Нет на свете более спокойного места, чем музей. Здесь всегда тишина, все разговаривают шепотом и слышно, как тикают на стене часы. Другое дело московский Политехнический музей… Что значит политехнический? Слово «поли» — не русское, означает оно «много»… Ну а техника всем известна. Так вот там ее видимо-невидимо. Конечно, в залах истории техники действительно тихо, но в отделах современных машин некоторые экспонаты показывают в действии и обстановка более чем оживленная. Вот сюда и привела свой класс Мария Ивановна.
      Среди ее питомцев был новичок, некий Саша Муравьев, коренастый смуглый мальчик с блестящими черными глазами. Сама учительница еще не успела составить о нем достаточно определенного мнения, но ребята сразу привязались к нему. Особенно нравилось им то, что Саша умел делать всякие фокусы, порой просто невероятные. Вот и сейчас… Экскурсовод что-то там объясняет, а Саша стоит рядом и наверняка готовится отколоть какой-то номер. Так, по крайней мере, думали ребята. И верно! Иногда ни с того ни с сего механизм, на который экскурсовод указывал прозрачной длинной палочкой, вдруг включался. Стоило опустить палочку — выключался. Ну, конечно же, это проделки новичка… Экскурсовод старался не выдать своего волнения, но после третьего такого случая стал хлопать ладонью по карманам и забормотал:
      — Платок… где мой носовой платок?
      И тотчас же большой, расписанный причудливым восточным узором платок появился в воздухе, просто так, из ничего, отер холодный пот со лба экскурсовода и на глазах у всех растаял. Дети радостно захлопали в ладоши, а Мария Ивановна только сдержанно заметила: «Как это технично!» — и стала подозрительно всматриваться в своих питомцев.
      — Нет-нет, этого не может быть, — наконец воскликнул экскурсовод, в изнеможении присаживаясь на какой-то хрупкий экспонат. — Управление механизмами на расстоянии известно давно, но у меня в руках простая указка, не предназначенная для таких целей… Поразительное явление!
      Чтобы удостовериться в своей правоте, он провел указкой вокруг, и в зале все зажужжало, затрещало, задвигалось. Опустил указку к полу — вновь наступила тишина.
      — Хи…хи… — примерно такие звуки издал экскурсовод, готовый совсем выйти из строя. Но тут кто-то из ребят сделал предположение:
      — А может быть, это как раз не простая указка?
      Лицо экскурсовода порозовело, а Мария Ивановна строго сказала:
      — Дети! Если такое еще повторится, я вызову ваших родителей…
      — Позвольте, при чем тут дети?! — удивился экскурсовод, но Мария Ивановна решительно возразила:
      — Не скажите! Я не очень разбираюсь в технике, но в них…
      — Поразительно, — прошептал экскурсовод и для большей убедительности вновь обвел указкой окружавшие его механизмы. И что же? Ни один из них не включился, ни одна из многочисленных стрелок не дрогнула!
      — Вот видите! — победным тоном произнесла Мария Ивановна.
      — Очаровательные малютки, — вздохнул экскурсовод, окончательно приходя в себя и на всякий случай отодвигаясь от детей. — Ну что ж, последуем далее… Гм… Прекрасная смена подрастает, прекрасная!
      Дальше все пошло без происшествий, так что Мария Ивановна даже ослабила контроль над «малютками» и увлеклась экспонатами.
      — Здорово у тебя получается! — шептали ребята Муравьеву. — Молодец!..
      — Да клянусь вам аллахом, — как-то странно отвечал Саша, — я тут ни при чем. Сам не пойму, в чем дело! Это же техника.
      — Брось ты, не скромничай!..
      — Валяй дальше, Сашка, не робей!
      — Только с умом, чтоб нас не выставили отсюда…
      Но Саша Муравьев только пожал плечами и хотел отмахнуться от назойливых одноклассников, да так и замер с поднятой рукой: у входа в следующий зал он увидел робота почти одного с ним роста и к тому же похожего на человека.
      — Это изобретение профессора Чембарова Артема Осиповича. Опытный образец, лишь недавно поступивший к нам, — объяснил экскурсовод. На всякий случай он сделал выпад своей указкой, точно шпагой. Но робот, к счастью, не включился, иначе экскурсоводу стало бы дурно. — Все, что вы здесь видите, представляет интерес для специалистов; вам же я предлагаю пройти в соседний зал, где открыта Всесоюзная выставка новейших роботов, созданных для расчетов наибольшей экономии времени на любом производстве… Прошу!
      Между тем Саша незаметно отстал ото всех, подошел к роботу, произнес: «Бир, ики, уч» — и щелкнул пальцами. Робот зашевелился, глаза его оживились спокойным голубым светом.
      — Здравствуй, Чао, — сказал Саша.
      — Здравствуйте, — неуверенно ответил робот.
      — Не узнаешь?!
      — Я… Я впервые вижу вас.
      — Как — впервые?! Ах да, пожалуй, ты и прав, ведь я на время принял облик школьника. А вообще-то я волшебник… волшебник Искандер Мур-Вей. Смотри…
      Робот отшатнулся, когда на месте мальчика возникла внушительная фигура толстяка в просторном восточном халате и с тюбетейкой на обширной лысине.
      — Ни с места! — грозно приказал Чао, и ноги волшебника словно приросли к полу.
      — Что сделал ты со мной? — испугался Мур-Вей.
      — Я облучил тебя особыми лучами; могу и всего парализовать электрическим током.
      — Прошу тебя, Великодушнейший из Роботов, не делай этого. Ты же знаешь меня…
      — Я сказал, что впервые вижу тебя… И вообще — разве тебе не известно, что экспонаты руками трогать запрещается? А разговаривать с ними — тем более… Вот возьму сейчас и вызову администрацию…
      — Послушай, — взмолился Мур-Вей, — ведь ты был моим гостем в Чинар-беке… Ай, как коротка твоя память! Постой, сейчас я тебе ее верну… Бир, ики, уч!
      На голове робота появился тюрбан с павлиньим пером, и Чао воскликнул:
      — Мур-Вей?!
      — Слава аллаху, наконец-то! — обрадовался волшебник. — Хорошо, когда друзья не забывают друг друга.
      — Ничего себе «друзья», — усмехнулся Чао. — Ты забыл, как издевались надо мной в Чинар-беке?
      — Мой дорогой, я уже не тот. Теперь я мечтаю получить образование, стать здоровым и снова, как в годы молодости, приносить людям пользу.
      И он рассказал Чао о знакомстве с дедушкой Осипом, о том, как, вняв доброму совету старого игрушечника, поступил в одну из московских школ.
      — Расколдуй меня, Чао. Я совсем не чувствую ног.
      Робот выключил облучение и подал руку своему бывшему сопернику.
      — Как успехи в ученье?
      — Не спрашивай, Победитель волшебников… Мне нечем тебя порадовать.
      — Сочувствую.
      — То, что в мои годы я стал мальчишкой, — это еще терпимо. Юность не унижает никого! Но, аллах свидетель, наука убегает от меня, как ящерица. Вот, думаю, я поймал ее, а она оставляет мне лишь кончик своего хвоста… Помоги мне, мудрый Чао! Милость украшает победителя… Будь моим Учителем! Ты уже знаешь меня; я могу совсем отказаться от сна — учи и днем и ночью.
      — А что ж… — подумав, согласился Чао, — давай попробуем…
      За дверью раздался подозрительный шорох. Собеседники, увлеченные разговором, не обратили на это внимания, и лишь когда в зал вошли школьники во главе с Марией Ивановной, Мур-Вей едва успел принять вид мальчика, а робот… исчез.
      — Саша, — укоризненно сказала Мария Ивановна, — где ты пропадаешь?.. К тебе приехала бабушка и хочет с тобой повидаться.
      — Бабушка? — поразился Мур-Вей, вспомнив, что ее нет на свете уже много веков.
      — Ну да… Идем! Возможно, она у выхода.
      Но на улице никакой бабушки не оказалось. Стоял автобус в ожидании детей — и все. Спросили у шофера.
      — Никто не подходил, — ответил он. — Была, правда, какая-то особа… в возрасте, это точно. Но никем не интересовалась и улетела.
      — Как это «улетела»? — спросила Мария Ивановна.
      — По воздуху, — объяснил водитель. — В кадушке, что ли…
      — В кадушке?!
      — А почему бы и нет? Летают же с таким поясом, вроде патронташа; только там ракеты вместо патронов. Или с реактивным ранцем за спиной — и никто не удивляется.
      — Да, пожалуй, — согласилась Мария Ивановна.
      — Старушка наверняка пенсионерка, — добавил водитель. — Вот и выдали ей летающую кадушку.
      — Дети, — сказала Мария Ивановна, — рассаживайтесь поживее и без шума… Все здесь? — Она пересчитала головы и повернулась к шоферу:
      — Поехали…
      — Стойте! — раздался вдруг истошный крик, и к автобусу подбежал бледный, растерянный экскурсовод. — Наши лучшие… лучшие роботы… похищены…
      — Дети! — грозно произнесла Мария Ивановна.
      — Да оставьте вы своих детей, пожалуйста! — рассердился экскурсовод. — Я прошу вас подписать акт…
      Но Мария Ивановна, не слушая его, стала обходить своих питомцев, пытливо всматриваясь каждому в глаза.
      — Дети! Считаю до трех, и если роботы не вернутся на свои места… Раз…
      Саша недоумевал — ведь он похитил только одного Чао, да и то по договоренности…
      — Два…
      …Экскурсоводу, наверное, с перепугу показалось, что исчезло несколько экспонатов. Но дело не в количестве — выдержать осуждающий взгляд учительницы оказалось невмоготу…
      — Два с половиной… и…
      По счету «три» Саша Муравьев как бы растворился в воздухе и навсегда перестал быть учеником одной из московских школ…

      Вечерело. Густые тени легли в Сосновом бору, что у села Отрадного. Только на поляне, где вдруг ни с того ни с сего появился дом в восточном стиле, было еще сравнительно светло. К ажурной калитке подошел великолепный толстяк огромного роста, в расписном халате и с ковровой тюбетейкой на лысине. В нем нетрудно было узнать Мур-Вея.
      Калитка распахнулась и негромко произнесла:
      — О Повелитель, твое приказание исполнено.
      Но едва Мур-Вей поднял ногу, чтобы пройти, как его кто-то сзади толкнул, и он вкатился во двор, точно арбуз. С трудом поднявшись, волшебник оглянулся — у калитки стоял седой старик Кащей Бессмертный, а за ним Баба-Яга, Соловей-разбойник, Змей Горыныч о трех головах и — кто бы вы думали еще? — сам Абдул-Надул, Великий Врачеватель, Великий Рассказчик, Мудрейших из Мудрых, Правдивейший из Правдивых и Пожиратель Халвы собственной персоной!
      — Что привело вас сюда, нечестивые? — возмутился волшебник.
      — Мурвеюшко, милый, — залопотала Баба-Яга, — мы по тебе душой изболелись… Все нет да нет… Думаем, как бы чего не приключилось!.. Ну вот, собрались кумпанией и махнули! Я еще в музее побывала, да ты все занят был… Мы того… Хотим ета, как ево…
      — Чего хотите? — разозлился Мур-Вей.
      — Энтого самого, абра… абро… абразованья, — с трудом выговорил Соловей-разбойник.
      — И ты тоже? — повернулся волшебник к Абдулу-Надулу. Великий Врачеватель плюхнулся ему в ноги и быстро-быстро заговорил:
      — О Зуб Мудрости во рту Вечности! Тебе известна необъятность моего ума… Но меня взяли как заложника. Если ты им откажешь — я пропал…
      — Кто еще, кроме Искандера Мур-Вея, пришел сюда? — вдруг раздался громкий металлический голос из глубины дома.
      Мгновение все оторопело молчали. Первым нашелся Соловей-разбойник.
      — Я, Соловей Рахматович, Одихмантьев сын, родом из района Черные грязи… Там у меня имение было на Соловень-горе. На семи столбах и с семью воротами, три терема и сады зеленые. Неподалеку от Старгородского городища, где сходятся речки Свапа и Сейм…
      — В Курской соловьиной области? Как же, знаю, — продолжал тот же голос. — Тебе выбил глаз Илья Муромец? Слышал, слышал… Кто следующий?
      — Я, Баба-Яга, костяная нога, за мудростью и здоровьицем к вам. — И она низко поклонилась. — Женщина я благородная, известная…
      — Следующий!
      — Кащей, само собой разумеется, Бессмертный…
      — Похититель женщин, выпивающий по три ведра воды зараз? Слышал о таком. Следующий!..
      — Змей Горыныч я. О трех головах. Прошу по одной специальности на каждую, либо одну, но трижды почетную — на все…
      — Знания — это пища ученого. Вам не по зубам. Все?
      — Я, Абдул-Надул, Мудр…
      — Ха-ха-ха, — гулко засмеялся таинственный незнакомец. — И ты здесь?
      — Я Мудрейший из Мудрых, — обиделся Абдул-Надул. — А ты гогочешь, словно гусь…
      — Все вы одна компания… Марш отсюда! Злодеям здесь не место…
      — Ох, касатик ты мой, — захныкала Баба-Яга. — Так ведь я нынче совсем добрая. Вот те слово! Я как выучусь, так стану энтой, как ее… поетессой. Стишат для ребятишек понавыдумываю, песенок разных баюкательных…
      — А я, — просительно сказал Соловей-разбойник, — в композиторы пойду, художественный свист в консерватории преподавать стану… А разбойничать ни-ни… Бросил!
      — А я бы в сварщики подался, — заскулил Змей Горыныч. — Пламени во мне ого сколько! Я его в три струи, с трех голов, как дуну!..
      — Обойдется и без вас… Благодетели нашлись!
      — О Повелитель, заступись за нас… — Соловей-разбойник, Баба-Яга и Змей бросились в ноги Мур-Вею, а Кащей подошел к нему сзади вплотную и ловко извлек из кармана его халата старинные четки слоновой кости, которые волшебник любил перебирать в минуты раздумья. А как бы взамен их насыпал горсть семечек и зашептал:
      — Прояви мудрость, Искандер Мур-Вей. Эта мелюзга еще пригодится нам с тобой… Есть у меня к тебе разговор… только без свидетелей…
      Мур-Вей, не дослушав, брезгливо отстранился — Кащей всегда был ему неприятен.
      — …Мурвеюшка, — вновь заскулила Яга, — смени гнев на милость.
      — Нет! — вскричал оскорбленный Кащей да как замашет руками, как замашет словно ветряная мельница. Взвихрился гудящий смерч и увлек в небо всю эту мерзкую компанию. Абдул-Надул едва успел отбежать и спрятаться за Мур-Веем.

      Когда все улеглось и пыль рассеялась, на крыльце дома появился Чао.
      — Ты?! — поразился Абдул-Надул.
      — Рад видеть тебя в этом доме, Победитель волшебников, — почтительно сказал Мур-Вей роботу. — Подари мне хоть немного своей мудрости, чтобы вновь ощутил я былую силу и бодрость духа.
      — Погоди! — перебил его Чао. — А ты подумал о том, что меня могут хватиться в музее?
      — О Всемудрый, я оставил там твое точное подобие, — успокоил его Мур-Вей.
      — Ну, это другое дело… Тогда начнем… Да, а этот что — тоже?… — Чао указал на Абдула-Надула.
      — Обо мне не беспокойся, — заявил Великий Рассказчик. — Вряд ли и сто лет твоих усилий сделают меня умнее!
      — Пожалуй…
      — Неужели ты думаешь, что в твоих проводах и лампочках больше ума, чем в моей голове?
      — Так ты считаешь, что в голове твоего Повелителя ума меньше? Ему, значит, необходимо образование, а тебе нет?
      Абдул-Надул поморгал-поморгал, но все же нашелся:
      — Великий Искандер Мур-Вей просто хочет измерить твои способности, чтобы потом подарить тебе недостающее…
      — Ты подал хорошую мысль, — прервал его Чао. — А я измерю твою способность к восприятию настоящих знаний! Заодно и выясню, как знания облагораживают низкий интеллект. Не возражаешь, Мур-Вей?
      Мур-Вей с улыбкой кивнул, а Мудрейший из Мудрых еще долго ворочал в голове незнакомое слово — ин-тел-лект, как бы рассматривая его со всех сторон. Наконец он решил, что в таком красивом слове может быть заключен только приятный для него смысл, и успокоился.

      В уютной комнате стояли две парты и преподавательский стол. Мур-Вей и Абдул-Надул едва уселись за парты, как Чао вызвал волшебника к доске:
      — Напиши: два умножить на два.
      Мур-Вей вздохнул и написал: 2 х 2.
      — Поставь знак равенства и реши этот пример.
      Волшебник задумался. Уж очень хотелось ему получить самую высокую оценку. Поэтому он и написал после знака равенства пятерку.
      — Запомни, — сказал Чао, — дважды два будет не пять, а четыре. Всегда!
      Волшебник повел левой бровью и спокойно заявил:
      — У меня четыре и есть.
      И верно: на доске уже стояло 2 Х 2 = 4. И никаких следов исправления.
      — Допустим, — вежливо произнес Чао. — А ну-ка, умножь два на три.
      Мур-Вей написал 2 Х 3 и после знака равенства снова поставил пятерку.
      — Никуда не годится. Получится не пять, а шесть.
      — И у меня шесть! — упорствовал волшебник. И верно: пятерка уже превратилась в шестерку.
      — И все же ты написал «пять».
      — Да нет же, Чао, это тебе показалось!
      — А это что? — в железной руке робота появилась фотография, где четко стояло 2 Х З = 5. — Со мной так шутить бесполезно…
      — Никак не могу удержаться, — смутившись, признался Мур-Вей. — В школе привык…
      — Садись, Мур-Вей. Поговорю теперь с Великим Рассказчиком…
      — Помни только, с кем ты имеешь дело! — предупредил Пожиратель Халвы.
      — Хорошо-хорошо. Вот тебе вопрос…
      — Одну минутку, — попросил Абдул-Надул.
      — Что легче — задавать вопросы или отвечать на них?
      — Разумеется, спрашивать легче.
      — О аллах, сама мудрость вещает твоими устами. Еще… Идешь ты и видишь лежат на дороге вопрос и ответ. Что ты подберешь?
      — Ответ, конечно: по нему можно догадаться и о вопросе…
      — Как отрадно беседовать с таким че… с таким учителем! — восхитился Абдул-Надул. — Наконец еще: ты хочешь спрашивать меня не потому ли, что имеешь только вопросы и надеешься найти ответы у других?
      — Нет, это уже слишком! — рассердился Чао. — Не зря говорят, что один дурак заморочит нескольких умных, даже робота. Помоги мне… — обратился он к волшебнику. — Уйми его!
      Но Мур-Вей молчал: ему было все же приятно, что его победитель на сей раз сам оказался в затруднении.
      — Так дело не пойдет, — задумался Чао. — Один жулит, другой только вопросы задает. Вот что. Есть метод, позволяющий получить десятилетнее образование всего за неделю…
      — За неделю?! — вскричал волшебник.
      — Да. Правда, он еще не разработан до конца, и я хотел бы, если не возражаешь, сперва испытать его на Абдуле-Надуле.
      — Давай пробуй и на мне тоже. Я не боюсь!
      — Спальня есть в этом доме?
      — Есть.
      — И две кровати с постелями найдутся?
      Мур-Вей щелкнул пальцами:
      — Да.
      — Пошли. Я дам вам образование во сне.
      — Во сне?!
      — Да. И быстрее, и мне спокойнее.
      — Это самое главное, — съехидничал Пожиратель Халвы.

      Войдя в просторную, затененную плотными шторами комнату с двумя кроватями, Чао указал на них:
      — Выбирайте любую и ложитесь на правый бок, правым ухом на подушку.
      Мур-Вей и Абдул-Надул молча исполнили его приказание. Чао дал им по клочку ваты:
      — Вставьте в левое ухо…
      Вставили. Абдул-Надул хотел сказать что-то, но робот скомандовал: «Спать!» — и друзья погрузились в глубокий сон.
      Затем Чао подошел к стоящему на столике магнитофону. От него шли проводочки к подушкам, в которых помещались обычные радионаушники. А на магнитной ленте была записана вся программа нашей десятилетней школы. Чао нажал кнопку, и эти знания — по порядку, конечно, — с огромной скоростью побежали по проводочкам в подушки, в радионаушники, в правые уши спящих, в их головы… А поскольку в левом ухе каждого находилась ватка — знаниям некуда было деваться, и они оставались в голове.

