Собираешься за границу? - спросил инспектор Хутиэли сержанта Берковича, когда тот сообщил начальнику о том, что уходит в отпуск.
      - Да... - рассеянно сказал Беркович, перебирая на своем столе бумаги и соображая, в какой из ящиков их лучше спрятать. - Вы правы, инспектор, именно за границу.
      - Франция, Англия, Испания? - перечислил Хутиэли и, подумав, добавил: - В Италию не советую. Говорят, там воруют.
      - Какая Франция, господин инспектор? - удивился Беркович. - Мы с Наташей едем за границу Тель-Авива и даже, я сказал бы шире: за границу Гуш Дана. И даже еще шире - за границу государства Израиль в пределах 1967 года.
      - А! - понял наконец инспектор. - Решили пожить в поселении? Друзья? Знакомые? Родственники?
      - Всего понемногу, - улыбнулся Беркович. - В Эли живет мой любимый двоюродный дядя, которого я не видел со дня приезда в Израиль. В Бейт-Эле поселился друг детства и, по его словам, это самое красивое место от Метулы до Эйлата. А в Офру нас зовет Наташина подруга, с которой она училась в ульпане.
      - Так куда же вы, в конце концов, решили отправиться? - поднял брови Хутиэли.
      - Будем путешествовать. День в Эли, день в Офре, два дня в Бейт-Эле. Еще есть знакомые в Кирьят-Арбе, так что туда мы тоже заедем на обратном пути.
      - Будь осторожен! - посоветовал инспектор. - Впрочем, ты и сам понимаешь. А Наташа не боится? Все-таки территории, арабы, возможны провокации.
      - Да, - кивнул Беркович. - Относительно провокаций вы правы. Наташа готова на любую провокацию, лишь бы показать Арафату, кто здесь хозяин. У нее идея: поехать в Иерихон в машине с израильским флагом...
      - Надеюсь, ты сможешь удержать ее от глупостей? - тревожно спросил Хутизли.
      - Удержать женщину от глупостей, - вздохнул Беркович, - можно только совершив еще большую глупость. Я пообещал, что, когда мы вернемся, то сразу пойдем в раввинат и назначим день свадьбы.
      - О! - воскликнул Хутиэли. - Поздравляю! Давно пора.
      - Потом поздравите, инспектор, - сказал Беркович. - Скажите лучше, нет ли какого-нибудь дела, чтобы проветрить мозги перед отпуском.
      - Есть, - хмыкнул Хутиэли. - В десять совещание у генерального инспектора. Пойдешь вместо меня, я позвоню.
      - Ну, спасибо, - пробормотал Беркович, - не такой работы я хотел бы в последний день.
      - Борис, ты не прав, - назидательно сказал Хутизли и повернулся к компьютеру...
      Рано утром в воскресенье Борис и Наташа ехали в потрепанной "субару" на северо-восток, к поселению Эли. Беркович не сказал инспектору главного: в Эли их ждал не только любимый дядя, но и группа молодых поклонников детективов, начитавшихся Стаута, Гарднера и Корецкого и желавших в тишине и на природе поболтать о героях-суперменах. Беркович подозревал, что за предложением поговорить о литературных персонажах кроется тривиальное желание поиграть в теннис, пожарить шашлыки, поволочиться за красивыми женщинами - в общем, оттянуться и отвлечься на несколько дней от назойливого ритма городской жизни. Можно и о Гарднере поговорить, почему нет?
      В поселение приехали незадолго до обеда, и любимый дядюшка, забывший уже, как выглядит дорогой племянник, показал Борису и Наташе их комнату.
      - А можно мы будем ночевать у вас в саду? - спросила Наташа, выглядывая в окно.
      - В доме, - внушительно сказал дядя, - кондиционер, а в саду комары. Вы выбираете...
      - Мы выбираем комаров, - решительно сказала Наташа. - Как бороться с комарами, я знаю, а управлять кондиционером еще не научилась.
      Борис пожал плечами и сказал:
      - Не думаю, что нам вообще удастся уснуть. Тут ведь сборище намечается...
      - Да, я слышал, - с неудовольствием сказал дядя. - Фанаты.
