Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Бомба замедленного действия

ModernLib.Net / Социально-философская фантастика / Амнуэль Песах / Бомба замедленного действия - Чтение (стр. 5)
Автор: Амнуэль Песах
Жанр: Социально-философская фантастика

 

 


Портер открыл атлас Северной Америки, руки двигались быстро, штат Невада, ближе к Калифорнии, здесь должно быть… Вот Шеррард близ озера Уолкер. Красный крестик и дата — 20 октября первого года. Именно там и именно тогда взорвалась атомная бомба. Именно там репортер Роберт Крафт видел вещи, о которых не успел рассказать.

Отличаются ли крестики в Неваде и ЮАР от остальных? Нет, такие же. Если все это связано — крестики и взрывы, Льюин и Крафт, Жаклин Коули и Патриксон, и еще десятки людей и пресловутая фирма, которая прогнозировала — что? Взрывы? Портер отыскал на карте атомный полигон в той же Неваде. До середины девяностых здесь ежегодно взрывали десятки бомб, но крестиков не было!

«Все, — подумал Портер, — пора убираться, на улице уже полно людей. Девятый час, мало ли кто может придти». Он спустился в холл, посмотрел на экран интеркома — перед дверью никого не было. Открыв дверь, быстро прошел мимо платанов. Сел за руль, задумался. Крестики и даты на картах — места и времена ядерных взрывов? Может быть, взрывов, которые могли бы состояться, но в подавляющем большинстве не состоялись? Портер прекрасно помнил материалы, которые время от времени появлялись в печати: о сбоях в работе компьютеров на военных базах, субмаринах или патрульных бомбардировщиках. Каждый такой сбой был потенциальным ядерным взрывом, потому что каждый раз вводилась в действие система боевой тревоги и начинался обратный отсчет, который, к счастью, ни разу не дошел до конца.

Зачем Льюин отмечал эти места и даты? Впрочем, может быть, это только схожесть положений? В конце-то концов, полигон в Неваде не отмечен ничем. А если… Ну, например, удалось прогнозировать подобные сбои и тем самым предсказывать, где и когда ожидать возможного начала ядерного конфликта? На этом можно неплохо заработать, черт возьми. Фирма «Лоусон» занималась прогнозами. А Льюин сделал то, чего от него не ждали. Как связать все это?

А сакраментальный вопрос Патриксона? На углу Портер увидел вывеску аптеки. Он вышел из машины и через несколько минут вернулся обратно с пакетом пирожков. Есть пока не хотелось, но лучше было запастись заранее — кто знает, сколько еще придется сидеть в этой коробке, которая уже начала накаляться на солнце? И появится ли кто-нибудь у дома Льюина?

На часах было девять сорок. Портер включил кондиционер.

x x x

— Льюина вы не дождались, — констатировал Воронцов. Портер покачал головой. — А Джейн? — спросил Воронцов. — Где искать ее? — С этим я справлюсь сам, — уклончиво сказал Портер. — У вас,

Алекс, и без того неприятности, как я вижу.

— За себя вы не боитесь, Дэви? Мы влезли во что-то, и мне нужно выходить из игры. А вам?

— Погодите, — сказал Крымов. — У меня есть вопрос к мистеру Портеру.

— Может, вопросы потом? — попросил Портер. — Я ведь еще не знаю, что удалось выяснить Алексу. А время идет.

— И все-таки я спрошу, — голос Крымова стал неожиданно холоден, и Воронцов удивленно посмотрел на коллегу.

— Сбегав в аптеку, — продолжал Крымов, — вы затем неотлучно следили за домом Льюина?

— Да, — кивнул Портер.

— Никто не приходил и не выходил?

— Нет.

— Вы рассчитываете на нашу помощь, — сухо сказал Крымов, — но о ней и речи быть не может, пока вы скрываете часть информации.

— Я ничего не скрываю, — вскинулся Портер. — Алекс, до сих пор мы с вами понимали друг друга, я вас прошу…

— Уточню вопрос, — Крымов поднял руку. — Где вы были в одиннадцать часов?

