.. Петушок недружелюбно посмотрел на Рязанова и прошел вперед. Алексей взял Нину за руку и свернул за угол. - Тихо и коротко расскажите, что вы делали в этом доме, - попросил он. Были у старухи?.. - Вы что, волшебник, Алексей Сергеевич?! - воскликнула Нина. - Тише, прошу вас! Нина рассказала о том, что она узнала. - Мы с вами разными путями пришли к этому дому, но я еще не успел побывать в нем. Вы очень помогли мне... И еще сумеете помочь. Что вы думаете делать сейчас? - спросил Рязанов. - Да, собственно, раз сундука нет, мне здесь делать уже нечего. - Сундук, по-моему, еще там! Нина вопросительно посмотрела на него. - Да-да, там. Во всяком случае, если сундук действительно был, то он еще там. - ?! - Не расспрашивайте пока меня ни о чем. Идите к своим друзьям и... - он посмотрел на часы, - через пятнадцать минут я ожидаю вас в машине на углу Энгельса и Журавлева, у аптеки. Там и поговорим. Не опаздывайте, прошу вас. И вот еще что: пригласите с собой бортрадиста, который живет у нее на квартире.
      5
      Выслушав Нину и узнав подробности ее разговора со старухой, Алексей понял, что дорога каждая минута. Позвонив в управление КГБ, он попросил усилить наблюдение за домом Тереховой - Пылаевой, а сам успел побывать у прокурора и получить ордер на обыск. Четверть часа спустя он уже подъезжал к аптеке, где его ожидали Нина и Серафим. Еще пять минут - и они были в квартире Пылаевой. - Я из. управления КГБ, капитан Рязанов, - представился Алексей. Эвелине Марковне сделалось дурно. Нина подала ей холодной воды. Серафим энергично обмахивал полотенцем бледное лицо своей хозяйки. Придя в себя, она остро посмотрела на Рязанова, потом со злостью на Серафима и Нину и отвернулась. - Не волнуйтесь, - сказал Алексей, делая вид, что не придал значения такой сильной реакции. - К вам у меня нет никаких претензий... У вас хранится сундучок доктора Тверского. За ним охотятся... - Я ничего не знаю, - глухо произнесла Эвелина Марковна. - Я - советская женщина, живу скромно и в темных делах не участвую. - Я так и думал! - весело воскликнул Рязанов, внимательно следя за выражением ее лица. - Потому-то я и пришел к вам и без обиняков излагаю суть дела. Если вы советская женщина, патриотка, вы охотно поможете нам изловить преступника, который сегодня еще раз зайдет к вам... Серафим принес из кладовой сундучок. Осмотр сундучка озадачил Нину. Что из содержимого наиболее ценное? Вероятнее всего, металлические гильзы... Старые, поддавшиеся коррозии, только они могли хранить какую-то тайну. Рязанов задумался. Исследовать гильзы не было времени, а просто арестовать Стася означало упустить его резидента. - Скажите, - тихо спросил он, - если предположить, что в гильзах находятся... возбудители болезни с острова Статуй... Они могут быть опасны сейчас? Нина посмотрела на него широко открытыми глазами. - Я не подумала об этом. - Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос. Ведь мы с вами в цейтноте! - Прямой, непосредственной опасности не может быть, - подумав, уверенно сказала Нина. - Если в гильзах и болезнетворные микробы, они, во-первых, не "в чистом виде", что ясно из всех рукописей дедушки; во-вторых, мало шансов их "оживить". Во всяком случае, это дело долгое и трудное... - Ну, а надолго мы их не отдадим, - облегченно вздохнув, ответил Рязанов. - Надо рискнуть, иначе ничего и не придумаешь. - И повернулся к Пылаевой: - Ну, что ж, теперь, Эвелина Марковна, продавайте сундучок... Да-да, продавайте, раз его хотят купить. А мы втроем посидим в спальне. Благодарю вас за содействие следственным органам. Я не сомневаюсь, что оно будет полезным. Старухе стоило больших усилий казаться спокойной. Когда раздался звонок в коридоре, она поднялась с дивана. - Не выходите, - сказал Рязанов, - ему откроют без вас... - и ушел в спальню, прикрыв за собой дверь.
