Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Маска Димитриоса

ModernLib.Net / Детективы / Амблер Эрик / Маска Димитриоса - Чтение (стр. 6)
Автор: Амблер Эрик
Жанр: Детективы

 

 


К их столику подошла цветочница. Димитриос выбрал самую большую и самую красивую орхидею и широким жестом вручил её мадам Булич, сказав, что он просит принять этот цветок как дар от восхищённого её красотой поклонника. Он достал из кармана бумажник и раскрыл его — из него выпала на стол толстая пачка денег. Каждая купюра была по тысяче динаров.

Извинившись, он положил деньги в бумажник и сунул его в карман. Г. (так и было задумано) сказал, что носить с собой большую сумму не очень разумно, и спросил «барона», зачем это нужно. «Получилось совершенно случайно, — сказал „барон“. — Просто был у Алессандро и выиграл эти деньги. Бывали ли вы, мадам, у Алессандро?» — спросил он. «Нет», — отвечала она. И пока «барон» рассказывал, как все здорово устроено у Алессандро, где, не в пример другим игорным домам, все зависит только от вашей удачи, а не от искусства крупье, супруги угрюмо молчали — они отродясь не видели столько денег. «Конечно, мне сегодня ужасно везло, — закончил Димитриос, устремив свои горячие чёрные глаза на мадам. — Если вы никогда не были у Алессандро, то мне доставит громадное удовольствие сопровождать вас к нему».

Супруги были не в силах побороть искушение. Разумеется, их ждали и все тщательно подготовили. Рулетка была исключена, потому что здесь мошенничество практически исключалось. Была выбрана карточная игра trente et qurante. Минимальная ставка — двести пятьдесят долларов.

Итак, все готово — фарс начинается. Появляется Алессандро, и «барон» знакомит его с супругами Булич. Узнав, в чем дело, тот разводит руками: какой может быть разговор? Друзья «барона» — его друзья. Да и причин для волнений пока нет — вот если бы господам не повезло, тогда, конечно, другое дело.

Г. считает, если бы Димитриос не помешал разговору супругов между собой, они бы ни за что не сели за стол. Да, сейчас у них было тридцать тысяч динаров, но, зная о том, сколько еды и всякого добра можно было бы купить на одну карточную ставку, они не рискнули бы их потерять. Супруги стояли возле кресла Г. и следили за игрой. И вот тут-то Димитриос шепнул на ухо Буличу, что ему нужно поговорить с ним о деле, и предложил пообедать вместе в самое ближайшее время.

Как Димитриос и рассчитывал, шепоток этот произвёл на супругов неизгладимое впечатление. Небрежно брошенные «бароном» слова для Булича могли означать только одно: «Дорогой мой, даже если вы проиграете несколько сот динаров, не стоит из-за этого расстраиваться — вы мне понравились. Так что не портите то хорошее впечатление, которое вы на меня произвели».

И мадам Булич села играть.

Она проиграла свою первую ставку, потому что у неё была не та масть, вторую — потому что у неё был перебор. Димитриос, который советовал действовать как можно осторожнее, предложил сыграть a cheral. В результате — проигрыш, потом ещё один.

Спустя час она проиграла пять тысяч динаров. Явно симпатизировавший ей Димитриос, чтобы утешить её, дал ей пять фишек, по сто динаров каждая, из той кучи, которая громоздилась перед ним, и сказал, что это должно «принести ей счастье». Для Булича все происшедшее было чем-то вроде изощрённой пытки, и он, считая, что это подарок, промямлил что-то нечленораздельное вроде: «Спасибо, но лучше не надо». Мадам Булич тем временем совсем потеряла голову. Ей иногда везло, но проигрыши случались гораздо чаще. В половине третьего игра закончилась. Булич подписал долговую расписку на имя Алессандро в том, что он обязуется выплатить ему двенадцать тысяч динаров. На прощание Г. угостил супругов шампанским.

