Глава 20

У Джоанны для Тэйлора было припасено два козыря. Первый — видеозапись, а второй — предложение Роджера Фуллертона упомянуть в статье его имя.

— Один из ведущих физиков мира подался в охотники за привидениями? Это же историческое событие! Не стану спрашивать, как тебе это удалось, но прими мои поздравления.

Он подмигнул. Джоанне это было неприятно. Тэйлор Фристоун не обладал обаянием, но искренне верил, что оно тоже принадлежит к его многочисленным человеческим достоинствам.

— Забудь про ООН. И на Кеннеди я брошу кого-нибудь другого. Ты снова занимаешься только этим делом.

Она пошла в ресторан, где договорилась встретиться с Сэмом и Роджером. Предложение Роджера использовать его имя удивило ее настолько же, насколько обрадовало Сэма.

— Я по-прежнему считаю это пустой тратой времени, — сказал Фуллертон. — Но не могу отрицать, что происходит что-то необычное, и я не прочь встать во весь рост и признать этот факт.

Остальные члены группы, за исключением Пита и самого Сэма, по-прежнему не желали фигурировать в статье под подлинными именами. Барри, например, считал, что это повредит его фирме. Джоанна сказала, что в этом он похож на ее мать, на что он рассмеялся и сказал, что расценивает это как комплимент.

Дрю сказала, что она как Барри. Мэгги вообще не терпела вторжения в свою личную жизнь. Уорд Райли тоже попросил не упоминать его имени.

Когда Джоанна подошла к столику, Сэм и Роджер приподнялись в знак приветствия. Это был тот же столик в том же ресторанчике, куда Сэм пригласил Джоанну после ее встречи с Элли Рэй. Как давно это было, подумала Джоанна. От взглядов мужчин не укрылось, что она чем-то весьма довольна, и Джоанна пересказала им свой разговор с редактором. Роджер, который организовал этот обед, заказал бутылку шампанского.

— За вас обоих, — провозгласил он, поднимая бокал. — Должен признать, Сэм, что ты доказал свою идею. Теперь я хотел бы только узнать, в чем именно заключалась твоя идея?

Джоанна включила диктофон на запись и положила на край стола. Настоящая цель этой встречи, помимо того, чтобы просто насладиться обществом друг друга, была в том, чтобы помочь Джоанне систематизировать материал для статьи.

— А я хочу спросить, — сказал Сэм, — является ли то, что мы с вами видели, нарушением причинно-следственной связи или же нет? — Заметив, что Джоанна подняла бровь, он взял перечницу и передвинул ее на несколько дюймов. — Вот прямая причинно-следственная связь. Если же я протяну руку, и перечница на чужом столе или даже в другом ресторане передвинется, это уже будет... непрямая причинно-следственная связь.

— Или, во всяком случае, покажется таковой, — возразил Роджер.

— Понятие о причинно-следственных связях является краеугольным камнем нашего представления о реальности, — продолжал Сэм. — С точки зрения здравого смысла очевидно, что ни одна вещь не сдвинется с места, если ее не толкнуть.

— Но мы же видели, как двигался стол, — сказала Джоанна.

Роджер предостерегающе поднял палец:

— Да, но почему? Если это была некая невидимая сила, порожденная нашим мозгом, и с ее помощью можно двигать предметы, тогда принцип причинно-следственной связи не нарушается. К сожалению, нет абсолютно никаких доказательств, что такая сила существует.

— Но как же не существует? — возразила Джоанна. — Мы видели своими глазами... Наверняка это какой-нибудь магнетизм или «мысленные волны», или какая-то функция нервной системы. А может, некая «пси», — добавила она и сразу заметила, как Роджер скривил губы. — Я знаю, что у вас аллергия на это слово, но...

— Необъясненное явление не станет вдруг объяснимым, если к нему приклеить бессмысленный ярлык.

— По крайней мере мы заставили тебя признать, что необъяснимые явления существуют, — со смешком заметил Сэм, подставляя бокал, чтобы официант налил ему еще шампанского.

— Я никогда не сомневался в существовании необъяснимых явлений, — невозмутимо отозвался Роджер. — Молния тоже была необъяснимым явлением, пока не открыли электричество, — он ловким щелчком раскрыл меню, и разговор прервался на то время, пока они делали заказ.