      6
      Время длилось невыносимо долго. Сардов с трудом заставил себя не волноваться и ждать. Но вот наконец в назначенный час он еще издали увидел Стася. Тот шел с тяжелым саквояжем в руке. Сардов нажал кнопку передатчика: - Не подходи ко мне. Все в порядке? - Н-нет... Да-да... - Говори яснее: что случилось? - Старуха вела себя очень странно, точно она была не одна... Отдала сундук... Взяла деньги... А вместо расписки написала: "Нас подслушивают. За мной следят. Немедленно бегите..." - О черт! Да не останавливайся же! Я иду за тобой... как-нибудь незаметно передай мне гильзы. Сундучок пусть остается у тебя... - Нет-нет! - прервал Стась, который уже зашел за деревья и скрылся из виду. - Ты хочешь бросить меня? Это нечестно... - О чем ты говоришь, дурак! - разозлился Сардов. - Я вовсе не собираюсь бросать тебя. Мы убежим вдвоем, но из города надо выехать поодиночке. - Хорошо, тогда гильзы останутся пока у меня, - настаивал Стась. - Послушай, а может быть, старуха провела тебя за нос, чтобы не давать расписки? - вдруг с надеждой спросил Сардов. - Не думаю. Она даже не пересчитала деньги! - Отдай гильзы, получи свою долю, а потом встретимся. - Так не выйдет, - зло сказал Стась. - Уходить надо вдвоем. Сперва мне нужна жизнь, безопасность, а потом деньги! Они долго спорили и переругивались. Поняв, что отделаться от Стася и заполучить гильзы не удастся, Сардов согласился на побег вдвоем. Воспользоваться поездом было опасно, пароходом тоже, выехать на машине дороги легко перекрыть... Надо так, чтобы вокруг было мало людей. - Встретимся в аэропорту, - решил Сардов.
      ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
      Лицом к лицу.
      1
      Они увиделись на перроне аэровокзала, но держались поодаль друг от друга, говорили по радио. - Покупай билет в Сочи, - сказал Сардов. - За тобой не следят? - Я уверен, что все в порядке, - веселым тоном ответил Стась с другого конца перрона. - Я же старая лиса, и меня не так просто провести! Сардов облегченно вздохнул и снова включил передатчик: - Бери билет! - Иду, иду... - заискивающе произнес Стась.
      2
      - Производится посадка на рейс Ростов - Сочи, - объявил диктор. Первой в самолет вошла сухонькая подвижная старушка. Она деловито осмотрелась и заняла свободное место у окна. Затем, осторожно ступая по трапу, поднялся высокий худой человек неопределенного возраста, с редкими колючками рыжеватых волос на макушке. Третий пассажир производил внушительное впечатление: он был хорошо сложен, моложав, хотя бородка и усы заметно старили его лицо. Четвертый... Андрей невольно подался вперед: это был переодетый Рязанов. Рязанов сделал предостерегающий жест, и Андрей не подал виду, что они знакомы. Темно-карие глаза Рязанова были усталы и серьезны, на скулах виднелись тонкие лучики морщинок. Последними в самолет вкатились два румяных толстяка и сразу наполнили веселым шумом пассажирский салон. Послав воздушные поцелуи двум полным блондинкам, стоявшим на перроне, они сразу же проглотили по таблетке "аэрона", попросили гигиенические пакеты и дважды осведомились, на какой высоте будут лететь. Легко было догадаться, что толстяки не отличались храбростью и собирались в небольшой полет до Сочи, как в кругосветное путешествие. Быстро набрали высоту. Самолет мчался по верхней кромке облаков. Навстречу неслась бесконечная подвижная белая масса, залитая ярким солнечным светом; время от времени дымчатый изогнутый язык или крутой холм вставали на пути, самолет пронизывал их и снова мчался в серебристом воздухе. Порой перед взором возникал фантастический пейзаж: то в опаловой долине застыл молочный вихрь, а у подножия облачного пика свернулся спиралью