- Из какого романа? - немедленно спрашиваю я.
      - Из жизни, - неизменно говорит комиссар.
      И накалывает меня в девяти случаях из десятки.
      Я говорю об этом к тому, что, когда Роман пришел ко мне в прошлый шабат и спросил, не желаю ли я участвовать в поимке убийцы, у меня не возникло никаких сомнений в том, что он опять водит меня за нос.
      - Нет, - сказал я. - Пусть каждый занимается своим делом. Вы, сыщики, ловите, а мы, историки, Ватсоны и всякие Гастингсы - описываем.
      - Между прочим, - сказал Роман, - когда Холмс говорил "Ватсон, сегодня нам предстоит нелегкое дело", уважаемый доктор не разводил демагогию, а бросался чистить пистолет.
      - У меня нет пистолета, - сказал я. - Битахонщики утверждают, что моя жизнь в полной безопасности, потому что я живу в Бейт-Шемеше, а не в Калькилии.
      - Ну, хорошо, - сказал Роман, демонстративно вставая. - Пойду за помощью к Хаиму.
      - Это к какому же Хаиму? - подозрительно спросил я. - Ваксману?
      - Естественно, - пожал плечами Бутлер. - Если один специалист по истории, в том числе альтернативной, отказывает полиции в помощи, ей не остается ничего другого, кроме как обратиться к конкуренту.
      - Да что Ваксман понимает в... Ладно, уговорил. В чем, собственно, дело?
      * * *
      Дело заключалось вот в чем. Некий израильский араб по имени Ахмад Аль-Касми, житель Лода, убил в среду своего работодателя Арье Эхуда. Никакой националистической подоплеки не обнаружено. Ахмад был по специальности программистом и работал в строительной фирме, рассчитывая конструкции транспортных развязок на семи и более уровнях. Шестой мост-уровень развязки возле Арада, рассчитанный Аль-Касми, рухнул в ночь на вторник. К счастью, время было позднее, и никто не пострадал. Эксперты обвинили в случившемся Эхуда, Эхуд - своего программиста. Аль-Касми, человек горячий, заявил, что расчет был верный, а в бетон Эхуд положил много песка. Слово за слово, началась драка, и прежде чем их успели разнять, Аль-Касми ударил хозяина в челюсть, тот упал головой на острый угол стола - и отдал концы.
      - Дело ясное, - сказал я, - свидетелей, видимо, много, при чем здесь я?
      - Свидетелей много, - согласился Бутлер. - Я не прошу тебя доказать, что убийца - Аль-Касми, это не вызывает сомнений.
      - В чем же дело? Надо полагать, его скрутили на месте?
      - В том-то и дело, что нет. В суматохе он сумел скрыться. Поиск был организован по всем правилам, через два часа машину Аль-Касми нашли брошенной неподалеку от транспортной развязки Элит в Рамат-Гане. Двое суток понадобилось, чтобы отследить дальнейшие передвижения Аль-Касми. И, как ты думаешь, Павел, куда он направился?
      - К родственникам в Палестину, - предположил я. - Тамошняя полиция его нам не выдаст, как пить дать.
      - Это, кстати, была наша первая идея, мы потратили на ее разработку целые сутки. Нет, в Палестину он не переходил. И кстати, Павел, если ты не знаешь: у нас с палестинцами договор о взаимной выдаче преступников, они не стали бы скрывать Аль-Касми, если бы знали, где он находится.
      - Н-да? - с сомнением сказал я. - Палестинцы выдадут евреям своего, чтобы евреи его засадили за убийство?
      - Ты в каком веке живешь, историк? - возмутился Роман. - Палестина это не территории, это независимое государство, имидж для них кое-что значит.
      - Ну, допустим, - я не стал дальше углубляться в эту тему, хотя и имел кое-какие соображения по поводу имиджа независимого государства Фаластын. Что же оказалось в результате?
      - Вот потому я и пришел к тебе, а ты не даешь мне досказать до конца.
      - Я нем как рыба, - сказал я.
