Глава 6

В следующие несколько дней Джоанна проводила в лаборатории столько времени, сколько, по ее мнению, было возможно торчать там, не переходя границы приличия. Группа оказалась дружная, и все помогали Джоанне по мере возможности. Сэм не скрывал, что денег на их работу выделяется крайне мало, — впрочем, это и так было ясно хотя бы по состоянию помещения, в котором они располагались. Как-то раз Сэм обмолвился, что известность могла бы способствовать получению новых грантов.

Джоанна подперла щеку рукой и посмотрела на него с удивлением:

— А почему вы решили, что если я напишу о вас, вы станете известным?

На мгновение Сэм опешил. Ему даже в голову не приходило, что кто-то может остаться равнодушным к его работе.

— Извините, — поспешно сказал он. — Вы совершенно правы. Смешно даже думать об этом.

Джоанне вдруг стало стыдно. Он казался ей очень славным человеком, простодушным и по-мальчишески увлеченным своим делом. Эта легкая наивность в сочетании с явным умом и широким кругозором привлекала ее, и она не могла себе в этом не признаться.

— Да что вы, — сказала она. — Я просто шучу. Я в восторге от того, что вы мне показали. Теперь все зависит от того, сочтет ли нужным редактор печатать мою статью.

Сэм нахмурился:

— Вы думаете, он может решить, что она не нужна его журналу?

Джоанна покачала головой:

— Видите ли, должна быть зацепка — что-то такое, от чего все бросились бы читать эту статью.

— Но ведь это и так увлекательнее любой фантастики — машиной управляет мысль человека! Прямое взаимодействие мозга с компьютером. Весьма полезное применение телепатии на практике...

— Я понимаю, но все это пока абстракция, дело будущего. Я должна предъявить редактору нечто более занимательное, чем любопытные теории или многообещающие статистические выкладки. А пока я ничего другого не вижу.

Они поднялись по ступенькам и вышли на бетонную площадку перед зданием. Где-то тихо звучал вальс Шопена. Сначала Джоанна подумала, что это радио или запись, но тут пианист сбился и повторил фразу. Наконец они оказались на улице, и шум города заглушил музыку.

Когда они уселись за свои, теперь уже постоянный, столик у Марио — который, по настоянию Джоанны, оплачивала редакция, — Сэм вдруг перестал хмуриться и оживился, словно его захватила какая-то новая идея.

— Есть одна штука, я уже много лет хочу ею заняться, — сказал он, когда они сделали заказ. — Это получалось у других, значит, получится и у нас. И если уж она не заставит читателей прочесть статью от начала до конца, тогда я не знаю, чем им еще можно угодить.

— Выкладывайте.

— Эксперимент, в котором будет участвовать вся группа — причем вы тоже к нам присоединитесь. Мы попробуем создать привидение.

Джоанна вытаращила на Сэма глаза:

— Просто, чтобы я знала, в чем мне придется принять участие, — вкрадчиво сказала она, — объясните, мы что, будем должны кого-то убить? Или у вас есть другой метод создания привидений?

— Убивать никого не придется, — рассмеялся Сэм. — Это будет призрак человека, которого никогда не существовало. Мы его сами сделаем — или ее.

Джоанна молча смотрела на него, обдумывая эту идею.

— Ладно, — сказала она наконец. — Расскажите мне, как мы создадим привидение.

— Прежде всего надо договориться о том, что мы понимаем под этим словом. Вот вы, например?

— Ну, «привидение» — это нечто потустороннее, оглашающее по ночам своими стонами старинные замки.

— И оно является, чтобы покарать убийцу, предостеречь кого-то или просто потому, что не может забыть свои излюбленные места?

— Что-то в этом роде.

Сэм пренебрежительно махнул рукой:

— В такие привидения я не верю.

— А я вас в этом и не подозреваю. Так в какие же?

— Вам никогда не встречался такой термин — «тулпа»?

— Нет.

