Потом - и при аналогичных обстоятельствах - начали возвращаться и некоторые другие из пропавших без вести репатриантов.
      * * *
      Если бы речь шла только о преступной деятельности, никакого запрета на публикацию, думаю, не последовало бы. Наоборот, нужно было предупредить всех потенциальных репатриантов в странах бывшего СНГ, чтобы они не поддавались на посулы представителей страховой компании "Будущее". Но, к сожалению, все оказалось куда сложнее.
      Судите сами.
      * * *
      Может быть, читатель не забыл еще о том, как в середине десятых годов нашего, двадцать первого, века Сохнут пытался решить проблему репатриации? Я имею в виду попытку использования машины времени для того, чтобы отправлять желающих в Израиль 2080 года. Там, мол, и жизнь будет получше, и возможностей побольше. Операция эта продолжалась около года и прекратилась после того, как Мишка Беркович нажал не на ту кнопку и вместо 2080 года оказался в седьмом веке, где и стал по собственной глупости отцом пророка Мухаммеда. Естественно, что на все операции по перемещению во времени был тут же наложен запрет.
      И естественно, нашлись личности, готовые этот запрет нарушить.
      В 2021 году сначала в Москве, а потом в Санкт-Петербурге и других городах бывшего СНГ появились офисы страховой компании "Будущее", которая предлагала потенциальным новым репатриантам различные виды страхования в Израиле. Многие застраховались и, кстати, не пожалели - в Тель-Авиве сразу после прибытия компания выплачивала новому репатрианту довольно крупную сумму.
      Спрашивается - разве компании это было выгодно? Отвечаем: да, потому что настоящий навар шел не с тех, кто прибыл, а с тех, кто исчез. Потому что одновременно с нормальной страховкой компания "Будущее", войдя в преступный сговор с отдельными несознательными сохнутовскими чиновниками, занималась отправкой новых репатриантов в Израиль 2080 года. Под строжайшим секретом, конечно. Только для вас. Не пожалеете. Благополучный Израиль конца ХХI века, где вы сможете жить как царь Давид. Сумма крупная, но дело того стоит. Полная безопасность. Система значительно усовершенствована. Деньги на бочку.
      А ведь все так и было! Полная безопасность. Когда в ходе следственного эксперимента аппаратуру продемонстрировали изобретателю машины времени, тот пришел в восторг. Было от чего. Новая машина работала дистанционно. Чтобы не вступать в противоречие с законами России или, скажем, Татарии, покупатель программы "Будущее" спокойно садился в самолет и отправлялся, как и положено, на Землю обетованную. В тот момент, когда лайнер пролетал над территорией нейтральных стран, пассажир нажимал на спрятанную в кармане кнопку дистанционного управления, в офисе фирмы - в Москве или том же Питере - срабатывало реле, и покупатель полиса исчезал из настоящего времени, чтобы объявиться в будущем.
      Простенько и со вкусом.
      Неудивительно, что Бутлеру не удавалось раскрыть этот секрет. Комната была не заперта, но дверь открывалась в будущее, и какой следователь, будь он даже семи пядей во лбу, мог об этом догадаться?
      * * *
      Господа, вы думаете, что я пишу все это для того, чтобы увековечить в "Истории Израиля" преступную аферу, которую все же разоблачили, пусть и по чистой случайности? Нет, конечно, о преступлениях пусть пишут мои коллеги из уголовной хроники.
      А меня интересует историческая трагедия.
      Леонида Камского, обнаруженного в салоне самолета через два года после исчезновения, немедленно изолировали от остальных пассажиров, и представитель службы безопасности снял первые показания.
      Оставлю в стороне компанию "Будущее" (кстати, ее деятельностью господин Камский остался вполне доволен - умеренные цены, легкий переход во времени, никаких проблем). Но вы лучше прочитайте протокол допроса! Комментарии, как говорится, излишни.
      "Следователь: Итак, вы оказались преступным образом в Израиле 2080 года.
