На «Б-26» Хавенера сержант Сандерс услышал, «будто самолет разрывается на куски». «Страшный треск доносился со всех сторон, — вспоминает он. — Я схватил переговорную трубку и прокричал:

— Нас сбили!

В ответ раздался спокойный голос второго пилота Хавенера:

— Нет, мы не сбиты. Это под нами взрываются наши же бомбы.

Так низко мы летели».

Лейтенант Джон Робинсон также подтверждает: «От взрывов бомб крылья самолета постоянно тряслись. Впечатление было такое, словно на машине едешь по шпалам железнодорожного полотна». Аналогичные ощущения испытали и другие пилоты. Это дает представление о том, сколько взрывной энергии впустую ушло в воздух.

Но безусловно, не вся. Это может засвидетельствовать лейтенант Артур Янке. Когда над Ла-Мадлен появились «Мародеры», он спрятался в траншее и закрыл глаза. От взрывов над дюнами вырастали песчаные гейзеры. Одна бомба громыхнула в нескольких метрах от Янке, и его засыпало. Раненный в руку, он с трудом выбрался из-под завала и сполз в воронку. Даже в России, подумал лейтенант, ему не приходилось попадать в такую передрягу.

Янке скрывался от бомб на месте, где теперь стоит музей, посвященный военным действиям на «Юте». Ему вспомнилась торжественная церемония, состоявшаяся здесь же всего лишь неделю назад. Генерал Маркс наградил его Железным крестом за боевые заслуги на Восточном фронте. Был устроен настоящий праздник с пиршеством, хоровым пением, театральным представлением. Всем понравились слова из пьесы: «Долго ли нам еще сидеть на этой пороховой бочке?» Солдаты Янке встретили их со смехом.

Теперь «пороховая бочка» взорвалась. Уничтожены две 75-мм пушки, повреждена 88-миллиметровая, исчезли два 50-мм противотанковых орудия и огнеметы. Янке остался без радио и телефонной связи. Его люди выжили, укрываясь в бункерах. Когда они вышли наружу, их охватил ужас. Капрал, отвечающий за питание, пожилой человек, сказал Янке:

— Герр лейтенант, все разрушено. Склады с продовольствием горят. Мы погибли! — Покачав головой, он добавил: — Нам придется сдаваться, герр лейтенант.

— Вы в своем уме, капрал? — ответил 23-летний Янке. — Если бы мы каждый раз сдавались в России в таких ситуациях, то русские давно уже были бы здесь.

Он приказал всем окапываться. Но в это время начался новый рейд «Мародеров». Солдаты стали зарываться в песок. Янке отправил посыльного на велосипеде в штаб батальона. По дороге его убило разрывом бомбы.

Когда самолеты ушли и небо чуть-чуть просветлело, Янке увидел, как из-за горизонта выдвигается армада кораблей. Такая картина может поколебать душу любого, даже закаленного в боях человека. Янке и его люди уверовали в неприступность Ла-Мадлен с ее бункерами и мощными орудиями. Теперь крепости не существовало, а в море буквально на их глазах нарастала огромная наступательная сила. В распоряжении лейтенанта остались лишь два пулемета и два гранатомета. Американские «Мародеры» блестяще выполнили задание по уничтожению стационарных фортификаций Роммеля на «Юте» еще до того, как немцы успели сделать хотя бы один выстрел.

Успешно показали себя в рейдах на малых высотах и двухмоторные «А-20». Особенно отличилась 410-я бомбардировочная группа, удостоенная упоминания в президентском приказе (сами летчики называли свое подразделение «лучшей в мире бомбардировочной группой»). 410-я разнесла в пух и прах Карантан, не позволив полковнику Хейдту даже вывести свои танки из города.

Сбросив бомбы, эскадрильи пролетали над Котантеном, поворачивали вправо, огибали оконечность полуострова, брали курс на север и возвращались на базы в Англию. По пути экипажи видели то, что «никогда невозможно забыть». «Повсюду, — описывает свои впечатления лейтенант Делонг, — на полях, лугах, в лесах были раскиданы парашюты и обломки разбитых планеров. По-моему, я не заметил ни одного уцелевшего. У меня возникло чувство тревоги: что-то там внизу произошло не так, как надо».

Лейтенант Чарлз Мидлтон тоже рассказывает о парашютах и обломках планеров, разбросанных по территории полуострова: «Я представлял себе, как они натыкались на живые изгороди, оставляя позади крылья, как горели». Потом перед его глазами предстала совершенно невообразимая картина: «Неподалеку от места недавнего сражения фермер вспахивал поле. Он шел за белой лошадью, и казалось: ему нет никакого дела до того, что творится вокруг».

