Рандеву

Было два часа ночи, когда Латимер вышел из тупика Восьми Ангелов и направился к себе в отель на набережную Вольтера. Он то и дело зевал, во рту было сухо и сильно болели глаза. Но выпитый кофе гнал сон прочь, и мозг, казалось, работал с такой лихорадочной быстротой и удивительной ясностью, что все лишённое смысла становилось вдруг разумным и понятным.

Придя к себе, Латимер немного посидел в кресле, глядя на чёрную Сену, на отблеск света, горевшего где-то над Лувром. Он никак не мог выбросить из головы ни признания Дхриса Мохаммеда, ни драму Булича, ни рассказ о том, как бывший упаковщик инжира заработал свои миллионы, отравляя белым порошком Париж. Доподлинно известно, что по его вине погибли три человека, а сколько, должно быть, ещё безымянных жертв… Да, если существовало воплощение мирового Зла, то им, безусловно, был этот человек.

Но ведь Добро и Зло — это абстракции, созданные прошлым. Для новой теологии характерны понятия «хороший бизнес» и «плохой бизнес». С этой точки зрения, Димитриос — логическое следствие эволюции. Это логическое следствие тех перемен, в результате которых на смену «Давиду» Микеланджело, бетховенским квартетам и теории Эйнштейна пришли Бюллетень фондовой биржи и «Mein Kampf».

Конечно, один человек бессилен против тех, кто сбрасывает на детей бомбы. Он может только проклинать тех, кто это делает, да испытывать чувство сострадания к несчастным. Но действию отдельной личности можно и должно помешать, если она стремится причинять зло людям. Димитриос по крайней мере дважды совершил тяжкое преступление и, значит, в принципе может быть привлечён к суду, как и любой голодающий, укравший кусок хлеба.

Латимер видел черновик письма, которое мистер Питерс собирался отправить Димитриосу. Ему бросилось в глаза: письмо было написано в том же стиле, что и письмо одного шантажиста из его романа. Оно начиналось дружеским упрёком, что месье С.К., ныне процветающий банкир, член высшего общества, наверное, уже забыл автора, с которым когда-то съел пуд соли и заработал не одну тысячу. Далее выражалось пожелание, чтобы месье С.К. посетил автора письма в таком-то отёле, в девять часов вечера в четверг на этой неделе. После заверений в давней и искренней дружбе шла подпись, а затем постскриптум, в котором месье С.К. сообщалось, что автор письма не так давно виделся с одним человеком, который знает их общего друга Виссера и которому не терпится познакомиться лично с месье С.К. Было бы жаль, если бы обстоятельства помешали месье С.К. появиться в указанном месте в четверг вечером.

По плану Димитриос должен был получить письмо в четверг утром. Вечером в половине девятого «мистер Петерсен» и «мистер Смит» появились в отёле, где мистер Питерс предварительно заказал номер. Предполагалось, что Димитриос согласится уплатить требуемую сумму. Предосторожность заключалась в том, чтобы можно было исчезнуть, не оставив следов. Мистер Питерс заверил, что это можно сделать без труда.

В тот же день вечером Димитриос должен был получить второе письмо, в котором говорилось, каким образом передать деньги в тысячефранковых купюрах. Это должно было произойти в пятницу в одиннадцать часов вечера в указанном месте дороги возле кладбища в Нейи. Посланца здесь ждала машина с людьми, выполняющими поручение мистера Питерса. Посланец садился в машину, и машина, покружив в пригороде Парижа, возвращалась на авеню Де ла Рен вблизи Порт де Сен-Клу, где её поджидали «мистер Петерсен» и «мистер Смит», которым посланец и передавал деньги. Затем люди мистера Питерса отвозили посланца на то же место, откуда взяли. В письме ставилось обязательное условие, что посланец — женщина.

Последняя предосторожность несколько удивила мистера Латимера, но мистер Питерс убедил его, что она очень важна, потому что посланцем мог стать сам Димитриос, который легко мог перевербовать людей мистера Питерса, после чего и «мистер Петерсен», и «мистер Смит» получили бы пулю в лоб.