      Вечером приехали Марк и Алена Визборы из Холона, чуть позже, когда почти совсем стемнело, появились братья Аркадий и Мирон Ступникеры, мчавшиеся через половину страны из Нацерет-Илита, и наконец, когда уже взошла полная луна, прибыл Игорь Смелин со своей новой подругой Илоной. Вся компания оказалась в сборе, и любители детективов, а точнее - любители ночного трепа при луне, расположились на лужайке за крайним домом поселения и приготовились коротать ночь в приятной беседе.
      Начали, естественно, с последнего романа Марининой.
      - А вы слышали, - страшным шепотом сообщила Алена Визбор, - что почти все детективы в России пишут женщины? Просто они берут себе мужские псевдонимы, потому что женскую литературу мужики читать не хотят!
      - Совсем наоборот! - возмутился Аркадий Ступникер. - Это только Маринина женщина. А все остальные детектившики - мужчины, даже эта знаменитая Булгакова. А женские псевдонимы берут по требованию издателей, потому что такие книги легче продать.
      - Загадка! - воскликнул Игорь и посмотрел на Берковича. - Детектив! Кто пишет эти книги - мужчины или женщины? Что говорит по этому поводу дедуктивный метод израильской полиции?
      Поскольку взгляды были обращены на Берковича, он сказал лениво:
      - По-моему, все это пишет компьютер по собственной инициативе. Сюжеты - на одно лицо. А детективов в России нет вообще; все, что издается под маркой детектива, на самом деле всего лишь полицейские романы или триллеры. Совершенно другой жанр. Где загадка? Где расследование? Где игра ума?
      - Хочешь поиграть умом? - вмешалась Илона, новая подруга Игоря Смелина. Ее никто прежде не видел, и потому всем хотелось послушать, что она скажет.
      - Я-то? - удивился Беркович. - Нет, честно говоря. За год так наигрался...
      - Ну тогда остальные, - решительно сказала Илона. - Я прошлой зимой была у подруги на Аляске...
      - Где? - воскликнул Игорь. - Ты мне об этом не говорила!
      - Неужели на Аляске тоже живут евреи? - спросил Аркадий.
      - Нет, Света - русская, вышла несколько лет назад замуж за американца, думала, что будет жить в Нью-Йорке, а он оказался метеорологом и отправился следить за погодой в Фербанкс, а это такая дыра... Я бы и недели не прожила.
      - А сколько же ты там проторчала? - поинтересовался Игорь. - Сутки?
      - Две недели. Полярная ночь, можете себе представить, температура минус двадцать-тридцать... И это еще ничего, бывает хуже. Но я не о том. Когда я там была, случилась одна история. Очень романтическая и загадочная. Рассказать?
      - Не тяни резину, - потребовал Игорь.
      - На востоке Аляски живет какое-то индейское племя, - начала Илона. Вроде эскимосов или наших эвенков. И в Фербанксе есть человек, который с этими индейцами торгует. На машине к ним не пробиться, он ездит на собачьей упряжке, возит индейцам ширпотреб и какой-то эликсир от всех болезней, который сам и готовит.
      - Эликсир? - переспросил Игорь. - Что за эликсир?
      - Не беспокойся, - отрезала Илона. - Тебе это средство не поможет. Говорят, это просто подслащенная вода, но индейцы верят всему и хорошо платят. Но ты меня перебил!
      - Больше не буду, извини...
      - Так вот, на третий день, когда я уже выла от тоски по цивилизации, случилась страшная история. Индейцы пробрались в городок и похитили Джин Оксфорд, дочь хозяина бакалейной лавки.
      - Почему вы думаете, что это были индейцы? - вмешался Беркович.
