Читатель мыслей

Куда? Зачем? Кто эти люди? – вопросов было много. Ответов не было вообще. Но выходить было надо. Это точно. Сидеть в туалете, дожидаясь овчарки, было глупо. Я вспомнил опыт предыдущего побега из подвала. Достал из кармана пачку Мальборо (редкий случай радости собственному курению) и, размяв несколько сигарет, скрошил табак в карман. Тихо приоткрыл дверь. Вышел. Те, у дома суетились, кажется, операция была задумана нешуточная. Я вдруг сообразил, что здесь и собаки не нужно. Следы от дома ведут прямо сюда. Стараясь не поддаться панике, я огляделся. Туалет был расположен прямо на границе, у чужого участка, который был огорожен добротного вида забором. Но сколочен он был грубо, видимо, здесь не опасались всерьез какого-то проникновения. Скорее так, обозначить территорию. Я машинально отметил, что на заборе есть промежуточная планка, проходящая совсем не высоко, вдоль забора. Бросил щепотку табака и прыгнул на забор, руками уцепившись за верх, а ногами попав па планку. Бросил назад ещё щепотку и, медленно продвигаясь по забору, пошел. Получалось быстро. Периодически сыпал табак назад. В районе дома раздавались крики; вдруг – неожиданно для меня – я даже чуть не свалился с забора, – раздалось два гулких выстрела. Я, несколько осмелев от шума, подтянулся вверх и, стараясь не свалиться с забора, перелез на другую сторону и пошел дальше, по периметру. Сзади, еще далеко, но, уже определенно приближаясь, послышался шум. «Поняли, что дом пустой, пошли по следу, – паника усиливалась. – Я так недалеко уйду». Здесь я увидел прямо у забора какое-то сооружение из бетона с чернеющей горловиной. «Колодец, – сообразил я, еще не понимая, как это может повлиять на ситуацию. Услышал звук хлопающей двери и снова крики, – видимо, дошли до туалета. „Бандиты убьют сразу, как-то отстраненно прозвучало в голове. – Милиция… то же самое наверно, хоть и не сразу. Хотя? – «Оказал сопротивление на месте?“ – Мысли остановились, но это было впрочем и к лучшему. Действуя инстинктивно, я прыгнул на бетонное сооружение и заглянул вниз.
      Это был колодец. У края была закреплена веревка, спускающаяся вниз. «Хозяева с лета забыли, так ведро и осталось. – Я потянул за веревку. Она не поддавалась. – Замерз. – Мысль совпала с новым шумом, который, частично приближался ко мне. – Участок осматривают. Сейчас доберутся».
      Я, не понимая, как следует, что делаю, схватился за веревку, и, упираясь ногами в стенку колодца, полез вниз. Было жутко. Темень сгустилась сразу, как только я опустился на пару метров.

* * *

      Не знаю… Мне никогда никто не описывал, что чувствует человек, попавший в колодец. То есть, мне и вообразить-то об этом было толком нечего. Но теперь я знал: скользкая веревка и, в мгновение сужающееся пространство над головой. Хорошо, что я был в перчатках. Горнолыжных. То есть, рассчитаны они были на палки лыж, которые тоже скользят. Это, наверное, меня и спасло от падения вниз. Я скользил – периодически наматывая веревку то на одну, то на другую руку и мысленно уже попрощавшись с жизнью… а что оставалось? Наверху-то у меня шансов по любому не было, – и, наконец достиг опоры: подо мной был лед. Я аккуратно ощупал поверхность, потом. Более уверенно ступил. Кажется, не проваливалось.
      Замер. Было бы страшно – не будь я уже в таком состоянии, что лёд подо мной казался спасением. На всякий случай придерживал веревку. Можно было ожидать всего, что угодно. Темнота была полной.

