Упавшие зерна. Бегущие ландыши
ModernLib.Net / Поэзия / Анастасия Горнунг / Упавшие зерна. Бегущие ландыши - Чтение
(Ознакомительный отрывок)
(стр. 2)
Ты рвёшься к таинствам природы, Распылена как метеор, Прошедший пламенем сквозь годы. Ещё в космической дали Для сожалений, для стенаний Узнала ты, что вне земли Старинных нет воспоминаний. Гляди, цветут и ждут поля, Струятся и смеются реки, Свет солнца в каждом человеке, Перед тобой твоя Земля, Ты к ней привязана навеки. 1930
ВЕСЕННИЙ ВЕТЕР Весенний ветер над Москвой. Ещё февраль, но ясен полог, И снег, земля, источен твой Дыханьем солнечных иголок. На Маросейке, на Тверской, На Красной площади – повсюду Смотри, везде восторг какой И удивленье, будто чуду. А в синем небе облака, Но их – дымящихся – немного, И так прекрасна, так легка Земная зимняя дорога. Ещё вчера с душой пустой Мы к бездне шли опустошённой, А нынче – в полдень золотой — Полны природой воскрешённой. И нам, обрадованным ей, Весна твердит, ещё из гроба, Что навсегда из наших дней Уйдёт зимы и тьма и злоба. 1930
КУНГУР* Солнечно-каменный Кунгур, Холмов лесистых мир суровый, Твой известняк высок и хмур, В цветах – то жёлтый, то лиловый. И пихты стройные твои, Высоки и неколебимы, И пропасти, а в них струи Ключей, вовек неистощимы. Как много древней красоты Во тьме уральских гор, как много! И ты простёрлась здесь – и ты Средь скал ступенчатых, дорога! Под знойным небом облака Проходят, медленные, мимо. Тоска моя, ты здесь легка, Ты землю любишь, нелюдима. Вот, наконец, и мы с тобой Пространствовали в дивном мире, Вот, наконец, и ты со мной По новой едешь, по Сибири! 1931, скорый поезд Москва-Новосибирск
* * * Плещется Волга в борта парохода, Я на тебя загляделся, Природа, — Сердце пронзает твоё остриё, Солнышко-Вёдрышко, счастье моё! Справа лесные стоят берега, Слева легли заливные луга, Ветряных мельниц простёртые длани, Белые церкви, да избы, да бани. Всех ты качаешь на вольных волнах, Кто – пароходом, а кто – на плотах, Матушка Волга, теки величаво, Слава тебе, неизбывная слава! Каждая заново бьётся волна, Ты ж вековые хранишь времена, Старые песни да новые были — Все о тебе – до сих пор не остыли. Песня о Разине, где ты слышна, Где ты, персидская, пела, княжна: «Эх, коль не кинешь мя, режь меня, режь мя!» Кинешма, Решма! Эх, Кинешма, Решма! Но только пена шуршит у винта, В небе далёкая спит высота, Спят облака, но дробясь в отраженье, Сверху спокойные – снизу в движенье. Плещется Волга в борта парохода, В дивные дали влечёт нас Природа. Грудь согревает твоё остриё, Солнышко-Ведрышко, счастье моё! 1932, Верхний плес. Район Кинешмы и Решмы
СОКИ ЗЕМЛИ Долго я ощупью шел наугад, Жизнь моя! Юность! Я н? жил в те годы, Не от того ли я нынче так рад Позднему счастью, дыханью природы. Вот я вхожу под сквозящую сень, Слышу движенье и подступы крови, Будто гляжу сквозь кору и весь день Вербам ли, птицам ли радуюсь внове. Соки наверх поднялись из глубин К почкам набухшим. Прозрачны и черны Снежные глыбы в лесу, и со льдин Воды с журчаньем бегут, непокорны. Будто Снегурочка в роще поет, Чьей-то свирелью томится печальной, Отзвуком из лесу, песней плывет, Розовым облаком, памятью дальней. Время ль уходит судьба ль надо мной, Но с каждым годом в погоду такую Призрачней, тоньше при встрече с весной Счастьем томлюсь и без солнца – тоскую. 1933
ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД* Наш челнок слегка качается, Чуть поёт под ним вода, А вдали обозначается Одиночная звезда. И закат, и церкви белые, То разрознены, то в ряд, Как века окаменелые, Словно призраки стоят. И налитые озёрами Беспредельные луга, И повсюду перед взорами В жёлтых отсветах стога. Запах сена, запах времени, Праздных мыслей череда, Дни без роду и без племени, Отшумевшие года. Дремлет вечность, а мгновенная К вёслам ластится волна, Входит в город сокровенная, Не простая тишина. В белый час ночной бессонницы Из-под тёмных куполов Нам не шлёт она со звонницы Перезвон колоколов. Не поётся ей, не бредится Средь безмолвия и сна, А за Волховом Нередица В тёплых сумерках видна. 1936
ЖИЗНИ НАВСТРЕЧУ* Мост возле Сызрани. Как долги Его столбы в окне сквозь дым. Луна бескрайность тёмной Волги Зажгла сияньем голубым. Разлив весенний, необъятный, Огни далёких берегов, Природы голос, сердцу внятный, И постижимый, и понятный Небес полуночный покров. Глядишь вперёд и ждёшь, и знаешь Куда ведёт судьба твоя, Звездой рассветной, дымом таешь И вдруг, как внове, припадаешь Губами к чаше бытия. Апрель 1937 года, скорый поезд Москва-Ташкент.
ЮРИЮ ВЕРХОВСКОМУ Верховский, друг мой, милый Юрий, В Москве мне было недосуг: Гонимый сердца вешней бурей, Спешил я к счастью, как Меркурий, Вступая жизни в новый круг. В пути спокойней. Вспоминаю И Вас, и всех. Гляжу в окно На талый снег, на птичью стаю. И сам, как озимь, прорастаю, Пью воздух, крепкий как вино. Леса встают из вод зеркальных, На глади их отражены, И после дней зимы печальных Среди полей больших и дальних Я сам как ветер всей страны. Неугомонный, неуёмный, Как я хочу, окончив путь, Не одинокий, не бездомный, Через простор страны огромный Вам руку дружбы протянуть. 20 апреля 1937 года, скорый поезд Москва-Ташкент
ПЕРЕД ЛИЦОМ ВОЙНЫ И вот я в том краю, где всюду смерть прошла, Куда незваная она явилась в гости, Где всё разорено и выжжено дотла, Где остовы домов и человечьи кости. Но всё же теплится, из тленья вновь встает, Таясь и крадучись выходит из под гнёта Жизнь сквозь развалины своим путем идет К родным урочищам искать и звать кого-то. А в воздухе весна и талый снег в полях, И жаворонков песнь – незримых щебетанье, И шустрые скворцы шумят в своих домах, А в сутолоке их и радость и старанье. Земля родимая! Воскресни из огня, Пожаром закались, коль должно быть пожару! Перед лицом войны, при полном свете дня, Своим страданием испепели меня И силу вещую дай песенному дару! Весна 1944 года
ЮРИЮ ВЕРХОВСКОМУ на 45-летие его поэтической деятельности
Лунная ночь, тишина, гололедица. После распутицы перед мостом Лужи замёрзли. Большая Медведица К самой избе опустилась хвостом. Мне, как бродяге, как деревенщине, В избах судила судьба ночевать, И по Московщине, и по Смоленщине Мерить дороги, стихи напевать. Просто ли шёл или к Западу шествовал В танках, в машинах средь голых полей, Многое вспомнил и славил, и чествовал, Ваш в одиночку справлял юбилей. Годы проходят. Бессонница летняя, Зимняя спячка, земной бурелом, Муза уже сорокапятилетняя Вас, как и встарь, осеняет крылом. Вот отчего мечта стариковская Светит сквозь полог житейской тьмы, Светится ею берлога московская, Темень четвертой военной зимы. 1944
ТАМБОВСКОЕ ПОСЛАНИЕ* Покорный жажде неуёмной, На лик Земли глядеть любя, В простор России чернозёмной Я шёл и в мыслях звал тебя. А часть пути в санях почтовых Тащился с думой о тебе Среди степных снегов суровых, Покорный жажде и судьбе. А надо мною бушевала И заметала путь метель, Меня от стужи укрывала Моя солдатская шинель. Конями поднятый с дороги Летел в лицо мне белый прах, И мёрзли на соломе ноги В простых холодных сапогах. Но пусть так много вёрст меж нами! Я и в далёкой стороне, Объятый в сумерках снегами, Глядел на избы с огоньками, Но видел свет в твоём окне. 9 марта 1946, село Старая Дегтянка Тамбовской обл.