В щель между шторами пробился первый луч. Уже рассвет. Латимер повернулся набок и тотчас уснул.

Разбудил его телефонный звонок. Звонил мистер Питерс. Он сообщил, что письмо Димитриосу уже отправлено и что ему хотелось бы обсудить вместе кое-какие детали, и поэтому он просит мистера Латимера поужинать вместе. Латимеру показалось, что обсуждать уже больше нечего, но он согласился. Пообедав, он пошёл в зоопарк.

Ужин был скучен, и Латимер понял, что это была ещё одна предосторожность мистера Питерса.

Сказав, что у него болит голова, он ушёл и, приехав к себе в отель, сразу же лёг в постель.

Латимера мучило то, что он сам участвует в шантаже. И дело ничуть не менялось от того, что шантаж был направлен против Димитриоса, потому что шантаж такое же преступление, как и убийство. Вероятно, Макбет колебался бы, убивать ему или не убивать, даже если бы знал, что Дункан закоренелый преступник, а не человек с душой чистой, как у ангела. Но, к несчастью, мистер Питерс прекрасно справился с ролью леди Макбет.

Он позавтракал, потом побродил по городу. С мистером Питерсом они договорились встретиться в пятнадцать минут восьмого. День тянулся нудно и бездарно. Чтобы убить время, Латимер пошёл в кино.

Ему не хотелось идти на встречу с мистером Питерсом, потому что вслед за этим он должен был встретиться с человеком, во взгляде которого мог прочесть лишь холодное и ясное желание убивать каждого, кто встанет ему поперёк дороги. Итак, он явно трусил.

Мистер Питерс прибыл в кафе на бульваре Осман, опоздав на десять минут. В руках у него был большой дешёвый чемодан. Он двигался решительно и собранно, как хирург во время ответственной операции.

— Ну как, все в порядке? — спросил Латимер тем наигранным театральным тоном, каким обычно люди безуспешно пытаются скрыть обуревающую их тревогу и неуверенность.

— Пока что да. Естественно, я ещё не получал ответа.

— А что это у вас в чемодане?

— Старые газеты. В отёле хорошо появляться с чемоданом, тогда можно не регистрироваться. Я назначил место встречи в отёле недалеко от метро Ледрю-Роллен. Это удобно.

— Мне кажется, лучше взять такси.

— Разумеется, мы возьмём такси, — сказал он. И добавил многозначительно: — Но обратно мы поедем на метро. Почему так, увидите сами.

Отель находился на улочке, пересекавшей авеню Ледрю. Он был двухэтажный и очень грязный. Из комнаты с надписью «Бюро» вышел человек в нарукавниках.

— Я заказывал по телефону номер, — сказал мистер Питерс.

— Месье Петерсен?

— Да.

Человек подозрительно разглядывал прибывших.

— Номер очень большой. Пятнадцать франков, если будете жить один, двадцать — вдвоём. За обслуживание берём три франка.

— Сопровождающий меня месье здесь жить не будет.

Человек вернулся в комнату и вышел оттуда, держа в руке ключ от номера. Он взял у мистера Питерса чемодан и повёл их на второй этаж, открыл дверь номера и впустил гостей. Мистер Питерс осмотрел помещение и кивнул головой.

— Мне это подойдёт. Если меня спросит один из моих друзей, проводите его, пожалуйста, к нам.

Человек ушёл. Мистер Питерс, очень довольный собой, сел на кровать.

— Довольно сносно, — сказал он, — и очень дёшево.

— Да, конечно.

Это была длинная узкая комната со старым ковром на полу, железной кроватью, гардеробом, небольшим столиком, двумя венскими стульями, умывальной раковиной и унитазом за ширмой.

Ковёр был красный, сильно потёртый. Выцветшие обои кой-где отстали от стены. Если приглядеться, то на них можно было разглядеть маленькие красные точки. Окно было закрыто тяжёлой голубой шторой.

