Срединная территория

Совершенно с вами согласен.

Но именно в тот момент, когда мы с Брутом говорили об N, ее забирали в больницу. Просто совпадение, не так ли?

Вполне логично.

Вчера мы с Брутом (об этом визите к нему речь впереди) заговорили о злополучной Z – и сегодня я узнал, что именно в тот момент, когда мы говорили о ней, скорая забирала ее на операцию.

Не слишком ли много совпадений?

Этим мои аргументы, естественно не исчерпываются. Я стал замечать: как только я направлял на кого-то (что-то) свою мысль – я отчасти направлял и ход событий, связанных с объектом моего внимания. И дело не ограничивалось людьми. Реакция животных убеждала меня в том, что из меня исходила некая сила, которой баловался нечистый дух, черт бы его побрал. Стоило мне сосредоточенно посмотреть на бродячего кота, как он, спиной ощущая направленное на него силовое поле, мгновенно исчезал в какой-нибудь дыре. То есть именно пропадал с моих глаз. Как будто я направлял на него лазерный пучок.

То же самое творилось и с собаками. Скажем, попадается мне на глаза домашняя собака, которую выгуливают добропорядочные хозяева… Если я заставлял себя сконцентрироваться, то с животным творилось что-то невообразимое. Пес начинал неистово рвать поводок, отчаянно, взахлеб лаять, но никогда при этом не приближался ко мне. Собаки реагировали на меня как на нечто испепеляющее, чему невозможно противостоять, с чем невозможно сражаться, перед чем нестыдно спасовать, чего следует бояться как огня.

Так реагировало на меня все живое. Некоторые цветы, например, розы, мгновенно вяли, дохли прямо на глазах, если я, внутренне собравшись, подносил к ним свою ладонь. Иные цветы, например, астры, странным образом оживали, начинали светиться изнутри, как бы фосфоресцировать, источать лунный свет.

Это было невероятно, пугающе и дико радостно. Да, и утомительно (чуть не забыл упомянуть об этом).

Однако мои новые таланты не ограничивались способностью излучать нечто. Я легко представлял себе, как чувствовал себя фараон Хеопс. Не знаю почему, но именно Хеопс, слабость которого я ощущал сквозь его величие, сразу же представлялся мне. Я ощутил себя предтечей рода человеческого, прикоснулся к истокам. Мне была дарована странная возможность совершать такого рода экскурсии – через ощущения конкретных людей, живших когда-то. (Смутно вспоминаю: в детстве меня чем-то тревожил дяденька Хеопс…)

Говорю вам: я был заряжен потенциалом необъяснимой природы и существовал в мире и пространстве, где сновали токи разнонаправленной энергии. Мир не был пустым, понимаете, он был наполнен, даже тесен до душноты. Я стал чуток к вибрации информационного поля – приблизительно так в словах можно описать мое изменившееся состояние. Нет, статус. Нет, функцию. Я был никем – и вдруг стал всем. Я попал, нет, вознесся к пересечению космических трасс – и при этом, к сожалению, не стал сумасшедшим. Вот что меня настораживало.

Да, да, именно это. Кто-то играл со мной, как кошка с мышкой: я не мог никому рассказать о своих «открывшихся чакрах», не рискуя при этом попасть в психушку; но не чувствовать своей исключительности я тоже не мог. При этом я чувствовал (каким-то верхним, информационным чутьем), что этот кто-то – не важная персона, не пресловутый хозяин мира или неведомый Гид. Нет. Ничего мифологического, сказочного или фантастического, построенного на сказочных алгоритмах. Меня переполняло ощущение, что я имею дело с порядком вещей, с безликой логикой жизни, если так понятнее. Ничего личного, субъективного в «образе» такого порядка не просматривалось. Порядок был отчасти разумным и волевым, отчасти тупым и роковым, отчасти гибким – и в то же время идиотски несгибаемым.

Мама дорогая! Меня сделали исключительным в наказание за что-то. Я не просто родился и жил, как все обычные люди, – я попал на чей-то праздник жизни, вмешался в чью-то замысловатую и азартную игру. И я сам поневоле превратился в игрока. Точнее, мне не оставили выбора: жизнь моя могла продолжаться только как игра. Только в какую игру предлагали мне играть?

Жизнь – игра?

И все же я настаиваю: я был нормален – и это было самым ужасным. Лучшее доказательство моей вменяемости и адекватности – мое молчание. Я замкнулся и никому ничего не говорил.

Я ждал.

Глава 8. Мелочи жизни, или Жизнь, что ни говори, состоит из мелочей

Ждать – это большое и тонкое дело, если подойти к нему с умом.

