Петроний Аматуни
      Тайна Пито-Као
      - Теперь ты леность должен отмести, Сказал учитель. - Лежа под периной Да сидя в мягком, славы не найти.
      Данте, Ад. песнь XXIV
      ПРОЛОГ
      Издавна повелось у авиаторов в свободную минуту собираться под крылом самолета. Даже зимой в теплых высотных костюмах расположатся поудобнее прямо на снегу - и пошли рассказы о трудных полетах и воздушных боях, о необыкновенных случаях в воздухе. Так было раньше, так бывает и теперь: живет и здравствует под крылом самолета "клуб авиаторов". И вот однажды в Адлере, где всегда ночует несколько экипажей, один из старейших бортмехаников Андрей Жудин собрал такой "клуб". Неутомимый затейник и весельчак, он пересказывал нам недавно прочитанный приключенческий роман. Следует заметить, что авиаторы - горячие сторонники этого жанра. Неудивительно, что Жудин, к тому же умеющий все передавать в лицах, разжег воображение слушателей. - Это все только в романах бывает, - разочарованно произнес светловолосый юноша, второй пилот. - А у нас в Аэрофлоте жизнь идет только по наставлениям и инструкциям. Носимся мы по одним и тем же трассам... - Долго ли ты носишься, сынок? - иронически пробасил Жудин, налетавший ни много ни мало двадцать тысяч часов. Пилот порозовел и приподнялся, намереваясь вступить в спор. Его остановил командир корабля Андрей Иванович Шелест. - Не часто, конечно, - сказал он, - но бывает и у нас такое, чего не найдешь даже в приключенческом романе. - Что вы имеете в виду? - Что? Ну хотя бы тот случай, когда на наш экипаж напали... - Так вы и есть тот самый командир!.. - воскликнул молодой пилот, с восторгом глядя на Шелеста. - Между прочим, история эта, - продолжал Шелест, - связана с Пито-Као. - С Пито-Као?! - удивился юноша. - С островом где-то в Тихом океане? С островом, о котором писали газеты?! Ничего не понимаю! - недоверчиво пожал он плечами. - А вот послушайте...
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ТАЙНА ПИТО-КАО.
      ГЛАВА ПЕРВАЯ
      События, которые происходят под Новый год в разных концах света.
      1
      В приемной редактора было шумно, кто-то стучал кулаком по столу так, что из плоской хрустальной пепельницы выскакивали окурки. - Мне надоело жить шепотом! - кричал взбунтовавшийся журналист Боб Хоутон. - Боб, - мягко увещевал его заведующий отделом информации, - уменьши свою ежедневную дозу виски, и все образуется. Как знать, может быть, со временем ты станешь пташкой высокого полета и будешь играть в гольф с сенаторами! - Через несколько часов Новый год, - напомнил Хоутону секретарь редакции Мейфгоу. - Я желаю тебе начать новую жизнь, Боб. С твоими способностями я бы меньше пил и больше писал. Да-да, когда ты захочешь, у тебя здорово получается! - К черту! - продолжал кричать Хоутон. - Лучше пить по-моему, чем писать по-вашему. - К чему такие слова? - обиделся Мейфгоу. - Ты становишься пьяницей, и все. - Поймите же, - прижав руки к груди, сказал Хоутон, - Это не больше, как спорт. - Еще одна рюмка, Боб, и из твоих мыслей можно будет сплести коврик для туалета. - Выслушайте меня наконец, - снова вспылил Хоутон. - Алкогольные фирмы объявили конкурс для розничных потребителей. Соревнования продлятся триста дней. Я болею за "Белую лошадь". Вы знаете, это чертовски крепкое виски, и мне нелегко было выйти в первую пятерку... Обман исключен: каждая стопка, выпитая мной, на учете. В жюри входят одни язвенники - их не проведешь! Вот... И прошу не мешать мне! Я уже набрал такую скорость, что надеюсь прийти к финишу первым... - С дороги, джентльмены! Вдруг дверь с табличкой "Редактор" шумно отворилась, и перед расходившимся Хоутоном появился шеф. - Сколько раз я выгонял вас с работы? - спросил редактор. - Два, - немного оторопев, ответил Боб. - Вы ошибаетесь! Три! И, клянусь небом, в моей газете вы уже не заработаете ни цента... Вон! Спустя четверть часа Хоутон тепло пожал руку кассиру, раздал долги и очутился на улице с долларом в кармане. "Один бамбук - не аллея" - говорит