— Я хочу вернуться к тому, что вы говорили о причине и следствии, — сказала Джоанна. — У таких, как я, людей, далеких от науки, создается впечатление, что квантовая физика как раз и занимается тем, что сводит на нет все представления здравого смысла о причинах и следствиях.

— Это верно только при поверхностном взгляде на вещи, — сказал Роджер. — Я всегда считал, что надо ввести в закон статью, которая запрещала бы всяким психологам-болтунам приводить квантовую физику в качестве подтверждения своих бесчисленных дурацких теорий... — Он остановился, увидев, что Сэм крутит в воздухе воображаемый регулятор звука. — Ладно, ладно... Я знаю, что все это ты от меня уже слышал. Я только хочу сказать, что лучше попробовать рассмотреть другие варианты, прежде чем заскакивать в фургон бродячего цирка, где и без того полно шарлатанов и обманщиков.

— Ты не хуже меня знаешь, Роджер, — сказал Сэм, что теорема Белла оставляет лазейку для непрямой причинно-следственной связи.

Роджер надменно фыркнул:

— Я знаю, что если поверхностно трактовать Белла, можно найти какие угодно лазейки. Но что касается того, что он действительно говорил...

Джоанна хотела попросить объяснить ей, о чем идет речь, но потом решила их не перебивать. В конце концов, она прослушает запись и задаст Сэму все интересующие ее вопросы. Сэм тем временем уже говорил, что определенные опыты доказывают существование в природе скорости выше, чем скорость света; Роджер стоял на своем — это просто ошибочная трактовка того, что происходит на самом деле.

— Цена, которую приходится платить за наивную и упрощенную трактовку Белла, — драматически произнес он, — такова, что вселенную удерживает от распада ткань, которая не имеет абсолютно никакого смысла в свете того, что человечество уже открыло или постигло. Принять это — значит открыть дорогу любой ерунде, от астрологии до нумерологии и прочего бреда. Полнейшая интеллектуальная анархия.

Они на минуту умолкли, потому что им принесли заказ. Сэм вонзил вилку в аппетитнейшие равиоли с начинкой из лобстера.

— Знаешь, Роджер, так ты, пожалуй, начнешь отрицать, что стол позавчера действительно двигался.

— Сэм, это несправедливо, — вмешалась Джоанна. — Роджер сам предложил сослаться в статье на него.

— Благодарю вас, Джоанна, — сказал Роджер, одарив ее неотразимой улыбкой.

— Ты права. Извини, Роджер, — сказал Сэм. — И не потому, что ты платишь за этот обед, — нет, я действительно погорячился.

Роджер отмахнулся от его извинений.

— Я просто говорю, что строить предположения относительно причин этого эффекта нужно не менее осторожно, чем проводить сами опыты.

— Единственное предположение, которое я построил, — сказал Сэм, — заключается в том, что эффект, который мы наблюдали, носит идеальный характер, и источник его — мы сами. Я думал, об этом мы уже договорились.

— Ходячие мертвецы или демоны куда правдоподобнее некоторых твоих идей.

— Роджер, Джоанна записывает наш разговор. Немедленно скажи, что ты пошутил.

Роджер накрутил на вилку спагетти и подвел итог разговору на эту тему:

— Ничего подобного — просто в каждом случае я предпочитаю невозможность научной нечистоплотности.

Когда Джоанна вернулась к себе, было уже заполночь. Вечер она провела у Сэма, но потом взяла такси и приехала домой, потому что ей хотелось завтра пораньше сесть за работу. Она включила свет, сняла пальто и стала просматривать почту, которую захватила из ящика. В основном, это были обычные счета и квитанции, но среди них оказалось приглашение на свадьбу, которого она с некоторых пор ожидала, письмо от подруги в Сиднее — и открытка от родителей из Парижа.

Она прочла текст, потом перевернула открытку и стала рассматривать картинку.