Можете себе представить, какая сцена произошла между супругами, когда они вернулись домой: упрёки, слезы, взаимные обвинения. Все-таки мрак не был таким уж безнадёжным: ведь завтра «барон» пригласил Булича пообедать вместе с ним и обсудить кое-какие деловые вопросы.

Встреча, конечно, состоялась. Причём Димитриосу было дано указание ободрить Булича. «Барон» рассказывал, какие баснословные доходы имеют его друзья, какой у него чудесный замок в Баварии — у Булича от этих рассказов сладко замирало сердце. Какие-то двенадцать тысяч? Да чепуха — теперь он заработает миллионы.

Димитриос первым заговорил об уплате долга Алессандро. Он предложил пойти сегодня же к нему и все уладить. Он сам сядет за стол и будет играть. Что же касается проигрыша, то ведь без него не бывает и выигрыша. Надо, чтобы они играли вдвоём — женщины только портят все дело.

Когда Булич начал игру, у него было сорок фишек. Через два часа ни одной. Он взял в долг ещё двадцать фишек, заявив, что счастье переменчиво. Странно, но ему не приходило в голову, что он имеет дело с шулерами. Вероятно, пример «барона», который тоже много проиграл, создавал иллюзию честной игры. Он ещё раз взял в долг и опять все проиграл. Когда, наконец, решил остановиться, проигрыш составлял тридцать восемь тысяч динаров. Он был бледен, как полотно; по лицу его струился пот.

Теперь Г. и Димитриос могли вить из него верёвки. На следующий день они позволили ему выиграть тридцать тысяч. В третий раз он проиграл четырнадцать тысяч. В четвёртый раз, когда он был уже должен двадцать пять тысяч, Алессандро потребовал вернуть долг. Булич обещал сделать это в течение недели. Естественно, Г. был первым, к кому обратился он за помощью.

Г. с участием выслушал его. Но ведь двадцать пять тысяч не шутка, не правда ли? Конечно, он мог бы помочь, но средства, которыми он располагает, принадлежат не ему лично, а фирме, поэтому он не распоряжается ими по своему усмотрению. Все, что он может, это дать ему взаймы на несколько дней двести пятьдесят динаров. Больше он, к сожалению, ничего сделать не может, потому что… Булич взял у него деньги.

Г. посоветовал ему обратиться к «барону», который всегда принимает близко к сердцу трудности своих друзей. Нет, взаймы «барон» не даёт (у него принцип: никогда не давать взаймы), но он даёт своим друзьям возможность заработать большие деньги. Почему бы не побеседовать с ним?

«Беседа» состоялась в гостиной номера, который «барон» занимал. Заказанный Буличем ужин на две персоны был подан прямо в номер. Г., запершись в ванной, подслушивал.

Преодолев некоторое смущение, Булич наконец взял быка за рога: что было бы, если бы он отказался платить Алессандро?

Димитриос гневно отверг это предположение. Булич наконец понял: его тотчас выгонят из министерства. Наверняка всплывёт и то, что он брал деньги у Г. Никто же не даёт деньги за одни только красивые глаза — значит, здесь что-то есть, а это уже грозило тюрьмой. Буличу оставалось только одно: выпросить деньги у «барона».

После долгих упрашиваний «барон», наконец, сдался и сказал, что кое-кого из его знакомых интересует информация, которую они не могут получить по обычным каналам. Эти люди могли бы заплатить за информацию тысяч пятьдесят, если все будет сделано без шума.

Между прочим, Г. приписывал свой успех (для него это слово означает совершенно то же самое, что и для хирурга, если оперированный выжил после операции) тщательно продуманному манипулированию с деньгами. Первая взятка в двадцать тысяч, затем долги Алессандро, который был агентом Г., и, наконец, предложенные Димитриосом пятьдесят тысяч были этапами психологической обработки Булича.