Если уж ты решился ждать, то есть не предпринимать никаких шагов первому, отдать инициативу, то это уже целая стратегия. Лучше ничего не делать, чем делать ничего. Не надо суетиться. Ждать – это вполне осмысленное действие, хочу я сказать. А как прикажете делать что-то – и при этом избегать действий? Сидеть сложа руки?

Это называется не ждать, а быть парализованным. Искусство ждать – искусство переключать свою деятельность на что-то другое, внешне не связанное с ожиданием.

К действиям, тайным содержанием которых было ожидание, меня подтолкнуло одно пустяковое обстоятельство, можно сказать, событие, которому я вначале не придал никакого значения. До сих пор я жил таким образом, что не придавал значения вещам, событиям, знакам. Событие вмещало в себя ровно столько информации, сколько ее было на первый взгляд. Слово, жест, улыбка – не более того. Снег, дождь, солнце… Что тут особенного?

Теперь же все происходящее было знаком чего-то иного. Даже еще хуже: иногда было, иногда нет. Мне всегда приходилось быть начеку, распознавать, сопоставлять, пытаясь читать знаки, чтобы не пропустить обращенные ко мне чьи-то речи.

Это и называлось ждать.

Однажды утром в моей квартире раздался телефонный звонок. Я, понятное дело, насторожился. Звонила какая-то девушка, Юлия, с которой я случайно познакомился в автобусе месяц тому назад. Я действительно припомнил лицо девушки, ее милую манеру говорить. Но я не мог вспомнить себя тогдашнего, месячной давности, зачем-то дающего незнакомой девушке свой домашний телефон. Это был звонок из прошлой жизни. Я стал другим, жизнь моя стала другой. О чем я и поставил девушку в известность.

А сам решил проверить это и отправился к Бруту. Почему к Бруту?

Да потому что в моей жизни он был полюсом, как бы это сказать, не мудрости, не здравого смысла, нет, – полюсом сознательного отношения к жизни, повелителем смыслов, бесстрашно ввязывающегося в любую смысловую (в смысле бессмысленную) авантюру. Мне надо было утвердиться в собственной нормальности, адекватности. А это был неплохой эксперт.

И я решил поехать к Бруту. По дороге к нему я уснул в трамвае.

Нет, не так. Детали, мелочи и нюансы стали приобретать в моей жизни такой великий смысл, что надо точно называть и описывать вещи, состояния, события. Я не уснул; меня сморил сон. Не было сил противиться снотворному наваждению – и я то ли провалился, то ли улетел ввысь под мерное покачивание вагона. Очутившись в этом состоянии, состоянии сна с не выключенным здравым смыслом, я приготовился ощутить тепло лазурных волн – но меня грубо перехватили и отправили в другую «реальность», на какой-то другой берег. Контакт или диалог на сей раз был иным, хочу я сказать. Этот мой сон заслуживает отдельного разговора. После этого сна я стану еще более «другим», поэтому вернемся к нему после того, как побываем в гостях у Брута.

Итак, начинается тот самый, ранее анонсированный, визит.

Я вошел к нему с лицом, на котором…

Короче говоря, я был под впечатлением сна. Но все же удивился испугу Брута («Что случилось?!») и подумал: «Люди – это стервятники, которые питаются любой информационной падалью, клюют ее, тянутся к ней. И умеют ее считывать, потреблять. От них не так-то легко укрыться, необходимо соорудить систему защиты». Чувствовать себя беззащитной «падалью», легкой добычей было не очень-то приятно, поэтому я быстро взял себя в руки и перевел разговор в нужное мне русло, то есть затеял совсем не нужный мне разговор.

Уже на третьей минуте нашего общения хладнокровный Брут кипятился:

– Женщины – это существа, у которых меняется мировоззрение только тогда, когда ты берешь их за лобок. Их лоб – это лобок. Правда в том, что женщины хотят, чтобы их обманывали.

– Тогда получается, что жизнь – довольно грязная штука, – вставил я реплику, демонстрируя самому себе свою полную вменяемость.

– Конечно, грязная. Чистая жизнь – это всего лишь смерть. Но в жизни можно быть выше грязи, точнее, не смешиваться с ней.

– Каким же это образом, интересно?

Я насторожился: мне показалось, что и Брут сейчас заговорит о неземных мирах.

– Надо понимать, – просто ответил Брут.

Я вздохнул с облегчением: ничего нового.

– Понимать-то понимать, – подхватил я, но мне отчего-то вдруг расхотелось развивать свою смутно вырисовывающуюся мысль. Эта мысль тянула за собой сон, а сна мне пока не хотелось касаться. Я не был готов обсуждать «эту тему» – тему, для которой я не мог подобрать даже названия. Того, что я пережил, Бруту объяснить не представлялось возможным. Но его общество было мне необходимо.