темно-синий сказочный змей, то будто на ровной глади снега выросло сероватое полушарие ледяного жилища чукчи. Прошли Краснодар и полетели над горным перевалом. Впереди раскинулось сверкающее голубовато-зеленое море. Петушок замерил путевую скорость и удовлетворенно улыбнулся: при такой скорости и хорошей загрузке обеспечена высокая производительность полета. До Джугбы, где самолет изменит курс, осталось несколько минут... - Эх, ты!.. - вскрикнул Петушок и даже пригнулся: совсем близко от фюзеляжа промчалось что-то темное, едва не угодив в смотровое окно. - Птица, - улыбнулся Шелест. - Могла и стекло выбить... А вот птенцы Коршуна Горбатого - так те в мотор целят. - Коршун... Горбатый? - вздохнул Петушок. - Не слыхал. - Да ну?! - Шелест оживился. - О нем целые легенды рассказывают... Еще когда первые самолеты появились, птицы долго не могли понять, что это такое. Потом сороки разузнали и разнесли по всему небу: это, мол, человек придумал себе крылья. Сперва птицы смеялись, поглядывая сверху на наши неуклюжие этажерки из палок и полотна. Потом приумолкли, когда мы научились летать крыло к крылу даже с орлами. А сейчас - сами смотрят снизу вверх на реактивные самолеты и признали наше превосходство. Даже гордятся: вот, мол, как наши товарищи летают! - Справедливо, - засмеялся Петушок и ласково глянул на одинокого орла, парившего перед кучевым облаком. - Но был среди этих летунов один коршун, - продолжал Шелест. Злой-презлой. Однажды, еще в юности, захотел он потягаться с летчиками в высшем пилотаже. Сперва присмотрелся, а потом уж и сам загнул петлю. Но не рассчитал и ударился о скалу. Ударился коршун здорово, но выжил. Только стал после этого горбатым. И затаил он лютую ненависть в летающим людям. И поклялся мстить им до конца жизни, В таком духе натаскивал и своих птенцов. С той поры, где ни заметят эти бандиты самолет, сразу бросаются на него. И все в мотор целят. Были даже случаи, когда из-за столкновения с птицами гибли люди. Вот так, парень...
      3
      Рязанов откинул до отказа спинку кресла. То, что удалось напасть на след Стася, Алексей считал большой удачей и теперь решил ни при каких обстоятельствах не упускать его из виду. Уже и так понятно, что Стась Действует не один и рано или поздно он должен встретиться со своим напарником. А почему "должен"? Поставив себя на место Стася, Алексей без труда представил себе другой возможный вариант: Стась оставляет в условленном месте саквояж с сундучком, а сам уходит в сторону. Ну что ж, тогда нельзя спускать глаз с сундучка! Но что из содержимого сундучка они решили похитить? Металлические гильзы?.. Это предположение, сразу пришедшее в голову еще у Пылаевой, наиболее вероятно. Жаль, события развернулись так быстро, что нельзя было вскрыть эти гильзы и посмотреть, что в них. Правильно ли поступил он, дав возможность Стасю унести сундучок? Здесь дело не связано с диверсией, это ясно. Значит, можно располагать временем. А если партнер Стася здесь, в самолете?! Рязанов невольно повернул голову в сторону единственного человека, кого можно было заподозрить. Пассажир с бородкой побледнел и положил руку на сердце: ему становилось дурно то ли от небольшой болтанки, то ли от высоты. - Ну почему они летят так высоко?! - точно отвечая на мысли Рязанова, воскликнул он. - Неужели нельзя пониже? Он быстро поднялся, открыл дверь пилотской кабины и перешагнул через порог. Не более секунды раздумывал Рязанов и решительно устремился вслед за подозрительным пассажиром, но этой секунды было достаточно: дверь с надписью "Командир корабля" оказалась запертой изнутри! Алексей резко повернулся и увидел, как из руки Стася выпал пистолет, выбитый тем, кто сидел позади него...