      - Я-то ничего не думаю, - отпарировала Илона. - Но так сказал местный шериф. Должно быть, изучил следы. Девушку увезли куда-то на восток, к канадской границе, и преследовать их в полной темноте, ведь стояла полярная ночь, было невозможно. Я вообще думала, что бедная Джин замерзла, как только ее увезли - ехать в тридцатиградусный мороз в собачьей упряжке... Б-р-р... Шериф собрал всех молодых мужчин города, муж Светы, конечно, тоже вызвался, но Света решительно сказала, что если он оставит двух женщин без присмотра, то мы обе сбежим на юг... В общем, Билл остался. Впрочем, остальные тоже вскоре вернулись домой, потому что на сход явился этот торговец с индейцами по имени Сэм Дилани и заявил, что попробует справиться сам. Индейцы, мол, ему доверяют и все такое. А Джин они украли, конечно, ради выкупа. Так не лучше ли заплатить им и обойтись без крови? Ну, шериф, естественно, был против: никаких, мол, переговоров с преступниками, всех, мол, нужно поймать и посадить... Ну, знаете, Фербанкс это все-таки не Нью-Йорк, мужчины подумали и решили с индейцами не связываться. Устраивать войну из-за Джин? В общем, скинулись, отец девушки лично положил пятнадцать тысяч долларов, остальные дали еще пять. И этот Дилани отправился на своей телеге...
      - На телеге? - переспросил Беркович.
      - Ну, это я ее так назвала. Вообще-то это крытая маленькая повозка, человек туда влезает с трудом, поэтому весь товар привязан снаружи. Бутылочки с пресловутым эликсиром тоже были развешаны вдоль борта, будто новогодние игрушки... Отец Джин рвался поехать вместе с Дилани, но тот решительно отказался - индейцы, мол, не станут говорить, если они объявятся вдвоем. И уехал.
      - И что же? - с любопытством спросил Беркович. - Привез эту Джин обратно?
      - Конечно! Он вернулся через неделю вместе с Джин. Девушка ехела в повозке, а сам Дилани в каких-то санях, которые ему дали индейцы. Джин была вне себя от радости. А Дилани рассказал, что пришлось раздарить все бутылочки с эликсиром - иначе индейцы и разговаривать не желали. Деньги, конечно, они взяли...
      - А что шериф? - поинтересовался Беркович.
      - Шериф? Пожал торговцу руку и произнес речь о том, что, с одной стороны, Дилани, конечно, молодец, а с другой - платить похитителям это не метод, с ними нужно решительно бороться... ну, и все такое.
      - И все? - спросил Беркович.
      - А что еще? - не поняла Илона. - Ах да, отец Джин дал торговцу за помощь тысячу долларов.
      - И он взял?
      - А почему бы и нет? - удивилась Илона. - Он же рисковал...
      - Ничем он не рисковал, - буркнул Беркович. - А шериф тот просто дурак. Я понимаю, что в глубинке люди не всегда соответствуют... Но не до такой же степени!
      - А что такое? - растерялась Илона.
      - Так ясно же, что этот Дилани участвовал в афере! Договорился с индейцами, чтобы они похитили девушку, а потом поделился с ними выкупом.
      - Как ты можешь так говорить? - возмутилась Ило-, на. - Ты бы видел, как этого Дилани провожали! Как Джин его благодарила! А погода... Что он, дурак, по такой погоде...
      - Он-то не дурак, - хмыкнул Беркович. - Но, дорогая Илона, ты же сама сказала, что мороз был градусов тридцать. А бутылочки с эликсиром были развешаны снаружи повозки. При такой температуре даже подсахаренная вода превращается в лед. Бутылочки просто взорвались бы, если бы в них что-то было! Все они были пусты, вот что! И этот. Дилани вешал вам на уши лапшу, рассказывая, как дарил индейцам эликсир.
      - Но... Он же действительно привез Джин обратно, - растерянно сказала Илона.
      - Естественно, - кивнул Беркович. - Для того и увозил, чтобы привезти. Эх, ребята, вот так и создаются мифы... И детективные истории, кстати, тоже. Какая-то деталь, которую почти никто не замечает... И готов бестселлер.
      - Что-то ты ворчлив сегодня, - сказала Наташа, обнимая Бориса. - Пойдем, я устала.
      - Пойдем, - согласился Беркович. - Только умоляю. не рассказывай мне перед сном детективную историю.
      Дело десятое
      САМОУБИЙСТВО НА ПЛЯЖЕ
      Ночью пролился первый дождь. Первый - за последние полгода. И конечно, с грозой, расколовшей ночную тишину и заставившей половину Израиля проснуться и наблюдать, как небо прорезают стрелы молний.
