— Что они там делают? — закричал Смит, показывая на испытательную площадку.
Оставшиеся на земле девять кораблей лениво парили на небольшой высоте в воздухе, неторопливо двигаясь над полем. При легких порывах ветра и при соприкосновении с неровностям почвы они пританцовывали и подпрыгивали, как мыльные пузыри. По мере того, как в своем совершенно свободном парении они поднимались все выше и выше, они пропадали из поля зрения.
— Лучи Прессора, — гордо сообщил Тилтл. — Это — исключительно для межпланетных полетов. Корабли набирают безопасную высоту, затем захватывают луч Трактора на той планете, где это удобней сделать. Они — о, смотрите, вон возвращается первая ракета. Неправда ли, великолепное зрелище? Эти ракеты пока мало пригодны для путешествий, но на них все же приятно посмотреть.
Корабль плавно опустился. Джон отметил, что он приземлился точно на то самое место, с которого стартовал. За ним в снопе света, достаточно заметном среди бела дня, последовали четыре остальные ракеты. Звук от их посадки был как физическое издевательство над барабанными перепонками наблюдателей, но сама их посадка была совершена с поразительной элегантностью.
Вся программа испытаний была рассчитана на пять дней, которых должно было хватить на завершение дальних полетов кораблей, действующих на принципе Прессора-Трактора, но Джон не мог позволить себе оставаться там дольше. Он должен был немедленно направить еще одно экстренное сообщение на Терру.
21
Меньше всего, чего Джону хотелось бы делать в этот вечер, так это присутствовать на совместном заседании обеих палат Парламента в Храме. Но ему было приказано — он был не просто приглашен, а ему было именно приказано присутствовать — самим Королем.
— Глупая потеря времени, — бормотал он себе под нос, облачаясь в свое лучшее одеяние.
Ансгар Соренштайн и Пиндар Смит, которым тоже было приказано присутствовать, были согласны с ним.
— Похоже, это будет какое-то религиозное празднество, — раздраженно прокомментировал предстоящее событие Смит. — Я не вижу причины, почему мы вообще должны там присутствовать.
— Мы должны, потому что Его Величеству Королю Осгарду было угодно приказать нам это, — так же раздраженно объяснил ему Соренштайн.
— Ладно, — размышлял Джон. — Почему он приказал нам это? И почему вообще он отдает нам приказы? Король никогда раньше не делал этого.
— Мать его знает, — ответил Ансгар. — Думаю, мы узнаем это, когда попадем туда.
Совместное заседание палат проходило в главном корпусе Храма — длинном, высоком здании, своими устремленными ввысь линиями напоминавшем готический собор. Терране прибыли за несколько минут до времени открытия заседания, но Гвардейцы Матери не впустили их внутрь.
— Что за чертовщина? — возмущенно воскликнул Смит. — Нам было приказано прибыть сюда в это время. Почему вы нас не пускаете?
— Уверяю вас, сэр, что ничего не знаю. Когда Его Святейшество Патриарх отдает нам приказания, он обычно не объясняет нам, почему их отдает.
— Прекрасно, — возмутился Джон. — Что касается меня, то я возвращаюсь домой.
— Сожалею, сэр, — обратился к нему старший гвардеец, — но я получил приказ задержать вас здесь.
Задыхаясь от возмущения, в полной тишине терране прождали у входа целых десять минут. Наконец к ним подошел весь запыхавшийся генерал Гарт.
— Извините, господа. Задержался. Все эти испытания, понимаете ли. Просто не мог вырваться раньше.
— Не стоит извиняться, — ответил Джон. — Ведь мы даже не знали, что вы должны быть здесь. Можете ли вы объяснить, что все это значит?
— Нет, не могу. Знаю только, что Король Осгард приказал мне быть здесь сегодня вечером.
— Похоже, что сейчас стали практиковать отдание приказов особенно часто, чего не было раньше, — едко отметил Ансгар.
— Это — один из недостатков конституционной монархии, — стараясь не выдавать своего раздражения, разъяснил Джон. — Выборная власть относится к исполнению своих полномочий более серьезно, чем наследственная.
Появился одетый в парадный мундир прислужник. Выйдя из дверей, он подал сигнал гвардейцам.
— Прошу вас, господа, проходите сюда, — обратился к ожидавшим один из гвардейцев. Три терранина и лиффанский генерал проследовали за гвардейцем в Храм.