      - Нам понадобилось трое суток, чтобы обнаружить: через четыре часа после убийства Аль-Касми вошел в здание Института альтернативной истории Штейнберга, заказал сеанс трансформации с неограниченным временем погружения и занял предложенную ему кабину. Вот так. Сейчас он находится в какой-то альтернативной реальности...
      - Что за глупости! - воскликнул я. - Что значит: находится в альтернативной реальности? Физически он находится в той операторской, которую ему предоставили. Не хочешь же ты сказать, что вы не обнаружили тело Аль-Касми...
      - Обнаружили, конечно, куда оно денется. Но именно тело. Сам убийца, его, так сказать, личность находится в каком-то альтернативном мире. Работники института запретили нам отключать Аль-Касми от аппаратуры - по их словам, это равносильно убийству. Вернется Аль-Касми неизвестно когда время сеанса не оговорено, он оплатил семь дней заранее, остальное пойдет в кредит. К тому же, неясно, в каком состоянии он вернется. Что там с ним происходит? Если он там, скажем, тоже кого-то убьет и его посадят - там, а не здесь?
      - Ну-ну, - сказал я, предвкушая любопытное путешествие. - И вы, значит, решили послать за ним...э-э... группу захвата и заставить вернуться, так я понял?
      - Павел, о чем ты говоришь? Пойти в альтернативный мир Ахмада Аль-Касми может только специалист-историк. Причем один. Если послать группу, то каждый ее член окажется в собственном альтернативном мире, где будет свой Аль-Касми и, вполне вероятно, не тот, что сбежал из нашей реальности. Черт возьми, у меня от всех этих альтернатив голова идет кругом! Я ничего в этом не понимаю. Излагаю мнение специалистов. Это их идея - попросить тебя. Ты столько раз бывал в...
      - Конечно, - согласился я, ощущая свою значительность. - Рад помочь. Единственная загвоздка - я ведь тоже войду в собственный альтернативный мир, который может и не иметь ничего общего с тем, куда погрузился...
      Тут до меня дошло, и я надолго замолчал, обдумывая план действий. Что ж, сотрудники института были правы - только у меня и могло получиться.
      - Поехали, - сказал я.
      * * *
      Объясняю для незнающих. Альтернативных миров - бесчисленное множество. Каждое решение, принимаемое человеком, создает свой мир, вполне физически реальный: целую Вселенную, отличающуюся от нашей лишь тем, что в ней данный человек принял не то решение, какое принял здесь. Аль-Касми мог, например, отправиться обозревать мир, который возник, скажем, тогда, когда он не ударил своего хозяина кулаком в лицо. Ведь была же у него, на самом деле, альтернатива! Я думаю, и Бутлер так думал, и все в полиции были с ним согласны, что убийца поступил именно так.
      Что из этого следует? То, что этот вариант можно просчитать, подгоняя под себя - когда-то, допустим, я мог создать некий альтернативный мир каким-то своим решением, и именно этот мир был впоследствии изменен решением Аль-Касми. Только при таком раскладе мы имели возможность встретиться с реальным Аль-Касми там, а не здесь.
      Вот это и есть самое сложное, тонкое и редко у кого получающееся рассчитать и выполнить такое соединение. Я это могу. Я это уже проделывал несколько раз и не рассказывал еще об этом в "Истории Израиля" исключительно из скромности. Но расскажу - будьте уверены. Не утверждаю, что хорошо просчитываю альтернативы. Действую чисто интуитивно, но пока моя интуиция меня не подводила. Неудивительно, что директор института доктор Рувинский посоветовал Бутлеру обратиться ко мне.
      В Герцлию мы мчались на полицейском вертолете под вой сирены - видели бы вы, как шарахались частные авиетки и воздушные велосипедисты! Добрались за полчаса, и это при перегруженных эшелонах на всех транспортных высотах! Вот в чем преимущества полиции.