Сразу сломать Булича не удалось. Когда он понял, что от него требуется, он, конечно, сначала испугался, но потом впал в настоящее бешенство. Видимо, у него наконец-то спала с глаз пелена, потому что он несколько раз выкрикнул: «Шпион… подонок». Действительно, после этих слов «барон» перестал изображать из себя занятого филантропией аристократа и собственноручно подавил бунт. Удар ногой в живот согнул бедного Булича пополам и вызвал приступ рвоты. Затем последовал удар ногой в лицо, после чего, бросив его в кресло, Димитриос ещё раз объяснил, что у него нет другого выхода.

Все было очень просто: Булич должен был принести карту после работы в отель и положить её на место на следующий день.

На следующий день вечером Димитриос получил карту. Отнеся её Г., который немедленно занялся фотографированием и проявлением плёнки, Димитриос вернулся в гостиную и не спускал глаз с Булича до тех пор, пока Г. не дал ему знать, что карта больше не нужна. Затем Димитриос вручил Буличу карту и деньги и тот, не вымолвив ни единого слова, удалился.

Г., находившийся все это время в спальне, говорит, что звук захлопнувшейся за Буличем двери был для него слаще музыки. В самом деле, негатив обошёлся в весьма умеренную сумму. Если Булич незаметно вернёт карту, то получалось, что и волки сыты, и овцы целы.

И в этот момент в спальню вошёл Димитриос.

Г. сразу понял, какую ошибку он совершил.

— Позвольте получить то, что причитается мне за работу, — сказал Димитриос, протягивая руку.

Г. согласно кивнул головой и пожалел о том, что пришёл без оружия.

— Вам придётся пройти со мной, — сказал он и шагнул к двери.

Димитриос отрицательно покачал головой.

— То, что мне причитается, у вас в кармане.

— То, что у меня в кармане, причитается мне, а не вам.

Ухмыльнувшись, Димитриос достал револьвер.

— Поднимите руки, mein Herr, и держите их на затылке.

Г. подчинился. Сделав два шага, Димитриос остановился. Г. говорит, что он только теперь понял грозящую ему опасность.

— Только, пожалуйста, без глупостей, mein Herr.

Улыбка вдруг исчезла с его лица. Он сделал ещё один шаг и, ткнув револьвером Г. в живот, сунул свободную руку в карман пиджака и вытащил плёнку. Потом, отскочив в сторону, сказал:

— Теперь можете уходить.

Г. ушёл. Но и Димитриос, в свою очередь, совершил ошибку.

В ту ночь агенты Г. с завербованными уголовниками прочёсывали Белград, пытаясь схватить Димитриоса. Но Димитриос как сквозь землю провалился — больше его Г. никогда не видел.

Вы спросите, что стало с негативом? Вот ответ Г.:

— Когда на следующий день стало ясно, что он ушёл от нас, мне — как это ни горько, ведь вся моя работы пошла насмарку — ничего не оставалось, как рассказать о происшедшем работнику германского посольства, который был моим приятелем и кое-чем был обязан мне. Спустя два-три дня после этого памятного вечера мне стало известно, что Димитриоса видели вместе с человеком, который работал на французскую разведку, так что германскому посольству представилась прекрасная возможность оказать услугу правительству Югославии. Как вы думаете, могло оно не воспользоваться этим?

— Если я правильно понял, — сказал я, — вы поступили вполне сознательно, известив югославские власти о том, что карта побывала в чужих руках?

— К сожалению, у меня не было другого выхода. Будучи новичком в нашем деле, Димитриос совершил непростительную ошибку, выпустив меня живым. Он, наверное, думал, что я легко опять заполучу карту, шантажируя Булича. Но эта карта теперь не имела для меня никакой ценности — во-первых, потому что секретные сведения стали известны другой разведке, а, во-вторых, потому что, сообщая сведения, уже известные другой разведке, разведчик роняет свой престиж. Конечно, я был очень зол на самого себя. Единственным утешением было только то, что Димитриос получил от французов половину договорной цены за информацию, как будто они догадывались, что она уже устарела. Впрочем, она стала таковой чуть позже, после предпринятого мной демарша.

— Что стало с Буличем?

Черты лица Г. исказила брезгливая усмешка.

