- Честно говоря, - сказал Донат, - я не очень понял, что вы предлагаете.
      - Закрыть институт, ибо он неугоден Творцу.
      - Чтобы поставить точки над i, скажу, что я недостаточно компетентен и не могу принимать такое решение. А начальства сейчас нет. Но я, исключительно в познавательных целях, хотел бы знать, почему, скажем, завод по сборке атомных бомб Творцу угоден, а наш сугубо мирный институт необходимо принести в жертву.
      - Не нужно иронизировать, - обиделся Ронинсон. - Неужели вы не понимаете, что все ваши альтернативные миры не имеют к реальности, созданной Творцом, никакого отношения?
      - Объясните, - предложил Бродецки и поглядел на часы: до обеда было еще сорок минут, посетителей сегодня не густо, почему бы и не послушать этого Ронинсона? В конце концов, разве не входит в его, Доната, обязанности предоставлять в распоряжение посетителей Института кабину для погружения в альтернативный мир и присутствовать при этом, чтобы снимать объективные показатели и остановить сеанс в случае опасности для здоровья? И если Ронинсон желает провести отведенные ему по программе полчаса не в кабине перемещений, а в холле под пальмой, то это его личное дело, не так ли?
      В сущности, аргумент Ронинсона был прозрачно ясен. В Торе сказано, что Творец избрал народ свой и дал ему землю Израиля в вечное пользование. Один народ. Одну землю. Творец выбрал сам и не оставил людям альтернатив. Так?
      - Так, - сказал Бродецки, вовсе не желавший опровергать волю Господню, но уже понявший, куда клонит посетитель.
      - Теория Штейнберга утверждает, - продолжал Ронинсон, - что в мире во все времена осуществлялись обе альтернативы: и та, что выбрали вы, и та, что вы не выбрали. Значит ли это, что выбор Моше - войти в землю Израиля, не единственный? И что в мире реально существует иная возможность - когда народ не послушался Моше и не вошел в землю Ханаанскую? И даже возможность, когда сам Моше отказался от своего выбора, нарушив волю Творца? И больше того: каждый из людей, осуществляя выбор, создает во Вселенной, как вы утверждаете, альтернативный мир, и в этом мире - свой Израиль? И в бесконечности альтернативных миров, созданных во Вселенной со времен Авраама, существует бесконечное число Израилей? Все это просто нелепо! Ибо создавать миры может только Он, а множество Израилей даже помыслить нельзя, поскольку Творец дал нам землю эту в единственном числе!
      Подумав, Бродецки вынужден был признать, что противоречие действительно существует. А что он мог делать? Отнекиваться, утверждать, что не понял аргументацию? Донат был честным человеком и признал: если прав Ронинсон, то все, что происходит в Институте Штейнберга, суть не более чем галлюцинации, что, кстати, тоже противно воле Творца. Короче говоря - либо Творец, либо наука, обычное дело.
      - Я даже и не знаю, что вам предложить, - пробормотал Бродецки. - Даже если вы сами прошвырнетесь по вашим альтернативным реальностям, то, вернувшись, будете утверждать, что это всего лишь галлюцинации...
      - Безусловно, - твердо сказал Ронинсон.
      - Боюсь, что наши позиции полярны, и общего языка нам не найти.
      - Поэтому я и требую закрытия Института, - кивнул Ронинсон, - многое можно простить людям, не соблюдающим заповедей, но когда они начинают тиражировать землю Израиля...
      Бродецки встал. Ему казалось, что разговор окончен. Аргументы посетителя были ясны и любопытны, к общему знаменателю прийти не удалось, значит - до встречи в лучшем из миров. Ронинсон встал тоже.
      - Есть лишь один способ доказать вам, что вы неправы, - сказал он.
      - Какой? - рассеянно спросил Донат, мысленно уже видевший себя в кафетерии. Потом он неоднократно проклинал себя за этот вопрос, сорвавшийся чисто механически - у него вовсе не было желания продолжать диалог.