* * *

      Я находился в колодце уже с час. Продрог, но не очень. Спасала теплая куртка и термокросовки.
      Ужас был в том, что я в любую минуту мог провалиться под лед. Стоять в колодце, в темноте, не видя ничего, было серьезным испытанием для нервов. Единственное, что не давало мне расслабиться и окончательно впасть в панику, это мысль о том, что ждало меня вверху. Произойди всё, только что со мной происшедшее, до того, как я пару дней просидел прикованный к батарее в подвале, я бы, пожалуй, уже подумал вылезти и сдаться. Теперь же я только сильнее сжимал веревку, стараясь перенести на нее часть тела и тем самым уменьшить давление на лед. Не знаю, сколько прошло времени точно. Я, было, решил лесть вверх.
      Вернее, я подумал о том, что… пора подумать о том, как лезть. Эта часть плана оказалась полностью опущенной. И, действительно, веревка была тонкой и скользкой. Опыта у меня в таких делах не было совершенно…
      В этот момент вверху раздались голоса. Сперва далекие, затем, над самым колодцем. Видимо, присутствовал эффект акустической линзы: голоса звучали негромко и отдаленно, но, в то же время, словно из громкоговорителя расположенного прямо у моего уха. Слышно было всё, словно в театре.
      – Шеф дал команду все обыскать, да куда уж дальше, что теперь весь поселок обходить? Давай тут постоим, покурим и назад. Без толку это…
      – Слушай Бугай, – голос показался мне смутно знакомым. – А этот чув-то, вообще, из спецов что ли? Потому как и театр он нам тогда по полной прогнал: ну, чисто лох. Терпила безответный. А потом – с наручников ушел; Серёгу замочил… – дорогого стоило, многие пытались. Теперь Слепой…
      – Ты, Косой, пургу-то не гони. «Многие пытались», – ты что, там, свечку держал? За базаром-то следи. Ты, может, еще расскажешь: «Кто, где, когда?» – Игра такая есть телевизионная. Не слышал?
      Голоса вверху замолчали. Люди показались мне смутно знакомыми, однако, ввиду моего пребывания в полном ступоре от страха, мысли в голове затормозились и дальше не пошли.
      – Не… я, Бугай, тебя понял. Ты не думай. – Наконец, вспомнилось, где я слышал эти голоса и я впал в еще большую прострацию, следя только, что бы не потянуть веревку слишком сильно или не отпустить совсем. Тем временем они продолжали: – Это так, догадки. Ну, такой авторитет, понятно, многим жить не давал. Закроем на этом. – Косой помолчал. – Но, про «терпилу» тебе как нравиться? Собаки от дома до туалета довели. Следов теперь не разобрать. Поскольку друзья наши на мигалках туда такой кодлой ломанулись, теперь сам черт не разберет, что там до них было. То есть, могут следы и обратно идти. То есть, по понятиям, в доме он сейчас. Или раньше ушел. Куда? Как с киллером тем выходит: вроде взорвали его, в его же машине. Как бездомный рассказал – все на то выходит, как он и видел. И что? Опять его нет?
      Здесь что-то красное, рассыпая искры, понеслось ко мне сверху. «Граната! Зажигательная! Заметили! – Собственно, эти три мысли успели промелькнуть в моей голове, прежде чем что-то горячее обрушилась мне на голову, ослепляя, обжигая волосы и делая нестерпимо больно. Я в ужасе отпустил решетку, лед подломился и я начал проваливаться в ледяную воду…
      Я только цеплялся еще за веревку понимая, что всё, мне конец, и, испытывая даже некоторое облегчение от того, что мои мучения наконец окончились…