Это была репродукция большой картины, написанной маслом. На мгновение Джоанне показалось, что она уже видела ее раньше — вероятно, в справочниках по истории Франции. Она даже узнала фигуру центрального персонажа и, прочитав то, что было написано в верхнем углу, убедилась, что не ошиблась: это был Лафайет, приносящий присягу на верность конституции в Париже в 1790 году.

Она принялась внимательнее разглядывать картину, и скоро могла с уверенностью сказать, что раньше она не попадалась ей на глаза. И все же что-то будило в ней смутные воспоминания. Джоанна посмотрела еще раз на Лафайета и тех, кто был изображен рядом с ним.

Она испытала шок, от которого у нее едва не остановилось сердце. Ее мозг бессознательно уловил то, что еще не успели разглядеть глаза.

Сбоку от генерала, одетый в столь же великолепный мундир, стоял Адам Виатт и держал над головой шпагу, на кончик которой была надета его треуголка.

Глава 21

Она прошла на кухню, вскипятила чайник и заварила себе чаю с вербеной. Потом она села и, держа чашку в ладонях, снова взглянула на открытку. Она не могла решить, позвонить Сэму или не надо. В конце концов Джоанна пришла к выводу, что не стоит. Нет смысла рассказывать, пока он не видел открытку. А завтра можно будет ему показать.

Хотя она вернулась усталая, сейчас сна у нее не было ни в одном глазу. Джоанна полезла в ящик стола и отыскала лупу.

В увеличенном виде лицо на картине еще увереннее можно было назвать копией того наброска, который висел на стене в комнате Адама, как все теперь называли подвал. Выражение лица отличалось — здесь оно было взволнованным и оживленным — но это, несомненно, был один и тот же человек.

Самое разумное объяснение, сказала себе Джоанна, заключается в том, что Дрю где-то видела эту картину и непроизвольно скопировала запомнившееся лицо. С другой стороны, ее рисунок был воплощением коллективного замысла. Каждый рассказал, как представляет себе Адама — какой длины должны быть волосы, какого цвета глаза и так далее. Дрю создала всего лишь фоторобот, изобразила человека по описанию. Совершенно невероятно, чтобы они все видели эту картину и бессознательно ее запомнили. Про себя Джоанна точно могла сказать, что это не так. Но еще невероятнее было бы предположить, что лицо, которое они придумали, по чистому совпадению окажется тем же, что и на незнакомой им картине.

Завтра, сказала себе Джоанна, надо будет заняться поисками ответа на этот вопрос. Его надо найти прежде, чем углубляться в работу над статьей. Она еще раз перечитала подпись, где было указано местонахождение картины. Надо будет узнать об этом полотне как можно больше, включая имена тех, кто на нем запечатлен.

Наконец Джоанна погрузилась в сон, успокоив себя тем, что она журналист, и находить ответы — ее работа. Если хорошенько поискать, ответ всегда можно найти. Всегда.

Проснувшись в четыре утра, она сразу поняла, что случилось. Она была вся в поту, ее знобило, и страшно болела голова. Словом, она подхватила грипп, который уже две недели ходил у них в редакции. Добравшись до ванной комнаты, Джоанна проглотила две таблетки аспирина, продремала до рассвета, а потом крепко уснула уже до девяти часов.

Джоанна по опыту знала, что, лечись не лечись, такое недомогание раньше, чем через сорок восемь часов не пройдет. Единственное, что ей оставалось, это лежать в постели и пить травяной чай чашку за чашкой. К счастью, у нее был большой запас разных травок. Она позвонила на работу и сказала, чтобы о ней забыли на несколько дней, потом позвонила Сэму — предупредить, что ей придется пропустить вечернее собрание группы.

Обычно, если кто-то из группы не мог прийти на собрание, что время от времени случалось, остальные спокойно обходились без него. Однако, учитывая, что весь эксперимент был затеян ради статьи Джоанны, Сэм предложил отложить встречу до тех пор, пока она не поправится. Джоанна заколебалась. Ей хотелось рассказать ему об открытке, но описывать было неинтересно. Он должен увидеть своими глазами. Словно угадав ее мысли, он сказал, что забежит к ней в середине дня. Джоанна предупредила, что у нее грипп и он может заразиться, но Сэм только рассмеялся и сказал, что к нему не пристает никакая зараза. Потом он добавил, что если ей захочется чего-то особенного, пусть позвонит в лабораторию.

