– Что там происходит? – слабо спросил Генри.

– В обморок шлепаться не будете?

– Постараюсь.

– Он вытащил из подсознания и активизировал те зоны памяти, где хранится информация, полученная, когда с ней все это делали. Это совершенно то же самое, как если бы она прошла через это второй раз, только не займет столько времени – Строггорн очень хороший врач.

– И зачем такой садизм? Я не хочу, чтобы с ней это делали.

– Я тоже не хочу. Предпочитаете оставить ее в нашей психиатрической клинике навсегда? Я предлагал ее не оживлять, не люблю, когда страдают дети.

– По-вашему, лучше, если они мертвые? – Генри уже вообще плохо соображал, о чем идет речь. Все было плохо, с какой стороны не смотри.

– Учитывая, что там происходит, на мой взгляд – лучше.

– Мне почему-то так не кажется.

– Потому что вы ее отец и исходите из чисто эгоистических соображений, а для нее, очень может быть, что лучше было никогда не появляться на свет. Если бы все родители знали, что ожидает их детей на Земле, они бы много раз подумали, прежде чем заводить их.

– Вы действительно жестокий человек, Креил.

– Добавьте, что раньше так не считали. Я ведь еще терпеть не могу обычных людей, нетелепатов. Да вам наверняка кто-нибудь уже сообщил об этом, у меня с ними всегда одни конфликты.

Генри решил, что больше никогда ничего не будет спрашивать у Советников. Только часа через два вышел Строггорн, невозмутимо спокойный, и укоризненно посмотрел на Креила:

– Зачем рассказал Генри? Ему еще работать надо, а ты ему нервы треплешь.

– У тебя же для него запись? – Креил кивнул на черную коробочку в руках Строггорна. – Ты ему хотел дать это послушать без подготовки? И почему только нас никто никогда не жалел?

– Давай руку, Генри. – Строггорн положил коробочку рядом с обнаженной рукой Генри. Выдвинулись тонкие усики, ища пси-входы, и медленно вошли в них. – Часть этих скотов были в масках, но некоторые, в том числе те, что убивали ее, – нет. Удалось вытащить их морды и записать. Сейчас я прокручу тебе это. Для тех, что в масках, есть телепатическое восприятие, если встретишь – обязательно узнаешь. Только постарайся воспринимать эту запись отрешенно, а то точно в обморок свалишься.

Генри закрыл глаза. Все знали, что запись специально делалась ослабленной, чтобы не вызывать шоковых эмоций, но все равно всегда трудно было угадать реакцию человека на такое прослушивание чужих ощущений.

– Где Антон? – Креила беспокоило, что тот до сих пор не появился.

– В ванной, приходит в себя, с трудом выдержал чуть больше половины, – пояснил Строггорн. – Ничего, со временем привыкнет. У него оказалась довольно крепкая нервная система. Не забудь вписать ему квалификационный экзамен, будем считать, на «четверку» прошел.

– Дорогая «четверка».

– Ты не думал, что может случится, когда они будут работать без нас? Что тогда? В обмороки каждый раз валиться – никого вообще не вылечить. Так, Генри готов, сознание потерял. Кошмар какой-то!

Креил вернулся и снова сделал Генри обезболивание. Через несколько минут тот очнулся. Строггорн уже отключил записывающее устройство, Генри дослушал почти до конца, и было очевидно, что ему более чем достаточно.

– Ну что, кого-нибудь знаешь? – спросил Строггорн.

– Нет. – Тяжело посмотрел на него Генри. – Наверное, одни исполнители. Даже не удивительно, что я никого не знаю.

– Хорошо запомнил?

– Не забуду до конца своих дней. – Генри было больно, но сейчас он уже взял себя в руки и готов был действовать. Строггорн подумал, что у Директора разведки тоже была железная нервная система. Впрочем, иначе он никогда бы не получил такую должность при своих телепатических способностях.