      Утром было прохладно и сыро, и Беркович отправился на службу пешком, чтобы подышать свежим воздухом. Конечно, он не собирался идти через весь Тель-Авив, и на улице Жаботинского сел в автобус, но все-таки прогулка позволила ему так прочистить мозги, что, войдя в кабинет, сержант готов был к расследованию любого, самого запутанного преступления. Инспектора Хутиэли еще не было, и Беркович подумал, что шеф, видимо, тоже решил перед работой проветриться и поехал кружным путем, вдоль набережной.
      Когда инспектор вошел в кабинет, Беркович заканчивал разговор по телефону.
      - Поехали, сержант, - сказал Хутиэли. - Убийство.
      - Ну вот, - вздохнул Беркович. - А день так хорошо начинался...
      По дороге слушали по громкой связи доклад патрульной группы, вызванной на виллу Оханы Толедано, известного в деловом мире человека, хозяина нескольких фабрик по производству изделий из золота.
      - Вчера у Толедано собрались пятеро знакомых, не считая хозяина, докладывал сержант Михельсон, патрулировавший ранним утром район вилл вблизи побережья. - Все деловые люди. В числе приглашенных был и Арнольд Брукнер, хозяин строительной компании "Авиталь"...
      - Позвольте, - прервал сержанта инспектор, - это тот самый Брукнер, чья фирма на прошлой неделе признана банкротом?
      - Тот самый, - подтвердил Михелесон. - Долгов у него около трех миллионов. Похоже, что компания и собралась для того, чтобы обсудить, чем можно помочь Брукнеру...
      - Могу себе представить, - буркнул Хутиэли. - Каждый наверняка думал о том, как бы не связываться больше с Брукнером до конца жизни...
      - Возможно, - сдержанно произнес Михельсон, слышно было, что он переворачивает какие-то бумаги.
      - Собрались они часов в десять вечера и, по словам Толедано, говорили о делах. Брукнер был мрачен. Около полуночи началась гроза, и Брукнер неожиданно заявил, что намерен подышать воздухом. Ему сказали, что сейчас хлынет ливень, и он промокнет, но Брукнер все равно отправился на улицу, точнее - в сторону моря, до которого от виллы метров пятьдесят, не больше. Через несколько минут действительно полил ливень. Толедано думал, что Брукнер сейчас вернется...
      - Стоп, - прервал инспектор. - Мы подъезжаем, куда нам сворачивать от шоссе?
      - Влево и затем - прямо до конца улицы. Я вас вижу.
      Через минуту Хутиэли и Беркович вышли из машины перед воротами двухэтажного особняка - это и была вилла Толедано. Здесь уже стояла машина скорой помощи и два полицейских автомобиля. Сержант Михельсон поспешил им навстречу.
      - Где обнаружено тело? - спросил Хутиэли.
      - Пойдемте, - предложил Михельсон. - Вот дорожка, ведущая к морю. А там видите - каменные скамейки? Вторая слева...
      Беркович уже и сам видел - около второй скамейки стояли эксперт Фаин и три медика, приехавшие забрать труп. Брукнер, одетый в легкий летний костюм светлые брюки и рубаха навыпуск, - полулежал на скамье, руки бессильно свисали, а голова склонилась вправо. На левом виске ясно было видно пулевое отверстие с запекшейся кровью и следом ожога - выстрел был произведен практически в упор. Струйка крови застыла на щеке погибшего и на воротнике рубашки, и левом рукаве. Пистолет "беретта" лежал в небольшой лужице у ног погибшего.
      - Похоже на то, что пальцевых отпечатков вы здесь не найдете. - обратился Хутиэли к эксперту.
      - Нет, конечно, - покачал головой Фаин. - Всю ночь шел дождь, а пистолет, выпав из руки, упал в воду, тут еще и грязь...
      - Самоубийство? - сказал инспектор.
      - Да, - кивнул эксперт. - Он пришел сюда, когда началась гроза. Гремел гром, и выстрела никто не слышал. Брукнер держал пистолет в левой руке, вот смотрите - пальцы сжаты таким образом, что понятно: перед смертью Брукнер держал в руке какой-то предмет. Положение пистолета - смотрите сюда показывает, что выпал он из левой руки Брукнера.