Она снова заснула, и разбудил ее телефон. Звонил консьерж, сообщить, что к ней пришел Сэм. Джоанна наскоро попыталась привести себя в порядок. Позвонили в дверь, и когда она открыла, Сэм обнял ее, чуть не раздавив букет и коробку со всякими вкусностями, которые принес с собой.

Пока они не сели обедать, Джоанна пошла за открыткой, которую оставила на столе в гостиной. Она отчетливо помнила, что положила ее на клавиатуру компьютера — но сейчас открытки нигде не было. Остальная почта, включая нераспечатанное письмо из Австралии, была на месте — но открытка как в воду канула.

Слегка взволнованная, Джоанна вернулась на кухню, где Сэм готовил салат, и увидела, что он вертит в руках пропавшую открытку, разглядывая то картинку, то текст на обороте.

— Где ты ее взял? — спросила она довольно резким тоном.

— Прости, я не собирался совать нос не в свое дело. Она просто стояла на полке...

Джоанна взглянула на полку и нахмурилась.

— Я ее туда не ставила. Как раз эту открытку я и искала — специально, чтобы тебе показать. Разве это не удивительно?

Он посмотрел на нее непонимающе:

— Не удивительно что?

— Да картина же. Гляди! — она показала на фигуру слева. — Это же Адам, точь-в-точь как на рисунке Дрю.

Сэм присмотрелся внимательнее.

— Некоторое сходство, конечно, имеется, — заключил он. — Но вряд ли бы я его заметил, если бы ты не показала.

Джоанна едва не вырвала у него открытку.

— Господи, это же так очевидно!..

И умолкла. Если говорить честно, это было совсем не так очевидно, как вчера вечером. Сэм посмотрел на нее с тревогой:

— Что с тобой?

Она переводила взгляд с открытки на него и обратно.

— Когда я вчера ее получила, то была настолько поражена, что чуть было не бросилась тебе звонить. Это был Адам собственной персоной!

— А теперь нет?

— Ну да, видно, что это не он, как ты говоришь, есть сходство, но не более того. — Джоанна поставила открытку на полку. — Где, ты сказал, она была?

Сэм немного передвинул открытку влево.

— Вот на этом месте.

— Все это очень странно.

— Судя по всему, мне сейчас полагается сказать, что сама она сюда прилететь не могла? — он засмеялся и нежно привлек Джоанну к себе. — Ты знаешь, я думаю, тебе уже начинает мерещиться. Когда ты вечером пришла домой, у тебя, наверное, была температура, реакция немного притупилась. Ты увидела картинку и после всех наших разговоров...

— Я знаю, что я видела.

— Я с этим не спорю. Но ты же только что признала, что теперь этого не видишь. Эта картина, наверное, была в какой-нибудь книжке про Революцию, даже если ты этого не помнишь. Потом ты получаешь от родителей эту открытку и сознаешь, что чем-то она тебе странно знакома. И тут мозг начинает выкидывать фокусы — особенно в сочетании с вирусом гриппа.

— Все, что ты говоришь, очень разумно. Жалко только, что звучит все равно неубедительно.

— Что тебе кажется неубедительным?

— Хотя бы то, что по очень странному стечению обстоятельств мои родители прислали мне именно эту открытку.

— Не вижу ничего странного. Они знают, что мы интересуемся Лафайетом и, увидев в одном из музеев...

— Хватит, довольно! — она подняла руки вверх. — Забудем об этом. «Истеричка, больная гриппом, увидела привидение». Довольно.

— Мы как раз и надеялись увидеть привидение — то, которое создали сами. И вот ты его создала, спроецировав свое представление о внешности Адама на эту картину.

— Я же, кажется, сказала — я не спорю.

— Извини, я не хотел показаться занудой...

Джоанна поднесла руку к губам и сделала жест, словно закрывает рот на «молнию», давая этим понять, что разговор окончен. Сэм снова засмеялся:

— Давай-ка, присядь, а я принесу тебе поесть.

Через несколько минут они сидели у окна, держа тарелки на коленях.