– К сожалению, как ты понимаешь, Джулия только воспринимала их телепатически, а не залезала им в голову, поэтому мало можно было узнать о тех людях, которые их послали. – Строггорн говорил это медленно, Генри еще не четко воспринимал.

– Скажите, можно на нее посмотреть? Я думаю, мы сейчас вернемся в абсолютное время?

– Хочешь убедиться, что с ней все в порядке? Не беспокойся, только Джулия сейчас об этом ничего не помнит, я опять загнал воспоминания в подсознание, так что тебе придется взять себя в руки. Нельзя допустить, чтобы она поняла обман.

– Что ей сказали?

– Что она попала в тяжелую аварию и поэтому ничего не помнит.

– Хорошо, – кивнул Генри. – Я готов. – Он дошел до двери операционной и вдруг в нерешительности остановился. Строггорн внимательно вгляделся в него: Генри вспомнил, что лицо дочери было изуродовано и сейчас панически испугался того, что мог увидеть.

– С ней все в порядке, не бойся, – успокоил его Строггорн. Дверь плавно открылась, пропуская их в огромный операционный зал.

Генри поразила идеальная чистота (роботы еще продолжали уборку) и большое количество различной аппаратуры. Операционная сфера, хорошо знакомая ему, была открыта. Он сразу увидел Джулию: она, накрытая белой простыней, полусидела на операционном столе. Голова была обрита (Генри вспомнил о черепно-мозговой травме), но лицо было ее, родное, он даже затруднился бы найти отличия, и у него отлегло от сердца. Антон сидел перед ней на стуле и кормил с ложечки. Генри услышал, как он уговаривал ее еще что-нибудь съесть, а она отказывалась.

– Папа! – Джулия почувствовала его и нашла глазами. Только подойдя ближе, Генри заметил, что ее глаза теперь действительно стали серыми. – Папа. – Она попыталась улыбнуться. – Меня тошнит, а Антон заставляет есть.

– Тебе нужно, Джулия, – упрямо повторил Антон, снова поднося ложку к ее рту, но она слегка отвернула голову. – Тебя совсем не так сильно тошнит, чтобы ты не могла ничего есть.

– Мне больно глотать! – снова начала жаловаться она.

– Упрямая девочка. – Антон встал, уступив место Генри. – Лучше бы вы заставили ее поесть. Строггорн сказал, что это необходимо, будет стимулировать работу приживленных органов. Если кормить все время искусственно, они никогда не начнут нормально работать.

Генри забрал у него чашку с бульоном и, набрав его в ложку, поднес ко рту Джулии. Кормление все равно никак не мешало их мысленному разговору.

– Ну, расскажи, как себя чувствуешь? – спросил он.

– Не знаю. Меня подключили к этой Машине и не говорят, когда отключат. Я уже замучилась здесь лежать. Так ничего вроде не болит, ноги двигаются. Я сначала очень перепугалась, что ничего не чувствую, а потом мне объяснили, что это из-за обезболивания. Пап, только я не помню, как угодила в такую аварию? – Джулия вопросительно смотрела на него. – Что это за клиника?

– Это самая лучшая клиника. – Генри снова просунул ложку ей в рот (она недовольно поморщилась) и решил вообще ничего не говорить про аварию.

Строггорн посмотрел на них и ушел в гостиную, чтобы не мешать. Его очень удивило, до какой степени Генри взял себя в руки. При вопросе об аварии в его голове не отразились совершенно никакие эмоции и, если бы у девочки был опыт, Джулия сразу бы поняла ложь: такая информация у эспера не могла не вызвать прорыва эмоций. Через полчаса Генри задумчиво вышел.

– Успокоился немного? – спросил Строггорн.

– Да. – Генри улыбнулся и сразу снова стал серьезным. – Советник, только честно скажите, какие могут быть последствия?

– Физически – вы видели. Конечно, у нее сейчас все болит и, если снять обезболивание, ей было бы очень плохо, но через две недели она будет в большой степени здоровой, а через два месяца эти генетически нейтральные органы уже трансформируются и станут для нее родными. Психически – могут быть проблемы.