— До его прихода ещё двадцать пять минут, — сказал мистер Питерс, взглянув на часы. — Можно пока расслабиться. Может быть, хотите сесть на кровать?

— Спасибо, мне и здесь хорошо. Полагаю, разговор будете вести вы.

— Думаю, что так будет лучше.

Мистер Питерс достал из кармана пиджака уже знакомый Латимеру люгер и, проверив, заряжён ли он, сунул его в боковой карман пальто.

Латимер смотрел на него так, как, должно быть, смотрит пациент на дантиста. Его слегка подташнивало. И почему-то вдруг вырвалось:

— Нельзя ли обойтись без этого?

— Думаю, можно, — сказал мистер Питерс тем тоном, каким родитель успокаивает ребёнка, — но это необходимая предосторожность. Наверное, все обойдётся. Вы напрасно волнуетесь.

В голове Латимера мелькали кадры когда-то виденного гангстерского фильма.

— А что, если он войдёт в номер и сразу начнёт стрелять?

— Какой вы нервный! — Мистер Питерс снисходительно улыбнулся. — Ваше писательское воображение погубит вас, мистер Латимер. Димитриос не станет этого делать, потому что человек внизу может запомнить его, когда он войдёт сюда. Кроме того, это не его стиль.

— А какой у него стиль?

— Прежде всего Димитриос — осторожный человек. Он ничего не предпринимает, не обдумав заранее.

— Для этого у него был целый день.

— Верно, но ведь ему неизвестно, что мы о нем знаем и кому ещё могли сообщить нашу информацию. Все это ему ещё надо установить. Предоставьте дело мне, мистер Латимер, я знаю, кто такой Димитриос.

Латимеру хотелось сказать, что покойный Виссер, по-видимому, думал точно так же, но он не сказал этого, а решил задать другой вопрос.

— Вы говорили — как только вы получите деньги, то Димитриос о нас больше ничего не услышит? Вы не подумали, что он, быть может, захочет выследить нас?

— А кого он станет выслеживать? Мистера Петерсена и мистера Смита? Это даже для него трудная задача, мистер Латимер.

— Но ведь вас он знает в лицо. Меня он сейчас увидит. Так что, под какими бы фамилиями мы потом ни появились, он может узнать нас.

— Но для этого мы должны как-то объявить себя.

— Моя фотография появляется иногда в газетах. Может так случиться, что издатель сочтёт нужным поместить мой портрет на суперобложке. Димитриосу может попасться в руки эта книга. От таких странных совпадений никто не застрахован.

— Мне кажется, вы преувеличиваете, — сказал мистер Питерс, пожав плечами, — но раз уж вас это так беспокоит, постарайтесь скрыть от него своё лицо. Вы носите очки?

— Да, когда читаю.

— Тогда наденьте очки. Наденьте шляпу и поднимите воротник пальто. Сядьте в углу — там темнее.

Мистер Питерс отошёл к двери и посмотрел на пересевшего в угол Латимера.

— Ну, что ж, это как раз то, что вы хотели. Хотя, по-моему, в этом нет необходимости. И вот теперь, когда мы все обдумали, предусмотрели, вдруг он не придёт?

— Вы думаете, это может случиться? — задал Латимер свой дурацкий вопрос — он все никак не мог прийти в себя.

— Разве угадаешь? — Мистер Питерс опять сел на кровать. — Быть может, он не получил письма. Не исключено, что он вчера уехал из Парижа. Но я уверен, если он его получил, то обязательно придёт. — Он поглядел на часы. — Без пятнадцати девять. Думаю, он уже на подходе.

В коридоре под чьей-то ногой скрипнула половица, и звук этот был, как выстрел.

Мистер Питерс сунул руку в карман.

Латимеру стало трудно дышать, сердце его учащённо билось. Он, как заворожённый, смотрел на дверь.

Раздался негромкий стук. Мистер Питерс встал и, по-прежнему держа руку в кармане пальто, пошёл открыть дверь.

Латимер увидел, как он вглядывался в плохо освещённый коридор и затем впустил гостя.

