8. Сборы, инструктаж

С наступлением мая войска начали прибывать в Южную Англию. Их доставлял морем нескончаемый поток транспортных судов и ДКТ. Корабли шли из залива Ферт-оф-Клайд и Белфаста, через Ирландское море, минуя остров Мэн, из Ливерпуля, Суонси и Бристоля. Из них формировались конвои по 20, 30, 100 судов, которые затем через Атлантику, огибая мыс Лендс-Энд, направлялись к портам назначения — в Плимут, Торки, Уэймут, Борнмут, Саутгемптон, Портсмут, Истборн.

Войска перебрасывались на поездах, автобусах, грузовиках, некоторые части добирались пешим ходом. Люди и техника были отовсюду — из Северной Ирландии, Шотландии, Уэльса, центральных графств. Они передвигались по узким британским дорогам ротами, батальонами, иногда полками. В местах сбора создавались дивизии, корпуса, армии, в общей сложности — почти 2 млн «штыков» и около полумиллиона единиц техники. Их обеспечивали различные службы, насчитывавшие 54 000 человек, включая 4500 поваров. Это было величайшее перемещение вооруженных сил в истории британской и американской армий. На южной оконечности Англии образовалась такая концентрация войск и вооружений, какой мир еще не знал и вряд ли когда-нибудь узнает[28].

Место расположения 175-го полка 29-й дивизии возле Фалмута солдаты прозвали «сосиской»: на карте оно выглядело таким же узким, длинным, к тому же прижатым к дороге забором. Их разместили в палатках и заставили посыпать гравием приготовленные заранее тропы. Они должны были пользоваться только этими тропами, чтобы немецкая воздушная разведка не обнаружила другие дорожки, проделанные в поле. Технику скрыли под живыми изгородями и камуфляжной сеткой. «Сосиску» охраняла военная полиция, и никто не имел права выйти за ее пределы. Солдатам запретили разжигать костры, хотя в середине мая ночи все еще были холодными, а по утрам на почве случались заморозки.

Лейтенант Юджин Бернстайн вместе со своим ДСТ(Р) вначале через Ирландское море прибыл на остров Мэн, где танкистов-ракетчиков кормили «почти одними стейками три раза в день». Затем он отправился в Фалмут, где ему сказали, что экипаж явился «не по тому адресу». После обмена неизбежными в таких случаях «любезностями» Бернстайну приказали выйти в Дартмут, что находится на берегу реки Дарт. По прибытии ему было велено перебраться через реку и бросить якорь неподалеку от дома Агаты Кристи — «Гринуэй-хаус». «Это оказался великолепный каменный особняк, — рассказывает Бернстайн, — с оранжереями и извилистой гравийной дорожкой, протянувшейся вдоль берега. Миссис Кристи передала его американскому военно-морскому флоту, который превратил дом в свою штаб-квартиру».

Лагеря воздушных десантников раскинулись рядом с аэродромами в Южной Англии. 506-й парашютно-пехотный полк расположился у Аппоттери, планеристы из отряда «Оке энд бакс» — возле Таррант-Раштона. Инженерным войскам отвели свои места дислокации: 6-я специальная бригада устроилась рядом с Портсмутом.

«Сосиски» буквально напичкали техникой и оборудованием. Сержант Джон Роберт Слотер из 116-го полка 29-й дивизии вспоминает: «Войска с избытком укомплектовались всем необходимым для предстоящей грандиозной битвы. Куда ни посмотришь, везде танки, артиллерийские орудия всех калибров, грузовики, джипы, тягачи, самолеты-корректировщики „Пайпер-каб“, ящики с продовольствием, цистерны, бочки, канистры, коробки. Назовите что угодно, это у нас имелось».