– Но сейчас она вполне в норме. Я ожидал подавленности, отрешенности, что она вообще может не узнать меня…

– Потому что вы не знаете, что за препараты мы используем. Даже тяжело больной человек выглядит вполне здоровым. Но если вовремя не сделать обезболивание, тут же начинается реакция, и человек быстро понимает это.

– Это что, как наркотики?

– Нет, но все препараты, действующие на мозг, в чем-то похожи. Здесь реакция происходит не из-за возникновения зависимости от препарата, а, наоборот, из-за активизации патологии мозга.

– Не вижу принципиальной разницы, – нахмурился Генри.

– Очень большая разница. Если удается убрать патологию, почти сразу отпадает необходимость в препаратах, и нет никакой проблемы, аккуратно снижая дозировку, в течение месяца отказаться от них совсем, без возникновения зависимости.

– А если не удается?

– Тогда Джулию ждет наша клиника пожизненно. Регулярное обезболивание – это тоже совсем не весело. Мозг все равно воспринимает события неадекватно, невозможно работать, потому что недопустима дополнительная нагрузка на психику, ну и так далее. Попросту, нет нормальной человеческой жизни, хотя, если вы поговорите с таким человеком, он не произведет на вас впечатление ненормального. Ну что, Генри, за дочь ты немного успокоился? Теперь бы еще найти, кто с ней это сделал, – сказал Строггорн, и они провалились в Многомерность.

В лесу шел дождь. Генри посмотрел на деревья, пытаясь понять, в каком климатическом поясе они очутились. Похоже было на Канаду, но точнее он затруднился определить. Огромные ели поднимались к небу, и молодая поросль осин мешала идти. Строггорн шел впереди, показывая дорогу и осторожно раздвигая ветки. В какой-то момент он остановился и свистнул. Тут же словно из-под земли, появился вооруженный коротким автоматом человек, во всем черном, с лицом, закрытом полумаской. Впрочем, сейчас и лицо Строггорна, и Генри закрывали маски. Человек быстро что-то сказал в карманную рацию и пристроился за ними, внимательно оглядевшись. Еще через несколько минут они вышли на большую поляну с огромным особняком, который окружала высоченная кирпичная стена, а на вышках проглядывала охрана. Они подошли к воротам с четырьмя вооруженными охранниками.

– Куда вы меня притащили? – Генри ничего не понимал.

– Здравствуйте, Инквизитор. – Охрана пропустила их внутрь забора, и человек, тоже во всем черном, но уже без автомата, встречал их. – Никак не ждали вас так скоро.

– Изменились обстоятельства, – спокойно пояснил Строггорн. Они поднимались по белоснежной и скользкой от дождя мраморной лестнице.

В огромном холле их встретили слуги, тоже в черном. Строггорн проводил Генри в большой зал, со старинной мебелью и дорогими картинами на стенах. В каждом зале, через который они проходили, стояла охрана, молчаливая, в черном, в масках.

– Садитесь, Директор. – Строггорн показал на кресло, сейчас они были одни.

– Строггорн…

– Здесь нельзя меня так называть. – Глаза Строггорна стали совсем холодными. – Меня зовут Инквизитор, вы же слышали.

– Инквизитор, – задумчиво повторил Генри. – Так вы тот самый человек, за которым мы уже почти полгода охотимся? – Он знал, что скрывать это бессмысленно, Строггорн уже давно все вычитал из его головы.

– Наверное, только вряд ли вам меня удастся поймать. Я вот только одного не понимаю. Если не я хотел до вас добраться, тогда кто? Вы же думали все это время об Инквизиторе?

– Теперь я не знаю, сначала все показалось просто… – Директор задумался. Вошел человек в черном, Строггорн протянул ему запись, и он, приложив прибор к руке и закрыв глаза, внимательно прослушал ее.

– Знаешь кого-нибудь? – спросил Строггорн, когда он передал прибор назад. Генри подумал, что человек мог быть только Вардом, раз напрямую подключился к Машине.