китайская пословица, "один доллар - не деньги" - по-своему понимал пословицу Боб, И не просто понимал: не так давно он месяцами бродил по улицам большого города, одинокий и злой, в поисках работы. Три-четыре года - малый срок даже в короткой человеческой жизни, чтобы все позабыть. В свое время Бобу помогло устроиться в редакцию газеты имя его покойного отца, знаменитого автомобильного гонщика. Сейчас не приходится рассчитывать и на это. Мать... При мысли о ней Боб наморщил лоб. Он очень любил эту маленькую молчаливую женщину, для которой был единственной, хотя и шаткой опорой. Он ненавидел мир наживы, в котором вырос, но не знал способа избавиться от него. Не слишком радовался, найдя работу, и не отчаивался, теряя ее, лишь становился злым и неразговорчивым. Если бы не мать... Хоутон горько усмехнулся: люди - дети, взрослые дети, им необходимы такие игрушки, как "если бы...". Презабавная штука: покидаешь ее из одного уголка души в другой - и словно получишь облегчение. Что же касается боссов, то они наживаются и на этом: они сами подсовывают тебе эти игрушки как успокаивающие пилюли. На каждом шагу: в кино, театрах, книгах, газетах. А сколько раз он сам сочинял для своей газеты сказки о разбогатевших бедняках! Стоит ли волноваться из-за того, что его опять выбросили вон? Но их с матерью двое, а доллар в кармане один... А дней впереди? Много... Боб прошел квартала три, погруженный в размышления, и остановился около бара. Зайти? Но... Боб сделал несколько шагов и чуть не столкнулся с щеголем лет сорока. - Хоутон! - воскликнул щеголь. - Я издали приметил вашу фигуру. - Мистер Бергофф?! - Хоутон натянуто улыбнулся. - Так неожиданно... - От вас несет спиртным за милю! - Зато от вас, мистер Бергофф, всегда припахивает долларами. - О, вы еще не потеряли способности вести деловой разговор, это меня устраивает. - Разве я... - Послушайте, вы мне чертовски нужны, - прервал Бергофф, - зайдемте в бар. Вы подложили мне свинью, из-за чего я потерял много денег... Не пытайтесь оправдываться; я мог бы шутя расправиться с вами... Но я ценю старую дружбу. - Я и не отпираюсь, мистер Бергофф, - ответил Боб. - Я всегда уважал вас, но бизнес есть бизнес. - Сколько вам заплатили? Боб назвал сумму. - Я бы мог дать вам втрое больше. Я помню те времена, когда ваше ловкое перо помогало расчищать дорогу моим доходам. - А вы, мистер Бергофф, умели тогда оценивать каждое мое слово, - ввернул Боб. - Я не разучился делать это и теперь. Если меня называют рыбным королем, то вы - король газетных уток, Боб! А королям рекомендуется жить в мире. - Мудрые слова, мистер Бергофф. - Итак, я прячу до случая свой гнев и предлагаю вам выгодное дело, Боб. - Я всегда к вашим услугам. - И если вы возьметесь за него как следует, то не останетесь в накладе! - Кстати, я сейчас поругался с шефом, почти ушел от него, и тем более смогу полностью принадлежать вам. - Вас выгнали? - Ваша проницательность делает вам честь, сэр. - Гм... Тем лучше! Я верну вам работу, и ваши услуги обойдутся мне дешевле. - Но... - Вы раздумываете? - Как можно! Я хотел сказать, что в вашем кошельке очень долго хранятся мои деньги, - пробормотал Боб. Мальчик-швейцар отворил перед ними дверь бара. - У вас дьявольски веселый язык! - одобрительно заметил Бергофф и потрепал Хоутона по плечу. - Выпьем, а потом мой шофер отвезет вас хоть на тот свет... Бергофф был сильной фигурой в деловом мире. Сын разбогатевшего рыбака на первых порах не думал идти по стопам отца: в двадцать лет он стал военным летчиком-истребителем и даже принимал участие в войне с японцами на Тихом океане. Демобилизовавшись из армии, Бергофф намеревался посвятить себя гражданской авиации и уже вел переговоры с крупной самолетостроительной фирмой, желая стать ее пайщиком. Смерть отца и приличное для начала наследство изменили направление его мыслей - Бергофф занялся рыбным делом и в несколько лет стал настоящей акулой на международном торговом рынке. Многих удивили его быстрые успехи; говорили всякое, но поскольку