— Это тибетское слово; оно означает «овеществленная мысль». Когда вы определенным образом создаете что-то в своем воображении, это «что-то» становится явью.

Джоанна скептически приподняла бровь:

— Я поверю в это, только если увижу.

— В том-то и дело, что именно увидите.

— Продолжайте.

— Вспомните, что вы слышали о том, как обычно являются призраки. Каждый раз это одна и та же история. Все начинается с непонятных звуков, странных шагов, открывающихся и закрывающихся дверей, холодных дуновений и необычных запахов — это общее для всех случаев «присутствия потусторонних сил». Может наблюдаться феномен полтергейста — а потом, рано или поздно, люди начинают видеть. Иногда — что-то похожее на плывущее облако, а иногда — вполне реальную фигуру человека, который проходит по коридору или заглядывает в окно.

— Лично я, — перебила Джоанна, — ничего такого не видела.

Сэм пожал плечами:

— Да и я тоже. Но свидетельств, что это случается, предостаточно. Куда сложнее проглотить объяснения, которые для этого предлагаются. Привидения, если вдуматься, вещь весьма распространенная. Стоит углубиться в историю любого дома, обнаружится, что с кем-то когда-то что-то нехорошее там произошло. Даже если дом новый, наверняка окажется, что на его месте когда-то стоял другой дом. Одним словом, если постараться, всегда можно найти объяснение появлению призрака — но это все равно, что увидеть фигуры в языках пламени или в проплывающих облаках, если смотреть на них достаточно долго.

— И что вы хотите сказать?

— Я хочу прежде всего спросить — почему призраки так однообразны и неоригинальны? Они раз за разом делают одно и тоже и одеты всегда одинаково — сколько бы раз и сколько людей их ни видели. Они больше похожи на моментальные фото или воспоминания, чем на живые события. А воспоминания хранятся в мозгу человека. И я думаю, что оттуда берутся и призраки: из головы тех людей, кто их видит.

— Галлюцинации?

— Определенного рода.

— А сколько всего родов?

— Ну, есть галлюцинации, которые видит один человек, а есть такие, которые видит группа людей, благодаря телепатии.

— Если предположить, что телепатия существует.

Сэм кивнул в ответ на эту поправку, но сказал:

— Медициной получены свидетельства, позволяющие это предположить.

— Каким образом?

— Есть стандартная процедура для регистрации изменений в физическом состоянии мозга в ответ на определенные раздражители — например, направленный в глаза свет или звук камертона, поднесенного к уху. Так вот, это установленный факт, что мысль, спроецированная на мозг другого человека, способна вызвать такую же физиологическую реакцию.

На лице Джоанны ясно читалось сомнение:

— Ну что ж, остается только надеяться, что вы не морочите мне голову. Но учтите, я всегда могу это проверить.

Сэм засмеялся:

— Валяйте, проверяйте. Телепатия давно стала общим местом, хотя не все люди это осознают. Впрочем, я не собираюсь ничего вам доказывать, потому что человек верит тому, чему хочет верить. Я просто хочу сказать, что телепатия представляется мне наиболее вероятным объяснением тому факту, что призраков могут видеть или слышать сразу несколько человек. И эксперимент, который я предлагаю поставить, послужит этому подтверждением.

— Вы говорите, такой опыт уже проводился?

— И не однажды. А теперь, по-моему, настало время создать новое привидение и повнимательнее изучить эту гипотезу.

К концу обеда Джоанна поняла, что нашла то, что искала. Меньше двадцати минут ушло у нее на то, чтобы отпечатать свои записи и отнести Тэйлору в кабинет. Он вялой рукой взял листочки, поднес их к глазам с таким видом, будто это ничтожное усилие чрезвычайно его утомило, а прочитав, выпустил из пальцев.

— Займись этим, — томно проронил он.

Джоанна вышла из кабинета, чувствуя себя триумфатором. В устах Тэйлора слова «займись этим» означали то, что у нормальных людей называется состоянием крайнего восхищения.