      4
      Шелест задумчиво смотрел на приборы. Серафим в микрофон докладывал земле обстановку полета. Налив в стакан воды, он поднес его ко рту, чтобы напиться, но, увидев перед собой дуло пистолета и лицо с бородкой и усами, онемел от неожиданности. Секунду спустя он почти машинально плеснул в незнакомца воду и спрятался за рацию. Выстрела он не услышал, а почувствовал боль в правой руке. Пальцы похолодели и выпустили стакан. В следующее мгновение он рванулся вперед и здоровой рукой впился в горло налетчика. На этот раз были отчетливо слышны два выстрела, и диверсант, красный от натуги, склонился под тяжестью обмякшего тела бортрадиста: на голову "пассажира" опустился твердый кулак командира корабля. На помощь Шелесту бросился и второй пилот. За штурвалами самолета теперь не было никого, и только автопилот сохранял равновесие полета. Петушок вырвал пистолет из руки противника и отбросил его в сторону. Вся эта стремительная сцена длилась считанные секунды, и никто из летчиков не успел как следует осмыслить, что, собственно, происходит. Шелест сзади сжал противника, но диверсант, воспользовавшись тем, что Андрей обхватил его выше локтей, извлек из кармана второй пистолет и протиснул его за спину. Андрей почувствовал, как в живот ему уперся твердый ствол. Спина его будто покрылась морозным инеем. Он всегда был далек от мысли о смерти и, во всяком случае, никогда не думал, что она может прийти к нему в такой обстановке, неожиданно, нелепо и... Шелест нажал подбородком на плечо диверсанта с такой силой, что парализовал ему руку. Налетчик вскрикнул от боли и выпустил пистолет. Тут же Петушок отворил дверь, и кто-то кинулся к дерущимся. "Конец!" подумал Андрей; от нервного возбуждения и усталости у него закружилась голова. Он, точно в тумане, видел, как два толстяка, оказавшись вдруг проворными и энергичными, выхватили из его объятий диверсанта, повалили на пол и скрутили ему руки. Все было кончено. - Садись на место, командир! - крикнул Шелесту один из толстяков. - Следи за машиной, а эти прохвосты уже обезврежены. В открытую дверь было видно, как Рязанов обыскивал лежащего на полу в проходе между кресел Стася. Тем временем толстяки деловито надевали наручники на Сардова, с которого в драке слетели наклеенные борода и усы. Петушок наклонился над Чернышом. - Серафим... Сима... - окликнул он. - Ты слышишь меня? Все в порядке, Сима! Тебе очень больно? Черныш посмотрел на него долгим взглядом, попытался приподняться, желая что-то сказать, но вдруг упал на руки Венева. Петушок прижался к груди Черныша. Андрей бережно положил под голову радиста чемодан и, надев наушники, стад вызывать Краснодарский аэропорт. - Я "45 - 16", я "45 - 16", - передал он. - Возвращаюсь к вам... Приготовьте "скорую помощь" и организуйте встречу... На борту обезоруженные диверсанты. - Вас поняли, - ответили из Краснодара. - Как самочувствие командира? - Нормально. - Разрешаем садиться у нас, подходите визуально. Андрей сел за штурвал и выключил автопилот. Петушок с трудом оторвался от своего друга и занял место рядом с командиром.
      5
      Серафима оперировали в краевой больнице. - Будет жить, - сказал хирург. - А летать? - не утерпел обрадованный Шелест. - Возможно, и летать будет. В коридоре к Шелесту подбежал Венев: - Ну что, командир? - Все хорошо, Петушок, - ответил Шелест и ласково обнял его за плечи. Будет летать наш Серафим... У кабинета главного врача их встретил Рязанов. Он только что взбежал по лестнице и запыхался. - Как ваш радист? - спросил он. - Будет жить. - Эх, Андрей, Андрей, - сокрушенно покачал головой Рязанов, - ведь это я во всем виноват: опоздал, на одно мгновение опоздал! Но я не предполагал, что они решатся на такое... Век живи, век учись! Давно мы с тобой не летали вместе, и вот видишь, как пришлось... И не на войне, а впору надевать фронтовые погоны!..
      ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
      На древней скале.