      - Предположим, что ваш Штейнберг не ошибся. Предположим, что в мироздании, каким его задумал Творец, реально осуществляются все возможные альтернативы. Как совместить это с совершенно очевидным фактом, что земля Израиля одна и никакой альтернативы у нее нет?
      Ронинсон повторял этот вопрос уже четвертый раз. Они сидели в институтском кафетерии, здесь было прохладно, однако, на странного посетителя все оборачивались.
      - Я думаю, что никак это не совместить, - также в четвертый раз отвечал Бродецки. - Поймите, Михаил, вот я вам рисую... Видите, эта линия наш мир. Вот в этой точке вы принимаете какое-то решение. Скажем, заказать или не заказать кофе. Ну вот, решение принято, и линия раздвоилась. Вот на этой линии мы с вами и с кофе. А вот на этой - мы с вами, но без кофе. На обеих линиях мы с вами, и на обеих, естественно, Израиль. Но это уже разные миры, и развиваться они теперь будут по-разному. Как же в двух разных мирах может быть один и тот же Израиль? Да, отличия могут оказаться пренебрежимо малыми, но они есть. Как вы не хотите понять?
      - Я понимаю. Понять не хотите вы. Что бы вы ни рисовали, какое это имеет значение по сравнению с тем, что Творец дал нам одну землю и один раз?
      - О Господи...
      - Минутку, - сказал Ронинсон. - Я знаю, как нам решить этот спор. Все очень просто. Допустим, я хочу уничтожить эту землю. Мою землю - Израиль. Я делаю это. Значит, образуются две линии - по-вашему. На одной Израиль есть, на другой его нет. Если это так, то правы вы. Но поскольку этого просто не может быть, то такой опыт безусловно докажет, что весь ваш Институт чепуха.
      - Надеюсь, вы это не серьезно?
      - Что? Уничтожить Израиль? Почему нет? Я-то знаю: что бы ни делал я или кто угодно, включая любого арабского диктатора, с землей Израиля ничего случиться не может. С нами, евреями, да - такой уж мы народ. Не стали менее жестоковыйными с тех давних времен. Но земля эта дана Творцом и...
      - Понял, понял... Теоретически согласен. Практически не получится. Вы что - хотите взорвать здесь атомную бомбу? Сами сделаете? Я прошу не забывать - ведь проверить вашу идею мы сможем только в том случае, если вы лично займетесь уничтожением Израиля. Эль Заид не в счет - это его альтернативы, а вы сможете побывать лишь в тех мирах, которые создаете сами.
      - Знаю, - сказал Ронинсон. Он все больше воодушевлялся, даже улыбаться начал, растеряв мгновенно всю свою видимую суровость, и Бродецки с удивлением обнаружил, что посетитель становится похож на студента-физика, которому неожиданно пришла в голову блестящая идея нового эксперимента.
      - Ну, раз знаете, так что же мы тогда обсуждаем? - резонно спросил Донат.
      Вот этого вопроса задавать не стоило. Ронинсон встал и сказал с церемонным поклоном:
      - Очень приятно было познакомиться. Беседа оказалась очень плодотворной. Теперь я знаю, что нужно делать.
      - Чтобы уничтожить Израиль? - спросил Бродецки.
      - Чтобы доказать, что это невозможно, - отрезал Ронинсон и вышел.
