул темную голову и устремился губами к другой груди, покусывая и подталкивая защищающие пальцы. — О-Охотник?

— Будь спокойна, — прошептал он. — Это хорошо. — Он опустил язык между суставами ее пальцев в поисках чувствительного, пульсирующего комочка, который она так тщательно защищала. Когда его ныряющий язык задел то, что искал, она резко напряглась. Он прошелся еще раз и еще. Крик застыл у нее в горле. Когда он делал это, она не могла думать. — Это мое, — прошептал он. — Дай это мне. Никакой боли, маленькая. Доверяй мне.

Как бы по собственной воле, пальцы разжались. Розовый сосок оказался на свободе. Его похожая на маленький камешек верхушка стремилась к встрече с ним. Охотник взял его нежно зубами и ласкал до тех пор, пока она не начала дрожать и стонать. Его нерешительность исчезла. Неважно, какие странные у нее обычаи, ее тело, хотя и более красивое, чем у большинства, реагирует точно так же, как другие.

Не задумываясь более, Охотник втянул венчик в рот и ласкал его долго и сильно до тех пор, пока не почувствовал языком, как он распух. Улыбаясь, он поднял голову и стал дуть. Когда уязвимые окончания нервов прореагировали на струю прохладного воздуха и сосок снова напрягся, он снова взял его зубами, затем втянул в рот. Он работал над ним до тех пор, пока глаза ее не остекленели, и она начала извиваться.

Лоретта повернулась к нему, потерявшись в вихревом тумане неопределимых желаний. С лихорадочной нетерпеливостью, неуверенная в том, чего она ищет, она проводила руками по вздувшимся мускулам его плеч, притягивая его еще ближе, испытывая ненасытную потребность в его близости. Охотник. Страх исчез, и вместо него появился огненный жар в нижней части живота, который излучался трепещущими звездными взрывами, воспламеняя окончания всех нервов, заставляя ее дрожать. Охотник. У нее кружилась голова, сознание затуманивалось… только он обеспечивал устойчивое положение, его руки и рот поднимали ее с одной волны чувственности на другую.

Осторожно, нежно Охотник провел рукой вниз по животу до золотистого треугольника. Ее живот вздрогнул под его рукой, когда его пальцы проникли в нее. Она вздрогнула и напряглась, пытаясь сесть, но он снова уложил ее на шкуру, не убирая руки. Внутренности его сжались от нестерпимого желания.

— Toquet, mah-tao-yo. — Прижав свои губы к ее, чтобы заглушить протесты, он упивался нежными прикосновениями ее грудей, тем, как она раздвигала бедра, принимая его, хотя была испугана. Он нашептывал ей на ухо ласковые слова, успокаивающие ее. Кровь толчками начала ударять в его виски. Он забыл, о чем он говорил, не знал, говорит ли он по-английски или на языке команчей. Ее, казалось, успокаивали любые, так как она реагировала не на смысл произносимых слов, но на тон, которым они говорились. Нежность залила все его существо. Лоретта, его яркая. Она была золотая, как солнце, согревая его, обжигая каждый раз, когда он дотрагивался до нее.

Доведя руку до устойчивого ритма. Охотник не отрывал глаз от ее лица. Дыхание ее стало учащенным и поверхностным. Затем он ощутил спазм в тесном проходе мышц, и горячий поток влаги поднялся из нее. Сам тяжело дыша, он накрыл ее губы своими. Закрыв глаза, с дергающимся лицом она тихо заплакала, когда страсть овладела ею впервые.

Откинувшись, Охотник смотрел на нее, испытывая страстное желание отдаться на волю охвативших его чувств, как это сделала она, сознавая, что он не может этого сделать. Не в этот раз. Он хотел, чтобы этот первый опыт был для нее как можно более безболезненным и приятным, насколько это было в его силах, полная отдача, полное наслаждение. Когда он добьется этого, у нее не останется оснований для страха.

Переместив свой вес на один локоть и колено, Охотник втиснул ногу между ее бедрами и чуть отодвинулся назад, покрывая свой след поцелуями, чтобы продолжать круговерть ее чувств, не дать ей прийти в себя и испугаться. Он испытал страх, которого хватило бы для них обоих. Он раздвинул ее бедра шириной своей груди, перемещая свой рот ниже… и ниже к сладкому месту, которого он жаждал так долго.

Она вскрикнула и взбрыкнула ногами, когда его язык нашел свою цель. Не желая останавливаться, Охотник схватил ее запястья с тем, чтобы она не могла задержать его. Он нашел уязвимый край ее тела,, который искал, и взял его, не обращая внимания на ее удивленные протесты и используя свой вес, чтобы удерживать ее бедра прижатыми к шкуре. Зная, чего он хочет, он добивался этого всеми силами до тех пор, пока у нее не вырвался хриплый стон и она не прильнула к нему, вздрагивая при каждом движении его языка. Наконец она была его.

Охотник приподнялся над нею, не отрывая взора от раскрасневшегося лица и ошеломленных голубых глаз. Он быстро разделся. Затем, расположившись над нею, он обхватил ее бедра и притянул к себе. Осторожно, с медлительностью, которая была мучительной для него, он погружался в нее. Как он и боялся, проход оказался настолько узким, что он чуть не отступил. Внутри у него все сжалось, и по спине пробежала дрожь. Он не мог избавить ее от боли в этот первый раз. Она была хрупкой женщиной. Он был крупным мужчиной. У него на лбу выступил пот.

Она была настолько готова, насколько он сумел подготовить ее. Если он не возьмет ее теперь, он не возьмет ее никогда. Сжав зубы. Охотник проник дальше в нее, полный отвращения к самому себе, потому что теперь, хотя он знал, что причинит ей боль, огонь пылал у него в животе, а все тело жаждало ее. При ощущении боли у нее широко раскрылись глаза, а губы побелели. Когда он встретил препятствие, он задержался, а затем двинулся вперед одним плавным толчком.

Она закричала коротким пронзительным криком, который врезался ему в мозг. В следующее мгновенье она стала бороться, чтобы освободиться. Охотник быстро накрыл ее тело своим и схватил за руки.

— Toquet, это хорошо, маленькая. Это закончено. Она задыхалась, дергая головой.

— Мне б-больно!

— Это пройдет, — хриплым голосом заверил он. — Это пройдет. Это обещание, которое я делаю для тебя.

Она напряглась, когда он начал двигаться внутри нее. Ее маленькое лицо вытянулось. Глаза Охотника наполнились слезами, когда она, протянув руки, обняла его за шею, крепко прижимаясь к нему, хотя именно он причинил ей боль. Он просил ее доверять ему в этот последний раз. И она доверилась ему. Что, если неприятные ощущения не уменьшатся, как он обещал? Она никогда не подпустит его близко к себе.

С большим облегчением он ощутил, что она расслабилась. Осторожно он выбрал момент, продвигаясь все глубже и глубже. Только когда Охотник услышал, как она вскрикнула от удовольствия, он позволил себе расслабиться.

Они медленно возвращались к реальности, со сплетенными конечностями, неустойчивым сердцебиением, стелами, блестевшими от пота. Охотник положил ее голову себе на плечо, не желая отпускать. На губах его играла полуулыбка. Он знал, что это первое занятие любовью было далеко не тем, чем могло бы быть, чем оно может быть во второй раз. Он был напряжен, да и она тоже, не говоря о боли, которую он причинил ей. Его улыбка стала шире. Эта маленькая женщина заполнила все пустоты в нем, заставила его снова почувствовать себя человеком.

Глядя невидящим взором в вечерние тени, Лоретта прислушивалась к учащенному биению пульса Охотника. Она совершенно не ощущала своего тела и чувствовала себя абсолютно обессиленной. Щеки ее пылали, когда она думала о том, что он сделал с ней, и о бесстыдстве, с которым она реагировала. Растерянность овладела ею.

Как бы почувствовав ее состояние, он провел рукой по ее бедру вверх к ребрам.

— Мое сердце полно большой любовью для тебя, — прошептал он.

У Лоретты на глазах выступили слезы. Она не понимала, чем они вызваны, да и не хотела понимать. Затем, подобно снарядам, выпущенным из орудия, у нее вырвались слова:

— О Охотник, я тоже люблю тебя.

В минуту, когда она произнесла эти слова, она поняла, что сказала правду. Она любила его так, как никогда не любила никого другого, до физической боли. Охотник, свирепый воин, кульминация всех ее кошмаров, стал для нее самым важным человеком в мире.

ГЛАВА 22

Лоретта не заметила, как заснула, и спала до тех пор, пока ее не разбудило приятное тепло губ Охотника на шее. Она медленно открыла глаза, отметив его присутствие рядом. Луч лунного света, проникавший через дымовое отверстие, позолотил широкие плечи, нависавшие над ней. Его мощная грудь, теплая и шелковистая, прижала ее к мягкой поверхности шкуры. Чудесно твердая рука обвилась вокруг нее, широкое запястье было прижато к спине, а длинные пальцы расположились между лопаток. Она опустила голову, чтобы встретить ласкающий рот.

— Hi, hites, — прошептала она.

— Привет, — пробормотал он прямо в ухо, посылая спирали желания вдоль всей спины.

Постепенно приходя в себя, Лоретта приподняла голову, чтобы осмотреться. Она была шокирована, увидев свою белую кожу, светящуюся в лунном свете. Стыдно было лежать в таком виде рядом с ним. Она напряглась, но касание его губ шеи лишило ее возможности двигаться. Да она и не могла бы, даже если бы захотела. В том, как он держал ее, была какая-то настоятельность, тело его было напряжено. Его бедра терлись об ее, не оставляя никакого сомнения в том, что он снова хочет ее.

— Охотник… что с Эми? Уже темно.

— Я завязал клапан двери. Она пойдет к моей матери. — Его голос был хриплым, прерывистым. Он провел рукой вниз по ее спине и крепко прижал к себе. Его твердость ткнулась в нижнюю часть живота, и она скривилась. Он отклонился назад и посмотрел на нее сверху вниз. В лунном свете глаза его отливали серебром. — Тебе больно?

Лоретта знала, что он приложил все усилия к тому, чтобы ей было не больно, тем не менее она испытывала какую-то тяжесть на душе. Боль эту следовало ожидать, в этом она была уверена, и к тому же она исчезнет через день или два.

— Со мной все в порядке.

Он провел рукой по ее животу, его сильные пальцы осторожно ощупывали, настороженный взор не отрывался от ее лица, чтобы заметить признаки переносимой боли.

— О Голубые Глаза, я думаю, ты лжешь. Его мягкость и заботливость тронули ее.

— Это не совсем так плохо, правда. Если ты хочешь… — Краска залила ее щеки, когда до ее сознания дошло неприличие того, что она чуть было не сказала.

Рот его искривился в понимающей улыбке.

— Этот команч имеет очень сильное желание, ноя подожду.

Вслед за его словами снаружи послышался топот лошадиных копыт. Охотник приподнялся на локте и наклонил голову, прислушиваясь. В следующее мгновение раздался голос Красного Бизона:

— Мой двоюродный брат! Я привез твоей желтоволосой свадебный подарок.

Недоверчивая улыбка появилась на губах Охотника, и, увидев ее, Лоретта поняла, как много будет значить для него, если она и Красный Бизон станут друзьями.

Охотник встал с кровати и, взяв штаны, собрался надеть их. Освещенное лунным светом, его тело отливало серебром. Его контуры отбрасывали четкие тени.

Прижимая шкуру к груди, Лоретта села, притворившись, что ничего не замечает. Однако она все замечала, и то, что она увидела, заставило ее сердце биться учащеннее. Возможно, красивый было неподходящим определением для мужчины, но это было единственным словом, пришедшим ей на ум.

Наблюдая за ним, она впервые в жизни любовалась мужским телом, плавной игрой мускулов, скрытым изяществом силы. Когда он слегка повернулся, она увидела его мужественность, выдающуюся вперед из гнезда коротких вьющихся волос цвета красного дерева, твердую и гордую. У нее сжалось горло, и где-то в глубине возникли чувства, в существование которых она никогда бы не поверила: желание, нежность, восхитительное возбуждение и всепоглощающая гордость. То, что такой мужчина любил ее и хотел ее, было почти невероятно. Он мог иметь любую девушку в деревне, какую-нибудь податливую и темную, с большими коричневыми глазами, дюжину таких, если бы захотел, но вместо этого он выбрал ее, худенькую, бледную девушку с фермы.

Надев штаны и завязав удерживавшую их завязку бантиком, он протянул ей руку. На мгновение Лоретта мысленно перенеслась назад во времени к тому первому дню, когда он приказал ей положить свою ладонь на его. Тогда она была этим очень напугана, но теперь все ее страхи остались позади. Его рука была ее зашитой, точно так, как он обещал.

— Идем, жена. Мой двоюродный брат принес подарок.

— Охотник, я не одета!

Засмеявшись, он схватил бизонью шкуру и набросил ей на плечи. Завернув ее в шкуру, он стащил ее с кровати и поднес к двери, развязав клапан и отгибая его в сторону.

Красный Бизон сидел верхом на лошади рядом с треногой Охотника. Он наклонился вперед вдоль шеи своего жеребца. Бело-голубые зубы сверкали на фоне темной кожи. Черные волосы трепетали в ночном ветре.

— Подарок для тебя, Желтые Волосы. Чтобы петь песню в моем сердце о твоей свадьбе с моим двоюродным братом.

Лоретта посмотрела на завернутый в кожу подарок, который он протягивал ей. Придерживая бизонью шкуру у шеи, она шагнула вперед.

— Спасибо, Красный Бизон.

Когда Лоретта протянула руку, чтобы взять подарок, она заметила недобрый огонек в глазах Красного Бизона. Хотя она уверяла себя, что это было всего лишь отражение лунного света, в душе у нее возникло недоброе предчувствие. Зажав сверток в руке, она повернулась назад к вигваму и присоединилась к своему мужу, стоявшему в двери. Охотник сказал что-то Красному Бизону на языке команчей, а затем втащил Лоретту в вигвам, закрыв за ней клапан.

— Ты будешь смотреть, да?

Лоретта заставила себя улыбнуться и прошла, чтобы встать в полосе лунного света. Она сомневалась, чтобы Красный Бизон принес ей что-нибудь стоящее, но она притворилась возбужденной ради Охотника. Через кожу содержимое пакета было мягким на ощупь. Ткань какая-нибудь? Сверток был слишком маленьким, чтобы в нем поместился какой-нибудь предмет одежды. Может быть, ленты для волос? Развязав завязки из сыромятной кожи, Лоретта развернула кожаную обертку и извлекла содержимое, ухватив большим и указательным пальцами. Она ощутила влажную и липкую поверхность со стороны большого пальца, густую мягкость на другой. Шелковистые пряди рассыпались на ее пальцах. В темноте ей понадобилась минута, чтобы определить, что было у нее в руке. Скальп.

Лоретта смотрела вниз. Биение пульса отдавалось у нее в голове. Мир как-то чудно вращался вокруг нее. Рассыпавшиеся волосы были длинными, цвет очень похожий на цвет ее собственных волос. Она никак не могла прийти в себя от охватившего ее ужаса. Липкая влага была кровью, свежей кровью. Скальп выскользнул из ее онемевших пальцев и шлепнулся на пол.

— Что это? — спросил Охотник.

Он подошел ближе, глядя на непонятный предмет у ее ног. Лоретта находилась в состоянии, близком к обморочному. Она пыталась заговорить, но не могла. Охотник присел на корточки и поднял скальп. Рев гнева вырвался из его груди. Прежде чем она успела остановить его, он вскочил на ноги и покинул вигвам, выкрикивая имя Красного Бизона.

Лоретта продолжала стоять на том же месте. Ее живот поднимался и опускался. Пот стекал по груди. Она снова услышала крики Охотника, но уже издалека на этот раз. Красный Бизон был безумен, безумен от ненависти. Если Охотнику удастся отыскать его, трудно сказать, чем может кончиться такая встреча.

Красный Бизон и его друзья собрались вокруг большого костра. В красных отсветах костра Охотник видел скальпы, свисающие с уздечек их лошадей. Он слышал, как Помет Койота хвастался своими подвигами во время налета. Гнев затмил Охотнику глаза. Бросив скальп, который он держал в руке, в огонь, он подошел сзади к Красному Бизону, схватил его за плечо и повернул лицом к себе.

Красный Бизон самодовольно улыбнулся.

— Твоей женщине не понравился мой подарок? Я оказал ей великую честь, не так ли?

Дюжины слов застряли в горле Охотника. Им обоим было известно, что Красный Бизон не собирался оказывать честь Лоретте, а хотел испугать ее и вселить отвращение. То, что Красный Бизон осмелился замаскировать свою злобную выходку под подарок с добрыми намерениями, было вызовом Охотнику и их дружбе.

Охотник ударил своего двоюродного брата в зубы. Красный Бизон зашатался и попятился к огню. Охотник схватил его за руку, отступил в сторону и ударил еще раз. Красный Бизон упал на спину, мотая головой и моргая.

Расставив ноги, сжав кулаки. Охотник стоял над ним.

— Никогда больше не огорчай мою женщину, Красный Бизон. Если ты это сделаешь, я убью тебя.

Красный Бизон вытер кровь с угла своего рта. Глаза его сверкали от гнева.

— Я уже мертв для тебя. С тех пор, как ты нашел эту желтоволосую, мы все умерли для тебя. Ты выбрал ее вместо меня!

— А ты выбрал свою горечь вместо меня! Изготовитель Стрел обошел вокруг костра и коснулся плеча Охотника.

— Красный Бизон не думал ничего дурного. Она твоя жена, да? Одна с Народом! Она должна гордиться тем, что Красный Бизон подарил ей скальп. Женщина команчей была бы довольна.

Охотник стряхнул руку Изготовителя Стрел.

— Моя женщина родом не из племени команчей. Подарить ей желтоволосый скальп жестоко, и вы оба это знаете.

Красный Бизон сел.

— Я слышал правильно? Твоя женщина родом не из племени команчей? Но, брат, как же это может быть? Она твоя жена, принята теперь как одна из Народа. Не хочешь ли ты сказать, что она остается верна стране tosi tivo? Что твои люди не ее?

Охотник стиснул зубы, стараясь не потерять контроль над собой. После минуты молчания он ответил:

— Я пришел сюда не для того, чтобы играть в слова, Красный Бизон.

— Потому что у тебя нет слов для ее защиты?

— Я должен защищать мою женщину от тебя? Моего двоюродного брата, человека, который был когда-то близок мне, как родной брат? Когда я смотрю на тебя, я вижу чужого. — Охотник махнул рукой в сторону лошадей. — Сколько tosi tivo вы убили? Вы обсуждали войну на совете? Нет! Ты не можешь видеть дальше твоей ненависти! Что случится с нашими людьми, когда tosi tivo нанесут ответный удар? Они умрут! Сотни их! Остальные из нас имеют право выбирать! Решать, хотим мы мира или войны. Такие мужчины, как вы, лишают нас возможности выбора. Вы деретесь большой дракой не за благо нашего народа, вы деретесь за Красного Бизона!

Красный Бизон встал.

— Tosi tivo напали на нас! У нас не было выбора, мы должны были защищаться. Спроси Изготовителя Стрел и Помета Койота, они тебе скажут.

Охотник презрительно скривил губы.

— Tosi tivo имели с собой женщин! Они не напали бы на двадцать воинов!

Красный Бизон прищурился.

— Я не любитель Белых Глаз, как некоторые, которых я могу назвать. Посмотри на себя! Рассердился из-за того, что воин подарил твоей женщине скальп! Пользуешься кулаками, как нечистокровный мальчишка. Она уже командует тобой. Если ты мужчина, ты должен драться со мной, как подобает мужчине, — насмерть.

Подавляя в себе желание снова ударить Красного Бизона в лицо, Охотник разжал кулаки.

— Ты мой двоюродный брат. Мое сердце полно большой любви к тебе. Но не настолько, чтобы я позволил тебе доводить мою женщину до слез. Держись от нее в стороне! Если не будешь, вызову тебя на смертельный поединок.

— Ты отказываешься от всего, чем ты являешься! — вскричал Красный Бизон. — И из-за чего? Из-за белой женщины, которая повернется к тебе спиной? Ты называешь меня слепцом? Ненавидь меня, если тебе того хочется, брат. Убей меня, если хочешь! Я лучше умру, чем буду стоять в стороне и смотреть, как ты уничтожаешь самого себя.

Охотник повернулся спиной к Красному Бизону и, не обращая внимания на его страстные крики, ушел в темноту.

Часом позже он лежал без сна рядом с Лореттой, глядя на отсветы костра, которые играли на поверхности стен его вигвама. Слова Красного Бизона не давали ему покоя. Если Лоретте придется выбирать, откажется ли она от своего народа? По доносившемуся до его ушей звуку дыхания Лоретты он знал, что она тоже не спит, тем не менее он вздрогнул, услышав звук ее голоса, когда она заговорила.

— Охотник, что случилось? Надеюсь, ты не переживаешь больше из-за этого инцидента со скальпом. Это меня испугало, но теперь я уже не хочу об этом думать.

Он повернулся, чтобы посмотреть ей в лицо. В ее глазах были тени, и она была бледна, как побелевшие кости.

— Ты лжешь, Голубые Глаза. Много твоих людей погибло от руки моего двоюродного брата, и их души плачут и взывают к тебе.

— Их убил не ты. А это все, что имеет для меня значение.

Грудь Охотника сжалась. Однажды ему придется снова принять участие в битве, убивать Белые Глаза. Это было неизбежно. Что скажет она об этом тогда?

— Ты теперь принадлежишь к племени команчей, да? — сказал он с надеждой. — Одна с нами.

Неопределимые эмоции отразились на ее лице.

— Я замужем за команчем. Я люблю его. Но я tosi tivo.

Охотник смотрел на черты ее лица, когда-то такие отталкивающие для него, теперь такие дорогие. Он провел, пальцем вверх по ее тонкой переносице, затем по линии лба.

Его охватило чувство покровительства по отношению к ней, желание защищать ее.

— Ты одна с нами, одна с моим народом. Ты не можешь стоять одной ногой на земле команчей, а другой на земле tosi tivo.

— Обе мои ноги здесь, Охотник, но часть моего сердца осталась в деревянных стенах. Как бы я тебя ни любила, это не изменится никогда. Ты один со мной тоже. Разве это делает тебя tosi tivo?

Им овладел страх, которому он не мог найти название. В эту минуту его душевное состояние очень напоминало то, которое охватило его несколько лет назад, когда он оказался захваченным волнами наводнения и его понесла бушующая вода. Борьба за выживание очень напоминала это состояние. Рывок вперед с захватом всего, что оказывается на пути.

— Я полон страха, — прошептал Охотник. — За мой народ и за тебя. Красный Бизон не охотился. Он отправился в налет. Он не созывал совета. Многие из нашего народа считают, что сохранить мир с tosi tivo — единственный путь к выживанию. Мужчины, подобные Красному Бизону, берут возможность сохранения мира и бросают ее на ветер. Tosi tivo нанесут ответный удар. И многие из моих людей умрут. В этой деревне, в другой. — Он положил руку на ее спутанные волосы, проводя большим пальцем сквозь мягкие пряди. — Если они нападут, я должен ехать с другими отомстить за наших мертвых.

Лоретта глотнула.

— И убивать моих людей, ты хочешь сказать?

— Это заставит тебя смотреть на меня с ненавистью? Все эмоции перемешались в сознании Лоретты.

Красный Бизон совершил большую несправедливость. Если белые нанесут ответный удар, она не сможет осуждать их. Как же могла она осуждать Охотника, когда он поступал так же? Внезапно она оказалась в незавидном положении, когда понимаешь обе стороны. Это еще более усугублялось тем, что она симпатизировала и тем и другим. Разве вред, причиненный белыми мужчинами Черному Дрозду, может быть менее ужасен, чем вред, причиненный команчами Эми?

— О Охотник, если бы я приехала в эту деревню с tosi tivo и убила твоих людей, как бы ты чувствовал себя?

Лицо его напряглось.

— Ты убила бы мою мать? Воина и Девушку? Маленьких?

— Нет. И ты не убил бы тетю Рейчел, или Эми, или дядю Генри. Вопрос не в этом, не так ли?

— Этот команч не может изменить свое лицо.

— А я не могу изменить мое.

Он провел пальцем по ее щеке, его губы сложились в печальную улыбку.

— Мне нравится твое лицо, Голубые Глаза. Оно вырезано по моему сердцу.

— Мы оказались между двух огней, не так ли, Охотник? С самого начала мы знали, что все кончится этим.

— Я не буду делать войну против беспомощных, — прошептал он хрипло. — Ни женщин, ни детей. Это будет хорошо?

Все еще стесняясь его, она коснулась пальцем его нижней губы.

— Смог бы ты поднять нож против мужчины с голубыми глазами и не вспомнить обо мне, Охотник?

Он испустил сдавленный крик и силой притянул ее в свои объятия, прижав губы к ее волосам. Оба молчали. Они извлекали удовольствие из единственного подвластного им — тепла рук друг друга.

На следующий день Охотник и Лоретта старались избавиться от напряжения, которое принес в деревню Красный Бизон, взяв с собой Быструю Антилопу и Эми, чтобы развлечься на реке. Быстрая Антилопа только один раз коснулся темы налета. Охотник сказал ему, что об этом достаточно было разговоров в деревне, что никто не знал наверняка, провоцировал ли Красный Бизон нападение, и что нет никакого смысла портить день беспокойством об этом.

Лоретта была рада, что на эту тему был наложен запрет. Впервые за много недель она чувствовала себя способной расслабиться. Мучительные вопросы прошлой ночи отошли на задний план ее сознания, ожидая своей очереди. Но в настоящий момент она решила забыть обо всем и просто наслаждаться общением с Охотником.

В течение дня он раскрыл перед нею мальчишескую, озорную сторону своего характера, которую она нашла очаровательной. В один момент он разыгрывал любовника, проводя легко пальцами по ее затылку или по руке. В следующую минуту он был разбойником, поднимая ее в воздух и угрожая бросить в воду или прыгая на нее из кустов, свирепый, как медведь.

В такие минуты пульс Лоретты учащался. Она знала, что Охотник всего лишь играет, но он был слишком убедительным, когда изображал свирепость, чтобы оставаться спокойной. За нежным фасадом скрывалась темная сторона, и в такие минуты она проглядывала. Хотя он стал ее другом и любовником, он был также воплощением всего, чего она боялась последние семь лет. Любовь к нему не стерла воспоминания из ее памяти. Иногда она задумывалась, не будет ли прошлое преследовать ее вечно.

Один раз Охотник исчез, вернувшись через несколько минут с букетом полевых цветов. Когда Быстрая Антилопа и Эми не видели, он увлекал ее за кусты, чтобы поцеловать. Несколько раз, когда день клонился к вечеру, он прижимал ладонь к ее животу и вопросительно приподнимал бровь. Лоретта краснела, так как хорошо понимала, о чем он спрашивает. В ней живы были воспоминания предыдущей ночи. Но как она могла сказать ему? Дамы не говорят о таких вещах, даже со своими мужьями.

В сумерках по дороге домой они вчетвером остановились, чтобы посидеть на речном берегу под навесом из тополей. Лоретта сидела, обняв согнутые в коленях ноги, глядя на отражение листьев и угасающего солнечного света на поверхности воды, только наполовину вникая в трескотню Эми и Быстрой Антилопы. Охотник вытянулся рядом, подперев голову одной рукой, не отрывая от нее глаз. Она ощущала на себе этот взгляд, и, когда он начал раздражать ее, она повернулась к нему. Огни страсти горели в его взоре.

Улыбаясь, он сорвал травинку и стал ею водить по ее руке, проникая в свободный широкий рукав. Затем он переключился на се ногу, обводя круги над верхом ее мокасина, проводя травинкой вдоль изгиба икры, внутренней стороны бедра под юбкой. Живот Лоретты сжался, и приятная дрожь пробежала по спине. Она почувствовала, как краска заливает шею.

Он намеренно вызывал в ее памяти все, что он проделывал с нею прошлой ночью, чего никогда не позволил бы себе белый мужчина, во всяком случае не в компании. Охотник вырос, бегая без присмотра с другими детьми, мальчиками и девочками, одетыми только в кусок ткани, удерживаемой веревкой. Она была зажата строгими правилами поведения и многочисленными слоями ситца. Для него заниматься любовью было таким же естественным процессом, как еда, когда испытываешь голод, или питье для утоления жажды. Он не испытывал ни стыда, ни застенчивости, ни скрытности. Я хочу — я беру. Это очень просто. Однако это было совсем не просто. Для нее.

Охотник забавлялся, наблюдая за Лореттой. Когда она бросала на него сердитые взгляды, он заметил, что ее зрачки увеличились. Щеки стали малиновыми, а худая шея порозовела. Он подумал, не стало ли у нее все тело розовым, и про себя пожалел, что они не одни, а то он мог бы выяснить это. Скоро. Этой ночью он разведет такой костер, что она не сможет скрываться в тени, и он изучит каждый дюйм ее тела.

Ее застенчивость дразнила его. Он предполагал, что настанет время, когда она придет к нему без оговорок, но он намеревался вкусить от этой стадии их отношений также в полной мере. Как теперь, поддразнивая ее травинкой и наблюдая за ее реакцией, отражающейся на ее лице, он воображал момент, когда он сможет предъявить свои права на все, что она так тщательно охраняла.

— Мы должны возвращаться, — негромко сказала она. — Скоро начнет темнеть. И я устала.

Переполненные кипящей энергией юности, Быстрая Антилопа и Эми вскочили на ноги, готовые тронуться. Когда Лоретта встала, Охотник схватил ее за лодыжку.

— Мы пойдем позже, — осипшим голосом сказал он. На лице Быстрой Антилопы появилась понимающая улыбка, и он взял Эми за руку, чтобы поторопить ее. Лоретта смотрела им вслед. Краска на ее лице и шее стала гуще. Когда она взглянула на Охотника, в ее широко раскрытых глазах была настороженность.

— Почему мы не идем теперь?

— Ты знаешь почему. — Он крепче сжал ее лодыжку и подтащил ближе к себе, переворачиваясь на спину, чтобы лучше видеть происходящее. Он знал, что она не представляет себе, как много открывает юбка, достигающая колен, мужскому взгляду, когда тот лежит на Земле, и старался сохранить нейтральное выражение лица, чтобы она не догадалась. —Иди сюда, маленькая.

— Я хочу вернуться.

Он рассчитывал на то, что она простоит там еще немного, возражая ему.

— Подчиняйся своему мужу.

Она сморщила нос.

— Сейчас еще совсем светло.

— Keemah, иди.

Устав просто смотреть, когда он мог бы трогать, Охотник склонил голову и позволил ей увидеть его хитрую усмешку. Он получил в награду очаровывающий вид изящных бедер кремового цвета и золотисто-медового. Она вскрикнула и упала на колени, словно ее ударили сзади по ногам.

Подобрав юбку под колени, она закричала:

— У тебя совсем нет чувства стыда?

