Сегодня нам собирались показать спектакль "Амир", пьесу-сказку. По жанру это соединение драмы, балета и оперы; по сюжету - близкое земной "Одиссее". Потолок потемнел, на горизонте розовело заходившее Фело, гаянское солнце, перед нами-плещущий спокойный океан. В зале стихло: началось телепатическое вступление. Каждый видел его прямо перед собой, где бы ни сидел, что выгодно отличало этот способ от экранного телевидения. Изображение и звук излучались непосредственно в мозг. Где-то вверху зазвучала мелодия, певучая и таинственная, едва уловимая. В глубине океана рождался ее аккомпанемент. Пахнуло свежестью, соленой водой. Мимо нас проносились берега островов и материков. Кое-где задымились костры, и полуголые люди окружили огонь, увлеченные вечерней трапезой. Неподалеку - их шалаши и каменные пещеры. Сочный баритон заговорил, обращаясь к нам. Голос доносился со стороны заката и гулко бежал по океану: - Слушайте, гости с Земли, смотрите, размышляйте... Мы любим нашу легенду о мудром, вечно-живущем гаянце Амире. Она стара, но не желает увядать, она проста, но ее смотрят и долгожители и молодежь... Это было давно, когда на небе светило совсем мало звезд... Ведь всем известно, говорится в сказке, что каждая звездочка - это один год, прошедший в истории человечества на Гаяне; время, послужив людям, постепенно переселяется на небо... Вверху, в искусственном небе, блеснула жалкая горсточка золотистых искр. - Всякие люди жили и тогда на Гаяне, - продолжал баритон, - каждый по-своему, как умел; но жил для себя, сам искал истину. Мудрейшие из них построили Храм Вечности и складывали в нем людские горести и радости, записанные в книгах, пытаясь разобраться во всем и отыскать истину, общую для всех. Но жизнь их была коротка... Они старели и умирали, не познав ее. На сцене возник храм, сложенный из черного камня, устремленный ввысь, украшенный геометрически строгим орнаментом и символическими скульптурами. Фонтаны украшали его тонкими струями, водяными веерами и прозрачными каскадами водопадов, сквозь которые виднелись горящие факелы. Внутри пылали священные светильники, и свет пламени таинственно оживлял фигурные, затейливые прорези в стенах храма. Жрецы, бритые наголо, наверное, для того чтобы освеженные дыханием ветра и воды их головы с большей гарантией могли проникнуть в смысл жизни, изучали рукописи. Полуобнаженные девушки исполняли священные танцы и гимны. - И однажды, в грозовую ночь, родился Амир... Последовала телепатическая сцена грозы, такой реальной, что нам стало не по себе. Черные тучи светились мертвенно и угрожающе, раскаты грома, казалось, сотрясали здание. Многоступенчатые зеленовато-черные молнии, раскалывая небо на куски, стали соединяться одна с другой и, образовав километровый огненный меч, ударили острием в гору рукописей. Едва густой дым стал рассеиваться, а жрецы - приходить в себя, на круглом алтаре из светящегося камня появился высокий, широкоплечий юноша, с красивым узким лицом, длинноухий, черноглазый, темноволосый. Каждый мускул его гибкого бронзового тела играл тенями при движении. Узкие бедра обтянуты звериной шкурой. Он стоял, подняв голову, улыбался бушующему небу и пел чудесным чистым тенором о красоте бури... - Кто ты? - дрожа, спросил старейший из жрецов, когда последние звуки песни смешались со свистом урагана и все вдруг стихло. - Амир, - ответил юноша (по-гаянски, Бессмертие). - В тебе воплотились горести и радости, собранные нами из поколения в поколение, - печально сказал другой жрец. - Книги наши исчезли Как же нам теперь быть, чтобы найти истину? - Не огорчайтесь, - весело сказал Амир, сходя с алтаря. - Я помогу вам: буду расспрашивать людей о их жизни. Скажите лишь, что удалось сделать вам? - Пока ничего, - вздохнул старейший. - Чтобы познать истину, нужна долгая жизнь, такая, чтобы все небо покрылось звездами густо-густо. Говорят, что полностью истина откроется людям, когда звезды займут все небо и на Гаяне исчезнет ночь... - Хорошо, - сказал Амир, - помогу вам сколько сумею. Так начались странствия Амира. Одна за другой зажигались звезды над ним, все ярче освещая путь по ночам, а юноша бродил от очага к очагу, от шалаша к шалашу, деля