      В последующие две недели не произошло ровно ничего. Жара немного уменьшилась, и количество посетителей в Институте, соответственно, возросло. Донат дежурил теперь по вечерам и занимался обработкой данных, накопленных за время дневных посещений. Попадались весьма любопытные случаи. Бригадный генерал из Соединенных Штатов, специально приехавший в Израиль, чтобы побывать в Институте, решил, например, посетить мир, в котором не произошло американо-китайского конфликта. Оказывается, именно он, в сущности, этот конфликт спровоцировал, когда был начальником военной базы на Филиппинах. И хотел теперь знать, каким бы стал мир, если бы в то злосчастное утро 2018 года он не поднял по тревоге звено F-16 и не бросил на перехват китайского МИГа. Запись была четкой, генералу удалось попасть в желаемую альтернативу с первой попытки, и ничего хорошего для себя лично он там не обнаружил: снятие с должности, трибунал, добровольный уход в отставку, тихая ферма в Техасе, старость и воспоминания о неслучившихся победах. Генерал покинул Институт, уверенный в том, что решение атаковать было правильным. Зачем ему тихая сельская старость? А зачем тебе, - подумал Бродецки, - тринадцать тысяч погибших в этом конфликте, вызванном твоей уставной бдительностью? Для них-то уже нет и не будет никаких альтернатив, и почему, черт побери, тебе на это плевать?
      Впрочем, говорил Донат сам с собой, потому что генерал давно отбыл, удовлетворенный тем, что живет в мире, где принял правильное решение.
      Перед уходом Бродецки машинально заглянул в свою почтовую ячейку и оба найденных там письма захватил с собой, чтобы прочитать дома. Но, добравшись до квартиры, он о письмах, спрятанных в дипломат, успел забыть. Посмотрел новости (опять на территории государства Палестина "мелкие волнения", закончившиеся гибелью восьми человек в Шхеме и Хевроне, хорошо хоть среди еврейских поселенцев пострадавших нет), и лег спать с тяжелой головой.
      Он и утром не сразу вспомнил о письмах. Спустился к почтовому ящику, который оказался пустым, и лишь вернувшись, подумал о пакетах, лежавших в дипломате. Первое письмо - от начальника отдела с просьбой представить месячный отчет. Ерунда, рутина. Второе - с иерусалимским обратным адресом было от некоего Ронинсона, которого Донат не знал. Он вскрыл конверт, обнаружил лист бумаги с русским текстом и только тогда вспомнил странного посетителя.
      "Уважаемый господин Бродецки!
      Мне удалось осуществить задуманное. С помощью Бога я нашел решение, которое легко проверить и которое, без сомнения, однозначно докажет не только и даже не столько мою личную правоту, сколько правоту Торы. Для того, чтобы вы сами смогли убедиться в истинности моих слов, я прибуду в Институт в 12 часов 22 августа и согласен подвергнуться воздействию поля Штейнберга, хотя это и противоречит моим представлениям о традициях. Но в данном случае есть более важные заповеди, которые необходимо исполнить, что подтвердил мой раввин, без разрешения которого я не осмелился бы на подобный опыт.
      С уважением..."
      В письме были, по мнению Доната, по крайней мере две загадки. Во-первых, что значит "удалось осуществить задуманное"? Он несколько раз перечитал текст, а потом внимательно просмотрел газеты за последнюю неделю. Никаких эксцессов не обнаружил. Президент Палестины Мохаммед Дауб сделал, правда, довольно двусмысленное заявление относительно статуса Акко, но это не могло удивить, поскольку уважаемый деятель еще не сделал ни одного заявления, которое нельзя было бы назвать двусмысленным. В Иерихоне взорвалась бомба и был причинен ущерб зданию муниципалитета. Но в здании никого не было и быть не могло, поскольку его несколько дней назад подготовили для капитального ремонта. Ответственность за взрыв, к тому же, взяла на себя организация "Палестинская честь", в которой Ронинсон состоять не мог по той простой причине, что рожден был евреем. Нет, решительно ничего плохого с землей Израиля не произошло. Что бы ни натворил Ронинсон, это не могло иметь судьбоносного значения.
      И во-вторых, зачем вообще нужно было писать письмо, если автор мог без проблем прийти в Институт и, если уж он хотел иметь дело именно с Донатом, обратиться лично к нему с просьбой о предоставлении кабины. Правда, могло, конечно, оказаться, что Бродецки в это время не дежурит или находится в отпуске, а Ронинсон не хотел бы излагать свою гипотезу новому человеку, потому и послал письмо с предупреждением. Возможно. А возможно, и нет. Во всяком случае, ждать до назначенного Ронинсоном срока оставалось всего три часа.