Ответом была его улыбка. Схватив запястье, он притянул ее к себе.

— Стыда нет. Ты моя женщина.

Потеряв равновесие, она упала ему на грудь. Вполсилы извиваясь, она сказала:

— Для всего существует время и место, а это не подходит.

— Нет? — Он просунул руку под блузу. — Я считаю, что это очень хорошее время.

Она дернулась, когда пальцы коснулись ребер.

— Мне щекотно.

Без предупреждения он перекатился с нею, очутившись сверху. Он легко поцеловал ее в губы, передвигая руку с ребер на груди. Маленький бугорок теплого тела абсолютно идеально помещался в его руке. Верхушка стала твердой на его ладони. Щеки ее запылали. Не в состоянии сдерживаться, Охотник поднял блузу и отодвинулся, чтобы посмотреть. Одно бедро он положил на оба ее, чтобы она не двигалась. Он был прав, когда она стеснялась, то становилась вся розовая.

— Охотник! — Она попыталась опустить блузу. — Кто-нибудь может прийти!

— Никто не придет.

Зачарованный, он коснулся розового кончика соска темными пальцами, наблюдая, как он отвердел и рванулся вверх, умоляя о том, чтобы на него обратили внимание — внимание, которое он был больше чем готов уделить ему. Нагнув голову, он потрогал кончиком языка верхушку, а затем схватил ее зубами.

Она задохнулась и схватила его за волосы.

— Охотник?

— Что? — Он передвинулся к другой, еще не целованной груди. — Чего ты хочешь, маленькая?

У нее перехватило дыхание, когда его зубы сомкнулись на ее теле.

— Я хочу идти.

С опытной решимостью Охотник продолжал изощренную пытку до тех пор, пока кончики ее сосков не стали пульсировать, набухшие и горячие от прикосновения его языка.

— Охотник, пожалуйста… — Она застонала, притягивая его к себе, прижимаясь к нему бедрами. — Охотник…

Он снизошел к ее просьбам и наконец приник к груди ртом. Она вскрикнула от острого рывка, и он упивался этим звуком, зная, что может заставить ее сдаться. Потом он начал целовать ее в губы, но она крепко держалась за его волосы и тянула назад к соскам, выгибаясь навстречу его рту. С удовлетворенным смешком Охотник завершил молчаливый ритуал, наслаждаясь ее сладким вкусом. Затем он поцеловал ее раскрытые губы.

Лоретта открыла глаза и смотрела на своего мужа команча сквозь дымку желания. Постепенно ее пульс успокоился и чувства стали более ясными. Его губы изогнулись в нежной улыбке.

— Мое сердце тяжелое говорить эти слова, Голубые Глаза, но кто-нибудь может прийти. Моя женщина, которая без стыда, должна подождать, а?

Она одернула блузу. Охотник отодвинулся назад, давая ей возможность сесть. В его глазах играл озорной огонек. Она расправила одежду, отвернув в сторону розовое лицо. Взяв ее за руку, он поднялся и повел ее вверх по берегу, втайне желая, чтобы они были немного дальше от дома и он мог бы закончить то, что начал, не подвергаясь риску чьего-нибудь общества.

— Мы пойдем в мой вигвам, да? Я буду делать тебя счастливой там, где никто не может увидеть.

Она ударила его по плечу.

— Ты нарочно все это устроил!

Он засмеялся и обнял ее, крепко прижав к себе. Когда они подходили к деревне, она отстранилась от него. Краска все еще не сошла с ее щек. Охотник запрокинул голову и громко рассмеялся. Она схватила горсть камешков и стала бросать в него. Меткость ее бросков была ужасной, но Охотник на всякий случай убежал за пределы дальности ее броска и оставался на этом расстоянии, пока не иссяк запас камешков. Тогда он вернулся, атакуя, с тем, чтобы она не успела взять еще.

Она закричала и побежала от него. Его длинные ноги быстро сократили расстояние между ними. Он схватил ее и перебросил через плечо, прижимая одной рукой колени. Игриво она колотила его по спине. Так же игриво он просунул свободную руку под юбку и слегка ущипнул.

В общем, решил Охотник, это был хороший день.

Когда они добрались до дома, Красный Бизон сидел возле вигвама Охотника. Охотник поставил Лоретту на ноги, но не убрал руки с ее плеча. Он замедлил шаги, не отрывая глаз от своего двоюродного брата. Красный Бизон отвел глаза в сторону.

— Охотник, мне нужно поговорить с тобой, — тихим голосом сказал он. — Не зайдешь ли ты в мой вигвам?

По-английски Охотник объяснил Лоретте, что скоро вернется, а затем пошел вместе со своим двоюродным братом в полном молчании, плотно сжав губы. В вигваме Красного Бизона горел костер. Войдя, мужчины повернули налево и, описав полный круг, уселись у огня, скрестив ноги. Оперевшись руками о колени, Охотник слегка подался вперед, наблюдая за своим двоюродным братом и выжидая. Красный Бизон не предложил Охотнику трубку, которую они могли выкурить как братья. Несмотря на то, что Охотник питал сильное отвращение к табаку, он очень хотел этого жеста сейчас.

Красный Бизон подбросил кусок дерева в костер, а затем уставился на танцующие языки пламени. Его нижняя губа слегка опухла от удара, нанесенного Охотником. Прошло много времени, прежде чем он заговорил.

— Мое сердце лежит на земле, — тихо сказал он. — Я не хочу, чтобы мы ссорились.

Охотник стиснул зубы и устремил свой взор на спираль вьющегося дыма.

— Мне трудно этому поверить. Прошлой ночью ты не первый раз выкидывал фокусы. Ведь это ты подложил змею в ее постель, не так ли?

Красный Бизон не сразу кивнул.

— Я никогда больше не попытаюсь вредить ей. Ты любишь ее, да? Больше, чем Народ, больше всего на свете.

На минуту Охотник закрыл глаза. Тот же самый вопрос возвращался к нему снова и снова.

— Я люблю ее, да. Но больше, чем. Народ? Я ведь тоже Народ. Разве должна любовь между мужчиной и женщиной убивать всю другую любовь?

— Если тебе пришлось бы выбирать, ты выбрал бы ее. Если ей пришлось бы выбирать, как ты думаешь, каким бы был ее выбор?

Лицо Охотника вытянулось.

— Почему это важно? Я никогда не заставлю ее выбирать.

— Это может не зависеть от тебя. Она твой враг, Охотник! Ее народ убивает нас! Открой глаза и посмотри правде в глаза! В конце она уничтожит тебя! Она заставит тебя забыть, кем ты являешься, оставит твое сердце опустошенным и покинет тебя.

— Это для того ты просил меня прийти сюда? — прошипел Охотник. — Если так, я ухожу.

— Нет! — Красный Бизон протянул руку над костром, чтобы удержать Охотника. — Не уходи, брат. Я сожалею. Забудь мои слова.

— Они врезаются очень глубоко. Я никогда не смогу забыть их.

Красный Бизон провел рукой полбу и вздохнул.

— Я сожалею. Я приму ее как твою жену, Охотник. Я сделаю это.

— Твои слова мелкие, как река в засуху. Докажи мне твое сожаление. Тогда я смогу поверить тебе.

Красный Бизон вскочил на ноги.

— Я докажу тебе. Смотри, что у меня здесь. Подарок, да? Для твоей женщины. Подарок, равного которому нет.

Из своей сумки он извлек что-то сверкающее и, положив на ладонь, протянул руку Охотнику.

— Лунный свет на воде, брат. Гребень для твоей жены.

Заинтересованный сверканием ярких камней, Охотник взял гребень и повертел его, чтобы поймать отсветы от костра. На мгновение он представил себе, какое будет выражение на лице Лоретты, если он преподнесет ей такую красивую вещь. Затем он отбросил эту мысль.

— Ты снял это с убитой тобой женщины. Она плюнет на это.

— Нет! Я выменял это у команчеро.

От возбуждения у Охотника по спине побежали мурашки. Ему так хотелось дарить Лоретте красивые вещи, веши, которыми белая женщина дорожила бы. Он знал, что ее мир резко отличается от его. Такой гребень мог бы понравиться ей.

— Сколько?

— Это подарок!

— О нет. Только муж женщины может подарить ей что-то такое красивое, как это.

— Это обойдется тебе в одеяло, — сказал Красный Бизон, пожимая плечами.

Охотник фыркнул.

— Две лошади, не меньше.

— Одну. Я не приму больше. — Красный Бизон рассмеялся. — Мы все делаем наоборот, а, брат? Хорошие из нас получаются торговцы.

Зачарованный сверкающими камнями, Охотник с трудом оторвал от них взор.

— Эта вещь стоит гораздо больше.

— Мое сожаление за причиненное мною огорчение делает нас квиты.

Охотник улыбнулся и зажал гребень в руке. Им овладело стремление поскорее подарить его своей жене, и он вскочил на ноги.

— Я сейчас приведу тебе лошадь.

— Подождет до завтра.

Охотник взял своего двоюродного брата за плечо. Глядя ему в глаза, он сказал:

— Мое сердце полно радости, Красный Бизон. Солнце не светит так ярко, когда тебя нет рядом со мною.

Улыбка Красного Бизона угасла.

— Я никогда не покидал тебя, Охотник. Ведь мы братья. Если тебе покажется, что я действую против тебя, знай — это из чувства любви.

— Это прошло. — Голос Охотника прозвучал хрипло от охвативших его эмоций. — Ты идешь по новому пути теперь, да?

Красный Бизон улыбнулся и по-дружески подтолкнул его.

— Иди домой к своей желтоволосой. Охотник задержался в двери.

— Есть кое-что, о чем я хотел поговорить с тобой. Яркая Звезда хочет твоего внимания.

— Яркая Звезда? — На зарубцованном лице Красного Бизона появилось выражение недоверчивости. — Хочет меня? Ты boisa, брат.

— Это так. Если ты интересуешься ею, тебе лучше заявить об этом прежде, чем это сделает кто-нибудь другой. Она очень красивая.

— Да, — промолвил ошеломленно Красный Бизон. — Ты говоришь о сестре твоей женщины?

Охотник рассмеялся.

— Она слишком застенчива, чтобы обратиться к тебе, но глаза ее следят за тобой, когда ты не видишь.

Охотник застал Лоретту съежившейся уютно на своей стороне кровати, когда он вошел в вигвам. Его сердце сжалось от огорчения. Если она спит, ему придется ждать, пока она проснется, и он сможет вручить ей свой подарок. Нетерпение охватило его. Он хотел сейчас видеть, как ей будет приятно.

— Голубые Глаза?

Она приподнялась на локте и уставилась на него сонными глазами.

— Чему ты так радуешься?

Охотник держал гребень за спиной. Он уселся на краю кровати, повернувшись к ней так, чтобы она не видела.

— Я принес свадебный подарок тебе. Любопытство отогнало остатки сна. Она села и попыталась увидеть, что он спрятал в своей руке.

— Что это?

— Что-то очень красивое. Что-то яркое, как моя золотистая.

Она склонилась вбок еще больше.

— Охотник, что это?

Очень медленно Охотник вывел руку из-за своей спины. Несколько секунд прошли в молчании. Затем она подняла на него глаза, в которых застыл вопрос.

— Это шутка? Что ты искал в моей сумке? Улыбка на его лице казалась застывшей, а его взгляд переместился на черную сумку, лежавшую у противоположной стены. Горло Лоретты сжалось. Она также повернулась, чтобы посмотреть на сумку. Ледяной страх охватил ее. Соскользнув с кровати, она прошла через вигвам. Биение пульса участилось, когда она схватила сумку. Застежка отскочила под ее дрожащими пальцами. Она смотрела на гребень своей матери.

Время остановилось. Лоретта медленно усваивала то обстоятельство, что через семь лет после смерти Ребекки Симпсон пропавший гребень, пара тому, который был у нее, нашелся в руках Охотника. На минуту ей в голову пришла напрашивавшаяся сама собою мысль, что Охотник был мужчиной, который снял скальп с Ребекки Симпсон. Затем разум вернулся к ней. Не Охотник. Она узнала его слишком хорошо, чтобы поверить в это. И, несмотря на это, боль, ранящая боль пронзила ее. Ноги ее подкосились, и она упала на колени, не в состоянии ни говорить, ни поднять головы. Краем глаза она видела Охотника, поднявшегося с кровати, уронившего забытый гребень на земляной пол.

Как мужчина, приближающийся к гильотине, он двинулся по направлению к ней. Она услышала его шумный вдох, когда он заглянул в сумку.

— Он принадлежал моей матери! — закричала она. — На ней были оба гребня в день ее смерти. Этот я нашла возле ее тела. Другой был похищен команчем, который снял с нее скальп.

— Нет.

Слово было произнесено мучительным шепотом.

Лоретта зажала рукой рот, чтобы не дать вырваться наружу крику, возникшему у нее в горле. Охотник опустился на колени рядом с нею.

— Нет, — сказал он снова, на этот раз с большим убеждением. — Я не… В день, когда она умерла, я не… — Его голос сломался, и она увидела, как руки его сжались в кулаки с такой силой, что побелели суставы пальцев. — Голубые Глаза, я не делал ложь.

Опустив руку, она хватала ртом воздух, проглатывая всхлипы, пытаясь заговорить. Она повернулась и посмотрела на него сквозь пелену слез.

— Красный Бизон дал это тебе, не так ли? Охотник смотрел на нее, ничего не отвечая.

— Он дал тебе?

— Huh, да, — признался он наконец с неохотой. — Он выменял это у команчеро.

— Он лжец. — Лоретта закрыла глаза, зажмурившись. Охотник, мужчина, которого она любила, ее муж, оказался двоюродным братом убийцы ее матери. Все встало на свои места. Ненависть Красного Бизона к ней, его неоднократные попытки избавиться от нее. Образы пронеслись перед ее мысленным взором — ее матери, худого проворного индейца, который снял скальп с ее матери. Красный Бизон. Из-за обезображенного лица Лоретта не узнала его. — О Боже мой! О Боже мой!

В этот момент супружество Лоретты превратилось в кошмар. По меньшей мере тридцать мужчин принимали участие в этом налете. Все они, вероятно, были из этой деревни. Старик, Боров, Изготовитель Стрел, Помет Койота, Воин, отец Охотника — любой из них или все они могли быть там. Может быть, даже ее муж. Раскрашенные лица проносились вихрем из прошлого в настоящее. Ей не хотелось верить тому, что Охотник был там в тот день, но как она могла быть уверена в том, что его там не было? Сколько нападений совершил он на tosi tivo? Сто, может быть, даже тысячу? Мог ли он помнить одну маленькую заброшенную ферму и женщину, которая погибла там?

Ее взор переместился на шест со скальпами. Ни на одном волосы не были длинными, свидетельство о том, что он снимал скальпы только с мужчин. Но это не означало, что он не присутствовал там, где жертвами становились женщины, а только то, что он не принимал в этом участия. Может быть, скальп ее отца висит в коллекции Охотника? Лоретта устремила взор своих глаз, в которых стоял ужас, на один, с коричневыми волосами, потом на другой.

— Голубые Глаза… — Он протянул руку, намереваясь коснуться ее плеча.

Лоретта отшатнулась от его руки.

— Не надо, Охотник, пожалуйста, не надо.

Она смотрела сквозь слезы на пучок упрямой травы, пробившийся сквозь утрамбованный земляной пол. Ненависть между ее народом и народом Охотника была подобна этому пучку, она выживала повсюду. В груди у нее была ужасная пустота.

— Красный Бизон сказал, что он выменял гребень. Это может быть так, да?

— Техас такой большой, что это может быть простым совпадением, ты не считаешь так?

Охотник не знал, что значит слово «совпадение», но он уловил смысл. Впервые в жизни он испытывал искушение солгать, сказать все что угодно, лишь бы убедить ее в том, что она ошибается. Жизненный опыт удержал его от этого. Без своей чести он был ничто.

— Красный Бизон был в этом отряде, Охотник. Ты знаешь это, я знаю и он знает. Поэтому он так ненавидит меня.

Чтобы доказать свою правоту, она извлекла из сумки портрет своей матери. Она дала его Охотнику, наблюдая за выражением его лица.

— Это моя мать.

— Твое лицо на воде, — прошептал он.

Охотник смотрел на портрет, вспоминая тот первый день, когда Лоретта вышла из ее деревянных стен во двор, окутанная водопадом золотистых волос, глаза ее были подобны бушующему голубому пламени на маленьком лице. Почти сразу Красный Бизон начал подстрекать Охотника убить ее, выкинуть из своей жизни. Пот покрыл лицо Охотника. Во время бреда Лоретты в первую ночь ее пленения ее крики свидетельствовали о том, что она видела смерть своей матери. С тех пор ненависть Красного Бизона к ней усилилась. Должно быть, он боялся, что какие-нибудь штрихи — походка, голос — могут возбудить ее память и раньше или позже она узнает его как убийцу своей матери и расскажет об этом.

Ничего не выражающим голосом Лоретта сказала:

— Красный Бизон знал с самого начала, как только увидел меня, что я нахожусь с нею в родстве. Я не такая красивая, какой была она, но сходство безошибочное.

Охотник поднял голову. Некрасивая? Ему до боли хотелось касаться ее лица, привлечь в свои объятия и держать, никогда не отпуская. Она ускользала от него; он видел это по ее глазам. Он сжал рамку портрета, пораженный страхом, более ужасным, чем когда-либо испытанный им. Красный Бизон, мужчины из этой деревни? Если это правда и Охотник знал это, он снова потеряет любимую женщину так же, как он потерял однажды Иву над Рекой, так же безвозвратно. Женщина может многое простить мужчине, которого любит, но такое она не простит никогда. Эта мысль ввергала его в панику.

Лоретта сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Проведя рукой полбу, она сказала:

— Это способ Красного Бизона рассчитаться с тобой за то, что ты ударил его прошлой ночью. После всего, что он сделал, чтобы предотвратить это, ты все-таки пошел против него. Ему нечего больше терять. — Она коротко рассмеялась истерическим смехом. — С самого начала он пытался разъединить нас. — Она поникла головой. — Он наконец добился своего.

— Нет. — Он схватил ее за подбородок, заставляя ее взглянуть ему в глаза. — Ты моя женщина навсегда. Мы говорили слова Бога, Голубые Глаза. Suvate, это закончено. Ты не можешь идти назад.

Отпустив ее, он положил портрет обратно в сумку, укладывая его с чрезвычайной осторожностью, словно его обходительность могла каким-то образом исправить то, что было сделано.

— Мужчины из твоей деревни убили моих родителей, Охотник! Разве ты не понимаешь, что это означает? — Слова вырывались из уст Лоретты, каждый слог вбивал клин между ними все глубже. — Я не могу оставаться здесь, зная все это. Я не могу! И, если ты любишь меня, ты не будешь просить меня об этом.

— Ты моя женщина! — Он махнул рукой в сторону двери. — Я говорил это перед моим Народом. Ты должна всегда идти по моим следам. Так полагается. Женщина не может оставить своего мужа. Это запрещено.

Лоретта вздернула подбородок.

— По твоим обычаям!

— Мои обычаи теперь твои обычаи. Мой народ — твой народ. Я твой муж!

Эхо криков ее матери звучало у нее в голове. Если бы ей суждено было дожить до ста лет, она никогда не забыла бы этого.

— Значит ли это, что мои обычаи являются также твоими? Что мой народ — твой? — Она посмотрела ему в глаза с неколебимой прямотой. — Ты отомстишь за моих родителей?

Его лицо стало серым.

— И убить моего двоюродного брата?

— И всех других, которые были там! Это ведь твой обычай, не так ли? Отомстить за свой народ? Только прошлой ночью ты сказал это. Если твой народ — мой, тогда мой народ — твой.

Выражение лица Охотника испугало ее. Лоретта смотрела на него, едва отдавая себе отчет в том, что сказала.

— Охотник… — она протянула к нему руку. — Я не понимаю, что говорю.

Он убрал ее руку и встал.

— Я не хотела сказать этого, — снова закричала она. — Это разорвет твое сердце. Ты думаешь, я хочу этого? Убийств было уже достаточно.

Встревоженные криками Лоретты, Эми и Быстрая Антилопа ворвались в вигвам. Голубые глаза Эми, широко раскрытые от беспокойства, метались от Лоретты к Охотнику.

— Что случилось?

Охваченная сильной дрожью, Лоретта махнула рукой в сторону кровати.

— Потерявшийся гребень мамы.

Эми подошла к кровати. Посмотрев на сверкавшие бриллианты в течение долгой минуты, она повернула озадаченный взгляд к Охотнику.

— Ты? — прошептала она. Затем подобно дикому животному она издала хриплый крик и бросилась на него, пиная и царапаясь. — Ты мясник! Ты мясник-убийца!

Охотник схватил запястья Эми и рывком обхватил ее, притянув к себе. Быстрая Антилопа подошел ближе, разрываемый между желанием вступиться за Эми и верностью Охотнику.

— Ты убил ее маму! Ты убил ее маму! У нее был этот гребень в день смерти! — Эми металась и дралась, стараясь освободиться. — Ты снял скальп у моей тети Ребекки! Только так ты мог завладеть ее гребнем! Только так! Отпусти меня! Убери свои грязные руки от меня!

Обвинения Эми ударяли Охотника, как камни в грудь. В том, что Лоретта не реагировала подобным образом, было для него мало утешительного. Толкнув ее к Быстрой Антилопе, он крикнул:

— Отведи ее к моей матери!

Быстрая Антилопа схватил Эми за руку и потащил к двери. Ее крики постепенно затихли. Охотник снова повернулся к своей жене. Она обхватила себя руками, глаза ее потемнели от страдания.

Гневно прорычав, Охотник повернулся и выскочил в дверь. Его длинные ноги быстро понесли его к вигваму Красного Бизона. Появился Воин и побежал рядом с ним.

— Охотник, что случилось? О чем кричит твоя Эй-мии?

Не уменьшая бега, Охотник объяснил.

— Я убью его за это. Брат он мне или нет. Я убью его. Воин схватил брата за руку, останавливая его.

— Он уехал. Охотник! Всего лишь несколько минут назад, со своими друзьями.

— Уехал? Почему ты не сказал мне об этом раньше?

— Я не знал! — Воин поднял руки. — Откуда мне было знать, Охотник? Он все время то уходит, то приходит.

На какую-то минуту у Охотника возникло решение преследовать Красного Бизона, но затем перед его мысленным взором возник образ Лоретты с побелевшим лицом. Он не мог оставить ее в таком состоянии. Сделав глубокий вдох, он повернул назад к дому.

— Как переносит все это твоя женщина? — спросил Воин.

— Ее сердце лежит на земле. Воин вздохнул.

— Это плохо, Охотник, очень плохо. Ее мать? Ее отец? Она никогда не простит этого.

Охотник ускорил свои шаги, все больше обеспокоенный тем, что оставил Лоретту одну.

— У нее нет выбора. Мы говорили слова, да? Она моя женщина.

— Но Красный Бизон убил ее родителей!

— Она все еще моя женщина.

ГЛАВА 23

Лоретта складывала свои пожитки в сумку, когда Охотник вошел в вигвам. Он постоял с минуту в тени, наблюдая за нею. Свет костра падал на нее, и ее золотистые волосы мерцали. Свет также отражался на коже. Она всхлипывала. От этих звуков у него сжалось сердце.

— Голубые Глаза?

При звуке его шепота она резко обернулась. Она вскочила на ноги. Глаза расширились от удивления, губы бледные.

— Я уезжаю, Охотник.

Охотник вышел из тени, и сердце его замерло, когда она отступила от него.

— Я не был у твоих деревянных стен в тот день, Голубые Глаза. Я говорил это. — Он остановился рядом с костром, не желая теснить ее. — Это обещание перед Богом, которое я делаю для тебя.

Взгляд ее сверкающих от слез глаз встретился с его. Подбородок ее дрожал, а рот искривился.

— О Охотник, разве ты не понимаешь, что это ничего не меняет? — Она жестом указала на его шест со скальпами. — С самого начала мы знали, что у нас ничего не получится. Каким-то образом на несколько чудесных дней мы забыли об этом. Ты команч. Я tosi tivo. Мы из разных миров.

— Посмотри мне в глаза и скажи, что не имеешь ко мне любви, — велел он хриплым голосом.

— Вся любовь мира никогда не изменит этого.

— Скажи мне слова!

— Я не могу. Я люблю тебя, разве ты не видишь этого? То, что я должна сделать, не имеет отношения к нашим чувствам.

— Мое сердце пело только хорошие песни. — У него перехватило голос, и он сглотнул. — Я думал, этот гребень принесет тебе большую радость.

— Я знаю это. — Лоретта вытерла щеки. — Я не ругаю тебя. Это не твоя вина. Охотник, и не моя, и даже не Красного Бизона. Разве ты не понимаешь? Это безумие началось задолго до того, как мы родились, и будет продолжаться еще очень долго после нашей смерти. Некоторым событиям, независимо от того, какими бы они ни были приятными и чудесными, просто не суждено сбыться.

Он нерешительно шагнул к ней.

— Твои глаза говорят, что ты ругаешь меня. Твое сердце шепчет, что я был там в тот день.

Она с минуту смотрела на него, а затем склонила голову в нерешительном кивке.

— Хорошо, ты хочешь знать правду? Я думаю, что ты мог быть там. Как ты можешь знать наверняка? Красный Бизон твой двоюродный брат. В скольких налетах ты был вместе с ним? В дюжинах?

— Мы ездили вместе много раз.

— И он убивал женщин в этих налетах?

— Много taum назад. Я теперь мужчина и иду путем моего отца. Я не делаю войну с беспомощными. Мужчины, которые едут со мной, дерутся дракой по-моему.

— Много taum назад. Сколько taum, Охотник? Семь? Сохранится ли у тебя в голове одна маленькая ферма?

— Этот команч не был там! — стоял он на своем.

— А ты признался бы, если бы был там?

— Я не делаю лжи!

— Хорошо, тебя там не было. Но мы не говорим о тебе! Мы говорим о Красном Бизоне! — В ее голосе звучали пронзительные нотки. — И о том, что ты живешь рядом с убийцами моей матери. Был ты там или не был, ничего не меняет. Мужчины этой деревни убили моих родителей, и я не могу оставаться здесь. Представь, как я буду чувствовать себя. Вставать поутру и говорить слова приветствия одному из мужчин, которые замучили ее до смерти? Я не могу сделать этого, даже ради тебя.

Проведя рукой по волосам, Охотник переместил свой вес с одной ноги на другую.

— Мое сердце лежит на земле из-за твоих слез. Ноя не могу пойти назад и исправить многие ошибки. Твой отец и мать умерли. Suvate. Это кончено.

Лоретта обхватила себя за талию, глядя на него.

— Смерть моего отца это одно. По меньшей мере это была быстрая смерть. Но моя мать… — Она склонила голову, замолчав. Когда она снова подняла голову, на ее щеках сверкали слезы. — Ты прав. Это кончено. Все. Если, конечно, ты не захочешь уехать со мной. Мы можем уехать. Только ты и я, Охотник. Сделаешь ты это? Ради меня? Мы могли быть вместе* Мы могли бы забыть, если бы попытались.

— Я команч. Без моего народа я ничто.

— А я tosi tivo. Если я останусь здесь с убийцами моих родителей, я буду тоже ничто.

— Ты моя женщина. Мы одно навсегда, без горизонта.

— О Охотник, это не так легко. Я уезжаю, — прошептала она дрожащим голосом. — Ты не можешь наблюдать за мной каждую секунду.

— Женщине запрещено покидать своего мужа.

— Наша любовь тоже запрещена.

У Охотника все сжалось внутри. Он не мог ругать ее за желание уехать. Ода, он все понимал. Он даже относился сочувственно к ее решению, но не в такой степени, чтобы отпустить ее. Сейчас она была потрясена всем происшедшим. Позже, когда она успокоится, может быть, она будет смотреть на все по-другому. Как бы там ни было, ему требовалось время, чтобы все обдумать, решить, что делать, чтобы как-то выправить отношения между ними. Он любил ее очень сильно и не допускал мысли о ее уходе. Слишком сильно. В надежде обескуражить ее он проворчал:

— Если ты убежишь, этот команч последует за тобой. Каждый, кто попытается забрать тебя у меня, умрет. Подумай об этом как следует. Я уплатил за тебя хороший выкуп. Ты моя женщина. А свое я берегу.

— Ты не посмеешь! — сказала она, задыхаясь. — Моя семья, Охотник?

Выражение ошеломленного недоверия на ее лице вызвало у него желание отказаться от своей угрозы, но он знал: стоит ему так поступить — и она убежит при первой возможности. Если она будет бояться за жизнь любимых ею людей, меньше вероятность, что она решится на какой-нибудь необдуманный поступок.

Взгляд ее стал жестким и стеклянным. Подняв подбородок, она встретила его взгляд с презрительной надменностью.

— Но что это я, конечно, ты способен на все, не так ли? Единственное, о чем ты думаешь, это сохранить то, что тебе принадлежит. В данном случае меня. Купили уплатил за свою tosi tivo! He лучше, чем за лошадь.

— Ты моя. Я пролил в тебя свое семя. Убеги от меня, и я побью тебя так, что ты будешь визжать и плакать. Эго обещание, которое я делаю для тебя.

— Знаешь, в чем моя проблема. Охотник? Я видела только то, что хотела. — Она махнула в сторону шеста со скальпами. — Это доказательство всегда находилось здесь, но я находила для тебя уважительные причины и видела тебя таким, каким хотела, чтобы ты был. Я говорила себе, что ты любишь меня не как вещь, а как человека! И, поступая так, я забыла об одном важном обстоятельстве. Ты команч в первую, и последнюю очередь, и всегда, навеки. Убийца-язычник! Тетя Рейчел была права.

Он пересек вигвам и сел на край кровати, наблюдая за нею.

— Если ты думаешь, что я собираюсь лежать рядом с тобою теперь, то ты сумасшедший, — сообщила она ему дрожащим голосом.

— Я достаточно точно сумасшедший команч, — ответил он. — Ты будешь лежать р (дом со мною. Этой ночью и всегда. Ты не можешь убежать. Если убежишь, смерть будет ехать с тобою яюм везде.

Вигвам был залит лунным светом. Лоретта не была уверена, спит ли Охотник. Она лежала рядом с ним целую вечность, ожидая. Ровное и спокойное дыхание Эми доносилось до нее. Если Лоретта не решится действовать сейчас, может быть слишком поздно.

Повернув голову, она смотрела на темный профиль Охотника, остро ощущая теплоту его тела рядом с собой. На минуту ее захлестнула почти парализующая нежность. Она подавила это чувство так же быстро, как оно возникло. Любовь в самом деле слепа, как любила говорить тетя Рейчел. А любовь Лоретты была еще более слепой, чем у большинства других людей.

