Разговор был недолгим. Они быстро выбрались из темницы, и Чао вызвал своего друга:
      — Мур-Вей!
      — Слушаю тебя, — ответил голос волшебника.
      — Со мной роботы, похищенные Кащеем.
      — Твои друзья — мои друзья, приказывай.
      — Верни их туда, где они были: в московский Политехнический музей.
      — Чох! Желание твое исполнено.
      — А теперь забери меня и дедушку Осипа.
      — Бир, ики, уч! Будьте рядом со мной…
      И они обнялись: Мур-Вей, Егор, Елочка, Чао и дедушка Осип.

      — Бежим! Кащей может выронить четки и проснуться… — торопила всех Елочка. Она все еще не могла оправиться от испуга.
      — Бежать?! — возмутился волшебник. — Сейчас, когда мы вместе? Когда мы узнали тайну «бессмертия» Кащея? Теперь можно и не спешить. Спрячьтесь-ка за меня…
      Волшебник поднял руки, повернулся лицом к дворцу Кащея и громко произнес:
      — Поднимитесь, горы, слева одной третью… Опуститесь на логово Кащеево, не оставляя щелей… Скалы справа, опрокиньтесь в ущелье — от ступеней до цепи… Чилим-нилим, нилим-чилим!
      С грохотом обрушивались скалы на жилище Кащея Бессмертного. Могучий ветер разгонял тучи пыли, и блески молний освещали гигантское землетрясение, созданное Мур-Веем. Только великаны невозмутимо били по наковальням, и тяжелая цепь нелепо висела у беспорядочной груды камней.
      — Отныне ему непросто будет выбраться из-под скал, — торжественно сказал Мур-Вей.
      — И семечек его никто не попробует, — весело произнес Егор.
      — Семечки — это ерунда, — махнул рукой волшебник.
      — Ой, нет, дядя Мур-Вей! — воскликнула Елочка. — Это не простые, а волшебные семечки. Мы узнали их секрет и вырвали с корнем подсолнух…
      — Не простые? — посерьезнел Мур-Вей.
      — Ну да! Кто их ест — тому всё «семечки», тот становится зазнайкой, учится или работает небрежно и уйму времени расходует впустую.
      — Вернее, дарит Кащею, — уточнил Егор, — и это время продлевает ему жизнь.
      — Что вы говорите?! — горестно воскликнул Мур-Вей. — Вы слышите, дедушка Осип? Теперь мне понятно, почему в Кахарде я вел себя так глупо… Но я сам рассеял их по свету? О, какое горе, дети мои!.. Даже карман с семечками оторвал и бросил куда-то на землю, когда летел к профессору Чембарову!..
      — Но вы же не знали их секрета, — успокаивала Елочка волшебника.
      — А разве людям от этого легче?
      — Ничего, Мур-Вей, — сказал дедушка Осип. — Зато у нас «часы» с секретом. Где есть Кащеево время и сколько его там — точно показывают. Они нам и помогут собрать и уничтожить все зловредные семечки до единого!
      — О аллах! Спасибо вам, дедушка Осип. Я исправлю свою ошибку… А теперь в путь!
      — Куда, дядя Мур-Вей? — спросила Елочка.
      — А куда бы вы хотели? Домой?
      — Нет, сперва в станицу Подсолнечную, — запротестовал Егор. — Надо выручать ребят… Мы теперь будем слушаться вас и дедушку Осипа.
      — Ну, коли так… Бир, ики, уч…

      Они приземлились у окраины станицы Подсолнечной, а степи, — между прочим, на том самом месте, где некогда Змей, Яга, Кащей и Соловей-разбойник повстречали чубатого шофера белой «Волги», — и нисколько не удивились, что здесь уже стоял голубой шатер со всеми удобствами, даже с телефоном.
      — Побудьте в этом волшебном жилище, позавтракайте и ничего не бойтесь: сюда никто посторонний не войдет, — сказал Мур-Вей. — А я пройдусь по станице; хочу проверить, действуют ли Кащеевы семечки…