— Господин Крымов!

— Вам нужна информация Воронцова? А мне нужно знать, почему вы скрываете свою. Перед тем, как вернуться домой, я кое-что слышал в Пресс-клубе. Около одиннадцати полиция произвела в доме Льюина обыск. При этом присутствовал репортер из «Геральд трибюн», не помню его фамилии. Он утверждал, что полиция была лишь ширмой, а действовали агенты службы безопасности.

— Дэви, — тихо сказал Воронцов, — то, что вы узнали… это из области секретных данных? Мне ведь ничего такого не нужно.

— Алекс, — Портер был мрачен, — мы с вами начинали вдвоем, и я понимаю…

— Вы что-то узнали?

— Я узнал все! Алекс, я сам еще не вполне переварил… Мне нужно говорить с Льюином, это очень важно. И для этого нужна ваша информация. Я вернусь, и вы все узнаете. Это ваше право.

— Ну, хорошо, — вздохнул Воронцов.

— Нет, — твердо сказал Крымов. — Если вы, Алексей Аристархович, позволяете втягивать себя, мне ничего не остается, как звонить в консульство.

— Речь идет о судьбе планеты! — воскликнул Портер. — Поехали, Алекс. Вы, мистер Крымов, тоже можете ехать. Больше я ждать не могу, особенно после того, как вы сказали об обыске. Потом можете отправляться к консулу.

— Куда вы собираетесь нас тащить? — недоверчиво спросил Крымов.

— К Льюину, куда еще! Он наверняка уже вернулся. И кое-кто сейчас очень недоумевает, почему меня нет на месте.

— Поехали, — сказал Воронцов. — А вы, Николай Павлович?

— Чушь все это, — сказал Крымов с отвращением.

x x x

Портер позвонил. Воронцов с Крымовым стояли позади, шагах в трех. Дверь не открывали, в доме было тихо. Вечер уже наступил, но свет не горел ни в одном окне.

— У вас есть отмычка, господин Портер, — насмешливо сказал Крымов.

— Не нужно, Николай Павлович, — тихо попросил Воронцов. Присутствие Крымова раздражало его.

— Никого, — Портер выглядел растерянным. Они вернулись к машине. Дневное тепло сменилось сырым ветром

с востока, со стороны океана ползла хмурая туча, закрыв уже почти полнеба.

— Мне нужно позвонить, — сказал Портер. — Подождите меня. Никуда я не денусь, честное слово.

— Хорошо, Дэви, — сказал Воронцов. Портер кинулся к таксофону.

— Николай Павлович, — Воронцов чувствовал, что должен объясниться. — Извините, что так получилось.

Крымов серьезно посмотрел Воронцову в глаза.

— Алексей Аристархович, я вижу, что этот материал для вас очень важен. Было бы глупо не дать вам шанс. В конце концов, карьерой рискуете вы. Но Портер мне не нравится.

— Он не вел двойной игры.

— Вы уверены?

— Я сам просил его помочь мне в деле Льюина.

— Алексей Аристархович, у нас действительно всего час-другой времени. Если вы докопаетесь до истины, как вы все это объясните консулу? Вы уверены, что не наделали глупостей?

— Уверен, — сказал Воронцов. Портер подошел, запыхавшись. — Поехали, — сказал он, — этот Льюин… — Что Льюин? — насторожился Воронцов. — Вы получите информацию из первых рук. Мы с вами поедем в моей машине, а господин Крымов следом — в машине Дженни, вот ключи.

— Хорошо, что мы одни, — сказал Портер, когда они выехали со стоянки. — Этот ваш коллега действует мне на нервы.

— Он хороший человек…

— Не сомневаюсь, но наша антипатия, кажется, взаимна. Так я вернусь к тому моменту, когда собирался покинуть дом Льюина. Я стоял и смотрел на экранчик интеркома, и никого перед домом не видел.

x x x

Он услышал позади себя какое-то движение и обернулся, мгновенно похолодев. В трех шагах от него посреди холла стоял мужчина, засунув руки в карманы плаща. Портер инстинктивно прижался спиной к двери.

