Глава 2

Сэм Таун наблюдал за тем, как перевернутая пластиковая баночка из-под йогурта ползает туда-сюда по гладкому полу лаборатории.

Научное название этого приспособления было «тахоскоп»: от греческого tukhe, что значит «вероятность», и skopeo — «смотрю». Первый подобный прибор создал француз Пьер Женине в конце семидесятых. Баночка, стоящая на двух колесиках и одной лапке, могла вращаться и ездить в любом направлении, а движениями ее управлял генератор случайных событий, который находился в соседней комнате. Генератор представлял собой устройство, работающее на основе тех или иных непредсказуемых физических процессов — например, радиоактивного распада. Компьютер, следящий за ним, через установленные интервалы времени передавал тахоскопу произвольный ряд чисел — приказ двигаться в ту или иную сторону. Одним словом, это напоминало подбрасывание электронной монетки, а всем известно, что при достаточно большом количестве попыток вероятность того, что выпадет орел или решка становится одинаковой. Так и баночка из-под йогурта, согласно этому закону, не имела права отдавать предпочтение какому-то одному направлению, а должна была с равной охотой двигаться вперед, назад, вправо и влево.

Однако сейчас Сэм и его ассистент. Пит Дэниельс, стали свидетелями устойчивого и впечатляющего нарушения этого правила. Тахоскоп буквально забился в один угол комнаты. Каждый раз, когда генератор задавал ему направление, казалось, что он выберется из этого угла, но следующие сигналы вновь возвращали его на прежнее место.

Сэм и Пит переглянулись, не пытаясь скрывать друг от друга охватившее их волнение. Оба понимали, что это исторический момент: в лабораторных условиях проведен опыт, который дал повторяющийся результат, который доказывает существование необъяснимого явления.

— Хорошо, давай переставим клетку, — наконец сказал Сэм.

Двухмесячные цыплята возмущенно запищали, когда их домик подняли в воздух и перенесли на два ярда. Впрочем, они быстро освоились и снова начали призывать к себе неопределенный движущийся предмет, который считали свой мамой, отошедшей от них на большее расстояние, чем им бы хотелось.

Пит вернулся из соседней комнаты с распечаткой и молча протянул ее Сэму. Цифры сами за себя говорили.

— Почти в три раза! — воскликнул Сэм, прикинув в уме. — Эта чертова штуковина в три раза чаще вертится вокруг клетки с цыплятами, чем возле пустой.

— Просто невероятно, — кивнул Пит.

— Однако это так.

Оба дружно повернулись, услышав, что цыплята радостно оживились. Тахоскоп развернулся почти на триста шестьдесят градусов. Сэм перехватил взгляд Пита; каждый понял, о чем подумал другой, и каждый тут же устыдился этой нелепой мысли. Глупо считать, что тахоскоп активно ищет свой выводок. Это просто машинка, которая не обладает способностью мыслить логически даже на уровне простейшей компьютерной программы. Любая программа есть некая упорядоченность, а сама суть процесса, управляющего движениями тахоскопа, заключается в полном отсутствии какого бы то ни было порядка.

Единственно возможной силой, которая последние двадцать минут заставляла тахоскоп крутиться на одном месте, было желание маленьких цыплят, чтобы их мама не уходила от них далеко. Как почти все детеныши, они считали своей матерью первый движущийся предмет, с которым познакомились, вылупившись из яйца. Два месяца они бегали за тахоскопом — но сегодня их впервые посадили в клетку, и они уже не могли догнать свою курицу.

И вместо этого они заставляли машинку подъезжать к ним.

Через час Пит принес клетку с другими цыплятами. От предыдущих они отличались только тем, что никогда не видели тахоскопа и не питали к нему никакой привязанности.

Сэм запустил машинку. Двадцать минут она бегала по произвольным направлениям, и цыплята не обращали на нее ни малейшего внимания.

— Ладно, теперь сделаем ночь, — сказал довольный результатами Сэм и подошел к выключателю. Лаборатория погрузилась во мрак, и цыплята взволнованно запищали.

— Видишь? — сказал Сэм. — Они не выносят темноты в неурочное время. Она приводит их в панику.

Писк цыплят действовал Сэму на нервы. Он стал чуть тише, после того, как Пит чиркнул зажигалкой, зажег свечу и укрепил ее на тахоскопе, который, закончив предыдущий пробег, так и стоял в дальнем конце комнаты.