Техника должна была быть водонепроницаемой. Каждую движущуюся деталь обрабатывали специальной смазкой «космолин», которая не пропускала юлу и защищала металл от коррозии. Из карбюраторов джипов, танков, грузовиков торчали трубки для забора воздуха. «Водители и стрелки не впустую целыми днями возились у своих машин под камуфляжными сетками, — замечает в мемуарах лейтенант Ралф Истридж (115-й полк 29-й дивизии). — Беспечность в таких вещах опасна: танк, например, может остановиться в самый решающий момент, когда ему нужно с рампы спускаться в воду и плыть к берегу. Стрелки тщательно укрывали затворы резиной и промазывали края клеем. Рации тоже укладывались в резиновые пакеты».

В войска поступали миллионы презервативов. Некоторые солдаты надували их как воздушные шары или наполняли водой. Но другие находили им более разумное применение. Пехотинцы обтягивали ими дуло винтовок «М-1»: «резинки» не пропустят в ствол песок или воду, и их можно не снимать до тех пор, пока не наступит время стрелять. Многие заворачивали в презервативы часы; к сожалению, в них не помещались бумажники.

Всем выдали «спасательные комплекты» на случай, если человек потеряется или попадет в плен. «Они напоминали о бойскаутских играх, — говорит майор Говард. — В набор входили самые разные предметы: напильник, который нужно было вшить в гимнастерку; латунная брючная пуговица (ее намагнитили, и она могла служить миниатюрным компасом, если ее поставить на булавку); шелковый шарф с картой Франции; таблетки для очистки воды; французские франки, напечатанные правительствами США и Англии при громких протестах де Голля (в пересчете на американскую валюту примерно 10 долларов на человека). Эти простые вещи приводили ребят в неописуемый восторг».

Каждый солдат получил новейшее оружие. Винтовки и пулеметы требовалось пристрелять. Слотер вспоминает: «Нас не ограничивали в боеприпасах: упражняйся, сколько хочешь. Штыки и ножи были наточены, как бритвы».

Выдали и новые комплекты одежды, пропитанной химическим составом, предохраняющим от отравляющих газов. Солдаты ненавидели эту униформу. Отношение к ней десантников, высаживавшихся в день «Д», выразил рядовой Эдуард Йезиорский из 507-го парашютно-пехотного полка: «Трудно придумать более неудобное, холодное, одеревенелое, липкое и дурно пахнущее обмундирование. Тот, кто изобрел эту жуткую хламиду, наверняка получил медаль „За выдающиеся заслуги“ от самого дьявола». (Войска прошли в такой форме всю Нормандскую кампанию и даже больше, химическая пропитка не позволяла одежде «дышать», люди замерзали в ней ночью и обливались потом днем, и, конечно, от них всегда дурно пахло.)

Но питание было превосходное. «Стейки, свиные отбивные со всякими там гарнирами и приправами, — вспоминает Слотер, — а затем пирог с лимоном и меренгой — обычное ежедневное меню, причем по принципу: ешь, сколько можешь. Американцы особенно налегали на свежие яйца, белый хлеб, мороженое, соусы и прочие недоступные прежде „лакомства“ и шутили при этом, что их „откармливают, как на убой“.

В специально оборудованных палатках целыми днями крутили новейшие фильмы, которые доставляли прямо из Голливуда.

Там же бесплатно раздавали поп-корн и леденцы. Многие ветераны помнят если не сюжеты, то названия этих картин: «Mr. Lucky» («Везунчик») с Кэри Грантом и Ларейн Дей, «Going My Way» («Иду своей дорогой») с Барри Фиццжеральдом и Бингом Кросби и, конечно, «The Song of Bernadette» («Песня Бернадетты»).

Учения закончились. Если не считать стрельбища, оттачивания штыков и ножей, хождения в кино, то солдатам практически нечего было делать. По словам капрала Питера Мастерса, «казалось, что время остановилось». После многих напряженных дней, наполненных тренировками и маневрами, войска заскучали. Мастерс рассказывает: «При таком скоплении вооруженных людей неизбежны инциденты с оружием, приводящие иногда и к жертвам. Нередко какой-нибудь солдат по ошибке нажимал на спусковой крючок своей винтовки. Однажды кто-то услышал взрыв и закричал:

— Санитары!