      Всю дорогу я молчал, изучая оперативные данные по Аль-Касми, рассматривая его фотографии и призывая на помощь свою интуицию. И чем больше я вчитывался в биографию этого человека, тем громче моя интуиция протестовала против идеи Бутлера. Она лежала на поверхности, эта идея. Аль-Касми родился в Лоде, получил образование в Тель-Авивском университете, он был благополучен и лоялен, не участвовал ни в интифаде в 2005 году, ни в палестинских демонстрациях 2011 года. О его политических взглядах было сказано лишь, что он выступал в дискуссии, состоявшейся в 2015 году, где отстаивал идею равных прав евреев и арабов на землю от моря до реки. Аргументы его были убедительны - историю он знал, хотя и был по специальности программистом-конструктором. Вот это меня и смутило - знание истории...
      * * *
      Убийца расположился в третьей операторской. Красивый мужчина с тонкими усиками. Классический тип человека, старающегося изображать из себя типичного представителя своей национальности, каковым он, кстати, не был скорее я признал бы в нем француза, нежели араба-палестинца.
      И это еще больше утвердило меня во мнении, что интуиция не ошиблась.
      - Пошли, - сказал я, и меня отвели в ближайшую свободную операторскую.
      - Подключаться к альтернативам буду сам, - предупредил я. - Прошу не вмешиваться ни при каких обстоятельствах.
      - Но наши операторы сумеют точнее подогнать... - начал было директор Рувинский, боявшийся то ли за меня, то ли за свою аппаратуру. Я прервал его:
      - Наум, ты меня знаешь. Предоставь действовать самому.
      - Ну хорошо, - неохотно согласился Рувинский. - Мои ребята тебя подстрахуют.
      Я пожал плечами и сел в кресло.
      - Можно мне присутствовать? - спросил Бутлер.
      - Только не здесь, - сказал я. - Иди-ка к Аль-Касми и надевай на него наручники, как только он вернется оттуда.
      * * *
      Честно говоря, я был убежден, что Аль-Касми наплевать на своего хозяина. Он его ударил, и ударил бы при аналогичных обстоятельствах вторично. Идея скрыться от правосудия в мире, где он не убил Эхуда, только на первый взгляд казалась логичной, но психологическому портрету убийцы не соответствовала.
      Разумеется, Аль-Касми отправился в другую альтернативу, возникшую гораздо раньше. Поскольку я догадывался, о какой альтернативе может идти речь, то и отправился туда, хотя, уверяю вас, попадать в тот мир у меня не было никакого желания. Да и опасно это было, если по правде...
      * * *
      В нашем мире Аль-Касми был лоялен режиму. Значит, существовал мир, в котором он был большим деятелем интифады. Мир, о котором он мечтал по ночам. Туда-то я и отправился.
      Я ожидал всякого, но не такого!
      Я стоял на улице Алленби угол улицы Ахад Ха-ама и никак не мог сообразить, чем эта улица отличается от той, к которой я привык с детства. Лишь через минуту дошло: все надписи - на магазине фототоваров, на магазине одежды - были на арабском. Ни одного ивритского слова. Это первое.
      Второе - люди. Вокруг меня шли, стояли и даже сидели на низких скамеечках одни арабы. Ошибиться было невозможно - они и говорили по-арабски, и я понял, что интуиция меня таки не обманула.
      Молодой араб-полицейский толкнул меня в бок - явно умышленно - и сказал:
      - Еврей, чего уставился? А ну-ка, покажи документ.
      Без лишних слов (я хорошо знал нравы местной полиции) я достал из заднего брючного кармана свое удостоверение.
      - Павел Амнуэль, - произнес араб вслух мое имя с таким видом, будто каждая буква вызывала у него приступ рвоты. - Допущен в пределы зеленой черты до восемнадцати часов. Эй, еврей, сейчас уже полпятого. У тебя полтора часа времени. Ты не успеешь добраться до своего поселения. Чего стоишь тут?
      Я спрятал документ и пошел прочь, соображая, что делать дальше. Мне нужно было увидеть Аль-Касми. Совершенно очевидно, что он находится поблизости: программа могла ошибиться в выбросе не более чем на сотню метров.