Когда свеча — единственный источник света в лаборатории — разгорелась получше, Сэм запустил генератор, и тахоскоп начал двигаться.

А цыплята начали притягивать свет поближе к себе.

— Я больше не смогу есть курятину, — пробормотал Пит, глядя на распечатку с анализом результатов. — Эти поганцы просто волшебники!

Сэм улыбнулся:

— Тогда тебе лучше сразу стать вегетарианцем — потому что на то, что ты видел, способно любое создание чуть поумнее морковки. А некоторые придерживаются мнения, что и морковь не так глупа, как кажется.

— Хочешь провести опыт с ящиком овощей?

— Ха! Люди подумают, что мы сбрендили.

— Люди уже давно так думают.

Сэм пожал плечами:

— Может, они и правы.

Пит украдкой взглянул на своего шефа. Иногда ему было трудно понять Сэма. Другой на его месте ликовал бы, что сделал открытие, а на Сэма вдруг напала хандра. У него был такой вид, словно все, чем они занимаются, — пустая трата времени.

— Что случилось? — спросил Пит. — Ты нашел какую-то ошибку в наших экспериментах?

— Никакой ошибки нет, — ровным голосом проговорил Сэм.

— Тогда почему у тебя такой унылый вид?

На лице Сэма отразилась досада — верный признак того, что лучше прекратить расспросы. Но Пит был не из тех, кто выполняет распоряжения, не вникая при этом в суть, а кроме того, он уважал Сэма и восхищался его работой.

— Не смотри на меня так, — сказал он Сэму и поймал себя на том, что его голос звучит слишком высоко. Пит знал за собой эту черту и ненавидел ее. — Если тебя что-то тревожит, я хочу знать, в чем дело.

Сэм вздохнул, словно принес таким образом извинения.

— Дело не в том, что наши доказательства не верны.

— А в чем же?

— А в том, как обозначить явление, которое они доказывают.

Глава 3

До этого Джоанна была на телевидении только раз — участвовала в ток-шоу по поводу ряда статей, которые она написала о шарлатанских диетах и горе-врачах, которые их насаждают. К своему удивлению, она обнаружила, что съемки — это вовсе не так страшно. Главное — не переусердствовать с эмоциональностью. В этом смысле лучше недожать, чем пережать, ибо от камеры не ускользает ни одно движение.

Сегодняшнее шоу было того же рода. Утром — запись, днем — трансляция. Статья Джоанны о грязном мошенничестве в Храме Новой Звезды, как она и рассчитывала, произвела настоящий фурор. В результате Джоанна участвовала в съемках вместе с женщиной-астрологом и автором книги о привидениях великих людей, которые якобы бродят по свету. Пятым в этой компании, считая ведущего, был психолог по имени Сэм Таун, который занимался исследованиями «паранормальных явлений» в Манхэттенском университете.

Предмет обсуждения вызывал у Джоанны отвращение, сама программа казалась ей совершенно пустой и бессмысленной, но редактор считал, что разговор на телевидении по поводу любой темы, затронутой в журнале, поспособствует росту популярности и тиража.

— Не хотите ли вы сказать, — спросила из публики какая-то женщина, — что религия и все остальное — это сплошное вранье, и после смерти нет ничего?

— Я хочу сказать, — ответила Джоанна, — что никому не дано знать, что происходит, когда человек умирает, и всякий, кто заявляет, будто ему это известно, — обманщик, а возможно, и жулик.

— И все-таки о религии, — сказал ведущий программы. — По-вашему, она тоже относится к той категории мошенничества, о которой вы писали в статье?

— Разумеется, нет. Религия — это другое дело.

— Могу я спросить: вы сами веруете в Бога?

— Я выросла в протестантской семье, но никогда не любила ходить в церковь. А если вас интересует более серьезный аспект веры... Скорее всего я не решилась бы ответить «нет».

— Позвольте мне? — перебил психолог по имени Сэм Таун. Ведущий предоставил ему слово. — Мисс Кросс писала о людях, которые заявляли, будто обладают неким особым и подробным знанием о загробной жизни и о тех, кто, как они любят выражаться, «покинули сей мир». И мы не должны смешивать религиозную веру с этим, с позволения сказать, «знанием». Точнее, вообще со знанием в прямом смысле этого слова. Я знаю, что нахожусь в студии — как и все вы. С этим нельзя не согласиться. Но я могу верить в некие сверхъестественные причины, которые сюда меня привели, в некую силу, которая создала наш мир и эту студию в частности. Вы можете верить в другие причины. Моя вера может отлично объяснять любые факты, так же как и ваша, но при этом то, во что я верю, не обязательно должно совпадать с тем, во что верите вы. Мошенники, о которых писала мисс Кросс, не имеют никакого отношения ни к вере, ни к знанию. Они просто сознательно морочили голову людям в надежде заработать легкие деньги.

