- Да, - повторила она, прижавшись лицом к моей груди, и я ее плохо слышал, скорее, догадывался о том, что она говорила. - Я поехала к нему после обеда… Сердце прихватывало, я положила под язык валидол… Так мы и шли. Впереди Ася, за ней метрах в десяти Олег, а еще дальше я, и все время боялась, что он меня увидит, и я помешаю ему выполнить последнее решение.
      - Вы не собирались…
      - Это было его решение, ведь так? Только его. Последнее. Я думала… если что, вызову «скорую», мобильник у меня с собой… Так мы дошли до пруда, и я поднялась на холмик, чтобы лучше видеть и, если что…
      - Вы видели.
      - Это произошло так быстро! Ася вдруг свернула с тропинки и пошла по льду. Треск. Олег помчался большими шагами. И… В общем, потом я ушла.
      - Вы так и не позвонили в «скорую»!
      Она оттолкнула меня обеими руками, отступила на шаг. Слез на ее лице не было.
      - Я решила неправильно?
      Я молчал. Неправильно. Конечно. Она бы вызвала «скорую» и осталась ждать. Врачи только и смогли бы, что зафиксировать смерть, а потом… Как вы здесь оказались? Что видели? Милиция. И нужно было бы или молчать, вызывая никому не нужные подозрения, или рассказать все, вызывая никому не нужное недоверие. А потом понаехали бы журналисты, уж от них точно не избавишься, и пришлось бы…
      Как поступил бы я сам?
      У нее не было ни малейших шансов спасти обоих. Или одного. Или одну. Выбора не было. И у Парицкого не было выбора. Значит…
      Или выбор был? Есть ли вообще у человека выбор в такой ситуации? Разве он выбирает в этот момент с помощью разума? Или действуют только инстинкты, которые у всех разные: один бросается на помощь, рискуя собой, другой отступает. Решения эти бессознательны, и значит… Значит, счетчик не щелкает. Нет выбора - нет щелчка.
      Но тогда… Значит, это не могло быть последним решением Париц-кого в его жизни! Что-то должно было произойти раньше! Раньше должен был раздаться последний щелчок счетчика, раньше должен был Олег Николаевич принять окончательное решение, а потом - одни инстинкты… как у парализованного, каким он никогда не хотел быть.
      - Я решила неправильно? Буданова ждала.
      - Вы могли его остановить… до того, как он побежал. Крикнуть. Позвать.
      - Это было бы правильно? - настойчиво повторила она.
      - Нет, - сказал я.
      На лбу Евгении Ниловны выступили капельки пота. Она стояла, пошатываясь, я подхватил ее под руку и отвел на диван. Пружины на этот раз охнули разом, вразнобой.
      - Где ваше лекарство? - спросил я.
      - Там… на тумбочке.
      Я вытащил из пакета пластинку валидола, оторвал таблетку, дрожащими пальцами Евгения Ниловна положила лекарство под язык и затихла, глядя в потолок.
      Я сел рядом на стул. Как она жила здесь - одна? Старая женщина. Аесли приступ? Телефон всегда под рукой - но если боль сильная и не дотянуться?
      А я-то? Мне тоже не двадцать, не сорок и даже не пятьдесят. И каждую минуту может… Сколько еще тикать моему счетчику? Сколько решений я еще смогу принять в жизни?
      - Идите, Петр Романович, - сказала Буданова слабым голосом. - Вы опоздаете на последний автобус.
      - Я не могу сейчас…
      - Со мной все будет в порядке, - едва заметно улыбнулась она. - Мой счетчик еще…
      - Вы знаете? - вырвалось у меня.
      - Не с точностью до дня, конечно.
      - Вы знаете… - пробормотал я.
      Она хотела кивнуть, но лежа не получилось, голова Евгении Ниловны странно дернулась.
      - Не надо, - сказал я. - Полежите спокойно.
      Минуту в комнате стояла такая тишина, что, казалось, было слышно, как за окнами падают снежинки и ложатся на землю с тихим звоном, будто крохотные осколки хрусталя.
      - Не думайте об этом, Петр Романович, - неожиданно произнесла Евгения Ниловна и посмотрела мне в глаза. - Не нужно вам знать. Никому не нужно.
      - Я понимаю, - сказал я. - Когда знаешь, начинаешь принимать решения чаще, чем обычно. Да? Приближаешь конец.
      - Нет, - сказала она. - То есть, наверное, и поэтому тоже. Но главное в другом. Когда знаешь… Хочешь, чтобы твои последние решения были значительны. Не размениваться на мелочи. И тогда…
      Она хотела что-то сказать, но передумала. Мне показалось, что я понял ее мысль. Эта мысль мне не понравилась. Она была… неправильной? Может, и правильной, но - неверной. Парадокс?
      - Вы хотите сказать, - медленно произнес я, - что свое последнее решение - спасти Асю, если что-то с ней случится - Олег Николаевич принял еще тогда, когда пошел за ней следом? Еще по дороге? Его счетчик зашкалило и… И если бы не его решение, Ася не свернула бы с тропы на лед? Она не поступала так прежде. Но это же вообще чепуха! Телепатия? Вы хотите сказать, что он сам ее толкнул? Сам?
      Должно быть, я кричал. Не знаю. По-моему, я не произнес ни слова, только думал вслух.
      Евгения Ниловна положила руку на мою ладонь.
      - Ну да, - сказала она тихо, и мне пришлось наклониться, чтобы расслышать. - Конечно, чепуха. Он ее толкнул? Вы действительно могли так подумать?
