Жил-был бедный принц. Королевство у него было совсем маленькое, но какое-никакое, а все же королевство — хоть женись, и вот жениться-то он как раз и хотел.
      Оно, конечно, дерзко было взять да спросить дочь императора: «Пойдешь за меня?» Но он осмелился. Имя у него было известное на весь свет, и сотни принцесс сказали бы ему спасибо, но вот что ответит императорская дочь?
      А вот послушаем.
      На могиле отца принца рос розовый куст, да какой красивый! Цвел он только раз в пять лет, и распускалась на нем одна-единственная роза. Зато сладок был ее аромат, понюхаешь — и сразу забудутся все твои горести и заботы. А еще был у принца соловей, и пел он так, будто в горлышке у него были собраны все самые чудесные напевы на свете. Вот и решил принц подарить принцессе розу и соловья. Положили их в большие серебряные ларцы и отослали ей.
 
      Повелел император принести ларцы к себе в большой зал — принцесса играла там в гости со своими фрейлинами, ведь других-то дел у нее не было. Увидела принцесса ларцы с подарками, захлопала в ладоши от радости.
      — Ах, если б тут была маленькая киска! — сказала она.
 
 
      Но появилась чудесная роза.
      — Ах, как мило сделано! — в голос сказали фрейлины.
      — Мало сказать мило, — отозвался император, — прямо-таки недурно!
      Только принцесса потрогала розу и чуть не заплакала.
 
      — Фи, папа! Она не искусственная, она настоящая.
      — Фи! — в голос повторили придворные. — Настоящая!
      — Погодим сердиться! Посмотрим сначала, что в другом ларце! — сказал император.
      И вот выпорхнул из ларца соловей и запел так дивно, что поначалу не к чему и придраться было.
      — Бесподобно! Великолепно! — сказали фрейлины; все они болтали по-французски одна хуже другой.
      — Эта птица так напоминает мне органчик покойной императрицы! — сказал один старый придворный. — Да, да, и звук тот же, и манера!
      — Да! — сказал император и заплакал, как ребенок.
      — Надеюсь, птица не настоящая? — спросила принцесса.
      — Настоящая! — ответили посланцы, доставившие подарки.
      — Ну так пусть летит, — сказала принцесса и наотрез отказалась принять принца.
      Только принц не унывал; вымазал лицо черной и бурой краской, нахлобучил на глаза шапку и постучался в дверь.
 
      — Здравствуйте, император! — сказал он. — Не найдется ли у вас во дворце местечка для меня?
      — Много вас тут ходит да ищет! — отвечал император. — Впрочем, постой, мне нужен свинопас! У нас пропасть свиней!
 
      Так и определили принца свинопасом его величества и убогую каморку рядом со свинарником отвели, и там он должен был жить. Ну вот, просидел он целый день за работой и к вечеру сделал чудесный маленький горшочек. Весь увешан бубенцами горшочек, и когда в нем что-нибудь варится, бубенцы вызванивают старинную песенку:
 
«Ах, мой милый Августин,
Все прошло, прошло, прошло!»
 
 
      Но только самое занятное в горшочке то, что если подержать над ним в пару палец — сейчас можно узнать, что у кого готовится в городе. Слов нет, это было почище, чем роза.
 
      Вот раз прогуливается принцесса со всеми фрейлинами и вдруг слышит мелодию, что вызванивали бубенцы. Стала она на месте, а сама так вся и сияет, потому что она тоже умела наигрывать «Ах, мой милый Августин», — только эту мелодию и только одним пальцем.
      — Ах, ведь и я это могу! — сказала она. — Свинопас-то у нас, должно быть, образованный. Послушайте, пусть кто-нибудь пойдет и спросит, что стоит этот инструмент.
      И вот одной из фрейлин пришлось пройти к свинопасу, только она надела для этого деревянные башмаки.
      — Что возьмешь за горшочек? — спросила она.
      — Десять поцелуев принцессы! — отвечал свинопас.
      — Господи помилуй!
      — Да уж никак не меньше! — отвечал свинопас.
      — Ну, что он сказал? — спросила принцесса.
      — Это и выговорить-то невозможно! — отвечала фрейлина. — Это ужасно!
      — Так шепни на ухо!
      И фрейлина шепнула принцессе.
      — Какой невежа! — сказала принцесса и пошла дальше, да не успела сделать и нескольких шагов, как бубенцы опять зазвенели так славно:
 
«Ах, мой милый Августин,
Все прошло, прошло, прошло!»
 