      - Он что, был левша? - поинтересовался Хутиэли.
      - Да, представьте себе, - сказал эксперт. - Об этом я уже спрашивал у хозяина виллы... Если вы не против, инспектор, я разрешу унести тело.
      Хутиэли внимательно осмотрел труп, Беркович следил за взглядом шефа, а сам думал о том, что даже потеряв последнюю надежду, он никогда не пустит себе пулю в висок. Беркович не понимал самоубийц и всегда считал, что в психике этих людей есть наверняка какие-то отклонения от нормы, проявляющиеся в критических обстоятельствах. Сержант вглядывался в лицо Брукнера, желая разглядеть нечто, подтверждающее его гипотезу, но ничего не нашел - обычное лицо израильтянина средних лет, жесткий изгиб губ.
      - Он умер в промежутке от полуночи до часа ночи, - сказал эксперт, когда медики положили тело на носилки и понесли к машине. - То есть вскоре после того, как ушел от Толедано. Все совпадает: сказал, что идет проветриться, а сам направился к морю и застрелился.
      - Похоже на то, - согласился инспектор и, кивнув Берковичу, направился к дому.
      В холле первого этажа сидели в креслах четверо: Охана Толедано и его вчерашние гости, поднятые с постелей и привезенные на виллу для снятия показаний. После обмена любезностями и знакомства инспектор сказал:
      - Я одного не могу понять, господа. Брукнер сказал, что пойдет прогуляться, и не вернулся. А вы через час-другой разъехались по домам, даже не поинтересовавшись, куда делся один из гостей?
      - Ничего странного, - ответил за всех Толедано. - Эта причуда Альберта всем известна. Он почти каждый раз уходит, не прощаясь, а вчера Альберт находился в таком состоянии, что понятно было: он хочет побыть один.
      - Но когда вы уезжали, - обратился Хутиэли к гостям Толедано, - то должны были увидеть на стоянке машину Брукнера и понять, что никуда он не уехал...
      - Я поставил машину на соседней улице, - сказал Ниссим Бартана, директор небольшого завода по ремонту лифтов. - Я не мог видеть машину Альберта. К тому же шел дождь, я быстро добежал до машины и не смотрел по сторонам.
      - Верно, - кивнул Хаим Мендель, начальник отделения банка "Апоалим". - Моя машина стояла перед домом, но я не смотрел по сторонам, дождь лил как из ведра.
      - Я уезжал последним, - степенно добавил Сильван Динкин, строительный подрядчик из Модиина. - Не хотел ехать в дождь и дождался, когда лить стало меньше. О том, что Альберт не вернулся, я к тому времени и думать забыл.
      - Ливень кончился около четырех, - напомнил Хутиэли.
      - Да, - согласился Динкин. - Мы с Оханой сидели вот здесь и разговаривали. Толедано подтверждающе кивнул.
      - Вы говорите, что Брукнер был мрачен, - сказал инспектор. - Вы знали, чем это было вызвано. Вы пытались отвлечь его от мыслей о банкротстве? Вы видели в его поведении что-нибудь, что навело бы вас на мысль...
      - О том, что Альберт собирается покончить с собой? - спросил Толедано. Нет, честно говоря, лично мне такой поворот событий и в голову не приходил. Конечно, положение у Альберта было ужасным, новых кредитов банки ему не дали бы...
      - Точно, - подтвердил Мендель. - Я лично не дал бы, хотя и знаю... знал Альберта не первый год.
      - Прошу прощения, - подал голос сержант Беркович, который до этой минуты молча вглядывался в лица присутствовавших и размышлял над той единственной зацепкой, которая, как ему казалось, могла изменить ход расследования. - Прошу прощения, а в промежутке от полуночи до часа кто-нибудь выходил на улицу? Я имею в виду, - пояснил Беркович свою мысль, - он мог бы слышать выстрел или вообще увидеть что-то странное... фигуру Брукнера с пистолетом в руке, например.