Как и следовало ожидать, прочие гости ток-шоу принялись дружно выражать свое несогласие: мол, то, что произошло в Храме Новой Звезды это скандальный, но единичный случай, и нельзя всех медиумов стричь под одну гребенку.

Джоанна слушала, и мнение, которое сложилось у нее об этих людях за последний час, ничуть не улучшилось. Однако Сэм Таун вызвал у нее невольное уважение. Когда ей сказали, что в программе примет участие охотник за привидениями, ей представилось, что это будет суровый мужчина с фанатичным блеском в глазах, который по выходным сидит в заброшенном доме, пытаясь записать на видеокамеру призрака. Но Сэм оказался приятным молодым человеком лет тридцати с небольшим, наделенным хорошим чувством юмора. Было видно, что он умен и свободно ориентируется в любой из затронутых тем.

Джоанна подумала, что на экране телевизора он будет производить хорошее впечатление.

В заключение ведущий вновь передал слово Джоанне. Она ограничилась замечанием, что мир неведомого — это одно, а индустрия, приносящая прибыль в миллионы долларов, — совсем другое, и те, кто желает пообщаться с усопшими, должны об этом не забывать. Потом объявили тему следующего ток-шоу (опять про инцест!), и помощница режиссера принялась снимать микрофоны с костюмов участников.

Джоанна отказалась от кофе. Она была не прочь поболтать с Сэмом Тауном, но остальные трое внушали ей отвращение, поскольку относились к чувствам суеверных людей так же подло, как Мюррей и Элли Рэй.

Войдя в скоростной лифт и нажав кнопку первого этажа, Джоанна вдруг испытала чувство отчаяния. Судя по тем вопросам, которые задавала публика, люди все равно хотят верить. Грустно, что им так не хватает чего-то, что выходило бы за рамки повседневной жизни. Джоанна их понимала, в какой-то мере ей самой это было не чуждо — только из этого следует, что обманщики вроде Рэев всегда будут процветать. Она раздавила парочку муравьев, но в муравейнике по-прежнему кипит работа.

Сгорбленная фигура на невысоком парапете у зарослей туи за сорок минут не привлекла ничьего внимания. Словно кошка, которая караулит у норки мышь, Элли Рэй не отрываясь следила за вращающемся дверью. Мафия спиритов по всем правилам должна была отвернуться от нее и присоединиться к хору осуждения, но у Элли были друзья, которые оказали ей напоследок любезность, сообщив, что Джоанна Кросс находится в этом здании и принимает участие в записи очередного ток-шоу.

До сих пор все попытки Элли свести с журналисткой счеты были напрасны. Ее имени не было в телефонном справочнике, а охранники у входа в редакцию журнала пригрозили старухе вызвать полицию, если она еще раз сюда сунется. Но Элли было на это плевать. Она знала, что рано или поздно своего добьется, и сегодня все складывалось на редкость удачно. Это будет незабываемый день. Элли чувствовала себя такой сильной, какой была только в молодости.

Несмотря на то, что до этого она видела Джоанну Кросс только раз, и в бесформенном балахоне, который был на ней в Храме Новой Звезды, Элли без труда узнала ее в изысканно одетой темноволосой женщине в сером пальто с рукавами «реглан», когда та вышла из здания.

Джоанна не замечала Элли, пока старуха не преградила ей путь у последней ступеньки, ведущей на тротуар. В глазах у нее горела такая ненависть, что Джоанна вздрогнула. Она знала, что Элли приходила в редакцию и смирилась с неизбежностью неприятной встречи. И то, что объяснение состоится здесь, на открытом месте, возможно, даже и к лучшему.

— Я тебя искала, — голос Элли звучал так, словно челюсти ей сводило судорогой.

— Я знаю, — ответила Джоанна. — Мне нечего вам сказать, так что дайте, пожалуйста, мне пройти.

— Гадина!

Джоанна сделала попытку ее обойти, но Элли словно стальными когтями вцепилась ей в руку.

— Мюррей умер.