В роте «А» 116-го полка какой-то шутник бросил в горящую бочку обойму пуль от «М-1»: солдаты лишь расхохотались, но все-таки разбежались».

Проходили дни, недели, и в войсках нарастали раздражительность и озлобление. Любое расхождение во мнениях тут же вызывало ссору. Кулачные бои стали обычным явлением, говорит рядовой Иезиорский. Лейтенант Ричард Уинтерс из 506-го полка что-то не поделил с лейтенантом Реймондом Шмицем и в драке повредил ему два позвонка, из-за чего тот попал в госпиталь. И как всегда в военных лагерях, в «сосисках» распространялись самые невероятные слухи.

Занятия спортом несколько помогали выпустить бьющую через край энергию. Сначала все увлеклись футболом[29]. Но ротные командиры скоро запретили его, поскольку игры превратились в рукопашные схватки, заканчивавшиеся переломами рук и ног. Софтбол оказался более подходящим развлечением: в ротах стояли бочки, доверху набитые мячами и перчатками. Многие теперь вспоминают, что это были для них последние игры с мячом: полученные в боях ранения лишили их такой возможности.

В «сосисках» имелись библиотеки, состоявшие в основном из книг типа «пейпербэк» (в мягком переплете). Они впервые появились в 1939 г., когда «Покет букс» издал сразу десять наименований по цене 25 центов за экземпляр. Затем в 1941 г. «пейпербэки» начало выпускать издательство «Эйвон букс», за которым последовали «Попюлар лайбрери» и «Делл». Специальная бесплатная серия книг уменьшенного формата под названием «Амд сервисна эдишнс» была подготовлена для американских войск (22 млн экземпляров). Большой популярностью у солдат пользовалась «A Tree Grows in Brooklyn» («Дерево растет в Бруклине») и, как это ни удивительно, «The Pocket Book of Verse» («Карманная книга поэзии». Чтобы не навредить моральному духу войск, в сборник не были включены тревожные и печальные стихи ветеранов Первой мировой войны).

Процветали азартные игры. Практически безостановочно солдаты резались в покер и в кости. Из рук в руки переходили огромные суммы денег. Рядовой Артур «Датч» Шульц из 505-го парашютно-пехотного полка выиграл в кости 2500 долларов, «Я знал это, — говорит он, — потому что остановил игру и пересчитал деньги. Я оставил без единого цента всех, кроме штабного сержанта, которого, кстати, терпеть не мог. Но у него еще были 50 долларов. Я решил и его добить. Однако удача мне изменила: я потерял все 2500 долларов».

В частях фактически действовал «сухой закон». Редко кому удавалось выбраться из «сосисок» и пойти в паб: военная полиция отлавливала и арестовывала таких «лазутчиков». Майор Девид Томас, хирург 508-го парашютно-пехотного полка, помнит, что каждому медику выделили по фляге спирта к операции в Нормандии. Он сухо замечает: «Не думаю, что хотя бы одна капля покинула пределы Англии».

Ротные командиры водили своих солдат строем по близлежащим дорогам. Это давало им возможность развеять скуку. Заодно они могли увидеть, насколько грандиозны приготовления союзнических войск к операции, ощутить уверенность, что такая непреодолимая сила не может потерпеть поражение. Маршируя через поля и деревни, солдаты встречали на своем пути не поддающееся подсчету количество боевой техники и самолетов. Перед ними открывалась впечатляющая картина мощи свободного мира, сконцентрированной для сокрушения нацизма: по дорогам шли люди в военной форме Новой Зеландии, Норвегии, Польши, Франции, Австралии, Канады, Великобритании, Голландии, Бельгии и Соединенных Штатов. Как вспоминает сержант Слотер, «казалось, что здесь собрались солдаты союзнических государств со всего мира».