— Господин Портер, корреспондент Юнайтед Пресс, — сказал мужчина, нисколько не сомневаясь в своих словах.

Портер промолчал.

— Ключа у вас вроде бы нет, — продолжал мужчина, — и в дом вы проникли незаконно. Будет лучше, если вы пойдете со мной.

Повернувшись к Портеру спиной, он направился вглубь холла. Портер пошел следом, ожидая, что в соседней комнате сидит кто-нибудь еще. Но они миновали коридор, прошли мимо кухни к черному ходу и вышли на соседнюю улицу. Небольшой «остин» стоял колесами на тротуаре. Портера усадили на заднем сиденье, и машина мгновенно рванулась.

— А вы ловкач, господин Портер, — мягко сказал мужчина, сидевший рядом. Он курил сигарету и смотрел на Портера с любопытством.

— Вы ловкач, — повторил он, — вам все-таки удалось скинуть моих людей с хвоста. Не ожидал, что журналисты так оборотливы.

Машина вырвалась за город, но почти сразу свернула на боковую дорогу, где футов через триста пришлось затормозить перед закрытыми воротами. Водитель вышел и сказал что-то в интерком. Створки ворот разъехались, водитель сел за руль, и «остин» медленно покатил к коттеджу, стоявшему в глубине довольно большого сада.

В холле, куда ввели Портера, у электрического камина стоял мужчина лет сорока пяти, высокий и седой. Он был запахнут в огромных размеров халат, под которым можно было при желании спрятать небольшой пулемет. Портер поймал себя на мысли, что способен с иронией относиться к происходящему.

— Спасибо, Роджерс, — спокойно сказал седой.

— Рад служить вам, сэр, — ответил мужчина, разговаривавший с Портером в машине. — Только хочу заметить, что этот парень попал в дом не вполне законным путем, и после вашей с ним беседы я бы хотел сопроводить его в полицию.

— Понимаю, Роджерс. Пожалуй, я дам вам слово, что сам это улажу.

— Садитесь, господин Портер, — сказал седой, когда они остались вдвоем. — Я Джон Смит, если вас устраивает это имя.

Портер сел в кресло. Смит опустился на диванчик и минуту смотрел на Портера изучающе, будто оценивая, чего можно ждать от этого репортера.

— Мистер Смит, — сказал Портер, надеясь, что ирония в его голосе ощутима, — я думаю, что вы играли определенную роль в фирме «Лоусон», и потому мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.

— Вы мне? — удивился Смит.

— Да. Первый вопрос — что такое фирма «Лоусон»?

— Ну хорошо… Собственно, я пригласил вас сюда, чтобы узнать, наконец, зачем вы ввязались в это дело. Кроме того, мне, вероятно, придется вас кое о чем попросить. Чуть позднее. Фирма «Лоусон»? Подставная организация, вы, наверно, и сами догадались. Дело не в фирме, в другом.

— В чем?

— Вы должны дать мне слово, что все, о чем мы услышите, останется между нами до тех пор, пока я не разрешу говорить и писать.

— Но…

— Все. Вы не в таком положении, чтобы препираться.

x x x

Портер гнал машину. Воронцов посмотрел в зеркальце — Крымов ехал за ними как привязанный.

— Потом он говорил, — продолжал Портер. — Я не сумею вам пересказать, и не только потому, что дал слово… Я репортер, а не ученый. Не могу анализировать. Могу поверить или нет. Если бы я не поверил… Это означало бы, что я отошел в сторону, назвал Смита параноиком, а рассказ его — бредом. Но это не так… Когда меня отвезли обратно к дому Льюина, было около двух часов. Я ждал на улице, Льюин должен был вот-вот вернуться, — так сказал Смит. Расчет был на то, чтобы я говорил с физиком в привычной для него обстановке. И вовсе не о том, как нехорошо призывать к войне. Но Льюина все не было, а тут появились вы с Дженни. Остальное вы видели сами.