      Камский: Почему это преступным? Я заплатил деньги и получил то, за что платил. Разве есть закон, запрещающий репатриацию в будущее?
      Следователь: Спрашиваю я. Вы вернулись два года спустя. Что заставило вас это сделать?
      Камский: Ну... У меня оставались кое-какие деньги. И еще - я два года работал на приисках бадырок...
      Следователь: На приисках чего?
      Камский: Бадырки - это такие... Ну, вроде украшений. Добывают их из незонита, и хозяин не хотел платить больше трехсот шекелей в час. Но я работал по десять часов и накопил, чтобы вернуться.
      Следователь: Незонит... Хорошо, об этом потом. Вы хотите сказать, что жить в Израиле восьмидесятого года вам не понравилось?
      Камский: Да чтоб я... Лучше с арабами воевать, чем с бюрократами, чтоб они так жили! Нет, вы подумайте: выходишь из дома, платишь налог за выход. Заходишь - плати налог за вход. Приходишь в офис, плати за то, что дышишь кондиционированным воздухом. Купил я супервизор - классная штука, скажу я вам, - так с меня содрали три месячных пособия за то, что приобрел предмет не первой необходимости. А на бадырки, думаете, я сам пошел? Из биржи труда направили, и не смей отказаться, иначе пойдешь на принудительное перевоспитание. В дурдом, иначе говоря.
      Следователь: А скажите, какая партия у власти в восьмидесятом году? Авода? Ликуд?
      Камский: Тмимут! Новая какая-то..."
      Кстати, вы обратили внимание - следователь ударился в политику, чего не должен был делать. Но - продолжим.
      "Следователь: Но ведь вы, тем не менее, имели виллу в Кейсарии, вертолет фирмы "Даяцу" и супервизор "Сони"!
      Камский: Вот именно! Вокруг виллы одни арабы, потому что Кейсарию отдали палестинцам в пятьдесят третьем. Вертолет летает только на полтора километра, потому что я, видите ли, на учете, и удаляться от города мне запрещено. А супервизор все передачи переводит на иврит и любой сюжет заканчивает неизменным "Благословен будь, Господь наш..." согласно встроенной программе министерства по делам религий.
      Следователь: Надеюсь, решив вернуться, вы не нарушили законов будущего? Иначе вам придется отвечать сразу по двум статьям...
      Камский: Конечно, нарушил! А как бы я еще вернулся? Есть ведь закон. Если не прожил в стране положенных пятнадцати лет, шиш уедешь. Ни билета не продадут, ни визы не получишь, а сунешься за разрешением, пойдешь в дурдом. Как же, только ненормальный захочет уехать из такой благословенной страны! Конечно, я пошел к... Неважно, вам-то все равно до них не дотянуться.
      Следователь: Подпишитесь здесь и здесь. И вы еще ответите за свое вранье..."
      * * *
      Круто сказано. Но следствие действительно находилось в крайне затруднительном положении. Ведь, кроме Камского, начали возвращаться из будущего и другие. Путь был таким же - появлялись они в салонах самолетов, пытались занять занятые уже места, их тут же отлавливали и во избежание лишних разговоров после посадки препровождали сначала в камеру предварительного заключения, а затем, получив предписание окружного суда, в особую резервацию в Негеве, в пятнадцати километрах от Арада. Там они и живут сейчас. Этакий концлагерь в пустыне. А что делать? Нужно ведь разобраться!
      Но давайте вернемся к последней фразе следователя. Конечно, Роман Бутлер имел все основания утверждать, что Камский вводит следствие в заблуждение. Вот, к примеру, протокол допроса вернувшегося из 2080 года господина Бориса Шустера.
      "Следователь: Вы утверждаете, что власть будет у партии...
      Шустер: У партии Ликуд, да.
      Следователь: Но вот посмотрите, вернувшийся господин Камский утверждает, что власть будет принадлежать партии Тмимут.