Во время одного из таких походов произошел инцидент, еще раз подтвердивший существование трений между «томмиз» и янки. Капрал Мастерс рассказывает, что его подразделение на марше повстречалось с американской частью. Несколько янки вышли из шеренг, чтобы поговорить с женщиной и ее трехлетней дочкой, стоявшими на обочине дороги (любое общение с гражданским населением было категорически запрещено). Конечно же, маленькая девочка не удержалась от того, чтобы сказать американцам то, что уже давно привыкли говорить все британские дети:

— Got any gum, chum? (У тебя есть жвачка, приятель?) «И когда мы проходили мимо, — вспоминает Мастерс, — кто-то из нашей колонны проорал американцам:

— Дайте ей хотя бы подрасти!»

Среди миллионов людей, собравшихся в Южной Англии для вторжения во Францию, мало кто знал детали операции «Оверлорд» — когда и где должна произойти высадка. Тех, кто владел сверхсекретной информацией, называли «биготами» («фанатиками»).

Но постепенно круг осведомленных расширялся. Верховная ставка Союзнических экспедиционных сил и штаб 21-й группы армий проинформировали о планах операции штабы армий и корпусов, а те, в свою очередь, командование дивизиями, полками, вплоть до командиров ротами и взводами, которые провели инструктаж среди сержантов и рядовых. На более низких уровнях названия районов высадки не раскрывались до самого дня отправки войск через Ла-Манш во Францию. В целом же информация была достаточно полной и точной, особенно о характере местности, численности и боеготовности германских сил. С подчеркнутым воодушевлением на брифингах говорилось о том, какое побоище устроят немцам авиация и морская артиллерия.

Инструктаж проводился на песчаных площадках или, как, например, в 12-м полку 4-й дивизии, на огромном макете полуострова Котантен, сделанном из губки и каучука. На нем в мельчайших деталях отображались все дороги, мосты, строения, линии электропередачи, укрепления и заграждения. Джерден Джонсон в своей книге «История 12-го пехотного полка во Второй мировой войне» пишет о том, что у десантников было такое впечатление, как будто они находятся на самолете и смотрят вниз на побережье и пляжи, которые им вскоре предстояло брать штурмом.

Для офицеров брифинги устраивались в полках. Лейтенант Ралф Истридж (115-й полк 29-й дивизии) составил подробное описание такого инструктирования. Один из командиров разложил карту «Омахи» и объяснил, что 16-й полк (1-я дивизия) и 116-й полк (29-я дивизия) высадятся бок о бок, а 115-й — вслед за 116-м. Затем он охарактеризовал укрепления и стационарные фортификации на «Омахе», особенности местности, расстояние от береговой стены до подножия утеса (около 200 м), его высоту (в среднем 30 м), привел другие детали.

«Вы видите, что наиболее мощная оборона создана в местах, где узкие лощины ведут в глубь материка. Для нас разломы или расщелины в скалах являются единственными выходами с берега. Успех первой атаки будет зависеть от того, как скоро нам удастся захватить эти выходы».

«Оборона противника в основном состоит из минных полей, заграждений из колючей проволоки, противотанковых траншей и огневых точек, перекрывающих выходы. На каждой позиции примерно по батальону, еще до батальона рассредоточены между ними. Все они входят в 916-ю дивизию, стационарную, названную так, потому что она призвана сражаться на фиксированных оборонительных линиях».

«Эта дивизия на 40 процентов сформирована из немцев, многие из них частично недееспособны. Но помните, что и однорукий солдат также способен вести пулеметный огонь из ДОСа».

«Остальные 60 процентов — наемники, главным образом русские, а также поляки, югославы и другие граждане Балканских стран… Они грубы, примитивны, невежественны и не слишком высоко ценят свою жизнь. Эти люди пришли из той части мира, где война стала главным занятием для целых поколений. Ими командуют немцы, и они будут биться насмерть».