      Волшебник неторопливо шел по станице, с удовольствием дыша свежим воздухом. Вдруг он услышал звон будильника и посмотрел сквозь стену: третьеклассник Петька Долгополов (в Подсолнечной чуть не половина коренных жителей — Долгополовы) сердито засунул будильник под подушку и зажмурился, в надежде добрать еще минуток пять — десять. Мур-Вей посмотрел на свои новые часы и нахмурился: оказывается, Петька хранил в себе столько будущего Кащеева времени, что можно было подумать, будто он специально готовится стать Продлевателем Кащеевой жизни!
      — Чох! — сказал волшебник, и глаза у Петьки открылись.
      — Что это? — удивился мальчик и опять зажмурился.
      — Чох!
      — Да что же это творится? — изумился Петька. — Неужто приболел? — И стал считать себе пульс.
      Вошла мать и, увидев бодрствующего сына, улыбнулась.
      — Вот молодец! Уже проснулся. Чего это ты пульс меряешь? — испугалась она. — Не приболел ли?
      — Сам думаю…
      — Плохо чувствуешь себя?
      — Вроде хорошо, а глаза не закрываются, представляешь?
      — Еще бы, — успокоилась мать. — Ты же проспал девять часов…
      Делать нечего, Петька встал, нехотя умылся, наскоро позавтракал, схватил портфель и побежал. На ходу он решил было дать пинка Барбосу, но вдруг ощутил чью-то увесистую ладонь на своей шее. Оглянулся — никого… Петька посмотрел на Барбоса и оробел. Тем временем волшебник произнес «Чох!» — и один грязный Петькин ботинок засиял, как зеркало.
      — Этого еще недоставало! — разозлился Петька и вернулся. — Мама, это ты мне один ботинок почистила?
      — И не думала. Может, отец? Сколько мы тебя уговариваем, чтобы ты стал аккуратным во всем…
      — Отец, отец… — бормотал Петька, поневоле начищая второй ботинок. — Не мог довести дела до конца… Да и кто просил его? В школу вот теперь опаздывай.
      Разделавшись с ботинком, Петька бросился было бежать, но споткнулся обо что-то и упал. Оглянулся — стоит торчком учебник «Родная речь», который он забыл дома.
      — Ну и денек! — вздохнул Петька, засовывая книгу в портфель. В школьный двор он ворвался, когда по всем этажам гремел звонок. Из верхнего окна ему махали и кричали:
      — Давай, Петька, быстрей. Иван Никанорыч идет!
      Неведомая сила подхватила Петьку, оторвала от земли и понесла по воздуху прямо к окну, а там уже ему помогли ребята. Когда учитель вошел в класс и по привычке взглянул на третью парту слева, Петька сидел на положенном ему месте и ответил преподавателю ласковым взглядом.
      — М-да-с… — произнес учитель, поздоровался и сказал: — Петр Долгополов-первый (в классе имелось еще два Петра Долгополовых), прошу к доске, — и… не мог вдосталь налюбоваться Петькиными ботинками. Весь класс невольно приподнялся, чтобы увидеть это сияющее чудо.
      — Напиши, Петр: «Воробшек сел на камшек», — нарочито невнятно произнес учитель.
      — Я плохо расслышал, Иван Никанорыч, — произнес Петька.
      — Верю, охотно верю, молодой человек, но у меня сегодня что-то с голосом… Извините. Смысл вы уловили?
      — Да вроде бы что-то уловил, — с сомнением сказал Петька. — Но маловато…
      — А как остальные? — повернулся Иван Никанорович в классу.
      — Уловили! — дружно ответили ему.
      — Прекрасно. Пиши, Петр, пиши — для твоих познаний это слабый орешек… Ну-с…
      Петька прижал для верности левый мизинец к большому пальцу, а правой рукой старательно вывел мелом: «Воробшек сел на камшек».
      — Готово? Так-с… Как слышишь, так и пишешь… Как выглядит первое слово, Петр?
      — Порхающе…
      — Гм… Остроумно. А какой буквы недостает?
      Петька вписал «е», получилось: «Воробешек»!
      — Смело! — заметил учитель. — Даже очень… А надо бы? — И он медленно оглядел класс вновь.
      — Можно мне? — подняла руку Маша Воробьева. — Надо «воробышек» или «воробушек».
      — Правильно, Маша, садись. Вот так… — и удивленно уставился на доску.
      Петька стоял рядом с учителем, а на доске было отчетливо написано «воробышек»! Петька заморгал, не понимая, как это произошло, и про себя шепнул: «Чур меня!»
      — Простите, я не заметил… Мне показалось, что тут была ошибка, Петр?
      — Б-б… Не знаю, Иван Никанорыч, вам виднее.
      — Резонно, Петр. А как выглядит последнее слово?
      — Нормально… — И Петька не долго думая вписал букву «ы».
      — Что скажут остальные?
      — Можно «камешек», а по-другому еще «камушек», — бойко ответил Коля Сазанов.
      — А у него… у него тоже написано «камушек», Иван Никанорыч.
      — Разве?! — Учитель растерянно повернулся у доске. — Да что это у меня со зрением сегодня? Садись, Петр. Если ты всегда будешь чистить свою обувь, то определенно станешь отличником!
      А на перемене чья-то невидимая рука отвела Петьку в сторону, и кто-то шепнул ему на ухо:
      — Сегодня я тебя выручил, потому что сам был таким, но если повторится намылю шею!
      — Честное пионерское, больше не буду, — тихо пообещал Петька. — Вы волшебник?
      — Ага.
      — Я так и подумал. А можно нам… встретиться?
      — Станешь отличником — посмотрим…