      - Нет, я…
      - Мне кажется, - сказала Евгения Ниловна, - Олег принял последнее свое решение по дороге, да и выбора у него больше не оставалось. Но вы, наверное, замечали в жизни… Как часто ваш выбор зависит от выбора другого человека? Вроде бы вы не договаривались, но кто-то делает что-то, и вы…
      Ей было трудно говорить.
      - Когда Софе стало плохо, - вспомнил я, - я был на работе… Почему-то напала жажда деятельности. Захотелось встать. Выйти на улицу. Бежать. Я не понимал. Сколько решений я принял в эти минуты? Десять? Больше? Я места себе не находил. А потом позвонил Вадик… это наш сын… и сказал, что мама упала на кухне…
      - Не нужно, - сказала Буданова. - Не вспоминайте. Вы меня поняли.
      - Как это происходит? - воскликнул я.
      - У Олега на этот счет была идея. Ряды простых чисел… их множество… их, вообще-то, тоже бесконечно много, этих рядов… они пересекаются, обгоняют друг друга или отстают… числа… они связаны…
      - Но счетчик у каждого свой! - воскликнул я. - При чем здесь… Буданова едва заметно покачала головой. Она не знала. Она была генетиком; математика, теория чисел были ей чужды, это был другой мир, в котором жил Олег Николаевич Парицкий, а она только смотрела со стороны и помогала, как могла…
      - Вы опоздаете на автобус, - напомнила она.
      Да, я опаздывал. Если задержусь еще на пару минут… Евгения Ниловна повернулась на правый бок, достала из кармана халата и положила рядом с собой мобильник.
      - Не бойтесь принять это решение, - сказала она уже довольно бодрым голосом. - Мне лучше, а такие приступы случаются со мной довольно часто. Поезжайте, Петр Романович. Я позвоню, если что. И вы звоните. Хорошо?
      Когда я стоял у двери, она села на диване, облокотилась о валик и сказала:
      - Мы с вами не математики, Петр Романович. Вы ничего не поймете в заметках Олега, даже если вам позволят… А я - тем более. Может, не нужно?..
      Она не договорила и, помахав мне рукой, закрыла глаза.
      - Дверь просто защелкните, хорошо?
      Автобус опоздал, и я едва не превратился в сосульку, ожидая на остановке. Снег, который, похоже, падал весь вечер, пока мы разговаривали, теперь прекратился, зато ударил мороз, и я вполне мог себе представить, что водитель застрял где-то в дороге, и придется мне возвращаться к Евгении Ниловне, проситься на ночлег… Почему-то мне очень этого не хотелось, и в это время в ночи вспыхнули фары, подкатил, фыркая, автобус, в салоне которого даже оказалось несколько пассажиров…
      От остановки я шел домой осторожно, ноги немного скользили, фонари на улице горели через один, снег скрипел, небо висело низко.
      - Гуляете? - спросил знакомый голос. Я не узнал сразу, не ожидал встретить Веденеева в такое время в таком месте. Он что, ждал меня?
      - Люблю пройтись перед сном, - объяснил участковый, поняв, видимо, о чем я подумал. - А вы? Тоже?
      - Был в гостях, - сказал я, не вдаваясь в подробности.
      - Хорошее дело, - одобрил Веденеев. - Вы знаете, что похороны Парицкого в понедельник? Выносить будут из института, все время забываю название.
      - Имени Стеклова, - сказал я. - Был такой математик.
      - Ага, - кивнул Михаил Александрович. - Вы поедете?
      - Не знаю, - отозвался я. - Подумаю. Не так просто принять решение.
      - Да? - удивился Веденеев. - Я думал, вы дружили. Он не понял, конечно, какое решение я имел в виду.
      - Вы… - я помедлил. - Помните, говорили о следах на холме? Будто кто-то стоял там…
      Веденеев махнул рукой.
      - Вы серьезно? - удивился он. - Мало ли кто мог… Да и занесло следы давно. Глупости, не берите в голову, Петр Романович.
      - Вот я все думаю, как же его работы…
      - Тут я пас, - усмехнулся Веденеев. - Приезжали сегодня из института, принесли официальную бумагу, компьютер Олега Николаевича я передал под расписку, они там люди умные, специалисты, разберутся.
      - Понятно, - сказал я. - Спокойной ночи.
      - Спокойной ночи, Петр Романович, - кивнул Веденеев. Возможно, мне показалось, что в его голосе прозвучали какие-то угрожающие нотки? Конечно, показалось, с чего бы…
      Дома было холодно, батареи грели слабо, я включил масляный обогреватель, стоявший у постели. Позвонил Евгении Ниловне, голос ее звучал бодро, она, похоже, действительно оправилась.
      - Вы на самом деле не можете посчитать, сколько натикало на моем счетчике? - спросил я вроде бы в шутку.
      - Спокойной ночи, Петр Романович, - ответила Буданова. - Заезжайте в гости, когда будете в Репино.
      - Непременно, - пообещал я.
      Лучше не знать, думал я, лежа под одеялом, а левую руку положив на обогреватель.
      Если Асин счетчик и счетчик Парицкого… если одинаковые ряды простых чисел вызывают к жизни одинаковые или взаимно согласованные решения… кажется, я уже засыпал, потому что мысль то всплывала, то погружалась, то расплывалась, то превращалась в яркую точку… если Вселенная и есть бесконечная числовая ось, на которую нанизаны судьбы… если… ряды простых чисел бесконечны… значит, человек все-таки бессмертен, и нужно только понять, как соединяются гены-счетчики… нужно…
      Должно быть, я все-таки уснул, потому что знал, что сплю, и думал: решения, которые мы принимаем во сне, они щелкают на нашем счетчике? Живем мы в снах или…
      Не помню, что я решил по этому поводу. Я плохо запоминаю сны.
 

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

11.08.2008