со всеми пищу и кров, беседуя с молодыми и старыми. И никто не знал, в чем истина, смысл явлений, надежда грядущего. Как-то он случайно забрел в поселение, где был, как ему казалось, не очень давно. Огляделся-на месте покосившихся хижин крепкие дома из камня. Люди стали лучше одеваться и есть, Расспросил Амир про знакомых и услышал, что они все состарились и умерли. Задумался Амир, подошел к пруду, посмотрел на себя и увидел, что сам он почему-то нисколько не стареет, только набирается сил и житейского опыта. "Если мне так повезло, видно, мне и суждено найти истину",-решил Амир и разыскал жилище старейшего. - Что такое истина? - задумался мудрец. - Некоторые утверждают: любовь... Поднял Амир левую руку с открытой, как душа, ладонью и снова двинулся в путь. До сих пор он почти не замечал девушек. Зато теперь точно решил наверстать упущенное - сегодня с одной, завтра с другой, послезавтра с третьей. Нельзя лениться, вкушая плоды познания! А звезд все прибавлялось в гаянском небе... - Странное дело, - сказал он себе на одиноком привале в горах. - Уже сколько девушек побывало в моих объятиях, а истину я так и не познал! Да и средство это, указанное мудрецом, больно скучное. Почему-то в каждой новой для меня девушке я нахожу не то, что отличает ее от других, а нечто такое, что роднит их всех. Разве это и есть истина? Отдохнул и опять пошел Амир по планете-звезда за звездой. Пока в поле не встретил девушку - золотоглазую, стройную, ловкую: один ее вид остановил юношу. Долго смотрел Амир на нее и подумал: именно в ней соединились все достоинства, что изредка находил он у других по частицам. И девушка показалась ему необыкновенной. Глянула она на веселого путника и сперва подивилась, в другой раз глянула-не отвернуть головы, в третий раз-навсегда. ... Много звезд зажгли они в небе вдвоем! Только в подруге своей и находил Амир счастье, в ней видел истину. И всегда сегодня она была для него лучшей, чем вчера. - Истина-это любовь!-стал убеждать он сопланетников. - Правду мне сказал мудрец, и не ищите иного... Состарилась жена Амира и угасла на его сильных коленях. Чуть с ума не сошел Вечный Юноша. Нечем измерить его горе. И сомнение закралось в его сердце: разве истина умирает? Узнали люди про беду Амира и пришли к нему. Не покидали его и когда тусклая пленка времени слегка прикрыла его рану, точно первый ледок на тихом пруду. Кто-нибудь да всегда находился рядом. - Истина еще и в дружбе! - сказал Амир. Густели звездные рои, умерли и друзья. На их смену выросли и пришли к Амиру новые. Самые ослепительные красавицы сидели у его ног в надежде заслужить его благосклонность, но юноша не замечал их- он был однолюбом, и собственное бессмертие так и не давало ему полного счастья... Много людей стало на планете, больше появилось неутоленных желаний, труднее стало жить. Видит Амир, что природа сама не даст больше того, что давала до сих пор, - необходимо проникнуть в ее тайны и отвоевывать у нее каждый сытый желудок, каждый сильный мускул, каждую улыбку. Созвал он мудрецов, и сообща задумались они: как устроен мир? Для чего он создан? Тысячи вопросов вставали перед ними. Так родилась наука, появилась техника. Проложили шоссейные дороги, построили заводы и машины, заменяя их силой руки людей. Стало жить легче и приятнее. - Истина еще в знаниях и в труде!-убедился Амир. Густой полосой протянулись звезды на гаянском небе, а Амир все бродил по планете, ища доказательства, что истина исчерпана. Где голодал, едва передвигаясь от истощения, где заболевал от излишества на пирах; то занимался одними науками, то бездельничал, и необъяснимое безразличие принялось опустошать его душу, тоска угнетала его, вечно цветущего и юного. - Нет, так нельзя, - сказал он себе и людям. - Истину не познать без Чувства Меры! И тут открылась ему подлинная красота в природе и в человеке, в одежде и в жилищах, в очертаниях и цветах Так Амир стал художником множество статуй вылепил он, нарисовал картин, познал наслаждение музыкой. Уже к самому горизонту скатывались золотистые зерна звезд, а Вечный Юноша предавался искусству и через своих учеников дарил его людям Города росли вширь и в высоту. Люди научились