      Шустер: Какой еще Тмимут? Такой партии вообще не существует. Ликуд у власти уже тридцать лет - с пятидесятого года. И только потому, что изменили закон о голосовании. Теперь голосовать может только тот, кто входит в Ликуд. Зачем мне Ликуд? Я пацифист. Я не хочу воевать.
      Следователь: Воевать? Ликуд призывает воевать?
      Шустер: Почему призывает? С пятьдесят третьего только и делали, что воевали. Премьер Бармин денонсировал все договора с палестинцами, и Кнессет аннексировал территорию государства Палестина. Сирия попыталась вякать, так их успокоили сонным газом - всю страну, представляете? Они спали беспробудно две недели, а потом Амир подписал договор о сдаче Дамаска. Его тут же убили иракцы, было это в пятьдесят шестом. И тогда египтяне напали на Ирак, а иорданские палестинцы начали бомбить Негев...
      Следователь: Погодите! Я не пойму - кто за кого и с кем...
      Шустер: А вы думаете - я понимал? Только одно было ясно: наша цель Израиль от Средиземного моря до Индийского океана. Конечно, Творец дал нам землю от моря до реки, но ведь с тех пор какая была инфляция! Если шекель так упал, то ведь и земля тоже...
      Следователь: Скажите, и вам пришлось, чтобы накопить денег на возвращение, работать на приисках бадырок?
      Шустер: На приисках чего? Не знаю никаких бадырок. Меня послали на базу стратегических ракет подземного базирования. Оттуда я сбежал, прихватив блок питания гравидвигателя. Пробирался по тоннелям до Дизенгоф-центра. Блок питания загнал какому-то американскому генералу за полцены. У них в Штатах эти блоки на вес золота, говорят. И купил обратный билет.
      Следователь: Вот прочитайте. Это показания Леонида Камского. Чем вы объясните столь разительные расхождения?
      Шустер: Врет. Ничего подобного не было".
      * * *
      Для того, чтобы читатель понял душевное состояние комиссара Бутлера, приведу еще один отрывок. На этот раз допрашивали женщину, Розу Басину, оставившую в 2080 году своего мужа.
      "Следователь: Госпожа Басина, какая партия будет у власти в Израиле в восьмидесятом году?
      Басина: Не знаю, какая будет, а была, естественно, Авода.
      Следователь: Почему "естественно"?
      Басина: Да потому, что Авода всех купила. Помните, что было в семьдесят шестом? Ах да, вас же там не было... Я все время путаю - что было, что будет, это так трудно...
      Следователь: Не будем отвлекаться!
      Басина: Так я и говорю. В семьдесят шестом, когда Ликуд начал раздавать репатриантам земли в Южном Египте...
      Следователь: Где-где?
      Басина: Южный Египет... Ну да, я точно помню. Это где Нил. Мы же Египет аннексировали еще в шестьдесят первом, когда они хотели отнять у нас Беер-Шеву. С тех пор никак не договорятся - отдавать территории или нет. Наверно, отдадут, потому что Ликуд земли раздал, а там оказались комары и эти... мухи цеце. Ну, репатрианты и завалили Ликуд. Теперь у нас Авода... То есть, будет Авода... Ну неважно.
      Следователь: У вас с мужем была квартира, вертолет и супервизор?
      Басина: Если бы все это было, стала бы я возвращаться! Нет, жили на съемной хате, сдавала ее одна старая дева за умеренную плату, но с условием - муж должен был спать с хозяйкой не менее двух раз в неделю. У них там, понимаете, мужчин мало, потому что в семьдесят втором была эпидемия... ну, вы знаете... Ах да, откуда вам знать... Ну неважно. А я разве не женщина? Почему мой муж должен... А других квартир просто нет. А если есть, так везде эти бабы, которые своего не упустят. И вертолета не было. Какой вертолет - даже машину удалось купить только через два месяца. И какую! "Мицубиши". Кто их сейчас берет? А супервизор - да, был. И все время показывал конкурсы красоты: то на Ямайке, то в Марс-тауне. И больше ничего.