      Тем временем Чао вышел на крыльцо и осмотрелся. Правда, Мур-Вей предусмотрительно окружил дом волшебным забором, но робот все же решил быть начеку. И не зря!
      Вечернее небо вдруг потемнело, словно его затянуло черной тучей, налетела буря и навалилась на забор. Качнулся он раз, другой, но устоял.
      — Ух! Ух! — зачастили удары точно взбесившегося ветра, и… калитка в воротах слетела с петель.
      Чао сбежал с крыльца навстречу чему-то высокому, веретенообразному, светящемуся бледным лунным светом, и скомандовал:
      — Ни с места!
      — Ха-ха-ха!.. — послышалось в ответ. — Уйди с дороги, Мес!
      — Я не Мес, я — Чао, — ответил робот.
      — Я Кащей Бессмертный и знаю тебя: ты Механический Слуга, что безропотно прислуживал всем в Чинар-беке. Ха-ха-ха!
      — Чего ты хочешь?
      — Где Мур-Вей? Пусть выйдет, я хочу поговорить с ним…
      — Он спит…
      — Ха-ха-ха… Спит?! Уйди, Механический Лгун, иначе я уничтожу тебя!
      Чао бросил в Кащея электрическую искру, и тот завертелся волчком. Потом робот собрал всю свою энергию, и из его глаз ударили два мощных луча света. Кащей отлетел далеко в чащу леса, а минуту спустя кометой взвился в небо и исчез.
      Буря тотчас же стихла, черная туча растаяла, но Чао все еще оставался на посту, хотя необходимости в этом становилось все меньше и меньше, потому что волшебная сила забора все время росла, ведь Мур-Вей с каждой секундой получал все больше знаний, и здоровье его восстанавливалось.
      А что же Великий Врачеватель, Мудрейший из Мудрых и Пожиратель Халвы? Он тоже спал волшебным сном, но так храпел, так храпел, что ватка из его левого уха выскочила, упала на пол, и знания, драгоценные знания, адресованные ему, бежали по проводочку от магнитофона в подушку, в радионаушник, в правое ухо, в голову и… вылетали из левого уха, не защищенного ваткой, ни капельки не задерживаясь. Неделя чудесного сна — и ученики проснулись.

      — Экзамены будут? — спросил Мур-Вей.
      — Непременно! — ответил Чао. — Раздевайся…
      — Как ты сказал?
      — Раздевайся.
      — Совсем?
      — Ну конечно. Если ты сейчас более или менее здоров, то ясно, что закончил среднее образование. Это и есть мой «экзамен»!
      Пока Мур-Вей разоблачался, Чао сообщил:
      — Когда ты спал, приходил Кащей.
      — Кащей?! Зачем?
      — Хотел вызвать тебя на переговоры. Но я с ним немного померялся силами… Кажется, это ему не понравилось, и он сбежал.
      — Ничего, у нас еще будет время побеседовать.
      — Разделся? Теперь подойди ближе и сядь, пожалуйста, на эту подушку…
      Чао принялся выслушивать и ощупывать волшебника, осмотрел его язык, измерил кровяное давление, даже сделал несколько рентгеновских снимков.
      — Все нормально, — наконец произнес он и повернулся к Пожирателю Халвы. Тот уже успел раздеться и стоял голый, с высунутым языком.
      — Спрячь язык и одевайся, — распорядился Чао.
      — Где же справедливость? — проворчал Абдул-Надул. — Ему так раздеваться, а мне — наоборот…
      — Но ведь ты не волшебник. Тебе я устрою настоящий экзамен. Впрочем, я рад уже тому, что ты выдержал напор знаний и они тебя хоть не разорвали.
      — Разве это напор?! — гордо парировал Абдул-Надул. — Вот вата твоя не выдержала, а меня ничто не возьмет!
      Чао внимательно всмотрелся в Великого Рассказчика:
      — Значит, у тебя выпала ватка из левого уха… Жаль. Хотя я не уверен: была бы польза, если б она оставалась на месте?
      — Никакой пользы! — согласился Абдул-Надул. — В моей голове уже нет даже крохотного места для новых знаний. Понял?
      — Ладно, — остановил его волшебник. — Спасибо тебе, мой добрый друг Чао. Пора мне возвращаться домой. Прощай.
      — Прощай, Мур-Вей. Прощай и ты, «Мудрейший из Мудрых».
      Волшебник взмахнул рукой и Чао вместе с домом исчез. Затем Мур-Вей схватил в охапку Абдула-Надула и взвился в небо…

      Заброшенные Кащеем на страшную высоту, где и жарким летом царствует сухой безоблачный мороз, Змей, Баба-Яга и Соловей-разбойник попали в стремительное струйное течение. Так называются постоянные ветры, дующие высоко-высоко над землей почти круглый год со скоростью до нескольких сотен километров в час. Воздух на таких высотах разреженный, и для дыхания его не хватает. Невольные воздушные путешественники даже потеряли сознание. Так они сделали один оборот вокруг Земли, второй, третий, с каждым разом постепенно снижаясь; ниже всех летел тяжелый Змей Горыныч, несколько выше — Соловей-разбойник, а уже на самом верху — Баба-Яга. Кащея с ними не было… На пятом витке пришел в себя Змей Горыныч. А так как полет по инерции все продолжался и остановиться пока не представлялось возможным, он стал наблюдать за местностью, чтобы определить, где же они находятся, ведь так высоко ему никогда не приходилось летать. Горыныч был охотником до чтения. Особенно любил он приключенческую и фантастическую литературу. И еще сказки, где иной раз писали даже о нем, правда не всегда приятное. А из научно-популярной литературы он предпочитал книги о путешественниках. Бывало, сядет на диван и читает три книги одновременно: левая голова что-нибудь приключенческое, правая — сказку или фантастику, а средняя, главная, — о путешественниках. Вот почему сейчас, посматривая на землю с высоты, он многое узнавал. Но особенно заинтересовался он островами. Ведь почти все писатели описывают их в своих книгах. Пользуясь тем, что у него три головы. Змей Горыныч без труда сосчитал острова, и получилось, что на морях и океанах их около сорока тысяч! Но вот внизу показалось что-то совсем знакомое, и Горыныч догадался, что это его собственный остров, со скалистыми холмами, дубовыми лесами и старинным замком, окруженным замшелыми зубчатыми стенами.

      Очнулись Баба-Яга и Соловей и уселись на широченных крыльях Змея Горыныча. Тот принялся вовсю тормозить ими. На десятом витке вокруг Земли ему удалось наконец приземлиться, да так удачно — прямо в середину пустынного двора, у парадного подъезда собственного замка.
      — Фу-фу! — фыркнула Баба-Яга, вытирая платочком маленькое сморщенное лицо. — Едва последний зуб не потеряла! Ну и путешествие…
      Тут Соловей-разбойник как свистнет, так с зубчатой стены, будто песчинки, посыпались камни, и один из них трахнул самого же Соловья по затылку.
      — Так тебе и надо, — укоризненно сказала Баба-Яга. — Рассвистался, точно оглашенный…
      — А почему нас никто не встречает? — оправдывался разбойник.
      — Некому, — пояснил Змей Горыныч. — Я же холостяк, так что мы сами себя и встретим. Входите, друзья добрые, — сказала средняя голова Змея.
      — Будьте гостями, — добавила левая голова.
      — Не стесняйтесь, — улыбнулась правая.

      Собрались они в гулком с блестящим полом зале вокруг овального гранитного стола и стали совет держать.
      Баба-Яга раскурила трубочку, а Соловей-разбойник повернулся к Змею:
      — Первое слово хозяину…
      — Так я что ж… Я — как все…
      — У тебя хоть и три головы, да ума не соберешь и для одной, — сказала Баба-Яга.
      — Насчет этого, Ягинишна, верно, не очень… Но если будет какое поручение, то выполню, — сказала левая голова.
      — Я полагаю, — солидно произнес Соловей, — что раз от образования нам не отвертеться, то придется его получать самим. Кащей-то нам помешал…
      — А где получать? — задумалась правая голова Змея.
      — В школу нас не примут, — сказала левая голова.
      — А здоровье ухудшается день ото дня… — добавила средняя.
      — Ничего, подлечимся, — загадочно произнесла Яга.
      — Ну-ну, — с надеждой заторопила ее левая голова Змея Горыныча.
      — Ты уж одной головой речь-то держи, а то шея у меня заныла от верчения, — попросила Баба-Яга и тут же заговорщицки зашептала: — Предлагаю прочесть все, какие ни есть, тома Енциклопедии.
      — Это что такое, Ягинишна? — спросил Змей.
      — Ну как тебе объяснить… Книжки такие, где вся наука изложена.
      — Ага! А где их достать?
      — Украдем, отобьем, ограбим! — вскричал бритоголовый, одноглазый Соловей-разбойник, хватаясь за кривой нож у пояса. Серьга в его левом ухе так и сверкнула.
      — Тебе все бы грабить, — поморщилась Яга. — Нынче не те времена — везде милиция.
      — А как же иначе?
      — Выпишем! За деньги… — объяснила Баба-Яга.
      — И то дело!
      Змей Горыныч принес из своего кабинета бумагу, конверт и шариковую ручку. Баба-Яга нацепила на длинный крючковатый нос очки и крупными буквами написала:

      «ДРАЖАЙШИЕТОВАРИЩИСПРИВЕТОМКВАМЖАЖДАЩИЙУСЕХЗНАНИЙКАКИЯИМЕЮЦАВ ВАШЕММАГАЗИНЕТОЕСТЬЕНЦИКЛАПЕДИИБУДЬТЕДОБРЫПРИШЛИТЬТЕМНЕЕЕУСЮ ПОЛНОСТЬЮЗАМОИДЕНЬЖАТАСПОКЛОНОМВАМЛЮБЕЗНЫЙИПРЕБЫВАЮЩИЙВОЖИДАНИИПРИЯТ — СТВЕННОМЗМЕЙГОРЫНЫЧ».

      — Ну как, сойдет? — спросила Яга.
      — Отменно! — загудели приятели. — Тебе только книги писать…
      — Оно конечно… Да здоровье не позволяет.
      Баба-Яга аккуратно сложила письмо вчетверо, засунула в конверт, послюнявила краешки клапана, заклеила и надписала адрес:

      «МАСКВАКНИГАТАЕЩЕПОЧТОЙПУЩЕННОПИСЬМОАОТВЕТОЖИДАИЦАПОАДРЕСУОКИЯНМОРЕ СИНЕЕОСТРОВЗМЕИНЫЙГОРЫНЫЧУЛИЧНО».

      Змей принес почтового голубя, проверил, есть ли на конверте марка, сложил письмо трубочкой, привязал к лапке и выпустил, птицу на волю.

      Не прошло и недели, как над Змеиным островом загудел вертолет. Летчик весело выгрузил увесистые пачки книг, пересчитал деньги и с любопытством огляделся.
      — В глушь какую забрались! — удивился он. — Как с питанием-то?
      — Не бедствуем, — с достоинством ответил Змей Горыныч. — Если что скатерть-самобранка имеется.
      — Это неплохо, — одобрил летчик. — Значит, решили самообразованием заняться?
      — Да, надоело неучами быть.
      — Грамота — она в любом возрасте полезна. Письмецо кому написать приведется — так чтоб не стыдно было, — намекнул летчик. — Ну, будьте здоровы!
      — Прощевай, касатик. Спасибо за услугу.
      — Не за что — служба. В стороночку только отойдите, чтобы ненароком не зацепить…
      Запустил мотор и улетел.
      — Вежливый какой! — с завистью произнес Соловей-разбойник.
      — А вот образуемся и тоже станем такими. Еще восьмого марта будете меня поздравлять, — пообещала Яга и скомандовала: — А ну, несите в дом литературу — не женское дело тяжести таскать.
      Подхватили они тяжелые пачки и поволокли. А вскоре опять собрались у гранитного стола, и Баба-Яга раскрыла первый том.
      — «А… — принялась она читать. — Наипервейшая буква российского алфавита…» Гм!.. Брехня какая-то…
      — Почему, Ягинюшка?
      — Наипервейшая буковка будет «Я», потому как это я… Я, то ись, да и мое имя с ее начинается.
      — Э, куда хватила! — усмехнулся Змей. — Дай-кось я почитаю… Где тут на букву «Зы»? Ага, вон она… Ишь ты! Про меня будто есть что-то… «Змей Горыныч — отрицательный сказочный образ…» — Дальше он бормотал уже невнятно: — «Злодей… душегуб…» Что-то непонятное…
      Баба-Яга открыла другой том и повеселела:
      — Гляди-кось… Про Соловья!
      — Ну?! — недоверчиво посмотрел на нее разбойник и невольно приосанился. Приятно, когда о тебе пишут в книгах. — Ну и что там?
      — «Ненавистный тип…», «Темная сила…» — выборочно прочитала Яга и от себя добавила: — Мерзавец заедучий, дурной и хвастливый…
      — Ух! Попадись мне тот сочинитель, — разозлился Соловей-разбойник, — я бы ему голову оторвал!
      — А все ж читать надо, — сказала Баба-Яга. — Повырываем те странички, где про нас сказано, и дело с концом…
      — А ну, глянь, Ягинюшка, — попросил Змей, — что про Кащея пишут в Енциклопедии?
      — Сейчас, касатик, сейчас… Вот: «Злодей из народных сказок… Вероятно, образ его возник еще в Древнем Египте…»
      — Ишь ты! — удивился Змей. — Выходит, мы с ним земляки?
      — «…Сердце его будто бы спрятано в яйце, — читала Яга, — а яйцо — в утке, утка — в зайце, заяц — в сундуке, а сундук под дубом зарыт, на острове, что на море, на окияне…»
      — Тоже мне, знания — все «будто бы» да «вероятно», — возмутился Соловей. — Нам в точности знать надобно. Бросьте вы энту Енциклопедию: жизни не хватит прочесть ее. Зря поизрасходовались.
      — И то верно, — задумалась Яга. — Вот что, ребятушки, в голове моей родилось: несите-ка книжки на кухню.
      «Ребятушки», не спрашивая, исполнили ее повеление и перетащили энциклопедию в подвал, где рядом с котельной находилась кухня.
      — Включай огонь, — приказала Яга.
      Змей зажег газовую горелку, которая мигом загудела под огромным чугунным чаном с водой, и уселся рядом с Соловьем на лавку, наблюдая, как Баба-Яга с тонким знанием дела принялась колдовать.

      — Звери лесныя, птицы воздушныя, — глухо заговорила Яга, водя руками над котлом, — дайте мне силу и ловкость вашу в едином образе, чутьё и слух вострый, отвагу и ярость тоже…
      Тут она извлекла из кармана юбки дубовый сучок и бросила в кипяток. Взяла уголь и золу, смешала их в кастрюле с холодной водой, обмыла притолоку, дверь с косяком, порог и стены кухни, посыпала огонь зерном и подлила в него постного масла. Затем подожгла клок медвежьей шерсти и стала поочередно окуривать едким дымом углы и шептать заклинания:
      — Гу-гу-гу, го-го-го… Не хочу я ничего, кроме знанья и здоровья, ибо худо без него… Чики-чики-чикеники, я лечу на венике без труда-старания и хочу питания умного-разумного, для себя и для друзей, чур! И никаких гвоздей…
      Помешав ложкой в чане, Яга извлекла щипчиками сучок, подула на него, взяла в рот и… стала невидимой.
      — Видите меня? — раздался в пустоте ее голос.
      — Не-а! — хором ответили приятели, а Соловей даже присвистнул от удивления, но чуть-чуть, чтобы пламя не погасло.
      — А теперь? — спросила Яга и вытащила сучок изо рта.
      — Видим!
      — Значит, пора… — уверенно сказала Баба-Яга. — Кидайте Енциклопедию в кипяток. Да осторожнее, чтоб ни единой брызги!
      — Шутишь, Ягинюшка?! — поразился Змей. — К чему это?
      — А помнишь, как тот голос в Сосновом бору еще сказал: «Знание — пишша ученого»? Сварим Енциклопедию и съедим. Авось да по зубам придется…
      — Так оно и быстрее будет, — одобрил Соловей. — Молодец, Ягинюшка!
      — Кидайте, ребятушки, кидайте, — захлопотала Яга.
      Приказание исполнили незамедлительно и в точности.

      Три дня и три ночи поочередно дежурили они в кухне и размешивали варево большой ложкой, чтоб не пригорело. Утром четвертого дня Баба-Яга сняла пробу. Отхлебнула из ложки и скривилась.
      — Ну как? — полюбопытствовал Соловей.
      — Горьковато чтой-то.
      — Может, подсластить? — предложил Змей Горыныч. — У меня сахар имеется да медку еще осталось пудиков двадцать.
      — Не испортить бы… — засомневалась Яга.
      — Ну хоть подсолим. Да перчику баночки две-три, а? Хренку ведерко…
      — И без того горько! — напомнила Баба-Яга. — Не всякий желудок примет…
      — А если грибочков белых лукошка три? — глотнул слюну Соловей.
      — Уточек с десяток, — поддержал Змей.
      — Ну и что оно получится? Этак мы переведем добро без толку…
      — А вдруг люди так и делают? — предположил Соловей. — Ежели знания горьки и в чистом виде не каждому по вкусу, так, может, всяк молодец на свой образец их приготовляет?
      — Нет, уж лучше без выдумок. Подходи, кто первый?
      Тут они было кинулись к котлу разом, но Яга удержала:
      — Не спешите. Все равно ложкам счет установим и все разделим поровну!
      — Так оно, вестимо, — сказал Соловей. — Давай мне!
      Вдруг Змей Горыныч сердито зарычал.
      — Ты чего? — спросила Баба-Яга и опасливо посторонилась.
      — Мне положено три ложки зараз!
      — Что, красив больно? — удивился Соловей.
      — Нельзя, чтобы одна голова у меня поумнела, а две — в дураках оставались!
      Соловей уже заложил два пальца в рот — колечком — и хотел свистнуть, но Яга вовремя кинулась к нему:
      — Не станем ссориться… Пускай по его будет, по-Змеиному. Да и хозяин он здесь. Только другую ложку возьми, поменьше. Ладно?
      — Ладно уж, — заулыбался Змей. — Спасибо, что уважили…
      — Без уважения нельзя, — перемигнулся Соловей с Ягой.
      — А может, это не те знания? — опять спросил Змей. — Вдруг есть еще и сладкие?..
      — Все знания едины, — возразила Баба-Яга. — Только к кому попадут…
      Хлебнул Змей и решительно заявил:
      — Не стану есть! Душа противится…
      Отведал Соловей и тоже сплюнул.
      А Баба-Яга заметила:
      — Не завидую ученым людям! И как это они терпят?! Скорее околеешь, нежели станешь образованным, ей-ей!
      — Потому, наверное, дураки и не переводятся, — кивнул Змей.
      — Что же нам делать-то? — закручинилась Баба-Яга.
      И Змей с Соловьем головы повесили.
      Тут откуда ни возьмись появилось в зале что-то веретенообразное, светящееся. Закружилось бесшумно и превратилось в Кащея Бессмертного.
      — Здорово, ребята!
      Приятели бросились было к нему, но, вспомнив, как он помешал им получить образование в Сосновом бору да еще и в небо одних закинул — остановились.
      — Явился! — иронически произнесла Баба-Яга.
      — Небось понадобились тебе, — сказал Змей.
      — Сам не гам и другому не дам, — отвернулся Соловей.
      — Ну чего вы разошлись-то? — ласково заговорил Кащей. — Я же вас от позора увел: одна лишь забава с вами была у Мур-Вея… Забыли, как он вас в Чинар-беке «лечил»? И сейчас больше о себе печется. А что оставил вас, так на то причины были… Чем вы тут занимаетесь?
      — Да вот образовываемся, Енциклопедию едим, — помягчел Соловей и пояснил, как и для чего.
      Повалился Кащей на пол да как захохочет — тонко, заливисто, аж в ушах у всех зазвенело.
      — Будет тебе, — остановила его Баба-Яга. — Ну дали промашку, чего уж тут…
      — Вот что, едуны-енциклопедники, — прокашлявшись, посерьезнел Кащей. — Верный путь к здоровью только я укажу вам… Но прежде надо Абдула-Надула найти.
      — К чему он нам?
      — Потому как Мур-Вея след я потерял, а через того дурня мы его отыщем да узнаем, каков он сейчас. Понятно?
      — Как не понять! — Заодно и отомстим ему за надругательство над нами.
      — И так можно, — согласился Змей.
      — А где искать Абдула-то? — погрустнел Соловей.
      — Баба-Яга найдет, — уверенно ответил Кащей. — Она у нас самая хитрющая, да и ступа у нее новая, надежная, лучше прежней летает…
      — А и то, Ягинюшка, давай, что ли… А?
      — Да уж чего там!.. Постараюсь, — решила Яга. — Для обчества, для вас то ись, себя не пожалею…
      — Да как разыщешь — сюда его, — распорядился Кащей.
      Попрощалась с ними Яга и улетела.