плавать по морям и летать; научились они и... обманывать друг друга. Когда же шум кровопролитных ссор дошел до Амира, он принял участие и в них: чтобы узнать, что оно такое, надо испытать самому-иначе гнилой плод издали примешь за свежий и вкусный... - Нам нужна правда, сопланетники, - говорил он, познав унижение ссор. Ложь - наш враг. Все, что хорошо одному и плохо остальным, ложно; что благо для всех - придется по душе каждому И любовь, и дружба, и знание, и искусство-только дети жизни. Нельзя удовлетвориться чем-то одним, хоть отдельному человеку, хоть всему народу: настоящее счастье и есть многообразие, когда все блага стоят так тесно, что невзгодам не пролезть между ними... Сама же Истина-это Жизнь! Покончили гаянцы с невзгодами, сделали всех равными, научились летать в космос-ничто больше не мешает их счастью. Можно бы и отдохнуть Амиру. Нет, ему не до этого. "А что должно быть завтра? - спрашивает он и говорит: - Я пойду вперед, сопланетники, а вы следуйте за мной". Попрощался Амир, запел веселую песню о жгучих глазах, прочитавших книгу знаний, вдохновивших художников, испытывающих друзей и зовущих к жизни,-и зашагал в Будущее. На горизонте всходит Фело, в его лучах отчетливо виден удаляющийся силуэт Вечного Юноши - Амира. Вот он обернулся на ходу, помахал рукой, и до нас донесся его звонкий голос: - Догоняйте меня, сопланетники!
      Глава девятая
      ЛО
      1
      Его жизнь была бы ровная, как ось иксов в прямоугольной системе координат, если бы где-то ее не пересекла ось игреков, то есть своенравная Юль... И все пошло по кривой, как говорят на Земле. Со стороны, быть может, кому и забавно наблюдать развитие этой кривой, самой постоянной особенностью которой было... ее непостоянство! Врожденная склонность к глубоким анализам если не скрашивала горькие минуты, то помогала ему не срываться в пропасть, а переходить через нее по узкому мосту разумности и надежд. И если бы я не боялся завести вас в пожелтевшие заросли рассуждений о "ньютоновом яблоке", выбившем из головы великого англичанина закон всемирного тяготения, я бы мог утверждать, что именно "жестокость" Юль стала первопричиной будущих открытий Ло в науке о мышлении человека, психологии. Он нередко задумывался над сущностью женщины, имея в виду Юль, хотя она еще была только зерном и будущие всходы могли резко отличиться от предполагаемых. Из мальчиков он выбрал себе в друзья простоватого Ило. В учении тот всегда был замыкающим вереницу своих сверстников, как последний вагон в железнодорожном составе. Ило нельзя было назвать глупым. Может быть, он и не был способен на крупные открытия, но в конце концов умел разобраться в сложных вещах. Мысли Ило напоминали набор старинных инструментов: они как бы сверлили, буравили, развинчивали и свинчивали изучаемый объект, били по нему, словно молоток, царапали, грубо ощупывали и еле-еле добирались до сердцевины. Торжество победы, правда, оказывалось недолговечным: у Ило была стыдливая, по словам Ло, память. Он недолго хранил новую истину, таявшую в его голове, точно снежинка на горячей ладони. Но в мальчишеских спорах он становился уверенным и сообразительным, с точностью запятой отделял зло от добра, и его мнение безоговорочно принималось в расчет. У них было мало общего, и все же они дружили. Подшучивая над рассеянностью товарища, Ло часто задавал себе вопросы: а что такое вообще память? Почему она "умна": хранит необходимое (у большинства людей) и выбрасывает ненужное? И почему она порой уклоняется от своих обязанностей? Как-то учитель удачно сказал: "По тому, что ты помнишь, я могу составить мнение о твоем характере; если я узнаю, как ты помнишь, я угадаю, кем ты можешь стать..." Ло запомнил слова учителя. Имея перед собой две "загадки" - Юль и Ило, - юноша присматривался к остальным и убедился, что, несмотря на очевидную общность, в каждом человеке много собственного, индивидуального, как в тех книгах, что он брал в библиотеке, хотя все они - книги. Постепенно формировались и научные интересы Ло: интеллект человека. Он часами размышлял и анализировал ход своих мыслей, пока... пока извилистые тропки его раздумий не выводили на основную магистраль - Юль.