В комнату вошёл Димитриос.

Маска Димитриоса

Форма черепа, цвет глаз и другие детали достаются человеку по наследству от предков и от него самого совершенно не зависят. Что же касается выражения лица, то им можно распорядиться по собственному усмотрению.

Перед Латимером стоял, держа в руке шляпу, высокий человек с сединой в волосах, одетый в модное пальто, очевидное воплощение респектабельности. Людей с такой внешностью можно часто видеть на дипломатических приёмах. Лицо его слегка обрюзгло, лишь тонкий горбатый нос да взгляд чёрных глаз чуть-чуть приоткрывали ширму. Латимеру показалось, что Димитриос щурится, точно близорук или чем-то озабочен, но неподвижные брови и гладкий, без морщин лоб противоречили этому предположению, и, приглядевшись, Латимер понял, что эта иллюзия обязана посадке глаз и выступавшим скулам. Лицо было таким бесстрастным и неподвижным, точно оно принадлежало не человеку, а истукану.

Димитриос, не отрываясь, смотрел на Латимера, и лишь когда мистер Питерс закрыл дверь и встал рядом с ним, он повернулся к тому и сказал:

— Представьте меня вашему другу. Мне кажется, я вижу его впервые.

Фраза была вежливой, но наглый тон и резкий тембр голоса так подействовали на Латимера, что у него похолодели ноги. Вероятно, Димитриос знал об этом свойстве своего голоса и поэтому говорил очень тихо, и Латимер подумал: так, наверное, гремучая змея, шурша, подползает к своей жертве.

— Это месье Смит, — сказал мистер Питерс. — Что же вы стоите? Присаживайтесь.

Димитриос не обратил на это предложение никакого внимания.

— Месье Смит! Англичанин. Очевидно, вы знали месье Виссера?

— Я видел его.

— Вот это мы и хотели обсудить с вами, Димитриос.

— Да? — Димитриос сел. — Тогда побыстрей и ближе к делу. У меня сегодня ещё одна встреча, и я не могу попусту тратить время.

— А вы совсем не изменились, Димитриос, — сказал мистер Питерс, укоризненно покачав головой, — все такой же напористый и недобрый. Вошли, не поздоровались и не извинились. А ведь я был вам когда-то другом. Вы выдали полиции тех, кто вам был так предан. Зачем вы это сделали?

— Много лишних слов, — сказал Димитриос. — Что вам от меня нужно?

Мистер Питерс осторожно присел на край кровати.

— Раз уж вы на этом настаиваете, то придётся сказать — нам нужны деньги.

В чёрных глазах Димитриоса зажёгся огонёк.

— Естественно. А что я получу взамен?

— Наше молчание, Димитриос. Оно дорого стоит.

— Неужели? Сколько?

— По самым скромным подсчётам, миллион франков.

Димитриос закинул ногу за ногу и развалился в кресле.

— И кто же заплатит вам такие деньги?

— Вы, Димитриос. И ещё скажете спасибо, что дёшево отделались.

Тонкие губы Димитриоса чуть тронула улыбка. Латимер был поражён игрой его лицевых мускулов: должно быть, так улыбается тигр-людоед при виде беззащитной жертвы.

— В таком случае вам придётся изложить как можно точнее, что вы имеете в виду.

Латимер ясно различил в голосе Димитриоса скрытую угрозу, ему была неприятна самодовольная суетливость мистера Питерса.

— Право, затрудняюсь, с чего начать.

Ответа не последовало, и, подождав несколько секунд, мистер Питерс пожал плечами и продолжал:

— Я думаю, полиции все будет интересно. Взять хотя бы, к примеру, имя человека, написавшего донос в 1931 году. Они, наверное, удивятся, узнав, что это один из директоров Евразийского кредитного треста, он же Димитриос Макропулос, поставщик живого товара.

Латимер не мог сказать наверное, но ему показалось, что Димитриос слушал все это с каким-то нахальным безразличием.