* * *

      По моему лицу просеменило что-то липкое и влажное. Я очнулся, и непонимающе огляделся вокруг. Сознание постепенно возвращалось. Уже более осмысленно я осмотрел стены бомбоубежища, знакомую мне бронированную дверь. «Крысы» – подумалось и тут же ушло. Реальность была много приятней воспоминаний. Сон окончательно прошел. Я сел.
      К счастью, я не утонул в колодце. Автоматически схватившись за веревку и, кое-как балансируя на одной, оставшейся на поверхности ноге, я умудрился устоять. То, что я принял с перепугу за «зажигательную гранату» оказалось всего на всего окурками, которые незадачливые братки, видимо, автоматически, что бы не оставлять следов, выкинули в колодец.
      Обжегся я не сильно, хотя часть искр (слава Богу, не сигарета целиком!) угодили мне за шиворот и произвели тот самый фурор, из-за которого я чуть не провалился под лед. Всё, однако, обошлось, и, простояв в колодце еще с полчаса, я начал пробовать выбраться. Оказалось, что в узком пространстве, где ты можешь упираться одновременно ногами и плечами, выбраться, держась за верёвку можно. Нервы подпортило то, что порваться она могла в любой момент и тогда, мероприятие закончилось бы трагически. Я об этом, естественно, пока выбирался, только и думал. Причем, понимая, что «думать нельзя». Постоянно себе это внушал и от того ни на минуту забыть о веревке не мог. Поэтому вспотел я не столько от физических упражнений, сколько от пережитого стресса…
      Выбравшись, я первым делом обозрел окрестности, а затем, здраво решив, что в доме засада, посеменил в сторону железнодорожной станции. Там, сев на первый попавшийся поезд, и, только за тем выяснив, что он идет в нужном направлении, добрался до Петербурга. Не доезжая станции до Центрального вокзала – опять результат мучительных попыток соблюдать конспирацию – я ожидал там непременно засады, – добрался до метро Ломоносовская.
      Сказать, что при виде меня Леха и Дрон, к счастью там оказавшиеся, не испытали никакого счастья, значило, ни сказать ничего.
      Я не очень понял, почему они не уехали из города. Но факт оставался фактом: стояли, как ни в чём не бывало, и сшибали по мелочёвке. Увидев меня, помрачнели на глазах. Казалось, они сами не понимали, чего же они хотят от жизни больше: что бы меня скорей посадили в тюрьму, и, они бы меня больше никогда не видели (но тогда я могу их выдать!) или же, что бы я оставался на свободе (но тогда меня могут арестовать…).
      – Привет, мужики! – старательно растягивая рот в счастливой улыбке но, опасливо озираясь по сторонам, приветствовал их я. Руки не протянул. Для конспирации.
      – Привет. Коль не шутишь. – Промычал Дрон не очень дружелюбно. В это время мимо прошел какой-то подозрительный мужик в черном плаще, черной шляпе и с черным кожаным чемоданчиком. Парни проводили его долгим взглядом. Я, взглядом же показал, что «тоже заметил», однако, мысленно заключил, что никакой идиот не придумает переодеться шпионом, если он действительно шпион. Для этого нужно было изощренное конспиративное мышление в стиле Джеймса Бонда. Какового причин, в данный момент, наблюдать здесь не наблюдалось. Мои обстоятельства, хоть, и были не прояснёнными, но на «угрозу миру» не тянули.