      - Ну что вы, - всплеснул руками Толедано. - Если бы кто-нибудь из нас что-то увидел, мы бы давно об этом сказали, верно?
      Гости согласно кивнули.
      - А выходили все, - продолжал Толедано. - Ведь хлынул ливень, первый за многие месяцы, и мы один за другим выходили на веранду подышать. На веранду ведь ни капли не попадает.
      - Понятно, - протянул Беркович. - Значит, если бы и Брукнер дышал воздухом на веранде, вы его непременно увидели бы?
      - Безусловно, - твердо сказал Толедано. - Когда я выходил, на веранде никого не было.
      - А вы... - Беркович обвел взглядом гостей.
      - Никого, - подтвердил Мендель. - Я выходил последним, гроза уже стихала. Я и не думал, что застану на веранде Арнольда, ведь если бы он там был, мне бы об этом сказали Сильван или Ниссим...
      - Он наверняка сразу пошел к морю, - буркнул Бартана. - А гремело так, будто стреляли из орудий...
      - Я вышел почти сразу после Арнольда, - сказал Динкин. - Его уже не было на веранде. Он действительно сразу пошел к морю.
      - Вы могли его видеть? Ведь с веранды виден берег...
      - Нет, - покачал головой Динкин. - Там было темно. Конечно, сверкали молнии, но я, в общем, не вглядывался...
      - Понятно, - сказал Беркович. - Скажите, господин Динкин, вы были здесь в этих туфлях?
      - Что? - удивился Динкин. - Не понимаю, при чем здесь... Нет, не в этих.
      - А почему вы надели другие туфли, когда вас попросили вернуться на виллу?
      - Ну... Не знаю, честно говоря. Возможно, та пара была испачкана... Ну конечно, так и было, у меня не было времени чистить обувь.
      - А зачем ее чистить? - удивился Беркович. - По вашим словам, вы уехали, когда дождь уже закончился. Где вы могли выпачкать туфли?
      - Да не помню я, - раздраженно сказал Динкин. - Наверное, наступил куда-то...
      - Так я вам напомню - куда именно, - любезно сказал Беркович. - Вы должны были отнести тело Брукнера к морю и посадить на скамью. А там нет асфальта. Туфли вы действительно не успели почистить, и это очень хорошо - эксперт без труда установит идентичность грязи на туфлях с землей около той скамьи, где нашли Брукнера. И это будет абсолютно надежной уликой.
      - Что вы хотите сказать? - побледнел Динкин.
      - Я хочу сказать, - продолжал Беркович, - что вы вышли на веранду сразу после Брукнера, гремела гроза, и вы решили этим воспользоваться. Брукнер, видимо, стоял у перил и был мрачен. Вы сказали ему, что беспокоитесь, как бы он от отчаяния не наложил на себя руки и попросили пистолет - мол, так будет спокойнее. Брукнер передал вам оружие, и вы выстрелили в тот момент, когда грохнул гром.
      - Что вы несете, сержант? - воскликнул Динкин.
      - Тело вы положили за оградой, туда тоже не попадал дождь, и вы вернулись в салон совершенно сухим. А потом дождались, когда все уехали, а дождь закончился, попрощались с хозяином и в темноте потащили тело к морю. Посадили на скамью, а пистолет бросили в лужу. У вас ведь наверняка были какие-то дела с Брукнером, вы, можно сказать, коллеги.
      - Послушайте, инспектор, - возмущенно сказал Динкин, обращаясь к Хутиэли. - Почему я должен выслушивать эту чепуху?
      - Не должны, - согласился инспектор. - И сержант принесет вам свои извинения, если грязь на вашей обуви не совпадет с образцами почвы около скамейки на пляже.
      Динкин вскочил.
      - Послушайте! - начал он.
      - Сядьте, - жестко сказал инспектор. - Чего вы, собственно, волнуетесь?
      Час спустя, когда Хутиэли с Берковичем вернулись в Управление, инспектор спросил:
      - А почему тебе пришло в голову, что Брукнера застрелили?
      - Понимаете, инспектор, такая мелочь... На щеке у него была струйка крови. Если он просидел под проливным дождем всю ночь, вода смысла бы кровь, верно? Значит, тело пролежало где-то, где не очень капало, и лишь потом его перенесли...