Как только они вошли, хор из трехсот глоток заорал во весь голос лиффанский национальный гимн:
Входите, мудрой Матери геройские сыны
Вы храбры, благородны, и Матери верны.
Герои Лиффа, с гордостью входите
К Колену Матери по праву припадите.
В Храме славном Ее места нет для забот
Милость Матери здесь на сынов снизойдет!
Так славьте вашу Мать! Так славьте вашу Мать!
Да снизойдет на вас святая благодать!
Храм представлял собой безудержную цветовую фантазию. Знамена из тончайшего газа, выдержанные в цветах Матери — шафрановом и пурпурном, длиной почти пятьдесят футов, ниспадали от самых верхних балок до середины зала, нежно раскачиваясь из стороны в сторону при малейшем движении воздуха. Вдоль устланного коврами прохода, по которому терране и генерал шли по направлению к месту, откуда исходила какая-то внеземная музыка, шеренгами по стойке смирно стояли одетые в золотое с зеленым прислужники, а за их спинами члены обеих палат в полном составе стояли, аплодируя вошедшим в неподдельным экстазе. Все оттенки ярко-красного, серебристого цветов; геральдический зеленый, кадмиево-оранжевый, аметистовый — вся эта цветовая гамма била по глазам терран как непрерывная цепь хроматических стрел.
А в дальнем конце придела, перед спускающимися с потолка до самого пола гобеленами, отливающими серебром на черном фоне, на простых деревянных стульях сидели два человека. Один из них был Патриарх, облаченный в сияющее одеяние шафранового цвета; другой — Король Осгард в такой же божественно великолепной одежде. При подходе к ним Джона, Ансгара, Пиндара и генерала Гарта Лороль и Патриарх встали.
Как только Патриарх простер руки в знак благословения, пение резко оборвалось.
— "М" — в честь мужчин, которых Она создала, — пропел он ритуальные слова.
— "А" — в честь ангелов, через которых Она управляет нами, — подхватил хор.
Такой своеобразный перепев длился, пока все буквы слова «Мать» не были ритуально обозначены символами Ее благодеяний; затем наступила тишина.
Облаченный в серое с пурпурным, вперед по направлению к сконфуженным от неожиданности терранам выступил Хард, который громко произнес нараспев:
— Во имя Сокровенного Имени Матери, сейчас я буду говорить!
— Во имя Сокровенного Имени Матери говори, сын мой, и да источат твои уста Ее волю! — ответил ему Патриарх так же нараспев.
— Властью, ниспосланной мне Матерью через народ и Короля, представляю четырех кандидатов к посвящению в рыцари Ордена Немеркнущей Благодарности Матери.
Этим словам Харда ответил хор, распевая специально подготовленный к такому торжественному случаю гимн, в котором воспевались все доблестные подвиги Подразделения Особых Операций «Л-2», Терранская Федерация и поражение Комитета по борьбе с заговором. Когда гимн закончился, Король и Патриарх, о чем-то посовещавшись между собой, пропели в унисон:
— Пусть кандидаты выйдут вперед!
Церемония посвящения была длительной и сложной. Патриархом было пропето множество молитв, хор распевал гимны. Наконец, Король и Патриарх вместе украсили каждого посвящаемого знаком Ордена, исполненным в виде большой золотой медали, подвешенной на ленте шафранового цвета с пурпуром. Хор пропел торжественный гимн и, под предводительством Короля, Патриарха и четырех посвященных, все вышли из зала.
— Поздравляю! — воскликнул Хард, как только терране оказались за пределами Храма.
— Спасибо, — ответил Джон. — Но что это за церемония? И что означает эта медаль?
— Знак Ордена Немеркнущей Благодарности Матери? Ну, знаешь, Джон, ты меня удивляешь. Ведь это — высшая награда, когда-либо учрежденная на Лиффе. Вы теперь стали национальными героями и канонизированными святыми. Теперь ваши дни рождения будут на Лиффе национальными праздниками. Так что поздравляю.
— Да уж, спасибо.
Что-то вокруг всего этого беспокоило Джона, но он не мог дать себе отчет, что именно.
— Тебе известны результаты испытаний? — спросил кто-то Патриарха.
— Да, — ответил тот. — Их доложили мне перед началом церемонии.
— Ну и как?
— Все расчеты полностью подтвердились.
— Это значит, что мы можем двигаться дальше?
— Думаю, да.
— Гммм. И тебе действительно все это нравится?