– Нет. – Тот отрицательно покачал головой.

– Идеи есть? Мы с Директором уже все передумали, но не можем сообразить, кто на такое решился.

– Поищем, – коротко сказал человек и поспешно вышел.

– Может быть все-таки кто-то из мафии? – задал вопрос Генри.

– Какая мафия? – Строггорн удивленно посмотрел на него. – Уже нет никакой мафии, если только ребятня на улицах. Когда я в Многомерности убрал из жизни телепатов – главарей кланов, осталось очень немного руководителей в реальности, и мы сразу же заняли свободные места своими людьми.

– Теперь я начинаю понимать, откуда такие дикие суммы на счетах Аль-Ришада. Мне всегда казалось сомнительным, что можно сделать такой оборот только за счет банковских спекуляций, – заметил Генри.

– За счет спекуляций тоже можно немало, особенно если пользоваться информацией, полученной из чьей-нибудь головы.

– А нас чертовски удивили эти новые наркотики – совсем не дают привыкания, – не унимался Генри. Изменения на этом рынке были такие значительные, что специалисты только диву давались.

– Давай-давай! В этом меня еще обвини! – возмутился Строггорн. – С помощью этих, как ты назвал, «наркотиков» замечательно идет отвыкание от обычной наркоты. Если их попринимать всего несколько месяцев и потом осторожно снизить дозировку, никогда не будет тяги к ним и никаких «ломок». Наши лучшие специалисты разрабатывали, могу заверить, пришлось провести крайне сложные исследования. Нужно же было, чтобы эти новые препараты еще давали и первоначальный эффект в точности как обычный наркотик.

– Интересные у вас методы, Советник. Значит, вы прибрали к рукам весь наркобизнес? Или только часть? – уточнил Директор.

– Думаю, почти весь и уже ясен эффект – у нас каждый месяц снижается потребность в новых «наркотиках». Обычные уже давно никто не принимает, ощущения несопоставимые. – Строггорн только хитро посмотрел на него. – Все еще сердишься? Удивляюсь: спасли твою дочь, почти избавили вас от наркотиков…

– Заработав при этом кучу денег. Куда вам столько?

– Какой ты любопытный, Директор. Строим новые заводы.

– Вот-вот, про заводы расскажите. Там у вас такая охрана, невозможно вообще ничего выяснить.

– Пытались?

– Как вы думаете? А вдруг там какое-то новое оружие делают? Откуда нам это знать? Я же не один всем руковожу? Меня обязали провести расследование.

– Никакого оружия там нет, на них собирают энергетические установки. Сколько еще вы собираетесь травить природу? Она уже давно этого не выдерживает.

– О, господи! Так этот транснациональный концерн «Энергия» – ваше изобретение?

– Наше. Чем это он не угодил?

– Ничем. – Генри отрешенно посмотрел вперед, он все равно никак не мог понять, как за такое короткое время Аль-Ришад смог оказать столь серьезное влияние на жизнь Земли. – Это правда, что концерн скупил почти все энергетические станции на Земле в странах, где это возможно? А где невозможно, имеет контрольный пакет акций?

– Правда. Я все жду, когда ты про космическую станцию спросишь.

– Спрошу. Что вы делаете на ней? – У Генри уже болела голова от той информации, что он получил.

– Во-первых, это связь с остальным миром, во-вторых, где вы, при необходимости, собираетесь принимать представителей других цивилизаций? Ваша космическая техника – это же смеху подобно. Ты уж извини меня, Генри, мы едва уговорили не показывать дорнцам, на каких консервных банках летаем, вы еще хотели их встретить на орбите! Они у нас чуть в обморок не свалились. Для них трехмерный космический корабль, это все равно, что вам предложили встретиться на запущенной ракете с ядерной боеголовкой! Какая бы у вас была реакция?