      - Понятно, - кивнул Хутиэли.
      Дело одиннадцатое
      УБИЙСТВО В ОТЕЛЕ
      Дорогой Борис, - задумчиво сказал инспектор Хутиэли, - мне бы и в голову не пришло, что ты играешь в такие игры.
      - А нет? - удивился Беркович. Он сидел за своим столом и держал в руках газету "Маарив", раскрытую на странице, где были помещены фамилии победителей последней игры-лотереи. Вот уже три недели в газете каждый день публиковались вопросы, связанные с историей Израиля, и победителю, быстрее всех приславшему больше всего правильных ответов, обещана была путевка на двоих в одну из гостиниц Эйлата.
      - Я всегда интересовался историей, - признался сержант. - А тут представился случай. И Наташа помогала, конечно, она тоже много знает. Две ночи в гостинице, лазурное море, пляж...
      - Помрешь со скуки, - предупредил инспектор.
      - С Наташей?
      - Ну, разве что вдвоем вам будет интересно, - с сомнением сказал Хутиэли. - Я в прошлом году с Офрой был в Эйлате. Полежал на пляже, прожарился, но нет, - этот отдых не для меня. И не для тебя, насколько мне известен твой характер.
      - Пожалуй, вы правы, - согласился Беркович. - Я бы предпочел путешествие по горам. Но Наташа в восторге от выигрыша, так что придется...
      - Надеюсь, - резюмировал инспектор, - что за время твоего отсутствия здесь не случится ничего интересного.
      В пятницу Борис с Наташей выехали в Эйлат, и дорога показалась им замечательной, хотя и несколько утомительной. До Беэр-Шевы они болтали и смотрели по сторонам, но потом Наташу укачало, и она заснула, опустив голову на плечо Бориса.
      Он разбудил Наташу, когда автобус остановился на смотровой площадке у израильско-египетской границы. Пассажиры вышли, чтобы сфотографироваться на фоне египетского флага и пограничника-араба, Наташа выходить не захотела жара здесь была, как в топке паровоза, где сожгли славного сына российского пролетариата Сергея Лазо. А Беркович подумал о том, что путешествие через горы и пустыни может стать значительным воспоминанием - не о номере же с кондиционером и видом на Красное море вспоминать на старости лет!
      Номер действительно оказался с кондиционером, но вида на Красное море не было и в помине: окна и балкон выходили в сторону Эйлатского аэропорта, и любоваться можно было только притихшими и будто уснувшими тушами трех небольших "Боингов".
      - Диспетчеры здесь тоже, наверное, умирают от скуки, - сказал Беркович.
      - Что значит "тоже"? - возмутилась Наташа. - Ты это на себя намекаешь?
      - Ну что ты, - вздохнул Беркович. - Я намекаю на господа Б-га, который явно скучал, создавая это райское место.
      На пляж они пошли, когда солнце уже заходило, купание в теплой, будто парной воде не доставило Берковичу никакого удовольствия. А может, он просто привередничал, заранее настроив себя на то, что отдых будет скучен, как старый фильм?
      Наташе, напротив, все здесь нравилось - и пляжи, полные туристов, и рестораны, где порции предназначались не для людей, а для гигантов типа Гаргантюа, и гостиница, где с третьего этажа на первый падал водопад. Вечер Наташа и Борис провели в ресторане, окна которого выходили на бухту, а потом поднялись в номер, и только теперь сержант Беркович понял, в чем состоит счастье. Он не стал говорить об этом вслух, поскольку не был уверен в том, что своим высказыванием не даст Наташе повода взять будущую семейную власть в свои руки. Беркович хотел, даже, несмотря на предстоявший брак, остаться независимым и гордым. В общем - настоящим мужчиной.
      Около одиннадцати, когда за окном номера, выходившим в сторону египетской границы, поднялась мрачная луна, за дверью раздался женский вопль. Собственно, Беркович сначала даже и не понял, кому принадлежал голос, разорвавший ночную тишину, будто сирена воздушной тревоги. Он в это время стоял посреди номера в трусах, потому что лишь минуту назад вышел из-под душа. Однако условный рефлекс, возникший у Берковича за год службы в полиции, проявил себя, и несколько секунд спустя сержант выскочил в коридор, успев набросить рубашку и натянуть брюки, а Наташе приказав не двигаться с места.