      1
      Когда Курц вошел в кабинет и замер в нескольких шагах от стола, Дорт, едва сдерживая бешенство, почти шепотом произнес: - Немедленно убрать Гарри и Пирса! Я приказал вам следить за всеми, а оказалось, что все следят за нами. Дубина! Самое величайшее для меня наслаждение сейчас - это втиснуть вас в консервную банку для крабов! кричал он, стуча кулаками о стол. - Вчера я узнал, что Монти Пирс - шпион фирмы "Келли и сыновья", а Гарри - его сообщник... Сейчас же разделайтесь с Гарри, а в отношении Пирса, смотрите, чтобы на заводе не было разговоров... Ступайте! Курц вышел от Дорта перепуганный до смерти. За последнее время это был четвертый по счету "взрыв". Черт бы побрал этого богача! Так издеваться над ним, настоящим арийцем! И, что самое обидное, Курц должен все это безропотно выслушивать и трястись от страха за свою голову. Не обремененный понятиями о морали, Курц был воистину исправным служакой в Освенциме. Здесь, на острове, опыт полученный Курцем в концлагере, очень пригодился, и Бергофф, а особенно Дорт, сумели оценить это. Гестаповский режим, введенный Курцем на острове, отвечал их требованиям. Правда, в Освенциме было проще. Там все, кто находился в ведении Курца, назывались пленными или каким-нибудь иным подходящим словом. Здесь же, вызывая виновника на допрос, приходилось именовать его даже "мистер"! В Освенциме были печи, и людей в них сжигали. На острове над людьми производят какие-то научные опыты, по мнению Курца, припахивающие тонкой "философией". Это ему не нравилось. Ученых он терпел как необходимый придаток всякого "настоящего" предприятия (в Освенциме тоже были свои "ученые"), но верить им не верил. Себя Курц считал несравненно выше всех этих "философов". Стоит только вспомнить, как он учил Дорта организации научной работы на острове: по его совету была введена система, при которой ни один научный работник не мог знать, над чем трудится его коллега. Уж Курц-то отлично умел запутать все так, чтобы никто толком не знал, что и для чего он делал... Отыскав лилипута, Курц пригласил его в свою машину. Взошла необычно большая луна медного цвета. Густые тени остроугольных скалистых вершин придавали окружающему пейзажу зловещий вид. Небо с одного края было фиолетовое, вызолоченное лунными лучами. Желтые искры звезд, тихий, без единого движения, воздух и освежающая прохлада ночи действовали успокаивающе. Эта часть острова была разделена надвое извилистой чертой обрыва. Внизу чернел массив леса, поднимавшего свои вершины из котловины. Оттуда доносились хлопанье крыльев ночных птиц, стрекотание жуков. Курц остановил машину у самого обрыва. - Посидим, малыш, - предложил он, выпрыгивая на землю. - Как вам угодно, сэр, - отозвался Гарри, следуя за ним. - Не могу сказать, что это удобное место для отдыха... - Почему? - Как! Разве вы забыли, сэр, что на этой самой скале дикари совершали казни? - Что-то такое помню. Жаль, мне не пришлось этого увидеть. - Курц помолчал. - А ты, малыш, не боишься смерти? - Я?! Курц задумался. - Большую часть своей жизни, - сказал он, - я работаю на нее. Если бы смерти было свойственно чувство благодарности, я бы уже имел право рассчитывать на вечное существование за счет тех, кому я помог переселиться... ну, словом, туда... раньше, чем они предполагали сделать это сами. Гарри съежился и, будто невзначай, так просто, пересел на камень подальше. Курц, заметив это, усмехнулся. - Не люблю, когда на меня находит такое настроение, как сейчас. Одним словом, когда-то я присматривался к жизни, но потом мне это наскучило... Малыш, сядь рядом и поговорим. Вот здесь. Так. Каждый умирает по-своему. Сама смерть одинакова, вероятно, но пути-дороги к ней разные. Поверь мне, ведь это моя профессия. - К чему вы это говорите? - спросил Гарри дрогнувшим голосом. - Ведь так или иначе тебе придется умереть, малыш... - Я... я... не тороплюсь... - Ты должен это сделать... - печально ответил Курц. - Таково категорическое приказание мистера Дорта. - За что?! - прохрипел Гарри, цепляясь руками за камень, на котором он сидел. - Не ожидал