      Я медленно пошел в сторону бывшей улицы Бен-Иегуды, стараясь смотреть по сторонам так, чтобы не привлечь ничьего внимания. В лавках торговали арабы, но я видел и евреев - один из них стоял посреди тротуара и большой метлой собирал в кучу скомканные бумаги, обрывки каких-то пакетов и пустые пластиковые бутылки. Где, черт возьми, банк? Где универмаг? По одну сторону улицы стояли одноэтажные хибары, по другую тянулся пустырь и котлован, на дне которого я увидел огромную кучу мусора.
      По идее, чего мне сейчас не хватало, так это сегодняшней газеты или, еще лучше, учебника местной истории. Желательно, на иврите - мои познания в арабском, мягко говоря, оставляли желать лучшего.
      На углу с улицей Бен-Иегуды (она называлась здесь как-то иначе, но надпись была на арабском) стоял мальчишка-разносчик, продавая сладости, лежащие на подстилке. Рядом, прямо на тротуаре, я увидел несколько пачек газет. Так - арабская, арабская, арабская, а это... о! Чего я никак не ожидал - газета была на русском языке. "Еврейская жизнь". Две драхмы. Мелочь я отыскал в кармане, и через минуту просматривал заголовки, прислонившись к кривому дереву. Газета была небольшая - четыре страницы, без компьютерной поддержки, типографский набор, прошлый, можно сказать, век. Впрочем, арабские издания, как я успел заметить, были не лучше.
      "Евреи должны добиваться места в парламенте! " - гласил заголовок на первой полосе. Я пробежал глазами текст. Некий Амос Оз, писатель, автор романа "Из грехов твоих", утверждал, что евреи никогда не получат ни единого мандата, поскольку на каждого еврея приходится три мнения, а на каждое поселение - своя партия. И при таком положении дел политических свобод им не добиться до явления Мессии.
      Неужели тот самый Оз? - подумал я. Писатель, которого я читал в своем мире - левый радикал, сторонник независимой Палестины... Собственно, почему бы и нет? История сделала кульбит, но люди-то остались, если, конечно, они родились здесь или приехали раньше создания альтернативы. Ибо я не думал, что сюда, в Фаластын, или как теперь называется этот анклав, эмигрировало много евреев - при нынешнем-то раскладе сил...
      - Эй, парень, - услышал я и не сразу сообразил, что мужчина в скромной одежде говорит по-русски. - Ты, я вижу, согласен с Озом?
      Мужчина, естественно, держал в руке метлу.
      - Нет, - сказал я, - я не согласен с Озом. Простите, не могли бы вы сказать мне, сколько сейчас евреев в...э-э... Палестине?
      - Где? - переспросил "русский" и принялся энергично махать метлой, не глядя в мою сторону. - Слушай, шел бы ты отсюда, а то хозяин увидит, что я с тобой разговариваю и оштрафует...
      - Так ты же сам заговорил, - резонно ответил я и услышал:
      - Я думал, ты агавник, а ты, видно, карамник.
      Чтоб я знал, что все это значило!
      - Ухожу, - сказал я. - Только один вопрос. Сколько нас тут, русских евреев?
      - Дураков-то? - пробормотал мужчина так, что я еле расслышал. - Думаю, тысяч пятьдесят.
      Он принялся мести тротуар с рвением, достойным лучшего применения, и я отошел в сторону. Перевернул страницу и увидел заголовок: "Арабская полиция арестовала Хаима Викселя в поселении Ариэль". Статья в драматических тонах повествовала о том, что вчера ночью пятеро полицейских-арабов сорвали заграждение вокруг поселения, избили двух евреев-охранников и ворвались в дом, где мирно спала семья строительного рабочего Викселя. Хозяина скрутили и увели, нарушив, таким образом, автономию поселений в черте оседлости. Викселя обвиняют в том, что он совершил теракт: напал на автобусной остановке в Рамле на женщину-арабку и ударил ее по лицу. Виксель утверждает, что никогда не был в Рамле, но женщина его опознала, и теперь бедному отцу семейства грозит пожизненное заключение. А если бы женщина сказала, что он пытался пырнуть ее ножом? - спрашивал автор. Неужели Викселя уже расстреляли бы, даже не потрудившись убедиться в том, что он говорит правду?