      В общем, на мою просьбу переночевать, мне выдали ключ, объяснив, что сами пока поживут в другом месте. Я их понимал. Ночевать с человеком, объявленным во всесоюзный розыск, было с любой точки зрения неправильным.
      На прощание они посоветовали мне обращаться с бронированной дверью аккуратно, и, когда запираюсь изнутри, не доводить рычаг до конца. «А то, может заклинить. Навсегда».
      «А дверь звуконепроницаемая», – добавил Дрон безразлично, всем своим видом показывая, что понимает, какую услугу мне оказывает, делая это пояснение. Заклинить меня «навсегда» в подвале было бы хорошим решением для всех, кроме меня. На том и распрощались.
      Теперь мне был нужен телефон. Я хотел позвонить Андрею и узнать, нет ли каких новостей. Какого рода «новостей», я и сам толком не понимал, но больше поговорить мне было и не с кем…
      С криминалом я не был связан никогда и опыта в данном деле не имел совершенно. Однако, понимая, что мой фоторобот имеется в каждом отделении милиции, другого пути, кроме как совершить совершенно конкретное уголовное преступление, в голову мне не пришло…
      «Глушняк». Кажется, так назывались нераскрытые дела, к которым на девяносто девять процентов относились и случаи хищения мобильных телефонов. А вот если я начну слоняться по станции с просьбой позвонить, или пытаться выпросить жетон – тут уж я точно стану одним из самых подозрительных типов и несомненным объектом наблюдения милиции.
      «Но как же это сделать!? – идей не было, но, поступавший с каждой минутой в кровь адреналин делал свое дело. В какой-то момент мне стало уже все равно, как осуществить затею.
      Единственно, что я определил для себя с уверенностью, было то, что я «не должен причинить насилия». И, как только представиться возможность, выяснить по номеру телефона имя пострадавшего и вернуть ему мобильник. Идиотский идеализм посетивший меня, как ни странно, не снизил моего криминального настроя, а, даже, в каком-то смысле, подстегнул к боевым действиям. Моральный барьер был преодолен.
      Дальнейшее оказалось делом техники. Я быстро вышел из зала метро и, не долго думая, зашел в Мак-Дональд. Занял очередь и стал озираться по сторонам.
      Вскоре я заметил сидящую за столом девушку. На столе, рядом с недопитой чашкой кофе, лежал сверкающий всеми цветами радуги мобильный телефон. «Сменяю в ближайшем комке на более дешевый, с новой сим – картой», – мелькнуло в голове. Я быстро направился в ее сторону. Проходя мимо я, повинуясь какой-то внезапной интуиции, громко хлопнул в ладони прямо за ее спиной. Звук получился оглушительный. Она вздрогнула и обернулась. Я же, уже находясь впереди неё, спокойно взял телефон со стола, и, не приостанавливаясь, уже через шаг оказался за дверями. Здесь я, ни секунды не раздумывая, рванул вперед. Теперь все решала только быстрота.