      Следователь: Вы работали?
      Басина: Пришлось. В массажном кабинете для лесбиянок. Я же вам говорю - мужчин там вдвое меньше, чем баб. Вот я и сбежала. А муженек остался. Ему-то что. Он, кстати, тоже за Аводу голосовал. Говорил, что нужно Египет отдать, и Иорданию тоже.
      Следователь: Иорданию?
      Басина: Я что-то не так сказала? Нет, я точно помню. Иордания отошла к Израилю после мирного договора с Ираком. Это было... кажется, в шестьдесят седьмом. А впрочем, у меня на даты плохая память.
      Следователь: Ознакомьтесь, пожалуйста, с показаниями господ Камского и Шустера. Чем вы объясните такую большую разницу?
      Басина: Мужчины все такие фантазеры".
      * * *
      Собственно, комиссар Бутлер мог и раньше догадаться, в чем дело. Читателю, надеюсь, ясно.
      Независимые эксперты, приглашенные из Штейнберговского института и Тель-Авивского университета, пришли к общему мнению очень быстро.
      Каждый из репатриантов, отправившихся в Израиль 2080 года, попадал в собственный вариант будущего. Черт возьми, неужели этим дельцам не было ясно, что, вырывая из современности даже камень, вы эту современность меняете? И события начинают идти чуть иначе. Если бы все четыреста пятьдесят три человека, успевших воспользоваться услугами компании "Будущее", были отправлены сразу и вместе, они, возможно, действительно оказались бы в одном-единственном Израиле. И, может быть, им было бы там хорошо. Но в разное время и поодиночке...
      * * *
      Мне удалось узнать, что в лагере неподалеку от Арада живут сто восемнадцать вернувшихся. А в сейфе у Бутлера лежат сто восемнадцать версий будущего Израиля. Есть Израиль ортодоксальный - к власти приходит союз религиозных партий, тут же принимается закон о всеобщем иудейском образовании и об отключении на субботу электричества по всей территории страны... И есть Израиль светский, когда лишь на Меа Шеарим остается горстка хасидов, соблюдающих традиции... И есть даже Палестина без Израиля - туда угодила семья Этингеров из Барановичей. Именно этот вариант привел Романа Бутлера в столь плачевное душевное состояние, что он прекратил всякие допросы вернувшихся и, начиная с дела номер девяносто семь, только фиксировал время перехода в будущее и время возвращения.
      И одна лишь мысль позволила Роману сохранять остатки здравого смысла. Триста тридцать пять человек из будущего не вернулись. Значит, им там хорошо. Значит, они попали в процветающий Израиль. В Землю обетованную. Не все потеряно, господа евреи.
      * * *
      А я думаю, что Роман оптимист. Во-первых, прошло не так много времени, и люди еще могут вернуться. А во-вторых, кто знает - может "там" так плохо, что нет даже надежды вырваться? Денег, например. Или физической возможности.
      Компании "Будущее" больше нет. И за последние три года ни один новый репатриант не исчез не только из самолета, но даже из аэропорта Бен-Гуриона.
      Это хорошо.
      Но на прошлой неделе наш премьер совершенно неожиданно для многих отправился в Хельсинки и подписал с Раджаби соглашение о передаче палестинцам прибрежной зоны Красного моря. Эйлат поделили пополам как когда-то Иерусалим. Сдается мне, что не обошлось без парадокса хронотранспортировки. Ясно ведь, что здравый смысл тут ни при чем.
      Может быть, "Будущее" отправляло репатриантов не только в восьмидесятый год, но и поближе? В наше время, например.
      Я присматриваюсь к своему новому коллеге - с некоторых пор мы сидим с ним за одним столом в университетской библиотеке. Вчера он спросил у меня, что такое квадроплан. Это ведь знает каждый ребенок! А десять лет назад, в двадцать первом году, квадропланов еще не было.