К 8.00 большинство экипажей возвращались на базы, им выдавали вторые завтраки, и через час-два они снова поднимались в воздух, бомбили Сен-Ло и другие материковые цели в Нормандии. Британские самолеты сосредоточились на Кане, сравняв с землей железнодорожный узел. Немцы в Кане в отместку расстреляли 80 заключенных — членов французского Сопротивления.

В отличие от успешных налетов «Б-26» на «Юту» рейды «Б-17» и «Б-24» на «Омаху» и британские участки побережья фактически провалились. За два часа союзники сбросили на Нормандию больше бомб, чем на Гамбург в 1943 г. Но из-за погодных условий и из-за стремления пилотов избежать ударов по собственным войскам бомбы в основном упали на нормандские луга (или были возвращены в Англию), а не на «Атлантический вал». И все же экипажи «Б-17» сделали все, что могли, по крайней мере больше, чем бомбардировочная авиация люфтваффе.

Высшее положение в элите союзнических военно-воздушных сил, без сомнения, занимали летчики-истребители. Молодые и нагловатые, но искусные и опытные бойцы, они выделялись в военной массе своим особым шиком. Пилоты закалились в воздушных поединках с асами люфтваффе, и их считали рыцарями Второй мировой войны.

Они жили на грани, только в настоящем и хорошо знали цену риска. В них горел спортивный задор, азарт соперничества. Истребительная авиация, конечно же, хотела летать в день «Д», «драться» в воздушных боях, помогать делать историю.

Особенно рвались в небо Нормандии пилоты «П-47». В 1943 г. они сопровождали стратегические бомбардировщики и имели предостаточно возможностей участвовать в воздушных «драках». Весной 1944 т. «П-47», однако, уступили свое место истребителям дальнего действия «П-51» (по мнению многих экспертов, именно эти самолеты помогли выиграть войну: благодаря им стали возможны глубокие рейды «Б-17», в результате которых люфтваффе была вытеснена из Франции).

«П-47» («Тандерболт» — «Раскат грома») представлял собой одномоторный истребитель с классическими очертаниями. Управлять им — одно удовольствие, а в бою ему не было равных. Но в последние недели перед днем «Д» «П-47» совершали лишь эпизодические атаки на объекты во Франции. Пилоты заскучали.

На одном из «П-47» летал лейтенант Джек Баренсфелд. 5 июня его и других пилотов пригласили к 18.30 явиться на брифинг. Первое, что они услышали: на этот раз предстоит «настоящее дело». «В комнате раздались восторженные возгласы, — вспоминает лейтенант Джеймс Тейлор. — Мы вели себя как дети, дав волю своим эмоциям. Все истосковались по настоящим воздушным схваткам».

Пилоты, переговариваясь, хлопая друг друга по плечу и смеясь, расходились по своим эскадрильям.

Баренсфелд повернулся к лейтенанту Бобби Берггрену и сказал:

— Что ж, Боб, вот и наступил день, которого мы так долго ждали. Уже две недели мы не видели ни одного вражеского самолета. Завтра утром в бой!

Берггрен поспорил с ним на 50 долларов, что они не встретят немецких самолетов.

Лейтенант Тейлор узнал, что его эскадрилья должна патрулировать небо в 120 милях к югу от района вторжения. Задача простая — обнаружение немецких подводных лодок и люфтваффе. Истребители будут летать взад и вперед по координатной сетке.

«У нас сразу испортилось настроение, — рассказывает Тейлор. — Я посмотрел на Смитти и Ойера. Оба стояли, опустив головы. Мы чувствовали себя так, будто нас предали». Тейлор настолько расстроился, что отказался от завтрака. Он готовился к рыцарским подвигам, а ему предлагали роль бойскаута.

Первые истребители «П-47» взлетели около 4.30. Им не приходилось прежде подниматься в воздух в ночное время, но все обошлось. Оказавшись в небе, они присоединились к воздушной армаде, направляющейся во Францию. Над ними летели «Б-17», ниже — «Мародеры» и «Дакоты». За «Дакотами» на буксире тянулись планеры.

Лейтенант (позднее генерал-майор) Эдуард Гиллер возглавлял звено из трех «П-47»: «Я помню довольно неприятный момент, когда мы стали набирать высоту, чтобы выйти из облачности. Нам встретилась группа „Б-26“, и мы перемешались. До сих пор удивляюсь, как нам удалось миновать друг друга. Но и мы, и они пережили минуты неподдельного ужаса».