– Брут, – сказал я, – мне 33 года. Так?

– И что из этого следует?

– И я совсем недавно встретил принцессу. Они существуют, Брут? Как ты думаешь?

Один из моих немногочисленных друзей, которого мне хотелось считать противоположностью себе и с которым мы сошлись, по моей версии, как лед и пламень, ответил мне следующим образом:

– Принцесса – это клубок утонченного лицемерия. Честные бабы – это продажные твари, откровенные б… без неоправданных претензий. Принцесса – это претензия не быть б…, быть выше того, чем она является на самом деле. А мужики еще и подыгрывают им.

Здесь он выразительно посмотрел в мою сторону. Я без смущения встретил испепеляющий взгляд.

– Принцесс в природе не существует; из обыкновенных баб принцесс делают необыкновенно глупые мужики.

Моего друга звали Юрий Мякиш. Он был брутальным самцом, всячески демонстрирующим это, и мне не оставалось ничего другого, как окрестить его пошлой кличкой Брут.

– Отчего же ты несчастлив, Брут? – поинтересовался я.

– Разве с б… будешь счастлив? – веско, чтобы скрыть неуверенность, ответил он.

– Загадочно все это как-то, – сдулся я. Было похоже на то, что я сдался.

– Ну, вот посмотри, – стал развивать свою теорию Брут. – Ты возвращаешься к своей принцессе домой под утро. Нормальная вещь. «Где ты был, милый? Я так волновалась. Практически не спала». Голосок, заметь, выдает неподдельную тревогу. Что ты отвечаешь ей? В самом лучшем случае ты скажешь, что задержался на работе или засиделся с треклятым Брутом в пабе; в самом худшем случае это окажется правдой. Но ты не скажешь, что был с б… и тебе было хорошо. А твоя принцесса не скажет, что не верит тебе. Потому что она принцесса, и у вас все великолепно. Ты не можешь обмануть ее ожиданий, развеять иллюзии, раздвинуть шелковый занавес и открыть окно с видом на жизнь. Почему вы так себя ведете? Да потому что принцесса – это лучший способ быть б…, во всяком случае – самый почитаемый. Ты ее содержишь – и больше всего на свете она не хочет слышать, что ты был с б…, а не с Брутом, ты был с бабой, с которой тебе было хорошо и которая, не дай Бог, завтра может стать твоей очередной наивной принцессой. Почему ты ей говоришь, что тебя с праведного пути сбил Брут? Либо ты не хочешь менять одну б…, тьфу, прин…, тьфу, – словом, одну на другую, либо (в худшем случае) считаешь себя виноватым и недостойным принцессы. В любом случае устроить обоих может только ложь, то есть красивая сказка, в роскошных декорациях которой так трогательно существует принцесса, сама похожая на сказочный персонаж. А правда в том, что в каждой принцессе сидит б… Век принцессы короток, и коротка любовь.

– А можно ли любить б…?

– Нет, конечно, в этом-то и вся штука. Можно любить только принцессу – но принцессу, так сказать, первой свежести, ту, которая еще не догадывается и не подозревает, что на самом деле будущее любой вменяемой принцессы – это конец сказки.

– И все же: почему ты несчастлив? Ведь ты же все понимаешь.

– А ты видел когда-нибудь счастливых людей? Счастливыми бывают только принцессы и их слепые избранники.

– Я тебе не верю, – сказал я.

– Я и сам себе порой не верю, – честно ответил Брут.

– Интересно, Брутер, – спросил я, – почему жизнь ставит раком только гордых или умных людей?

И мне показалось, что я обращаюсь не только к Бруту. Я словно втягивал в наш диалог кого-то еще.

– Так ведь мы же – соль Земли, – сказал Брут, разливая коньяк в бокалы.

– Соль – это мелочи жизни, – задумчиво сказал я.

– Так ведь жизнь и состоит из мелочей. Из соли, перца, хлеба…

– Значит, принцесса – тоже мелочь?

– Несомненно, – сказал Брут. – Это мелочь, достойная нашего внимания. За нее и выпьем.

– Ненавижу порой диалектику, – сказал я, морщась от жгучего, обжигающего рот напитка. – У тебя груши нет?

– У вас, сэр, уже завелись царские замашки. Принцессы, по идее, должны закусывать горошинами.

– Это они спят на горошинах, – не давал я сбить себя с толку. – А закусывают – грушами. Сказки читать надо. И верить в добро.

Брут подозрительно посмотрел на меня.

– Кстати, – разошелся я, – груши – это тоже мелочь.

– Так ведь никто с этим и не спорит, – ответил Брут, посасывая дольку лимона.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.