* * *

      Расположение домов вокруг метро я изучил неплохо и бежал почти автоматически. Стараясь выжимать максимальную скорость, я, все же, что бы не привлекать внимание прохожих, изображал спортсмена, совершающего вечерний моцион. Оказавшись достаточно далеко от места преступления, я остановился и огляделся. До бомбоубежища оставалось всего ничего, но из соображений безопасности, я решил чуть побродить: засвети я место посторонним, шансов переночевать у меня больше не оставалось.
      Я присел на скамейку и задумался. Звонить Андрею? А если меня запеленгуют? Телефон у него наверняка прослушивается…
      Тут я заметил одинокую фигуру девушки, проходящей мимо меня. Она, казалось, кого-то искала. Я посмотрел на нее повнимательней.
      «Мама подарила, вчера… что я теперь скажу? Гады, какие гады!» – в последних её мыслях была какая-то неопределенная патетика, словно имелись в виду не конкретные «гады», к которым у нее были претензии, а весь мир был наполнен ими и состоял из них. И нет теперь среди людей больше ни одного хорошего человека, кроме, пожалуй, её мамы, да и от нее теперь девушка ожидала каких-то неприятностей…
      И вдруг я её узнал. Это она сидела за столом в Мак-Дональде за чашкой кофе! Еще недавно совершенно счастливая, положив перед собой свой новый мобильный телефон она осматривала его то так то этак а получалось все равно: «красивый, какой красивый!». И вот теперь эта красота пропала; оставила ее одну на холодной, продуваемой ветром улице; унеслась в неизвестном направлении с каким-то полоумным мужиком, которого она и разглядеть-то толком не сумела…
      «Ё-мое! – подумал я, уже примерно представляя развитие событий и расстраиваясь от этого понимания еще больше. Я молча смотрел на приближающуюся девушку. „Может слинять? – шевельнулась ленивая мысль. Двор был пустым и тихим. – Не боится же она здесь одна ходить?…“
      И, словно в подтверждение моих мыслей, от стены отделились две тени и скользнули по направлению к девушке.
      «Ну вот, теперь из-за меня девку вконец обчистят, хорошо, если по голове не дадут…» – мрачно подумал я, после чего встал со скамейки и решительно направился в её сторону. Тени приостановились. Я подошел почти в плотную. Тени замерли неподалеку и продолжали наблюдать. Девушка же смотрела на меня, словно видя впервые.
      Тут только я сообразил, что она и не могла меня узнать; она ведь меня толком и не видела… То есть, внешность ей моя совершенно не знакома, а искала она по дворам непонятно кого. Скорее так, ходила от горя и в истерике, вспоминая всю свою жизнь сперва от начала в конец, а затем наоборот. Просто, что бы домой не идти. Мамашу она, кажется, любила, но боялась еще сильней. «Синичкина Мария Владимировна, тысяча девятьсот… года рождения, профессия машинистка, мать…» – привычно забубнило в моей голове.
      – Здорово Машка! – громко и радушно заорал я на всю улицу. – Ты чего здесь одна как во поле береза, мы же на улице договорились? Вставай, все уже собрались, только тебя ждём! – Я неопределенно махнул рукой в сторону просвета между домами. Тени, поколебавшись, сдвинулись назад.
      – Вы… вы кто? Откуда… – «имя мое знаете, и, вообще, я с незнакомыми на улице не знакомлюсь…» – закончил я мысленно за нее и, не давая продолжить сомнительный диалог, неожиданно заявил: – А я мобильник твой нашел! – И быстро сунул ей прямо под нос её трубку. В руку, однако, не давая и даже чуть отодвигаясь от неё в сторону улицы.
      Сработало. Она забыла сразу и о том «откуда» и том что «не знакомится».