Глава 7

Оглядываясь назад, Джоанна понимала, что ее воодушевление в тот момент было не только профессиональным. Ее обрадовала еще и возможность видеться с Сэмом, не прибегая ко всяким формальностям. Джоанна сама удивилась, осознав, как сильно ей хочется его видеть. Она призналась себе, что он, несомненно, один из самых интересных людей, которых ей доводилось встречать, и чем дольше они знакомы, тем он ей кажется интереснее. Это было потому, что он сам живо интересовался всем, что видел вокруг. Когда Сэм говорил, он каждый раз открывал что-то не только для собеседника, но и для себя самого. Он никогда не поучал, никогда не вещал. Даже когда речь заходила о предмете, ему знакомом, он умел посмотреть на него свежим глазом и вдруг найти в нем то, чего раньше не замечал. Словом, с ним было здорово. И он часто заставлял Джоанну смеяться.

Однажды, вернувшись домой, она в очередной раз задумалась об этом и решила, что чего-то недоучитывает. Всегда и во всем есть недостатки. И рано или поздно они проявятся.

Она одернула себя, устыдившись своего недоверия к Сэму. На самом-то деле она совсем не такая подозрительная.

Приближаясь к тридцати годам, Джоанна имела за спиной личную жизнь, которую любила называть «зрелой» — это значило, что о своих бывших возлюбленных она хранила больше хороших воспоминаний, чем плохих, и сожалела не о том, что сделала, а лишь о том, чего сделать не удалось. Впрочем, она никогда сознательно не стремилась создать с кем-то постоянные отношения. Однажды у нее был долгий роман, который длился целых три года, пока ее парень не нашел себе другую. Они расстались без горечи. Джоанна скоро поняла, что Ричард ей просто нравился, и втайне радовалась, что вновь обрела свободу.

Это было полтора года назад. С тех пор она была одна, не считая краткой романтической связи с итальянским архитектором, который оказался гораздо больше женат, чем хотел сделать вид. Правда, последние полгода она довольно сильно по нему скучала — и поэтому ее интерес к Сэму говорил о том, что Жан-Пьер наконец отошел в прошлое.

И все же о Сэме с того первого завтрака она ничего нового не узнала. Джоанна понятия не имела, женат ли он или был когда-то женат, хотя он никогда не упоминал о том, что у него есть семья, и в его кабинете не было никаких мелочей — фотографий или открыток — которые пролили бы свет на эту тайну. Джоанна как-то сделала попытку разузнать о его семейном положении, исподволь, как бы невзначай поинтересовавшись, есть ли у него дети, но в ответ услышала только короткое «нет». Однажды он обмолвился, что учился в Принстоне, но о его родственниках и даже о том, где он родился, ей ничего не было известно.

Джоанне пришло в голову, что проще всего взять у него интервью и таким образом выяснить все, что она хочет узнать. В конце концов раз она пишет о его работе, нужно написать что-то и о нем самом. Но она тут же отвергла эту мысль, и поразилась тому, что ее вообще тянет прибегнуть к таким уловкам.

Похоже, она влюбилась — и оказалась совершенно к этому не готова.

Телефонный звонок в семь утра вырвал Джоанну из глубокого сна. Звонила ее мать, которая тут же принялась извиняться за ранний звонок и оправдываться, что уже третий день пытается до нее дозвониться, но все время попадает на автоответчик. Она не стала оставлять сообщения, потому что ничего особенного не произошло. Просто хотелось поговорить.

Джоанна сразу поняла, что дело не в этом. Или все-таки что-то случилось, или у матери что-то на уме. И она прямо спросила, что именно.

На другом конце провода наступило долгое молчание; наконец мать с несвойственной ей неуверенностью в голосе сказала:

— Дорогая, я понимаю, что это глупо, но мне уже третью ночь снится один и тот же кошмар. Скажи, у тебя все в порядке?