от тебя такого идиотского вопроса. Ты провинился и знаешь больше, чем положено человеку, выходящему из игры. Спокойствие, Гарри! Тем более, что уже тринадцать минут, как ты мертв... - Я мертв?! - Сейчас тринадцать минут первого, а ты должен был умереть вчера, то есть до двенадцати часов ночи. Эти тринадцать минут - нарушение приказа, но так и быть, я беру этот проступок на себя. - О, сэр, пощадите! - простонал Гарри. - Пощадить?! - удивился Курц. - За то, что ты через голодранца Пирса обманывал меня?.. О нет! - Я не хотел обманывать вас, сэр, но Пирс так ловко обвел меня! - Твоему приятелю достанется за это втройне... Я учту, малыш, его дурное влияние на тебя, - издевался Курц. - Ну помилуйте меня, сэр! Я сделаю все, что вы прикажете. - Этого и следовало ожидать, малыш. Ты мне снова нравишься! За то, что я подарил тебе несколько минут жизни, я прошу только об одном... Ты видишь эту пальму? В моем возрасте несолидно взбираться на нее. Окажи мне дружескую услугу и сам сооруди на ней петлю. Тем более, что ты потрудишься для себя. - О, сэр, умоляю вас! - Встать! - резко и визгливо крикнул Курц. Гарри, словно подброшенный пружиной, вскочил на ноги. - Принеси из машины веревку! - жестко приказал Курц. И вдруг словно что-то произошло с Гарри: он перестал скулить, выпрямился во весь свой маленький рост и сжал кулаки. - Я не знал, сэр, что вы и полицейский и палач! Ты, Курц, такой же негодяй, как и Бергофф и Дорт. Вы все трое - последние негодяи... Будьте ж вы прокляты! Я знаю теперь, что не все равно, кем умирать, и я хочу две секунды побыть на земле человеком! Гарри с разбегу что было силы всем своим легким телом ударил Курца в бок. От неожиданности изумленный Курц потерял равновесие, свалился с камня и едва не сорвался в пропасть. Лишь у самого края он успел ухватиться за скалу и этим спас себя от гибели. Минутный испуг перешел в ярость: он схватил Гарри обеими руками, оторвал его от себя, потряс над головой и отшвырнул далеко прочь. Словно крылья игрушечной мельницы, перевернулась маленькая фигурка и исчезла за краем обрыва. Курц неторопливо сел в машину и запустил мотор...
      ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
      На Пито-Као далеко не спокойно!
      1
      Выл поздний час, но Хоутону не спалось... Услышав стук в окно, он не удивился - это Мелони. Уже целый месяц они вдвоем с увлечением изучают фотоальбомы, книги, различные приборы, найденные в межпланетном корабле. Накинув халат и плотнее задернув шторы, Хоутон пошел открывать дверь. - Паола?! - Я не могу, Боб, мне жутко оставаться одной! - глаза итальянки умоляюще смотрели на журналиста. Сняв плащ, она кинула его на спинку кресла и, пугливо озираясь, села на диван. - Что случилось, Паола? Она хотела ответить, но губы ее дрогнули, тонкие брови приподнялись, и молодая женщина истерически разрыдалась. Боб смущенно присел рядом, нерешительно обнял ее за плечи и молча ожидал, пока пройдет нервный приступ. - Ну, расскажи мне, Паола, - нежно произнес он, когда женщина несколько успокоилась, - что у тебя на сердце? Кто обидел? - Надо мной производили опыты... - чуть слышно сказала Паола и, заметив недоумение на лице журналиста, жестом попросила не прерывать ее и быстро-быстро заговорила. Слушая ее, Боб встал с дивана и размашисто зашагал по комнате. - Но самое страшное не в том, - продолжала Паола. - Они, точнее, Дорт готовят новое смертельное бактериологическое оружие... - Подумай, что ты говоришь, Паола! - Я слышала все своими ушами. Сам господь надоумил меня... - Паола, опомнись! - Дорт нашел здесь неизвестную, ужасную болезнь и собирается начинять бациллами бомбы; он сказал это сам... Он мечтает нажиться на торговле таким оружием. Ему нужна война!.. - Неизвестная болезнь?.. Неужели это арпел? - воскликнул Боб. - Не понимаю тебя. - Я объясню потом, Паола. Немец действует в одиночку? - А "гости"? Ты думаешь, они приехали повеселиться? Дорт заключает с ними договоры... Боб продолжал ходить по комнате, крепко обхватив себя руками. Он не мог не верить Паоле, да и сам понимал, что от таких