Некоторое утешение пилоты истребителей получили, пересекая Ла-Манш. «Корабли и суда всевозможных типов и размеров шли настолько плотно, — говорит лейтенант Чарлз Морл, — что по ним, казалось, можно перейти с берега на берег. Я подумал тогда: Гитлер, должно быть, свихнулся, решив, что Германия победит нацию, способную так набить боевой техникой и море, и небо».

Задание лейтенанта Гиллера заключалось в патрулировании побережья и предотвращении нападения немецкой авиации на десантников. «Но мы летели на такой высоте, — рассказывает он, — что фактически не имели представления о том, что делается под нами. Мы видели дым над кораблями, другие признаки какой-то жизни внизу, но неотчетливо, отдаленно, и не испытывали личной причастности к происходящему». Радары в Англии передали сообщение о немецких истребителях. Гиллер и еще несколько пилотов ринулись в указанный сектор, но обнаружили, что информация ошибочна.

Лейтенант Морл на своем «П-47» также патрулировал воздушное и морское пространство. «Мотаться взад-вперед в течение четырех часов по одному и тому же маршруту, — говорит пилот, — и искать противника, которого нет, было утомительным и нудным занятием».

Во второй половине дня Баренсфедд сопровождал группу «Дакот», буксирующих в Нормандию планеры. «П-47», летающим со скоростью 400 км в час, приходилось делать большие круги, чтобы постоянно держать в поле зрения тихоходные «С-47» и их планеры. Лейтенант вспоминает, как это было: «Боевое построение, расстояние метров 200—300, разворот, пересечение курсов, снова выруливаем в боевой порядок. Мы были так заняты, что не замечали, как бежит время. Конечно, мы следили, нет ли рядом вражеской авиации, но так и не заметили ни одного самолета. Во рту сухо, прилипло к сиденью заднее место. Тишина. Очень увлекательно!»

Планеры оторвались от «Дакот». Баренсфелд опустился ниже 300 м, чтобы довести их до Нормандии. Но «мягкой посадки» не предвиделось, везде торчали близко расположенные друг к другу живые изгороди: «Тяжело было смотреть, как планеры, сделав круг, врезались в зеленые заграждения. Я подумал: „Боже мой, вторжение обречено на провал, если оно зависит от этой «фанеры“.

«П-38» («Лайтнинг — „Молния“) — двухмоторный одноместный истребитель с двумя хвостовыми фермами („рамами“). Его сконструировал легендарный Кларенс „Келли“ Джонсон из компании „Локхид“ (позднее он создал шпионский самолет „У-2“), Немцы прозвали „Молнию“ Gabelschwanz Teufel («Дьявол с двумя хвостами»). Из-за своеобразных очертаний истребитель выполнял задания по ближнему сопровождению. Считалось, что зенитчики на кораблях союзнического флота должны его опознать, даже если они не увидят белые полосы на крыльях и хвосте.

Хотя пилоты «П-38» и находились в непосредственной близости от событий, их ожидания «настоящих» воздушных боев также не оправдались. Они подверглись обстрелу с союзнических кораблей: военно-морская армада была слишком многочисленной, хорошо обеспеченной боеприпасами и жаждущей Действий. Но истребителям так и не довелось отстреливаться от самолетов противника. «Мы кружили и кружили над нашими кораблями, — говорит капитан Питер Муди. — Мы завидовали пилотам-истребителям, которым разрешили лететь к побережью Франции и выбирать цели по своему усмотрению. Я слышал, как британский радист передал пилоту:

— Роджер[46], Ред Ровер, отправляйся в Нормандию и резвись как хочешь!»

Вот что увидел другой пилот «П-38», лейтенант Уильям Саттеруайт уже на участке побережья «Омаха»: «Германская оборона оказывала жесточайшее сопротивление. Десантные суда переворачивались или взрывались. В прибое тонуло множество людей и техники».

В день «Д» союзники подняли в воздух 3467 тяжелых и 1645 средних бомбардировщиков, 5409 истребителей. Ни один самолет не был сбит люфтваффе. Зенитные батареи поразили 113 машин.

За исключением побережья «Юта», действия союзнических военно-воздушных сил в день «Д» не имели решающего значения. Главную свою задачу они выполнили в апреле и мае 1944 г.: изолировали район вторжения от железных дорог, сделали невозможным или серьезно осложнили передвижение немецких танков и грузовиков в дневное время, вытеснили люфтваффе из Франции.