Джоанна заверила ее, что у нее все хорошо, и попросила рассказать сон.

— В нем нет ничего особенного, и как я ни билась, не могу найти в нем ни капли смысла. Знаю только, что на дворе ночь, идет сильный дождь, а я одна, жду твоего отца с работы. Потом как-то случается, что ты почему-то барабанишь в дверь, хочешь попасть в дом, но я тебя не впускаю. Я почему-то напугана и не хочу открывать тебе дверь. Ты кричишь, я где-то прячусь в ужасе, и все время идет этот дождь... Жуть, — голос матери слегка дрогнул, но она справилась с собой и сказала: — Извини. Я же говорю — это просто смешно. Но он снился мне уже три раза, и я вся извелась.

Джоанна еще раз поклялась, что у нее нет никаких неприятностей и беспокоиться не о чем, но она была огорчена, что мать так из-за этого переживает. Несмотря на то что Джоанна была единственным ребенком, Элизабет Кросс никогда не кудахтала над ней и не опекала. Это было на нее совсем не похоже.

— Я тоже не понимаю, что это значит, мамочка. Но в наших снах всегда есть какой-то смысл. Ты рассказывала его папе?

— Я уже три раза будила его своими криками. Но он тоже не может сказать, что все это значит.

Они обе помолчали. Джоанна чувствовала, что матери стало легче просто от того, что она услышала ее голос.

— Знаешь, мамочка, — сказала она шутливо, чтобы разрядить обстановку. — Наверное, ты хочешь от меня что-то утаить, чтобы я не расстраивалась. Ты что, покрасилась в зеленый цвет или постриглась наголо?

Немного успокоившись, мать засмеялась:

— Я уж думала, думала, да так ничего и не придумала. С чего это я вдруг не впущу в дом собственную дочь? Что ты могла натворить такого? Может быть, это я чувствую, будто ты от меня что-то скрываешь — ну, и не хочу, чтобы ты мне зубы заговаривала?

— Ничего я не натворила. И я не заговариваю тебе зубы.

— Ты, часом, не пишешь что-нибудь вроде той последней статьи?

Матери Джоанны почему-то очень не нравилось, что ее дочь писала про Храм Новой Звезды. Она до последнего момента не знала, что Джоанна была там одна и под чужим именем, а когда узнала, пришла в ужас. «Это злые и очень опасные люди, — говорила она. — Я просто поражена, что в журнале тебя туда отпустили. Можешь назвать меня суеверной, но я считаю, что тебе в такие дела лучше не лезть».

— Я работаю над статьей о психологе из Манхэттенского университета, — сказала Джоанна. Ей было неловко, что она не говорит всей правды, но она чувствовала, что так будет лучше.

Они еще немного поговорили; за это время Джоанна выбралась из постели и прошла на кухню сварить себе кофе. Постепенно Элизабет совсем успокоилась и перешла на свой обычный иронический тон.

— Есть какие-то сдвиги в твоей личной жизни? — спросила она. — Не хочу соваться не в свое дело, но...

— Мамочка, ну кто тебя когда упрекал, что ты суешься не в свое дело!

— Но уж коли мы затронули эту тему...

Джоанна засмеялась. Ну вот, мать, наконец-то, снова стала самой собой, и разговор перешел в привычное русло.

— Уж коли мы затронули эту тему мамочка, все, что я могу сказать, — это что-то среднее между «нет» и «я не уверена». Я буду держать тебя в курсе.

Глава 8

Дважды в неделю Сэм собирал своих подчиненных, чтобы обсудить текущую работу и рассмотреть планы на будущее. Все не могли поместиться в его кабинете, поэтому собрание устраивали в приемной для посетителей. В то утро темой обсуждения был новый эксперимент, предложенный Сэмом. Джоанна, с общего согласия, записывала все на диктофон. Ее попросили не стесняться, если она захочет что-то спросить или если у нее появятся замечания.