В своем мире Охотник был хорошим, честным мужчиной, но он никогда не был и не мог быть таким для нее. Его угроза убить любого, кто окажет ей помощь, включая членов ее семьи, была доказательством этого. Каким-то образом она обманывала себя, замечая только его хорошие качества, которых было много, и игнорируя те, которые вызывали у нее отвращение. Это не было незначительным разногласием, чем-то, что они могли бы уладить. С самого начала ей было известно о существовании этой другой его стороны, он никогда не лгал об этом, тем не менее, она как-то не учитывала ее.

Лоретта подвинулась к краю кровати и осторожно встала. Повернувшись и затаив дыхание, она застыла на месте, не отрывая взгляда от своего мужа. Он не шевелился. Она отступила на один шаг и остановилась, готовая к тому, что он вскочит и схватит ее. Если бы он не говорил серьезно, когда угрожал побить ее, он не сделал бы из этого обещания. Среди людей его народа бегство считалось страшным грехом, а тут еще примешивалось нарушение супружеской верности. В племени команчей женщинам, нарушившим супружескую верность, отрубали носы. Не очень приятная мысль. Это добрее, чем забить несчастную камнями до смерти, но ужасно все равно.

Видя, что Охотник продолжает лежать без движения, Лоретта дрожа начала пятиться от кровати. Эми спала на расстоянии всего лишь нескольких футов от них, но ей это расстояние показалось милей, очень длинной предательской милей. Когда она наконец преодолела это расстояние, она зажала рукой рот Эми. Эми дернулась. Над напряженными пальцами Лоретты ее глаза казались большими, как блины, и сверкали в лунном свете подобно сапфирам. Приложив палец к губам в знак необходимости соблюдать тишину и молчание, Лоретта жестами дала понять Эми, что той надо выйти из вигвама. Эми села, бросив испуганный взгляд через плечо в сторону низкой кровати, на которой спал Охотник.

Лоретта подползла к сумкам Охотника, отыскивая в темноте бутыль с водой и заготовленные съестные припасы. Она взяла две сумки с продуктами, в одной из которых были сушеные фрукты и орехи, а в другой вяленое мясо. Затем она схватила свою сумку.

Открыв ее, она достала свои аккуратно сложенные штанишки. Вернувшись ползком к кровати, она положила их на шкуру рядом с Охотником. Когда она выпрямилась, слезы обожгли ей глаза. Так много воспоминаний. Печаль охватила ее. Охотник, приветствующий ее в полночь, с ее штанишками, развевающимися позади него. Охотник, подносящий их к своему носу и нюхающий цветочный аромат, а глаза его полны смеха. Когда-нибудь, когда горечь пройдет, он, может быть, посмотрит на эти штанишки и улыбнется, вспомнив о ней. Она молила Господа, чтобы это случилось именно так. Конечно, он должен в конце концов простить ее за то, что она ушла от него.

Лоретта и Эми прокрались наружу. Бросившись между вигвамов, Лоретта направилась под прикрытие деревьев из страха, что кто-нибудь может заметить их и поднять тревогу. Теперь, когда она сделала первый шаг, у нее не было обратного пути. Быть побитой не очень улыбалось ей, особенно когда бить должен был мужчина, обладавший силой Охотника. Когда она почувствовала, что они удалились достаточно далеко, чтобы не быть услышанными, она замедлила шаги.

— Мы убегаем, что ли? — вскричала Эми. — Все из-за этого противного Красного Бизона. Быстрая Антилопа рассказал мне о том, что происходит. Ты не можешь осуждать Охотника за то, что сделал этот подонок его двоюродный брат!

Лоретта, нервы которой были натянуты подобно скрипичным струнам, резко обернулась и крикнула:

— Не только из-за Красного Бизона. Боже мой, Эми, разве ты не понимаешь, что все это значит? Мужчины из этой деревни убили моих папу и маму! Там, должно быть, находилось тридцать воинов в тот день! А мы живем среди них, заводим с ними дружбу. Боже милостивый, я не могу оставаться здесь ни одной лишней минуты.

Эми вздернула подбородок.

— Я никуда не уйду, не поговорив с Быстрой Антилопой.

— Ты не сделаешь ничего подобного.

— У меня нет выбора. Мыс ним сделали обещания. Я не могу уйти, не сказав ему, почему и куда я ухожу. Когда он узнает, что я ушла, он будет в бешенстве.

— Ты будешь делать, что я велю и когда я велю, юная леди. Какие еще обещания?

— Свадебные обещания, и я не пошевельнусь, пока не переговорю с ним.

У Лоретты сжалось все внутри, и она почувствовала себя так, как будто упала на колени.

— Эми, ты лишилась рассудка? Тебе ведь только двенадцать лет!

— Достаточно взрослая! — Лунный свет освещал лицо Эми, делая видимыми переживаемые ею душевные страдания. — Что ждет меня дома, Лоретта? Позор, вот что, за то, в чем нет никакой моей вины. Я обесчещена! Здесь, у народа Быстрой Антилопы, такие события не имеют значения. Охотник восстановил мою честь, и все кончено. Быстрая Антилопа любит меня, и я люблю его. Он самый лучший друг из всех, какие у меня когда-либо были!

— Он команч, вот кто он. И ты выйдешь за него только через мой труп! — Страх охватил Лоретту. Эми уже так много страдала. Любовь к Быстрой Антилопе принесет ей новые огорчения. Она еще слишком юная, чтобы понимать все это, но настанет день, когда она будет благодарить судьбу за то, что Лоретта увела ее отсюда. — Одного несчастного супружества в этой семье вполне достаточно. Что касается бесчестья, то это полнейшая чепуха. Ты чувствуешь себя обесчещенной?

— Нет! Но только потому, что люди здесь не дают мне этого почувствовать! Дома все будет по-другому.

Женщины будут перешептываться за моей спиной. Они не разрешат мне присутствовать на церковных собраниях! От меня все будут шарахаться, и ты это отлично знаешь.

— Тогда мы с тобой уедем, только ты и я, может быть, в Галвестон, где нас никто не знает. Мы не должны оставаться здесь.

С этими словами Лоретта сунула в руки Эми свою сумку и, схватив ее за руку, потащила за собой, направляясь прямиком к лугу, где паслись лошади.

— Ты совсем рехнулась, удирая так от мужа команча. Ты представляешь, что он сделает с тобой, когда поймает?

— Изобьет до потери сознания, я думаю. Вот почему я хочу сделать так, чтобы он не поймал меня.

— Он изобьет тебя, можешь в этом не сомневаться, на виду у всей деревни. Твое бегство является для него бесчестьем. Он так взбесится, что отрубит тебе нос! Он ведь не белый человек, Лоретта Джейн. От команча нельзя уйти! Охотник будет так беситься, что сможет перекусить ремешок из сыромятной кожи.

— Заткнись, Амелия Роуз, не то я хорошенько отшлепаю тебя по заднице.

— Ты не доросла еще до этого!

— Хочешь пари? — сказала Лоретта неуверенно. Эми на минуту задохнулась.

— Ты боишься, не правда ли?

— До одури.

— Тогда зачем уходить от него?

— Потому что я должна. Я должна. Теперь пошли. Я старшая. Мне лучше знать, что делать.

Эми поступила, как ей велели, хотя и с большой неохотой, предрекая при каждом следующем шаге ужасную судьбу, которая ожидает Лоретту, когда Охотник поймает ее.

— Он не отрежет мне нос!

— Еще как отрежет!

— Не отрежет! — Лоретта перепрыгнула через старое русло ручья и повернулась, чтобы помочь своей кузине. — А теперь оставь свои попытки испугать меня.

— Тебе стоит его бояться. Ведь он команч, Лоретта! Когда женщина команча покрывает своего мужчину позором, он должен наказать ее. Он должен, чтобы спасти свою репутацию.

— Хвала Господу, я не женщина племени команчей. — Лоретта подтолкнула Эми, направляя ее вперед, и пошла следом за нею.

— Лоретта Джейн, мы не собираемся воровать у них лошадей, не так ли?

— Ты предпочитаешь идти пешком?

— Охотник сдерет с нас кожу с живых. — Когда Лоретта продолжала идти молча с мрачным выражением лица, Эми подошла ближе. — О Лоретта… ведь не Охотник сделал это. Ты ведь не думаешь, что он был там.

Лоретта прижала тыльную сторону запястья к липкому лбу.

— Мне точно не известно, что его там не было. И я никогда этого не узнаю. Я даже не уверена в том, что сам Охотник знает это наверняка. — Она посмотрела в глаза своей младшей кузины. — Можешь ты быть уверена в этом, Эми? Можешь?

Эми отвернулась, глядя на реку. Лоретта была уверена в том, что девочка думает о Быстрой Антилопе и о времени, проведенном с ним там, на реке. Подул ветерок, прошелестев листьями тополей.

— Нет, я не могу быть в этом уверена. Он мог быть там. Красный Бизон его двоюродный брат. Как ты мне. Они должны были держаться вместе. Я думаю, Охотник мог быть там.

— Если бы это были твои мама и папа и ты обнаружила бы, что Быстрая Антилопа мог принимать участие в их убийстве, ты осталась бы? Отвечай мне правду.

Эми зажмурилась, дрожа.

— Нет, я не смогла бы остаться. Я сожалею, Лоретта. Я не должна была так накидываться на тебя.

Лоретта бросила беспокойный взгляд через плечо. Охотник мог проснуться в любую минуту, и, когда он проснется, он отправится прямо к лошадям.

— Пойдем скорее. У нас будет время для разговоров позже.

Эми пошла более быстрым шагом, чем до этого, теперь, когда она убедилась, что они поступают правильно. Когда они добрались до пастбища, сердце Лоретты дрогнуло. В темноте видны были только силуэты лошадей, распознать их было невозможно. Как ей узнать Друга?

Она позвала его по имени. Слева от нее раздалось ответное ржание.

— Вон вороной! — крикнула Эми.

Лоретта приподнялась на цыпочки, чтобы лучше видеть. Смотревшая на нее лошадь была похожа на Друга. Она прошла между животными, чтобы взять его поводья. Поприветствовав его, как ее учил Охотник, она выдернула шест, к которому он был привязан, и повела его из стада. Вернувшись, она подобрала серого жеребца для Эми. Насечка на его левом ухе говорила о том, что он объезжен.

Привязав сумки со съестными припасами к своей талии, Лоретта взобралась на лошадь и велела Эми сделать то же. Затем, сидя верхом на Друге, она окинула взором стадо лошадей.

— Нам надо разогнать их, — сказала Лоретта.

— Надо что? Их ведь тут сотни!

— Если Охотник сможет прибежать сюда и оседлать коня, он настигнет нас раньше, чем мы успеем проехать милю. — Образ мускулистого тела Охотника, двигавшегося в гармонии с движением его лошади, возник в ее воображении. — Ты знаешь, какой он превосходный наездник!

— Но лошади могут растоптать нас!

Или же их могут поймать на месте преступления. Трудно было сказать, как далеко разнесутся их крики. Но этому нельзя было помочь. Собрав все свое мужество, Лоретта закричала и направила Друга в середину стада, размахивая руками и ударяя лошадей по крупам. Это заняло довольно много времени, но в конце концов животные встревожились и, выдергивая свои шесты, разбежались в темноте во всех направлениях. Лоретта и Эми погнали самых храбрых из них, которые осмелились задержаться. Наконец ни одной лошади не осталось в пределах видимости. Лоретта надеялась, что они убегут на порядочное расстояние. Это давало им не очень большое преимущество, но по меньшей мере, должно было задержать Охотника.

Эми ехала рядом с Лореттой, оглядываясь назад в сторону деревни.

— Я очень надеюсь, что они не слышали наших криков. Все индейцы в деревне будут в бешенстве, когда узнают, что их лошади разбежались.

При этих словах у Лоретты в воображении возник образ гневающегося Охотника. Она схватила крепче Друга за гриву.

— Поехали. Поторопимся. Нам надо набрать расстояние.

Путешествие домой оказалось намного легче, чем первое путешествие Лоретты в деревню. На этот раз она имела лучшее представление о том, как найти воду, поэтому ей не пришлось тратить много времени на поиски. В первый день они с Эми постоянно смотрели одним глазом на горизонт позади себя, в ужасе ожидая появления команчей. На второй день они обе слегка расслабились. К третьему Эми решила, что Охотник не станет их преследовать.

— Он, должно быть, обрадовался, что избавился от нас, — размышляла вслух Эми. — Они могут преодолевать в день расстояние вдвое больше того, что преодолеваем мы. Что еще могло задержать его так долго?

Лоретта не испытывала на этот счет никаких иллюзий. Охотник последует за нею на край света, если в этом возникнет необходимость.

— Может быть, это провидение. Слава Богу, что он не добрался до нас.

— Если он сказал, что убьет каждого, кто поможет тебе, куда мы поедем?

Эми задавала этот вопрос дюжину раз.

— В форт Белнап. Там расположен штаб пограничного патруля. Даже Охотник не может взять форт.

— А что, если там не окажется пограничного патруля? Что, если они отправились по восемьдесят девятому меридиану?

— Тогда нам будет плохо. Нам придется отправиться домой, собрать кое-какие припасы и уехать.

— Куда?

— Куда-нибудь — до тех пор, пока мы не найдем безопасного места. Может быть, в Джексборо. Может быть, в другой форт. Мне нужна карта, вот что.

Эми окинула взором бескрайний простор, расстилавшийся перед ними.

— Карта, Лоретта Джейн? У меня где-то в глубине моего сознания сидит мысль, что мы откусили слишком большой кусок, который нам не прожевать.

— Все хорошо. Доверяй мне. Я приехала в деревню Охотника, не так ли?

— Только благодаря указаниям Охотника!

— Ну что ж, начиная с этого момента, я буду следовать указаниям своего носа.

— Пользуйся им, пока он есть у тебя. Лоретта закатила глаза.

— Не можешь ли ты попытаться быть оптимистичнее? У нас все будет хорошо. Я знаю это.

Несмотря на произносимые ею слова, в горле Лоретты образовался ком ужаса. Она молила Бога, чтобы оказаться правой.

Мать Охотника стояла над ним, заламывая руки, пока он собирал свое снаряжение, чтобы уехать.

— Мой tua, твой гнев очень горяч. Я боюсь за твою женщину, когда ты найдешь ее.

Весь в напряжении, Охотник Прошел мимо матери к лошади.

— Она обесчестила меня.

— Она не знает наших обычаев. Разве оставить своего мужа считается бесчестием у ее людей тоже?

Охотник перекинул сумки через спину своего жеребца, закрепив их на подпруге.

— Это бесчестие здесь.

— Охотник, не задержишься ли ты для разговора со мной?

— Нет. Ты говоришь женские разговоры. Почему моего отца нет здесь? Я скажу тебе почему. Он знает, что она разогнала лошадей всех мужчин в деревне, оставив нас беззащитными в случае нападения. Он знает, что она ушла без разрешения. Он знает, что она обесчестила меня! Он сидит в своем вигваме и говорит, что это будет достаточно точно хорошая вещь, если я найду и побью ее.

— Он сидит в своем вигваме, потому что у него болят старые колени. Пойди и поговори с ним.

— У меня нет времени. Я должен быстро ехать, чтобы поймать мою женщину. — Охотник попытался войти в вигвам, но мать загородила ему дорогу. Он вздохнул и уперся руками в бока.

— Pia, ты испытываешь мое терпение. Я устал. И очень сердит.

— Лошади все нашлись. Никакого вреда не было причинено.

— Понадобилось два дня, чтобы собрать их! Это никогда не кончится! И ты называешь это не причинить вреда? Какое бы наказание я ни выбрал, моя женщина заслуживает его и даже больше. Назови мне хоть одну женщину из известных тебе, которая убежала от своего мужа. Всего одну, pia, и мой гнев охладится.

Женщина Многих Одежд покачала головой.

— Женщины команчей другие. У твоей Лоу-реетты есть причина к беспокойству. И причина, чтобы убежать. Ты понимаешь это. Пока ты едешь, чтобы поймать ее, подумай хорошенько над моими словами. Если бы ты узнал, что мужчина из деревянных стен изнасиловал твою беременную жену, ты смог бы жить с ним рядом?

Охотник протиснулся в вигвам, не отвечая.

— Посмотри мне в глаза, Охотник. Я требую ответа! Ради любви к Лоу-реетте ты смог бы жить рядом с убийцами твоей умершей жены?

— Хватит! — Охотник отстранил свою мать, слишком занятый своими мыслями, чтобы заметить, что она споткнулась при этом. — Иди к своему мужу, старая женщина. Морочь ему голову своим языком!

Тремя сутками позже самые худшие опасения Эми оправдались: в форте Белнап войск не оказалось. Лоретта знала, что живущие там семьи будут подвергнуты опасности, если она и Эми останутся там. Совесть не позволила ей остаться. У них с Эми не было другого выбора, кроме как отправиться домой.

Стейнбахи, супружеская пара, жившая за частоколом, пригласила обеих девочек разделить с ними большой воскресный ленч до отъезда. Несмотря на зверский голод, Лоретта отказалась.

— Нам лучше трогаться. На случай если они будут следовать за нами. Пожалуйста, не беспокойтесь. С нами все в порядке, — заверила она их, когда они с Эми взбирались на лошадей.

Она надеялась, что ее голос звучит более уверенно, чем она себя чувствовала. Мистер Стейнбах показался ей героическим типом мужчины. У них впереди было добрых шесть часов быстрой езды, и Лоретта стремилась поскорее отправиться в путь. Она чувство-вата приближение Охотника и впадала в панику от этого чувства.

— Прощайте, мистер Стейнбах.

Лоретта посмотрела на пыльный двор, где маленькие мальчики Стейнбахов играли в салочки. Она не могла подвергать их жизни опасности

Когда Лоретта и Эми взобрались i— гребень возвышенности, их глазам открылась ферма, у которой был странный вид, пустынный и покинутый. Девочки остановили лошадей и смотрели на дом. Несмотря на сухой период, кукурузное поле буйно разрослось. Лоретте была видна одна свинья, копавшаяся в загоне. Все казалось нормальным, за исключением того обстоятельства, что день приближался к сумеркам, и из кухонной грубы должен был виться дым.

— Все правильно, сегодня воскресенье. Миссис Стейнбах сказала, — вскричала Эми. — Может быть, мама и папа пошли помолиться к Бартлеттам.

Лоретта кивнула. Воскресенье. Слово прозвучало, как чужое после столь долгого пребывания в команчерии. Субботние вечерние купания. Выборы лучшей одежды для воскресного дня. Чтение отрывков из Библии всю вторую половину дня. Все это, казалось, было век назад. Она расправила плечи, испытывая такую усталость, что готова была упасть там, где находилась. Она понимала, что Эми устала точно так же.

— Может быть, это и к лучшему, что они ушли. — Она осмотрела критическим взглядом индейскую одежду Эми. — Если тетя Рейчел увидит тебя одетой таким образом, она упадет в обморок.

Эми посмотрела вниз на свои мокасины, еще влажные после перехода реки.

— Мне нравится одеваться так. Это гораздо лучше, чем быть сжатой и задыхаться в жару.

Лоретта послала Друга вперед, откидываясь назад, чтобы облегчить ему спуск по отлогому склону. Было как-то странно въезжать в калитку одетыми как команчи. Привязав поводья к столбику у крыльца, Лоретта поднялась по просевшим ступеням к двери. Подняв щеколду, она толкнула дверь внутрь. Запах свежеиспеченного хлеба донесся до нее, и это было еще одним доказательством того, что сегодня состоялось религиозное собрание. Иначе тетя Рейчел не стала бы печь хлеб в субботу. Эми плечом оттолкнула Лоретту и прошла прямиком к печи.

Отломив горбушку хлеба, она откусила большой кусок и повернулась, улыбаясь, с вздувшейся щекой.

— Боже, как вкусно! Мне так надоело вяленое мясо и орехи. Хочешь немного?

— Потом. Нам нельзя медлить. Давай соберем пищи и уедем.

— Не увидевшись с мамой?

— У нас нет времени.

— Я никуда не уеду, пока не увижусь с мамой. Охотник гонится не за мной!

— Он схватит тебя и вернет назад точно так же! У него сумасбродные представления о семье. Он считает, что ты теперь принадлежишь ему. Он считает, что дядя Генри плохо заботится о тебе.

— Он совершенно прав. Папа не заботится ни о ком, кроме себя самого.

Лоретта взяла винтовку со стойки и залезла в шкаф за патронами.

— Приготовь этот хлеб, чтобы взять с собой, Эми. Потом пойди в кладовку и возьми все, что увидишь — вяленое мясо, кукурузную муку, сушеные фрукты. Теперь поторопись! Если мы будем копаться, Охотник может догнать нас.

Менее чем через час девушки были почти готовы к отъезду. Эми только что вышла, чтобы оседлать свою лошадь, и Лоретта собиралась присоединиться к ней, когда Эми влетела назад в дом, захлопнув дверь за собою.

— Черт побери, Охотник здесь! Сердце Лоретты сжалось.

— О Боже, опусти засов, Эми!

Лоретта схватила кровать и отодвинула ее, освободив крышку погреба. Эми поспешила ей на помощь, ее маленькое лицо было искажено гримасой страха…

— Они видели тебя? — крикнула Лоретта.

— Не думаю. Но наши лошади на виду! Они все поймут, Лоретта Джейн! Что, черт возьми, нам делать?

— Прятаться! — Лоретта подняла крышку люка и толкнула Эми вниз по ступеням. Схватив винтовку, она с беспокойством огляделась вокруг, чтобы удостовериться в том, что кровать стоит ровно и покрывала не смяты. Если что-нибудь, какая-нибудь мелочь будет выглядеть странно, Охотник обратит на нее внимание и поймет, что кровать двигали. Как только он придет к такому выводу, у него уйдет немного времени, чтобы подумать о погребе. Она уже не считала команчей глупыми, а Охотник был умнее всех.

Торопясь вслед за Эми, Лоретта опустила крышку люка за собой. Влажная, пахнущая плесенью темнота обволокла ее. Она нащупывала в темноте оставшиеся ступени. Бледные полосы света, проникавшие через щели в полу, освещали бледное лицо Эми. Укрытие было маленьким — погребок размерами в четыре квадратных фута и достаточно глубокий, чтобы они могли выпрямиться. Лоретта оттолкнула Эми в угол и встала перед нею, держа винтовку наготове.

Топот копыт приближающихся лошадей эхом отдавался в голове Лоретты. Она чувствовала позади себя дрожь Эми. Прозвучал голос Охотника, отдававшего какую-то команду на языке команчей. В следующую минуту он прокричал:

— Белые Глаза, пришли ко мне мою женщину! Лоретта вздрогнула. Гнев, зазвучавший в его голосе, ударил по ее натянутым нервам. Последовала тишина, долгая, давящая на уши тишина. Она представила себе Охотника, всматривающегося в оленью кожу, закрывавшую окна, и как меняется выражение его лица, когда он начинает понимать, что никого в доме нет.

Скрипнуло дерево. Вздрогнув, Лоретта подняла голову. Кто-то ступил на крыльцо. Застонала другая доска, потом другая. От напряжения у нее заболели глаза. Застыв в страхе, она ждала. Чуть позже дверь с грохотом распахнулась, и ноги, обутые в мокасины, мягко ступили на пол хижины. Она ощущала близость Охотника всеми порами кожи. Прижавшись к Эми, она не отрывала глаз от крышки люка. Пожалуйста, Боже, сделай так, чтобы он не увидел крышки.

От духоты и тишины у Лоретты звенело в ушах. Она затаила дыхание и знала, что Эми сделала так же. Затем Эми всхлипнула. Звук был не громче шепота, но он показался громким, как орудийный выстрел. Скрипнула доска. Тени упали на полосы света, проникавшие сквозь щели пола. Трясясь, Лоретта положила палец на спусковой крючок, ее кожа стала липкой от пота. Крышка люка приподнялась на дюйм…

Эми вздрогнула и задохнулась. Не будучи уверенной, с какой стороны Охотник откроет дверь, Лоретта выжидала, пока не увидела носок его мокасина, и тогда направила в его сторону ствол винтовки. Крышка заскрипела, раскрываясь шире. Свет ослепил ее на мгновение. Охотник стоял над открытым люком, черты его лица были натянуты от гнева.

— Выходи! — Он щелкнул пальцами и указал большим пальцем за свое мускулистое плечо, отступив назад, чтобы им были видны ступеньки. — Namiso, теперь!

Эми прыгнула, чтобы подчиниться. Лоретта массой своего тела оттолкнула ее назад в угол.

— Убирайся отсюда, Охотник. Я не пойду с тобой. Он поставил ногу на верхнюю ступеньку. Думая, в действительности ли она делает все это, она направила на него винтовку.

— Не пытайся сделать этого! Просто уйди. Пожалуйста. Я не хочу причинить тебе вреда!

Он сделал еще один шаг. Выражение его лица было грозным, глаза сверкали гневом.

— Она заряжена! Не испытывай меня, Охотник! Я не вернусь назад!

К ужасу Лоретты, он осмелился еще на один шаг. Она старалась совладать с собой и попыталась унять дрожь пальца, который лежал на спусковом крючке. Звук воображаемого выстрела заполнил уши. Она представляла, как он сгибается и скатывается по ступенькам с разорванной широкой грудью, из которой хлещет кровь. Пылающие темно-синие глаза уставились на нее, приковав ее к месту. Воспоминания о родителях промелькнули в голове. Но были и другие воспоминания, воспоминания об Охотнике в сотне различных сцен, как ее друга, любовника, защитника. Она ненавидела то, чем он был, поступки, на которые он был способен. Но она любила его. И она не могла убить его. Ему это было известно. Она прочитала это в его глазах. Он прошел оставшиеся ступеньки и извлек Эми из-за нее.

— Иди к Быстрой Антилопе, — приказал он.

— Охотник… — Эми взяла его за руку. — Ты должен понять. Это была ее мама! Ее мама и папа! Как бы ты чувствовал себя?

— Иди к Быстрой Антилопе! — прорычал он. Всхлипнув, Эми побежала вверх по ступенькам и выбежала из дома, окликая Быструю Антилопу по имени. Медленно, с едва сдерживаемым гневом Охотник вырвал винтовку из рук Лоретты и швырнул ее на землю. Затем, не произнося ни слова, он перекинул ее через плечо и поднялся по ступенькам.

— Охотник, ради Бога, не делай этого! — Она схватила его за пояс, вспоминая, как она поступала так же в других случаях, когда он нес ее таким же образом. — Будь ты проклят! Я не пойду туда назад. Я не пойду!

Он пересек комнату, действуя так, как будто не слышал ее. В гневе Лоретта колотила его по бедрам сзади. Он продолжал идти. Земля проносилась под нею расплывчатым пятном, в котором нельзя было ничего различить. В следующую минуту он бросил ее на лошадь и сам уселся позади нее. Двое других индейцев взяли поводья жеребцов, на которых бежали Лоретта и Эми. Друг взвился на дыбы, почувствовав незнакомую руку, но негромко произнесенное Охотником слово успокоило его.

Когда Охотник повернул лошадь, Лоретта поняла, что он в самом деле намерен вернуть ее в свою деревню. Ее желание ничего не значило для него. Он намеревался заставить ее жить среди убийц ее родителей, смотреть им в лица каждый день всю оставшуюся жизнь, делить с ними пищу, быть вежливой с ними, принимать их. Эта мысль подтолкнула ее к действию.

— Нет! — кричала она, поворачиваясь к нему лицом. — Я не вернусь с тобой, я не вернусь.

Схватив ее за волосы, он сильно встряхнул ее. Боль обожгла всю голову. Сама жестокость действия заставила Лоретту замереть и смотреть на него в потрясенном неверии. Он сверкнул на нее глазами.

Голосом, пропитанным злобой, он сказал:

— Этот команч остановится и побьет тебя, если ты будешь делать неприятности. Ты поняла?

— Не посмеешь.

— Я команч, да? Mo-cho-zook, жестокий. Ты от этого убежала? Язычник. Мужчина, который будет бить тебя? Или, может быть, бросит тебя своим друзьям? Это будет хорошо, да? Если бы я только мог найти такого глупого мужчину, который возьмет тебя!

Отпустив волосы, чтобы обхватить ее за талию исцарапанной рукой, Охотник замолчал, побуждая свою лошадь скакать быстрее. Его рука на ее бедре была тяжелой, прикосновение пальцев неудобным, но не жестоким. Лоретта оперлась на него и закрыла глаза.

— Почему ты не можешь понять, что между нами все кончено, что я не могу остаться в этой деревне с тобой? — сказала она. — Даже если ты не имел никакого отношения к смерти моих родителей, люди из твоей деревни имели к этому самое прямое отношение! Я не могу забыть этого! И я не могу простить этого!

— Этому команчу нет никакого дела до песни в твоем сердце, — ответил он голосом, в котором все еще звучала злоба. — Ты принадлежишь мне. Навеки, навсегда! В тебе мое семя. Мужчина команч не отказывается от своей женщины.

Это были последние слова, которыми они обменялись. Мили проносились. Они ехали до поздней ночи, пока истощенная до предела Лоретта не обмякла и забылась беспокойным сном, положив голову на плечо своему мужу.

Через несколько часов она проснулась оттого, что Охотник сильно сжал ее руку. Он сдернул ее с лошади. Ошеломленная и ничего не понимающая, она упала у его ног, а затем поползла боком, чтобы не волочиться по земле, когда он потащил ее за собою одной рукой, зажав бизонью шкуру и стойки под другой.

Бросив ее на земле, он расстелил шкуру, а затем поднял камень. Лоретта смотрела во мраке, освященном лунным светом, в ошеломленном молчании, как он начал забивать стойки. Она догадывалась о том, что он хочет распластать ее, но часть ее сознания отказывалась поверить, что он сделает это. Он только пытался испугать ее, заставить повиноваться.

— Почему мы остановились так далеко от других? — спросила она, пытаясь не выдать своего волнения голосом. На некотором отдалении вспыхнул костер, и до нее доносились слабые звуки говоривших.

— Твоя Эй-мии не должна видеть, — ответил он коротко и сухо.

— Видеть что? — спросила она дрожащим голосом.

— Игры, в которые мы будем играть, — тихо сказал он.

Он поднял голову от стойки, которую забивал. Лоретта увидела убийственный блеск его глаз и бросилась в сторону. Прежде чем она успела сделать несколько шагов, он набросился на нее. Схватив ее запястье, он потащил ее к шкуре. Затем так быстро, что она не поняла каким образом, он бросил ее на спину и сам последовал за нею, прижав ноги массой своего тела, в то время как он закрепил на шесте ее руки. Так же быстро он привязал ее ноги.

Лоретта смотрела на него снизу вверх, пытаясь уверить себя в том, что он только запугивает ее. Она убежала от него; теперь он хочет проучить ее. Когда он почувствует себя отомщенным, он снова будет прежним добрым, мягким Охотником, каким был всегда.

Она продолжала убеждать себя в этом до тех пор, пока он не присел на корточки рядом с нею и резким движением вздернул блузу, грубо обнажив ее груди. Его дыхание участилось, когда он, поглаживая пальцами кончик одного соска, довел его до состояния пульсирующей твердости. Лунный свет играл на его лице, искаженном гневом.