* * * Я о поэзии давно Ни с кем не говорю, Гляжу на мир, как сквозь окно, Глухим огнём горю. Стихов и песен не пишу, Мечтаю и молчу, И только в памяти ношу Всё то, что знать хочу. Всегда со мной моя жена В моём пути, везде, Всегда со мной она одна И в счастье и в беде. У нас единый слух и взор, И голос, и тоска, — Уходит вдаль наш кругозор, Наш путь – за облака. Никто не ждёт, не слышит нас, Наш голос в стороне, Он прозвучит в безвестный час В загробной тишине… 20-22 апреля 1946 года
* * * Спустились сумерки. Полжизни протекло, И дымный воздух стал прозрачен как стекло. Я слышу шелест крыл – то пролетает Время, И хладный пепел дня ложится мне на темя. Я слепну в сумраке. И прозреваю я. Понятна мне теперь вся жизнь, судьба моя. Взнесённый на волну – низверженный потоком, Хранимый жребием – испепелённый роком, Я знаю, будет час, заблещет небосвод, Рассеивая тьму взойдёт большой восход. Он воскресит меня, чтоб видеть солнце Мира, И лишь ему поёт моя земная лира! 9 января 1953 года
ПОСЛЕ ВОЙНЫ* Я был с тобой в те дни в разлуке, Тогда в отчаянье и в муке Не доверяясь никому, Во тьму протягивал я руки И вглядывался в эту тьму. Там наш очаг погас до срока, Одна ты сторожила дом, Но как бы ни был я далёко, Я видел свет в окне твоём. Война прошла, и отдыхая Мы снова рядом вместе шли, Последним громом громыхая, Темнело облако вдали. Но снова туча, снова горе, Я не сумел тебя спасти, С тоской и с нежностью во взоре Сошла ты с моего пути. И будто сердце раскололось — Изнемогая и любя, Всё слышу я твой милый голос И вижу в памяти тебя. И все надежды и тревоги, Печаль и радость, смех и грусть — Ухабы жизненной дороги, Всё, всё я помню наизусть. И помни ты! Уходят реки, Дни гаснут. В доме нет огня. Потом и я закрою веки, Но ты не уходи навеки, Ты тоже помни там меня. 12 июня 1956 года
* * * Вечером поздно домой прихожу, В наше окошко с тревогой гляжу, Пусто в окне и не видно огня, Нет тебя больше, не ждешь ты меня. Оборвалась путеводная нить, Смысла не стало, не хочется жить. Мы неразлучники были с тобой, Вместе боролись за жизнь, и с борьбой Связь наша крепла, вливалась в века, Ты умерла и осталась тоска. С этой тоской я домой прихожу. В наше окошко с тревогой гляжу, Пусто в окне и не видно огня — Больше не ждешь ты, как прежде, меня. 19 июля 1956 года
* * * Здесь над нами вместо крыши Только неба лёгкий свод, И чем дальше, тем всё выше Голубой его полёт. Путь туда хоть и не долог, Бесконечна вышина, Ночью светит звёздный полог, Светит бледная луна. В это вечное пространство Вольно душам отходить, Видеть звёздное убранство, Обрывая жизни нить. Где-то ты теперь витаешь, Не забыла ли меня, В ярком свете солнца таешь Иль бежишь его огня? И глядишь ли, хоть случайно, К нам на землю, как в окно, Или всё темно и тайно, Всё далёко и бескрайно, Встрече быть не суждено? 3 сентября 1956 года
* * * Хочу сказать, что всё люблю я, Что всё я твой. Сюда, сюда! ПушкинЯ думал, родная, как лёгкая тень Придёшь ты проведать меня. Я помнил всё время, томился весь день, А вечером ждал без огня. Я думал об этой последней весне, О жизни твоей и опять Я думал, родная, хотя бы во сне, Как в жизни, тебя увидать. Твой подвиг не кончен, твой путь не свершён, Ты здесь ещё многим нужна. Гляжу я, но темень с обеих сторон, Зову, но в ответ – тишина. 7 сентября 1956 года