— Кто это был? — Воронцов никак не мог увязать информацию в систему. — Люди Смита? Те же, что взяли вас?

— Нет. Служба безопасности. Не исключено, что и Жаклин Коули тоже у них. Я и раньше предполагал, а когда ваш Крымов сказал, что у физика произвели обыск… Они оставили своих людей, а я ничего не заметил. Дженни ведь ни о чем не знает, а?

— Ни о чем, — сказал Воронцов, — кроме того, что мы интересуемся Льюином. А как, по-вашему, много ли знаю я?

— Вы знаете много, Алекс, но не можете связать, — сказал Портер, когда Воронцов закончил краткий рассказ о своих поисках. — Сейчас мы подъедем, и Смит скажет вам больше, раз уж позволил везти вас к себе.

Они свернули на узкую дорогу, петлявшую между деревьями, и вскоре остановились у забора из тонких чугунных прутьев. Позади взвизгнули тормоза машины, в которой ехал Крымов. Подбежал человек, видимо, охранник — довольно щуплый на вид парень в джинсах. Он взглянул на Портера и Воронцова, перебежал к Крымому и вернулся к воротам. Створки раздвинулись, и они въехали в аллею, в глубине которой виднелся фасад аккуратного коттеджа, напоминавшего перевернутую вверх килем лодку. Вышли.

— Что дальше? — воинственно спросил Крымов.

— Нас позовут, — сказал Портер, озираясь по сторонам. Замок на входной двери щелкнул. Видимо, их достаточно изучили через телемонитор.

В холле ожидал седой мужчина, о котором говорил Портер.

— Мистер Джон Смит, — сказал Портер. Воронцов смотрел Смиту в глаза. — Вчера, господин Воронцов, — сказал Смит, — я еще не был уверен, что вам следует это знать. Думал, что никому не следует. Но я был честен с вами и ответил на ваши вопросы, не так ли?

— Так, — согласился Воронцов.

— Вы знакомы? — удивленно прошептал Крымов. Воронцов кивнул. Они прошли в гостиную. Сели. Кто-то, невидимый в полумраке холла, подошел к двери, и Воронцов услышал щелчок замка.

— Они забрали Дженни! — неожиданно взорвался Портер. — Вы слышите, Смит?

— Дженни… Кто это?

— Журналистка, — пояснил Воронцов. — Она была со мной, профессор, когда я поехал к Льюину.

— Это была ваша ошибка. Вы не были готовы к разговору.

— В этом ведь и ваша вина, профессор Сточерз, — хмуро сказал Воронцов.

Пока Портер сумбурно рассказывал о том, что произошло перед домом Льюина, Сточерз набирал что-то на клавиатуре компьютера.

— Теперь Дженни у них, — резюмировал Портер, — и, вероятно, Жаклин Коули тоже. Черт бы вас побрал, Смит, или кто вы там на самом деле. Вы сказали, что Льюин будет дома не позднее трех. Если бы он вернулся, все обошлось бы.

— Тогда взяли бы и его, и вас, — холодно отпарировал Сточерз. — С Льюином не все ладно, господин Портер. Но об этом потом.

— Вас хотят выслать, господин Воронцов, — продолжал Сточерз, — времени у нас мало. Если люди из АНД найдут вас прежде, чем вы доберетесь до вашего консульства, вам грозит то же, что и Коули, и другой женщине. Мы приняли решение — информация должна быть передана гласности одновременно здесь и у вас, в России. Лучше всего будет, если господин Крымов отправится и привезет консула на развилку, где вы свернули. Когда мы кончим говорить, господина Воронцова доставят к вам.

— Можно позвонить, — сказал Крымов. — Это будет быстрее.

— Нет, это будет слишком быстро. Нам нужно время для разговора с господином Воронцовым.

— Поезжайте, Николай Павлович, — попросил Воронцов по-русски. — Не убьют меня здесь, честное слово. А дело, видно, важное.

Крымов молча встал и направился к двери. Сточерз поднял телефонную трубку и сказал несколько слов.