      Мур-Вей летел, точно птица, расставив руки крыльями, наслаждаясь скоростью, высотой и ощущением собственной силы. Абдул-Надул цепко держался за полы его халата и трясся от страха, избегая смотреть на землю, чтобы не закружилась голова. Но вот они вошли в плотную облачность, и Мудрейший из Мудрых, решив, что уже куда-то прилетели, облегченно вздохнул.
      — Наконец-то, — сказал он сам себе. — Я думал, что нашему полету конца не будет…
      С этими словами Пожиратель Халвы разжал руки, но тут же почувствовал, что под ним ничего нет. Он посмотрел вниз и попытался то одной ногой, то другой найти твердую опору. Но ее почему-то не было. Прошло несколько секунд, и Великий Врачеватель увидел под собой горы, леса и реки, далеко-далеко внизу… Он хотел закричать, но не смог, хотел пошевелиться, но страх будто обвязал его веревками; Великий Рассказчик впервые в жизни стал нем, как сундук. Он стремительно падал с холодной высоты, а внизу подстерегали его острые вершины гор. Мур-Вей, ничего не подозревая, несся вперед, радуясь, что к нему как бы вернулась былая молодость.

      В Кахарде раннее утро. Прозрачный воздух тих и свеж. Улицы древнего города еще спят в тишине и покое, а ночное небо уже начало бледнеть. В какое-то мгновение в нем возникла легкая прозрачная голубизна, пронизанная золотистыми лучами восходящего солнца. Шуршащий ветерок прибежал с востока, вытеснил прохладу из крон деревьев, разбудил многоголосое пернатое царство. Начали свой рабочий день муравьи. Но люди еще спят, и только одна фигура, непомерно толстая, неторопливо бродит среди старинных мавзолеев, в которых покоятся те, кто жил здесь десятки веков назад.
      Мур-Вей (вы, конечно, догадались, что это он) хлопнул в ладоши. И тотчас же город заполнился проснувшимися жителями, которые шумно сбегались на базарную площадь перед мечетью. Узнав волшебника, они жестами приветствовали его, но подходить близко не решались, помня его неуравновешенный характер.
      — Привет вам, жители Кахарда! — крикнул Мур-Вей, и толпа ответила ему нестройным, робким гулом. — Отныне я снова здоров и в силах помогать вам…
      Разговаривая с кахардцами, Мур-Вей не переставал извлекать из кармана семечки, даже не задумываясь, откуда они взялись у него, и с удовольствием грыз их. Сами знаете, как заразительно это занятие. А в обширном кармане Мурвеева халата умещалось не менее ведра вкусных семечек, хотя, как вы помните, Кащей Бессмертный бросил туда всего одну горсть…
      — В чем вы испытываете нужду, люди? — гордо спросил Мур-Вей. — Мне теперь все доступно, все нипочем! Я могу исполнить любое ваше желание.
      — Да будешь ты жив, здоров и невредим! — ответили кахардцы. — Очень уж тесны жилища наши, будто мы не люди, а горошины…
      — Ваши жилища уже в десять, нет, в тысячу раз просторнее… Ступайте. И пусть каждый шаг прибавит вам день жизни.

      Прошло время… Снова приходят люди на городскую площадь, к шелковому голубому шатру, в котором поселился волшебник.
      — Теперь воистину избавились мы от тесноты, — говорят они. — Но жилища наши столь огромны, что ноги устают, едва мы достигаем середины первой комнаты, и каждый шаг отнимает у нас день жизни.
      — Ступайте. Теперь у вас будет и транспорт, достойный вас. Чох!..
      Разошлись кахардцы по домам и диву даются: в каждом доме — размером в долину — ишаки появились. Садись и езжай — то ли на кухню, то ли в спальню. Отпала нужда ходить в своей квартире пешком.

      Прошло время… Снова идут люди к Мур-Вею на поклон.
      — Ишаков, — говорят, — кормить нечем, разорят они нас. Кругом леса, а пастбищ нет. Да и жить мы стали, словно в седле.
      — Хорошо. Ступайте с миром, убрал я леса. Чох!.. Засевайте пустоши.

      Прошло время… Вода ушла в песок, склоны холмов, не защищенные лесами, изъели овраги, ветер смел почву в море, и оно совсем обмелело у берегов.
      Опять взмолились люди:
      — Помилуй нас, Повелитель. Плохо нам без воды — ишаков поить нечем, не говоря уже о себе… И зерно воды просит.
      — Ладно, — махнул рукой волшебник. — В подземных пещерах много пресной воды — получите ее. Ступайте. Чох!..

      Прошло время… Бурной рекой подземные воды выбежали на дневную поверхность и устремились к морю. Море стало заполняться пресной водой, и рыбы морские погибали от нее в несметном количестве, всплывали вверх животами. Над землей гудели песчаные вихри, и ужасающая жара так раскаляла окрестные скалы, что нечем было дышать, а яйца в птичьих гнездах сваривались вкрутую. Небо высохло и побледнело. Но и это стерпели бы кахардцы, да под их ногами, на месте пресной воды, стала образовываться пустота, и вскоре город оказался на тонком слое земли, который беспрестанно колебался, и кахардцы чувствовали себя будто на паутине, колыхаемой ветром. Только голубой шатер волшебника стоял прочно. В нем было не тесно, но и не слишком просторно, не холодно и не жарко. Даже ванная имелась, а перед Мур-Веем, возлежавшим на пуховых подушках, стоял цветной телевизор, и волшебник не мог оторваться от экрана, особенно когда шла московская передача «Клуб кинопутешествий». Он был счастлив и доволен собой.
      — Я снова здоров, — говорил он себе. — Значит, все мне доступно. А больше мне ничего не нужно! Вот люди — существа жадные; что ни сделаешь для них все им мало…
      И верно, вновь услышал он голоса кахардцев и вышел из шатра.
      — Чего вам еще, ненасытные?
      — Милостям твоим нет предела, — упали в ноги ему кахардцы. — И дома теперь у нас больше, чем надо, и ишаки есть, и вода бежит из-под земли рекой, и рыба дохнет — нет нужды вылавливать ее, да боимся, как бы не провалиться нам. Земля под ногами непрочная стала…
      — Ступайте, — укоризненно молвил Мур-Вей. — Вижу я, желания ваши бесконечны, а совесть у вас меньше булавочной головки. В последний раз потакаю вам… Пусть все вокруг вас вернется на свои места, но сами вы станете втрое меньше ростом. Тогда хватит вам и жилищ и питания. Чох!
      С той поры пошла в Кахарде поговорка: «У маленького человека и желудок мал». Конечно, появились новые трудности: мебель пришлось переделывать, скот заново к себе приучать, пахать землю стало делом вовсе мудреным, но уже больше кахардцы не жаловались на свое житье-бытье.

      Все еще недовольный привередливыми земляками, Мур-Вей зашел в свой шатер и налил кружку холодного пива. Вдруг оно закипело, и понял волшебник, что его верные друзья в беде. Двинул он мизинцем — и самый благоустроенный в мире шатер исчез, будто его и не было. А Мур-Вей уже мчался в прохладной высоте на север. То ли от резкого подъема, то ли по иной причине, Мур-Вей почувствовал себя плохо. Семечки до того опротивели, что волшебник решил избавиться от них, дабы не соблазняться больше. Но сколько ни высыпал он их из кармана — конца им не было. Тогда со зла оторвал он ставший бездонным карман и отшвырнул его прочь…

      Выполняя данное ей поручение, Баба-Яга вылетела на поиски Великого Рассказчика. Где-то, уже не помню, в каком районе, она услышала свист, посмотрела вверх и увидела стремительно падающего человека. Мигом сообразив что к чему, Баба-Яга остановилась как раз под ним и тоже устремила свою ступу вниз, чтобы сколько возможно уравнять скорости. Маневр удался смелой пилотессе блестяще, и Абдул-Надул угодил прямо в ее летательный аппарат, лишь слегка стукнувшись о борт. Ойкнув от изумления, Яга поднесла к тонкому, с горбинкой носу Мудрейшего из Мудрых пузырек с нашатырным спиртом. Пожиратель Халвы пришел в себя и осмотрелся.
      — Ты?!
      — Как видишь, — сказала Баба-Яга. — Тебя ведь ищу, а ты возьми и с неба свались! Вот везенье-то…
      — А зачем я тебе понадобился?
      — Так не мне одной… И ребятушки по тебе истосковались: где это, говорят, наш Абдулушко? Вот бы, говорят, послушать его рассказы, как прежде бывало. Соскучились…
      — Не врешь? — простодушно спросил Великий Рассказчик.
      — Да нешто на меня это похоже?
      — Ну ладно уж, — улыбнулся польщенный Абдул-Надул. — Летим! У меня теперь есть рассказы и подлиннее прежних: я ими начинен, как плов изюмом.
      — Вот и сладко будет всем, — обрадовалась Яга.
      Они летели с такой скоростью, что Абдул-Надул боялся высунуться за борт. Впрочем, сама пилотесса тоже сидела на дне ступы и внимательно смотрела то на приборную доску, то в какую-то бумажку, прилепленную сверху. В ее новой ступе было просторнее и удобнее, чем в прежней. Имелся локатор, на экране которого были видны встречные самолеты и местность внизу, баллоны с кислородом для дыхания на высоте и красивая приборная доска. Время от времени, пролетая над очередной страной, Баба-Яга включала радиопередатчик и говорила в микрофон:
      — Говорит «Яг-бис», говорит «Яг-бис»! Следую на Змеиный остров… Прошу подход и пролет…
      — Подход и пролет на высоте не выше пяти тысяч метров вам разрешаем, — на разных языках отвечали ей диспетчеры международных гражданских авиалиний.
      — Скажи, Мудрейшая, — спросил Абдул-Надул, — что означают твои слова «Яг-бис»?
      — У меня же новый летательный аппарат, — пояснила Баба-Яга. — Он называется «Яга-два», а сокращенно «Яг-два».
      — Сокращение — это наука, позволяющая каждому иметь свое мнение, — сказал Великий Рассказчик. — Почему при этом получается «Яг-бис»?
      — Слово «бис» по-ученому означает «два», — не без гордости ответила Баба-Яга.
      — Скажи пожалуйста… — с уважением посмотрел на нее Абдул-Надул. — Ты и это знаешь…
      — А вот на борте висит описание моей ступы и инструкция по использованию в полете, — показала Баба-Яга на бумажку.
      — Был в моей жизни, изучение коей послужит назиданием не одному поколению стремящихся к совершенству, такой случай… — начал Великий Рассказчик. Но тут послышался голос диспетчера с земли:
      — «Яг-бис», «Яг-бис», ответьте мне!
      — Отвечаю, — сказала Баба-Яга, жестом останавливая своего пассажира, и заглянула в инструкцию.
      — Набирайте высоту и следуйте на семь тысяч сто метров — все нижние эшелоны над океаном заняты. — Набираю высоту и буду следовать на семь тысяч сто метров…
      — Поняли правильно. До связи.
      Баба-Яга и Мудрейший из Мудрых устремились вверх, включили отопление и надели кислородные маски. И как раз вовремя! Не то рассказы Абдула-Надула могли бы увести их с курса далеко в сторону. А так, в молчании, они летели точно и в расчетное время увидели внизу Змеиный остров и дворец Змея Горыныча.

      Баба-Яга провела Абдула-Надула не в зал, где бражничали Кащей, Змей и Соловей, а на кухню.
      — Твои приятели веселятся, Почтеннейшая, а ты почему-то таишься, — удивился Пожиратель Халвы.
      — А ну их, — отмахнулась Яга. — Мамонты проклятые… Пьяные ведь, как бы еще не задрались… Потом к ним пойдем.
      — Это верно: чем крепче вино, тем слабее разум пьющего.
      — Садись, Абдулушко, я сейчас угощение приготовлю… — наполнив свободный чан водой из крана, Баба-Яга включила газовую горелку и, облизнувшись, обошла Мудрейшего из Мудрых. — Так, говоришь, в тебе нынче знаний немало?
      — Д-да… — часто заморгав, пролепетал Великий Рассказчик и затрясся от страшной догадки.
      — Так-так… Ты теперь все одно что Енциклопедия. Даже вкуснее! Там только бумага да картон… а ты вроде как плов с изюмом.
      — Ты чего это а?.. Съесть меня захотела?!
      — Отчего и не полакомиться? — призналась Яга. — С пользой ведь: сама через твои знания образованной стану, и хворобу мою как ветром унесет.
      — Разве друзей едят?! — в отчаянии выкрикнул Абдул-Надул.
      — Дураков — нет, а умных — пожалуйста, от этого только польза.
      Баба-Яга изготовилась было к прыжку, но Абдул-Надул молнией метнулся в сторону, взбежал по ступеням и с воплем ворвался в зал. Баба-Яга за ним.
      — Спасите! — заорал Великий Врачеватель так, что Змей от неожиданности подскочил метра на три, а Соловей кинулся было к окну. — Она хочет меня съесть!.. Потому что я Мудрейший из Мудрых!.. Чтобы мои знания достались ей!..
      Наступило тягостное молчание. Пожиратель Халвы забился в дальний угол, а Змей, Соловей и Кащей тяжелыми шагами подошли к Яге.
      — Так вот ты какая! — сказал Соловей.
      — Повкуснее знаний захотелось… — рыкнула главная голова Змея, а две другие икнули.
      — А уговор?! — вскричал Кащей. — Так-то ты мое поручение исполняешь?!
      — Да что вы, ребятушки! — оправдывалась Баба-Яга, серая, как мышь, от испуга. — Разве я осмелилась бы?.. Я хотела разделить его на всех поровну… Но сперва решила приготовить из него бульончик… Право слово! Не стану, думаю себе, раньше времени беспокоить своих друзей… Пусть, думаю, они еще повеселятся, пока я управлюсь.
      — Врешь!!!
      — Да чтоб нам всем провалиться на этом месте, ежели вру!
      И тотчас же раздался оглушительный грохот, земля разверзлась, и все четверо провалились в широкую дыру, образовавшуюся на том месте, где они только что стояли! Из темной бездонной глубины какое-то время еще слышались крики ужаса и стоны, потом они стали замирать, и все смолкло. Секунда — и дыра сама собой затянулась, точно зажившая рана, и даже лучше, ибо, взглянув на гладкий гранитный пол, Пожиратель Халвы не смог обнаружить ни единого рубчика!
      — Никогда не буду врать! — пообещал он самому себе. — Другое дело фантазировать.

      Мудрейший из Мудрых обошел просторный зал в поисках выхода, но тщетно. Тяжелую входную дверь не смог открыть, так она крепко захлопнулась. Возвращаться на кухню боялся, хотя знал, что Бабы-Яги там наверняка нет. Единственно возможный путь вел в кабинет Змея Горыныча, и Великий Рассказчик, опасливо осматриваясь, вошел туда. Никого…
      Налево — письменный стол, от окна до окна. Три подставки для книг. Чернильный прибор и стопа бумаги. Три кальяна с гибкими змеевидными шлангами и мундштуками — видно, Горыныч заядлый курильщик. По стенам — портреты родителей, далеких предков и родственников. Основателем сказочного змеиного рода был одноголовый змей с длинной бородой и с золотыми кольцами на изумрудном гибком теле. Жил он на одном из островков в Средиземном море еще во времена древних египтян и имел в Африке свои сады и поля, пустыни и леса. Были тут и портреты морских змеев, некогда разбивавших хвостами корабли и глотавших лодки вместе с гребцами, рогатых и многоголовых драконов из Китая, Японии и Греции, молодых водяных змей из европейских озер и других…
      Услышав шорох, Абдул-Надул обернулся и увидел, как дверь за ним сама собой закрылась. Зато в противоположной стене отворилась другая, как бы приглашая гостя следовать дальше. Делать нечего, Великий Рассказчик перешагнул порог и попал в спальню. Широченная кровать имела три подголовника с подушками и длинный желоб для хвоста. Постель была очень простая, без полога. «Моя спальня в Чинар-беке, — подумал Мудрейший из Мудрых, — была куда богаче и красивее…» Снова закрылась дверь сзади, бесшумно отворилась следующая — и так из комнаты в комнату, как бы специально ведя куда-то Пожирателя Халвы.
      Но вот приоткрылась последняя, совсем невзрачная дверь, и Великий Рассказчик вышел на океанский берег.
      — Слава мудрости моей и самообладанию! — воскликнул он, подставляя лицо сырому вольному ветру. — Я снова могу делать, что пожелаю, не будь я Великий Врачеватель, Рассказчик и Мудрейший из Мудрых!
      — Как, вы и есть тот самый?! — раздался позади картавый голос. Абдул-Надул резко повернулся — рядом стоял роскошный попугай.
      — Это у тебя такой приятный голос?
      — Очевидно… Благодарю вас, — ответил Попугай. — Я слуга господина Кащея Бессмертного и смотритель выхода.
      — Выхода? Что это такое, Умеющий говорить загадками?
      — Для всякого ответа наступает свое время.
      — Как знаешь. Но ведь твой хозяин где-то там… — показал пальцем вниз Мудрейший из Мудрых.
      — Это его дело. Я имею приказание доставить вас в его дворец. Он считает, что вы тот образец человека, под который неплохо было бы подогнать всех людей на свете.
      — Отменный вкус у твоего хозяина. Ну что ж, веди, Уважаемый, если это не очень далеко…
      Попугай щелкнул клювом, и сознание Абдула-Надула ненадолго помутилось. Вскоре он обнаружил, что стоит в каком-то запущенном дворе, у ветхого трехэтажного деревянного дома, окруженного горами.
      — Уютный караван-сарай, — осторожно заметил Великий Рассказчик.
      — Приветствую гостя господина Кащея Бессмертного в его доме. Я к вашим услугам, — сказал Попугай.
      — Приветствую и я тебя, Уважаемый, — опасливо поклонился Абдул-Надул. — Скажи на милость, я вижу вход, а есть ли выход из этой веселой усадьбы достойного хозяина?
      — Есть.
      — И еще ответь, пожалуйста, имеет ли конец гостеприимство хозяина этого дворца?
      — Да.
      — В таком случае будь любезен и покажи мне выход, ибо гость, уходящий первым, навсегда остается в сердце хозяина…
      — Следуйте за мной, — покорно сказал Попугай и повел Пожирателя Халвы куда-то длинным, светлым коридором, начинавшимся в гроте, у колодца с навесом.
      — Долгий путь — источник успокоения и враг беспокойства, — заметил Великий Рассказчик.
      — Вы красиво говорите, — склонил голову Попугай в знак восхищения собеседником.
      — Да будет тебе известно, что я Правдивейший из Правдивых и Мудрейший из Мудрых, — скромно пояснил Абдул-Надул. — Источник всех знаний и изящества во мне самом.
      — Это очень удобно… Хозяин, вероятно, именно за это и ценит вас…
      — Мне отрадно, что ты понимаешь глубину моей мудрости, Милейший из всех Смотрителей, как и твой повелитель. Я давно убедился в собственном совершенстве. А это необходимо человеку. Единственный изъян, снедающий меня, — любопытство… Позволь спросить, чем занимается твой хозяин, Гостеприимнейший из Гостеприимных?
      — За долгую свою жизнь он испробовал множество занятий, — явно избегая подробностей, ответил Попугай. — Последнее время его хобби…
      — Как ты сказал? Повтори, Уважаемый.
      — «Хобби» означает — увлечение.
      — Теперь понятно, и я вновь стал Чутким Ухом…
      — Хобби моего хозяина — похищения.
      — О аллах! — вздрогнул Абдул-Надул. — Разве найдешь в целом мире более интересное и живое занятие?!
      — Вы необычайно любезны…
      — Лучше пять раз сказать приятное другому, чем один раз быть самому похищенным. Ответь, Уважаемый, куда мы идем?
      — К началу выхода.
      — К началу? Следовательно, его конец еще дальше?
      — Конечно.
      — А есть ли путь отсюда покороче?
      — Нет.
      — Ну что ж… Слава аллаху, не лишающему нас надежды.
      Вскоре они подошли к потемневшей от времени, без резьбы и украшений дубовой двери, над которой витиеватые буквы образовывали надпись: «Страна Испытаний».
      — Что это, Уважаемый?
      — Начало выхода, а я и есть его Смотритель.
      — Не следует ли понимать тебя, Пышноодетый Смотритель, что для того, чтобы покинуть это гостеприимное место, необходимо еще пройти ряд испытаний.
      — Именно так! Всякий смертный, очутившийся здесь, может покинуть дворец господина Кащея Бессмертного только этим путем.
      — Веди, Уважаемый, — решительно произнес Мудрейший из Мудрых. — Самое неуютное место — это чей-нибудь желудок, даже гостеприимнейшего Кащея-ибн-Бессмертного.