      2
      Став ученым, Ло скоро добился успехов. Он не зря отличался "высокой производительностью мышления", то есть выдающейся работоспособностью и целеустремленностью. Его верным помощником был Ило. Он действительно так и не нашел в себе способности совершать открытия, но зато стал незаменимым собирателем фактов, придирчивым программистом для счетных машин, хранителем статистических данных, без которых живое дерево науки превратилось бы в телеграфный столб. Углубляясь в область подсознательного и анализируя с помощью кибернетических машин факты, собранные Ило, Ло пытался разгадать тайну памяти у человека и животных. На первый взгляд казалось, что тут все известно гаянской науке. Даже Ило не переставал сомневаться в целесообразности работ Ло, но неизменно получал ответ; - Это не то сомнение, Ило, что могуче и созидательно... Науке не грозит ожирение от полноты! По его поручению Ило принялся ворошить историю изучения памяти и скрупулезно отбирал все, не удо-стоенное должным вниманием предшественников: спорное и неубедительно объясненное, бесспорное, но не нашедшее практического применения, и гипотезы, отвергнутые ввиду их резкого расхождения с общепринятыми взглядами. Эту грандиозную черновую работу Ило выполнял с удовольствием. - Ты знаешь, Ло, -сказал он,-в истории нашей науки собралось такое кладбище идей, что даже по теории вероятности оно не может состоять только из хлама. Мне почему-то чудится здесь какая-то закономерность. На свалку отправляются не только калеки и недоноски, но и цветущие переростки... Роясь в этом старье, можно сберечь немало времени. День за днем Ло двигался к цели с нарастающей скоростью и нетерпением. Если бы он мог работать на живом человеческом мозге-дело пошло бы еще быстрее. Впрочем... И Ло поехал в Центральную лабораторию мозга, руководимую знаменитым Долом. Ученому было не более ста лет, но, невзирая на молодость и редчайшую силу духа, Дол стал заметно сдавать: спокойствие- верный страж мудрости-порой растворялось, как соль, в ручейке мелких неудач. Дол был некрасив, как наш Вольтер, и так же умен, прямодушен и саркастичен,-жесткая пища для женского любопытства. Гаянки ценили эти качества, может быть, превыше всего, но их не узнаешь в мужчине с одного мимолетного взгляда, а Дол редко бывал в обществе, не искал знакомств и, вероятно, оттого остался холостяком. Три года назад он утвердил в Совете рабочие чертежи и смету и принялся за механическое моделирование мозга. Собственно, принялся он не сам, а сконструированная им саморазвивающаяся машина "Бер" - тогда еще как бы зародыш будущей механической модели самого совершенного в природе вещества. Первоначально машина имела небольшие размеры, но день за днем, со всевозрастающим расходом энергии, она сама принялась обрастать миллионами "невронов", вернее крохотными молектронными моделями нервных клеток, и теперь грозила раздвинуть стены лаборатории. Временами "запас знаний" у машины иссякал, и Долу приходилось подолгу анализировать ее требования, приобретать недостающие знания самому, затем передавать их запоминающему устройству своего детища и заново программировать ее дальнейшую деятельность. В такое время, несмотря на приличный штат опытных сотрудников, Дол работал чуть ли не сутками. Его убеждали не перенапрягаться, отдохнуть, но он лишь шутливо отмахивался. А так как каждый гаянец волен распоряжаться не только своим временем, но и жизнью, если он считает это необходимым для дела, его оставили в покое. Механический мозг Дола в последнее время стал и в самом деле проявлять некоторую "осмысленность" и "разумную" самостоятельность-необходимое условие для полного и правильного развития живого мозга человека. А после того как она потребовала подключить ее в телепатическую сеть научных библиотек, он стал относиться к ней почти как к существу. Правда, заверши "Бер" свое развитие полностью, он и тогда останется только механическим мозгом - без органов чувств глубины человеческих эмоций ему не достичь. Но Дол иногда забывался и вел себя с ним слишком по-человечески. "Бер" прерывал свою основную работу "в недоумении" и задавал Долу трудные вопросы, потому что не только был "сведущ" во многом, но, как и положено мозгу (хоть и механическому), "хотел знать все".