Они остались втроем. Портер нервничал. Он уже знал, что будет говорить Сточерз и жаждал действий. Он боялся, что Воронцов станет больше возражать, чем слушать.

— Как и господин Портер, — начал Сточерз, — вы, господин Воронцов, должны дать мне слово, что без моего разрешения ничегео не опубликуете. Более того, никому не расскажете.

— Я не просил заманивать меня сюда, — сухо сказал Воронцов.

— Бросьте амбиции, — Сточерз говорил, взвешивая слова. — Я должен вам рассказать, потому что так сложилась ситуация. Обещаю, что в свое время вы и господин Портер будете первыми, кто это опубликует.

— Алекс, — быстро заговорил Портер, — дайте слово, вы не пожалеете, это даже не скуп, это… Прошу вас, речь идет и Дженни тоже. Вы просто не понимаете пока, как тут все связалось…

— Ну, хорошо, — сказал Воронцов, проклиная себя за мягкотелость. Крымов в подобной ситуации твердо стоял бы на своем. — Даю слово.

— Спасибо, — серьезно поблагодарил Сточерз. — Вы избавили меня от неприятной необходимости.

— Какой, профессор?

— Если бы вы отказались, разговор стал бы невозможен, и мне пришлось бы сообщить в службу безопасности о том, что вы здесь. Они явились бы раньше вашего консула.

— Я дал слово, — раздраженно сказал Воронцов. — Говорите или звоните.

ЧАСТЬ 3. Комитет Семи

Шел двухтысячный год — последний год двадцатого века. ООН объявила декабрь Месяцем Будущего. Рождественские каникулы приобрели особый смысл — это был не просто праздник, но как бы проверка себя перед вступлением в новый век.

Двадцать первое столетие генетики Сточерз и Скроч решили встретить семейно — заказали столик в ресторане на сотом этаже Дома наций. Сточерз недавно женился вторично. Мэг была моложе его на четырнадцать лет. Скроч, относившийся к браку пуритански, не одобрял поступка друга, но мнения своего не высказывал. Сам Скроч женился, едва закончив колледж, еще в семидесятых. Двое его взрослых сыновей разъехались, оставив родителей вдвоем. Писали редко, почти не звонили, постоянно переезжали с места на место. Сточерз и Скроч работали вместе более десяти лет. Впрочем, их научные интересы не всегда совпадали. Сточерза интересовала генная инженерия, Скроча — анализ структуры генома.

К Филипсу первым вызвали Скроча, и он не сказал другу ни слова до тех пор, пока не вызвали и того. Обменявшись, с разрешения Филипса, информацией, они решили пообедать вдвоем в том же ресторане, где наметили провести новогоднюю ночь, до которой оставалось всего две недели.

— Я не уверен, что нам стоит браться за это дело, Джеймс, — Сточерз чувствовал растерянность. — Это не для нас.

— Боишься опростоволоситься, Джо?

— Нет, я знаю, что профессионально гожусь для такой работы. К тому же, как я понял, выбрали нас после тщательной проверки. Нет, не в этом дело.

— В чем же?

— В самой постановке проблемы. Филипс, у которого они оба побывали, руководил в министерстве обороны отделом перспективных разработок. Обоим было сделано лестное для самолюбия предложение войти в группу ученых, которая займется сверхдолгосрочным прогнозированием систем вооружения. Никаких военных, никакого нажима, только ученые, проблема чисто научная. Прогноз на весь двадцать первый век и дальше, если перспектива окажется обозримой. Разумеется, группе будут приданы профессионалы-футурологи, которые обеспечат методическую надежность прогноза.

Не ядерное или космическое оружие — это уже вчерашний день. Новый век наверняка принесет новые открытия, которые лишь через десятилетия будут осознаны как потенциальные военные разработки. Так вот, нужно попытаться предвидеть эти открытия в какой бы то ни было области знания, нужно извлечь из них (да, из открытий, которые, вероятно, еще не сделаны!) то зерно, из которого в конце концов прорастет новая взрывчатка или броня. Фигурально, конечно, выражаясь.