— Конечно. А почему должно быть иначе?
— Я имею в виду, не приходила ли тебе в голову мысль, что все это может оказаться неправедным делом, а? У тебя что, вообще не возникало хоть каких-то сомнений на этот счет?
— Конечно, нет. Я абсолютно уверен, что мы поступаем правильно. Извините меня за цитирование Писания, но там есть такое место: "И посмотрела Мать на своих чад, и сказала: «Хочу, чтобы кто-нибудь сделал этих несмышленышей послушными». Надеюсь, вы не собираетесь ставить под сомнение смысл сказанного Гартом Гар-Муйеном Гартом?
— Нет, это было бы глупо. Ну да ладно. Когда мы начинаем?
— Нам лучше подождать, пока не будет решена проблема с пришельцами. Не хотелось бы, чтобы они появились в самый разгар всего этого и помешали нам завершить задуманное.
22
— Вот уже целую неделю я хожу в национальных героях и официальных святых, но почему-то до сих пор не чувствую себя хоть чуточку счастливее, — жаловался Джон своему новому помощнику, Тчорнио Гар-Сполниену Хиирлту.
— Этого я не могу понять, — удивился Тчорнио, — ведь весь Лифф гордится вами. Что же может быть причиной такого вашего ощущения?
— Не знаю. Знал бы, то наверняка чувствовал бы себя иначе. Возможно, был бы счастлив; возможно — впал бы в гнев, но в любом случае не сидел бы вот так, пытаясь понять, в чем дело.
— Возможно, вы не до конца осознали, что означает Орден Немеркнущей Благодарности Матери.
— Скорее всего, и в этом тоже кроется причина. Временами я вообще сомневаюсь, что хоть что-то понимаю. Лифф такая непредсказуемая планета!
— Этот Орден означает, что вы — один из избранников Матери. Для вас уже забронировано место Там, Где Находится Успокоение Матери. Это то, за что любой лиффанин с готовностью отдаст свою жизнь. Вы и еще девять или десять награжденных Немеркнущей Благодарностью Матери представляете все, что составляет смысл нашей религии. Матери с пеленок учат своих детей подражать вам. Священники служат службы в вашу честь. Эта мастерская станет национальной святыней, местом паломничества. Так что у вас есть все основания быть счастливым.
— Как я могу быть одним из избранных Матерью, если я даже не верю в… Ох!
— В чем дело?
— Дело в том, что я только что осознал, почему не чувствую себя счастливым. Потому что не я избрал Мать, а она — меня.
— Все правильно, так и должно быть.
— Великолепно. Это означает, что независимо от того, хочу я или нет, я являюсь субъектом Материнского Права.
— Но вы и так всегда были.
— Но не в такой форме. Не так, как сейчас. Что беспокоит меня больше всего, так это то, что я до сих пор не знаю, что такое Материнское Право. Минуточку… минуточку… Куда это я задевал «Книгу Гарта Гар-Муйена Гарта»?
— Вон она лежит на вашем рабочем столе. Прошу…
Целых двенадцать часов, последовавших за этим, Джон не отрываясь читал «Книгу Гарта». Архаический лиффанский язык, на котором она была написана, наполовину снизил обычную для Джона скорость чтения.
Читая, он выделил подчеркиванием некоторые места. Некоторые из них были такие, которые ему понравились. Как, например, вот это: «Возможно все. Рано или поздно свершится все. Не просто произойдет, а должно произойти. Поэтому наш долг по отношению ко всем живущим состоит в том, чтобы сделать как можно больше из того, что возможно; а возможно все».
В другом подчеркнутом Джоном абзаце говорилось: «Любое свершение является либо созидательным, либо разрушительным. Между ними не существует ничего другого».
Подчеркнуты были и другие места, как например: «Каждый созидательный акт есть акт любви. Разрушительный акт равносилен страху»; «Для созидания постоянно требуется жертвовать чем-то своим, поэтому вы постоянно будете жертвовать собой. Это и есть то, что называется Любовь»; «Разрушение — банкротство, оно происходит тогда, когда тебе нечем пожертвовать своим собственным, и это называется боязнью»; «Все, что не любовь, — страх».
Однако в большинстве своем подчеркнутые Джоном места вызывали беспокойство и даже в определенной степени пугали его. Они по меньшей мере свидетельствовали о том, что, прожив на Лиффе вот уже семь лет, он так и не научился понимать эту планету и ее народ.