      Вернулся Мур-Вей озабоченный и грустный.
      — Я посетил одну из школ, — сообщил он, — это поистине дворец знаний, источник здоровья для юных станичников. Но мудрость их наставников бессильна перед коварством Кащеевых семечек. Увы, бессилен и я…
      — Как же быть? — расстроился Егор. — Мур-Вей, дедушка, Чао, неужели ничего нельзя сделать?!
      — Есть одно решение, — произнес Чао. — Хорошо бы выбросить из жизни станицы то время, когда здесь орудовал Кащей Бессмертный.
      — Великолепно, Мудрый Повелитель волшебников! — вскричал Мур-Вей. — Однако… Гм… Исчезнет и то доброе, что происходило тогда в станице… — засомневался дедушка Осип.
      — Сейчас узнаем…
      Мур-Вей бросился к телефону и набрал 09.
      — Справочное? Скажите, пожалуйста, когда у вас начались чудеса в школах?.. Для чего нужно? — волшебник нежно подул в трубку, и женский голос ответил:
      — Приблизительно после школьного карнавала, который состоялся двадцать третьего апреля… от шести до девяти вечера.
      — Благодарю вас…
      Мур-Вей полистал телефонный справочник и набрал нужный номер:
      — Это больница? Здравствуйте. Скажите, не было ли у вас операций двадцать третьего апреля, от шести до девяти вечера? Или, может быть, родился человек…
      — Сейчас посмотрю записи в журнале. Нет-нет, этот вечер вообще прошел у нас спокойно.
      Мур-Вей опросил почту, аэропорт, авто- и железнодорожный вокзалы.
      — Все в порядке, — с удовлетворением произнес он, кинув телефонный аппарат в воздух, где тот и растаял, — исчезновение этого времени станичникам не принесет вреда… — И вышел из палатки, а когда вернулся, все поняли, что дело удалось на славу.
      — Теперь воистину волшебных семечек в Подсолнечной как не было! — сказал Мур-Вей. — Однако проверим все же — так ли это и не ошиблись ли мы в расчетах. Вдруг у Кащея кто-нибудь покупал семечки после карнавала… Волшебник отвернул широкий рукав своего халата на левой руке и всмотрелся в циферблат «часов»: синяя стрелка указывала направление на станицу Подсолнечную, а красная замерла на нуле!