Джоанна на миг застыла. Услышать о смерти любого знакомого человека, независимо от того, насколько близко и при каких обстоятельствах вы его узнали, всегда неприятно. Но это известие напугало Джоанну, потому что по лицу Элли она поняла, что будет дальше.

— Ты его убила, и ты за это заплатишь!

— Я сожалею о смерти вашего мужа, — произнесла Джоанна, стараясь говорить ровно, — но не могу согласиться, что я...

— Из-за тебя мы потеряли все, — продолжала Элли так, словно Джоанна и рта не раскрывала. — Еще полгода, и мы бы уехали отсюда с небольшим состоянием. Теперь наше заведение можно продать только за стоимость самого здания — а она ничтожна. Ты нас здорово уделала, барышня, и заплатишь за все!

— Дайте пройти! — Джоанна хотела освободиться, но старуха с такой силой сжала ей руку, что она вскрикнула от боли.

— Дай мне закончить! Я сильнее тебя — и не советую забывать об этом.

— Если вы немедленно меня не пропустите, я позову полицию.

Элли уставилась на Джоанну с какой-то лихорадочной сосредоточенностью. Судя по темным кругам под глазами, она не спала несколько суток.

— Три дня назад у него начались боли в груди. Я вызвала скорую, но он умер по дороге в больницу. Его последними словами было: «Достань ее, Элли! Достань эту суку!» И я дала обещание.

Неожиданно Джоанне расхотелось сопротивляться. Не то чтобы она испугалась — ею овладело какое-то страшное дурное оцепенение. Так бывает в момент катастрофы, когда минуты растягиваются, приближаясь к вечности, и ты ко всему безучастен. Пусть все идет, как идет, потому что рано или поздно это закончится. Каким-то образом Джоанна догадалась, что больше никогда не увидит эту женщину.

Элли улыбнулась кривой улыбкой, словно прочитала мысли Джоанны.

— Не волнуйся, больше ты меня не увидишь. Мне достаточно этого мгновения. Ты его запомнишь. И перед смертью пожалеешь, что родилась на свет. — Она помолчала, наслаждаясь своей властью над жертвой. — Ты меня считаешь пустышкой, так ведь? Мошенницей? Ну что ж, поглядим. — Глаза ее загорелись фанатичным огнем, словно в эту минуту она была одержима высшей силой. — Готово, — прошептала она. — Теперь ты одна.

Джоанну пробрала дрожь. Это была глупая, пустая угроза злой и несчастной старухи, но в этот миг их словно окутал кокон молчания, связав странными, чудовищными узами. Люди, проходящие мимо, были как будто за тысячи миль отсюда или вообще на другой планете.

Потом внезапно все кончилось. Рука Джоанны освободилась, и женщина, которая мгновение назад заслоняла от нее белый свет, растворилась в толпе.

Джоанну пробила дрожь — еще сильнее, чем раньше, словно ее тело пыталось стряхнуть воспоминания об омерзительном прикосновении старухи. Джоанна сделала глубокий вдох. Ее охватил гнев.

И страх. Она никак не могла отделаться от страха.

Джоанна пошла по направлению к парку, сказав себе, что прогулка ее успокоит. Она прошла два квартала, но не почувствовала себя лучше. И злилась она не столько на жуткую старуху, которая терзала ее угрозами, сколько на саму себя. Легко же она позволила выбить себя из колеи!

— Мисс Кросс?

Джоанна едва не подпрыгнула. Голос раздался у нее за спиной как раз в тот момент, когда она собиралась переходить дорогу. Джоанна обернулась и увидела Сэма Тауна.

Заметив выражение ее лица, он перестал улыбаться.

— Простите, — сказал он. — Я не хотел вас пугать.

— Да нет, — пробормотала она. — Все в порядке. Я...

— Что-то случилось? — озабоченно спросил он.

Джоанна не собиралась ничего ему рассказывать. Это было слишком глупо, и она понимала, что он примет ее за дурочку. Разумеется, с ней все хорошо, просто отлично. Они вежливо побеседуют и разойдутся.

Но вместо этого она услышала собственные слова:

— Со мной произошла ужасная история...

Глава 4

Они уселись, и Сэм через стол посмотрел на Джоанну. С лица его не сходило выражение озабоченности.

— Вам лучше?

— Спасибо — я чувствую себя прекрасно.

— Что будете пить? Воду, вино, кофе?

— Для начала, пожалуй, воду.