в любом бизнесе чем ярче блестит золото, тем оно "темнее", разговоры заглохли. Что же касается Хоутона, то ему не было никакого дела до далекого прошлого, тем более миллионеров, - его интересовал больше сегодняшний день. Когда утром секретарь редакции Мейфгоу зашел в кабинет шефа и доложил, что Хоутон вновь появился на горизонте, редактор едва не задохнулся от бешенства. - Бу... бу... будьте свидетелями, - заикаясь от злости, проговорил шеф, вы, Мейф, и вы, Мод. - Он повернулся к хорошенькой стенографистке. - Я его вышвырну из окна вот этого сорок седьмого этажа, или я больше не редактор! Мод, прошу вас, предупредите полицию: пусть приостановят уличное движение, чтобы этот бездельник и пьяница не свалился на голову какой-нибудь порядочной даме... В эту секунду Боб вошел в кабинет редактора и, видимо, наслаждаясь смущением Мод, любопытством секретаря и бешенством шефа, добродушно улыбнулся. Его веснушчатое лицо с курносым носом и детскими карими глазами выражало миролюбие и веселость. - С Новым годом! - приветливо произнес он и легким движением руки скинул с головы шляпу. В кабинете стало светлее, когда Боб обнажил свою буйную огненно-рыжую шевелюру. - С Новым годом, старик!.. - Вон!!! - заорал шеф. - Сию же минуту вон! - Выпьем, старина, - миролюбиво ответил Боб, извлекая из кармана плоскую бутылочку. - Вы просто не в духе. Чокнемся за здоровье моего дорогого друга, рыбного короля мистера Бергоффа, и все станет на место! - Мистера Бергоффа?! - Совершенно верно, - кивнул Хоутон. - Мы с ним большие друзья теперь. Вот его письмо... Хоутон подал редактору голубой конверт с изображением золотого краба. - Нам обоим невыгодно ссориться, - проговорил Боб, ласково глядя на редактора. - Я теперь буду одним из наиболее высокооплачиваемых корреспондентов с монопольным правом писать о предприятии Бергоффа. По мере того как редактор читал короткое письмо, на его лице отражались самые противоречивые чувства. Бешенство сменилось глубочайшим радушием. - Боб, мальчик мой! - волнуясь, произнес шеф, раскрывая свои объятия и двигаясь на Хоутона. - Я знал, что из тебя непременно выйдет толк! Если я и бранил тебя подчас за твои проказы, то, видит бог, это пошло тебе только на пользу... Какое счастье для меня, для моей газеты и всей нашей прессы, что в ее рядах есть такие одаренные люди, как ты... Мод, расскажите мистеру Хоутону, как я горевал эту ночь, не видя его... - О да, мистер Хоутон, - словно маленький горный ручей, тихо зажурчал голосок послушной стенографистки, - патрон был выбит из седла вашим отсутствием! Он являл собой само отчаяние! Да и я, и мы все, вся редакция, встретившись утром, приветствовали друг друга вопросом: "Не пришел ли Боб?" - Мейф! - простонал шеф. - Что же вы молчите?! - Это правда, - подтвердил секретарь. Боб подмигнул ему, прищелкнул языком и, закинув ногу на ногу, сказал: - Я доволен приемом. Вы и в новом году остались все теми же милыми людьми, какими были, и только я стал другим человеком. - Последние слова он произнес торжественно и, выдержав паузу, пояснил: - Я уже не пью виски. - Ты стал трезвенником? - с сомнением проговорил шеф. - Не перебивайте меня... Я хотел сказать, что отныне я пью только коньяк... - Понятно, мой мальчик, не продолжай... Обещаю, что все твои превосходные отчеты и информации будут роскошно изданы в нескольких томах! Я сохраню для потомства каждую твою строку. Мейф, не уходите, мы сейчас выпьем за успехи нашего друга Хоутона. - Спасибо, старина, - расчувствовался Боб. - Я никогда не сомневался в вашем литературном вкусе. Обещаю снабжать газету самыми сногсшибательными информациями. - Однако я не совсем понимаю тебя... Не далее как месяц назад мы опубликовали твой же материал о новом предприятии Бергоффа. Не так ли? Ты писал, мой мальчик, что тихоокеанский остров Бергоффа чем-то там заражен с незапамятных времен, что его консервы болезнетворны... - Угу, писал. - ...