      Нужно сказать Роману.
      Глава 4
      ПОСОЛ
      В истории нашего государства есть белые пятна. Оказывается, они есть в истории почти каждого развитого государства планеты. Оригинальная мысль, не правда ли? Особенно после опубликования на прошлой неделе секретных документов об операции, проведенной на территориях в 1996 году. Блестящая была операция, согласен, я в свое время расскажу о ней в "Истории Израиля", поскольку есть кое-какие соображения, не очень стыкующиеся с официальной версией.
      Но сейчас не о том речь. Я имею в виду те белые пятна в истории, о которых никто пока не подозревает. Я имею в виду институт темпоральных дипломатов.
      * * *
      Мы познакомились случайно. Я сидел на террасе в кафе "Опера", смотрел, как в бухте катаются на летающих досках дети, перепрыгивая через буруны, и думал о вечном. А он сидел за соседним столиком и читал газету. Моложавый мужчина с коротко постриженной седой бородой, в которую причудливым образом казались вплетены пряди черных волос.
      - Эх, - сказал он неожиданно, прервав чтение и швырнув газетный дискет на столик вместе с ментоскопом. - Все то же самое...
      Мои мысли о вечном рухнули в настоящее, и я спросил по привычке докапываться до сути:
      - Вы о вчерашней потасовке в кнессете?
      - Потасовка? Нет, я о перевороте в Намибии.
      - Так это не у нас, - сказал я разочарованно.
      - А вы, Павел, - повернулся он ко мне всем корпусом, - интересуетесь только внутренними делами? Считаете, что история Израиля заканчивается на его границах?
      - Вы меня знаете? - удивился я, перебирая в памяти знакомые лица и не находя среди них то, что видел перед собой.
      - На прошлой неделе потратил ночь, читая ваши "Очерки". Восстанавливал, так сказать, картину. Ваша стереофотография - на коробке диска.
      - А... - сказал я и неожиданно для себя предложил ему выпить пива и заодно представиться: он меня знает по имени, а я его - нет.
      - Арье Гусман, - сказал он, пересаживаясь за мой столик. - В России был Львом Абрамовичем.
      - Недавно репатриировались? - спросил я по-русски, поразившись идеальному литературному ивриту собеседника.
      - Я родился в Тель-Авиве в девятьсот девяносто четвертом, - ответил Арье на чистом русском. - Родители мои были из Большой алии.
      - Отлично говорите по-русски, - сказал я. - Обычно дети репатриантов забывают родной язык, даже толком его не выучив.
      - У меня была хорошая практика, - усмехнулся Арье. - Пять лучших лет жизни я работал послом в России.
      - Сотрудником посольства? - уточнил я, поскольку послов по фамилии Гусман в Москве отродясь не было.
      - Послом, - повторил он. - Чрезвычайным и полномочным. Вручал верительные грамоты самому...
      Он неожиданно замолчал и уставился на молодого балбеса, взлетевшего над буруном на своей летающей доске, перевернувшегося вокруг головы в верхней точке траектории и приземлившегося на проезжей части бульвара перед бампером резко затормозившего лимузина. Последовавшая сцена к истории Израиля отношения не имеет, но Арье следил за скандалом со страстью футбольного болельщика, и мне пришлось подождать несколько минут.
      - Здесь много отвлекающих факторов, - сказал Арье, когда движение на бульваре восстановилось. - Я живу на Алленби, приглашаю к себе. Вам как историку это будет интересно.
      Мог бы и не подчеркивать.
      * * *
      Квартира как квартира. Единственное, что бросилось мне в глаза висящая в холле репродукция картины прошлого века "Ленин читает газету 'Правда'". Уверен, что девяносто девять израильтян из ста не узнали бы ни картины, ни вождя. Я - другое дело, в свое время в Еврейском университете проходил курс "Искусство времен социалистического реализма". Что и не преминул продемонстрировать, спросив:
      - Зачем вам этот Ленин? Только интерьер портит.