      — Послушай, — сказала принцесса, — поди спроси, может, он согласится на десять поцелуев моих фрейлин?
      — Нет, спасибо! — отвечал свинопас. — Десять поцелуев принцессы или горшочек останется у меня.
      — Какая скука! — сказала принцесса. — Ну, станьте вокруг меня, чтобы никто не видел!
 
      Загородили фрейлины принцессу, растопырили юбки, и свинопас получил десять поцелуев принцессы, а принцесса — горшочек.
      Вот радости-то было! Весь вечер и весь следующий день стоял на огне горшочек, и в городе не осталось ни одной кухни, будь то дом камергера или сапожника, о которой бы принцесса не знала, что там стряпают. Фрейлины плясали от радости и хлопали в ладоши.
 
      — Мы знаем, у кого сегодня сладкий суп и блинчики! Знаем, у кого каша и свиные котлеты! Как интересно!
      — В высшей степени интересно! — подтвердила обергофмейстерша.
      — Но только держите язык за зубами, ведь я дочь императора!
      — Помилуйте! — сказали все.
 
      А свинопас — то есть принц, но для них-то он был по-прежнему свинопас — даром времени не терял и смастерил трещотку. Стоит повертеть ею в воздухе — и вот уж она сыплет всеми вальсами и польками, какие только есть на свете.
      — Но это же бесподобно! — сказала принцесса, проходя мимо. — Просто не слыхала ничего лучше! Послушайте, спросите, что он хочет за этот инструмент. Только целоваться я больше не стану!
      — Он требует сто поцелуев принцессы! — доложила фрейлина, выйдя от свинопаса.
      — Да он, верно, сумасшедший! — сказала принцесса и пошла дальше, но, сделав два шага, остановилась.
      — Искусство надо поощрять! — сказала она. — Я дочь императора. Скажите ему, я согласна на десять поцелуев, как вчера, а остальные пусть получит с моих фрейлин!
      — Ах, нам так не хочется! — сказали фрейлины.
      — Какой вздор! — сказала принцесса. — Уж если я могу целовать его, то вы и подавно! Не забывайте, что я кормлю вас и плачу вам жалованье!
      Пришлось фрейлине еще раз сходить к свинопасу.
      — Сто поцелуев принцессы! — сказал он. — А нет — каждый останется при своем.
 
      — Становитесь вокруг! — сказала принцесса, и фрейлины обступили ее, а свинопас принялся целовать.
      — Это что еще за сборище у свинарника? — спросил император, выйдя на балкон. Он протер глаза и надел очки. — Не иначе как фрейлины опять что-то затеяли! Надо пойти посмотреть.
      И он расправил задники своих туфель — туфлями-то ему служили стоптанные башмаки. И-эх, как быстро он зашагал!
 
      Спустился император во двор, подкрадывается потихоньку к фрейлинам, а те только тем и заняты, что поцелуи считают: ведь надо же, чтобы дело сладилось честь по чести и свинопас получил ровно столько, сколько положено, — ни больше, ни меньше. Вот почему никто и не заметил императора, а он привстал на цыпочки и глянул.
      — Это еще что такое? — сказал он, разобрав, что принцесса целует свинопаса, да как хватит их туфлей по голове!
      Случилось это в ту минуту, когда свинопас получал свой восемьдесят шестой поцелуй.
      — Вон! — в гневе сказал император и вытолкал принцессу со свинопасом из пределов своего государства.
 
      Стоит и плачет принцесса, свинопас ругается, а дождь так и поливает.
      — Ах я горемычная! — причитает принцесса. — Что бы мне выйти за прекрасного принца! Ах я несчастная!..
      А свинопас зашел за дерево, стер с лица черную и бурую краску, сбросил грязную одежду — и вот перед ней уже принц в царственном облачении, да такой пригожий, что принцесса невольно сделала реверанс.
      — Теперь я презираю тебя! — сказал он. — Ты не захотела выйти за честного принца. Ты ничего не поняла ни в соловье, ни в розе, зато могла целовать за безделки свинопаса. Поделом тебе!
      Он ушел к себе в королевство и закрыл дверь на засов. А принцессе только и оставалось стоять да петь:
 
«Ах, мой милый Августин,
Все прошло, прошло, прошло!»