СОЧЕЛЬНИК Две ёлки я купил тебе, Так нужно – в каждый дом, Хотелось, видно, так судьбе — Мы врозь в Москве живём. Твой минул праздник именин, Но я всегда с тобой, К тебе на кладбище один Пришёл я, как домой. Под снегом не видать могил, Твоя, как пух, чиста. Я ёлку в снег установил У самого креста. Синели сумерки вокруг, Был серый зимний день, Быть может, ты пришла, мой друг, Явилась мне, как тень. Но я не видел ничего И плакал я, любя. А завтра – дома – Рождество, И ёлка – без тебя. 6 января 1957 года
ПАСХА Вот и дождались праздника — Христос Воскресе, Стазенька, Воистину, мой друг! Но где же ты, далёкая, Святая светлоокая, Взойдёшь от здешних мук? Как грустно, что утратами, Разлуками, расплатами Тянулась жизнь у нас, Томясь воспоминаньями, Да тщетными мечтаньями, И вот он – пробил час! И ты ушла в обители, Где ждут тебя родители, К своей семье большой, За сёстрами, за братьями, С раскрытыми объятьями, С измученной душой. Ах, нет крестов над милыми, Лишь ветер над могилами В глуши безвестных мест, И ты, как жизнь минувшая, Лежишь, навек уснувшая, Но светит мне твой крест. 21 апреля 1957 года
* * * В сумраке светишься белым крестом, Воспоминаньем ложишься на плечи, Тянешься вербой – пушистым кустом, Ветки ко мне поднимаешь, как свечи. И пробиваешься первой травой Вслед за растаявшим снежным покровом, И раскрываешься клейкой листвой, Синим подснежником, памятным словом. Я наклоняюсь навстречу тебе, Землю твою обнимаю руками, И вспоминаю о нашей судьбе, И говорю о себе, и стихами. И пробираюсь подземным ключом Слёз неутешных, сливаюсь с тобою Солнечным, греющим землю, лучом, Ветром и сенью небес голубою. 26 апреля 1957 года
ПЕРВОЕ ЯНВАРЯ К новому году снежком наконец Землю украсил мороз. Пухом одетый, как в белый венец, Холмик твой будто возрос. Полдень короткий, молочно-седой, Но и от снега светло. Небо, разъяв золотой бороздой, Солнце за тучи зашло. Вдруг засиял, излучаясь, закат Тысячью поднятых рук. Кладбище, точно таинственный сад, Преобразилось вокруг. Вспыхнув, погасло. Вблизи – никого. Может, вот так и в раю. Я постоял у креста твоего, Надпись читая твою. Было на сердце легко у меня И почему-то тепло. Не было больше лучей и огня, Сумрак раскинул крыло. Ветер по веткам бежал, на ходу Снежный наряд теребя. Милая, здесь я тебя не найду, Там нагляжусь на тебя! 1 января 1958 года
* * * Мы все уйдем, кто раньше, кто поздней, Но избранные будут жить в твореньях, Незримые, но вечно молодые, Как Лермонтов, как Пушкин, как Толстой. Душа бессмертна в музыке, в стихах, И в живописи, и в прекрасных зданьях, В скульптуре и в поступках благородных, И в тех делах, что мы зовем Добром. О, милая, как мне забыть тебя! О, милая, как мне тебя не помнить! Твоя душа живет, как белый голубь, В твоих стихах и доброте твоей. 5 марта 1958 года
РЯБИНА Сентябрьский вспоминаю ясный день, На синем небе облако, как льдина, Большой овраг, и сырость в нем и тень, А на ветвях созревшая рябина. Поля пусты и колки, а вдали Лесов желтевших умирала сила, И мы с тобой в прохладу их вошли И вдруг рябина нас остановила. Я влез на ствол, а ты внизу была, Бросал тебе я гроздья прямо в руки, Сияло солнце, тишина плыла, Не знали мы ни горести, ни скуки. Лучами сверху вся озарена, Смеялась ты, и я в ответ смеялся, Спускалась к нам небес голубизна И таяла, прозрачно-холодна. Тот день осенний в памяти остался. 29 августа 1958 года