— О да, это так делается, да? Язычник и его женщина? — Его лицо скривилось в усмешке, когда он, перекатывая ее чувствительную плоть между указательным и большим пальцами, посылал толчки чувственности в ее живот. — Охотник, который насилует и пытает? Это я. — Оставив ее грудь, он откинулся назад и вздернул юбку. — Это очень хорошо, Голубые Глаза. Животное во мне хочет иметь тебя привязанной.

С этими словами он вытянулся рядом с нею. Даже в ее смятенном состоянии каждое произнесенное им слово отдавалось эхом в голове Лоретты. Глядя в его глаза, она поняла, какую боль причинила ему своим бегством.

Оперевшись на локоть, он положил руку на нижнюю часть ее живота и опустил голову, чтобы провести губами, по виску. Ее живот сжался, когда его пальцы начали ловкую манипуляцию, возбуждая ее чувства, вызывая пощипывание кожи, продолжая неуклонное движение к грудям.

— Я буду жестокий, да? И заставлю тебя плакать реки слез, пока я играю свои игры. Это будет, хорошо, очень хорошо.

Его рот коснулся ее подразнивающе легко. Рука обхватила грудь. Выделяясь силуэтом на фоне серебристого неба, он виделся ей как черная фигура, его широкие плечи нависли над нею стеной, длинные волосы колебались подобно шелковистой занавеси.

Кошмар или сон?

Он продолжал нашептывать, говоря ужасные слова, жестокие слова, оправдывая все ее самые худшие предположения. Но его прикосновения были прикосновениями любовника, такие сладкие и волшебные, такие терпеливые и нежные, как те, когда они были вместе в последний раз. Она понимала, что он привязал ее только для того, чтобы доказать свое право, что, независимо от обстоятельств, от степени его гнева, он никогда не причинит ей никакого вреда.

— О Охотник, я сожалею, — сказала она, всхлипывая. — Я не хотела причинить тебе такую боль. Я вообще не хотела причинить тебе боль.

— Ты вырвала мое сердце, и оно не должно болеть? — Он взял зубами мочку ее уха, легко покусывая, отчего у нее по коже пробежала дрожь. — Ты плюешь на все, что я есть, и это не должно болеть? Ты покинула меня, обесчестила меня, и это не должно болеть?

Отболи, звучавшей в его голосе, у нее на глазах выступили слезы.

— Я не хотела обесчестить тебя…

Лоретта жаждала заключить его в свои объятия, но когда она попыталась сделать это, вспомнила, что руки ее привязаны. Он прильнул к ней, горячий и требовательный, но в то же время по странному нежный.

То, что последовало за этим, было прекрасно. Будучи не в состоянии оставаться пассивной, Лоретта реагировала на его действия с взвинчивающейся страстью, которая как ввергала ее в шок, так и сбивала с толку. В какой-то момент Охотник разрезал ремешки, которыми были привязаны ее руки и ноги, но мысли ее находились в таком смятении, что она не осознала этого. Он был как огонь внутри нее, головешки с небольшими языками пламени, быстро перерастающими в адское пламя. Страха не было. И не было боли. Только горько-сладкое соединение, когда они сливались воедино так, как она никогда себе не представляла.

Потом Охотник привлек ее нежно к себе и напомнил об обещаниях, которые он давал, что она никогда не испытает жестокости или позора в его объятиях, только любовь.

— Как можешь ты не слышать песнь моего сердца, Голубые Глаза?

Лоретта понимала, что он имеет в виду гораздо большее, чем просто занятие любовью. Всхлипывание зародилось у нее в груди, затем поднялось вверх в горле, набирая силу, и вырвалось громким рыданием.

— О Охотник, ты должен понять. Ты думаешь только о себе и своих правах. А как быть с моими?

Охотник привлек ее голову снова на свое плечо и обвил ее руками. Ее теплые слезы падали на его кожу и стекали, холодные и влажные, ему под руку. Он закрыл глаза, мысленно повторяя ее слова, шепот мучений, вопросы, на которые не было ответов. Неужели он думает только о себе? Да. Поступить по-другому значило потерять ее. Долго после того, как его жена уснула, обессиленная, он лежал без сна, глядя в темноту, пытаясь отыскать решение.

Но решения не было…

ГЛАВА 24

Следующий день прошел в неловком молчании. Только Эми и Быстрая Антилопа казались довольными создавшейся ситуацией. В эту ночь Охотник опять устроил их стоянку на некотором отдалении от других. В этот раз, когда он начал забивать стойки, Лоретта не испытывала страха, только нетерпеливое ожидание занятия любовью с ним. Она ненавидела себя за это, но только до тех пор, пока Охотник не приступил к возбуждению ее чувств. Тогда для нее перестало существовать все, кроме его объятий.

Когда их страсти поостыли, Лоретта не испытывала ничего, кроме пустого смирения. Казалось непостижимым, что она может так безрассудно реагировать на каждое прикосновение Охотника. Он любил ее, новее глазах это была мелкая, эгоцентрическая любовь. Он пытался сделать ее счастливой, но только так, чтобы ее желания не входили в противоречие с его. Если бы она убежала снова от него, он снова пошел бы за нею.

Повернув голову, она рассматривала его профиль, вспоминая ночь, когда он принес ей гребень, как рад он был подарить ей что-нибудь такое красивое. Подарок любви? Каждый раз, когда она вспоминала об этом, ее начинало тошнить. У них не было никакого будущего. Во всяком случае не в деревне, а он никогда не оставит свой Народ, никогда.

Охотник повернулся к ней и обнял рукой за талию. Его глаза были темными всплесками в лунном свете.

— Голубые Глаза, все будет хорошо. Доверяй этому команчу.

— Как может быть все хорошо, Охотник?

— Я сделаю это. — Он провел пальцем по ее нижней губе.

Доверяй. Его голос, нежное прикосновение проникали глубоко в нее, растворяя ее сопротивление. Она закрыла глаза. Еще через четыре дня, а может быть, и раньше она снова окажется в деревне Охотника.

— Охотник, почему этой ночью ты снова привязывал меня к стойкам? Сколько времени собираешься ты делать это?

— До тех пор, пока мое прикосновение не запечатлеется в твоем сердце.

— О Охотник, оно уже запечатлелось в моем сердце. Когда я убежала от тебя, я сделала это не из страха.

— Ты сказала hi, hites с винтовкой в руках. Ты больше не будешь иметь страха снова. Гнев, может быть, много ненависти, но не страх. — Он провел суставом пальца по ее щеке. — Ты делала картины своих воспоминаний. Теперь я делаю новые воспоминания так, чтобы они были очень хорошие.

Озадаченная, Лоретта смотрела на его темное лицо. Затем она поняла, что он говорит о воспоминаниях, связанных со смертью ее матери — команчи, стойки, ее мучительные последние минуты. Он намеренно возбуждал эти воспоминания только для того, чтобылюбовью вычеркнуть их из ее памяти. Когда она думала об этих стойках теперь, она вспоминала о дрожи, пробегающей по спине, о сладких поцелуях при лунном свете, о чудесных, сильных руках, с теплотой обнимающих ее.

Слезы выступили у нее на глазах.

— Спасибо за новые воспоминания, Охотник. Они очень хорошие.

Он приблизил свое лицо к ее.

— Этот команч хочет сделать больше новых воспоминаний.

Она вздохнула.

— Я не могу. Разве ты не видишь? Сказать да, значит отдать всю себя.

Он схватил ее запястья своей железной хваткой.

— Это еще одна причина, почему я привязываю тебя. — Его губы коснулись ее, зажигая в ней чувства. — Ты будешь делать войну завтра?

Он прошептал этот вопрос прямо в ее рот, дыхание его было теплым и сладким. Его язык коснулся ее. Сердце Лоретты сжалось от того, как бережно он привлек ее к себе. Завтра. Это казалось достаточно близким сроком для борьбы с ним. А этой ночью она не могла отказать себе в удовольствии любить его — один последний раз.

«Новые воспоминания, которые были очень хорошими». Охотник вызвал у Лоретты дюжины новых воспоминаний в следующие несколько дней. К тому времени, когда они достигли деревни, она поняла очень многое. Она не могла испытывать счастья от перспективы жить здесь, и она отказывалась притворяться, что испытывает его, но она понимала, что не может заставить Охотника передумать. Он будет держать ее при себе, воюя с ее чувствами и воспоминаниями до тех пор, пока от прошлого останется одно расплывчатое пятно с острыми, иногда укалывающими краями.

Один такой случай произошел через несколько дней после их возвращения. В этот вечер Красный Бизон с друзьями вернулись в лагерь с группой воинов из другой деревни. Охотник, предчувствуя беду, направился к большому костру.

Обезображенное лицо Красного Бизона напряглось, когда он увидел Охотника. Сухим тоном он сказал:

— Мы пришли предупредить о беде. Группа tosi tivo собрала силы и требует возвращения нескольких пленных, которых мы захватили в последних налетах.

Земля ушла у Охотника из-под ног.

— Так верните пленных. Красный Бизон опустил глаза.

— Мы не можем.

— Они мертвы? — Охотник шагнул ближе. — Красный Бизон, скажи мне, что ты не имеешь ничего общего с этим.

Красный Бизон схватил Охотника за руку. Когда Охотник посмотрел на него, вина, отпечатавшаяся на лице его двоюродного брата, уличала его. Красный Бизон попытался заговорить, но не смог и опустил свою руку. Охотник знал, что он наконец начал осознавать, к каким ужасным последствиям могут привести его действия.

Хотя Красный Бизон ничего больше не сказал ему, Охотник остался у костра в надежде узнать что-нибудь от других. Все, что он услышал, были разговоры о страхе. Если все обстояло действительно так плохо, как рассказывали вновь прибывшие мужчины, народ оказался в серьезной беде. Фермеры tosi tivo выписали насильников с Востока, из места под названием Арканзас, чтобы они воевали до тех пор, пока белые пленники не будут возвращены своим семьям.

Когда приезжие воины уехали, Красный Бизон со своими друзьями остались в деревне.

— Охотник? — позвал Красный Бизон. Охотник повернулся и ждал, пока двоюродный брат подойдет к нему.

— Что у тебя на этот раз? У тебя есть скальп ее матери? Это было бы прекрасным подарком.

Красный Бизон побледнел и уставился в деревья.

— Я совершил большую несправедливость. Пролей мою кровь, если ты должен сделать это, но не выбрасывай меня из твоего сердца, брат.

В горле Охотника образовался ком. Когда он посмотрел на Красного Бизона, он увидел не убийцу, а мужчину, который рисковал своей жизнью, чтобы спасти его, так много раз, что они оба потеряли счет этим случаям.

— Я выбросил тебя из своего сердца в ту ночь, когда моя женщина плакала над свадебным подарком, который я дал ей.

Слезы заблестели в глазах Красного Бизона.

— Я сделаю мир с нею, если только ты мне скажешь, как я могу сделать это.

Хотя Охотник боялся ответа, он должен был спросить.

— Ты убил ее отца и мать, да? Не надо больше лжи, Красный Бизон, только правду.

Лицо в рубцах натянулось на высоких скулах Красного Бизона.

— Да. Они ничего не значили, Охотник! Tosi tivo и его желтоволосая. Я не мог видеть в завтра! Откуда было мне знать!

Руки Охотника сами собой сжались в кулаки, когда он вспомнил лицо Ребекки Симпсон на портрете, так похожее на лицо Лоретты.

— Ты сделал это с ее матерью? Ты? Это не тот путь, которым шли наши отцы.

— Это путь, которым идут многие мужчины. Ты никогда не отворачивался от них, Охотник. Почему ты должен отвернуться от меня?

— Ты пытал и мучил мать моей женщины. Они этого не делали.

— Ты думаешь, я ехал один? Охотник собрался с силами.

— Кто еще был с тобой?

— Это мой секрет. Я достаточно причинил тебе неприятностей. Я не хочу также украсть у тебя твоих друзей. Разве это имеет значение? Если бы мы могли пройти назад по нашим следам, ты думаешь, мы повторили бы этот налет? Ты же знаешь, что мы этого не сделали бы.

— Может быть, и так, но это ничего не меняет. Ты убил мать моей женщины.

— Я убил белую женщину с волосами цвета меда! Она ничего для меня тогда не значила. Разве я дотронулся до той, которую зовут Эй-мии? А я мог.

— Ты отравил сердце моей женщины против меня! Даже теперь она стремится уехать. Зачем ты дал мне этот гребень?

Красного Бизона охватила дрожь.

— Я хотел принять ее. Было ясно, что у тебя к ней большая любовь. Я знал, что ты отвернешься от меня, если я буду продолжать устраивать неприятности. Когда ты уехал искать ребенка для нее, я хотел быть только добрым с нею, стать ее другом и надеялся, что она никогда не узнает меня.

— А потом ты пошел назад по своим следам? Почему?

— Гребень! — Красный Бизон поднял руки жестом мольбы. — Я был у костра Воина. Мы играли. Я посмотрел и улыбнулся своей самой доброй улыбкой. И тогда я увидел его! Лежащим в ее черной сумке, лунный свет на воде, точно как гребень, который я взял. Я знал, что наступит день, когда она станет носить свой или покажет его кому-нибудь. И, когда она сделает это, кто-нибудь может вспомнить гребень, который я взял в этом налете. Ты мог бы узнать правду.

— Что ты убил ее мать?

— Да! Я знал, что, если это случится, она может заставить тебя отвернуть свое лицо от меня. Что я могу потерять тебя. Это было неправильно — делать ложь, но я знал, что она может уехать, если узнает, что мужчины этой деревни убили ее родителей. — Красный Бизон снова схватил Охотника за руку. — Я дал тебе гребень для того, чтобы она могла уехать прежде, чем будет слишком поздно, прежде, чем ты сделаешь ей ребенка. Ты забыл бы ее со временем и простил бы меня. Охотник, у меня нет родных братьев. Ты мой брат. Моя жена мертва. Мой ребенок мертв. Мои родители мертвы. Должен ли я терять еще одного близкого человека, отдавая его tosi tivo?

Охотник глубоко вздохнул и медленно выдохнул.

— Красный Бизон, когда моя женщина возьмет тебя за руку в знак дружбы, ты будешь желанным гостем в моем вигваме. До тех пор иди дорогой грусти. Это путь, который ты выбрал сам.

— Я никогда не выбирал пути, отдельного от твоего, никогда.

Хотя ему потребовалась вся сила воли, Охотник снял руку Красного Бизона со своей.

— Иди по новому пути. Возьми жену. Тебе необязательно быть одному, если ты не захочешь этого сам. — Легким движением головы Охотник указал в сторону девушки, которая расположилась на противоположной от них стороне костра, подкидывая дерево в огонь. Когда она подняла голову и увидела, что Красный Бизон смотрит на нее, она покраснела и так растерялась, что уронила дрова, которые держала в руках.

— Яркая Звезда? — прошептал с удивлением Красный Бизон.

Охотник ушел, предоставляя Красному Бизону дальнейшую свободу действий.

Когда Охотник вернулся в свой вигвам, он отослал Эми на поиски Быстрой Антилопы и усадил Лоретту у костра, чтобы переговорить с нею. Сначала он ознакомил ее с печальными новостями, которые принесли Красный Бизон и другие воины. Затем очень осторожно он коснулся просьбы Красного Бизона о мире. Лоретта отвернулась от него.

— Как ты смеешь даже просить? Как ты смеешь? Охотник схватил ее за подбородок и заставил смотреть ему в глаза.

— Красный Бизон имел очень много горя, маленькая. Он скручен, как дерево ветром. Его женщина, сын, родители — все убиты tosi tivo. Ты плакала, он плакал. Слезы должны прекратиться. В твоем сердце нет прощенья?

— Ты просишь невозможного. — Она оттолкнула его руку. — Я здесь потому, что ты заставил меня быть здесь. Я обращаюсь вежливо с твоими людьми, потому что ты вынуждаешь меня к этому. Красный Бизон — совсем другой вопрос. Если он подойдет близко к этому вигваму, я убью его.

Охотник посмотрел ей в глаза и ничего не сказал.

Выражение его глаз поведало Лоретте о том, какую боль она причиняла ему, что он любит Красного Бизона и всегда будет любить его независимо от совершенного им. Но прощение? У нее это не укладывалось в голове.

Сцепив пальцы своих дрожащих рук, Лоретта прижала их к животу.

— Ты любишь меня, Охотник? Любишь по-настоящему?

— Я имею большую любовь к тебе.

— Тогда увези меня отсюда, — прошептала она. — Это единственный способ для нас быть вместе. Единственный способ. Пожалуйста, подумай об этом. Если ты любишь, действительно любишь меня, ты не станешь так мучить меня.

Слова пророчества пришли на ум Охотнику. Подняв руку, он коснулся головной повязки Лоретты и утонул в зачаровывающей лазурной глубине ее глаз. Как предсказывалось в песне, она разделила его сердце. Только несколько минут назад он повернулся спиной к другу всей его жизни. Теперь она просила его повернуться спиной к своему народу.

— Голубые Глаза, я не могу уехать. Ее глаза наполнились слезами.

— Я люблю тебя, Охотник, но крики моей матери не дают мне покоя. Я никогда не смогу освободиться от этого, во всяком случае, пока нахожусь здесь. Однажды утром ты проснешься, и меня не будет рядом. И на этот раз я сделаю так, чтобы ты не нашел меня. — Он начал было говорить, но она заставила его замолчать, приложив пальцы к его губам. — Не говори ничего. Пустые угрозы не удержат меня здесь. Ты не побьешь меня. — Она прикоснулась ладонью к его щеке. — Думаешь, я до сих пор не поняла этого?

Положив руку ей на затылок, он привлек ее к своей груди, прижав лицо к плечу.

— Команчи не бьют своих женщин, — проскрипел он. — Точно так же, как не разрешают им убегать.

Она повернула лицо и коснулась губами его шеи.

— Сделай мне еще воспоминания, Охотник, — прошептала она. — Еще одно прекрасное воспоминание.

Обвив рукой ее талию, Охотник вытянулся с нею на шкуре. Ни разу прежде Лоретта не была инициатором их занятий любовью. Его рука дрожала, когда он провел ею по ее спине. «Сделай мне воспоминание, Охотник». Когда он опустил голову, чтобы поцеловать ее, он подумал, почему эти слова прозвучали как прощание. «Еще одно прекрасное воспоминание».

Лоретта проснулась вскоре после рассвета одна, укутанная шкурами. Она смутно помнила, как Охотник отнес ее к кровати после их занятий любовью прошлой ночью. Она села, прикрыв бизоньей шкурой свои обнаженные груди. Ее одежда лежала, аккуратно сложенная в ногах. Ленты для головных повязок из сыромятной кожи покоились сверху. Ее светлые волосы зачаровывали Охотника, и он ни разу не начинал занятий любовью, не развязав головных повязок. Печальная улыбка коснулась ее губ. Охотник, типичный неряшливый индеец, прибирающий за своей tosi женой. Она очень во многом ошибалась.

Она обхватила колени и оперлась подбородком о них, глядя невидящим взором в темноту, прислушиваясь к доносящимся деревенским звукам. Женщина звала собаку. Где-то плакал ребенок. С ветром доносился запах жареного мяса. Знакомые звуки, знакомые запахи, голоса друзей. Когда она начала воспринимать деревню как дом?

Лоретта закрыла глаза, роясь отчаянно в своих воспоминаниях, но общество белых людей уже перестало быть реальностью для нее. Охотник стал осью ее мира, Охотник и его народ. Невдалеке от нее на своем матраце спала Эми. Лоретта прислушалась к ее ровному дыханию. Эми, тетя Рейчел, дом. Сможет ли она вернуться туда теперь, к своему старому образу жизни?

Ответ на этот вопрос не заставил себя ждать. Жизнь без Охотника вообще не была жизнью. Тем не менее видеть каждый день Красного Бизона было невыносимо.

Отбросив бизоньи шкуры, Лоретта соскользнула с кровати и быстро облачилась в свою одежду. Единственным способом преодолеть очередной день было не замечать существования Красного Бизона и сосредоточить все свое внимание на Охотнике. Надо развести костер и приготовить завтрак.

Плеснув немного воды в тазик, Лоретта умылась, а затем причесала волосы и сплела их в одну толстую косу.

Утренний воздух был прохладным и сырым от влаги. Птицы щебетали на росших неподалеку тополях, создавая какофонию звуков. Выйдя из вигвама, Лоретта на мгновение остановилась и посмотрела себе под ноги. Только два полена валялись возле ямы, в которой разводили огонь. Ей придется идти собрать еще, как только она разведет огонь.

Опустившись на колени возле ямы для огня, она разворошила угли, оставшиеся с прошлой ночи, и расположила поверх них растопку, добавив сухой травы. Низко нагнувшись, она принялась дуть до тех пор, пока угли не разгорелись и не зажгли траву. Затем, выпрямившись, она положила поленья на языки пламени.

Громкий стук заставил ее обернуться. Она ожидала увидеть своего мужа. Вместо этого она оказалась лицом к лицу с Красным Бизоном. На мгновение у нее остановилось сердце. Она смотрела в его лицо. Он смотрел на нее. В руках он держал дрова. Одно полено лежало у его ног. Очень медленно он присел на корточки и начал укладывать остальные.

Наконец Лоретта обрела дар речи.

— Убирайся отсюда!

— Я принес тебе дрова, — тихо ответил он по-английски.

Даже Лоретта знала, что воины никогда не унижают себя сбором дров для костра; это была женская работа. Красный Бизон унижался, чтобы помириться с нею. Ей было все равно.

— Мне не нужны твои грязные дрова. Возьми их и уходи.

Он продолжал свое дело, словно она ничего не сказала. Гнев закипал в горле Лоретты. Она прыжком поднялась и быстрыми шагами подошла к нему.

— Я сказала, убирайся отсюда! Забери свои проклятые дрова!

Как раз в тот момент, когда она приблизилась к нему, Красный Бизон освободил свои руки и встал. Он был на голову ниже Охотника, но рядом с ним Лоретта казалась ребенком. Она отступила, испугавшись и думая, почувствовал ли он ее страх. Подняв подбородок, она уничтожала его взглядом. Он склонил голову и повернулся, чтобы уйти.

— Я сказала, забери свои дрова! — крикнула она ему вслед. — Они не нужны мне! — Подняв одно полено, она швырнула им в него. Оно ударилось об землю одним концом, отскочило и ударило Красного Бизона по ноге. Он остановился и повернулся с ничего не выражающим лицом. Стоя так, он наблюдал затем, как она перебросала в его сторону оставшиеся дрова.

Ничего не говоря, он начал поднимать дрова. К разочарованию Лоретты, он вернулся к ее костру и начал укладывать поленья в аккуратную кучу. Углом глаза она заметила, что соседи собрались, чтобы узнать, из-за чего поднялся весь этот шум. Краска залила ее щеки. Она не могла поверить, что Красный Бизон способен так унижаться.

— Не надо, — сказала она. — Уходи, Красный Бизон! Уходи!

Он запрокинул голову. На его покрытом рубцами лице блестели слезы.

— Охотник выбросил меня из своего сердца.

— Хорошо! Ты животное!

Красный Бизон скривился, как от удара.

— Он запретил мне входить в его вигвам до тех пор, пока ты не дашь мне руки в знак дружбы.

— Никогда! — В ужасе Лоретта отступила на шаг. — Никогда, слышишь?

Красный Бизон медленно поднялся, очищая ладони рук об штаны.

— Он мой брат, мой единственный брат.

— Ты ждешь, что я пожалею тебя? Как ты смеешь приближаться ко мне? Как ты смеешь…

Голос ее прервался, и, повернувшись, она убежала в вигвам. Не обращая внимания на Эми, которая сидела на матраце, Лоретта бросилась на кровать. Сжав руки в кулаки, она пыталась заглушить свои рыдания, уткнувшись лицом в шкуру. Ненависть, горячая, уродливая и злобная, бушевала в ней, вызывая дрожь всего тела. «Возьмет его руку в знак дружбы»? Никогда в жизни.

Охотник возвращался с купания на реке и стал свидетелем части столкновения между Лореттой и Красным Бизоном. Помня о требовании, которое выдвинула перед ним Лоретта прошлой ночью, он повернул назад и вернулся к реке, не торопясь предстать перед лицом своей жены до тех пор, пока он все не обдумает.

Удлиняя свои шаги, он пошел в быстром темпе вдоль реки и оставил деревню далеко позади себя, и его напряжение несколько ослабло. Он растянулся под тополем, упершись плечом в его серебристый ствол, устремив взгляд на поверхность воды. Он позволил своим мыслям устремиться вместе с текущими водами реки к далекому месту. Дул свежий ветерок. Небо, исчерченное розовыми полосами, было серое. Он вдыхал запахи травы и земли, знакомые с детства, и они приносили его душе успокоение. Птицы щебетали над ним, приветствуя начало нового дня.

Охотник жалел, что не отправился на охоту с другими этим утром. Опасность, постоянное напряжение, испытываемое во время охоты на бизонов, могли помочь ему привести свои мысли в порядок. Ему надо было принять решение о Лоретте, и сделать это следовало быстро. Жестокие пальцы сдавили его сердце. Его народ или Лоретта? Лица матери и отца проносились перед его мысленным взором. Затем к ним добавились другие: Черного Дрозда, Девочки-Пони, Черепахи, Воина, Девушки Высокой Травы и Красного Бизона. Как сильно он ни любил их, любовь к Лоретте была сильнее. Когда это случилось?

Он как-то сказал Лоретте, что без своего народа он ничто, и это было правдой. Он собирался отказаться от всего, чем он был, чтобы быть с нею. И все же, как он мог жить без нее? Сбывались слова пророчества. Без нее у него не было завтра. Как мог мужчина жить без этого?

Он вздохнул и закрыл глаза. С того момента, когда она покинула свои деревянные стены, путь, лежащий перед ним, был четко очерчен, но он был слишком слеп, чтобы разглядеть его. Tosi женщина и команч, прошлое которых запятнано слезами и кровопролитиями, имеют мало шансов на счастливое совместное существование с любой из этих рас. Чтобы быть заодно, вместе, они должны идти по жизни одни, в стороне от обоих их народов.

Где, в этом был весь вопрос. А у Охотника не было на него ответа. На Западе, как предсказывалось пророчеством? В районе больших гор? Эта мысль пугала его. Он вырос на открытых просторах, где можно видеть завтрашний день, где шепчет северный ветер, колышутся травы и изобилие бизонов. На кого он будет охотиться? И как? Он не знал, какие корни и орехи там можно собирать. Он не знал, из каких растений там можно получить хорошие лекарства, а из каких — плохие. Осмелится ли он взять женщину в неизведанные края, неуверенный в том, сможет ли он прокормить ее, заботиться о ней, защищать ее? Что, если она забеременеет? Зима — время, когда плачут маленькие дети. Как сможет он стоять во весь рост, как подобает мужчине, если его семья будет голодать?

Охотник открыл глаза, сел и начал расчесывать пальцами влажные волосы. Глядя в небо, он искал Бога Лоретты, Всемогущего Отца, которому она возносила благодарность за пищу. Сначала его раздражали ее молитвы. Ее Бог не принес ей пищу; ее принес муж. Лоретта объяснила, что ее Бог направлял Охотника так, чтобы охота оказалась удачной.

Был ли ее Бог там, наверху, на небе, как она предполагала? Слышал ли он в действительности голоса людей, знал ли их мысли? Охотник мог видеть своих собственных богов — Мать Землю, Мать Луну, Отца Солнце. Ветер дул с четырех направлений. Было легко верить в то, что он видел. Почему Бог Лоретты прятался? Неужели он так безобразно уродлив? Может быть, он прятался только от команчей? Лоретта сказала, что он отец всем, даже индейцам.

Охотник был полон мира. С таким большим количеством Богов, как его, так и ее, они несомненно получат благословение. Расслабив свое тело, он отдался судьбе. Боги будут вести их. Бог Лоретты будет направлять его во время охоты, когда его собственные Боги подведут. Вместе он и Лоретта найдут новое место, где команч и tosi tivo смогут жить в мире, где Охотник сможет спеть песни Народа и сохранить его.

Поднявшись, Охотник повернул назад к деревне. От принятого решения сердце его разрывалось на части. Он понимал, что пророчество предсказало этот момент много лет назад.

Звук выстрела и пронзительный крик подняли Лоретту с кровати. Резко повернувшись, она уставилась испуганными глазами на дверь вигвама. Она была встревожена волной шума, криками, звуками шагов бегущих, новыми винтовочными выстрелами и криками белых мужчин. Нападение. На мгновение она так испугалась, что не могла пошевелить ногами, не могла двинуться с места. Затем она увидела пустой матрац Эми. О Боже.

Она направилась к двери. Все в ней кричало: «Торопись!», она же двигалась с чудовищной медлительностью. Бежать, бежать, дюйм за дюймом, к крикам и запаху смерти, найти Охотника и Эми. Поднырнув под дверной клапан, она вырвалась наружу. Взгляд ее метался от одного вигвама к другому. Она ничего не понимала. Белые мужчины, дым, несущиеся лошади без всадников и кровь.

— Охотник! Эми!

Спотыкаясь, она пошла вперед. Мимо пробежала женщина, чуть не сбив Лоретту с ног, выкрикивая имя своего ребенка.

— Эми! Охотник! Hah-ich-ka-ein, где вы?

Голос Лоретты терялся в общем хаосе звуков. Она споткнулась обо что-то и посмотрела себе под ноги. У ее ног, распростершись, лежал маленький мальчик. Его грудь была обагрена кровью, карие глаза неподвижно уставились в небо и уже остекленели.

— О Боже мой!

Попятившись назад, Лоретта сжала горло, не в состоянии отвести глаз от мертвого ребенка. Четырехлетний, может быть, моложе, убитый пулей белого мужчины. Она повернулась, и со всех сторон ее окружали другие мертвецы. Она была не в состоянии поверить своим глазам. Белые мужчины такого не творят. Они не могут.

— Эми, где ты?

Лоретта побежала по тропе, вившейся между вигвамами. Мимо нее пронеслась лошадь, сверкнул металл. Она подняла руку и отшатнулась в сторону, ожидая, что удар сабли обрушится на нее. Когда удара не последовало, она медленно опустила руку. У мужчины, скорее грязного, чем темного, были сальные волосы, свисавшие до плеч. На нем были высокие сапоги, покрытые пылью и натянутые поверх ярко-красных штанов. Из одного сапога торчал длинный охотничий нож. На поясе висели два больших револьвера. Пограничный головорез? Лоретта слышала рассказы о них, но, если это был тот, за которого она принимала его, он ушел довольно далеко от дома. Скорее это были отбросы общества, которые могли появиться где угодно. Тонкие черты его жесткого лица привлекли ее внимание. Мир вокруг него был подобен вращающемуся калейдоскопу красок.

— Белая женщина?