людей, как Бергофф и Дорт, можно ожидать всего. Хоутон невольно вспомнил свой очерк о Пито-Као и разговор с Мелони... Выходит, он повесил шелковый занавес, чтобы люди не видели, какое преступление против них готовят Бергофф и Дорт. Мелони оказался прав! Сегодня Боб накормил свою мать, а завтра она станет жертвой новой войны, и он, Хоутон, будет ее убийцей! За стеной что-то стукнуло. Боб сделал знак Паоле молчать и пошел в другую комнату: приехал Пирс. - Получена почта, Монти, - сказал ему Боб. - Я положил ее на ваш стол. Монти кивнул. - Желаю вам выиграть сто тысяч, - пожелал Боб. - А я пойду спать. Зачитался интересной книгой... Монти не ответил. Боб вернулся к себе и запер дверь на крючок. - Теперь нам нельзя здесь оставаться, - шепнул он Паоле. - Идем через веранду... Только тише... Лишь отойдя от дома шагов на сорок, Боб заговорил снова. - Как быть? - развел он руками. - То, о чем ты рассказала, чудовищно! - Боб, надо, чтобы все узнали о Дорте... - Я уже отправил в газету материал, который привлечет к Пито-Као внимание всего мира, если, конечно, редактор поверит мне и опубликует!.. Но такое... правду о Дорте никто не станет печатать. Я боюсь еще и другого: а что, если они тайно пустят в ход свои бомбы уже завтра или послезавтра? Мы так отрезаны от всего мира, что я не вижу способа немедленно предупредить людей... Только немедленно! Мы не знаем до конца планов Дорта... Ведь в таком положении нельзя медлить! Надо его опередить! Но, как? - А если... радио? - Да-да... именно радио! Мелони дружит с радистом. Радист любит ром... Именно радио! - Только береги себя, Боб! - Конечно, Паола... Да никому и в голову не придет подслушивать! Я почти не вижу риска. Иди, Паола, боюсь, Бергофф заметит твое отсутствие... Хоутон простился с итальянкой и поспешил к себе. Едва он прикоснулся к перилам веранды, как в доме раздался выстрел. Боб невольно отдернул руку и вбежал в комнату соседа. Пирс лежал на полу лицом кверху. На его правом виске виднелось маленькое отверстие, из которого сочилась кровь. Около ноги валялся пистолет. Боб наклонился: Монти был мертв. На столе в беспорядке валялись лотерейные билеты, письма, газеты. Одно из писем раскрыто. Боб взял его: "Многоуважаемый мистер Монти Пирс! Мы получили Ваш лотерейный билет за № 0013727 и с прискорбием сообщаем Вам, что в опубликованной по радио таблице выигрышей допущена ошибка. Выигрыш в сто тысяч долларов пал на № 0013721... О том, что Вы подделали свой билет, мы не напоминаем, полагая, что Вы сами понимаете теперь, что произошло. Увы, сэр, поспешность не всегда приводит к положительному результату... Скорбим вместе с Вами, дорогой сэр, но выражаем надежду, что эта небольшая оплошность будет стойко перенесена Вами, ибо все, что ни делается в мире, совершается по воля божьей!.." Газета оказалась свежей, и Боб прочел в ней сенсационное сообщение, набранное крупным шрифтом: "...Ходят слухи, будто устроители лотереи, изобретательные отцы нашей церкви, совершили трюк, достойный удивления потомков!.. Говорят, что билет за № 0013727 не был выпущен. Но радио "по ошибке" сообщило, что 100 тысяч выиграл именно этот номер. Отцы нашей церкви показали себя превосходными психологами. Дело в том, что билет за № 0013721 немедленно подделали, причем мастерски, как это официально подтвердили авторитетные эксперты: единица превращена в семерку! Выигравший билет испорчен и уже не подлежит оплате. Говорят, жертвой этой аферы стал некто Пирс, собственной рукой лишивший себя богатства... Всего одна черточка - и справедливость восторжествовала. Круглая сумма осталась в кассе! Оказывается, не так легко провести за нос нашу святую церковь, и нельзя безнаказанно творить грехи там, где незримо присутствует сам дух господень. Считаем своим долгом порадовать читателей: средства, полученные святой церковью от продажи билетов, пойдут на укрепление нашей веры и послужат делу дальнейшего духовного совершенствования верующей паствы!.." Боб скомкал газету, швырнул ее на пол и еще раз взглянул на Пирса. Перешагнув через труп, Хоутон подошел к телефону.