— Жаль, конечно, что все так получилось. Я обычно беру на себя ответственность за судьбу тех, кто на меня работает? Его арестовали чуть ли не на другой день. Он рассказал властям все, что знал о Димитриосе. Это и спасло ему жизнь — он был приговорён к пожизненному заключению. Я уже приготовился к тому, что власти будут разыскивать и меня: в конце концов ведь это я познакомил его с Димитриосом. Но, как ни странно, меня не тронули. Подумав, я решил, что он, возможно, боится дополнительного обвинения в получении взятки, либо сделал это из благодарности за те двести пятьдесят динаров, которые я дал ему в последний раз. Весьма вероятно, он так и не догадался, кто стоял за всем этим. Как бы то ни было, мне это очень пригодилось: ведь я ещё не закончил свою работу в Белграде и, если бы за мной началась слежка, мне пришлось бы переменить паспорт и — что самое для меня неприятное — прибегнуть к гриму. Судите сами, насколько это усложнило бы мне жизнь.

Я задал последний вопрос, и вот что он мне ответил:

— Да, я сфотографировал новую карту. Правда, на этот раз я пошёл другим путём. Вернуться с пустыми руками я не мог, хотя бы потому, что ухлопал на это мероприятие кучу денег. Кстати, в нашем деле всегда так: хорошо, если огромные силы и средства тратятся хотя бы не впустую. Вы, наверное, думаете, что я просчитался, поставив на Димитриоса. Полагаю, это не справедливо. Ведь моя ошибка заключалась только в том, что Димитриос казался мне таким же жадным до денег дураком, каких миллионы. Каково же было моё удивление, когда он отнял у меня плёнку, не дожидаясь своих сорока тысяч. Эта ошибка в прямом смысле слова стоила мне очень дорого.

— Ошибка эта особенно дорого обошлась Буличу, — сказал я с каким-то мстительным удовольствием и пожалел об этом, потому что Г. нахмурился.

— Я хочу напомнить вам, уважаемый месье Латимер, — начал Г. свою отповедь, — что Булич был изменником родины и получил по заслугам. Сантименты по отношению к таким, как он, просто недопустимы. Кроме того, как известно, на войне и убивают, а Буличу здорово повезло, что он остался жив, — обычно таких, как он, расстреливают. Рискуя прослыть в ваших глазах беспредельно жестоким, я заявляю, что тюрьма для него дом родной. Ведь, в сущности, ему не нужна была свобода. Жена только и ждала подходящего случая, чтобы бросить его. Уверен, она прекрасно устроилась.

Моё письмо, дорогой Марукакис, подходит к концу. Думаю, я утомил вас. Все-таки надеюсь, что вы напишете охотнику за призраками и скажете мне, есть ли хоть какой-то смысл в исследовании прошлого. Между прочим, я начинаю сомневаться в этом. Согласитесь, история получается ну совершенно никчёмная — ни героя, ни героини; одни только дураки и негодяи. А вам, быть может, кажется, что только одни дураки?

Но уже и так я отнял у вас слишком много времени, чтобы ещё предаваться риторике. Сейчас начну упаковывать вещи. На днях я брошу вам открытку с моим новым адресом и надеюсь получить от вас письмо. Во всяком случае, мы вскоре непременно увидимся.

С наилучшими пожеланиями

Ваш Чарльз Латимер

Восемь ангелов

Латимер прибыл в Париж хмурым ноябрьским днём. На вокзале он взял такси и поехал на остров Сите, в отель. Над городом нависли чёрные тучи. Они мчались на юг, гонимые сильным северным ветром. Он подумал, что дома на набережной Кэ-де-Корс выглядят как-то особенно неприветливо и таинственно. У него было такое ощущение, будто за ним кто-то следит. Улицы были пустынны — редко-редко появлялся торопливый прохожий. Париж был мрачен, как старинная гравюра, изображающая кладбище.