«За стационарной дивизией располагаются мобильные войска первого эшелона. Личный состав в основном немецкий. Большинство воевали на русском или итальянском фронтах. Слабое место — нехватка транспортных средств».

«Теперь о плане действий. Десантный флот высаживает 16-й и 116-й полки около 6.30… Суда подходят к берегу в районе первой линии подводных заграждений, на приливной волне. Ставится задача незамедлительно захватить высоты, позволяющие немцам обстреливать пляжи. Наш полк выгружается в час „Ч“ плюс 90 минут, пробивается к этой деревне[30] и занимает позиции справа…»

«Первая часть операции сравнительно легкая. Основное сделает 116-й полк до того, как мы высадимся. Если у него все получится, то для нас останутся сущие пустяки».

— Сэр, — спросил один из офицеров, — что произойдет, если 116-й не очистит побережье, как это предусмотрено планом?

— Тогда нам придется выполнить их миссию.

— Сколько дивизий в первом эшелоне? — задал вопрос еще один офицер.

— Это будет потрясающее шоу, — ответил инструктор с улыбкой. — Поверьте мне. Но нас должен заботить только наш сектор.

— Когда наступит день «Д»?

— Мы еще не знаем. Возможно, 3 или 4 (июня).

Офицерам понравилось замечание насчет «сущих пустяков», но они не поверили инструктору. Лейтенант Истридж комментирует: «Перспективы представлялись малоутешительными. Схемы береговой обороны показывали, что немцы подготовились фантастически. Перед 116-м полком стояла неимоверная задача».

Рядовой Феликс Бранхем из 116-го полка помнит, как офицер, инструктировавший его взвод, говорил: если солдаты возьмут с собой побольше мин, снарядов для минометов, ящиков с боеприпасами, раций и батарей к ним, тем самым они помогут другим. Тогда 115-й, идущий следом и не столь перегруженный, «сможет воспользоваться оставленным на берегу снаряжением и быстрее двинуться вперед, пусть даже по нашим трупам».

Солдатам не всегда приходилось слушать такие пугающие речи. Чаще всего слова офицеров, инструктировавших роты и взводы, звучали более оптимистично. Спустя 40 и более лет ветераны «Омахи» вспоминают, хотя и с некоторой горечью, что им обещали: «Не будет никаких проблем, потому что нам расчистят путь авиация, морская артиллерия и реактивные установки на десантных судах. Поначалу будет легко, и нечего зря волноваться. Трудности наступят через два-три дня, когда начнутся танковые контратаки» (Роберт Хили, 149-я специальная инженерная бригада).

Вот еще несколько аналогичных воспоминаний.

«Нам говорили, что перед самым вторжением на наш участок 9-я военно-воздушная армия обрушит тысячи тонн бомб. И меня беспокоило, как наши грузовики пройдут через многочисленные воронки» (Мерикал Диллон, 6-я специальная инженерная бригада).

«Наш офицер только и делал, что пытался подбодрить нас. Он обещал, что более тысячи бомбардировщиков подготовят место высадки. Корабельные орудия сметут все, что обозначено на картах, — ДОСы, береговую артиллерию, минометные гнезда, проволочные заграждения. Все взлетит в воздух, и нас ждет «сущая ерунда» (Уильям Диллон, 26-й полк).

«Нас заставляли поверить в то, что на берегу не останется ни одной живой души. В общем, не высадка, а прогулка при луне» (Лерой Дженнингс, 5-я специальная инженерная бригада).

Почти в каждой части происходило нечто подобное. Все желающие — младшие офицеры, рядовые, сержанты — могли часами изучать места высадки на песчаных столах и макетах, обсуждать и обмениваться мнениями. Раздавались фотоснимки, причем некоторые из них были сделаны буквально несколько часов назад и отражали последние изменения на «Атлантическом валу». Казалось, что при такой информированности союзников у немцев не имелось никаких шансов выстоять.