      – Ой, дяденька, подождите, подождите… действительно мой, чехольчик с брюликами! Вы что, правда нашли, а откуда узнали что мой? – я теперь уверенно двигался в сторону светящейся улицы, уводя её от подозрительной перспективы быть обворованной по второму разу; она семенила сзади с таким видом, что, пожалуй, пожелай я теперь скрыться от неё, дело было бы непростым. Наконец вышли на свет.
      Я протянул ей трубку.
      – Ты Машуня в следующий раз думай, когда место для страданий выбирать будешь. А то, сейчас много не говорят: по голове монтировкой и, поминай как звали. В лучшем случае с сумкой попрощаешься. А то со здоровьем.
      – Спасибо! – она просто сияла от счастья; – и за телефон и, что эти… ну, я и сама уже поняла, только бежать собралась, а тут вы… – о том, что далеко ей убежать бы не дали, я говорить не стал. Она была напугана достаточно. Однако, нужно было что-то решать. Получалось: я опять остался без телефона… Здесь мне в голову пришла спасительная мысль.
      – Слушай Маша, а ты мне тоже помочь можешь? – Девушка слегка напряглась.
      – Ну… ну конечно, если смогу – я машинисткой работаю, – внезапно затараторила она. – Могу отпечатать вам бесплатно. Сейчас набивать, ох как дорого стоит! А я вам бесплатно могу. – И посмотрела на меня вопросительно.
      – Да нет, этого не надо, хотя спасибо конечно. Мне бы позвонить. А денег нет. Ты мне позвонить дашь? – Маша улыбнулась.
      – Конечно, звоните. Если бы не вы, я бы вообще на такие бабки попала! Хоть все время расходуйте, у меня там его – море! Только денег на счет кинула. – Она протянула телефон. – Хоть десять минут говорите. Не вопрос!
      Я сделал для себя вывод что, если для нее «море времени» на телефоне это десять минут, то говорить надо предельно кратко. Решил позвонить Андрею. Договориться о встрече и попытаться раздобыть через него деньги и телефон. На память набрал номер. После нескольких гудков взяли.
      – Здорово! – заорал я жизнерадостно. – Как дела? Что происходит?
      – Привет, – ответил Андрей с какими-то чужими, словно «уставшими» интонациями.
      – Встретиться можем? – я решил не вдаваться по телефону в подробности.
      – Не могу Димыч. Ты уж извини, сам давай.
      – Да ты чего, Андрюха? Случилось что? – я был сбит с толку отстраненной безразличностью его ответа.
      – Случилось… – он помолчал. – Встречались мы здесь. Всё наше общество. Решили вроде тебе помогать.
      – Да это же круто! – я всерьёз обрадовался. Это давало хоть и эфемерную, но надежду.
      – Ну вот, для начала и духа вызвали… этого, которого грохнули-то у вас там, Серегу… – он снова замолчал.
      – Супер! – я сразу оценил идею и то, что могло явиться результатом такого опыта. – Ну, я надеюсь, кто убил, спросили? Что сказал? Назвал кого-нибудь?
      – Спросили. – Как-то устало ответил Андрей. – Назвал.
      – Да что же ты тянешь!! Кто убийца!?
      – Убийца, Дима, ты.
      – Не понял?
      – Дух Сергея назвал тебя своим убийцей. А духи не шутят. Нет у них чувства юмора… – Я молчал, не понимая даже приблизительно, как реагировать. Андрей продолжал. – Так что ты, Дима, мне не звони. Не знаю, зачем тебе это надо было. Только решай свои вопросы сам. До свидания.
      Он повесил трубку. Я стоял в полной прострации. Дисплей телефона показывал шесть минут пятнадцать секунд. Было еще три минуты разговора. Только звонить мне теперь было уже абсолютно некому. Круг замкнулся. Я остался совершенно один.