      3
      Дол встретил коллегу несколько холодно, но Ло не обиделся, скорее всего он и не заметил этого. - Я пришел к тебе, Дол, по важному делу. Ты знаешь, я тоже работаю в области, близкой к твоей... - Знаю, ани, и если смогу помочь - буду рад. Не обращай внимания на мое настроение: это чудовище "Бер" загонит меня в Пантеон. Поскольку "Бер" перед тем вел с ним молчаливую телепатическую беседу, он немедленно отпарировал, излучив Долу и Ло: - Я моделирую ваши мозги, ани! (Этому обращению он научился у Дола.) Дол хотел выключить "Бера", но Ло остановил его; - Я хочу, чтобы он тоже послушал меня... Дол подумал и согласился. - Мы давно не виделись с тобой, ани. Я нашел кое-что новое... По-моему, человечество передает из рода в род не только наследственные признаки, видовые инстинкты, но и, как я назвал ее, "позади идущую память", то есть память о грандиозных событиях, влиявших на судьбу всего вида. - Память?-настороженно переспросил Дол. - Из рода в род? - Да, ани. Она хранится в определенном участке головного мозга, вероятно, в этом районе, - Ло показал его на механической карте мозга, на стене. - Этот район не изучен, - подтвердил "Бер". Дол встал, подошел к карте и глубоко задумался. - Возможно, ани, - продолжал Ло, - часть того, что хранится в этой подсознательной памяти, иногда просачивается и в остальные участки, и тогда мы ви-дим необычные и не до конца объясненные сны... В них встречаются элементы атавизма... Порой мы видим себя в образе первобытного человека... Что скажешь, ани? - Я скажу, юноша, что ты смелее и дальновиднее меня, - возбужденно ответил Дол. - Мне тоже приходила такая мысль в голову, но я... я отверг ее. Сам отогнал, своей волей! А ты не побоялся. Я старше тебя, Ло, опытнее... Твой ум, возможно, острее и гибче. Давай работать вместе, ани! Мы придем к цели вдесятеро быстрее. Тогда не будет пробелов у моего "Бера"... Мы глубже проникнем в тайны мозга, поможем лечить... - Не только лечить...-остановил его Ло.-Мы заставим его рассказать о нашей самой далекой истории, даже не изображенной на стенах пещер. И если повезет, мы, возможно, прочитаем все живые страницы, на которых природа пишет свои мемуары, ловко зашифровав их, уверенная, что здесь можно и пооткровенничать, в расчете на нашу вечную "малограмотность", ани! Я хотел использовать в в поисках свою машину "Нао": ведь она сумела даже вырастить меня. Но убедился, что это не тот путь. Ты же моделируешь человеческий мозг в развитии-именно в этом я угадываю возможность проверить свою гипотезу. - Ло,-встал перед ним Дол,-ты доставил мне давно не испытываемое наслаждение. Приходи: мне и "Беру" недостает твоего воображения. - Хорошо, ани. Я счастлив, что нашел такого союзника! - Начинаю, верить,-излучил "Бер" на прощание,-что и живой мозг обладает настоящими способностями... Дол замер от восхищения: это была первая шутка машины. Сегодня воистину необыкновенный, удачли-вый день!