– Какая реакция, Инквизитор? Когда возникла без всякого запуска на орбите эта станция и ее засекли – у наших в НАСА крыша поехала. А когда эта прелесть развернулась и оказалась почти километровой в диаметре! А я еще до связи с Линганом невозмутимо утверждал, что это Аль-Ришад развлекается. Вы же меня даже не предупредили об этом заранее! Только они до сих пор не поняли, как можно было все это забросить в космос… Мне уже плохо от всего этого. Столько лет нас пугали вмешательством, а оно оказалось таким тихим, незаметным, просто страшно. За два года скуплено пол-Земли, вокруг нее летают непонятные спутники, а вы спокойно сидите и уверяете меня, что все хорошо. – Директор старался не смотреть на Строггорна.

– Не доверяете вы мне, Директор, несмотря ни на что, а страшно будет через несколько ваших лет, когда начнем объединять зоны времени, и если не создадим единую энергосистему. Насколько я просчитал, при этом могут и мои нервы не выдержать, я про всех остальных на Земле не говорю. – Строггорн посмотрел на Генри: тот думал о дочери и совсем его не слушал.

Прошло несколько часов, прежде чем снова появился человек в черном.

– Очень плохо, Инквизитор, все восемь человек, которые есть на этой записи, мертвы, – сказал он, тяжело опускаясь в кресло.

– Это все?

– Нет. Мы ведем непрерывное прослушивание вашего домашнего телефона, Директор. С вами связывались три раза, пытаясь вытащить в определенные места, шантажируя смертью дочери. Убедительно, – она сама просит вас приехать. Мы нашли всех троих, что вам звонили, только они все уже были мертвы. В указанных вам местах ничего подозрительного обнаружено не было – мы проверили и там. Возможно, было скрытое наблюдение, но подозрительных людей никто не чувствовал в радиусе с полкилометра.

– Так. – Взгляд Строггорна стал совсем ледяным. – Кто-то убирает всех, кто хоть что-то может знать. Надеюсь, вы понимаете, Директор, что было бы, если бы вы поехали за дочерью?

– Меня бы уже не было в живых? – Генри вопросительно посмотрел на Строггорна.

– Не уверен. – У Строггорна в мозгу промелькнуло то, что бывает похуже смерти, и Генри вздрогнул. – Ладно, больше звонить не будут. Если вы до сих пор не откликнулись, они поймут, что что-то не так. Вы останетесь здесь, пока мы не найдем, кто это. Для вас это самое безопасное место сейчас на Земле, кроме Аль-Ришада. Позвоните жене, конечно, через наш спутник. Пусть сидит дома и не высовывается. Пошлите еще двух Вардов к Директору домой, пусть глаз с детей не сводят. Никто не знает, что этим людям еще придет в голову, но убить для них – раз плюнуть. Что можно сделать еще? Они ведь прекрасно представляют, с кем имеют дело, хотя я сразу это понял, как только увидел аварийный браслет.

– Почему? – Генри вопросительно посмотрел на Строггорна.

– Потому что его нельзя было снять – он составлял единое целое с рукой вашей дочери, у вас тоже такой, и тем не менее он был снят.

– Не понял? – Генри побледнел.

– Вы же не дослушали запись, Генри. Его пытались снять, но это не получилось, и тогда ей отрубили руку, а ведь Джулия была еще жива. – Строггорн не спускал глаз с Директора, тот стал бедный как мел. – Значит, были четкие указания снять его, чтобы при ее смерти он не сработал, а кто вообще, кроме аль-ришадовцев, знает про такие тонкости? Не учли одну мелочь – тот браслет несъемный, срабатывает как при снятии, так и при смерти человека, в любом случае. Тебе помочь?

– Нет, как-нибудь справлюсь. – Генри закрыл глаза, стараясь взять себя в руки. Он успокаивал себя тем, что видел Джулию и рука была на месте.

– Как же на них выйти? – Строггорн быстро прокручивал варианты в мозгу. – Вы проверили этих людей – с кем общались последнее время, на кого работали и так далее?

– Все, можно сказать, случайные, – ответил человек в черном. – Говорили, что подвернулось выгодное дельце, ну, а теперь у них уже ничего не узнаешь, мертвых не прослушаешь.