      Между строк я ощущал и традиционное "доколе?" и неизбывную тоску по свободе, но открытым текстом не было сказано ничего.
      Тоскливо, господа...
      На четвертой странице я нашел уголок юмора. Стоит еврей на Алленби и спрашивает араба: как проехать к палестинскому университету. На семьдесят пятом автобусе, - отвечает араб. Через день тот же араб проходит мимо того же перекрестка и видит того же еврея. Опять в университет? - спрашивает араб, удивляясь, что делает еврей в этом учебном заведении. Нет, - понуро отвечает еврей, - я автобуса жду. Шестьдесят семь уже проехали, осталось всего восемь...
      Я скомкал газету и бросил в урну.
      Ну хорошо, ясно, что в этом мире нет Израиля, а евреи живут в поселениях, где-то в черте оседлости, и работают у арабов на черных работах. Но где их национальная гордость? Где еврейские боевики и где последователи Шамира? Не верю я, чтобы они - точнее, мы, если уж на то пошло, - проиграли в сорок восьмом войну и с той поры смирно жили под арабским каблуком.
      А, собственно, почему бы нет? Ведь это - мир, созданный альтернативой Аль-Касми. Мир его мечты. Все нормально, господа. Мне бы еще найти самого мечтателя...
      * * *
      Разумеется, я его нашел - даже быстрее, чем хотелось. В принципе, я был не прочь походить по Тель-Авиву (как, кстати, здесь этот город назывался?) и поглядеть, как победители-арабы устроили жизнь побежденных евреев. Ну, о поселениях я уже слышал, и о зеленой черте, которая в этом мире стала чертой оседлости. И еще - намеки на какой-то еврейский террор. Любопытно было бы посмотреть на местных поселенцев - не все же они нанимаются к арабам на работу и не все метут улицы в Тель-Авиве. Но и пистолетов с автоматами у них, скорее всего, нет - уж арабы-полицейские об этом позаботились.
      Как же они - мы? - отстаивают свое национальное достоинство? Как доказывают право на владение этой землей? Надеюсь, не тем, действительно, что нападают на арабских женщин? Есть ведь иные пути и, если евреев не допускают в парламент, то можно устраивать демонстрации протеста, объявлять голодовки, ну, что еще?
      Я подумал, что все это просто глупо - разве мои родители, репатрианты из России, чего-то добились в девяностых своими демонстрациями и голодовками? Пока не подожгли десяток машин, да пока не создали партию, да пока не парализовали на неделю работу всех государственных учреждений...
      Здесь и это наверняка не принесло бы успеха. Только борьба с оружием в руках. Победа или смерть. Родина и свобода.
      Я рассуждал, как типичный араб из Газы в моем мире. Пожалуй, я даже начал понимать этого араба, уверенного в том, что его согнали с родной земли, швырнули кусок хлеба и заткнули рот. Житие определяет сознание, вот уж действительно...
      Я шел, точно зная - куда. В альтернативном мире, созданном не мной, полагаться я мог только на пресловутую интуицию, и она не подвела. Ахмада Аль-Касми я увидел издалека и узнал сразу. Он стоял у огромного синего лимузина марки "форд", сложив руки на груди, и наблюдал, как еврей протирает стекла. Судя по выражению на лице Ахмада, он ждал окончания работы, чтобы вмазать еврею по морде и заставить проделать все сначала.
      Я остановился неподалеку и с ужасом понял, что не знаю, как действовать дальше. Роман Бутлер сказал совершенно определенно: увидишь зови полицейского. Но Роман воображал, что я попаду в совершенно иную альтернативу!