Сэм подозвал официанта. Предлагая Джоанне пообедать вместе у Марло, он сказал, что ему нравится дух этого кафе, и тут же извинился за невольный каламбур. Джоанна засмеялась и сразу почувствовала себя свободнее.

— Поверьте, не стоит переживать из-за того, что вы испугались. Эти люди — профессионалы. Им прекрасно известно, на какие кнопки нажать, чтобы вызвать из подсознания все ваши суеверия.

— Но я никогда не была суеверной.

— Все суеверны, даже те, кто это отрицает. Мы же мыслим рационально, следовательно, выбирать не приходится.

Джоанна недоверчиво приподняла бровь:

— Погодите минутку. Вы что, хотите сказать, что суеверие — рационально?

— Совершенно верно.

Она посмотрела на него, слегка прищурившись:

— Не могли бы вы объяснить поподробнее?

Сэм поерзал на стуле и наклонился вперед:

— Мы определяем то или иное понятие через его противоположность. Черное — белое, порок — добродетель, порядок — хаос, и так далее. То же самое с рациональным и иррациональным: одно не может существовать без другого. И где-то посередине есть серый участок, который трудно причислить к одной из противоположностей — нейтральная полоса, где возможно все.

— Звучит как вступление к «Сумеречной Зоне».

Сэм засмеялся.

— Вы должны знать — судя по этим словам — что сейчас как раз и находитесь на границе двух состояний.

Верно, подумала Джоанна. Какое-то мгновение она не испытывала ничего, кроме страха. Потом это прошло, и воспоминания о случившемся с каждой секундой стали тускнеть. Она заказала салат и fettuccini, за качество которых Сэм поручился. Джоанна взяла даже бокал кьянти, хотя обычно не пила спиртного во время обеда.

— На самом деле меня потрясла смерть ее мужа, — сказала она, пригубив вино и поставив бокал на столик. — Если бы не это, я думаю, ей не удалось бы меня напугать.

— Вы ни в коем случае не должны винить себя в смерти этого человека, — твердо сказал Сэм. — У него давно уже было плохое сердце. Любая мелочь могла спровоцировать приступ.

— Я знаю, — кивнула Джоанна. — Но так считает лишь рациональная часть меня. А, как вы только что заметили, есть еще иррациональная.

— Признавая ее существование, не следует позволять ей верховодить, — сказал Сэм.

Он улыбнулся Джоанне с таким пониманием и сочувствием, какого она не ожидала от незнакомого человека.

— Я постараюсь, — только и сказала она. Принесли заказ, и какое-то время они молчали. Попробовав fettuccini, Джоанна шумно выразила восторг, а потом попросила Сэма рассказать о своей работе.

Он пожал плечами, не зная с чего начать.

— Что именно вы хотите узнать?

Джоанна с минуту подумала и сказала:

— Я хочу задать вам один вопрос, как ученому. Быть может, он прозвучит невежливо, но я...

— Задавайте.

— Почему все ученые, с которыми я беседовала, считают исследования паранормальных явлений пустой тратой времени?

— Ну, — сказал Сэм, ничуть не смущенный вопросом, — здесь возможны два варианта ответа. Первый: когда ученый высовывает нос за пределы своей узкой области, он так же подозрителен и невежествен, как любой неуч — даже, пожалуй, еще больше, поскольку ему кажется, что он самый умный.

Он отложил вилку и промокнул губы салфеткой.

— А второй? — напомнила Джоанна.

Сэм опять улыбнулся, но на этот раз в его улыбке было смирение.

— Второй ответ, — сказал он, — заключается в том, что они правы.

— Полагаю, вы эту точку зрения не разделяете.

Он вновь пожал плечами, словно не знал, что ответить.

— Могу сказать только, что я наблюдал очень странные явления. Не знаю, "что они означают или в какую теорию вписываются, но я не могу так просто от них отмахнуться. Равно как и найти им объяснение.

— Например?

— Я сейчас говорю не о призраках, баньши или потусторонних голосах. Я говорю об аномалиях. О вещах, которые не поддаются объяснению.

— Какие же это вещи?

Сэм рассказал ей об эксперименте с цыплятами, которые считали механизм своей матерью. Сначала Джоанна рассмеялась, но, осознав важность обнаруженного Сэмом явления, сразу стала серьезной.

— Еще мы сажали в ящик кошку, — добавил Сэм, — а к генератору случайных событий присоединяли источник тепла. Кошки любят тепло, и мы обнаружили, что обогреватель вертелся вокруг ящика с кошкой значительно дольше, чем возле пустого.