      4
      Порой в темноте не сразу отыщешь замок двери, особенно если по забывчивости (или другой, более деликатной причине) ищешь его в противоположной стороне. Но когда вставишь ключ в скважину, открыть дверь - секундное дело. Не прошло и сорока полных дней, как "Бер", чуть-чуть модернизированный Ло, рассказал... о первых днях своего "рождения". Оба ученых были в высшей степени взволнованы: дверь, ведущая в неизведанный до сих пор тайник мозга, приоткрыта. Теперь они разрешили себе заслуженный отдых: Дол отправился на озеро Лей - он любил воду, - а Ло улетел к Юль на центральный космодром Уэл. В отношениях Ло и Юль не произошло перемены. Юль любила его и сейчас... как брата. Теперь он понял - ничего иного не будет никогда. Погостив неделю, Ло ласково простился с Юль и возвратился в Тиунэлу. А днем ранее его в город вернулся Дол. Они встретились в лаборатории. - Я хотел отдохнуть побольше, - виновато объяснил Дол. - Да вот твой друг, ани, нарушил мой план... - Ило? - Да. Вчера он посетил меня на озере Лей. Мы бродили с ним в лесу до ночи... Он удобный собеседник, ани: не говорит лишнего, - смеясь, рассказывал Дол, - не гонит свои мысли, не экономит времени в поисках очередного слова. Потом он развел костер, хотя было тепло, молчал и смотрел на огонь. А когда вторая "луна" поравнялась с первой-предложил себя... для опыта. Ло внимательно посмотрел в усталые черные с крупными белками глаза Дола. - Он заявил, что желает быть более полезным... Утром он заходил сюда и повторил свое решение. Ты опасаешься риска? - Нет, ани. Я согласен.
      5
      Ило лежал в глубоком каталепсическом сне. Окружающий его мир исчез в небытие, как звездолет в черной утробе Галактики. Его мозг подключен к "Беру", который бесстрастно помогает кибернетическому протоколисту - тот регистрировал все происходящее в лаборатории. Панель биотрона, где находился Ило, вынесена на общий контрольный щит, чтобы все время перед глазами была картина его физиологического состояния. На этом настоял Ло, хотя аппаратура имела надежную защитную блокировку, готовую в случае отклонений от норм выключить ее и прекратить опыт. Использовались приборы старого типа: современные, телепатические, могли оказать собственное влияние, загрязнить опыт. Кроме них-"Бер"... Помощники Дола заняли свои места, закрыли биотрон и включили полностью специальное экранирование, изолировавшее Ило от случайного телепатического общения с людьми. Теперь в биотрон не могла проникнуть ни одна частица энергии извне, в какую бы маску она ни рядилась. Ло вложил в задающее устройство аппаратуры прозрачную голубоватую капсулу с вкраплениями, похожими на рубин. Капсула была одета в алмазную граненую оболочку. Затем они с Долом вновь проверили все до мельчайших подробностей, Ло, внешне невозмутимый и уверенный, включил аппаратуру и тут же медленно сел в кресло рядом с биотроном: на экране было отчетливое, ясное объемное изображение... ... В густой синеве вечернего неба медленно плыли кучевые облака. Дикие скалистые горы пламенели в лучах заката. Дремучий первобытный лес, местами подернутый туманом, мохнатым ковром лежал у далеких подножий, Картина сместилась вправо. Лес как бы рывком приблизился. Из полумрака густых зарослей выплывали к свету мясистые зеленые шары с колючкамивозможно, далекие предки современных гаянских кактусов-аэростатов. И вдруг... мамонт, заросший шерстью, с загнутыми вверх бивнями, мамонт, которого никогда не было на Гаяне! Чешуйчатые четырехлапые великаны, с длинными шеями и узкими головами, переваливаясь с боку на бок, выходили на поляну. Потом все присутствующие в лаборатории подались вперед - на экране появились небольшие группы первобытных людей: рослые, мускулистые, покрытые редкой шерстью, узколицые и узколобые. Они стоят у входа в пещеру и напряженно смотрят куда-то, не то боясь, не то ожидая. Слабый желтый свет озаряет их лица... Он краснеет, усиливается... В центре - такой же человек, но у него в руке факел и в отношении к нему окружающих чувствуется восторг. Костер... Волосатая рука извлекает из него пылающую головню, обивает ее и несет... Один пейзаж сменяется другим, но теперь огонь все время на первом плане. Снова группа пещерных обитателей. Опять костер... Ноги... Руки... Тела... Довольные лица... Люди о чем-то говорят, но не только их голосов звуков нет вообще. Опять смелая рука уверенно тянет из огня головню и несет ее другим... - Неужели Ило-прямой потомок того, кто первым вооружил огнем наших далеких предков?