      Аль-Касми почувствовал на себе мой взгляд и повернул голову. Взгляды наши встретились. Надо сказать, что и он, подобно мне, обладал прекрасной интуицией. Ему и двух секунд не понадобилось, чтобы понять: я пришел к нему не для того, чтобы проситься на временную работу.
      - Убирайся, - сказал он на иврите. - Убирайся в свой мир, иначе я вызову полицию. Считаю до трех. Один...
      И что я должен был делать, по-вашему?
      - Два...
      Я шагнул вперед и, прежде чем Ахмад успел увернуться, влепил ему правой между глаз. А левой добавил в живот. Господа, это очень неприятное ощущение - я никогда не бил человека, но у меня не было иного выхода!
      Мойщик-еврей выронил тряпку и завопил дурным голосом.
      - Что же ты орешь, дурак? - сказал я, потирая пальцы. - Ты еврей или кто?
      Аль-Касми привалился спиной к машине и закатил глаза. Со всех сторон к нам бежали арабы, и в их глазах я читал свою участь. Для этого не нужно было никакой интуиции.
      Я произнес контрольное слово.
      * * *
      Костяшки пальцев на правой руке продолжали болеть.
      - Хорошая работа, - сказал комиссар Бутлер, когда на Ахмада Аль-Касми надели наручники и увезли в полицейской машине. - Только бить не следовало. Теперь он имеет право предъявить судье претензии о незаконных методах задержания.
      - Это ваши еврейские нежности, - раздраженно сказал я. - Не вижу, чтобы от моего кулака его морда сильно пострадала. Убийца он, в конце концов, или нет?
      - Убийца, - согласился Бутлер, - а закон есть закон. Нужно было вызвать полицейского...
      - Господи, Роман, - сказал я. - Поехали ко мне, и я тебе расскажу, что сделали бы со мной полицейские, если бы я поступил так, как ты говоришь.
      У Бутлера не было времени - нужно было проводить допрос обвиняемого. Комиссар пришел ко мне вечером - как обычно, на чашку кофе. Выслушав меня, он вздохнул:
      - Знаешь, Павел, я иногда и сам думаю: как жили бы евреи, если бы земля эта стала арабской. В сорок восьмом или позднее, проиграй мы хотя бы одну из войн. Я бы не пошел мыть машины. Я бы записался в "Хагану"...
      - Нет у них там никакой "Хаганы", - сказал я.
      - Так это альтернативный мир Аль-Касми...
      - Ну и что? Не мог же он конструировать все причинно-следственные связи по своему желанию! Он лишь создал альтернативу, а дальше действовали законы истории.
      Роман надолго задумался. Соображал, наверно, как занялся бы он в том мире формированием подпольных бригад. И как сжигал бы флаги Палестины. И как надел бы маску и взял в руки автомат... Он не убивал бы женщин, а в остальном... Мир - зеркало, господа.
      - Тяжелая у тебя работа, Павел, - сказал он наконец. - Не думал, что писать историю так трудно.
      - Да уж, - согласился я. - Проще историю делать.
      - Или раскрывать преступления, - сказал Роман.
      Мы улыбнулись друг другу, и я налил еще по чашечке.
      Глава 7
      ПОТОМОК ИМПЕРАТОРА
      Нос у него прямой, и профиль вовсе не римский. Да и что такое римский профиль? Я знал одного еврея, прожившего всю жизнь в Риме и приехавшего в возрасте семидесяти лет поглядеть на святые камни Иерусалима. Он постоял у Стены плача, послушал, как завывает муэдзин, посмотрел, как переминаются с ноги на ногу палестинские полицейские у Яффских ворот, и сказал, вздохнув:
      - Я хотел дожить свою жизнь здесь... Но понял, что не получится - у меня римский профиль.
      Профиль - это психология, знаете ли. А психология у Цви Хасина была самая что ни на есть галутная. Может, и не римская, поскольку ни в Риме, на даже в Неаполе он отродясь не был, репатриировавшись в Израиль из Бердичева (подумать только, оказывается, в 2020 году в Бердичеве еще оставались евреи!). Но, если говорить откровенно, можно ли назвать евреем человека, который не болеет за "Маккаби" (Хайфа) и даже не голосует за аннексию независимого государства Палестина?