      — Ну вот, — с грустью произнес Мур-Вей. — Пора расставаться… У каждого орла своя дорога в небе. Передайте привет профессору Чембарову…
      Они обнялись, Мур-Вей сказал: «Чилим!» — но… сказка наша еще не окончилась…

      — Остался я вновь один, — печально прошептал Мур-Вей и вышел из палатки, раздумывая, как быть дальше. — Жаль Абдула-Надула… Жив ли он?
      Надежда на почти невероятное свойственна не только обыкновенным людям, но и волшебникам. Пожелав увидеть Великого Рассказчика, если тот, конечно, жив, Мур-Вей произнес заклинание, и Пожиратель Халвы как бы выпрыгнул из пространства, но так неловко, что наступил волшебнику на ногу.
      — О-о-о! — застонал Мур-Вей, оттолкнул его и схватился за мизинец левой ноги. — Ты отдавил мне самую чуткую мозоль, Сын Шайтана, Казначей Глупости, Причинитель Неприятностей… Сгинь с глаз моих и стань пылью. Родственник Свиньи!
      На месте Абдула-Надула осталась лишь горстка мелкой, как пудра, пыли. Мур-Вею тотчас стало легче, боль унялась, душа, удовлетворенная местью, несколько успокоилась, а недавно полученное среднее образование укротило его буйный характер.
      — Что я наделал! — раскаивался волшебник. — Лишился единственного спутника… Извини, Абдул-Надул, я сейчас все исправлю.
      Он лег на землю, осторожно сгреб на ладонь пыль, оставшуюся от Мудрейшего из Мудрых, что-то прошептал, и Абдул-Надул встал перед ним цел и живехонек. Только правый глаз у него слезился и часто моргал.
      — Не обижайся на меня, Внук Превосходства и Родитель Совершенства, — молвил волшебник. — Я погорячился и впредь стану сдерживать себя…
      Услышав такие лестные слова, Абдул-Надул заулыбался и повеселел.
      — О Повелитель, — сказал он, — смею ли я обижаться?! Только вынь из моего правого глаза муравья, Пышущий Здоровьем…
      — А-а, я случайно прихватил его с пылью, — догадался Мур-Вей. — Сейчас, сейчас…
      Он отломил от ближайшей акации жесткую колючку длиной в два пальца и приблизился к трясущемуся от страха Пожирателю Халвы.
      — Берегись, насекомое, попавшее в неположенное тебе место, — грозно сказал Мур-Вей. — Если ты не выйдешь, я проколю тебя вот этой колючкой!..
      Напуганный муравей немедленно выбрался из глаза Великого Рассказчика и спрыгнул на халат, а потом и на тропинку, что вилась мимо входа в его жилище. Лицо Абдула-Надула из белого стало сероватым, а минуту спустя розовый оттенок жизни и счастья появился на его худых щеках.
      — Я едва не превратился в минарет, когда увидел в твоей руке колючку, Прадед Милосердия, — признался он. — Если б не ты, разве испытал бы я теперь столько радостей?
      — Ну ладно, ладно, — пробурчал Мур-Вей, довольный тем, что вспышка его гнева закончилась благополучно. — Я рад, что вижу тебя. Расскажи, как ты живешь?
      Абдул-Надул поведал о своем спасении, о той опасности, какой подвергся он на острове Змеином, и, наконец, о счастье, неожиданно обретенном в Стране Испытаний.
      — Это хорошо, что ты нашел себя и нужных тебе людей. Значит, ты доволен всем?
      — Как сказать… — замялся Мудрейший из Мудрых. — Совершенство — капризная вещь…
      — Чего же тебе еще? Говори. Может быть, помогу на прощанье.
      — Худо мне без похвалы, — признался Абдул-Надул. — Все равно что без тепла зимой… Развяжи языки моим слушателям, Добрейший из Добрейших! А то они слушать слушают, а хвалить не могут — немые же…
      — С удовольствием. А где находится твоя Страна Испытаний?.. Что ж ты молчишь, Правдивейший из Правдивых? Боишься, что я отобью твоих слушателей? — Мур-Вей засмеялся.
      Но Абдул-Надул помнил, что Мур-Вей всегда не любил Кащея, и решил схитрить по своему обыкновению, надеясь, что и на этот раз ему повезет.
      — Я слаб на адреса, о Ведро Памяти и Мангал Добродушия… — сказал он, честно глядя в глаза волшебнику.
      — Тогда будь там, где был, — повелел Мур-Вей.
      Правдивейший из Правдивых начал бледнеть, потом стал прозрачным, а вскоре и вовсе растаял в пространстве. Выпрямился Мур-Вей, поднял обе руки, произнес: «Бир, ики, уч…» — и палатка стала островком васильков среди моря тюльпанов, а сам Мур-Вей умчался на Север.