      — Откройся, чтобы полнилось, и закройся, чтобы не уменьшалось, — произнес Попугай, и дверь распахнулась, открывая изумленному взору Мудрейшего из Мудрых вечерний сад неописуемой красоты.
      Дорожки, посыпанные морским песком и цветным толченым кораллом, были обсажены низкорослыми японскими декоративными деревьями. Столетние карликовые сосны и дубы — ростом всего по пояс Великому Врачевателю. Меж ними — кактусы самых фантастических форм. Мраморные искристые фонтаны и прозрачные аквариумы со всевозможными рыбками, похожими то на бабочек, то на стремительные золотистые или серебряные торпеды. Чуть поодаль фруктовые деревья окружали беседки, устланные мягкими, как мох, коврами и уставленные кушетками и шезлонгами.
      — Что здесь, Уважаемый? — спросил Абдул-Надул.
      — Испытание первое, — ответил Попугай.
      — Остроумие, Милейший из Смотрителей, — украшение твоего характера, — почтительно произнес Абдул-Надул. — Однако мне ты можешь открыть истину сразу…
      — Я сказал правду.
      — Позволь, но какое же это испытание?! — усмехнулся Великий Рассказчик. — Не пытают, не бьют, не поджаривают пятки и не купают в кипящем масле!..
      — Здесь подвергаются искушениям чувства человека, его наклонности и желания, короче все то, что называют его Внутренним Миром… Я понятно объясняю?
      — Как в музее! — уверил его Пожиратель Халвы. — В таком же духе будут и остальные испытания, Уважаемый?
      — Да.
      — Наконец-то я попал куда надо… Присядем?
      Они расположились в одной из беседок, и Абдул-Надул с сожалением вздохнул:
      — Жаль, нет возможности покурить…
      И тут же перед ним появился кальян! Мудрейший из Мудрых с наслаждением затянулся, мастерски пустил витиеватую струйку дыма и сказал:
      — Тут все располагает к покою и одиночеству, о которых мечтают в пиковые часы пассажиры московского метрополитена. Мне однажды довелось попасть в тот людоворот… Лестница сама подхватила меня и потащила вниз на глубину нескольких километров, потом кинула в объятия десяти дивизий потомков Чингисхана, которые принялись вытряхивать из меня то, что ты назвал, Уважаемый, Внутренним Миром… Они были подлинные мастера своего дела, и если мало преуспели, то лишь оттого, что я ничего не скрываю от окружающих внутри себя, а имею на себе — снаружи. Правда, халат достался им в виде трофея, еще чувяки и мой пояс, но тюрбан остался при мне, ибо я держался за него обеими руками, беспрерывно творя молитвы… Так вот то — Испытание, скажу я тебе!.. Но что это за люди, вон, невдалеке от нас?
      И он указал дымящимся мундштуком на нескольких незнакомцев, которые бродили по дорожкам сада, наталкиваясь друг на друга, на деревья, на цветочные клумбы, и вытянутыми руками ощупывали пространство вокруг себя. Их безжизненные лица внушали удивление.
      — Это те, кто ценит личный покой и отрешенность от мирской суеты превыше всего, — объяснил Попугай. — Они ослепли…
      — …Жаль, но не всегда есть вокруг то, что радует глаз.
      — Их обоняние притупилось…
      — В некоторых случаях это даже неплохо.
      — И они оглохли…
      — Лишились слуха?! — огорчился Великий Рассказчик. — Тогда идем, нам здесь нечего делать…

      …Вначале явились вкусные запахи, потом Абдул-Надул окунулся в море света и медленно пошел вдоль столов, накрытых белыми, как летние облака, скатертями. На столах — множество блюд из фарфора, дерева и металла, а на блюдах всевозможные яства, от мясных котлет до пирожных: миндальных, песочных, с заварным кремом, в общем — каких душа пожелает! В хрустальных вазах переливается через край чистый, как янтарь, липовый мед. Тянучки, ириски, соевые и шоколадные батоны разбросаны в беспорядке среди блюд и ваз. А один столик целиком сделан из ореховой халвы и держит на себе гору рахат-лукума.
      — Благодарение создателю Страны Испытаний! — обрадовался Пожиратель Халвы и, присев к столику, принялся уничтожать рахат-лукум. — Я бы с должным старанием съел и этот стол из ореховой халвы.
      — На здоровье!
      Некоторое время Пожиратель Халвы молча усердствовал. А когда съел последнюю ножку вкусного стола, облизал пальцы, стряхнул сладкие крошки с бороды и мечтательно произнес:
      — Вот теперь бы неплохо возблагодарить желудок прохладительным напитком…
      И тут же перед ним появился кувшин с родниковой водой.
      — А получше ничего нет? — спросил Мудрейший из Мудрых.
      На месте кувшина уже стояла бутылка «Крем-соды».
      — Еще лучше…
      «Крем-сода» исчезла, и появилась бутылка с надписью: «Пепси-кола».
      — Ну, а лучшее из лучших?..
      И тут перед Мудрейшим из Мудрых невидимая рука поставила прохладную бутылку московского хлебного кваса и прозрачную кружку. Отведав напиток, рекомендованный волшебными силами, Абдул-Надул зажмурился, глубоко вздохнул, прищелкнул языком и сказал:
      — Клянусь свободным временем моего двоюродного дяди, который родился пенсионером, ибо всю жизнь за него работал его отец, лучшее, что придумали люди, — это ореховая халва, пуховая подушка и этот вот московский хлебный квас!..
      Затем он сделал несколько затяжек из кальяна и спохватился:
      — Да! Что ж это я? Нельзя лениться в таком деле! — Он хлопнул в ладоши и приказал: — Халвы!
      Слуги принесли тяжелый ящик и распаковали его.
      — Мне можно уйти? — спросил Попугай.
      — Почему, Уважаемый?
      — Вы же остаетесь здесь? Вас устраивает сладкая жизнь…
      — Все может быть, но побудь еще, вдвоем веселее.
      — Как вам угодно.
      Одолев принесенную халву, Абдул-Надул приказал повторить… Потом еще и еще… Но настала минута, когда молчаливые слуги виновато развели руками в знак того, что запасы халвы иссякли.
      — Так быстро? — расстроился Пожиратель Халвы. — Тогда нам и здесь нечего делать! Идем, Уважаемый!

      Они вошли в помещение, похожее на больничную палату. Кругом — кровати со спящими людьми, а возле каждого на тумбочке — резиновые часы!
      — Это что? — деловито осведомился Абдул-Надул.
      — Здесь — любители поспать. У каждого свои резиновые часы, и они растягивают время по своему желанию.
      — Идем, это не по мне. Я теперь совсем не сплю, однажды отоспавшись целую неделю.

      Попугай повел Мудрейшего из Мудрых узким и столь низким ходом, что пришлось согнуться чуть не вдвое.
      — Ну что ж, — сказал Абдул-Надул, — воздадим этим долгим поклоном должное твоему хозяину, Уважаемый.
      Но вскоре Попугай почему-то пропустил Великого Рассказчика вперед. Дул сырой ветер, сверху капала вода, а стены подземелья лаково поблескивали влагой.
      — Так можно и простудиться, — недовольно буркнул Абдул-Надул, плотнее запахивая халат.
      — Уже скоро… — подбодрил его Попугай.
      — Мужчина есть самое нежное создание аллаха и нуждается в заботе, как цветок, Уважаемый. Он неутомим лишь в бою и в беседе…
      Но тут Абдул-Надул вышел на светлую цирковую арену с высоким куполом и, кряхтя, выпрямился. Откуда ни возьмись, на манеж выскочил могучий косматый лев да так зарычал, что облачко пыли вмиг окутало его. То ли от неожиданности, то ли потому, что действительно схватил простуду, Великий Рассказчик оглушительно чихнул. Лев дрогнул, поджал хвост и трусливо покинул место столь неудачной для него встречи.
      — Куда ты?! — крикнул Абдул-Надул. — Не бойся, я не ем сырого мяса!
      — Вас не испугало его рычание? — подошел к нему Попугай.
      — Надобно тебе знать, Уважаемый, что львы не умеют разговаривать шепотом.
      — И вы не опасались, что он вас растерзает?
      — Откуда мне знать, что у него на уме? Он же не успел слова сказать… А опасаться чего-либо следует лишь в том случае, если ты заведомо знаешь, что тебе угрожает, доказательством чего послужит случай, происшедший однажды. Некий Абдо-Абу-Ганифа, зять престарелого Али Келмета и сосед уважаемого ал-Фараби, сломал себе ногу, и дело до того осложнилось, что предстояло ее отнять. Но ближе сорока дней пути не было врача. И тогда взялся помочь только что приехавший из города плотник Агафи Юсуф, которого у нас еще мало кто знал. А больной думал, что Агафи врачеватель, и терпеливо молчал, пока тот работал пилой. Незнание, Милейший из Смотрителей, — это вечный источник храбрости… хотя есть множество и других…

      Они пересекли манеж и попали в просторный подвал, наполненный золотом, серебром и драгоценными камнями.
      — Вы можете взять с собой, сколько унесете, — разрешил Попугай.
      — Всего не унесешь, — задумался Абдул-Надул, — а оставлять жалко. Потеряешь покой… Не у каждого есть такой красивый хвост, как у тебя, Уважаемый, а живут!
      — Ну хоть немного, — настаивал Попугай.
      — Знал я человека по имени Ибн Ассир Хуссейн. Всю жизнь он отказывал себе во многом и копил богатства. А в день, когда ему исполнился девяносто один год, за две минуты кто-то похитил его сокровища, Уважаемый…

      Они благополучно миновали еще несколько испытаний. Абдул-Надул, не теряя бодрости духа, все шел вперед, и удивленный Попугай наконец спросил:
      — Неужели вас ничто не привлекает до конца? Вы не проявили даже тоски по дому…
      — Да будет тебе известно, Уважаемый, — сказал Абдул-Надул, — что мой дом это я сам! Чего ж мне тосковать, если я всегда с собой и при себе, точно улитка?! А большего я никогда не имел и не имею…
      — Не все ведут себя так…
      — И не везде встретишь такое сборище бездельников, — парировал Абдул-Надул, как ему показалось, очень ловко. — К чему вся эта коллекция твоему Кащею Бессмертному?
      — Здесь все помогают хозяину, продлевают ему жизнь, — сказал Попугай.
      — Как же это?
      — Не задавайте лишних вопросов.
      — Лишний вопрос — тот, на который ты уже имеешь ответ. Впрочем, если бы ты сам знал — был бы не Смотрителем, а Указателем…

      Только в большом зале с коврами, подушками да расписными стенами Абдул-Надул попросил Попугая соорудить в центре возвышение с матрацем, подушками и кальяном, что было исполнено в одно мгновение.
      — Присядем, — решил Мудрейший из Мудрых. — Ходьба — это лишь драгоценная оправа жемчужины отдыха…
      Вдруг, появляясь из нескольких сводчатых входов, зал стали заполнять странные люди с бескровными губами и длинными ушами.
      — Это кто? — спросил Великий Рассказчик. — Доносчики?
      — Те, кому нечего сказать. Их Внутренний Мир необычайно убог. Они умеют только слушать.
      — Замри, Уважаемый, — воспрянул духом Абдул-Надул. — Следовательно, это те, кого я жду всю жизнь?!
      — Возможно…
      — А много еще, Уважаемый, предстоит испытаний?
      — Последнее…
      — Тогда ступай и займись своими делами — теперь я нашел себя!
      Попугай охотно исчез, а Правдивейший из Правдивых хлопнул в ладоши, привлекая всеобщее внимание, прилег поудобнее и приказал:
      — Разделитесь поровну, чтобы одна смена отдыхала, а другая — слушала. Да побыстрее! Вот так… А сейчас, Дети Молчания и Внуки Внимания, я с удовольствием начну наполнять вас, Пустые Сосуды, твореньями своего ума. Главная радость в моей жизни — это музыка собственных рассказов. Я родитель и палач толпы слов! Говорить — это мое хобби… И это — тоже свидетельство моего ума! А чем дольше я говорю, тем больше надежды, что изреку истину, недоступную молчаливцу.
      Отныне Великий Рассказчик творил бессонно, никем и ничем не сдерживаемый, поощряемый беспредельной покорностью слушателей.

      Разумеется, в нашем повествовании уже накопилось немало чудесных происшествий, и все же самым необъяснимым — для меня, по крайней мере, оказывается то, что никто в школе и в доме № 6/80 по улице Лесной, в квартире профессора Чембарова, не интересовался судьбой Мур-Вея! Такое было впечатление, будто мальчика Саши Муравьева, облик которого принял волшебник, не существовало вовсе. Может быть, сам Мур-Вей захотел исчезнуть из памяти своих друзей? Но как могли в Политехническом музее позабыть, что у них похитили лучших роботов? Ведь мы-то знаем, что в этом похищении Мур-Вей не повинен и, следовательно, не стал бы принимать каких-либо защитных мер. Тем не менее это было так — все молчали, будто заколдованные. А может быть, их и вправду кто-то заколдовал?..
      Прошло некоторое время. Однажды воскресным утром профессор Чембаров разбирал почту в своем кабинете, а Егор сидел на диване в гостиной и смотрел телевизионную передачу. На экране медленно проплывали улицы какого-то южного городка, школа, стадион, Дом пионеров. Диктор рассказывал:
      — В школах станицы Подсолнечной Ростовской области необъяснимо сократилось число отличных оценок, а самих учащихся охватила странная беспечность. Это вызвало беспокойство педагогов и родителей. По их просьбе из Ростова-на-Дону на место происшествия выехали лучшие Специалисты по Непонятным Делам. Средний балл успеваемости за истекшие сутки в Школах станицы составляет всего два и три десятых… Старожилы утверждают, что такого на их памяти еще не бывало.
      И вдруг Егор вскрикнул:
      — Дедушка Осип?! Папа, иди скорее!
      Артем Осипович успел увидеть эти кадры: на улице далекой станицы Подсолнечной сидел на табуретке дедушка Осип и… торговал семечками!
      — Это… это невероятно! — прошептал профессор.
      — И все-таки это он: я не мог ошибиться!
      — Но ведь твой дед сейчас в своем селе Отрадном!
      — Вот что, папа, я сейчас же поеду к нему. Вдруг там что-нибудь случилось.
      — Хорошо, сын, поезжай, да побыстрее возвращайся.
      — Я быстро, папа.

      Спустя час Егор уже входил в дом дедушки Осипа. Дом был пуст. На верстаке лежали инструменты и разложенные в определенном порядке детали игрушечного самолета Ту-134, который собирался сделать дедушка Осип, а самого мастера не было.
      — Да еще утром его видели, — сказали Егору соседи.
      «Неужели дедушка Осип действительно в станице Подсолнечной? — думал Егор. — Но зачем?.. Торговать семечками?! Чушь какая!»
      И хотя, с тех пор как семья Чембаровых волей-неволей столкнулась с волшебными силами, вокруг Егора происходили самые невероятные события, он растерялся и не сразу вспомнил о своей маленькой подруге, а вспомнив, приободрился и поспешил в Сосновый бор.

      Подойдя к месту, где росла уже известная нам елочка, Егор произнес:
      — Елочка, мы в беде. Выручай!
      Деревце качнулось из стороны в сторону, как бы силясь вырваться из земли, но… тщетно.
      «Она меня слышит, — догадался Егор, — но не может ответить. Что-то надо еще сказать или сделать…»
      Тут он вспомнил волшебное заклинание своей верной подруги и, торопясь, чтобы не позабыть его вновь, проговорил:
 
Чон-чон-чонолет,
Друг в беде, тебя он ждет!
 
      Деревце зашумело, закружился вихрь, все быстрее и быстрее, и… перед Егором появилась Елочка! Теперь она была ростом уже только чуть пониже Егора.
      — Здравствуй, Егор! Как я рада снова видеть тебя! — воскликнула девочка. — Слышу тебя, а ответить не могу. Хорошо, что ты догадался произнести волшебное заклинание…
      — Значит, если я захочу еще с тобой увидеться, это легко будет сделать? спросил Егор.
      — Увы, — опечалилась девочка. — Я могу превращаться в человека только трижды… Остался один раз…
      — Жаль! А почему ты такая большая? Может, ты — другая Елочка?
      — Да нет же! — засмеялась девочка. — Просто я расту, как все… Это ты какой-то странный сегодня… Уж не случилось ли чего-нибудь?
      — Да, Елочка. Дедушка Осип почему-то в станице Подсолнечной, а Мур-Вей не знаю где…
      И Егор рассказал все по порядку.
      — Да, очень странно, — встревожилась и Елочка. — Даже не придумаю, как помочь и с чего начать?
      — Поедем к моему папе. Ладно? Посоветуемся…
      — Поедем.