– Инквизитор… – Генри опустил глаза и не смотрел на Строггорна.

– Знаю, думаешь, что это все-таки кто-то из наших. – Строггорн кивнул. – Я и сам уже это проиграл. Не стыкуется. Обычный телепат и убийства в таких количествах – для Аль-Ришада это нереально. Его бы сразу арестовали, как только он выйдет на улицу. А если это Вард – он бы утащил тебя через Многомерность и никуда бы ты от него не делся. Тогда ему бы Джулия была не нужна. Думаю, наш человек исключен, Директор. Да и просто наших телепатов в абсолюте почти нет, а ведь нужно руководить. Те, кто здесь, подчиняются непосредственно мне и Лингану и, если ты заметил, мы с ним имеем одну плохую привычку влезать без спроса в мозги при малейшем подозрении, что что-то не так. Я не знаю, кто это. Просто фантастика! – Строггорн заложил ногу на ногу и откинулся в кресле.

– Инквизитор, вы не разрешите еще раз прослушать запись? – спросил человек в черном. Строггорн кивнул, человек взял прибор, снова приложив его к руке и несколько раз прокручивая одно и то же место. Сверху прибора была сенсорная панель, трудноразличимая на взгляд, но Вард безошибочно находил нужные клавиши. Закончив прослушивание и отключив руку, он посмотрел на Строггорна. – Здесь есть одно место, только сначала скажите, Директор запись уже слушал? – Строггорн кивнул. – Хорошо. Когда этот здоровый, их руководитель, насиловал Джулию, из-за боли она влезла в его голову, там смутно, но достаточно четко это видно. Она же никак не хотела говорить им то, что они просили, и пыталась понять, зачем им это нужно, ну, и что они дальше собираются с ней делать. В тот она момент четко поняла: первое – что ее хотят убить, второе – что охотятся за отцом, это все довольно хорошо видно в записи, а вот где-то на грани восприятия она видела одну тень, какой-то человек, который вызывал у насильника жуткий страх, только его восприятие, тем более в записи, да это еще двойное телепатическое отражение, очень нечеткое.

Строггорн взял прибор и также почти полчаса гонял запись, а потом еще некоторое время сидел, закрыв глаза. Когда он посмотрел на Генри совершенно ледяным взглядом, тому стало безумно страшно.

– Мне одну жаль, Директор. – По глазам Строггорна никак нельзя было бы догадаться о его жалости. – Подготовь текст согласия на повторную запись, – приказал Строггорн человеку в черном, и тот сразу вышел.

– Нет. – Генри закрыл глаза. – Я ни за что не дам на это согласия. Хватит уже того, что с ней сделали, этого более чем достаточно, мне объяснил Креил, это то же самое, как если бы с ней проделали все это еще раз.

– Это неправда, Генри. Часто это даже хуже, чем в действительности. Когда с человеком происходят такие жуткие, непостижимые события, мозг имеет способность как бы отключаться от реальности, приглушая восприятие. Реакция обычно начинается потом, когда воспоминания начинают в полном объеме просачиваться в сознание, потихоньку перестраивая психику и, в конечном счете, изменяя личность. Это как иммунитет, только психический. Можно сказать, что при этом человек «черствеет». Да вы наверняка сталкивались в своей жизни с этим и не один раз.

– Зачем вы мне это рассказываете? Чтобы я еще больше за нее переживал?

– Нет, вы ее отец и должны представлять, что ее ждет.

– Первый раз вы мне вообще ничего не объяснили, – обиженно посмотрел на Строггорна Генри. – Почему я ничего не подписывал?

– Я всегда стараюсь действовать в соответствии с законом. Девочка подверглась жестокому насилию, была убита. Психозапись является необходимым документом для фиксации этого события и возможности дальнейшего расследования. Кстати, это же освободило бы Джулию от присутствия на судебных заседаниях. В нашей стране приговор был бы вынесен и без ее присутствия и показаний. Считается, что запись и есть самые точные ее показания. Закон обязывает Вард-Хирурга в данной ситуации делать такую запись, – жестко объяснял Строггорн.