В программе заинтересовано правительство. Инициативная группа, куда они войдут, будет состоять из очень небольшого числа людей. Это будет мозговой центр, вершина пирамиды, на которую поднимется уже обработанная информация. Здесь, на вершине, будет проведен окончательный анализ, сделаны выводы и даны рекомендации.

— Новый век, — сказал Сточерз. — Тебе не кажется, что предложение Филипса очень символично?

— При чем здесь символика? Это наука! — Скроч был возбужден. Он и пил сегодня больше обычного. Чувствовалось, что он уже принял предложение. Ему было интересно узнать результат, а иного способа, кроме личного учатия в деле, просто не существовало.

Сточерз тоже был склонен принять предложение. Он знал, что правительственные программы выполняются в любом случае, если уж они начаты. Значит, откажись он, найдут других исполнителей, может быть, не столь щепетильных и честных.

Они согласились. Вступление планеты Земля в новый век было отпраздновано с небывалой пышностью. Карнавалы и шествия в Вашингтоне продолжались двадцать четыре часа. Люди надеялись, что мир будет прочным и долгим.

Сточерз и Скроч, стоя на сотом этаже Дома наций, подняли бокалы с шампанским и подумали, что именно от них может зависеть, каким будет мир в том веке, куда они только что вошли.

x x x

Бывало, что Сточерз задумывался над тем, насколько высока пирамида, на вершине которой он находился. Он знал, что информация поступает к ним из двух десятков групп, каждая из которых работает независимо и ничего не знает о существовании других. Но и эти группы обрабатывали уже не сырую информацию. Еще ниже находились многочисленные эксперты-прогнозисты, исследовавшие огромные массивы данных по различным наукам.

Кроме него и Скроча в инициативную группу вошли физик Льюин, футуролог Рейндеерс, химик Мирьяс, психолог Пановски и писатель-фантаст Прескотт. С легкой руки Льюина за группой даже в официальных документах закрепилось название — Комитет Семи.

Между членами Комитета Семи быстро установились дружеские отношения. Много времени они проводили вместе, на территории университета штата Нью-Йорк были выделены помещения для фирмы «Лоусон». Финансировала работу сенатская подкомиссия по прогнозированию, официально работу вел университет. Работа заключалась в анализе состояния и развития фундаментальных наук. Никакой видимой секретности. Более того: изредка кто-нибудь из членов Комитета выступал перед студентами и преподавателями с рассказом о том, какой видится будущая генетика, или физика, или химия…

Генератором идей стал писатель-фантаст Генри Прескотт — человек лет тридцати пяти, публиковавшийся не часто и не в самых престижных издательствах. Он выпустил три небольшие книжки, Сточерз прочитал их. После первого же рассказа он понял, почему Прескотт никогда не получит премии «Хьюго», и чем руководствовались Филипс и его коллеги, предлагая Прескотта в Комитет Семи. Это была так называемая «жесткая» научная фантастика с четко продуманными проблемами и мыслями сугубо научного свойства. Именно Прескотт предложил идею, которая дала толчок работе Комитета после почти полугодового застоя.

Идею Прескотт изложил сначала Льюину, а потом — ровно сутки спустя — собрал всех членов Комитета и продемонстрировал образец научно-фантастического анализа, помноженный на проведенный за это время компьютерный анализ ситуации. Имея доступ к секретным документам ПРО, Льюин сумел продвинуться дальше Прескотта, полагавшегося лишь на опубликованные в газетах сведения и на интуицию фантаста.

— Господа, — сказал Льюин, — сегодня на военно-космической базе Корби произошел сбой в системах обнаружения. Компьютер принял серию высотных грозовых разрядов за атаку русских ракет. Тревога продолжалась девятнадцать секунд, пока не распознали ошибку.

— Таким сбоев наверняка происходит немало, — сказал Скроч. — Они всегда распознаются.

Прескотт оторвал взгляд от бумаги, на которой рисовал какого-то инопланетного зверя.