      Профессор Артем Осипович Чембаров изумился, увидев сына с незнакомой девочкой.
      — Это Елочка, — представил ее Егор.
      — Оригинальное имя, — сказал профессор, знакомясь.
      — Та самая.
      — М-м…
      — Ну, Елочка! Что была деревцем, папа!
      — А! Вспомнил. Тем приятнее. Здравствуйте, Елочка, заходите! Ну что? Дома дедушка Осип?
      — Нет, папа.
      — Как?! — побледнел Артем Осипович. — Что же это такое творится?
      Они расположились на диване, и Егор сказал:
      — Ведь и Мур-Вея нет!
      — Неужели это он?..
      — Нет, папа, я верю в Мур-Вея, он совсем не злодей.
      — И я тоже верю, — сказала Елочка.
      — В таком случае пусть он нам поможет… Где вы, Мур-Вей? Явитесь, пожалуйста!
      — Я здесь, мой добрый профессор, — раздался голос волшебника, вылезающего прямо из стены. — Я уже почуял неладное и сам помчался к вам, чтобы узнать, в чем дело…
      — Спасибо, — обнял его профессор. — Извините, что я беспокою вас, невзирая на ваше болезненное состояние…
      — Что вы, профессор?! Ваш Чао дал мне среднее образование, да еще знаете как? Во сне… За неделю!
      — Вот молодец! — обрадовался профессор и даже на мгновение позабыл о случившемся. — Такой метод обучения действительно есть, но пока до конца не разработан…
      — А ваш Чао проверил его на мне… Видите, какой я крепкий теперь?
      Вдруг Мур-Вей побледнел и слабо произнес:
      — Что это… что это со мной? Мне совсем плохо… — И, теряя сознание, он прилег на диван. — Чао!..
      — Только этого не хватало! — Вздрогнул профессор и кинулся к телефону, но тут же остановился — посреди гостиной стоял робот.
      — Здравствуйте, папа профессор!
      — Чао!
      — Да, это я. Что случилось?.. А-а! Понял — Мур-Вею плохо. Сейчас.
      Чао прикоснулся ко лбу волшебника могучей рукой, прослушал сердце, мгновенно измерил температуру, посмотрел больного насквозь и сказал:
      — Все ясно: он объелся семечками! Ничего — беда поправимая.
      Чао направил на волшебника невидимый луч из какого-то странного прибора, и Мур-Вея окутали клубы густого зеленого пара.
      — Откройте форточку! — распорядился Чао. — Семечки испаряются…
      Когда пар немного рассеялся, все увидели Мур-Вея сидящим на диване. Он глубоко вздохнул, выпустив при этом из себя еще одно зеленое облако, да такое большое, что даже заметно похудел, затем встал и смущенно произнес:
      — Извините меня, друзья. Спасибо, Чао, ты опять выручил меня. Мастер на все руки.
      — Да, Мур-Вей. Прошу тебя соблюдать умеренность в еде, а то и образование окажется бессильным…
      — Вы меня звали, профессор? — обеспокоенно спросил волшебник. — Я слушаю вас.
      — Мой дорогой Мур-Вей, — сразу же заволновался Артем Осипович, — с моим отцом приключилась беда… — и он рассказал то, что нам с вами уже известно.
      Волшебник немедленно включил телевизор, а когда на экране появился диктор, щелкнул пальцами и вмиг очутился рядом с ним. Было видно, как они о чем-то пошептались, и волшебник сошел с экрана.
      — Я узнал кое-какие подробности и уточнил адрес… — удовлетворенно сказал он. — Вы все ожидайте меня здесь, а я отправляюсь в Подсолнечную. Чох!
      В ту же секунду Егор и Елочка, не сговариваясь, ухватились за пояс волшебника и… исчезли вместе с ним!
      …Но, прежде чем продолжить описание дальнейших приключений Мур-Вея, мне следовало бы именно теперь, в целях наибольшей стройности и последовательности моего рассказа, на время возвратиться к событиям, что развернулись в станице Подсолнечной Ростовской области и пока не известны моему внимательному читателю…

      Долго падали наши злодеи, провалившиеся сквозь землю по вине Бабы-Яги. Поскольку Змей Горыныч необычайно распалился от гнева, он ярко-ярко светился. Баба-Яга оседлала его хвост, а Кащей Бессмертный и Соловей-разбойник, следуя ее примеру, ухватились за лапы Змея. Вначале мимо них промелькнули корни деревьев, остатки каких-то строений скорее всего, руины древних построек. Потом они миновали толщи залежей каменного угля, перемежающиеся слоями земли с огромными скелетами ископаемых животных, которые обитали на нашей планете миллионы лет до того, как на ней появился человек. Слой раскаленной и спрессованной магмы, то есть подземной лавы, мог бы сжечь их дотла, если бы не защита огнестойкой и прозрачной облицовки бездонного колодца. Когда они достигли металлического ядра планеты, стало темно, и только Змей Горыныч, все еще светясь от гнева, несколько оживлял обстановку этого весьма редкостного путешествия. Центр земного шара они проскочили на довольно приличной скорости, но уже через несколько километров, на пути к другой стороне планеты, их движение стало замедляться.
      — Наконец-то, — порадовался Змей. — Хоть дух переведем…
      — Ничего себе положеньице! — подхватил Соловей-разбойник. — Это все ты, — повернулся он к Бабе-Яге. — Погоди, бреховка, мы еще до тебя доберемся!
      — Сейчас, должно, остановимся, — сказал Горыныч, успокаиваясь, отчего тело его перестало светиться, и они погрузились в непроглядный мрак.
      Но не тут-то было: через мгновение они уже падали обратно к центру Земли, а проскочив его, вновь повисели малость — да опять к центру, и так туда-сюда, точно маятник.
      — Это еще что за чудо? — похолодел от страха Соловей. — Меня уже укачивает, как на волнах…
      — Качели не качели… — раздумывал Змей.
      — Как бы не застрять, — многозначительно, но спокойно сказал Кащей. — Попал я с вами…
      И только Баба-Яга помалкивала да квакала, точно лягушка.
      «Покачавшись» какое-то время, они и остановились в самой что ни на есть середине планеты. Помолчали.
      — И долго так висеть будем? — спросил кто-то.
      Вам-то понятно, мои внимательные и всезнающие читатели, что всю эту компанию притянул к себе центр Земли и, конечно, не намеревался выпускать. Сами же «энциклопедисты» этого не понимали, и вскоре чувство безотчетного страха охватило их.
      — Ух ты, старая! — замахнулся Соловей на Бабу-Ягу. — Погубила во цвете лет…
      — Не бойтесь, — раздался уверенный голос Кащея. — Я спасу вас, но уговор: отныне все, что ни прикажу, исполнять будете! Поняли?
      — Согласная я, — пискнула Яга.
      — Быть посему, — буркнул Соловей.
      — Я — как все… — сказала главная голова Змея, а две другие закрыли глаза и отвернулись.
      — Ну тогда держитесь, да покрепче… — скомандовал Кащей. И как заговорит по-турецки — так все вокруг завыло, засвистело, точно в печной трубе; неведомая сила подхватила их и помчала, и помчала, но не обратно, к Змеиному жилищу, а в противоположную сторону: в темноте да в самом земном центре не особенно сориентируешься… И хотя страх еще больше одолевал их, все же они достигли другой стороны земного шара и выскочили на дневную поверхность строго против Змеиного острова, что остался теперь где-то под их ногами.
      — Как бы опять в яму не угодить! — предупредила Яга, но земля под ними мгновенно затянулась, и они шлепнулись на что-то мягкое, точно пушистый ковер.
      — Горим! — закричала Баба-Яга, придя в себя.
      Тут подхватились и остальные, кинулись было бежать, да насколько видна была степь — все будто пламенем пылало, только местами желтые и белые островки виднелись. Глянул Змей Горыныч на три стороны сразу и захохотал так, что земля под ним заколыхалась.
      — Чего разошелся-то? — стихла Баба-Яга.
      — Ну, вижу, цветочки это… Уж и пошутить нельзя!
      Присмотрелись и Соловей с Кащеем, видят — кругом степь бескрайняя, как ладонь, ровная, а по ней ковром тюльпаны растут. Красота неписаная! Один к одному тюльпанчики. Рослые, крупноголовые и яркие-преяркие. Я родился в тех местах и утверждаю: нигде не бывает таких прекрасных тюльпанов, хоть весь свет обойди. Вдали деревья видны, а под ними — домики из красного кирпича. Еще чуть дальше — высокие, красивые здания, а стекла так и играют под утренним солнцем. По степи тюльпановой дорога вьется, и бежит по ней бесшумно и стремительно белая «Волга».
      — Эге-гей! — крикнул Соловей и рукой замахал. — Давай к нам!
      «Волга» сошла с дороги и подвернула к ним. За рулем сидел парень, загорелый, темнобровый, чубатый. «С казаком схожий», — подумала Баба-Яга. Увидев незнакомцев, водитель раскрыл рот, да так и остался сидеть, будто у врача говорит «а-а-а…»
      — Скажи, милейший, — важно спросил Соловей, — чье это имение виднеется?
      — Имение?..
      — Ну, кто тут барин? — уточнил Соловей.
      — Шутит он, — вышла вперед Яга. — Что это за село, касатик?
      — Это станица Подсолнечная Ростовской области…
      — В России, значит, — шепнула Баба-Яга приятелям и вновь обратилась к водителю: — Спасибо, касатик. А скажи на милость, что сегодня за день, а то мы издалека и счет времени потеряли…
      — А-а! — обрадовался чему-то парень. — Теперь все ясно. Вы артисты.
      — Чего? — возмутился Змей Горыныч, но Баба-Яга замахала на него руками. — Нишкни да очи выключи, — тихо попросила она. — Да, касатик, угадал артисты, к тому же первейшей статьи…
      — Значит, к нам на весенний карнавал школьников? Милости просим! Порадуйте детей наших. Но как вам удалось сделать такого Змея Горыныча? Он, должно быть, из пластмассы и техника внутри?
      Змей снова зарычал и хотел выпрямиться во весь рост, но Баба-Яга сумела успокоить его.
      — Управляется он по радио или механически? — заинтересовался парень, нисколько не испугавшись.
      — Да, да, касатик, как же иначе… — дипломатично ответила Баба-Яга.
      — Отлично! А видите, какая у нас нынче весна?!
      — Да, касатик, хорошо здесь у вас. Очень!
      — Так я поехал, — заторопился парень. — Надо же предупредить наших! Афиши можно расклеивать? Вы из Ростова?
      — Расклеивай, — важно разрешил Кащей. — Из Ростова мы, из Ростова-на-Дону. Да собирай детишек побольше…

      Карнавал проходил весело и шумно. Дети и взрослые, одетые во всевозможные костюмы и в масках, конечно, не узнавали друг друга. Сверху сыпалось разноцветное конфетти, и длинные ленты серпантина обвивали пляшущих. Гирлянды огней и цветов повисли между вершинами деревьев. Дети украсили себя венками из тюльпанов. На эстраде играл школьный оркестр, а когда музыканты отдыхали — включали магнитофон. Но вот чистое высокое небо усеялось первыми звездами — из-за деревьев, кустов и с крыши Дома культуры взвились ракеты: закрутились огненные мельницы. Над станицей вспыхнул ослепительный фейерверк! И в ту же минуту перед веселящейся толпой появился Змей Горыныч. Он важно выступал на задних лапах, неся в передних Соловья-разбойника и Кащея Бессмертного с корзинкой в руках, а на левом плече — Бабу Ягу. Их встретили ликованием — возгласы восторга заглушили даже взрывы ракет и музыку.
      — Здравствуйте, детишки! — воскликнула Баба-Яга и приветливо взмахнула белым светящимся платочком.
      — Здрав-ствуй-те… — хором ответили ей, и все обратили внимание, что не только платочек, а и костюмы прибывших артистов, даже весь Змей Горыныч, многоцветно светятся в темноте.
      — Пожалуйте к нам на праздник! — радушно встретил их распорядитель карнавала, одетый в старинный казачий костюм, но без маски. — Располагайтесь как дома и примите участие в нашем карнавале, дорогие гости! Меня зовут Павлом, а попросту Пашей… Прошу!
      — Спасибочко! — ласково ответила Баба-Яга и легко, словно мотылек, спорхнула на землю.
      — Бабушка, а вы настоящая? — в шутку спросили девочки, окружив Ягу.
      — А как же! Нешто не видно?..
      — И летать умеете?
      Баба-Яга помахала руками, словно крылышками, поднялась на метр, повисела в воздухе и плавно приземлилась. Девочки пришли в восторг и наперебой стали просить у нее автографы. Немало трудов стоило Яге ставить закорючки на открытках и в блокнотах. Тем временем Кащей присел на скамейку и, открыв корзинку, тонко закричал:
      — А ну, налетай, кто семечки любит! Подходите веселее, нынче нет меня добрее, семечки с секретом, если денег нету, угощу и даром я праздничным подарочком…
      — А какой секрет в них, дедушка?
      — Вкусишь — и все станет нипочем, милок! Угощайтесь! Только сперва подходите отличники. Передовикам учебы — почет!..
      Он принялся наполнять карманы желающих до краев, но сколько ни сыпал, семечек все не уменьшалось.
      Сильное впечатление произвел на всех Змей Горыныч.
      — Вот это да! — слышались возгласы. — Ну и техника! Как настоящий…
      А какой-то мальчишка, наверное авиамоделист, пощупал змеиные крылья и удивленно сказал приятелю:
      — Глянь, а они-то из плотной бумаги!
      — Должно быть, из огнестойкой, — ответил тот и хотел было незаметно оторвать клочок обшивки, чтобы потом исследовать, да Змей сердито повернулся, и ребят слегка обдало пламенем…
      Выждав, когда все стали привыкать к необычным «артистам», Кащей сказал Бабе-Яге:
      — Садись вместо меня, угощай деток семечками, а я фокусы показывать стану…
      — Нашел чем угощать, — фыркнула Яга. — Лучше я их конфетками…
      — Замолчи! — прикрикнул Кащей. — Делай, что сказано! Забыла уговор?
      — Ладно, ладно, Кащеюшко…
      Кащей взошел на эстраду, взмахнул рукой, и… музыкантов словно ветром сдуло. Затем он щелкнул пальцами — и появилось ведро с водой. Он выпил его одним духом, затем второе и третье.
      — Бра-а-во!.. — кричали зрители.
      Показав несколько фокусов, устроив на сцене пожар, бурю, дождь и даже снежную метель, Кащей обратился к зрителям:
      — Прошу еще желающих…
      На эстраду вышли две девочки и мальчик. Кащей накрыл их плащом, а когда откинул его… дети исчезли! Фокусника опять наградили бурными аплодисментами, а Паша горделиво посмотрел на всех, как бы говоря: видите, какие артисты есть в Ростове-на-Дону!
      — Прошу еще желающих! — повторил Кащей.
      Подошли двое школьников и… тоже куда-то пропали бесследно. Зрителям стало не по себе.
      — Прошу еще желающих…
      Сперва все замерли. Но вот к эстраде с разных концов направилось несколько мальчишек.
      — Подумаешь! — храбрились они. — Это все для нас семечки! — и сами лезли под Кащеев плащ…
      — А ну, налетай, кто семечки любит! — слышался в тишине голос Бабы-Яги. — Отличникам учебы вне очереди…
      Тут Змей Горыныч замотал своими головами из стороны в сторону и зашипел. Из его трех пастей почти прозрачными ленточками вылетело синеватое пламя, и тех, кто сидел ближе к нему, стало неодолимо клонить ко сну.
      — Прошу желающих ко мне! — громко выкрикивал Кащей. — Еще… еще…
      — Куда вы их деваете?! — взбежал на эстраду Паша. — Ваши фокусы переходят все границы. Слышите?! Прекратите, я требую этого!
      — Куда надо, туда и деваю, — издевательски ответил Кащей. Но тут на помощь Паше подбежало несколько учителей, даже директор Дома культуры, и чуть было не разразился скандал. Кащей взмахнул рукой, и похищенные им дети мгновенно возвратились на свои места…
      — На сегодня хватит, — сказал он.
      Змей Горыныч сделал знак, Кащей с Соловьем и Баба-Яга взобрались ему на плечи.
      — А ну свистни! — приказал Кащей. — Но не до смерти…
      Соловей-разбойник свистнул, и все, кто принимал участие в карнавале, полегли без чувств, точно трава под ураганным ветром. Горыныч расправил крылья и умчал своих друзей в приманычскую степь. Мертвая тишина сменила недавнее веселье… А минуту спустя карнавал продолжался как ни в чём не бывало!

      На густой траве, в окружении тюльпанов, при свете костра отдыхали Змей Горыныч, Кащей, Соловей-разбойник да Баба-Яга.
      — Угощайтесь, — сказал Кащей, пододвигая к ним корзинку с семечками. — Таких во всем свете не сыскать! А я пока своими делами займусь. — Гыркнул что-то по-турецки — и словно его не было.
      Баба-Яга отведала и оживилась:
      — А и впрямь, семечки что надо!
      Угостились и Соловей со Змеем и ни с того ни с сего принялись хвастать:
      — Кабы сейчас повстречать мне Муромца, Добрыню да Алешку, — усмехнулся Змей в три головы, — ох, и задал бы я им жару!
      — Да, всыпал бы я им, особенно Илье Муромцу, — сказал Соловей-разбойник. — Эге-гей! Где ты, Илюха? — Да как засвистит на всю степь, аж костер землей засыпало, и стало темно.

      Москва. Ночь. Внутренняя охрана Третьяковской картинной галереи совершает ежечасный обход. Невысокая женщина входит в зал № 22 и неторопливо осматривается. Здесь собраны произведения великого русского художника Васнецова. На правой стене — «Иван-царевич на Сером волке», потом — незабываемая картина «После побоища…» о сражений Игоря Святославича с половцами (помните «Слово о полку Игореве»?), еще дальше — портрет царя Ивана Грозного в рост. Напротив — «Три царевны подземного царства». А между ними — известные всему миру «Богатыри». Почти во всю стену, в тяжелой старинной раме. В правом нижнем углу полотна написано: «Викторъ Васнецовъ. Москва 1898 г. Апрель 23 дня».
      …В зале полумрак. Безлюдный покой. В тишине доносится бой Кремлевских курантов с противоположного берега Москвы-реки. Еще звучат куранты, но откуда-то издалека-издалека слышен неприятный свист, приглушенный расстоянием.
      Женщина присела на стул отдохнуть. Вдруг ей показалось, будто богатыри совсем по-живому стали пристально всматриваться в только им доступную даль. Вот, кажется, ожили кони, медленно зашевелились богатыри, поначалу лениво расправляя затекшие руки и плечи.
      — А не слышал ли кто свиста соловьиного, разбойного? — спросил Илья Муромец.
      — Да, вроде что-то было, — неуверенно ответил Алеша Попович.
      — Уж не старые ли недруги наши?.. — сказал Добрыня Никитич.
      — Почудилось мне, будто свист несся из донских краев, — произнес богатырь Илья и глянул из-под правой руки, на которой висела тяжелая палица, та самая, что не каждый мог оторвать от земли.
      — Ну, берегитесь! — воскликнул Добрыня, вынимая меч из ножен.
      — Погоди, — придержал его копьем Муромец. — А впрочем, отправляйся да глянь, что там…
      Дернул поводья Добрыня, и белый конь его взметнулся кверху, заржал призывно и устремился сквозь стены.
      Прошло несколько минут, а Добрыни все нет.
      — Ну что ж, есаул, — повернулся к Поповичу Муромец, — больше некем замениться, видно, ехать атаману самому…
      — А мне ожидать али тоже с тобой?
      — Да как душа пожелает.
      — Тогда вместе.
      — Айда!
      Вихрем пронеслись мимо изумленной охранницы славные богатыри, и вскоре дробный топот их горячих коней замер вдали на пути в широкую степь, раскинувшуюся от Дона до Маныча под звездным небом.