— И вы считаете, что я должен выложить за это миллион франков? Не будьте ребёнком, мой дорогой Петерсен.

— Ну что ж, — мистер Питерс улыбнулся, — вы всегда презирали и высмеивали мои взгляды на жизнь. Но молчание по упомянутым мной вопросам представляет для вас определённую ценность, не так ли?

Димитриос несколько секунд молча смотрел на него, потом сказал:

— Может быть, все-таки перейдёте к делу, Петерсен? Или вы подготавливаете путь для англичанина? — Он повернул голову и посмотрел на Латимера. — Вы ничего не хотите сказать, мистер Смит? Мне кажется, вы оба чувствуете себя очень неуверенно, не так ли?

— Петерсен выражает мою точку зрения, — промямлил Латимер. Его злило то, что мистер Питерс все ходит вокруг да около.

— Итак, можно я продолжу? — спросил мистер Питерс.

— Давайте.

— Югославская полиция также, быть может, проявит к вам интерес, поскольку известный ей месье Талат… и…

— Например, я! — Димитриос злобно рассмеялся. — Значит, Гродек заговорил. Вы не получите за это ни су, мой друг. Что ещё?

— Афины, год 1922-й. Вам это о чем-нибудь говорит, Димитриос? Не припоминаете, был там такой Таладис. Полиция разыскивала его по обвинению в грабеже и попытке убийства. Смешно, не правда ли?

Мистер Питерс сказал последнюю фразу каким-то мерзким, гнусавым тоном, напомнившим Латимеру сцену в софийском отёле. Димитриос, не мигая, смотрел на своего собеседника. Жгучая ненависть повисла в воздухе и давила Латимеру на голову. Лишь однажды в детстве он пережил нечто похожее, когда видел на улице драку между двумя мужчинами. Мистер Питерс достал из кармана пальто люгер и, держа его обеими руками, направил на Димитриоса.

— Итак, вам нечего сказать, Димитриос? В таком случае я продолжаю. Годом раньше в Смирне вы убили менялу. Как его звали, мистер Смит?

— Шолем.

— Конечно, Шолем. Месье Смит проделал это расследование, Димитриос. Неплохая работа, не так ли? Месье Смит в хороших отношениях с турецкой полицией. Можно сказать, они ему доверяют. Вам все ещё кажется, что миллион франков слишком дорогая цена?

— Убийца Шолема повешен, — сказал Димитриос, глядя куда-то вниз.

— Неужели это правда, месье Смит? — сказал мистер Питерс, высоко вскинув брови.

— Был повешен негр Дхрис Мохаммед. Перед смертью он сделал заявление, в котором обвинял в убийстве Шолема месье Макропулоса. Ордер на арест был выдан в 1924 году, но полиции хотелось схватить убийцу уже по другой причине — он потом принимал участие в заговоре с целью убить Кемаля Ататюрка.

— Как видите, мы неплохо информированы, Димитриос. Можно, мы продолжим?

Мистер Питерс замолчал. Молчал и Димитриос, смотря куда-то сквозь стену. Лицо по-прежнему было бесстрастным, точно окаменевшим.

— Интересно, почему вы просите миллион? Неужели это все?

Мистер Питерс мерзко захихикал.

— Вы думаете, что, получив миллион, мы потом пойдём в полицию? Нет, Димитриос, это честная сделка и своего рода жест доброй воли. Вас это не разорит, поэтому не считайте нас алчными.

— Итак, вы считаете, что мне не надо расстраиваться? Эта безумная идея, будто я убил Виссера, ваша или есть кто-нибудь ещё, кто её разделяет?

— Других пока нет. Я хочу, чтобы деньги были доставлены завтра в тысячефранковых купюрах.

— К чему такая спешка?

— Инструкции находятся в письме, которое вы получите по почте завтра утром. Если вы их нарушите, то мы тотчас известим о вас полицию. Надеюсь, ясно.

— Куда уж яснее.