Например, его недоумение вызвало такое место: «В самой натуре любви заключена экспансия, стремление объять как можно большее, захватить и прижать к любящей груди как можно больше. Любовь Матери, являясь совершенством, всегда стремится объять все сущее, даже то, что отрицает Ее любовь». Смысл этих двух предложений был кошмарен.
— Мне нужно переговорить с Патриархом, — такой вывод, возникший у него по прочтении «Книги», Джон высказал Тчорнио. С этим он и вышел, взяв с собой «Книгу Гарта Гар-Муйена Гарта» с подчеркнутыми местами.
— Разумеется, сын мой, — приветливо ответил ему Патриарх. — Мне всегда доставляет удовольствие разъяснять трудные места в Писании. И мне особенно приятно дать такие разъяснения кавалеру Ордена Немеркнущей Благодарности Матери.
— Спасибо, владыко. — Джон раскрыл «Книгу Гарта». — Я пометил места, толкование которых вызвало затруднения. Вот, например, одно из таких мест.
— Ах, да! — Воскликнул Патриарх, бросив беглый взгляд на раскрытую книгу. — Экспансия совершенной любви. Но почему вас беспокоит это место? Его значение вполне понятно.
— Значение-то вполне понятно, отче. Что меня беспокоит, так это его смысл.
— Неужели?
— Да. Смысл Любви Матери заключается в том, что Мать любит насильно даже тех, кто не любит Ее по своему выбору.
— Именно так.
— А теперь вот это место: "И посмотрела Мать на своих чад, и сказала: «Хочу, чтобы кто-нибудь сделал этих несмышленышей послушными», смысл которого является настолько сильным, что идеологически оправдывает крестовые походы, инквизицию; по сути, это — идеология религиозного империализма.
— Сын мой, вам никогда не хотелось стать профессиональным теологом?
— Нет, отче, никогда.
— Жаль. Похоже, Мать наделила вас огромным талантом к теологическим изысканиям. Было бы просто стыдно пренебрегать таким даром.
После нескольких часов беседы с Патриархом Джон возвращался домой, еще более обеспокоенный, чем до этого. Все его самые мрачные предчувствия полностью подтвердились.
— Материнский волос! — удивленно воскликнул кто-то, когда Патриарх вошел в комнату. — Что ты делаешь здесь в такое время?
— Я только что разговаривал с этим Джоном Гар-Террэном Харленом.
— Ах да, с Джоном. Умен, не правда ли?
— Даже чересчур. Несколько недель тому назад я дал ему «Книгу Гарта Гар-Муйена Гарта», и теперь, прочитав ее, он вычислил весь наш план.
— Он что, знает, что мы собираемся сделать?
— Да, но он не осознает того, что он это знает. Он обеспокоен толкованием некоторых мест в «Книге», но для него этого вполне достаточно.
— Тогда он все-таки не знает, что именно мы собираемся предпринять?
— Нет, не знает. Но он знает, почему именно мы собираемся сделать это, а это тоже плохо. Нам придется повнимательнее присмотреть за этими Гар-Террэнами. Они могут стать опасными.
— Ходы коня составляют прямой угол: две клетки в одном направлении, одна — под прямым углом к первому. Понял? — Ансгар Соренштайн пытался обучить Тчорнио игре в шахматы.
— Но почему он так странно ходит? — Тчорнио оказался не самым понятливым учеником, каких приходилось видеть Ансгару.
— Материнский нос! Как я могу знать, почему именно?! Он так ходит, и все тут!
— Как учитель, — вмешался Джон, — брат Ансгар представляет собой великолепную картину нетерпеливого далбера.
— Нет-нет, — возразил Тчорнио. — Это я такой непонятливый ученик.
Эта перепалка могла продолжаться еще много часов, но в комнату вбежал запыхавшийся Пиндар Смит, который принес известия, сразу же положившие конец шахматным изыскам.
— Я прямо от генерала Гарта, — сообщил он возбужденно.
— Ура генералу Гарту! — вскочил Ансгар. — Что он хочет сообщить нам на этот раз?
— В его донесении говорится о том, что радары обнаружили космический флот, идущий по направлению к Лиффу.
— Боже мой! — воскликнул Джон. — Они уже здесь — на целых три года раньше, чем мы их ожидали!
Когда они спешно выбегали из комнаты, Ансгар, несмотря на важность момента, все же нашел время прокомментировать:
— Все это только подтверждает одну старую поговорку.