что общественность настаивает на детальной проверке неприятных слухов. - Все? - Предположим. - К вашему сведению, акции этого предприятия уже упали на несколько пунктов! - Я бы на его месте поколотил тебя. - О, мистер Бергофф - деловой человек. Он мне заплатил больше, чем его конкуренты, и хочет, чтобы именно я побывал на месте и затем сам же опроверг эти слухи. Причем мой отъезд газета объявит началом проверки предприятия Бергоффа, то есть крупной победой общественного мнения. - Это я уже понял! Но ты не боишься отправляться черт знает куда? Ведь я слышал, что старые моряки и вправду отзываются плохо об этом острове... - Все это, возможно, так, а возможно, и нет - кто его знает? Но уговоримся, старик: сейчас о делах ни слова. - Ясно, мой мальчик. Быть может, тебе здорово повезло! И все же отправляться на остров, все население которого когда-то вымерло... - Не выуживайте, - нахмурился Боб. - Я сегодня нем как рыба. Всему свой черед. Нельзя быть таким любопытным. - Но ведь любопытство не порок, мой мальчик. У меня это углубление знаний, - заметил шеф. - Однако не всегда кто больше знает, больше и зарабатывает. Я и сам еще не знаю, что окажется для меня доходнее: правда, вранье или молчание. - Хорошо, не будем... Мейф, избавьте, пожалуйста, мистера Хоутона от труда раскупоривать бутылку...
      2
      Узкая дорога вилась вдоль берега по высоким скалистым уступам. Справа внизу шумели черные тяжелые волны Тихого океана. Они ударяли о скалы и, вспенившись, откатывались назад. Слева, у крутого подножия вулкана, через каждые тридцать-сорок метров возвышались грубо высеченные каменные великаны с удлиненными лицами. Неведомо когда и кем поставленные, они смотрели вдаль, одним своим видом устрашая врагов, могущих посягнуть на обитателей острова. Густые тучи, разрываемые ветром, мчались низко над землей. Свист ветра и шум прибоя сливались в нестройный гул. Гудя мотором, маленький "виллис" с трудом преодолевал подъем. Рядом с шофером сидел Сардов, плотный мужчина в дорожном костюме. На мгновение яркий луч луны осветил одну из гигантских статуй. Каменный богатырь, казалось, наклонился вперед, точно намереваясь преградить машине путь, но тучи сомкнулись, лунный блик растворился во мраке, и "ожившее" было изваяние вновь погрузилось в сон. - Святая Мария! - испуганно прошептал пассажир. - Кому нужны эти проклятые истуканы?! - Им сотни, а возможно, и тысячи лет, - тихо ответил шофер. - Когда-то они, наверное, были нужны, или так казалось тем, кто их высек из обломков скал... Никто не знает, откуда взялись здесь эти штуки. - Вам виднее, вы человек местный, - сердито обронил пассажир. - По мне, просто убрать их, и все! Шофер усмехнулся, а Сардов углубился в свои мысли. Не первый год он выслеживает и выкрадывает у изобретателей и ученых их труды, оказывая услуги различным фирмам. В разведывательном бюро, где Сардов служит, он на хорошем счету. Не казалось замысловатым и дело, порученное ему здесь, на острове. Но мысль о том, что предстоит пробраться в Советский Союз, пугала его. Конечно, заработать можно и нужно, но чем все это кончится... Машина выехала на ровное, обширное поле и остановилась возле приземистого четырехмоторного самолета. В комфортабельном пассажирском салоне Сардова ожидал высокий, широкоплечий мужчина с гладко выбритым лицом. - Я готов, мистер Дорт, - сказал Сардов. - Очень хорошо. Вам все ясно? - Несколько деликатное дело, сэр, так что сразу не ответишь на ваш вопрос... Пока мне понятно все! - Мне не хочется, чтобы вы втягивали в наше дело лишних людей, Сардов. - Я уже говорил вам, сэр, что буду работать один... - Хорошо, - прервал Дорт. - Да, передайте своему начальству, что на донскую операцию хватит одного месяца. - Слушаюсь. Но мои шефы не любят, когда их учат. Ведь это все равно, что советовать лечащему вас врачу, как долго надо держать вас в постели. - Ну ладно, ваше дело, - произнес Дорт. - Мне важно одно: связь я держу с вами, и все! - Совершенно верно, сэр. До свиданья, сор, считайте, что ампулы в ваших руках... Двадцать минут спустя четырехмоторный самолет отделился от земли.