      На работу Донату нужно было к четырем, но он быстро собрался и ровно в полдень вошел в холл Института, обнаружив Ронинсона нервно расхаживающим по холлу.
      - Так что же вам удалось сделать с нашей землей? - не без иронии спросил Бродецки несколько минут спустя, когда они остались вдвоем в операторской, заполнив предварительно бланк посещения и просьбу о перемещении в альтернативный мир.
      - Именно это я и хочу узнать, - сказал Ронинсон.
      - Не понял вашу мысль... Если вы что-то сделали, то...
      - Это вы не поняли, что удивительно. Вот ваша бумага, ваш чертеж, видите, вот раздваивается линия, образуя, по вашим словам, два альтернативных мира.
      - Ну да, однако...
      - По этой линии развивается мир, по вашим словам, если я делаю нечто. Например, как вы сказали, заказываю чашку кофе. А по этой линии мир развивается, если я не делаю того, что хотел. Остаюсь без кофе, к примеру. Почему же вы думаете, что я обязательно должен что-то...
      - О черт! - сказал Донат. - Я понял. Вы самостоятельно дошли до второй теоремы Штейнберга.
      - Не знаю, до чего я дошел. Прежде всего я дошел до нарушения множества заповедей, и если бы не разрешение раввина...
      - Не будем о раввинах, - Донат не хотел начинать дискуссию на религиозную тему, где поражение ему было обеспечено. - Вы совершенно правы. Вам достаточно продумать некий поступок и оказаться перед дилеммой - делать или не делать. Вы можете решить ничего не делать и окажетесь вот на этой линии, но в момент решения возникнет и вторая линия - где вы действительно начали осуществлять задуманное. Господин Ронинсон, что же вы надумали сотворить с землей Израиля? И что вы сотворили с этой землей в том альтернативном мире, где вам удалось выполнить решение?
      Ронинсон глубоко вздохнул. Снял шляпу, положил ее на стол, вытащил из кармана брюк сложенный вчетверо носовой платок, расправил его и вытер вспотевший затылок. Все это он проделал медленно, то ли обдумывая ответ, то ли, как решил Донат, следивший за посетителем с нараставшим раздражением, вовсе не зная, что ответить.
      - Ничего особенного, - сказал Ронинсон. - Я не хочу, чтобы вы знали это до окончания сеанса. Опыт должен быть чистым, верно? В моем кармане запечатанный конверт, где я описал все, что намеревался сделать. Мы вскроем конверт после того, как я побываю в том мире, который, по вашему мнению, возник в тот момент, когда я решил...
      - Послушайте, - не выдержал Донат, - что вы все время повторяете "по вашему мнению"? Давайте приступим. В конце концов, вы отправитесь в мир вашего решения, а не моего, я там не могу побывать никак, поскольку даже не знаю о содержании...
      - Именно потому я и не говорю вам о нем - чтобы вы не помешали мне там выполнить задуманное.
      В логике Ронинсону отказать было трудно. Снять ермолку он отказался наотрез, и Донату пришлось использовать метод косвенного воздействия, который обычно не давал гарантии. Альфа-ритм Ронинсона прекрасно подходил для восприятия излучения Штейнберга, но надежней было бы, конечно, наклеить электроды на макушку.
      Все дальнейшее представилось Донату сюрреалистическим кошмаром, фильмом ужасов.
      Ронинсон с видимым удовольствием сел в невидимое перекрестье лучей Штейнберга и отбыл в свой альтернативный мир с загадочной улыбкой на губах. Сеанс был рассчитан на десять минут реального времени - сколько субъективного времени пройдет для Ронинсона в том мире, где он окажется, зависело исключительно от его воли, желания и психофизической подготовки. Обычно никто не задерживался "там" более чем на сутки - даже если альтернативный мир оказывался как две капли воды подобен этому.