      - Подарок, - сказал Арье. - Я же сказал, что был послом в Москве.
      Ну, разумеется. Даже если он бы и был послом, кто, будучи в здравом уме, стал бы дарить израильскому дипломату копию Ленина, о котором в России вспоминают только историки и шизофреники?
      - Вообще-то, - сказал Арье, усадив меня за кухонным столом и выставив угощение, заставившее меня заново приглядеться к хозяину - сливовое варенье в вазочке, печенье "крекер", зефир в шоколаде, будто сидели мы не в Тель-Авиве, а в Москве, где-нибудь на Пятнадцатой парковой. - Вообще-то я не имею права рассказывать об этом... Но вы, Павел, историк, а без этой страницы ваша история будет явно неполной. Я вижу, что вы не верите - вы знаете всех наших послов наперечет, Гусмана среди них нет, верно? И, тем не менее...
      Он на минуту вышел из комнаты и вернулся с небольшим альбомом, в котором оказались старые плоские фотографии. Мало того, что плоские, так еще даже и не цветные. Старина, начало прошлого века. Арье вытянул из кармашка один из снимков и протянул мне. Бумага была жесткой и шершавой, изображение - неподвижным и неживым.
      На фото Арье Гусман был изображен рядом с Владимиром Ильичом Лениным.
      * * *
      После того, как Ребиндер изобрел смеситель истории, а Штейнберг проник в тайны истории альтернативных миров, многие начали думать, что изменить исторические процессы ничего не стоит. Отправился в прошлое, убил Гитлера и Катастрофа стала мифом. Все, конечно, сложнее, и потому Институт темпоральных дипломатов был создан как структура в рамках Мосада, информация о нем до последнего времени была секретной настолько, что даже, кажется, премьер-министр получал к ней доступ только после трех месяцев пребывания у власти.
      Арье Гусман был профессиональным дипломатом и перед новым назначением проработал три года в израильском посольстве в Лондоне. В феврале 2029 года его отозвали на родину. 24 февраля он присутствовал на историческом заседании в МИДе.
      Их было восемь - молодых и энергичных. Вел заседание Рони Барац, который в то время был заместителем министра.
      - Миссия ответственна, - сказал он. - Принято решение об открытии израильских посольств в России, Англии, Соединенных Штатах, Германии и Франции. Нет, я не оговорился. Именно - об открытии. В России мы открываем посольство в 1919 году. Раньше не получается - никто из тех, с кем мы пытались наладить контакты, даже не понял, о чем идет речь. Вы ж понимаете, что вопрос это деликатный, никакого давления. Девятнадцатый год в России сложный период, и наше посольство призвано в первую очередь отстаивать интересы русских евреев. Ну и... еще кое-что. Послом в Россию МИД предлагает Гусмана.
      Арье, который был хорошим дипломатом, но о смесителях истории слышал впервые, ощущал себя посетителем в психбольнице. Впрочем, его живо избавили от этого ощущения, отправив на лекции по теории темпоральных сдвигов и по воздействию на исторические процессы, после чего он ощущал себя уже не посетителем, а больным в палате для тихо помешанных.
      Излечился он, однако, быстро - по мере прохождения курса. Ввиду экстремальности ситуации персонал первого израильского посольства был невелик - Арье Гусман (посол), Алекс Бендецкий (военный атташе) и Гарри Фабер (экономический советник).
      Смеситель, установленный в подвале МИДа, работал сначала на отправку груза, а 15 мая 2029 года Гусман, Бендецкий и Фабер отправились открывать посольство.
      Сняли большую квартиру на первом этаже в доме на Сретенке, разложили документы, отдохнули. Москва им не понравилась: народ злой, магазины пусты, за хлебом очереди, по ночам стреляют. Впрочем, если не считать эпидемии тифа, ситуация не очень отличалась от той, о которой рассказывали Арье-Левочке его родители, уехавшие в Израиль в 1992 году, правда, не из Москвы, а из Владимира.