Латимер слушал их диалог и думал, что какой-нибудь посторонний наблюдатель, незнакомый ни с тем, ни с другим, вероятно, воспринял бы его как обычный и деловой, но он-то видел, что только направленный на него люгер удерживал Димитриоса от желания броситься на мистера Питерса и что только обладание будущим миллионом удерживало мистера Питерса от желания нажать на спусковой крючок.

Димитриос встал и вдруг, повернувшись, обратился к Латимеру:

— Вы такой молчаливый, месье. Мне кажется, вы не совсем понимаете, что теперь ваша жизнь находится в руках вашего друга Петерсена. Ведь стоит ему сообщить мне, кто вы такой и где вас можно найти, с вами покончено.

Мистер Питерс широко улыбнулся, показывая вставную челюсть.

— Зачем же мне лишать себя бесценной помощи мистера Смита? Он ведь видел Виссера в морге, и без него трудно было бы затянуть петлю на вашей шее, Димитриос.

Димитриос по-прежнему не отрываясь смотрел на Латимера, словно не слышал, что сказал мистер Питерс.

— Что же вы молчите, месье Смит?

— Уверяю вас, — выдавил Латимер, — у мистера Петерсена не могло появиться такого желания, потому что…

— Потому что, — быстро продолжил мистер Питерс, — мы не дураки. Теперь вы можете идти, мистер Димитриос.

Димитриос пошёл к двери, но, подойдя к ней, вдруг остановился.

— Ну, что ещё? — спросил мистер Латимер.

— Хочу задать месье Смиту два вопроса.

— Ну?

— Как был одет тот человек в морге, которого вы считаете Виссером?

— На нем был летний дешёвый костюм. Под подкладкой пиджака было зашито удостоверение личности, выданное в Лионе год тому назад. Рубашка и нижнее бельё были французского производства.

— Как он был убит?

— Ударом ножа в спину. Потом брошен в воду.

— Вы удовлетворены? — улыбнулся мистер Питерс.

Во время наступившей паузы Димитриос смотрел только на мистера Питерса.

— Виссер, — процедил он, — был очень жаден. Вы не страдаете этой болезнью, мистер Петерсен?

Мистер Питерс тоже не отрываясь смотрел на Димитриоса.

— Я человек скромный и осторожный, — сказал он. — У вас больше нет вопросов? Прекрасно. Инструкции получите завтра утром.

Димитриос вышел, оставив дверь открытой. Мистер Питерс закрыл её. Постояв с минуту у двери, он очень тихо открыл её и, махнув рукой Латимеру, мол, сиди на своём месте, исчез в коридоре. Слышно было, как под его ногой скрипнула половица. Примерно через минуту он вернулся.

— Ушёл, — сказал он, опять садясь на кровать и доставая сигарку. Он закурил и, затянувшись, выдохнул дым, сияя, точно новенький шестипенсовик. — Итак, вы видели Димитриоса, о котором вам известно так много. Какое у вас сложилось впечатление?

— Право, не знаю, что сказать. Наверное, знай я о нем поменьше, я не испытывал бы такого отвращения. Да и что можно сказать, если в его взгляде читаешь смертный приговор каждому, кто перешёл ему дорогу. А я и не знал, что вы его так сильно ненавидите.

— Поверьте, мистер Латимер. Я и сам этому удивился. Да, я никогда не любил его, я не доверял ему. Когда он нас предал, эти чувства ещё усилились. Но только сейчас, вот в этой комнате, я понял, что ненавижу его так сильно, что готов убить. Если бы я был суеверен, то мог сказать, что дух Виссера вселился в меня. — Он вдруг замолчал. Потом тихо, едва слышно сказал: — Salop! — и снова замолчал, опустив голову на грудь. Наконец, он поднял голову и сказал:

— Мне хочется быть с вами откровенным, мистер Латимер. Признаюсь, вы бы никогда не получили свои полмиллиона.

Он весь напрягся, точно боялся, что Латимер ударит его.

— Я так и думал, — сказал Латимер сухо. — Мне было интересно посмотреть, каким образом вы надуете меня. Наверное, вы бы получили деньги на час раньше того времени, о котором сообщили мне. Когда я появился, не было бы уже ни вас, ни денег.