      И снова, друзья мои, мы — в московском Политехническом музее. Поздний час; все двери на прочных запорах, но нашему волшебнику это не помеха. Он проник к Чао без малейших усилий, но все же долго сидел перед ним на полу, по восточному поджав под себя ноги, словно отдыхая после тяжелой работы. На самом же деле он глубоко задумался. Наконец он негромко произнес свое «Чох», и Чао включился.
      — Ты! — обрадовался робот.
      — Да, это я, Великодушный Победитель волшебников, — грустно ответил Мур-Вей.
      — Что нового?
      — Мой разумный друг, я хотел бы поговорить с тобой о нашем будущем.
      — Слушаю, Мур-Вей.
      — Сейчас я чувствую себя крепким и совсем молодым, словно у меня начинается вторая и теперь уже Настоящая Жизнь! Но добрые дела веселее творить вдвоем…
      — Кто же этот второй счастливец? — весело спросил Чао.
      — Ты!
      — Я ожидал этого, Мур-Вей, и, не стану скрывать, очень рад твоему предложению…
      — Спасибо тебе! Я верил, что создание человека всегда чем-то похоже на своего творца!..

* * *

      Скоро дело делается, да не скоро сказка пишется… Добрые герои нашего повествования нашли себе место, каждый свое, злые — наказаны. Одна только Елочка по-прежнему в Сосновом бору. Сколько ни приходил туда Егор, так она и осталась деревцем. Все же он не теряет надежды. Может быть, окончив школу, однажды придет он в лес, произнесет заветные слова и вновь увидит свою верную подругу. И больше они не расстанутся…

      Это был самый жаркий день текущего тысячелетия! Тонкое, как пленка, небо сухо потрескивало от напряжения, готовое вот-вот лопнуть; ржавый ветерок еле полз по выжженной степи; одинокий саксаул в изнеможении приник к раскаленной скале, но тут же вспыхнул и горсткой пепла упал на гулкую землю. Даже вершины сморщенных гор так нагревались, что временами с грохотом разлетались на куски и, дробясь, катились по склонам в степь. И вдруг из крохотной щели в подножии горного хребта, точно яйцо на кипящую сковородку, выкатился бесформенный комок цветастого тряпья, который тут же превратился в высокого тощего старика в богатом халате, расписанном золотом и серебром. Его не напугали ни страшная жара, ни безнадежность умирающей степи и покорность присмиревших гор, ни скелеты птиц и животных, белеющих там и сям. Более того, он казался веселым, словно только что вырвался из плена и попал в оазис. Но кто он? Может быть, пришелец из космоса, житель такой жаркой планеты, что нынешний день показался ему едва теплым?.. Не улыбайтесь… Совсем недавно в печати всего мира разгорелся спор о загадочном событии, приключившемся в этих местах. Однако мои юные читатели, занятые учебой, могли проморгать подробности этой дискуссии. А у меня сохранились кое-какие вырезки из газет.