      Через две минуты - Бродецки следил по лабораторным часам - черты лица Ронинсона начали неуловимо меняться. Исчезла улыбка, меж бровей легла морщина, придавшая лицу выражение мрачной уверенности. Губы крепко сжались. Телеметрия показала, что сердце Ронинсона бьется все чаще, это случалось со многими и обычно проходило бесследно. Донат продолжал следить, готовый в любое мгновение прервать сеанс.
      И не успел.
      Тело Ронинсона вдруг подпрыгнуло, будто его ударили снизу, и на пол потекла красная струйка. Глаза широко раскрылись, но взгляд был пуст. Из горла вырвался хрип, после чего на краях губ появилась кровь. Ронинсон наклонился вперед и упал с кресла на пол, лицом вниз, и на спине у него, под левой лопаткой, растекалось пятно, более черное, чем чернота костюма, и Донат, потерявший всякую способность соображать, точно знал, тем не менее, что это - кровь.
      Наверно, он закричал. Сам он потом не мог дать вразумительного описания ни своего поведения, ни своих мыслей. Скорее всего, издав вопль, поднявший на ноги половину Института, Бродецки стоял над телом Ронинсона до того момента, когда в комнату ворвались сотрудники. Кто именно вызвал полицию, тоже осталось неизвестным.
      * * *
      "Земля Израиля одна. Ее дал нам Творец, и решение это не имеет альтернативы. Мы можем убить себя, это мы и делаем сейчас. А Земля обетованная? Что станет с ней?
      Я решил - дойду до Шхема..."
      Нижняя часть листа отсутствовала, оторванная грубой рукой.
      Допрос в полиции продолжался до вечера. Донат вышел на улицу, совершенно опустошенный. Ему никогда прежде не приходилось видеть крови, фильмы и телевизионная хроника не в счет. Кровь на экране была ненастоящей, даже если показывали репортаж с места катастрофы или убийства. От вида окровавленного тела в программе новостей не подступала к горлу тошнота да, была печаль, гнев, желание отомстить, если речь шла о жертвах арабского террора, нисколько не уменьшившегося после образования государства Палестина, но не было физиологического ужаса и желания спрятаться.
      Он столько раз повторил свои показания, что в конце концов сам стал воспринимать их почти как литературное творчество. Наверно, это помогло иначе, оставшись наедине с собой, он сошел бы с ума. Так думал Бродецки, вернувшись в свою квартиру. На вопрос о том, как это могло произойти, он честно отвечал "не знаю", полиции это не нравилось, да он и сам полагал свой ответ нелепым. Потому что на самом деле существовало единственно возможное решение.
      Михаэль Ронинсон, будучи в альтернативном мире, получил удар ножом. Теория, вообще говоря, не допускала материального переноса из мира в мир, но любая теория верна лишь до тех пор, пока ее не опровергает один-единственный факт.
      К двум часам ночи картина трагедии выстроилась в мозгу Доната достаточно логично - за исключением единственного звена: он пока так и не знал, что именно решил сотворить (и сотворил-таки - пусть и в ином мире) Ронинсон.
      В семь утра Бродецки сел в иерусалимский автобус, а в девять входил в ешиву. Раввин Блейзер был сморщенным старичком с белой бородой, но голос его оказался неожиданно звучным - голос человека, привыкшего читать Тору перед большой аудиторией.
      - Я ждал вас, - сказал раввин, предложив Донату сесть. - Михаэль мне все рассказывал, и когда это случилось...
      Бродецки молча протянул старику переписанный им текст записки Ронинсона.
      - Оригинал в полиции, - сказал он, когда раввин закончил читать. Листок был порван.
      - И вы хотите знать, не говорил ли Михаэль...
      - Да, это важно, чтобы узнать правду.
      - Я скажу правду. Не вашу правду - это правда ученого. И не полицейскую правду - это правда криминалиста.
      - Правда одна...