– А сейчас зачем мое разрешение?

– Повтор. Ей уже проводится лечение, запись может привести к тяжелым последствиям для ее психики, не говоря о самой процедуре.

– Я не дам согласия, – Генри сказал это совершенно категорически.

– Вы не знаете наших законов. В случае вашего отказа, я подам официальное прошение в Высший Совет Вардов, Лингану ван Стоилу. Сейчас на Земле присутствует всего пять Советников, один из них – я сам. Как вы думаете, какое будет принято решение? – Строггорн сказал это совершенно спокойно. – Другого выхода нет, Генри. Мне очень жаль, но в любом случае с ней это сделают, хотя никому из нас это не доставит никакого удовольствия.

– Джулия не гражданин вашей страны. Я вообще не понимаю, как вы можете распоряжаться ее судьбой?

– Кто об этом знает, Генри? В вашей стране она уже мертва, мы ее оживили, теперь Джулия автоматически получила гражданство нашей страны только лишь потому, что ей понадобилось лечение такого рода и длительное наблюдение Вард-Хирургов. Вы что, серьезно думаете, что она выйдет через полгода или год из клиники и это все? На протяжении одну многих лет ее обяжут проходить регулярные обследования по поводу возможного разрушения психики, а если Джулия откажется от них, а у нее есть такое право, то во всех сложных случаях – будь то замужество или рождение ребенка, правда, рождение ребенка ей уже не грозит, будет ставиться вопрос о ее дееспособности.

– Инквизитор, я понимаю, что вы не собираетесь ее возвращать в семью? – совсем тихо спросил Генри.

– Джулия сама никогда не захочет вернуться к вам. У нее навсегда останется страх перед обычными людьми после того, что случилось, – жестко сказал Строггорн. – Неужели вы допустите, чтобы она ходила по улицам, постоянно оглядываясь? Теперь Джулия сможет жить только среди телепатов, и совершенно бессмысленно мешать ей в этом.

– Я не понимаю, она еще ребенок…

– Опять вы не знаете наших законов. Пока Джулия будет лечиться, ей исполнится четырнадцать лет – я прав? После этого возраста в нашей стране человек имеет право принимать куда более страшные решения. Уйти от родителей, по сравнению с этим – просто несущественная мелочь, и хотя обычно дети уходят из семей в восемнадцать лет, бывает и по-другому, особенно, если ребенок становится Вардом. Это одну часто сильно и быстро отдаляет от родителей, делая совместную жизнь невозможной.

– Господи! Никогда бы не подумал, что у вас такое чудовищное социальное устройство! – Генри закрыл глаза: перед ним стояла Джулия и улыбалась.

– Не могу по этому поводу ничего сказать. Когда я здесь появился, законы были уже такими. Замечу только, что там, откуда я родом, законы были намного хуже. Аолла Вандерлит, так, для примера, занималась проституцией с одиннадцати лет, только чтобы не умереть с голоду, и кончила на костре. В нашей стране подобное просто невозможно. Но за все приходится платить, в том числе и ограничением психической свободы, – закончил Строггорн. Вошел человек в черном, неся в руках лист с отпечатанным текстом, Строггорн от руки вписал несколько слов и поставил свою подпись. – Ну что? Отправлять Лингану или подпишите? – вопросительно посмотрел он на Генри. Тот тяжело посмотрел на текст, с трудом вникая в перевод: речь шла о юридическом обосновании повторной психозаписи в интересах следствия и о возможных последствиях для психики Джулии, от которых освобождался Вард-Хирург. Генри взял ручку и подписался напротив своей фамилии.

– Я в Аль-Ришаде. – Строггорн тут же поднялся. – Покажите Директору, что где, спальня и так далее, из здания не выпускать, вниз – ни шагу, в остальном – пусть делает, что хочет, – быстро отдал он приказ человеку в черном.