У Латимера вдруг упало настроение. Поднимаясь по лестнице к себе в номер, он всерьёз подумывал о том, чтобы вернуться в Афины. В номере было холодно. Не зная, чем заняться, он решил побывать в тупике Восьми ангелов и посмотреть на дом под номером три. Не без труда отыскал он это место: тупик ответвлялся от улицы, пересекавшей Рю де Ренн.

Вход в тупик преграждали высокие железные ворота, которые, очевидно, никогда не запирались. Довольно широкая мостовая была выложена крупным булыжником. Слева шла высокая железная решётка с пиками наверху, отделявшая тупик от прилегающего жилого квартала, справа была глухая стена, на которой чёрной масляной краской, сильно облупившейся, было написано: «Вывешивать афиши запрещается. Распоряжение от 10 апреля 1929».

Затем тупик делал крутой поворот. Здесь-то, в самом его конце, и находились три дома, хорошо спрятанные от случайного прохожего, зажатые между глухой стеной отеля, по которой, точно змеи, проходили канализационные трубы, и другой стеной неизвестного происхождения. Усмехнувшись, Латимер подумал, что жизнь в тупике Восьми ангелов была своеобразной подготовкой к переходу в лучший мир. Видимо, эта мысль приходила в голову каждому, кто тут появлялся. Возможно, поэтому два дома из трех были заколочены, и только в третьем, кажется, жили люди, да и то лишь на самом верхнем, четвёртом этаже.

У Латимера было такое чувство, точно он вторгся в чужие владения. Он решил подойти к дому номер три поближе. Дверь подъезда была распахнута настежь. За нею выстланный плиткой коридор, в конце которого — небольшой, находившийся несколькими ступенями ниже, холл. Справа по коридору комната консьержки, но в ней давно уже никто не сидит. К стене прибита доска, где когда-то вывешивался список жильцов, а теперь был прикреплён кнопкой грязный клочок бумаги, на котором чернильным карандашом прыгающими печатными буквами была написана фамилия единственного жильца — Кель.

— Ну, что ж, — подумал Латимер, — теперь он по крайней мере знает, что мистер Питерс не выдумал адрес, который сообщил ему. Он повернулся и вышел на улицу. На Рю де Ренн зашёл на почту, купил открытку и, написав на ней адрес отеля, в котором остановился, отправил её мистеру Питерсу. Дальнейшее во многом зависело от того, какие шаги предпримет тот, но прежде Латимеру необходимо было в обязательном порядке познакомиться с сообщениями парижской прессы о нашумевшем в декабре 1931 года процессе над бандой торговцев наркотиками.

В 9 часов утра, сразу после завтрака, Латимер отправился в редакцию одной из газет просмотреть старые подшивки. В номере от 29 ноября 1931 года была помещена заметка под заголовком «Торговцы наркотиками арестованы»: «Вчера в квартале Алесиа арестованы мужчина и женщина, замешанные в торговле наркотиками. Полагают, что они принадлежат к давно разыскиваемой банде иностранцев, снабжающей наркоманов. Как сообщили нам из полиции, в течение ближайших дней будут произведены дальнейшие аресты».

Несколько скуповато и весьма загадочно, подумал Латимер, обратив внимание на то, что в заметке отсутствовали фамилии задержанных. Вероятно, заметка представляла собой резюме более обширного полицейского протокола. Полиция считала целесообразным не сообщать имена, пока следствие не закончено.

Следующее сообщение появилось 4 декабря под заголовком «Ещё трое из банды арестованы»:

«Вчера поздно ночью в кафе вблизи Порт д'Орлеан были арестованы три человека, принадлежащие к преступной организации по продаже наркотиков. Появившиеся в кафе полицейские были вынуждены открыть огонь, так как один из задержанных был вооружён и предпринял отчаянную попытку к бегству. Он был задержан, получив небольшое ранение. Двое других, из которых один оказался иностранцем, без сопротивления сдались полиции.

Итак, число арестованных членов банды составляет теперь пять человек. Арестованные неделю назад мужчина и женщина, как полагают, принадлежат к той же банде.