— В сущности, мы воспроизведем спиритический сеанс викторианской эпохи, сказал Сэм. — С единственным отличием — тогда люди считали, что вызывают духов умерших, а мы с вами знаем, что это всего лишь проявление психокинеза. Влияние мысли на материю.

— Я только не понимаю, зачем для подтверждения этой теории нужно непременно вызывать привидение — кроме, разумеется, того соображения, что Джоанне необходимо дать материал для интересной статьи, что само по себе я только приветствую, — это сказала Таня Филипс, с которой Джоанна еще не успела познакомиться. У нее были короткие черные волосы, большой рот, агрессивно выдвинутая вперед челюсть, но глаза — незлые. — Во время индивидуальных тестов мы уже наблюдали психокинетические эффекты, которые вполне поддаются измерениям — зачем же придумывать новый эксперимент для целой группы?

— Затем, что никакая медитация и концентрация не даст таких результатов, как объединенная направленная мысль нескольких людей, которым легко друг с другом, и которые относятся к этой задаче как к забавной салонной игре. Воображаемое привидение, теоретически, должно сфокусировать на себе силу «пси», которой мы, предположительно, обладаем, но не умеем сознательно управлять.

— Но почему это должно быть привидение именно вымышленного человека, а не дух, допустим, Юлия Цезаря или Наполеона? — вопрос задал Брайан Мид, инженер лаборатории.

— Возможно, нам удастся вызвать что-то и назвать это Цезарем или Наполеоном, — ответил Сэм, — но тогда мы обнаружим, что его познания в области истории Римской Империи или Франции прошлого века не превосходят наших.

— Сэм прав. Для чистоты эксперимента лучше вызывать дух несуществующего человека, — сказал Джефф Доррел, физик-теоретик. — Я как раз недавно прочел о таком же опыте, который проводился в Торонто лет двадцать назад. И тоже считаю, что настало время его повторить.

— Те ребята создали призрак человека по имени Филипп, — с возрастающим воодушевлением подхватил Сэм, — который якобы жил во времена Войны за независимость и покончил с собой из-за несчастной любви. Он, правда, не материализовался, но во время столоверчения общался со своими создателями. Все это сопровождалось и другими явлениями, которые были записаны на пленку.

Пэгги О'Донован слушала этот спор, покачиваясь в невероятно древнем кресле-качалке.

— Хорошо, позвольте мне сказать одну вещь, — произнесла она. — Я полагаю, каждый из нас читал книгу «Магия и тайны Тибета» Александры Дэвид-Нил?

Все, кроме Джоанны, которая никогда даже не слышала о такой книге, дружно кивнули.

— Кажется, я знаю, что ты хотела сказать, — проговорил Сэм. — Но продолжай, расскажи для Джоанны.

Миндалевидные глаза Пэгги обратились к Джоанне. Глубокие и неподвижные, они, казалось, обладали прямо-таки гипнотическими свойствами.

— Александра Дэвид-Нил была француженкой. Она путешествовала по Тибету в конце прошлого и начале нашего века. Она описывала, как ей рассказывали о святых людях, которые могли создавать эти самые тулпы — овеществлять мысль.

Джоанна взглянула на Сэма и вспомнила, как он спрашивал, не знает ли она этого слова.

— В конце концов после долгих тренировок, — продолжала Пэгги, — она сумела создать свою тулпу — монаха, который поселился у нее в доме. Когда она куда-нибудь отправлялась, он следовал за ней. Его видели другие люди и считали живым человеком. В первое время он был дружелюбен и кроток, но потом Александра почувствовала в нем перемены. Он становился все более неприятным, словно несущим зло. И вот, сначала успешно проведя материализацию, она решила произвести обратный процесс. Иначе от него нельзя было избавиться. На это дело у нее ушло целых шестнадцать месяцев.

Джефф скептически отнесся к этой истории.