Мистер Питерс поморщился, точно сел на кнопку.

— Ваше недоверие мне понятно, правда, оно меня немножко обижает. Впрочем, не мне осуждать вас. Уж если Всемогущий сделал из меня преступника, то я должен принять со смирением выпавшую мне судьбу. Можно мне задать один вопрос?

— Конечно.

— Простите, но, может быть, мысль о том, что я могу сговориться с Димитриосом и предать вас, заставила вас отказаться от своей доли?

— Нет, это почему-то не пришло мне в голову.

— Я очень рад, — сказал мистер Питерс торжественно, — мне было бы тяжело сознавать, что вы думаете обо мне плохо. Я знаю, я вам не нравлюсь, но мне было бы неприятно выглядеть в ваших глазах закоренелым негодяем. Поверьте, мне эта мысль тоже не приходила в голову. Теперь вы видите, что за человек Димитриос! Мы оба отрицаем эту мысль, но именно Димитриос заставил нас над ней задуматься. Мне не раз приходилось встречать всякого рода преступников и негодяев, мистер Латимер, но Димитриос нечто особое в этом роде. Как вы думаете, почему он предположил, что я могу предать вас?

— Я думаю, он использовал старинный принцип: бить каждого противника поодиночке.

— Нет, мистер Латимер, — улыбнулся мистер Питерс, — это слишком просто для Димитриоса. Он, представьте себе, делал вам предложение сообщить ему, где меня можно найти, чтобы, избавившись от меня, иметь дело уже непосредственно с вами.

— Вы думаете, он намекал на то, что может убить вас?

— Совершенно верно. Но ведь вы же не знаете, — продолжал мистер Питерс задумчиво, — ни его настоящего имени, ни адреса.

Он встал и надел шляпу.

— Да. Я ненавижу его. Поймите меня правильно. Я давно живу в споре с принципами морали, и все-таки я не дикий зверь, как Димитриос. Я боюсь его, хотя и многое предусмотрел. Как только получу деньги, я сразу же исчезну. Мне бы очень хотелось, чтобы вы — когда я исчезну — выдали его полиции. Я бы на вашем месте непременно это сделал. Но, к сожалению, это невозможно.

— Почему?

— Димитриос, мне кажется, произвёл на вас довольно сильное впечатление, — сказал мистер Питерс, как-то странно поглядев на Латимера. — Нет, это было бы слишком опасно. Пришлось бы сказать о миллионе — ведь Димитриос обязательно упомянул бы этот факт. Да, очень жаль. Ну что, уходим? Я оставлю деньги на столе, а чемодан — вроде чаевых.

Они молча спустились по лестнице. Когда мистер Питерс постучал в комнату дежурного, чтобы отдать ключ, человек в нарукавниках сразу же сунул ему регистрационный лист, но мистер Питерс, махнув рукой, сказал, что заполнит его, когда вернётся.

— За вами никогда не было хвоста? — спросил он, когда вышли на улицу.

— Никогда, сколько я себя помню.

— Значит, сейчас будет. Полагаю, Димитриос на таких делах собаку съел. — Он поглядел назад. — Так и есть. Не оглядывайтесь, мистер Латимер. Видите, стоит человек в сером плаще и чёрной шляпе.

То неприятное ощущение в желудке, которое полностью прошло с уходом Димитриоса, появилось вновь.

— Что же теперь делать?

— Идти к метро, как и договорились.

— А что это даст?

— Сейчас увидите.

До метро Ледрю-Роллен было каких-нибудь сто метров. Латимер с трудом передвигал ноги — мышцы напряглись и стали как деревянные. Ему очень хотелось бежать.

— Не оглядывайтесь, — снова повторил мистер Питерс.

Они спускались теперь вниз, по ступенькам.

— Держитесь ко мне поближе, поплотнее, — сказал мистер Питерс. Он купил два билета второго класса, и они зашагали по туннелю, ведущему к поездам.