      - Истина одна, а правда лишь часть ее и потому может быть разной. Я скажу свою правду, ибо истину знает лишь Творец.
      Донат вздохнул, ему было не до спора.
      - Михаэль долго говорил со мной, - продолжал раввин, - и мы спорили. Мы оба не сомневались в том, что земля Израиля дана евреям, что она одна во всех мирах и временах. Но Михаэль утверждал, что способен это доказать. Я думал тогда и думаю сейчас, что нелепо доказывать положения Торы, это граничит с сомнением в собственной вере... Но есть свобода воли. Штейнберг ведь тоже из этого исходил, конструируя свою теорию альтернативных миров...
      Речь раввина текла плавно, он говорил вещи, очевидные для Доната, сомнительные и вовсе неприемлемые, но пока ни на йоту не приблизился к ответу на заданный ему вопрос. Прошло, судя по часам, на которые то и дело посматривал Бродецки, минут пятнадцать, после чего Блейзер смолк, вопросительно посмотрел на Доната и развел руками.
      - Я надеюсь, вы поняли мою мысль, - сказал он.
      Бродецки встал.
      - После вчерашнего я что-то плохо соображаю, - пожаловался он.
      - Я думал, вам уже все понятно... Ну хорошо. Вот аналогия. Если вы бьете кулаком по мягкому дивану, он прогибается, в нем остается след, верно? А если - по твердой стене? Вы лишь сбиваете пальцы. Вы меняетесь, стена - нет. Теперь вы поняли меня?
      Донат понял. Он попрощался и пошел к двери, он закрыл дверь за собой и, пройдя через холл, вышел на людную иерусалимскую улицу, он дошел пешком до автостанции и сел в свой автобус. Но все это он совершал автоматически, потому что был погружен в свои мысли.
      Возможно, раввин прав. Даже лишь задумывая зло этой земле, навлекаешь на себя удар. Теория не показывает подобного развития, но раз уж это произошло, значит, нужно подправить теорию, и это сделают люди поумнее Доната. Но если раввин сказал лишь правду, но не истину? Если Ронинсон в том, альтернативном, мире своего решения отправился, скажем, в Шхем, чтобы заложить у его ворот... что? Неважно - он отправился в независимое государство Палестина, нелегально (а как иначе?) пересек границу, и был заколот - не террористом, а палестинцем, который охраняет от посягательств свой дом и свою землю. Свою. Пусть с его точки зрения, но - свою. У каждого своя правда. А истина одна. Творец знает ее. Но и я, - подумал Донат, имею право ее знать.
      На следующее утро после похорон Ронинсона сотрудник Института Штейнберга Донат Бродецки нелегально пересек израильско-палестинскую границу в районе Калькилии. Нарушение контрольно-следовой полосы было немедленно зафиксировано, началось прочесывание, но палестинские полицейские обнаружили нарушителя лишь через двенадцать часов. Так и осталось неизвестным - где провел Бродецки половину суток. Тело нашли на склоне оврага неподалеку от Шхема. Оно еще не успело остыть. Сутки ушли на препирательства - палестинцы не желали выдавать труп израильским пограничникам. По одной из версий, на которой настаивал депутат Кнессета Амнон Гурвич, Бродецки был убит палестинцами, хотя на теле и отсутствовали явные признаки насилия. Комиссия по расследованию инцидента эту версию отвергла, но и не сумела в результате предложить удовлетворившего всех объяснения.
      Выступление раввина Блейзера по третьей программе телевидения было с пониманием воспринято религиозной частью населения и поддержано обоими главными раввинами. Что до секулярной публики, то слова раввина о "земле, которая мстит любому посягательству на свою единственность и Божественную сущность", были восприняты людьми неверующими с иронией. Общеизвестно высказывание министра туризма Йосефа Вакнина о том, что земля, которая терпит создание на ней государства Палестина, не может претендовать на некие особенные качества.
      Впрочем, что могли изменить все эти споры в судьбе Ронинсона и Бродецки, которую выбрал они сами?