— Мне в этой книге больше нравится, когда оживает шляпа, — сказал он и поглядел на Джоанну. — Дело было так: у одного путешественника ветром унесло шляпу. Унесло далеко, и она упала в какой-то глуши. Ее нашли местные жители, но трогать побоялись. Они никогда не видели шляпы и решили, что это какой-то зверь. После того как они несколько дней покружили вокруг нее, боясь подойти ближе, их страхи материализовались, и шляпа начала жить своей жизнью. — Он хихикнул. — Не знаю, как другим, а мне всегда казалось, что в книге мисс Дэвид-Нил больше литературы, чем фактов.

— Дело в том, — подвел итог Сэм, — что у нее нигде не сказано, исчез ли в итоге монах — как не сказано и о том, что в его присутствии происходили какие-нибудь несчастья. Просто, когда он был рядом, она чувствовала себя неуютно. Что же касается Торонтских ребят, их «Филипп» испарился бесследно, как только одному из членов группы наскучила эта игра.

— Кстати, сколько человек будет в нашей группе? И кто будет в нее входить? — спросил высокий блондин — Брэд Баклхерст, тоже физик, с которым, как и с Таней Филипс, Джоанна познакомилась лишь этим утром.

Сэм сказал, что оптимальное количество участников — шесть-восемь человек. Поскольку важную роль в успехе эксперимента играет спонтанность, лучше было бы набрать новых добровольных помощников. Разумеется, Джоанна и он, Сэм, тоже примут участие. Кроме того, в группу не должны входить люди, одаренные экстрасенсорными способностями: ведь цель эксперимента — продемонстрировать силу мозга обычного человека, а не какого-то особенного.

Пэгги вызвалась составить список возможных кандидатур — заглянуть в рекламные проспекты, поискать в Интернете. Из постоянных сотрудников Сэма один Пит попросил, чтобы его включили в число участников, и Сэм согласился. У всех остальных, хотя им и хотелось принять участие в эксперименте, было слишком много своей работы, чтобы тратить по несколько часов в неделю на новый проект.

После собрания Джоанна собиралась в редакцию. Пройти десяток кварталов по холодку в ясный день было даже приятно. Оказалось, что Сэму с ней по дороге — он должен был встретиться с представителем университета, занимающимся распределением фондов, чтобы попытаться выбить у него несколько дополнительных тысяч долларов в год. Эта борьба за фонды велась непрерывно, поскольку исследователи паранормальных явлений не пользовались такой поддержкой, как, например, ученые, ищущие лекарство от рака — или даже изобретатели усовершенствованных мышеловок.

Некоторое время они шли молча, Сэм только поглядывал на Джоанну; потом он наконец не выдержал и спросил, что ее беспокоит.

— Я просто задумалась над словами Пэгги, — сказала Джоанна.

— Над чем именно?

— Вы уверены, что это не опасно?

— Вы имеете в виду эксперимент? Что в нем может быть опасного?

— Не знаю. Вдруг начнется что-то, чего мы не сможем остановить.

— Мы только что подверглись большей опасности, когда переходили дорогу, и даже не заметили этого.

— Так значит, определенный риск все-таки есть?

— Не думаю. Но если хотите, вы можете не принимать участия в опыте, а просто наблюдать со стороны.

— Нет, — поспешно сказала Джоанна. — Я не хочу только смотреть.

Еще полквартала они опять прошли молча.

— Кстати, — сказал Сэм, когда они остановились у светофора. — Я давно хотел спросить — эта история с Мюрреем и его женой по-прежнему вас тревожит?

Джоанна удивилась, что он вспомнил имя Мюррея. С того дня, когда они говорили об этом, минула не одна неделя. Она догадалась, что Сэм увидел связь между тем неприятным случаем и ее нынешними сомнениями, вызванными замечанием Пэгги.

Джоанна ответила честно.

— Сколько я об этом ни думаю, всегда говорю себе, что не я виновата в его смерти. Я это знаю. Но вы угадали, мне все еще немного не по себе.

— И наверное, вы думаете о «проклятии», которое на вас наложила старуха?