      «В отрогах Знойного хребта еще недавно существовало глубокое ущелье, обозначенное на картах. По невыясненной причине оно вдруг оказалось почти полностью засыпанным обломками скал. Произошло это в промежутке не более полутора часов. Время было установлено на основании наблюдений, сделанных экипажами двух рейсовых самолетов Аэрофлота. Первый пролетел над ущельем, когда оно еще было, а второй (спустя полтора часа!) — когда оно уже оказалось засыпанным.
      — Очень странно, — сказал нашему корреспонденту известный ученый, профессор Института вулканологии товарищ Глухов. — Я не слышал, чтобы в тот день было хотя бы одно землетрясение! По крайней мере, в том районе…»

      Прошло недели две, от силы — три, и вот еще сообщение:

      «Вчера командир корабля Аэрофлота Валерий Аркадьевич Шуликовский заявил нашему корреспонденту:
      — Хотите верьте, хотите нет, но я видел своими собственными и второго пилота глазами, как на всем протяжении бывшего ущелья шевелились засыпавшие его камни.
      — В самом деле, — подтвердил другой командир корабля — Валерий Михайлович Амелин. — Эти камни столь большие, что были видны с высоты нескольких километров, шевелились, будто некая сила изнутри пыталась отбросить их…
      Начальник Отдела таинственных случаев городской милиции товарищ Воронов рекомендует читателям отнестись к словам пилотов с необходимой осторожностью.
      — Не следует забывать, — заметил он, — что один из них (Шуликовский) сочиняет стихи, а другой (Амелин) увлекается фантастикой…»

      А теперь вновь обратимся к путнику, что появился в самом пекле описываемого мной дня. Стоило читателю взглянуть на него поближе, как он узнал бы Кащея Бессмертного! Но почему, а главное — как он очутился здесь?
      Вернемся к тому моменту, когда Мур-Вей замуровал Кащея в его логове, засыпав ущелье, где жил Бессмертный, камнями, и отправился странствовать по свету вместе с Чао…
      Поначалу Кащей просто отсиживался, потом послал летучих мышей в ночную разведку. Вернувшись, они доложили, что Мур-Вея нигде не видно и не слышно. Осмелел разбойник и задумал выбраться на волю. Всю свою силу волшебную напряг злодей; заходили, как волны, громадные камни над ним, по всему ущелью. Будто кто-то мешал невидимой ложкой пшенную кашу великанов. Снова и снова напрягался Кащей, да все без толку. И почувствовал он, что выдыхается, а волшебная сила его здорово поубавилась.
      «Надо бы подкрепиться…» — подумал Кащей и подошел к крану. Отвернул колесико и подставил кружку. Но в нее упало всего несколько капель черной воды. Дрогнуло трусливое сердце Кащея. Видать, волшебный колодец во дворе разрушен, и вся черная вода вытекла!
      Зарычал злодей от гнева, заскулил в отчаянии, но чем сильнее злился, тем больше слабел. И вдруг вспомнил: «У меня же есть аварийный запас черной воды. На первое время хватит, а там посмотрим…»
      По шатким скрипучим ступеням спустился он в подвал с горящей свечой в руке и, подняв ее до уровня глаз, принялся шарить по полкам. На каждой бутылке или банке с черной жидкостью была приклеена этикетка, и Кащей стал читать: «Срок годности 1903 год», «Срок годности 1917 год», «Срок годности 1975 год» и так далее.
      И этому не удивляйтесь, друзья мои, ведь Кащеево время главным образом появляется там, где еще не решены какие-то научные, технические или житейские проблемы. Но Кащей не знал этого: он просто собирал наше с вами непроизводительное время, особенно то, которое, если можно так сказать, само лезло ему в руки. Однако в наш век высокого развития науки, автоматизации и растущей сознательности людей многие проблемы уже решены, и как раз те, что раньше в первую очередь давали силу Кащею и продлевали его дни…
      Заскрипел зубами злодей, расшвырял уже бесполезный ему «аварийный запас» и, кряхтя, выбрался из подвала.
      «Как же быть теперь? — подумал он и вдруг снова повеселел. — Да ведь у меня есть Страна Испытаний! Там застряли многие, в том числе и Пожиратель Халвы; но я-то без труда выберусь на свободу… Забывчив я стал на старости лет, забывчив…»