Туннель был очень длинный. Когда Латимер проходил через турникет, его будто кто-то толкнул, и он оглянулся — за ними в метрах десяти шёл невзрачный молодой человек в сером плаще. Вдруг туннель разделился на два: налево была надпись «Шарантон», направо — «Балар». Мистер Питерс остановился.

— Самое время здесь оторваться, — сказал он и, скосив глаза, посмотрел назад. — Так и есть, он тоже выжидает. Говорите, пожалуйста, потише, мистер Латимер, мне надо послушать.

— Послушать? Что?

— Поезди. Я сегодня провёл здесь целый час.

— Для чего? Ничего не понимаю…

Мистер Питерс схватил его за руку и прислушался. Слышен был звук приближающегося поезда.

— Значит, Балар, — пробормотал мистер Питерс. — Идёмте. Держитесь теснее ко мне и, пожалуйста, не бегите.

Они повернули направо. Шум поезда стал громче. Туннель вдруг сделал крутой поворот.

— Быстрее! — крикнул мистер Питерс.

Голова поезда уже показалась из туннеля. Дверца начала медленно сдвигаться в сторону, и Латимер протиснулся вперёд, к выходу на платформу. Вслед за ним и мистер Питерс успел протолкнуть своё грузное тело.

— Великолепно! — сказал мистер Питерс, отдуваясь. — Теперь вам понятно, что я имел в виду, мистер Латимер?

— Вы здорово это придумали.

Шум поезда мешал разговору, и они молчали. Именно сейчас Латимеру вдруг стало ясно, что имел в виду полковник Хаки, когда сказал, что история никогда не кончается. Если бы Димитриосу удалось подкупить мистера Питерса, то погиб бы рассказчик, а Димитриос продолжал бы жить и, быть может, дожил бы до преклонных лет. Ну что же, он зарабатывает на жизнь тем, что пишет детективные романы, а в них всегда есть начало, середина и конец. В них всегда есть труп, расследование и возмездие. От него, как от автора, требуется, чтобы он показал, как находят следы преступления, как торжествует справедливость и как пышно цветёт зеленое дерево жизни. И пусть читатель останется в полном неведении относительно таких фигур, как Димитриос, и относительно таких учреждений, как Евразийский кредитный трест. Ведь детективы прекрасно помогают убить время.

Странный город

В половине одиннадцатого мистер Питерс и Латимер появились на углу авеню Де ла Рен и бульвара Жана Жореса. Ночь была холодная, начал накрапывать дождь. Пришлось укрыться в подворотне дома на авеню Де ла Рен.

— Как вы думаете, они скоро появятся? — спросил Латимер.

— Часов в одиннадцать. Надо взять посланца, потом посмотреть, нет ли за ними хвоста, и если нет, то ехать сюда. Я дал им на это полчаса. Наберитесь терпения.

Для ушедшего в себя Латимера было полной неожиданностью хрипло прозвучавшее: «Внимание!»

— Едут?

— Да.

Мимо них проехала большая машина. Водитель притормозил, словно раздумывая, останавливаться ему или нет. Капли дождя ярко блестели в свете автомобильных фар. Наконец, машина остановилась. Виден был силуэт человека, сидящего за рулём. Задние стекла был зашторены, так что нельзя было сказать, кто ещё в машине.

— Подождите меня здесь, пожалуйста, — сказал мистер Питерс и, сунув руку в карман пальто, пошёл к машине.

— Порядок? — услышал Латимер вопрос мистера Питерса и спустя секунду — «Да» — водителя.

Мистер Питерс открыл заднюю дверцу и наклонился вперёд. Он тотчас выпрямился — в левой руке его был свёрток.

— Все нормально? — спросил Латимер, когда он вернулся.

— Видимо, да. Зажгите спичку, пожалуйста.

Латимер подчинился. Мистер Питерс разорвал голубую обёртку свёртка, напоминавшего книгу большого формата, и в свете спички хорошо были видны пачки тысячефранковых купюр.