— Какую? — спросил его Джон.
— Помнишь, — «Если что-то может пойти не так, оно обязательно так и получится».
— Вы, сэр, клоун сына далбера.
Они сели в свои машины и на полной скорости помчали на испытательную площадку.
23
Адмирал Беллман с удовольствием потягивал чай, пребывая в необычно хорошем расположении духа, как вдруг зашел адъютант и доложил:
— Сообщение с Лиффа, сэр!
— О боже! И почему всегда бывает так, что о каждом кризисе на этой проклятой планете мне докладывают именно в то время, когда у меня чай, а, Гарри? Можно подумать, что кто-то делает так специально.
— Так точно, сэр! — щелкнув каблуками, подтвердил адъютант. Оставив пакет на столе адмирала, он возвратился в приемную.
Адмирал не прикоснулся к шифровке до тех пор, пока не закончил чаевничать.
— Доклад находился в пути с Лиффа целых двадцать пять дней, — успокаивал он себя. — О чем бы там ни шла речь, он может подождать, пока я не закончу пить чай.
Прочитав доклад, он воскликнул:
— Боже мой, слишком поздно! Они вылетели неделю назад.
Затем долго сидел в задумчивом молчании.
В докладе говорилось:
«Заново пересмотрите все оценки времени, которое требуется для реализации лиффанского проекта. У них уже есть флот в количестве по крайней мере в двадцать пять кораблей. Предупредите всех, кого это касается, чтобы приближались к Лиффу с максимальной осторожностью. Направьте дипломатов, чтобы оговорить условия приема в Федерацию. Харлен».
24
— Мы входим в систему Лиффа, сэр, — доложил навигатор голосом, который интерком лишил каких-либо интонаций и эмоций.
— Спасибо, — ответил капитан Бэйли. Он щелкнул тумблером, и шум интеркома угас.
Хотя внешне это ничем и не проявлялось, капитан Бэйли был весьма озабочен. Это было его первым серьезным заданием — провести караван из двухсот судов, и пессимистическое начало, затаившееся где-то глубоко, на самом дне его души, подсказывало ему, что должно произойти что-то весьма неприятное. В принципе, задание было простым по своей сути, — провести и обеспечить безопасность выполнения программы двумя судами, до отказа набитым учеными, но ни один из флотов Федерации такого размера никогда еще не приближался так близко к территории противника; поэтому могло случиться все что угодно. Сложность ситуации усугублялась еще и тем обстоятельством, что одним из пунктов задания предусматривалось детальное изучение захваченного корабля противника. Капитану Бэйли действительно было о чем тревожиться.
Сигнал интеркома прозвучал как надоедливый овод. Проклятье! И почему это его не оставят в покое? Почему ему не позволяют хоть на минуту предаться в спокойной обстановке невеселым мыслям? Он включил тумблер и прорычал:
— Бэйли, слушаю. Что там у вас еще?
— Капрал Рич Хэлн, сэр; пост дальнего обнаружения. — Единственным различием между этим металлическим голосом и голосом навигатора заключалось в том, что на этот раз голос, казалось, готов был захлебнуться.
— Слушаю, Хэлн. Что вы хотите? — То, что интерком вне всякого сомнения превратит его голос в какое-то подобие жестяной абстракции, что и так всегда его раздражало, сегодня тем более вряд ли могло способствовать восстановлению утраченного спокойствия.
— Экран D-1, сэр. Зафиксировано от трехсот до четырехсот кораблей, дистанция максимальная.
Автоматически, не прерывая разговор, Бэйли нажал кнопку с надписью «Все корабли — Главный штаб». Сквозь шквал звонков включившейся сигнализации он продолжал разговор с капралом:
— Чьи они? Вы опознали их?
— Нет, сэр. Я никогда не видел ничего подобного. — Хэлн был включен в состав экспедиции главным образом с учетом уже имевшегося у него личного опыта, полученного семь лет назад на борту «Террэн бивера». Если бы он смог четко опознать приближающийся флот как принадлежащий противнику, то тогда не было бы никаких проблем — только бой, в отношении положительного исхода которого у капитана Бэйли не было никаких сомнений. Но поскольку принадлежность флота не была определена, то все, что оставалось капитану Бэйли — это разрешать новые проблемы. Это могли быть корабли противника: то, что их конфигурация была незнакома Хэлну, еще ничего не говорило, поскольку его опыт ограничивался всего лишь одной встречей с одним кораблем. Но это могли быть корабли и дружественно настроенного флота; кроме этого, они могли принадлежать ранее неизвестной расе. Иными словами, число возможных вариантов было бесконечным.