-нарушил молчание Дол. - Может быть и другое, ани, - ответил Ло. - В "позади идущей памяти" некоторых людей-или у всех-хранятся не отдельные конкретные эпизоды, имевшие частное, личное значение, а только основное, важное для сохранения и совершенствования всего вида...
      - Ты прав,-согласился Дол. - Тогда мы можем надеяться узнать пашу далекую историю в наиболее достоверном виде, отфильтрованном от случайного и личного... А ведь наши современники уверяют, что зрительные и слуховые образы не передаются... Будто мы уже все знаем о человеке!.. Но что это?! Теперь они с удивлением увидели хижины в узкой долине, прижавшиеся к скалистым горам. Высокие длинноухие гаянцы бегут куда-то... Тучи пыли окутывают их. Затем ураганный ветер валит их с ног... Потом, будто кадры из другого фильма, возникли совсем неожиданные сцены: космический корабль и странные существа в скафандрах! - Да что же это такое? - восклицает Ло. - Ничего особенного, - досадливо морщится Дол.- Просто голова Ило, как и любого из нас, начинена не только зрительными образами реальной жизни, но и фантастикой-своей и заимствованной из... Да вот смотри, смотри... На экране началась невообразимая сутолока изображений, одна картина накладывалась на другую, дробилась, и нельзя было ничего понять. На приборном щите вспыхнуло тревожное предостережение, и автоматика выключила аппаратуру. - Надо увеличить остроту настройки, - сказал Ло. - В этом участке мозга даже тысячные доли миллиметра-достаточный объем для хранения целой библиотеки. Кроме того, здесь нет резко очерченных границ интересующего нас участка, ани... - ... и мы затронули невроны, не участвующие в "позади идущей памяти",-продолжал Дол.-А последнее организму противопоказано, иначе аппаратура не выключилась бы! Ило постепенно пришел в себя. Самочувствие его превосходное. - Видели? - прежде всего спросил он. - Да! - хором ответили ему. - Я тоже, ани! Я тоже видел, будто сам принимал участие в происходящем... У меня было чувство, будто это я бежал от становища к становищу и приносил людям огонь. Я испытал и священный трепет, и беспокойство: а вдруг он погаснет?-и счастье творящего доброе. Я чувствовал, ани, и знаю сейчас больше, нежели вы. Только не слышал ни одного звука. - А космический корабль? - нетерпеливо спросил Ло. - Ну конечно же, видел, - кивнул Ило. - Только знаете... Я ведь люблю фантастику... - Так я и предполагал,-сказал Дол. - Но, - продолжал Ило, - и звездных собратьев я воспринимал так же, как и картины реального бытия. Одинаково. Надо подумать, как бы нам отфильтровать- "позади идущую память" от обычной... Слова Ило были неожиданностью для ученых. Первый успех тащил за собой цепь загадок, обещающих новые поиски, треволнения и радости находок. Эта цепь "загрохотала", как при подъеме якоря; уже недели через две картина на экране озвучилась. Ило обнаружил в себе изумительную память! Именно, обнаружил, потому что он не просто стал хорошо запоминать то, что происходило после опыта, а превосходно помнил давно прошедшее, в мельчайших подробностях... Невольно напрашивалась мысль о том, что именно опыт Ло и Дола каким-то непонятным образом произвел в Ило благотворную перемену. - В данном случае, - резюмировал Дол, - мы искали число, а обнаружили его логарифм. Может быть, на время целесообразнее распределить нам направления дальнейших поисков? - Ты прав, ани. Нет смысла вдвоем искать на севере то, что может находиться и на юге. - Если не возражаешь, Ло, я возьму на себя исследование "естественного отбора памяти". - Хорошо. Я буду дальше озвучивать наши опыты... - И заодно осуществишь свою давнишнюю мечту,-подсказал Дол.-Нет, не то, Ло. Начни с нее- и ты быстрее решишь остальное. Ло благодарно посмотрел на своего старшего друга: как он сам не подумал об этом раньше!..