Случались и довольно необычные брифинги. Офицер, инструктировавший 91-ю эскадрилью самолетов — буксировщиков планеров, предупредил:

— Пилоты должны отпустить планеры только тогда, когда ведущий «С-47» начнет плавный разворот налево к берегу. Если кто-то из пилотов «С-47» отрубит планер раньше времени, то ему следует лететь дальше и не возвращаться, потому что я здесь буду его ждать.

У одного из пилотов возник вопрос. Совершенно невинно он поинтересовался:

— Сэр, что нам делать после того, как планеры приземлятся? Инструктор замешкался. После некоторого молчания он сказал:

— Если честно, не знаю. Над этим мы еще как-то не задумывались.

Потом раздался нервный смех, когда пилот планера, сидевший рядом с Чарлзом Скидмором, ответил за офицера:

— Бежать куда глаза глядят!

Армия всегда остается армией, и в ней неизбежны разные анекдотичные ситуации. Сержант Алан Андерсон из 116-го полка рассказывает, как однажды его позвали в палатку, где с патриотической и страстной речью выступал полковник, отвечавший за связи с общественностью. Пропагандист говорил о том, что «для всех нас „большая честь участвовать в этой величайшей операции по вторжению во Францию, которая изменит историю всего мира“. А потом заявил, что очень жалеет, что не может быть рядом с нами. Мой приятель Арки Маркам ткнул меня в бок и сказав

— Хорошо, если он действительно этого хочет, то пусть идет вместо меня».

Полковник далее провозгласил, что армия готова к тому, чтобы в первые 24 часа понести чуть ли не 100-процентные потери. Андерсон вспоминает: «…все стали переглядываться и говорить:

— Да, не повезло нам».

После брифингов войска практически были заперты в своих лагерях. Военная полиция вела наблюдение как на их территории, так и по периметру. Никто не допускался вовнутрь без документа, удостоверяющего личность, и никому не разрешалось выходить без соответствующего приказа. Капитан Сирил Хендри, британский танкист, рассказывает, что 1 июня умер его отец, которого похоронили 3 июня, «но мне не позволили поехать на похороны, хотя мой брат, служивший в Дамаске, смог прилететь домой, чтобы попрощаться с отцом».

Молодым людям свойственна бравада. Но брифинги и детальное ознакомление с немецкими береговыми укреплениями отрезвляюще подействовали даже на самых бесшабашных храбрецов. Хотя они и убеждали друг друга в том, что хуже, чем на учениях, не будет, у них все же имелось представление о том, что могут сделать с человеческим телом пули и шрапнель. Большинство солдат еще не участвовали в боях, однако они читали в газетах и видели на экранах телевизоров военные новости с сентября 1939 г. Дома по газетным статьям или по информационным роликам они следили за тем, как вермахт покорял Европу, побеждал поляков, норвежцев, бельгийцев, британцев, французов, югославов, греков и русских. Союзнические экспедиционные силы хорошо понимали, что им противостоит прошедшая боевую закалку армия, еще недавно считавшаяся несокрушимой.

После брифингов прибавилось работы у капелланов. Потеряв 2500 долларов, «Датч» Шульц пошел исповедоваться. Священник, британский капеллан, «вывернул меня наизнанку, заставил признаться в грехах, которые я совершил по шестой заповеди». Шульц потом не пропускал ни одной мессы, и, как он говорит, его радовало, что возле алтаря стояли капитан Стеф, майор Келлем, майор Макгинти и другие батальонные офицеры.

Майор Томас из 508-го полка не придавал особого значения брифингам: «Я служил в воздушно-десантных войсках достаточно давно и хорошо знал, что ночные прыжки никогда не совершаются так, как запланировано». Вместо этого он увлекся покером. Майор проигрывал и решил послушать капеллана в надежде получить моральную поддержку. «Только я уселся в последнем ряду, как капеллан Эддер сказал:

— Господь не очень интересуется теми, кто приходит к Нему по необходимости».