— Капитан Бэйли! Вы еще на связи?
— Ох, извините, Хэлн. Я думал… Какая у них скорость, Хэлн?
— Ноль, запятая, один три от скорости света, стабильна. Отставить! Вот как раз сейчас, сэр, они начинают разгон.
— Это значит, что они обнаружили нас. Какой у них выхлоп?
— Похоже, что у них нет выхлопа, сэр. — Не говорите глупости. У них обязательно должен быть выхлоп, раз есть ускорение.
— Так точно, сэр. Но он не фиксируется на экранах, сэр.
— Это что-то новенькое. Гммм… Спасибо, господин Хэлн. Конец связи. — Капитан Бэйли снова выключил тумблер и, встревоженный еще больше, чем был до этого, заторопился на командный мостик.
Оба флота встретились через час. Корабли Федерации перестроились в боевой порядок; все системы защиты были приведены в полную готовность, все системы нападения полностью заряжены и нацелены в сторону приближающегося флота. Тот в свою очередь перестроил свои порядки, для чего требовались использование весьма сложных математических операций; это привело капитана Бэйли в еще большее уныние.
Было похоже, что ни один из командиров не желал сделать залп первым, хотя защита флота Федерации была рассчитана таким образом, чтобы нанести противнику сокрушительный удар даже после первого залпа с его стороны. В то же время, неизвестный флот не отвечал ни на один из общепринятых сигналов связи, что было еще одним плохим признаком.
Но и этого мало — был еще один, самый плохой признак. Неопознанный флот двигался теперь в обратном направлении с той же скоростью, с какой продвигался вперед флот Федерации. Это было плохим признаком хотя бы уже потому, что такое было просто невозможно даже теоретически, а все невозможное всегда выглядит зловеще.
— Сэр, не угодно ли взглянуть на экран этого локатора? — Молодой оператор выглядел настолько же встревоженным, насколько чувствовал себя капитан Бэйли.
Бэйли подошел к шару экрана. То, что он там увидел, заставило его поморгать, ущипнуть себя и чертыхнуться:
— Будь я трижды проклят!
Корабли противника выстроились в порядок, изображавший на фоне бескрайней Вселенной слова на языке Терры: «Добро пожаловать на Лифф!»
25
— Конечно, как только мы увидели вас на экранах радаров, то сразу поняли, что это — флот Федерации, и решили преподнести вам маленький сюрприз.
Так Джон Харлен объяснял случившееся капитану Бэйли двенадцать часов спустя.
— Еще парочка подобных сюрпризов, и я кончусь. Такие шуточки в натуре, когда с каждой стороны вовлечена не одна сотня боевых кораблей, это для меня уж слишком. Да, кстати, откуда вообще взялись эти корабли? Мне представлялось, что на этой чертовой планете цивилизация вообще находится в зачаточном состоянии.
— Да, именно так и было в действительности, но лиффане очень быстро все познают. Они построили этот флот буквально из ничего всего за три года.
— Нет, это просто какая-то фантастика!
— Э-э, да вы не знаете еще и половины всего. До самого сегодняшнего утра мы даже не подозревали, что у них есть такой флот — как по количеству кораблей, так и по их вооруженности. Им удалось создать все это даже не ставя нас в известность.
— А почему такая секретность?
— Собственно, никакой секретности я в этом не вижу. Мы просто не обратили внимания на тот факт, что они вообще занимаются созданием этого, поскольку были твердо уверены в том, что они обязательно должны повторить весь пройденный человечеством многоступенчатый процесс от примитивных ракет к более сложным образцам, а уже потом к космическим кораблям как таковым. И вот именно такой процесс мы и старались им навязать. И у нас даже в мыслях не было, что они обойдут стороной весь привычный для Федерации процесс развития. Неудивительно поэтому, что мы не заметили никаких признаков создания таких сложных систем, созданных, кстати сказать, с использованием неоткрытых пока в пределах Федерации законов.
— Да, все это выглядит весьма странно.
— Но как бы там ни было, это справедливо. И я очень доволен, что лиффане наши союзники.