      Приметив в полутьме белого коня и высокую фигуру в доспехах, богатыри направились к ней.
      — Ну что, Добрыня? — спросил Муромец.
      — Не видать… Должно, притаились.
      Тут Алеша выехал малость наперед и, приложив ладонь ко рту, задорно крикнул:
      — Эге-гей! Червяк многоголовый!.. Где ты?..
      Ночная степь ответила молчанием.
      — Раздобрел, знать, на донских харчах, — громко продолжал Алеша. — Чаек попиваешь да табак турецкий покуриваешь? Аль оглох от свиста дружка своего, разбойника? Чую, трясетесь оба, ровно сито дырявое…
      Захохотали Илья с Добрыней, и словно гром пронесся над замершей степью.
      — Потише, други, — не унимался Алеша, — не то помрут злыдни эти от робости еще до встречи с нами… Эй ты, Змей Змеевич, выдь в шашки поиграть с Добрыней: в бою сразиться ты уже негож… Выходи, кто хочет свидеться с казаком карачаровским Ильею Муромцем! Это он полтыщи разбойников к рукам прибрал да освободил сорок сороков ратников… А помнишь, Соловей, как наш гусляр и певец Добрыня Никитич стрелу каленую сквозь твое колечко серебряное пропускал?.. Знать, помнишь, коль притаился. А помнится и мне, как Горыныч, ровно кот нашкодивший, бежал от меня… Эх, не те времена! Нынче ты пустые свои головы беречь стал пуще прежнего, а невдомек, что и за все их вместе я полушки не дам… Гляди-кось, други, как страх их сковал — онемели!
      Три богатыря захохотали весело, сотрясая степь, и вдруг неподалеку, за маленьким холмиком, раздался чих змеиный и взметнулось огненное облачко.
      — А! — обрадовался Алеша. — Так вот вы где… Пыль ноздрями собираете?
      Илья Муромец расправил плечи свои тяжелые, гордо поднял голову и гикнул:
      — Эге-гей! Держись, поганье проклятое!
      И ударил коленями коня. Взвился конь, единым махом перелетел через холм и отдавил Змею хвост. На километр подпрыгнул Горыныч, рыча от боли и обиды, упал на землю и кинулся на давнего своего обидчика Алешу Поповича. Да не тут-то было! Ринулся ему навстречу Алеша и так рассчитал, что Змей через него перелетел и как шмякнется снова оземь, так едва тут же и не кончился.
      Налетел сбоку на Илью Муромца Соловей-разбойник, размахивая цепью, но богатырь изловчился, с пол-оборота взмахнул мечом, и ухо разбойника с серьгой взлетело в небо, а цепь вокруг него самого окрутилась. Застонал Соловей, криком звериным закричал, а после понатужился и засвистел во всю мочь. Наклонился вперед старик Илья и щитом загородился, а конь его вороной аж по самые колени в землю врос. И так стояли они, пока Соловей не истощился и не замолк, чтобы дух перевести. Тут его и поддел копьем Илья Муромец.
      А вот с Горынычем пришлось повозиться всем троим. Щитами от пламени хоронились, мечами кололи, но сладить с ним было трудно. Тогда Добрыня отбежал в сторону и меткими стрелами ослепил оставшиеся пока целыми головы Змея. Потом Алеша ударил мечом плашмя правую голову Змея, а Илья — среднюю, главную. Упал Горыныч и обессилел.
      — А что это там еще виднеется? — вгляделся в темень Алеша.
      — Ишь ты, — удивился Добрыня, подъехав к указанному Алешей месту. — Баба-Яга! Должно, сама померла со страху. Нет, дышит… Однако что же с ними теперь делать?
      — Пожалуй, закинем их в окиян-море синее, — неторопливо предложил Илья Муромец.
      — И то дело, — решили богатыри.
      Взял Илья Соловья-разбойника за ноги, раскрутил над собой, да ка-а-ак кинет. Пулей улетел Соловей за горизонт. Лишь кудреватый белесый след остался высоко в предутреннем небе. По тому же адресу закинул Добрыня Никитич и Бабу-Ягу. А вот Змея Горыныча пришлось втроем бросать: уж больно тяжел оказался…
      …С песней возвращались друзья с поля битвы. Седло к седлу, локоть к локтю. Уставшие в сражении кони отфыркивались, но с каждым шагом вновь наливались силой. Добрыня пел баритоном, Илья подтягивал басом, а Алеша Попович украшал мелодию буйным свистом. Вот они уже у низкого сказочного крыльца Третьяковской галереи, считай дома. Свистнул еще разок Алеша Попович и первым устремился сквозь стену. За ним — Добрыня Никитич. Последним — Илья Муромец. И картина васнецовская приняла свой обычный вид…

      Мур-Вей разыскал место, где видели старика-игрушечника во время телепередачи: дедушка Осип сидел спиной к волшебнику. Людей сегодня здесь мало, к тому же не все любят семечки, и, в общем, торговля совсем не шла, а старика явно клонило ко сну.
      Притаившись за деревом, Мур-Вей размышлял, с чего начать. Вдруг он увидел, как к дедушке Осипу подбежали Егор и Елочка. От неожиданности волшебник растерялся, потом рассердился, но быстро сообразил, что сердиться поздно, и спокойным шагом пошел вслед за ребятами. Он видел, как дети радостно обняли старика и… тотчас же будто испарились! А дедушка Осип превратился в… Кащея Бессмертного! Злодей мерзко ухмыльнулся и, устало потянувшись, дунул на корзину с семечками, отчего та испарилась так же, как мгновением раньше Егор с Елочкой.
      — Верни детей и дедушку Осипа! — вскричал Мур-Вей, бледный от гнева.
      — А… бывший Повелитель Чинар-бека, — лениво повернувшись, издевательски произнес Кащей Бессмертный. — Такой образованный и все еще невоспитанный. Здороваться надо…
      — Верни их сейчас же!
      — Ты просишь меня, всезнающий Мур-Вей, или приказываешь?
      — Приказываю.
      — По какому праву?
      — По праву сильного.
      — Допустим, — сказал Кащей, принимая ленивую позу и не выказывая страха. — Но кто тебе сказал, что из нас двоих именно ты — сильнейший? Или у тебя имеются лучшие роботы Политехнического музея?..
      — Так это ты?!
      — Ну не Муравьев же Саша! Я больше его почерпнул из той замечательной экскурсии… Ха-ха… А старик и детишки у меня спрятаны надежно. И верну я их только при условии, что ты примешь мое предложение…
      Мур-Вей тяжело дышал от ярости и не знал, как поступить.
      — Помалкиваешь, — спокойно продолжал Кащей. — Ну что ж, так-то лучше. Да ты садись, а то при твоем возрасте и весе — устанешь. Я давно собираюсь поговорить с тобой…
      Мур-Вей стерпел и эту обиду и сел в широкое кресло, появившееся на бульваре.
      — Это верно, — говорил Кащей, — что на волшебников напала эпидемия… Только болеют не все. К примеру, Змей, Соловей и Яга здоровее меня… Они так глупы, что их никакая наука и техника не берет, как об стенку горохом. Дуракам ведь счастье. Они только думают, что хворают… За компанию, так сказать… Но, поскольку они дурни, мне от них толку мало, хотя они мои верные слуги. Ты — иное дело…
      — …и ты предлагаешь…
      — Вот это уже серьезный разговор! — оживился Кащей. — Давай объединимся, Мур-Вей.
      — Никогда!
      — Не горячись. Подумай. Ведь нам обоим тем хуже, чем больше на свете умных людей. Разве не так?
      — Нет! Если мы тоже станем знающими, то и нам будет хорошо!
      — Только не мне, Мур-Вей… У меня есть причины быть покровителем дураков. Я как бы копилка людской глупости. Но сейчас наступил трудный для меня век — умных людей становится все больше. Вдвоем мы быстро подчиним их себе и заставим исполнять только наши желания.
      — Мне ничего плохого люди не сделали, да и сам я был когда-то простым пастухом… Почему же сейчас я должен стать их врагом?
      — Ну, тогда держись! — взвыл Кащей. — Пощады от меня не жди!
      Не теряя времени, Мур-Вей встал, поднял руки и напряг всю свою волшебную силу, произнося страшные заклинания. Кащей неестественно вытянулся, и вот уже не только ноги его, но и торс, руки до локтей одеревенели. Тут он спохватился и тоже стал произносить волшебные заклинания. Мур-Вей замедлил его речь, и все же Кащей сумел вырваться из чар и взметнулся в небо, словно ракета, оставляя черный дымный след. Мур-Вей устремился за ним.
      Они вышли в космос и развили такую скорость, что стали сплющиваться, отчего скоро превратились в силуэты, гоняющиеся один за другим в черном и холодном безвоздушном пространстве. Изрядно устав, Кащей направился к Земле. Мур-Вей не отставал. Чтоб не загореться от трения о воздух, они вошли в атмосферу со скоростью даже меньше трехсот километров в час, и Мур-Вей почувствовал едкий запах нафталина, оставляемый Кащеем. Это, казалось бы, ничтожное обстоятельство весьма помогло волшебнику: Кащей сделался невидимкой, но Мур-Вей продолжал преследовать его по запаху. Боясь утерять злодея, он создал невесомость, и прозрачное облачко нафталинового духа стало густеть.
      — Ф-фу! — воскликнул Кащей, вновь приобретая видимые формы. — Я задыхаюсь… Что ты сделал со мной? Почему я вишу вниз головой и будто плаваю, вместо того чтобы падать на землю?
      — Внизу горы, — любезно пояснил Мур-Вей, — ты можешь ушибиться. Средоточие Зла и Дырявое Сито Надежды.
      — Я — Бессмертный, — зло ответил Кащей, — и могу висеть здесь, пока ты не околеешь…
      Мур-Вей хотел что-то сказать, но в нос ему залетел комар, волшебник чихнул, вытер глаза рукавом своего никогда не изнашивающегося халата, отвлекся, конечно, а огляделся — Кащея нет! Да еще на какое-то время Мур-Вей утерял обоняние и, разумеется, нафталинный след.
      Он снизился и стал кружить над землей, точно коршун.

      Чуткое ухо волшебника уловило знакомые и почему-то странно звучащие в этом мире безмолвия и одиночества звуки. Вскоре Мур-Вей увидел узкое ущелье, упирающееся в ступени мрачного деревянного дворца Кащея с двускатной прогнившей крышей. Дворец был окружен покосившимся забором, а единственный ход — ущелье преграждала массивная железная цепь, наглухо закрепленная в скалах. На вершинах скал великаны били молотами в гигантские наковальни, наполняя ущелье угрюмым звоном. Мур-Вей вспомнил древнее поверье: такие звуки придают цепям прочность. Скалистые дикие горы вокруг сбились в кучу, точно стадо овец, лишившееся вожака. Их лесистые склоны неясно темнели в сероватом тумане, а голые вершины касались темно-голубого неба, в котором как бы растворялись зеленовато-золотистые лучи холодного заходящего солнца. Подножий гор не видно — они словно ушли на дно белого облачного моря, простирающегося от горизонта до горизонта. Панорама, раскинувшаяся перед Мур-Веем, успокаивала глаз мягкостью красок и в то же время волновала резкостью очертаний зубчатых хребтов и полным безлюдьем. В небе не видно ни самолета, ни вертолета, в горах нет дорог, нет вообще признаков, что в этих местах когда-либо был человек.

      Дворец Кащея, куда попали Егор и Елочка, состоял из множества заброшенных комнат почти без обстановки. И везде высокие, на редкость узкие двери. Все грязное и ветхое. Деревянные полы прогибаются, стены покрыты давней плесенью, в углах махровая от пыли паутина. И ни одной живой души, если не считать нескольких летучих мышей, которые висели вниз головами, вцепившись острыми коготками в потолочные балки.
      Подойдя к окну, дети определили, что находятся на третьем этаже. По скрипучей лестнице спустились вниз. Двор был окружен высоким бревенчатым забором. Наверху — два ряда поржавевшей колючей проволоки. А еще выше — белые, застывшие от старости облака. В правом углу двора Егора и Елочку привлекло несуразное низкое строение: сарай не сарай, навес не навес. Лишь подойдя поближе, они убедились, что это все-таки навес над широким колодцем. Сруб над устьем колодца был покрыт металлической решеткой, и что, пожалуй, самое невероятное, — с решетки беспрестанно срывались… черные снежинки и медленно падали на дно колодца. Создавалось такое впечатление, будто снежинки эти появлялись прямо из решетки.
      Егор и Елочка наклонились над ней, чтобы…
      — Интересно? — раздался над ними противный скрипучий голос.
      Дети прижались друг к другу и глянули вверх. Под крышей навеса распласталась большущая летучая мышь с размахом крыльев метра в два, а то и больше! Глаза ее остро блестели.
      — Еще два пленника Кащея, — проворчала Летучая Мышь. — Теперь-то уж вам не выйти из его дворца никогда.
      — Вы просто пугаете нас, сударыня, — сказала Елочка.
      — Отнюдь, — ответила «сударыня» (так в старину обращались к женщине).
      — А раньше у нас была надежда? — спросил Егор.
      — Если бы вы не видели этого колодца — да.
      — Но что здесь особенного? — спросила Елочка.
      — Ты первая, кто вежливо разговаривает со мной, даже называешь меня «сударыня», поэтому я объясню, в чем дело. Видела черный снег? Это время. Кащеево время. Мелкая морось — секунды, снежинки — минуты, а крупные хлопья — часы… Они тают и превращаются в жидкость, которую пьет мой хозяин и тем продлевает себе жизнь.
      — Откуда же берется такой снег? — спросил Егор.
      — Многие люди не ценят своего времени, — объяснила Летучая Мышь. — Либо ничего не делают полезного для себя и других, либо делают, но плохо, и тоже зря тратят время. Это время и называется Кащеевым. Хозяин собирает его в этом колодце. А чтобы оно не иссякало, он недавно придумал подкармливать людей волшебными семечками… И все же я наблюдаю и вижу: воды в колодце становится все меньше и меньше…
      — Волшебными семечками?
      — Да. Посмотри направо… Видишь подсолнух? Хозяин поливает его этой водой, и он дает самые необыкновенные и коварные семечки на свете!
      — Благодарю вас, сударыня, — сказала Елочка, и они с Егором вышли из-под навеса. Убедившись, что никто за ними не наблюдает, они устремились к подсолнуху. Острой щепой Егор разрыхлил вокруг него землю, затем они взялись крепко за стебель и, поднатужась, выдернули. Пооборвали корни, разломали на кусочки колючую шляпку подсолнуха, в которой еще сохранилась половина семечек, и бросили в мусорный ящик, закидав сверху листьями.

      Возвратившись в дом, Егор и Елочка долго бродили по узким и длинным коридорам, заглядывали в пустые комнаты.
      — Когда-то здесь все же было много людей, — предположил Егор. — Ведь трехэтажный дом не нужен одному…
      — Конечно, — шепотом согласилась Елочка. — Он пережил всех своих родичей и друзей.
      — А теперь злится в одиночестве… А тут что?
      Комната, куда они вошли, имела два окна. Под одним из них стояла кровать, а в углу — громадный, окованный железом сундук. Голые обшарпанные стены. Единственное украшение — длинная, во всю стену, полоса бумаги с крупными неровными буквами:

НЕГРАМОТНОСТЬ — ЗАЛОГ ЗДОРОВЬЯ!

      — Дурацкий лозунг, — удивился Егор. — Ведь волшебники и болеют оттого, что не имеют образования, а этот…
      — Ты что, до сих пор не догадался? — перебила его Елочка. — Ведь его бессмертие — в людской глупости или неумении. А когда люди всему научатся и перестанут попусту тратить время, Кащею придет конец!
      — Ух ты! — воскликнул Егор. — Выходит, он самый страшный тип. А это что?..
      Ниже лозунга, на обычном уровне — водопроводный кран над грязной, поржавевшей раковиной. Егор повернул колесико влево, и из крана полилась… черная вода! Друзья многозначительно переглянулись.
      Решительные шаги за дверью предупредили их о приходе хозяина, и они едва успели спрятаться в простенке за сундуком. Кащей сбросил с себя плащ, кинул его на сундук, невольно прикрыв им ребят, и жадно выпил кружку черной воды. Потом присел на кровать, извлек из кармана четки и, перебирая их, задумался.

      Мур-Вей произнес: «Чох» — и перед ним возник Чао.
      — Егор и Елочка в плену у Кащея Бессмертного… — виновато сказал волшебник.
      — Так почему же ты бездействуешь?!
      — И у волшебников есть свои законы, Чао. Я не могу проникнуть в его владения. А он, может быть, не скоро покинет свое логово…
      — Где оно?
      — Вон там, в глубине ущелья…
      — Вижу… Надо немедленно действовать.
      — Я сделаю все, что ты скажешь…
      — Так, во-первых, мне нужен телевизор для связи с тобой.
      — Вот он, добрый Победитель волшебников… Чох!
      — Хорошо. Теперь дай мне установку, позволяющую видеть сквозь стены. Вот схема такого аппарата.
      На экране телевизора появилось изображение сложного чертежа. Волшебник всмотрелся, сказал «Чох» — и на том же экране они увидели дворец Кащея как бы в разрезе. Увидели и самого злодея, сидящего на узкой кровати, и… Егора с Елочкой, которые притаились за сундуком.
      — Сила! — обрадованно вскричал Мур-Вей. — Видишь?
      — Что именно?
      — У него же мои четки! Наверное, украл у меня…
      — Нашел о чем жалеть.
      — Разве я жалею, мой друг? Я радуюсь! Если в чужих волшебных владениях находится хоть одна моя вещь — значит, я смогу пусть немного, но воздействовать на того, в чьих руках она находится. Понял?
      — Понял. А усыпить Кащея ты не можешь? Тогда мы сможем действовать более уверенно.
      — Пожалуйста! Бир, ики, уч, чох!
      Кащей тотчас же начал зевать и потягиваться, а потом бухнулся на кровать и уснул…
      — Неплохая штука — волшебство, — похвалил Чао.

      — Спит? — шепнула Елочка.
      — Еще бы! — ответил Егор. — Храпит, как бегемот… А вот как попали к нему четки Мур-Вея — ума не приложу. Я их хорошо запомнил.
      — Дяди Мур-Вея?! Сейчас… — Елочка на цыпочках подошла к кровати и осторожно высвободила четки из сонных пальцев злодея.
      Кащей тут же проснулся, увидел помертвевшую от страха Елочку и набросился на нее, первым делом выхватывая четки. Но едва пальцы его сжали костяшки, как он снова упал на кровать и могуче захрапел!
      — Бежим! — шепнул Егор и увлек перепуганную Елочку к выходу. Он хотел открыть дверь, но та не поддалась. Дети не нашли ни замка, ни крючка, ни засова, просто дверь не открывалась — и все…

      — О аллах, я уже приготовился к самому худшему, — признался Мур-Вей, который вместе с Чао видел эту сцену на экране телевизора.
      — Да, твои четки выручили их… Начнем действовать, Мур-Вей. Когда понадобится, я передам на телеэкран чертеж нужного мне аппарата и укажу место, где его желательно установить.
      — Я все исполню, Победитель волшебников.
      — Отлично. Мне надо быть на склоне горы, где стоит дворец Кащея, — промолвил Чао и тотчас очутился там.
      Отыскав небольшой грот, он указал на площадку перед ним. Секунда — и на ней уже стоял аппарат, чем-то напоминающий пулемет. Тонкий луч лазера, точно игла, вонзился в скалу, расплавляя ее. По мере образования прохода мощные холодильные установки охлаждали его стены, вентиляторы откачивали горячий воздух, а транспортеры бесшумно выносили наружу куски породы. Дойдя до места, над которым были стены Кащеева дворца, Чао велел убрать лазеры и дальше дробил гору ультразвуковой пушкой. Вскоре он продвинулся так далеко вперед, что спальня Кащея оказалась прямо над ним. Предстояла наиболее трудная работа.
      — Ты что молчишь? — услышал Чао голос Мур-Вея. — Почему нет команд?
      — Я думаю.
      — А надо действовать!
      — Мне необходим источник электроэнергии.
      — Он рядом с тобой!
      — Это аккумуляторы?
      — Да.
      — Теперь вот такой прибор, — потребовал Чао и передал на экран телевизора изображение чертежа.
      — Не пойму.
      — Это же буровая установка: вот бур, а это его движитель.
      — Ясно, Чао. Чох!
      Чао нажал синюю кнопку на пульте управления, и гигантское сверло с грохотом вонзилось снизу в скалистое основание дворца Кащея Бессмертного, проделывая что-то вроде ствола, какие бывают в шахтах. Когда осталась совсем тонкая перемычка, робот попросил Мур-Вея убрать технику и установить винтовую лестницу. Осторожно поднявшись к самому полу спальни, где спрятались отчаявшиеся дети, Чао заколебался: как поступить, чтобы не напугать Егора и Елочку? Он прислушался и вдруг явственно услышал не только могучий храп Кащея, но и мерное дыхание измученных детей. Теперь он действовал увереннее: убрал две прогнившие половицы, осторожно взял на руки Егора и Елочку, опустился вниз и вынес их на склон горы…
      — Забери детей, — попросил он Мур-Вея.
      — Они уже со мной.
      — Отлично. А я задержусь… Где-то недалеко есть машины. Странно, не правда ли?
      — Да, пожалуй. Помочь?
      — Нет, спасибо, я сам.
      Робот вернулся к основанию винтовой лестницы, руками разрыхлил землю рядом, без особого труда проделал отверстие и…

      Дедушка Осип ощупал руками соломенную подстилку, на которой лежал, и удивленно огляделся. Его окружали стены мрачного подземелья, поросшие тускло светящимся мохом. В полумраке можно было различить разбросанные там и здесь кости и черепа, вделанные в каменный пол массивные кольца, тяжелые цепи. Старый игрушечник сел и попытался вспомнить, что же произошло.
      Ведь всего лишь минуту назад он находился у себя дома, в селе Отрадном, и, стоя за верстаком, строгал из дерева хвостовое оперение для модели самолета Ту-134. Вдруг прямо из стены напротив вышел высокий тощий старик и без всякого вступления глухо проговорил:
      — Кто открыл тебе тайну болезни волшебников?
      То, как он проник в дом, нисколько не удивило дедушку Осипа. Таким способом часто пользовался Мур-Вей, возвращаясь из школы. Поэтому старый мастер спокойно посмотрел поверх очков на непрошеного гостя и неторопливо ответил:
      — Да вроде и своя голова на плечах имеется… Только что за дело тебе до болезней, коли ты Бессмертный?
      — Хм… Ты и впрямь слишком догадлив, — прошипел Кащей (а это был именно он) и на минуту задумался. — Пожалуй, ты мне понадобишься… Человек, умеющий разгадывать чужие тайны, должен служить мне и только мне!
      С этими словами Кащей как бы рассек воздух ребром ладони, и дедушка Осип тотчас же перенесся в это подземелье. Поначалу ему казалось, что вокруг полная тишина, но вскоре он различил какие-то шорохи за стеной.
      — Под лежачий камень вода не течет, — пробормотал дедушка Осип. — Надо осмотреться.
      Но едва он поднялся на ноги, как перед ним опять появился Кащей Бессмертный.
      — Ну вот, — сказал он, криво усмехаясь, — ты в моих владениях…
      — Не завидую тебе, — в тон ему смазал дедушка Осип.
      — Почему?
      — Жить здесь не очень приятно…
      — Ну конечно, — засмеялся Кащей. — Зато это место вполне подходящее для того, чтобы медленно умирать… Полюбуйся — это кости тех, кто не пожелал мне покориться. Такая участь ожидает и тебя, если… если ты не поможешь мне.
      Дедушка Осип невольно содрогнулся, но внешне остался спокойным.
      — Здесь рядом, — Кащей кивнул на узкий ход в стене (дедушка Осип заметил его только сейчас), — находятся мои новые узники… Если эти гордецы не покорятся, я расплавлю их в жарком, всепожирающем огне! Уговори их служить мне — и я подарю тебе свободу, даже возвращу домой. Ты старик мудрый, у тебя получится, если захочешь… А не захочешь… — Кащей указал на кости безвестных мучеников и исчез.