      Отечество, естественно, было еще в опасности, но, в отличие от большевиков, Гусман знал, от кого эта опасность исходит.
      Первый визит нанесли наркому иностранных дел товарищу Литвинову. Мандаты, выданные израильским МИДом, были в полном порядке, и аудиенция состоялась безотлагательно, несмотря на загруженность министра и тяжелое положение на фронтах борьбы с Деникиным и Врангелем.
      - Даже не верится, - сказал Литвинов, внимательно прочитав бумаги, сверив фотографии и удивленно поцокав языком, когда попытался ткнуть пальцем в глаз объемному изображению Льва Абрамовича. - Значит, Израиль, говорите? Это хорошо. Я всегда думал, что подмандатная Палестина сможет отстоять свою независимость в борьбе с мировым капиталом. Да, кстати, а кто в ваше время представляет в Израиле Коммунистическую Россию?
      - Посол Игнат Зарубин, потомственный дипломат, - ответил Лев Абрамович, не сказав, естественно, что в России так и не построили коммунизма.
      - Оч-чень интересно, - сказал Литвинов. - Нам чрезвычайно важна международная поддержка. Тем более - из будущего. И тем более - поддержка еврейского государства. Подумать только! Я немедленно доложу Ильчу, и думаю, что вопрос об открытии посольства будет решен положительно.
      На следующий день Лев Абрамович встретился с Лениным.
      Историческое событие произошло в рабочем кабинете вождя, знакомом Гусману по многочисленным фотографиям. Ильич сидел за большим дубовым столом, и, когда израильтяне вошли, сопровождаемые министром Литвиновым, Ленин вышел к ним, поздоровался со всеми за руку и сказал:
      - Архиважное событие. Скажите, батенька, сможете ли вы помочь молодой советской власти оружием? Например, для того, чтобы спасти евреев России, вы же знаете, наверно, как на Украине свирепствуют эти... Впрочем, неважно, там каждый день свирепствуют разные, сегодня, кажется, махновцы, а вчера были зеленые.
      Узнав, что посольство не намерено вмешиваться во внутренние дела, Ленин, казалось, потерял половину интереса к гостям, постучал пальцами по столу и сказал:
      - Ну хорошо. Открытие дипотношений предполагает обмен посольствами. Когда мы сможем отправить наше? Послом предлагаю товарища Зиновьева.
      Узнав, что и это не представляется возможным, Ильич пожал плечами и сказал иронически:
      - Вы читали мои "Философские тетради"? Отлично! Значит, вам известно, что как представители еще не существующего государства вы не можете пользоваться правом дипломатической неприкосновенности? Несостыковка времен, так сказать.
      Лев Абрамович понял, что пора открывать козырную карту, и сказал:
      - Владимир Ильич, мы не можем помочь вам оружием и не можем открыть посольство Советской России в Израиле двадцать первого века. Но мы в состоянии, в рамках, дозволенных инструкцией по пользованию смесителем истории, помогать Советской России советами.
      Ленин заразительно рассмеялся.
      - Ну да! Советы постороннего, ха-ха. Согласен. Вручение верительных грамот состоится сегодня в восемь.
      * * *
      В тот вечер и была сделана фотография, которую хранил в семейном альбоме Арье (Лев Абрамович) Гусман.
      В тот вечер посол познакомился со Сталиным, Бухариным и Троцким, которые, единственные из всего состава ЦК, были допущены к архисекретной информации.
      Троцкий торопился в войска, посольство серьезно не воспринимал, фотографироваться не захотел, рукопожатие у него оказалось каким-то вялым, непротокольным, и вообще оба Льва друг другу не понравились. Ну, Гусмана-то понять можно - он знал, что представляет собой Троцкий, и судьбу его нелепую мог нагадать, даже не глядя на ладонь. А Троцкий, будучи прагматиком и сторонником крутых действий, мог бы все же уяснить, что информация, тем более от людей будущего, играет в истории не меньшую роль, чем военная сила!