      6
      Теперь после такого успеха оба ученых отдались делу с еще большим воодушевлением. Жизнь вокруг шла в прежнем темпе, но Ло, поглощенный опытами, видел ее лишь издали, точно из окна самолета. И только прилет "Юрия Гагарина", рассказы землян встряхнули молодого ученого. Для людей типа Ло, безмерно увлекающихся, видящих в своих идеях главную цель, ядро, вокруг которых вращается их "Галактика", пожалуй, только событие такого масштаба, такого значения являлось заслуживающим внимания, заставляющим их поднять голову и осмотреться. Видя рядом с землянами свою Юль, Ло гордился. Он не мог предвидеть в этом роковое для себя. Самым тяжелым было, по-видимому, уже пережитое им: братская, дружеская любовь Юль... Разве не все равно, кто именно станет избранником золотоглазой Юль? Хорошо Долу. Он стоек перед сопланетницами, может не любить ни одной и-всех сразу. Будто природа, достаточно сэкономив на таких, как Ло, устыдилась своей скаредности и, не привыкнув возвращаться, шутя сделала подвернувшегося Дола любвеобильным. Ло жил в одноэтажном доме на окраине Тиунэлы. В двух просто обставленных комнатах он располагался сам, а остальную часть дома занимали его лаборатория и "Нао". Это позволяло ему мало ездить даже по городу, больше отдаваться исследованиям. Он любил свой уголок Тиунэлы, свой дом, Гаяну... В этот день ничто не подсказало ему, что еще до того, как две "луны" встретятся в ночном небе, точно влюбленные на свидании, он сам, по своей воле, покинет окружающий его мир... ... Юль прилетела к нему на этот раз не одна: ее сопровождал Звездолюб, штурман "Юрия Гагарина" Глебов. Ло принял гостей в кабинете, там так хорошо сиделось у торшера, что даже не захотелось выйти в сад. - Мне говорила Юль о твоем новом изобретении в музыке, - как бы вдруг вспомнив, сказал Евгений Николаевич.-Не познакомишь ли меня с ним? - Видишь ли, ани, рассказать недолго. Объяснить устройство - сложнее. Я давно задумывался над процессом возникновения мелодии Знаю и по собственному опыту: она рождается где-то в глубине мозга... В общем, я построил аппарат, сразу превращающий неслышную "внутреннюю" мелодию в звуки. То есть музыкальным инструментом является... сам мозг! И не одни звуки: они сопровождаются зрительными образами, яркими и цветными. Евгений Николаевич помолчал, посмотрел на собеседника: идея такого "инструмента" нравилась ему. Очень хотелось посмотреть аппарат и оценить его в действии, но хозяин дома не предложил, и Евгений. Николаевич счел более удобным подождать, хитро сменив тему разговора в надежде, что Ло не выдержит долго... - Есть у меня мысль, ани... Я раздумывал над "эффектом Ло", открытым тобой: этот район "позади идущей памяти", воскрешающей прошлое,-многообещающ. Но сперва я тебе расскажу о фантастической повести "Машина времени" нашего землянина Герберта Уэллса.