— Кстати, — сказал Сэм. — Я все обдумал, и если ты не возражаешь, мы проведем сегодня собрание без тебя.

— Конечно, — сказала Джоанна. — Действуйте.

— В конце концов, мы же все запишем на пленку, так что ты ничего не пропустишь. А сейчас как раз такой подходящий момент, который мне не хотелось бы упускать.

— Ты прав. А к следующему разу я уже выздоровею.

Сэм потянулся за салатницей:

— Положить тебе еще?

— Разве нет такого правила, что когда знобит, надо кормить, а когда жар — морить голодом?

— Все это сказки старых жен, — ответил Сэм с пренебрежительной усмешкой. — Не верь ни единому слову. Это самое дурацкое суеверие.

Глава 22

Клифтон Вебб сидел в ванной, строча язвительную рецензию, и Джоанне показалось, что он очень напоминает Уорда Райли. Или Уорд Райли напоминает Клифтона Вебба. Райли был моложе и не такой манерный, но Джоанна легко могла представить себе его в роли желчного Вальдо Лидеккера в «Лауре», которую она смотрела по кабельному уже в четвертый или в пятый раз, но неизменно с большим удовольствием.

Раздавшийся в комнате звук был похож на ружейный выстрел. Джоанна знала, что это не в телевизоре: для этого он, во-первых, был слишком реалистичным, а во-вторых, ей прекрасно было известно, что в «Лауре» никто из ружья не палил.

Звук повторился. Джоанна выскочила из постели и, набросив халат, отступила в дальний угол, чтобы не попасть под пулю какого-то идиота, которому вздумалось палить на улице. Но, осторожно выглянув в окно, она увидела, что снаружи никого нет, и дырок от пуль — тоже.

Дрожа, Джоанна приблизилась к тому месту, откуда, по ее ощущениям, исходил звук. Там не было никаких отметин, ничего, что могло бы дать объяснение случившемуся.

В дверь ее квартиры кто-то ударил чем-то тяжелым, вроде молотка, и Джоанна с тревожным вскриком повернулась туда. Она стояла не шевелясь и ждала, что будет дальше. Ей казалось, что дверь вот-вот распахнется, но все было тихо.

С опаской пройдя по коридору, она заглянула в дверной глазок. На площадке было пусто. Если там кто и стучал, он уже ушел.

Но Джоанна догадалась, что никого там и не было — во всяком случае, в общепринятом смысле. Какое-то шестое чувство подсказало ей, что ее только что навестил Адам.

Она с интересом отметила, что мысль эта ее абсолютно не взволновала, а, наоборот, успокоила.

Сэм приехал в пятнадцать минут десятого. Она звонила ему на работу и оставила на автоответчике сообщение. Когда собрание закончилось, он перезвонил ей и сказал, что прямо из лаборатории едет к ней и захватит с собой видеопленку, которую они отсняли.

В углу кадра мелькали белые цифры — часы и минуты, и когда Сэм перемотал пленку, которую хотел показать Джоанне, она сразу увидела, что время в точности совпадает с тем, когда в ее квартире раздались странные звуки.

— Вот здесь, — сказал Сэм и включил воспроизведение.

Все члены группы, кроме, конечно, Джоанны, собрались вокруг стола и смотрели, как блюдечко скользит по доске с алфавитом.

— Где... Джоанна? — услышала она голос Сэма, читающего сообщение. — Джоанна заболела, — ответил он на экране, — но в следующий раз она к нам присоединится. Ты хочешь ей что-нибудь передать?

Блюдечко переехало к слову «да».

— Что ты хочешь ей сказать? — спросил Сэм, но блюдце замерло.

— Стоп! — Джоанна потянулась к пульту и нажала паузу. Изображение замерло, и вместе с ним — цифры в верхнем правом углу. Они показывали 19:43. — Именно в это время всё и случилось, — сказала она. — Я вскочила с постели и встала в тот угол, решив, что стреляют с улицы. Сама не знаю почему, я поглядела на часы. На них было семь сорок три. И после этого послышался удар в дверь.

— Похоже, твоя догадка оказалась верна, — сказал Сэм. — Это Адам с тобой здоровался.