Хард Гар-Олнин Саарлип страдал из-за противоречий между двумя принципами лояльности. Он знал, что вскоре Лиффу будет сделано официальное приглашение вступить в Терранскую Федерацию. Как премьер-министр он вне всякого сомнения должен будет возглавить делегацию Лиффа на переговорах; таким образом, будущее его планеты будет находиться в его руках. И главная его обязанность будет добиваться того, чтобы достигнутое соглашение не противоречило интересам Лиффа.
С другой стороны, он являлся также и членом Федерации. Он очень хорошо помнил то произошедшее семь лет назад событие, когда он принял присягу на верность Федерации. И если бы не Федерация, он до сих пор был бы самым заурядным уголовником; возможно даже, что к данному моменту был бы даже казнен. Таким образом, всем, чем он сейчас обладал, в том числе и нынешним высоким постом, он был обязан Федерации.
И если вдруг в процессе переговоров возникнет вопрос, по которому позиции Федерации и Лиффа не совпадут, то какой стороне он должен сохранять лояльность? И если вдруг ему придется пренебречь интересами одной стороны в пользу другой, то кого ему следует предать в таком случае? Или, возможно, есть какой-то способ обойти конфликт вообще?
Как долго ни думал Хард над этим вопросом, выхода из положения он так и не нашел. Наконец он оставил свои бесплодные раздумья и обратился к Патриарху с вопросом, как ему быть.
Его Преосвященство Патриарх и Отец Отцов четко втолковал ему, как поступать.
26
В течение месяца, пока ученые разбирались с кораблем Мигрантов, флот Федерации находился на земле. Многие офицеры переквалифицировались на это время в преподавателей, обучая лиффан сложному искусству ведения войн в космосе, а рядовые были предоставлены самим себе и праздно слонялись по Лиффдаргу и близлежащим селам.
Район города с красными фонарями переживал свой самый значительный экономический бум за всю историю планеты, и маленькие сестры настолько разбогатели, что смогли создать свою собственную гильдию — Гильдию Развлечений. Мать Бальния, например, вскоре стала самой богатой женщиной Лиффа, что в свою очередь стало поводом для парламентского расследования, которое захлебнулось в потоке гомерического смеха после того, как в своем эксклюзивном интервью самой популярной на Лиффе газете «Кроникл» Бальния, не упуская ни малейшей пикантной подробности, поделилась с хроникером о том, как подкупала каждого члена комиссии по расследованию ее, Бальнии, деятельности.
Лиффанский Флот был официально аттестован как Королевский Лиффанский Космический Флот — сразу же, как только Король Осгард, генерал Гарт, капитан Бэйли и Джон Харлен засвидетельствовали, что он может самостоятельно вести любые межпланетные войны. Впервые за всю историю Лиффа генерал Гарт стал адмиралом Гартом.
Представители флота Федерации особенно заинтересовались необычными силовыми установками и системами оружия, которые были разработаны для КЛКФ.
— Во многих отношениях эти парни намного опередили нас. И я нисколько не удивлюсь, если завтра они создадут оригинальный образец сверхсветового двигателя. Собственно, я точно так же не удивлюсь, если вдруг станет известно, что они уже создали ССД и используют его для чего-то другого. Да, нам действительно повезло, что они на нашей стороне.
Это был месяц идиллий, которые изредка прерывались обычными трениями, всегда возникающими там, где появляется много молодых упакованных баксами парней, слоняющихся без дела в незнакомом городе. Несколько таких праздношатающихся, нахлебавшись несколько выше меры лиффанского вина, шумной гурьбой ввалились в Храм; другие попали в неприятную ситуацию, ошибочно приняв благопристойных женщин за маленьких сестер; иногда случались и драки, но чаще — мелкие стычки. Но в общем лиффане и федералисты не имели особых претензий друг к другу.
К концу месяца прибыл курьер с Терры, привезший все необходимые аккредитационные документы, свидетельствующие о том, что Джон Харлен назначается Чрезвычайным и Полномочным Послом Федерации на Лиффе.
— Ну как я могу быть послом, доктор? Ведь я ни уха ни рыла не понимаю в дипломатии.
— Не забывайте, Харлен, что вы — национальный герой, — объяснил доктор Джеллфт. — И вам вовсе не нужны какие-то особые познания в области дипломатии. Дипломатия — это всего лишь тормоз, паллиатив, мешающий истинно человеческому взаимному доверию. Вы и лиффане не нуждаетесь в них. В сложившейся ситуации направить на Лифф дипломата было бы просто оскорблением для местных властей.