Джоанна поймала себя на том, что не знает, перед кем ей труднее в этом признаться: перед ними или перед самой собой.

— Иногда, — сказала она, помолчав, и добавила уже более жизнерадостно: — Обычно я говорю себе, что если бы было проклятие, оно бы уже подействовало, а я ничего такого не чувствую.

Сэм рассмеялся:

— Ну, тогда я за вас спокоен.

Поток пассажиров с автобуса вдруг вклинился между ними, и, чтобы удержать Джоанну, Сэм подался вперед и поймал ее за руку.

Совершенно неожиданно для себя Джоанна почувствовала, что ей нравится его прикосновение.

Глава 9

В конце концов Джоанна решила, что профессиональный долг требует сделать с Сэмом подробное интервью. В такой формулировке не было изъянов, и Джоанна осталась собой довольна.

Сэм согласился сразу и, к ее немалому удивлению, предложил встретиться у него дома, чтобы им никто не мешал. Например, на этой неделе, сказал он. Попьем чаю. Идет, ответила Джоанна, внезапно поняв, что нельзя интересно написать о человеке, если ты не видел, как он живет. А фотографа, если понадобится, можно будет прислать потом.

В четверг, в условленные четыре часа, она вышла из такси возле его дома. Сэм жил в древнем с виду здании на Риверсайд Драйв. Квартира его располагалась на пятом этаже, и из окна открывался изумительный вид на реку. В остальном же она была обшарпанная и неудобная, зато, что самое главное, с твердой арендной платой. Он сказал, что квартира перешла к нему от школьного друга. По обстановке комнат было видно, что они давно уже служат людям науки. Почти вся мебель и основная часть книг, которыми были уставлены все полки на стенах, принадлежали предыдущим съемщикам, которые никак не могли выбрать время забрать их. Но это роли не играло. Все вещи продолжали исправно служить Сэму, и он ничего не выбрасывал, пока что-нибудь окончательно не разваливалось.

Выпив по чашечке «Эрл Грей» с экзотическими пирожными из бельгийской кондитерской, которую Сэм обещал потом показать Джоанне, они перешли к интервью. Диктофон Джоанны на столе тихо мотал пленку, и несколько раз за время беседы она вставляла чистую кассету. Джоанна узнала, что отец Сэма — врач, и у него практика на полуострове Кейп-Код. Он уже пять лет обещает жене уйти на покой, но сам и не думает предпринимать никаких шагов в этом направлении. У Сэма, похоже, было счастливое детство — он плавал на лодке, катался на лошадях и лазил по деревьям в свое удовольствие вместе со старшими братьями, один из которых теперь профессор истории в Гарварде, а другой — кардиохирург в Чикаго. Что касается Сэма, то он, как выяснилось, имел степень магистра физики и доктора психологии.

— Ничего себе, семейка у вас, — сказала Джоанна. — Даже завидно.

— Это все отец. Он никогда не заставлял нас чем-то заняться, а старался заинтересовать. Если у нас возникали какие-то вопросы, у него или находилась нужная книга в библиотеке, или он приносил ее на следующий день и оставлял на видном месте. У него настоящий талант развивать детский ум.

— А ваша мать?

— Она у меня деятельная натура — рисует, играет на гобое в местном оркестре и еще пишет романы.

— Может быть, я что-то читала?

— Вряд ли. У нее вышел только один, да и то лет двадцать назад, но она не унывает. Еще и путешествует — в прошлом году ездила в Китай.

— Вас послушать, они просто страшные люди, — улыбнулась Джоанна.

Сэм рассмеялся:

— Обыкновенная среднестатистическая американская семья.

— В таком случае, у меня — необыкновенная.

Родителей Джоанны никак нельзя было назвать людьми неинтересными, но в сравнении с родными Сэма они показались бы простоватыми. Отец ее был сначала военным летчиком, потом работал пилотом на гражданских линиях, пока не стал главой авиакомпании.