— Знаешь, что самое странное? — спросила Джоанна после секундного молчания. — То, что я приняла это как нечто само собой разумеющееся. Если бы полгода назад ты мне сказал, что на грохот в комнате я отреагирую «а, это всего лишь Адам, одно привидение, которое мы состряпали», я бы в глаза назвала тебя кретином. А теперь я именно так к этому и отношусь — Сама не знаю, почему. Что со мной происходит?

— У тебя просто слегка расширился кругозор, только и всего. У тебя в мозгу был маленький радиоприемник, который твердил, что любое аномальное явление это надувательство, чушь собачья. Теперь ты видишь, что это не так. Напротив, это довольно обычное дело.

— Все равно мне как-то не по себе. Честно говоря, меня смущают мои собственные мысли.

— Ты не одинока. — Она услышала в его голосе непривычную усталость, но тут он взял у нее пульт и нажал «пуск».

— Похоже, он не хочет ничего передавать Джоанне через нас, — донесся с экрана голос Сэма.

— Видимо, он предпочитает говорить с ней лично, — с усмешкой произнес Роджер, — как всякий нормальный мужчина.

Джоанна и Сэм молча обменялись взглядами.

— Ну, ладно, — произнес тот Сэм, что был на экране. — Ты начинаешь повторяться, и мы уже заскучали. Не хочешь ли показать нам что-нибудь новенькое?

Блюдечко заскользило по доске, выписывая слово «Например?»

— Ну, например, — сказал Сэм, — мы бы очень хотели тебя увидеть. Ты мог бы нам показаться?

Повисла пауза. Потом стрелка уверенно показала «нет».

— У тебя есть какие-то особые причины отказываться? — спросил Райли. — Блюдце слегка качнулось назад и снова уткнулось в слово «нет».

— Можешь показать нам какой-нибудь фокус? — поинтересовался Барри и с ожиданием посмотрел на стол.

Блюдце медленно отползло в центр и там застыло. Все ждали. Джоанна едва ли не чувствовала, как они раздумывают, оставаться ли на месте, задать ли новый вопрос или объявить, что собрание окончено.

И вдруг послышался громкий удар снизу о стол, как будто кто-то попытался под ним выпрямиться и ударился головой. Все резко отпрянули, и стол снова дернулся. Никто его не касался, но он медленно стал подниматься над полом. Джоанна не отрываясь смотрела, как стол поднимается, и, хотя зрелище было весьма захватывающим, она не могла не вспомнить о том, что в свое время говорили Сэм и Роджер — ни одна кино— или видеопленка не в состоянии убедить недоверчивого зрителя. Десятилетия спецэффектов в кино развратили публику. Все возможно, потому что нет ничего настоящего. Джоанна вспомнила пожелтевшие черно-белые фотографии рубежа веков, на которых обычно был изображен погруженный в транс медиум в окружении «духов» или даже фей. Для современного человека эти снимки были до смешного откровенной фальшивкой — теперь же, как ни парадоксально, смешной казалась правда. Истинные чудеса наука объявила невозможными; только те люди, которые сидели в комнате, могли поверить, что все происходящее происходит на самом деле. И ничего с этим не поделаешь. Неожиданно Джоанна со всей ясностью осознала — все, что она напишет об Адаме будет воспринято как очередная болтовня о нерешенных, а возможно, и неразрешимых тайнах бытия.

Взглянув на Сэма, она заметила на его лице отражение той же усталости, которая прозвучала в голосе.

Она понимала, что в эту минуту он думает о том же самом. И это не телепатия. Все и так очевидно.

Тем временем стол поднялся на такую высоту, что его ножки оказались на одном уровне с лицами собравшихся. Потом он медленно перевернулся вверх тормашками. В тот же миг все как по команде вскочили на ноги и отскочили к стенам. И не потому, что происходящее их настолько потрясло, — просто доска с алфавитом и блюдечко по-прежнему находились на столе и, упав, могли кого-то поранить. Но ничего не упало. Доска оставалась на месте, будто приклеенная, а стол поднялся до самого потолка и уперся в него, словно бросая вызов земному притяжению.

Все стояли не двигаясь и молчали, пока Мэгги повинуясь какому-то необъяснимому порыву, не осенила себя крестом.