      2
      Наутро новость облетела остров, но грустное событие вызвало лишь осуждение завсегдатаев кабачка Оскара, привыкших смотреть в лицо смерти и презирающих всякого, кто поднимает на себя руку. Пирса похоронили вечером, а насмешник Буль собственноручно начертал эпитафию на могильном камне, навеки прижавшем неудачника Монти к чужой земле: Мы с вами теперь не знакомы!.. Монти застрелился ночью, а утром Дорт вызвал Курца. Мучимый дурными предчувствиями, старый эсэсовец неохотно направился к патрону. Вот и кабинет Дорта, вот и он сам, а Курц все еще не придумал подходящего объяснения тому, что Пирс ушел от возмездия. - Недурно вы устроили инсценировку самоубийства... - вдруг услышал Курц голос Дорта и вытянулся. - Я очень не хотел шума при устранении Пирса: этого пьяницу рабочие привыкли ежедневно видеть и на заводе и в кабачке... Когда вы захотите, то действуете разумно. Курц расправил плечи и преданно посмотрел в глаза Дорту. - Если вы наконец совсем избавите меня от чужих ушей, я прощу вас. Идите... Курц по-военному щелкнул каблуками и быстро вышел. "Что было бы, - подумал он, - если бы люди никогда не ошибались?!"
      3
      Весть о самоубийстве Монти Пирса развлекла Бергоффа и гостей, находившихся в эти дни в его доме. Но на одного из них выстрел Пирса произвел настолько сильное впечатление, что он около часа оставался в состоянии необычайной сосредоточенности. Это был Хент - долговязый детина, достойный отпрыск Джексона. Слоняясь по свету с туго набитой мошной, Хент после пребывания в Индии стал мистиком. Не находя ничего достойного в этой жизни, он уверовал в загробный мир и посвятил себя "проблеме" установления связи с душами умерших. По заказам Хента на материке было изготовлено несколько приемопередаточных радиоустановок для общения с потусторонним миром. Но, то ли умершие оказались неразговорчивыми, то ли аппараты требовали каких-то доделок, до сих пор Хент улавливал только голоса живых. Не теряя надежды, он купил новую аппаратуру и теперь ожидал удобного случая, чтобы испытать эту, как его уверяли, абсолютно надежную установку. "Самоубийство Пирса и есть такой удобный случай!.. Монти недавно покинул наш бренный мир и, вероятно, еще не отвык от земного общества, - подумал Хент. - Возможно, он окажется разговорчивее других покойников". Хент извлек из багажа свой новый аппарат и стал готовиться к его испытаниям. В поздний час на пустынном океанском берегу вокруг него собралась компания: Джексон, Бергофф и Курц. Аппарат был установлен на открытом месте. Беззвучно произнеся про себя молитву и испросив всевышнего разрешения на эксперимент, Хент дрожащей рукой включил передатчик. В эфире понеслись слова: - Говорит Хент... Монти Пирс, Монти Пирс! Если ты слышишь меня, то отзовись... Ночь молчала. Тихо плескался океан, с шорохом перебирая прибрежную гальку, луна холодным светом озаряла упорного искателя мертвых душ. Монти Пирс не отзывался. Курц вполголоса запел старую фривольную песенку, одну из тех, что морские ветры и сейчас разносят по портовым тавернам. - Вы о чем-то думаете, Курц? - вполголоса спросил у него Бергофф. - С вашего позволения, сэр... я думаю, что эта затея мистера Хента с аппаратом - чепуха! - признался Курц. - Да, сэр, чепуха! Я не одного отправил на тот свет и знаю, что это значит. - Тихо, болван! - зашипел Бергофф и оттянул его за рукав в сторону от всей компании. - Нельзя быть таким бестактным. Хент испробовал десятки волн и перешел с ультракоротких на короткие. И вдруг... Остатки волос зашевелились на преждевременно лысеющей голове Хента. Прислушиваясь к прерывистому стрекотанию аппарата, Хент едва не лишился скудных остатков разума и не отправился сам "в гости к бедняге Монти".