      Справа по коридору у открытой двери номера стояла бледная, будто греческая статуя, женщина в легком платье и кричала так, что из всех соседних номеров уже начали выскакивать ничего не понимавшие жильцы. Двумя шагами Беркович преодолел несколько метров, втолкнул женщину в ее номер и закрыл дверь.
      Крик смолк, как отрезанный.
      - Что происходит? - рявкнул Беркович над ухом женщины, прекрасно зная, что именно такой тон немедленно приведет ее в чувство.
      Именно так и случилось. Женщина смотрела на Берковича, и взгляд ее постепенно становился осмысленным.
      - Убили... - пробормотала она. - Арика убили...
      - Какого Арика? - спросил Беркович и только теперь оглядел номер. У окна стояло широкое кресло, и в нем лежал, раскинув руки, мужчина в плавках. Мужчине было лет сорок, и он был мертв, насколько может быть мертвым человек с пулей в груди. Ручеек крови уже запачкал замечательную оранжевую обивку кресла.
      Беркович оставил женщину и подошел к трупу. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что стреляли, во всяком случае, не в упор, а с некоторого расстояния. Был ли выстрел единственным? И где оружие? И почему не был слышен выстрел?
      Беркович взял мужчину за руку - рука была еще теплой, смерть наступила не больше нескольких минут назад.
      Беркович отступил на несколько шагов, огляделся и увидел лежавший в двух метрах от входной двери пистолет системы "вальтер" с навинченным на ствол глушителем. Так, - подумал он, - вопросы об оружии и о том, почему не был слышен выстрел, решились сами собой.
      Подойдя к телефону, Беркович вызвал скорую и полицию. Женщина следила за его действиями с безразличием, свидетельствовавшим, что она находится в состоянии шока.
      Берковичу пришлось потратить немало усилий, чтобы усадить женщину на широкую кровать, она не сводила взгляда с тела.
      - Пожалуйста, - сказал сержант. - Пока никого нет и все воспоминания свежи... Ваше имя.
      - Грета, - простонала женщина. - Грета Бурштейн.
      - А это... - Беркович кивнул в сторону лежавшего в кресле тела.
      - Арик... Мой муж.
      - Понятно. Что произошло? Вы видели, кто стрелял?
      - Конечно! - с неожиданной силой воскликнула Грета Бурштейн и сделала попытку броситься вон из комнаты. Берковичу пришлось удержать женщину, и она бессильно опустилась на постель.
      - Мы приехали из Иерусалима, - продолжала Грета. - Вчера были на пляже и сегодня тоже... После ужина поднялись... Арик сел почитать газету... Вдруг открылась дверь... И на пороге - мужчина. Высокий, в шортах... И в маске... В руке был пистолет. Мужчина стоял в коридоре. Он посмотрел по сторонам... А потом на моего мужа. Сказал: "Ну, получи!" И два раза выстрелил. Я была... Я лежала... Он бросил пистолет в комнату на пол, повернулся и убежал... А Арик...
      Женщину начали душить рыдания, и Беркович похлопал ее по руке.
      Открылась дверь, и в номер ввалился патрульный полицейский, а за ним следом - два медика и администратор гостиницы. Следующие пять минут прошли в дикой суматохе, и Беркович с тоской наблюдал, как медики затаптывают возможные следы, администратор не может выставить из комнаты многочисленную гостиничную обслугу, а полицейский, оробев при виде трупа, что-то кричит в мобильный телефон, пытаясь объяснить ситуацию своему начальству. Брать здесь власть в свои руки у Берковича не было никаких оснований, да и воспринято это было бы, несомненно, как попытка влезть не в свое дело. Вспомнив рассказ Греты Бурштейн, он тихо вышел в коридор, где странным образом порядок был больше, чем в номере. Двое полицейских оттеснили группу любопытствующих постояльцев от дверей комнаты, что, конечно, не мешало никому обсуждать происшествие и строить версии одна нелепее другой.