— Если это правда, то это и впрямь удивительно.

— О, это правда.

— А люди так тоже умеют?

— Приходите как-нибудь к нам в лабораторию, и мы вас протестируем. Обещаю, что в ящик не будем запихивать.

— Я поговорю с редактором. Может быть, мы сделаем материал на тему «неизведанных возможностей мозга» или что-нибудь в этом роде.

Вдруг она зябко и как-то судорожно передернула плечами.

— Что с вами? — забеспокоился Сэм.

— Не знаю, — озадаченно проговорила Джоанна. — Когда я сказала о неизведанных возможностях мозга, передо мной возник образ этой ужасной старухи.

На миг ей показалось, что Сэм собирается накрыть ее руку своей ладонью, но, похоже, он передумал.

— Помните, что я вам говорил, — сказал он, сосредоточенно глядя ей в глаза. — Эти люди умны. Они сеют страх и надеются, что вы изведете себя до такой степени, что вам действительно станет плохо. Не поддавайтесь на это.

— Не буду, — кивнула Джоанна. — Мне уже лучше, правда. Спасибо вам.

После кофе Джоанна сказала, что поговорит с редактором и предложит ему написать о «научной» парапсихологии.

— Если он согласится, я вам позвоню, — добавила она.

Сэм нацарапал на какой-то старой квитанции номер своего рабочего телефона.

— Позвоните мне в любом случае, — сказал он, отдавая Джоанне бумажку.

Глава 5

Тэйлор Фристоун с большой серьезностью относился и к своей персоне и к своей должности главного редактора журнала «Наш город». Он положил ногу на ногу, сцепил пальцы и с задумчивым видом откинулся на спинку своего редакторского кресла.

— Не будет ли это выглядеть немного странно? — сказал он Джоанне, глядя на нее исподлобья. — Сначала разоблачить эту братию, а потом заявить, что, может быть, в этом что-то есть?

— Это совершенно разные вещи! — горячо возразила она, зная, что Тэйлор уже готов согласиться, но хочет соблюсти ритуал, чтобы не уронить авторитета. — Сэм Таун занимается научными исследованиями, часть которых касается неизведанных возможностей мозга. Когда я писала о Храме Новой Звезды, нашей целью было разоблачить конкретных мошенников. Никто не утверждал, что паранормальных явлений не существует.

Фристоун на минуту задумался, втягивая и вытягивая губы, словно смаковал незнакомое вино.

Джоанна не стала рассказывать ему о своей встрече с Элли Рэй, хотя и упомянула о смерти Мюррея. Это известие не произвело на Тэйлора никакого впечатления, поскольку он обладал удивительной способностью не соотносить с действительностью истории, которые печатались в его журнале, — для него жизнь ограничивалась модными приемами в верхнем Ист-Сайде, хотя «Наш город» при этом пользовался подозрительной популярностью. Джоанна понимала, что мастерство Тэйлора заключается в безошибочном нюхе на новости, которые читатели обсуждают в оздоровительных клубах и о которых жаждут узнать подробности. Этим свойством своего босса Джоанна искренне восхищалась, тем более что она понимала — обрести его не так просто, как может показаться на первый взгляд. Однако ее безумно раздражала привычка Тэйлора по любому поводу изображать усиленную работу мысли, и она еле сдерживалась, глядя, как он задумчиво хмурится и надувает губы.

— Ладно, выясни, что это за исследования, — сказал наконец Фристоун. — Через неделю покажешь мне свои записи, а там посмотрим.

Аппарат был прикреплен к стене лаборатории. Он напоминал автомат для игры в пинбол — по сути, это и был автомат для игры в пинбол, как сказал Сэм.

— Здесь девять тысяч пластмассовых шариков, — пояснил он, показывая на верхнюю часть аппарата. — Они по одному падают в центр первого ряда колышков. Смотрите.

Сэм включил машину, и шарики начали падать. Они прокатывались через двадцать рядов пластмассовых колышков и сваливались в коробочки, расположенные в нижней части агрегата.

— Колышки установлены в шахматном порядке. Вы видите, что, падая, шарик ударяется о них, отскакивает в ту или другую сторону и проваливается в следующий ряд. Чем ниже он падает, тем больше отклоняется от центра в одну из сторон. Но основная часть шариков, как вы, должно быть, заметили, падает примерно посередине. Итак, мы видим, что шарики в приемниках распределяются по кривой Гаусса...