Полиция намеревается произвести дальнейшие аресты, поскольку в Бюро по борьбе с наркотиками имеются улики против некоторых лиц, связанных с этой бандой.

Месье Огюст Лафон, директор Бюро, сделал следующее заявление: «Нам давно было известно о существовании банды. Бюро была проделана кропотливая работа по расследованию её преступной деятельности. И все-таки мы воздерживались от скоропалительных арестов, так как нам нужно было взять вожаков. Только арест вожаков и прекращение контрабанды наркотиков из-за границы могли покончить раз и навсегда с гнусными торговцами наркотиками, которые наводнили Париж. Я убеждён, что нам удастся полностью уничтожить эту банду, равно как и другие, подобные ей».

Наконец 11 ноября в газете появилась следующая заметка:

«Банда торговцев наркотиками уничтожена. Новые аресты. „Теперь они в наших руках“ — говорит Лафон. Совет семи.

Шестеро мужчин и одна женщина находятся сейчас под арестом в результате акции, проведённой месье Лафоном, директором Бюро по борьбе с наркотиками.

Как мы уже сообщали, две недели назад в квартале Алесиа были арестованы женщина и мужчина, её сообщник. В завершение этой акции вчера в Марселе арестованы два человека, которые, как полагают, являются последними членами банды, именующей себя «Совет семи», преступная деятельность которой наконец прекращена.

По просьбе полиции мы не сообщали читателям фамилии арестованных, дабы избежать возможных помех при ведении расследования. Поскольку в этом нет больше необходимости, мы сообщаем их читателям.

Единственная женщина среди арестованных, Лидия Прокофьева, русская, прибыла во Францию из Турции в 1924 году с паспортом, выданным организацией Нансена. В преступном мире она известна под кличкой «Великая герцогиня». Арестованный вместе с ней голландец Манус Виссер благодаря связи с Прокофьевой получил кличку «Герцог».

Приводим имена остальных: Луи Галиндо, принявший французское гражданство мексиканец, находится сейчас с пулевым ранением бедра в больнице; Жан-Батист Ленотр, француз из Бордо, и Жакоб Вернер, бельгиец, были арестованы вместе с Галиндо; Пьер Ламар, по кличке «Любимчик», и Фредерик Петерсен, датчанин, были арестованы в Марселе.

В заявлении, сделанном вчера для печати, месье Лафон сказал: «Теперь они в наших руках. Наконец-то банда уничтожена. Отрубив голову, мы тем самым умертвили её мозг. А лишённое мозга тело быстро умирает. Итак, с бандой покончено».

Петерсену и Ламару предстоит сегодня допрос у следователя. Суд над арестованными ожидается в самое ближайшее время.

Советуем читателям обратить внимание на статью «Тайны банды торговцев наркотиками», помещённую на стр. 3».

Латимер приступил к чтению статьи на третьей странице.

Автор, скрывшийся под псевдонимом «Бдительный», сообщал читателю, что морфий имеет химическую формулу C17H19O3 и является производным от опиума; что в медицине применяется гидрохлорид морфия; что героин (диацетилморфин), другой алкалоид, производный от опиума, наиболее популярный из всех наркотиков, потому что более эффективен и быстрее действует; что кокаин получают из листьев тропического кустарника коки и употребляют в виде гидрохлорида кокаина (химическая формула C17H21O4HCl); что все эти вещества способствуют сексуальной возбудимости, создают вначале у человека, принимающего их, чувство физического и душевного комфорта, которое затем сменяется чувством душевного краха, а впоследствии приводит к полной физической и умственной деградации, вызывая при этом у наркомана такие муки, которые не могли бы причинить ему самые изощрённые пытки. Доставка наркотиков потребителю была поставлена так хорошо, что любой житель Парижа или Марселя, пожелавший иметь наркотик, мог получить его. В каждой европейской стране имеются тайные лаборатории, производящие наркотики. Их мировой объём производства в сотни раз превышает медицинские нужды. Общее число наркоманов в одной только Западной Европе составляет несколько миллионов человек. Контрабанда наркотиков представляет собой широко разветвлённый и хорошо организованный бизнес. Далее автор приводил список последних конфискаций наркотиков полицией: 16 кг героина было найдено в ящиках с машинным оборудованием, отправленным из Амстердама в Париж; 25 кг героина было спрятано между двойными стенками цистерны с нефтью, доставленной из Нью-Йорка в Шербур; 10 кг морфия нашли под вторым дном сундука для вещей в каюте парохода, пришедшего в Марсель; 200 кг героина было обнаружено в лаборатории, находящейся в одном из гаражей вблизи Лиона.