— Вы поработали с компьютером, Уолт? — оведомился он.

— Поработал, Генри. Прескотт кивнул и пририсовал зверю длинный хвост, похожий на человеческую руку.

— Вам известно, господа, сколько такого рода сбоев произошло за время существования баз с ракетно-ядерным оружием? — продолжал Льюин.

— Думаю, от десяти до сотни в год, — сказал Скроч.

— Точность хороша для астронома, но не для генетика, — усмехнулся Льюин. — Вместе с сегодняшней тревогой по всем нашим базам и объектам получается двести семьдесят две тысячи триста пятнадцать случаев. На деле, вероятно, еще больше.

— Ну, ну, — пробормотал Прескотт, не отрываясь от рисунка.

— Пожалуйста, — вмешался Пановски, самый старый среди них, ему на днях исполнилось семьдесят, — объясните, к чему вы клоните.

— Видите ли, базы представляют собой единую систему, события на них не независимы. Значит, если в компьютере на Гаваях произошел сбой, то вероятность такого же сбоя в компьютере на базе Ронсон уменьшается. Но если сбой все-таки происходит и здесь, то существенно уменьшается вероятность того, что его удастся устранить быстрее, чем произойдет пуск ракеты. А если случается цепочка таких сбоев, то вероятность выбраться живыми, вероятность предотвращения атаки сводится, можно сказать, к нулю.

— Мы не специалисты, — пробурчал Мирьяс, — но даже мне понятно, что единая система компьютеров Пентагона должна быть свободна от такого рода накладок. Проверки и перепроверки…

— Конечно. Проверки и дублирование. И каждый раз вероятность того, что закончится благополучно, уменьшается. По законам теории вероятностей ядерная война должна была начаться в результате сбоя еще лет десять назад. Примерно после стотысячной тревоги. В том, что мы еще живы, виновата не система проверок, а нечто, спрятанное более глубоко. Ядерная война не может возникнуть в результате случайных сбоев. Закон: на каждую случайность приходится компенсирующая случайность.

— А психология? — спросил Пановски. — Допустим, есть закон природы. Но он не включает человеческого фактора. Например, безумного оператора. Происходит сбой, и оператор, вместо того, чтобы разобраться, впадает в панику и лично выдает команду к началу боевых действий.

Льюин покачал головой.

— Вы прекрасно знаете, Людвиг, что это невозможно. Для начала войны нужна команда свыше. Ваш безумный оператор не знает нужных кодов.

— Все это очень сомнительно, — вздохнул Пановски.

— Почти триста тысяч сбоев, — сказал Мирьяс. — Большая статистика, не спорю. А я приведу только два примера. Ведь для того, чтобы опровергнуть теорию, достаточно и одного факта, верно? Первый пример — взрыв в штате Юта, когда в подземном бункере полетел вразнос двигатель ракеты МХ, и ядерное устройство взорвалось. Сколько там погибло наших парней? Около ста — взрыв произошел под землей. Но ваша компенсирующая случайность в данном случае не сработала. И второй пример — год назад над Сандвичевыми островами. Ракета взорвалась в полете. Бомба была катапультирована, но система блокировки разрушилась, и бомба взорвалась, упав в океан. Пятьдесят килотонн. И компенсирующая случайность опять не возникла.

— Точно, — согласился Прескотт. — А вы заметили — бомбы эти взрывались на своей территории, а не на территории возможного противника? Вот вам другая сторона компенсирующего фактора. Природа не может допустить гибели человечества из-за нелепой случайности — в этом сущность закона, который мы с Уолтом сформулировали. На каждую случайность приходится антислучайность.

— Бред, — сказал Мирьяс. — Природа слепа, глуха и неразумна. А у вас получается, будто существует нечто или некто, вроде демона Максвелла, следящий за каждой нашей ракетой!

— Разве для этого нужен демон? — удивился Льюин. — Вы же не удивляетесь, как может природа уследить за тем, чтобы в электрической цепи сила тока всегда была равна частному от деления напряжения на сопротивление. Вы думаете, что человечество — закрытая система и может устанавливать для себя законы по собственному желанию?