КРОВЬЮ СЕРДЦА Две тени милые – два данные судьбой Мне ангела во дни былые! ПушкинМать и жена мне были две стихии, Два света вечно близких мне. Горю в огне, зову их в дни глухие, Их тени вижу в звездной тишине. Я счастье их тепла забыть не в силах, До дна не выпью вечной их любви, Трава на ранних их могилах Блестит от слёз, обагрена в крови. В простор земли пути мне были милы, Природой исцелен, судьбой гоним, Я памяти отдам все силы, Пылающее сердце – только им. Я славлю их за то, что обе были Сияньем на моем пути, К ним рвется дух и слёзы не остыли, Но как мне одному свой путь дойти! 6 декабря 1959 года
ПРОРОК Он встал один за всю страну, Чтоб вновь огонь похитить с неба, Он бросил громы в тишину Страны без музыки и хлеба. Его распяли и сожгли, Но дух его не побороли И, опозорясь, отошли, А он был выше этой боли. 1960
ПЛЕМЯННИКУ-ГЕОГРАФУ* Со львом ты с детства был знаком И жил с ним рядом по соседству, И от Жюль Верна знал о том, Что негры склонны к людоедству. Во дни мальчишеских услад Ты с берегов родной «Канавы» Ходил в московский зоосад, Где крокодилы и удавы. Грустили там в неволе львы, Слоны, гиены, обезьяны, А вместо них ты из Москвы Проник в тропические страны. «Алжирия» – Алжир и ты, Тунис, Марокко и Сахара, А из-под каменной плиты Глазищ змеиных злая пара. Над Нигером, где сквозь листву Пальм и бананов жжёт светило, Ты любовался наяву Зубастой пастью крокодила. Под пальмой завтрак. Шум и смех. Еда – кокосовый орех (Тут не закажешь расстегаи!), А музыка – кричат за всех И какаду, и попугаи. Вот Гана. Сноп лучей, как дождь. И не в цилиндре, не во фраке, В столицу мчится дикий вождь, Весь в перьях, в чёрном кадильяке. В татуировке без штанов, Он людоедством не наскучил, При встрече он без лишних слов Посла германского «прищучил». Гвинея. В зданьях Кона-Кри, Где негры вежливы и добры, К тебе ползут, не две, не три, А всей семьёй с визитом кобры. Деревня. Хижины. Салют. В руках и копья и бананы. В честь русских негры дружно бьют В тарелки, бубны, барабаны. Да здравствует и пусть живёт Среди путей и бездорожий Чудесной Африки народ Свободный, бодрый, чернокожий. Пусть трудится, но для себя, Поёт, смеётся, пляшет танец. Остаток гривы теребя, Так пишет дядя-Лев, любя, Тебе, племянник-африканец. 14 апреля 1961 года
СТАЗЕ* Ты только во сне навещаешь меня, Мне ночью – прозренье, а днём – западня. Сижу и молчу на пустом берегу, Кручусь, как слепой, в безысходном кругу. Я неба и моря не вижу теперь, В зелёное царство захлопнулась дверь. Дорога иль бездна лежит предо мной! Не вижу, не вижу дороги земной. А там, на распутье надежд и обид Угасшей звездой моё счастье лежит. Трава на могиле тихонько растёт, Меж листьями вяза синица поёт. Не стоит искать, ни к кому не примкнуть. К тебе лишь мой звёздный единственный путь. 20 августа 1961 года, Одесса
* * * Мозг проясняется в ночи, Когда бессонница бывает, Тогда находишь все ключи, И память двери отворяет. 2 мая 1965 года