VI. Учитель физкультуры

      Сергей Викторович Каноян жил жизнью размеренной и независимой. По крайней мере, так он себе сам представлял. В школу он устроился работать после института и задерживаться не собирался. Но, отработать распределение было нужно, и он согласился. К тому же, была возможность использовать спортзал.
      И зацвели с его приходом в школе Приморского района разные секции и кружки: самбо, волейбол и даже айкидо, причем какое-то редкостное его ответвление. Что, впрочем, Сергея Викторовича не волновало: платили за аренду наличкой и в срок.
      Часть выручки шла в администрацию и, отдельно – директору школы. Оставшегося, впрочем, хватало, и, Сергей Викторович уже было собирался купить автомобиль. Но тут счастье его подвело: он влюбился. Влюбился окончательно и бесповоротно. В собственную ученицу. А она в него. И случилось все это так стремительно и быстро, что Сергей Викторович и глазом моргнуть не успел, как обнаружил себя в одно тёплое майское утро с ней в одной постели. О чем узнали её подруги и родители в тот же день. А за ними и весь класс. Девушка – а звали ее Лика – на тот момент школу уже заканчивала. Но по несчастливому для Сергея Викторовича стечению обстоятельств до совершеннолетия чуть не дотянула…
      То ли из-за того, что до дня её рождения, в который ей исполнялось шестнадцать лет, оставалось два дня, то ли от того, что часть выручки от кружков шла всем по немного, согласились «сор из избы не выносить». Однако при условии: родители Лики взяли с Сергея клятву (а на всякий случай и собственноручно написанное признание, если надумает развестись), что, «так, мол, и так, имел в моей биографии факт совращения несовершеннолетней; обещаю, как только их дочке исполниться должные шестнадцать лет на ней женится. Что ему сделать и пришлось буквально через три дня.
      «Пришлось» потому что по прошествии времени первое ослепление прошло и открылось ранее не замеченное: Лика была патологической дурой. Дурой не в том, медицинском значении слова, когда человек как бы не развит умственно и о нем с сожалением говорят «дурачок» – в этом смысле она была нормальнее многих других. Но направление её мыслительной и практической деятельности было направлено только на себя саму. Это не был эгоизм, отнюдь. Лика честно считала, что женщина – это украшение мужчины. А потому, если муж и покупает «дорогой Лике» жакетик с горностаечкой от «Диора», то он как бы делает это исключительно для себя. Ведь была у Сергея Викторовича до этого жена, одетая в простенькое пальтишко, а теперь? Теперь с такой женой и в клуб ночной, и в казино не стыдно!
      То, что по ночным клубам Сергею Викторовичу не нравилось, а казино он боялся патологически, в расчет не шло. Лика объясняла это его излишней стеснительностью и тем, что: «он у меня такой милый, у него еще все впереди; а я пока и одна схожу, мне с друзьями не скучно…»
      Естественно о машине пришлось забыть, а аренду с кружков удвоить…
      Вот и вчера: Лика опять за своё. Как вернулся Сергей Викторович домой – а приходил он все позже – что бы на новое колечко копить, пришлось самому кружки взять – не успел шлёпанцы надеть, а Лика тут как тут:
      – Серочка (это она его так «нежно» называла), а не поехать ли нам в Тайланд? Или на Майорку лучше? Как ты думаешь? Динка моя говорит, там жарко щас, лучше на Новый год… А Леська…
      Брови Сергея Викторовича сделались домиком. О таких планах он слышал впервые. Денег не было не то что на «Тайланд», но и на санаторий в Зеленогорске. Потому что колечко, которое себе Лика «присмотрела» в бутике, столько стоило… что он об этом и думать боялся. Только складывал всё стодолларовые бумажки одна к другой и прятал под матрас. Что бы однажды вытащить и отдать, лишний раз не расстраиваясь.
      Так и легли вчера спать под Ликину трескотню: «Куда же лучше? Ну, Таити, это индивидуальный тур, туда дорого, знаю, знаю, ты у меня экономный, да и Жанка говорит: „Туда дорога – все кишки протрясешь, а пляж как на Майорке…“; в Турцию ты меня в этом году уже два раза посылал, надоело», – она капризно выпячивала губки, украшая собой в этот момент недавно купленный в кредит диван.
      Сергей Викторович стелил постель. «Что-то будет завтра, что она там опять захочет… – с какой-то горькой безысходностью думал Сергей Викторович. Жизнь уже давно представлялась ему в черных, безвыходных тонах. С одной стороны стоял нескончаемый и беспросветный труд за Ликины „колечки“ и „Таити“, а с другой – статья Уголовного Кодекса Российской Федерации. По которой получалось что-то для него уж и совсем настолько грустное, что и думать о таком не хотелось…