— Бог с ними, с вероятностями, — сказал Пановски. — А что будет, если наш президент, взвесив последствия, сам отдаст приказ начать ядерную атаку? Тогда-то уж ракеты долетят до цели? Или, по вашему закону компенсации, они либо не вылетят из шахт, либо взорвутся над нашей территорией?

— Вы спрашиваете, насколько универсален закон компенсации. Не знаю. Но ведь мы только начали анализировать.

— Универсальность закона природы, — усмехнулся Прескотт, — обычно проверяют экспериментом.

x x x

Летом 2001 года начали поступать первые сотни анкетных листов, первые обзоры. Сточерз много думал о законе компенсации, много говорил с Льюиным о нем. Справедливость закона подтверждалась с каждым новым сбоем на ракетных базах — каждый день и каждый час.

Политики и военные всегда боялись случайностей, которые могут привести к войне, если государство к ней не готово. Страх перед нелепой случайностью заставляет действовать — совершенствовать контроль, идти на взаимное сокращение особо опасных систем, ограничивать вывод оружия в космос. Но если есть закон природы, запрещающий случаю проявить себя? Следствием станет полная безответственность политиков. Что бы мы ни сотворили, природа компенсирует нашу глупость. И тогда благодушное человечество тем быстрее провалится в тартарары, чем прочнее уверует в свою безопасность.

Большую часть лета они обсуждали возможности генетического оружия. Запирающий ген, по общему мнению членов Комитета, вряд ли мог быть серьезно использован в системах оружия далекого будущего. Сточерз считал, что существование запирающего гена лишь доказывает, что человек не в состоянии прожить без драки любого масштаба. Отсюда — неизбежность войн в истории человечества, неизбежное вымирание народов, которые, скажем, по религиозным или социальным причинам отвергали войну как средство достижения цели. С точки зрения Сточерза любые социальные законы должны быть вторичны и обязаны отступать перед законами физики или генетики…

В Комитете они вообще предпочитали не затрагивать социальных следствий своих исследований. Может, это и выглядело странным, но, продискутировав несколько дней в самом начале работы, они по молчаливому соглашению перестали разговаривать о законах развития общества, ограничиваясь наукой и техникой.

Взгляды у них были различными. Льюин считал, что оружие следует придумывать лишь для того, чтобы знать, над чем именно не нужно работать. Пановски был гораздо более консервативен — он полагал, что все социальные формации себя изжили, в том числе капитализм, эксплуатирующий самые низменные инстинкты, и коммунизм, который вовсе противоречит человеческой натуре.

В представлении Прескотта будущее общество, единое на всей планете, окажется коктейлем из капитализма и социализма — того положительного, что будет вычерпано из обеих формаций ковшом истории. Он даже написал роман о таком обществе на некоей планете Кардмилле. Роман успеха не имел, потому что был насквозь конструктивен, логика и анализ задавили авантюрную часть. Как бы то ни было, Прескотт был оптимистом и считал, что человечество непременно расселится по Вселенной. Не исключено, впрочем, что перед этим оно начисто уничтожит свой дом — планету Земля.

Мирьяс в свои пятьдесят пять лет, казалось, вообще не задумывался над тем, каким окажется будущее. С детства его интересовали только химические опыты, и он был уверен в одном: любое оружие — варварство.

Футуролог Рейндерс, знакомый практически со всеми прогнозными разработками, считал, что пропасть между социальными институтами на планете будет все более углубляться, поскольку каждая система совершенствуется внутри себя до полного исчерпания возможностей, причем скорость процесса все более возрастает (пример — развал Советского Союза). Всегда будут существовать на планете две противоположные системы, и такое положение дел не позволит человечеству загнить, заставит его и в дальнейшем поддерживать высокий темп развития. Поскольку вооружение является необходимым элементом противостояния, то оружие будет развиваться, а потому работа Комитета чрезвычайно важна.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8