      Что и говорить, дела обстояли скверно. Однако старый игрушечник был человеком действия и не привык отчаиваться раньше времени, тем более что помогать злодею он, конечно же, не собирался. Его не покидала мысль об узниках Кащеева подземелья. Очень уж странным показалось ему в угрозах злодея слово «расплавить». Почему не «сжечь»? Так было точнее. И все же чувствовалось, что Кащей не оговорился. Поразмыслив недолго, дедушка Осип решительно шагнул в узкий ход.
      Идти пришлось слегка согнувшись да еще буквально на ощупь, в полной темноте. Не прошел он и десяти шагов, как очутился в довольно просторном помещении, также освещенном тускло светящимся мохом. Дедушка Осип выпрямился и осторожно кашлянул, как бы предупреждая возможного товарища по несчастью о своем приходе. Тотчас же в глаза ему ударили два узких и ярких луча света, так что пришлось зажмуриться, а чей-то металлический сухой голос громко произнес:
      — Нет! Нет! И тысячу раз нет! Служить безумцу я не стану! Прочь отсюда?..
      — Я не тот, за кого вы меня принимаете, — ответил дедушка Осип, заслоняясь рукой от света.
      Свет сразу ослабел, и дедушка Осип увидел небольшого робота, похожего на человека. Его сверкающее никелированное тело было приковано двумя скобами крест-накрест к каменной стене в метре от пола.
      — Кто ты?
      — Я Эрик — электронный робот-контролер. Я участник Всесоюзной выставки лучших роботов, созданных для расчетов наибольшей экономии времени на любом производстве, — гордо ответил Эрик. — А теперь вот сам убиваю время в этом подземелье. А вы кто?
      — Я мастер-игрушечник. Зовут меня Осип Алексеевич, или просто дедушка Осип. Но сейчас и я стал пленником Кащея Бессмертного.
      — Это и есть тот старик, что принуждает нас в угоду себе делать расчеты так, чтобы люди расходовали как можно больше времени впустую? — догадался Эрик.
      — Время впустую?.. — ужаснулся дедушка Осип. — Да, тот самый…
      — Так почему же он называет себя бессмертным? Бессмертен только ум человека! А Кащей безумен! Безумен, если допускает мысль, что роботы согласятся выдать нелепое, абсурдное решение…
      — Все дело в том, — объяснил дедушка Осип, — что Кащей — не человек вовсе, а злой волшебник. Людей он ненавидит лютой ненавистью.
      — Вот оно что! Расскажите об этом всем моим товарищам, дедушка Осип. Они здесь, по соседству. Пусть узнают, что Кащей не просто заблуждается, а имеет злую цель. Это прибавит им стойкости: мы поклялись друг другу погибнуть, но не сдаваться.
      В соседнем, еще более мрачном помещении дедушка Осип познакомился с роботом по имени Сут — специалистом по управлению транспортом. Он чем-то походил на лестницу с ящиком наверху и висел, прикованный к потолку.
      — Мы все умеем только считать и разрабатывать различные проекты по экономии времени, — грустно сказал Сут, когда дедушка Осип уже собирался уходить. — А вот бороться, так сказать физически не можем: ведь никто не предполагал, что нам это пригодится.
      — Ничего, Сут, — подбодрил его дедушка Осип. — Зато я кое-что умею… Позволь-ка мне осмотреть замок на твоих оковах.
      Робот посветил, дедушка Осип кряхтя взобрался по нему, как по лесенке, и удовлетворенно сказал:
      — Замок с хитринкой, но разобраться можно…
      С большим трудом пробрался дедушка Осип в помещение, где были прикованы к стенам друг против друга два робота. Один из них, более высокий, напоминал чертежный циркуль, а другой, низенький, — бочонок-кофемолку, что придавало им обоим отдаленное сходство с Дон-Кихотом и Санчо Панса.
      — Мы и на выставке в Политехническом музее были вместе, — сказал «Дон-Кихот». — И задумали нас как роботов-друзей. И работать мы должны в паре.
      — Если вырвемся… — заметил «Санчо Панса». — Этот самый Кащей хочет выведать тайну нашего первого совместного изобретения…
      — Послушай, — обратился к нему «Дон-Кихот». — Мы можем довериться дедушке Осипу. Ведь он игрушечник, значит, не может быть злым человеком…
      — Мой сын, — добавил дедушка Осип, — профессор Чембаров — известный специалист по роботам…
      — Прекрасно! — воскликнул «Санчо Панса». — Дедушка Осип, возьмите вот здесь, в моем боку, слева… Там есть крышечка с цифрой «семь». Видите? Подождите, я ее открою сам…
      Дедушка Осип извлек из тайника плоскую круглую коробку с циферблатом и двумя тонкими стрелками разного цвета.
      — Часы? — спросил он.
      — Почти… Синяя стрелка указывает направление на то место, где люди убивают время зря, а красная — показывает, сколько уже накопилось такого бесполезного времени. Зная же направление, можно отыскать этих людей и помочь им.
      — Да этому прибору цены нет! — воскликнул дедушка Осип.
      — Спрячьте его и, если вырветесь на волю, отдайте своему сыну, профессору Чембарову, или тому, кто особенно будет нуждаться в нем…
      — Хорошо, — пообещал дедушка Осип. — Но не станем отчаиваться преждевременно. Дайте-ка я осмотрю замки на цепях… Гм… Такие же!
      Старый игрушечник познакомился еще с несколькими роботами, которые были заточены в подземелье, и возвратился к Эрику. Он осмотрел замок и на его оковах и с удовлетворением произнес:
      — И у тебя такой же.
      — Ну и что?
      — Сейчас, сейчас… Сдается мне, что я видел где-то там, в темнице, среди костей что-то вроде ножа. Минутку…
      Дедушка Осип не ошибся: теперь он имел в руках необходимый материал.
      — Хорошо, что я всегда держу в карманах кое-какой инструмент… Посвети-ка мне, Эрик, я попытаюсь сделать ключ.

      Когда о хорошем мастере говорят, что у него волшебные руки, в этом, друзья мои, не так уж много преувеличения. Что же касается дедушки Осипа, то он, как мы знаем, был игрушечником, а это ремесло требует особенного умения и изобретательности. Правда, в данном случае необычным узникам Кащея еще и повезло. И вот в чем…
      Если вам попадется замок с секретом и вообще что-либо, как говорится, с выдумкой, вы сможете заметить, что, как правило, выдумка эта тем удачнее, чем проще. Всякий же, кто пытается ее разгадать, не сразу достигает успеха, потому что невольно ожидает найти нечто очень сложное. В этом и трудность; так уж мы с вами привыкли. И только опытный мастер, умеющий сам строить хитроумные механизмы, быстрее разберется, что к чему. Заметьте: я сказал «хитроумные», а ведь хитрость обычно и таится в простоте! Значит, и ключ может подчас оказаться весьма несложным. Важно только знать, каким его надо сделать…
      Долго ли, коротко ли, точно я не знаю, но дедушка Осип все же сделал ключ из ножа. Одни за другими спадали оковы, и вскоре мужественные роботы собрались в самом крайнем помещении подземелья и принялись совещаться, как им поступать дальше.
      Вдруг Эрик сделал знак, и все умолкли: за стеной явственно раздавался какой-то шум. Будто кто-то пробивал скалу. Прошло еще несколько минут, и в стене образовалось отверстие. Эрик ярко осветил его. Роботы приготовились к защите, стараясь заслонить собой дедушку Осипа от возможной опасности. В отверстии показалась чья-то металлическая голова в тюрбане с павлиньим пером, и дедушка Осип радостно вырвался вперед:
      — Чао! Милый Чао, как ты вовремя…

      Разговор был недолгим. Они быстро выбрались из темницы, и Чао вызвал своего друга:
      — Мур-Вей!
      — Слушаю тебя, — ответил голос волшебника.
      — Со мной роботы, похищенные Кащеем.
      — Твои друзья — мои друзья, приказывай.
      — Верни их туда, где они были: в московский Политехнический музей.
      — Чох! Желание твое исполнено.
      — А теперь забери меня и дедушку Осипа.
      — Бир, ики, уч! Будьте рядом со мной…
      И они обнялись: Мур-Вей, Егор, Елочка, Чао и дедушка Осип.

      — Бежим! Кащей может выронить четки и проснуться… — торопила всех Елочка. Она все еще не могла оправиться от испуга.
      — Бежать?! — возмутился волшебник. — Сейчас, когда мы вместе? Когда мы узнали тайну «бессмертия» Кащея? Теперь можно и не спешить. Спрячьтесь-ка за меня…
      Волшебник поднял руки, повернулся лицом к дворцу Кащея и громко произнес:
      — Поднимитесь, горы, слева одной третью… Опуститесь на логово Кащеево, не оставляя щелей… Скалы справа, опрокиньтесь в ущелье — от ступеней до цепи… Чилим-нилим, нилим-чилим!
      С грохотом обрушивались скалы на жилище Кащея Бессмертного. Могучий ветер разгонял тучи пыли, и блески молний освещали гигантское землетрясение, созданное Мур-Веем. Только великаны невозмутимо били по наковальням, и тяжелая цепь нелепо висела у беспорядочной груды камней.
      — Отныне ему непросто будет выбраться из-под скал, — торжественно сказал Мур-Вей.
      — И семечек его никто не попробует, — весело произнес Егор.
      — Семечки — это ерунда, — махнул рукой волшебник.
      — Ой, нет, дядя Мур-Вей! — воскликнула Елочка. — Это не простые, а волшебные семечки. Мы узнали их секрет и вырвали с корнем подсолнух…
      — Не простые? — посерьезнел Мур-Вей.
      — Ну да! Кто их ест — тому всё «семечки», тот становится зазнайкой, учится или работает небрежно и уйму времени расходует впустую.
      — Вернее, дарит Кащею, — уточнил Егор, — и это время продлевает ему жизнь.
      — Что вы говорите?! — горестно воскликнул Мур-Вей. — Вы слышите, дедушка Осип? Теперь мне понятно, почему в Кахарде я вел себя так глупо… Но я сам рассеял их по свету? О, какое горе, дети мои!.. Даже карман с семечками оторвал и бросил куда-то на землю, когда летел к профессору Чембарову!..
      — Но вы же не знали их секрета, — успокаивала Елочка волшебника.
      — А разве людям от этого легче?
      — Ничего, Мур-Вей, — сказал дедушка Осип. — Зато у нас «часы» с секретом. Где есть Кащеево время и сколько его там — точно показывают. Они нам и помогут собрать и уничтожить все зловредные семечки до единого!
      — О аллах! Спасибо вам, дедушка Осип. Я исправлю свою ошибку… А теперь в путь!
      — Куда, дядя Мур-Вей? — спросила Елочка.
      — А куда бы вы хотели? Домой?
      — Нет, сперва в станицу Подсолнечную, — запротестовал Егор. — Надо выручать ребят… Мы теперь будем слушаться вас и дедушку Осипа.
      — Ну, коли так… Бир, ики, уч…

      Они приземлились у окраины станицы Подсолнечной, а степи, — между прочим, на том самом месте, где некогда Змей, Яга, Кащей и Соловей-разбойник повстречали чубатого шофера белой «Волги», — и нисколько не удивились, что здесь уже стоял голубой шатер со всеми удобствами, даже с телефоном.
      — Побудьте в этом волшебном жилище, позавтракайте и ничего не бойтесь: сюда никто посторонний не войдет, — сказал Мур-Вей. — А я пройдусь по станице; хочу проверить, действуют ли Кащеевы семечки…

      Волшебник неторопливо шел по станице, с удовольствием дыша свежим воздухом. Вдруг он услышал звон будильника и посмотрел сквозь стену: третьеклассник Петька Долгополов (в Подсолнечной чуть не половина коренных жителей — Долгополовы) сердито засунул будильник под подушку и зажмурился, в надежде добрать еще минуток пять — десять. Мур-Вей посмотрел на свои новые часы и нахмурился: оказывается, Петька хранил в себе столько будущего Кащеева времени, что можно было подумать, будто он специально готовится стать Продлевателем Кащеевой жизни!
      — Чох! — сказал волшебник, и глаза у Петьки открылись.
      — Что это? — удивился мальчик и опять зажмурился.
      — Чох!
      — Да что же это творится? — изумился Петька. — Неужто приболел? — И стал считать себе пульс.
      Вошла мать и, увидев бодрствующего сына, улыбнулась.
      — Вот молодец! Уже проснулся. Чего это ты пульс меряешь? — испугалась она. — Не приболел ли?
      — Сам думаю…
      — Плохо чувствуешь себя?
      — Вроде хорошо, а глаза не закрываются, представляешь?
      — Еще бы, — успокоилась мать. — Ты же проспал девять часов…
      Делать нечего, Петька встал, нехотя умылся, наскоро позавтракал, схватил портфель и побежал. На ходу он решил было дать пинка Барбосу, но вдруг ощутил чью-то увесистую ладонь на своей шее. Оглянулся — никого… Петька посмотрел на Барбоса и оробел. Тем временем волшебник произнес «Чох!» — и один грязный Петькин ботинок засиял, как зеркало.
      — Этого еще недоставало! — разозлился Петька и вернулся. — Мама, это ты мне один ботинок почистила?
      — И не думала. Может, отец? Сколько мы тебя уговариваем, чтобы ты стал аккуратным во всем…
      — Отец, отец… — бормотал Петька, поневоле начищая второй ботинок. — Не мог довести дела до конца… Да и кто просил его? В школу вот теперь опаздывай.
      Разделавшись с ботинком, Петька бросился было бежать, но споткнулся обо что-то и упал. Оглянулся — стоит торчком учебник «Родная речь», который он забыл дома.
      — Ну и денек! — вздохнул Петька, засовывая книгу в портфель. В школьный двор он ворвался, когда по всем этажам гремел звонок. Из верхнего окна ему махали и кричали:
      — Давай, Петька, быстрей. Иван Никанорыч идет!
      Неведомая сила подхватила Петьку, оторвала от земли и понесла по воздуху прямо к окну, а там уже ему помогли ребята. Когда учитель вошел в класс и по привычке взглянул на третью парту слева, Петька сидел на положенном ему месте и ответил преподавателю ласковым взглядом.
      — М-да-с… — произнес учитель, поздоровался и сказал: — Петр Долгополов-первый (в классе имелось еще два Петра Долгополовых), прошу к доске, — и… не мог вдосталь налюбоваться Петькиными ботинками. Весь класс невольно приподнялся, чтобы увидеть это сияющее чудо.
      — Напиши, Петр: «Воробшек сел на камшек», — нарочито невнятно произнес учитель.
      — Я плохо расслышал, Иван Никанорыч, — произнес Петька.
      — Верю, охотно верю, молодой человек, но у меня сегодня что-то с голосом… Извините. Смысл вы уловили?
      — Да вроде бы что-то уловил, — с сомнением сказал Петька. — Но маловато…
      — А как остальные? — повернулся Иван Никанорович в классу.
      — Уловили! — дружно ответили ему.
      — Прекрасно. Пиши, Петр, пиши — для твоих познаний это слабый орешек… Ну-с…
      Петька прижал для верности левый мизинец к большому пальцу, а правой рукой старательно вывел мелом: «Воробшек сел на камшек».
      — Готово? Так-с… Как слышишь, так и пишешь… Как выглядит первое слово, Петр?
      — Порхающе…
      — Гм… Остроумно. А какой буквы недостает?
      Петька вписал «е», получилось: «Воробешек»!
      — Смело! — заметил учитель. — Даже очень… А надо бы? — И он медленно оглядел класс вновь.
      — Можно мне? — подняла руку Маша Воробьева. — Надо «воробышек» или «воробушек».
      — Правильно, Маша, садись. Вот так… — и удивленно уставился на доску.
      Петька стоял рядом с учителем, а на доске было отчетливо написано «воробышек»! Петька заморгал, не понимая, как это произошло, и про себя шепнул: «Чур меня!»
      — Простите, я не заметил… Мне показалось, что тут была ошибка, Петр?
      — Б-б… Не знаю, Иван Никанорыч, вам виднее.
      — Резонно, Петр. А как выглядит последнее слово?
      — Нормально… — И Петька не долго думая вписал букву «ы».
      — Что скажут остальные?
      — Можно «камешек», а по-другому еще «камушек», — бойко ответил Коля Сазанов.
      — А у него… у него тоже написано «камушек», Иван Никанорыч.
      — Разве?! — Учитель растерянно повернулся у доске. — Да что это у меня со зрением сегодня? Садись, Петр. Если ты всегда будешь чистить свою обувь, то определенно станешь отличником!
      А на перемене чья-то невидимая рука отвела Петьку в сторону, и кто-то шепнул ему на ухо:
      — Сегодня я тебя выручил, потому что сам был таким, но если повторится намылю шею!
      — Честное пионерское, больше не буду, — тихо пообещал Петька. — Вы волшебник?
      — Ага.
      — Я так и подумал. А можно нам… встретиться?
      — Станешь отличником — посмотрим…

      Вернулся Мур-Вей озабоченный и грустный.
      — Я посетил одну из школ, — сообщил он, — это поистине дворец знаний, источник здоровья для юных станичников. Но мудрость их наставников бессильна перед коварством Кащеевых семечек. Увы, бессилен и я…
      — Как же быть? — расстроился Егор. — Мур-Вей, дедушка, Чао, неужели ничего нельзя сделать?!
      — Есть одно решение, — произнес Чао. — Хорошо бы выбросить из жизни станицы то время, когда здесь орудовал Кащей Бессмертный.
      — Великолепно, Мудрый Повелитель волшебников! — вскричал Мур-Вей. — Однако… Гм… Исчезнет и то доброе, что происходило тогда в станице… — засомневался дедушка Осип.
      — Сейчас узнаем…
      Мур-Вей бросился к телефону и набрал 09.
      — Справочное? Скажите, пожалуйста, когда у вас начались чудеса в школах?.. Для чего нужно? — волшебник нежно подул в трубку, и женский голос ответил:
      — Приблизительно после школьного карнавала, который состоялся двадцать третьего апреля… от шести до девяти вечера.
      — Благодарю вас…
      Мур-Вей полистал телефонный справочник и набрал нужный номер:
      — Это больница? Здравствуйте. Скажите, не было ли у вас операций двадцать третьего апреля, от шести до девяти вечера? Или, может быть, родился человек…
      — Сейчас посмотрю записи в журнале. Нет-нет, этот вечер вообще прошел у нас спокойно.
      Мур-Вей опросил почту, аэропорт, авто- и железнодорожный вокзалы.
      — Все в порядке, — с удовлетворением произнес он, кинув телефонный аппарат в воздух, где тот и растаял, — исчезновение этого времени станичникам не принесет вреда… — И вышел из палатки, а когда вернулся, все поняли, что дело удалось на славу.
      — Теперь воистину волшебных семечек в Подсолнечной как не было! — сказал Мур-Вей. — Однако проверим все же — так ли это и не ошиблись ли мы в расчетах. Вдруг у Кащея кто-нибудь покупал семечки после карнавала… Волшебник отвернул широкий рукав своего халата на левой руке и всмотрелся в циферблат «часов»: синяя стрелка указывала направление на станицу Подсолнечную, а красная замерла на нуле!