Что им не удалось осуществить? Союзники не смогли разработать доктрину применения тяжелых бомбардировщиков для тактической поддержки наземных войск и способы установления коммуникаций между подразделениями, ведущими бои на земле, и пилотами тех же «П-38», желающими им помочь. Техника координации «земля — воздух» появилась позднее и в декабре 1944 г. в битве «за выступ» в Арденнах сыграла решающую роль в достижении победы.

Я повторюсь, но отмечу еще раз: то, что авиация осуществила до наступления дня «Д», стало неоценимым вкладом в успешное проведение операции по вторжению. Небо полностью контролировалось союзниками. Это можно проиллюстрировать лишь одним примером — единственным бомбардировочным налетом люфтваффе на побережье, где высаживался десант. Немцы предприняли рейд после захода солнца в день «Д». На «Омахе» в прибрежных водах сгрудились ДКТ, боты Хиггинса, а на пляжах — танки, орудия, грузовики, джипы, войска — заманчивая цель для нападения.

Над «Омахой» появились четыре двухмоторных «Ю-88»[47]. Небо сразу же осветилось трассирующими пулями, по бомбардировщикам начали бить все пулеметы и зенитки на берегу и на судах. «Огневой вал был громовым и устрашающим, — вспоминает наводчик Доналд Портер, ждавший на ДСП своей очереди сойти на берег. — Низко летящие пули в основном из пулеметов калибра 12,7 мм заставляли нас пригибаться. Немецкие самолеты шли на нас на очень малой высоте. Я стоял на узкой и переполненной людьми палубе. Меня могли спасти только каска и два одеяла».

Портер взглянул вверх и увидел трассирующие пули прямо над головой: «В этот момент „Ю-88“ превратился в сплошное пламя от крыла до крыла. Казалось, что горящий самолет падает на нас, и мы продолжали в него стрелять. Потом он словно заскользил вниз и с шипением нырнул в воду, буквально метрах в пятидесяти от правого борта».

Ошеломляющее огневое заграждение, взметнувшееся перед немецкими бомбардировщиками, — яркое доказательство очевидного факта: независимо от того, что происходит на суше, небо Нормандии принадлежит Королевской авиации и военно-воздушной армии США, а Ла-Манш — британскому и американскому военно-морскому флоту и союзническим боевым кораблям.

Не только пилоты истребителей «П-47» были расстроены тем, что не могли более активно участвовать в дне «Д». По всей Англии наземные команды заправляли самолеты топливом, обслуживали их, ремонтировали и тем самым вносили свой вклад в общее дело, но тем не менее чувствовали себя обойденными. И в Лондоне, и в других городах страны штабные военнослужащие, над которыми нередко смеялись полевые офицеры, завершили свою работу до дня «Д», и им оставалось лишь наблюдать. Работа на износ лишила некоторых из них даже роли наблюдателей.

Гарри Кросби отвечал за навигационное обеспечение 100-й бомбардировочной группы 8-й военно-воздушной армии. Вот что он рассказывает: «Неделями мне приходилось работать по 24 часа в сутки. Я курировал подготовку всех карт и полетных планов. На мне лежала обязанность выстроить боевые порядки для более чем 100 рейдов и их различных вариантов. Я должен был провести сначала групповой брифинг, а затем проинструктировать отдельно каждого штурмана ведущего бомбардировщика.

Я считал себя крохотным винтиком во всей операции, но не спал по трое суток подряд. Мне не хватало времени для того, чтобы побриться. Мой ординарец приносил смену белья и обмундирования. Я не помню, чтобы за эти недели мне удалось хотя бы раз нормально перекусить. Еду заменяли литры кофе, горячего, крепкого и помогавшего мне держаться на ногах».

К концу дня 5 июня Кросби выглядел как живой труп. Его командир посоветовал ему пойти выспаться. Кросби отказался. Тогда командир приказал ему это сделать. Кросби свалился в кровать, не снимая галстука и обуви. Он проспал 24 часа. Весь день «Д».

Вскоре после того как капитан Шеттл увидел так поразившее его нашествие воздушной армады союзников, он обнаружил немецкую зенитную батарею. «Со мной был морской радист, — говорит капитан, — и я сказал ему, чтобы он передал координаты батареи на свой корабль. Артиллерийский огонь последовал почти незамедлительно. После небольшой корректировки корабельные снаряды поразили зенитку».

Этот эпизод иллюстрирует координированность действий союзнических сил 6 июня. Воздушный десантник и морской офицер, прыгнувший вместе с ним (возможно, это был его первый парашютный прыжок), направляют удары корабельной артиллерии по зенитной батарее противника, ведущей огонь по союзнической авиации. Они помогли защитить тех, от кого зависела судьба воздушных десантников и моряков, — пилотов военно-воздушных сил.