Разносчики наркотиков находились под контролем банд, во главе которых стояли богатые, всеми уважаемые люди. Полиция была подкуплена этими подонками. В Париже имелись бары и дансинги, где продажа наркотиков происходила прямо на глазах полиции. Разносчики потешались над полицейскими. Статья заканчивалась патетической тирадой: «Полиция провела акцию против этих негодяев. Будем надеяться, что не последнюю. Между тем тысячи французов и француженок обречены на адские муки хозяевами дьявольского бизнеса, который подрывает здоровье и силу нации». Для Латимера было очевидно, что «Бдительный», несмотря на все своё негодование, ничего не знал о подлинных тайнах банды.

После ареста «Совета семи» интерес прессы к этому делу заметно остыл. Возможно, не последнюю роль сыграло то обстоятельство, что «Великая герцогиня» была переведена в Ниццу, где ей предъявили обвинение в мошенничестве, которое она совершила здесь тремя годами раньше. Суд над остальными был скорым. Галиндо, Ленотра и Вернера приговорили к штрафу в размере пяти тысяч франков и трём месяцам тюрьмы; Ламар, Петерсен и Виссер были приговорены к двум тысячам франков штрафу и к одному месяцу тюрьмы.

Латимера не на шутку удивила мягкость приговора. «Бдительный» вновь выступил на страницах газеты с комментариями по этому поводу. «Благодаря тому, что суд опирается на давно устаревшие и во многом абсурдные законы, — гремел он, — вынесен этот странный приговор. Будь все иначе, каждый из шестерых мог быть приговорён к пожизненному тюремному заключению. Неужели у кого-то может возникнуть мысль, что один из этих шести вожак банды? О, нет! Очевидно, никому из полицейских не могло прийти в голову, что кто-то из этих крыс мог организовать дело, которое, согласно показаниям, данным в суде, приносило только в течение одного месяца доход свыше двух с половиной миллионов франков».

Автор заметки явно намекал на то, что полиция словно забыла о существовании Димитриоса. Разумеется, полиция не собиралась развенчивать мысль о своей проницательности — в противном случае ей пришлось бы поведать читателям о том, что арест банды стал возможен только благодаря доносу пожелавшего остаться неизвестным доброжелателя, который, как справедливо предполагала полиция, и был вожаком банды. Латимеру стало досадно, потому что чтение старых газет, предпринятое им с целью выяснения некоторых тёмных вопросов, ничего не дало — он знал гораздо больше, чем те, кто писал эти заметки.

Он уже хотел захлопнуть подшивку, как взгляд его вдруг упал на фотографию, помещённую в газете. Обычная газетная иллюстрация, от которой нельзя было ожидать слишком многого: полицейский, к которому прикованы трое заключённых. Они заметили репортёра и пытались отвернуться от объектива, но это им так и не удалось.

Выйдя из редакции, Латимер отметил, что к нему опять вернулось хорошее настроение.

В отёле его ждала открытка. Мистер Питерс извещал о том, что он навестит его в шесть часов вечера.

Мистер Питерс появился в половине шестого. На Латимера обрушился водопад приветствий.