      Еще год назад я не смог бы опубликовать этот рассказ в "Истории Израиля", поскольку ни одна из версий не имела достоверного научного обоснования. Неделю назад в "Трудах Штейнберговского общества" была опубликована заметка доктора Баруха Карива. Конечно, это тоже не окончательное решение. Не истина, как говорил раввин Блейзер, а всего лишь правда. Но, по крайней мере, автор использовал альтернативную математику пространств, что заставляет лично меня отнестись к его выводу с уважением.
      Каждый человек - бесконечно сложное существо, потому что живет одновременно в бесконечном множестве им же созданных миров. Но все варианты судьбы неизбежно сливаются в одну точку в момент смерти. Никто не может прожить в одном мире тридцать лет, а в другом - сто. Михаэль Ронинсон был убит в своем "альтернативном" пространстве, но не мог продолжать жить и здесь. Надо полагать, что Бродецки догадался об этом, решил проверить (он ведь считал себя ответственным за трагедию) и доказал своей смертью, что идея была правильной.
      И не этим ли объясняются всем известные, но до последнего времени не имевшие объяснения, совершенно неожиданные смерти здоровых людей? Неожиданная гибель человека в огне? Раны на теле, возникающие без видимых причин? Да много чего еще!
      Это - правда ученого. Но если хотите знать мое мнение, то я почти уверен, что в записке Ронинсона не было никаких указаний на то, что именно он намерен был совершить. Да, дойти до Шхема и... Все. Он был убежден, что Земля не позволит ему выжить. Это была его правда.
      А вопрос остался. Земля Израиля - одна ли во всех мирах?
      Глава 3
      ВПЕРЕД И НАЗАД
      - Между прочим, Павел, - сказал мне однажды мой сосед Роман Бутлер, комиссар тель-авивской уголовной полиции, - одно из дел, которым я занимался в прошлом месяце, связано с историей.
      - Историей чего? - насторожился я, помня, что для полицейского история не всегда означает то, что мы, профессионалы, привыкли понимать под этим словом.
      - Историей Израиля, конечно, - поднял брови Роман. - Причем, представь, не только истинной, но и альтернативной.
      - Вот как? - поразился я. - Расскажи!
      - А стоит ли? - усмехнулся Роман. - Я смотрю, у тебя много работы.
      - Я историк! Рассказывай, или я положу тебе в кофе цианид.
      - Подумать только, - пробормотал Роман, - провести в тюрьме остаток жизни только из-за того, что ему, видите ли, не рассказали занятную историю.
      - Так о чем все-таки речь? - возмутился я.
      - Суди сам, - Роман пожал плечами, отпил глоток и начал рассказ.
      * * *
      Первым исчез Исак Нахумович, летевший в Израиль из Симферополя рейсом компании "Аэро". Наверняка только поэтому имя несостоявшегося репатрианта сохранилось в истории, поскольку человеком Исак был никчемным - если верить, конечно, ближайшим его родственникам, летевшим тем же рейсом и благополучно ступившим на израильскую землю.
      Разрешить загадку исчезновения нового репатрианта так и не смогли, хотя это была типичная загадка запертой комнаты - классический детективный сюжет, достойный Пуаро или Холмса. В общем виде загадка запертой комнаты давно решена: если в запертом изнутри помещении обнаружен труп, то убийство было либо совершено снаружи (и труп затем доставили на предполагаемое "место преступления"), либо внутри (но в то время, когда помещение еще не было запертым).
      В случае с Нахумовичем имела место обратная проблема: исчезновение живого, слава Богу, человека из абсолютно запертого помещения, каковым является салон самолета, летящего на высоте одиннадцати километров. Нахумович встал со своего кресла, прошел в хвостовую часть, скрылся за занавеской, отделяющей туалетные комнаты и... больше его никто не видел. Кстати, все три туалета в этот момент были заняты, о чем извещал транспарант.