      3
      Командир корабля Андрей Шелест хмуро посмотрел на низкие облака, закрывшие горы, прищурился от сильного ветра и поднял меховой воротник кожаного реглана. Синоптики не ошиблись: вылететь не удастся. Надо же так случиться! До Нового года меньше восьми часов, в Ростове-на-Дону его ожидают друзья, а он... застрял здесь, в аэропорту Минеральные Воды! Шелест направился в профилакторий1. Пятая палата, где только что расположился экипаж Шелеста, уже имела вполне обжитой вид: из гардероба торчала куртка бортрадиста, на тумбочке красовался раскрытый чемоданчик второго пилота Венева, в углу валялись его ботинки, на фикусе покачивался черный галстук. Сам же Петя Венев лежал на постели и задумчиво смотрел в потолок. Собственно, Детей или Петром его нигде и никто не называл. Ему шел двадцать первый год, а на вид было и того меньше. Наверное, оттого и прилипло к нему прозвище Петушок. Характера он был живого, житейские огорчения стекали с него, как с гуся вода. Пожалуй, главным недостатком его была всегдашняя пылкая уверенность в том, что всякое желание легко исполнимо. В свободные минуты Петушок очень любил фантазировать на самые различные темы. Так было и сейчас. Размечтавшись, Петушок окликнул бортрадиста Черныша, углубленного в какие-то расчеты: - Серафим! - Погоди, не сбивай... Девятнадцать... Двадцать... Двадцать семь тысяч шестьсот километров умножить на... - Что ты подсчитываешь? - Сколько я заработал в этом месяце. - К чему? Есть плановый отдел, бухгалтерия, там и подсчитают. - Это когда еще будет, а я хочу сейчас знать... Ну, что ты хотел сказать? - А! Вот послушай, Сима. Пройдет сколько-то лет, и мы будем летать на сверхскоростных реактивных самолетах. А? - Ну и дальше... - Вот, говорю, будут полетики! Скажем, высота тысяч сорок метров, а скорость - тысяч десять - двенадцать километров в час. - Недурно, - заинтересовался Серафим. - Особенно если километровые будут платить по повышенному тарифу. - И вот несемся мы в Москву откуда-нибудь с Южного полюса и еще над Кавказом включаем командную радиостанцию. Я начинаю: "Я - борт такой-то, вошел в вашу зону, разрешите вход в малый круг..." А над Харьковом командир спокойно так говорит мне: "Будьте настолько любезны, уважаемый товарищ Венев, выпустите шасси!" Каково? - Отлично! - оживился Серафим. - Может, так и будет. А дальше? - А потом ты превратишься в старого хрыча и будешь рассказывать внукам: "Да, детки, летали мы когда-ись в Москву на воздушных кораблях с поршневыми моторами. От Ростова до столицы долетывали запросто за три часа..." А внучата тебя на смех поднимут: "Брось, дедушка, за три часа до Луны долететь можно..." А ты им - доказывать... - "Старый хрыч", - буркнул Серафим, - такое скажешь! - Боишься старости? - А ты? - Я - нет! Как седина полезет мне в бороду, я сейчас же к медикам... Включат они какую-нибудь чертовину - и сразу лет двадцать простят мне. А вот еще... Но тут в палату вошел Шелест. По тому, как тяжело ступал командир, они поняли: аэропорт будет закрыт непогодой всю ночь. - Туман - хоть лопатой разбрасывай... Засели мы, братцы, денька на два, вздохнул Шелест. - Да, не зря цыган две зимы менял на одно лето! - заметил Петушок. - А Новый год? - спросил Серафим. - Здесь встретим, конечно. - Оно так, да скучновато будет. - Кого-нибудь пригласим, потанцуем... - Ладно, идемте в столовую продлевать свою жизнь, - сказал Серафим. К ночи ветер стих, и в морозном конусе света от фонаря над перроном кружились мелкие жесткие снежинки. Петушок и Серафим шли к аэровокзалу. У входа они, точно по команде, остановились. Перед ними, прислонясь к двери, стояла девушка в темно-синем пальто, отороченном белым мехом, и в такой же шапочке. Свет играл на ее волнистых волосах, и они отливали темным золотом. Лицо у девушки чистое и