      И все же именно с Цви Хасина началась удивительная история прозрения, которую я хочу рассказать. И римский профиль имел к этой истории самое прямое отношение.
      * * *
      Впрочем, у истории была и предыстория. Начну с нее, чтобы потом плавно перейти к личности главного героя.
      Полвека назад бывший тогда министром абсорбции рав Ицхак Перец сделал знаменательное заключение - оказывается, треть репатриантов из России вовсе даже не евреи. Метрики у них поддельные, а профили - результат пластической операции. Впоследствии это число варьировалось, причем, если оппозиции нужно было срочно вносить в Кнессете вотум недоверия, она обязательно вспоминала о том, что именно при нынешнем кабинете доля прибывших не евреев достигла ужасающего значения. Не играло никакой роли, кто именно находился в оппозиции - правые или левые. Козырь этот равно использовался всеми. Свалить с его помощью правительство, впрочем, удалось всего лишь раз - в 2006 году, если вы помните.
      И именно тогда новый министр здравоохранения и новый министр по делам религий совместно внесли законопроект, согласно которому каждый новый репатриант должен был проходить генетическое обследование по методу Торна. Проект прошел все инстанции и стал законом. Кое-кто тут же обвинил Израиль в расизме, но еврейское государство могло кое с кем и не считаться. Что оно и сделало.
      * * *
      К обследованию Цви Арнольдовича Хасина врачи отнеслись с двойным усердием. Он им сразу показался подозрительным. Во-первых, тут же, в зале приема новых репатриантов аэропорта имени Бен Гуриона, обозвал Эрец-Исраэль Израиловкой. А во-вторых, не смог сказать представителю министерства абсорбции, как звали его родную прабабушку по материнской линии. Если уж собрался ехать, мог бы и подготовиться.
      Кстати, ни с женой Цви Хасина, ни с двумя детьми от этого брака никаких проблем не возникло.
      А Цви вежливо пригласили пройти дополнительное обследование в Иерусалиме. Пункция спинного мозга - процедура проверенная, больно не будет. Цви боли не боялся, но его возмущало, что в этой Израиловке к людям относятся как к лабораторным крысам. Даже хуже. Крыс содержат в теплых клетках и кормят за счет государства. А где живут и как кормятся репатрианты - известно всем.
      Цви Хасин вышел из больницы, почесывая спину, и сразу направился в американское посольство - спросить, какова процедура получения "грин кард". А врач, анализировавший полученный генетический материал, почесывал в это время затылок и раздумывал о непредсказуемости божественного провидения.
      О результате анализа он в тот же вечер доложил куда следует.
      * * *
      Как вы думаете, на основании сказанного, куда следует докладывать о результатах генетических анализов? У "русского" еврея даже сейчас это сочетание слов - "куда следует" - вызывает ассоциацию с давно почившим КГБ. В израильской версии - с Мосадом или ШАБАКом. На самом деле врач позвонил Хаиму Рувинскому - директору Штейнберговского института альтернативной истории.
      - Хаим, - сказал врач, - это Моти. Я нашел для тебя смысл жизни.
      - Моти, - сказал Хаим, не обрадовавшись, - мне не нужен смысл жизни, я его и так имею. И с меня достаточно.
      Он имел в виду, что в институте только что прошла историческая встреча премьера Визеля с президентом Раджаби, после которой всякие разговоры о смысле жизни полностью лишались смысла. Но Моти Кугель не мог знать (и, кстати, не узнал никогда), о чем думает директор института. А потому продолжал свое:
      - Хаим, если у тебя приступ геморроя, приезжай, вылечу. Я тебе о важных вещах говорю, а ты мне о каком-то смысле жизни. Ты же знаешь, что нет ни того, ни другого.
      Врач был настолько взволнован, что сам не помнил, что говорил.