      — Ну вот, — с грустью произнес Мур-Вей. — Пора расставаться… У каждого орла своя дорога в небе. Передайте привет профессору Чембарову…
      Они обнялись, Мур-Вей сказал: «Чилим!» — но… сказка наша еще не окончилась…

      — Остался я вновь один, — печально прошептал Мур-Вей и вышел из палатки, раздумывая, как быть дальше. — Жаль Абдула-Надула… Жив ли он?
      Надежда на почти невероятное свойственна не только обыкновенным людям, но и волшебникам. Пожелав увидеть Великого Рассказчика, если тот, конечно, жив, Мур-Вей произнес заклинание, и Пожиратель Халвы как бы выпрыгнул из пространства, но так неловко, что наступил волшебнику на ногу.
      — О-о-о! — застонал Мур-Вей, оттолкнул его и схватился за мизинец левой ноги. — Ты отдавил мне самую чуткую мозоль, Сын Шайтана, Казначей Глупости, Причинитель Неприятностей… Сгинь с глаз моих и стань пылью. Родственник Свиньи!
      На месте Абдула-Надула осталась лишь горстка мелкой, как пудра, пыли. Мур-Вею тотчас стало легче, боль унялась, душа, удовлетворенная местью, несколько успокоилась, а недавно полученное среднее образование укротило его буйный характер.
      — Что я наделал! — раскаивался волшебник. — Лишился единственного спутника… Извини, Абдул-Надул, я сейчас все исправлю.
      Он лег на землю, осторожно сгреб на ладонь пыль, оставшуюся от Мудрейшего из Мудрых, что-то прошептал, и Абдул-Надул встал перед ним цел и живехонек. Только правый глаз у него слезился и часто моргал.
      — Не обижайся на меня, Внук Превосходства и Родитель Совершенства, — молвил волшебник. — Я погорячился и впредь стану сдерживать себя…
      Услышав такие лестные слова, Абдул-Надул заулыбался и повеселел.
      — О Повелитель, — сказал он, — смею ли я обижаться?! Только вынь из моего правого глаза муравья, Пышущий Здоровьем…
      — А-а, я случайно прихватил его с пылью, — догадался Мур-Вей. — Сейчас, сейчас…
      Он отломил от ближайшей акации жесткую колючку длиной в два пальца и приблизился к трясущемуся от страха Пожирателю Халвы.
      — Берегись, насекомое, попавшее в неположенное тебе место, — грозно сказал Мур-Вей. — Если ты не выйдешь, я проколю тебя вот этой колючкой!..
      Напуганный муравей немедленно выбрался из глаза Великого Рассказчика и спрыгнул на халат, а потом и на тропинку, что вилась мимо входа в его жилище. Лицо Абдула-Надула из белого стало сероватым, а минуту спустя розовый оттенок жизни и счастья появился на его худых щеках.
      — Я едва не превратился в минарет, когда увидел в твоей руке колючку, Прадед Милосердия, — признался он. — Если б не ты, разве испытал бы я теперь столько радостей?
      — Ну ладно, ладно, — пробурчал Мур-Вей, довольный тем, что вспышка его гнева закончилась благополучно. — Я рад, что вижу тебя. Расскажи, как ты живешь?
      Абдул-Надул поведал о своем спасении, о той опасности, какой подвергся он на острове Змеином, и, наконец, о счастье, неожиданно обретенном в Стране Испытаний.
      — Это хорошо, что ты нашел себя и нужных тебе людей. Значит, ты доволен всем?
      — Как сказать… — замялся Мудрейший из Мудрых. — Совершенство — капризная вещь…
      — Чего же тебе еще? Говори. Может быть, помогу на прощанье.
      — Худо мне без похвалы, — признался Абдул-Надул. — Все равно что без тепла зимой… Развяжи языки моим слушателям, Добрейший из Добрейших! А то они слушать слушают, а хвалить не могут — немые же…
      — С удовольствием. А где находится твоя Страна Испытаний?.. Что ж ты молчишь, Правдивейший из Правдивых? Боишься, что я отобью твоих слушателей? — Мур-Вей засмеялся.
      Но Абдул-Надул помнил, что Мур-Вей всегда не любил Кащея, и решил схитрить по своему обыкновению, надеясь, что и на этот раз ему повезет.
      — Я слаб на адреса, о Ведро Памяти и Мангал Добродушия… — сказал он, честно глядя в глаза волшебнику.
      — Тогда будь там, где был, — повелел Мур-Вей.
      Правдивейший из Правдивых начал бледнеть, потом стал прозрачным, а вскоре и вовсе растаял в пространстве. Выпрямился Мур-Вей, поднял обе руки, произнес: «Бир, ики, уч…» — и палатка стала островком васильков среди моря тюльпанов, а сам Мур-Вей умчался на Север.

      И снова, друзья мои, мы — в московском Политехническом музее. Поздний час; все двери на прочных запорах, но нашему волшебнику это не помеха. Он проник к Чао без малейших усилий, но все же долго сидел перед ним на полу, по восточному поджав под себя ноги, словно отдыхая после тяжелой работы. На самом же деле он глубоко задумался. Наконец он негромко произнес свое «Чох», и Чао включился.
      — Ты! — обрадовался робот.
      — Да, это я, Великодушный Победитель волшебников, — грустно ответил Мур-Вей.
      — Что нового?
      — Мой разумный друг, я хотел бы поговорить с тобой о нашем будущем.
      — Слушаю, Мур-Вей.
      — Сейчас я чувствую себя крепким и совсем молодым, словно у меня начинается вторая и теперь уже Настоящая Жизнь! Но добрые дела веселее творить вдвоем…
      — Кто же этот второй счастливец? — весело спросил Чао.
      — Ты!
      — Я ожидал этого, Мур-Вей, и, не стану скрывать, очень рад твоему предложению…
      — Спасибо тебе! Я верил, что создание человека всегда чем-то похоже на своего творца!..

* * *

      Скоро дело делается, да не скоро сказка пишется… Добрые герои нашего повествования нашли себе место, каждый свое, злые — наказаны. Одна только Елочка по-прежнему в Сосновом бору. Сколько ни приходил туда Егор, так она и осталась деревцем. Все же он не теряет надежды. Может быть, окончив школу, однажды придет он в лес, произнесет заветные слова и вновь увидит свою верную подругу. И больше они не расстанутся…

      Это был самый жаркий день текущего тысячелетия! Тонкое, как пленка, небо сухо потрескивало от напряжения, готовое вот-вот лопнуть; ржавый ветерок еле полз по выжженной степи; одинокий саксаул в изнеможении приник к раскаленной скале, но тут же вспыхнул и горсткой пепла упал на гулкую землю. Даже вершины сморщенных гор так нагревались, что временами с грохотом разлетались на куски и, дробясь, катились по склонам в степь. И вдруг из крохотной щели в подножии горного хребта, точно яйцо на кипящую сковородку, выкатился бесформенный комок цветастого тряпья, который тут же превратился в высокого тощего старика в богатом халате, расписанном золотом и серебром. Его не напугали ни страшная жара, ни безнадежность умирающей степи и покорность присмиревших гор, ни скелеты птиц и животных, белеющих там и сям. Более того, он казался веселым, словно только что вырвался из плена и попал в оазис. Но кто он? Может быть, пришелец из космоса, житель такой жаркой планеты, что нынешний день показался ему едва теплым?.. Не улыбайтесь… Совсем недавно в печати всего мира разгорелся спор о загадочном событии, приключившемся в этих местах. Однако мои юные читатели, занятые учебой, могли проморгать подробности этой дискуссии. А у меня сохранились кое-какие вырезки из газет.

      «В отрогах Знойного хребта еще недавно существовало глубокое ущелье, обозначенное на картах. По невыясненной причине оно вдруг оказалось почти полностью засыпанным обломками скал. Произошло это в промежутке не более полутора часов. Время было установлено на основании наблюдений, сделанных экипажами двух рейсовых самолетов Аэрофлота. Первый пролетел над ущельем, когда оно еще было, а второй (спустя полтора часа!) — когда оно уже оказалось засыпанным.
      — Очень странно, — сказал нашему корреспонденту известный ученый, профессор Института вулканологии товарищ Глухов. — Я не слышал, чтобы в тот день было хотя бы одно землетрясение! По крайней мере, в том районе…»

      Прошло недели две, от силы — три, и вот еще сообщение:

      «Вчера командир корабля Аэрофлота Валерий Аркадьевич Шуликовский заявил нашему корреспонденту:
      — Хотите верьте, хотите нет, но я видел своими собственными и второго пилота глазами, как на всем протяжении бывшего ущелья шевелились засыпавшие его камни.
      — В самом деле, — подтвердил другой командир корабля — Валерий Михайлович Амелин. — Эти камни столь большие, что были видны с высоты нескольких километров, шевелились, будто некая сила изнутри пыталась отбросить их…
      Начальник Отдела таинственных случаев городской милиции товарищ Воронов рекомендует читателям отнестись к словам пилотов с необходимой осторожностью.
      — Не следует забывать, — заметил он, — что один из них (Шуликовский) сочиняет стихи, а другой (Амелин) увлекается фантастикой…»

      А теперь вновь обратимся к путнику, что появился в самом пекле описываемого мной дня. Стоило читателю взглянуть на него поближе, как он узнал бы Кащея Бессмертного! Но почему, а главное — как он очутился здесь?
      Вернемся к тому моменту, когда Мур-Вей замуровал Кащея в его логове, засыпав ущелье, где жил Бессмертный, камнями, и отправился странствовать по свету вместе с Чао…
      Поначалу Кащей просто отсиживался, потом послал летучих мышей в ночную разведку. Вернувшись, они доложили, что Мур-Вея нигде не видно и не слышно. Осмелел разбойник и задумал выбраться на волю. Всю свою силу волшебную напряг злодей; заходили, как волны, громадные камни над ним, по всему ущелью. Будто кто-то мешал невидимой ложкой пшенную кашу великанов. Снова и снова напрягался Кащей, да все без толку. И почувствовал он, что выдыхается, а волшебная сила его здорово поубавилась.
      «Надо бы подкрепиться…» — подумал Кащей и подошел к крану. Отвернул колесико и подставил кружку. Но в нее упало всего несколько капель черной воды. Дрогнуло трусливое сердце Кащея. Видать, волшебный колодец во дворе разрушен, и вся черная вода вытекла!
      Зарычал злодей от гнева, заскулил в отчаянии, но чем сильнее злился, тем больше слабел. И вдруг вспомнил: «У меня же есть аварийный запас черной воды. На первое время хватит, а там посмотрим…»
      По шатким скрипучим ступеням спустился он в подвал с горящей свечой в руке и, подняв ее до уровня глаз, принялся шарить по полкам. На каждой бутылке или банке с черной жидкостью была приклеена этикетка, и Кащей стал читать: «Срок годности 1903 год», «Срок годности 1917 год», «Срок годности 1975 год» и так далее.
      И этому не удивляйтесь, друзья мои, ведь Кащеево время главным образом появляется там, где еще не решены какие-то научные, технические или житейские проблемы. Но Кащей не знал этого: он просто собирал наше с вами непроизводительное время, особенно то, которое, если можно так сказать, само лезло ему в руки. Однако в наш век высокого развития науки, автоматизации и растущей сознательности людей многие проблемы уже решены, и как раз те, что раньше в первую очередь давали силу Кащею и продлевали его дни…
      Заскрипел зубами злодей, расшвырял уже бесполезный ему «аварийный запас» и, кряхтя, выбрался из подвала.
      «Как же быть теперь? — подумал он и вдруг снова повеселел. — Да ведь у меня есть Страна Испытаний! Там застряли многие, в том числе и Пожиратель Халвы; но я-то без труда выберусь на свободу… Забывчив я стал на старости лет, забывчив…»

* * *

      — Как в парном молоке живу я сейчас, — вдохновенно говорил Абдул-Надул своим неутомимым слушателям. — Чем меньше желаний у человека, тем проще ему стать счастливым. А у меня лишь одна потребность — рассказывать и думать только о себе самом, и нет во мне струны, порождающей иные звуки…
      — О Великий Рассказчик, поведай нам о прошлом Мироздания…
      — Мир устроен в виде воронки, — пояснил Абдул-Надул, — поэтому все, что происходит, бесследно проваливается в нее. Это и есть прошлое. О чем тут можно говорить?
      — Тогда расскажи о будущем, Правдивейший из Правдивых.
      — А оно подобно сундуку, куда мы прячем то, что не хочется делать сегодня…
      — Ты не совсем прав, Пожиратель Халвы, — вдруг раздался чей-то старческий голос.
      — Кто посмел прервать меня?! — возмутился Абдул-Надул, но, увидев Кащея, почтительно проговорил: — О Имеющий право возражать, с чем не согласен ты?
      — Прошлое — это подушка, на которой мы сидим, а будущее — крыша над головой…
      — Будь по-твоему, — кивнул Абдул-Надул, — но у кого есть коврик, тому незачем оборачиваться назад, а если есть и тюрбан на голове, то нечего вытягивать шею, чтобы разглядеть, что впереди…
      — Хороший ответ, — усмехнулся Кащей. — Собирайся в путь, Пожиратель Халвы.
      — Но я всем доволен и здесь, — возразил Абдул-Надул.
      — Дорога — это соль жизни…
      — …а насиженное место — ее сахар!
      — И все-таки придется тебе на некоторое время забыть о сладостях бытия.
      — О Дрессировщик Столетий, — взмолился Великий Рассказчик, — позволь мне остаться…
      — Со мной ты повидаешь немало стран и людей.
      — Но ведь это им интересно увидеть меня, а не наоборот, — скромно ответил Мудрейший из Мудрых. — Лучше путешествовать в самом себе.
      — Ты просто обыватель, — сказал Кащей, надеясь задеть самолюбие Абдула-Надула.
      — О Владелец самых длинных воспоминаний, ты прав, но только отчасти: я не простой, а Великий Обыватель!
      — Так не хочешь составить мне компанию?
      — Пощади меня, Факир Истории: разве тебе нужен компаньон мечтающий избавиться от тебя, Эмир Долгожителей?
      — Как знаешь, — махнул рукой Кащей и направился к выходу.
      Ну, а сейчас, когда вам уже известно, как и почему появился Кащей на первой странице Послесловия, я позволю себе вновь направиться с вами по Основной Дороге нашего повествования.
      — Тарабар-барабар, — произнес Кащей, и перед ним появился оседланный черный ишак. Усевшись поудобнее, Кащей ударил его пятками, крикнул «гош! — гош!» и неторопливо тронулся в путь.
      — Кто придумал этот срок годности?!. - огорченно произнес Кащей вслух, но тут ишак шарахнулся в сторону.
      — Куда?! — зло ударил его Кащей пятками и осекся. Перед ним стояли… кто бы вы думали? Мур-Вей и Чао!
      — Приветствую Старейшего из Старцев, — насмешливо произнес волшебник. — Ты все-таки выбрался?
      — Уйди, — зашипел Кащей. — Сгинь с глаз моих, пока я еще добр.
      — «Доброту» твою мы уже знаем, — спокойно сказал Мур-Вей. — У меня на руке прибор, указывающий, где есть Кащеево время, а уж где находишься ты сам, он показывает мгновенно.
      — Ложь!
      — Нет, Кащей, это верно, — сказал Чао. — С его помощью мы уже собрали и уничтожили все твои семечки…
      — А сейчас, — продолжал Мур-Вей, — мы измерим твои возможности. — И они с Чао склонились над циферблатом.
      — Э, да ведь в тебе волшебной силы осталось совсем немного…
      — На сотню лет хватит!
      — Ишь, чего захотел, — усмехнулся Мур-Вей. — Пожалуй, не хватит, — и оторвался наконец от стрелок.
      Но Кащея уже не было: ишак стоял на месте, а злодей исчез.
      — Это ты… Кащей? — на всякий случай, спросил Мур-Вей и щелкнул пальцами.
      — Нет, — ответил ишак и честно посмотрел в глаза волшебнику.
      — А где же он?
      — Не знаю, — с той же искренностью признался ишак.
      — Так у нас же есть прибор, — напомнил Чао.
      — Ах да… — Мур-Вей снова глянул на стрелки и произнес: — Чох!
      В ту же секунду он очутился в высокой пещере, а Кащей метнулся из нее. Но теперь преследование длилось не более трех-четырех минут: Кащей снова выдохся и вернулся к ишаку, с которым беседовал Чао.
      — Ф-фу… — шумно вздохнул злодей. — Устал немного, а тут еще эта жара.
      — Ну что, убедился теперь, каков наш прибор? — спросил Мур-Вей.
      — Проси, что хочешь, за него!
      — Не надейся, Кащей, — посерьезнел Мур-Вей. — Давай померяемся… Теперь я тебе спуску не дам…
      Не успел на этот раз Кащей произнести волшебное заклинание — Мур-Вей опередил его.
      — Чилим-нилим, — повелительно произнес волшебник, подняв руки, — отныне, Кащей, ты будешь вечным всадником своего ишака… Бир, ики, уч! И поменяешься с ним головами… Чох!
      — Ой! — Вскрикнул в испуге Чао и спрятался за волшебника: Кащей восседал в седле, как и прежде, но голова у него стала ослиной, а черный ишак его взамен получил… бородатую голову Кащея!
      — Никогда не придумал бы такого, — признался Чао.
      — А я еще и не такое придумаю! — сказал Мур-Вей, довольный своей решительной победой над коварным противником. — Пойдем… А ты смотри у меня, — повернулся он к Кащею, — не вздумай прятаться: все равно каждый раз мы с Чао будем находить тебя и вытаскивать напоказ людям! Пусть они всегда видят зло и питают к нему отвращение…
      Кащей, вернее его голова, хотел что-то ответить, но из глотки злодея вырвался вопль: и-го, и-го, и-го!..
      — Уйдем скорее, — попросил Чао, отшатнувшись.
      — Что поделаешь: ишакам особенно достается… Чох! — весело крикнул Мур-Вей, и они с роботом исчезли.
      С той поры Кащей нигде не находит себе покоя, а люди гонят его прочь. Он бы и рад теперь сам укрыться где-нибудь, прийти в себя и придумать что-либо для своего спасения. Но, если порой ему удается это, Чао и Мур-Вей непременно находят его и выгоняют из укрытия. А ведь любое зло, друзья мои, бессильно, если мы знаем, где оно, и если не будем молчать или делать вид, будто не замечаем его. Где-то, конечно, еще есть Кащеево время, да теперь сам Кащей не может им воспользоваться. Но соль, как говорится, в другом: Мур-Вей и Чао вольно или невольно, но все время следят за ним и немало тратят на это своей энергии и способностей. Вот за что мне обидно больше всего! Одна надежда: Кащеево время постоянно уменьшается. Не знаю, долго ли еще проживет Кащей, так ли уж он бессмертен, как хвалился, — важно помнить нам с вами, что зло добру лишь помеха, но добро злу — смерть! И еще прошу вас: не давайте Кащею передышки ни на мгновение; если встретите его, гоните прочь; слушайтесь взрослых — они выше ростом, раньше увидят его и предупредят. Тем же, кто надеется, что мы, мол, хоть маленькие, зато молодые да зоркие, скажу: орел еще зорче, да не все понимает и оценивает; каждый лучше видит то, что знает. Ну, а уже кто знает, тот и невидимое увидит. Вот почему на прощание я от души желаю своим читателям: пусть при одном вашем появлении все двойки в ужасе разбегаются кто куда, тройки стоят по стойке «смирно» в почтительном отдалении, лишь четверки окружают вас, ну, а пятерки… так те пусть кидаются вам на шею, обнимают вас и целуют как родных. Чох!