нежное, с открытым лбом, тонким маленьким носом и чуть заостренным подбородком. Глаза темно-серые, с голубыми искорками. Когда шальные снежинки упали на ее губы, она улыбнулась и на щеках возникли крохотные тени. - Добрый вечер! - почти одновременно сказали Венев и Черныш. - Уже ночь, - заметила она. - Да, правда. И еще новогодняя... Девушка вздохнула и промолчала. - Разрешите пригласить вас в нашу скромную компанию? - произнес Петушок. - Мы же не знакомы. Я только знаю, что вы пилот нашего самолета, и все... - Познакомимся. - Так сразу?! - удивилась девушка. - Под Новый год разрешается, - уверил Петушок. - Впервые слышу, - с сомнением ответила девушка, но сама уже повернулась, и по ее лицу было видно, что ей приятно смотреть на Петушка. Серафим досадливо поморщился, бросил в урну недокуренную папиросу и ушел. - А что в таком знакомстве предосудительного? - продолжал Петушок просительным тоном. - Ничего. Но я не вижу и необходимости. - Но ведь и вреда не будет? - Лично мне - нет. - В таком случае, разрешите представиться: Петр Венев. Девушка невольно рассмеялась, протянула ему руку и просто сказала: - Нина Константиновна Тверская. - Все пассажиры разъехались встречать Новый год, а вы? - спросил Петушок. - Мужчинам проще; кроме того, у некоторых есть знакомые в Кисловодске или Пятигорске. - И вы остались одни? - Как видите. - Я вижу, что мы вдвоем! - Ну, это только сейчас, на минутку. - Как - на минутку? Вы же обещали встретить Новый гоя с нами! - Я?! - Ну, прошу вас, не отказывайте, Нина Константиновна. - Не знаю, право, как быть... - Я прошу вас от имени всего экипажа, - горячо настаивал Петушок. Нина задумалась. - Кроме того, "Наставление по производству полетов" обязывает нас заботиться о своих пассажирах не только в воздухе, но и на земле! закончил Петушок. - Хорошо, - решилась она. - Но в таком случае я приглашаю вас к себе. Так будет удобнее. Я - в гостинице, мой номер четвертый. - Будь по-вашему, - согласился Петушок. - Через полчаса ожидайте гостей... Она была в скромном синем платье, которое очень шло ей и скрадывало едва заметную полноту. Движения девушки были неторопливы, уверенны. Знакомясь с Андреем, Нина смутилась. Ей понравилось его строгое лицо, добрый, внимательный взгляд, голос, спокойный и басовитый, даже манера говорить, слегка растягивая гласные. Серафим же показался ей скучным и нелюдимым. - Нина Константиновна, - весело сказал Петушок, - нам разрешили распить бутылку вина. - Этого вполне достаточно, - ответила Нина, накрывая на стол. Располагайтесь... Вы - на диване, вы - на том стуле, а Андрей Иванович может сесть рядом со мной. Прошу к столу... Остались считанные минуты. Все заняли свои места и замолчали, будто присели на минутку, чтобы тихо проститься с родным домом перед дальней дорогой. Да и в самом деле, разве не стал для них родным и, если так можно сказать, обжитым уходящий год? Сколько радостей связано с ним навсегда! Бывали и неудачи, преодолевая которые они приближались каждый к своей цели; крепче стала большая дружба, выдержавшая испытание печальных недоразумений и ссор; отсеялись случайные знакомства, не устоявшие перед маленькими размолвками... Что передает эстафетой старый год новому? Что предстоит пережить им еще? Много неизвестного таит эта дальняя дорога. Знать, оттого и хочется посидеть вот так, молча, минуту-другую, поразмыслить, помечтать, пожелать... Первым нарушил тишину Андрей. Он посмотрел на Нину, встретил ее взгляд и тихо сказал своему радисту: - Серафим, настрой радио. В маленькой уютной комнате послышался перезвон кремлевских курантов. - Еще один год на плечи, - с грустью произнес Андрей, поднимая стакан с вином. - И уже следующий выпустил шасси и просит посадку, - весело сказал Петушок. - Ну что ж, посадку ему разрешаем! - ответил Андрей.