* * *

      Я занял наблюдательную позицию в недостроенном доме прямо напротив здания офиса, где располагалась фирма Сергея – ООО «Русский лес».
      Вчера, после разговора с Андреем я впал в какую-то странную фобию – мне казалось что все, даже пешеходы спешащие и идущие по своим делам, уверены, что я убийца. Казалось, что нет им сейчас до меня никакого дела, но останови любого; спроси – кто же убил? И тот непременно обернется на меня и укажет – «Этот!».
      Мне было так плохо, что я даже, было, подумал идти сдаваться. С чистосердечным признанием. Что да, так оно и есть – убийца я… Только я все никак не мог решить – к кому же идти? Милиция? Бандиты? Я метался не в силах решить; обе перспективы казались ужасающими. Это промедление меня, видимо, и спасло. Наваждение отступило. И я, все ещё совершенно убитый, но уже снова неуверенный в своём «киллерском авторстве», отправился в подвал спать.
      Проснувшись же на следующий день, я вспомнил совет Андрея, данный мне давно, да так и забытый: попробовать искать преступника в фирме Сергея. В конце концов, у меня были невероятные способности, и это давало шанс.
      Я примерно вычислил, где у них находится главный офис. С другой стороны, сидя в колодце, я открыл свою новую поразительную способность: читать мысли не видя объекта визуально. На это я и надеялся сейчас.
      Для удобства концентрации (и, вследствие моей близорукости) я взял с собой сильный Цейсовский бинокль, когда-то найденный Лехой на помойке и валявшийся теперь среди рухляди в теплоцентре. Правая часть его ничего не показывала, однако левая работала исправно.
      Удобно расположившись в одной из бетонных коробок я, осторожно высунувшись в окно, навел бинокль.
      Видеть, что происходит в комнате у меня, естественно, не получалось, но было достаточно направления. Главное было знать, что это ТЕ мысли. Из ТОГО окна.
      «… ты мне пургу не гони! Что за дохляка на деле взяли? – тут же послышалось в голове, словно из радиоприемника, временами теряющего настройку. Я вслушался глубже, переходя на информативное сканирование: „…Георгий Петрович Чеганов, кличка Седой, акционер ООО „Русский лес“ со дня основания; решает задачи силового захвата, безопасности и промышленной разведки. Сейчас – единственный оставшийся в живых компаньон. Среди воров в авторитете, хотя и не свой…“
      – Бомж, Георгий Петрович, чистой воды. Случайно на месте оказался. – Другой голос был по военному строг. Говорил, видимо, кто-то из охраны. Зашелестели страницы. «Оп-па – отметил я для себя автоматически. – Страницы-то откуда, я же мысли читаю? – и тут же сам себе ответил: – видно, кто-то этот шелест услышал и о нем подумал».
      – А я смотрю, по ходу, тут в отчете написано, что у вашего «бомжа» веревка альпинистская при себе была. По сорок долларов за метр. Это что, теперь бомжи такое пособие получают, что по горам на досуге лазают? – я даже, кажется, почувствовал, как атмосфера в комнате начинает накаляться. Это было, видимо, свойство говорившего – еще ничего не произошло, а уже, вроде, все виноваты.
      – Срезал сука… Хотел, нажиться, – говорит, – продать хотел. Да вы, Георгий Петрович, не сомневайтесь. Мы его пробили со дня рождения. Кто такой, откуда взялся и где жил до последнего времени – все знаем. Реальный бомж. Пробы негде ставить.
      – Я прочитал. – Перебил властный голос нового хозяина. – По останкам установили? Кто?
      – Там мало что осталось, к сожалению, взрыв был серьёзный, тело потом еще минут десять горело. Не мог же я своих ребят тушить отправить, с минуты на минуты менты были на вызове… А генетический анализ ничего не показал. Профессионал, видимо, был. Из незасвеченных.
      – Профессионал! – голос становился все неприятнее. – И этого профессионала так просто взяли и зачистили?! Как сявку с авоськой у ларька? После того, как он Борисыча завалил? Вы меня вообще что, за козла держите? – повисла неловкая пауза. – Вы хоть понимаете, что люди на меня вешать станут? Что и Серёгу и Борисыча – я завалил! Что б до их доли добраться, всё под себя забрать? И как мне теперь перед людьми оправдаться? Доверие вернуть? – Седой был взбешен. – Я хочу знать, кто и зачем их убрал. Какие мысли на этот счет?
      – Похоже, сосед тот. Что лохом прикидывался. Упустили мы его. Но кто ж предположить мог? Его сам Виталий Борисович, – в голосе послышалось почтение, – перед смертью допрашивал. Кто же знал, что такого полета птица попалась… Решили и вправду: не убивал он, само получилось. Наташка нашкодила, да не рассчитала…
      – Где он сейчас? – вопрос звучал безапелляционно.
      – Прилагаем все усилия, но вы же понимаете… такого класса профессионал. Мало – такого киллера нанял, так ещё и зачистить смог! Мы по своим каналам всё, что могли… через ментов в федеральный розыск объявили. По гостиницам наши люди, дом под наблюдением. Родственники, друзья, все круглосуточно. Только не появляется сука – ума не приложу, как он так ловко на дно залег… Может операция пластическая? Хирургов опросили – тоже ничего. И ведь вот в чем загвоздка, Георгий Петрович: мы его сразу пробили. И получилось картина какая-то совсем странная. До того, как все это началось, человечек-то совсем обыкновенный был. До того момента как Серегу грохнули, на него вообще ничего! Словно подменили его в какой-то момент. Мда… Ну, надеюсь, возьмем мы его скоро; что сам расскажет это навряд ли, но если медиков подключим – много узнаем. Ему теперь, куда не сунься – везде трындец. – Окончание для официального тона докладывающего было несколько неуместным но, видимо соответствовало моменту.

* * *

      Все уже было поднялись, как в комнату зашел новый персонаж. «Глеб Абрамович Бердяев, юрист ОО „Русский лес“,… Года рождения, услужлив, отменный юрист», – прозвучало в голове. Тот остановился перед Георгием Петровичем на некотором расстоянии, в руках у него была папка с бумагами. Я отметил, что научился так же видеть обстановку в комнате. Видимо, она составлялась из мыслей думающих людей.