Лоретта встретила взгляд его блестящих голубых глаз. От потрясения она потеряла способность соображать. Она повернулась и побежала в массу ползущих, карабкающихся тел, мужчин, женщин, детей — все спасали бегством свои жизни. Tosi tivo повсюду. Звуки выстрелов их винтовок и револьверов оглушают. Впереди Лоретты молодая сквау в ужасе бежала зигзагами, пытаясь убежать от всадника, размахивающего саблей и настигавшего ее. На своей спине она несла в специальной подвеске младенца. Сабля головореза нанесла смертельный удар, и женщина распростерлась лицом вниз. Мужчина остановил лошадь и стал кружить вокруг тела, подняв окровавленный клинок для следующего удара. Лоретта закричала и бросилась к нему.

— Нет! Не ребенка! О Боже мой, нет! Удивленный звуками ее голоса, мужчина повернул голову и уставился на ее волосы. Судя по выражению его лица, он был ошеломлен, увидев белую женщину. Его задержки оказалось достаточно для нее. Она упала на ребенка, с всхлипыванием произнося слова молитвы. Мужчина убрал свою саблю, глядя на нее сверху вниз, в то время как она сняла подвеску с плеч мертвой сквау. Ребенок колотил по воздуху своими крошечными кулачками. Лоретта прижала его к своей груди и спотыкаясь удалилась.

Спрятать его. Мысль об этом не покидала ее. Она металась между вигвамами, стремясь в лес. Ветки ударяли ее по лицу. Она ныряла в кустарниковые заросли, продираясь сквозь них, накрыв ребенка рукой, чтобы защитить его. Когда она добралась до упавшего дерева, она кинулась в подлесок, выросший позади него. Выглядывая из-за дерева, она удостоверилась в том, что никто не преследует ее. Затем она сунула младенца глубоко в листву, молясь о том, чтобы его крики и плач не привели к нему белых мужчин.

Раздумывать об этом не было времени. Гонимая отчаянием, Лоретта побежала обратно к деревне. Онемевшая от ужаса, она искала хоть каких-нибудь намеков на то, где находятся Эми и Охотник. Тела, повсюду тела. Она обогнула один вигвам и устремилась к вигваму матери Охотника, надеясь, что Эми могла быть там, когда произошло нападение. Когда она бежала через центральную часть деревни, она увидела Много Лошадей, отца Охотника, который бежал, чтобы схватить маленькую девочку, застывшую на месте от страха и звавшую своих родителей.

Как раз в ту минуту, когда Много Лошадей добежал до ребенка, раздался выстрел. На груди старика появилось красное пятно. Он споткнулся, прижимая руку к ране, глядя с непониманием на кровь, струящуюся между пальцами. Затем он рухнул на землю, протянув руку в направлении ребенка, который начал топать ногами от страха. Ее возможный избавитель был мертв, а его убийца снова целился, на этот раз в нее.

Лоретта бросилась вперед наперегонки со смертью к беспомощной маленькой девочке. Ее ум перестал воспринимать происходящее. Это не могло быть реальностью. Ничего из этого не могло происходить в действительности. Охотник, где Охотник? Лоретта подбежала к маленькой девочке и схватила ее на руки.

Бойня. Онемев, потеряв способность соображать, Лоретта прижала плачущую девочку к груди и медленно повернулась кругом, пытаясь отыскать среди тел Охотника, Эми, Девушку Высокой Травы и ее детей. Она услышала слабый стон и поняла, что звуки исходят из ее собственного горла.

Та, Которая Трясется. Сна лежала перед своим вигвамом с деревянной ложкой в одной застывшей руке, с невидящими глазами. Старик. Застрелен в спину. Боров. Он бежал к Лоретте с диким выражением на лице, длинные волосы развевались.

— Toniets! — прорычал он, подбегая к ней. Голос его был едва слышен среди звуков многочисленных выстрелов. — Toniets! Namiso!

Беги быстро! Теперь! Слова запали в мозг Лоретты и застыли там.

— Много Лошадей! Боров, мы не можем оставить его!

— Ein habbe we-ich-ket! — прорычал он. — Ты ищешь смерть! Toniets, беги! Nah-ich-ka, ты слышишь?

Она должна была найти Эми и Охотника.

— Боров, где Охотник? Эми с ним? Я не могу найти их! Я не могу найти их!

— Деревья! Она побежала к деревьям! — Боров указал направление, в котором пошла Эми. — Иди! Namiso, женщина! Охотника здесь нет!

Все еще сжимая ребенка, Лоретта бросилась бежать. Toniets, беги быстро! Namiso, теперь! Два языка смешались у нее в голове, крутясь вихрем. Она больше не сознавала, кто она такая. Она только знала, что должна бежать от ужасных tosi tivo, которые могут убить ее и ребенка, которого она несла на руках.

На полпути к деревьям Лоретту перехватила дрожащая Эми с дикими глазами.

— Лоретта, где Охотник? Где Охотник? Прошептав молитву благодарности, Лоретта схватила Эми и потащила за собой под прикрытие деревьев.

— Я не знаю! Его здесь нет, его здесь нет!

Когда они добежали до деревьев, Лоретта окинула взглядом кустарник, стараясь отыскать дерево, возле которого она спрятала ребенка. Найдя его, она толкнула Эми перед собою, не обращая внимания на ветки, которые царапали им лица и цеплялись за волосы. Эми нырнула за дерево. Испытав облегчение, когда она услышала плач младенца, зарытого в листьях, Лоретта спряталась там сама, прижав к себе плачущую маленькую девочку. Выглядывая из-за дерева, она видела, как менее удачливые бежали и умирали. Их крики, сверхъестественные и пронзительные, взлетали к небесам и затихали. Много Лошадей. Сердце Лоретты сжалось.

— Лоретта! Этот маленький мальчик! Он бежит не в ту сторону!

Лоретта выглянула, чтобы посмотреть. За деревьями ребенок метался в слепой панике, сначала в одном направлении, потом в другом. Из-за близлежащих вигвамов выехал всадник. В любой момент он мог заметить ребенка и убить его. Лоретта напряглась. Сунув маленькую девочку в руки Эми, она перескочила через дерево и бросилась, пригнувшись, через подлесок. Добравшись до открытого пространства, она схватила маленького мальчика за руку и нырнула с ним в. кус nip-ник. Он обнял Лоретту за шею, всхлипывая и дрожа.

— Toquet, mah-tao-yo, —напела она. — Это хорошо, маленький. Ка tai kay, не плачь. Ш-ш-ш.

Слова оказали волшебное действие. Лоретта закрыла глаза, обнимая ребенка, воспоминания об Охотнике обвились вокруг нее подобно теплым любящим рукам. Затем громкий топот лошадиных копыт вернул ее к реальности. Она посмотрела на мужчину на лошади, который несколько мгновений назад выехал из-за вигвамов. Он остановил лошадь и вскинул винтовку к плечу. Лоретта выгнула шею, чтобы лучше видеть из-за кустарника. Индеец мчался к деревьям. Красный Бизон. На мгновение Лоретта обрадовалась. Он заслужил смерти, и кто больше подходил для роли его убийцы, чем tosi tivo? Затем перед ее мысленным взором прошло лицо Охотника, печальное оттого, что она отказалась простить его двоюродного брата.

Посадив ребенка в стороне, Лоретта прыжком поднялась на ноги. Времени для раздумий не было, оставалось только действовать. Она выбежала из-за деревьев и помчалась по направлению к мужчине, сидевшему на лошади. Ее сердце отчаянно билось. Охотник. Он потерял жену и ребенка, отца и Бог знает кого еще. Разве на его долю выпало мало страданий? Любовь к нему придала ей силы, позволила увеличить скорость. Ноги ее мелькали, пожирая расстояние. Она видела, как белый мужчина на лошади замер, прицеливаясь, приготовился спустить курок. С пронзительным криком она преодолела последние несколько футов одним прыжком и бросилась всей массой своего тела на лошадь. Животное дернулось и отступило в сторону. Его всадник потерял цель. Винтовка выстрелила в воздух и не причинила никому вреда.

При звуке выстрела Красный Бизон резко обернулся и увидел белого мужчину, пытающегося удержаться на лошади. Женщину с золотистыми волосами, колотящую его по бедру. Колеблющаяся винтовка белого мужчины дополнила картину. В течение минуты Красный Бизон, не шевелясь, смотрел на Лоретту неверящими глазами.

Увидев его замешательство, Лоретта закричала:

— Беги, проклятый дурак! Беги!

Красный Бизон нырнул под прикрытие. Лоретта отшатнулась от лошади. Белый мужчина, рыжий великан в штанах из грубой бумажной ткани и красной фланелевой рубашке, повернул своего коня и поехал к ней. Лоретта повернулась и попыталась убежать от него. Он схватил ее за волосы и дернул назад. Убрав свою винтовку, он наклонился в сторону и, схватив ее за талию, поднял и положил к себе на колени. Передняя лука седла вдавилась ей в живот. Вонь, исходившая от его грязных штанов, вызывала тошноту.

— Так, что же мы имеем здесь? Красивая маленькая сквау с золотистыми волосами?

— Отпусти меня!

— Это твой мужчина, которого я чуть не пристрелил? Поэтому ты спасла его шкуру?

Лоретта ударила его по бедру.

— Отпусти меня!

Он засмеялся и сунул руку в ее блузу, надавив на спину тыльной стороной ладони. Подъехал другой мужчина.

— Эй, Чет, смотри, что я нашел!

Лоретта увидела копыта гнедого, поднимавшие пыль. В своем перевернутом положении она не могла видеть лица другого головореза. Ей видны были только сапоги и забрызганные кровью штаны. Затем она услыхала голос Эми, выкрикивающий ее имя.

— Отпусти ее! — вопила Эми. — Отпусти ее немедленно!

— Эми, нет! Возвращайся! Иди назад!

Лоретта почувствовала, как захвативший ее мужчина пришпорил свою лошадь. Выгнув шею, она попыталась увидеть Эми и только на мгновение увидела ее бегущей к деревьям и лошадь, гнавшуюся за ней. После этого перед взором Лоретты проносилась только земля, усеянная телами. Кровь и кожа. Черные волосы, отливающие синевой на солнце. Младенцы, дети, женщины. Пощады не было никому. Лоретта услышала чей-то крик и поняла, что звуки исходят от нее. Она ухватилась за штанину захватившего ее мужчины и, перебирая руками, поднялась, обратив против него единственное в ее распоряжении оружие — свои кулаки.

— Ты, неблагодарная сука!

Он откинулся назад в седле и в следующую минуту нанес Лоретте удар в челюсть. У нее перед глазами вспыхнули яркие огни, а затем она погрузилась во тьму.

Все еще погруженный в мысли о решении оставить свой народ, Охотник шел медленными шагами. Его чувства воспринимали знакомые звуки и запахи окружающего мира. Затем он услыхал далекий хлопающий звук, заглушавший журчание быстро текущего потока. Он остановился, прислушиваясь, не сразу определив, с какой стороны донесся до него этот звук. Винтовочные выстрелы, доносившиеся со стороны деревни. Паника охватила его. Нападение!

Упрекая себя за то, что он ушел так далеко от дома, он побежал через лес. В беге ноги ударялись об землю, и каждый удар отдавался во всем теле. В легких не хватало воздуха. Большинство воинов ушли на охоту. Мысли вихрем проносились у него в голове. Лоретта. Он ускорил бег. Эми. Это не может повториться. Не должно. На этот раз он доберется туда вовремя. Он должен добраться.

Охотник сделал резкий поворот, продираясь через кустарник, прыгая через поваленные деревья. Взгляд его был устремлен на верхушки вигвамов, которые виднелись на фоне неба. Выстрелы прекратились. Он слышал в отдалении топот лошадиных копыт.

Когда он приблизился к деревне, его шаги замедлились. Все кончено. Его ум отказывался верить тому, что открылось изумленному взору. Тела усеяли землю подобно разбросанным дровам для костра. Вигвамы горели. Запах горящей кожи и мяса обжигал ноздри. Где-то плакал младенец. Ветер доносил отчаянный лай собаки. Кроме этих звуков ничего не было слышно. Кругом лежала давящая на душу смертельная тишина.

— Лоу-реетта! — Охотник перешагнул через тело ребенка, почти не отдавая себе отчета, что это такое. Его пугала стоящая вокруг тишина. — Лоу-реетта! Hah-ich-ka ein? Скажи мне слова!

На расстоянии нескольких футов от него, распростершись, лежало тело женщины, молодой изящной женщины. Ее черные волосы были перевязаны повязкой из горностая. Крик гнева вырвался из груди Охотника. Он подбежал к ней и упал на колени. Когда он взял тело на руки, кровь потекла по его животу и рукам.

— Девушка! Девушка!

Охотник схватил ее подбородок и повернул лицом к себе. Ее красивые глаза смотрели на него невидящим взором.

ГЛАВА 25

У Лоретты на теле не было такого места, где она не испытывала боли. Все еще перекинутая через седло захватившего ее мужчины, с животом, исцарапанным передней лукой седла, она чувствовала себя так, как будто этот мужчина исколотил всю ее кулаками. Ноги и руки опухли. Кровь прихлынула к голове, вызывая пульсацию. Лоретта висела головой вниз, рука незнакомца покоилась на ее заде. Эми была поблизости. Время от времени до Лоретты доносились ее всхлипывания. Она хотела бы иметь возможность подойти к ней, успокоить, удостовериться в том, что с нею все в порядке.

Охотник. Если он жив, Лоретта знала, он найдет ее. А он должен выжить. Она не вынесет, если он погибнет. Жизнь без него была невозможной. Она молилась так, как никогда не молилась в жизни, постоянно, всем своим сердцем за человека, которого она когда-то ненавидела.

Она умоляла Бога дать ей еще хоть один шанс, шанс сказать Охотнику, что она останется рядом с ним и будет всегда любить его, без горизонта. Если он умер во время нападения, часть Лоретты умрет вместе с ним.

Когда наконец группа всадников остановилась на ночлег, Лоретту сбросили с лошади, как мешок. Она ударилась о землю безжизненной массой, руки и ноги онемели. Песок скрипел у нее на зубах. Она моргала, глядя в сумерки. Охотник. О Боже, почему он не приходит? Она знала, что он может одержать верх над этими мужчинами. Он должен был быть уже здесь, если только он не погиб.

— Вставай, милашка!

Лоретта повернула голову. Оглядев мужчину с ног до головы, она сосредоточила внимание на бородатом лице рыжего. В сумерках его зеленые глаза пронзали ее упорно и пугающе. Когда она не пошевелилась, он нагнулся к ней и схватил за подбородок. Его жестоки, пальцы причиняли боль. Недели понеслись вспять, и Лоретта вспомнила, как Охотник тоже держал ее так. Его хватка была твердой, но не причиняла боли. Тогда она тоже была испугана, но по-другому. Этот мужчина пользовался своей силой, чтобы запугать, и глаза его злобно сверкали. Она была на волосок от насилия.

— Ты точно красивая штучка, — пробормотал он хриплым голосом. — Бьюсь об заклад, тот твой бык бросится по нашим следам, чтобы отбить тебя. Это в том случае, если он еще жив.

Вонь, исходившая от тела мужчины, душила Лоретту. Ей ненавистно было созерцательное выражение его лица. Если бы она призналась в том, что была женой команча, он считал бы ее своей добычей и использовал ее сам. Его товарищи могли поступить так же с Эми. От этой мысли у Лоретты сжался живот. Она была взрослой женщиной, женой чудесного мужчины, который оставил ей дюжины прекрасных воспоминаний. Неважно, что эти животные сделают с нею, она выживет. Эми может не выжить.

— У меня нет быка, который пойдет за мной, поэтому тебе не о чем беспокоиться, — ответила она ровным голосом. — К счастью, ты и твои люди пришли в самое время.

Он окинул взглядом ее индейскую одежду.

— Ты врешь, милашка. В чем дело? Ты боишься, что я буду слишком смел, если узнаю, что ты удовлетворяла команчей?

Пытаясь сохранять спокойствие, она сказала:

— Ты умный мужчина. Я слышала, о чем говорили твои люди. Вас наняли освободить пленников, а не оскорблять их. Троньте одну из нас, и эта ошибка испортит вам всю жизнь. Мы никого не удовлетворяли. И если вы заставите нас удовлетворять вас, то вас повесят за это.

Обмануть его было нелегко. Продев пальцы под ремешок из сыромятной кожи, опоясывающий ее шею, он извлек медальон Охотника, скрытый под блузой, и стал рассматривать изображение на камне.

— Сдается мне, что ты подцепила начальника, милая. — Он улыбнулся и возвратил медальон на прежнее место, проводя пальцами под блузой и не отрывая глаз от нее. У нее по телу бежали мурашки, когда грязные суставы пальцев касались ее. — Команч не носит изображение волка, если он не важная персона. Волк у них считается священным, их брат. Ни одна женщина не получит такого медальона, если только ее мужчина не одарит ее.

— Ни один грязный индеец не коснулся меня, — парировала Лоретта. Слова эти вызывали боль у нее в горле, заставляя чувствовать себя неверной Охотнику. Что, если он спрятался здесь и слышит все? — Один из воинов надел медальон на меня прежде, чем отправиться на охоту. Так как это держало других вдалеке от меня и моей маленькой кузины, я продолжала носить его.

Он улыбнулся и качнулся назад на своих каблуках.

— Откуда ты?

— Ферма на Бразосе.

— Форт Белнап далеко?

— В нескольких часах езды. — Лоретта села и посмотрела через плечо, вознося молитвы, чтобы с Эми все было в порядке. — Вы нас туда отвезете?

— Думаю, что да. Если только с вами ничего не случится в пути. Это было бы очень плохо, не так ли? Но мертвые женщины не рассказывают никаких историй.

— И за них также не выплачивают Наград. — Последние слова Лоретта произнесла с бравадой, от которой она на самом деле была очень далека. — Я не думаю, что твои люди будут тебе благодарны, если из-за этого они лишатся денег. Ты так не думаешь? В действительности, они даже могут устроить скандал по этому поводу.

Он облизнул нижнюю губу, причем кончик языка задел бороду, в то время как он оглядел всю ее. Лоретта надеялась, что Охотник не заставит долго себя ждать. У таких мужчин нет никакой совести.

Охваченный печалью, Охотник пробирался по лесу, следуя звукам скорби, рикошетом отлетавшим от деревьев. Он был весь проникнут холодом. После рассказов его матери и Воина траурная песня Красного Бизона не должна была тревожить его, но она тревожила. Это было не просто горе, это было само отчаяние. Охотник вышел на освещенную луной прогалину, когда причитания превратились в пронзительные крики.

Красный Бизон стоял на коленях на речном берегу, запрокинув голову, прижав кулаки к груди. Охотник медленно приблизился к нему. Его пульс выбивал барабанную дробь в висках, неравномерную и оглушающую. Он никогда не видел Красного Бизона таким и не был уверен в том, что сможет успокоить его. Он тоже скорбел. Когда он осознал, что потерял, боль согнула его почти пополам.

Опустившись на одно колено. Охотник положил руку на дрожащее плечо своего двоюродного брата.

— Красный Бизон, ты поедешь со мною. Красный Бизон захлебнулся рыданиями.

— Если ты ищешь, кому отомстить. Охотник, начни с меня! Это все я устроил! Твой отец, Девушка Высокой Травы, Старик. — Он прижал руку к глазам и подавил очередное рыдание. — Дети! Они погибли из-за меня. Ты пытался предупредить меня, а я не прислушался к твоим словам. Даже твою женщину схватили из-за меня! Я не достоин ехать рядом с мужчинами.

— Что ты хочешь сказать? Моя Лоу-реетта была схвачена потому, что она tosi женщина, а не из-за тебя.

— Нет! Она выбежала из-за деревьев, чтобы помешать tosi tivo застрелить меня. Если бы не я, он ее не увидел бы.

Это известие несколько смягчило боль в сердце Охотника. На протяжении всего дня, пока он успокаивал свою убитую горем семью и хоронил бесчисленных погибших, сомнения терзали его душу. Он не мог избавиться от мысли, что она по своей воле ушла с убийцами его отца.

Охотник обхватил Красного Бизона и привлек к себе.

— Красный Бизон, ты должен избавиться от этих чувств. Ты мне нужен, брат, как никогда прежде. Ты не подведешь меня?

— Нет, я не нужен тебе. Я яд, Охотник. Все, кого я люблю, погибают. — Его плечи содрогались от рыданий. — Все.

— И теперь ты оставишь их смерти неотомщенными? Воин и я не можем ехать без тебя. Кто будет прикрывать наш тыл? Время плача прошло. Теперь мы должны драться. ЗаДевушку Высокой Травы. За моего отца. За всех, кто покинул нас— Охотник хрипло вдохнул воздух. — Мудрые созвали совет. Мы не можем оставаться безучастными. Белых необходимо выгнать. Теперь настало для этого время, пока они воюют между собой. Солдат нет. Они беззащитны. Народ должен ударить.

Всхлипывания Красного Бизона утихли.

— Но, Охотник, это как раз то, чего ты боялся. Как же насчет выживания мирным путем?

— Для этого слишком поздно. — В груди Охотника возникла сильная боль. — Я мечтатель, Красный Бизон. Эта земля похожа на кость, которую две голодные собаки рвут друг у друга. Достаточно только для одной. Мир никогда не настанет, никогда. Ты был все время прав, а я был слишком слеп, чтобы увидеть это.

— Но твоя женщина! Она ведь tosi. Ты говоришь о том, чтобы изгнать их. А что будет с нею?

Охотник попытался что-то сказать, но не смог. Он еще раз глубоко вздохнул и попытался снова. Голос его звучал напряженно.

— Я буду защищать ее всеми своими силами. Другие согласились не нападать на ее деревянные стены. Посыльный уже отправился известить некоторые другие отряды о сегодняшнем нападении и о нашем решении начать войну. Он также сообщит о моей tosi женщине.

— Ты не собираешься вернуть ее? Она ведь твоя жена. Ее место рядом с тобою.

— Мужчина не может владеть женщиной, брат. Он может только… — Охотник умолк. Образ Лоретты встал перед его мысленным взором. — Он может только любить ее. Кровь tosi tivo поднимется до уздечек. Заставить ее оставаться с нами, в то время как мы будем убивать ее людей, это пытка для нее. Прежде чем все закончится, мое имя станет проклятием в ее устах.

Красный Бизон отодвинулся в сторону и поднял к небу свое обезображенное лицо.

— Значит, ты потерял ее. Я сожалею, Охотник. Это моя вина.

— Не только твоя. Это должно было случиться независимо ни от чего. Красный Бизон, я должен удостовериться, что моя женщина благополучно доберется до своих деревянных стен. Только несколько мужчин могут поехать со мной. Воин должен остаться здесь в ближайшие несколько дней со своими детьми. Я дол жен выследить tosi tivo, удостовериться в том, что они не причинили вреда ей и ее Эй-мии. Если что-нибудь пойдет не так, мы должны будем напасть. Мне нужна твоя сильная рука. Можешь ты забыть о своей ненависти к ней и поехать рядом со мной?

Красный Бизон вытер щеки ладонями насухо.

— Ты хочешь, чтобы я был рядом с тобой? После всего, что я сделал?

Охотник сжал руку своего двоюродного брата.

— Я боюсь идти без тебя. Ее жизнь зависит от нас. Красный Бизон расправил плечи.

— Тогда я с тобой.

Охотник удовлетворенно кивнул.

— Снова, как раньше, мой брат, да? Красный Бизон резко поднялся на ноги.

— Да, твой брат. — Он сжал руку Охотника и посмотрел ему в лицо. Свежие слезы скатились по его лицу. — О моей ненависти… — Его рот задрожал. — Я не просто забуду о ней, я закопаю ее. Если понадобится, я умру за твою женщину.

Пришла очередь Охотника очищать глаза от слез.

— Я потерял слишком многих, брат. Не делай ничего boisa, чтобы доказать свою верность мне. Защищай ее, да. Но берегись ударов сзади, пока ты занят этим.

Где Охотник? Вопрос повторялся в голове Лоретты сотни раз с каждым проходящим днем. По мере того как они, сопровождаемые наемниками, все больше приближались к форту Белнап, беспокойство Лоретты усиливалось. Охотник не был мертв. Она знала это. Временами она была готова поклясться, что он только что проехал позади них, но когда она оглядывалась через плечо, там никого не оказывалось. В другие моменты она ощущала его взгляд на себе и поднимала голову, уверенная, что увидит его сидящим верхом на коне всего лишь на расстоянии нескольких футов от себя. Его там не оказывалось.

Чтобы избежать ужасных кошмаров нападения, которые продолжали мучить ее во сне, Лоретта лежала по ночам, бодрствуя рядом с Эми, глядя в усеянное звездами небо. От Эми Лоретта узнала подробности смерти Девушки Высокой Травы и скорбела о ней. Гибель Много Лошадей глубоко врезалась в память Лоретты, но он хоть прожил жизнь. Про Девушку Высокой Травы с ее нежными глазами и милой улыбкой этого нельзя было сказать. Лоретта молилась о том, чтобы ее душа попала в страну мертвых и обрела там покой. Она также молилась о Воине и его детях, чтобы Бог дал им силу продолжать жить без нее.

Пока она молилась, она прислушивалась к звукам и шорохам, которые подтвердили бы присутствие Охотника, а в том, что он был рядом, она не сомневалась. Она была уверена так, словно он сам сказал ей об этом, что Охотник наблюдает за нею. Она знала, что пока белые мужчины не причиняют ей и Эми никакого вреда, он удовлетворяется тем, что едет на расстоянии выстрела, наблюдая за ними издалека.

В последнюю ночь пути вера Лоретты в Охотника была вознаграждена. Когда все улеглись спать, поблизости раздался крик койота. Голос его повысился до скорбного призыва, который вызвал дрожь и заставил подняться волоски на задней стороне шеи. Она повернулась на бок, спиной к костру, чтобы иметь возможность смотреть в темноту. За пределами освещенного пространства шевельнулась тень. Койот снова закричал.

Теплота распространилась по ее телу. Как можно незаметнее она сцепила свои указательные пальцы в знак дружбы. Если Охотник был там, он увидел это и узнал, какую песню поет ее сердце.

Камень вдавился в живот Охотнику, но он не замечал этого. Прижимаясь плотнее к земле, он не отрываясь смотрел на светящийся костер и маленькую женщину, которая лежала, повернувшись в сторону леса. Мысленно он был рядом с нею, касался рукой ее щеки, шептал слова любви. Он жалел теперь, что не научил ее, как распознавать его крики в подражание различным животным, чтобы она знала, что он с нею, что находится рядом уже больше шести дней.

Охотник запрокинул голову и снова закричал. Звуки его криков устремились к небу, постепенно затихая. Когда он снова опустил взор, Лоретта улыбалась. Она сцепила пальцы, взор ее глаз был устремлен к тому месту, где он лежал. Она узнала его зов. Может быть, он научил ее такому, о чем сам не догадывался. Боль пронизала его, боль, такая острая и такая глубокая, что у него перехватило дыхание. Знак дружбы. Через несколько коротких дней ее сердце никогда не пропоет песню дружбы к нему.

Спустя два дня наемники доставили Лоретту и Эми в форт Белнап. Получив письмо от мистера Стейнбаха, свидетельствовавшее о благополучной доставке девушек, головорезы отправились на Юг получить обещанные им деньги. Наконец Лоретта и Эми, сопровождаемые Стейнбахом, могли преодолеть последний отрезок их пути.

Когда они прибыли на ферму Мастерсов, путешествие Лоретты и Эми домой было закончено. Они спешились с лошадей, позаимствованных у мистера Стейнбаха, и попали в объятия Рейчел с поцелуями сквозь слезы. Рейчел, исхудавшая, с запавшими глазами от постоянного беспокойства, не могла удержаться от того, чтобы не трогать Эми, не хотела выпускать ребенка из поля своего зрения. Эми уклонилась от ответов, когда ее стали расспрашивать об испытаниях, которые выпали на ее долю в лагере Сантоса, и Рейчел не стала докучать ей вопросами.

Как ни рада была Лоретта увидеть свою тетю, она поднималась по просевшим ступеням со смешанными чувствами и оглянулась через плечо в надежде увидеть на горизонте фигуру Охотника. Он придет за нею теперь. Необъяснимое возбуждение овладело ею. Она стремилась попасть домой — назад в деревню, в их вигвам, в его объятия. Маленькая ферма больше не была ее домом. Дом был там, где находился Охотник, где бы это ни было, даже в том случае, если это означало жить с убийцами ее родителей. Она никогда не сможет забыть. Она никогда не сможет простить. Но она не может прожить, довольствуясь воспоминаниями.

Тетя Рейчел и дядя Генри пригласили мистера Стейнбаха, который сопровождал девушек из Белнапа, остаться на обед. Позаботившись о лошадях, он с радостью принял приглашение. Хотя Лоретта чувствовала себя очень уставшей после утомительного путешествия, она помылась и помогла тете Рейчел собрать на стол, испытывая неудобства и чувствуя себя чужой в хижине, когда-то такой знакомой. Стены и низкий потолок давили на нее. Она мечтала о свежем воздухе и просторе вигвама Охотника. В жаркие вечера, подобные этому, можно было поднять боковые клапаны и наслаждаться легким дуновением ветерка.

— Ну, юные леди, что вы чувствуете, снова попав домой? — спросил мистер Стейнбах.

— Вроде ничего, — мрачно ответила Эми. — Я рада увидеть маму.

Рейчел повернулась от печи.

— Амелия Роуз, твой голос звучит очень мрачно! Прояви надлежащую благодарность. Эти храбрые мужчины рисковали жизнями ради вашего спасения, а мистер Стейнбах проделал длинный путь, сопровождая вас домой из Белнапа.

Лоретта стиснула зубы и положила доску, на которой резали хлеб, на стол с большей силой, чем хотела.

— Мы благодарны мистеру Стейнбаху за помощь, тетя Рейчел, истинно благодарны, но, если ты ожидаешь от любой из нас выражения благодарности этим наемникам, приготовься к долгому ожиданию. Эти «храбрые» мужчины пришли не для того, чтобы спасать нас. Они пришли убивать индейцев. Женщин, детей, младенцев и стариков. Большинство воинов были на охоте. Я уверена, что наемники знали об этом. Они приехали убивать людей, и они сделали это.

Воцарившаяся тишина произвела впечатление внезапно разразившегося удара грома. Генри устремил на Лоретту устрашающий взгляд. Рейчел прижала пальцы к губам. У мистера Стейнбаха был растерянный вид.

Эми, сидевшая за столом с мужчинами, моргала, пытаясь удержать слезы.

— Они убили Много Лошадей, отца Охотника, мама. И жену Воина, Девушку Высокой Травы. Это она сделала одежду, которая на Лоретте. Они были нашими друзьями.

Генри покраснел.

— Надеюсь, вы извините моих девочек, мистер Стейнбах. Они прошли через тяжелые испытания. Они придут в себя через несколько дней.

Стейнбах прокашлялся.