      - Хаим, - продолжал Моти Кугель, тем самым вписывая свое имя в историю Израиля, - у тебя плохое настроение, так я хочу его исправить. Только что отсюда вышел прямой потомок императора Тита. Это тебе нужно?
      - Император Тит умер в восемьдесят первом году новой эры, - сказал директор. - Какие у него могут быть прямые потомки?
      Будто в вопросах потомства есть срок давности...
      * * *
      Два дня спустя Цви Хасин получил по почте заказной пакет с выражениями искреннего уважения и просьбой прибыть в Институт Штейнберга в десять утра 23 апреля 2020 года. То есть - завтра. Дорога будет оплачена.
      - Что они себе позволяют! - сказал Цви. - В этой Израиловке воображают, что они губернаторы Калифорнии.
      Может быть, он думал, что в далекой Калифорнии число губернаторов равно числу народонаселения? Он наверняка не поехал бы ни в какой институт (еще чего!), но знакомый собирался ехать на своей старенькой "Мазде" девяносто третьего года в Герцлию, и Цви рассудил, что дорога ему не будет стоить ни агоры, а деньги с директора он возьмет как за двойной проезд. Сумма приличная. И он поехал.
      Институт показался ему похожим на банк. Большой холл, окошечки. Для любимых клиентов - спецобслуживание. Сегодня любимым клиентом был он, Цви Хасин. Его провели в комнату с экраном и усадили под фен.
      - Я уже стригся, - предупредил Цви вошедшего в комнату директора института.
      Хаим Рувинский посмотрел на Хасина странным взглядом и сказал:
      - Это не фен, а альтернатор Штейнберга. Не бойтесь, больно не будет.
      Упоминание о боли возмутило Хасина сверх всякой меры. В больнице ему говорили то же самое, а, когда вкололи иглу, он чуть до потолка не подпрыгнул.
      - Я не намерен... - начал закипать Цви и приподнялся в кресле. При этом он коснулся макушкой клемм альтернатора и замкнул контакт.
      Из-за этого альтернация началась без необходимого предварительного инструктажа. Впоследствии директор Рувинский утверждал, что он был уверен: Хаим Кугель рассказывал господину Хасину о том, чем занимаются в институте Штейнберга. А врач Кугель был, естественно, уверен, что всю необходимую информацию господин Хасин получит на месте.
      Как бы то ни было, Цви Хасин провалился в альтернативный мир, будучи абсолютно неподготовленным.
      * * *
      В некотором смысле ему повезло. Ведь, как вы понимаете, и директор Рувинский не был готов к такому повороту событий. Аппаратуру только подключили, и настройка не была завершена. В результате, мысль Цви Хасина устремилась по наиболее вероятному каналу - к самому значимому для него альтернативному решению.
      Год назад, когда Цви жил в родном Бердичеве, он раздумывал, куда ехать - в Израиль или Штаты. Выбрал Израиль. Не из патриотических соображений, а исключительно по той причине, что в 2019 году в Штатах приняли поправку, согласно которой иммигрант из России приравнивался к иммигранту из Западной Европы. То есть - никаких пособий, денег на съем и особого отношения. Это "русскому" еврею нужно? Да провалитесь.
      Но раз уж Цви выбрал Израиль, то в альтернативном мире он отправился в Штаты. Где и оказался, когда неосторожно замкнул контакт собственной головой.
      * * *
      "Цветы цветут на Брайтон-бич,
      А я хочу капусту стричь,
      На Брайтон-бич цветут цветы,
      А кто дурак? Конечно, ты! "
      Этот перл эмигрантского фольклора прицепился как репейник. Хасин слышал его даже тогда, когда закрывался в туалете и спускал воду, чтобы заглушить все другие звуки. Черт бы побрал эту брайтонскую мишпуху! Он, российский инженер, прибыл не для того, чтобы подметать окурки за пьяными пуэрториканцами. Знал бы, что тут, видите ли, очередная великая депрессия, так рванул бы в Израиль. Историческая родина, все-таки.
      Хасин выключил автоуборщика и присел на его теплый кожух. Хоть задницу погрею, подумал он.