      Бухарин весь вечер провел, беседуя с военным атташе Бендецким о преимуществах танковой войны перед кавалерийскими рейдами, и проявил себя человеком, всесторонне образованным, хотя и не умеющим на практике отличить лошадиную холку от танковой башни.
      А сам посол Гусман объяснял Ленину, почему для блага России необходимо в срочном порядке заменить продразверстку продналогом, а в ближайшем будущем, желательно - не позднее начала будущего года, объявить новую экономическую политику и развязать руки частному производителю. Сталин прохаживался по комнате, переходя от одной группы к другой, слушал молча, и Гусман не мог понять, какие мысли роятся в черепной коробке будущего гения зла. Он хотел поговорить в Лениным наедине, но Сталин будто чувствовал желание посла и ни на секунду не покинул комнату.
      Спор затянулся далеко за полночь. В авто, которое отвозило посольство на Сретенку, Бендецкий сказал, зевая:
      - Стратеги хреновы. Я бы эту войну выиграл за три месяца пусть хоть вся Антанта с цепи срывается.
      - А эти идеи об электрификации! - воскликнул Фабер. - Ни Бухарин, ни Ленин так и не поняли пока, что электростанции - будущее России.
      - Ну, это вы им объясните, не забудьте только привлечь Бонч-Бруевича, - сказал Гусман. - А вот мне придется повозиться. Сталин ходит кругами, и я не представляю, как мне улучить момент и рассказать Ленину о том, что замышляет этот тихий грузин.
      - Была б моя воля, я бы его пристрелил, - пробормотал Бендецкий. История меня бы оправдала.
      - История тебя бы не поняла, - сказал Гусман, - поскольку не знала бы последствий твоего поступка. Занимайся своими танками.
      * * *
      - Это, - сказал Ленин во время следующего посольского приема, состоявшегося неделю спустя, - меморандум правительства Советской России правительству Государства Израиль. Изложение принципов взаимовыгодного сотрудничества наших стран, учитывая их различное положение на оси времени.
      Конверт был запечатан сургучом, и Гусман сунул его в портфель, не задавая лишних вопросов.
      - А это, - сказал он, в свою очередь передавая в руки Ленину заклеенный пластиковый пакет, - меморандум правительства Израиля, и я просил бы вас прочитать его немедленно.
      Действительно, нужно было торопиться - Сталин задержался, разговаривая по рации с Ворошиловым, но мог явиться с минуты на минуту. Ленин взвесил пакет на ладони, оценил качество изготовления ("ничего, дайте срок, батенька, и мы будем делать такие, и еще получше"), попытался вскрыть, но не сумел. Гусман мысленно обругал себя за недостаток учтивости и провел большим пальцем по грани пакета. Лист выскочил на ладонь Ленина.
      Меморандум был краток и содержал анализ основных черт характера Сталина, с которыми Ленин уже был знаком (тексту нужно было придать убедительность!), и описание ожидаемых действий Кобы в случае болезни Ленина, а также в случае его возможной смерти.
      Ленин побледнел.
      - Эт-то не может быть п-правдой, - сказал он, заикаясь. - Сталин, конечно, человек жесткий и своекорыстный, но... Вы уверены?.. Впрочем, что я спрашиваю? При вашей информированности вы не можете не знать того, что пишете.
      - Это пишу не я, - вежливо пояснил Гусман. - Это официальное мнение правительства.
      - Да-да, я понимаю, - плечи Ленина поникли. - Решение принимать мне, и я думаю...
      Он не успел закончить фразу, потому что вошел Сталин и подозрительно уставился на предмет в руках вождя. Разглядеть лист он не успел, потому что на глазах у всех пластик с текстом растаял, стекая с ладони тонкой струйкой. Гусман облегченно вздохнул: удалось-таки во-время нажать на уголок листа, где размещался сигнализатор автофазового перехода.