— Нет надобности в извинениях. В Техасе есть много ненавистников индейцев, но я не отношусь к их числу. Я никогда не видел более неприятную группу мужчин, чем эти из Арканзаса. У них был вид пограничных головорезов из Канзаса. Только выживший из ума мог нанять их.

— Команчи схватили их родственников, — возразил Генри. — Вы видели когда-нибудь, что они делают с захваченной в плен белой женщиной? Если вы спросите мое мнение, то я скажу: эти индейцы получили то, что заслужили.

Мистер Стейнбах насмешливо приподнял бровь.

— Вы видели когда-нибудь, как некоторые белые мужчины поступают со сквау?

— Мы не виноваты в том, что индейцы продают своих женщин всяким подонкам.

— Выдают их замуж, — поправил его мистер Стейнбах. — Индейцы не торгуют своими женщинами, мистер Мастере. Они принимают выкуп за невесту, а это совсем другое. Девушки берутся на основе честности, и женщина, в соответствии с их верованиями, берется как уважаемая жена. Они предполагают, что с ней будут обращаться как с таковой.

— Выкуп за невесту! — фыркнул Генри. — То же самое, что продать. Животные, язычники они все до одного.

Стейнбах улыбнулся.

— Возможно. Но они могут сказать то же самое про нас и о приданом, которая женщина приносит, выходя замуж. Они видят в этом плату за то, чтобы отделаться от дочерей, что является таким же язычеством и не говорит в пользу наших женщин. — Он отпил немного кофе и пожал плечами. — Очевидно, что с вашими девочками хорошо обращались в банде Охотника. Очень позорно, что хорошие индейцы должны расплачиваться за то, что творят плохие.

Эми бросила непокорный взгляд на своего отчима, затем посмотрела на мать, которая в этот момент ставила на стол горшок с тушеным мясом.

— Это еще не кончено. Охотник рассчитается с этими наемниками. Вот увидите. Они умрут. Все до одного. И я надеюсь, что их смерть будет мучительной.

Рейчел быстро осенила себя крестом.

— Ты не должна так говорить, Эми. Несомненно, ты не желаешь такой судьбы никому.

Эми вскочила со скамейки.

— Я желала ее команчеро! Это было неправильно?

— Это совсем другое дело.

— Нет, не другое. Они причиняли мне боль, и Охотник убил их. Ты считаешь, что он не должен был делать этого?

— Нет. — Рейчел сняла крышку с чайника дрожащей рукой. Она пристально оглядывала Эми. Кровь отхлынула от ее лица. — Если Сантос и его люди… — Голос ее оборвался, и она коснулась плеча своей дочери. — Эми, дорогая. Что они сделали?..

— Неважно, что они сделали со мной! Важно то, что Охотник пришел и забрал меня, мама! А потом он дрался за меня. И ты говоришь, что он был не прав?

У Рейчел опустились руки.

— Нет. Если Сантос и его люди… если они… — Ее глаза потемнели. — Их следовало повесить. Я думаю, что ничего плохого нет в том, что твой друг Охотник наказал их за нас.

— Но было бы неправильным, если бы он наказал этих наемников?

Лоретта выступила вперед.

— Эми, любимая, эту тему лучше обсудить потом.

— Нет! Я хочу говорить об этом сейчас! Лицо Рейчел было бело как мел.

— Кому причинили вред наемники, Эми? Они были на нашей стороне.

— На нашей стороне? Они убивали младенцев, мама! И маленьких детей! Ты утверждаешь, что индейские младенцы не такие, как наши?

— Нет, конечно нет.

— Тогда что ты утверждаешь? — Слезы выступили у Эми на глазах. — Тебя там не было! Ты не знаешь! Но я была! Я видела, что делали эти мужчины. Я видела их лица, когда они это делали. Я надеюсь, что они умрут. Я надеюсь, что они умрут медленной и мучительной смертью! — Она резко отвернулась в сторону. — Хотела бы я быть сейчас с Быстрой Антилопой, вот что!

С этими словами Эми взлетела по лестнице на чердак. Ее рыдания эхом отдавались по всему маленькому дому. Лоретта оказалась объектом трех обвиняющих взглядов. Облизнув пересохшие губы, она сказала:

— Эми пережила очень много. Пройдет много времени, прежде чем мы обе забудем об этом, если вообще забудем.

Рейчел повернулась к лестнице.

— Не надо, тетя Рейчел. Оставь ее на время. Дай ей возможность успокоиться.

— Но я нужна ей. Она должна выговориться.

— Она будет говорить с тобой, когда будет готова, — сказала Лоретта, стараясь говорить как можно мягче. — Ей нужно время. Она знает, что ты любишь ее.

— Эми говорит об этом ублюдке Охотнике так, словно он был порядочным человеком, — прошипел Генри.

Лоретта подошла к окну и сняла перепонку из оленьей кожи, чтобы посмотреть в сумерки. Она схватилась за подоконник, впиваясь ногтями в дерево. Глядя на возвышенность, она вспомнила, как мягок был Охотник с Эми, когда он привез ее в деревню после пережитого ею у Сантоса.

— Дядя Генри, могу сообщить тебе между прочим, что этот ублюдок, которого ты так ненавидишь, мой муж. — Дерево треснуло под ногтями Лоретты. — Я вышла за него замуж перед священником и я… я люблю его. Я была бы тебе очень обязана, если бы ты не говорил плохо о нем в моем присутствии.

Позади нее в хижине воцарилась такая тишина, что до слуха Лоретты доносился звук дыхания присутствующих. Напрягшись, она ожидала взрыва. Он не заставил себя долго ждать.

— Что ты говоришь? — крикнул Генри.

— Охотник мой муж. — Повторение этих слов придало ей мужества. Она отвернулась от окна и посмотрела в лицо своему дяде, который вскочил на ноги. — Мы повенчаны, и наш союз освящен церковью.

— Он заставил тебя?

— В отличие от некоторых, известных мне, Охотник никогда не заставлял меня делать что-либо. — Она посмотрела в глаза Генри, понимая, что до него дошел скрытый смысл ее слов. — Он никогда не обращался плохо со мной каким-либо способом, никогда не запугивал меня. Я горжусь быть его женой. Когда он приедет за мной, я уеду с ним.

— Боже милостивый, она лишилась рассудка, — прошептал Генри. Он опустился на скамью, напоминая меха, из которых выпустили весь воздух. — Уйти с ним? Назад к команчам? Рейчел, вразуми ее. Я никогда не слыхал ничего подобного.

Сделав над собой видимое усилие, чтобы не последовать за Эми наверх, Рейчел посмотрела племяннице в глаза, затем вздохнула.

— Я думаю, если она действительно любит его, Генри, никакие разговоры не изменят этого. Лоретта? Ты уверена в этом?

— Да. Я люблю его всем сердцем.

— Ты уйдешь с ним только через мой труп! — заявил Генри.

— Это можно устроить, — негромко ответила Лоретта.

Лицо Генри пылало. Он снова встал со скамьи, сжав кулаки, затем вспомнил, что в доме находится посторонний человек. Но даже если бы мистера Стейнбаха не было, Лоретта все равно не испугалась бы.

— Значит ли это, что я никогда не увижу тебя? — спросила Рейчел высоким голосом.

Лоретта подавила свои опасения, что она может жить слишком далеко, чтобы возвращаться домой.

— Я буду навешать тебя. Охотник обещал привозить меня сюда часто, а он всегда держит свое слово.

— Через мой труп… — Генри прервал самого себя, жилы у него на шее вздулись. — Если ты пересечешь этот порог, чтобы уйти, Лоретта Джейн, сделай так, чтобы твоя тень никогда не падала через него больше. Любая женщина, которая связывается с этими животными, недостойна находиться среди порядочных людей.

Лоретта расправила плечи.

— Если ты так настроен, я могу подождать своего мужа снаружи. — Повернувшись, она направилась к двери.

— Ты очень уверена в себе, не так ли? — гаркнул Генри. — Я выполню свои слова, юная леди. Выйди из этой двери — и можешь не возвращаться. Что, если он не придет?

— Он придет.

Лоретта подняла засов, вышла на крыльцо и закрыла за собой дверь. Она села, прислонившись спиной к колодцу, и стала ждать.

Через час тетя Рейчел принесла ей в миске тушеного мяса. Лоретта приняла его, стараясь не показывать своего беспокойства. Охотник уже должен был подъехать.

— Лоретта Джейн, если хочешь, можешь вернуться. Генри сказал, ты можешь. Для этого тебе надо только извиниться.

Лоретта бросила взгляд на возвышенность. Охотник придет.

— Спасибо, тетя Рейчел, но я останусь здесь. Я сделала свой выбор. Кроме того, он снова начнет говорить гадости об Охотнике, и я снова окажусь здесь.

— Ты действительно любишь его, не так ли? — Рейчел подобрала свои юбки и села рядом, опершись спиной о колодец. — Расскажи мне. Помоги понять.

Лоретта улыбнулась.

— Ты хочешь сказать, почему я люблю его? — Ее улыбка погасла, и она вздохнула. — О тетя Рейчел, как можно объяснить причину любви? Охотник говорит, что она возникает из тайного места, и я думаю, что он прав. Я отправилась к нему не по любви и не оттого, что он мне нравился. — Она искоса взглянула на Рейчел. — Я ненавидела команчей даже больше, чем дядя Генри, помнишь? Но Охотник хороший, чудесный мужчина. Что я могу сказать еще? Если бы ты только видела, как он обращался с Эми после… Эми говорила с тобой уже? О том, что с ней случилось у команчеро?

— Слова излишни… Я ее мать. Я читаю все по глазам. А в них так много — ненависть и страх. Я не знала, что ей сказать, она застала меня врасплох. Они изнасиловали ее, не так ли? Вся их шайка?

— Да.

Рейчел вздохнула.

— И Охотник всех их убил?

— До единого человека.

Сжав руки в кулаки с побелевшими суставами пальцев, Рейчел на минуту отвернулась в сторону.

— Он начинает мне нравиться все больше с каждой секундой.

— Охотник был так добр с Эми. — Голос Лоретты стал хриплым во время рассказа. — Эми никогда полностью не оправится от того, что с нею произошло. Я думаю, что это останется в ее памяти навсегда. Но Охотник вернул ей гордость, тетя Рейчел.

— Я понимаю. — Рейчел пытливо посмотрела Лоретте в глаза. — Кто такой Быстрая Антилопа?

Услышав это имя, Лоретта улыбнулась, и чувство теплоты распространилось по ее телу.

— Особый друг Эми.

— Особый?

— Ее ухажер. — Она прокашлялась, не желая вдаваться в подробности. — Он очень нравится Эми. И он очень хорошо относится к ней; думаю, это все, что я должна сказать. Остальное Эми должна рассказать сама.

Казалось, Рейчел согласилась с этим.

— Он… — Голос ее прервался, и она тяжело вздохнула. — Господи, я не могу поверить в то, что спрашиваю об этом, но он хороший молодой человек?

— Он такой же хороший, какие встречаются повсюду. Но главное, тетя Рейчел, заключается в том, что Быстрая Антилопа не придает значения тому, что сделали команчеро с Эми, не так, как мог бы белый юноша. Ему, конечно, печально от того, что ей пришлось страдать, но в его понятии она остается целомудренной, милой и чудесной. Это имеет большое значение для Эми, особенно теперь, когда у нее залечиваются душевные раны. Ты не должна восстанавливать ее против Быстрой Антилопы. Ты понимаешь? Пусть все идет своим путем. Команчи считают, что прошлое уносится ветром. Мучения Эми исчезли с ним. Она должна верить в это.

— Да. — Губы Рейчел дрогнули. — Я ничего не стану говорить против ее Быстрой Антилопы. Видит Бог, ей нужен сейчас хороший друг. — Она откинула голову назад и закрыла глаза. После длинной паузы она, по-видимому, совладала со своими мыслями и вздохнула. Взяв руку Лоретты, она спросила: — Ты думаешь, я понравлюсь этому твоему Охотнику?

Лоретта отставила миску в сторону и крепко обняла свою тетю.

— О тетя Рейчел, я люблю тебя. Мне так радостно получить твое благословение.

Внезапно Рейчел напряглась.

— Помяни дьявола, и он тут как тут.

Радость пронизала всю Лоретту. Она вскочила на ноги и побежала к воротам. На вершине возвышенности ей видны были лошади и всадники, выделявшиеся силуэтами на фоне темнеющего неба. Команчи остановили лошадей, образовав редкий передний ряд. Несколько всадников остановились позади него. Шаги Лоретты замедлились, и она замерла. Даже на этом расстоянии при плохом освещении она различала военную краску на лицах мужчин. Сердце ее сильно забилось. Неужели Охотник решил, что она добровольно ушла с убийцами его людей?

— Иди в дом, тетя Рейчел, — крикнула Лоретта.

— Почему? Что случилось?

— Не понимаю. Он приходит в гневе.

— Пойдем тогда со мною.

Лоретта проглотила комок страха. Один из индейцев был выше других на лошади, шире в плечах и груди. Охотник. Она не сводила с него глаз. Месяц назад она убежала бы в панике. Но она никогда больше не будет убегать от него.

— Иди в дом, тетя Рейчел. Закрой ставни. Делай, как я велю!

Лоретта снова двинулась вперед. Она боялась и не боялась в одно и то же время. Военный отряд команчей представлял собой пугающее зрелище даже для нее, но мужчина, которого она любила, ехал с ними. Прежде чем она дошла до ворот, воины погнали своих лошадей вперед. Однако, вместо того чтобы напасть, чего она опасалась, они поехали по периметру фермы, вгоняя копья в землю через каждые несколько футов. Охотник снова пришел пометить ее дом.

Как только Лоретта поняла это, она также поняла, что Охотник не стал бы метить землю, если бы собирался взять ее с собой. Он оставлял ее. Она рванулась бегом.

— Охотник! Охотник, пожалуйста… — Она добежала до ворот и смотрела в беспомощном отчаянии, как воины проносились мимо на своих лошадях. За каждым из них вилось облако пыли, так что она не могла разглядеть среди них Охотника. — Охотник, хоть поговори со мной.

Если Охотник слышал ее, то не обратил никакого внимания. Минутами позже отряд ретировался и исчез за возвышенностью. Лоретта стояла, глядя им вслед. Неужели Охотник разводился с нею из-за нападения?

Лоретте было обидно до боли, но сердиться она не могла. В том, что он покидал ее, была ее собственная вина. В ночь перед нападением она поклялась уйти от него, если он не уйдет с нею. Она настаивала на том, чтобы он сделал выбор между нею и Народом. Он так и сделал. Его отец и бесчисленное количество других были убиты. Отомстить за них было делом его чести.

Она прижала руку к груди на том месте, где висел медальон с его знаком. Запрокинув голову, она громко прокричала его имя, моля Бога, чтобы он услышал ее и вернулся. Она ждала и молилась. Но он не пришел.

— Лоретта! Вернись во двор, — позвала Рейчел. Лоретта повернулась, обхватив себя за талию. Она слегка согнулась, чтобы сдержать рвавшиеся из нее рыдания.

— Тетя Рейчел, он покидает меня. Он покидает меня!

Рейчел подбежала к ней. Обняв обеими руками Лоретту, она вскричала:

— О дорогая…

— Он покидает меня? — Лоретта снова запрокинула голову. — Охотни-и-и-к!

Крик понесся с ветром, пронзительный и скорбный. Внезапно он появился на вершине холма, одинокая фигура на коне, черный силуэт на фоне неба. Минуту Лоретте казалось, что это всего лишь ее воображение, потому что ей так хотелось, чтобы он вернулся. Потом он поднял руку в молчаливом приветствии, приветствуя ее как один воин другого. Он уважает ее. Лоретта вырвалась из рук Рейчел. Она пошла, спотыкаясь, к нему, впитывая в себя то, что видела. Она хотела быть рядом с ним. Она должна заставить его понять это. Ему не придется выбирать между нею и его Народом. Она ошибалась, так ужасно ошибалась.

— Охотник! Возьми меня с собой! Я люблю тебя! — звала она. — Я ошибалась! Я ошибалась!

Он оставался там с поднятой рукой в течение нескольких разрывающих душу секунд. Затем он повернул своего жеребца и скрылся из вида. С впавшими глазами Лоретта смотрела ему вслед. Она попросила его выбрать и потеряла его. У нее подкосились ноги, и она упала на колени. Боль внутри была такой мучительной, что у нее перехватило дыхание.

— Охотни-и-и-к!

Ветер прошелся по ее щекам, подхватив его имя и унося в пространство. Она скрестила руки на груди и рыдала, не отрывая глаз от холма. Всякий раз, когда она будет смотреть на горизонт, ей суждено видеть там его силуэт.

Ее крик донесся до него с ветром. Зов был едва слышимым и в то же время пронзительным, как шепот души, ищущей утешения. Он остановил жеребца, прислушиваясь к звукам, стиснув зубы, закрыв глаза. Сдерживаемое дыхание обжигало горло. Охотник. Его женщина все еще звала его. Когда он начнет убивать ее людей, позовет ли она его снова?

Ему понадобилась вся его сила, чтобы удержать себя и не вернуться за нею. Меньше всего он хотел обидеть ее. Тем не менее, могли он поступить по-другому? Ему предстояло драться большой дракой за свой народ. У него не было выбора. Пока он будет драться, пусть Лоретта находится в безопасном месте. После нападения на деревню, не оставалось никаких сомнений, что ей лучше находиться с людьми, подобными ей. У него не было возможности сдерживать нападения tosi tivo или ограничивать их, но он мог принять меры, чтобы его люди не нападали на деревянные стены, где жила Лоретта.

Еще один крик донесся до него в сумерках. Охотник. Он открыл глаза, вглядываясь в облако пыли впереди. Его честь звала его вперед, его сердце оставалось позади. Подгоняя своего жеребца, он прижался к шее животного, пользуясь ветром, чтобы заглушить звуки ее голоса, и помчался вперед, догоняя других воинов.

ГЛАВА 26

В течение следующих нескольких недель команчи произвели ряд нападений, отличавшихся особой жестокостью и мстительностью. Приходили известия, что наемники, не успев напасть на другую индейскую деревню, были все убиты. Рассказы об Охотнике, некоторые ужасные, некоторые до боли знакомые, доходили до фермы Мастерсов. Несмотря на жестокость, проявляемую индейцами, Охотник всегда щадил женщин и детей. Глаза Лоретты наполнялись слезами, когда солдаты пограничного патруля из форта Белнап рассказывали ей, что где-то в районе реки Ред-Ривер Охотник подъехал к желтоволосой женщине и приветствовал ее. Лоретта понимала, что Охотник надеялся на то, что слухи об этом дойдут каким-то образом до нее и это будет своеобразной вестью.

Она все понимала и горевала о том, что могло быть, но не сбылось. С каждым нападением индейцев пропасть между нею и Охотником становилась все шире.

Когда ужас происходящих событий становился невыносимым, она оправдывала индейцев, вспоминая нападение на деревню. Она вспоминала гибель Много Лошадей, дряхлого старика, пытавшегося спасти ребенка. Она вспоминала испуганную молодую сквау, спасавшую себя и своего ребенка бегством и зарубленную сзади. Она понимала теперь, что нет ни хороших, ни плохих, ни правых, ни виноватых, просто люди, дерущиеся за свои жизни. Чудесные люди, которые жили, любили и смеялись.

Она часто вспоминала Красного Бизона, приняв наконец то, что Охотник так отчаянно пытался объяснить ей, что хорошие мужчины часто бывают доведены до совершения ужасных поступков. Красный Бизон совершил непростительное, но, в конце концов, Лоретта смогла проникнуть в сущность этого мужчины и подойти ближе к пониманию причин. Она благодарила Бога за то, что спасла жизнь Красного Бизона во время нападения tosi tivo, зная, что Красный Бизон оберегал Охотника с тыла против tosi tivo с той же свирепостью, с какой он когда-то пытался защитить будущее Охотника против некоей tosi женщины.

Почти через два месяца после того, как Охотник послал ей прощальный привет с холма, однажды утром Лоретта почувствовала сильный приступ тошноты. После повторной рвоты она настолько ослабела, что не смогла вернуться в дом и, опустившись на землю, прислонилась к стене уборной. Липкий пот покрыл ее лицо. Она закрыла глаза, думая, не потеряет ли сознания.

— Боже милостивый, Лоретта Джейн, что случилось?

Лоретта открыла глаза и увидела свою тетю, пробиравшуюся к ней по густой траве, стараясь не наступать на колючки босыми ногами. Ее просторная ночная рубашка развевалась утренним ветром.

— Мне плохо. У тебя есть какое-нибудь медоносное растение? Мне надо немного твоего чая. У меня очень плохо с желудком.

Рейчел присела на корточки рядом с Лореттой и прижала ладонь к ее лбу.

— Температуры нет. Когда это началось? Лоретта нахмурилась.

— Этим утром. Теперь, когда ты спросила об этом, я вспоминаю, что меня слегка тошнило несколько дней назад.

Рейчел пристально посмотрела на Лоретту.

— Голова кружилась?

— Вчера. Я подумала, что это из-за невыносимой жары.

— Когда у тебя последний раз были месячные? Лоретта наклонила голову, пытаясь вспомнить.

— Мне кажется, это было… — Глаза у нее стали большими, и она прижала руку к животу.

Рейчел вздохнула.

— Боюсь, тебе не поможет чай. — Она помолчала с минуту. — Лоретта Джейн, обычно я никогда не задаю женщинам таких вопросов. Хочешь ли ты, чтобы я собрала для тебя немного дикой рябины?

— Зачем?

Рейчел уперлась взглядом в сторону сарая.

— В первые месяцы несколько доз могут избавить тебя от проблемы.

Проблема? Лоретта посмотрела на свою тетю, пытаясь усвоить то, что она беременна. Она не чувствовала себя беременной. Но. если это так, она никогда не допустит даже мысли о том, чтобы избавиться от ребенка.

— Тетя Рейчел, как можешь ты спрашивать меня о таком?

— Бог, вероятно, накажет меня за это. Но я должна была. Это плохие новости, дорогая. Это было бы плохо, даже если бы речь шла о белом ребенке, а ты не замужем. Но быть беременной внебрачным ребенком от команча? Это несчастье.

— Но он не внебрачный! Я замужем как полагается!

— Дорогая, у тебя нет кольца, нет бумаг, нет свидетелей, нет даже фамилии мужа! И рядом с тобой нет мужчины. Кто поверит этому?

— Мне все равно, кто поверит. Я знаю. Этого достаточно.

— Для тебя, может быть. Как будет чувствовать себя ребенок в ублюдочном племени?

Слова ударили Лоретту, как пощечина. Ублюдочное племя. Один звук был отвратителен. Она обхватила себя за талию. Внезапное и горячее стремление защитить своего будущего ребенка заполнило все ее существо. Ребенок Охотника. Она будет любить его всем своим сердцем.

— О тетя Рейчел! Ребенок. Значит, Охотник не покинул меня в конце концов.

Рейчел вздернула руки вверх.

— Скажешь мне это, когда будешь стараться прокормить его глубокой зимой. Генри такой осел. Он, вероятно, бросит меня, если я разрешу тебе остаться здесь. Нам втроем, без мужчины, будет нелегко.

— Тогда я уйду.

— Ты не сделаешь ничего подобного. Я сказала, будет нелегко, но это не значит невозможно. — Расправив плечи, Рейчел посмотрела вдаль. Когда взгляд ее снова вернулся к Лоретте, в их голубой глубине был блеск решимости. — Наблюдая за тобой и моей дочерью, видя как вы выжили там, где другие женщины не смогли бы… — Она облизнула губы. — Сталь в твоем характере от твоего воспитания, от меня. Я научила тебя стоять не сгибаясь и давать отпор. Я воспитала в тебе гордость. Недавно я смотрелась в свое зеркало и думала, куда исчезла прежняя Рейчел.

— О тетя Рейчел, ты сделала все, что считала необходимым, для меня и Эми.

Рейчел кивнула.

— Да. Но наступает время, когда человек должен подвести итоги. — Она вздохнула, губы изогнулись в робкой улыбке. — Если мне придется выбирать между ребенком и Генри, я выгоню его пинками в зад до самого Джексборо и скажу ему, чтобы он оставался там.

Испуганная, не зная, как реагировать на эти слова, Лоретта сказала:

— До самого Джексборо?

— Ты же не думаешь, что он отправляется туда, чтобы купить табак, и кофе, и «Книгу для дам» Годи для нас? Он посещает там веселый дом тоже. — Рейчел коснулась плеча Лоретты. — Не надо горевать. Он оставляет меня одну только на месяц. Я считаю это благословением.

Лоретта запрокинула голову и слабо рассмеялась.

— Дядя Генри посещает веселый дом? О тетя Рейчел, бьюсь об заклад, эти дамы повышают свои расценки, когда их посещают такие, как он!

— Вне всякого сомнения, — мрачно согласилась Рейчел. — Генри плохой любовник. Я потеряла много лет, унижаясь перед ним. Больше я не собираюсь терять. Я могу обойтись без мужчины. Вот увидишь. — Она толчком поднялась на ноги и протянула руку Лоретте. — Пошли, маленькая мама. Я приготовлю тебе какое-нибудь средство для твоего животика.

— Тетя Рейчел, ты уверена в этом?

— Уверена настолько, что нам лучше начать кроить распашонки. У меня припрятана фланель. Она как раз подойдет.

Лоретта улыбнулась и, сделав глубокий вдох, провела рукой полбу.

— Мне очень приятно, тетя Рейчел!

— Продолжай оставаться в таком же настроении до тех пор, пока я не расскажу Генри.

— Ему обязательно рассказывать прямо сейчас?

— Дорогая, если тебя стошнит утром раньше, чем ты доберешься до уборной, он все равно узнает об этом. Можем с тем же успехом поджечь заряд сейчас, когда мы готовы к взрыву.

К вспышкам гнева Генри нельзя было подготовиться. Хотя Лоретта внутренне готовила себя, она подпрыгнула при первом же реве.

— Ты что?

— Я беременна.

С одной подтяжкой надетой и с одной спущенной, с рубашкой, частично заправленной в штаны, и с босыми ногами, Генри не мог всласть разбушеваться. Лицо его покрылось пятнами подозрительного пурпурного оттенка. Глаза выпучились подобно голубым мраморным шарикам. Он прокаркал:

— Прижила этого ублюдка с команчем?

— Он не ублюдок. Я люблю его отца.

Рот у Генри стал открываться и закрываться, как у вытащенного на берег сома. Тыча ей палец в нос, он прошипел:

— Я говорил тебе, что я сделаю, если ты принесешь индейское отродье. Я схвачу его за ногу и выпущу ему мозги, вот что я сделаю.

Желудок Лоретты завязался в узел. Страх за своего неродившегося ребенка заставил ее отступить на шаг.

— Заткнись, Генри.

Голос Рейчел прозвучал так мягко, слова были произнесены так спокойно, что в первую минуту ни Лоретта, ни Генри не обернулись к ней. Затем Лоретта осмыслила, что она услыхала. Ее тетя стояла у стойки с винтовками. Дуло было направлено в пол, но она была готова в любой момент вскинуть приклад к плечу.

— Что ты сказала? — прорычал Генри.

— Я сказала, заткнись, Генри. — Голос Рейчел звучал по-прежнему мягко, но огоньки в глазах свидетельствовали о готовности к борьбе. — Я мирилась с твоей сварливостью почти девять лет. Этому пришел конец. Ты извинишься перед Лореттой Джейн сию минуту.

— Или ты сделаешь что?

Рейчел вызывающе приподняла бровь.

— Ну, я думаю, что ты уже слишком большой, чтобы брать тебя за ногу и выпустить твои мозги. Думаю, мне придется их выбить. Теперь извиняйся. Я не потерплю таких разговоров в моем доме.

— В твоем доме?

— Правильно.

Генри превзошел самого себя, пытаясь притвориться, что все это очень забавно. Положив руки на бедра, он согнул одну ногу в колене и посмотрел на винтовку.

— Рейчел, дорогая, сейчас у тебя в руках винтовка. Теперь ты положишь ее на место и пойдешь готовить еду. А пока ты занята этим, я выбью из тебя всю твою дурь. Теперь я предлагаю, чтобы извинилась ты. Если ты сделаешь это достаточно убедительно, я, может быть, забуду, что это вообще произошло.

Лоретта подумала, что, пожалуй, ему удастся запугать тетю Рейчел. У нее не хватало выдержки и силы воли надолго, и Лоретта не думала, что она продержится больше десяти минут. Однако Рейчел удивила ее. Вместо извинений она стиснула зубы и упрямо вздернула подбородок.

— Генри, если ты посмеешь тронуть меня, когда я буду готовить еду, я вспорю тебя от кормы до носа ножом, которым я режу мясо. Я сыта тобой по горло.

— Отдай мне эту винтовку! — Генри рванулся к ней.

Рейчел быстро прицелилась. Отзвука выстрела Лоретта чуть не лишилась чувств. Генри подпрыгнул высоко вверх, поднявшись над полом на несколько дюймов.

— Святая Богородица, ты чуть не отстрелила мою ступню, ты, проклятая, глупая женщина!

— В следующий раз я не промахнусь.

Генри кипел. Он брызгал слюной и, казалось, вот-вот взорвется.

— Я сдеру с тебя шкуру за это! Отколочу тебя так, как тебя еще никогда в жизни не били.

— Если ты коснешься ее, дядя Генри, я ударю тебя поленом до беспамятства, — вмешалась Лоретта.

— И если у нее это не получится, то я добавлю! — закричала Эми с чердачной лестницы. — Молодец, мама! Дай этой старой бородавчатой жабе как следует!

Рейчел поставила винтовку назад в стойку.

— Ну что, Генри? Похоже, трое против одного. Ты извинишься перед Лореттой Джейн или нет? — Она пожала плечами. — Думаю, ты можешь убираться, если тебе это нравится больше. Но, если ты собираешься остаться, ты извинишься перед ней до того, как получишь свой завтрак.

Дрожа, Генри сжал кулаки. Лоретта подвинулась к печи и взяла полено, на случай если оно понадобится. Эми скатилась по лестнице, готовая сделать то же.

— Клянусь, мир сошел с ума, — проворчал Генри. — Женщины нападают на' мужчину, как безумные! Я мог бы справиться со всеми вами и еще скрутил бы закурить во время этого.

— Тогда сделай, как лягушка, и прыгай, — бросила ему вызов Эми. — Или же скажи Лоретте, что ты сожалеешь, как велит мама.

Генри помедлил, как бы обдумывая предложенные ему варианты.

— Как будто я в самом деле причинил вред этому ребенку! — буркнул он. — Если у Лоретты Джейн не хватает разума разобраться в этом, то тогда я приношу свои извинения.

— Принято, — пробормотала Лоретта.

Генри вздернул левую подтяжку и провел руками по волосам, глядя на отверстие, пробитое выстрелом Рейчел в подпорке.

— Что, черт возьми, ты будешь рассказывать об этом?

Рейчел улыбнулась.