В тот же миг доска и блюдце с грохотом упали на пол. За ними рухнул и стол. Но он не просто упал — он спикировал вниз, словно его швырнуло неведомой силой и, врезавшись в пол, разлетелся на куски. Последние кадры показывали, как участники эксперимента отпрыгивают на безопасное расстояние и поворачиваются спиной к фонтану щепок. Потом экран погас.

— Обломок попал в камеру, — объяснил Сэм, выключая видеомагнитофон. — Придется ее заменить. Слава Богу, никого не задело. Впечатляющее зрелище, а? — он посмотрел на Джоанну, ожидая ответа, но, конечно же, на на этот риторический вопрос. Он хотел знать, что она думает об увиденном.

— А по-твоему, что произошло? — спросила Джоанна.

— Ну... — Сэм почти театрально взмахнул рукой. — По-моему, совершенно ясно, что произошло. Мы потеряли общий нерв. Мы заставили эту чертову штуковину взлететь к потолку, и тут рациональная часть нашего сознания заверещала: «Это невозможно!», «Этого не может быть!». Вот все и кончилось.

— А то, что Мэгги перекрестилась?

Сэм пожал плечами:

— Мы потом говорили об этом. Она не могла объяснить, почему это сделала. Сказала, что на нее «нашло». — Он помолчал и угрюмо продолжил: — И еще она сказала, что мы должны прекратить эксперимент. Она сама не знает, откуда у нее это чувство, но говорит, что больше не будет приходить на собрания, пока ее не позовут для дематериализации Адама. Она думает, что он злой.

Джоанна пристально посмотрела на него:

— А ты что думаешь?

Сэм замялся, как человек, который уже пришел к определенному умозаключению, но пока не хочет объявлять о нем во всеуслышанье, боясь, что его не поддержат.

— Я думаю, — сказал он, — что Мэгги изначально не подходила для этого эксперимента. Возможно, то, что она ушла, даже к лучшему.

Глава 23

Сэм уехал к себе около одиннадцати. Сексу мешал не только грипп — их ум и сердца тоже были заняты другим. Когда Сэм поцеловал ее и погладил по спине, Джоанна почувствовала прилив адреналина, который чудесным образом избавил ее от насморка, но она все равно оставалась чересчур скованной. Он еще раз поцеловал ее в дверях — на прощание.

— Ты точно не хочешь, чтобы я... Ну, просто остался у тебя? — спросил Сэм.

Она покачала головой:

— Мне уже лучше. Если ты не возражаешь, завтра я позвоню Мэгги и спрошу, как она объясняет случившееся.

— Конечно — это же твоя статья. Пиши, как ты хочешь.

Джоанна заперла за ним дверь и, вернувшись в постель, снова просмотрела видеозапись, время от времени делая в блокноте пометки, которые могли ей пригодиться в работе. Около часа ночи она провалилась в сон и, проснувшись в семь, сразу села за компьютер. Примерно через час Джоанна вдруг поняла, что у нее не только прошли все симптомы гриппа, но и появилась такая бешеная работоспособность, будто она отдыхала неделю, а не один день. Съев на завтрак овсянку и выпив кофе и сок, она приняла ванну и вновь почувствовала себя человеком. Потом она взяла телефон и набрала номер Мэгги.

Трубку взяли после второго гудка. Голос принадлежал женщине более молодой, чем Мэгги, и в нем была какая-то нерешительность. Это сразу показалось Джоанне дурным предзнаменованием.

— Это квартира Мэгги Мак-Брайд? — спросила она.

— Да, — голос чуть дрогнул.

— Не могли бы вы ее позвать? Это Джоанна Кросс.

— Боюсь, это невозможно, мисс Кросс. Моя мать скончалась сегодня ночью.

Хизер Мак-Брайд было тридцать лет с небольшим, и она была стройна и элегантна, как все деловые женщины с Уолл-Стрит. Но ей была присуща и мягкость, которую она явно унаследовала от матери. Джоанне было неловко сидеть с этой, несомненно, убитой горем, но скрывающей свои чувства, женщиной, в опрятной комнате на Парк Авеню, в особняке, где Мэгги когда-то была домработницей.