      ГЛАВА ВТОРАЯ
      На острове. Знакомство с его обитателями.
      1
      Первое, что Боб Хоутон испытал на острове, - это тропическая жара, в которую он окунулся, спланировав с прохладной высоты на "четырехмоторном "Дугласе" с золотым крабом на фюзеляже. Затем ему пришлось подчиниться местным законам и подвергнуться тщательному медицинскому осмотру. Врач Мелони оказался человеком словоохотливым. - С такими бицепсами, мистер Хоутон, - заметил он, - вы проживете долго, как баобаб. Не крутитесь... Мне еще необходимо подвергнуть испытанию ваше тело на самом терпеливом месте, пониже спины. - Что вы имеете в виду, док? - спросил Боб, хватая одежду охапку. - Я вам сделаю укол, - пояснил Мелони, загораживая путь двери. - Всего несколько кубиков жидкости. - Зачем? - Ну, допустим, от поноса... - уклончиво ответил Мелони. - Прошу вас повернуться ко мне спиной и набраться мужества. Вот так... одну минуту! Не волнуйтесь: понос - враг бизнеса, ибо почти вся сумма, затраченная на питание организма, списывается вами в убытки. Выслушав это изречение, Боб принялся так хохотать, что врач едва не сломал иглу. - Черт возьми! - воскликнул Мелони, - Осторожнее, у меня шприц "Келли и сыновья". - О, это уважаемая фирма, - согласился Боб. - Говорят, полмира пользуется ее медицинским оборудованием. - Еще бы, - проворчал Мелони, - даже с этого заброшенного клочка земли она снимает какую-то толику дохода... Итак, со всеми формальностями мы покончили, и вы можете считать себя островитянином, мистер Хоутон. Разве лишь денька два вам придется сидеть на половине стула, а затем все пройдет. - Что поделаешь, док! Я, видите, весь смирение. - Не оно ли заставило вас прилететь к нам? - Я журналист, док. - Ого! - удивился Мелони. - Несомненно, первый в этих местах. Насколько мне известно, вашего брата здесь не жалуют. - Давно так? - С тех пор как кто-то написал в газетах, что наш остров заражен. - Можете считать, док, что это написал я! - Вы? - произнес Мелони. - Это не шутка? - Сущая правда, док. Поэтому мне и не терпится поскорее увидеть Пито-Као в натуральную величину. Справлюсь ли я без проводника? - Я могу быть вашим гидом. - Тогда в путь! - обрадовался Боб. - Хотя мы и не избалованы здесь дамским обществом, - спокойно сказал Мелони, - я все же не советую вам выходить на улицу без брюк... - Простите, док, я непременно оденусь. Вскоре Мелони и Хоутон углубились во владения рыбного короля Бергоффа. Боб свободно ориентировался в каменных джунглях больших городов и любил шумные бесконечные улицы, украшенные лианами световых реклам. Природу же он привык видеть лишь в подстриженных газонах, ровных аллеях городских парков, маленьких озерах и прудах с игрушечными мостиками и искусственными гротами, всегда аккуратную, как бы причесанную. И сейчас, шагая в обществе доктора Мелони по тропинке, ослепительно блестевшей под высоким солнцем хрустким коралловым песком, вдыхая влажный воздух тропиков, Хоутон с любопытством смотрел на густой темно-зеленый лес, к которому они подходили. - Вы, наверное, чувствуете себя здесь смотрителем природоведческого музея, - пошутил он. - Музейным чучелом, вы хотели сказать? - уточнил Мелони. - Надо заметить, что мне осточертело удручающее однообразие местного климата. Все одинаково, нет смены времен года, если не считать периода дождей. Над ними пролетела пара зеленых голубей, огромный жук сдуру ударился о грудь Боба, и журналист совершил такой прыжок, что Мелони не удержался от смеха. - Ого, мистер Хоутон, - заметил он, - вы можете стать неплохим учителем танцев у туземцев. - Перестаньте шутить, док, - взмолился Боб. - Ведь это жук! - А то, на чем вы стоите сейчас правой ногой, мистер