«Ничего себе, — подумал Томас, — он, должно быть, видел, как я входил». Тогда майор поднялся и вышел из часовни.

Когда Джон Барнс узнал, что его рота «А» 116-го пехотного полка идет в числе первых, он отправился на мессу, думая, что «это может оказаться последним шансом побывать на церковной службе». Его вырастила набожная мать, которая всем сердцем молилась, чтобы сын стал священником. Когда Джон окончил школу, ему пришлось сказать матери, что он не создан для церковной жизни. Во время мессы Барнс решил заключить с Богом сделку: если он останется живым, то станет священником. «Потом я подумал, — говорит Джон, — что это плохая сделка и для Него и для меня, и решил испытать судьбу».

Но были и такие, кто не хотел испытывать судьбу. «Датч» Шульц помнит парашютиста, который «случайно» прострелил себе ногу. Сержант Джозеф Драготто из 1-й дивизии с изумлением наблюдал, как солдат хладнокровно положил между двумя кусками хлеба приличную порцию трубочного табака и съел этот «сандвич». В результате он оказался в госпитале, что автоматически избавляло его от участия во вторжении. Драготто также видел, как другой военнослужащий выхватил винтовку и начал стрелять по палаткам. Его тут же скрутила полиция. Сначала Драготто не мог понять, зачем солдат это сделал, а потом догадался: «Он просто хотел избежать войны».

Некоторые пытались избавиться от страха, делая свою внешность еще более пугающей, чем она была. Солдаты одного отделения в 115-м полку решили наголо обрить головы. Эта затея быстро распространилась по всей роте, а скоро и весь полк выглядел как колония зэков.

Идею подхватили парашютисты, с одной лишь разницей — они оставляли на голове пучок волос, чтобы быть похожими на индейцев (их прозвали «могавками»). Полковник Роберт Синк, командовавший 506-м парашютно-пехотным полком, видя, что обрезание волос продолжается, сказал солдатам:

— Вам необходимо знать следующее. Согласно официальным сообщениям, немцы информируют французское население о том, что впереди экспедиционных сил будут идти американские парашютисты, и все они уголовники и психопаты. Их легко узнать по бритым головам.

Младших офицеров и сержантов волновало, удастся ли им повести за собой в атаку солдат. Сержант Алан Андерсон поделился своими опасениями с рядовым Джорджем Маусером. Тот ответил:

— Видишь ли, серж, война может закончиться лишь тогда, когда мы сможем пересечь Ла-Манш, и мы должны это сделать. И чем быстрее, тем лучше. И из всех людей, с кем мне довелось тренироваться, я бы предпочел идти в бой с вами.

В 506-м парашютно-пехотном полку сержанты Карвуд Липтон и Элмер Меррей часами обсуждали различные варианты боевых ситуаций, которые могли возникнуть во время высадки, и как с ними совладать.

Почти 175 000 человек, расквартированных в «сосисках», ждали день «Д», и, конечно, невозможно сказать, о чем думал каждый солдат. Некоторые были настроены решительно и твердо, другие испытывали сомнения и даже страх. Отчасти отношение к предстоящему сражению зависело от возраста. Шарлю Жарро исполнилось всего 17 лет, и он воспринимал своих 22—23-летних товарищей как «стариков». Он думал, что «старики» настроены примерно так: «Ладно, пусть все это скорее произойдет, и тогда мы вернемся домой». А сам Шарль считал: «Поскорее бы во Францию, а там мы хорошенько развлечемся».

Можно сделать лишь одно обобщение. Среди американцев было больше готовности к бою, чем среди британцев. Для янки путь домой лежал на восток, через Германию. А «томмиз» уже находились у себя дома. Капитан Алистер Баннерман, командир взвода в Суссексе (Юго-Восточная Англия), отправил пространное письмо жене, в котором обрисовал свою жизнь в «сосиске». В письме отражены и его собственные настроения, и ощущения некоторых из сослуживцев.