У САМОГО БЕЛОГО МОРЯ Мне мечталось жить на свете — Всем дарить свою улыбку, Мне поймать хотелось в сети Золотую чудо-рыбку. Я мечтал о Белом море В пору северного лета. О прохладе, о просторе, О прогулках до рассвета. Соловецкая природа! Там по вёснам – будто шутка — От заката до восхода Нет ночного промежутка. В небе беглый блеск свечений, Я лечу мечтой тугою В царство северных оленей За архангельской тайгою. Не стрелой лечу, а чайкой И кружусь над Белым морем, Не бренчу я балалайкой — Плачу безутешным горем. Край таёжный, я тоскую, Ты во власти злого змея, Красоту твою живую Жгут и рубят не жалея. Гибнут, падают без меры Все звериные породы, Их изводят браконьеры — Истребители природы. Истина на дне колодца, Жизнь идёт, как лодка, зыбко. Никогда не попадётся В сети золотая рыбка. Только море плещет глухо, Белой пеной память смыта, И сидит судьба-старуха У разбитого корыта. 11 сентября 1965 года
* * * Когда же ты взойдёшь, заря, Что Пушкин ждал ещё в те годы, Когда ж согреешь нас, горя Сквозь сумрак, золотом Свободы? 6 декабря 1967 года
[МОЯ РОДОСЛОВНАЯ]* Древние пращуры, предки мои, Викинги, конунги, – то ли варяги, То ли германцы. Но тысяча лет Нас разделяет, как бездна морская. Вижу таинственный северный край, Скудное солнце зимой и метели, Скалы седые и сосны на них, Вставшие медно-зелёной стеной И устремлённые в бурное небо. Слышу, как стонет и воет Борей, Волны бросает на гулкие камни, Рвёт паруса – и летят корабли К странам неведомым. Месяц февраль Именем звался моим у варягов И у германцев. Летят корабли Северным морем и, кутаясь в шкуры, Смелые люди стоят у руля. Ветер несётся за ними вослед, Бьёт паруса и вздымает пучину, Чайки мелькают над пенной волной И альбатросов могучие крылья. А с материнской, с другой стороны, С Францией я породнился далёкой, С тёплой, цветущей, весёлой страной. Там дровосеками предки мои Были когда-то. И в те времена В здешних дремучих и древних лесах, Ныне исчезнувших, лаяли псы, Пели рога королевской охоты. Бабушка, бросив родные края, Сад Марвелиза у стен Безансона И виноградники, в северный край, В нашу Москву переехала рано. Было ей двадцать. Судила судьба Здесь ей остаться. И замуж она Вышла за русского, перемешав Южную галльскую с русскою кровью. 27 декабря 1967 года
ПОСЛЕДНЕЕ СТИХОТВОРЕНИЕ Как же я прочно стоял на земле, Бегал и прыгал, влезал на деревья. Ездил верхом без седла на коне По деревенским цветущим просторам. Шёл по дороге в больших сапогах, Всех обгоняя большими шагами. В дальние дали любил я глядеть С крепкой вершины высокого дуба. Были глаза у меня до войны — Зорче орлиных зелёные очи. Были глаза у меня – а теперь На солнце гляжу я И солнца не вижу. Сентябрь 1989 года
Примечания
с. 17 Г.В. Иванов (1894–1958), поэт, с 1923 года в эмиграции.
Стихотворение было опубликовано в 1922 году в машинописном журнале «Гермес» (№ 1) с посвящением старшему брату Л.В. и тоже поэту – Б. В. Горнунгу (1899–1976).
с. 19 Это и следующие три стихотворения входят в цикл «Памяти Н. С. Гумилева», опубликованный в журнале «Гермес» (1922, № 2) и в машинописном сборнике стихов Л.В. «Валгала» (1923).
с. 24 Г.Г. Шпет (1879–1937), философ, литературовед.
Страницы: 1, 2, 3, 4
|
|