Хоутон, называется ящерицей. Учитесь наблюдать! - Б-благодарю вас, док. Может быть, мы изберем другой путь? - Эта тропинка исхоженная, и не имеет смысла прокладывать новую. Кстати, не угодно ли взглянуть на идиллию. Тише... Вот сюда, за мной. Говорите вполголоса. Видите птичку? Вон на той ветке?.. - Совсем крохотную, зеленую? Не больше спички? - Да. Это самка. А перед ней жужжат еще две. - Вижу, с голубоватыми грудками и изогнутыми клювами. - Это самцы, они соревнуются. Тому, кто окажется ловче, самка отдаст предпочтение. Боб тут же окрестил "невесту", назвав ее Бетси. Один из претендентов на ее "руку" получил имя Сэм, а другой - Джек. То поочередно, то оба вместе, словно вертолеты, они повисали перед Бетси в воздухе и вдруг наперегонки бросались за мошкой. Бетси кокетливо склоняла головку и наблюдала за их виртуозными полетами. И Сэм и Джек так увлеклись соревнованием, что не замечали присутствия Боба и Мелони. Вот Джек приблизился к ярко-красному цветку и, не опускаясь на лепестки, на лету стал что-то выискивать своим длинным клювиком в глубине цветка. Тогда Сэм, сделав два-три отличных глубоких виража, на мгновение замер в воздухе и в головокружительном пике устремился вниз. Лишь у самой земли он задержал свое па-де-де и, быстро лавируя в зарослях, показал такое незаурядное мастерство бреющего полета, что Бетси теперь все внимание уделяла ему. - Давай, давай, Сэм! - прошептал Боб. - Победа на твоей стороне, молодчина... Попискивая от возбуждения, Сэм то мчался на предельной скорости, то замирал на месте, выделывая круги и восьмерки, ни разу не задев за ветки и листья кустарника. Все шло как нельзя лучше, как вдруг с Сэмом что-то случилось. Он странно накренился вправо, метнулся в сторону, но тут же, будто притянутый невидимой резиной, вернулся к исходному месту. Движения его стали судорожными, испуганными, было заметно, что с ним стряслось несчастье. Бетси и Джек кинулись к нему, но, сделав круг, умчались, оставив бедного Сэма на произвол судьбы. Боб, вытянув шею, с тревогой наблюдал за ним и вскоре понял все: упоенный полетом, смельчак угодил в прочную паутину и теперь все больше запутывался в ней. Минуту спустя у края паутины показался мохнатый паук чудовищных размеров. Внимательно наблюдая за жертвой, он потянул лапой одну из паутин, но, заметив, что Сэм ответил на это резким движением, решил выждать. Боб выругался и, преодолевая отвращение, полез в кусты на помощь Сэму. Паук не испугался человека: будто разгадав намерения Хоутона, он побежал ему навстречу, грозно поднимая передние лапы. Боб отломил хворостину, сбил паука на землю и растоптал его. Бедняга Сэм был спасен. Он покорно лежал на ладони Боба, печально смотрел на него блестящими бусинками глаз и тяжело дышал. Отнеся птицу в безопасное место, Боб вышел на тропинку. - Браво, мистер Хоутон! - сказал молчавший до того Мелони. - Вы проявили настоящее мужество... - Не смейтесь, док. - Боб задумчиво посмотрел в ту сторону, где остался Сэм. - Нельзя было бросить парня в таком положении. М-да... Все как у людей: злорадство соперника, забвение любимой, смерть, поджидающая тебя за углом... Ну что ж, показывайте теперь своих двуногих пауков. - О, в них вы должны разобраться не хуже меня. Сейчас вот выйдем из этой бамбуковой рощицы. Прошу сюда... При желании вы найдете здесь много материала для своей газеты... Вот мы и выбрались; отсюда открывается вид на хозяйство компании. Слева, на холме, в негустой тени высоких кокосовых пальм, виднелся белый двухэтажный дом. Указывая на него, Мелони сказал: - Там резиденция наших патронов. - Патронов? - удивился Боб. - Разве их двое? - Да. У мистера Бергоффа есть компаньон - некто мистер Дорт.