«Мы вовсе не чувствуем себя героями, — писал он 28 мая. — Слишком много превратностей в нашей жизни. Бесконечная муштра, тебя все время понукают, и эти потные носки и гвозди в ботинках. Фактически мы существуем в клетке… Я пытался объяснить своему взводу, что мы творим историю и когда-нибудь наши дети будут читать о наших подвигах в книгах. Но все, что я видел в ответ, это снисходительные улыбки».

«Что касается солдат… Красноречивое выступление Черчилля по радио в общем-то тревожит. У них нет веры в будущее нового мира и в величайшую освободительную миссию. Они знают, что их ждет склеп. Все, что они хотят сейчас, — чтобы все это поскорее закончилось, чтобы они могли вернуться на свои улицы, в свои дома, к своей прежней жизни, к женам, к своим родным и близким».

31 мая Баннерман написал: «Каких же неимоверных усилий стоит каждому солдату подготовиться к тому, что должно произойти. Парням, которые только что начали жить, без образования и философского понимания смысла бытия, вышедшим из страдающих, задавленных нуждой семей, парням, которые еще не испытали любви и, естественно, не имели особых амбиций и даже не думали о каком-то новом мировом порядке. И все же мы здесь и готовы по приказу идти в бой»[31].

В первые дни июня Союзнические экспедиционные силы начали грузить войска, формировать флотилии и выстраивать их для перехода через Ла-Манш. Солдаты брали с собой только самое необходимое: оружие, боеприпасы, противогазы, фотографии любимых и близких, смену белья (им выдали сигареты и сухие пайки). Подполковник Томпсон в своих мемуарах пишет, что всеми, кто поднимался на борт десантных кораблей, овладело одно чувство — ностальгия по тренировочным лагерям и учениям.

То, что немцы не сделали никаких выводов из концентрации сил на юге Англии, которую они, конечно, не могли не заметить, остается одной из самых больших загадок Второй мировой войны. Они наносили по ночам удары по лагерям (правда, в рейдах участвовали не более полудюжины бомбардировщиков), сбрасывали мины в гавани. Иногда прорывались разведывательные самолеты, делали снимки и уходили на восток. Ситуация требовала от немцев постоянно бомбить порты и скопления войск во время учений, но этого так и не произошло. Конечно, у люфтваффе осталась лишь тень ее былой мощи времен Британской битвы 1940 г. Безусловно, сыграли свою роль макеты десантных судов в Восточной Англии, сооруженные в соответствии с программой «Фортитюд» для обмана противника. И тем не менее нет разумного объяснения, почему вермахт так и не воспользовался возможностью наносить воздушные удары по гаваням и «сосискам». «В этом было что-то сверхъестественное», — вспоминает Ричард Фрид, моряк торгового флота.

Еще одна загадка. В конце апреля германские торпедные катера потопили два ДКТ и повредили шесть других, не понеся никаких потерь. Почему же после этой успешной операции немцы больше не торпедировали корабли союзников? Германские подводные лодки, вернее, то, что от них осталось, находились в Северной Атлантике. В начале июня им удалось пустить ко дну два американских эсминца. Но немецкие подлодки не проводили ни разведывательных операций, ни торпедных атак против армады «Оверлорда».

Неудивительно, что немцы не рассматривали Нижнюю Нормандию как главное направление вторжения союзников. То, что экспедиционные силы сконцентрировались в Южной Англии, еще не указывало на район предполагаемого нападения. Портсмут расположен ближе к Па-де-Кале, чем к Кану. Контроль морского пространства обеспечивал различные варианты действий: флот, выйдя в Ла-Манш, мог направиться дальше либо на восток, к Кале, либо на юг, к Кальвадосу и Котантену, либо на юго-запад — к Бретани.