* * *

      — Как в парном молоке живу я сейчас, — вдохновенно говорил Абдул-Надул своим неутомимым слушателям. — Чем меньше желаний у человека, тем проще ему стать счастливым. А у меня лишь одна потребность — рассказывать и думать только о себе самом, и нет во мне струны, порождающей иные звуки…
      — О Великий Рассказчик, поведай нам о прошлом Мироздания…
      — Мир устроен в виде воронки, — пояснил Абдул-Надул, — поэтому все, что происходит, бесследно проваливается в нее. Это и есть прошлое. О чем тут можно говорить?
      — Тогда расскажи о будущем, Правдивейший из Правдивых.
      — А оно подобно сундуку, куда мы прячем то, что не хочется делать сегодня…
      — Ты не совсем прав, Пожиратель Халвы, — вдруг раздался чей-то старческий голос.
      — Кто посмел прервать меня?! — возмутился Абдул-Надул, но, увидев Кащея, почтительно проговорил: — О Имеющий право возражать, с чем не согласен ты?
      — Прошлое — это подушка, на которой мы сидим, а будущее — крыша над головой…
      — Будь по-твоему, — кивнул Абдул-Надул, — но у кого есть коврик, тому незачем оборачиваться назад, а если есть и тюрбан на голове, то нечего вытягивать шею, чтобы разглядеть, что впереди…
      — Хороший ответ, — усмехнулся Кащей. — Собирайся в путь, Пожиратель Халвы.
      — Но я всем доволен и здесь, — возразил Абдул-Надул.
      — Дорога — это соль жизни…
      — …а насиженное место — ее сахар!
      — И все-таки придется тебе на некоторое время забыть о сладостях бытия.
      — О Дрессировщик Столетий, — взмолился Великий Рассказчик, — позволь мне остаться…
      — Со мной ты повидаешь немало стран и людей.
      — Но ведь это им интересно увидеть меня, а не наоборот, — скромно ответил Мудрейший из Мудрых. — Лучше путешествовать в самом себе.
      — Ты просто обыватель, — сказал Кащей, надеясь задеть самолюбие Абдула-Надула.
      — О Владелец самых длинных воспоминаний, ты прав, но только отчасти: я не простой, а Великий Обыватель!
      — Так не хочешь составить мне компанию?
      — Пощади меня, Факир Истории: разве тебе нужен компаньон мечтающий избавиться от тебя, Эмир Долгожителей?
      — Как знаешь, — махнул рукой Кащей и направился к выходу.
      Ну, а сейчас, когда вам уже известно, как и почему появился Кащей на первой странице Послесловия, я позволю себе вновь направиться с вами по Основной Дороге нашего повествования.
      — Тарабар-барабар, — произнес Кащей, и перед ним появился оседланный черный ишак. Усевшись поудобнее, Кащей ударил его пятками, крикнул «гош! — гош!» и неторопливо тронулся в путь.
      — Кто придумал этот срок годности?!. - огорченно произнес Кащей вслух, но тут ишак шарахнулся в сторону.
      — Куда?! — зло ударил его Кащей пятками и осекся. Перед ним стояли… кто бы вы думали? Мур-Вей и Чао!
      — Приветствую Старейшего из Старцев, — насмешливо произнес волшебник. — Ты все-таки выбрался?
      — Уйди, — зашипел Кащей. — Сгинь с глаз моих, пока я еще добр.
      — «Доброту» твою мы уже знаем, — спокойно сказал Мур-Вей. — У меня на руке прибор, указывающий, где есть Кащеево время, а уж где находишься ты сам, он показывает мгновенно.
      — Ложь!
      — Нет, Кащей, это верно, — сказал Чао. — С его помощью мы уже собрали и уничтожили все твои семечки…
      — А сейчас, — продолжал Мур-Вей, — мы измерим твои возможности. — И они с Чао склонились над циферблатом.
      — Э, да ведь в тебе волшебной силы осталось совсем немного…
      — На сотню лет хватит!
      — Ишь, чего захотел, — усмехнулся Мур-Вей. — Пожалуй, не хватит, — и оторвался наконец от стрелок.