— Я расскажу, как ты быстро все заделал, Генри. Мы ведь не можем оставить дыру в полу, не так ли?

Поздним вечером Лоретта вышла и уселась на верхней перекладине забора вблизи от ворот, болтая ногами и глядя на холм. Рейчел выиграла первый раунд с Генри, но Лоретта все еще боялась за своего ребенка. Ее беспокоило его будущее после рождения. Она подумывала о том, чтобы найти Охотника, но как? Он мог быть где угодно на огромном пространстве, если он уцелел в сражениях после того, как она слышала о нем в последний раз. Пожалуйста, Боже, пусть Охотник будет жив. Приведи его назад ко мне. Тоска поселилась в ее сердце.

Копья, наклонившиеся подобно пьяным солдатам, несущим охрану, обозначили границу собственности. Перья на копьях трепетали, их тонкие древки чернели в лунном свете. Генри получил хороший урок после визита команчеро. На этот раз он оставил копья на месте. Лоретта подумала, какое из них принадлежало Охотнику. Если бы она знала, она взяла бы его в дом и хранила на чердаке. Подарок на память для ее ребенка. Может статься, что у него не будет ничего, кроме этого.

Запрокинув голову, она стала смотреть на луну. Охотник называл ее Мать Луна. Ветер ласкал ей щеки. Лоретта закрыла глаза, думая о четырех направлениях. Под ней была Мать Земля. Придет утро, Отец Солнце покажет свое лицо на востоке. Боги первобытного человека? Лоретта улыбнулась. Охотник поклонялся творениям Бога, видимым признакам Его величия. Один Бог с многими лицами, к которому они обращались каждый по-своему.

Может быть, Охотник где-то там в эту минуту тоже смотрел вверх? Она задумалась. Может быть, он молится? «Пожалуйста, Мать Луна, сделай так, чтобы с ним все было в порядке. Приведи его по большому кругу назад ко мне». Она громко прошептала:

— Я люблю тебя, Охотник. Ты нужен мне. Ты нужен своему ребенку. — Она надеялась, что ее слова понесутся с ветром, и он услышит их. Завтра, когда взойдет солнце, она будет молиться золотистому свету, чтобы он напомнил Охотнику ее, его яркую. «Приди назад ко мне, Охотник».

Спустившись с забора, Лоретта опустилась на колени и осенила себя крестом. Затем она начала молиться своему Богу. В душе воцарился мир. Он найдет дорогу к ней.

Лоретта туго натянула нить, проверила края шва, а затем сделала еще один стежок. Кончиками пальцев она погладила мягкую фланель. Она представила себе крошечное тельце, завернутое в эту ткань, и улыбнулась. Оттолкнувшись еще раз ногой, чтобы качалка раскачивалась, она посмотрела на свою тетю.

— Ты знаешь, пора уже подумать об имени. Прошло уже два месяца. Имя очень важно. В особенности для этого ребенка.

— Почему в особенности для него? — спросила Рейчел, поднимая голову от теста, которое месила. — Имена важны для всех.

Лоретта вздохнула.

— Видишь ли, при таком отце, как Охотник, я должна подумать об именах, которые он одобрил бы.

— Назови этого ребенка Текущая Вода, и я отрекусь от тебя.

Лоретта засмеялась.

— Я не знаю. После того, как я подрублю все эти пеленки, может быть, Текущая Вода будет не так уж далеко от цели.

Рейчел печально покачала головой.

— Если только папа ребенка не явится забрать его, ребенок застрянет в обществе белых. Для него достаточно плохо быть ребенком от смешанного брака. Хорошее, нормальное имя — обязательно.

Эми перевернула страницу в своей грамматике.

— Тебе нужно хорошее имя белых людей с индейским значением, которым Охотник будет гордиться.

Озабоченная будущим ребенка, Лоретта заставила себя улыбнуться.

— Однако, Эми, это замечательная мысль! Рейчел перестала месить тесто и нахмурилась.

— У меня есть опыт в выборе имен. Разреши мне подумать об этом.

— Что-нибудь впечатляющее для мальчика, мама. — Эми сжала губы. — Ну, знаешь, вроде Могущественного Бойца. Или Мудрого Короля. Ты должна мыслить, как думает Охотник. Они дают мальчикам отличные имена.

— Быстрая Антилопа, например, — улыбнулась Лоретта.

— Звучит так, как будто у него есть хвост, не так ли? — у Эми на щеке образовалась ямочка. — Конечно, он ненавидит имя Эми, поэтому мы квиты. Он говорит, что оно напоминает ему блеяние овец.

— Так, как он его произносит, оно точно напоминает блеяние овец.

— А что, если дать мальчику имя по его отцу и дяде? — спросила Рейчел. — Чейз Келли. Чейз означает охотник, Келли означает воин.

Лоретта опустила свое шитье на колени, в ее глазах появилось мечтательное выражение.

— Чейз Келли… Чейз Келли. Это звучит хорошо, не так ли?

— Было бы еще лучше с надлежащей фамилией, — заметила Рейчел.

— Вулф!7 — воскликнула Эми. — Это будет самой подходящей фамилией для Охотника.

— Чейз Келли Вулф. — Лоретта несколько раз повторила это имя, как бы привыкая к нему. — Мне нравится. Что думаешь ты, тетя Рейчел? Вулф как фамилия звучит неплохо, правда?

— По-моему, как фамилия звучит чудесно. И, если Охотник вернется в один из этих дней, ему тоже не на что будет жаловаться. Охотник Воин гораздо лучше, чем Мокрые Штанишки.

— Текущая Вода, — поправила Лоретта.

— Любое, — улыбнулась Рейчел. — Для девочки, как насчет Николь? Это означает — девочка, которая принесла победу своему народу.

— О, мне нравится это, — прошептала Лоретта. — Охотник был бы очень доволен.

Рейчел улыбнулась.

— Николь Вулф. Если у нее будут глаза ее отца, Индиго чудесно подойдет к этому. Николь Индиго Вулф.

— Не очень правильно звучит, — запротестовала Эми. — Индиго Николь В|улф! Так мне нравится.

— Индиго Николь. — Слезы обжигали глаза Лоретты. Девочка, которая принесла победу своему народу. — Да, это красиво для обоих миров.

— Твое собственное имя не такое уж плохое. Бьюсь об заклад, ты не знаешь, что означает имя Лоретта. — Рейчел поправила тесто и посмотрела на нее с поддразнивающей улыбкой. — Мы с твоей мамой выбрали его главным образом за его смысл.

— Это вариант имени Лаура, не так ли? Лавровый венок или что-то в этом духе?

— Это его распространенное значение. Но в книге имен твоей мамы было другое.

— Ну так какое? Выкладывай. — Лоретта ждала, наблюдая за своей тетей. — Что оно означает? Плоскогрудая и костлявая?

Рейчел запрокинула голову и рассмеялась.

— Плоскогрудая и костлявая? Лоретта Джейн, клянусь, ты не очень высокого мнения о себе. Это означает маленькая колдунья.

Кровь отхлынула от лица Лоретты, и она поставила ноги на пол, чтобы остановить качалку.

— Это означает что?

— Маленькая колдунья. — Улыбка погасла на лице Рейчел. — Ты чувствуешь слабость? Что случилось?

Лоретта отложила шитье в сторону и встала.

— Ничего, тетя Рейчел. Н-ничего. — Оглядевшись с изумлением вокруг, Лоретта прижала тыльную сторону запястья к виску. Чувство нереальности охватило ее. — Я, ммм, я, пожалуй, выйду на свежий воздух.

Поспешно покинув дом, Лоретта перебежала через двор, чтобы опереться о забор в ее любимом месте, откуда ей хорошо была видна вершина холма. Маленькая колдунья. Все еще оцепеневшая от потрясения, она уставилась глазами вдаль, вспоминая ночь, когда Охотник рассказал ей свою песню. «Люди назовут ее Маленькой Колдуньей».

Она смотрела на холм, впервые по-настоящему уверовав в то, что Охотник и она были предназначены судьбой друг другу. Она попыталась припомнить все слова его песни. Они приходили в ее голову обрывками. «Между ними будет большой каньон, наполненный кровью». Однажды она назвала это глупой легендой. Теперь она понимала все лучше. Слишком многое из того, о чем говорилось там, уже сбылось, чтобы над этим можно было насмехаться. Каньон крови. Лоретта сжала руки в кулаки. Охотник должен вернуться к ней. Она не знала, когда или как, но внезапно поняла, что песня, которая когда-то была проклятием ее жизни, стала ее величайшей надеждой.

Запах горящего сена обжигал ноздри Охотника. Он медленно продирался через заросли кустарника. Кожу на его спине покалывало. Чувства были насторожены, как бывало с ним всегда, когда смерть шла рядом с ним. Tosi tivo убежал от сараев и спрятался здесь. Охотник видел его. Он мог выпрыгнуть в любую минуту, размахивая ножом. Остановившись, Охотник затаил дыхание и прислушался. Он крепко сжимал топор в правой руке.

Раздался звук сломавшегося сучка. Охотник устремился в сторону звука и увидел голубую ткань в зарослях желтой травы. Упав на живот, он пополз вперед. Внезапно белый мужчина подпрыгнул, вскидывая винтовку к плечу. Охотник Инстинктивно откатился в сторону. Пуля пропахала землю, не причинив никакого вреда. Охотник прыгнул на него, прежде чем белый мужчина успел перезарядить винтовку или вытащить нож.

Падая на спину под напором массы тела Охотника, мужчина закричал. После минутной борьбы Охотник достиг преимущества, сел верхом на белого мужчину и занес топор. В мгновение перед тем, как топор Охотника опустился, чтобы раскроить череп белого мужчины, он четко увидел лицо своего врага, бледное от страха, с большими голубыми кругами глаз.

«Сможешь ли ты поднять свой клинок против человека с голубыми глазами и не вспомнить обо мне, Охотник?»

Тело Охотника напряглось. Он смотрел в голубые глаза мужчины, пытаясь заглушить эхо голоса Лоретты, звучавшего у него в голове. Белый мужчина тоже смотрел на него. Воздух со свистом выходил из его горла, кожа блестела от покрывавшего ее пота.

— Охотник, торопись! Мы должны встретиться с остальными!

Звук голоса Воина вывел Охотника из оцепенения. Напрягшись, он попытался нанести удар. Но как будто невидимая рука схватила его запястье. Снова прозвучал звук шагов Воина в кустарнике. Дыхание стало учащенным и неравномерным. Он не мог смотреть в глаза этого мужчины и убить его. Это было все равно что обратить оружие против себя самого.

Когда Воин прорвался через высокую траву и увидел Охотника, сидящего верхом на белом мужчине, он остановился как вкопанный.

— Убей его! Быстрее! Я вижу дым на другой ферме. Они уже закончили там. Мы должны встретиться с ними и убираться отсюда!

— Я не могу, — прохрипел Охотник.

— Что?

Вопрос Воина прозвучал как обвинение. Охотник встал, не в силах оторвать своего взгляда от tosi tivo. В глазах белого мужчины промелькнула искра надежды.

— Mea-dro, пошли, — проворчал Охотник.

Воин не возражал. На его лице было выражение презрения. Охотник сглотнул. У него не было слов для объяснения. Он не был уверен, что Воин понял бы их, если бы они у него были.

— Ты оставляешь его в живых?

— Да!

— Почему?

Охотник оттолкнул своего брата и побежал.

— Его глаза.

Охотник достиг своей лошади раньше Воина. Усевшись верхом, он повернул своего жеребца и посмотрел на маленький дом, где, как было ему известно, пряталась женщина с двумя детьми. Подъехал Воин. Два брата посмотрели один на другого, как незнакомцы, впервые в жизни.

— Может быть, это потому, что мы так близко от деревянных стен твоей Лоу-реетты, да?

— Может быть.

Он и Воин погнали своих лошадей вперед, присоединившись к другим воинам, которые помогали в проведении нападения. Красный Бизон ехал рядом с ними. Над деревьями вился черный дым. В течение нескольких дней люди Охотника ехали с другим отрядом. Сегодня эти две группы разделились. Группа Охотника напала здесь, другая — на ферму, расположенную поблизости. Судя подыму, воины из другой группы подожгли не только служебные постройки.

Когда группа Охотника вырвалась из-за деревьев, росших вдоль реки, на расчищенный участок второй фермы, они остановили коней. Дом пылал, как факел, вместе со всеми другими строениями. Это означало, что никого не пощадили. Внимание Охотника перенеслось с клубов черного дыма на верхушки деревьев за ними. Деревянные стены Лоретты находились всего лишь на расстоянии нескольких миль вниз по реке.

С тяжелым сердцем поехал Охотник к уничтоженным строениям, чтобы соединиться с другими индейцами. Когда они приблизились к двору перед пылающим домом, Охотник пустил своего жеребца шагом, устремив взгляд на разбросанные тела. Он остановил лошадь, когда увидел трепетание ситца. Гнев заполнил его горло до покалывания языка. Его начало трясти. Женщина и две маленькие девочки. Охотник понял, не подъезжая ближе, что их смерть не была быстрой.

Все еще пытаясь вспомнить все слова пророчества, Лоретта уселась на верхней перекладине забора, болтая ногами, рассматривая носки своих поношенных туфель. Это была старая пара, которую она держала как запасную. Ее хорошие высокие ботинки остались в деревне Охотника. Она скучала по своим мокасинам и по ощущению свободы, которое давали ей юбка и блуза из оленьей кожи, но такая одежда вызывала бы у всех удивление здесь, дома. Жаркие и безжалостные лучи августовского солнца падали ей на затылок. Вероятно, ей следовало пойти в дом. Одетая в два слоя миткаля и ситца, женщина могла задохнуться, если не держаться в тени. К тому же, тетя Рейчел уже ставила хлеб в печь, и ей надо было помочь приготовить ужин.

Вздохнув, Лоретта запрокинула голову. В течение нескольких секунд она была настолько занята мыслями об Охотнике, что до ее сознания не доходило то, что видели глаза. Затем она обратила внимание на клубы черного дыма, поднимавшегося к небу. Дым. Что-то случилось у Бартлеттов.

Спрыгнув с забора, Лоретта побежала к сараю.

— Дядя Генри! Дядя Генри! Что-то неладное случилось у Бартлеттов. Я вижу дым!

Генри выскочил из приземистого строения и прикрыл глаза рукой, защищаясь от слепящих лучей солнца.

— Жарко, черт возьми! Похоже, что все там горит. Страх комом возник в груди Лоретты, ледяной и удушающий.

— О Боже мой! — Она прижала руку к лифу. — О Боже мой! Только не Бартлетты!

Генри обежал сарай, чтобы оседлать Иду. Лоретта последовала за ним, чтобы увести жеребенка, пока ее дядя затягивал подпругу и регулировал длину стремян.

— Пойди принеси мне винтовку и пакет патронов, Лоретта Джейн. Я встречу тебя у ворот.

— Может быть, тебе стоит позвать Тома? Если это индейцы, ты можешь попасть в беду.

Генри жестом указал на внешние границы участка.

— Я возьму с собой одно из их проклятых копий. Это защитит мою шкуру от индейцев лучше, чем сможет Том.

Лоретта резко повернулась и побежала к дому. К тому времени, когда она закончила рассказывать о дыме тете Рейчел и собрала немного патронов для Генри, ее дядя ожидал у ворот. Три женщины собрались на крыльце.

—Будь осторожен, Генри, — напутствовала его Рейчел.

— Судя по дыму, я сказал бы, что драка окончена. Рейчел бросила тревожный взгляд на потемневшее

небо. Лицо ее было мрачным.

— Если там все плохо, возвращайся к нам. Тебепонадобится помощь с лопатой.

Генри вернулся через два часа с лицом, испачканным землей, с ужасом в глазах. Женщины выбежали ему навстречу. Он привязал поводья Иды к столбику у крыльца и поднялся на крыльцо. Плечи его ссутулились, ноги волочились. Ему не было необходимости рассказывать, слова были излишни. Голова Лоретты поникла. Бартлетты. Вся семья. Если бы кто-нибудь уцелел, Генри торопил бы Рейчел, чтобы она пошла туда оказать помощь.

— Я пойду привяжу мулов, — сказала Лоретта грустно.

— Я пойду помогу. — Эми спрыгнула с крыльца и остановилась, ожидая. Когда Лоретта поравнялась с нею, она пошла рядом. — Бьюсь об заклад, опять команчи.

— Однако это не Охотник, — ответила Лоретта. — Миссис Бартлетт и ее девочки. Дядя Генри ничего не сказал, но они, должно быть, мертвы.

Эми вздохнула.

— Нет, не Охотник.

Тепло угасающего огня согревало лицо Лоретты. От дыма першило в горле. Подул ветерок и пошевелил ситцевую юбку миссис Бартлетт. Голубая ткань зашевелилась вокруг полных белых бедер. Изнасилована и убита. Годы понеслись вспять, и на минуту Лоретта снова очутилась над телом своей матери. Она моргала и раскачивалась. Двор Бартлеттов колебался, как неспокойная водная гладь, поднимаясь, опускаясь, покрываясь рябью. Лоретта отвернулась. Ее охватил такой сильный приступ тошноты, что она вынуждена была глубоко вдохнуть и походить с минуту, чтобы ее не вырвало.

Пометив двор Бартлеттов несколькими копьями, чтобы не опасаться повторного нападения, дядя Генри выбрал место под ближним тополем для могил. Эми помогала ему копать. На долю Рейчел и Лоретты выпала работа по подготовке тел для приличного погребения. Сжав руки в кулаки, Лоретта вернулась к своей работе.

К счастью, ее мозг отключился, и она действовала механически, помогая Рейчел выполнять необходимые операции. Дом представлял собой груду развалин, поэтому они не могли одеть погибших в их лучшие воскресные одежды, как требовалось. Лоретта брала за ноги, Рейчел за руки, и они, наполовину неся, наполовину волоча, переместили всех членов несчастной семьи к дереву. Для того чтобы вырыть шесть могил, потребовались часы. Долгие, бесконечные часы.

Поработав немного лопатой, Лоретта не смогла больше сдерживать тошноту и, спотыкаясь, удалилась к дальнему краю двора в поисках уединения. Упав на колени; она оперлась руками о землю, и ее стошнило. На нее нахлынули волны головокружения. Когда тошнота прошла и ей стало немного легче, она села и уставилась перед собой невидящим взором. Один вопрос кружился у нее в голове. Как мог кто-нибудь сделать такое с другим человеческим существом?

Все еще слишком слабая, чтобы вернуться к рытью могил, Лоретта с усилием встала на ноги и пошла, глубоко дыша, в надежде что тошнота пройдет. Вдруг она увидела на земле отпечаток копыта, и ее ноги стали как ватные. Усеченный полумесяц.

Кровь громкими ударами застучала в ее ушах. Только один мужчина мог ехать на жеребце, копыто которого оставляло такой след. Охотник был здесь. Лоретта закачалась и вытянула руку, чтобы ухватиться за что-нибудь, но ее рука хваталась за воздух.

— Мама беспокоится о тебе и ребенке. С тобой все в порядке?

От вопроса Эми Лоретта подскочила. Она резко повернулась и, спотыкаясь, вернулась на то роковое место, устремив испуганные глаза на бледное лицо своей младшей сестры.

— Эми, о Боже, Эми, Охотник был здесь.

— О нет! Не Охотник! Он не мог.

Лоретта показала ей деформированный след копыта. Эми низко нагнулась, рассматривая его. Она была бледна до этого, теперь ее кожа стала абсолютно белой. Лоретта отвернулась, устремив взгляд на обуглившийся остов дома. Не Охотник, думала она. Не мужчина, которого она знала, отец ее ребенка. Он не мог сделать этого. Ни с миссис Бартлетт, ни с ее девочками.

— Может быть… — Голос Эми оборвался, и она облизнула пересохшие губы. — Кто-нибудь мог украсть его лошадь. Именно так, Лоретта Джейн. Кто-то украл его лошадь.

Лоретта прижала руку к животу.

— Никто не мог украсть лошадь Охотника. Не команчи во всяком случае. Должно быть какое-то другое объяснение. Мы обе знаем Охотника достаточно хорошо, чтобы поверить в то, что он сделал это.

— По крайней мере мы думали, что знаем. Лоретта посмотрела на Эми оскорбленным взглядом.

— Мы не можем судить его так. Он заслуживает лучшего.

Эми многозначительно посмотрела на след копыта.

— Может быть, он был здесь, и все вышло из-под контроля. Может быть, он не мог остановить их. Прежде чем он смог исправить положение, женщины были мертвы.

Лоретта кивнула и отвернулась. Тело ее содрогалось. Судя по всему, миссис Бартлетт и ее дочери умерли мучительной смертью.

С ощущением реальности Лоретта направилась к тополю. Могилы сами не выроются. Когда она проходила мимо того места, где лежала миссис Бартлетт, она остановилась в поисках следов его мокасинов на земле. Неужели Охотник стоял здесь? При этом вопросе что-то у нее внутри дрогнуло и умерло.

К счастью, Том Уивер увидел дым и явился еще с одной лопатой, чтобы помочь выкопать могилы. Когда погребение семейства Бартлеттов было закончено, Том поехал с Мастерсами на их ферму. Пока мужчины привязывали лошадей, Рейчел и Лоретта поставили на стол свежий хлеб и другие продукты, но ни у кого не было аппетита, когда они наконец сели за стол.

Очень усталый, Том провел грязной рукой по волосам и вздохнул.

— Пит Шейни и пара других соседей приехали ко мне на ферму сегодня, когда увидели дым. Кажется, все живущие здесь собирают свои вещички и перебираются поближе к Белнапу. Уезжают утром. Они считают, что будут там в большей безопасности.

Брови Генри взлетели вверх.

— Они покидают свои поля?

— Думаю, поля не очень нужны мертвым. — Том пожал плечами. — В эти последние несколько недель индейцы взбесились. Мне кажется, они развернули настоящую кампанию, чтобы выжить белых поселенцев с этой территории. Мне неприятно говорить это, но, когда наши солдаты дерутся на севере, индейцы становятся хозяевами положения. Они все время нападают на фермы, расположенные дальше на востоке. Здесь мы так далеко друг от друга. Это делает нас очень уязвимыми. Пограничный патруль отлично выполняет свои обязанности, но они очень растянуты.

— Ты уезжаешь? — спросил Генри.

— Сначала я сказал Шейни, что никуда не тронусь с места. Но, после того, что случилось с Бартлеттами, я стал подумывать, что переехать не такая уж плохая идея. По меньшей мере, пока эта проклятая война не закончится и у нас не будет достаточно солдат, чтобы обуздать их. — Том бросил быстрый взгляд на женщин. — Подумай об этом, Генри. Я знаю, у тебя есть копья, которые защищают тебя, но, говоря откровенно, ты очень полагаешься на них. Эти индейцы могут навалиться на тебя так же, как на любого другого.

Генри посмотрел на Рейчел. Она почти незаметно кивнула.

— Они едут вместе? — спросил Генри.

— Да. Мы могли бы присоединиться к нам на рассвете на дороге к Белнапу.

Генри подумал с минуту. Взглянув на Рейчел, он сказал:

— Я думаю, тебе лучше начать укладываться, женщина. Отбирай все тщательно. У нас в повозке не очень много места.

Поздно ночью, когда все уснули, Лоретта встала на колени на своей койке и смотрела из окна. Воспоминания об Охотнике проносились у нее в голове, его смех, его мягкость в обращении, его мужество. Она поверила худшему о нем, но тут же готова была избить себя за это. Мужчина, которого она знала, никогда не стал бы принимать участие в убийстве трех женщин.

Ее глаза налились слезами. Она лежала рядом с Эми, глядя на луну. Рыдание вырвалось у нее из горла. Затыкая рот ладонью, она начала плакать за Охотника, за себя и за их ребенка.

ГЛАВА 27

Лежа на спине, подложив руки под голову, Охотник смотрел на полную луну. Луна команчей. При свете такой луны хорошо убивать. Мысли его обратились к Лоретте. Одна мысль прочно засела у него в голове: он больше не сможет участвовать в битвах против tosi tivo. Мужчины, рядом с которыми он сражался, не могут более доверять ему. Он больше не мог доверять самому себе.

Каждый раз, стоило ему закрыть глаза, как перед его мысленным взором представала женщина и две ее маленькие девочки, лежащие мертвыми на земле. Это было воспоминанием, которому суждено преследовать его вечно. Он возражал против совершения нападений в этом районе, но ста мужчинам из двух разных деревень, ехавшим вместе, трудно было противостоять, его протесты остались неуслышанными. Так близко от дома Лоретты. Она могла увидеть дым. Убитые люди могли оказаться из числа ее друзей.

Глубоко вздохнув, Охотник заставил себя закрыть глаза и тут же был наказан видом картин, возникших перед глазами. Выживание или безумие? Он любил свой Народ и молился, чтобы он выжил, но для него война должна закончиться.

Как предсказывалось в пророчестве, он стал воином без людей. Где-то в нем было место, которое не принадлежало команчам. Как мог он поднять клинок против людей, подобных Лоретте? Она стала частью его. Сегодня, глядя в голубые глаза этого белого мужчины, он попытался нанести смертельный удар. Голубые глаза, глаза Лоретты. Если бы он убил этого мужчину, он убил бы больше, чем своего врага, он уничтожил бы часть самого себя.

— Ты спишь? — спросил Воин.

Охотник вздрогнул и посмотрел на своего брата.

— Нет, брат, я не сплю.

Воин расстелил свою бизонью шкуру и сел, опершись руками о согнутые колени. Смотря в темноту, он сказал:

— Ты больше не один из нас.

Что-то твердое и холодное шевельнулось внутри у Охотника. Неужели царившая в нем сумятица была так очевидна?

— Я люблю Народ, Воин.

— Я знаю это. Но ты больше не заодно с нами. — Воин играл бахромой мокасина. — Может, это и к лучшему. Народ скоро уйдет дорогой ветра. — Он вздохнул и задумался. — Нас меньше, Охотник. Хотя мы прилагаем все свои усилия, нам никогда не победить. Когда война между tosi tivo закончится, солдаты вернутся и погонят нас в пустоши. Многие сотни будут убиты, до тех пор пока в живых останутся немногие.

Охотник знал, что Воин был прав, но признать это было ему нелегко.

— Сейчас Народ одерживает верх, Воин.

— Сейчас. — Воин глотнул и потупился. — Я очень люблю тебя, брат. Если ты покинешь меня, мое сердце будет лежать на земле. Но пришло время выполнить последнюю часть пророчества.

У Охотника пересохло во рту. Он устремил взгляд к звездам.

— Кто-нибудь должен сохранить пути Народа, — сказал Воин, — кто пропоет наши песни и научит нашим обычаям. Если ты этого не сделаешь, все, что мы имеем, будет потеряно. Ты должен идти за своей женщиной и увезти ее далеко на западные земли, куда война не дойдет. — Голос Воина задрожал. — В новые места, Охотник. Тебе известны слова песни.

— Воин, у тебя все получается так просто. Ты видел, что произошло возле ее дома сегодня. Она плюнет мне в лицо, когда увидит меня. — Охотник прикрыл глаза рукой. — Я оставил ее и поехал драться против ее народа. Сколько человек мы убили после цападения на нашу деревню?

— Она не отвернется от тебя.

— Откуда ты знаешь? Ты говоришь, что я должен выполнить последнюю часть песни? Как? Где то высокое место, о котором говорили Боги? Где каньон, наполненный кровью? И как я смогу дотянуться через такое большое расстояние, чтобы взять руку Лоу-реетты?

— Ты должен верить. Высокое место будет там, как и большой каньон. — Наклонившись к нему, Воин сжал плечо брата. — Мужество, брат, мужество.

Охотник стиснул зубы.

— Я чувствую себя таким одиноким. Я не могу понять самого себя и найти свое лицо, Воин. Я поднял свой топор сегодня, чтобы убить этого мужчину, и я не смог сделать этого. Наш отец лежит мертвый. Твоя женщина лежит мертвой. Где моя ненависть? Когда я ищу ее, я не могу найти. Вокруг одна пустота и скорбь, которая так глубока, что от нее у меня болят кости.

Воин еще крепче сжал плечо Охотника, до тех пор пока его пальцы не причинили боль.

— Ненависть ушла из тебя в такое далекое место, что ты не можешь найти ее, как и говорилось в пророчестве. Вот почему настало время для тебя пойти своим собственным путем. Ты должен драться в последней большой драке за народ, да? И ты должен драться в одиночку. Я должен остаться здесь. За нашу мать, за моих детей. Ты наша надежда, наша единственная надежда.

— Ты называешь это надеждой? Я называю это бегством.

— Нет! Когда мы убегаем, мы ищем знакомое и безопасное место. Скоро придет зима. Неопределенность и опасность ждут тебя, когда ты направишься на запад. — Слегка тряхнув Охотника, Воин вскричал: — Ты наша надежда, Охотник! Почему ты не можешь понять этого? Когда последний команч сложит оружие, а последний вождь скажет, что все кончено, мы будем знать, что ничего не кончено. Мы будем знать, что Народ продолжает жить далеко от этого места, что наши песни поются, что наши обычаи соблюдаются. Я понимаю, что ты испытываешь сильный страх, но страх никогда не останавливал тебя. Ты не должен допустить, чтобы он остановил тебя теперь.

— Я пойду, куда бы Боги ни повели меня, — прошептал Охотник. — Ты знаешь, что я пойду. Просто я не вижу пути, по которому они направляют меня. Нет никого, кто повел бы меня.

— Путь отыщется. Когда ты повернешься лицом к западу, ты будешь знать, куда направить свои шаги. — В голосе Воина прозвенела уверенность. — Я хотел бы попросить тебя об одном, брат. Поезжай рядом со мной в бой последний раз. Это будет наша последняя память друг о друге, да?

Снова Охотник вспомнил, как он смотрел в голубые глаза белого мужчины. «Битвы протянутся перед ним без горизонта». Когда же все это кончится? Но его брат попросил об этом.

— Я поеду с тобой, — прошептал Охотник. — Один последний раз.

Расправив свой матрац. Воин вытянулся на спине так близко, что рукой касался руки Охотника. После продолжительной паузы он сказал:

— Ты расскажешь своим сыновьям и дочерям обо мне, да?

Охотнику хотелось заплакать, но проклятые слезы скапливались под веками, вызывая боль.

— Да. А ты расскажешь своим обо мне?

— Я расскажу им. — Голос Воина дрогнул. — О тебе, и твоей золотистой, и о песне, которая повела тебя на запад. Люби ее хорошо, брат. Дни вместе быстротечны.

— Да. — Охотник знал, что Воин думал о Девушке Высокой Травы.

Хриплым голосом он добавил:

— Слишком быстротечны.

На следующее утро семейство Мастерсов присоединилось к каравану фургонов убегающих поселенцев, направлявшихся к форту Белнап. Так как фургоны были нагружены до краев различным имуществом, все, кто могли, шли пешком, что давало женщинам возможность обмениваться рассказами об ужасах. Казалось, что все опасались за свои жизни.