— Дорогой и уважаемый мистер Латимер! Мне трудно выразить словами, как я рад, что снова вижу вас. Наша последняя встреча была сопряжена с такими ужасными обстоятельствами, что я не смел даже надеяться, что… Но, мне кажется, мы могли бы поговорить и о более приятных вещах. Я приветствую вас! Добро пожаловать в Париж! Надеюсь, доехали благополучно? Расскажите, как вам показался Гродек? Он написал мне, что вы не только понравились ему, но просто очаровали его. Он один из тех, кого зовут добрый малый, не так ли? Как вам его кошки? Он прямо-таки их боготворит.

— Общение с ним было очень полезно. Что же вы стоите, садитесь, пожалуйста.

— Я хорошо знаю, как много пользы приносит общение с Гродеком.

На лице мистера Питерса засияла сладостно-горестная улыбка, и, глядя на улыбающегося мистера Питерса, Латимер подумал: нечто подобное испытываешь, когда случайно встретившийся на улице знакомый, которого вы искренне и глубоко ненавидите, вдруг поздоровается с вами.

— Вот только не знаю, зачем ему понадобилось напускать на себя такой таинственный вид, — продолжал Латимер. — Между прочим, он настаивал, чтобы я обязательно поехал в Париж и повидал вас.

— Вот как?

Кажется, мистеру Питерсу это не очень понравилось, и его улыбка заметно поблекла.

— А что ещё он сообщил вам, мистер Латимер?

— Он сказал, что вы умный человек. Ему, видимо, показалось забавным все, что я рассказал.

Мистер Питерс наконец-то осторожно присел на кровать. Улыбка совершенно исчезла с его лица.

— И что же вы ему рассказали?

— Во-первых, он пожелал узнать, какие у меня могут быть с вами дела. Я с ним был совершенно откровенен, — злорадно сказал Латимер. — И рассказал ему все то немногое, что мне известно. Я понимаю, что вам это может не понравиться, но прошу меня простить, ведь ваши изумительные планы до сих пор остаются для меня неизвестными.

— Теперь я понимаю, почему его письмо ко мне написано в таком легкомысленном тоне. Впрочем, я рад, что благодаря вам он удовлетворил своё любопытство. В этом мире богачи часто завидуют тем, у кого дела идут в гору. И хотя Гродек мне друг, но его помощи в нашем деле не требуется. Он, вероятно, это понял, хотя, быть может, и хотел бы в нем участвовать.

Латимер как заворожённый смотрел на него. Вдруг у него вырвалось:

— Вы, конечно, не забыли взять с собой пистолет, мистер Питерс?

Толстяк сделал вид, что этот вопрос ему ужасно неприятен.

— Господь с вами, мистер Латимер. С какой стати я должен таскать с собой эту штуку, раз я пришёл в гости к другу?

— Очень хорошо, — сказал Латимер резко.

Он встал и запер дверь на ключ.

— Мне очень не хочется выглядеть негостеприимным, но и моему терпению приходит конец. Приехав сюда Бог знает из какой дали, я до сих пор не понимаю, зачем я это сделал. Теперь очень хочу это знать.

— И, безусловно, все узнаете.

— Я это слышал и раньше, — грубо оборвал его Латимер. — Но, прежде чем вы опять начнёте разводить турусы на колёсах, хотел бы обратить ваше внимание на две вещи. Признаюсь, мистер Питерс, я не из тех, кто любит навязывать свою волю другим. Более того, мистер Питерс, я искренне и глубоко ненавижу всякое насилие. Но ведь бывают же случаи, когда даже миролюбцы прибегают к насилию. Мне кажется, я как раз на грани этого. Я гораздо моложе, и вы, вероятно, с этим согласитесь, физически сильнее вас. Если опять начнёте увиливать от ответа, то, предупреждаю вас, я применю силу. Вот что я хотел сказать во-первых. Ну, а во-вторых, я ведь знаю, кто вы. Ваша фамилия не Питерс, а Петерсен. Вас зовут Фредерик Петерсен, и вы были членом банды, торговавшей наркотиками. Возглавлял эту банду Димитриос. После ареста в декабре 1931 года вы были приговорены к тюремному заключению сроком на один месяц и штрафу в размере двух тысяч франков.

Мистер Питерс попытался улыбнуться.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10