      Но Кащея уже не было: ишак стоял на месте, а злодей исчез.
      — Это ты… Кащей? — на всякий случай, спросил Мур-Вей и щелкнул пальцами.
      — Нет, — ответил ишак и честно посмотрел в глаза волшебнику.
      — А где же он?
      — Не знаю, — с той же искренностью признался ишак.
      — Так у нас же есть прибор, — напомнил Чао.
      — Ах да… — Мур-Вей снова глянул на стрелки и произнес: — Чох!
      В ту же секунду он очутился в высокой пещере, а Кащей метнулся из нее. Но теперь преследование длилось не более трех-четырех минут: Кащей снова выдохся и вернулся к ишаку, с которым беседовал Чао.
      — Ф-фу… — шумно вздохнул злодей. — Устал немного, а тут еще эта жара.
      — Ну что, убедился теперь, каков наш прибор? — спросил Мур-Вей.
      — Проси, что хочешь, за него!
      — Не надейся, Кащей, — посерьезнел Мур-Вей. — Давай померяемся… Теперь я тебе спуску не дам…
      Не успел на этот раз Кащей произнести волшебное заклинание — Мур-Вей опередил его.
      — Чилим-нилим, — повелительно произнес волшебник, подняв руки, — отныне, Кащей, ты будешь вечным всадником своего ишака… Бир, ики, уч! И поменяешься с ним головами… Чох!
      — Ой! — Вскрикнул в испуге Чао и спрятался за волшебника: Кащей восседал в седле, как и прежде, но голова у него стала ослиной, а черный ишак его взамен получил… бородатую голову Кащея!
      — Никогда не придумал бы такого, — признался Чао.
      — А я еще и не такое придумаю! — сказал Мур-Вей, довольный своей решительной победой над коварным противником. — Пойдем… А ты смотри у меня, — повернулся он к Кащею, — не вздумай прятаться: все равно каждый раз мы с Чао будем находить тебя и вытаскивать напоказ людям! Пусть они всегда видят зло и питают к нему отвращение…
      Кащей, вернее его голова, хотел что-то ответить, но из глотки злодея вырвался вопль: и-го, и-го, и-го!..
      — Уйдем скорее, — попросил Чао, отшатнувшись.
      — Что поделаешь: ишакам особенно достается… Чох! — весело крикнул Мур-Вей, и они с роботом исчезли.
      С той поры Кащей нигде не находит себе покоя, а люди гонят его прочь. Он бы и рад теперь сам укрыться где-нибудь, прийти в себя и придумать что-либо для своего спасения. Но, если порой ему удается это, Чао и Мур-Вей непременно находят его и выгоняют из укрытия. А ведь любое зло, друзья мои, бессильно, если мы знаем, где оно, и если не будем молчать или делать вид, будто не замечаем его. Где-то, конечно, еще есть Кащеево время, да теперь сам Кащей не может им воспользоваться. Но соль, как говорится, в другом: Мур-Вей и Чао вольно или невольно, но все время следят за ним и немало тратят на это своей энергии и способностей. Вот за что мне обидно больше всего! Одна надежда: Кащеево время постоянно уменьшается. Не знаю, долго ли еще проживет Кащей, так ли уж он бессмертен, как хвалился, — важно помнить нам с вами, что зло добру лишь помеха, но добро злу — смерть! И еще прошу вас: не давайте Кащею передышки ни на мгновение; если встретите его, гоните прочь; слушайтесь взрослых — они выше ростом, раньше увидят его и предупредят. Тем же, кто надеется, что мы, мол, хоть маленькие, зато молодые да зоркие, скажу: орел еще зорче, да не все понимает и оценивает; каждый лучше видит то, что знает. Ну, а уже кто знает, тот и невидимое увидит. Вот почему на прощание я от души желаю своим читателям: пусть при одном вашем появлении все двойки в ужасе разбегаются кто куда, тройки стоят по стойке «смирно» в почтительном отдалении, лишь четверки окружают вас, ну, а пятерки… так те пусть кидаются вам на шею, обнимают вас и целуют как родных. Чох!