Через два часа после начала пути у фургона семейства Шейни сломалось колесо, и все остановились, пока мужчины не починили его. Поселенцы поставили фургоны кругом и разбили временный лагерь. Женщины немедленно приступили к приготовлению полуденной трапезы. Лоретте и Эми поручили собирать топливо для костров.

— Бизоньи лепешки! — ворчала Эми. — Хороший способ проводить утренние часы, собирая всякую ерунду для костров. Почему мы?

— Потому что мы не такие старые, чтобы с трудом нагибаться, и не такие молодые, чтобы заблудиться. — Лоретта нагнулась, подняла засохший помет и опустила в рогожный мешок. После событий на ферме Бартлеттов прошлым вечером Эми ни разу не улыбнулась. Лоретту это беспокоило. — Ты никогда не жаловалась в деревне Охотника.

— Там совсем другое дело. Когда живешь с индейцами, такая работа, как сбор бизоньего помета, предполагается сама собой. — Она вздохнула. — Здесь все кругом плоское, как блин. Разве здесь можно заблудиться? Мы прошли уже с милю и все еще можем видеть наш фургон.

— Есть одно высокое место, вон там.

— Только одно. Можно идти многие мили и использовать это место в качестве ориентира.

Лоретта нашла еще одну лепешку. В надежде вызвать на лице Эми улыбку она провела лепешкой у нее подносом.

— Хочешь, вотрем немного в волосы?

— Боже, нет!

И никакой улыбки. У бедной Эми не было особых причин для веселья в последнее время. Продолжая подшучивать, Лоретта сказала:

— Ты сама однажды говорила мне об этом, помнишь? Что женщины команчей втирают помет в свои волосы.

— Может быть, они так делают. — Явно решившая оставаться в плохом настроении, Эми нахмурилась и подняла лепешку, добавляя ее к уже собранным в мешок. — Вероятно, зимой. Мы не были с ними в это время года. Глупые индейцы, как бы то ни было. — С несчастным видом она прикусила нижнюю губу. — Как ты можешь веселиться? Бартлетты еще не похолодели в своих могилах. И сделали это команчи! Ты слышала, что говорят все? Называют их убийцами и животными. И, я думаю, они правы!

— Потому что лошадь Охотника оказалась на ферме Бартлеттов?

— Да! — Эми подняла голову. Слезы гнева блестели у нее на глазах. — Он заставил меня поверить в то, что он совсем не такой, каким оказался на самом деле. Я ненавижу его.

Лоретта вздохнула.

— Разве он обманывал тебя, Эми? Охотник вышел на тропу войны. На войне всякое бывает. События выходят из-под контроля. Если ты собираешься осуждать Охотника, тогда я заявляю, что он заслуживает процесса. Давай перечислим пункты, по которым мы обвиняем его, а? — Лоретта подняла руку, сжатую в кулак. — Что сделал Охотник, когда Сантос схватил тебя?

— Он пришел и освободил меня. Лоретта разогнула большой палец.

— Это один пункт обвинения. Что сделал он после того, как забрал тебя от Сантоса?

— Он заботился обо мне, — ответила Эми дрожащими губами. — О Лоретта, мне известно все хорошее об Охотнике! Не надо перечислять все его достоинства.

— Это очень хорошо, так как я не уверена, что у меня хватило бы пальцев. — Лоретта слегка улыбнулась и коснулась руки Эми. — Не следует сбрасывать со счетов все те чудесные поступки, которые совершил Охотник, Эми, из-за одного следа копыта. Охотник твой друг. И он был очень хорошим другом. Он заслуживает твоего доверия.

— Как ты можешь объяснить след копыта? Лоретта покачала головой, почувствовав себя внезапно старой и уставшей.

— У меня нет необходимости объяснять это. Я очень много думала об этом прошлой ночью. Об Охотнике, обо всем, что мне известно о нем. Существует старая поговорка: «Не верь слухам, верь только глазам своим». Я думаю,' что этот след от подковы относится как раз к той половине, которой не надо верить. Я знаю Охотника. Знаешь его и ты. Он никогда не сделал бы такого с миссис Бартлетт. Он не мог!

— Ты заставляешь меня чувствовать себя виноватой зато, что я усомнилась в нем.

— Охотник не хотел бы, чтобы ты чувствовала себя виноватой. Поэтому не думай об этом. Просто верь в него.

Когда она потянулась, чтобы обнять Эми, Лоретта услыхала чей-то крик. Она посмотрела в направлении группы фургонов и увидела женщину, размахивающую руками и жестами звавшую их.

— Что-то случилось.

Эми сощурилась, чтобы солнечные лучи не мешали ее взору.

— Нужен им помет или не нужен? Глупая женщина. Если она думает, что я буду бегать туда и обратно, она глубоко ошибается. Что она говорит?

Лоретта прислушалась, но не смогла разобрать слов.

— Лучше вернуться. Может быть, фургон починили и они готовы… — Слова застыли у нее в горле. Краем глаза она увидела команчей, намного больше ста человек. Она заставила себя повернуть голову. Воины на конях образовали тесные ряды, колено к колену, и таких рядов было три. На первый взгляд их лица были незнакомы. — О Боже, Эми, беги!

Бросив мешок с пометом, Лоретта схватила Эми за руку и быстро побежала по направлению к фургонам. До этого момента она не сознавала, как далеко они отошли. У них не было никакой возможности добежать до фургонов. Никакой. Картины, которые она видела на ферме Бартлеттов; пронеслись перед ее глазами. Ее каблуки ударялись о землю, и ноги сотрясались от ударов.

Ноги Эми запутались в юбках, и она растянулась вниз лицом на траве.

Прерывисто дыша, Лоретта подняла ее.

— Торопись Эми! О Боже, торопись! Прогремел звук винтовочного выстрела, и он был таким громким, что на миг оглушил Лоретту. Эми уперлась каблуками в землю. Глаза ее стали большими от страха. Рот открывался и закрывался, как у рыбы, выброшенной на сушу.

— Эми, пошли!

Прогремел еще один выстрел. На этот раз от фургонов. Команчи рассредоточились, издавая пронзительные боевые крики. Их задний ряд развернулся, двигаясь широким охватом, прикрывая оба фланга. Лоретта продолжала тащить Эми вперед. Фургоны. Они должны добраться до фургонов. Здесь они были беззащитны.

Последовавший залп придал Лоретте силу. Она больше не отдавала себе отчета, с какой стороны стреляли. Она знала только, что вот-вот должно произойти нападение индейцев, а она с Эми находилась между воинами и фургонами. Пожалуйста, Боже. Пожалуйста, Боже.

Крики заполнили воздух. Земля под ногами бегущей Лоретты начала содрогаться. Она с ужасом оглянулась через плечо на настигавших их лошадей. В следующее мгновенье носок ее ноги запутался в траве, и она споткнулась, выпустив руку Эми.

Пытаясь удержаться на ногах, Лоретта закричала:

— Беги! — И Эми бежала. В слепой панике. Не к фургонам, а к команчам. Лоретта закричала ей вслед: — Эми! Вернись! Они не знают тебя! Вернись!

Эми продолжала бежать в ошибочном направлении со скоростью оленя. Лоретта ринулась за ней, пытаясь схватить за руку. Кончики ее пальцев скользнули по рукаву, и рука осталась пустой. Сосредоточив внимание на приближающихся индейцах, Лоретта сбилась с бега. Быстрая Антилопа! Неудивительно, что Эми побежала в сторону индейцев. Быстрая Антилопа ехал впереди, и Эми, должно быть, увидела его. В приступе ужаса она направлялась к кому-то, кого знала, кто мог защитить ее.

Остановившись, Лоретта прижала обе руки ко рту, наблюдая за Эми, в то время как та неслась навстречу лошадям команчей. Что, если Быстрая Антилопа не заметил ее? Что, если какой-нибудь другой индеец вырвется вперед и убьет ее, прежде чем Быстрая Антилопа сможет остановить его?

Охотник, ехавший на левом фланге, заметил какое-то движение и быстро изготовил винтовку, наводя ствол на фигуру, которая приближалась к ним. Волосы цвета меда. Мгновенно его мозг залила волна страха. Эми. Едва эта мысль дошла до его сознания, как он увидел бежавшую следом за ней Лоретту. Повернув своего коня, Охотник бросился вперед. Не поняв маневра, другие наступающие воины вынуждены были остановить бег своих коней. Лошади взвились на дыбы, ударяя воздух передними ногами. Команчи, подъезжавшие сзади, налетали на остановившихся и отчаянно пытались сдержать лошадей.

В возникшей суматохе Эми потеряла из вида Быструю Антилопу. Она изменила направление и побежала к фургонам, одолев большое расстояние прежде, чем Охотнику удалось сдержать своего коня. Страх душил его. Эми, с развевающимися юбками, бежала по прямой линии к фургонам. Лоретта бежала следом. Между противостоящими силами. Белые, заметив женщин, прекратили огонь, но краем глаза Охотник увидел воина, наводящего ствол винтовки.

— Ка, нет! — Охотник зигзагами погнал своего коня под ствол мужчины. — Нет!

Сильным ударом Охотник заставил своего вороного сделать огромный прыжок, преодолев несколько ярдов в направлении наступающих воинов, многие из которых были из другой деревни. Они не могли знать Эми и Лоретту. Если только Охотнику не удастся остановить стрельбу, его женщина и ее маленькая сестра могут быть убиты. Когда он был уверен, что все воины могут его видеть, он повернул коня лицом к ним и, подняв винтовку высоко над головой, дал сигнал о прекращении огня.

Все еще следуя за Эми, Лоретта заметила Охотника в тот момент, когда его лошадь вырвалась вперед. Переводя дух, она остановилась и взглянула через плечо. Охотник, обратившись широкой спиной к фургонам, возвышался на своем жеребце, размахивая винтовкой над головой.

Как во сне, она резко повернулась. Вид Охотника, выделяющегося мишенью, запечатлелся в ее мозгу.

Охвативший ее ужас заглушил все звуки вокруг нее. Только кровь толчками ударяла в уши, хрипло вырывалось дыхание и имя Охотника, как молитва, отдавалось эхом у нее в голове, когда она бросилась к нему.

Время поползло. Она чувствовала себя так, как будто пробиралась через реку черной патоки. Охотник. Подобно изображению, заключенному под стеклом, он возвышался перед нею. Каждая его черта четко выделялась в солнечном свете, но вне ее досягаемости. Охотник. Белые мужчины, находившиеся у фургонов, могли убить его. Для них он был не человеком, а животным. Хотя она находилась все еще на расстоянии добрых пятидесяти футов от него, Лоретта протянула руки. Его имя молчаливым криком застыло у нее на губах.

Когда прогремел выстрел, она дернулась так, словно пуля попала в нее. Звук выстрела повторился многократным эхом, громким и вибрирующим, оправдывая самые худшие ее опасения. Бежать, бежать. Она видела только Охотника, сидящего на коне за секунду до этого, красивого и гордого, а затем брошенного вперед, как будто сильная рука ударила его в спину. Он свесился с лошади, падая, падая, падая…

Охотник убит. Лоретта не могла думать ни о чем другом. Остальные команчи виделись ей расплывчатым пятном. Единственной реальностью был Охотник, и холодные пальцы смерти сжимали его. События последних трех месяцев пронеслись у нее в голове как действия пьесы. Свирепый воин, захвативший ее, ее верный друг, ее нежный любовник. Она не могла потерять его так.

— Охотник! О, пожалуйста. Боже милостивый, только не Охотник!

Лоретта добежала до него и упала на колени, пытаясь заключить в свои объятия. Она не могла поднять его. Кровь, повсюду кровь. Мучительный стон вырвался из ее груди. Только не Охотник. Дрожащей рукой она гладила его по щеке, с всхлипыванием произнося его имя. Лицо этого команча не может измениться. Она коснулась шрама, пересекавшего щеку, безжизненных губ, которые так часто шептали ей нежные слова. Если ее лицо было врезано в его сердце, его было врезано в ее душу.

— Не умирай! Охотник, пожалуйста, не умирай! Я люблю тебя! Охотник… — Слова прервались рыданиями. — Я люблю… тебя, Nah-ich-ka, ты слышишь? Я люблю тебя! Ты не можешь умереть и оставить меня. Пожалуйста, не оставляй меня!

Словно ее голос каким-то образом достиг его сознания, он слегка шевельнулся и застонал. У нее вспыхнула надежда. Обратив впервые внимание на рану, она увидела, что она была на плече. Не роковая, если остановить кровь, если будет надлежащий уход. Вслед за этой мыслью страх другого рода поразил ее. Бросив испуганный взгляд в сторону фургонов, она накрыла его своим телом.

— Не стреляйте! — Ее крик пронзил воздух. — Не стреляйте, будьте вы прокляты! Не стреляйте!

Тишина опустилась на равнину. Белые уже прекратили стрелять, из страха поразить кого-нибудь из своих. Команчи, даже те, которые никогда не слыхали о желтоволосой жене Охотника, узнав о ней от других, опустили винтовки. Быстрая Антилопа соскочил с лошади и подбежал к ним. Воин, находившийся на правом фланге первого ряда, выехал вперед.

Двое мужчин не теряли ни одной секунды. Мягко, но настойчиво, они отвели Лоретту в сторону от ее мужа. Подняв безжизненное тело Охотника, они перебросили его через седло лошади. Лоретта, поднявшаяся с земли, наблюдала в беспомощной скорби, как Быстрая Антилопа повел жеребца Охотника к другим, а Воин побежал к своему пегому.

— Воин! Не оставляй меня здесь! Пожалуйста, не оставляй меня!

Прежде чем отъехать, Воин повернулся и посмотрел на нее. Взгляд его темных глаз был пронзительным, лицо мрачным. Затем он исчез среди других воинов. Также быстро, как они наступали, команчи ретировались.

Обдуваемая ветром, Лоретта стояла одна среди равнины до тех пор, пока они не скрылись из вида. Когда до нее перестал доноситься стук копыт их лошадей, она подняла руки и посмотрела на них. Красные пятна покрывали кожу рук. Кровь Охотника. Последняя жертва. И он принес ее, без секундного колебания, из любви к ней. Боль, которую причиняла ей эта мысль, была слишком сильной, чтобы вызвать слезы.

Этой ночью после ужина Лоретта сидела у костра на перевернутом ведре вместо табуретки. В руках она держала кружку кофе, смешанного с песком, невидящий взгляд был устремлен на пляшущие языки пламени. Другие женщины, расположившиеся вокруг костра, говорили мало. Некоторые, как догадывалась Лоретта, потому что боялись еще одного нападения индейцев, другие, несомненно, потому что были недовольны ее присутствием и хотели дать ей это понять. Женщина команча. После зрелища, свидетелями которого они были этим утром, все знали.

Лоретте все это было безразлично. У нее в груди образовался болезненный ком размерами с булыжник. Ей было неизвестно, жив Охотник или мертв. Может статься так, что она никогда не узнает этого. Он был ее мужем. Она любила его. Почему эти женщины не могли понять этого? Они относились к ней так, как будто она была каким-то паразитом в мешке с мукой.

Может быть, они были правы. Она уже не принадлежала к их обществу. Она уже не была уверена в том, что сможет когда-либо принадлежать к какому-нибудь обществу, даже к Народу Охотника. Глаза Воина. Она никогда не забудет, как он посмотрел на нее, прежде чем уехать. Она не стреляла из этой винтовки, но она была причиной того, что случилось. Обвинение было написано на лице Воина.

Вздохнув, Лоретта запрокинула голову и стала смотреть на звезды. Поселенцы, боясь повторного нападения, расставили фургоны плотным кругом. Практически все были в бешенстве из-за задержки, потребовавшейся для починки фургона Шейни, испуганы необходимостью провести ночь на открытом пространстве. Они игнорировали заверения Лоретты в том, что команчи не вернутся. Как будто Воин позволил бы другим напасть на группу фургонов, когда ему было известно о присутствии там женщины Охотника!

Послышался вой койота, от которого у Лоретты по спине побежали мурашки. Она насторожилась.

— Я надеюсь, эти звуки исходят не от индейцев, — прошептала миссис Кортвэлл.

— Это похоже на койота, — отозвалась миссис Спанглер. — Посмотрите на эту луну, а? Конечно, это также хорошая луна для убийств. Луна команчей, как мой муж называет ее.

В костре что-то треснуло, и миссис Шейни подпрыгнула.

— Боже, как натянуты нервы.

Койот завыл снова. Его крик поднимался к небесам, скорбный и одинокий. Лоретта встала, ее сердце забилось чаще.

— Что это? — вскричала миссис Спанглер. Миссис Кортвэлл прижала руку к горлу.

— О Господи. Это индейцы! — Она вскочила на ноги. — Мэтью! Мэтью Кортвэлл, куда ты подевался? Здесь опять индейцы!

— Они не причинят вам никакого вреда, — сказала негромко Лоретта. — Просто сохраняйте спокойствие, миссис Кортвэлл.

— Хорошо тебе рассуждать так, ты шлюха команчей!

Лоретта резко повернулась и ушла от костра. Встревоженный криками миссис Кортвэлл, дядя Генри вылез из фургона и наткнулся на нее.

— Даже не думай об этом, Лоретта Джейн.

— Охотник там, дядя Генри.

— Это тебе неизвестно. Ты хочешь расстаться со своими волосами, девочка? — Он схватил ее за руку. — И не только это. Тебе следовало подумать о нас и о том, как все это выглядит.

Несколько других мужчин собрались вокруг. Лоретта посмотрела на их напряженные лица, чувствуя себя в ловушке. Она снова услыхала вой койота. Охотник.

— Я иду. Он зовет меня, и я иду.

Мистер Кортвэлл подошел ближе. Его шляпа была надвинута на самые глаза, поля бросали густую тень на лицо.

— Если ты пойдешь, женщина, назад тебе пути не будет. Пойми это.

— Это правильно! — поддержал его другой мужчина. — Нам здесь не нужны те, кто любит проклятых индейцев. Пойди к нему, и, клянусь Богом, у тебя не будет больше возможности менять свои решения.

Лоретта посмотрела сначала на одного мужчину, потом на другого. Они ответили ей взглядами горящих глаз, полных ненависти. В этот момент она поняла, что, стоит ей перешагнуть за пределы круга, образованного фургонами, ее решение станет необратимым. Внезапно ее охватил страх. Там, в темноте, ожидали команчи, может быть, те самые команчи, которые убили миссис Бартлетт. Военный отряд. Окружавшие ее мужчины были одного с нею происхождения и представителями ее мира. Если она повернется к ним спиной, она повернется спиной ко всему знакомому и дорогому для нее, включая ее собственную семью. Охотник оставил ее однажды. Что, если он пришел теперь не за ней, но только для того, чтобы дать ей знать о своем благополучии?

Лоретта застыла в нерешительности, сглотнула и бросила испуганный взгляд в темноту за фургонами. Если она не пойдет к Охотнику сейчас, он может никогда больше к ней не приблизиться. Она носила его ребенка. Он имел право узнать об этом. Если она пойдет к нему, он не оставит ее. Тем более, если он поймет, что она не может вернуться к фургонам. Но борьба за свой народ имела для него большое значение. Ее народ пролил так много крови в его деревне.

Доверяй. Это было легче сказать, чем сделать. В течение минуты Лоретта боролась сама с собой, не в состоянии прийти к какому-нибудь решению. Чейз Келли Вулф. Индиго Николь Вулф. Ее ребенок имел право знать своего отца. И эта возможность будет утеряна, если она не найдет в себе мужества. Разве хотела она прожить жизнь, разглядывая себя в зеркале, как тетя Рейчел, в поисках самой себя, упрекая себя?

Лоретта вырвала свою руку из руки Генри. Если она решила идти, то ей следует поторопиться, чтобы Охотник не ушел, подумав, что она не придет. Она растолкала плечом окруживших ее мужчин, не обращая внимания на оскорбления, которыми они осыпали ее.

Из темноты появилась Эми. По выражению ее лица Лоретта поняла, что она все слышала. Лоретта задержалась, широко раскинув руки, и заключила свою маленькую кузину в крепкие объятия.

— Я люблю тебя, Амелия Роуз. Никогда не забывай об этом.

Плечи Эми затряслись от рыданий.

— Я не забуду. Я буду скучать о тебе, Лоретта. Очень сильно.

Лоретта еще крепче сжала ее в объятиях.

— Может быть, настанет день, когда мы снова будем вместе. Ты должна подержать на руках моего ребенка!

— Может быть, после того, как Быстрая Антилопа придет за мной, — вымолвила Эми сквозь слезы и вырвалась из ее объятий. — Ты скажешь ему, не так ли? Что я не забыла своих обещаний ему? Что я буду ждать его?

— Я скажу ему.

— Тебе надо идти. — Эми погладила ее по щеке. — Иди! А то как бы Охотник не ушел!

Лоретта с сожалением посмотрела в направлении фургонов.

— Скажи тете Рейчел, что…

— Она знает, ноя скажу ей все равно.

Лоретта коснулась щеки Эми, пытаясь улыбнуться, но опасаясь, что не справится.

— До свидания!

Слова прощания сопровождали Лоретту, когда она пошла в темноту. «До свидания». Когда фургоны остались далеко позади, она почувствовала себя такой одинокой, как никогда раньше. Лунный свет заливал равнину. Лоретта медленно огляделась, но никого не увидела. Если Охотник был здесь, почему он не появлялся?

Зов койота снова взвился к небесам. Лоретта повернулась в том направлении, откуда исходил звук, и побежала к холму. Когда она взобралась по склону, из темноты выступил Охотник, высокий и темный. Волосы его трепетали на ветру. Верхняя часть груди и плечо были перевязаны крест-накрест полосами ткани. Ситец и миткаль.

Замедлив шаги, она направилась к нему, но остановилась. Захочет ли он ее как свою женщину теперь? Так много всего случилось после того, как они виделись в последний раз. Так много боли и горя. Его лицо было в тени, поэтому она ничего не могла определить по выражению лица.

Когда Лоретта остановилась на расстоянии нескольких футов от него, сердце Охотника замерло, а потом бешено заколотилось. Глядя на нее в серебристой темноте, он видел tosi женщину в tosi одежде. Ее бледная кожа и золотистые волосы освещались лучами луны команчей. Точно как предсказывалось в пророчестве, они стояли на высоком холме — она на земле tosi tivo, он, команч до самых костей, на земле своего Народа. Большое расстояние разделяло их, расстояние, перекинуть мост через которое было гораздо труднее, чем преодолеть несколько футов, разделявших их.

Охотнику многое хотелось сказать, но, что бы он ни сказал — этого было бы недостаточно. В этот момент он осознал, что большой каньон, наполненный кровью, был не разрывом земной поверхности, но разрывом в их сердцах. В глазах Лоретты была боль, которая пронизывала все его существо. Он знал, что такая же боль была в его собственных глазах. Его отец, Девушка Высокой Травы, ее родители. Стольких людей они потеряли.

— С тобой все в порядке? — спросила она. Охотник был очень слаб от потери крови. Плечо его горело так, как будто в него погрузили раскаленные докрасна угли.

— Я чувствую себя хорошо. Ты пришла, да? У нас есть много, о чем мы должны поговорить.

— Я видела след копыта твоего хорошего друга на ферме Бартлеттов, — сказала она дрожащим голосом. — Женщина и две маленькие девочки были убиты. Я знаю, что ты был там.

Охотник закрыл глаза. Если бы только он мог с такой же легкостью ликвидировать расстояние, разделявшее их, и заключить ее в свои объятия, но боязнь быть отвергнутым удержала его.

— Маленькая, я…

— Не надо! — Она подняла руку. — Не говори ничего, Охотник. — Рука дрожала, когда она опустила ее. — Я не хочу, чтобы ты объяснял что-либо, правда не хочу. В этом нет никакой необходимости.

Необходимость была большая. Охотник опустил глаза, пытаясь найти подходящие слова. Ничего не приходило ему в голову.

— Я пришел на ферму после. Я говорю правду.

Встретив ее взор, Охотник попытался прочитать ее мысли. Что, если она не поверила ему? Когда он попытался представить себе жизнь без нее, ему виделась только пустота. Она должна поверить ему.

В страхе, подобного которому он никогда в жизни не испытывал, он протянул ей руку с раскрытой ладонью, обращенной вверх. В течение минуты, которой, казалось, не будет конца, она смотрела на вытянутые пальцы его руки, а затем с приглушенным криком бросилась к нему. Когда их руки встретились, Охотник обнял ее хрупкое тело здоровой рукой и прижал к груди с такой силой, что испугался раздавить ее. «Цветы весенней порой. Мягкая, как мех кролика. Теплая, как солнечный свет». Дыхание его было перехвачено рыданиями.

— Твое плечо. Тебе больно.

— Все в порядке. — Это не было ложью. Боль теперь отступила и казалась далекой, как ястреб, поднявшийся в поднебесье и описывающий там круги. Позже она вернется и начнет терзать его плоть, но теперь он мог игнорировать ее. Охотник припал лицом к изгибу ее шеи, его любимое место. Столько ночей ему снилось это, когда он стремился к ней. Его глаза наполнились слезами, и дрожь пробежала по всему телу. — Я имею большую любовь к тебе, маленькая. Такую большую любовь.

— Я тоже очень сильно люблю тебя, Охотник. Я думала, что умру, когда ты оставил меня.

— Ты уйдешь из этого места со мной, пойдешь по моим следам?

Напряженное молчание воцарилось между ними.

— Ода, Охотник, да.

— Не делай так быстрое обещание. Мы должны идти на запад. Одни, Голубые Глаза, оставив все позади. Все, что мы любим, твой народ, мой народ.

Лоретта взяла в руки его лицо, сотрясаясь от охвативших ее эмоций.

— Охотник, ты мой народ. Я последую за тобой повсюду.

— Я не знаю дороги. — Голос его был серьезным, слова произносились с трудом. Признание собственной уязвимости давалось ему нелегко. Но сейчас не время кичиться гордостью. Если Лоретта согласится последовать за ним, ее жизнь может оказаться в опасности. Он хотел, чтобы она знала это. — В песне говорится, что мы сделаем новый народ, но этот команч боится, что не сможет прокормить даже двух. Если ты пойдешь позади меня, ты последуешь за мужчиной, который заблудился.

Лоретта обняла его за талию и прижалась щекой к его груди, вдыхая запах его кожи, получая огромное удовольствие от этого. Ее взор упал на большую луну, свет которой освещал их. Мать Луна наблюдает за ними.

— Ты не заблудился, Охотник. Слова твоей песни поведут тебя. И, когда ты собьешься с пути, Боги поведут тебя к месту, которое мы должны найти. Мы пропоем песни Народа нашим детям. Команчи и tosi tivo будут жить вместе вечно. Разве ты не понимаешь? Ты и я, мы начинаем. — Она откинулась назад, чтобы посмотреть ему в глаза. — Охотник и его желтоволосая вместе заодно.

— Ты веришь? — Охотник смотрел на нее, немало пораженный. — Слова моей песни в твоем сердце?

Улыбаясь сквозь слезы, Лоретта объяснила ему смысл ее имени.

— Да, я верю. Я верю в Богов, я верю в твою песню, но, что важнее всего, я верю в тебя. — Она коснулась пальцами шрама на его щеке. — Я не боюсь ничего. Боюсь только остаться без тебя. Этим утром я думала, что ты убит… Я никогда так не пугалась. Никогда.

Из темноты появился Красный Бизон, ведя в поводу своего любимого военного коня. Лоретта и Охотник, все еще обнимавшие друг друга, обернулись к нему. Когда Красный Бизон приблизился к Лоретте, он схватил ее за руку и сжал ее пальцы вокруг повода.

— Красный Бизон, я не могу принять твоего военного коня! — Этим конем, как ей было известно, Красный Бизон гордился больше всего. Ценнее его у него не было ничего. Хорошо обученный, он нередко выручал его в бою. Он оказывал ей большую честь, предлагая коня в дар, может быть, величайшую честь, какую воин мог оказать кому-либо, но она просто не могла принять его. — Пожалуйста, оставь коня себе.

— Красивая жена моего двоюродного брата должна иметь красивую лошадь. Ты никогда не доберешься до западных земель на костлявой, плохо обученной лошади.

Красный Бизон протянул ей руку. В знак дружбы. Она поклялась когда-то, что никогда не примет его руки в знак дружбы, никогда. На минуту она замешкалась. Затем последний твердый узел ненависти в ее душе распался, и она положила свою ладонь на его. Лоретта знала, что мать одобрила бы ее поступок. Для Лоретты и Охотника война между их народами должна закончиться. В их жизнях не было больше места для прошлого, для горечи. Красный Бизон улыбнулся, кивнул Охотнику и повернулся, чтобы уйти.

— Красный Бизон, не передашь ли ты кое-что от меня Быстрой Антилопе? Скажи ему, что Эми не забыла своего обещания и будет ждать его.

Красный Бизон, прощаясь, поднял руку.

— Я передам ему.

Когда Красный Бизон скрылся в темноте, рука Охотника, покоившаяся на увеличившейся в объеме талии Лоретты, сжалась. Он посмотрел вниз, и брови его вопросительно приподнялись. С удивлением он положил другую ладонь на ее слегка раздувшийся живот.

— Голубые Глаза, что это?

Лоретта посмотрела на него сквозь слезы.

— Наш ребенок, Охотник.

Его теплые пальцы согнулись и, как бы защищая, покрыли ее живот. Рот изогнулся в улыбке.

— Ребенок… — Слова были произнесены почтительным шепотом.

— Наш ребенок.

Лоретта положила обе свои руки на его, настолько полная любви к нему, что чувствовала, что может умереть от нее. Будущее было настолько неопределенным… Впереди их ждала дорога, сопряженная с опасностями. И они будут абсолютно одиноки. Двое против всего враждебного мира.

Ничто из этого не пугало ее по-настоящему. Их любовь была необычной, и она знала, что цель их совместной жизни заключается не только в том, чтобы просто быть вместе.

Они должны найти свою дорогу на запад, как предсказывалось в пророчестве. Она знала, что они найдут ее. Народ команчей был обречен. Волну белых переселенцев, которая захлестнула всю их территорию, было невозможно остановить. В конечном счете целая раса будет покорена и почти уничтожена.

Она и Охотник были подобны семенам, несомым ветром. Каким-то образом, где-то они найдут плодородную почву, где смогут пустить корни. Благодаря им Народ не погибнет. Боги послали ей и Охотнику знамение, чтобы вселить в них веру, придать силы, и у нее больше не оставалось сомнений, что все слова песни Охотника сбудутся так или иначе. Внутри нее развивался ребенок, как tosi tivo, так и команч, ребенок великого воина с темно-синими глазами и его подруги с волосами цвета меда. Ребенок, который нес Народу новую надежду и уверенность в завтрашнем дне.

1

Будьте любезны (исп.).

2

Друзья (исп.).

3

Дом (исп.).

4

Девочка (исп.).

5

Молчать (исп.).

6

Волк (исп.).

7

Волк (англ.).