      Основной версией было похищение Нахумовича террористами. На вопрос "как?" следствие отвечать не собиралось, поскольку предполагало, что, если террористов удастся поймать, то они и раскроют свои профессиональные секреты.
      Но террористы, как известно, похищают кого-то и как-то для того, чтобы предъявить свои условия. В случае с Нахумовичем никаких условий никто не выдвигал - просто исчез человек, и все.
      Через две недели из пассажирского салона самолета компании "Трансаэро" исчезли двое - муж и жена Пинскеры. Самолет летел из Москвы в Тель-Авив.
      Еще месяц спустя два человека испарились из салона израильского "Боинга" компании Эль-Аль, рейс из Санкт-Петербурга.
      Я не собираюсь заниматься перечислением. Список людей, исчезнувших за период с сентября 2021 по май 2025 года каждый желающий может найти в любом отделении Сохнута как в Израиле, так и в столицах государств бывшего СНГ. Всего исчезли четыреста пятьдесят три человека - как раз хватило бы на один "Боинг".
      * * *
      Списки исчезнувших доступны каждому. Списки вернувшихся являются до сих пор величайшей тайной.
      Да, господа, многие вернулись, и это держится в секрете. Вето на публикацию наложила военная цензура, и мне ничего не оставалось делать, как опубликовать очередную главу "Истории Израиля" не в родной газете "Время", а в московском "Иностранце". Я не уверен, что факт публикации и, следовательно, полной бессмыслицы дальнейшего сохранения тайны, заставит наших цензоров снять запрет.
      У запрета есть свои причины, и не мне их обсуждать. Я лишь историк, мое дело - раскрывать тайны, а не помогать их увековечиванию.
      * * *
      Дело было поручено Роману Бутлеру, поскольку начальство воображало, что он лишен предрассудков. Последнее обстоятельство считалось главным, ибо первой реакцией сохнутовского начальства было: вай, вай, это Божье наказание, это знак свыше. Что означало - все прочие версии просто никуда не годятся.
      Группа Бутлера обследовала салоны самолетов (с согласия авиакомпаний), а люди, между тем, продолжали исчезать. С января 2022 года в каждом самолете, на борту которого находился хотя бы один новый репатриант, летел и представитель израильской службы безопасности. Это, впрочем, никак не отражалось на статистике исчезновений. Молодой Борис Пильский исчез, например, буквально на глазах израильского офицера. Мужчины мирно разговаривали на чистом русском языке, сидя в переднем ряду. Офицер на две секунды отвернулся, чтобы поправить подголовник, а когда опять взглянул на соседнее кресло, оно было пустым.
      Кто после этого мог бы сказать, что обращение сохнутовцев к промыслу Божьему лишено оснований? Только сам Роман Бутлер, продолжавший искать террористов или иных преступников.
      И нашел-таки!
      Правда, произошло это лишь после того, как вернулся один из пропавших. Событие это имело место в апреле 2025 года. Исчезнувший весной 2023 года Леонид Камский, репатриант из Кемерова, был обнаружен в салоне "Боинга", летевшего из Ташкента в Тель-Авив. Собственно, обнаружен - это для полицейского протокола. На самом деле, когда самолет летел над Саудовской Аравией, к восемнадцатому ряду подошел элегантно одетый молодой человек и уселся в кресло, с которого только что встала старая перечница, летевшая в Израиль по туристической путевке. Старушка оказалась настырной и потребовала освободить территорию, принадлежащую ей согласно купленному билету. Молодой человек постарался было уладить дело миром, но вы попробуйте заткнуть рот женщине, на права которой неожиданно покусились!
      Явилась стюардесса, подбежал представитель службы безопасности. Потребовали предъявить. И молодой человек предъявил - да, билет на это самое место, но на рейс от 18 апреля 2023 года. И документы, перекочевавшие вслед за старым билетом в руки стюардессы, тоже оказалось двухлетней давности. А молодой человек, когда сверились со списком, оказался Л.Камским, исчезнувшим почти два года назад.